Сударкин Андрей Вадимович : другие произведения.

Сборник эссе

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

СУДАРКИН А.В. СБОРНИК

Время разбрасывать камни и время собирать оные

  
  
  
   Опус сей не является чем-то вполне серьёзным, ибо затронутая тема требует основательной проработки, каковой мне заниматься лень. Это скорее заметки вскользь и по памяти.
   Не будучи живым свидетелем событий начала XX-го века, с тех пор, когда у меня появился интерес к истории, я живо интересовался этим периодом ( точнее его следовало бы ограничить концом XIX-го века, началом XX-го) в силу крайнего его своеобразия. Более того, будучи здравствующим свидетелем конца XX-го века, начала XXI-го, не могу не отметить очень четкую связь этих временных отрезков, и связь сия беспрецедентна для всей человеческой истории. Для пояснения, вернемся к первому из вышеупомянутых периодов, сведения о коем можно почерпнуть в многочисленной научной, художественной и публицистической литературе. В нескольких словах этот период можно бы охарактеризовать, как время энтузиазма, или время чрезвычайных ожиданий. Именно в этот период в широком обиходе появилось слово "творец" применительно к человеку, а не к Богу. Разумеется, все это образовалось не абы как, а явилось сложным синтезом предыдущих эпох включая античную, но именно в это время произошло нечто необычное, доселе невиданное. В первую голову сформировалась основа современной промышленности: связка - тепловые двигатели и электрические машины. Неважно, что первые простейшие тепловые машины появились ещё у древних греков, а электромоторы ранее двадцатого века. Все дело в комплексе. Ещё в начале XX-го века станки приводились в движение непосредственно паровым двигателем через систему валов-ремней, что было крайне неудобно для массового производства. В науке в целом появилась надежда и даже сформировалась некоторая программа установления фундаментальных законов окружающего мира и создания на их основе универсальных методов познания. И, самое главное, заговорили о преобразовании мира в соответствии с человеческими пожеланиями. Например, Бог повелел первым людям одеваться в шкуры животных, ткани из натуральных волокон, обогревать жилища дровами, позднее углём, словом использовать материалы даримые природой. Уж не говоря о том, что двадцатый век часто называют веком пластмасс, но и понятие об атомной энергии сформировалось именно а описываемый период. Вопреки расхожему мнению, пресловутая формула Эйнштейна не имеет к атомной энергии никакого отношения. Сначала химики связали химические преобразования веществ с перегруппировкой их структуры. Неделимым элементом химической структуры является атом. Выяснилось, что атомы также имеют свою более тонкую структуру. При перегруппировке атомов энергия может выделятся и поглощаться в зависимости от выбранных реагентов. Структура атомов очень устойчива и при химических реакциях не меняется. Значит энергия связующая атом в единое целое очень велика. Тем не менее атомы в определённых случаях распадаются. Следовательно, можно как-нибудь попытаться высвободить энергию атомных структур. Более того преобразовать хотели не только окружающую природу, но и человеческое общество, ибо предполагалось узнать фундаментальные законы не только физического мира, но и человеческого. Позднее замахнулись даже на самого человека в связи с развитием генетики ( точнее некоторых её крайних течений, с каковыми очень обоснованно воевал оклеветанный Т.Д. Лысенко). Вся литература начала двадцатого века наполнена этим движением. Все, кто имел время и желание, пищали, визжали, чего-то ждали: то ли бесплатной осетрины с водкой, то ли грома и молний средь ясного неба. Зашевелились те, кого называют сейчас теневыми мировыми лидерами и обслуживающие их "организаторы", желавшие видимо поиметь от начавшегося движения уж если не власть над миром, то хотя бы возможность дарить брильянты бразильским актрисам, как Сорос ныне.
   Второй период, каковой мы с вами имеем отвращение наблюдать непосредственно, я бы назвал временем упадка, разочарования, не сбывшихся надежд. Дело даже не в том, что XX век отличился невиданными жестокими войнами и колоссальными жертвами. Люди всегда убивали друг друга. Ну, в двадцатом веке совсем на другом техническом уровне, так ведь и ничего, даже возросли численно. Были и достижения, полёты в космос, например. Главное, что все ожидания первого периода закончились крахом. В каких-то случаях это общепризнанно, в каких-то лукавят, не суть, полное разочарование. Одно из ключевых поражений -- провал программы управляемого термоядерного синтеза. Если коротко, то это означает полную невозможность уйти от тепловых машин, работающих на минеральном сырье, ресурс какового ограничен, а массовое сжигание в топках вредно крайне. Всякий грамотный инженер, потрудившийся проделать элементарные расчёты, знает, что так называемые альтернативные источники, как то атомные реакторы, солнечные батареи, гидроэлектростанции, ветряные машины, биотопливо могут быть только дополнением к нефти и газу, но полностью заменить их не могут. Очень важным поражением явился провал программы создания компьютеров, работающих не так, как линейный компьютер фон Неймана, а на принципах близких к человеческому мозгу. Хотя тут много лукавства, разработчики кричат, что они еще живы, что вот-вот кое-что выдадут на гора, но туфта все это. Кто понимает, так и не верят, да и тема полузабытая. Сейчас чаще сраные трусы с помощью наносеребра облагородить пытаются. Вообще, все это не столько провал попыток создать компьютеры нового поколения, сколько провал программы создания т.н. искусственного интеллекта. У нас в России еще более лукавят, когда связывают отставание в области вычислительной техники в советский период с неприятием кибернетики. Вот вычислительная-то техника у нас после Отечественной войны развивалась прекрасно. Например, первой ЭВМ в полном смысле этого термина был не пресловутый "Эниак", но устройство, созданное в Англии в 1949 году. У нас подобное устройство было создано через два года. Были и совершенно уникальные образцы. Например, вычислительная машина реализующая троичную логику. Вот почему мудак Никита, а потом еще больший мудак Лёня упустили технологию интегральных микросхем -- это отдельный вопрос. А кибернетика -- это по сути наука о создании искусственного разума. Где она теперь?! Ну попытки перестроить человеческое общество вовсе прокляты, как опасные, ибо быстро выяснилось на практике, что любое такое преобразование начинается с вышпаривания чрезмерно размножившихся и разжиревших паразитов. Паразитам-то не хочется, чтобы их того, хлорофосом. С преобразованием человеческой природы ( то, что ныне называется генной инженерией) получилось очень мутно и лукаво. В свое время Трофим Денисович Лысенко, сражался конечно не генетикой, что было бы уж совсем нелепо, а с некоторыми ее течениями, известными у нас, как Вейсманизм-Морганизм. В частности он утверждал, что наследственная информация содержится не только в генах, но и в других клеточных структурах. Гены под воздействием внешних условий не меняются, могут только повредится. А вот другие клеточные структуры меняются, приспосабливаются. Следовательно, клетка при делении способна передать память дочерним клеткам о том, в каких условиях она жила и как к ним приспосабливалась. И ведь прав оказался стервец, хотя ныне его открытия приписаны другим, а имя замарано. Живая клетка очень сложна, ее структура и биохимия по сию пору не ясна, и по любому ее нельзя преобразовать путем банальной манипуляции с генами. Однако, нынешние ученые жулики признать сие не хотят, ибо семью кормить надо, да еще и на бар и бордель заначить, поэтому занимаются обыкновенным подлогом. Вот например совершенно срамная история с "клонированием" овец, собак и прочей живности. Да неграмотно называть это клонированием -- это всего лишь новая метода искусственного осеменения. Причём, даже если им удаётся извлечь весь ядерный материал из донорской яйцеклетки и заменить его ядерным материалом особи, каковою собрались "клонировать", что не факт, все равно в других структурах яйцеклетки останется информация об организме матери, как трактовал бессмертный Трофим Денисович.
   Может быть по этому т.н. "клоны" недолговечны, неустойчивы к болезням, и вообще такой способ искусственного осеменения не перспективен.
   Давай-ка попытаемся сравнить ощущения какого-нибудь занюханного интеллигента в первом поколении типа меня, жившего в первый период, с ощущениями подобного индивида
   нам современного, насколько это возможно конечно. Ну, первый случай нам известен из литературы, и я кое что о нем сказал выше. А ныне что? Нет даже уныния или разочарования, а есть транс какой-то. Нет ни того, что принято было называть государством, политикой, а слышна только работа сосательных аппаратов бессчетных паразитов. Литературы нет, хотя литераторов как блох на бродячей собаке. Вот Пелевин не лишен ведь таланта поганец, но при этом вовсе не пытается на "проклятые" вопросы отвечать. Максимум на что он способен так сексуально озабоченных девиц до поноса доводить. Юноши поди бледные со взором горящим на очке сидят, онанируют яростно и при этом "Эмпайр ви" читают. А может и этого всего нет. Науки нет. С одной стороны банды мошенников бюджетные деньги пилят, причем во всем мире так. С другой стороны какое-то шаманское камлание наблюдается. Чего они там хотят добиться бия в бубен и читая мантры. Эдак скоро и технологии не будет. Так что Олегу придется скоро узбекским пометом гидроизолировать по ТУ, ибо и нефтешламы закончатся.
   Это лирика все. Есть два очень особенных периода. Один в недавнем прошлом, другой продолжается ныне. Связанны они между собой: сначала как бы взлёт, потом падение, а далее что? И исторической аналогии никакой не придумать. В начале-то прошлого века хоть какое-то представление существовало куда шугаться. А сейчас черт его разберёт! То ли удавиться пойти, то ли соль, крупу и спички запасать, то ли на митинг в поддержку Путина вылезти. Тяжка неопределенность. Впрочем, живем как-то.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Помяловский

  
  
