Субботин Вадим. Наступит утро

да ему ли так жить - только дёргаться
да химер сторожить, не меняя лица,
да оттачивать вдох, зная шаг наперёд:
Квазимодо - урод, Квазимодо - урод...

а пока его крик режет тень-тишину,
да пока не охрип, разгоняя волну,
поднимите им веки, пусть видят они,
как бывает, когда слишком много в крови
серебра...

Эдмунд Шклярский

Заблудившийся трамвай отметился дребезжанием стёкол. Вспыхнули лампы над столом. Загалдели, разлетаясь по зелёному сукну, шары.

- Покатаем? - вкрадчиво поинтересовалось облако сигарного дыма.

Игорь молчал, вцепившись взглядом в бешено вращающийся почти на точке шар.

Прокашлялся радиоприёмник. Полуночный дождь осторожно потрогал подоконник, раздумывая: не врезать ли в полную силу?

...Обошёл стол, наклонился, примеряясь.

- "Москву", молодой человек, - снисходительно пояснили из-за спины. - С заказом шаров.

Обернулся на голос, задев взглядом посаженный на скотч пожелтевший листок: "В мире насчитывается сотни учебных заведений, больниц..."; над столом взорвался свет, зашелестели осколки; в разлившихся чернилах метнулся огонёк сигары; на плечо Игоря мягко опустилась тёплая ладонь, пришёл запах кофе:

- Проснитесь.

В коридоре горбольницы гудели лампы. Медсестра отняла руку.

- Вам плохо?

Игорь вспомнил и вернулся окончательно.

- Нет... Спасибо, - принял тёплый пластмассовый стаканчик. - Ольга?

- Пока так же, - бесцветно уронила медсестра. - Могу я что-нибудь ещё...

- Уйти.

Окатило обидой. Оранжевой с лиловыми прожилками. Укоризненно зашаркали туфли.

Кофе оказался едва сладким и, похоже, "желудёвым" - допив, Игорь провалился снова...

Утро скользило за толстыми стеклопакетами немой картинкой, жмурилось, перебирало листву, качало ветки. Два соседских пацана ковырялись в куче песка: танцевал экскаватор, тащил тележку Боб-строитель, разгружался на берегу лужи красный самосвал, и всё это почему-то обходила с флангов пластмассовая конница.

Ольга улыбнулась сквозь сиреневую волну привычной боли. Игрушечной конармией мог бы сейчас командовать её трёхлетний сын...

Звякнула микроволновка. Забеспокоились в холодильнике стаканчики йогуртов. Заголосили серебром чайные ложки.

- Кто ложился в мою постель и смял её?

Она обернулась в ласковое и тёплое; качнулась навстречу Игорю, обняла, нашла губами одной ей известную ямку над ключицей...

Телефон заорал совершенно некстати. Завтракать пришлось наспех.

Восемь ступенек, двор. Автоматическая дверь гаража скользнула вверх, из сухого полумрака плеснуло огнём; пустой стаканчик лопнул в ладони, больничный коридор проглотил треск пластмассы.

- Игорь Лагодин?

В застиранной белизне халата было что-то беспомощное.

Игорь рванулся к матовому прямоугольнику; дёрнул ручку. В лицо ударило тёмно-синее, брызнуло звоном. Стены операционной выгнулись; треснули рамы, выплёвывая стёкла; посыпались на пол инструменты; взорвался трещинами потолок.

- Игорь...

Руки хирурга опустились на плечи, зачёркивая наваждение. Звон иссяк, цвет отступил. Операционная хранила стерильный порядок, сопутствующий неудачам.

- Мы сделали всё что могли.

Потухшие лампы над столом кивнули, подтверждая.

- Я знаю...

...

Макс позвонил на третий день. В трубке теснились тревога и сожаление.

- Я приеду... Приеду.

Он приехал.

Офис выцветал вместе с октябрём. Телефонная девочка в приёмной отводила глаза.

Истратили полпачки gitanes.

- Может, как-то по-другому? - осторожно спросил Макс.

- Извини... не могу.

Помолчали неловко.

"Лучше бы он запил", - с тоской подумал Макс, провожая взглядом серебристый golf.

Его мысли отливали бронзой. Игорь прокусил до крови губу, различив цвет, рванул рычаг переключения скоростей и под вопли клаксонов вписался в поток. Через два квартала замер на светофоре. Щётки царапнули стекло, отзываясь на ленивую поступь дождевых капель, стёрли часть улицы. Возвращаясь, плеснули слоновой костью и бильярдным сукном.

- Свой, в угол налево.

