Аннотация: Что там, за дверью? Не узнаешь, пока не откроешь. Но иногда ответ зависит просто от того с какой стороны стоишь...
Там, за дверью
Я начала беспокоиться примерно через месяц. К тому времени стало понятно, что сестра не отвечает на попытки связаться с ней. И к тому нет никаких очевидных причин. Ничего такого из-за чего Аня могла быть на меня сердита настолько, чтобы проигнорировать все мои попытки достучаться до нее.
Аня была та еще штучка. Всегда. Но причин сердиться на меня у нее не было. Скорее уж наоборот. С тех пор как отбила у меня мальчика - его звали Герман - в выпускном классе и пошла с ним на свидание, а затем и на выпускной, Аня только и делала, что давала мне повод быть на нее сердитой. А я все никак не могла ответить ей тем же.
Сразу после выпускного Аня бросила Германа. Помню, как он явился под утро на порог нашего дома и со слезами на глазах умолял меня простить его. Стоял под окнами моей спальни, но я так и не показалась в окне, чтобы поговорить с ним. Я отвергла его как продукт второй свежести. Он понял, по моему молчанию, что совершил ошибку, променяв меня на сестру, что ему не будет прощения, и скоро ушел. И больше, не пытался заговорить со мной. Я его тоже избегала. Тогда он попробовал вернуться к Ане, но та уже вовсю увлекла собой другого мальчика года на три старше ее, его, кстати, Аня тоже бросила.
На метания Германа было больно смотреть, парень совсем запутался в том, кто из нас - я или Аня - ему ближе. Тогда я подумала, что если он не видел между нами особой разницы, так может оно и к лучшему, что у нас с ним ничего не сложилось. С тех пор я решила, что именно так и буду думать в дальнейшем. Что бы Аня ни вытворяла со своей и моей жизнью - несомненно, к лучшему.
Тем летом Аня поступила в университет на факультет ландшафтного дизайна, но дотянула только до зимних экзаменов. Училась она хорошо и могла бы продолжать, вот только дружбу в то время водила совсем не с тем с кем надо. Ее нового парня звали Молот. Вернее это было его прозвище, а настоящего его имени я не так и не узнала. Аня звала парня Молотом, и он отзывался на это имя, словно преданная собачонка. И еще он полностью оправдывал свое вымышленное имя, когда сильно сжимал при встрече мою тонкую ладонь своей огромной ручищей. Мне повезло, что таких встреч было не так уж и много. С Аней он проводил времени гораздо больше, и в его руках побывали не только ее ладони. Первое время ей нравилось такое обращение на грани грубости, а потом надоело, и Молот остался не у дел.
Но перед этим, сразу, после того как Молота отчислили из университета за неуспеваемость, Аня уехала с ним на его малую родину в пригород. Это случилось сразу после первых экзаменов.
По настоянию родителей, давно утративших всякий контроль над младшей дочерью, я как старшая, пыталась уговорить Аню остаться. Естественно, у меня ничего не вышло, и Аня уехала. Была зима. Из окна своей спальни я наблюдала, как сестра садиться в такси, и слабый снег нехотя заметает ее следы, тянущиеся от порога к проезжей части.
Все случилось четыре года назад. Казалось, старые обиды были забыты. Аня первой прислала мне электронное письмо, сообщила, где живет, чем занимается. Возвращаться домой не собиралась, но обещала регулярно выходить на связь. Не реже чем раз в неделю, мы обменивались звонками или списывались по электронной почте. С родителями Аня разговаривать не хотела, только со мной. Иногда мне начинало казаться, что Аня сделала из меня что-то вроде передаточного информационного звена между ней и родителями. Иногда меня это бесило и останавливало от признания в этом только то, что родителям всегда важно было знать - с Аней все в порядке, - и то с каким особым чувством они ждали от меня этих слов.