   Будучи помещенным в больницу по случаю прогрессирующего коксартроза, снедаемый тягостной больничной атмосферой и скукой, я решил взять из дома какую-нибудь книгу, дабы как-то развлечься. Я был совершенно уверен, что снял с полки сборник произведений Гиляровского ( какового автора в моей библиотеке не имеется вовсе), но уже в больничной палате обнаружил, что взял книгу Николая Герасимовича Помяловского. Вообще, читать произведения Помяловскогог т. с. на "больничном одре" -- все едино, что висельнику любоваться на пеньковую веревку, ибо уж больно у него все мрачно, безнадежно, пронизано отвращением ( в "Очерках бурсы"). Собственно, я эту книгу прочел ранее, но в особенной больничной атмосфере, меня вдруг заинтересовал сам феномен этого автора, время, в каковом Помяловский жил и творил, и связь того времени с настоящим моментом. Я прекрасно понимаю, что такого рода исторические аналогии могут быть весьма скользким, а, в данном случае, и сомнительными, но уж больно хочется.
   Я не буду приводить здесь подробную биографическую справку. Достаточно сказать, что Н.Г. Помяловский родился в апреле 1935 г. в семье дьякона, учился в Александро-Невском духовном училище, окончил Петербургскую духовную семинарию (1857). В 1861 в журнале "Современник" опубликовал повести "Мещанское счастье" и "Молотов". В 1862--1863 в журнале "Время" и "Современник" печатались его "Очерки бурсы". Роман "Брат и сестра" и повесть "Поречане" остались неоконченными. В сентябре 1863 года писатель заболевает и умирает от гангрены. Не то что бы его совсем замучила нищета и необходимость кормить семью -- Помяловский был холост, а Николай Алексанрович Некрасов своих авторов голодом не морил. По свидетельству современников сгубили его две весьма распространенные в среде интеллигентов-разночинцев болезни: сильное пьянство (начал пить еще в бурсе) и мучительный поиск смысла жизни. Таким образом писательская деятельность Помяловского продолжалась около трех лет. Его повести "Мещанское счастье" и "Молотов" с моей точки зрения не представляют никакого интереса, а вот "Очерки бурсы" - это совсем отдельная песня. При выходе в свет это произведение вызвало весьма противоречивые отзывы, но несомненно широкий интерес, не угасший до настоящего времени. При этом имя Помяловского устойчиво ассоциируется с сравнительно небольшим и не оконченным литературным произведением, другие же его вещи почти никто не помнит и не читает. Подобно метеору коротко мелькнул он на небосклоне русской словесности, но след его падения не исчез и через полтора столетия. Почему?
   Чем вообще мог заинтересовать Помяловский читателей, хотя бы ему современных? Со священнослужителями любой православный житель Российской империи (подавляющее большинство) имел дело от рождения (крещение) до конца дней своих (отпевание). Но, видимо, мало кто знал в деталях, откуда сии специалисты берутся и как обучаются. А кого это собственно интересовало?! Какое дело, скажем, чиновнику до того, как булочник обучается своему ремеслу. Может булки-то на деревьях растут, в каковых представлениях и обвинял Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин по крайней мере высший слой российского чиновничества. В силу же исторических обстоятельств обыватель воспринимал священника как такого же ремесленника, может быть только более привилегированного. Однако, если и не было такого интереса, то в означенный период он как раз появился. У различных социальных групп, каковые досель жили изолированно и безынтересно друг к другу, вдруг образовалось некое любопытство, как это другие существуют в юдоли сей. В журналах начали печатать так называемые "физиологические" очерки. Выпустили даже несколько сборников "физиологий". В настоящее время переиздали один такой сборник, озаглавленный "Физиология Петербурга", каковой я с интересом прочитал от корки до корки. Особенно запомнился очерк "Петербургские углы" Н.А. Некрасова и чрезвычайно забавный анекдот о "белом арапе". Любопытно даже по прошествии полутора веков, но не более. Помяловский чем-то особенно и остро задевает, и не поймешь вдруг: то ли это ощущение носит вневременной характер, то ли наоборот неразрывно связанно с особенностями времени, как тогдашнего, так и нынешнего. Я-то впервые узнал о существовании "Очерков бурсы" из любопытнейшего произведения Николая Огнева "Дневник Кости Рябцева". Повесть эта заслуживает отдельного рассмотрения, к задачам данной статьи не относящегося. Тут важно, как литературный герой описывает свои ощущения, после прочтения Помяловского. Он как бы задет, но не встревожен. Отзыв Кости Рябцева скорее следующий: "Ну и скоты жили во времена проклятого царизма", хотя ему таки отчасти любопытно, а как же эти скоты все же жили.
   Современники упрекали Помяловского в неком нарочитом преувеличении. Нет, никто конечно не пытался уличить автора в явной лжи, скорее в неком сгущении красок, в создании какой-то особенно тягостной атмосферы безысходности. Следует отметить, что как раз в рассматриваемый период махровым цветом цвела "разоблачительная" литература. Только вот отнести смело "Очерки бурсы" к вышеназванному жанру как-то сомнительно. Ну написал некто сильно гневную повесть, о безобразиях, имевших место в помещичьих усадьбах, а таковые и впрямь случались. Облились кровью сердца обывателей. Какой-нибудь помещик и призадумался, а вот как по свински мы живем, считая себя при этом самым образованным и привилегированным сословием. И что?! Такая литература вызывала как слезы у сентиментальных барышень, так и немалое число насмешек, подобно статьям о страданиях американских негров в недавнем советском прошлом. Самое интересное, что "Очерки бурсы" к моменту их опубликования относились уже к прошлому, хотя и недавнему. Даже сам Помяловский вскользь намекает на некие грядущие и позитивные перемены. Почему же тревожно-то так? Тревожит состояние Русской православной церкви? Однако, в той среде, в каковой это состояние отозвалось наиболее остро и разрушительно, т. е. в крестьянской среде, журнал "Современник" не читают, да и ничего нового не извлекли бы от туда. Сельские священники живут одним миром со своей паствой, знают друг друга как облупленных. У чиновника же с недавним семинарским прошлым очерки Помяловского видимо должны были вызывать весьма противоречивые ощущения. С одной стороны "породу семинарскую" принято было всячески скрывать, с другой стороны здравомыслящий бюрократ понимал, что своей успешной адаптацией к отнюдь не благоуханному чиновничьему мирку обязан именно суровой бурсацкой выучке также, как и очень серьезному при всех его недостатках семинарскому образованию.
   Уж если мы не в силах понять, чем же Помяловский так задел своих современников, то тем более трудно разобраться, почему его очерки актуальны ныне. На худой конец зачем они так встревожили аз грешного? Не одно же стечение обстоятельств, да коксартроз в придачу! При этом бодрому Косте Рябцеву истории из жизни воспитанников (сверстников его) средне-специального духовного учебного заведения семидесятилетней давности кажутся скорее курьезными, а еще семьдесят лет спустя создают такое щемящее чувство пустоты и безнадежности. Видно придется нам разобраться, чем так особенны шестидесятые годы девятнадцатого века и что их связывает с началом века двадцать первого.
   Вообще следует разобраться: в каком случае человека охватывает тревога безотчетная, смутная. Не в случае какого-нибудь общенародного бедствия, войны, например. Тут-то как раз понятно, что надо предпринимать конкретные действия: спасаться или обороняться, а уж тревожится поздно. Тревожно бывает, когда грядут коренные перемены, причина которых не вполне понятна, а последствия неясны. Короче, когда самые традиции, сложившиеся в обществе, оказываются под вопросом. Если конечно общество можно назвать традиционным. Но Россия таковой была всегда от момента основания до недавних дней, а когда перестанет быть, то не будет уж ни царской России, ни советской, никакой не будет. Вместе с тем, не стоит придавать традициям какое-то сакральное значение. Это всего лишь набор установлений и правил, сложившихся в обществе ради его выживания и самостоятельного существования. Тем не менее, традиции являются синонимом существования общества традиционного типа. Когда же в ретроспективе российские традиции оказались под вопросом?
   Первое, что приходит на ум - "Смутное время". Однако, по мнению автора, тут как раз никаких существенных перемен не случилось, хотя само государство чудом не сгинуло. В первую голову потому, что в этот период традиции ещё формировались (учитывая тезис Николая Сергеевича Трубецкого, а также Льва Николаевича Гумилева о том, что Московская Русь отнюдь не является продолжением Киевской). Заметим на будущее, что переход от Киевской Руси к Московской -- пример не слома, а перемены традиций путем синтеза, примерно также, как произошло это после октября 1917 г. Следующий возможный кандидат -- петровские реформы. Вот тут уж я не соглашусь с уважаемым Николаем Сергеевичем Трубецким. По мнению автора в этот период никакого существенного слома или перемены традиций не случилось, да Пётр, положа руку на сердце, таких целей и не ставил. Шуму было много, людишек перевели немерено, две трети страны разорили в лоск, толпы каких-то ряженных появились, но корень русский не затронули. Петр укреплял свою личною власть и делал это не весьма умно, ибо умом-то и не блистал. Зато был паталогически упертым и неимоверно работоспособным. При этом самодержец велосипеда не изобрел -- российский бюрократический аппарат сложился в основном при Иване Грозном. Никакого западного пути он не предлагал, да и с какого перепугу. На Западе время самодержавных монархий к началу восемнадцатого века закончилось. А что дворяне немецкий да французский языки освоили, так в этом и польза была. Вон Александр Сергеевич Пушкин свои первые поэтические опыты на французском осуществлял, но именно при нем русский литературный язык сформировался окончательно. Словом, петровский период напоминает маскарад с фейерверком -- одежка диковинная, шумно, кому-то даже задницу опалило, но домостроения не разворотило.
   Не ведаю уж, как преподают историю в современной российской школе, но в советской школе ее преподавали хоть и предвзято, но добротно. Особо пытливые юноши могли немало интересного узнать из классической русской литературы и из трудов дореволюционных историков, а затем по своему благоразумению сделать выводы. Лично у меня сложилось мнение, что российская история после Петра развивалась бурно, порывисто, порой трагично, но в рамках сложившейся традиции. Пока не споткнулась о монолитную глыбу царствования Николая I. Николай вознамерился, может быть из самых лучших побуждений, как бы заморозить окружавшую его действительность. В частности он укреплял барьеры между сословиями, то есть последовательно уничтожал так называемые "социальные лифты". Вот тут уж, по мнению автора, появляется нечто удивительно похожее на брежневский период истории СССР. В это время из советской элиты были напрочь вычищены все, кто был способен хоть как-то самостоятельно думать. Далее элита начала самовоспроизводиться. Конечно случались там люди и со стороны, но жестко отсеянные по вышеупомянутому признаку. Не случайно, когда часть разложившейся элиты взяла власть (не без внешней помощи), то совершенно не знала что с ней делать: то ли на хвост нанизать, то ли в задницу плашмя засунуть. По слухам, Николай в конце царствования жестоко разочаровался в своих намерениях и возможностях. Видимо перед смертью он предложил наследнику определенную программу преобразований. Вопреки сложившимся представлениям Александр II никаким реформатором не был. Более того, мне кажется, что его втайне тошнило от самого слова "реформы". Просто ему была предложена некая последовательность действий, и он следовал ей по мере сил, пока бомба террористов не остановила. Александр прославился официозным прозванием "освободитель". Имеется ввиду, что он свободу крепостным крестьянам. Хотя либеральные историки по сию пору ставят это ему в великую заслугу, но таки бередит умы пытливых людей смутный вопрос: нужна ли собственно была свобода крестьянам. Как раз после вышеуказанной реформы были документально засвидетельствованы многочисленные крестьянские волнения. Говорят, что освободили как-то неправильно. Однако, свобода, коли всерьез относится к этому понятию, есть самоценность. Если она нужна, то принимается в любом виде. Да, в крепостных усадьбах случались злоупотребления, но выход из крепостного состояния отнюдь не гарантирует от оных. Например в Англии, родине либерализма, часть крестьян (свободных земледельцев) сначала согнали с земли, а позднее перевешали (смертная казнь для бродяг). Просто и эффективно. И ни каких бунтов. Жизнь в земной юдоли тяжка, а порой и мучительна. И помещикам бывало не сладко: при Бироне-то их и на дыбу, и огнём жгли. В наполеоновских войнах самый цвет дворянства повыбили. Главное, традиционное общество позволяло установить некое равновесие: волки сыты и овцы целы. Видимо кому-то, не крестьянам, сложившийся порядок стал сильно мешать.
   Стало быть для периода александровских реформ характерно движение при почти полном отсутствии здравых обоснований этого движения. В публикациях, посвященных тому времени очень часто встречается фраза: "Всем стало ясно, что крепостных следует освободить". После чего происходит обрыв: ни кому ясно, ни когда ясно, ни как ясно, ни с какого перепугу ясно. Николай I так всех за цугундер взял, что у всего сообщества в зобу дыханье сперло, а как отпустил, так сразу "ясно" стало. Такой вакуум идей что называется чреват. В первую голову тем, что придут лукавые люди из иных мест и начнут предлагать свои обоснования. Не без корысти придут. Если читать русских авторов второй половины девятнадцатого века, то создаётся впечатление, что происходит нечто совсем невиданное: стал как бы меняться общественный герой. Ранее это был служилый дворянин, а тут всё более мелькает на общественном горизонте так называемый "делец". Кем же были эти новоявленные герои времени. Как ни странно, но в первую голову это были чиновники. В сложившейся ситуации они держали в руках все рычаги управления государственным хозяйством. У них имелись немалые средства, полученные путём систематического мздоимства. Формально чиновникам запрещалось заниматься коммерцией ( как тогда, так и ныне). И что?! Чиновники не хотели довольствоваться только мздой, получаемой с предпринимателей. Они хотели одновременно быть собственниками и держать в руках рычаги управления. Чиновники вообще зверьки очень своеобычные. Во всех местах. Но мы поговорим о российских, как более нам понятных. Существует кроме всего прочего понятие "правящая элита". В общем случае это понятие не тождественно понятию "чиновничество". Однако Пётр I введя так называемую "табель о рангах" волевым актом данные понятия отождествил. Был установлен формальный эквивалент между воинскими званиями и чинами, партикулярными и придворными. Таким образом всякий, кто находился на государственной службе, был чиновником, то есть чин имеющим. Служили в основном конечно дворяне, но только в основном, а позднее и не очень. Служили Сумароков, Державин, служил Александр Сергеевич Пушкин ( имел придворный чин камер юнкера), служили лицейские приятели Пушкина князь Горчаков и барон Корф, служил гоголевский Хлестаков, служил граф Владимир Соллогуб ( министерство внутренних дел) и князь Владимир Одоевский. Последний поди и взяток не брал. Какже-с, писатель, невместно, да и аристократ к тому же, хоть и обедневший. Дело даже не в сословной структуре чиновничества. У правящей элиты имеется одна характерная особенность, не раз проявлявшаяся в истории. В разное время и в разных государствах. Элита в процессе своего развития и укрепления всё более начинает ощущать себя самодостаточной и универсальной, то есть наднациональной. Ради такого казуса Бог установил царскую власть. Царь обязан гнобить и обновлять элиту. Николай вопреки напускной строгости режима ничего подобного не делал. Последним, кто пытался заниматься чем-то похожим был Павел, но его придушили на пятом году правления, предварительно врезав по гениталиям. Николай I не любил российскую аристократию, принижал её по мере способностей, но чиновничество именно при нём получило невиданные привилегии и возможности. Как уже было сказано выше, Николай пытался сломать или затруднить "социальные лифты". Он существенно поднял планку на чиновничьей шкале, превышение которой давало право на наследственное дворянство. Однако не дворянам поступать в разного рода канцелярии не возбранялось. Таким образом образовалась крепкая прослойка не дворянского чиновничества. Вот Одоевский или Соллогуб скорее всего взяток не брали, мелко как-то, непристойно, и так-то приходится по роду службы ковыряться в разных неприличных местах. Но для пришедших в канцелярию из семинарии, скажем, никаких табу, ибо от прежней среды они оторвались, а с новой не срослись окончательно. Им уж хочется честно уворованную денежку вложить в существенное мероприятие также, как и посоветсому чиновничеству. Но для этого приходилось и приходится действовать через подставных лиц. Кого же они пригласят в таковом качестве? Во времена Помяловского следовало позвать в картель какого-нибудь представителя традиционного торгового сословия -- купца, но русское купечество не очень-то оправдало возлагаемые на него надежды, уж слишком было связано сословными традициями. На кого же прикажите понадеяться? Да на отщепенцев. Вот и выныривал неизвестно откуда купец третьей гильдии Поросёнкин. Очень яркое описание такой колоритной пары имеется у Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина. Промышленниками оказались некоторые бывшие крепостные, загодя прикопившие, в нескольких поколениях даже, денежки на случай. Эти люди резко повали со своей традиционной средой, а в новой смотрелись несколько нелепо, но не терялись. Встречались и старообрядцы, причём в очень крупном калибре. Старообрядцев сейчас вдруг стали изображать как хранителей утерянной русской традиции, а они просто ненавидели не только православную церковь, но и Россию со всеми её потрохами. Евреям тогда ещё не было широкого ходу, но имелись иные инородцы, как загодя укоренившиеся, так и новоприбывшие. У Тынянова весьма колоритно описаны греки-откупщики. Именно после александровских реформ в Россию стали активно приходить иностранные фирмы, например в области машиностроения. Итогом этого несколько затянутого обсуждения может служить вывод: новоявленным героям времени традиционное русское общество и российское государство традиционного типа стало сильно мешать.
   Один мой знакомый полуинтеллигент аж возопил недавно: "Как, ты защищаешь крепостное право?!" Далее последовал стандартный набор о "крепостнике" Сталине и пр.
   Я не защищаю крепостное право. При нём безобразий было немало. Если честно сказать, всем было душновато, даже помещикам. Ведь именно в их образованных головах вдруг забрезжила мысль: а ведь можно и лучше жить, как в просвящённой Европе. Вот поездил молодой Карамзин по европейским градам и весям, да и написал в последствии свою знаменитую "Историю государства российского", где грубо искажал смысл опричнины Ивана Грозного. При этом чего он там в Европе мог разглядеть передвигаясь меж приличных гостиниц и трактиров. Да он и не пытался, а только сладко кушал да пил на деньги, полученные с тех же крепостных. Меж барином и крестьянином сложилось некое равновесие, шаткое, порой каждый нож за спиной держал, но пр том большинство понимало, что за некие предустановленные рамки выходить не стоит. Были и отморозки, но были и такие, кто по мере сил старался сохранить сложившееся равновесие, так как боялся в будущем остаться совсем без штанов. Делец не боялся ничего и ни чем не был связан. Он высасывал из попавшейся ему в лапы особи все соки без остатка и выбрасывал пустую шкурку без сожаления. Правда сухая шкурка была "свободной". У нея выбор был: долго и мучительно умирать от голода со всем своим потомством или предпочесть быстрою смерть от беспощадного паразита. Вот у помянутых выше английских крестьян именно такой выбор и был: либо на месте помереть, либо пойти куда невесть и быть повешенными на перекрестке. Так ведь свободные были. Карамзин-то этого ничего не видел, или предпочёл не увидеть.
   Делец в принципе лишён любых традиций, православных ли, национальных ли. Паразиту неважно: где и как кровь пить, лишь бы было из кого. Паразит сидит на ветке и ждёт, когда зверёк пробежит. Дождался, упал, попал куда надо, присосался. Не попал -- не повезло. Снова на куст полез. Помяловский по сути писал о том, что старый порядок сгнил, местами превратился в пародию на самоё себя, но на смену ему идёт нечто невиданное, непонятное, чужое, бесчеловечное и абсолютно разрушительное. И именно на примере семинарии это чувствуется острее всего. Православие -- корень и сама ткань русского традиционного общества. После православия может чего и будет, но уж русским это никак назвать не получиться. Из разложившейся семинарии выходили чиновники-дельцы. В первую голову потому, что образование там было по прежнему очень серьёзным. Также суровые семинарские традиции помогали чиновнику выжить и сделать карьеру в канцелярии. Но пуще того явились совершенно невиданные дельцы-священнослужители. А иные пустились в интеллигентские метания, стали подтачивать церковь изнутри. Александр III, пришедший на смену убиенному Александру II, был видимо также не сильно интеллектуальным, но достаточно благоразумны, понимал последствия бездумных разрушительных реформ. Он отчасти приостановил скольжение в пропасть, но ничего радикального предпринять был не в состоянии. По слухам он умер от тех же причин что и Помяловский: сильного пьянства и мучительных размышлений о будущем. Можно много спорить о личности Николая II, но уж это всё и неважно. Главное, при нём никто не препятствовал обрушению в пропасть, только подталкивали по мере сил. И грянуло!
   Ныне интеллигенствующие потомки большевиков, вынужденные кормиться на помойках, громко вопят: во всём коммунисты-то и виноваты. Мы-то обо всём правильно мыслили, а бывшие комсомольские и партийные вожаки всё изгадили. А интересно, кто же виноват в безобразиях времён "великой реформы"?! Видимо бывшие крепостники. Реформы крепостниками производились, вот и вышло всё так криво. Кстати, преемники дельцов в рясе, каковые в феврале семнадцатого спокойно предали и монархию, и державу, ненавязчиво демонстрируют сегодня язвы, причинённые большевиками и имеют на таковой экспозиции существенный грошик. Да, мафия бессмертна!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  -- Жанна Д'Арк -- героиня "цветной" революции.
  
