Стул На Котором Никто : другие произведения.

Досвидания, dog. или Лож Имен

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    черновики для спонсоров

Краткое вступление издателя

      -- С чего все началось.
  
   Было это на фестивале авангардных писателей (ФАП) в Люксембурге в 1989 году. Я тогда была литературной журналисткой, пытающейся открыть свое издание и найти для этого новые имена. На второй день фестиваля ко мне подошла молоденькая девушка с рыжей копной волос, вежливо представилась и пригласила посидеть вечером в кофейне. Мне тут же стало совершенно ясно, что она из тех молодых писательниц, которым нужна какая-то литературная поддержка. Однако мне сразу бросилась в гдаза ее необычная уверенность: будто одолжение делает она, а не я. Я никогда не соглашалась на подобного рода просьбы - отнюдь не из-за высокомерия, которым я себя якобы награждала: просто это слишком сложно и непредсказуемо оценивать начинания молодых. Впрочем, в молодой писательнице я не обнаружила ни подобающего для этого момента страха, ни заискивания, ни скромности. - К удивлению для себя, я согласилась.
   Вечером, готовясь к встрече, я явно расчитывала на какую-то беседу, готовя ответы-советы на предполагаемые вопросы. Однако и здесь я ошиблась в своих расчетах: девушка отдала мне сшитые листы, сказав, что не могла их отдать раньше, в зале, по той простой причине, что они еще не были напечатаны, извинилась за свою занятость, поблагодарила и вышла.
   Вечер был совершенно свободным, я несколько обиделась на такое отношение к себе: в городе оставалось всего три дня, за которые надо было суметь встретиться с писателями и критиками, провести 2 лекции в Университете, подготовить отчет для журнала. Впрочем, рассудила я, не стоит, наверное, отказываться от предоставленной возможности провести вечер без дел. Я проверила наличку и села за столик. Если будет интересно, решила я, я останусь, если - нет, пойду в гостиницу. Я заказала кофе и развернула листы...
   После прочтения, когда я оторвалась от текста уже поздно вечером, я была в полной уверенности, что рассказ написан не ей: слишком много деталей говорило о том, что рассказ написан не женщиной. Этот вывод сразу же объяснил ее странное поведение. Произведение казалось недоконченным, но что-то жгучее и обволакивающее очень привлекало в нем.
   В последний день, за несколько часов до моего отъезда, рыжеволосая девушка снова появилась. К тому времени я уже полностью была готова к тому, чтобы напечатать произведение; осталось лишь уладить некоторые формальности. Девушка подошла ко мне и, поздоровавшись, замолчала. Не выдержав такой паузы, я сразу обещала ей публикацию в своем молодом издательстве. Девушка поблагодарила, попросила печатать рассказ без имени автора (на листах также не было никаких указаний на авторство) и сказала, что еще свяжется со мной.
   Приехав в родной город, я с удивлением обнаружила, что рукопись пропала. После тщетных попыток найти листы я бросила это занятие.
   Лишь совсем недавно, подруга, с которой мы ездили в 79 году вместе, показывает мне те листы со словами: "Разбирала старый мусор, вот - нашла, прочти." На вопрос, как к ней попали эти бумаги, она ответила пожатием плечь. И только потом мы выяснили, что в поезде, на обратном пути из Люксембурга, с другими бумагами я отдала ей и эти. Разобрав дорожный чемодан по приезду, подруга оставила только свой материал, убрав в верхний ящик шкафа все остальное: брошюры по фестивалю, какие-то критические обозрения, журналы для ознакомления с городом и этот рассказ.
  
  
  
  
  
      -- О рассказе.

   Экономное пользование языком, беспринципный интерес к текстовой семиотике, одержимость экспериментами - лишь те немногие аспекты, открыто вырисовывающиеся при чтении рассказа. Критиковать его совершенно, на мой взгляд, бессмысленно, по двум причинам: во-первых, любая критика по отношению к такому роду повествований неоднозначна: здесь нельзя ничего сказать с полной уверенностью; наверное, это дело самого читателя. Второе: повествование само является некой критикой литературного пространства. При серьезной критике этого повествования - сам попадаешь под обстрел рассказа. Поэтому, в данном случае, ограничусь лишь собственными, субъективными, мыслями...
   Текст напоминает две (или более) пластин с отверстиями, когда сквозь одну пластину видна другая, нижняя. Но их можно поменять местами - и все тогда приобретет новый оттенок. Еще можно вспомнить поверхность с черно-белыми полосками, когда не известно, на белом ли полотне изображенны черные линии, или на черном - белые. Существует несколько текстовых планов, плоскостей, все из которых - обнаруживают в себе некоторые изъяны, прорехи, сквозь которые видны остальные тексты, вернее, их части, отрывки: может, всего одно предложение, может, целое повествование. Но все эти планки, дощечки, соединены вместе, перевязаны одной лентой и составляют одно целое. Это похоже на книгу какого-то мудреца, хранившего осколки истины после конца света. Каждый осколок - говорит о своем, вместе - они говорят об общем.
   Автор иногда странно раскрывает свои карты, обнажая отдельные куски писательской кухни. Тем не менее, это не облегчает, а, наоборот, усложняет, делает более интересной попытку читателя докопаться до истины настоящих имен.
  
  

З. О. Агишева

ü

ä ¤,

ü

- ü

  
  
   часть первая часть первая часть первая часть первая часть первая часть первая часть первая часть первая часть первая
  
   1. невообразимой красоты ... внедряется в невообразимой красоты ...
  
   2. "Ты вначале разрушил стену и проник внутрь, а теперь копаешь лаз."
   "Куда "копаешь лаз"?"
   "Наружу."
  
   3. По всей кровати были разбросаны семена: как будто все утро терлись гениталиями не люди, а какаие-то растения. Семена были продолговатыми.
  
   4. В осени есть
   знамя Пугачева:
   как дверь,
   ведущая в зиму.
  
   5. Павич не просто дерьмовый писатель, а он вообще не писатель. Может быть он отличный иллюзионист, но и это не то. Он научился показывать фокусы с монетами, и это единственное, на что он способен. Если вы хотите увидеть настоящую магию, то надо обращаться не к нему. Хотя монеты исчезают в его руках действительно первоклассно.
  
   6. "Тени живее, чем реальность; тени длинее, глубже, богаче; и кажется, что у них своя жизнь, независимая и защищащющая; притягательность их несет в себе особое удовлетворение. Символ становится более важным, чем реальность. Символ дает убежище; и так легко найти утешение в его убежище. Вы можете делать с ним, что вы хотите, он никогда не будет противоречить, он никогда не изменится; его можно увешивать гирляндами или посыпать пеплом. Есть необычайная приятность в мертвом предмете, в картине, в выводе, в слове. Они мертвы, не смотря на все призывы; и есть удовольствие в множестве запахов вчерашнего. [...]" Дж. Кришнамурти
  
   7. Специально для Оленя:
   Сидела в кафе на улице, пилаа вино. Играла восточная музыка, которая неожиданно привлекла и заворожила. Заказала еще бокал, чтобы послушать. Уже было темно; кошки клянчили мясо, горели огни. Запах другого государства, дыма, вчерашней ночи. Думала о тебе. Затащила, привлекла, связывает. Своей милостью. Она милая.
   Скоро по радио перестанут играть турецкие песни - и о позапрошлом ничто не будет напоминать.
   Уходить труднее, чем приходить, возвращаться, ехать назад. Думаю: эта же музыка в номере будет играть через 8 недель, но все будет уже по-другому.
   Что-то невообразимой красоты будет двигаться по направлению к проникновению...
  
   8. Есть творчесие люди, которые не ведают, что творят: хорошо ли у них получается или плохо. Bowie, например, знает, что он делает.
  
   9. Гурджиев - кто он?
  
   10. Не каждый сруб дерева обнаружит золотую нить в стволе.
  
   11. Начало первого мифа из серии "5 мифов современности":
   "Тогда я была бесполым существом. Вернее, "мое" не имело никакого пола, ибо "я" включает в себя пол и осознание этого пола. Я сидела на кухне и пила чай, дергаясь во все стороны. Тогда это дерганье было чем-то обыденным: все живое дергаетя и куда-то [как-бы] стремиться. Стремление это вечно, и любое движение распространяется ad infinitum.
   Не то, что бы у меня там не было никаких огранов и все было просто покрыто волосьями. Это место даже отдаленно не напоминало поверхность под мышки. Это было поверностью женской щеки, пятки младенца, старческой лысины. Не было вообще этого места, не было меня, чай просто пился, исчезал в какую-то плоть.
   Тогда эта плоть решила узнать кто она и найти пол..."
  
   12. Животное отойдет от животного, но не станет человеком, хоть и приблизится к человеческому. Человек отойдет от человеческого, но не станет богом, хоть и приблизится к божественному.
  
   13. Если бы слово слон произошло от слова жираф...
  
   14. "Знаешь, я уж было поверил, что женщины могут быть богами".
  
   15. Ну, вот, кажется, снова падаю: звуки рояля. Эта [эта!] любовь - даже и не чувствуется совсем - так притягательна и нарочита.
   Бог со всем этим.
  
   16. Самые красивые, самые ужасные слова: "Кто не с нами, тот против нас."
  
   17. Стало появляться щемление под сердцем. Как красив этот механизм, тем не менее. Но как он виден, наблюдаем! Но это лишь привязанность! Влюбленность, наверное. Кто руководит мною? Так все видно...
  
   18. "Вчера кончилась водка - стали пить жасминовый одеколон Шумахера. Было жарко, открыли окно. Юра вещал какие-то истории о своем славном прошлом, как в начале его мудохали четверо, а потом он им сказал "стоп!", подняв руку вверх, "теперь я вас мудохать буду!", и гнал всю братию метров 400.
   Хотелось еще выпить. Я достал туалетную воду, в состав которой помимо винного спирта и эфирных масел бергамота, лаванды и грейпфрута входят: цибет, амбра, сандал, можжевельник, нероли, пачули и соль. Запах сохраняется 24 часа. Распили эту дрянь - и все преобрзились. Небывало свежий запах наполнил всю комнату, легкие и желудки присутствующих, их рты, руки. Шумахер признавался, что он шаровой, но работает. А это другое. Не то, что те шаровые, которые подсели на порошок и завязли на этом, "как гуси в болоте". Он работает. Никому не мешает и работает. Это другое. К тому же он употребляет "благородный кайф", а не химию. После ужина все уснули.
   Я проснулся около 10 вечера и еще пробежал пару строчек перед сном. От запаха нельзя было избавиться: им пахло все, ибо сами легкие им тоже пахли. Открытое всю ночь окно не помагало. Просыпался, переворачивался на другой бок, слушая уличное бурление генераторов. Было грустно.
   Влажность каждой ночью усиливается, скоро, наверное, начнут болеть почки: от воды и железа. Так было год назад.
   Задумчивости хочется кофе, крепкого воспоминания. Кофе хочет сигарет. Те - снова впадают в задумчивость.
   Фотографию не обязательно вынимать из книжки, выдергивать из мато-синего конверта: достаточно знать, что она есть, более того - есть где-то рядом.
   Когда покидаешь старый город, ты оказываешься на пустынной дороге, которая может довести - а может и нет - до нового. На дороге нет законов, нисшедших сверху, есть закон свободы, взгляда и шага - закон направления. Там очень страшно одному. Очень интересно, тем не менее.
   Исследования застопорились, ждем препаратов и бумаги, погода не позволяет присылать нам все необходимое.
   Надеюсь на следующей неделе посетить ваши окресности и забежать к вам.
   [...]"
   Из письма Белоокова.
  
   19. Посм. "Flashback".
  
   20. Вспоминалось бог-знает-что:
   Огни, города, в которых не был
   Древние проститутки в парусиновых накидках
   Которым не платил
   С которыми не спал
   Не знал вообще которых
  
   Набил морду таксисту
   (Тот был с лицом моего соседа)
   ...У меня нет дома,
   Нет соседей...
   Нет жены...
  
   В ржавом доме пахло сыростью, гнилыми листьями и солеными грибами. Окно напротив стола запотело по бокам, образовав кривую рамку вокруг скучного, мокрого пейзажа. Хотелось есть. Еще сильнее - курить. Больше курева хотелось пить.
   Старый плед, подражающий цветомузыке леопардовой шкуры, почти не грел ноги. (Почему-то хочется написать именно так, хотя я сижу в каляске и своих ног не чувствую уже десять лет. Но если бы и чувствовал... чертов плед все равно не греет - это я знаю наверняка.)
   Рада не возвращается вторые сутки, а, может, и третьи. Так случалось и раньше: убегала в лес, следуя инстинктам охотничей породы.
   В городах пахнет слякотью, массовым одиночеством и забегаловками с восточным меню. Там есть детские коляски, продовольственные магазины и дырки на женских чулках, с такой неистовой загадочностью пленяющие мужские глаза. Поколения...
   Откуда эта злость? Ханжество? Позерство?
   Мне было лет семь. В холодном дачноме доме, в августовские ночи, греясь под семитонными одеялами, мы с бабушкой слушали радио, излучающее, помимо звуков, таинственный свет в непробудной темноте. Партийные новости впитывались - так и хочется сказать - в кору детского головного мозга. Я дремал и слушал хорошо поставленную речь советских дикторов. Их не существовало на самом деле, ничего не было, кроме сказочного сундучка, светящегося темно-желтым, и варкующего непонятные новости. Был некто дяденька Рейган, воплощение зла и страха. Передавали о третьем покушении на его жизнь. Я думал, как можно покушаться три раза и не убить, ведь достаточно одного хорошо спланированного выстрела. (Я, конечно, тогда думал другими категориями.) Потом я подумал о самом Рейгане: что должен чувствовать человек, когда третий раз он просто выживает, рождается заново. Потом бабушка сказала, "когда же его убьют", или "снова не убили", или "опять не получилось". У бабушки было мировоззрение старого советского человека. Я думал, "как красиво; но она не знает его, она даже не пила с ним вместе чая, а он не ел ее удивительных вареников с клубникой". Потом начинался спорт, погода и песни с акцентами певцов из дружественных республик. Я засыпал.
   Откуда берется эта...
   У бабушки никогда не было собаки. Был сеамский кот, но не было собаки. Она ненавидит современный ночной город, не знает его. Проститутки для нее - тот же Рейган женского пола.
   С самой верхушки упал лист. Скользя по веткам, он опустился на голову собаке. Рада вернулась.
   Плед стал греть ничего не чувствующие ноги.
   27.09.31
  
   20. "The sky turns black and the moon turns to the hole
   I know the way u die and i know the way u fall..." 1972
  
   21. "[...]
   ...Местный библиотекарь в одной из книг (при учете) обнаружил несколько листов, написанного от руки текста. Похоже на начало (недописанного? утерянного? украденного?) романа. Судя по почерку - смахивает на произведение кого-то из местных. Впрочем, откуда в этой глуши писатели? Библиотекарь рукопись не дал: не понятно по какой причине - очень ценит найденный материал, но переписать дал. Он верит мне и доверяет: я один из немногих здесь, кто хоть изредка заглядывает к нему. (Всегда угощает самогоном). К сожалению было мало времени - переписал всего первую главу. На этой неделе зайти к нему не получится, но наследующей забегу. Обещаю выслать и остальное. Единственная морока: не люблю переписывать - дурная привычка с детства. Ладно, Бог с этим. Желаю удачи. Ниночке привет.
   Ваш Белооков.
  

***

Досвиданья,dog.

  
  
   I. Кронин. Шнурок.
  
  
   1. Темно-синий трейлер.
  
   Ципочками касаясь земли, шел дождь, изморось шла, парила влага. Дворники скрипели по стеклу, монотонно "вжикали": вверх-вниз, вверх-вниз. Было тепло и призрачно. В такие часы все кутаются и идут куда-то. За рулем большого трейлера сидит молодой человек, рыжий, как кожа, плотно обтягивающая руль. Он охотно крутит руками на поворотах, изредко посвистывая в такт мелодиям, раздающимся из радиоприемника. В его голове все реже и реже возникает мысль, приследующая его с самого утра: и как-то вдруг постарел, и время, гремя ржавыми колесами, стало набирать скорость. Впрочем, я совру, сказав, что мысль в голове моего героя звучала именно так. Скорее это была некая совокупность настроения, того, что он видел перед собой, того, что он слышал по радио, того что он начинал постепенно забывать, того, к чему начинал стремиться, и его дыхания. Та совокупность мельчайших деталей, которые говорят нам, что думать и как отвечать.
  
   вначале я хотел назвать одного из моих героев Яном. но после вышло так, что он получил имя Кронин, фамилию другого героя этой же книги, который появится во второй части. наверное, это странно: два разных персонажа, мало чем связанных друг с другом, носят одни и те же имена. но что теперь поделать, коли так вышло?..
  
   Итак... ему 26...
  
   Просто возраст, но этим уже что-то сказанно... Есть ли у него работа? жена? дети? Что его интересует в этой жизни? Кто он,в конце концов?..
  
   Он покидал столицу. Размеренно и не торопясь, чуть театрально, может быть, жал на педали и крутил руль. На соседнем сиденье лежала неначатая пачка; хотелось затянуться и долго не выпускать дым из легких. Очнуться затем и выпустить желтый дым в салон машины. (Станет уютней и веселей.) Но Кронин медлил. Первая затяжка подразумевала начало, подразумевала, черт возьми, тот еле уловимый скрип ножниц при разрезании красной ленты перед чем-то новым. Он боялся этого. Он этого жаждал. Хотелось курить, хотелось петь, хотелось... Кронин улыбнулся, поежился: "гремя ржавыми колесами".
  
   Машин было мало. Редкие легковушки обгоняли большой синий трейлер, увозящий из столицы какие-то овощи. Наверное, в этой массивной, длинной машине темно-синего цвета была какая-то романтика: ранним дождливым утром этот печальный дракон, чуть касаясь мрачно-золотыми лапами мокрого асфальта, медленно ускользал из серого гипноза просыпающегося города. Он плыл, тараня массивным лбом клубы грязной измороси, он испарялся, оставляя после себя уже ненужную сбрую прошлого, измазанную непонятно чем. Но он не менял это на будущее. На будущее меняли это те, кто обгонял, торопясь куда-то, этого старого, печального зверя... Наверное, в этом что-то было, не знаю. Для обыденного взгляда, это была обыкновенная машина. Рано утром, из любой столицы, или просто большого города, выезжают несколько трейлеров, находят себе широкую, длинную трассу, ведущую в другой город, или порт, и следуют по ней до точки назначения. Почему я выбрал именно эту машину? именно это время? именно эту трассу? Если даже человек, сидящий в салоне, мало чем отличается ото всех остальных: у него есть работа, наверное, есть жена и дети. Неужели мало на свете водителей трейлеров, которым по 26 лет и цвет волос которых схож с рыжей кожей руля? Да, Кронин ничем особым не отличался от других водителей подобного вида транспорта... Кроме, пожалуй, одного, за рулем большого трейлера этот молодой человек сидел совершенно голый, не считая черных ботинок сорокового размера.
  
   ***
   P.S. Садясь за перепись бумаг, я вначале написал: "Досвидания, bog", и лишь потом, перечитывая, понял что ошибся. Одно название говорит, что писал не местный. Надо будет посоветоваться с библиотекарем еще раз."
   Из письма Белоокова.
  
   22. Я что-то вещал в пустоту, размахивая правой рукой, технарю (чел. по тех-безопасности, оффшорный жаргон) на английском языке: Единственное, что, пожалуй, я хочу сказать вам стоящего, это то, что здесь есть два типа людей. Первый - это полные идоты, которые не на что не способны. Они ничего не могут сделать, самые идиотичные существа на планете. Вторые - это тоже полные идиоты, но которые на что-то способны. Они проработали здесь 20 лет и, повертье мне, кое в чем разбираются. Это, конечно, важный аспект, особенно для тех - мне захотелось ему польстить - кто приехал из другого государства. (Мягкая смесь из мягкой смеси из рассизма и нацизма, которую человек не замечает. Что-то вроде фамильярного подмигивания "ну, мы же с вами понимаем?" или "ведь вы же (неглупый человек -) сами все видите".) Я представил его понимающую улыбку. С учетом того, что он забежал как бы лишь на минутку, - вскоре он исчез. Я остался один. Хари Кришна.
   Закурил в комнате (что строго запрещается), изредко сплевывая на приоткрытое окно. Отцовские наказы продолжаются. Законспирированные глупые приказы для людишек, которые привыкли подчиняться. Везде. Повсюду. Комуфляж из насилия, приказов, ущемлений. Подчинение. Часто - совершенно неоправданный закон. В смысле бессмысленный. (Смыслью бессмысленный, безмысли бессмысленный, примысли бессмысленный).
   Зашла Марала, сыграть во что-то.
   - Зачем? Здесь же нельзя.
   - Мне уже все равно.
   - Ты какой-то поХХист. (синонимы: пофигист, инфантильный)
   - Просто уже устал. Пусть выгоняют.
   - Ничего, пивыкнешь.
   - Я уже здесь два года. Успел и привыкнуть, и потом снова отвыкнуть.
   - Я тебя совсем не слышу, где у тебя музыка делается по-тише?
   - Да это я так, сам с собой ворчу.
   - А! А я думала мне.
   Случай 2, подумал я и посмотрел на холодные железки за окном, предварительно сплюнув на само стекло. Вчера один: "Почему суп рыбой пахнет, вы туда что, б.., говяжий жир дабавили?" И я ему про себя: "А клубника у тебя сметаной пахнет, потому ты ее, твою мать, с баклажанами жрешь?" За окном было прохладно, хотелось оставить эту дуру одну с монитором и уйти. Впрочем, если бы ее не было, признался я себе, все равно бы не пошел: все теперь освещается, я люблю ходить в темноте. Снял фотографию в количестве одной штуки (в тот заезд продуктивность была значительно большей), затем сидел и думал, чем заняться. Надо будет утром вспомнить свой сон. Надо ложиться. Завтра смена. Звук барабанов: бар-бар, бар-бар...
   Где моя дежурная петля?...
   Снова ворочаться в поисках сна, разглядывать тени пальцев на узкой, желтой полосе на стенном покрытии.
   Вспоминать, фантазировать, мечтать.
  
   23. Даже то, что ветер дул в одну сторону, а облака по скользкому небу двигались совсем в другую - не очень смущало меня. Но я все же сказал:
   - Почему? - Непорядок.
   Он повернул кепку козырьком назад и проронил.
   - Закон - там, - и ткнул большим пальцем за плечи.
   - Не то, чтобы я против... - запротестовал я, но вспомнил, что с ангелами лучше не спорить.
   - Посидим? - сменил тему я.
   Мы уселись на железную балку, он положил рядом крылья, сверху устроил кепку, провел рукой по волосам.
   - Как жизнь?
   - Ничего, говорю, поживаем, едим яичницу с беконом по утрам, ворочаемся на подушках, когда луна в зените. Все как у людей.
   - Пишем?
   - Не знаю, как ты, а я, честно признаюсь, пишу.
   Помолчали.
   - На луне давно бывал?
   Так обычно спрашивают, давно ли был у родителей, или - когда последний раз в Штаты летал.
   - Не дале, как вчера, - не постеснялся соврать я. - Мне Шумахер предложил после одеколона. Не то, что мы туда часто летаем (я почему-то стал оправдываться). Просто предложил. Я ему говорю: "Шумахер, сука, не буди кобылу в лошади, нельзя". А он мне: "А я сказал на два часа? Нет, я сказал? Мы же туда - и тутже обратно." Ну, уговорил меня... слетали там... туда-сюда...
   Я осекся. Говорить было больше нечего.
   - Понятно, - почему-то вздохнул он.
   - У вас передние зубы из какого золота сделаны: из земного или горнего, то есть из небесного.
   - Из черного, - говорит, - золота.
   - Зачем хамить? - обиделся я. - Я просто спросил.
   - А я просто ответил.
   - Понятно, - почему-то вздохнул я.
   Разговор совсем расклеился, подумал я.
   - Разговор совсем расклеился, - сказал куда-то всторону он.
   Помолчали.
   Тут он было оживился:
   - Да, я чего хотел...
   - Да, вы чего хотели...
   Зачем-то перешел на вы. Ну зачем я перешел на вы?
   - Не помню чего-то... Может в другой раз? - он с надеждой посмотрел мне в глаза.
   - В другой так в другой. Знаешь где меня найти?
   Он встал, встряхнул крылья, одел. Натянул кепку.
   - Как-нибудь найдем.
   - Да, - согласился я, - как-нибудь поищем и обязательно найдем.
   Он аккуратно поднялся над землей на метр-полтора. Он всегда так уходит: зависает над землей вначале, а потом исчезает. Вернее, между этими двумя событиями случается еще что-то, что-то напоминающее головную боль при обмороке, прожектор и звонкий удар кувалдой по железному хрусталю (если такой имеется в наличии у природы или, на худой конец, у фантазии, которая еще иногда зовется воображением).
   - А как же насчет облаков? - спохватился я.
   - Что-нибудь придумаем, - он развернулся в мою сторону и широко мне улыбнулся.
  