Аня так и не смогла - а скорее не захотела - закончить образование. Хотя ей едва ли не с детства нравился ландшафтный дизайн время, очевидно, было упущено. К тому же очень рано Аня поняла, что благодаря эффектной внешности, она может пользоваться успехом не только у мальчиков. Внешность может приносить деньги. Некоторое время Аня подрабатывала моделью в местном рекламном агентстве. Платили там не много, но регулярно. Некоторые ее фото попадались мне в журналах, часть из них была очень даже ничего. На других же фото - в основном это была реклама ночных клубов - Аня была не совсем одета. Родителям я их не показывала, потому что они такого бы не одобрили, расстроились, в очередной раз попросили бы меня сделать что-нибудь. Они почему-то давно и всерьез решили, что в нашей семье, только я имею на сестру влияние. Здесь они сильно заблуждались.
В общем мы с сестрой жили порознь и такая ситуация нас устраивала. Каждый занимается, чем хочет и живет, как может. И все, ну, за исключением, может быть, родителей, счастливы.
И все же, что-то - наверное, отголоски сестринской любви - шевельнулось во мне, когда в очередной раз я позвонила Ане и не дозвонилась. Это шевеление нарастало день ото дня, пока не оформилось в осознанное беспокойство.
Вот что я делала, чтобы снять напряжение:
засыпала Аню телефонными сообщениями, все они старательно записывались на автоответчик, пока там не кончилось место для записи. Очевидно, никто за весь месяц пока я звонила, так и не подошел к аппарату, чтобы прослушать пленку и перемотать на начало;
мобильный Ани не отвечал, эс-эм-эс оставались без ответа. Потом, очевидно, в телефоне разрядился аккумулятор, и он отключился;
сообщения, которые я ежедневно отправляла по электронной почте, также оставались без ответа.
Я была настойчива до занудства, но все без толку. Уговаривала себя, что делаю достаточно, учитывая наши непростые отношения. В итоге, после того как однажды отец спросил меня как там Аня, и мне пришлось наврать, глядя ему в глаза, что с ней полный порядок, я решила поехать к ней, и убедиться, что так оно и есть. Аня как-то обмолвилась адресом. Так что где ее искать, я приблизительно представляла.
Для поездки выбрала раннее утро субботы, взяла напрокат автомобиль, заплатила за два дня, рассчитывая, впрочем, вернуться тем же днем ближе к вечеру. Засиживаться у Ани, если с ней все в порядке, я не собиралась.
Машин ранним утром на дороге почти не было, улицы были пустынны, я легко миновала те места, где в другое время могли образоваться заторы и пробки, и на всем пути мне определенно сопутствовала удача.
Права я получила около года назад, но поскольку своего авто у меня пока не было, мне хронически недоставало практики. Отец запретил мне брать его автомобиль даже чтобы доехать до супермаркета в соседнем квартале. Тем более не могло быть и речи о поездке в другой город. Отец говорил, что я вожу слишком педантично - соблюдаю все знаки и скоростной режим, пропускаю пешеходов на зебре и все в таком духе. Он пытался объяснить мне, что так дела не делаются. Я же никак не могла его понять. До тех пор пока не угодила в небольшое столкновение. Помню, что слишком сильно затормозила на желтом, сменяющимся на красный, сигнале светофора, вместо того чтобы просто проехать через перекресток. Ни к чему хорошему это не привело - ехавший следом автомобиль поцеловал наш багажник. Отец, сидевший на переднем сиденье, долго не мог справиться с негодованием, причем не на виноватого водителя, а на меня, его родную дочь. Тогда я начала кое-что понимать, но было уже поздно. Водить его машину отец мне больше не доверил.
Теперь в паре мест я даже превысила разрешенную скорость - узнай об этом отец, он мог бы гордиться мной. Естественно, я не сказала ему, что для поездки вынуждена арендовать автомобиль. Вообще о моих планах на то субботнее утро никто не знал. Родители, друзья, знакомые, соседи - все остались в неведении.
Я была в Александровске только раз, и плохо не ориентировалась в названиях улиц и площадей. Чтобы добраться до жилища Анны пришлось несколько раз остановиться и расспросить дорогу. Хоть Аня и любила повторять, что у меня пространственный кретинизм в последней стадии и трех соснах я ориентируюсь хуже, чем в лесу до нужной улицы я добралась на удивление быстро. Дорожный знак в ее начале говорил о том, что дальше проезд закрыт. Я не стала спорить и аккуратно припарковалась, в разрешенной зоне и дальше пошла пешком.
