Приснился мне намедни престранный сон. Случилось это, как сейчас помню, под утро выходного дня, когда я совсем уж было собрался подняться с постели, да что-то лень стало. И снилось мне, что оправили вдруг то ли на сельхозработы, то ли в стройотряд какой-то, черт его разберет. Ныне не каждый и вспомнит такой казус, но в советские времена подобная практика была в ходу. Посылали школьников на уборку овощей, посылали студентов в начале осени. Последних также могли послать в так называемые строительные отряды, где молодые люди могли не только принимать участие в строительных мероприятиях, но и работать на производстве. Мне вот пришлось в свое время месяц монтировать электрические розетки и переключатели в новостройках. Посылали и людей уже закончивших свое образование, трудящихся на каком-нибудь заводе, скажем. Особенно предпочитали использовать для целей сих так называемый младший инженерный состав, как самый бесполезный для дела, должно быть. Причем могло это случится и зимой, когда, казалось бы, никаких сельскохозяйственных работ не производилось. Однако в это время местные механизаторы занимались ремонтом техники, потрепанной в горячее время борьбы за урожай, и по уверению некоторых ловких председателей колхозов или совхозов остро нуждались в помощи. Короче, послали и послали. Определили меня на постой к одному старичку, жившему бобылем. Дедок оказался тихим, благожелательным, указал мне место для ночлега, угостил кой-какой домашней снедью. Тут бы мне и вздремнуть с дороги, но понесла меня нелегкая осмотреть окрестности. Вышел я со двора и побрел вокруг квартала, состоявшего сплошь из таких же неказистых особнячков, как и у моего хозяина. Вроде бы происходило это ранней весной. Ясный день, оттаявшей землей пахнет, но, как водится в подобных местностях, мокро и грязно. Вокруг довольно много народу, молодежь преимущественно, ныне принято говорить, тусуются. И смотрят на меня эти молодые люди обеих полов с крайним недоумением и неодобрением, как на призрак какой-то. Я же бреду себе спокойно и никаких эмоций не выказываю, ибо деревенские и поселковые люди всегда к нам, городским, относились с некоторой неприязнью, как будто мы у них крадем нечто. Обошел я весь квартал вокруг, но вот беда -- не могу я обнаружить дверь, из которой вышел. Смотрю, в одном из дворов сидит компания, в каковой вроде бы присутствует мужик, на вид знакомый. Я когда-то ранее квартировался у него. Зашел с горя, поздоровался со старшим, затем со всеми остальными, сел рядом. При том замечаю, что окружающий нас ландшафт начинает волшебным образом изменятся. Первоначально это был обычный дворик, окруженный всяческими деревянными постройками, но вдруг обнаруживаю себя в просторном помещении, имеющем стены, потолок и скорее производственный характер. Компания же, к которой я прибился, кажется вдруг мне не чужой. Стало быть старший -- это бригадир слесарной бригады со своими слесарями. Я ж с ними когда-то работал на Ярославском моторном заводе. Ну, раз уж оказался тут, то следует не сидеть истуканом, а вести некий приличный разговор. Однако, чувствую я себя как-то не своей тарелке: в свое время относились ко мне слесаря с пренебрежением, как к персонажу явно у них в слесарке лишнему. Да и я не собирался особенно долго там задерживаться.
Как водится, начали разговаривать о том, о сем, так, обо всяких ничего не значащих пустяках, а со стенами помещения, в котором мы находимся, происходят всякие удивительные вещи. Идут по ним широкие трещины, из трещин тех раздаются звуки весьма странные: то ли стонет кто, то ли огонь в топке гудит. Вообще помещение как-то все более напоминает так называемую литейку. Жители домов, расположенных поблизости от крупных производств, хорошо помнят эту замечательную технологию, в советское время невероятным образом отравлявшую атмосферу на километры вокруг. В наше время ситуация кажется стала полегче, видимо по случаю деградации каких-либо крупных производств вообще, но еще кое-где пованивает. Суть же технологии заключалась в том, что было выгодно собирать металлолом и тут же пускать его в переплавку, используя получающуюся некачественную сталь там, где никакого особенного качества и не требовалось, для отливки корпусов дизелей, например. Работать в литейке было невероятно тяжело и вредно для здоровья. Мне случилось побывать в литейном цехе Ярославского шинного завода, и зрелище это, скажу я вам, было уж совсем инфернальным. Нельзя сказать, что литейка эта помещалась в полуподвале, ибо в таковой столь серьезное производство втиснуть не возможно, но пол ее почему-то был существенно ниже уровня тротуара, а потолок таки был не такой высокий, как в обыкновенном цеху. В довершение всего, помещение практически не освещалось, хотя в советское время электричество особенно не экономили. Некоторый свет исходил только от тусклых фонарей при входе, да от пылающего в плавильных горнах огня. Все вокруг было покрыто толстым слоем черного шлака.