   24. Я смеялся на взрыд. Нет, я смеялся истерическим хихиканьем, вздрагивал и кривлялся. Признаюсь, мне доставляло это удовольствие. Я то крючился хилым дедом, изображая старческий смех хе-хе, то впадал в маразм маленькой девочки-дурочки с ее трулюлюшками и аое-уюшками.
   - Ты чего ржешь, как дурак?
   - Кхм, - крякнул я.
   - Давай на завершение.
   - Просто сказать - легко сделать. В смысле... А ангелов руками ощипывают или просто опаливают? Моя бабушка, когда готовила суп из индейки...
   - Я улечу...
   - Понял. Иду на завершение.
   Мы еще потом долго сидели. Он смотрел на облака и теребил перья. Я смеялся до посинения.
  
   25. Когда я вспоминал его лицо, мне казалось оно какого-то татарского происхождения. Туркменского, может быть. Ясно помню бороду, высокий лоб. Отчетливо его вспомнить не получалось, лицо было разплывчато. Хотя я мог узнать его из тысячи похожих лиц.
   - Как зовут-то хоть?
   - Богдановым.
   Мы снова сидели на железной балке, мирно свесив ноги над простиравшимся под нами Каспием.
   - Знаешь, - опомнился он, - в каждом человеке есть золотая жила...
   - А она из какого золота сделана?
   Он тупо посмотрел на меня. Продолжать не стал.
   Помолчали.
   Облака медленно проплывали. Было хорошо. Дул мягкий ветер.
   - А правда, что ангелы отличаются тем, что слышат слова так, как они пишутся?
   - Я бы не стал так говорить, мягкий знак, - уклончиво ушел он от предложенной мною темы.
   После мы говорили о женщинах и японских салатах. Пока не стемнело.
  
   26.
   - Тут написал "5 мифов современности".
   - Больше ничего?
   - Хотел еще одну сказку написать, именно сказку, но чего-то не идет.
   Помолчали.
   (дописать)
  
   27. Эта любовь - это странная любовь... серебрянная с сиреневой ватой... я падаю...
   эта любовь, вы знаете, добрая - как день после похмелья
   аккордион, виоланчель... листья падают...
  
   28. Та же женщина...
   зачеркнуть
  
   29. "Напишу чуть позже. Шлю вам обещанные главы Кронина. Белооков."
  
   2. Сон Ю.А.Гагарина.
  
   12 апреля 1961 года впервые в истории человечества в космос был запущен космический корабль с человеком на борту. Корабль назывался "Восток", а космонавта звали Юрий Алексеевич Гагарин. Был он человеком невысокого роста, крепким, с незабвенной улыбкой.
  
   За две недели до полета Гагарин вышел из здания и помотрел в небо. Было чуть пасмурно, без ветра, таинственно тихо. Он очень любил именно эту пасмурность, когда, кажется, каждый предмет излучает необыкновенное свечение, улавливаемое чем-то внутренним, не глазами. При таком свете любил рисовать великий Лео.
  
   - Тебя ждать, Юр?
   - Нет, мне еще надо забежать на второй, я там задержусь может минут на двадцать. Поезжай один.
   - Возьми 06-ую.
   - Хорошо. Появишься завтра?
   - Да, где-то в семь тридцать буду на месте...
   Спутник Гагарина чуть замялся, опустив голову, но потом продолжил:
   - Помнишь, мы спорили...
  
  
   Гагарин провел рукой по волосам, заметил деревянную скамейку вдалеке у газона и направился к ней.
  
   После того, как уже было точно ясно, что он летит, походка этого человека резко изменилась. Замечали это и его жена, и сотрудники, и люди, лично не знавшие его. Неспешность - вот, пожалуй, то слово, готовое передать новый характер передвижения великого героя. Однако то была не медлительность мудреца, не легкость человека, которому уже ничего не надо, не безразличие зазнавшегося наглеца, нет. Его неспешность была пронизана неуловимым элементом, вобравшим в себя и скорость, и вес, и полное участие во всем, в каждой единице окружающего мира. То была походка человека, одновременно говорящего этому миру и здравствуй, и прощай.
  
   Он подошел к скамейке и сел. Гагарин уже так редко бывал один: тренировки, встречи, машины, семья. Он с головой ушел в круговорот последних недель: бесконечные тесты, бумаги и звонки, рукопожатия, поездки по городу и интервью. Он вошел в эти воды - вначале по колено, потом по пояс, и, вот, поток уже подхватил его и завертел, так, как ему заблагорассудиться.
  
   Гагарин закрыл глаза и забылся. Свежий, легкий ветер, возникнув лишь на мгновенье, пронесся по дорожке, дунул ему в лицо, чуть растрепав мягкий чуп, и исчез. Сладкая тяжесть разлилась по всему телу, она пульсировала и жила своей жизнью. Гагарину представился какой-то город на берегу моря в весеннее время. Было прохладно и чуть туманно. Город застыл в ожидании лета, когда это место начинает кишеть людьми, машинами, детьми с воздушными шариками, продавцами морожного и прохладительных напитков. Летчик шел вдоль берега, полный грудью вдыхая мокрый воздух, следил за полетом крикливых чаек. Было чудесно и легко, как в детстве. Он шел неизвестно куда, потому что знал, что ему лишь дремлется, что город, неизвестен ни ему, ни, наверное, его соратникам, что заблудиться в нем нельзя: достаточно открыть глаза - и он проснется и снова окажется на деревянной скамейке возле известного здания.
  
   Гагарин заметил узкую улочку, идущую вверх, в город. Он перешел дорогу, посмотрев пред этим в разные стороны, и ступил на мостовую. Вдоль улочки шли маленькие домики с рыжей черепицей, в садах распускалась сирень и акация. Все спали, наверное, или ушли на работу, или еще что; только было по-волнующему тихо и безлюдно, как бывает во снах.
  
   По левую руку Гагарин заметил маленькое кафе, откуда потянуло жаренным кофе и свеже-испеченными булками. Он ничего не думал и не решал, не спрашивал себя, не отвечал на свои же собсвенные вопросы: так бывает во снах: влекомый непонятной силой, он просто направился туда, открыл дверь - звякнул колокольчик - и вошел в теплое помещение.
  
   Это было обыкновенное кафе, которое встречается, он знал, на каждом шагу в капиталистических странах: маленькая стойка, опрятно покрашенные в таракотовый цвет стены, аккуратные столики и кресла. Там было всего три стола, все из которых были заняты. За одним миловидная старужка доедала свой завтрак, второй был занят молодым человеком и девушкой, прерывающими оживленную беседу долгим молчанием и затяжными взглядами. За третьим столом располагался мужчина, наверное, пожилого возраста, но выглядивший почтенно и красиво, впрочем чуть растерянно. Выбор был небольшим, Гагарин подошел к третьему столику, спросил у незнакомца сесть, заказал кофе и мягко опустился в плетенное кресло.
  
   Гагарин взглянул на красивое лицо напротив него сидящего незнакомца. Человек скорее напоминал печального дьявола, чем грустного неудачника, затеевшего что-то дьявольское. Гагарин тепло улыбнулся, извинился и вопросительно посмотрел на мужчину...
  
   Когда будущий герой открыл глаза, было по-прежнему пасмурно и тоскливо. Он оглянулся по сторонам, вздохнул и посмотрел на часы, пытаясь понять, сколько он продремал. Гагарин повел плечами, напряг мышцы спины и шеи. Что-то приятное и расслабляющее, но, одновременно, дарующее силу и радость, было в его состоянии.
  
   К его ногам опустился голубь, белый как ангел. Гагарин чуть вздрогнул - скорее не от испуга, а от приятного, волнующего чувства, которое испытывает каждый человек при близкой встрече с птицей, не испытывающей страх; вздрогнул и посмотрел в глаза голубке.
  
   Тут он вспомнил свой сон, незнакомца, которого никогда не видел и никогда не увидит. Неизвестный город, море, туман. Гагарин пытался понять, на каком языке он разговаривал с мужчиной и о чем собственно велась сама беседа, после которой было так хорошо. Он вспоминал печальный взгляд и красивые, а потому - грустные, черты лица. Но все было тщетно. Гагарин уже никогда не узнает суть разговора, лишь сохранит непонятное чувство, которое странным образом отразилось в его и без того красивой улыбке.
  
   Гагарин встал со скамейки, посмотрел в небо и широко улыбнулся.
  
  
  
   3. Утро.
  
   Превесив сумку на другое плечо, Кронин остановился и посмотрел в небо. Он глубоко вдохнул, сильно, чуть надрывно. Улыбнулся. И, помедлив еще мгновение, быстрым шагом пошел вдоль улицы. Улыбнулся он сейчас такой же улыбкой, как и Юрий Гагарин, одновременно говорящей этому миру и здравствуй, и прощай. Кронин знал, что когда уходишь, нужно улыбаться и высоко держать голову. Уходя с пасмурным лицом, ты оставляешь самое главное, что может понадобиться в дороге - саму улыбку. Она будет звать, тянуть назад. Она - как пробка в бутылке древнего вина: без нее - с каждой минутой, с каждым шагом, с каждым воспоминанием - будет испаряться сама сущность дороги: чувство настоящего.
  
   Кронин не умел долго улыбаться. Широко обнажив маленькие зубки, он начинал чего-то бояться, прятать обнаженную душу, сжимал губы. Но это не значит, что она исчезала совсем. Глаза - вот то, куда пряталась его улыбка, выглядывала оттуда примитивным, но добродушным прищуром.
  
   Широко размахивая руками, он направлялся в сторону своего трейлера. Не скрывая своей наготы, он нарочито громко и официально здоровался с редкими утренними прохожими, расспрашивал о состоянии здоровья и проблемах в семье.
  
   Он знал, что нужно срочно забывать свой дом, и чем быстрее ты его забудешь, тем быстрее ты вернешься туда. Выкинуть из головы рыжеволосую стерву, от которой он бежал, чтобы к ней же вернуться.
   Он любил ее.
  
  
  
   4. Первая встреча.
  
   Рыжеволосой стервой с привокзального переулка - вот кем она была когда он ее встретил и особенно зеленые серьги - изумрудовые колодцы в золотой оправе вечные ципки на руках. Ее медленные движения передвижения в воздухе как из пустого в порожнее заторможенные может быть но от того изящные обволакивающие струящиеся неназойливым изгибом, как тягучий текучий теплый коктель в светло-зеленый бокал - на глаз пьянеющего. К черту, перемещения ее рук\ног\бедер - это было живым, не мертвым - это пространство между больших задних карманов обтягивающих джинс - при ходьбе беге сидении поднятии ноги стоянии с закрытыми глазами смотрении вскользь (ненароком, невзначай) когда он упирался рыжим взглядом в то место плотной материи за\под которой должен быть копчик - еще не там, но уже и не здесь - и скользил, шершаво, очень шершаво, вниз, по натянутому пространству, уходящему почему-то (неожиданно как бы) вглубь внутрь в глубину он терялся он замечал вечную (как потом оказалось) зажигалку в левом кармане - от которой уже протерлась джинса силуетно подстроилась под пластмассовый предмет облегла ее затерлась игривым пухом на углах он отвлекся он стал маленькой вещью чертовой вещью помещающейся в руку в карман легко теряющуюся извергающую огонь выплевывающую искры с жидкостью с вонючей жидкостью внутри без которой не загорится не разгорится не задымит не взорвется и не станет французкой революцией с печалями, трупами и истерическим смехом. Потом эту штуку кладут в карман запихивают ее туда плотно она трется о ткань о кожу о мышцу изгибающуюся внутрь вглубь в ночь и он вдруг остановилась и встала в позу широко расставив аккуратные ножки и рыжий взгляд соскользнул с плотного движения при ходьбе беге и т.д. сорвался в проблеск между ног в пространство между ног в пустоту там был тротуар асфальт улица чьи-то ноги окурок мокрота и снова чьи-то ноги он хотел он хотел продолжения зачем она остановилась остановила его любование ей его преследование какой-то незнакомки с такой же рыжей копной как и у него с темно-синими ягодицами, бедрами, с влекущей промежностью прикосновение к которой, он знал это наверняка, повлекло бы за собой спазм, крик живота, животное ощущение обморочного удовольствия. Повлекло за собой его. Она шла переливалась по асфальту туго как виоланчель и в следующем моменте оказалась стоящей вкопанной напряженной в своем одиночестве бросающей вызов - если и бросающей, то только себе - и главное: плотной. Его всегда потом пленила это ее сочетание влажности и плотности пленила - не то слово: и выводила из себя и заставала в расплох и унижала и притягивала звала приковывала заявляя о всеобщих равенстве и свободе он незнал как обходиться с этим как тритировать понимая одновременно, что тритировать то это и нельзя ибо пытаясь схватить взять пощупать он терпел неудачу: это снова ускользало из рук как вода плотность эта, тем не менее, не претила и воздушности и легкости и у него кружилась голова а она смотрела на своего спутника громадного юнца с крашенными волосами и что-то выкрикивала и с каждым ее словом понимание в глазах юнца сменялось тупой агрессией, чувством собственного превосходства и улыбчатая гримаса как рука наползала на его физиономию и Кронин, всегда внимательный обаятельный контролирующий окружающее следящий за руками ботинками звоном мелочи за блеском колец и шумом спускающихся бачков, зевками, страницами, мимолетными взмахами ресниц не в его сторону, оговорками - падал в разверзнутую перед ним женскую промежность с чувством невыразимой легкости под ребрами. Он не натолкнулся на нее, не врезался в миниатюрно-стройную спинку, не задел ее даже (красивую-смелую-нежную, инородную), он как-то подошел вырвал из себя поток теплого воздуха прямо ей в затылок ей в голову ей в рассудок в копну ее красную огнедышащую капризной страстью и незабудки да-да там был еще запах незабудок когда его ветер его дыхание отразилось от пышных темных волос и проникло ему в нос глотку легкие зашумело там запело и заработало и тут ее разворот медленный как время безвремие когда можно придумать жизнь заново, потом стереть и оставить прежнюю - нет, нет, нет вначале быр удар звонкий как глухое гарканье захлопывающейся двери (для Кронина эта дверь только начинала открываться) малиновый оскал и резкое, по сравнению с поворотом ее головы, движение пальцев собранных в свинцовый кулак - и снова не то: она вскрикнула как от укола в палец когда он подошел сзади и дунул в затылок ее благолепный затылок как жаркое безумное лето как раскаленная пощечина после которой все ясно настолько что не надо просить прощения и ее вскрик просто пронзил нет приколол пришпилил и его и ее и время и безвремие и в животе у него снова стало пусто, противно, его пошатнуло, вырвало - упало его он шел за какой-то, как ему казалось, блядью, она шла с кем-то, с каким-то молодцом - черт с этим сукиным сыном, выродком - он смотрел ей на задницу любовался движением пара остановилась рыжая стерва заорала на того ублюдка с безумной улыбкой дегенерата, Кронин задумался не успел... он не успел остановиться он остановился слишком поздно она вскрикнула его ударили в лицо быстро неожиданно без подоплек и оттого больно но он заметил ее разворот поворот головы мысли глаза и особенно зеленые серьги - изумрудовые колодцы в мрачно-золотой оправе он упал на спину на затылок навзрыд шмякнулся как подкошенный и потерял сознание юнец изрыгнул внутреннее превосходство и сплюнул на асфальт он развернулся он пошел он ушел она осталась рыжая стерва присела рядом с распластавшимся у ее ног человеком и с нескрывающим любопытством посмотрела в запачканные кровью глаза. Она осталась. Так они встретились."
  
   30. я вожу палцем по бумаге: зеленое, красное... к черту, это уже было ... в кроваво красных штанах, в зеленой, как трава после света, майке - я прыгаю на месте затяжными, долгими прыжками. Это - мое творчество, это моя идея, мое искусство. Я ищу иногда самые людные места и начинаю демонстрировать свое умение. Это - иногда полет, иногда - падение. Я отрываюсь от земли, зависаю в воздухе на относительно короткое время и - медленно опускаюсь вниз. Каждый раз я прыгаю по новому: вот почему это мое искусство, а не обыкновенное мастерство прыжков, не какое-нибудь там простое умение что-то делать. Это ближе к поэзии, чем к танцу; это ближе к живописи, нежели к спорту. Без моих прыжков я бы не имела свободы, я была бы мертва. Ведь каждый прыгает по-своему. Иногда я даже заражаюсь чем-то - будь то музыка или одиночество, будь то бутылка пива или книга - и начинаю тогда прыгать: что-то выражать, что-то повторять, чему-то вторить, чему-то подражать, вспоминать что-то. Я полностью отключаюсь: я - прыжок, один единственный прыжок, физическое выражение идеи прыжка. Прыжок - моя жизнь, мое дыхание, мое будущее и моя память. Это то, что у меня есть, то, без чего я обыкновенный человек. Я бы назвала это кровавой революцией, если бы там была кровь. Я бы сказала, что это чертово сумасшествие, если бы черт был сумасшедшим. Это дыхание и ветер, свет огня и сырость ночи. Случается, что я полностью оголяюсь, и - это доходит до экстаза, мое тело эрегированно, я начинаю стонать телом, как чукотский шаман, пот льет по всей коже, но я продолжаю бешенно прыгать и - кончаю прыжком. Вы же сами видите, что помимо совершенствования, веры и знания, там есть еще и секс. Власть с эротикой порождают тоталитаризм, слова с другими словами порождают текст, мои прыжки порождают меня же саму. Ибо только в свете, выяснится, кто слеп, кто зряч. Ибо в темноте эти два понятия соотносимы. У каждого свое орудие познания истины. Мой инструмент - прыжок, это мой нож, которым я разрезаю истину, и с каждым прыжком, он становится острее. Этим я рисую невидимую линию своей жизни: как желтым карандашом по желтому диску солнца.
  
   31. - Откуда ты пришел?
   - Оттуда, где все мы когда-то были.
   - И туда же улетаешь?
   - Ты совсем дурак что-ли! Улетаю я туда, где все мы когда-то будем.
   - Понятненько. Леденец будешь?
   Помолчали. От леденца он почему-то отказался.
   Он вообще странный какой-то: попросил его нарисовать свет - он лампу настольную включил, поросил вина из воды - он дал деньги. Как будто ему сложно, я не знаю.
   - Ты мне когда-нибудь вообще дашь полетать на крыльях своих?!.
   Он нежно, чуть испуганно, посмотрел на меня.
   - Как только ты станешь моим другом...
   Я понял его и улыбнулся.
  
   31. он исчезал подобно золотому саксофону над ночным городом, ну да, пусть он был пьяным, но все равно...
  
   32. Слишком тонко, чтобы понять, правда?
  
   33. "В прошлом часто были случаи, когда отрубленная голова отлетала далеко. Поэтому считалось, что лучше оставить немного кожи, чтобы голова повисла на ней и не покатилась в сторону официальных лиц. Однако в настоящее время считается, что лучше отрубать голову полностью.
  
   Человек, отрубивший пятьдесят голов, как-то сказал:"Когда рубишь головы, иногда бывает, что туловище начинает противодействовать. Так, когда отрублены три головы, сопротивления все еще нет, и ты рубишь хорошо. Но когда дело доходит до четвертой или пятой, ты начинаешь чувствовать небольшое противодействие. Поскольку это очень важно, всегда лучше рубить так, чтобы голова упала на землю. В этом случае человек заведомо не совершит ошибку."
   Ямамото Цунетомо. Хагакурэ
  
   34. "Говорят, что если рассечь лицо вдоль, помочиться на него и потоптаться по нему соломенными сандалями, с лица слезет кожа. Об этом поведали священнику Гёдзаку, когда он был в Эдо. Подобными сведениями нужно дородить."
   там же
  
   35. Крути меняяяяя, крути.
  
   36. Ну, напишем - как всегда - первое слово: ...
   Утро...
   Пол стакана виски, бутылка колы, какой-то аэропорт.
   (Надо уточнить: не просто какое-нибудь сранное утро, а утро раннее, то есть около шести. Уточняю...)
   В пять часов разбудил будильник. Умылся, спустился вниз; водитель уже ждал. Город темен и напичкан людьми в фуражках: завтра праздник, день Независимости.
   В левой кросовке - отслоение. Там - то, что глупое большинство называет наркотиком. (Таможня - позади.)
   Можно вспомнить вакой-нибудь город для приличия. Для приличия космополитане вспоминают Нью York. Я тоже его вспомнил почему-то.
   У Гаркулеса единственный заслужывающий уважения подвиг - это когда он отдраил конюшни...
   Твои мечты, крошка, не оправдались. Посмотри, как лоснится кожа на твоих щеках...
   Пузатая баба с голыми подошвами ног, разлеглась на скамье ожидания, упервшись сухими ступнями в мою сумку... Поднялась, села...
   На свете есть три типа людей... плюс я, четвертый... говорит творческий нарцис...
   Видео: Дорога с идущим человеком, приближенья, огонь, опушка, тряпка, бутылка водки, выпивается по кадрам, Дом, радио, обед, музыка, еда с водкой, огонь, опушка, ракрепощен, с криком - нырок в кусты, фотография мертвой руки, разрез с красным варением, огонь, человек, сидящий заместо огня, чередование, огонь, рука (возможно лицо, если удасться пробраться в морг), пустая дорога, с приближением на горизонт (вдаль).
   7-8, 9-10: какие ворота?..
   Дома ждет любимая, еще спит, впереди -
   ...впереди...
   Рисоать словом - это когда...
   Если даже арестуют, все равно по всем документам я уже мертв...
   Виски пошли впрок...
  
  
   37. - Это даже где-то простая записная книжка, вот посмотри.
   Он протянул мне маленькую тетрадочку, открытую на странице с пометками: Silmorils, Road Trip, Pablo Hunney, Louise Attaque... Это, догадалась я, наверное, то, что он хочет достать...
  