Дома никого не было.
Одноэтажное строение, куда привел известный мне адрес, относилось к немногочисленной частной застройке. Дом был ветхий, явно доживающий свой век. А значит, довольно дешевый для постояльцев, что в первую очередь, наверное, и привлекло Аню. Хотя от самого места мне явно было не по себе. Улица была длинной уходившей куда-то в не бытие, дорожное покрытие в рытвинах, что, по всей видимости, и явилось причиной установки знака, запрещающего движение в начале улицы. Пешеходная дорожка напоминала узкую тропку. На улице не было никого, за все время, что я шла, только одинокий кот лениво перебежал дорогу. Было уже светло и стремительно теплело, но холодные порывы ветра, словно не зная других направлений, со свистом проносились по вдоль улицы, ударяя в спину, и мурашки в предчувствии чего-то ужасного расползались под кожей.
Все настраивало на неудачу, все как будто было против, когда я воспользовалась дверным звонком. Никто не ответил. Позвонила еще раз. Жалобная трель звонка была единственным звуком на всю округу. Отчего-то мне стало совсем тоскливо. Забарабанила рукой в дверь, и та бы слетела с петель, если бы я была понастойчивее. Заглянула в окно, оно было задернуто шторой с внутренней стороны, так что мне почти ничего не удалось разглядеть. Снова вернулась на порог. Поискала ключ и, конечно же, не нашла. Постояла, чувствуя себя обманутой. В очередной раз. Развернулась спиной к двери, ударила с досады каблуком туфли. Если честно, то найти Аню вот так запросто я и не рассчитывала, поэтому самое время было вернуться к машине, отыскать ближайший полицейский участок, пожаловаться властям, чтобы те зашевелились и начали поиски, поехать домой, рассказать все родителям...
Так бы я и сделала, но тут взгляд мой упал на другое окно, которое было дальше того, в которое я пыталась заглянуть. Не знаю, кого следовало бы благодарить - мои зоркие глаза или слепую удачу, но оконная створка была приоткрыта. На сантиметр или два от нижнего края, как я убедилась, подойдя ближе. Щели оказалось достаточно, чтобы просунуть в нее пальцы и попытаться приподнять створку.
Я подумала с минуту целесообразно ли это. Я не знала, жила ли здесь Аня, тем более, пока мне не встретилось ни малейшего намека на то, что она здесь жила. И если так, то мои дальнейшие действия могли быть расценены как проникновение в чужое жилище. А это уже преступление. Потом решила, что с хозяином дома, кто бы он ни был, если он вдруг появиться, я, как ни будь смогу договориться.
Прежде чем браться за створку, огляделась по сторонам. На улице по-прежнему никого не было, только в доме напротив, мелькнула в окне какая-то неясная тень и тут же исчезла. Тень за окном и ветер, гулявший по кустам и ветвям деревьев, холодный не смотря на теплое утро. И больше никого.
Отринув сомнения, я просунула пальцы в зазор между створкой и основанием рамы. Главное с опозданием подумала я, чтобы створка, выглядевшая не менее дряхлой, чем дверь, не упала вниз и не отдавила мне пальцы. Опасения оказались напрасны. Створку, очевидно, заело на пути вниз, поэтому окно осталось не закрытым. Возможно, оно оставалось в таком положении, в каком я его нашла, уже долгое время.
Приподнять створку удалось не намного, что-то мешало давно изношенному механизму. Но усилия, от которых бросило в пот, не прошли даром. Расстояние было достаточным, чтобы протиснуть в образовавшийся проем голову. Что я и сделала. Затем прошли плечи и руки, а за ними и все остальное. Я ухватилась за край подоконника, чтобы втянуть себя в образовавшуюся щель. С опозданием я заметила, что подоконник бы полон пыли - часть я стерла, провезя по нему грудью и запачкав блузку.
Так я оказалась дома у Ани.
Теперь не было сомнений, Аня жила здесь. Беглый осмотр показал, что в шкафу остались некоторые из ее вещей, Аня она носила их еще со времен учебы в университете. Я отлично помнила все ее мини-юбки и цветастые шорты и комплекты нижнего белья, которыми она так хвалилась. Все они были здесь в шкафу в спальной комнате.
