-Хризопраз (от греч. chrysos - золото, и prasios - светло-зеленый) - минерал, разновидность халцедона.
-Оргия - древнегреческая мера длины, равная 1,8 - 2 метра.
-Эксомида - короткий нательный хитон, заменявший грекам нижнее белье.
-Хлена - теплая накидка.
-Меандр - орнамент, линия, ломающаяся под прямым углом.
-Маквис - заросли вечнозеленых, жестколистных и колючих кустарников.
-Метопы - квадратные рельефы на фризе античного храма, отделенные друг от друга перегородками - триглифами.
-Наос - главный зал храм, святилище, где находилось скульптурное изображение божества.
-Купеческие корабли имели округлую форму, т.к. для них устойчивость и вместительность были важнее скорости.
-Греческое приветствие "хайре" буквально означает "радуйся".
-Мегары - древнегреческий полис на Коринфском перешейке.
-Калхедон - колония Мегар.
-Нисея - портовый пригород Мегар.
-Гера - богиня, жена Зевса, почитавшаяся в Мегарах в ипостаси Акреи.
-Ойстр - бог безумия
-Танат - бог смерти.
-Гипнос - бог сна, брат Таната.
Алексей Сударенко
НИТЬ ЖИЗНИ
Будущая судьба колеблется как на острие меча.
Пословица древних греков
Аност очнулся и, разлепив склеенные солью веки, увидел серое небо, закрытое продолговатыми дымными облачками, - это были волосы, упавшие на лицо. Он лениво моргнул и перевалился на правый бок. Острые крупинки - осколки ракушек, впившиеся в кожу левой руки, начали выпадать, и налитые кровью ямки отозвались ощущением лёгкого пощипывания. Он сел, счищая ладонями песок с плеч, щёк и шеи, откинул с лица светлые кудри, которые от морской воды взялись отдельными слежавшимися локонами, подтянул ногу, пятку которой облизывали волны, и обвёл взглядом берег.
Беспощадно безучастные скалы стояли там, где воды было по колено, чуть дальше виднелась верхушка каменного гиганта с промытой аркой, а вдалеке взрывы пены указывали на глыбу, едва выступавшую из волн. Чаек не было. Мутная вода почти не позволяла видеть дно. В её толще цвета хризопраза колыхались обрывки водорослей. Скалы, позеленевшие у основания, выше были желтовато-пепельными, с огромными, похожими на впечатанные в камень тени рябыми пятнами.
Аност встал на ноги, чувствуя, как по спине скатываются сухие песчинки, - на скале, в десятке оргий от суши, в каменной чаше вперемешкус черепками и просмоленными досками лежали мокрые рулоны мегарской шерстяной ткани, и её рваными краями поигрывал бриз. Аност вытряхивал песок из волос и бороды. Буря оставила на нём только эксомиду. Тёплую хлену, расшитую чёрным узором плюща, и подошвы-сандалии взял океан. Сзади над греком нависал утёс, за которым вставало холмистое плато. Между ним и морем, на берегу, лежала амфора из тех, которые Аност перевозил из Нисеи в Калхедон, - он представил ночь и как круглый торговый корабль швыряет на камни с такой силой, что мощные деревянные брусья брызжут щепой, а груз выдавливает на вершину скалы или отбрасывает вот так далеко. То же происходит с телами.
Аност посмотрел на человека, лежащего на воде лицом вниз. Казалось, он шевелится сам, и его не просто теребят волны.
- Гера Акрея! - прохрипел Аност, возможно даже про себя.
Решив подняться наверх и осмотреться, он заметил слева от утеса подходящую для подъёма тропу, и это придало ему уверенности. К тому же и короткий меч на поясе был при нём. Купец медленно и тяжело зашагал прочь от берега и остановился у амфоры. Вся её поверхность была разделена на полосы разной ширины, каждую из которых покрывали узоры: шашки, линии, меандр и другие, совсем мелкие, а посередине тулова, на одном уровне с ручками было поле, на котором вазописец треугольно и кривоного изобразил пир олимпийцев.
"Когда такое происходит на Олимпе, - подумал грек, - на брошенной земле должен царить хаос".
Он наклонился, чтобы извлечь вазу из песка, но в руках оказался лишь вытянутый осколок, края которого до этого были засыпаны. От него не пахло ни оливковым маслом, ни вином, потому что и до крушения сосуд был пуст.
Аност ухватился за сгорбленное можжевеловое деревце, вцепившееся корнями в каменистый склон, забрался на наклонную площадку и начал всходить наверх, временами забираясь на уступы или обходя их по вымытым селями ложбинам. Оглядываясь назад, он видел всё больше обломков, обрывков и тел, застрявших между острыми скалами, как у моря в зубах. По левую руку открывался вид на короткий сбритый берег и просторное тёмно-голубое взморье. Стоило немного повернуть руль, и корабль - он ведь был устойчивый - обогнул бы мысок и оказался вне опасности. Эти мысли заглушало воспоминание о грохоте бури иссиня-чёрной ночью.