   Краткая биографическая справка, извлечённая автором из Википедии: Жанна д'Арк, родилась 6 января 1412 года в Домреми, казнена 30 мая 1431 года в Руане (19 лет). В 1909 папа Пий X провозгласил Жанну блаженной, а 16 мая 1920 года папа Бенедикт XV канонизировал её (День памяти-- 30 мая). Человеку, незнакомому основательно с историей Западной Европы, текст сей может показаться странным: почему такое признание аж через 500 лет?! А до этого как? Вот Вольтер о национальной-то героине отзывался вовсе без почтения, даже паскудно как-то. И ничего, терпели гордые французы. В чем тут дело? Что ж, попытаемся заглянуть в тёмную глубину веков, насколько позволит нам собственный не зоркий взгляд и Интернет.
   В памяти человека, выросшего в СССР и, следовательно, относительно образованного, имя героини чётко соседствует с т.н. "Столетней войной". При этом люди, жившие в Европе между 1337 и 1453 годами, вовсе ничего ни о какой Столетней войне не ведали. По голове-то часто получали с помощью разнообразных орудий, но то, что это всё так и называется -- не знали. Королевство Франция к вышеуказанному периоду ещё не вполне сложилось ни политически , ни территориально, да и нация французская в современном смысле едва ли имела место. Незадолго перед тем герцог нормандский Вильгельм разбил в битве при Хастингсе последнего англосаксонского короля Харольда и занял английский престол. Предпринял он сию дерзкую попытку не без основания: Харольд надел корону не по праву крови, можно сказать узурпировал власть, а Вильгельм приходился родственником последнему законному королю Англии. Только вот с какого перепугу немногочисленное войско норманнов, чуть не утонувшее в Ла-Манше, разгромило объединённые англосаксонские силы -- загадка истории. В общем, ситуация сложилось пикантная: новоиспечённый суверен английский вовсе не отказался от своих обширных континентальных владений, остался герцогом нормандскими и, формально, вассалом французского короля. Хотя власть короля над герцогом была скорее номинальной, но все едино обидно, да и соблазн явный ко всяким сомнительным политическим спекуляциям. И ещё одна тонкость: знать обоих домов говорила на одном языке и подчас состояла в близком родстве.
   Собственно, ничего катастрофического в таковом положении дел не было, и противоречия могли бы разрешатся чем-то в роде периодических потасовок подвыпивших деревенских родственников, но тут уж существенную роль сыграли индивидуальные особенности потомков Вильгельма и Карла Великого. В весьма примечательной книге Н.И. Басовской "Столетняя война: леопард против лилии" написано, что английский король Генрих II стремился создать монархию универсального типа. Правда, не совсем понятно, что это есть такое и подозревал ли сам Генрих о существовании в природе данного феномена. Есть одна идея, каковая по своей природе является более универсальной, да и более древней, чем монархическое правление. Это идея имперская. Так римские легионы сражались с галлами на территории современной Франции вовсе не ради универсальной монархии, но ради величия и процветания республики римлян. Мысли Генриха в настоящий момент ведомы только Богу, но ему - потомку викингов-завоевателей, вполне возможно грезились контуры нового Рима с династией Плантагенетов во главе, разумеется. В нашу задачу не входит подробное изучение коллизий столетней войны -- историческая литература, посвящённая этому периоду обширна и доступна. Главное, что к моменту появления на исторической арене Жанны д'Арк (1428 г.) положение французского королевства стало крайне критическим. Король Карл VI сошёл с ума и умер. Перед тем английские войска наголову разгромили французов в битве при Азенкуре. Королём был провозглашён сын Карла VI дофин Карл, но одновременно королём провозгласили и малолетнего Генриха VI Английского. Часть Французского королевства оказалась оккупированной, а оставшаяся расколотой на сторонников Карла и Генриха. Прежде всего, следует ещё раз подчеркнуть, что война была не национальной, ибо и нации-то ещё не вполне сложились. Костяк обоих армий составляли рыцари, а они говорили на одном языке. Французское дворянство раскололось. Ближайшее окружение старой династии не желало терять своих привилегий и стояло за дофина. Кому-то хотелось возвысится за счёт прежних царедворцев, таковые примкнули к англичанам. Существенная часть знати выжидала, дабы примазаться к победителю. Многие сомневались в законности рождения дофина ( в том числе и он сам), учитывая нравы его матери и нездоровье отца. Вообще потомки Карла Безумного были не вполне популярны. Немалую силу в этот период имели города и их население, но они также раскололись. Простолюдинам же было не то что бы все равно (как раз в этот период оба королевства потрясли масштабные восстания низов), но они явно не ожидали никаких радостей от обоих сторон конфликта. Вот тут-то и явилась орлеанская дева.
   История эта темна и необычна. Жила себе бедная деревенская девочка Жанна. С 14 лет начала слышать некие голоса. Что же, бывает. Вдруг она отправилась к капитану города Вокулёр Роберу де Бодрикуру и объявила о своей миссии. Первоначально слушать её не стали, но настойчивая Жанна повторила свою попытку через год и убедила де Бодрикура направить её к дофину. Самое удивительное здесь не то, что убедила, а что что сей военачальник вообще соизволил обратить внимание на простолюдинку. Возможно у неё были посредники, но кто они, и как Жанна их убедила, что не бредит? Вероятно девушка обладала особым даром убеждения и даже внушения. Таковые люди встречаются, хотя и не часто. Порой такие способности являются следствием неких видов психических заболеваний. Обычный человек никаких голосов не слышит, а если что и услышит, то склонен объяснять подобные казусы количеством и качеством выпитых напитков. Некоторые особенные люди не только слышат таинственные голоса, но и свято верят во всё, о чем эти голоса повествуют, а также способны заражать этой верой окружающих. Человеческое сообщество чрезвычайно скованно многочисленными условностями, иначе люди вообще не были бы способны объединятся для решения социальных задач, и банально могли бы перебить друг друга. Обычный человек практически не способен выйти за пределы этих условностей, и необходимы какие-то чрезвычайные причины ( деформация психики, например), дабы сии тяжкие цепи с себя скинуть. Особенные люди, способные отринуть от себя часть правил, неукоснительно соблюдаемых окружающими, воспринимаются порой как носители некой высшей, нечеловеческой миссии, если конечно их деяния не имеют явно криминальный характер. В конце концов, может быть следует трактовать некоторое своеобразие психики не как болезнь, а как некий инструмент, данный человеку для специальных целей. Как бы то ни было, но бравый капитан снабдил Жанну эскортом и средствами для поездки к дофину. В 1429 году Карл находился в таком смутном состоянии, что готов был ухватиться за всякую соломинку. Тем не менее он некоторое время колебался, и тут опять следует воздать должное её таланту убеждения. Позднее появились отзывы современников Жаны, где отмечается, что дева обладала некими знаниями и навыками, совершенно не свойственными её происхождению и воспитанию. Видимо знатные господа пытались как-то оправдаться в своём безусловном доверии к простолюдинке. Впрочем этот феномен возможно объяснить следующим образом: девушка умела не только убеждать, но и чрезвычайно легко и быстро обучаться, талантливо подражать поведению окружающих. Конечно, она не могла знать то, чему её не учили и даже грамоты не ведала. Но и цыганка приходящая к доверчивой бабульке под видом социального работника похожа на такового не более, чем на папу римского. Конечно бабушка уже в нетвёрдом разуме, но ведь она жизнь прожила, всякого повидала, а ведь верит. Жанна была много способней окружающих её гордых рыцарей, легко подражала манере поведения знати, а они воспринимали это как печать благородного происхождения. В первую голову дева сумела переломить психологическую обстановку среди приунывших арманьяков, ободрить совершенно растерявшегося дофина, убедить колеблющихся, среди которых был виднейший военачальник того времени и очень авторитетный коннетабль Ришмон. А вот командовать войсками Жанна вполне могла после краткого периода обучения. Уж очень способная и быстрая умом была девушка. Дальнейшие события, краткая слава Орлеанской девы и её ужасный конец хорошо известны. Их не стоит пересказывать ещё раз. В сложившейся позднее легенде спасённый Жанной Карл всячески принижается за нерешительность и даже трусость, за то, что ничего не сделал для спасения девы. Жанна же возвышается за мужественное поведение на процессе. Такое сравнение некорректно, ибо эти исторические личности не сравнимы ни по статусу ни по масштабу. Жанна явилась в лагерь дофина в 1429 году, а в 1430 году попала в плен. Карл VII правил с 1422 года по 1461 год, пережил тяжелейшую борьбу за власть, сумел восстановить распадающееся государство. Его наследник, Людовик XI, фактически завершил становление королевства французского. Если бы Карл был трусом или дураком, его бы не спас десяток Орлеанских дев. Как раз он был способен принимать взвешенные и осторожные решения для пользы государства. Карл здраво осознавал роль Жанны как орудия высших сил, ниспосланного для конкретной и кратковременной миссии. Когда дева исполнила то, для чего была предназначена, дальнейшая её деятельность была не полезна ни для государства, ни для короля. В последующий период Карл без лишней суеты озаботился об официальной реабилитации Жанны д'Арк. Ему конечно было не выгодно, чтобы его коронация оказалась связанной с именем еретички. Вот только речи ни об народной героине, ни о национально-освободительной войне не шло. Жанна, в отличие от деятелей подобных например Савонароле, вообще с народом практически не общалась, предпочитала действовать сугубо в дворянской среде. Народ же одинаково ненавидел знать, как французскую, так и английскую, вот только лучшего миропорядка изобрести не мог. Только много позднее, когда французская и английская нации обособились окончательно и успели многократно друг другу напакостить, и возникла легенда в её современном виде. Ватикан же не упустил случая вставить шпильку англичанам, от католической веры отшатнувшимся( из этой же серии провозглашение святым Томаса Мора).
   В заключение, попробуем пофантазировать, хотя это дело и не благодарное. Ну что бы было, если бы удалось объединить под властью единой династии Англию и Францию. Может быть ничего хорошего и не было бы. Но несомненно, что последствия могли бы быть колоссальными. По крайне мере совместным силам Англии и Франции под властью энергичной династии ни кто бы в Европе противостоять не смог. Если бы Европа смогла объединится, то вполне возможно, что Османская империя была бы уничтожена в самом зародыше. Трудно сказать каковая судьба ожидала бы в таком случае Константинополь. Может быть Восточная римская империя была бы поглощена, а может быть сумела бы возродится, стать альтернативным центром силы. Может быть Плантагенеты сумели заставить христианскую церковь преодолеть раскол, наконец. Трудно понять. Вот окончательно оформилось мощное Французское королевство. Однако французы оказались таки не имперским народом. Не случайно блестящая попытка Наполеона Бонапарта, человека в сущности для большинства французов пришлого, в короткий срок закончилась полным пшиком. А ведь он тоже хотел Англию и Францию объединить, да зубы обломал. Вообще перманентная со времён Столетней войны свара англичан и французов, не только ослабляла оба государства, но и периодически приводила к тому, что Европа раскалывалась на на несколько враждебных лагерей. Обособление же Англии и английской нации кажется привело к ещё более мерзким последствиям. Для начала англичанам была ниспослана отвратительнейшая династия Тюдоров. Позднее англичане, постоянно сталкивающиеся с ограниченностью островного ресурса, стали активно дрейфовать от методов военно-политических, к методам торгово-финансовым и вовсе фактически ликвидировали монархию, как не полезную для дела. В конечном итоге самое отвратительное явление современности -- международную финансовую плутократию породили именно они.
   По мнению автора, после Столетней войны в Европе были предприняты две серьёзные имперские попытки: испанцами и шведами ( о последней уж мало кто и помнит). Испанцы сломались вовсе не на попытке подчинить Англию. Они прежде всего не смогли ничего поделать с двумя мощными и постоянно враждующими центрами, эффективно объединить усилия хотя бы с французами. Шведы столкнулись с таким своеобычным государством, как Российская империя. Что бы не говорили нынешние западники, но Россия -- страна не европейская. И в этом не слабость есть, а сила. Шведы сломались не от недостатка сил -- в своё время они всю Европу на уши поставили, кстати отличились особой жестокостью в обращении с населением завоёванных территорий. Но они совсем не поняли что есть русские и Россия. Всякая метода, действенная в Европе, в России бесполезна. Карл XII Шведский так до конца жизни этого и не понял и закончил тем, что его свои же и пристрелили за тугодумие. Ну ладно, для англичан и французов похоже история закончилась. Им осталось только на горшках кряхтеть, да охать, ибо на соседних горшках они уже наблюдают двух вольно раскорячившихся негров. Вот за кой хрен русским Европа нужна? Что бы там во все древние сортиры рушится? Как не крути, а спектакль "Россия -- европейское государство" таки похож на после новогоднее представление обдолбанной труппы заштатного театра провинциального города Задрипанска. Хотя формальные законы жанра кажись соблюдены. Даже несколько Орлеанских дев на виду дрягаются, типа нелепой Юли Тимошенко и уж совсем срамной Ксюши Собчак.
   Если серьёзно, то подлинная Жанна д'Арк в независимости от правдивости легенды и последствий её деятельности вызывает невольное уважение. Она на краткий миг вспыхнула как ярчайшая звезда и упала за горизонт. Она свято верила в свою миссию, и осталась ей верной до конца. Ей не нужно было признание Карла, ибо служила не ему, но высшей силе. Правда сила эта обошлась с девой крайне жестоко, использовала, а за тем бросила в огонь как старую негодную игрушку. Ну что же, это выбор Жанны. Кто-то сказал, что история начинается как высокая трагедия, а заканчивается как фарс. Упаси нас Бог от чужих фарсов.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

На всякого мудреца довольно простоты

Российский государственный академический театр драмы имени Федора Волкова

Первый русский профессиональный театр

Основан в 1750 году

Ярославль, площадь Волкова, дом 1

  -- Репертуар на апрель 2013
   2 апреля - вт. 18.30
   Жан-Батист Мольер. ТАРТЮФ. Комедия
Режиссер - Александр Кузин
   12+
   6 апреля - сб. 18.00
   ПРЕМЬЕРА
Александр Островский. ТАЛАНТЫ И ПОКЛОННИКИ. Комедия
Режиссер - Александр Кузин
   16+
   7 апреля - вс. 18.00
   Антон Чехов. ДВЕ СМЕШНЫЕ ИСТОРИИ О ЛЮБВИ. Комедия в 2-х частях
Режиссер - Валерий Кириллов
   12+
   12 апреля - пт. 18.30
13 апреля - сб. 18.00
   ПРЕМЬЕРА
Хуан Хосе Алонсо Мильян. ЦИАНИСТЫЙ КАЛИЙ... С МОЛОКОМ ИЛИ БЕЗ? Фарс с привкусом черного юмора
Режиссер - Евгений Марчелли
   16+
   14 апреля - вс. 18.00
   Карло Гольдони. КЬОДЖИНСКИЕ ПЕРЕПАЛКИ. Комедия в 2-х действиях
Режиссер - Иван Раймонт
   16+
   16 апреля - вт. 18.30
   Александр Володин. С ЛЮБИМЫМИ НЕ РАССТАВАЙТЕСЬ. Семейные истории в 2-х частях
Режиссер - Сергей Пускепалис
   16+
   17 апреля - ср. 18.30
   ПРЕМЬЕРА
Федерико Гарсиа Лорка. ДОМ БЕРНАРДЫ АЛЬБЫ
Режиссер -- Евгений Марчелли
   18+
   18 апреля - чт. 11.00
   ПРЕМЬЕРА
Нина Гернет. ВОЛШЕБНАЯ ЛАМПА АЛАДДИНА. Сказка
Режиссер - Евгений Марчелли
   6+
   19 апреля - пт. 18.30
   Михаил Булгаков. ЗОЙКИНА КВАРТИРА. Трагифарс в 3-х действиях
Режиссер - Евгений Марчелли
   18+
   20 апреля - сб. 18.00
   Аркадий Аверченко. ЧЕРТОВА ДЮЖИНА. Комедия.
Режиссер - Александр Кузин
   12+
   21 апреля - вс. 18.00
   Авксентий Цагарели. ХАНУМА. Комедия-водевиль в 2-х действиях
Режиссер - Александр Григорян
   12+
  
  -- Камерная сцена
  
   2 апреля - вт. 21.30
   Дорота Масловская. ДВОЕ БЕДНЫХ РУМЫН, ГОВОРЯЩИХ ПО-ПОЛЬСКИ. Спектакль для взрослых
Режиссер - Евгений Марчелли
   18+
   6 апреля - сб. 21.30
30 апреля - вт. 21.30
   Наталья Ворожбит. ВИЙ. Спектакль для взрослых
Режиссер - Семён Серзин
   18+
   13 апреля - сб. 14.00
   ТЕАТРАЛЬНЫЙ БЛЮЗ. Спектакль-концерт.
Музыкальный руководитель - Игорь Есипович
    12+
   14 апреля - вс. 14.00
   ПРЕМЬЕРА
Катя Рубина. БАБАНЯ
Режиссер - Ольга Торопова
   12+
   18 апреля - чт. 18.30
21 апреля - вс. 14.00
   ПРЕМЬЕРА
Нодар Думбадзе, Г. Лордкипанидзе. Я, БАБУШКА, ИЛИКО И ИЛЛАРИОН. Кавказская притча в 2-х частях
Режиссер - Валерий Кириллов
   12+
   20 апреля - сб. 14.00
   ПРЕМЬЕРА
Гор. Николаев ЗВЕЗДНЫЙ ЧАС ПО МЕСТНОМУ ВРЕМЕНИ. Анекдот в одном действии
Режиссер -- Валерий Кириллов
   16+
  