Именно там я оказалась, спрыгнув с подоконника. Комната без ремонта, стены без обоев, скрипучий пол с облупившейся синей краской. Дерево прогибалось при ходьбе. Ничего интересного и довольно уныло, если не сказать мрачно.
В главной комнате, служившей гостиной, та же картина. На полу я нашла телефон с автоответчиком. Нажала на кнопку прослушивания сообщений и услышала свой голос. Теперь не было сомнений - из дома я звонила именно сюда.
Впрочем, вряд ли в этой лачуге могла поселиться какая-нибудь еще девица, одевающаяся столь же откровенно как моя сестра, и которую устроил бы царящий вокруг неуют. И к тому же курящая "Rich" с малиновым вкусом. Пустую пачку я обнаружила, заглянув под диван. Как все вокруг пачка была с толстым налетом пыли. Не обнаружив нигде мусорного бачка или пакета, я оставила ее рядом с телефоном.
Кухня была маленькой с полным отсутствием продуктов в шкафчиках кухонного гарнитура и минимальным в холодильнике. Но и они по части того, чтобы съесть их вызывали опасения. Срок годности многих из них, как показал мой беглый осмотр, закончился. Причем у самых стойких уже как с неделю. Я не стала ничего выкидывать - просто не нашла куда.
В прихожей, куда я направилась из кухни, обнаружились ключи. Очевидно, запасной комплект. Они отлично подходили к дверным замкам. Я воспользовалась ими, чтобы открыть входную дверь. Но сначала заглянула в ванную комнату и убедилась, что вода из крана не течет.
Потом я вышла на улицу. Блузка по-прежнему была запачкана пылью и по штанине джинсов с правой стороны тянулась серая полоса. Я оттерла их, как могла, и пока занималась этим, думала, как быть дальше. Пока я нашла только дом, в котором уже давно никто не живет, такое обилие пыли даже Аня не смогла бы переносить.
Что если расспросить соседей?
Унылый вид, открывающийся с порога, не располагал к задушевным разговорам. Да и говорить было не с кем. На улице никого не было, не смотря на выходной и десятый час пополудни. Ни взрослых, ни детей. В доме напротив кто-то тенью прошел мимо окна, чуть задержавшись, чтобы посмотреть. И больше ничего.
Ах, да, был еще ветер. Он напомнил о себе холодным порывом, ударив в лицо и заставив прослезиться.
Я заперла дверь, положила ключ в задний карман джинсов и всем назло направилась к ближайшему соседскому дому. Не тому где маячила чья-то тень - этот дом и тень внушали какое-то ничем не обоснованное чувство тревоги - а к тем, что стояли дальше вверх по улице.
Окна первого дома оказались заколоченными крест-накрест плоскими деревянными рейками, а сам дом был и выглядел совершенно пустым и безлюдным. Второй оказался не лучше первого - он был двухэтажный, окна на первом этаже были выбиты, дверь широко распахнута. Зачем-то мне понадобилось подойти ближе и с глупым видом заглянуть внутрь. Мой силуэт закрыл собой проникавший через открытую дверь солнечный свет. Моя собственная густая тень и производимый шум напугали притаившихся в темных уголках первого этажа крыс. Они шарахнулись в разные стороны, подметая хвостами порядком загаженный пол. Крысы убрались так быстро, что я даже не успела поморщиться от отвращения. Окончательно стало понятно, что дом необитаем. На обратном пути к тротуару на глаза мне попался кот. Его зеленые глаза хищно блестели в предвкушении скорой охоты.
Следующий дом тоже оказался необитаем. Теперь у меня не было иллюзий относительно этой улицы. На ней никто уже давно не жил. За исключением моей сестры в недалеком прошлом и дома напротив ее жилища, в котором, по-прежнему кто-то был.
Неожиданно мне захотелось крепко обнять себя, чтобы унять невольно подступившую дрожь, но я сдержалась. Стоило мне подумать об этом доме и тени за его окном, как унявшееся волнение поднималось во мне с новой силой.