  
   38. и врежется
   в пропасть
   между
   тобою и людом
   крошечный карлик
   и выкинет
   морду
   собачей залупой
   и рявкнет
   мычало
   По-чем душкой
   При-то-рго-вы-ва-е-Шь? 02:06
  
  
   ей
   39. ну да ты помнишь ты права - снег - зелеными шматами снега - сам снег и гроздьямиш-матами снега то есть самого себя странное чувство ты хорошо заметила сказки ночью - в той комнате ты права еще в той квартире какая-то затворенность укрытость :::: здесь тепло а там холодно или наоборот или двояко но главное - есть там и есть здесь и потом открыли окно и они слились и разделились (смело делая это)- улица и комната. Но все равно было здесь и там потому что мы же были в комнате, правда? Было тихо было тихо было тише самой чистой тишины самой тихой чистоты было прозрачно
  
   темно очень падал снег
   отчество снега темная падаль
  
   ночь не длилась она перестала длиться уже с полночи длилась музыка тихая
   волшебство тихо было
   ты права это снег. Но я-то чего это вспомнила? Снег. Пошел вот пять минут назад снова. Ты должно быть говорила о том что растаял вчера?..
   так не хочеться спать
   но
   завтра рановс та в ать
  
  
   40. Две истории из серии "О призраках".
   1.Сраные индейцы связали его и заперли в деревянную хижину на плоту так, чтобы он видел окно. "Эта река медленно движется к водопаду. Через несколько часов ты будешь там. Еще никому не удалось освободиться из Плавучего Дома Смерти. Смотри в окно и наслаждайся уходящим от тебя миром." С этими словами желтолицие оттолкнули плавающий вигвам от берега...
   Он даже не пытался освободиться: он видел, как долго и тщательно вязали его руки, притягивали его тело к столбу. Он уставился в окно: это было движущейся картинкой, изображающей красивый лес у берега, диких животных и тонкую полосу синего неба. Он забывался иногда, проваливаясь в странный сон с открытыми глазами.
   Начало темнеть. Руки и все тело онемели настолько, что он перестал чувствовать их. Шорох реки превратился в шепот женского голоса, он снова засыпал...
   На утро он открыл глаза. "Наверное, плот прибило к берегу," - подумал он, но тут же заметил, что картинка по-прежнему движется, слева направо, что вся хижина время от времени подрагивает при легких волнах на повороте.
   Есть совсем не хотелось, тела не чувствовалось, он смотрел в окно безучастным взглядом, лишь с наслаждением различая цвета и формы берегового пейзажа.
   Так прошел день, и еще очень много дней прошло. Он все плыл и плыл, недоумевая, когда же водопад низвергнет его вниз и разобьет о камни. Он долго думал, пока не понял, что водопад уже давно был.
  
   2. (Из дневника местного писаки.) Был морозный вечер первого понедельника февраля. Легкой порошей снег засыпал улицы маленького городка, пряча под собой следы, оставленные прохожими.
   В комнате было тепло. Рада все равно спала у батареи, как всегда и делала, даже летом. Ужин был уже давно позади, предстоял тот спокойный, мягкий вечер, когда можно почитать или посмотреть телевизор. Я подошел к столу, чтобы налить себе чаю и взять печенье, привезенное тетей из Парижа, как вдруг почувствовал что-то неладное. Рада заскулила и я обернулся к ней.
   Это сразу бросилось в глаза: в окно кто-то смотрел. Иссиня белое лицо смотрящего, может, даже чуть ухмылялось, но и выражало какую-то невыносимую тоску. Взгляд был пустым и холодным, черным.
   Когда лицо исчезло, я вышел посмотреть, не случилось ли что. Может кто-то замерзающий просил о помощи, или со двора было что-то украдено. Но никаких следов я не обнаружил. Не прошло и пяти минут, вряд ли снег уже успел спрятать все улики.
   Догадался о случившемся я позже, когда люди, живущие надо мной (а потом практически и все семьи в этом доме), увидели странное лицо в окне, заглядывающее на кухни и в спальни мирных жителей...
   Так случалось каждый первый понедельник февраля, когда он совершал свой обратный путь в день своего самоубийства...
  
  
   41.
   выпад уходов
   как разбитых стекол рассада
   на свинцовой ограде фасада
   людской защиты от змей
  
  
   42.
   Что раззявила ноги,
   Ночь?
   Ягодичный мрак,
   Полный звездной сыпи.
   Не скалься мне в морду,
   Красавица,
   Подобно которой
   Не сыщешь на всем белом свете.
   Средь бела дня.
  
  
   43. "...Очень стало холодно, какой-то прямо пронизывающий холод. Да ладно.
   Всем привет.
   P.S. Простите за задержку - библиотекарь заболел и библиотека была закрыта.
   Вчера зашел к нему. Посылаю то, что успел переписать. Как и обещал.
  
   5. Джа.
  
   Причина печали или тоски находится еще вот в чем: в переходном периоде. Когда нам надо передвинуться из точки А в точку В (в метафизическом смысле), и мы уже успели покинуть А, но еще не успели добраться до В. Сюда входят и многочисленные переезды (всемирное ускорение - лишь способ избавиться от щемящего чувства), и уход от одного человека к другому, и легкая улыбка после первой рюмки: "ну, вот, началось, а, вернее: "начинается", когда эта реальность покинута, но другая еще не приобретена. Это можно прочесть и в глазах бракосочетающихся, это же посещает вас, когда вы закрываете только что прочитанную книгу. Именно это состояние и нравилось Кронину: нахождение вне причины и следствия, за границами того и другого.
  
   Отрывистым движением он все же взял пачку, зажал губами сигарету, размеренно повернул руль, и лишь после того, как машина выехала на основную трассу, чиркнул зажигалкой.
  
   Несмотря на то, что рассказ о нашем герое только начинается, сделаем маленькую передышку. Остановим синий фургон Кронина у первой (на выезде из города) забегаловки и дадим ему отдышаться: отдышись, Кронин. Дадим достать вещи из сумки, одеться, слегка погрустить, встретить своего друга и подумать о предстоящей дороге. Тем более, что он еще не знает, да и не может знать, что это его последний рейс и спустя неделю после возращения домой Кронина известят о сокращении.
   Читатель, даже не являясь завсегдатаем таких заведений, наверняка знаком со странной притягательностью маленьких кафушек, особенно в ночное время суток или в пасмурную погоду, когда помещение полупусто и мелодию старого джаза перебивает лишь шум воды, да редкий звон посуды.
   Кафе, возле которого остановился фургон, ничем, я думаю, не отличался от других такого же типа. Там всегда можно выпить чашку кофе, кружку чая или пива, отведать пиццу, хот-дог или другое сочетание мучного, мясного и овощного с броским названием "блюдо дня". Кронин всегда заезжал сюда по дороге из города, его знали, он любил это место и оставлял щедрые чаевые.
   В моем недоделанном рассказе "День ангела" есть абзац, посвященный чашечке кофе, некое воспоминание о португальских кафе, маленьких и уютных, расчитанных всего на 8-10 человек. Такие кафушки встречаются на каждом шагу во Франции, Испании и Италии. Как правило - это первый этаж несовременного здания, и именно в таком кафе очутился Гагарин в своем сне. Строение же, в которое заходит Кронин, скорее напоминает американский Макдональдс: небольшое сооружение из стекла и железа. Это - придорожная закусочная, расположенная у бензоколонки. Здесь можно заправить бак, перекусить и купить какую-нибудь мелочь.
   Здесь у Кронина есть друг, а скорее приятель, официант по прозвищу Джа. И если образ Кронина представляется мне вполне четким: это рыжеволосый парень небольного роста, то внешность Джа я представить пока затрудняюсь. Все же, нарисуем себе человека лет 27, плотного телосложения, с черными волосами, завязанными сзади в пучок. Это медленные движения и чуть наигранная манера поведения, добродушная улыбка "мексиканских" губ и озорные, но мудрые глаза. Кронин познакомился с ним еще три года назад, когда, наспех выезжая из города своим первым рейсом, он остановился у придорожной заправки. Тогда Джа носил длинные пряди косички, носил красный костюм уборщика и через слово произносил "Джай!"(слово, произносимое индусами в молитвах в честь могущественной богини Кали, его так же использовали в общении с Шивой. С хинди это слово интерпретировалось на английский как Джа, что для растаманов звучит как имя Господа.) Уборщик Джа был тогда растаманом. Кронин сам подозвал его, заказал два кофе и начал изливать свои чувства незнакомцу: о своем одиночестве, о грусти, о чертовой работе, на которую он пошел лишь из-за денег. Отхлебывая кофе, Кронин жаловался на жизнь, потом, оправдываясь, начинал хвалить ее и ругать себя, затем снова сбивался, кленя все на свете. Допив чашку, он заметил, что собеседник его даже не притронулся к кофе, а продолжал бездвижно сидеть, аккуратно сложив руки на столе и уставившись Кронину в глаза. Губы уборщика были расслабленны, но во всем лице виднелась какая-то улыбка или усмешка даже, источник которой находился в острых, но теплых глазах. Кронин пристально посмотрел на этого шута с черными лохмами и в красном колпаке, и чуть склонив голову на бок, поднял в виде вопроса брови. Если бы Кронин был злым и невоспитанным ублюдком, он бы, наверное, не раздумывая, вдарил в это пухлое лицо, даже не спросив "что все это значит?". Продержав паузу еще с минуту, толстяк слегка улыбнулся, после чего лицо его снова приобрело прежний вид, и спокойно произнес:
   - Джай! Жизнь прекрасна, а ты, мой друг, самое настоящее дерьмо.
   Выдержав паузу, он продолжил:
   - Жизнь прекрасна, и если ты этого не понимаешь, то ты тем более дерьмо. Но дело в том, что дерьмо - это тоже жизнь, поэтому ты тоже прекрасен, дерьмо ты этакое.
   Лицо наглеца снова улыбнулоь, а затем стало спокойным и незатейливым, спрятав эту улыбку в блеске глаз.
   Как потом рассказывал Кронин, так они просидели пять минут. В это время в голове Кронина не пронеслось ни одной мысли, что для человеческого разума, как вы понимаете, много. После чего Кронин, не проронив ни слова, встал и вышел. Пока он шел до машины, в нем всплыла обида и жалость к себе. Когда он заводил машину, он подумал, что "черт возьми, этот толстяк тысячу раз прав", а когда он тронулся с места, он уже понял, что проехав сто метров он остановится. Он вышел из трейлера, закурил и пошел обратно. Патлатый все еще сидел там, кажется, совершенно не сдвинувшись с места. Кронин заказал еще кофе и сел на свое прежнее место.
   - Я - Джа, - сказал Джа.
   Кронину ничего не оставалось сделать, как произнести похожую, как эхо, фразу.
   - Я - Кронин, - сказал Кронин.
   Что-то детское промелькнуло здесь, что-то древнее, может быть. Как при встрече двух пятилетних, доверительно сообщающих друг другу свой тайный код, свое датерминированное место во вселенной, свое имя. Как два дикаря, повстечавшихся на тропе в лесных чащах предгорья, выкрикивая свой род, свой клич, свое имя.
   - Я - Кронин, - сказал Кронин. Он улыбнулся и, не в силах сдержать смех, неожиданно для себя, рассмеялся. Рассмеялся и Джа, жгуче и заразительно. Допил, брызгаясь, кофе и заказал себе вторую чашку.
   Сам Джа после этого стал считать себя дзен-буддистом и начал изучать китайских даосов. По словам Джа, они проговорили еще с пол часа, пока Кронин не сказал, что ему нужно ехать.
   Это была их первая встреча.
  
   Эту же, 47 встречу, Джа начал дерзко и весело:
   - В жизни человека может быть всего 50 пар трусов, представляешь? Живешь-живешь и всего 50 пар. То есть тебе лет в десять дарят 50 пар, и ты понимаешь, что последнюю на тебя оденут, когда ты будешь уже в гробу. Нет, я понимаю, черный юмор, но ты представь: крутишь ты эти штанишки, синенькие там в желтую полосочку или, скажем, белые в зеленую крапинку, и понимаешь, что в них ты себя уже не увидишь. Как тебе, а?
   - Что за ерунду ты несешь, а?
   - Нет, это же удивительно, черт побери, такая долгая, разнообразная жизнь, полная всяких передвижений и событий, мыслей, ты встречаешься и расходишься, приезжаешь и уезжаешь, спишь, ешь, трахаешься, доживаешь свой век на пенсии, и вдруг осознаешь, что за всю жизнь у тебя было всего 50 пар трусов. Это же чекнуться можно!
   - Соль передай.
   - Или, представляешь, встречаешься с молодой блондинкой и спрашиваешь: вы сейчас какую пару трусов носите, я, например, - только 23, а?
   Кронин пережевывал желтое месиво омлета, уставившись в запотевшее, мокрое окно. Машины проносились с характерным для влажной погоды шумом, было хорошо. Что-то в нем продолжало дремать, Кронин не хотел знать, что именно, но чувство это хотелось продлить. Хотелось никуда не спешить, застрять где-то между отправной точкой и пунктом назначения, причиной и следствием, слушать эту болтавню о трусах и религиях, дремать.
   - Вот такой вот Джай, как ты думаешь?
   - Принеси еще кофе, а?
  
  
  
   7. Дом.
  
   За всю жизнь у Кронина было 183 пары трусов. Если не считать те 3 пары, подаренные ему на 17-летие и облитые шампанским, так, что их потом нельзя было использовать. Сейчас на Кронине была одета 181 пара, 182 и 183 лежали в сумке.
  
   181-ую он надел только сегодня утром. Звонкий будильник разрезал тугую тишину темноты, сон и беспамятство. Комната была сера и уныла, скучна даже. Пасмурный день уговаривал остаться дома, обвернуться одеялом и забыть о необходимости подьема.
   Кронин, с закрытыми глазами, перевернулся на другой бок, прищуринным глазом посмотрел на Настю и хрипато прошептал:
   - Доброе утро.
   - Доброе.
   Снова повисла пауза, которую каждый боялся по своему. Настя предоставляла уезжающему самому устроить свой отъезд: я дам тебе все, что ты захочешь. Скажи, какое у тебя настроение, и я подстроюсь под него. Кронин же хотел, чтобы его проводили. Это странное ощущение, когда каждый ждет от другого что-то свое. Понятно, если оба хотят чего-то одного: кто первый заговорит, извинится, подойдет, позвонит - оба жаждут одного и того же, хотя и видят способ достижения этого в своем партнере. Здесь же каждый хотел разной вещи, но вещи эти были все равно чем-то связанны. И Кронин, и Настя ждали от друг друга какого-то начала, какого-то слова, более значимого, чем ежедневное "Доброе утро".
   Кронин подвинулся ближе, ощущая заспанную теплоту женского тела. Этого не будет несколько недель. "Какого черта?" - думал он. Первая ясная мысль зацепилась за утро - и Кронин начал окончательно просыпаться. Это ему не нравилось.
   Настя сонно заулыбалась, не открывая глаз, закинула назад красную прядь, закрывающую левую щеку и нос, и наконец-то приоткрыла глаза. Кронин, как бы с неохотой, провел по ее волосам рукой, скорее для себя, чем для нее, но затем снова ушел под одеяло, оставив на поверхности верхнюю часть головы и глаза.
   - Ну, чего ты лезешь, чего ты лезешь? - голос Насти был шутливым и зовущим, она снова улыбнулась и, вытянув руки наверх, потянулась.
   Они искали. Искали во что они будут играть в это утро, как себя вести и что говорить друг другу. Будто тонкими щупальцами касались друг друга - словами, глазами, пальцами - потом сворачивались внутрь, чтобы снова распуститься. Притворялись, может, заигрывали и пугались.
   Кронин громко вздохнул, давая понять, что он что-то скажет, сам еще не зная, что будет говорить.
   - Ну, знаешь, я тут подумал на досуге, - голос был серьезным и чуть напыщенным, - и решил, что я тебя все-таки люблю.
   Настя заулыбалась, но тут же скрыла улыбку:
   - И ты хорошо подумал?
   - Я думаю, да.
   - То есть ошибка в принципе исключенна?
   - Ну... Я думаю, она сводитя к нулю, хотя, понимаешь, человек склонен к ошибкам...
   - То есть, я тебе счас поверю, а через лет 5 ты скажешь, что ты ошибся, выкинешь меня на помойку...
   - Нет, я провел исследования, математические расчеты и опыты, химичские, знаешь, я очень долго все это вычислял...
   - Долго?..
   - Да, года три... и пришел к наожиданным выводам, - Кронин вынул руку из-под одеяла, - вот, смотри на изгиб твоей шеи...
   Кронин нежно провел указательным пальцем от мочки уха до плеча, а затем - уже тыльной стороной ладони - снова забрался наверх:
   - Что ты чувствуешь?
   Настя приятно поежилась:
   - М-м-м, тепло... легкость...
   - Запоминай, пожалуйста все хорошо. Теперь грудь.
   Кронин приоткрыл одеяло, обнажив плотную белую грудь Насти.
   - Руки здесь не помогут - они слишком сухи и шершавы. Определить... м-м-м, плотность и округлость груди нам поможет язык, он достаточно нежен и мокр...
   - Ты от темы не отходишь? - просияла Настя.
   - Нет, что ты, разве ты меня не знаешь? Я держу себя в руках.
   Кронин опустил голову и приятно заметил, что соски набухли и потянулись к потолку.
   Настя вдохнула воздух и с выдохом опупустила руки на рыжий затылок Кронина.
   - Ничего не отвечай, ты чувствуешь невесомость и, скажем, истому... знаешь... заразная штука... м-м-м... пупок...
   Настя вытянула тело и широко открыла глаза. Кронин поднял голову и, увидев блестящие женские глаза, не смог скрыть улыбку:
   - Вот такое вот... доказательство... - он поднялся выше, к самому лицу Насти.
   Она слегка улыбнулась, произнося как-бы: "Так себе, конечно, доказательство, но для этого случая подойдет." И, закрывая глаза, опустила его голову для поцелуя.
  
   ...Он вышел из душа, надел 181 пару трусов и прошел на кухню.
  
  
  
   7. Снова дорога.
  
   Джа принес кофе и пристально взглянул на Кронина:
   - Грустим?
   - Грустим.
   - На сколько сейчас?
   - На две... Уехать на пол года и выкинуть все к чертовой матери из головы...
   - Машина ходит?
   - Что с ней сделается?
   - Как твоя?
   Кронин перевел взгляд с мокрой улицы на официанта и глубоко вздохнул...
   - Знаешь, у тебя потрясающая способность задавать простые вопросы в сложные моменты. При том сами вопросы тут же впитывают эту сложность и становятся тяжелыми и острыми. Ладно...
   Кронин было хотел что-то сказать, но засмеялся и протянул:
   - Н-е-е-е-т, Джа! Ты невыносим. Ты же только что вешал мне какую-то лапшу о трусах, а теперь спрашиваешь, как там Настя.
   - Эй-эй! Ты выдаешь себя! Я просто спросил, как дела. Это все. Ну, рассказывай, что там у тебя.
   - Да все по-старому, ты же знаешь, кручение, верчение... Пили чай сегодня, утро - как утро.
  
  
  
  
  
   8. Воспоминание.
  
   Наконец-то Кронин оделся, оставив после себя кучу свиторов и рубашек на диване и стульях. Что за спешка? детская шалость какие-то выкрутасы взволнованность и дрожь... они договорись встретиться - не они сама ситуация положение вещей настояли на этом завладели их хрупкостью податливостью занятным интересом но это только в тот момент когда что-то снизошло на обоих какая-то пыль, какой-то сон, туманность какой-то там Андромеды, стрела пьяного ангелочка из католических побасенок медленно неназойливо так артистично даже въелась в ее спинку зацепив шерстянную нить ее фиолетовой кофточки и проткнула так легонько женское сердечко и выскочила-появилась из-под левой груди и воткнулась в лежащего Кронина тяня за собой чертову нитку. А крыломах спрыгнул с дерева, подошел-подлетел (подбежал) к Кронину и положив грязную подошву ему на грудь дернул что есть мочи за стрелу - Кронин открыл глаза и увидел ее а хренов лучник завязал нитку узелком сплюнул-сдунул какую-то гадость с губ и направился вдоль по улице, куда пошел крашенный молодчик. Они встретились первый раз после того случая того праздника приключения она стояла посреди улицы мило хрупко уверенно шестом солнечных часов откидывала стройную тень на асфальт он подходил медленно накатывал и отходил назад казалось никогда не приблизиться только подойдет и сразу наступит отлив его унесут лица руки прохожих каблуки вычещенных ботинок и сапог он исчезнет навсегда, туда, куда потом исчезнет и она как два журавля летящих на юг разными путями, подстреленные свинцовым плевком жадного охотника падающие вниз в сотнях километрах друг от друга желающие друг другу удачного полета ни пуха ни пера ни... она не заметила ни его ни его приближения ни запаха сердца ни его стука как-то вышло получилось произошло - он снова очутился сзади прикоснулся воздухом к затылку она не повернулась не оглянулась замерла вся как-то животно ощущая бытность того что было сзади того что она не видела и не слышала лишь знала что что-то начинается подбирается подкрадывается обходными путями через загороди и рытвины подходит со спины... Кронин сделал шаг, встав почти вплотную, сам не узнавая себя, все замерло и потемнело она облокотилась спиной на что-то что начинала-понимать-было-им прижалась воткнулась втерлась и почувствовала внутри где-то в руках в ладонях его пальцы он раскрывал чуть сжатые ее кулаки проникал к линиям ее судьбы, джинсовой жизни она раскрыла руки и их ладони встретились Кронин подумал, что он-это-руки что всегда ими был что это он прижимается всем телом к ее ладоням к ее распустившимся цветкам почему-то влажным он взял ее за плечи хрупкие маленькие плечи не худые впрочем как раз вырезанные великим скульптором для Крониных рук и развернул ее к себе и поцеловал. Была квартира какого-то друга не содержащая в комнатах ничего кроме диванов кресел аудио/видео аппаратуры телевизора и пары ковров пьяный люд разнополая молодежь музыка выплевывшая как из ведра плески урчания и гулких стонов когда многие разошлись "унесли свои пьяные задницы", "жалко что так рано ушли" и проч. спальня была пустой пространственной, где само пространство заключено в скобки стен где воздух сам подсказывал направление ветру он закрыл дверь и отделил прошлое/будущее от настоящего и повернул замок и выключел свет - он пил и мог делать все что хотел включать свет и поворачивать замки он знал она знала они знали...
   - Ты хорошо себя чувствуешь?
   - Да... Знаешь, Настя...
   Его трясло кружило и куда-то несло Настя содрагалась внутренним голосом майка мешала дышать мышцы ныли Кронин подошел ближе она опустила глаза затаилась он положил руки ей на плечи чуть приспустил еще чуть она взглянула на него Кронин не отрывая глаз от ее глаз двигал руки вниз слегка касаясь набувших сосков дошел до конца материи и ухватившись за майку стал поднимать ее, большая стая серых журавлей встрепенулась на фоне рыжего леса и синее небо покрылось живыми точками и гусиной кожей покрылись ее бедра одежды никогда не было всегда была кровать люди вышли из кровати и туда уйдут ей хотелось выгнуться японским мостом завязаться в узел и со всей силы распрямиться и распрямить ремень и расправить смятую простынь руками и руками покрыть его тело поцелуями он пропал просто исчез свернулся в точку мокрого малюска и она вывернула сырую наружность и он почувствовал что он все-таки есть что он вот в этот самый момент становится (становится быть) что он осуществляет и себя и ее потому что она осуществляла себя и его тоже и он от радости начал плотниться и дрожать а она принялась смеяться над ним ржать дергая копытами и гривой выкрикивая стонами какую-то несусветную чушь понимая что счас как раз подходящий момент чтобы изгибаться японским мостом спиралями и пируетами что можно кричать и стонать завязывая внутри себя узлы и разрывая веревки и провалиться из-за треснувшей бичевы в пропасть его вхождения упасть расплескав миллиардами солнечных брызг черную поверхность лунной ночи и он стал всем сразу чувствуя себя продолжением и глиной и глина потекла руша формы и законы и преграды сшибала горячей лавой и все тлело потом и как будто ушло навсегда но потом загудело в предверии желтого взрыва короткого хлопка занимавшего как показалось Кронину два месяца, а затем возникла белая полоса промежуток длиной с абзац в одно предложение:
  
   свет свет свет он затемнился потом стал кашей из мятой ваты и осадка сумеречной массы еще одна синяя искра на прощанье как хвост плетка прут хлеснула его через живот в голову он сник он упал на нее растекся и скатился затем рядом ей стало прохладно свежо и пусто беззвучно потому что больше уже никто не звал не просил ее не нуждался в ее присутсвии она была сосудом прозрачно-сизым который потом сделался темно-коричневым как глиняная крынка без ручек и откуда полилось молоко дно стало заполняться она почувствовала эту белую прохладу растекающуюся по лунному кругу дна молоко заполняло ее вливалось она наполнилась открыла глаза и посмотрела на Кронина на его мокрый чуп прилипший ко лбу заглянула в его глаза он притихал дыхание снова наполняло живот ему было хорошо он поцеловал ее снова лег, на спину, она - тоже на спине и начали смотреть в потолок каждый чувствуя одно и то же Кронин обвел глазами углы комнаты Вот-Мы-И-Трахнулись он улыбнулся внутри соей мысли своему выводу подведению итогов почему так вычурно? однозначно? единижды? так сказалось, чтоб скрыть что-то может быть более истинное он поцеловал уже-спящую-ее, лег и заснул сам.
  