   12 апреля (31 марта по старому стилю) сего года исполняется 190 лет со дня рождения Александра Николаевича Островского, русского драматурга. О его пьесах вкратце можно сказать следующее: в советское время они являлись краеугольным камнем театрального репертуара, в настоящее время его имя что называется "не на слуху". Я не берусь утверждать, что пьесы Островского совсем исчезли из репертуаров особенно провинциальных театров -- это было бы чересчур смелое предположение. Выше приведен репертуар Ярославского театра им. Волкова на апрель 2013 г. Со всеми вытекающими выводами. Следует отметить, что Волковский театр одновременно является и довольно типичным провинциальным театром, и как бы не вполне типичным. Он считается первым русским профессиональным театром ( хотя это история тёмная). Сам основатель движения, Фёдор Григорьевич Волков - фигура также весьма неоднозначная. Кем он был: русским артистом в устоявшемся смысле этого слова, или незаурядным честолюбцем, использующим театр в качестве инструмента достижения карьерных целей?! Как бы то ни было, но он весьма удачно присоединился к заговору, приведшему к власти будущую Екатерину II, однако перестарался на сём многотрудном поприще, простудился и умер не пожав плоды открывшейся блестящей карьеры. Да и не важно это всё. Главное, что театру одновременно приходится быть и типичным, и как бы особенным. Вот Горького поставить -- сё по современным меркам почти авангардизм, стрёмно для провинции, не понятно: одобрит ли начальство. Казалось бы почётный выход -- заплесневелый европейский авангард двадцатого века. Но у нас в Ярославле пьесы Бекета ставить ...! Как говаривал дед Щукарь: "... ты мне лягушку хоть сахаром облепи, всё едино я её есть не буду". Вообще, выше приведённый репертуар отчасти напоминает Ноев ковчег: всякой твари по паре! Однако, как известно, диплодоки таки не были зачислены и утонули.
   Почти всякий, кто учился в советской школе, знаком с творчеством А.Н. Островского весьма основательно. Во-первых: в школьной программе содержался весьма объёмный раздел, посвященный пьесе Островского "Гроза". Во-вторых: регулярно демонстрировались с голубого экрана так называемые телевизионные постановки в том числе и пьес Островского. Следует отметить, что смотреть эти постановки стоило почти всегда не зависимо от автора и содержания -- использовались лучшие спектакли советских театров, а их телеверсии делались очень добротно. "Грозу" я так ни разу до конца не досмотрел и ни дочитал. Не то что бы в ней чувствовалась какая-то фальшь, но некая нарочитость, театральность. Островский вырос в Замоскворечьи, где традиционно селилось купечество. Затем он служил в суде, в коем нередко разбирались семейные дрязги тех же самых московских купцов. Но даже если ты вырос в местности, где традиционно жили скажем зулусы, то это вовсе не значит, что ты знаешь жизнь зулусов изнутри, а не усвоил только некие внешние признаки этой жизни. Кстати, первоначальная реакция купеческого сословия на творения драматурга было весьма раздраженным. Только позднее купцы поняли, что Островский создаёт некую литературную, всем удобную легенду, и сменили гнев на милость. Другие его творения также не произвели на меня особенного впечатления за исключением пьесы "На всякого мудреца довольно простоты". И дело тут не только в великолепном актёрском составе, не в том, что для телевизионной постановки обыкновенно отбирались лучшие спектакли лучших театров. Чувствуется в сём опусе нечто очень личное, искреннее, наяву и остро пережитое. Действие пьесы начинается с явления на сцену главного героя -- Егора Дмитрича Глумова. При этом не даётся никаких особых пояснений: кто это собственно такой и чем занимается, кроме ремарки "молодой человек", что, собственно, является понятием весьма растяжимым. Из контекста становится ясно, что Егор Дмитрич не крестьянин, не купец, не священник, а скорее принадлежит к чиновничьему кругу, каковое сословие перестало быть ко времени действия пьесы чисто дворянским. Зато сразу понятно, чего он хочет предпринять, так сказать генеральное направление его мыслей и действий. Глумов видимо находится в том возрасте, когда наступает пресыщение от юношеских шалостей и является потребность в чем-то более основательном. Короче говоря, он намерен приобрести положение и достаток. Не понятно из каких соображений, но он очень высоко оценивает свой ум и намеревается пустить сей полезный инструмент в дело. Глумов вскользь упоминает, что ранее он писал эпиграммы на всю Москву, а ныне он понял, что этого делать не стоит, что над людьми глупыми, но в высоких чинах, смеяться не надо, а следует использовать своё превосходство себе же на пользу. В Москве сделать карьеру не получится -- карьеру делают в Петербурге (вероятно, так оно и было, Островскому виднее). Следовательно, стоит пойти путём простым и эффективным -- женится на богатой наследнице, причём очень богатой. Полумеры Егор Дмитрич не признаёт. Вот тут появляется смутное подозрение: ох, не боярской породы Глумов, не боярской. Для подтверждения догадки, обратимся к личности барона Николая Егоровича Врангеля, прославившегося прежде всего авторством прелюбопытнейших мемуаров. Род Врангелей, хоть и не княжеский, принадлежал однако к самому цвету европейского дворянства. Первое упоминание представителей сего славного рода относится к 12 веку по Р.Х. Позднее Врангели расселились по всей Европе и оказались чрезвычайно успешными на государственной службе, как военной, так и гражданской. Примечательным моментом мемуаров Николая Егоровича мне показалось следующее : не ясно, являлась ли его семья очень богатой, богатой или среднего достатка. Скорее, отец автора мемуаров был богатым человеком, но богатство это не измерялось величиной банковского счёта. К тому же оно в единый момент было сокрушено отменой крепостного права. Впрочем, Николая Егоровича всё это волновало мало. Он не жаждал ни богатой невесты, ни карьеры, в непосредственном смысле этого слова, но он мечтал служить отечеству! Ко всему прочему он был записным либералом, противником крепостничества, очень не любил Николая I, что конечно может себе позволить представитель столь аристократического рода.
   Так вернёмся к Егору Дмитричу. Он не шаромыжник какой-нибудь, не нищий по крайней мере ( "чистая, хорошо меблированная комната, письменный стол, зеркало..."). Но что-то в его программе- максимум смущает. Уж не объявился ли он на свет при содействии отца-семинариста? Тут уж следует обратиться к биографии самого автора пьесы. При том, при всём я ничуть не намекаю, что здесь прослеживаются некие автобиографические мотивы. Упаси Бог! Так вот, дед драматурга был костромским священником. Под конец жизни он перебрался в Москву, по смерти супруги постригся в монахи и окончил дни свои приняв схиму. Отец, Николай Фёдорович, пошёл было по стопам своего отца, окончил духовную академию, но священником не стал, а предпочёл поприще чиновника. Ничего необычайного в том тогда не было. Примечательно однако, что он умудрился выдвинуться и дослужиться до потомственного дворянства. Учитывая ремарку Глумова: в Москве карьеру не делают, видимо очень это было непросто. Тот же Николай Егорович Врангель, возжаждав служить отечеству, не стал мудрить лукаво, а обратился к влиятельному знакомцу, каковых у его семьи
   было боле, чем достаточно. Бывшему семинаристу приходилось рассчитывать только на себя и работать на износ. Островский явно своего отца не любил, но, вместе с тем, признавал, что родитель был человеком не глупым, образованным и необычайным тружеником. Кстати сказать, Николай Фёдорович богатой невесты не искал или искал не сильно и женился на дочке московской просвирни, то есть на девушке совсем не богатой, если не сказать бедной. Далее, следует вскользь упомянуть о предмете несколько выходящем за рамки нашего разбора, то есть о детских годах будущего драматурга. Выходят же они за рамки в силу того, что не только в разбираемой нами пьесе, но и вообще во всех произведениях Александра Николаевича литературоведы не обнаруживают каких-либо упоминаний о детских годах автора так же, как и вообще никаких персонажах детского возраста. Однако, среди неопубликованных отрывков имеется нечто, считающееся автобиографическим. Например, следующий отзыв о гимназии:"Здесь, - пишет Островский о своем герое, - предстали ему науки в той дикой педантической методе, которая пугает свежий ум, в том мертвом и холодном образе, который отталкивает молодое сердце, открытое для всего живого [...] Душа, как цветок, ждет влаги небесной, чтобы жить и благоухать, а схоластик норовит оторвать ее от питающего стебля и высушить искусственно между листами фолианта". Если быть, честным, то это нытьё впечатлительного ребёнка. Вообще, преподавателю трудно оказаться плохим. Он плох если глухо не знает свой предмет, но и это преодолимо. Есть в первую голову нерадивые и капризные ученики. Следует отметить, что такой впечатлительный ребёнок является форменным наказанием как для себя самого, так и для более приземлённых окружающих. Такого типа люди несомненно необходимы, но счастливы они не бывают так же, как не составляют счастья своим близким. Не сохранилось никаких сведений о том, что Николай Федорович был жесток со своими детьми, ни даже о том, что он был чрезмерно жёстким отцом. Погруженный в дела служебные, Островский-старший не мог уделять своему потомству много внимания, а когда уделял, то был видимо весьма требовательным, на что имел полное право. Но вот беда, ни в отца оказался старший сын, совсем не в отца, а видимо в мать. Отсюда и воспоследовавший болезненный конфликт. Вот младший Михаил -- тот вполне в отца, позднее сделал блестящую карьеру, дослужился до чинов министерских. А чего собственно добился Александр Николаевич?! Ну купцы умиляются. При том ведь хитрецы кукиш в кармане держат. Мол де хоть и врешь ты, но врешь по нашему, так как нам удобно, а сам ты един пёс не наш! Но вернёмся к действию пьесы.
   Итак, Егор Дмитрич кипит действиями. Видимо состояние вида: ни богу свечка, ни чёрту кочерга, ему надоело изрядно. Тут мы сразу обнаруживаем, что в методах достижения успеха он отнюдь не стеснён. Глумов понуждает свою матушку писать разоблачительные письма, компрометирующие его соперника по достижению богатой невесты, гусара Курчаева. Матушка же отговаривается тем, что, во-первых, ей это делать неловко, а, во-вторых, богатую наследницу Турусину всё едино не отдадут ни за него, ни за гусара. Де мол не по Сеньке шапка. На что преисполненный пыла и планов Глумов советует маменьке писать и не сомневаться. Заметим, что у Островского есть ещё один герой, хоть и пародийно приниженный, но в чём-то на Глумова похожий, Бальзаминов, каковой также ищет себе богатую невесту и живёт с матушкой-вдовой. Сам же Островский рано потерял мать. Отец его, человек бодрый и деятельный, горевал не долго и привёл в дом мачеху, каковая была старше Александра Николаевича всего на несколько годов. Что уж у них там было, то не ведомо, но будущий драматург мачеху свою недолюбливал, а её родного брата так просто ненавидел. Вообще, это очень тонкий и малопонятный вопрос: как автор относится к своему литературному герою и зачем он дал ему существование на листах бумаги. Покамест следует только отметить, что Островскй как бы отделяет себя от Глумова, подчёркивает, что тот совсем другой даже в частностях. Далее, раз уж мы постоянно по каким-то причинам сравниваем героя с автором, следует упомянуть об неудачном студенчестве Александра Николаевича и его дальнейшем бытие. Ведь не вдруг он оказался "Колумбом Замоскворечья". Обычно литературоведы, пишущие о молодых годах Островского, ссылаются на обыкновенный конфликт сухаря-отца, чиновника и дельца, с сыном, обнаружившим у себя артистические склонности. То есть, отец понуждал сына поступить на юридический факультет, в то время как тот жаждал попасть на словесно-исторический. Тут мы позволим себе усомнится в конечной достоверности сей простой формулы. Вообще, в то время не существовало специализированных учебных заведений, готовящих студентов к литературной деятельности да и быть не могло. Вспомянем Александра Сергеевича Пушкина. Он конечно зарабатывал на жизнь литературным трудом и не без успеха, но намекал в "Египетских ночах", что в России это не принято, и что в творческим экзерцициям отнюдь не мешает наличие приличного чина или солидного наследства. Вот писатели Одоевский и Соллогуб, аристократы по происхождению, но люди не слишком состоятельные, всю жизнь тянули чиновничью лямку и не без успеха. Соллогуб так и вовсе по министерству внутренних дел служил, на неопознанные трупы выезжал. Образование же на словесно-историческом факультете предполагало скорее научно-преподавательскую деятельность. Кроме всего прочего, это означало, что учится там было куда как тяжелее, чем на юридическом. Московский университет переживал тогда чуть не лучший период своего существования. Там преподавала блестящая плеяда профессоров, ярчайших личностей своего времени. По началу Саша Островский взялся за учёбу весьма ретиво, успешно закончил первый курс, но на втором дал слабину и увлёкся театром. Лакшин, автор биографии Островского, ставит это ему в великую заслугу. Мол де прильнул одарённый юноша к источнику вдохновения. Вообще московские студенты театр любили и охотно посещали, но это считалось не то чтобы прямым разгулом, но времяпровождением скорее праздным. Ну вот советские студенты на футбол ходили. Кто-то при этом занимался спортом и успешно. Некоторые даже потом становились профессиональными спортсменами, но таки не главным был этот футбол. Словом, Островскй мог спокойно и в театр ходить, и курс закончить, что и совершили благополучно многие его сотоварищи. Аполлон Григорьев, будущий друг, пылающий максималист по жизни, так и вовсе блестяще окончил тот же юридический факультет. Да и не театром единым жил пылкий юноша. Сделался он завсегдатаем трактира "Британия", заведения шумного, грязного, для молодого человека из приличной семьи неуместного, короче, загулял. Кончилось всё это позорным провалом на экзамене и отчислением. Опять же Лакшин ставит это Островскому чуть не в заслугу. Вот вырвался на волю из затхлого мирка, а в головке поди уж замыслы будущих пьес роятся. Ну уж это тебе не советское время. Учился-то Саша на отцовские деньги, каковые тому потом и кровью достались, дабы мог сынок без всякой надсады получить приличное образование, каковое бы ему в любом случае пригодилось. А чем опять же оболтус жить будет, пока его замыслы великие на бумагу поместятся? Опять на шее у отца сидеть! Однако, куда ж деваться? Сходил папенька по нужным местам да и пристроил сынка писцом при Московском совестном суде. Место это было мутное, скучное, не карьерное. К тому же поступил туда Александр Николаевич даже не имея первого классного чина. Нужно было год потрудится, дабы стать хотя бы коллежским регистратором. Итак, марает молодой человек бумагу по всяким казенным случаям, по уверению Лакшина, борется с соблазном взятки брать. Конечно, как он там боролся, теперь только Богу известно, а уж никак не Лакшину, но не суть важно. Главное, это жалкая работа ради жалкой копейки. Вот батюшке-то во дни молодости и в грязи, и в смраде уютно было, ибо имелась у него цель. По тем временам совсем не заурядная. А что сынку остаётся? Ходить по вечерам в кофейню Печкина , да присматриваться к актерской братии.
   Так возвратимся же к Глумову. После его разговора с маменькой происходит колоритная и весьма странная сцена: являются его соперник Курчаев с пустейшим человечком Голутвиным. Оказывается Голутвин числит себя писателем и намеревается перейти от произведений серьезных к сатирам и эпиграммам, как к отраслям более выгодным. Гостям известно, что Глумов сам балуется подобным жанрам, но решил от него отказаться, вот они и решили забрать у него написанное, дабы добро зря не пропало. Смысл этой сцены мало вразумителен. Разве что Островский хочет подчеркнуть: в какой убогой среде Глумову предстоит ковыряться ради достижения своих "великих" целей. Конечно, Егор Дмитрич ничего своим гостям не отдаёт. Это означало бы предоставление своим врагам компромата на самого себя. При этом он ловко выспрашивает Курчаева об его родственнике, богатом и влиятельном Мамаеве и походя припрятывает листок со злым шаржем на оного, нарисованным гусаром. Да, легкая рука у нашего героя. С такой бы рукой да в покер-с!
   Тут ещё выясняется, что Мамаев также является и родственником Глумова, питает слабость всех поучать и осматривать квартиры, ему вовсе не нужные. К тому же, супруга Мамаева, видимо дама бальзаковского типа, видела Егора Дмитрича в театре и очень им прониклась. Ну какая обширная сцена деятельности! Прямо, буря и натиск. Не успев спровадить гостей, Глумов тут же объявляет матушке, что он желает завязать с Мамаевым знакомство и уже дал денежку мамаевскому слуге, дабы тот привёз его под видом осмотра квартиры. Когда это он успел распорядится, если только что узнал о сей слабости родственника? Тем не менее Мамаев является и Глумов "не отходя от кассы" характеризует себя дураком. Смелый ход. Мамаев немало удивлён таковой откровенностью, на что Глумов отвечает: собственной глупости не скроешь и он в ней честно сознаётся. Тут Мамаев разражается длинной рацеей, смысл которой в том, что каждому бы дураку да достойного учителя. Короче, выясняется, что Мамаев и есть самый подходящий учитель для недоумка, к тому же родственник Глумова. Сцена взаимной радости. Видимо не стоит построчно приводить всё содержание пьесы, хотя она весьма забавна и читается легко. Можно пожалуй упомянуть отдельно колоритнейшего Крутицкого. Это маститый старец, видимо в больших чинах. Вместе с тем, как сам признаётся, был не чужд увлечений молодости, видимо знатно пошалил в своё время, но одумался и посвятил живот свой служению отечеству. Ныне ему пришло в голову попробовать силы в публицистике, в чём Глумов вызвался помогать. Совместно они явили миру "Трактат о вреде реформ вообще". Городулин -- персонаж скорее пародийный, но занятный. Он записной либерал, объявляющий себя вольнодумцем, но при том серьёзный и немалый чиновник. Очень колоритна Клеопатра Львовна Мамаева. Прямо Островский перо в раны макал, причиненные ему женским полом. Не случайно ей придана особая роль в посрамлении Глумова. Так выходит не достиг своих целей Егор Дмитрич. Ай, а как начинал бодро. Что ж ему помешало. Уж не недостойные ли методы достижения успеха? Едва ли. Среди такого окружения Глумов едва ли не самый светлый персонаж. Тут Островскй описывает среду, каковую ненавидит всеми фибрами души, которую знает не по наслышке, как купеческую. Прежде всего нарочит уж очень наш герой, хочет всего и сразу. Так солидные люди не поступают. Ещё госпожа Мамаева случайно обнаруживает глумовскй дневник, куда тот заносит свои подлинные мысли и едкие характеристики своих благодетелей. Боже мой, какое мальчишество. Ещё женится собрался, а дневники пишет! Вот Николаю Фёдоровичу Островскому даже в горячечном бреду никаких бы дневников не приснилось. Примечателен эпилог пьесы. Дмитрий Егорыч Глумов разражается гневным монологом, а-ля Чацкий. При том он как-то неопределённо грозит собравшимся неким отмщением и гордо удаляется. Тут Крутицкий вдруг заявляет, что Глумов конечно гад, но его следует в дальнейшем простить и остальные с ним соглашаются. Конец пьесы.
   Во всех советских учебниках по литературе сей финал объяснялся следующим образом: горстке чиновных паразитов необходим ловкий и деятельный Глумов, дабы и дальше успешно паразитировать на трудящихся. Не знаю, не знаю. Привилегия, а может беда всякого автора, пишущего хоть с каким-то следами вдохновения, состоит в том что его герои порой начинают как бы жить своей, несогласной с волей автора жизнью. А уж эту-то пьесу Островский точно не ради гонорара писал, по крайней мере не только ради оного. Так попробуем взглянуть на героев, как на живых людей. Прежде всего ну на кой чёрт им нужен Глумов? Халат и тапки по утрам подавать что ли. На то слуги есть. Вот возмём Мамаева. О нем кстати нет в пьесе подробных сведений. Ну не аристократ скорее всего. Видимо крупный чиновник, ушедший на покой. Чем-то напоминает Островского-отца, только видимо достиг более высоких чинов и отошел от дел окончательно. Николай же Федорович выйдя в отставку, сохранил кой-какую адвокатскую практику. Зачем прибыльное дело бросать, коль ещё силы есть. А в образе Клеопатры Львовны уж не заключена ли шпилька в адрес мачехи драматурга. Весьма похоже. Мамаев не титан мысли, но он выслужившийся чиновник и неплохо осознаёт интересы своей корпорации. Кстати сказать, именно в этот период формирование российского чиновничества завершилась во всех смыслах этого слова: в организационном, в сословном, в идеологическом и т.п. Причем, не малая роль в таковом завершении принадлежала небезызвестному Сперанскому. Михаил Михайлович Сперанский более известен, как неудачливый реформатор времен Александра I. Он якобы переборщил с реформами, за что напуганный царь его от трона удалил. Сейчас почему-то мало известно, что поднял Сперанского из праха как раз ультраавторитарный Николай I. При нем бывший реформатор достиг графского титула, звезды Андрея Первозванного и немало потрудился над окончательным установлением императорского чиновничества. Резонёр Мамаев Сперанскому неравновелик, даже взяточник быть может. Но он прекрасно понимает, что государство должно быть незыблемо, а чиновный аппарат должен худо-бедно работать, ибо составляет самую ткань государства. Таким образом Мамаев видит в Глумове перспективного чиновника. Ну помудрит, перебесится, глядишь дельный столоначальник получится. Вот Городулину Глумов точно не нужен. Ни за чем. Городулин не глуп, циничен. Для него важен некий внешний статус-кво, через который достигается его статус-кво внутренний. А Глумов, ну пусть будет, коль другим надо. Клеопатра Львовна мыслит чисто утилитарно. Для неё Глумов -- экспонат в коллекции поклонников. Ни более, ни менее. Ну не вполне прост он оказался, не гламурен, всё едино пригодится. С Крутицким сложнее. Я позволю себе не согласиться с глумовской характеристикой. У шестидесятилетнего старца ум вовсе не шестилетнего ребёнка. Более того, он единственный ничуть не глупее Глумова, а вероятней всего и умнее и уж несоизмеримо более опытнее. Вот пережил я более двадцати лет со времён кончины Советского Союза, читаю ныне выдержки из цитируемого Глумовым труда Крутицкого, и готов двумя руками подписаться под каждой строчкой. Ну не нужно было никаких реформ вообще. Уже Хрущёву следовало руки выдернуть на ранней стадии его деятельности, а уж позднее вообще ничего не стоило трогать, даже те моменты, каковые самого меня крайне раздражали и стесняли. От греха подалее. В шестидесятые годы девятнадцатого века все кому не лень писались реформаторами, и лишь немногие подобно Крутицкому, рискуя прослыть глупцами, открыто заявляли, что нелепые реформы в кривых ручках реформаторов приведут к катастрофе. Быть может реформы и назрели, даже остро назрели, но не умейте, так не беритесь. Вообще не беритесь. Так ведь и грянул 1917-ый. Как не парадоксально это звучит, но Крутицкий видит в Глумове себя в молодости и относится к нему по отечески, снисходительно и первый предлагает его простить после должного назидания.
   Как обычно, у читателя возникает вопрос: что собственно хотел сказать автор и какова следует мораль из всего сказанного. Ну, отдача Машеньки Турусиной обормоту Курчаеву в конце пьесы не выдерживает никакой критики. Как говаривал Глумов в начале действия: ну зачем ему приданное, все равно в карты проиграет. Так ведь и проиграет, с чувством долга, что для его молодой супруги будет полной катастрофой. Как я уже отмечал, прямых автобиографических моментов в пьесе не чувствуется, но прослеживается какой-то смутный спор автора с собственной судьбой. Ну чего собственно добился Островский, пойдя на перекор отцовской воле. Неужто он и впрямь себя великим драматургом считал. Его знаменитая "Гроза" таки скучна. Страсти там лубочные. Прочие пьесы местами занятны, местами также скучны. Видимо русскому театру второй половины девятнадцатого века был необходим новый крепкий бытовой репертуар. Островский его предложил, чем и воспрославился. Однако, его пьесам не хватает глубины и блеска, каковой имелся хотя бы у младшего современника Островского - Оскара Уайлда. Только "На всякого мудреца довольно простоты" можно считать исключением. Ибо эта пьеса не о мутной жизни замоскворецких купцов, а о смысле жизни. Только вот какие выводы сделал сам автор, ответил ли он на поставленные им самим вопросы -- сие нам никогда уж не будет известно.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Религия безнадежности.