Я перешла улицу, прошла в обратном направлении мимо еще трех пустых домов разной степени заброшенности, пока не остановилась перед тем самым домом. Он внушал беспокойство и одновременно тянул к себе как магнит. Если я собираюсь, хоть что-нибудь выяснить о сестре, прежде чем обратиться в полицию, стоило пойти туда и расспросить того, кто там живет. Никакой опасности за этими стенами нет, а дрожу я не от страха, а от ветра.
Возможно, то был самый отчаянный мой поступок, совершенный вопреки здравому смыслу и житейской логике, но быстро собравшись с духом, как можно более твердым шагом я проследовала к двери и нажала на кнопку звонка.
Шарканье тапок по полу как будто их обладатель едва отрывает от него ноги, раздалось почти сразу же, как смолк звонок. Словно хозяин дома только и делал, что ждал, когда я приду на порог и позвоню.
Дверь открылась. Не знаю, кого я рассчитывала увидеть, но передо мной оказался мужчина, ростом чуть выше меня, c копной длинных давно нечесаных волос цвета ржавчины и пивным брюшком. Он был одет в грязную всю в пятнах от краски разных цветов белую майку и протертые на коленках старые спортивные брюки. Круглое лицо казалось, не выражало никакой заинтересованности моим появлением.
- Извините, что отвлекаю от дел, - произнесла я, стараясь не выдать волнения, - я разыскиваю свою сестру. Она жила в доме напротив. Вы были соседями. Очевидно, она переехала некоторое время назад, а мне новый адрес сообщить забыла. И с тех пор я никак не могу ее найти. Может быть, она вам сообщила куда уехала?
А лучше держалась бы она от вас подальше, вдруг подумала я, но все же выдавила запоздалую улыбку. Моя учтивость, казалось, была мужчине до лампочки. Он лениво поковырял в носу, достал козявку и будничным жестом отшвырнул в сторону. Потом заговорил.
- Если и так, киска, то мне о том не известно. В доме старого Павла никто давно не живет. Так, приют всяческой дряни, вроде наркоманов или хиппи. Была, кстати, одна девка. Не одна - с парнем. Любовь крутила, все дела. Потом парень свалил, куда она сама делась, не знаю. Я ведь перед окном не весь день торчу.
Его маленькие глазки медленно двигались из стороны в сторону вверх-вниз, вверх-вниз нигде не задерживаясь но в то же время не оставляя сомнений - они пристально изучают меня.
- Спасибо за помощь. Я, наверное, пойду. Извините, за беспокойство.
Я собиралась поступить, как сказала, но тут мужчина снова заговорил.
- Между прочим, киска, я видел, как ты проникла в дом старого Павла через окно. Он велел мне присматривать за домом перед смертью и ему бы такое не понравилось. Я мог бы донести в полицию о проникновении в жилище.
- Так почему же не донесли? - решилась спросить я.
- Старый Павел недолюбливал полицейских больше чем всяких долбанных хиппи. А уж воришек тем более. И мне строго наказал, чтобы ноги полицейской в его доме не было. Так что я решил подождать, посмотреть что будет.
Он помолчал с секунду, его глаза продолжали изучать меня.
- Так что киска, если к вечеру не уберешься оттуда я приму меры.
Мужчина плотоядно улыбнулся, облизнул пухлые губы и зло сплюнул на пол. Слюна угодила между носок моих туфель. Я только сейчас обратила внимание, какие они стали запыленные. Но внешний вид обувки последнее, что меня сейчас занимало.
Разговор был окончен, информация получена, прощальный плевок произведен и мне здесь больше делать нечего. Я развернулась и пошла в направлении дома старого Павла. Мужчина продолжал стоять, его взгляд, казалось, обжигал мою спину. Сколько раз в своем воображении он успел снять с меня одежду? Наверняка не единожды.