  
   44.
   наверняка это сплошная полоса как ты думаешь?
   вполне возможно... хотя мне видится в этом что-то прерывное красного цвета.
   в любом случае это лучше чем у нее - она узрела в этом зеленые кресты...
  
   - красная-красная железная дорога в мраке черной ночи из шершавого камня
  
  
   45. снова оленю
   очень скучаю по тебе - поэтому и пишу. снова разрыв - на более долгий срок.
   ... да, я забыла еще месячные... вчера, когда я говорила... кроме моих отъездов - еще месячные мешают нам заниматься этим...
   первый раз простились просто... второй - долго не могли оторваться друг от друга... вот оно привлекание]вникание]проникновение до постоянной зависимости друг от друга...
   сложно: нужно рядом твое маленькое женское тельце, нужно его обнять, чтобы ты по-кошачьи извилась, что бы я смогла поцеловать тебя люблю'ем...
   какой-то клип, который ты тоже завтра может быть посмотришь... нежели это единственная связь на сейчас? ну как... есть еще память, невидимая внутренняя связь, потом будут письма, редкие звонки...
   потом закончится и эта боль, закончится прием у зубного врача, я вернусь, как будто я и не заболевала, как будто не было карантина, как будто были всегда одним...
  
  
   46.скучаю не то слово
   со всеми этими последними преобразованиями так все скоро быстро: основательно
   строго
   люблю - слово то
  
  
   47. Вспомнила чувство: именно чувство, а потом уже все события того периода. Также стало на душе.
   Март. Ночные звонки. Париж.
  
   48.
   Я ушел от людей очень давно. Уехал сюда, к черту на кулички: зачем? кому это нужно? что я ищу здесь, уже в своей старости?
   Грустно. Мудрый библиотекарь в стране простых людей, знающих о жизни больше, чем я.
  
   49.
   Взгляд ее выражал примерно следующее: "Не смущай меня своими желаниями: я играю смерть, я танцую ее. Даже твои цветы давят и обжигают кожу. Лишь плескание звенящих копыт, устремляющихся вдаль, в страну, где мы никогда не будем вместе." Дальше как-будто шел театральный взмах руками и низкий поклон. (вставить про уход Кронина от подруги)
  
   перед дневниками: Пишет какие-то истории про ангела, шутки ради, полный абсурд, по его словам, но время есть, чем занять. Волнуется об отце: тот пропал 10 лет назад безвести. Отец его - инвалид, и куда он мог деться на инвалидной коляске - неизвестно. Вскоре исчезла собака.
   [...]Хотя с этим не согласен. Он раздает свои дневники, как учтивый слуга. Неужели нет своей тайны? Он как повар раздающий свои рецепты конкурирующим ресторанам.
  
   50.
   Миниатюрные белые пальчики самоубийства
   ты не один мой бог
   мой бог ты не один
   не один ты мой бог
   красивый таз с замхованной дырой
   в траве
   на дворе
   грею конечности частой заточкой без того острых ножей
   все равно холодно
   зябко
   противно
   было б застолье с желто-красными криками
   брызги шампанского пьяные губы
   вишня с черешней - детские груди
   пели бы песни из жестов и звонов
   пьные люди - пьяные люди
   в этой похожести пальцев и вилок
   тоже есть смех, только он без улыбок
  
  
   51.
   Джазовая волна давно уже стала корневыми суставами моего настоящего.
   Я лишь думаю: почему Малевич так долго залеживался?...
  
   52.
   Я легла на скамейку в парке, посмотрела вниз и представила, что я высоко. Прошло какое-то время, я долго разглядывала деревья внизу, щевелящие свои макушки ветром. Потом я задумалась, заснула и упала.
   Отделалась парой переломов.
  
  
   54. {--- Вы никогда не узнаете, случайно ли я сбилась со счета, или я специально промахнулась, не попав на "3", а попав на "4".
  
  
   54,5. Это для счетности.
  
  
   55.
   Что же дальше?
   Название игры: "Что же дальше?". Название имеет под собой историческую основу: создатель увидел двух сестер, читающих одни и те же книги в парке. Они время от времени с изумлением поднимали глаза друг на друга и вопрошали: что же дальше?"
  
   Реквизит: две одинаковые книги, обычно состоящие из 50-200 страниц (самый большой набор книг для "что-же-дальше?", зарегистрированный в Японии, имеет 7.578.000 страниц (в каждой книге), сделанных из очень тонкой папиросной бумаги; чтобы добраться до конца участникам потребовалось несколько дней). На каждой странице изображен номер следующей страницы, на которой надо открыть книгу. Два (или более) участника берут по книге и начинают, следуя номерации, открывать разные страницы, стремясь добраться до конца ("прочесть книгу") первым. Возможна игра и в одиночку: на время.
  
   Игра. Игры разнятся по количеству страниц, по количеству игроков, по форме книги и ее размеру (от карманного до настольного вариантов), по написанию (цвет номеров, их расположение на странице, степень страничной сложности).
  
   Исторический рост. Книги "что-же-делать?" начинались с бумажных, потом появился легкий пластик (книги меньше изнашивались). Существует также огромное количество "подарочных" экземпляров (скажем, из дерева), используемых больше для наглядности, нежели для настоящей игры. Уже сегодня мы наблюдаем рост компьютерных вариантов "что-же-дальше?".
  
   Названия.
   "Читатели" - 2 или более игроков, "номер страницы" (или просто "номер") - номер следующей страницы указанный на открытой странице, "лирические отступления" ((или просто "отступления")то же что и "лироты", "сбивки", "куплеты", "нежности" и проч.)- книги, где страницы не пустые, а заполнены текстом, в котором нужно увидеть написанный прописью номер следующей страницы, "сноски" - дополнительное припятствие в виде указания после номера места на странице, где находится действителный номер следующей страницы, "скорость чтения" (просто "скорость") - скорость, с какой читатель пролистал все страницы,"свидетель" (он же "редактор") - человек, который следит за правильностью переворачивания игроками страниц,"прочесть книгу" - первым перелистать все страницы.
  
   Игра изобилует различными отклонениями от классической "что-же-дальше?".
  
  
  
   56.
   Воздух свеж
   и солнце чисто.
   - Расстреляли мы
   чикиста.
  
   57. Музей - это склад,
   морг и память.
   Здесь нельзя говорить,
   Здесь нельзя лаять.
  
   Через звезды видеть друг друга.
   Через них же - ласкать и трахать.
  
  
   58.
   Высшей похвалой книге станет желание прочитавшего стать заново-читающим.
  
  
   59.
   Прошло уже столько времени, а о Гурджиеве так и знаю ничего.
  
   60.

СВЕТОФОР

  
  
  

Он сломался - горел зеленый: все горел и горел.

Машины долго стояли, сигналили; люди переходили дорогу.

К вечеру пробка стала исчезать: машины разворачивались и объезжали злосчастный переулок.

А зеленый все горел, и люди все шли и шли.

Даже ночью.

  
  
  
   61.

РОЖДЕНИЕ

I. Дерево выросло.

   Тяжелая сыростью земля приподнялась, взъелась, - и из низа потянулись корни.

Направившись к центру, они сплелись в узел, уплотнились и образовали пень.

Деревянный обрубок потянулся вверх, медленно заостряясь.

Закончив рост, выросшее стало напоминать мачту.

Вскоре, в разные стороны полезли, извиваясь, отростки, вырывая из себя еще одни отростки более малого размера.

Те - породили листья.

Дерево выросло.

II. У нас родились котята.

Чрево выплюнуло несколько шаров, напоминающих глаза.

Мы положили их в банку с водой, и те начали связываться попарно.

Глаза смотрели, но, я думаю, ничего не понимали.

Затем вырос мозг, облекся костной тканью и покрылся кожей.

Из нижней части голов потянулся позвоночник, тот породил лапы и ребра.

Под ребрами что-то зашевелилось, и все залепилось кожей и покрылось пухом и волосами.

Котята выросли.

  
  
   62.
   В новогоднем шаре из белой бумаги отражаюсь я. Матовая бумага впитывает практически весь свет в себя - она ни чуть не глянцевая и не стеклянная: в ней ничто не может отражаться. Кроме меня. Красные образования на ней напоминают шрамы на моем лбу, золотые звезды - мои щеки...
   Странные африканские ритмы современной архимолодежной музыки (то есть той, которая родилась только сегодня) неумело ложатся на внутреннее очарование новогодней ночи. Я думаю: кто этот шар? и что я такое??:: шар, отражающий взгляд, или смотрящий на шар алкоголик...
  
  
  
   63. Это красивая фраза:
  
      -- Ни один король не поступит так, как поступил он! - золотые бубуенчики звякнули по зеленому плюшу - и раздался выстрел.
  
   Это - пошломохнатая:
  
   2. Вобщем, одно слово - ветошь.
  
  
  
  
   64.

мысль длиною в зад

   Ты, ты живешь - кинутя в искусственную грязь, оторванная от чужого счастья - похожая на любого другого выродка, как Карл и Маркс. Но в то же время, если я не замечаю твой уход в тень, все как будто начинает расходиться по швам и таять.
   ...Странная музыка, говорите? Ну, хорошо, постойте, вы еще не видели как я сморкаюсь и насилую девок через синий берет! Без дырки! Без дырки!
   Вчера мы дробью прострелили глаз надувной курице: она стала скакать кверху жопой и свистеть глазом, пока не исдохла. Сударыня? - Извольте доканчивать! - Слушаю-с...
   Ксения... с грязью это я подстроил...
  
  
   65.
   Мне кажется, что вот-вот он появится: откроет квартиру своими ключами, позвонит по телефону, оставит после себя неубранный завтрак. Как будто никогда не уходил. То есть, скажем, входит вечером домой: все стоят в оцепенении, некоторые даже в обмороке: а он как бы не понимает, что происходит, раздевается - и не видит, что все на него смотрят. Я им тогда говорю: не пугайтесь - и его не спугните: он спит, он призрак, ничего страшного. Достаньте из кладовок его вещи - пусть пользуется. Не ждите и не гоните, вам это только кажется. Но кто-то все равно бросается ему на шею через несколько дней, он как-то холодно улыбается: мол, зачем же вы так? одевает старую аляску, обматывает шарф вокруг белой шеи, натягивает на полысевшую голову кепку - и уходит. Конечно, мы ждем. Ждем день, ждем неделю; проходит месяц, потом год, потом за ним уходят другие...
  
   Полез тут в его шкаф за какой-то вещью: хорошо улавливаемый запах. Как будто он пользуется этими вещами и по сей день. Как будто вчера еще надевал эти хирургические штаны темно зеленого цвета... или, скажем, готовил китайскую рисовую лапшу в той клетчатой рубахе с прорехой на левом рукаве...
  
   Но самое страшное - это мимолетное; то чувство, что длится чуть меньше мгновения. Когда кожа ладони соприкасается с гремящей трубкой - он. Потом, конечно, тут же все исчезает: что за нонсенс - он никогда не вернется! Или когда скользящий взгляд в метро улавливает знакомое очертание пальто: тут же дорисовывает лицо - он. Тут же сразу: он и в метро никогда не ездил... Или простой внутренний вопрос, обращенный к... к тому, кто уже ушел несколько лет назад.... как к тому, кто присутствует здесь всегда, постоянно, сиевременно...
  
   При том он тоже не лыком шит: зная, что нам - легче к нему, чем ему - к нам, зовет иногда и подталкивает: сердечной болью, возможностью двигать предметы взглядом, снами с присутствием неких загадочных существ, риском, в конце концов... Иногда отдаешься предрассудку, будто он видит все, что происходит; потом забываешься и не обращаешь на это внимания... Иногда думаешь, что было бы интересно посмотреть потом на тех людей, которые удивляются сейчас на мое состояние... интересно, как будут вести себя они, когда от них уйдет что-то стоящее... скажем, когда от них уйду я... или кто-то другой... как они будут заламывать себе руки, как будут грызть землю, не зная как скрыться от невыносимой боли одиночества... пытаясь найти разгадку в вопросах пола, бога, естества...
  
   Впрочем, можно написать пару предложений на страницу - с закрытыми глазами, созерцая в полной темноте склоненных век его образ. Чем не дерьмовая попытка уйти, оставаясь здесь? Чем не заламывание рук? Чем не хруст земли на прогнивших поверхностях зубов? - Как будто он открывает квартиру своими ключами, звонит по телефону, оставляет после себя неубранный завтрак. Как будто он никогда не уходил.
  
   о:оо 23.02.2001
  
  
   66.

часть седьмая. сеня и тетушка.

как антипка сеню спас.

(из "приключений сени и тебя")

тетушка вышла на балкон и заговорила птичьим голосом: какой гонор! какой гонор! сеня поднялся, вытерся мрачным букетом ромашек и синих гладиолусов, и пошел крапинами: позвольте, тетушка, мы и не хотели-с вас так обидеть, и плюшки были с сыром и с жаром, и конфетками побалывались вдоволь. тетушка снова побледнела и хотела уж было что-то ляпнуть насчет погоды в японии и тефлоновых разработок, как из шкафа вылетел маленький антипка, и давай наяривать вокруг них. прибежала агрипина из сказки, да как завопит в голос с тетушкой: мышь! мышь! семен петрович, уж на что вежливый мужчина, и с женщиными обходителен, да тоже как закричит: а ну молчать бабеньки, сейчас молитву читать будем. все сразу утихомирились, но Антипка уже давно улетел на луг калабродничать и конопляные веревки вить. тогда тетушка предложила чай пить, с бутербродами и с разными явствами из северной америки и уругвая, все согласились, и тетушка забыла о загадочном гоноре севы. правда после этого события она совсем ничего вспомнить не могла: ни реки амазонки с ее рыбным надзором, ни какого цвета была луна в ночь ее дефлорации.

как сеня с громилой подружился.

(из "приключений сени и тебя")

  -- какого черта ты махаешь своим опахалом вокруг моего двигателя?

сеня чуть оторопел, сглотнул слюну или две, и выразил мысль на английском: the smell is everywhere. the smell of death. the smell of human stupidity.

  -- какая такая еще стьюпидити? - испугался громила, присвистнул и сделал лицо топориком монголоидного происхождения. - не чувствуешь что ли шнобелем своим запах яичницы и слоеного теста? вот тетушка даст нагоняй по восьмое с четвертью!

тогда сеня отчебучил свой коронный номер и начал писать кипятком.

  -- да вы, мальчик, пожарник из самой преисподни! что же вы сразу не вьехали мне по оху? нам нужны такие люди! мы на них молимся и есть даем два раза в сутки!

они дружелюбно обнялись тепленьким объятием и затянули песню "ай да ты, ай да я" - про любовь к братьям нашим меньшим.

начало светать.

как тетушка путника в дом привела.

(из "приключений сени и тебя")

  -- вы по что на козу сели и держите девять граблей иностранного производства в зубах: вам что, не жалко ни зубов, ни чужих нервов?..
  -- не кричите, не кричите, чайку хотите с дороги? - тетушка слезла с козы, пнула старую рухлядь ногой и широко улыбнулась.

коза-дереза проскакала несколько метров, съежилась и повернула налево к лугу искать антипку.

  -- не отказались бы, честно говоря. а радио ловит у вас программы о добре и зле?
  -- не говорите много, сударь мой, идите за мной, - тетушка начала медленно раздеваться, бросая по дороге вещи на траву. - у нас принято говорить только после совокупления. и не забудьте, что про грабли - это вы спросили.

путник прихлопнул в ладоши, понял, что он случайно набрел на известную "таверню тетушки мимозы", о которой ходили слухи, еще когда он был маленьким, да удаленьким.

тут-то мы и подбреемся, и кашу манную поедим из деревянных ложек... - проговорил путник, развязывая галстук с изображением святого павла.

тетушка уже скрылась на кухне.

семен петрович, громила и грибы.

(из "приключений сени и тебя")

  -- многоуважаемый семен, если так рождаться все время по пять с полтиной, то на вас никакого не то что лукошка не напасешься, но и свечи придется покупать у старой монашенки. а вы знаете, по чем сейчас свечи. не то что во времена, когда сито и вода были одним и белые голуби вылетали из мужских штанов два раза в пол дня.
  -- ну, это вы загнули, конечно, сгоряча, не выпив, не спев никакого чертова куплетца. вам бы моторами заниматься, гайки откручивать, а вы о высоких материях говорите за грибной процедурой.
   громила сморщился и выразил лицом печаль, напоминающую печаль о потерянной в старости молодости:
  -- вы семен не правы. я многое умею: и крестиком вышивать, и безбольной битой махать по чем зря. это дело практики, дело трезвого ума, вы же знаете.
  -- смотрите, смотрите! - заорал семен петрович и задвигал китовыми усами. - это же настоящий гриб! что за чудо, что за травмирующее рассудок восхищение! ату его, ату! он мой!

он ринулся в кусты с кавказким кинжалом в зубах.

громила очень обиделся на семена и в этот раз уж точно решил переговорить с тетушкой по-поводу этого старого придурка.

... да и свои дела перетереть не мешало бы.

сеня спрашивает тетушку о книге

(из "приключений сени и тебя")

сеня налил в блюдечко молоко из бидона тридцать седьмого и позвал антипку взмахом желтого флажка. в воздухе зашелестело и запахло свежими помидорами с уксусом.

  -- ты мой хороший! - причитал сеня. - напивайся, напивайся.

сеня вышел на балкон походкой санчо пансо, поцеловал руку тетушке и проговорил: ну как там путник? не говорили ли лишнего? что рассказывали о городе? как суставами двигали?

  -- вы, молодой человек, вижу, снова свой гонор хотите продемонстрировать. съездили бы лучше на разведку на станцию, или сочинили стих о красотах любовного наслаждения. зинку бы на худой конец за беляши потрепали - хоть запах на руках останется. что вы из себя представляете?
  -- мы, тетушка, охотно пойдем на любые условия - лишь бы заполучить вашу книжечку. что там все-таки изображенно на девяносто третьей странице?
  -- я же сказала тебе, бездарь ты этакий, только после твоего выполнения всех моих условий.

сеня снова покрылся крапинами: дура-вы-тетушка-каких-свет-не-видывал! я все равно узнаю, что хочу! вы у меня еще отпляшете кадриль иноземных завоевателей!

сеня поднялся, отвесил поклон светлым чупом и удалился.

  -- ты все узнаешь когда-нибудь, - подумала тетушка и стала медленно одеваться.

история громилы.

(из "приключений сени и тебя")

  -- что за ноги вы выставили из-под мотора? мы тут о вечном, а вы хренотой какой-то бредите после полудня! - путник сунул руки в карманы и поднял брови японским серпантином.

громила вылез наружу, стряхнул с фартука остатки яичницы со сметаной и металическую стружку сине-зеленного цвета: "я был маленьким сосунком, когда разразилась настоящая война. многих, кого я любил, так нежно, или так неистово, я должен был оставить: что готовило мне сизое будущее?я поднялся на крышу и спрыгнул вниз. я даже не почувствовал удара: только встал на ноги и отряхнулся. "все смеешься, дьявол!" - сказал я самому себе. - "я начинаю жить, я начинаю жизнь по-новому!" женился, нарожал детей для детского сада. вопросы есть? или вы хотите в шахматишки перекинуться?"

путник сделался белее мела и протараторил: "а не спеть ли нам "ай да ты, ай да я" - про любовь к братьям нашим меньшим?"

  -- от чего же не спеть, коли хотца? только пойдем-те-ка в лес, чтобы семен петрович не услышали-с.

он посадил путника на плечи, и они направились в сторону опушки. петляя.

громила и семен петрович идут к тетушке показывать палец.

(из "приключений сени и тебя")

громила протягивает руку ладонью кверху - и все видят 6 пальцев: 5 - его, и один, на ладони, - чужой: "японский пластик, как настоящий, а?"

зинка сразу же завопила благим матом и побежала в дом к агрипине из сказки, раскачивая пышной грудью.

  -- интересный экземплярчик, - процедил семен петрович. - на станции приобрели, разрешите поинтересоваться?
  -- а то где же, многоуважаемый семен! я смотрю, не зря вы голову квашенной капустой натирали восьмого числа. любите вы на рожон по праздникам!
  -- ладно, не суетись! вещь ценная, сразу видно. как говорится, слащавость языка определяется слащавостью языка. тетке будем докладываться?
  -- будем.
   они надели водолазные костюмы иностранного производства и посеменили на второй этаж, не подозревая, что у тетушки был гость.
  
  
  

конец старой таверне.

(из "приключений сени и тебя")

  
  -- про шары красного цвета я вам специально рассказал, не было в городе никогда ни шаров, ни кефира по такой смешной цене. как вы купились на такую злостную провокацию? - путник сплюнул в угол и вздохнул.
  -- знаю я вашу сучью породу: только запусти козла в вольчю стаю! рассамаха треклятая!
  -- не кричите, не кричите, тетушка, попались так и держите шею лебедкой белокрылой. а вы, дорогой семен петрович, тоже цепочки на рученьки оденьте, и не притворяйтесь, как будто у вас родственница померла при сборке пшеницы, - не поможет, о вас мы тоже все знаем, и всю эту странную историю с ангелами в кепке, и как вы сантами клаусами наряжались. а вам, сеня, особое спасибо за помощь. книжка теперь по праву принадлежит вам. играли вы, признаюсь, отменно. бабоньки, зинка с агрипиной, тоже какую-то информацию выкопали, но это - после...
   все спустились вниз, распевая песню ""ай да ты, ай да я" - про любовь к братьям нашим меньшим.
  -- Да, чуть не забыл, голова после бомбежки гудит до сих пор, - остановился путник. - таверна теперь ваша, сеня. можешь и загончик для антипки состряпать и громиле место под его сраные механизмы отвести.
   громила, заслышав эти слова, закатился радостным смехом, дающим сексуальное удовлетворение, и пошел в красочный пляс, выражая свою глубокую признательность новому герою.
  
  
   67. ????
  
  
  

Эскалатор

  
   Эскалатор...
   Я - вверх...
   Я - вниз...
   Он - это я...
   Я - это он...
  
   Я узнал его
  
  
   Глаза его были усталы и мертвы, лицо - бледно и тягуче. Я заметил знакомые черты еще снизу: развесистые пальцы вцепились в черную резину ленты, серые локоны волос болезненно закрывали веки, сухой паутиной сжавшие глаза.
  
   Он-я, который ехал вниз, выглядел очень плохо: подперев шершавой, чашеобразной ладонью горячий, но бледный лоб, казалось, сильно хотел открыть глаза, но боялся, сильно боялся. Чего?
  
   Но, главное, он понял, что я увидел его, заметил.
  
  
   - Забыл, как выглядит небо.
  
   - Это где-то божественно, это где-то идиотично.
  
   - Полотно лица, где любой намек на будущее движение - заметен и ощутим.
  
   - В конечном счете, все сводится к самопознанию.
  
   - Как за несколько минут до смерти - прекратились боли.
   Освобождение от всех великих мук.
  
   - но в опущенных глазах не было покорности и побежденности, но был вызов и затаенность, была борьба .......страхом.
  
   - Зеркало
  
   - отражение в витринах
  
   - накрахмаленные пальцы: вдавились в кожу и голова - как клубень картофеля на вилке, и серые капли крови - как подсолнечное масло - проступили средь тусклых волос вокруг пальцев на черно-белом кадре сонного подсознания.
  
   - Безгласно - согласно Фиксация.
  
   - Или - наоборот: солнечные дни - и радость утешает внутренней теплотой и беззаботностью, уютом и слащавостью печали: и я улыбаюсь ему - и он - мне.
  
   - Я боюсь его крика, его улыбки.
   Я никогда не слышал его голоса: он говорит мыслями, он пишет словами. ...
  