  
  
   Я очень скептически отношусь к писателю Виктору Пелевину, даже в общем не отношу его писания к серьезной литературе, но кое-чего таки читаю и с неподдельным интересом. Начнем с того, что собственно меня не устраивает. В свое время я отпустил такую шутку: под псевдонимом "Виктор Пелевин" творит известный писатель-сатирик Задорнов. По сию пору считаю, что в шутке сей содержится некая доля истины, тем более что сам Пелевин на публике почти не светится, что и порождает устойчивый слух: под этим именем пишет некто другой, а, возможно, и авторский коллектив. Сатирик Задорнов несомненно сам пишет свои рассказы, но он же их и читает со сцены, при этом весьма успешно концертирует по всей современной России. Вовсе не стоит обсуждать литературные достоинства задорновских произведений -- это очевидный мусор, но он вынужден использовать определенные приемы, дабы его выступления хорошо оплачивались. Тем более, что сам сатирик внешне похож на старого пидора, и не в состоянии смутить публику молниями в очах и громом в голосе. Но в чем следует отдать должное Задорнову: он умеет держать публику в постоянном напряжении и ни на минуту не упускать ее внимание за что и вознаграждается солидным куском хлеба с толстым слоем масла. Пелевин по сути использует в писаниях эстрадные приемы и не без успеха, по крайней мере в тех романах, какаовые поддаются прочтению. По содержанию эти романы невероятно эклектичны, точнее являют собой невероятную кашу из всего, что только возможно, во истину "pulp fiction". При прочтении возникает странное чувство: на какой-то миг кажется, что мыслишь точно так же, как автор, но через пять минут вдруг осознаешь, что не согласен ни с чем. Пелевин мастерски изобретает очередную байку, но через пол страницы ее опровергает и тому подобное. Прежде всего вышесказанное относится к последнему пелевинскому роману "Бэтман Аполло". Вообще само по себе сие творение не так уж важно. Смотришь, завтра плодовитый автор нечто еще более заковыристое смастрячит. Важно, что Пелевин черпает весьма широкой сетью, и среди прочего имеется там весьма любопытна тенденция, которую хотелось бы рассмотреть подробней.
   Виктор Пелевин, подобно заправскому фокуснику, умудряется втискивать в свои умеренно-объемные произведения все, что когда-либо прочитал из области эзотерики, а прочитал он очень немало. Упоминает он и православное христианство, но как-то очень опосредованно. В "Бэтмане" православным является весьма невразумительный и второстепенный персонаж -- шофер Григорий. К тому же он почему-то не русский, а молдавский гастарбайтер. Чем же так не угодила отеческая вера нынешним "властителям дум"? И ведь не единственный такой Пелевин. Вот Михаил Афанасьевич Булгаков, выходец из духовного сословия, уж никак не атеист, но и не православный так же. Позднее братья Стругацкие, первоначально видимо позиционировавшие себя атеистами, к концу жизни оказались чем-то в роде гностиков. Конечно, в советское время не сильно поощрялись православные симпатии. Но и советский материализм был каким-то странным. Во всех учебниках подчеркивалось, что есть материализм неправильный, так называемый "вульгарный", а самый правильный де наш, марксистский. При том, все живое объявлялось особой формой существования материи, а разум -- особой функцией живой материи. Создание искусственного разума, особенно в виде некоего электронного механизма, отрицалось напрочь, хотя дискуссия на эту тему допускалось. Так называемый же научный атеизм занимался собственно доказательством исторического несуществования Иисуса Христа, никуда далее особенно не углубляясь. Меня, кстати, крайне позабавил один случай, проливающий свет на свободу дискуссий в наше постсоветское время. В свежем номере "Химии и жизни" в рубрике "Переписка с читателями" я прочел следующее: редакция не публикует ничего, касающееся опровержения теории эволюции Дарвина так же, как и ничего касающегося проектов вечного двигателя, опровержения гелиоцентричности солнечной системы и тому подобного. Однако, все это отдельная и большая тема.
   С моей точки зрения, главная проблема христианства, заключается в том, что основатели движения по каким-то причинам решили подчеркнуть генетическую связь христианства и иудаизма. Видимо им было тактически выгодно позиционировать раннехристианскую общину, как сугубо традиционную. Никто не отрицает, что христианство возникло в иудейской среде, но оно таки принципиально отличается от иудаизма ничуть не менее, чем, скажем, от греческого язычества. Вообще, традиционное деление исторических религий на политеистические и монотеистические крайне сомнительно. Вот, например, цивилизация античных греков, может быть самая величественная за всю историю человечества. Увы, претензии современной цивилизации со всей ее техникой, айподами и адронными коллайдерами не выдерживают никакой серьезной критики. Древние греки знали об окружающем мире все, что знаем мы, а все наши теории по поводу устройства вселенной (макромира) и микромира основаны на недоказуемых гипотезах. Но это опят же отдельная тема.
   Древнегреческие боги правили человеческим миром сугубо по праву силы, а не по какому-то нравственному превосходству. Любой даже самый второсортный бог был могущественнее самого сильного человека и к тому же не умирал. Однако боги не были всевластными, не являлись творцами мира. Периодически происходили кровавые свары между разными поколениями богов, власть на Олимпе менялась. Были им знакомы и основы нравственности, но лишь по той причине, что если уж они станут слишком свинячить, то великий Рок их накажет. Таким образом истинно миром правил предвечный и непознаваемый Рок. Владыка мира был абсолютно трансцендентен, и, таким образом снимались всякие ненужные вопросы: раз Рок не может быть постигаем, так тем более не возможно понять его намерения, и вообще с какого перепоя все это было затеяно. Интересно представление греков о загробном мире. Они считали, что после смерти таки что-то от человека остается, но это что-то уже не является полноценной личностью. Греки называли посмертную ипостась "тенью" или даже "бессмысленной тенью", ибо тень не обладала памятью. Что-то в роде фотографического снимка, собственно похоже на пелевинское "Лимбо". Один из персонажей
   Пелевина и называет то, что хранится в Лимбо посмертным фотоальбомом. Для античного грека смысл бытия имел место только пока он жив, а все прочее было сомнительным и не важным. Показательна в этом смысле легенда об Адмете. Адмету было объявлено, что вскоре он умрет, но сможет избежать смерти, если уговорит сойти в загробный мир кого-то вместо себя. Адмет в отчаянии бросился к тому, чья жизнь казалась ему совершенно непривлекательной, то есть к жалкому, старому, слепому нищему. Однако несчастный в ужасе бежал от такого предложения, объяснив перед этим, что смысл жизни состоит хотя бы в возможности в покое греться на солнце. Тогда Адмет обратился к солдатам, каковые в любой момент могли погибнуть в битве. Однако воины пояснили, что они вовсе не самоубийцы, но азартные игроки. Просто избегнув гибели, они получают великое удовольствие, каковое компенсирует им ужас игры со смертью. И только лишь супруга Адмета согласилась заменить его на смертном одре. Ну, любовь видимо. К тому же вероятно положение вдовы, не имеющей взрослых детей ( Адмет по легенде молод), было столь непривлекательным, что даже пересилило страх смерти. Такое представление о жизни и смерти следует из самых непосредственных человеческих впечатлений. Человек умирал, физическое тело разрушалось, но образ его неким образом продолжал тревожить живущих. При это никто никаких реальных известий из мира мертвых не получал, сам туда не спускался, кроме легендарного Орфея, но кто этого Орфея видел? Все "контакты" с умершими были зыбким, не систематическими, во сне, в галлюцинаторном бреду пифии.
   Из всего вышесказанного следует, что греки не заморочивались размышлениями над вопросами, на каковые по их разумению ответить было не возможно. Вообще, представление о Великой Вечности, парадоксальным образом присутствующей в каждой частице этого ограниченного мира, свойственно человеку изначально. При этом не суть важно: есть ли это наитие от Св. Духа или свойство подкорки головного мозга, как трактуют некоторые современные ученые. Греки просто вынесли это представление за рамки философской дискуссии. И жили долго и счастливо. Правда сначала передрались меж собой, а позднее склонились под пяту более примитивных народов, македонян и римлян. Ну что ж, на то он и непознаваемый Рок, дабы не пояснять смертным причины своих движений.
   Библейская история евреев широко известна, не будем повторятся. Не касаясь также вопроса: откуда эти древние евреи вдруг вынырнули на историческую арену, скажем лишь, что пред Моисеем стояли очень специфические и конкретные задачи, каковые можно вкратце свести к двум словам: "консолидация" и "выживание". Для таких целей непонимаемый Рок никак не годился. По мнению Моисея, Великая Вечность должна была непосредственно обращаться к избранному народу, формулировать задачи и награждать отличившихся исполнителей. И еврейский пророк персонифицировал Вечность. Тогда второсортные боги, именуемые ангелами, полностью отодвинулись на второй план, ибо уже не обладали какой-либо властью и инициативой. Собственно, никакого особенного прогресса в том не было, и попытки таковые предпринимались ранее. Чаще всего историки упоминают египетского Эхнатона, а некоторые даже отождествляют его с Моисеем. При внимательном рассмотрении может быть и другие подобные случаи найдутся. Еврейский бог был не добр и не зол, он был абсолютен, ему следовало подчинятся безусловно. Неподчинившийся жестоко наказывался, а послушный -- вознаграждался, причём при жизни. Так же пропагандировались многочисленные блага для потомков послушных евреев. При этом у евреев не было проработанных представлений о загробном мире и посмертном воздаянии. Таковой расклад, бывший первоначально очень эффективным, позднее привел к разброду и шатаниям. Всплыли все те же проклятые вопросы, каковые хитрые греки спрятали в трансценденции. Евреям была обещана власть над миром, но их не снабдили соответствующим инструментарием. Цивилизационно они были много примитивней, чем даже египтяне, не говоря уж об греках. Воевали они хорошо только между собой и со слабыми. Все сильные топтали их, как хотели. Вот их ближайшие соседи -- арабы, те еще в древности слыли непобедимыми войнами. Арабам не хватало идеологии. Когда Мухаммед изобрел ее, то они завоевали полмира. Евреи же жили беспокойно, заносились, предъявляли претензии, неоднократно подпадали под чужеземную власть, восставали, чаще неудачно, порой и удачно, если их победители сами были побеждаемы или дрались меж собой. Наконец они попали под крепкую руку римлян. К тому времени, в результате столь бурной истории, еврейское сообщество приобрело весьма противоречивый характер. В первую голову, внутри иудаизма, образовалось несколько течений, подчас весьма враждующих. Часть евреев эллинизировалась (например, апостол Андрей носил греческое имя), то есть частично восприняла чужую культуру. Некоторые евреи, догадавшись наконец, что с мечом им никого не покорить, стали охотно предпринимать торговые путешествия по всему обширнейшему тогда римскому миру. Видимо, возникли некие трения между Иерусалимом и крупными еврейскими диаспорами вне Иудеи. Наконец, вероятно еврейское общество крайне расслоилось по имущественному признаку. Стали возникать крамольные вопросы: почему это один богоизбранный человек веселится и бражничает в роскошных палатах, а другой погибает от голода в убогой хижине? Собственно, кроме евреев, искать какие-то ответы на тяжкие вопросы бытия было и не кому. Великая греческая цивилизация деградировала ( римляне именовали греков "гречишками"). Экзотические восточные культы были явлениями эксклюзивными, рассчитанными на узкий круг восторженных поклонников. Самим же римлянам было не до философии. Они созидали свою величайшую империю, по ходу дела совершенно передравшись меж собой. При этом чёткой идеологии у них, как и у греков, не было. Брут, убийца Цезаря, с чуством долга резал себя мечом, ибо считал, что умирает за традиционные римские идеалы. Октавиан Август с чувством долга убивал виновных и не виновных в смерти Цезаря, ибо считал, что он наказывает убийц приемного отца. Тиберий убивал все, что шевелится не по приказу, ибо считал, что старается государства ради. В силу такой насыщенной жизни, все второстепенные вопросы о смыслах отходили на второй план.
   За последние двести лет исследователи, занимавшиеся историей религий, много чего напридумывали по поводу: где, чего и как позаимствовали первые христиане, создавая свое учение. Все это мелко и не важно. Главное, что концепция их была допрежь не виданной и чрезвычайно привлекательной. Христианский Бог совершенен и благ, и во благости своей наделяет творимых им существ абсолютной свободой воли, то есть правом свободного выбора между добром и злом. Жизнь, с христианской точки зрения, есть испытание, проходя через которое человек делает свой главный выбор. После смерти же человека, сделавшего нелегкий выбор в пользу добра, нетленная частица его смертного тела -- душа помещается в совершенно особенные условия, именуемые Царствием Божьим. Там человек обретет новое, бессмертное тело и получит невероятные возможности, не материальные, но духовные, сопоставимые с уровнем Бога. Согласитесь, что это подлинный переворот в духовной жизни человечества. Есть некоторые сведения, о которых кстати Пелевин упоминает в "Эмпайр Ви", что первые христиане считали иудеев дьяволопоклонниками. Это вполне возможно. Вполне объяснима и упоминаемая в Евангелиях крайняя ненависть иудеев к Христу и христианам. А ведь иудаизм был к тому времени весьма не однородным. Случались даже весьма радикальные ответвления, каковые однако к драке не приводили. Христианское же учение переворачивало привычный иудейский мир с ног на голову.
   Не смотря на оригинальность и привлекательность, христианская концепция может вызывать некоторые вопросы. Например, Бог сотворил человека по образу и подобию своему, дал ему свободу воли. А человек-то может и спросить: а что это вокруг бяка такая? Почему нет никакого паритета между добром и злом? Почему добро чрезвычайно эксклюзивно, а зло всюду торжествует? Не слишком ли тяжкие испытание предуготованы слабому человеку? Не случайно таки было решено объявить христиан самыми правоверными иудеями, заключившими с Богом новое соглашение. Таким образом подчеркивалось, что они не какие нибудь заезжие террористы, а самые что ни наесть традиционалисты, очистившие отеческую веру от чуждых наслоений. К тому же самый дух иудаизма, подавляющий в верующем всякое желание задавать лишние вопросы, оказался весьма кстати.
   Не смотря на все противоречия, это была таки великая попытка. Не вполне был прав профессор Савельев, когда утверждал, что Советский Союз был первым опытом создания немотивированного чисто биологически общества. Первым опытом была средневековая христианская Европа. О средневековьи сложилось много легенд, чаще всего ложных. Преследования инакомыслящих и ведовские процессы в массовых количествах начались период Реформации, истинного заката европейского христианства. Причем отличились обе стороны конфликта. Вспомним хотя бы изуверский режим Кальвина. Жили в средние века в общем тихо, очень традиционно. Ну, викинги безобразили, очень безобразили. Так ведь язычники же.
   Почему провалилась попытка, да еще с таким шумом и жертвами? Наверное, потому же, что и все подобные. Слишком уж много противоречий было в самом фундаменте. Самое правдивое учение может восторжествовать только правдой, но не силой, а Константин Великий взял да и объявил христианство обязательным. Не все ведь хотели.
   Второй великой попыткой была Православная Русь. Не будем обсуждать: почему Русь, почему так долго продержалась -- сложно и объемно. Ко времени демонтажа проекта, то есть ко второй половине девятнадцатого века в России сложилась весьма странная ситуация. И дело тут не в мифическом торможении производственных отношений и прочей политэкономической чуши, а в нравственной порочности и противоречивости. Помещик ну ни как не был "братом во Христе" крепостному. В исторической литературе, посвященной этому периоду, принято акцентироваться на всяческих безобразиях, случавшихся в помещичьих усадьбах. Да, где-то безобразия случались, порой весьма гнусные, а где-то и не случались. Главное, что подавляющим большинством общества, даже частью крепостных крестьян, все это воспринималось, как нечто привычное и терпимое. С другой стороны, крепостное право было частью общественных традиций, а таковые даются народу самосохранения ради. Помещик, если он был нормальным, обеспечивал своим крепостным минимальную защиту и порядок, а тогдашнее государство не могло дать им такового. Отсюда, встречающиеся в архивах сведения о крайне бедственном положении государственных крестьян, фактически свободных, по сравнению с крепостными. Не случайно, даже такой ненавистник Николая I, крепостничества и записной либерал, как Николай Врангель в своих мемуарах честно отмечал, что отмена крепостного права вызвала крайнее смущение и растерянность именно у крестьян. Об этом же с удивлением писал поэт-демократ Некрасов. В очень большом ущербе оказалась к тому времени и Русская Православная Церковь, по определению являвшаяся становым хребтом всего проекта. Конечно, страшный удар нанесли ей жуткие реформы Петра I. В девятнадцатом веке случился довольно массовый переход выпускников духовных училищ в чиновный аппарат Российской империи. Несомненно, духовное образование было очень качественным и более массовым, чем университетское. По определенным причинам бывшие семинаристы оказывались в канцеляриях более сподручными, чем выпускники университетов. Явление, каковое принято именовать сейчас "разночинская интеллигенция", было по сути лишь последствием вышеуказанного процесса ( не все выпускники семинарий прижились в канцелярской среде). А ведь уходили самые способные. И самое парадоксальное, что те, кто первоначально готовил себя к священичеству, оказавшись в системе государственного управления вовсе не способствовали сохранению православного проекта. После отмены крепостного права наступило время не героев и мучеников, но так называемых "дельцов". Самыми же активными дельцами оказались как раз чиновники из семинаристов (смотри стихотворение Некрасова "Чиновник"). В итоге, образовалось ситуация скверная и взрывоопасная, но то, что предлагалось взамен было еще гнуснее.
   Хотя многие будут возражать, но я уверен, что Советский проект парадоксальным образом явился продолжением Православного, не смотря на то, что Ленин и большевики его таковым первоначально не предусматривали, и воинствующий атеизм был провозглашен частью официальной идеологии. Именно из-за этого он и был уничтожен, а не из-за чего-то другого. Советский Союз мог бы совершенно спокойно быть сырьевым придатком Запада, собственно дело к этому и шло без особых возражений. К тому же СССР имел очень важное преимущество пред современной Россией: он худо бедно кормил себя сам. Покойная Маргарет Татчер, когда предлагала чуть-чуть приуменьшить население Советского Союза, имела ввиду всего лишь то, что от сравнительно сытой и спокойной жизни советские люди чрезмерно размножились, и приходилось прикупать зерно в Аргентине. Вот если бы их было поменее, то советская партийная элита продавала бы сырье только лишь ради возможности самим жрать в три горла и украшать своих подруг мехами и брильянтами. Глядишь и "прогрессивным режима" кой-чего оставалось бы. А ведь ныне на их содержание приходится тратить денежки из американского и английского бюджета. Вот сейчас принято трактовать о каком-то "управляемом хаосе". Это все едино, что "сухая вода" или "жидкая твердь". Просто американцы от содержания "прогрессивных режимов" перешли к создании на их месте кровавого бардака. Тоже эффективно по своему, но позволяет экономит бюджет, хотя и опасно. Парадоксальным образом постсоветская ситуация оказалось для Запада более убыточной, сопряженной с большими издержками, чем при стабильном СССР, и потребовались очень сильные обоснования, чтобы решиться на такое.
   После сокрушения Советского Союза в России случилось нечто совсем уж невиданное и непонятное. По сути население разделилось на две неравновеликие категории. Первая, сравнительно немногочисленная и состоящая преимущественно из нерусских, кинулась доедать все, что было не съедено при советской власти, и догаживать все, что не успели загадить при Горбачеве. Вторая по сию пору пребывает в полной прострации не в силах никак осмыслить происходящее. Впрочем, я не хотел бы высказываться за других, но более попытаюсь описать собственные впечатления. Не хочется спорить с оголтелыми либерастами, каковые с пеной у рта вещают: все в СССР было мерзко. Я-то еще помню подробности. В советской действительности я ощущал себя неуютно и относился к ней весьма скептически. Помнится, меня неизбывно смущало тоскливое предчувствие: все это кончится невероятно скверно и довольно скоро. Тут я попал в точку. В так называемой демократической России вроде бы появились моменты для думающего человека приятные: исчез идеологический пресс, появилась кое-какая литература, не доступная ранее. Однако, разобравшись со временем, я с удивлением обнаружил, что так называемая эмигрантская или диссидентская литература за редчайшим исключением является полным мусором. Все, что было наиболее ценного в мировой литературе распрекрасно и очень качественно переводилось советскими переводчиками. Что же касается идеологического пресса, то тревожит меня ощущение: не исчез он, но как бы переродился и стал еще эффективней (занятную байку по поводу дискуссии в современном журнале "Химия и жизнь" я приводил ранее). Формально не запрещают быть православным, даже у чиновников модно стало под свечами стоять да рукой махать. Однако, такого ощущения, какое было даже в смутном девятнадцатом веке, нет. Вот Александр Сергеевич Пушкин позволял себе весьма сомнительные шутки ("Гаврилиада"), но Бога таки боялся, а раз боялся, то надеялся. Что-то плохо ныне с надеждой стало, и ради нее в церковь идут очень немногие. Вот те, кто в настоящее время в той или иной форме исповедуют иудаизм, процветают. Им ведь блага при жизни нужны.
   Представить себе хотя бы в тусклые брежневские времена, что эдак лет через тридцать появится опус Пелевина "Бэтман Аполло" и, более того, найдет себе массового читателя, было невозможно даже отравившись дешевым портвейном. Говорят: надежда умирает последней. Так вот, у Пелевина она уже умерла, похоронена, а на могильной плите кто-то написал: "дура!". В пелевинском мире человек страдает не спасения ради, но для того, что бы доставить пищу инфернальным существам, именуемым вампирами, и, в конечном итоге, самому Великому Вампиру. Вампирам служат иудеи, именуемые халдеями. Один видимо искренне православный персонаж имеется, как я уже писал, шофер Григорий, но к чему он: то ли приличия ради, то ли для глумления -- не понятно.
   Здесь мне бы хотелось упомянуть ещё трех любопытных авторов. Первый из них -- вездесущий Эдуард Лимонов. Эдуард Вениаминович -- человек весьма прыткий, былого задора не утративший и не смотря на немолодой уже возраст стремящийся всунуться везде, куда можно и не можно. Отметился он так сказать и по сути бытия, написал книгу "Ереси". Там он по существу ничего еретического, то есть ничего нового не пишет. Просто Лимонов еще со времен знаменитого "Эдички" любит все неаппетитное усугубить до состояния совсем уж тошнотворного. Он, ничтоже сумняшеся, пишет следующее: " Человек создан высшими существами, среди которых главный -- Отец-Создатель, для своей утилитарной цели, как биоробот-инкубатор для души. Ибо души человеческие нужны Создателю как энергетическая пища. Создан человек был из элементов животного мира, в частности на базе уже бегавших вокруг приматов. Но человек не животное, ни в коем случае". Безрадостная картина, не так ли. Правда мятежный Эдуард предлагает как-то бороться с Создателем, столь скверно с нами поступившим и, видимо, надеется на победу, что вызывает здоровый скептицизм. Творец всегда сильнее сотворенного им, хотя бы по тому, что ему полностью принадлежит инициатива.
   Второй автор -- профессор Сергей Савельев. Это видимо серьезный специалист, доктор биологических наук, заведующий лабораторией развития нервной системы Института морфологии человека РАМН. Хотя мне кажется, что он по сути скорее беллетрист, чем ученый, но не суть. Излагать взгляды Савельева не просто, ибо требуются кое-какие специальные знания, но я попробую. Мнится мне, что профессор является дарвинистом в кристально-чистом виде. Эволюцию человека он трактует весьма не тривиально, за что подвергается злобным нападкам ученых ретроградов, но против основ учения ничем не грешит. По Савельеву человеческий мозг начал формироваться очень давно, несколько миллионов лет назад, и как раз в условиях чрезвычайно благоприятных. То есть сложилось так, что в неком регионе мягкий климат сочетался с чрезвычайным обилием высокобелковой и легкодоступной пищи. Тогда пред обожравшимися приматами встали самые изощренные для естественного отбора задачи, то есть социальные, а прочие отошли на второй план. Таким образом начал формироваться сильно энергозатратный орган, управляющий социальным поведением. В дальнейшем изобилие вдруг закончился. Часть приматов деградировало. От них произошли современные человекообразные обезьяны. Однако некоторые, самые шустрые, продолжали развиваться интеллектуально. Мозг их, призванный решать более хитрые задачи выживания, усложнился и увеличился, но в условиях крайнего дефицита ресурсов включились противоположные механизмы торможения. В частности сложный мозг стал включаться на кроткое время, дабы решить остро вставшую задачу, а за тем тут же выключится, сохранив на будущее некий поведенческий штамп. Похоже, очень похоже. Нынешний человек думает только в ранней юности и только с большого перепугу, а в дальнейшем не думает вовсе, зачем думать, трясти надо. Савельев, как истинный эволюционист, утверждает, что биологическая эволюция человека никогда не кончалась и продолжается по сию пору. Так как в человеческом обществе всегда шел отбор по признаку конформного поведения, а нонконформисты ранее съедались, а ныне утилизируются другими способами, то человеческий мозг, достигнув максимума где-то во времена кроманьонцев, стал постепенно уменьшаться. В будущем нас ожидает полное преобладание особей с широкими плечами, но с маленькими головами. Профессор таинственно умалчивает: к чему же собственно приведет сей процесс. То ли человек деградирует до уровня шимпанзе, то ли сохранит некоторые кнопочные устройства и определенный уровень цивилизованности, конечно до той поры, пока нефть не иссякнет. Савельев однако озвучивает некую программу борьбы с напастью микроцефалии. Он занимается морфологией мозга, то есть пытается разобраться: какой отдел мозга за что отвечает, и кажется достиг определённых успехов. Предполагается исследовать мозг каждого младенца с помощью томографа высокого разрешения. Далее отбираются индивиды, наиболее пригодные для решения вопросов бытия. По мнению профессора, таковые во-первых не будут ссорится, так как думают совершенно одинаково, во-вторых общими усилиями они придумают, как всем человекам жить долго и счастливо. Вот только как они будут гарантированно предавать свои крупные мозги потомству? Видимо придется отбирать самых здоровых баб и раздавать яйцеголовым по разнарядке. Придумают что-нибудь. Дело конечно не в этом. Просто такой проект требует безоговорочной поддержки на уровне крупнейших государств мира, а ее не будет никогда. Ибо сильные мира сего не заинтересованны. Эдак просветят голову того же В.В.Путина, а там такое...! Не говоря уж о Медведеве. Так что будут приглашать Савельева на всякие дебильные телешоу. От него народ балдеет покруче, чем от "Камеди клаб". А вот никакого микротомографа не дадут. Ишь, чего шелупонец удумал!
   Еще следует упомянуть интереснейшего, до конца сейчас не оцененного, Александра Лазаревича. Вообще его повесть "Технокосм" грандиозна и требует отдельного серьезного рассмотрения. Я отмечу здесь лишь то, что автор связывает дальнейшую судьбу человечества с вмешательством неких мощных внешних сил. В "Технокосме" человечеству дается испытательный срок, по окончанию которого оно должно присоединится либо к сообществу Технокосма, либо к "Империи блуждающей звезды". В первом случае человеку гарантируется независимость от биологического тела и бессмертие. Во втором ничего хорошего не гарантируется, но желающие несомненно также найдутся. Хорошо бы конечно, но фантастика ведь.
   Все вышеперечисленные соображение понятны, но чего уж мне никак не понять, так это привлекательность пелевинских писаний для широкой публики. Это же религия безнадежности какая-то! А таковой не может быть по определению. Читателю следовало бы впасть в ступор от ужаса и омерзения, а он кайфует. По крайней мере такие кайфующие явным образом в природе наблюдаются. Конечно, иной думающий человек может прийти к подобным малоутешительным выводам, но при этом он, как правило, сохраняет это в полном безмолвии, как некую страшную тайну. Ибо в глубине самого скептического ума теплится слабая искорка надежды: может быть все уж не так страшно и как-нибудь устаканится. Что же делать нам, слабым интеллектуалам, над ужасом которых так публично надругались?! Видимо возопить: "Боже, спаси нас грешных!" После чего лучше сразу умереть.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Похвальное слово Владу Дракуле.