Неожиданно я почувствовала, как запахло горелой тканью. От того места, где я держала ключ от дома сестры, пошел жар, а затем легкий дымок от тлеющей ткани. Я обернулась, и мне показалось, что мужчина, наслаждаясь зрелищем, подмигнул мне. Определенно, он был в курсе только что случившихся у меня затруднений. Неужели это его рук дело? Это казалось невероятным, но головка ключа, которую я нащупала сквозь горячую ткань, была раскаленной как сильно подогретая на плите сковородка. Уже на пороге дома Ани, или дома Павла, что одно и тоже, я достала его, держа за относительно прохладную ручку, и дрожащими руками вставила в замочную скважину. Пока я делала это, проворачивая ключ в плохо работающем замке, он совсем побелел от жара.
Не помню, как ключ оказался на полу, наверное, я его выронила, когда распахивала дверь. И когда дверь закрылась вся эта чертовщина сошла на нет. Я перевела дух, стянула с себя джинсы. Ткань трусиков и кожа под ней еще хранили жар раскаленного металла, но ожога там не было, только на кончиках пальцев - большом и указательном - вздулось по волдырю. От джинсов пахло горелым, а на кармане с внешней и внутренней стороны, остался черный след в форме головки ключа. Если все случившееся и было предупреждением незнакомца из соседнего дома, то весьма недвусмысленным. Хотя я по-прежнему не представляла, как ему удалось поджарить меня на расстоянии. Это казалось невероятным.
Я перевела дух, наблюдая, как остывает ключ, вновь становясь холодным. Хотела пойти в ванную, чтобы остудить обожженные пальцы, но воды в кране не оказалось. Я совсем забыла об этом. Вернулась в коридор, натянула джинсы - мерзкий запах еще долго будет преследовать меня, и наверняка будет терзать ночью в кошмарном сне. Можно было бы попробовать отыскать какие-нибудь Анины брюки или хотя бы длинную юбку, но мне не хотелось надевать ничего из ее одежды.
Я подняла ключ с пола - теперь он был совершенно холодный - и положила на полку рядом с дверью. Отдернув шторы, выглянула в окно. Мужчина все еще стоял там. Заметив меня живую и вполне владеющую собой - хотя всю меня колотило от страха и злобы и отчаяния - он разочарованно покачал головой, затем зааплодировал, насколько раз хлопнув в ладоши, и убрался восвояси.
Определенно и мне следовало как можно скорее убираться отсюда. Я пообещала себе, что уеду, сразу как пробьет полдень, а перед этим еще раз внимательно осмотрю дом. Я хотела найти что-нибудь, что указало бы мне, где продолжать поиски или, в чем причина долгого отсутствия Ани. Меня не покидало ощущение, что с ней случилась беда. Особенно это чувство усилилось после тех нескольких кошмарных минут, в течение которых на мне едва не загорелась одежда.
Я сделала несколько кругов по дому, так ничего и не обнаружив. И хотела уже уходить, как совершенно случайно обнаружила люк в потолке, который вел на чердак.
Как только я увидела его, то сразу поняла, что рано или поздно там окажусь. Не знаю, что руководило мной, заставляло оставаться здесь, а не бежать как можно дальше, особенно после всего пережитого, но откуда-то возникла уверенность, что там, на чердаке, для меня найдется какой-то ответ.
Ручка, за которую следовало тянуть, отсутствовала, петель не было видно, но линии вырезанного в потолке квадратного отверстия были отчетливо видны. Потянувшись, я достала до этого места кончиками пальцев и только. Тогда я взяла стул, ибо никакой переносной лестницы в доме не обнаружила, поставила стул прямо над люком, вкарабкалась на стул, уперлась ладонями в потолок и надавила. Стул жалобно заскрипел подо мной, когда я, прилагая усилия, пыталась расшевелить крышку люка. Она со скрежетом поддалась под моим напором, откинувшись на пол чердака.
Полагаясь только на силу рук, не слишком, впрочем, тренированных, с трудом мне все же удалось втянуть себя отверстие. Сердце бешено колотилось, но не от страха, что упаду, а от приложенного усилия.
Этот старый дом был полон вопросов, но не давал на них ответов.