   - Лишь все громче: скольжение резины о равнодушный метал, топот ног, скрип шестеренок, шепот губ, напряжение мышц, движение крови и - прорыв вовне: шелест каждого листа... все шире и шире - каждого листа... и... - мгновенное прекращение, удар тишины, прекращение движения.
  
   - но я боюсь, что он плюнет в меня (в глаза, смешает с грязью - прозрею), или же маленький волосок с его одежды вдруг оторвется от ровной поверхности и, преодолев некоторое расстояние, ляжет мне на плечо, или же он сам ударит меня по лицу. - И тогда уже нельзя будет сослаться ни на расстройство рассудка, ни на зрительный обман. Вдруг исчезнет игра и интерес, и останется лишь обыденная реальность и страх, предчувствие еще одного ужасного прикосновения твоей правой руки к твоей правой руке - пожатие, при котором все останавливается и замирает, - в расстегнутых нараспашку глазах, в замерзшей крови в стройных венах, в оцепеневших пальцах. И понимание невозможного, его осознание, ощутимость, его дыхание в лицо, глаза - в глаза, приказывает вспомнить все прошлое в безутешной надежде найти хоть какое-то объяснение, причину, исключение из правила. И как будто видишь бесконечность, и познаешь бессмертность - и седина волос твоих завивается и вьется по углам морщин мелкой порошей, и метель прячет память о теплом солнце, красном - от закрытых глаз, вечном - от распахнутого сердца.
  
  
   Игра в притворство была великолепна - он умеет притворяться; и, если бы я не знал его, то поверил бы в это, но я знаю его, как самого себя. Ибо он - это и есть я.
  
   Он понимал это - я понимал это.
  
  
   Вечером. Эскалатор.
   Я - вниз...
   Я - вверх...
   Я - это он...
   Он - это я...
  
   Я устал после вспышки дня, изнеможен после взрыва. После мрака ночи я бессилен, после штиля я слаб. Здесь - всегда одинаково: плывущие в разные стороны ступени, шары-солнца перемещаются по лицам встречной толпы в 2 человека шириной - и неизвестно ни даты, ни времени суток - ничего. Но я знаю, что он едет в противоположную сторону - наверх - и смотрит на меня, изучает своим мерзким взглядом. Я не могу смотреть ему в глаза, это ужасно, когда он так смотрит на тебя: каждый день он впивается взглядом и внедряется в твои мысли, тайные думы - он все знает обо мне, это страшно. Я просто притворяюсь, делаю вид, что не замечаю, не знаю его. Я закрываю резкой, сухой болью глаза и кладу лоб на ладонь. Но понимаю, что так просто не уйдешь от него. Ведь он знает о чем я думаю, о чем мечтаю, что чувствую. Он пытает меня своим наблюдением, своим присутствием.
  
  
  
  
   Я спускаюсь вниз и сажусь в вагон. В соседнем вагоне - опять он - я чувствую его взгляд. Но это лучше, чем было вчера, когда он сел напротив...
   Я знаю, когда я буду идти по улице, он будет наблюдать за мной из окон домов, иногда пытаясь спрятаться за тюлью чужих кухонь, иногда оставаясь неспуганным моим взглядом.
   Порой мне кажется, что я привык к нему, и становится одиноко, когда не чувствуешь слежки или когда чувствуешь, что в твоих мыслях никто не роется. Я знаю - избавится от него невозможно (ведь он - это я). Многие думают, что я сошел с ума. Да, наверное, но, поверьте, это нелегко переносить, это ужасно.
   Я знаю, что сегодня ночью он опять придет ко мне в комнату. Сядет за стол, включит лампу и будет читать мои дневники. Я буду притворятся спящим, одновременно понимая, что он знает о моем притворстве...
  
   68. сложно очень сложно очень очень сложно наисложно сложнее чем все до-перечисленное
   самое сложное из всего наисложнейшего и до-перечисленного наисложнейшее самого сложного из всего самого сложного на свете сложно так, что дальше некуда конец просто какой-то никому не понятно как это все можно решить никому не понятно решаемо ли это вообще никому вообще ничего не понятно
  
   легко очень легко очень очень легко наилегчайше легче чем все до-перечисленное
   самое легкое из всего наилегчайшего и до-перечисленного наилегчайшее самого легкого из всего самого легкого на свете легко так, что дальше некуда конец просто какой-то никому не понятно как это все можно поднять никому не понятно поднимаемо ли это вообще никому вообще ничего не понятно
  
   просто очень просто очень очень просто наипросто проще чем до-перечисленное
   самое простое из всего наипростейшего и до-перечисленного наипростейше самого простого из всего самого простого на свете просто так, что дальше некуда конец просто какой-то всем понятно как это все можно решить всем понятно что это проще паренной репы всем вообще все понятно
  
   часть вторая часть вторая часть вторая часть вторая часть вторая часть вторая часть вторая часть вторая часть вторая
  
   Отрывки из мыслей и дневников Крониных, Белоокова, Насти, попутчиков, Питера Пена, Гагарина, ангела в кепке, библиотекаря, автора, Санты, Джа, Люсьен, старик в красной кепке Мальборо.
  
   ü , , ü?
   ü, ü ä... (.: . )
  
  
   2. ü ö .
   " äждь, чудесно пахло деревом, посуда была не вымыта, дремалось, ее ноздри начинали ..., от мысли об этом - душа возбуждалась, мешали одежды, простыни, руки, все пространство мешало, все тело было лишним и ненужным...
   потом нападала ленивая дремота, но любая мысль, любое прикосновение, любой вздох заставляли снова начинать новые поползновения... - все спало, спал мозг, спали глаза и мышцы, только жилы, как жгуты, - сухожилия - напрягались ремнями - и затем снова расслаблялись в тесто, движимое простым инстинктом: шея протягивалась куда-то во вчерашний вопрос о прошлом, губы вытворяли потрясающей красоты оскал с ровным смыканием зубов, ноздри раздувались, горло пыталось сказать о том, что никогда не было: ни то вздох, ни то стон истомы. Вдруг иногда тело ослабевало, обмякало совершенно пустой материей: как какая-то прошлогодняя афиша на оттаявшей по весне стене снесенного здания; то вдруг открывались глаза (что они видели?), и она замирала вся, совершенно отсутствуя и здесь, и там, и вообще где-либо - и после, снова обмякала, прижималась, ворковала красивые, милые сердцу слова.
   Минуты проходили быстро; мы продолжали лежать.
   Встать - означало начать думать."
  
   3. Мои любимые позолоченные зеленые ботиночки. С прочными коричневыми шнурками из оленней кожи. Спасибо, тебе Марта, что почистила их.
   Вчера снова был в городе: фонтаны, чердаки, фонари. Фиолетовое небо. Я открыл карманный словарик: Pan значит Язычество. Я подумал было, может нам родить детей?
   Но боязно. Лучше просто летать, срывать листья с верхушек. Иди ко мне, Марта.
  
   4. Руки пахли ванильным табаком. Наверное, курил ванильный табак.
  
  
  
   08:11
   Какая-то бешенная влажность и вчерашние сигары вызвали утренний кашель и скопление дряни в горле.
  
   четВЕРГ
  
   я подумал: что передо мной разверзлась пропасть - такой я был маленький
   потом я понял, что эта пропасть - это я
   я огромный... но очень маленький
   грандиозных [бесконечных] размеров, - но внутри неизмеримо мал
   нет, наоборот: в ничто меня умещалась вечность
   (воспоминание позавчерашней дремы)
  
  
  
   Сноска 8.9
   1. Слишком жарко, слишком много работы. Тело стонет, но выдерживает.
   2. Слишком много (?) водки и пива. ... стонет, но... Все в отключке.
   3. Слишком бешенное и любовное купанье при луне в ночи. Луна. Еще раз: луна.
   4. F-n массаж. Откуда в руках берется то, что в них берется? В голове - ноль, отрешенность, притворство, издевка над миром, шутка, паясничество, обман.
   5. Нежелание слышать слишком глупого вопроса. Делается, что делается.
   6. Слишком бессонный сон.
   7. Утром (уже начинается с кровати в моей будке) - жаренная работа.
   8. Вы все одинаковые, такие одинаковые, что вы себе представить не можете своими одинаковыми мозгишками. А все чего-то строят из себя; а все одинаково: механизм мыслей, движений, прощений и желаний... движений зрачков. И вопросы зачем задавать одни и те же? Просто смешно.
   9. Зачем же тогда я подыгрываю вам?... ((21:54)су)
  
   Каждая ночь - как тысяча лет.
   Я скучаю - ибо знаю, мы будем вместе.
   Ты будешь улыбаться, скрывая свое имя, я буду вспоминать нашу историю.
   Я не буду плакать, нет.
   Солнце. Осеннее солнце. Полное пепла и света настольной лампы. Шорох. Под подошвами. Вино. Во фляжке. Руки. Иногда касаются теплыми пальцами. Ладонями. Вода. Седая от серебрянного неба. Деревья. Джинсы. Волосы. Боязнь говорить, долго молчать, смотреть друг другу в глаза и думать.
   Убийство. Тяжелым осколком бутылки. Мягкого малюска. Маленького малюска.
   Губы из медной проволоки. Позеленели и покрылись плесенью. Они так давно не гнулись в нужном направлении.
   Неверие - вот что, пожалуй, осталось лежать легким инием на ресницах синих глаз нашей красивой повести. Наше тепло, так бережно охраняемое в руках наших надежд и страхов, трепещет на ветру милым огоньком.
   Мы решили проверить на время - наше время. Времени не так уж много, ты же понимаешь?
   Ты всегда меня понимала. Манила пониманием. Обмазывала пониманием как медом...
   Этот мед до сих пор стекает липкими каплями сосновой смолы по стеклянной поверхности ночи, ночи, что длится - как тысяча лет...
  
  
  
   Если выпить перед этим кофе или ананасового сока - можно и апельсинового - то она будет на вкус как кофе или ананасовый сок. А ты пил пиво - поэтому она безвкусная...
  
  
   А сейчас - что завтра для вчера - звезды мерещутся цветами дикой сливы и дикая слива зацвела домашними звездочками белого цвета.
  
   Я не находил эрогенной зоны и изо рта ничем не пахло, не было мата, не было колена между колен.
  
   Звонил телефон, потому что я писал, что устал от слов и предложений, от плюсов и многоточий, что соскучился по голосу, по живому общению. Я был занят: "я перезвоню завтра".
  
   Достаточно перестать притворяться, что ты не сошел с ума, чтобы все поняли, что ты сошел с ума.
  
  
   Речь я иногда (часто) использую как маску, как солнцезащитные очки, когда не видно, куда устремлен взгляд - даже по направлению головы.
  
   ]]]]]]]]
  
   Когда обрежешь палец - ранка раскрывается и кровоточит. Другое дело, когда гвоздь входит в распахнутую ладонь: кожа уходит вовнутрь и взрывается вначале там, и лишь потом - снаружи. И ночное метро начинает уносить тебя в темный тунель...
  
   "Ave" означает "без боли".
  
   Тибетская книга мертвых (с примечаниями К.-Г.Юнга):
  
   Вера - первый шаг на Тайном Пути. Следующий шаг - Просветление, которое приносит Уверенность. Когда цель достигнута, наступает уверенность.
  
   В своем неестествеенном состоянии, т.е воплощенный в человеческом теле, ум подвергается мощному воздействию пяти чувств и занимается постоянной мыслеобразующей деятельностью.
  
   Три основных признака смерти и их символические образы таковы:
   1) ощущение тяжести в теле - "земля в воде";
   2) ощущение холода, словно тело оказалось в воде, которое постепенно переходит в лихорадочный жар - "вода в огне";
   3) ощущение, словно тело разрывается на мельчайшие атомы - "огонь в воздухе".
  
  
   ...Как на изображениях в храмах Древнего Египта каждый луч, исходящий от бога солнца Ра и милостиво нисходящий на верующего, оканчивается ладонью.
  
   Шан-шан - существа, подобные мифическим гарпиям, у которых верхняя часть тела - человеческая, а нижняя - птичья; только греческие гарпии - сужества женского пола, а тибетские - обоих полов. Среди тибетцев рапространено поверье, что шан-шан обитают где-то на земле.
  
  
   Если тень от бочки, удивительно зависшей от земли на один метр, пришпилить гвоздем, из бочки пойдет вода. Не это ли чудо?
  
  
   упал на пол, сломал ключицу, где ты моя проститутка, пожалей меня
  
   ]]]]]]]]]]]
  
   Экибастус - два головка соль.
  
   Экибастус - два головка соль.
  
  
   Sweeter than wine
   Softer than a summer's night
   L.Reed
  
  
   +++++++++++
  
   Тайное общество, имя которому я забыл и к которому я когда-то принадлежал, пока не был изгнан... Серебро лунного блеска... Я высказывал их идеи в буквах - никто не понял и не мог понять - но меня умертвили, мое имя сожгли... Я остаюсь приверженцем их политики, их знания... Мелодия же - моя, я позволяю себе трогать водную гладь, несущую в себе лунное отражение... Я храню еще символ змеи, держащей во рту яйцо...
  
   Ю.М. Лотман
   В основе религиозного акта лежит не обмен, а безоговорочное вручение себя во власть.
   Сравнение с магией.
  
   **0**0**0**0**0**0**0**0**0**0**0**
  
   И пришел Никодим к ... за барыш платить,
   да как даст, что есть силы, по уху.
  
   **0**0**0**0**0**0**0**0**0**0**0**
  
   ВсеТаки менЯЯпривЛЕКАЮТтЕни.ю.
  
   ]]]]]]]]]
  
