Аннотация: Казанова. История невероятного побега в День всех святых.
љ 2011 Олег Сухачевский
"И затем мы увидели звёзды..."
Казанова. История невероятного побега в День всех святых
Джакомо Джироламо Казанова (1725-1798) - представитель плеяды знаменитых авантюристов XVIII века широко известен как символ удачливого любовника. Сердцеед побывал во множестве стран, встречался с великими мира сего, его жизнь богата приключениями настолько, что знаменитые мемуары "История моей жизни" читаются, как захватывающий роман. Один из наиболее ярких эпизодов его биографии - побег из ужасной тюрьмы Пьомби.
Очутился он там 26 июля 1755 г. за весьма важный по тем временам проступок. По доносу у него обнаружили так называемую "Книгу Зогар" - основную и самую известную книгу каббалистической литературы. Это послужило основанием для ещё более серьёзного обвинения в ереси и общении с духами. Инквизиция не стала беспокоиться о таких мелочах, как доказательства, впоследствии историкам не удалось обнаружить даже следственного дела, но им стал известен срок заключения - пять лет. Вряд ли об этом знал Казанова, наверняка он был убеждён в бессрочном заключении, иначе не задумал бы бежать...
Венецианская тюрьма Пьомби имела дурную славу и считалось, что побег оттуда невозможен. Дело в том, что находилась она в верхних этажах Дворца дожей, крыша которого была покрыта свинцом (отсюда название Пьомби - свинцовая), летом узники задыхались от жары, идущей с раскалённой крыши, а зимой по той же причине тряслись от холода...
Первые часы узник провёл в одиночестве, ему казалось, что про него забыли. Джакомо лежал в пекле, обливаясь потом и опасался, что его бросят тут умирать от жажды и голода. Самое неприятное, что он не имел понятия о причинах своего ареста и не ведал приговора. Он сознавал себя невинно страдающим, и впадал то в бешенство, то в глубокое забытьё. Наконец, устав от неизвестности, заключённый "впервые за тридцать лет жизни призвал на помощь философию" и постарался успокоиться.
Казанова надеялся, что проступок его невелик и скоро его отпустят, но утром в камере наконец появился тюремщик по имени Лоренцо, который заявил:
- Коли вы надеетесь, что вас сюда посадили всего на одну ночь, то вы ошибаетесь.
Заключение так тяжело подействовало на Казанову, что он захворал. Он был весь разбит, обессилел. Ночью узник не мог сомкнуть глаз, его беспокоил шум крыс в соседней камере, днём терзали блохи, доводившие до судорог. Заключённый в узкой камере он был лишён света, движения и даже воздуха. Стоял июль, стены тюрьмы раскалились, Казанова целыми днями сидел голый, но пот лил с него ручьём в буквальном смысле - на полу возле кресла стояли лужицы.
Состояние его было столь тяжёлым, что на это обратил внимание Лоренцо, который и вызвал врача. Тот осмотрел заключённого и потребовал перевода в другую камеру. Казанова отказался, опасаясь крыс, что по-прежнему гомонили по ночам.
Так прошли июль, август и сентябрь... Всё это время заключённого ни разу не вызвали на допрос, и он пришёл к выводу что его заживо похоронили в этом склепе. Он принял окончательное решение: либо бежать, либо напасть на тюремщиков, чтобы его убили в схватке.
Несмотря на болезнь, Казанова не оставил идеи побега, но план имел множество сложностей. Дело в том, что в тюрьму имелся только один вход - из зала заседаний инквизиции через знаменитый Мост Вздохов, проходя через который приговорённый мог в последний раз увидеть морской простор. Вход открывался один раз в сутки, для смены стражи, всё остальное время он был заперт. Побег через окно исключался - Казанова находился в западном отделении, окна которого выходили во двор. Однако узник знал немаловажную деталь - прямо под его ногами находился зал заседаний совета инквизиции. Он решил использовать это и бежать через пол, пробуравив отверстие и спустившись в зал заседаний, когда войдут первые посетители.
Казанова был уверен в успехе: "Я всегда верил: если придет в голову человеку некий замысел и если станет он заниматься только воплощением его, то, невзирая на любые трудности, непременно добьется своего".
Но где взять инструмент? Подкупить стражника невозможно - нет денег, союзников с воли тоже ждать бессмысленно. Помог случай.
Камера, где содержался узник, была столь мала, что ему разрешили выходить в соседнее помещение во время уборки. Там в куче хлама он увидел "что-то вроде засова - совершенно прямой прут толщиной в мой мизинец и длиной в полтора фута", а в соседнем ящике - кусок чёрного мрамора. Джакомо сразу же обратил внимание на эти предметы, но сделал вид, что они ему безразличны.