Ударил накатом с правым винтом. Биток испытал головокружение, ввинчиваясь в лузу, закусился, замер на краю. Сигара кивнула, роняя пепел, обозначилась затяжка; тихий смех смешался с дымом:

- Обыкновенно молодые игроки не обращают ни малейшего внимания ни на постановку корпуса, ни на манеру держать кий, целиться. Они всецело отдаются желанию "сделать шара", позабыв всё на свете.

Игорь лизнул прокушенную губу.

- Свой, к себе в угол, - упало вполголоса.

Сильная лобовая оттяжка заставила биток забуксовать на месте после встречи с прицельным шаром, откатиться назад, изящно скользнуть в лузу.

Коротко всхлипнула монтажная склейка: тёмно-красный очутился в "доме".

Игорь после недолгого раздумья снял со стола один из шаров, тот неожиданно потерял форму, растёкся под рукой кожаным ободом рулевого колеса; где-то сзади забился в истерике нетерпеливый гудок. Golf вздрогнул, сорвался с места, подчиняясь пришедшему в себя владельцу...

Он проехал несколько кварталов, втиснулся в "окно" на парковке у супермаркета, заглушил мотор, уронил спинку кресла назад, закурил.

Ехать было некуда.

...

Янка появилась в четверг вечером.

Игорь открыл дверь лишь, когда, устав звонить, она тихо заскулила, усевшись на ступеньки, - цвет охры он попросту не выносил.

Призналась, что последние двое суток торчала у его дома, что увидела машину случайно, на Уральской, и увязалась следом на такси, как в дешёвом детективе. Сказала, что он - дурак, потому что нельзя сейчас быть одному, а прятаться по съемным квартирам и вовсе глупо; что Макс тоже беспокоится...

Ещё много чего навзрыд говорила Янка, пока Игорь умывал её, усаживал, варил кофе и звонил куда-то, настаивая на пицце с осетриной. Монолог прервался неожиданно:

- Что это?..

Янка держала в руках выдранную из журнала страницу; на полях рвано змеилась неоконченная фраза: "В мире насчитывается сотни учебных заведений, больниц для душевнобольных и алкоголиков, а также..."

Он выругался про себя, попытался выдернуть глянцевый листок. Янка спрятала страничку за спину, посмотрела умоляюще.

- Игорь...

Отшатнулся: кухню заливало ежевичным соком; этот цвет не мог принадлежать Янке... Затрещал дверной звонок.

- Пицца, - сказал Игорь чужим голосом.

Сок закипел, стирая вечер; ударил в ноздри ненавистный запах cohiba panatelas.

- Знаете ли вы, молодой человек, что Карл Девятый, играя на бильярде в небезызвестную Варфоломеевскую ночь, отложил кий, схватился за аркебуз и стал стрелять прямо из окон дворца по убегавшим гугенотам? Прикажете считать вас адмиралом Колиньи?

Сигара взвилась над столом, демонстрируя крайнюю степень возмущения.

- Запомните, юноша, - игрок, уклоняющийся от начатой партии, может оставить её, не иначе как признав свой проигрыш.

- Иди ты к чорту! - огрызнулся Игорь, швыряя кий; тот исчез в чёрной глотке тоннеля, пьющей дождь.

Развернуло поперек полотна одну из впереди идущих машин. Удар, звон... Ольга успела затормозить; рванула дверцу, бросилась туда, где железо перемешалось с людьми, где бился, угасая, фиолетовый цветок боли. На бегу потянулась серебром, обняла, закрашивая.

Истерично закатились колокольчики в висках.

"Уходи, - вмешались сумерки. - Оставь их. Ты нарушаешь правила. Они истратили своё время и цвет".

"Не сейчас", - отказалась Ольга.

Сзади завизжали шины. Удар, звон. Короткий полёт двух тонн металла...

Игорь закричал, захлёбываясь тёмно-синим.

Холодные руки Янки беспокойно-ласково скользнули по лицу.

- Игорёша, милый...

Он узнал это прикосновение, жадно потянулся навстречу, возвращаясь на много лет назад в бесконечные аллеи Первомайского парка. Но увидел лишь голые ветви, скелеты скамеек и мёртвую белку в куче прошлогодних листьев.

Разодрал веки. Янка, стиснув его запястья, глядела испуганно.

Царапнул дверь второй звонок.

- Открой, - язык слушался плохо, норовил приклеиться к нёбу. - Деньги в кармане куртки. Заплати. Потом уходи.

Она сжалась как от удара.

- Потом уходи, - повторил Игорь. - Мне нужно доиграть партию...

...

Макс чертыхнулся, прикурил очередную сигарету.