   ====================
  
   Слишком долго мы с тобой танцевали: чешки стерлись, руки fuckin срослись, другие - прилипли к обветшалой ткани... От тебя несет мертвечинной и не родившимся поколением...
   Смрад - я стреляюсь.
   ~~~~~~~~~=~~~~~~~~
  
   А потом, в шоколадном сне... а сны были шоколадными, потому что весь день спокойно пили и шоколадились под чтение литературы - видел +++, вернее, губы (не сказать рот).
   Я полюбил мечтать в буквальном смысле этого слова: я ложился на кровать, со сладкой улыбкой, и думал, слушая что-то: это ночь, машина, огни, ###, и проникался этим состоянием и был там. Причем, это бывает и в нормальные дни.
   Затем, освоившись с ситуацией и получив от нее все, или если она себя уже исчерпала, я придумываю другую: появился +++.
   Так я и докоротал оставшийся сон с птицей, чувствуя, как горячий лед печет, тая, живот.
  
  
  
  
  
  
  
  
   =====
  
   ]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]
   Иснова:послешоколадакомнеприлетаютночныебабочки.
   ]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]]
  
   =====....====....====
   =====.....====....===...==..=.
  
  
   он появится...

...появится он

*

  

появился

  
  
  
   У бога было золото. У того бога. С веткой шоколада он шагал по дороге. Не каждый его видел: лишь садовники и художники.
   В другой руке - чашка чаю.
   Дальше следовала свадьба.
   Свадьба инков.
   Моя Свадьба.
   ]]]]]]]]
  
  
   Больше - никаких намеков и домоганий.
   ]]]]]]]]]
   Луна растеклась по черному морю.
   Волны качались большими шагами, переходами.
   Дул теплый ветер.
   Я повернулся, чтобы уйти, но остановился. Море позвало.
   Я оглянулся... но что говорить? - море понимает без слов, к тому же ночное...
   Я медленно поплелся к свету, домой. Оно пристально смотрело мне вслед - так, что я ощущал этот взгляд каждой клеточкой спины и затылка. Мне было очень страшно, но я не оглянулся.
  
  
   ]]]]]]]]
   ]]]]]]]]
   ]]]]]
   ]]]]]]]]
   ]]]]]]]]
  
  
  
   02.
   Сердце лопается не от ветра, оно разбивается от хлопка резинки женских трусов о пупок. Вот истинный звук!
   Все нажираются и блюют в разные стороны света: вначале на северную часть платформы (традиция, здесь ничего не попишешь), затем на Юг, а уж после - кому как угодно: хочешь на Запад, хочешь на Восток.
   Пятый день в шторме: нет работы, заботы, полных бутылок. У нас ничего не осталось: вода и еда на исходе. Мы качаемся на шпале и смотрим закат.
   Гусляры - пойте свои песни, буддисты - стучите в бубенцы! Она не будет спать всю ночь: альбатрос будет клевать ее голову. Лишь Я буду видеть сны и лизать шеи прелестным феям! Вокруг Меня построен забор из космических кораблей и простых карандашей Пушкина. Дайте напиться - и Я уже сплю.
   Будка танцует ламбаду пластиковыми ягодицами, ветрище задувает прямо в зад. Хей! Гоп! Спи и не тармаши руками! Как прелестное дитя, чьи кудри подобны завиткам лунного ветра! Как загнанный ловцами с лассо в пещеру зверь, знающий, что последнюю ночь он проведет во сне, откуда он не найдет дорогу назад...
   Пусть звезды срываются с небесной подстилки и пронзают шипом холодное море - это лишь ночная молитва Артюра Рембо: он перебрал и кричит во все горло на уличных собак. Разве он не знает как вязать косы солнечным детям? Конечно, знает!
   Выкинуть шелуху семечек, помочиться, спустить, сказать зеркалу абракадабра, раздеться, опрессовать подушку, уснуть, улыбнуться: хлопок резинки - как щелканье языком охотников, нашедших звериный труп в утренней пещере.
  
   *#*#*#*#*#*#*#*#*#*#*#*#*#*#*#*#*#*#*#*#*#*#**#*#*#*#*???
  
  
  
  
  
   Вот она: часть вторая. Первый сон был полгода назад, когда я оказался в кровати с одной из
  
   в любом случае это очень интересно : воевать
  
  
   ========
   Еще осталось пару пуль. Пару трюков - и ты - решето.
   Повернись лицом, подружка, кушай яблоко на здоровье.
   Если выкинуть весь баласт - воздушный шар (спасательная шлюпка?) пойдет не ко дну, а полетит вверх (в стратосферу?).
   Я помню, как я стоял на балконе и курил, думая о бросании курить. Помню, как резал в ванной грудь, думая о бросании любить. Помню, как я падал с колокольни, думая об изобретении воздушного шара. Если бы были руки ... сделал бы воздушный шар?.. нет, просто начал бы ими махать.
   Воду носить можно в чем угодно - хоть в решете.
  
   888888888888888888888888878888888888888
  
  
  
   Вы же знаете такие случаи, когда победа равносильна поражению?!.
  
   ъ=====
  
   Ранее:
   Добро по-этому и выиграло, что захватило себе пустоту, ничто, ноль. Минус бесконечность и + бесконечность вместе с нулем. Я квалифицирую вещи: "не любимые" и "любимые". Все же как-бы "нейтральные" - переходят автоматически в "любимые".

[0о0о0о0о0о0о0о0о0о0о0о0о0о0о0о0о0о0о0о0]

[0о0о0о0о0о0о0о0о0о0о0о0о0о0о0о0о0о0о0о0]

[0о0о0о0о0о0о0о0о0о0о0о0о0о0о0о0о0о0о0о0]

   Пророчество неминуемо должно вонять мясом. И именно протухшим.

]]]]]]]

  
   как только ты научишься не говорить то, что ты хочешь сказать -
  
   если в синие ставни вбить красный гвоздь....
  
   Всадник и лошадь - одно существо, сеющее ужас и смерть.
  
   "Любые формы и качества явлений - преходящи и иллюзорны. Когда разум поймет, что явления жизни нереальны, тогда возможно постижение Будды".
  
   если в синее небо воткнуть красный гвоздь
  
   2 cuts of Iggy's poems.
   /
   Watching the cat sleep on my pillows
   Afraid to get close to anyone and afraid not to
   The need of all creatures to be warmed and touched
   The girl who want dads
   I think the writing is eating up myself
   Preventing any togertherness with anyone
   Hurting and recycling people over and over again
   How much longer?
   How many more?
   I held her in my arms and I didn't want to realize
   She was putting her life in my hands
   [...]
   /
  
   Разочаровавшись в совместной свободе, я стал ...
  
   Это одиночество, где можно брызгать на хлеб с маслом, потому что это пошло. Я разбил стекло, я был в одной - с одной. В затылке: трехлитровая банка для соленых огурцов - без огурцов.
  
   Если слишком сильно раздвинуть руки можно ... ноги - можно увидеть... руки - то увидишь сердце, красно-синие, если, конечно, на месте этого мерзавца не окажется гнилой сгусток животрепещущего мяса
  
   этого не вытерпела, она не захотела\не смогла стать такой же. Ей это надо? Мне это надо? Мне уже все равно. Я играю в открытую. Скрип в ванне, удары: пытаются уместить два тела в ванную тару, мучаются, хотят, стремяться ухватить кусочек не-одиночества, чтобы почувствовать мгновенность бытия. Им сладко. Я не знаю, зачем я себе нужен. Белинский спит после перегрузок. Я его люблю...
   P.S. И напоследок я помочился в урну: ванна была занята.
  
  
  
   любовь - совместное понимание полного одиночества в этом мире: когда хочется плакать и... любить
  
  
  
  
  
  
   часть третья часть третья часть третья часть третья часть третья часть третья часть третья часть третья часть третья часть третья
  
  
   69.
   "Ä, ü c . ä ä ü .
  
  
   9. ä.
  
   Вот прошел год. Роман-рассказ-сценарий/для/фильма не писался из-за жизненных катаклизмов. Писалось совсем другое: те же дневники-фантазии, та же обсурдность вроде эпопеи "Ложь имен", та же переписка с любимой и другом.
   Снова возникает оставленная на потом тема: почему герой ушел из дома раздетый. Год назад она собственно была актуальной, сейчас - нет: из-за тех же жизненных перепетий. Допустим, произошла некая ссора, какая часто бывает между двумя любящими существами, когда один из них вдруг вспоминает себя, свое я, вернее это я себя и вспоминает. Но не важно. В любом случае, Кронин вышвырнул в окно старые джинсы и вельветовую рубашку, притворно улыбнулся (зная, что запасная одежда у него имеется), схватил сумку и вышел.
   Он знал, что Настя уже привыкла к его актерским приемам, что не обижается, что она в тайне догадывается, что это является смесью дьявольского шутовства и юродивой простоты: некий ангел в кепке. Сам он также знал, что юродивость эта и чертовщина - лишь способ общения с этим миром. Это - способность издеваться и шутить над всем, скажем, зеленым, потому что осознаешь, что обратное, скажем, красное, также имеет право на существование. Преклонение осуществляется лишь над истинными вещами: например, добро. Но при этом, можно также пошутить и над творящим это добро, ибо, зная причины этого, понимаешь, что человек этот к добру особо и не причастен, а так же напичкан пороками и - как и все люди - когда приспичит - помочится в кусты на главной площади. Но это мой милый герой поймет только через, скажем, год, когда уже не будет ни Насти, ни воспоминания о выкинутой рубашке. Сейчас это пока только паясничество и любование собой. Это когда подходишь к старушке сзади и говоришь: вы где покупали этот платок?.. а она оборачивается и, видя голового мужчину, почему-то говорит о революции (с испугу, конечно), как пьяный комиссар подошел к ее отцу, дал в морду и сказал "в расход". (Кронин этого сам не ожидал.) Потом старушенция сказала, что, мол, все пили по-черному, самогон был отвратным, но все равно пили, "кушали" кокаин, стреляли в кого попало и, вообще, что творилось, что творилось.
   Снова: бог со всем этим. Расскзал он Джа всю эту историю, сел в машину и поехал дальше. Литературная фантазия позволяет нам представить любые фантасмагории. Воспользуемся ей, чтобы написать последнюю цифру этой части.
  
  
   10. Шнурок.
  
   Несмотря на то, что ехал Кронин в дождь, как только он приблизился к границе - наступила зима.
   Снег шел хлопьями, была ночь, светила луна, огни машин слепили.
   По правилам жанра, автор должен привести немедленное доказательство того, что он там был и все видел, или представил себе все настолько живо, что может заставить читателя побывать там же. Мы же опусим описание грязного снега, вылетающего из-под колес авто, прекрасную лирично-любовную музыку в теплой кабине, странного Деда Мороза (попутчика)(эта глава по замыслу должна идти далеко потом), прокуренного марихуаной, подарившего Кронину странную коробочку с подарком, со словами: "Откроешь лишь тогда, когда понадобится", необычное видение самого героя. Все это было в первоначальной задумке, даже было удивление Кронина: "Что значит, когда понадобится?", на что Дед Мороз (или там, скорее всего, конечно, был Санта) рассмеялся обкуренным смехом, похлопал молодого человека по плечу и сказал, что на все воля Всевышнего, после чего начал философствовать о миньете...
   Все это не известно где находится, ибо должно было написаться, а (но) не написалось.
   Но мы повествуем о другом: о шнурке. Этому должна была посвятиться целая глава размышлений о зависимости и последствиях. Тоже все перераспределилось в другое: в то, что, кто хочет, тот прочтет.
  
   ...Итак, перед Крониным заблистали огни таможенного поста, прервали его мысль, вывели его из сна. Он забыл странных гномов, вручавших ему зеркало с узорами и кругами, песни о счастье и восходе солнца, еще всякую дрянь, которая если уж забылась - так забылась. Он остановил трейлер у шлагбаума и стал ждать.
  
   Представим, что это сценарий, где описывать все подробно совсем не имеет смысла: режисер скажет оператору (если он сам не оператор), как и где снимать, выуживая из своего знания (памяти, воображения, чего там еще) все то, что надо для идиальной реализации картины. Итак, справа (никак не слева, а именно справа) от героя: маленький пост со снующими туда сюда представителями закона, какая-то неразбриха, впрочем, не внешняя, а, явно, внутренняя, напряжение какое-то, ну, там музыка играет за кадром настороженная, все как положенно: затяжные кадры, крупно - глаза, мелкие детали: исчезнувшие за дверью руки с какими-то бумгами, упавшая на пол ручка (всего-то ничего: ручка, а при правильной постановке кадра - очень важный элемент, ибо подразумевает что-то существенное, хотя ничего существенного здесь нет, но обстановку нагнетает, и, кажется, что вот-вот что-то произойдет, потому что ручка в кино просто так упать не может. В жизни, видите-ли, она просто так упасть может, а в кино - нет.) Но это - так, отклонения. Смысл в том, что зеркала и отражения выстроились так, что Кронину было видно, что происходит в полицейской комнате для осмотра. Я не знаю, бывает такое или нет, в том смысле, что имеет это право на случай или нет, но здесь это так и произошло. Более того: на европейских таможнях не досматривают машины слишком чщательно, не говоря уже о людях. Здесь же: представим, что это какая-нибудь вовточная граница, где все друг друга подозревают, где президент - самый главный (кто же еще самый главный, как не президент?) и где у каждого в штанах или в отслоении кеда - шмат ханки или пакет травы.
   Задержка была странной. Кронин всегда проезжал таможню быстро, не задумываясь, где он и что делает: все происходило на автопилоте. (Он, конечно, не догадывается, что европейской таможне я дал (мы, мы, здесь принято говорить "мы").. мы дали характерстики востока.)
   Он затянулся, сменил волну, посмотрел в зеркало соседнего грузовика...
  
   Я сидел в кофте в полоску голубого с темно-синим цветов на кухне с бутылкой можайского молока и думал о водке выпитой за минуту до этого и о капусте квашенной съеденой за минут 50 до этого... думалось о Мексике... нет, вру, думалось, как это все переварится, зачем это все пишется, почему мозг делится на столько составных частей, что, если бы за что-нибудь дернуть, чтоб это все распахнулось и извергло свое нутро...
  
   - Проходите, проходите, - говорил чуть сдавленным голосом человек в форме.
   По жестикуляции женщины было понятно, что она чем-то недовольна. Кронин не слышал, о чем говорят другие персонажи: он лишь догадывался о предполагаемом диалоге.
   Женщина была одета в черное: черная юбка, черная кофта, черный платок. На вид лет 30-40. Это с учетом того, что Кронин увидел лишь нос, торчавший из черной материи. Скорее всего он догадался по движениям тела, по траектории рук.
   Женщина поставила сумочку на стол, предъявила для осмотра паспорт и уставилась, казалось, куда-то вдаль.
   Два человека в форме, просмотрев сумочку тщательниешим образом, перевели взгляд на женщину и зашушукались. После чего, один из них, взял - как-то настороженно и еще, видимо, размышляя - трубку, постучал по кнопкам, подождал, что-то буркнул и повесил трубку. Через минуту вошла женщина, тоже в форме, подошла к задержанной, сделала приглашающий знак рукой в сторону внутренней двери, и они обе удалились.
   В последнем ряду тронулась машина. Отражение в стекле уж было исчезло, но на место уехавшей машины встала другая машина. Зеркала чуть совпали, соседний водитель, также ожидающий очереди, поправил свое зеркало - и перед Крониным предстали события, происходящие во второй комнате.
   Комната была пуста. С одной стороны - стул, с другой - стул со столом. Женщина в черном, арестованная, долго жестикулировала руками, доносились какие-то выкрики, потом она подошла к одинокому стулу и начала медленно раздеваться, передавая по одному предметы своей одежды.
   Кронин резко отвернулся, качнул головой, как бы говоря "всегда это со мной, но как же быть иначе", и таким же резким движением приковал взгляд к окну.
   Женщина оказалась довольно моложавой. Сняв с себя платок, свитер и блузку, она принялась за юбку. Тело ее как-то вдруг распрямилось, замолодилось, и она уже совсем не напоминала того жалкого вида существа, обмотанного черными платками.
   Женщина в форме, просматривала каждую вещь, перебирая быстрыми, но сильными пальцами швы и воротник.
   За юбкой последовали чулки; задержанная, передав их, застыла в черном лифчике и трусиках. Голова в фуражке кивнула.
   Кронин почувствовал легкий приступ головокружения и странное сладкое где-то в области живота, которое клокотало и стремилось куда-то провалиться.
   Женщина отвернулась к стене, сняла лифчик и протянула руку назад. После чего сняла и последнюю часть туалета.
   Кронин актерски сщурился, непонятно что обозначая. То ли обиду, что пропускает самое главное (в том смысле, что не видит всего происходящего), то ли стыдит себя за свой проступок.
   Женщина в форме еще раз прошлась по одежде, все проверила и стала приближаться к раздетой. Подойдя, что-то шепнула той на ухо и замерла. Замерла и та. Кронин понимал, что там происходит что-то главное, какое-то взаимотношение особенного порядка, какая-то странная взаимосвязь двух существ женского пола, одно из которых было одето в наряд синего цвета, а дургое представляло из себя раздетую до гола, очень красивую женщину, повернутую глазами к стене. Хотелось видеть ее всю, или хотя бы краешек ее груди, чтобы машины как-то снова странно, подвергаясь непонятно каким законам (может, и законам кинематографа), развернулись, встали, и он бы увидел все то, что находится с противоположой стороны спины и ног.
  
   (начало другой главы, здесь прервать. "Не помню где закончил, посылаю последние листы. Белооков"
  
   Женщина в форме еще раз прошлась по одежде, все проверила и стала приближаться к раздетой. Подойдя, что-то шепнула той на ухо и замерла. Замерла и та. Кронин понимал, что там происходит что-то главное, какое-то взаимотношение особенного порядка, какая-то странная взаимосвязь двух существ женского пола, одно из которых было одето в наряд синего цвета, а дургое представляло из себя раздетую до гола, очень красивую женщину, повернутую глазами к стене. Хотелось видеть ее всю, или хотя бы краешек ее груди, чтобы машины как-то снова странно, подвергаясь непонятно каким законам (может, и законам кинематографа), развернулись, встали, и он бы увидел все то, что находится с противоположой стороны спины и ног.
   Что делали эти две женщины? Почему застыли в столь странном виде? Что хотели? Чего боялись?..
   Красавица подняла руки вверх и аккуратно раставила ноги, продолжая смотреть в стенку. Женщина в форме тихо, чуть медля, может быть, тоже подняла руки, приблизила их к рукам впереди стоящей и прикоснулась к чужой коже.
   В Кронине при этом что-то зазвенело, упало, и все тело покрылось гусиной кожей.
   Руки пошли ниже, остановились на под мышках, но не надолго. Пробыв там всего какие-то доли секунд, они заскользили вниз, подражая красивым формам боков (кончики пальцев чуть коснулись груди) и талии. Стоящая сзади стала медленно приседать, пока не села на корточки, руки дошли до обратной стороны колен, протиснулись между чуть раздвинутыми ногами и тыльными сторонами ладоней поползли вверх.
   Кронин моргнул.
   Руки дошли до какого-то предела, уперлись во что-то мягкое и застыли...
   Для Кронина это казалось вечностью: руки остановились, приросли, как будто всегда там были, чужеродные, все замерло в ожидании какого-то взрыва.
   Но взрыва не произошло. Кронин увидел живой проем в виде, пожалуй, буквы М, из середины которой свисал маленький белый шнурочек, веревочка, тесемочка. Еще он увидел, как белые руки пытаются дернуть за эту веревочку двумя палцами, что она не поддается, что видно сопротивление, что пальцы настаивают на своем. Когда веревочка пошла вниз, Кронину почему стало не по себе, даже дурно. Еще он увидел, что за веревочкой последовала какая-то гирлянда белых пакетиков, как сосисочная лента, что, когда пакетики были, так сказать, изъяты, сама голая женщина вдруг как-то осунулась, посерела вдруг как-то. Тут она наконец-то повернулась к Кронину лицом, но это было уже неинтересно, сыро, бедно, пошло. Кронин заметил, что в комнату вошли еще люди, стали оживленно переговариваться и показывать друг другу героиновый улов. Женщина села на корточки, обмякла. Кронин понимал, что ее судьба решена. А ему уже сигналили задние машины. Он завороженно завелся, подъехал к будке, отдал подготовленную еще загодя банкноту, надавил на газ и въехал на территорию другого государства.
   Валил снег: белыми, мутными шапками. Кронин затянулся, настроил волну. Зазвучал легкий джаз, снова стало уютно.
   Потом Кронину всю дорогу мерещились дырки: полыми казались идеи, машины, люди. Казалось, в любой вещи есть какая-то тайна, какой-то запас. Был какой-то страх: боязнь.... если там что-то есть - ты герой, если нет - ты проигравший. Была установка, что это надо найти отыскать нащупать и тогда, может, там тоже обнаружится какая-то веревочка, дернув за которую можно что-то поиметь. Он посмотрел на луну и мысленно пририсовал к ней беленькую бечевку, дернув за которую, ты можешь повлиять на какой-то загадачный механизм, который, в свою очередь, вскроет тайник и из луны посыпятся разные подарки, как из рога изобилия.
   Наступал Новый год."
  
  
   70.
   тайна уединения, загадка молчания и секрет неожид
  
   71. Позавчера раздал читателям листки с просьбой написать....
      -- садовник и библиотекарь - одно лицо
      -- Агишева, написавшая вступление, и есть автор этой ахинеи
      -- ангел в кепке и Санта - отдно и тоже
      -- Джа - Санта
  
  
  
   72. ß ¤, ä ü отношение ко мне. Объять: не разобрать подетально - на бумаге ли, вживую, потроша сиреневые свертки, поднося к лампе щуплую пробирку с неожиданным осадком, а как-бы заметить вскользь - но по-теплому, приблизиться вплотную, чтобы даже прикоснуться (но только запахами) и - оказаться в другом сразу же месте, и далеко. Ощущение это мне напоминает неудобство - внутреннее, межплатнетное - профессионала, который не видит, но слышит погрешность, пустую неточность, шершавость. Здесь налет какой-то. Чужеродный что-ли? Налет, да, но он диктует цвет и внутренний запах, дух. Налет, наметка, намек. Мне трудно определить, касается ли здесь дело физики или нарицательности какой-то, от чего я, именно я - по утробной причине, из-за нутра своего, слышу недоговорку, недозрелость, недозволенность - а это недо может превращать простые вещи в: недолговечные, недомолвленные, недостаточные. (Может тороплюсь просто?) А недостаток оголяет чернотой ненормальной свой рот и делает изъян, порок даже, минус.
   Может и самообман, может; идея о недоделанности, старопрежние мысли об одиночестве и невозможности нахождения другого существа, красивого и горнего, близ; желание схватить и приковать, зная хотя, что железом это не прикуется (не приковывается вообще), получить долговую расписку. Опять заползает страх: выглядит он совсем не страшно - но от этого еще страшней: очень страшно. (Совесть: почему я (низменности) с ней (возвышенности))? Страх забывания и общества: кто они? кто я?
   И странное притворство подлизы - но: как заговор и мольба: ну почему-бы (я приказываю, ну, пожалуйста) нам (тебе, тебе - за себя я уверен) не выкинуть (разорвать, нет, останутся клочья,- просто забыть) (завыть?) все условности (басенки - побасенки, ограничения, логику, если, номера, углы, подошвы, тары, двери, знаки препинания) и не жить просто (не умирать, не спрашивать, дышать?)
   Фу, двоедушность какая, полуверность. Полувера.
   Это от неувереннности. От нее нет и спокойствия, мира. Ради честности скажу - иногда нет.
   Мне: этого не может быть, потому что было сказанно слово любовь (было сказанно?). Им, я: я доверяю этому слову (доверяю сказанному?) (хотя, Боже мой, как это странно, небывало, диковинно, к тому-же: было сказано - это как увидел ... - и не умер тут-же, услышал имя Его - и живешь дальше), но боишься этого не из-за отсутствия (ибо, когда нет - и бояться нечего), а потому что случается это и в присутствие также, даже может из-за него и случается.
   Это внешне все так тихо (как так получается?)
   Это внутренне такие разгромы (почему же так?)
   Громыхает камнепад, разрываясь треском булыжников и скал, раздираются преграды - так глобально, что все движется не быстро - но я вообще ничего не слышу - глухое неудобство, и я закричать хочу, но боюсь: ведь себя я тоже не слышу (почему же так?) А если кричать, то всегда. Какой там утешьте! Какой там подтвердите, что ДА (повторный запрос, ежечасный (-стный), многодневный - многодетный)! Какой там ну поймите же: я не слышу (мне: все не слышат!) Какой там.
   Какой там? Какая там? Какой здесь? Какая?.. Почему никакой?! Почему никакая?! Еще какой!! Еще какая? Какая такая?..
   Снова разродил 2 проблемы из одного вопроса (тот - из ничего): проблема ревности, страха конечности (я и бесконечности боюсь, темноты и постоянства) и проблема налета, недосказанности. Я не объясняю все это - это неважно: объяснив я не ликвидирую. Важно само наличие этого, как и того, другого, без чего вообще все это не имело никакого значения.
   Скучаю.
  
  
  
  
  
   73

***

миша капустин был из беззвестного города Ижерска и когда бабушка его спрашивала по чем сливы на рынке он громко всхлипывал и начинал причитать: ах если бы мне самолету бабка! я бы показал вам такие пируэты, что вы не только о сливах, но и о бобах с кукурузой не вспоминали. но сейчас не об этом.

как-то миша решил подшутить над бабушкой - и дал ей конфетку. конфетка как конфетка - не в этом эффект! она сказала спасибо а он стал дергать головой и говорить: пожалуйста пожалуйста пожалуйста. ему было очень смечно. но он вдруг понял что от того что ему смечно он не может остановиться: пожалуйста пожалуйста пожалуйста. из-за этого стало мише капустину очень страшно но от того что он все продолжал дергать головой и повторять одно и тоже слово ему снова стало смечно. прошло уже несколько минут и миша подумал что смечного здесь уже ничего нет и пора бы уже остановиться смеяться в конце концов. но от того что сказал он себе это очень серьезно а при этом все продолжал говорить пожалуйста ему стало еще смечнее. вскоре же его очень напугала эта зависимость: как только он себе что-то серьезное говорит сразу становится еще смечнее. очень интересная фраза, - подумал миша и залился смехом: пожалуйста пожалуйста пожалуйста...

так ему было - то страшно, то смечно - около двух лет.