С момента ареста прошло полгода, наступил 1756 год, который принёс радостные вести. Де Брагадин, названый отец Казановы, вымолил у инквизиторов позволение передать сыну тёплую одежду, книги и некоторую сумму денег.
Воодушевлённый этой весточкой, Казанова с новыми силами принялся обдумывать план побега и вспомнил про задвижку и кусок мрамора, что видел в мусоре. Он спрятал предметы и тем же вечером попробовал точить железо о мрамор. Это удалось и через некоторое время узник стал обладателем ценнейшего инструмента - долота "толщиною в дюйм, а длиною дюймов в двадцать". Понимая, что ему несказанно повезло, Казанова спрятал сокровище в обивке кресла.
Он приступил к осуществлению своего плана - побегу через пол. Джакомо рассчитывал разобрать перекрытие, спуститься в зал заседаний, а утром, когда дверь откроется, выскользнуть и бежать, проложив путь своим оружием, если потребуется. План вполне осуществимый, но неясно было, куда девать мусор, образующийся в процессе работы?
Тогда Казанова пошёл на уловку: он разыграл приступ удушающего кашля, уколол палец, и показал окровавленный платок. Вызванный врач распорядился не мести пол камеры, чтобы не поднимать пыли. Это было кстати, но пока подготовку побега пришлось отложить до тёплых дней - держать орудие в озябших ладонях было решительно невозможно. "Затея моя - пишет Джакомо, - требовала ума предусмотрительного, полного решимости избежать всего, что возможно без труда предвидеть, храброго и отважного...".
Перед Пасхой к нему явился священник-иезуит, который в беседе "предсказал", что освобождение состоится в день именин. По католическому обычаю Казанова имел несколько имён, он принялся молиться всем своим небесным покровителям, но тщётно. Все именины прошли, а он по-прежнему находился в свинцовой тюрьме. Окончательно убедившись, что на святых положиться нельзя, Джакомо приступил к самостоятельному осуществлению плана.
Из подручных средств ему удалось соорудить лампу, которая облегчила ночную работу. Казанова ковырял лиственичный пол прямо под кроватью, а мусор тайком выбрасывал в кучу хлама в соседней камере. Работа продвигалась... В течение трёх недель узник пробился сквозь трёхслойное деревянное перекрытие и тут его постигло разочарование - встретился слой твердейшей мраморной кладки перед которым его орудие оказалось бессильным. Долото скользило, почти не оставляя царапин. Казанова пришёл в отчаяние, но не прекратил обдумывание побега.
Заключённый был начитанным человеком и "припомнил, что Ганнибал, как пишет Тит Ливий, проделал проход сквозь Альпы, размягчая скалы уксусом и затем раскалывая их ударами меча". Казанова ухватился за эту идею, ведь уксус для приправы пищи у него был. Опыт увенчался успехом - мрамор размягчился настолько, что вскоре препятствие было преодолено и появился нижний слой перекрытия, снова из дерева.
Казанова проделал маленькое отверстие и взглянул вниз. Он убедился, что не ошибся: под ним находился зал заседаний Совета Десяти и инквизиции. Работа была почти окончена, как вдруг...
В полдень 25 августа в камеру вошёл тюремщик.
- Поздравляю, сударь, я вам принес добрые вести, - объявил он.
Подумав, что его освобождают, Казанова захотел переодеться, но тюремщик сказал:
- Это ненужно, вам всего лишь надобно перейти из этой гнусной темницы в другую, светлую и совсем новую, там через два окна видно вам будет пол-Венеции, там вы сможете распрямиться, там...
Джакомо похолодел. Впоследствии он признается, что это был самый страшный день в его жизни. Немудрено, ведь если попытка побега вскроется, ему грозит заключение в подвале Пьомби - куда более страшном месте, чем тюрьма на верхних этажах. Вот как его описывает Казанова:
"Во Дворце Дожей ...в распоряжении Государственных инквизиторов есть ...девятнадцать ужасных подземных темниц; к ним приговаривают преступников, заслуживающих смерти. ...Эти девятнадцать подземных тюрем в точности напоминают могилы, но называются Поцци, колодцы, ибо там всегда стоит на два фута морская вода, попадающая через то же зарешеченное отверстие, откуда проникает в камеры немного света; размером эти отверстия всего в квадратный фут. Узник, если только не нравится ему стоять целыми днями по колено в соленой воде, должен сидеть на козлах, где лежит его тюфяк и куда на рассвете кладут ему воду и кусок хлеба; хлеб ему надобно съесть сразу, ибо, если он замешкается, жирнейшие морские крысы вырвут его из рук".
