Раз, два, три, четыре... Ступеньки закончатся, когда Ирина досчитает до 17.
Шершавые стены серого цвета больно толкали ее из стороны в сторону, будто помогая не сбиться со счета. Ступенька - стена, ступенька - стена. Под ногами крошащийся кирпич - ничем не примечательный пыльный кирпич. Такой же был на стройке, куда она с ребятами так часто сбегала с уроков. А еще там был полуразрушенный дом, двухэтажный дом, с потолка которого все время падала штукатурка. Ступенька - стена, ступенька - стена. Ступеньки закончатся, когда Ирина досчитает до 17. Да, ей было 17 лет, когда она попала сюда, хотя прокурор жарко убеждал судью, что до 18 ей оставалось только 2 дня. Глупый - ведь она специально отсчитала эти два дня, понимая, что они могут принести ей 5 лет свободы. Два дня - пять лет, 17 - 18, ступенька - стенка.
Семнадцатая.
Теперь поворот направо, еще один, теперь налево... Нет, прямо. Странно, так они еще ни разу не ходили. На лице Ирины появляется какое-то слабое выражение, что-то вроде гримасы. Новшеств она не любила. Никогда не любила. Теперь она идет бесцельно, а значит - в никуда.
Автоматически она отмечает - два поворота налево, 10 шагов по коридору, деревянная дверь с коричневой ручкой. Грубая красная рука опускается на ручку и опускает ее вниз. Ирина безучастно следит за этими манипуляциями. Потом она слышит скрип, чей-то кашель, и оказывается в прокуренном кабинете. Ее желудок конвульсивно сжимается - как давно она не курила. Ее ноги подходят к столу, за которым восседает какой-то мужчина. Все та же красная рука опускается ей на плечо, и Ирина спокойно опускается на стул.
--
Ирина Морецкая?
Ирина впервые настораживается, но вопрос относится не к ней, а к сопровождавшей ее красной руке. Ответа она не услышала.
--
Ирина Владимировна, вы совершили преступление, вы отсидели 3 года из положенных 5. Чувствуете ли вы, что исправились, и готовы вернуться в общество?
Она молчала, с трудом вникая в слишком быструю речь. Через минуту раздался хриплый голос:
--
Да.
Ирина вздрогнула. Каким-то непостижимым образом она догадалась, что это ее голос. Странно, она помнила его совсем другим. Еще на суде адвокат все время говорил, чтобы она не визжала на весь зал - это, мол, нервирует судью. Откуда-то сверху снова появилась красная рука. Ирина поднялась и увидела деревянную дверь, только на этот раз ручка была синяя.
Она тщетно пыталась пересчитать все повороты и лестницы - их было слишком много. И больше всего ее раздражало отсутствие стен. Она снова вошла в какую-то комнату, потом в другую, и всюду отвечала только одно слово - да.
Снова ступеньки: одна, две, три, четыре, пять. Только пять. Ирина тревожно втянула воздух. Только пять. И нет стен.
Дверь, железная дверь, до нее осталось около 4 шагов. Раз, два, три, четыре...
Свет, яркий свет. Воздух, нестерпимо свежий воздух. Ирина покачнулась, и все та же знакомая красная рука подхватила ее. Голова кружилась, нужно было срочно найти опору... Опору, скорее. Шаги! Раз, два, три, четыре, пять, шесть...
Ирина начала успокаиваться. Все в порядке.
Тяжесть на плече. Ирина оглянулась - старая коричневая сумка. Красная рука открыла ее и стала доставать какие-то бумажки, вещи. И снова головокружение - запах. Терпкий запах. Что это? Ирина попыталась сосредоточиться. Не получается. Она снова начала считать шаги. Под ногами хрустел асфальт. Он серый. Серый крошащийся кирпич на лестнице. Запах. Духи, мамины духи. Семь, восемь, девять, десять... Но почему нет стенок?
Ворота, большие ржавые ворота с острыми стрелками наверху. И ветер, очень сильный холодный ветер, а вокруг так шумно, и столько людей, и они одеты так ярко. И нет серого кирпича.
Ирина медленно опустилась на асфальт. Когда стемнело, она уже понимала, что серого кирпича больше не будет, и стенки пропали навсегда. Поначалу она встревожилась, а потом потихонечку начала считать проходящих людей. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь... На 17 она остановилась.