Однако, помещение, где происходил выше описываемый разговор, уж не такое мрачное. Во-первых, оно довольно светлое. Во-вторых, вокруг никакого шлака, да и стены не черные, а скорее рыжеватые. Как штукатурка на старых домах из красного кирпича. И чувствую я, что необходимо в моем довольно не ловком положении как-то оживить разговор, показаться публике своим в доску парнем. В подобных случаях уместно рассказать какую-нибудь забавную и поучительную байку. Хотите, говорю, расскажу об одном приколе? Вроде хотят.
Ну так слушайте:
-Случилось как-то познакомится с одной дамой, каковая мне очень нравилась. Сильно захотелось, чтобы отношения наши перестали быть чисто платоническими и перешли, так сказать, на более существенный уровень. Для этого необходимо было заманить подругу ко мне домой, ну и там все по стандартной технологии, сами понимайте как. Сделать это было совсем не просто, ибо, как вы помните, в Советском Союзе нравы были весьма пуританским. Уж не совсем все было бесполезно, но процесс общения с противоположным полом требовал таки определенных усилий. И вот в конце концов удалось уговорить девушку посетить мое скромное жилище. Причем, результаты переговоров были крайне обнадеживающими. В это же время удалось мне купить очень приличные чешские полуботинки рублей эдак за пятьдесят.
-Видно это при Брежневе было - вдруг прерывает меня бригадир.
-Да, при Брежневе, может при Андропове, но не позднее. Так вот явился я на свидание во всеоружии, в новых туфлях, говорю всякие галантные слова, а сам помалу направляю движение к собственным пенатам. Но у самого подъезда случился неприятный казус. Вступил я в лужицу, показавшуюся неглубокой, а провалился по самую щиколотку. Да еще в луже этой оказалось смесь воды с чем-то вроде мазута. Чтоб тебя! Поднялись в квартиру. Там у меня приготовлена
бутылка Советского шампанского, закуска кой-какая. Мне бы сервировкой заняться, но жалко до слез новых туфель. Снял я носки, застирал и принялся за полуботинки. А мазут-то и прилип. Кинулся я в кладовку, начал искать какой-нибудь растворитель. А дама тем временем ожидает банкета и продолжения оного. Видит, что я не уделяю ей внимание и спрашивает: что мы дальше делать будем и будем ли вообще?! Я же в сердцах отвечаю: не знаю как ты, а я буду туфли отчищать, а после их аккуратно высушивать, дабы не развалились. Вот такой случай.
Тут один из слесарей говорит: "Ну и дрянной же твой рассказ"! Как дрянной? Так расскажи получше! Следует заметить, что сны мои почти лишены образов. Так уж у меня голова устроена. То есть вижу я во сне человека, понимаю, кто это есть такой, но лица его при этом не воспринимаю совершенно. А тут все как жизни, каждую деталь различаю. Кажется, тот самый слесарь, что обругал мой рассказ и наяву относился ко мне особенно каверзно и при всяком удобном и неудобном случае старался поддеть. Вижу его лицо совсем близко от своего. Как мне помнится, в свое время было это лицо этакого восточного типа, смуглое, горбоносое. Сейчас же нос этот разросся до невероятных размеров, при этом обрезан почти на половину и как-то наискось. У обыкновенных людей внутри носа две носопырки, а у этого какие-то громадные черные поры. Смотрит на меня мой оппонент внимательно и говорит тихо, но внятно: "Пошел ты в ... отсюда"! Тут я начинаю лезть в бутылку. А пошел ты сам! Я же пойду, когда мой официальный срок пребывания здесь закончится. Зашевелились остальные слесаря и возникла меж них дискуссия: действительно, по воле ли вышестоящего начальства он сюда явился или по своей собственной. Я в одну дуду дую: сам бы ни за какие коврижки сюда не сунулся, но послали вот. Собеседники же сомневаются и склоняются к мысли, сам я сюда приперся и нагло занимаю не подобающее место. На сем дискуссия считается законченной. Поднимаются все и следуют к выходу. Последним поднимается слесарь в разговоре участия не принимавший. Это вроде бы тот самый, который в реальной жизни относился ко мне сравнительно благосклонно. Лицо его, в отличие от лица моего хулителя, довольно светлокожее, но с ним так же происходят очень странные метаморфозы, ветвятся по поверхности черные трещины, вот-вот голова на куски распадется. Подошел он и эдак игриво ущипнул меня за щеку, что, согласитесь, в мужской компании как-то совсем странно. Нет, говорит, голубчик, сюда по своей воле никто не попадает, не сомневайся! Тут все вокруг завертелось, стены рухнули, и я проснулся чуть ли не в холодном поту. Что за сон нелепый? Кажется, нет в нем никакого особенного смысла, а ощущение тревожное. И успокоится не могу. Решил записать на всякий случай. Может полегчает.