- Мы сами виноваты - всё могло бы быть по-другому!
Опираясь на стену крутого утёса, его рука неспокойно теребила камешки, легко покидавшие мягкую породу и сыпавшиеся вниз. К Аносту начало приходить ощущение горя.
"Странно, - думал он. - Только теперь. Нет, изменить ничего нельзя. И нельзя было, хотя мы могли поступить по-другому. Судьба не дает двух путей... Только один-единственный. Неизбежный. - Аност остановился перед стеной кустарника, загородившей ему дорогу. - Где это я?.. Да, мы в силах выбирать, но бессильны изменить что-либо, оглянувшись назад".
Он забрался в маквис, который к счастью скоро кончился, оставив на одежде вытянутые петли и аромат душистых листьев, на теле - несколько бело-розовых и красных царапин. Чувствовалось, что это уже почти вершина. Ветер струил запахи мирта, дикой оливы и можжевельника. На пути попадались и покрытые лишайниками дубы. Чаща заметно поредела - скоро из-за кустарника показалась поляна. За ней на пологом холме стоял храм.
Ничем иным это не могло быть. Не позабытые руины, а горящее красками сооружение из известняка и мрамора, лучшее из тех, что купцу приходилось когда-либо видеть. Четыре колонны вдоль фасада ограничивали тенистый портик. Вокруг - ни души, и трудно было поверить, что храм, небесно-синий, с красными линиями на фасаде и нераскрашенными столбами колонн стоит не в огромном городе, а посреди безвестной пустоши.
Аност остановился и напомнил себе о сером, низко нависшем небе, о благоухающих сумрачных зарослях, и о странном отсутствии ветра. Ему было страшно, но он понимал, что хотя и волен идти куда хочет, пойдёт только к святилищу.
И он поднялся на холм.
На фризе храма было шесть метоп: первая изображала пирующих в золотых одеждах, следующие две мало чем отличались от неё, на четвёртом рельефе была троянская сеча, пешие воины в шлемах с гребнями, на пятом - купцы. Они возились с товарами на пристани. Рулоны ткани были ярко раскрашены. Шестая метопа была пуста.
В пронаосе, переднем покое, царил полумрак, чувствовалась каменная холодность стен. Ноги путника подгибались от неизвестности и страха потерять единственную надежду, если внутри никого не окажется. Наконец - наос, освещённый неясным призрачным светом. Посреди зала - возвышение. С двух сторон от него стоят статуи Таната и Гипноса, ужасных в своей когтистой красоте богов-близнецов. Наверху сидят три женщины, под их ногами - полоса фриза, барельеф, которой повествует о пирах, войнах и страстях олимпийцев. Стены - тёмно-синие, и, кажется, здесь, внутри владычествует ночь.
По мраморным ступеням Аност поднялся наверх. На квадратной площадке стояла чаша, по размерам близкая к котлу, и три деревянных инкрустированных кресла, в которых расположились жрицы или кем бы ни были одетые в белые пеплосы, отделанные коричневым меандром, незнакомки. Две из них пряли, ловко вращая веретёна и управляясь с неистощающейся куделью, третья, с ножницами, перерезала нити, после чего пряжа отправлялась в чашу. Подойдя ближе, Аност увидел, что у чаши нет дна, а вместо него - зияющая воронка. На его приход не обратили внимания.
Аност произнёс приветствие, пожелав хозяйкам радоваться. Он находился в замешательстве: перед ним были не то рабыни, не то жрицы, и их молчание.
- Простите, что я ворвался в священное место, - робко проговорил он. - Но я ничего здесь не знаю, даже не знаю, что это за остров. Кеос? Может быть, Серифос?.. Я из Мегар. Мой корабль разбился о скалы. Только я выжил.
Могло показаться, что женщины не разговаривали от начала времён. Их светлые кудри, замысловато сплетённые и уложенные с помощью косынок, пахли молодым можжевельником. Веретёна вращались как созвездия, глаза смотрели в пустоту.
- Вы слышите меня?.. Видите? - Добавил Он, на миг заподозрив тех в глухоте. - Помогите мне. Ответьте мне!
Аност не понимал, смеяться ли ему над ними или рыдать.
- Чей это храм? О, я догадываюсь: Ойстра! Только он, похоже, имеет силу. Вы понимаете по-гречески? Вы вообще живы?
Он заглядывал каждой в лицо, уже сотрясаясь от ужаса, которому покровительствовала ночь синих стен, боги сна и смерти. Аност обнажил короткий меч.
- Услышьте меня, будь вы хоть жрицами зла, услышьте, о проклятые, услышьте!
В негодовании купец разрубил прядущей нить, замахнулся, чтобы разнести и прялку... В глазах его помутнело, меч лязгнул о мрамор, и сам Аност рухнул на пол, под которым на фризе боги пировали, бились и страдали. Перед смертью он успел разглядеть, что на веретене, там, где пряжа приобнажала деревянную основу, было вырезано его имя.