|
|
||
Иди, поэма, и позволь
мне вырваться из суеты неволь
и потонуть в твоём потоке слов,
утратив смысла хрупкое весло.
Поскольку всё тут вышло из воды,
а кое-кто потом ушёл обратно,
резвятся ихтиандры и киты,
не узнавая собственного брата.
Мелькает смысл, как лодочка в волнах:
то нет его, а то опять - на гребне.
Наплюй, поэт, пошли его ты нах.
Он сам всплывёт в твоём священном бреде.
-------------
Леру, он созвучен с Уралом,
хотя и, пардон, басурман.
Накинул на местность забрало
сырой и промозглый туман.
Он в бой её, знать, посылает,
она ж заневестилась вся.
Фату её ветер ласкает
белей оперенья гуся.
А в опере призрак прозрачный
поёт хорошо, но злодей.
Насквозь его видишь, коль зрячий,
что он подземелий халдей.
Воюет, конечно, Емеля,
а знать не желает знать.
ЗдорОво, здорово, земеля -
и в землю грибы собирать.
Летят перелётные дроны,
а я остаюся с тобой.
Как троны, я с места не тронусь,
как парень отправлюсь в забой.
И выпадет дождик хромой,
и гриб аж до неба достанет,
но будет, увы, мухомор,
увы, несъедобен в сметане.
--------------
Зачем огонь принёс им Прометей?!
Они с огнём играют, словно дети.
Вся жизнь их уместилась в портмоне,
их деньги-рыбаки поймали в сети.
Конечно, Прометей хотел добра,
дабы не кушали сырого мяса
и плавили из меди, серебра
себе посуду. Эти ж лоботрясы
скорее понаделали мечей
и, дальше-больше, пушки и гранаты.
Так быстро входят в роли палачей,
не узнавая в человеке брата.
О, дети денег! О, цветочки зла!
Какие будут ягодки - ты знаешь.
В подвалах душ, где плесень и зола,
они грибов выращивают залежь.
---------------
По небу полуночи ангел порхал.
И дама сказала: "Нахал!
Чего он резвится, пернатый?
Быть может, посланник он нато".
О да, нынче небо не то.
Завидую я нашим предкам:
над ними лишь птички - сальто
да бог пролетал табуреткой.
Он тем, кто нарушил табу,
гремел и садил на губу,
ну в смысле кидался стрелой голубой.
Но это же был не разбой!
И мало кому доставалось,
поскольку господь - он добрый.
Когда ж человеку поднялось,
нам небо оскалилось коброй.
Как рысь или как птица Рухх,
опасность надвинулась сверху.
Казалась в сравнении с ней фейерверком
гроза, безобидным ворчаньем старух.
Быстрее чем туча, средь ясного дня
могла налететь эскадрильи свинья
иль стая ракет или дронов.
Поручик Голицын, раздайте патроны.
А всем офицерам - надеть ордена!..
Мне душно. На воздух! Но поздно.
Кричат репродукторы: воздух!
И надо в подвале таиться, но тут
зависит от бомбы начинки;
и если грибная, увы, не спасут,
и некому справить поминки.
---------------
Спокойная нынче стихия
писала, наверно, стихи.
Не бегали волны лихие,
карая людей за грехи.
Но помнил я про тихий омут,
болея слегка головой.
И тут стародавним знакомым
ко мне прибежал вестовой.
"Иди, - говорит, - к коменданту.
Он ждёт тебя на стене".
Я нехотя с койки поднялся,
коморку свою осмотрел.
Повсюду валялись бутылки
такие ж пустые, как я.
Недавно они были милки,
сегодня уже не друзья.
В последней ещё оставался глоток.
Я выпил, одёрнул мундир
и, саблю забрав, взошёл по крутой.
На площадке стоял командир.
За крепостью нежилось море,
песочком играло, дитя,
лучами взошедшего солнца
переливаясь, блестя.
Белели вдали паруса.
Взволнован был комендант.
"Смотри"! - он угрюмо сказал,
подзорну трубу передав.
Приблизилась каравелла
и вместе с ней драма её.
Чудовищный кракен облапил её,
и гибла в ужасных тисках королева!
Казалось, я слышал отсюда
и крики, и треск корабля, и пальбу.
На коже коричневой юда
то мох зеленел, то белелось грибУ.
Но скоро исчезла картина,
и море стало пустынно.
Лишь груда обломков осталась как след
того, чего больше нет.
-----------------
Местность тут пересечённая весьма.
