В 1926 году Алексей Кручёных издал несколько книжек-статей, посвящённых жизни и творчеству Сергея Есенина, которого нашли мёртвым 28 декабря 1925 г. в ленинградской гостинице "Англетер". Удивительно, как многие, если не все, поверили в официальную версию, что это было самоубийство. Кручёных не просто поверил; разбирая стихи покойного, он попытался доказать, что именно так и должен был кончить Есенин.
В статье "Чёрная тайна Есенина" мы читаем: "С самых ранних стихов во всех его произведениях (подчёркивание моё - А. С.) чёрной нитью проходит мотив безвыходного отчаяния... Всё кругом рисуется поэту в мрачных кладбищенских образах... Утверждения момента жизни, радости, света - в стихах Есенина нет никогда". Как видим, эта статья (да и прочие из серии) страдает излишним обобщением и подтасовкой. Кручёных из мухи (ну, пусть не из мухи, а, скажем, собаки) выдул слона. Разумеется, он постарался подтвердить свои умозаключения есенинскими строчками. Но даже это выходит у него не всегда убедительно. Так, известная строка "всё пройдёт, как с белых яблонь дым", где (понятно же) поэт говорит о быстротечном времени, у Кручёных обретает неожиданный смысл: "жизнь, радость жизни для Есенина - дым", то есть призрачна. Или ещё пример явной нестыковки. Есенин пишет: "Вечер чёрные брови насопил". Разве можно отсюда делать вывод, что "вся природа у него хмурится и почернела"? Пожалуй, с ней, с природой, бывает такое... вечером. Создаётся впечатление, что в угоду своей теории критик надёргал первые попавшиеся строки, не задумываясь особо, о чём в них идёт речь. "И самую жизнь хочет поэт сделать похожей на смерть", - говорит Кручёных и ссылается на Есенина: "Будь же холоден ты, живущий, как осеннее золото лип". Однако из контекста стихотворения видно, что под холодом имеется в виду спокойствие. Согласитесь, что спокойствие и смерть - несколько разные вещи.
Как бы забивая последний гвоздь в крышку гроба, Кручёных приписывает Есенину безумие. ""Чёрный человек" - поэма о бреде, о белой горячке", - пишет он. И приводя цитаты из учебника психиатрии о видениях больных, приравнивает эти видения образам поэмы. Ну, и что? Даже если сходство есть, что это доказывает? Ничего не доказывает. Кручёных упустил из виду одну простую вещь: человек в таком состоянии вряд ли что вообще способен написать, а не то что стройную, логически выверенную поэму. Да и какой самый "бредовый" образ находит критик в ней? "Голова моя машет ушами, как крыльями птица. Ей на шее ноги маячить больше не в мочь". Да, образ достаточно сильный. Но почему сразу "клинический"? Поэты ещё не такие кренделя выделывают.
Итак, подытожим. Выводы Кручёных ("Есенин - поэт безнадёжности и самоубийства... Самоубийство было трагическим завершением душевной болезни") не выдерживают критики. Да, лирический герой стихов Есенина близок автору, быть может, они идентичны. Да, Есенин знал, как и все мы, периоды разочарования, смятения, тоски и отразил их в своём творчестве. Он был преимущественно поэтом грусти, нежели радости ("Грубым даётся радость, нежным даётся печаль"). "По чувству - цыганская грусть", - сказал он о своих стихах. Эта "цыганская грусть", надо заметить, имела уже глубокую традицию: от Аполлона Григорьева до Блока. И что же? Все эти авторы покончили с собой? Нет, конечно. Любитель чернухи, Кручёных взял за основу своих выкладок крайнюю, причём не главную, не основную, часть творчества Есенина. Ибо тот вошёл в русскую поэзию, прежде всего, как мастер пейзажной и любовной лирики, певец полей и берёзок, мыслитель, пристально отмечающий послереволюционные перемены, а уж потом, может быть, как автор цикла "Москва кабацкая". Но даже если бы Есенин писал только упадочные, суицидные стихи, то и это бы не значило, что он обязательно переведёт бумажную смерть в действительную.
Многие тогда, "по горячим следам", откликнулись воспоминаниями о поэте, заметками о его творчестве. Многие, повторяю, поверили в его самоубийство. Но, кажется, никто не усомнился в таланте его. Никто, кроме Кручёных. Бедный Есенин! Критик и собрат-поэт (из футуристов) отказал ему даже в этом. Читаем, например: "Если "Чёрный человек" как-то волнует читателя, то это происходит совсем не вследствие художественных достоинств поэмы". А за счёт чего? А вот: "написано кровью". Выходит, когда пишешь "с последней прямотой" (строчка Мандельштама), нет уже необходимости изощряться в образах и метафорах. Есенин в последние годы своей жизни пришёл к пушкинской простоте. А до этого, в пору имажинизма, тексты его загружались метафорами по полной (вспомним, например, поэму "Пугачёв"). Так что он прекрасно владел поэтическими средствами, но не хотел, чтобы они торчали впереди смысла. Он быстро наигрался в формальные игры.