- Его нельзя оставлять одного, - сказала Янка, всхлипнула, уткнулась лицом в ладони.

Взвился случайный телефонный звонок, оборвался испуганно.

Макс попытался глотнуть кофе из пустой чашки.

"А ведь до сих пор любит", - отметил без ревности, с непонятной щемящей тоской.

Время увязло в молчании. Замерли тени.

- Макс... как погибла Ольга?

Потянулись долгие пустые секунды.

- На выезде из тоннеля. Под Шаумянским перевалом. Четыре машины. Всмятку. Она умерла в больнице. В Туапсе. Через восемь часов.

Вспомнил: ядовитые сумерки и дождь горстями, сумасшедшая гонка - он выжал из шести цилиндров всё что мог, шея задеревенела: боялся обернуться, встретиться взглядом с Игорем; мёртвый свет прожектора, суетливые куртки спасателей, "отойдите!"...

Ольга ехала из Майкопа, где два дня гостила у сестры. В Туапсе ждал отец; не виделись полгода... Не свиделись.

Игорь выдернул Макса из бильярдного клуба на Кубанонабережной; его собственный golf накануне отправился на СТО. Единственное о чём не спросил его Макс (ни тогда, ни потом) - откуда он узнал... Это был, впрочем, далеко не первый из не заданных вопросов за всё время их дружбы.

...Раздавил сигарету в пепельнице.

- Я съезжу, - кивнул Янке успокаивающе. - Всё будет хорошо.

И понял, что сам в это не верит.

...

- В своё время славился в Тулузе некто майор Дуга, приписывавший себе честь изобретения queues machees или, если угодно, гипсового кия...

Вмешался удушливый кашель, прогрохотал трамвай.

- Майор этот - кстати, кавалер ордена Почетного Легиона - ни о чём другом не говорил, кроме как о бильярде; место его, настоящее, было у стола. Играя, имел Дуга подле себя множество киев, кои беспрерывно окунал в гипс; бильярдные того времени обыкновенно представляли такой грязный вид, будто работали там маляры или стоял лагерь...

Игорь отмерил ненавидящий взгляд:

- Горазд же ты трепаться...

- Вообразите же, молодой человек, - пролилось из угла на прежней дребезжащей ноте, - в году одна тысяча восемьсот двадцать седьмом некий француз Манго вызывает его на состязание и бьёт нещадно, лишь потому, что имеет догадку приклеить к концу кия наклейку из кожи... Чужой, в угол направо.

Сухо выстрелил удар. Игорь испытал приступ зубной боли.

- И запомните, молодой человек, - одним отыгрышем никто ещё не сделал партии.

Затрещала, разгораясь, спичка.

- Хватит, - услышал Игорь свой голос; к горлу подступило бордовое яростное; ударом о борт сломал кий, швырнул огрызки на стол, сбивая шары. - Хватит! сукин ты сын...

Свет оборвался. Огонёк сигары, описал полукруг, зашипел, захлёбываясь; ударил ливень.

- Игра может быть любой...

Вспенилось, унеслось с потоками мутной воды. Пожелтевший листок, напившись, отклеился, упал, закружился в водовороте; таяли буквы...

...а также большое количество исправительных учреждений, в которых бильярдный стол зарекомендовал себя как незаменимый помощник.

"Руководство по правилам бильярдных игр". Издательство Брюнсвик Балке-Коллендер, 1911 год

Игорь зачерпнул дождь ладонью.

- Игра может быть любой, - прошептали мокрые сумерки, - но соблюдение правил - непременное условие, иначе игра сразу прекращается...

...

Макс насчитал сорок семь ступеней и восемь длинных звонков. Дверь скалилась шляпками гвоздей на чёрной коже. Из глубины квартиры доносился еле различимый шелест, словно жарили лук или крутили, забавляясь, посох дождя.

- Милицию бы надо, - посоветовали сзади.

Измочаленная дверь соседней квартиры приоткрылась едва на треть, в узкой щели маячило высохшее лицо.

- Зачем, дед?

- Милицию, говорю, надо, - упёрся сосед, остро поглядывая сквозь несуществующие стёкла в оправе очков, - звонить не дам, спустишься во двор, на Рашпилевской за универмагом будка...

Дверь захлопнулась, дважды щёлкнул замок.

Макс потерял несколько минут, разглядывая замысловатую матерщину, нацарапанную на стене подъезда.

Достал телефон. Запищали кнопки набора. Размазались в трубке пустые гудки.