  
  
   Воевода валашский Влад III Цепеш, он же Влад Дракула. Как написано у братьев Стругацких: графом никогда не был. Что верно, то верно -- был он князем Валахии, право называться каковым унаследовал от отца и на совершенно законном основании. К сожалению, широкой публике более известен не реальный исторический деятель, но литературный персонаж, инфернальный злодей граф Дракула, вампир, созданный весьма посредственными трудами Брэма Стокера. Стокер когда-то, где-то, чего-то прочитал, но даже не понял, что слово "воевода" - это таки титул, а не часть фамилии. Да и прозвище Влада -- Дракула следует читать не с ударением на "а", как принято в западной традиции, а с ударением на "у", как принято у славянских народов. Хотя это все не так важно. Важно, что реальные исторические источники живописуют Влада, как совсем больного садиста, деяния которого вселяли ужас даже в современников, также не страдавших от избытка гуманизма. Однако, если выключить эмоции и сомнительного свойства анекдоты, то в сухом остатке окажется следующее: Дракула был первым и единственным, кому удалось организовать эффективный отпор турецкой экспансии в регионе. В конце концов Влад был предательски убит людьми из своего же ближайшего окружения. После чего валашское благородное сословие вздохнуло, перекрестилось и дружно легло под новых хозяев -- турок, не забыв напоследок со страшной силой оклеветать своего покойного государя. Дракула был несомненно жесток, но и время-то его, как уже отмечалось, не отличалось сентиментальностью. В первую голову Влад потому столь успешно противостоял туркам, что частично перенял их тактику. Османская держава обладала самой продвинутой военной машиной того времени. Несколькими десятилетиями ранее, когда держава только устанавливалась, турки были на голову разгромлены татарами под водительством Тимура (1402г.). После такого поражения имя любого другого народа затерялось бы в пыли исторических хроник, но с османами не так. Через короткое время они воспрянули и в конечном итоге подмяли под себя былых победителей -- татар. А все потому, что умели учиться даже у тех, кто их бил, и доводить до совершенства то, что позаимствовали. Вот к примеру янычарское войско. Из-за частых упоминаний в литературе, достаточно известно, как оно формировалось. Еще татары в больших масштабах рекрутировали в свое войско воинов из числа побежденных народов. Солдат и есть солдат, он только и умеет, что палашом стругать все, что шевелится вокруг. На определённом этапе карьеры он и приходит к выводу: флаг не важен, важней профессия. Турки довели эту идею до логического конца. Янычару подчас приходится воевать не только со своими единоплеменниками, но и с прямыми и близкими родственниками: отцами, братьями, и он прекрасно осведомлен об этом. Однако среди природных турок янычар также не свой. Но вот если взять крестьянина от сохи, дать ему в руки винтовку, да послать воевать за величие османской империи, что получиться? Такой земледелец тащит на себе целую социальную оболочку, каковую приобрел пока землю пахал, и все это для перемещения не приспособлено, висит на бедолаге многопудовым грузом, да и поход вдобавок завоевательный, а не за родную деревню. Но с янычара такая оболочка содрана с кожей, и потому янычар ничего не боится и пощады ни к кому не знает. Еще для турок была очень важна психология войны, что также частично позаимствовано у татар. Если они могли еще до начала прямых военных действий напугать и деморализовать противника, отнять у него веру в победу, то большая часть успеха была обеспечена заранее. Влад сам стал пугать турок и делал это успешно. Однажды после успешного сражения он приказал всех попавшихся в руки его войску турок насадить на колы вне зависимости от того, были ли они живы, ранены или мертвы. Причем победил он за счет стремительного и неожиданного маневра. Собственно широкое применение колов в народном хозяйстве было свойственно как раз самим туркам, но Дракула превзошел их в стремительности и беспощадности. Вот тогда турки действительно испугались и воевать валахов шли уж неохотно. Еще Влад изо всех сил гнобил собственную властную элиту, ибо прекрасно понимал законы развития национальных элит. Всякая национальная элита на пике своего могущества все более начинает ощущать себя самодостаточной, а значит универсальной, наднациональной. В результате начинается напряженный поиск: с какой бы из более мощных элитных групп скооперироваться, как бы подороже продать национальные интересы, да получить бы долговременные преференции. Увы, Влад Дракула воевал с ветряными мельницами, хотя и делал это внешне эффектно. Его предали все, кто только мог, подло убили и изощрённо надругались над памятью покойного. Мир его многомятежному праху, каковой и покоится-то по слухам в разных местах. Его история поучительна, а может быть и вовсе нет. Сказано было: все начинается как высокая трагедия, но кончается как фарс. Вот в современной России прежние тираны разоблачены и опозорены, но почему-то на роль нового тирана претендует жалкий паяц, только злой очень. Конспирологи ведут разговоры о грядущем мировом правительстве, глобальной закулисе, кукловодах невидимых, но могучих и ужасных. Может быть и пытается некто учинить что-то подобное. Во времена баснословные, когда трон Ирана пустовал, и было опасение, что страна сгорит в огне междуусобиц, знатные иранские люди предложили Рустаму шахский венец на том основании, что он один мог перебить всю прочую знать, и никто не мог помешать ему стать царем. Ответ Рустама на современном языке можно примерно изложить следующим образом: я сильнее любого из вас, но что есть моя сила перед лицом Бога. Ну опустели ноне все троны, кроме бутафорских, прищучили всех тех, кто мог претендовать на роль помазанника божия. И что теперь элитные группы какое-то мировое правительство смастрячат с помощью каких-нибудь глобальных информационных технологий? Разве что членов глобального кабинета сам князь мира сего лично назначит. Только чем и кем они управлять будут в больном, распадающемся мире, где нет ни основополагающих целей, ни великих идей, ни даже споров об этих целях и идеях, а только довольное чавканье перед кормушкой, да визг тех, кого от этой кормушки отпихнули.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Личность в истории и неумолимое течение времени.