Стихи, стихи, не очень лефте,
простей, простей!
Мы пили за здоровье нефти
и за гостей.
Кстати, эта строфа из стихотворения "1 мая" говорит ещё об одной грани таланта Есенина, которую, к сожалению, он мало развивал и использовал. Я имею в виду чувство юмора. Пока он пел то, что любил, во что верил, ирония ему не требовалась. Но вот дело дошло до советских реалий, и тут без притворства, а иногда открытой насмешки, стало не обойтись.
... Я вижу всё и ясно понимаю,
что эра новая не фунт изюму вам...
... Я полон дум об индустрийной мощи,
я слышу голос человечьих сил.
Довольно с нас небесных всех светил -
нам на земле устроить это проще... (Стансы)
... Знать, оттого так хочется и мне,
задрав штаны, бежать за комсомолом...
... Почёсывая зад и перед,
они о новой жизни говорят... (Русь уходящая)
Некоторые критики заметили эту иронию. Воронский назвал "Стансы" неудачными стихами, поскольку автор в них неискренен, ему не веришь. Кручёных тоже считал это и другие "советские" стихи у Есенина наиболее слабыми, но по иной причине. Мол, тот "беспомощно топчется на истрёпанных и надоевших образах". Однако ироническому тексту не страшны никакие штампы, более того, они нужны ему, как возделанное поле - культуре. Ирония, словно фея, преображает истрёпанное слово (например, "дивный") и придаёт ему новое звучание.
Есенин, может, и хотел бы, да не мог поверить в светлое справедливое будущее. "Отдам всю душу Октябрю и Маю, но только лиры милой не отдам" (Русь советская). А поскольку душа его жила в лире, то и её он отдавать не собирался. Он видел, что в сельсоветах заседают пьяницы и бывшие уголовники (Анна Снегина). Он написал в "Чёрном человеке": ... "проживал в стране самых отвратительных громил и шарлатанов". Он знал, что творится в застенках ЧК, будучи знаком кое с кем из этой публики. Яков Блюмкин, например, ходил в друзьях имажинистов. И куда было Есенину, примерившему в погоне за славой литературную маску хулигана и циника, до настоящих циников!
Не злодей я и не грабил лесом,
не расстреливал несчастных по темницам.
Я всего лишь уличный повеса,
улыбающийся встречным лицам. ("Я обманывать себя не стану")
Славы-то он достиг, но и привлёк внимание соответствующих органов... и критиков, вроде Кручёных, поспешивших обвинить его поэзию во вреде и ненужности для советского человека. Самое отвратительное в статьях Кручёных, что он именно использует политический момент, государственную идеологию, бьёт от имени государства. В скором времени подобные заметки будут уже равносильны доносу, жертв которого будет ждать в лучшем случае лагерь.
Спрашивается, почему Кручёных не критиковал Есенина при жизни? Боялся, что тот ответит? Не знаю. Ясно одно: не было жареной темы; а тут умер известный поэт, значит, появился спрос на литературу о нём, и можно подзаработать. И вот в газетных киосках поочерёдно появляется до десятка книжиц под броскими названиями, перепевающих одна другую с небольшими вариациями: "Драма Есенина", "Гибель Есенина", "Лики Есенина", "Есенин - хулиган"... Щекотливость и, если хотите, забавность ситуации ещё в том, что обвинения в чернухе исходят... от кого? Сам-то он о чём пишет, "современный революционный поэт"? А пишет он в это время уголовные романы в стихах (скорее, поэмы, ибо не такие длинные, как "Евгений Онегин") - "Дунька-Рубиха" и "Разбойник Ванька-Каин". Рубиха - прозвище не случайное, так как эта баба рубит своих мужей одного за другим и складывает в погребе. Такая же уголовщина с примесью чертовщины составляет содержание "Ваньки-Каина". А до этого Кручёных писал заумные или маловнятные стихи. А после этого он станет пересказывать кинофильмы - переводить, так сказать, видеоряд в поэзию. Наконец, в 1930 году выпустит две книжки лирики и замолчит на всю оставшуюся длинную жизнь, ибо уже и лирика из уст формалиста была опасна. Кручёных всегда держал нос по ветру, потому и проскочил сталинскую мясорубку. А вот Есенин бы не проскочил (не в 25-ом, так в 30-х...). Такие как он свободные и, вдобавок, беспокойные в рабском обществе не приживаются.