Сигарету спустя попытался набрать другой номер: на седьмой цифре ericsson плюнул входящим звонком; издёвка помех, рваным пульсом зачастили гудки отбоя. Вьюгой посыпались с черной кожи шляпки гвоздей, бросились в лицо. Макс выронил трубку. Корпус треснул от удара, звук разметало по пустой лестничной площадке.

Всхлипнула дверь. Глаза в пустой оправе нащупали разбитый телефон и быстро тающие хлопья снега.

...

Сумерки плакали тонким стеклом; воздух звенел на выдохе.

- Где мы?

Игорь пожал плечами:

- Моё здесь только небо.

Макс не знал этого цвета. И никогда не видел таких облаков.

- Зачем ты пришёл?

О том же спросили мокрые тени.

- Помочь...

Дождь отозвался стеклянным смехом.

- Ты можешь помочь, - через вечность сказал Игорь, - Забери вот это...

Ударило, откатилось, выворачивая.

"Не так-то нас и много, Макс, чувствующих изнанку этого мира. И почти не бывает, чтобы встретились в одном времени двое из тех, что слышат цвет... У нас с Ольгой - было. Вот только..."

Дождь послушно набросал штрихами немую картинку: недостроенный песочный город, атака игрушечной конницы...

Зачеркнуло болью.

"В той машине, в тоннеле, был мальчишка... Два или три года... Его цвет был истрачен. Она отдала ему свой..."

Вспыхнули лампы над столом. Загалдели, разлетаясь по зелёному сукну, шары. "Игра может быть любой, - напомнили тёмно-синие сумерки, - но соблюдение правил - непременное условие..."

Макс протянул ладонь: "Я пришёл помочь..."

Тени оскалились.

"Забери мой цвет, Макс..."

Шарахнул ливень. Вздулись огнём вены молний.

"Что для этого нужно?"

Небо взорвалось чужим цветом, опрокинулось вниз.

"Захотеть..."

...

рука дрогнула, не решаясь наложить мазок... но нельзя было остановиться - цвета таяли, обнажая холст; ртутью скользило серебро... выбрал: индиго

...

Где-то сзади забился в истерике нетерпеливый гудок. Golf вздрогнул, сорвался с места, подчиняясь пришедшему в себя владельцу...

Выскочив на Тургеневский мост, машина взревела, срывая в галоп две сотни лошадей: бросилась в сторону, с видимой лёгкостью раскрошила чугунное ограждение...

Взвилось в стремительном жадном танце синее пламя.

Глухо ударил взрыв.

...

- Максим Евгеньевич, кофе?

...билось, билось внутри, выталкивая, слепило снежно, закрашивая тени; искал невидящим взглядом; плеснула руками, не удержала, осколки, жалобно; рвалось наружу, чужое, снова; на вдох - получилось...

Валерьянки в офисе сроду не было, отпоил коньяком.

Вышел, пошатываясь, на балкон; вдогонку саднило охрой - слышал.

Небо оказалось слепым.

Привыкал.

Обожгло далёкой синей вспышкой. Пустое солнце коснулось ниткой серебра:

"Не о чем жалеть. Он хотел уйти..."

"Ты..."

"Ольга назвала бы сына Егор..."

"А я - Макс... Мы увидимся?"

Натянутая нить тихо звенела.

"Почти не бывает так, чтобы встретились в одном времени двое из тех, что слышат цвет... Но я буду не очень далеко, обещаю..."

Осыпалась, погасла. Остался город, истекающий цветом на каждый вдох.

И ещё он подумал: Янка.

...

Утро скользило за толстыми стеклопакетами немой картинкой, жмурилось, перебирало листву, качало ветки. Во дворе в куче песка танцевал экскаватор, тащил тележку Боб-строитель, разгружался на берегу лужи красный самосвал, и всё это почему-то обходила с флангов пластмассовая конница.

Ольга улыбнулась: игрушечной конармией самозабвенно командовал Егор...

- Кто ложился в мою постель и смял её?

Телефон заорал совершенно некстати. Завтракать пришлось наспех.

Восемь ступенек, двор. Автоматическая дверь гаража скользнула вверх, открывая взгляду искорёженный golf...

И прежде чем из сухого полумрака плеснуло тёмно-синим огнём, он вспомнил. И успел прошептать:

- Спасибо.

(1989) май-июль 2003

Комментарии: 33, последний от 13/01/2009. © Copyright Субботин Вадим Размещен: 22/07/2003, изменен: 16/05/2009. 20k. Статистика. Рассказ: Проза реки над мостами Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: писать должен кто-то - нами, кто знает - зачем всё опубликовано в журнале Бориса Стругацкого "Полдень, XXI век", #6/2007

Субботин Вадим : другие произведения.

Наступит утро