   Тема, затронутая в этой небольшой статье, требует очень основательной и долговременной проработки. Причем, нет никакой гарантии, что в конце пути ситуация станет хоть немного более ясной, чем в самом его начале. Автор не имеет ни должной подготовки, ни желания совершать столь тяжкий труд, тем более не ожидая удачного его завершения. Скорее здесь будут приведены некие мысли по поводу, без четкого сюжета и конечной цели.
   Ныне по одному из телевизионных каналов демонстрируется турецкий сериал "Великолепный век". По форме он близок к так называемой "мыльной опере", но явно претендует на нечто большее. По крайней мере, на историчность и некое осмысление ярчайшей страницы истории Османской империи, а именно периода правления Сулеймана Великолепного (1520 -1566гг.). Замечу, что прозвище "Великолепный" дали султану европейцы. Соотечественники называли его "Кануни", что можно трактовать как "поступающий по закону" или "справедливый". Сериал весьма объемный. Видно, что создатели его потратили не малые средства на съемки. Я его, конечно, весь не осилил, слишком подробно, восточные страсти, интриги в гареме, на одни костюмы видимо не меренную деньжищу бухнули. Ну, вид роскошных одеяний шестнадцатого века поди только самим туркам сердце греет, но само зрелище рассчитано явно на мировую аудиторию. И ведь достигли турки цели. По крайней мере в России запомнился сериал. Я вот даже кой-какую литературу перечитал по истории османов. Особенно запомнился один эпизод, на каковом я довольно случайно переключился на соответствующий канал. Это когда на глазах у Сулеймана убивают его сына Мустафу. Конечно уж чересчур мелодраматично. Мустафа, этакий молодой принц, нарочито одетый во все белое, предстает перед мрачным отцом. Вдруг появляются палачи с замаскированными лицами в черных одеяниях. Зачем, кстати? Сулейман поди их в лицо знал, а Мустафе так все едино. Видно опасались, что вдруг не додавят. Далее, палачи набрасываются на молодого человека, он расшвыривает их в стороны в духе Стивена Сигала. Сулейман кричит : "Быстрее!" Мустафе почти что удается выбраться из шатра, но тут один особенно ловкий палач набрасывается сзади и таки накидывает петлю. За тем Сулейман удаляет палачей и горько рыдает над телом убиенного сына. Странно как-то. Уж лучше бы и вовсе не давить, чем так убиваться. А коль удавил, так чего руки заламывать - все равно дело сделано. Несколько напоминает случай с отцом Сулймана Селимом I. Тот тоже каялся на могиле брата, какового сам же и приказал казнить. Правда, делал это он тогда, когда окончательно укрепился на троне, а живых соперников не осталось вовсе. Вот тут и покатятся можно, с чувством долга, а потом пойти и еще кого-нибудь постругать, дабы не высовывался. Историки по сию пору спорят: пытался ли Мустафа восстать против отца, или его оговорила коварная Хюррем-султан в союзе с Рустем-пашой. Хюррем хотела, чтобы следующим султаном стал ее сын, а Мустафа был сыном Сулеймана от другой женщины. Кто его теперь поймет. Известно, что после казни случились серьезные волнения -- Мустафа был популярен как среди простого народа, так и среди янычар. Так что если бы не додавили, то случай сей отцу очень бы боком вышел. Однако, некоторое время спустя, Сулейман точно также казнил одного из сыновей Хюррем - Баязида и в конечном итоге предал трон единственному выжившему сыну -- Селиму. Хотя детей мужского пола было у него первоначально девять штук, но все как-то поистратились по ходу столь бурного сюжета.
   Оставим мелодраматические эффекты скучающим домохозяйкам, а особенности национального костюма турецким фольклористам. Почему именно судьба Сулеймана и его семьи стала источником столь масштабного и затратного кинематографического проекта? Проекта, подчеркну, рассчитанного на международную аудиторию. У нас тут также в последнее время кое-что сняли по поводу истории многострадальной России. Кто-то восторгается, кто-то плюется, большинству так просто наплевать. Международная аудитория явно не заинтересовалась.
   Сулейман известен в Европе более чем любой другой из многочисленных турецких султанов (36 правителей в течении более шестисот лет), в силу его чрезвычайного влияния на европейскую политику шестнадцатого века. Считается, что при его правлении Османская империя достигла наивысшего расцвета и могущества. Впоследствии она постепенно деградировала до полного краха в 1922 году. В Википедии Сулейману посвящена обширная статья. Он характеризуется, как очень незаурядный и разносторонний человек. Султан покровительствовал поэтам, художникам, архитекторам, сам писал стихи. К тому же, считался умелым кузнецом и лично принимал участие в отливе пушек, а также увлекался ювелирным делом. Согласитесь, удивительное сочетание для самодержавного властелина огромного государства. Сулейман много и успешно воевал с соседями, прирастил значительные территории. Полностью разгромил венгров и покорил Балканы. Австрийцам напакостил так, что превзошел его разве только Наполеон много позднее. Немало вреда причинил сильнейшей европейской державе того времени -- Испании. Сильно потеснил извечных турецких соперников -- персов, государство которых как раз в этот период ослабло. Приобрел земли в Северной Африке. Словом, полное перечисление подвигов султана заняло бы чрезмерное место. Как явствует из его прозвища, Сулейман много сделал для усовершенствования правления растущей империи. Был непримиримым борцом с коррупцией. При том, в отличие от нонешних борцов, действовал столь эффективно, что взяток при нем действительно почти не брали. Ко всему прочему, умел находить талантливых помощников. Сулейман приблизил знаменитого Хайр-ад-Дина Барбароссу, одного из самых выдающихся флотоводцев за всю историю морских сражений. Но при всех выдающихся заслугах, султана обвиняют в том, что он уничтожил своих наиболее дееспособных сыновей -- Мустафу и Баязида, а трон передал бездарному Селиму, прозванному в народе "пьяницей". Таким образом яко бы началась стагнация. Так ли все это просто?
   Если пытаться рассуждать банально, на бытовом уровне, то мотивы поведения Сулеймана лежат на поверхности. Даже приплетать гаремные интриги не требуется, достаточно обратить внимание на историю семьи султана. Царствование его деда, Баязида II, представляло сплошной ряд войн с Венгрией, Польшей, Венецией, Египтом и Персией. Они велись с переменным успехом и не представляли особенно выдающихся моментов, но тем не менее в общем содействовали усилению османского могущества. При том, сам Баязид не был особенно воинственным. Так уж сложилось. Взрослые сыновья султана, почуствовав, что власть его с возрастом слабеет, сцепились в смертельной схватке за наследство. Младший, Селим, первоначально потерпел поражение и вынужден был скрыться у крымских татар. Тем не менее Баязид вдруг 1512 году "добровольно" уступил трон именно Селиму. Поступил он так видимо из соображений пользы для дела: Селим был очень воинственным и пользовался поддержкой янычар. В данный не простой для империи момент он был бы наиболее эффективным правителем. Вскорости после старый султан как-то подозрительно и вовремя умер. Торжествующий Селим тут же приказал умертвить своих братьев -- старшего, Ахмета, который таки продолжал сопротивлятся вопреки выбору Баязида, и среднего, Коркута, который был на все согласен и вообще предпочитал литературные упражнения, кропая свои опусы на трех языках сряду.
   Сулейман не был таким свирепым воином, как его отец Селим, хотя воевал не мало. Его скорее привлекало государственное строительство. Видимо Сулейман чувствовал, что он скорее похож на деда, чем на отца, и никак не хотел повторить судьбу Баязида. Поэтому, если Сулейману случалось обнаружить в одном из своих сыновей черты Селима I, то участь шехзаде была не завидной. С Мустафой конечно все было чуть сложнее. Вполне возможно, что молодой человек действительно обладал от природы выдающимися способностями, и мог в последствии превзойти Сулеймана, как правитель. Тут уж могла иметь место обыкновенная зависть. Интриги Хюррем Султан также могли сыграть свою роль. Но вот стуация с сыновьями самой Хюррем практически зеркально повторяет казус Баязида II и Селима I. Даже принц, витающий в облаках поэзии был - шехзаде Джихангир. Правда он умер вскоре после смерти Мустафы. Кажется даже его никто не травил. Юноша был от рождения слаб здоровьем.
   Сулейман от природы был очень здоровым человеком, но к старости и его начали одолевать болезни. Выжившие сыновья поняли это и стали проявлять беспокойство. Особенно младший, Баязид. Формально наследником считался Селим, как старший по возрасту. Но он не пользовался особой популярностью, делам правления предпочитал прочие мужские удовольствия, а может был настолько хитрым, что предпочел отсиживаться в гареме, чем быть удавленным. Шехзаде Баязид был любим янычарами и вероятно посчитал, что стареющий отец не сможет ему противостоять, а Селим не способен на какое-либо противодействие в принципе. В 1559 году он учинил мятеж, однако был разбит войсками отца в сражении при Конье в мае 1559 г. и попытался укрыться в Персии. В свое время, Баязид II предпочел сам сдаться мятежному отпрыску, хотя понимал видимо, чем это может кончится. Сулейман вовсе не хотел уступать власть кому-либо. Де у него она лежит крепче. Он стал запугивать персов вторжением и заплатил шаху колоссальную сумму денег. В результате мятежного принца выдали отцу, и Баязид был казнен (1561 г.). Были убиты также пятеро сыновей Баязида (младшему из них было три года). После чего Селиму можно было особенно не беспокоится. Отец все едино не вечен, а соперники не выжили.
   Твердый Сулейман I Великолепный скончался ночью 5 сентября 1566 г. в своем шатре во время осады крепости. В общем и целом, его наследник, Селим II, продолжал политику отца, даже не без успеха. При нем было завершено завоевание Аравии и Кипра. Злые языки поговаривали, что Кипр понадобился султану ради великолепного кипрского вина. Однако нынешние турки вовсе не торопятся возвратить его грекам, хотя и империи давно нет, и в знаменитое сладкое кипрское вино добавляется теперь гидролизная кукурузная патока. Значит не только в вине дело. Селима обвиняют в авантюрном и неудачном походе на Астрахань. В Стамбуле был разработан план по объединению Волги и Дона каналом, и летом 1569 года янычары и татарская кавалерия начали блокаду Астрахани и канальные работы, в то время как флот Османской империи осаждал Азов. Но гарнизон Астрахани отразил осаду. 15-тысячная русская армия атаковала и разогнала рабочих и татар, которые были направлены для защиты, а османский флот был уничтожен штормом. Однако, какой размах. Согласитесь, что человеку заурядному такое в голову не придет. Селим был человеком не глупым и вполне образованным. Пьяницей он конечно в современном смысле этого слова не был. Вообще, турки достаточно прагматично относились к запретам ислама и вино таки пили. Но полностью игнорировать завет пророка они никак не могли. Тем более, что ислам в Османской империи стал фактически государственным институтом, как и Православие в России, и никто не был заинтересован в шатании основ религии. Селим был не традиционен.
   Его предшественников можно в той или иной мере считать воителями. Кто-то был таковым по велению сердца, кто-то по инерции. Селим не избегал вовсе государственных дел, но видимо считал порядок, созданный его отцом, настолько прочным, что не было особых причин сильно напрягаться. А в свободное от управления империей время так и вовсе можно расслабится, рахат лукум там, халва, мускатное кипрское вино, красивая молодая девушка наконец. В конечном итоге и отец, и сын достигли своих целей. Сулейман сохранил в власть и умер в боевом походе, почетно умер. Селим умер в 1574 году в гареме, умер наслаждаясь. Видно выпил основательно, закусил соразмерно да так подступился к грудастой наложнице, что здоровье не выдержало.
   Выше не раз упоминались так называемые янычары. Всякий культурный русский человек имеет определенное представление о том, кто это были такие, и как формировался янычарский корпус. Поэтому воздержимся от подробных разъяснений. Среди историков распространено мнение, что янычарское войско было величайшим достижением империи османов, но со временем оно стало и ее величайшим тормозом. Так что пришлось в конце концов его с большими издержками ликвидировать. Однако, это произошло много позднее, а пока, во времена Сулеймана, янычары великолепно справлялись со своими боевыми задачами. Они уже начали помалу осознавать свои возможности и вмешиваться в дела для них не предназначенные, но, как говорится, без фанатизма. Собственно, в янычарском корпусе не было для того времени ничего сверхординарного. И в Европе, и в России существовали люди, каковых можно было считать профессиональными военными. Дворянство русское, например. По первому зову великого князя дворянин был обязан сесть в седло и выдвинутся на защиту рубежей отечества, или же драгоценной особы самого князя. Так как военные казусы случались, слава Богу, не каждый день, то дворянин получал от государства земельный надел, дабы прокормить себя и свою семью. Первоначально этот надел не наследовался. Была еще одна любопытная особенность дворянской службы. Дворян было слишком мало, чтобы составить серьезное войско. Дворянин должен был приводить с собой и экипировать за свой счет некоторое количество зависимых от него людей для зачисление во вспомогательное войско. При этом первому встречному никак нельзя было дать в руки оружие. Значит дворянин обязан был содержать при себе специально обученных людей, каковых в нужный момент можно было отстранить от мирных занятий и поставить в строй. Таким образом русское дворянское войско было несомненно профессиональным, но имело и некоторые черты народного ополчения. Конечно, янычарский корпус формировался по другому. Но не в этом дело. Дело в том, что османское государство развивалось только за счет непрерывной внешней экспансии и этим отличалось, например, от Московской Руси. При чем экспансию эту османы начали с незначительной территории с небольшим населением. Да и территория-то эта была не их. Они пришли сюда гонимые монголами. За короткий срок они завоевали громадное пространство. При том на пространстве этом никаких турок-османов ранее никогда не встречалось. Ко времени Сулеймана, турки являли собой замысловатый этнический конгломерат, состоявший в основном из потомков жителей погибшей Византии. Властолюбивая Хюррем была по происхождению то ли русской, то ли полькой. Ее союзник, Рустем-паша, был боснийцем, а знаменитый адмирал Хайр-ад-Дин Барбаросса -- греком. Завоевательная война была как бы душой империи, а янычарский корпус ее концентрированным выражением. Но так не могло продолжатся до бесконечности хотя бы из соображений ограниченности обитаемой поверхности Земли. Отец Сулеймана, Селим I был свирепым рубакой и об историческом будущем не задумывался. Сын его уперся в некий предел, за которым дальнейшая завоевательная экспансия была не возможна, по крайней мере в прежних объемах. Европа обладала слишком мощными ресурсами, к тому же стояла на пороге промышленной революции. Какие-то окраинные куски еще можно было отобрать, но не более того. Серьезнейшие соперники турок -- персы не были повержены. Вообще персидская держава за тысячелетия существования терпела лишь временные поражения и каждый раз возрождалась, как феникс из пепла. На севере крепло Московское царство. Ну и как жить дальше? Вдруг возникла ни более ни менее как опасность потери смысла исторического существования. И именно Сулейману необходимо было решить столь неотложную проблему. Интересно, понимал ли он это, или просто боролся за власть, то есть в данных условиях за свою жизнь.
   В настоящий момент мы никак не можем расспросить самого Сулеймана, а телевизионный сериал не годится для серьезных исторических выводов. Видимо султаном могли двигать какие-то личные мотивы, чувство самосохранения например. Он же таки был человеком. Но, как самодержавный властелин великой империи, Сулейман не мог игнорировать фундаментальные задачи государства. Иначе, они были бы решены и без его участия. Сулейман предпочел активную позицию. Требовалось хотя бы внешним образом сохранить блеск и силу Оттоманской Порты, но от перманентной внешней экспансии перейти к внутригосударственному обустройству. Худо бедно такой порядок был создан. Хотя и весьма не совершенный, но позволивший империи просуществовать еще около четырехсот лет. При преемниках Сулеймана шехзаде сидели смирно при отце, к делам правления не допускались вовсе. В нужный момент один из них становился очередным султаном, после чего торжествующий победитель приказывал рэзать менее удачливых соперников и в дальнейшем развлекался соответственно своим наклонностям. Один вот почему-то страшно не любил женщин и даже приказал подбить свои туфли специальными гвоздями, дабы все мокрохвостки разбегались при его приближении.
   У Оттоманской Порты и Российской империи, не смотря на существенные отличия, было все же нечто общее. Прежде всего в том, что это великие евразийские державы. Европейцы были вынужденны постоянно и довольно плотно контактировать с турками, но едва ли толком представляли элементарные подробности турецкого быта. Уж слишком сходства мало. Вот в европейской традиции так называемые одалиски считались чем-то вроде сексуальных рабынь, хотя это были всего лишь прислужницы наложниц султана. Господину вступать в любовную связь с прислугой было невместно, да и зачем, когда штатных наложниц девать некуда. Такие же басни европейцы рассказывали и о русских. Однако, русское государство возрастало вплоть до двадцатого века, а османская империя деградировала, хотя и случались отдельные рецидивы былого величия. Почему так? Отнюдь не все турецкие султаны женщин распугивали. Случались меж ними и очень благоразумные и даже воинственные. Кое-что еще удавалось откусить у соседей, особенно у слабеющих персов. Предпринимались серьезные попытки реформ по европейскому образцу подобно петровским реформам в России. Но как-то не сложилось.
   Попробуем рассмотреть отдельные известные нам проблемы, мешавшие туркам. Вот янычарская проблема например. Янычары все более и более ощущали свою невостребованность. И не то чтоб турецкому государству не нужна была дееспособная армия. Еще как нужна, ибо соседи все смелее тревожили слабеющую империю точно так, как престарелого царя Додона. Вот только золотого петушка никто не представил. Янычары же были чисто войском завоевателей и со временем начали сильно безобразничать. Пришлось их унимать и ликвидировать чуть не ценой гражданской войны. Но ведь справились. Опять же едва ли сей казус может сравнится со смутным временем в России. Да и петровские реформы привели к таком вымиранию населеня, которое сравнимо с чумной эпидемией.
   Выше упоминалась этническая проблема. Действительно, реальные турки-османы растворились и в первоначально довольно пестром населении покоренных областей, как ложка сахара растворяется в большой кружке горячего чая. Чай при этом не стал особенно сладким. Ну и что? Современные турки, исключая общины, не поддающиеся ассимиляции, такие как евреи или армяне, ощущают себя единой государственнообразующей нацией куда в большей степени, чем мы, русские. Смотрит ныне какой-нибудь турецкий обыватель вышепомянутый сериал да негодует по поводу интриганки Хюррем: ах она славянка такая сякая немазаная. А у нас все норманнскую теорию опровергают, каковая ничему не противоречит и никого не унижает.
   Ислам. Это уже серьезно. Мустафа Кемаль, прозванный Ататюрком, ислам ненавидел, называл его "гниющим трупом". А почему? С одной стороны он просто так ничего не говорил. Ататюрк реально сделал очень много. Он из руин Оттоманской Порты поднял единое и сильное государство, региональную державу. С другой стороны, ислам в Османской империи находился под полным государственным контролем, выполнял и довольно успешно функцию государственного института. Тут уж следует совершить небольшой исторический экскурс. Арабы были первоначально народом немногочисленным, но очень воинственным, испокон веку считались непобедимыми воинами, в отличие от тех же евреев, каковые претендовали на мировое господство, но воевать толком не умели. Арабам не хватало только идеологии. Мухаммед дал им таковую, и арабы покорили громадные территории. Правда в скором времени выдохлись. Держава их распалась. Испанию им и вовсе пришлось вернуть христианам. Арабы передали эстафету завоеваний ислама другим народам: персам, туркам-сельджукам, монголам и наконец осколку великого сельджукского султаната -- османам. Но ислам -- не просто религия, а скорее доктрина завоевания мира, что бы не говорили современные мусульмане. Никто не отменял предписания последователям Мухаммеда прийти на чужую территорию и указать местным жителям, как надо жить. Кто не поймет -закопать там же. Опять же, такое движение не может продолжаться вечно. Где-то местное население даст слабину, а где-то и вилы в задницу вставит. Русские так и поступили, предпочли веру православную заветам пророка. Насколько туркам удалось канализировать разрушительную энергию ислама, обратить ее в полезную государственную силу? Бог ведает. Турки всегда были прагматиками. В Аллаха верили, но поломать себе кайф излишними запретами не позволяли. Ататюрк строил светское государство европейского типа. У него были на это свои основания. Нынешние турецкие власти наоборот пытаются исламизировать страну. Глядишь и султана назначат. Правда, при любом раскладе, едва ли им удастся выбраться из дружеских объятий американов.
   Какие полезные выводы можно сделать из вышеприведенного исторического экскурса? Да никаких! И турки не сделают. Ибо и в России и в Турции отсутствует необходимый инструментарий. Вообще у нас, у русских, как-то всегда вяло с политической философией обстояло. То ли на вовсе такой тип мышления не свойственен? И власти не одобряли. Вспомним хотя бы крайне нервозную реакцию Николая I на выступление Петра Яковлевича Чаадаева. В Советском Союзе всякие попытки такого рода ликвидировал Иосиф Виссарионович Сталин. Он похоже не слишком любил так называемых интеллектуалов, считал их опасными, как для государства, так и для себя лично. Учитывая качество "мыслителей", невероятно расплодившихся у нас в конце девятнадцатого века, в начале двадцатого, и труды которых у нас сейчас упорно пытаются реабилитировать, вождь не так уж был не прав. Преемники же Сталина были столь умственно убогими, что может и слышали словосочетание "политическая философия", но прореагировать на него никак не могли, как свинья, по слухам, не может реагировать на все то, что находится выше ее головы. После неожиданного обретения свободы в девяностых годах двадцатого века в России вдруг как черти из банки повыскакивало значительное количество людей, именующих себя "политологи". Лично я, наблюдая их экзерциции, все время вспоминаю советский фильм "Емельян Пугачев". Там соратники представили Пугачеву отбитую у помещиков фисгармонию и попросили привести в действие (кстати Петр III действительно играл на нескольких музыкальных инструментах). Крыловская мартышка хотя бы имела представление, что существует такой прибор, именуемый "очками", и предназначен он для улучшения зрения. Бедный самозванец и этого не знает. Однако ему приходится делать какие-то телодвижения и вообще как-то выходить из ситуации. Так вот, современные российские политологи напоминают мне Пугачева, играющего на фисгармонии. Много сейчас шуму по поводу исламской угрозы. Де мол наступают сволочи, а скоро совсем придут и наших детушек сожрут. Наступают повсеместно, а все потому, что американы-сволочи разорили их осиное гнездо на Ближнем востоке. Вот они и поперли. В Москву же они валом валят еще и по той причине, что в Таджикистане рис не растет. Вот они и едут. У нас на стройках им риса немного насыпают. Еще они могут вволю угнетать белых женщин. Умные люди трактуют об каком-то "управляемом хаосе" и даже на некоего западного автора ссылаются. Не знаю, не читал. Вообще-то на Западе кое-какая политическая мысль до недавнего времени брезжила. Хотя сама фраза "управляемый хаос" из той же серии, что и "сухая вода". Скорее всего наши политологи чего-то неправильно поняли, или их гнусно обманули. Расчет американов скорее всего не так замысловат. Они видимо считают, что исламская цивилизация один раз уже проиграла англосаксонской, и нет никакого повода для реванша. Вот светские лидеры типа Хусейна или Асада, пытающиеся с той или иной степенью достоверности подражать англосаксам могут оказаться небезопасными. Кондовым же исламистам миру предложить уже давно нечего. Вот опять же вопли по поводу засилья исламских выходцев в Европе. Много их, а скоро будет совсем большинство. Ну если число арапов хотя бы приблизится к половине населения, то в Европе все начнут голодать, и французы и марокканцы. Ибо европейская Культура -- это не только Верлен и Оскар Уайлд, и даже не граф Лотреамон, а в первую голову эффективное сельское хозяйство и высокотехнологичная промышленность. Тут в инете не так давно наделала шума статья некоего страдающего литовца. А страдает он в Англи на предприятии, где разделывают и пакуют рыбу. Честно сказать, меня литовские страдания не сильно заинтересовали. И ведь пишет подлец по русски. Кому на хрен он по литовски нужен! Так вот, в страданиях меня заинтересовал один эпизод. Описывает страдалец одного арапа, который трудился рядом с ним. Сей арап не только работал спустя рукава, но и норовил запакостить фасуемую рыбу. Причем ему видимо никак не приходило в голову, что теоретически эту рыбу могут есть и его соплеменники или единоверцы. Разве что по всем арапским общинам была разослана весть: рыбу с такой-то фабрики не жрать! Но едва ли. Арапские выходцы в европейскую общину не интегрируются. Зачем, и так, по воле Алаха, это все их когда-нибудь будет. Следовательно, даже примитивную работу на европейских фабриках они будут выполнять скверно. Конечно, все в Европе может случится так, как описывает, скажем, Сорокин. Но сомнительно. Более вероятно, что в один прекрасный момент полиции будет дана отмашка на неограниченное применение спецсредств. Тогда арапы тихо разбредутся по своим ср...ным щелям и там помрут. Так же на пылающем Востоке. Обнесут его колючей проволокой и предоставят внутренним жителям развлекаться на свое усмотрение. Разве что когда банан другой через проволоку перебросят, дабы совсем не померли. Но вот пару выходов на Русь святую оставят обязательно.
   Короче, европейцы-то поди как-нибудь выкрутятся. Хитрые. Вот с турками сложнее. Ататюрк в свое время сделал великое дело -- поднял государство из праха. Туркам бы заветы Кемаля издать как новый Коран и каждому занюханному турецкому чиновнику вручить. Чтобы читал на ночь. А у них там вишь на телевидении девушка светского воспитания с мусульманкой спорит. Президента правоверного избрали. А Оттоманскую Порту подлая россиянка Хюррем разгромила.
   У нас еще хуже. Даже представить страшно. Мне как-то довелось увидеть фотографию одного нашего местного олигарха, стоящего над гигантским блюдом с громадными омарами. А на лице у олигарха отобразилась не радость, не равнодушие, а какое-то мучительное недоумение: ну что с этими раками аршинными делать?! То ли их на хвост нанизать, то ли себе в ж... плашмя засунуть. Вот ведь что за пропащая у нас сторона. Мало того, что все разворовали, так и пропить уворованное творчески не способны. Благо бы совсем не было заинтересованных. Кто-то при первых звуках адского горна убежит конечно. Но, во-первых, таковых будет не много, во-вторых, их сразу, как Остапа Бендера, лишат золотых побрякушек и отправят трудится на ту самую рыбную фабрику, откуда уволят пакостного арапа. Или даже оставят его в качестве старшего смены. Однако, подавляющему большинству-то бежать некуда. Все будущего боятся, понимают, что нужно чего-то делать. Но чего делать -- не знают, да и не умеют ничего. Умеют делать только всякие нелепые телодвижения и любить Путина.
   В заключение, хотелось бы остановить внимание на одной пикантной подробности: создатели турецкого сериала видимо не мудрствуя лукаво использовали в качестве первоисточника труд английского историка-востоковеда лорда Кинросса "Расцвет и упадок Османской империи". Именно из этой книги извлечен тезис о том, что Сулейман уничтожил всех своих дееспособных наследников и, в конечном итоге, передал трон бездарному Селиму, что и послужило причиной стагнации империи Османов. Конечно, эта версия имеет право на существование. Вот только англичан никак нельзя признать сугубыми друзьями турок, ни даже сочувствующими оным. Когда Османская империя слабела и покидала ранее зависимые от нее территории, то на на место турок приходили как раз англичане. После крушения империи англичане так и вовсе установили фактический протекторат, каковой позднее передали американцам. Для автора-англичанина, каким бы добросовестным он не был, история Османской империи -- прежде всего история поражения турецкой государственности пред английской. Турки совсем не случайно сняли вышеупомянутый сериал. Видимо призрак былого величия никак не дает им спать спокойно. Только получилось у них нечто вроде "рабыни Изауры", да и в качестве одного из первоисточников они использовали книгу врага, точно так же, как в свое время русский историк Карамзин, описывая царствование Ивана Грозного, использовал западные источники, очевидным образом клеветнические. Один мой знакомый как-то выразил недоумение: чего это у нас ныне так с турками дружить стали. Вроде бы ранее, не считая краткого периода времен Ататюрка, больше ссорились и воевали. А что бы нам турок не любить -- все на одни грабли наступаем к вящей радости тех же англосаксов.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Небольшое дополнение к статье "Личность в истории и неумолимое течение времени"