Узнав о переводе, он попробовал протестовать, мол, не надо, я тут привык, но Лоренцо объявил, что об этом не может быть и речи. К тому же отказ от переезда из ада в рай выглядел подозрительно. Пришлось подчиниться...
Лоренцо первым делом распорядился перенести кресло Казановы с припрятанным в нём долотом. Вслед за ним переселился и узник. Камера в самом деле оказалась лучше - светлая, просторная, с окном, выходящим на Венецию. Но дыра в полу... Её обязательно заметят! Казанова уселся в кресло и стал покорно ждать своей участи.
"Я сидел в креслах, словно пораженный громом, и неподвижный, как статуя, - вспоминает Казанова, - я понимал, что все труды мои пошли прахом, но раскаиваться мне не в чем. У меня отняли надежду, и я не мог доставить себе иного облегчения, кроме как не думать, что со мною станется дальше".
Вскоре в камеру ворвался разъярённый Лоренцо. Он орал, изрыгал проклятия, угрожал. Наконец он затих и распорядился обыскать заключённного. Казанова встал, разделся донага, уселся в кресло и решительно заявил:
- Можете обыскивать мою одежду, но не смейте прикасаться ко мне!
Тюремщики обшарили все вещи узника, кроме кресла. Казанова понимал, что рано или поздно его орудие будет найдено, поэтому намекнул Лоренцо, что если его допросят по поводу попытки побега, то он сообщит, что инструменты доставил тюремщик. По существу так и было. Шантаж подействовал, Лоренцо решил не звонить во все колокола, но вместо этого принялся изводить Казанову мелкими придирками. Судя по всему, стражник этот был невеликого ума человек, потому что не понял, что орудие, которым узник проделал дыру в полу, осталось с ним, значит возможен новый побег.
Лоренцо, издеваясь над узником, всё же понимал некоторую зависимость от него, ведь именно Казанова давал деньги, на которые Лоренцо покупал продукты и книги. Сдача от покупок неизменно доставалась недалёкому тюремщику. Когда он в очередной раз попросил купить новых книг, Лоренцо стал отговаривать его, мол в тюрьме много других арестантов, у которых есть книги. Пусть Казанова обменивается с ними, а Лоренцо будет передавать их.
Сразу же пришла мысль вкладывать в книги записки, которые не мог прочесть неграмотный Лоренцо. Таким образом заключённый сумел установить связь с другими "постояльцами" отеля Пьомби. Одним из соседей оказался патер Бальби, в переписке между ними и родился новый план.
Казанова в блюде с исконно итальянским блюдом - макаронами - передал своё долото монаху. Бальби разбирал потолок, а в те часы, когда работать было нельзя, дыру прикрывала картина с изображением святого. После того как потолок в камере Бальи был разобран, патер перебрался на чердак и взялся за потолок над головой Казановы - их камеры были смежными. Узники рассчитывали разобрав свинцовую кровлю, выбраться на крышу, оттуда спуститься на землю и бежать.
Казанова решил по старой памяти погадать каббалистическими методами и узнать, когда же он покинет ненавистную камеру? Гадание предсказало, что это произойдёт "между концом октября и началом ноября" - в канун Дня всех святых. Джакомо сразу поверил в это предсказание и назначил побег именно на ночь с 31 октября на 1 ноября 1756 года.
Наступила роковая ночь, на колокольне Святого Марка пробило 19 часов... Бальби принялся за работу и вскоре предстал перед Казановой. Монах принялся готовить верёвки из полос простыней, связанных вместе, а наш герой, получив назад заслуженное долото, поднялся на чердак и осмотрел перекрытие. Он легко снял прогнившую настилку крыши, и вдвоём с Бальби они отодрали несколько свинцовых листов, образовав отверстие, достаточное для взрослого мужчины.
Выглянув наружу Казанова вдохнул воздух свободы - он был чист и свеж. Стояла безоблачная венецианская ночь, на небе блистал лунный серп. Казанова хорошо знал, что в такую погоду улицы полны праздношатающейся публики, и в ярком лунном свете две фигуры, пробирающиеся по крышам, будут хорошо заметны. Посовещавшись, товарищи решили подождать полуночи, когда месяц скроется. В тишине и ожидании прошло несколько часов.