***

миша капустин - известная личность, и не мне вам рассказывать, что он отвечал бабке, когда та его спрашивала, по чем сливы на рынке. но сейчас не об этом.

миша капустин обладал странным даром (приобрел он его в детстве): в каждом предложении он говорил "пожалуйста". но на этом дар его не заканчивался: люди, которые с ним общались, при встрече с мишей капустиным тоже начинали везде сувать это злосчастное "пожалуйста". как только они прощались с мишей, речь возвращалась к нормальному руслу. при том, никто никогда ничего не замечал. естественное дело, что миша видел мир несколько странным способом: все люди всегда употребляли "пожалуйста". но для него это было настолько естественным, что он, конечно, даже не задавал себе никаких вопросов. (мы же не спрашиваем себя: люди моргают (или дышат) только в нашем общении или нет? что за чушь!)

миша умер от того, что встретил меня, единственного, кто не употреблял в каждой фразе слова "пожалуйста". в его голове просто не могла уместиться возможность существования человека, не говорящяго слова "пожалуста" по тысячу раз на дню.

   74.74.

*****ющий

   Зараза уже давно распространилась по телу. Иногда забываешь, что эта тварь ползает в твоем собственном организме. Но потом вдруг при анализе поступка: а ты на что расчитывал, безумец? нет, он все еще там, все еще там.
   Когда заражены мысли дело обостряется: ты осознаешь тщетность своих обязательств. Это, пожалуй, единственная хорошая вещь: ты хоть осведомлен, что инструменты твои полны всякой нечести, и как бы ловко ты не совершал операцию, исход тела предрешен.
   Снова закурил. Уворотливость оправданий и счета уже перестала пугать. Вышел на улицу и подставил морду ветру: сзади - люди, впереди - горизонт. "Могло бы быть все по-другому?" Вопрос превращался скорее в привычку, как щелкание языка. Из него давно уже не вычленишь ни тревогу, ни недюжую концентрацию мысли, ни похабный союз памяти и фантазии в ретивой попытке представить, как все могло бы быть. "Могло бы быть все по-другому?" "Наверное, могло." Ответ прозвучал на автомате.
   Это уже давно не пахнет никакой охотой: все звери давно перестрелены, шкурник сидит без работы, ружья не отличимы от настенных часов. Разве что не стреляют в полночь. Даже запах разложившихся туш, пота и мочи рассеялся с приходом осени. Когда никакая определенность не напоминает тебе о твоей болезни, становится легче: с удовольствием забываешься пустотой; при долгом смотрении в потолок крапины и точки начинают походить на мух и тараканов - движутся, переходят с места на место.
   Это забвение всегда вырабатывает некую дозу медлительности. Замирание - как будто в любой момент может что-то произойти. Я знаю, что здесь уже никогда ничего не произойдет. Из спокойствия этой длительности выводит лишь одна идея: я уже давно не думаю сам.
   Лицо также перестало выражать определенность временного отрезка: это могло бы быть и фотографией прошлого века. Могло бы быть и афишей прошедшего сезона, разодранной ветром. Да, образ афишы, наверное, ближе всего: за бумагой должна скрываться проржавленная жестянка.
   Процесс необратим. Не понятно, зачем я еще дергаюсь, если все действия предрешены и определены сутью болезни. Конечно, может, в этом и что-то есть: мордой в ветер... Но это далеко уже не сомнение: я вижу никчемность всех альтернативных путей. Какая разница как ты решишь, если, как бы ты ни решил, - это будет не-твоим решением. Здесь даже отсутствует азарт хоть какой-нибудь, самой вшивенькой игры.
   Однако простоем называть это тоже я бы не осмелился. Скорее бесцельная мельтешня глупого насекомого вокруг горящей лампы в ночи. На днях я наконец-то постиг суть болезненного процесса: это электричество. Но что толку? Я обнаружил тайно проложенные провода, проследил всю сеть, опутавшую мои жалания и тайные позывы. Тем не менее, цепь была разомкнута. Я тщетно пытался отыскать странный отсутствующий элемент, способный завершить линию для полного контакта. Но как же это работает, если один из проводов нагло перекусан на самом видном месте?
   Секс, безвредная сама по себе штука, перешел в разряд манипуляций: белые перчаточные пальцы искуссно гоняют легкий шарик вдоль гибких фаланг. Еще совсем недавно, руки были мясисты и неуклюжи. Здесь я тоже подозреваю влияние того, что находится под головным убором. Проникновение во все уголки подсознания - поразительно!
   Право, не знаю, стоит ли жалеть об этом, когда и жалость находится под контролем. Иногда кажется, что сама болезнь это я и есть. Как вода не чувствует внутри себя воду. Как лезвие японской секиры не чувствует своего острия.
   Самое противное здесь, конечно, - это отсутствие интереса к праздникам. То есть выпивка, естественно, еще привлекает - только так можно посмотреть в глаза этой гадине и поговорить с глазу на глаз, но все остальное - уже нет. Конечно, мне доставляет удовольствие подготовка к торжеству: изготовление серпантина, выделка белых лошадок из темно-красного дерева, изобретение новых видов хлопушек, но в использовании поделок я не обнаруживаю совершенно никакого смысла. Я удаляюсь в чащу и слушаю журчание родников. Пахнет каким-то стриптизом, признаться: силы уходят на безплодное раздевание, за которым ничего не стоит.
   Интерес и коэффициент занятости тоже понятия растяжимые, как показал опыт. Стоит только взяться за сырорезку и начать отрезать по маленьким кусочкам, как лакомства уже и след простыл. После такого кромсания, становишься совершенно безжалостным: даже когда от тебя осталась всего одна кочерыжка, хочется и ее уничтожить одним ударом. Но что же такое я? Ведь людские плевки на что только не посылались: книги - говно, религия и философия, жалкие потаскушки, - говно, любовь - говно, память - тоже, государство - также, от власти - только боль в почках, за молодостью - тошнота от газов, душа - жалкое подобие гелия в шаре, музыка - миграция вшивых перепелов, время - гусеница, все еще не раздавленная башмаком человека, наука - жесткий сухарь для беззубой шлюхи преклонного возраста. Что еще вы там говорите?..
   Вы правы, иногда пугает молчание, пустое молчание, когда молчишь не потому, что что-то скрываешь, а потому, что сказать совсем нечего. Страшно произнести даже звук иногда. Боремся с этим недугом сочетанием тисков и двух пальцев.
   Нравится цвет гниющей штукатурки: не зеркало, конечно, но какое-то отражение себя присутствует. Потом долгий-долгий скрип: день начинает стонать под натиском ночи, изрыгая на поверхность тени вечернего цвета. Если бы внутри меня был свет - я бы не отбрасывал тени.
   Когда ничего не беспокоит: ты слишком жив или слишком мертв. В моем случае все по-другому. Просто нечего беспокоить: все, что извне нацелено в мою сторону, проходит сквозь. Зато, когда чувствуешь легкое щекотание от этого, начинаешь улыбаться.
   Болезнь и улыбка представляются мне в виде желтка и белка, спаенных в одном яйце. Если их совместить, ничего кроме ячницы-болтуньи не выйдет, уверяю вас. Но голод дает знать о себе в последнюю очередь, так что лучше оставить это яйцо в покое.
   Дни медленно проходят: как шайка слепцов-попрошаек, держащихся за одну веревку, - они, как безконечная змея, извиваются вдоль берега моей жизни. Глупцы! На сколько бы виселиц хватило этой веревки?
   Последний вопрос, все еще как-то терзающий меня. "Терзающий", конечно, не то слово: так, вопросец-как-вопросец, сущая безделушка. Слабая надежда? Скорее любопытство ведомого на казнь. - Я изредка одумываюсь и спрашиваю его: оставишь ли ты меня после смерти?
  
  
  
  
  
  
  
   75.
  

"II. Кронин. Женщина.

  
   1.
  
   Большая стеклянная дверь медленно отворилась, и в холле появился человек в шляпе.
  
   2.Утеряна.
  
   3.
   Холл гостиницы был выдержан в темных тонах, в угоду почитателям старых традиций и светских устоев. Стены были отделаны темно-красным деревом, с черной выделкой и с легкой позолотой дверных ручек и люстр. Плотные шторы, чуть распахнувшись, впускали седой свет улицы, чудесным образом попадавший на большие листья африканского растения. Было уютно и тепло, холл сразу навязывал домашнее настроение (хотелось сразу обуть тапочки и улечься на зеленом диване, запрокинув ноги вверх и вооружившись парой-тройкой журналов)- любому, пусть даже случайно, заглянувшему сюда, и, с другой стороны, с трудом отпускал своих постояльцев за свой порог: на улице было слишком светло, шумно и людно.
   На вошедшем была черная шляпа, пальто, такого же черного цвета, брюки, темные, как ночь, и кожанные туфли, отражающие мрак истории. Вошедший был архиологом.
   Скрипя по древнему паркету, незнакомец элегантно достиг стойки ресепшена. Исчесляемое всего пятью шагами, движение его было подобно расползанию тени по желтому песку. Оно было твердым и быстрым, но сохраняло при этом плавность и элегантность неспешного передвижения.
   Незнакомец снял шляпу, расположив ее на стойке рядом с собой, поставил дорожный кейс и обратился к молодому человеку, стоявшему напротив него:
   - Кронин. На меня заказан номер.
   Молодой служащий застучал клавишами компьютера, посматривая иногда на господина в черном. Его печальное лицо было отмечено странной красотой: большие черные глаза, мокрые и глубокие, излучали какую-то радостную мудрость, какое-то знание, что-то, может, таинственное и далекое. Что-то, может, историческое, сошедшее с итальянских икон; злое, тем не менее. Злое, в смысле, запредельное, недоступное простому пониманию, роковое. Да, пожалуй, лицо напоминало что-то итальянское, но фамилия?
   - Вы русский?
   - Нет.
   - Итальянец?
   - Нет, я француз. Корни, впрочем, уходят в Россию.
   - Так... Номер заказан на два дня. Ваш паспорт, пожалуйста.
   Молодой человек снова взглянул на Кронина, взял паспорт и протянул ключи на маленьком брелке в виде рыбки:
   - Ваш номер - 72, третий этаж. Помочь с вещами?
   - Нет, я сам. Спасибо.
   Кронин снова одел шляпу, взял кейс и, звеня ключами, направился к лифту.
  
  
   4.
   - Но почему он не позвонил мне? - Кронин взволнованно взял сигарету и закурил.
   - Он хотел, - спокойно отвечал женский голос, - но приглашение пришло настолько поздно, что он уже не успел застать вас дома. К тому же ваша жена сказала, что вы ушли намного раньше.
   - Да, я ушел раньше положенного... Странно, это была его иннициатива, он пригласил меня в этот город всего на два дня, мы с ним так редко видимся... Куда он поехал?
   - В Амстердам.
   - Могу спросить, надолго?
   - М-м-м... - женщина, казалось, задумалась, вспоминая точные цифры, - он говорил, что сама конференция продлится три дня, но не исключена возможность, что он задержится еще ненадолго. Кстати, он сказал, что если вы позвоните, чтобы вы оставили свой телефон и адрес.
   - Я остановился в той же гостинице, что и пять лет назад. Так, получилось, что мы праздновали здесь день рождения вашей дочери...
   - Да, я помню, он звонил мне поздно ночью, извиняясь за свое отсутствие.
   - Да-да... Мой номер - 72, он знает, как звонить сюда.
   - Я обязательно передам...
   Кронин снова затянулся, и испугавшись официальности разговора, спросил:
   - Как поживает дочь, кстати?
   - Хорошо, спасибо.
   Разговор явно не хотел развиваться. Кронин хорошо знал своего друга археолога, но совершенно не был знаком с его женой. Он поблагодарил женщину, она еще раз извинилась, и, попращавшись, они повесили трубки.
  
   75.
   (новый посыл)
   5. Итак, перед Крониным неожиданно обнаружилось два совершенно пустых дня. Не то, что он был занятым человеком и мог бы провести эти дни с пользой дома, расстроило его скорее всего то, что все как-то вдруг соскачило с рельс, совершенно непредвиденно. Он подумал, что "как-то вдруг постарел, и время, гремя ржавыми колесами, стало набирать скорость". Его уже размеренная жизнь пришла в норму, осела, не принося никаких сюрпризов и неприятностей. У него была хорошая семья, большая дочка, готовая вот-вот выйти замуж, его чтили в обществе, на него ссылались в научных трудах. Жизнь внешне даже, казалось, практически остановилась, дошла до той степени автоматизма, когда управление машиной практически не занимает никакого места в голове и все внимание выделенно на то, чтобы смотреть по сторонам и наслаждаться всеобщим течением. Эта же неожиданная сбивка вначале даже как-то напугала его. Он испугался этой пустоты, этого возможного безделья, этой свободы. Он никого не знал здесь, его здесь никто не знал. Он был один, пусть и в боле-менее знакомом городе, в том смысле, что он знал, где перекусить и врядли смог бы заблудиться, но все-таки не в родном месте, где каждый день добавляет еще один рутинный элемент, покрывая проживание легким пыльным налетом. Но с другой стороны, ему нравилось это знакомство с местом. Он может не тратить силы на поиски чего-либо, разрешения каких-то проблем. Ему здесь хорошо и все ново, это неродной город, но, тем не менее, домашний и знакомый.
   Кронин принял ванну, попереключал каналы телевизора и решил напраиться в библиотеку. Это было место, где он когда-то проводил много времени, что-то читал, изучал, выписывал.
   Он накинул плащ, взял шляпу и вышел.
   До библиотеки было идти всего два квартала. Но выйдя на улицу, Кронин понял, что пойти сегодня в библиотеку было бы преступлением: погода была слишком приятной, чтобы просиживать такое время в закрытом помещении. Он развернулся в противоположную сторону и медленной походкой пожилого, гуляющего гражданина направился вдоль тротура в неизвестном направлении.
  
   Кронин просто бродил: не размышлял, не фантазировал.
   Замечал изредка прохожих, разглядывал здания, улыбался.
   Он вдруг вспомнил, как еще подростком любил бродить по родному городу. Еще до переезда. Это был единственный акт, способный ограничить его мозговую детельность. Он забывался, с каждым шагом течение мыслей затихало, начинало тормозиться спиралями, водоворотами, он вообще выходил из этого течения, оно уже становилось озером, с чистой водой и без птиц на поверхности, только вода, штиль, и небо, но потом все исчезало и он понимал, что уже и этого нет, а есть город, краски и формы, есть движения лиц (мимикрия), есть прохожие разных красок, судеб, поколений... Каждый шаг - медленный и ровный - как дыхание... он плыл, улыбался, улыбался улыбкой, одновременно говорящего этому миру и здравствуй, и прощай. Он снова стал [как будто бы] подростком, когда впереди ничего нет (это больше чем будущее, больше чем вечность даже), когда цель дается в тысячах скобках, подразумевая направление, вектор, не более, когда кроме шага ничего нет: ни головы, ни рук, ни гениталий...
   пахло грушами и (местами) поп-корном, он бродил довольно долго... ТакКак брожение это было одним цельным куском, без мыслей, без событий - его очень сложно описывать, да и нужно ли? Это было сном, который не поддается описанию, отдыхом, чувством, путем, наваждением
   наваждением, которое завело его в клуб (бар? забегаловку? ресторан?)...
  
   Кронин был тем человеком, который был знаком с респектабельными ресторанами... Это было чем-то более раскрепощенным, скорее напоминавшим дорогую пивнушку, нежели аристократический бар: это было молодежным клубом: играла современная музыка, молодежь начинала собираться, алкогольные напитки поглощались - вначале быстро - потом медленне и размереннее... Наступал вечер...
   вечер наступал еще, может, и потому...
   в клуб он попал еще, может, и потому...
   что я сам сейчас сижу в клубе и вечер приближаетя к 9 (на самом деле к восьми)я думаю, что надо от всех уйти на хрен, забыться где-нибудь, писать, пахать, выращивать, пить, экспериментировать... уехать в какой-нибудь городок, стать хреновым библиотекарем, сидеть за столом, выдавая книги раз в неделю (в лучшем случае), по вечерам слушать Waits'а, сидеть в net'е, трахаться по ночам (можно утром), молиться своим богам, плакть по погибшим звездам, свет которых все еще доходит до нашей Земли, выращивать африканскую орхидею... делать изредка наезды в столицу, разрывая там разумную фантазию на десять тысяч маленьких медвежат* [* фраза и анимационного кино "Маугли"]... возможно и такое...
  
   как только Кронин спустился по ступеням вниз, Жанна, сидящая справа от меня крикнула Шумахеру, что не желает больше слышать его пьяные реплики (сущий вымысел), схватила куртку и выбежала вон. Пьяный Шумахер, начал тоже быстро собираться, я сказал, что с ним, и мы вылетели вместе...
  
   Кронина задела какая-то молодая девушка, стремительно выбегавшая из клуба наверх... Он одернул плечо, подумав, "какого черта он здесь делает". Он никогда не думал такими категориями: "какого черта!", "дьявольщина!", "господи всевышний!". Но он понимал, что никуда отсюда уже не уйдет, что он лишь разыгрывает какого-то благолепного старика, актерски чертыхаясь про себя...
  
   ...и вот пришла она моя любовь которую я ждал я на самом деле не ушел с Шумахером из клуба а ждал ту возлюбленную которую ждал которая пришла которая не узнала моей маскировки и пьет у стойки с другим...
  
   Кронину было сладко, он ждал приключений, он хотел...
   прод. след.
  
  
   76.

почему вася буткин ходил туда-сюда, свистел и ничего не делал

   Вася Буткин по-настоящему был болен: ходил туда-сюда, свистел и ничего не делал. Он отнюдь не был однофамильцем Миши Капустина, но что-то примечательное в его имени тоже было.
   Вася Будкин упал с дерева в 1947 году и повредил себе коленную чашечку. Боль была, надо сказать, адская, но еще более существенней в то время была обида на самого себя: что это, мол, всякие там Мишы Капустины лазить по деревьям могут, а я не могу, несмотря на то, что на дворе уже 47 год - вот уж как семь месяцев. Мишу Капустина, признаемся честно, он и в глаза не видел, и не знал даже, что такой и существует, но для красного словца почему-то сравнил себя с этим персонажем. Чашечку вставили, но выразили некое сомнение насчет будущей возможности ходить. Вася был не из тех малых, что спокойно могут перенести это горе: он смачно сплюнул доктору на очки и сплясал китайский танец: знай наших, дядя Ваня! Но дядя Ваня знать наших совсем не хотел. То есть не было у него в детстве голубой мечты узнать, кто же эти наши и какой масти коней они используют. Поэтому доктор иван гаврилович вытащил из-под стола аккордион, пробежался по клавишам и звезданул Васю Будкина по морде, выбив ему два с половиной зуба: будешь у меня тут щебетать, сука! Вася покрылся красными пятнами, поняв, что без зубов он, может, действительно уже и не пощебечет. Тогда он резонно заметил: будь я на вашем месте, меня бы тоже иваном звали, и удалился. Три года миша разрабытывал ногу и учился свистеть с выбитыми зубами: теперь вот ходит туда-сюда, свистит и ничего не делает.
  
  
   77.
  
   ä.
   , ää ü, ü. ü ü ü, ü ¤ релся.
   Причину своего прихода сюда он так и не мог постичь, но вскоре бросил задавать себе глупые вопросы, отдавшись на произвол мягкой теплоте, начавшей расползаться по его телу. Кронин знал, что его здесь никто не окликнет, не позовет, что здесь его совсем никто не знает. Он вспомнил свою жену, дочку, посещающую престижный университет. Интересно, как бы они посмотрели на него, зайди они сюда. Как бы они удивились, обнаружив почтенного отца семейства в каком-то подвальном клубе, набитым молодежью, пьющей и танцующей. Он еще долго фантазировал, представляя себе их появление, пока не понял, что уже давно смотрит на некую девицу, стоящую у стойки позади шумной компании.
   Нам можно было бы долго описывать воображаемую сцену героя, с репликами его жены и улыбками его дочери, вывев потом неожиданно на авансцену третье лицо: одиноко стоящую девушку. Но давайте предоставим герою какую-то свободу внутри повествования: пусть его мысли будут принадлежностью его и читателя - не моей принадлежностью. Так же и некоторые события, которые я заведомо упускаю: все из-за любви к герою: пусть он совершает какие-то дела без всеведующего ока автора. Именно поэтому рассказ то ускоряет свой ход, проглатывая какие-то моменты, то останавливается на каких-то деталях, то охватывается загадочным туманом, то срывает покров с интимных переживаний. Все эти щели и сквозные дырки - все лишь для моих героев, чтобы они смогли дышать, чтобы они могли выходить через них наружу, чтобы я мог время от времени залезать к ним.
   Ну, вот, пока я писал все это, Кронин подошел к девушке и сейчас уже возвращается к своему столику в сопровождении очаровательной особы. Ни я, ни он сам не в праве ответить на вопрос: чего старика потянуло? Коньяк? Нет. Сободолюбие? Нет. Азарт рыбалки? Нет. Влюбленность? Какие признания души могут быть у женатого старика? Может, это был комплекс каких-то внутренних перемещений, может, ему просто было хорошо и одиноко. При том, так хорошо и одиноко, когда это состояние пишется вместе: хорошо-и-одиноко. Я не знаю, что он сказал ей, я не знаю как. Впрочем, очарование его манер и сказочная привлекательность его красивого старого лица могут сыграть главную роль и без открывания рта.
   Итак, девушку зовут Люсьен, она является обладательницей раскошных темно-русых волос, ей 26, она работает... впрочем, кем она работает сейчас совсем неважно, как и неважно многое другое...
   Кронин познакомился с прелестной девушкой в клубе. Они медленно разговаривают, смеются. Кронин обворожителен. Ему вдруг нравится эта роль, роль умного, опытного (пожилого) человека. Люсьен принимает игру. Внимательно слушает вопросы, кокетливо отвечает, просит подлить вина. Через несколько часов они покинут клуб вместе и направятся в сторону отеля, холл которого выдержан в темных тонах, в угоду почитателям старых традиций и светских устоев.
  
  
   ночь, прощаются,
   Шторы пропускали синий цвет в пазухи мягкой комнаты. Это была вторая женщина Кронина. После его жены.
   Он почувствовал себя подростком, в своей комнате, обставленной книгами по истории, археологии, антропологии, психологии, истории религий...
   Потом - снова старым, безбожно старым, лежащим в холодной комнате, пронизанной синим светом. Никого рядом не было...
   И снова - какой-то малышь, сбегает с крутого берега на всех парах, с удалым криком, и, не замедляясь, с мокрым грохотом внедряется в горячую воду...
   Затем стало очень хорошо. Он подумал, что надо попросить у нее сигарету, а не курить эту чертову трубку, но потом и трубка, и сигареты стали очень далекими, пустыми, полыми... Была только тишина: прозрачная, чистая, был покой... Мудрость вдруг превратилась в пространство, в эту холодную пустоту... Она положила ему голову на плечо, престраиваясь ближе... Он смотрел в окно, слегка отвернувшись от прижимающегося к нему телу... он был как-то вне времени даже, ему нравилось менять свои возраста: то он чувствовал свежую молодость во всех конечностях, чувствовал, как легкий сквозняк проходит по ним, то безмерная усталость и покой заполняли все тело легкой сиреневой дымкой, клубящейся и сладкой.
   Он просто лежал, и было в этом лежании что-то фантастическое, он наслаждался этим лежанием, каждым моментом, каждым отрезком своей длинны. Хотелось лететь, падать, но не быстро: плавно, и почему-то именно в прохладе, в светлом свете, не режущем глаза и поверхность кожи... нет, он все же был здесь, в этой комнате, которая была прохладна, но никак не холодна... этот какой-то юношеский задор чуть пугал его, он улыбнулся и вздохнул - стало еще лучше и он вздохнул еще раз... может, даже хотелось встать и прижаться горячим лбом к синему, холодному стеклу, посмотреть на улицу, закрыть глаза, но это означало уже начало новой истории, новой жизни, чего-то запредельного и другого, куда он не хотел возвращаться... за окном ему представились два самурая, доблестно охраняющие его покой, лица которых напудрены добела, глаза выведены черной тушью... свет луны, иссиня синий, с голубой прозрачностью воздушных потоков... его лицо улыбалось оно светилось оно было насыщенно какой-то памятью, того, что происходило еще во время оно... оно могло бы отражать шорох дождя за окном, когда льет уже третью ночь, но очень хорошо, никуда не надо выходить, и... запах, аромат воды и воздуха, и два теплых тела на скомканных простынях - застыли... или в нем бы с легкостью отразился снег, хлопьями тонущий на землю, фонарь, освещающий безлюдную улицу... он сам был сейчас, в эту минуту, отражением всего мягкого, приглушенного, светлого...
   так хотелось лежать вечно, в этой спокойной темноте, исчезать, холодно тлеть... оставь меня, пожалуйста, спасибо... свет, уже другой... благодарность с ее стороны, улыбка, счастливая улыбка... да-да он заметил, еще был поцелуй, но он быстро как-то исчез: как запотевшее пятно на столе от только что убранного чайника... вот и утро... как странно: два человека сделали друг друга счастливыми, не зная друг друга, потом расстались... расстались просто, понимая друг друга, понимая, что не надо много говорить, что они уже больше не встретятся, что это и не надо, что это бы все умертвило, но они остались вечными... да-да, вечными, "как японское слово в темноте"... он был в какой-то прострации, он даже не знал, это она ушла или он, потом он подумал, что, может, это она ему что-то подсыпала, но ему было все равно... нет, он просто знал, что этого не случилось... утро было тоже тихим, каким-то осенним... он силился вспомнить, какое сейчас время года, его даже веселила это странное сопротивление его памяти, ничего не получалось... желтый свет... боже, как тихо и хорошо, главное легко, ничего не давит...
   свободное течение...
  
   Кронин закрыл глаза и забылся на 3 часа...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   78.
  

Часть первая.