   Один мой знакомый написал мне по поводу вышеупомянутой статьи примерно следующее: турки его не заинтересовали, но получилось весело. Таким отзывом я был чрезвычайно огорчен: не уж-то писания мои, подобно творчеству сатирика Задорнова, могут заинтересовать только внешними эффектами, а содержание никому не интересно. Я-то, грешным делом, считал, что затрагиваемые мною темы уходят корнями своими в седую древность и имеют последствия в отдаленном будущем. Интересны же они прежде всего русским, но и для соседей вполне имеют определенный смысл, даже для Голландии, где проживает мой корреспондент. Так что турками всякому русскому интересоваться полезно, да и голландцу не во вред.
   Вот о чем я точно писать не хочу, так это об украинских безобразиях, хотя в событиях сих ныне только ленивый не поковырялся. Ибо события эти - пена наших дней, конечно, кровавая пена, но из-за этого еще менее привлекательная. Вообще, с моей точки зрения, интрига тут крайне банальна. С одной стороны, так называемые "украинцы" на нас, русских, очень похожи и очень любят повторять наши ошибки и несуразности. С другой стороны, существенная часть населения современной Украины русскими по крови не является. Даже их славянское происхождение под вопросом. В свое время, монголы шли в Европу, а дошли они аж до Адриатики, не по северным лесам и болотам. Тут они благоразумно повернули не дойдя до Новгорода. Шли завоеватели как раз по территории "незалежной", срезая на своем пути всяческий культурный слой подобно ножу бульдозера, гоня перед собой целые народы. Печенеги так до Венгрии добежали. Позднее территория эта фактически стала полем битвы между татарами и окрепшей Литвой. Литовцы, надо отдать им должное, татар били, и Киев отбили таки у них, а не у русских. Таким образом местность эта за столетия разора существенно запустела. Народец, пришедший позже на пустошь, представлял собой замысловатый конгломерат, смесь бульдога с носорогом. Происхождение современных киевлян от подданных Владимира Святого более чем сомнительна. Сходство с русскими, как я уже отмечал, у них имеется, но какое-то пародийное, кривое совсем.
   В итоге, смотрит нынешний "свидомый" в сторону России и русских, но видит, как в зеркале, лишь свое мерзейшее мурло, отчего, подобно Калибану, стервенеет крайне. Короче, ковыряться в столь не эстетичной субстанции для культурного человека не уместно.
   Происхождение турок-османов, также как и родственных им народов, крайне темно, этимология слова "тюрки" не вполне ясна. Современная наука вообще предпочитает трактовать о тюркской языковой группе, а не о тюркском этносе, ибо этнически говорящие на языках этой группы весьма неоднородны. Некоторые тюркоязычные народности имеют явно выраженные монголоидные черты, а некоторые -- чистые европеоиды, как современные турки. В свое время, европейским исследователям стал доступен перевод эпической поэмы Фирдоуси "Шахнаме". Поэма эта являлась литературной обработкой древнеиранского эпоса. В частности, там содержался любопытный пассаж: древние иранцы непримиримо враждовали со своими ближайшими соседями туранцами, или турами. Исходя из этого, некоторые историки объявили легендарных туров предками позднейших тюрок, что кстати позволяло отодвинуть начало соперничества турок-османов и персов в глубь тысячелетий. В настоящее время данная версия не поддерживается. Ныне принято считать, что туры -- такой же арийский народ, как и иранцы. Более того, может быть вообще единый народ с общим, или крайне схожими языками. Однако, туранцы вели полукочевой образ жизни, а жители Ирана полностью перешли к оседлому земледелию. Таким образом поссорились два близких народа на сугубо бытовой почве. Возможно туры считали, что иранцы изменили образу жизни общих предков. Тем не менее, в промежутках между войнами кочевники и землепашцы-скотоводы активно общались и взаимодействовали, а величайший правитель Ирана, Кей-Хосров так и вовсе был на три четверти туром.
   Шло время. В соседний с древним Ираном регион пришли иные люди. Откуда они взялись? Бог ведает, но никак не Лев Гумилёв! Говорили пришельцы на языке тюркской группы. Возможно это были те же арии, дошедшие до Дальнего Востока и повернувшие вспять ( перемычки между Азией и Северной Америкой тогда уже не было). По дороге они могли существенно смешаться с монголоидами. Опять же не ясно: в какой пропорции они соединились с автохтонным населением. Главное, что они утвердили свой язык. Может быть пришельцы заимствовали самоназвание местного населения "туры", а может быть дело в простом созвучии. Кто ведает? Позднее Иран пал под натиском арабов, иранцы утратили праотеческую веру. Тюрки так же приняли ислам, но полностью подчинится арабам не захотели. Где-то в районе современного Туркменистана зародилась великая сельджукская империя. Кстати, Сельджукам таки в конце концов удалось завоевать почти весь Иран. Но ничто не бывает вечным. Центральная власть слабела, империя раздробилась на несколько султанатов. Затем с Дальнего Востока пришла новая волна, сметающая все на своем пути, - монголы. Гонимые монголами, немногочисленные турки-османы покинули родину, обосновались на новом месте. Тут уж начинается история Великой Османской империи, о чем было сказано в предыдущей статье.
   Не знаю, осознавали ли это османские правители, скорее всего осознавали, но туркам в конечном итоге следовало вернутся на родину и закрепить весь этот регион в составе Оттоманской Порты. Таким образом достиглось бы единство исторических корней и имперского величия. Но не пришлось. Сначала османов наголову разгромил грозный Тимур, разгромил так, что само существование османского государства оказалось под вопросом. Турки очень потом чесались, при желании припасть к историческим корням. Затем
   окреп новый сильный соперник -- Московское царство, в последствии Российская империя. Борьба велась непримиримая, с переменным успехом. Вспомним хотя бы сожжение Москвы крымским ханом, бывшим в то время вассалом османского султана. Да и окружение армии Петра I, из которого тот едва спасся, чего стоило. Но звезда победы сияла таки русским, а не туркам. Блистательная Порта постепенно теряла свой блеск, а Российская империя крепла и умножалась. Наконец, район Средней Азии, покинутый некогда родом Османа, закрепился за Россией. При том, что у русских также была к туркам старинная и весьма принципиальная претензия -- Константинополь, он же Стамбул. Русские испокон веку считали Константинополь не только колыбелью веры православной, но и самоей российской государственности. Конечно, знаменитая Шапка Мономаха оказалась при ближайшем рассмотрении и вовсе тюркской золотой тюбетейкой -- символом власти степного хана, но ведь сложилась и устоялась легенда, что это был подарок византийского императора русскому великому князю, и, одновременно, благословение на власть царскую. По сложившейся европейской традиции, царский или королевский венец мог вручить претенденту только властитель высшего ранга -- император, римский или константинопольский. Хотя тот же Петр I ничтоже сумняшесь сам провозгласил себя императором так же, как Сулейман Великолепный не устроился привычным для его подданных титулом султана и провозгласился халифом, но претензии-то остались. Претензии, замечу, так никогда и не реализованные. Нету уже ни Османской, ни Российской империи. Даже Советская империя канула в Лету. Но бродит какой-то остаточный дух по задворкам, и у турок бродит, и у нас бродит, пугая Чубайса до кровавого поноса. Дух сей зовется имперским. Не знаю, понимает ли кто-то особенности этого призрака, но суть его в том, что и для русских, и для турок он единый и неделимый. То есть обрести плоть и кровь он может только в одном месте и в едином экземпляре. Я уже отмечал, что современные турки (они и по крови-то почти чистые славяне) и русские очень схожи, но в чем-то сильно разнятся. Но есть какая-то вековая цепь, которая и до конца сблизиться не позволяет, и совсем разбежаться не дает. И нет другой такой пары. Англосаксы -- наши смертельные враги и будут таковыми, пока существуют сами понятия "русский" или "англосакс". Иранцы за тысячелетия своего существования столь сильно видоизменились, что не смотря на общих предков стали чрезвычайно далеки от нас, русских. Да и вообще, держава Кира Великого в столь отдаленном прошлом, что потомки его едва ли и представляют, что сие такое. Зачем нынешним аятоллам империя? Им бы в своей деревне править. Китай -- это серьезно. Но они настолько особенные, настолько на нас не похожие, что трактовать о них совместно с кем-либо еще не возможно. Китайцы сами по себе, а все прочие отдельно. С ними бы вообще лучше, как во времена Советского Союза: по всей протяженности границы колючая проволока, в приграничной области лазер дальнобойный установлен. О туркменах и прочих таджиках вовсе речи нет. Эти потомки великих завоевателей за столетия существования на цивилизационной периферии одичали окончательно. Только и способны ныне в Москве из окон новостроек арматуру ронять, да над белыми женщинами надругаться. Вот если бы да турки да вернулись бы на свою историческую родину, они бы этих недоумков поставили в строй. Тогда бы туркмены-узбеки пукнуть без команды боялись.
   Так что бродит призрак-то, бродит, и пересекает российско-турецкую границу подлец без визы и таможенной декларации. Только вот отношение к нему в Турции и России разное. У нас имперскости принято как-то стеснятся, открещиваться от нее, пуще чем Путин от Кабаевой. А чего ради? Уж не по тому, что Путин -- не мужчина, и наше руководство вообще такое стеснительное. Видимо, за тем, что внешние хозяева нашей элиты не приветствуют, опасаются. Страшен англосаксам имперский призрак на русской земле. Вот халдеи и стараются, гонят постылый фантом. Хотя, казалось бы, всем понятно: либо Россия -- империя, либо нет ни России ни русских. Вот турки не стесняются. Чуть на каждом углу не кричат. А англосаксам наплевать. Не боятся. Почему?! Вообще турки могли бы взять на себя крайне полезную и необходимую миссию -- приструнить разбушевавшихся арапов. Когда-то они этим регионом владели, и все было тихо, патриархально. Никакого ваххабизма не наблюдалось. Блоггер Эль Мюрид приписывает Исламскому государству умное и профессиональное руководство. Не знаю, не общался. Однако, местные верблюды по моему разумению куда как умнее и профессиональнее. Совсем народ одичал. Даже негры в Африке ведут себя более разумно. Кстати, если внимательно прочитать сборник "Тысяча и одна ночь", где соответствующий пассаж повторяется не раз и не два, то можно сделать вывод, что арабы африканцев за людей не считали вовсе, а чем-то вроде по какому-то недоразумению заговоривших обезьян. Зачем уж так себя опускать? Впрочем, это их проблемы. Вот если бы турки без всякой пощады прочесали взбесившийся регион, а они это делать умеют, то всякий нормальный человек во всем цивилизованном мире был бы им крайне благодарен.
   Вопрос: остановились бы турки на достигнутом, или бы двинулись далее крымские сливы кушать? Вопрос риторический, ибо не движутся турки ни туда, ни сюда. Только сериалы снимают и вздыхают по прошедшему "Великолепному веку". Подлая хохлушка Хюррем у них всю Оттоманскую Порту расковыряла, шпилькой должно быть, а Селим II -- дебил, имперское величие в нужник слил. Почему-то никому в голову не приходит, что братец Селима, мешком ушибленный Баязид, окажись он на троне, скорее всего привел бы государство к скоротечной катастрофе. Покойный Ататюрк был чрезвычайно смелым человеком, не верил ни в Бога, ни в черта, государство из пропасти выволок. Правда против цирроза печени не устоял. Его преемники -- ни то, ни се. Есть очень старый анекдот, восходящий ко временам античности. Осел беседует с конем. А трактует он о том, что не худо бы ему из ослов записаться в лошади. Больно тяжела жизнь ослячая: корма почти не дают, все время заставляют работать, чуть что палкой лупят. А коней особенно не напрягают, кормят вволю, холят, чистят, уважают. Вот только одним жеребец не доволен: к кобылам ни-ни, ни под каким видом! Анекдот заключается тем, что осел решает: уж лучше пусть лупят, но зато с-с-секс! Создаются такое впечатление что стоят турки и все думают: то ли нам к коням пойти, то ли к ослам. А нельзя так. Могут одномоментно пришибить, и секса не будет. У нас еще срамнее. Вылезет Путин на трибуну, ручки в боки упрет, да и объявит: мы не кони, мы не ослы, мы -- россияне! Ура-а-а!
  
  

3

  

9

  

13

  

21

  

29

  

31

  

39

  

45

  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"