Незначительные горы и леса.
То дожди, а то снега её секут,
да и мы пересекаемся в соку.
Еду, еду я по лесу, паладин -
и охальник, и повеса, и один.
То с Ерёмой повстречаюсь, то с Фомой,
ну а больше всё с косматой кутерьмой.
Среди ёлок и других каких осин
даже в полдень обитает полумрак.
Еду я, под керосином кирасир,
и следит из-за кустов за мной лешак.
Лес качается, колдует и шумит,
он косматый, как папаха у Шамиль.
Еду... Нет уж, без коня себе иду:
его волки потребили на еду.
Но тесак и карабин ещё со мной.
Не возьмёт меня так просто царь лесной.
Он колдует и пугает, этот бес.
Что поделаешь, дружище, это лес!
Мне навстречу то геолог, то закат,
ну а больше всё отпетые зэка...
Жил когда-то на поляне я, ей-ей,
где светлее, понимаешь, и теплей.
Созревала земляникою любовь.
Звали Никою, и взгляд был голубой.
А потом она пропала иль ушла.
Я завесил в доме чёрным зеркала.
И отправился на поиски её.
В моём сердце поселилось вороньё.
Я спустился вниз пещеры, там темно.
Только грибики, как звёзды, на стенАх
чуть мерцают. Да гробов полным полно.
Я в одном увидел суженую - ах!
Смерть естественно была ей не к лицу.
Я нанёс на всякий случай поцелуй.
Нет уж дудки, умерла так умерла!
Только в сказке оживает КамилА.
И с тех пор-то очутился я в лесу,
по которому блуждаю-колесю.
И охотится за мною царь лесной -
вороватый, сыроватый и грибной.
-----------------
"Из искры возгорится пламя".
Ну, хорошо - если костёр.
На нём ушицу мы сварганим
и под гитару песенку споём.
А ежели пожар случится,
то это будет перебор.
И будет то не божья искра,
а как бы дьявольский шатёр.
Мобильный, значит, модуль ада.
Там черти, словно саламандры,
из плоти души достают
и тоже песенку поют.
Как от получки до аванса,
живём на острие баланса:
костёр любви, пожар войны.
И кто мы? Божии ли агнцы
иль ребятишки сатаны?
Когда живёшь во тьме кромешной,
пускай ты даже и безгрешный,
к тебе вломиться могут в галифе,
о, факельщики аутодафе.
На них влияет дурно звёздный ветер.
Когда внутри, как в заднице, темно,
им хочется поджечь тут всё на свете
и землю в солнце переплавить, но...
Но человек тебе не саламандра,
сгорит, едва взметнётся в небеси -
примерно так, как Люцифер из ада, -
ряд мухоморов, бель дам сан мерси!
-----------------
На воздушном, смотри, океане
рыбки-птички куда-то плывут.
Облака паруса поднимают
и, конечно, с собою зовут.
Я сегодня влюблён в этот вечер
да и завтра я буду влюблён,
хоть и знаю: в грозе засекречен
шаровой и смертельный футбол.
Да и что нам грозы сотрясание!?
Нам бояться природы не след.
Мы враги себе худшие сами,
и за пазухой держим скелет.
Воздух, словно татарин, кочует;
не сидится на месте ему.
То он в поле слегка заночует,
то пройдёт ветерком по уму,
то он в роще забьётся, как в сети,
то обратно вернётся опять,
то считает власы на соседе
и насчитывает только пять.
Посижу, подышу на веранде.
Хорошо и любить и дышать.
Средь травы и деревьев нарядных
отдыхает певунья-душа.
Реют бабочки, словно сильфиды.
И комарики вышли в эфир.
Самолёт, как мошкУ на софиты,
тянет в облака сладкий зефир.
Сам летит? Нет уж дудки! Мы знаем,
правит им оператор-пилот.
Да и тот кем-нибудь управляем,
и мотор вместо сердца поёт.
А не много ли здесь управленцев?
Оттого-то, наверное, друг,
чересчур громыхает сверхзвук,
расколов равновесья поленце.
Я бы этой земле - исполать,
укажи мне такую обитель,
где бы ястребом был истребитель,
не летел чересчур истреблять.
И планета летит по кривой
в атмосферы прозрачном скафандре.
Досаждает ей спутников рой
и вообще человеческий фактор...
Знаю средство одно от тоски:
мне грибочков собрать не пора ли?
Пока их, так сказать, двойники
моментально меня не собрали.
июнь 2023 г.