Кровать на чердаке, что может быть загадочнее. Кровать была первой, на что я обратила внимание. Широкая, рассчитанная на двух человек, она стояла прямо напротив меня. Совершенно не понятно как она оказалась здесь, ибо, вспомнив планировку дома, и, рассудив, как следует, я поняла, что затащить ее сюда целиком было делом невозможным. Следовательно, сюда кровать попала по частям и уже здесь на чердаке была собрана в единое целое. Красное покрывало, бережно расправленное, лежало поверх матрацев, одеял и подушек. Свет падал на покрывало и на кровать из единственного широкого окна, освещавшего большую часть чердака - утром и до полудня свет падал на ту часть, где стояла кровать, вечером на ту, что осталась за моей спиной. Я оглянулась и увидела в той темной части книжный шкаф и кресло-качалку. Очень удобно, если желаешь просыпаться с восходом и читать на закате.
Я поняла, что оказалась в хозяйской спальне. Уж больно тут было уютно и по-домашнему. И даже не так пыльно как на первом этаже. Будто хозяин - этот старый Павел или тот, кто жил до или после него все перепутал, обитая наверху, и никогда не появляясь внизу.
У окна было еще что-то, не сразу бросившееся в глаза из-за контраста света и тени. На миг сердце екнуло, когда я поняла, что предмет всем своим видом напоминает человеческую фигуру, закутанную в плащ и с капюшоном на голове, сидящую лицом к окну и лишь слегка развернувшись.
На миг мне показалось, что это Аня, и я окликнула ее, назвав по имени. Но никто не ответил, никак не отреагировал. Я поднялась на ноги, головой задев поперечную балку, и двинулась в направлении фигуры.
Умиротворенность этого места разом исчезла, растворилась в ощущении невозможного и подступающем страхе.
Когда я коснулась плаща, ткань легко слетела на пол. Глаза человека под плащом не мигающие и безжизненные смотрели прямо на меня, седые волосы слились один густой комок. Не в силах оторвать взгляд я смотрела на него, запоздало соображая, что смотрю на мертвеца. Старый Павел, должно быть это был именно он, человек, живший в этом доме, и умерший много дней назад. Его кожа была словно фарфоровая, молочного цвета и необычно гладкая, а сам мертвец больше всего напоминал статуэтку, сработанную опытным мастером. На губе и подбородке осталась красная полоса некогда текшей крови. Из носовой полости выползло какое-то насекомое.
А затем меня стошнило. И снова. Из глаз сами собой брызнули слезы, я едва не захлебывалась и тем и другим.
Когда в желудке совсем ничего не осталось, я снова взглянула на мертвеца, не могла не смотреть. Оно словно притягивало меня к себе, мумифицировавшееся тело, просидевшее здесь, бог знает сколько времени. Я проследила, куда был устремлен взгляд умершего. Окно выходило на улицу, и оттуда как на ладони был виден дом напротив. К еще большему моему ужасу в такое же чердачное окно выглядывал тот самый сосед, с которым я говорила недавно. Очевидно, он давно стоял там и наблюдал, видел как я плачу и избавляюсь от полупереваренного завтрака, и увиденное забавляло его, будто на сегодня я стала источником его удовольствий. Многих удовольствий. И ведь еще даже не середина дня, что же будет дальше? В конце концов, в чем-то я сама была виновата. Не следовало лезть сюда, в этот дом, на этот чердак.
Эта мысль отрезвила меня, словно ушат холодной воды. Следовало без промедлений покинуть это место. Я отступила на пару шагов, но все же успела заметить, как мужчина в доме напротив поднял руку к уху и растопырил пальцы, изобразив телефонную трубку, другой рукой он набирал номер телефона, стуча пальцами по воображаемым телефонным клавишам. Явно намекал, что вызовет полицию или уже вызвал. Не сложно догадаться, какие могут быть последствия.
Я отступила еще на шаг, уперлась в кровать и с размаху опрокинулась на нее. И оказалась на красном покрывале. Которое совсем не было красным, красный был не его цвет. Какой цвет был его настоящим цветом, было не разобрать, оно все было полито кровью. Я бы очень хотела верить, что этим красным было все что угодно кроме крови. Варенье или джем, например. Но все говорило за то, что это была кровь.
Я подскочила с покрывала как ужаленная, что-то попало мне под руку, какая-то картонка, я схватила ее, не задумываясь, и быстро как смогла, спустилась с чердака на первый этаж.