   - Да, мне совершенно неинтересно, как выглядят мои обои на стене. Просто обои - раскрученный рулон - мне нравятся, а их использование мне неинтересно! Можете их клеить на любую стену, строить что-то из нераспакованных рулонов, продавать-покупать, можете дарить, вырезать из них узоры, упаковывать ими книги, писать о них статьи, вешать в рамку на фоне других обоев, выставлять на аукционе, молиться на них, искать в линиях и цвете указующий перст судьбы - мне все до фени! И не делайте обидчивый вид! Потому что обои для меня - это дыхание, действие, транс, рисунок, станок, печать, рассылка. Все, что потом - для меня - не играет совершенно никакой роли: обсуждения, критика, покупка-продажа, статьи в специальных журналах, премии и выставки. Так что, не надо обижаться, товарищи, - не надо обижаться! Я закончил.
   В зале никто не апплодировал. Конференции уже давно надо было закончиться: все просто поднялись и начали пропихиваться к выходу.
   - Ну и идиот! - вздохнул капитан Куркин.
   Он еще не знал, что на столе у его соседа лежала телеграмма: "Капитан Куркин и матрос снялись на берег".
   В городе назревала революция.
  
  
  
  
  

Часть вторая

   "Ненависть понятие относительное. Относительнее его, может быть, ничего больше и нет. Вот смотрите: ненависть, понятие, относительное. Так подумать, то я всех ненавижу. И не какой-нибудь там пошленькой ненавистью со слюнявыми брызгами, а стройной, серебрящейся даже, изящной ненавистью. Уверенно, спокойно, постоянно, просто, даже смотря в глаза, улыбаясь, или с закрытыми глазами, наслождаясь ли чем, при игре на фортепьяно - ненавижу. Могу поцеловать вас, пожать вам руку, изящное па перед вами прокрутить ножками и ручками, а внутри так уверенно и просто скажу: ненавижу. При этом ничего не меняется в наших отношениях: не появляется никакой злости, никаких стычек не происходит - очень любим себя и уважаем. Друг друга, конечно, тоже любим и уважаем. То есть, никакого влияния на обычную жизнь со стороны этой красавицы во мне - нет. Стальная ненависть - не новость. Именно такой я и обладаю. Ненавижу."
   Капитан захлопнул книжечку и посмотрел на собеседника:
  -- Очень интересно. Откуда?
  -- Оттуда, - кивок в сторону.
  -- Работаешь тоже, в Дубаи?
  -- Да.
  -- Стучишь, небось?
  -- Да, постукиваю. Хожу-хожу: нет-нет, да и стукну.
  -- На кого стучишь?
  -- Не стучу - постукиваю. Да так, на коллег, на кого же еще...
  -- С чего так?
  -- Понимаете, даже провокатор есть хочет.
  -- Понимаю.
  
  
  
   79.
  
   III. . .
  
   ( ä¤ , ä ¤; беседой на метафизические темы, спорами о религиозных проблемах, психолингвистикой, сдобрена изящной порцией юмора.)
  
  
  
   IV. Кронин. Гагарин.
  
   Спустя три часа Кронин проснулся от глубокого сна.
   Он открыл глаза и, почувствовав неимоверную скуку, повернул голову в сторону окна. Впереди был еще целый день, который предстояло как-то занять, заполнить, приспособить как-то свое тело в этих огромных стенах.
   Кронин размеренно встал с кровати, принял душ, оделся и вышел.
   Голова была пуста, ничто не беспокоило нашего героя. Он прошелся вдоль моря, свернул в какую-то улочку. Завидев кафе, он вспомнил, что не завтракал, и зашел в помещение.
   Купив два круасана с кофе, он сел за столик и неспешно начал есть...
  
  
   - Советский летчик, Гагарин.
   Кронин вышел из забытья, услышав русскую фамилию, и взглянул на сидящего.
   Это был человек в форме - вероятно, какой-то лечик, может, ночевавший в этом городе.
   - Знаете, я вдруг очутился на такой точке, когда идти больше некуда... - после долгой паузы, как бы из забытья, изрек вдруг Кронин. Здесь все тихо и серо, так прозрачно и бесшумно... Я ничего не слышу, как во сне все стоит на своих местах, как мертвая машина, которая еще вчера двигалась и производила массивные звуки... как ночная сцена, полная живых декораций, спящая в пустом театре... все тихо здесь на земле, и лишь небо что-то говорит, как легкое дребезжание стакана при взлете самолета - что-то подсознательное... вы понимаете?
   - Лучше, чем, может, кто-то другой, я - лечик, совсем скоро...
   - Да-да, - промычал Кронин, - совсем скоро... Знаете, мне кажется, там все должно забываться, в небе... Становиться маленьким и пустым, и ты один на один с самим собой, радуешься мудрости мира и яркости красок... Ты становишься светлым, излучающим бесконечную улыбку, белую, как полет голубки... Извините, мне надо идти, еще встретимся, спасибо, до свидания...
  
   Кронин, все еще что-то бубня себе под нос, встал и вышел из забегаловки. Улицы были тихи и пустынны. Он перешел дорогу и направился вдоль набережной.
   В черном костюме он был похож на печальную тень, потерявшую своего хозяина. Легкий бриз трепыхал края тени, но она все равно казалась чем-то несдешним. Безумно красивым, но чужим. Скованным безмерной печатью тайны.
   Кронин спустился на песок и ровно шагал к черной собаке, сидящей у моря.
   Хм, какой хороший пес, подумал он. Знаешь пес, мир - очень загадочная штука. Кронин тепло улыбнулся, обрадовашись, своему звонкому, но мягкому голосу. Собака посмотрела на человека и завиляла хвостом. Дапохоже ты знаешь больше меня, ведь правда? ведь правда? Кронин ласково трепал собаку за уши и за шею... Ты же все понимаешь, правда? Я знаю, когда собаки просто сидят у моря и смотрят в даль - они все понимают. У них больше и ничего нет: только море и небо. Нет, даже и моря нету: только небо. Кронин сел рядом с собакой и уставился печальными глазами в даль. Но не прошло и пяти минут как он поднялся и сделал несколько шагов к морю. Затем вернулся, посмотрел на собаку и сказал: Досвидания, dog. Я не знаю, почему именно эту формулировку выбрал мой герой. Знаю, что несколько слов он знал на русском - лингвистический остаток после архиологической экспедицией с русскими. Откуда появился dog - мне не известно. Он посмотрел собаке в глаза и сказал: Досвидания, dog. Кронин повернулся к ней спиной и после нескольких шагов по песку достиг моря и начал заходить в холодную воду. Ботинки сразу же наполнились водой, черные брюки стали облеплять красивые ноги мокрой тряпкой, польто раскрылось черной бабочкой сзади и следовало тенью за движением своего хозяина (см. 6). Кронин не чувствовал холода воды, так по-злому сковывающей белое тело. Он улыбался, улыбался белыми зубами, улыбался широкой улыбкой, уже не говрившей этому миру прощай, но уже говорившей тому - здравствуй. Порыв ветра сдул черную шляпу. Кронин положил руки на воду и продолжал идти. Тело, не поддаваясь законам, не всплывало, он все еще продолжал идти, и после того, как вода уже сомкнула свой обод над его головой, Кронин еще сделал семь долгих шагов.
   Его тело не было найдено. Шляпя была подобранна каким-то то ли убор, ä, .
  
  
  
   80.
  

Часть четвертая

  
   Зверь был полностью истощен: его гнали уже больше 20 лет. Отдышка, кровоподтеки, стопленные лапы, редкая грива. Усталость, изнеможденность, безразличие, страх. Мудость, прозорливость, обояние, реакция, покой. Глаза распухли от бесконечного встречного ветра. Осанка согнулась от невозможной тяжести к земле. Опыт иногда уже начинает разъедать рассудок: появляются чудачества одинокого животного: будь то блуждающая овца, или же волк-охотник. Одиночка - значит одиночка, и нечего тут размышлять. Он стоит на самом краю решения: вот она - грань: там - одно, здесь - другое. При том, там и здесь отделяет каких-то пару миллиметров. Ему страшо? Нет. Он доволен собой? Нет. Он чего-то еще хочет? Нет. Он расстроен? Нет. Он собирается прыгать? Нет. Он сделает хоть какой-то встречный шаг? Нет. Он что-нибудь вспоминает? Нет. Он просит прощенья? Нет. Он в забытье? Нет. Он уже мертв? Нет. Он молится? Нет. Он боится? Нет. Он останется так стоять всегда? Да...
   Ветер пришел обвить его вдоль застывшего корпуса. Он обвивает. Темно-седые пряди колышатся на плечах животного. Кто-то говорит про это, как про лошадь. Кто-то говорит про это, как про льва. Какая разница, когда тьма уже начинает съедать прекрасный из всех силуэтов. Звезды отражаются в глубине крепкой кожи. С долины подуло остывающей землей и чудесными превращениями. Его всегда пленяла остывающая ночь, цветущая звездастыми почками, с ароматом, подобного которому нет на всем белом свете.
   Местные шаманы прозвали его bran-ghilo (branghillo).
  
  
  
   81.
  
   V. . .
  
  
  
   [ä:
  
   ü .
   . .
  
   1. - .
   2. ...
   3. .
   4. ¤.
   5. Ä.
   6. Ä.
   7. ä.
   8. .
   9. ä.
   10. Шнурок.]
  
  
   В этой главе предполагалось несколько подглав. Обойдемся одной.
   Кронин доставил груз и выезжает из города. Он подбирает по дороге какого-то паренька, довозит его до другого конца города, где подхватывает еще одного попутчика: девушку, желающую добраться до следующео населенного пункта.
  
   [...]
   - Проститутка?
   - Да, проститутка. Я люблю секс во всех его проявлениях.
   - Что занчит во всех его проявлениях?
   - А это значит, что я люблю и пошло трахаться, и тупо заниматься любовью, могу сношаться, могу производить половой акт. И от всего я получаю колоссальный заряд. Некоторые способны только на пошлость, и презирают духовность. Некоторые всю жизнь вместе онанируют, ни разу не полюбив друг друга физически...
   Девушку понесло, подумал про себя Кронин. Однако он слушал ее с нескрываемым любопытством.
   - ... впрочем так было до вчерашнего дня, я не знаю что произошло но что-то определенно случилось... я как-то странно полюбила на одну ночь и во мне что-то сломалось что-то начало гореть что ли все стало так просто я как будто сразу повзрослела как будто началась другая жизнь да я и сама стала другая! кем он был интересно? как печален его взгляд...
   - Что же случилось, вы почему замолчали?
   Девушка казалась растерянной и задумчивой.
   - Извините, я начала говорить и не закончила... вы симпатичный...
   - Но-но, - рассмеялся Кронин, - не сбивайтесь, не сбивайтесь! Как вас зовут?..
   - Люсьен.
   - Вы родились здесь?
   - Нет, мы с мамой переехали сюда, когда мне было три, отец нас бросил...
   - У вас чудесный город. Вы любите собак?
   - Люблю.
   - Знаете, я бродил сегодня вдоль причала и встретил потрясающего пса. Он был черным-черным. Знаете, просто сидел на холодном песке, на пляже, - никого не было - и смотрел в море. Я никогда не видел такого взгляда. Глаза были желтыми - представьте желтые глаза на черном! - и очень мудрыми. О! Он знает гораздо больше нас! он видел больше! У меня оставалось минут 40 до отъезда и я сел рядом с ним. Боже! сколько в нем было моего! Казалось это была единственная душа на свете, способная понять меня. Я сел и собака лизнула меня. Потом еще раз, и снова стала смотреть в море. [- Это Кафка,- раздался сзади голос. За спиной стоял седовласый старик в красной кепке Мальборо. - Он родился под вывеской сапожника (вывеска Кафки....)Очень хороший пес. Он думает больше, чем весь город вместе взятый. Я вас оставлю. То, что он с вами - это хороший знак.] Так мы просидели с минут десять. Потом я понял, что мне надо идти. Я посмотрел в глаза собаке и сказал спасибо. Спасибо за эти минуты. Повернулся и пошел...
   - Вы даже не попрощались, не сказали до свидания?..
   - Знаете, в этом спасибо я выразил намного больше...
   - Очень интересная история, я называю такие истории ангельские, потому что они очень необычные...
   Только сейчас Кронин вспомнил того странного старика в одежде Санты, которого он подвез на пути сюда. Как давно это было: беседа, смех, странное наваждение (мираж?)... Его странную просьбу передать коробочку женщине по имени Люсьен.
   - Это вам.
   - Мне? Зачем?
   - Вам, вам. Новогодний подарок.
   Люсьен распечатала коробочку и вынула из нее маленькую белую фигурку ангелочка - с лыжами и в зимнем костюме.
   Я сдержал обещание.
   Боже! Какая красота! Я счастлива!
   - Вы удивительный человек! Я просто в вас влюбляюсь! Спасибо...
   Люсьен спрятала улыбку, осторожно предвинулась к профилю Кронина и легко поцеловала щетинистую щеку. Она хотела сделать лишь это, но лицо осталось рядом, руки сами отложили подаренную статуэтку и прикоснулись к мужским джинсам. Какая на нем пара трусов, интересно? Это была последняя мысль, наполненная юмором и этой реальностью. Люсьен почувствовала приятную сладость и возбужденность. Она опустила лоб на его плечо и медленно стала опускать голову. Лоб стал тереться о материю, голова оказалась под мышкой потом ребро потом бедро потом пах и молния перед глазами и правая рука ползет мягкими урывками к золотой линии чтобы медленным движением открыть вход открыть выход его выход он понимал что происходит при том что если бы он не был за рулем все было бы по-другому он бы что-то сказал или сделал здесь его одновременно пугала рискованность и смешила абсурдность ситуации он следил за дорогой но чувствовал что разделяется на две части где одна - это голова и наблюдение а другая - тепло и интуиция разделение было и для нее: то, что здесь, и то, что все еще там и она чуть остановилась как бы ожидая еще каких-то слов "сверху" как бы сама испугавшись своего положения своих привычек но отступать было некуда да и не хотелось отступать! ей было хорошо она любила благодарить людей таким способом делать человеку приятное ничего не брав в замен (кроме наполняющего желудок теплого) лишь может приятное чувство собственного достоинства что она может доставить приятное мужчине и в эти мгновения - она полностью распоряжается им полностью владеет его сознанием его телом она любила эту прекрасную власть когда раб считает себя самым счастливым человеком на земле ее рот заполнился Кронин не мог не вдохнуть через нос большую и долгую порцию воздуха голова еще больше пошла кругом какой-то скрип с одновременным зудом и глаза все еще следят за дорогой но их так хочется закрыть так хочется выпрямить ноги и это скользкое движение всасывания проглатывает его куда-то в ядерный сон но он должен вести машину и он ведет ее! и еще как ведет, мой герой! и какие-то пересекающиеся линии, и пикирование, и светофор замигал желтым... и на красном слове светафора Кронин с невыносимой жадностью вытягивает ногу на педаль тормоза растворяясь в мгновенном счастье обоюдных действий
   - Я сойду на этом перекрестке. Спасибо...
   Люсьен быстро выбежала и побежала по направлению к остановке. Кронин был ее предпоследним мужчиной. Последним был ее муж.
   Это была вторая женщина Кронина. После его жены.
   Впрочем, я не знаю, изменил ли Кронин своей жене или нет. В конце концов это его дело, а не мое.
   Он благополучно доехал до дома. Стояла уже поздняя ночь. Он снова разделся, сказав себе, что он возвращается домой таким же, каким и уехал.
   Дверь открывает Ксения. Они обнимаются. Играет веселая музыка. Появляются титры.
   Утренняя сора. Та же музыка. Титры продалжаются.
  
  
  
  
   82.
  
   [3.едут äü, , äü , ü,
   4. ä, ä ä ä.
   Под 83 номером дать стихи Санты, которые Кронин обнаружил, спустя неделю после возращения, когда он был уволен и забирал свои вещи из фургона.]
  
  
   и на задней обложке книги:
   1. Книга, в которой читатель сам выбирает себе главного героя.
   2. Лишь истинный читатель дополнит прорехи, оставленные автором.
   3. Дощечки мудреца, в беспорядке рассыпанные на обочине дороги.
  
  
  
   компания R.F.N.J.представляет
  
  
   83.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Щепки летят...

Сборник шоколадных стихов.(Санта Клаус)

  
   ü ,
   ü, Billie,
   äü, ,
  
   ü .
  

ü ,

ä ä - ,

лтый паренек, в сиреневых ритузах

Из рыбьей кости и жадно глаголит:

Если до полуночи не заштопаешь валенок,

Кто будет строго ходить вдоль забора

И раздавать на морозе чернослив?

   Ты и вчера был такой же дохлый,
   К чему терябить под хвостом у кошки?
   Лучше исследуй где больно, но сладко,
   Чем провоцировать ядерный модуль.
   Выйдет на славу, сережу и диму,
   Спросит о чем-то: как дядя?
   Как тесто для печеностей?
   Только не надо, давай, пожалуйста,
   Грязными пальцами тыкать в небо.
  

О История! О мои погибшие корабли!

Я дам вам от силы тридцать 8,

И медный костыль для той заразы,

Что вторник считала чумазым негром.

Если б я знал!

Умел летать! и есть сухие лепешки!

Разве б произошло то, что случилось?

И выпал бы мальчик из детской коляски

В руки старого, злого карлика?

  
   В любом романе есть луна и воздух,
   Есть седая голова ламы и мальчик,
   Играющий в прятки.
   Что мне будет, если я есмь?
   И сколько надо перебрать
   Сухих разноцветных остатков листьев
   Чтобы выложить сердце?..

Здравствуй, товарищь! По чем идешь?

Ты же, я же, гоп-дыб-здоб!

Время и вымя ушли порознь!

Чтоб ты ушла!

Я не вам, гражданочка!

Старый егерь, не сказать

Молодой... тоже на рь кончается,

Не углядел Его Величество Рязанский Проспект,

Прошел кривоватенько

И уронил на стол аппликаций пачку.

  
   И ему если тоже,
   И ватой, и скурпулезным массажом...
   Что, он будет также хмыкать?
   И сидеть на проводах в позе перьевой ручки?
   Нет! У них есть, что нам надо:
   И винтики, и доски для резки для сала!

Оранжевый мои лист!

И ты, Аграфена, заходи, не стесняйся!

Сегодня будем гадать на звездах!

Чтоб было грустно,

И как-будто изподтяжка.

  
   Никакой мартышке не нужен дырявый зонт,
   Если он в клею и в зубной пасте.
   А он говорит: "Не трясите мне ноги!"
   Наверное, чтобы остаться дома.
   Ведь даже в сосновом шкафу и лесе
   Найдется бутылка-другая Scotch'a,
   Чтоб лучше тебя благолепить из солнца,
   Читая свитки и окуная
   Перстневые пальцы в медный огонь.
  

Разорвала туземный флаг,

На букву Ж и рассталась

Кое с чем, что поважнее будет

И посеребренного худощавого мальчика

(Статуэтка из бронзы)

И сладкой ваты

За щекой у полковника.

  
  
   Ну кто же знал, что ты такая!
   Как грибы со сметаной,
   Но без тарелки и рта с руками!
   Если б я знал тогда!
   Я бы построил памятник огурцу,
   В виде помидора
   На руках повешенного!
  

Август, Август...

Нет Сентября...

Вот и лето пройдет...

Пускай катится себе подбоченясь материей ситцевой.

  
   Клеопатра встала рано вечером,
   Разбудила больного
   И кошку, которая наелась вчера
   Оливковых корок с маслом из тех же оливок.
   Да здравствует Дрездон!
   Да здравствует Дрездон!
  

Хладнокровие - это загадка!

Еще та, еще эта! Наташа!

Разрубить надо было бы быстро

Да сломалась лопата

У преподавателя музыки.

Мы заменим все буквы по унциям

- И игра сразу станет красивей.

Если в каске найдется 3 дырки

О каких полномочиях можно вести речь,

Вообще?

  
  
   В радуге еще не хватало
   Разводить гадов с тремя...
   Не помню чего.
   Отчего же тогда, -
   Вы спросите по одиночке.
   - Рассвет приходится на вторую поросль?
   Не знаю, - высморкаюсь я.
  

Огни далеко не ночного города.

Вытяжка сломалась

Не кстати - ровно в пятнадцать минут восьмого.

И ты,

Накрахмаленная утренним зароботком,

Смотришь хромаючи,

Как-будто ищешь защиты.

  
   Он знал и о дальнобойщиках,
   И о крутых мерах предосторожности,
   Разработанных сэром из провинции энной,
   Но не догадывался он, дурашка,
   Что время иногда
   Обходит стороной
   То, что видит.
  

В путнике имя -

Как два алтына серебром.

Мало ли надо, тогда тем птицам,

Кричащим направо

Лозунги счастья?

  
   Ветер охладел -
   Стихли последние шаги.
   Их песка и железа
   Я построю
   Крутого ковбоя в куртке
   Из овечьей шерсти.

И задаром взяла она кепку.

То подарок Сержке, на память.

Будут дети плясать свистопляски

И курить шоколад индейский.

То ведь празднество

Жгучих уловов,

Что поймались не им

Еще в детстве.

  
   Денью ночь - и по шапке шашкой
   Что осыпались временем года
   Вся рябина и яблоки ночью.
   Ты сказала тогда удивленно:
   "Странно, ведь не было ветра,
   В то время,
   Когда я лизала
   У дьявола пятки."
  

Ночью придет разъяренный помещик,

Выставит детей и скажет напрополую:

Вы меня извините,

Но хочется спать.

- И уснет на диване.

Будет птицам чего поклевать.

   Разморозилась зима,
   Раз, раз, раз.
   И все разошлись по гостям.
   Только кровать согреет в молоке
   И разменяет 5
   По 28,
   Сдачу спрятав на черный случай.
  
  

Рязгуляться любила девка:

Выпить чашечку кофе,

Обсудить фильм 8милетней давности.

Сколько отдали б

Эти люди,

Когда б знали, что у девки не восемь рук?

   Вечер сник,
   Поубавил громкости.
   Гальдемаш разошелся на празднике,
   Словно не ведает,
   Что в деревню вернулся
   Чернокнижник
   С нестриженными ногтями.

Позавчерашний поезд,

Унесший все сгущеное молоко из города

В неизвестные дали.

Вчера я видел на Проспекте того дядю,

Что смотрел колеса

У железного мерина.

   Если верить начальству
   И книгам издания позднего века,
   То Македонского звали
   Действительно Саша.
  

Не завтра, так 26 утром

Кибитки прикатят

На полустанок.

И Жорик Святой

На свой завтрак получит

Сгущенное молоко

И оливковые корки без масла.

  
   Разгульность присуща
   Только молодняку
   Приуездного городка.
   Все стало сейчас чище.
   И даже голуби у нас
   Срут голубым цветом
   Под осень.
  

И ракету мы запусили первыми.

И с разгону можем

Приложить

Кого угодно,

Куда угодно,

Как угодно.

Так что вы, дорогой Николай...

Как вас там по-батюшке,

Приложились бы ухом

К выбитой раме.

   Рисовое поле завяло -
   (Снова это слово)
   Изподтяжка.
   Где ты купила это берет,
   С продольной полосой
   Из синего цвета?
  

И разом откинулись ставни!

Пророчеством запахло!

Разверзлись небеса аллюминевые!

И вышел на сцену не-пойми-кто

Говоря, как бутырскмй изменник:

Ну что, мальчики,

Делали сегодня по-большому?

  
   И последняя адресная книга
   Была без моего имени,
   Как и другие 33 тысячи,
   Если не считать те 8,
   Украденные ради выгоды:
   За деньги и за память.
  

Ясюдзиро Одзу был мне старшим братом

И рассказывал мне сказки о тревогах.

Чтобы знало молодое сердце,

Как любить

И чистить рыбу для варенья.

Много выучил у деда я тогда.

   И осенью горят утки,
   Если смазать перья огненным чаем,
   И зимой на лице бывает
   То, что называют косоязычием.
   И коли так, по что впустую
   Одевать полосатые майки,
   Подаренные волшебником Никитой
   Еще в прошлую эру?
  

На заборе из кривых лыж

Висела шляпа,

Наполненная простудами.

Ветер, собака оголтелая,

Растряс все по низинам

И юным годам

Проституток.

   Назавтра выпадет туман -
   Снова.
   Он тяготит дряхлые кости,
   Когда хочется в горячую ванну
   Залезть с собачкой
   По имени Янтарь.
  

В развороте страницы

Я увидел апчхи деда Мазая.

Тонким слоем намазанная кашица

Из букв, недоделов и лисьего маразма

На твоих заячих губах.

   В революции Парижских моделей
   Я не видел ни тени, ни помады.
   Лишь разбросанные пакетики для чая,
   Тампоны и пластмассовые солдатики
   С палец величиной.
   И сюда я переехал
   В 86 году,
   Когда дома осталась
   Картина с золотоискателем
   Пера неизвестного.
   Зачем?
  

В ложке из меди красного цвета

Она узрела зеленую рыбку,

Плавующую в голубом дерьме голубей.

Он закрыл ей глаза,

Шепча в желтое ухо:

Киска,

На вчерашних часах...

Впрочем,

Ты все равно мне не родная...

   Позолоти мне яичком свинцовым
   Прелесть ресниц,
   Как делала бабка
   Из далекой деревни,
   Где кормят курей пенопластом и сыром,
   Где в жизни случаются
   Всякие загадки.
  

На самой верхушке старинного дома,

Что стряпан умело

Пловчихой безрукой,

Увидел я кошку

С хвостом в виде сабли.

- И стало мне ясно,

Я вспомнил не зря.

   И даже поздно ночью,
   В любой град и любое солнцестояние,
   Придет еврейский мальчишка,
   С пазухой нараспашку,
   И задаст вопрос,
   Ответ на который -
   Вопрос на который.

Вчерашняя мгла закрыла,

Как кладбищенскими воротами,

Очи самурая.

И блеск падающей воды,

Падающей с крышы небескного ковчега,

Напомнила ему,

Что позавчера был день сметри

То ли его тети,

То ли его бабушки.

   Без света и без звука
   Душа петляла по змеевидным дорожкам.
   А руки резали салат,
   Из-за которого все разойдутся,
   И будет пир воспоминаньем,
   Как вкус бамбуковай палки
   И три грамма серебра.
  

Вот уж не знал, что у серафимов

Есть в нагрудном кармане салфетки,

А он даже протянул мне руку

Со словами почести.

Толко тут я заметил в ладони

Розовый шарнир,

Что потерял еще в той жизни.

Прелестный будет коктель!

   Озеро Эри!
   Там все и произошло!
   И девочка Хася, с распоротым сознаньем!
   И мальчик Даниил,
   У которого все не просто так,
   Ведь отец его летчиком был
   30 ä .

Fortis est

Ut mors dilectio.

.

¤ ä

ä

.

ä ,

¤ ä.

  
   ¤
   äü .
   ¤ :
   ä ¤?
   ü ,
   ¤ ä ,
   ¤ü,
   ü
   ¤ .
  

ö ä ö,

ä!

ü ! ü !

ß , .

   ¤ ¤
   ä äöü 8 .
   - .
   ö - ä ,
   .

-

¤ ¤.

,

.

ä ü ä

.

¤ ä ?

äü .

   ü 48 3 47.
   ä
   .
   ü,
   ä¤ü ö,
  
   ää.
  

ü ö ö öö,-

.

.

ü .

ää .

ä ü ü.

   ü ,
   ¤ "ää".
   ä ä
   ¤ .
   ü ä
   ä :
   ä-ä.
  
  
   р
  

ä ,

.

ü

ö ¤,

ä ä.

,

ä,

ä

¤

ä .

   - ö ä,
   !
   ¤ü,
   -
   !
   ¤
   !
  

.

ü ü.

äü äü ¤

Ä ü !

ß ä

,

ä .

   ä, ä!
   ä ü
   ä, ü!
   ü ä
   ü.
   ¤ -ä ¤ü.

ä ü ,

¤ ü, ü .

- .

ü ä

4

46

.

   ,
   ä ,
   ä ¤ ¤.
  
   ä ä¤,
  
   ä .
  

ä ,

ä ä

äü ä,

ä ¤¤,

,

¤ ¤,

-ü

Äü.

  
  
   äü, ä¤ü ,
   ,
   56,
   ü ä ,
   .
   ,
   ä, ä,
   :
   ü, ä¤ü?
  

ä,

ä ä ü

ü ¤

, ä,

ä ,

,

ö,

Ä ä:

-- -- - ---------ü

------ ----

- ----...

   äü,
   ,
   ä .
   ä äü,
   ¤, ä,
   ,
   ä
   : -!
  

ä ä ?

¤ ,

ä ü ,

ä ,

.

,

äü.

  
   ü ü:
   , ¤ äü?
   ö
   .
   ö ,
  
   .
   äü,
  
   ¤
   ü ?

ä

.

, ,

Scotch'a .

ß ü

ä ü :

äü !

   ( öü)
   ü ,
   ¤ ,
   .
   ä
   ü
   ¤ :
   .

Ä ,

ö

:

- .

ü

¤ ¤.

ä .

   ¤ ä.
   , ,
   .
   ,
   .
   ü?
  

ä ¤,

, ¤ .

,

ä - ,

.

,

.

.

   ä ¤ü .
   ü¤ ¤.
   ¤ .
   ,
   ä ä ä
   ä,
   ü
   ,
   .

, , äü!

ü, ä ?

ü,

,

¤

ä ä ,

ä ,

,

.

   . -, -. .
   .
   ü
   ü ä
   ü,
   .
  

¤ ö

¤.

.

ä ä -

.

...

Ä ¤ ü!

!

   ö üö -
   ä .
   äü -
   .
  
   ,
   ä
   Ä .

,

, - ä .

- Öü :

ä .

   ö
   ä ,
   , ä, ,
   ü ä ,
   , ¤ .

ü ü

Ä, .

, Ü, ü.

äü?

  
  
  
  
  
  
   49
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"