Когда Казанова и Бальби с верёвками и сменой одежды снова выбрались на крышу, луна уже закатилась, но возникла другая опасность - пал густой влажный туман, свинцовая крыша осклизла. Можно было сорваться вниз...
- С меня, дорогой мой, довольно будет и того, чтобы туман был не масляный, - философски заметил Джакомо.
Заключённые, помогая друг другу, выбрались через пролом наружу. "И затем мы вышли и снова увидели звёзды"... - написал в своих мемуарах Казанова.
На кровле было в самом деле скользко, но всё-таки беглецы сумели добраться до конька крыши. Оттуда стало видно, что у них всего два пути - прыгнуть вниз, в воду венецианских каналов или вернуться назад в камеру. И тут наш герой заметил слуховое окно, выходившее на канал. Оставив Бальби ждать, он, рискуя в любой миг сорваться, сумел выбить решётку из слухового окна и заглянул в него. Осмотр убедил Казанову что так можно пробраться внутрь здания и выйти наружу. Обвязав Бальби вокруг пояса, Казанова спустил его вниз и стал думать как же спуститься самому?
Узник ещё раз огляделся и тут заметил, что на крыше явно происходил ремонт: виднелись чаны с известью, валялся инструмент и, главное, здесь лежала длинная лестница. Он сразу же понял, что этой лестницы будет достаточно, чтобы спуститься вниз. С риском для жизни Казанова умудрился спустить лестницу в слуховое окно и вскоре предстал перед радостным Бальби.
Из той камеры, куда они попали, беглецы проникли в соседнюю и тут вдруг на Казанову обрушилась внезапная необоримая усталость. Он лёг прямо на пол, положив узел с пожитками под голову и отключился. Видимо усталость, вызванная нервным и физическим напряжением, взяла своё. Встревоженный Бальби пытался разбудить его, но тщётно, Казанова проспал около трёх с половиной часов...
По счастью, проснулся он вовремя - Бальби сумел растолкать его перед рассветом. Придя в себя, Джакомо осмотрел в призрачном утреннем свете камеру, куда они попали и увидел дверь. Ему пришло в голову, что помещение не принадлежит тюрьме и из него может быть выход. Чудесный инструмент снова сослужил службу - с его помощью удалось взломать замок.
Беглецы оказались на широкой лестнице и очутились перед входом в зал - канцелярию дожей. Им удалось взломать и эту дверь и наконец перед ними оказалось последнее препятствие - выход на улицу. Дверь была огромной и крепкой. Тут и думать было нечего, справиться с ней мог только таран или пороховая мина. Приятелям не оставалось ничего, как положиться на Фортуну и надеяться, что она будет к ним благосклонна и в этот раз.
Они переоделись в чистую одежду, предусмотрительно взятую с собой, и стали ждать. Ожидание затягивалось и в конце концов стало нестерпимым... Не в силах далее пребывать в неизвестности, Казанова выглянул в окно и его заметили какие-то люди, проходившие по улице. Они сообщили швейцару, что в помещении кто-то есть. Казанова испугался, он думал, что это конец, но оказалось наоборот - счастливый случай спешил ему на помощь. Дверь отворилась, Казанова оттолкнул вошедшего сторожа и бросился вниз по лестнице, монах следовал за ним.
Беглецы вышли во двор дворца дожей, чтобы оказаться на улице им требовалось пройти по двору. В своей чистой новой одежде приятели не походили на заключённых, а скорее на двух гуляк, что задержались во дворце после какого-то дебоша. Быстрым шагом, но не переходя на бег, они прошли через площадь и очутились на набережной. Им снова улыбнулась удача - по каналу проплывала порожняя гондола. Через несколько дней Казанова перешёл границу Венеции...
Возможно, современному читателю покажутся неправдоподобными такие приключения, но сохранились косвенные доказательства правдивости рассказа Казановы - счета от плотника и слесаря, датированные 2 ноября 1756 года, днём после побега. Объём работы, проведённый ими, соответствует повреждениям, описанным Джакомо.
Побег Казановы из знаменитой тюрьмы Пьомби, где он провёл полтора года, широко прогремел по всей Европе и сослужил ему великую службу. Именно с этого момента начинается его слава, как авантюриста. При дворах монархов и вельмож "гвоздём" его рассказов всегда был побег из свинцового узилища, да и жителям нашего века есть чему поучиться в этой истории, где отчаяние переплелось с надеждой, а великий труд с разочарованием. Поистине, нет преграды, какую не преодолеет человек, знающий к чему стремится!