Оказавшись внизу, я сделала две вещи - вызвала такси и пока ждала, внимательнее рассмотрела свою находку. Картонка оказалась визитной карточкой элитного салона красоты, где-то в городе. Возможно, Аня посещала этот салон, там ее знали, возможно, она до сих пор его посещает, и там знают ее новый адрес. Следовало поехать туда и выяснить так ли это. На что еще мне оставалось надеяться? Только на то, что Аня не убила старого Павла. Не хотелось даже думать об этом. Хотя может быть все еще проще - Аня побывала на чердаке, видела труп старого Павла, это испугало ее, так же так испугало сейчас меня, и она сбежала отсюда также как сейчас бегу я. Вот и все.
Излишняя рациональность собственного мышления испугала меня. Но по-другому я чувствовала, было нельзя. Иначе я начну думать о трупе, там, на чердаке и сойду с ума, раньше, чем приедет такси.
Я вся извелась, пока ожидала машину и как только услышала ее приближение, выскочила на улицу. Стараясь не смотреть в окна дома напротив, подошла и села на заднее сиденье.
- На вас лица нет, - участливо произнес таксист, увидев меня в зеркало в салоне. Это прозвучало вместо приветствия.
Мне вдруг показалось, что не следовало вызывать такси, что водитель запомнит меня, и рано или поздно расскажет полиции, что подвозил какую-то истеричку.
- Мелкие неприятности, - уклончиво ответила я.
Я назвала адрес, и мы поехали. Мой голос не дрожал, я заставила его быть твердым, словно отвечала на билет на экзамене, по теме которого ничего не учила. Это добавило мне уверенности, но все же... Когда я оглянулась - не знаю зачем - с чердаков обоих домов на меня смотрели двое мужчин - одни мертвый, другой живой - и неожиданно мне показалось, что клепки, пуговицы и молния моих джинсов стали опасно горячими. Мне стоило больших усилий дотронуться до них, чтобы убедиться в том, что мне это только показалось.
По дороге водитель поведал мне, что улица, с которой забрал меня нелюдима уже как несколько месяцев.
- Людей расселили, - говорил водитель, - дома выкупил муниципалитет. Скоро там начнется стройка. Бизнес-центр, понятное дело. Элитное жилье. Очень удивился, когда оператор назвала мне ваш адрес.
Очевидно, он хотел разговорить меня, выведать новые подробности. Но я никак не отреагировала на его попытки, только кивнула в ответ.
- Выходит, еще не всех расселили, - покачал головой таксист и на этом закрыл тему.
Я же подумала, что кое-кто заселился уже после расселения. Кто-то вроде Ани. Самовольно. Это так на нее похоже.
Через три квартала от начала улицы и двух поворотов мимо проехал полицейский автомобиль с мигалкой. Я вздрогнула, вспомнив тот воображаемый телефонный звонок, водитель такси не придал полицейской машине никакого внимания, и я успокоилась.
Скоро мы свернули в узкий проулок, и я поняла, что это та самая нужная мне улица.
- Долго еще? - спросила я.
- Четыре или пять домов, - ответил водитель.
Я попросила остановиться, расплатилась и вышла. Таксист ничего не стал говорить, но на лице его застыло какое-то обидчивое выражение. Теперь он точно меня запомнит.
Остальной путь я продела пешком. По указанному в визитке адресу действительно находился салон красоты. Туда вела дверь. Стены по обе стороны двери были выкрашены в морковный цвет. На двери во всю длину было нанесено изображение девушки. Она была обнажена и стояла, развернувшись в пол-оборота. Темные волосы были забраны в тугой пучок, согнутые в локтях руки прижаты к груди, но не так сильно, чтобы невозможно было разглядеть некоторых подробностей. Фото обрывалось на середине бедра, оставляя неприкрытыми эффектные линии ягодиц.
Эта девушка была мне отлично знакома. С фотографии на двери на меня смотрела Аня. Моя сестра. Я узнала ее по родинке на середине правой лопатки и татуировке на уровне поясницы в виде птицы-феникса, расправившего крылья. Аня была чудо как хороша на этой фотографии. Понятно, что соблазнительные линии ее фигуры могли способствовать притоку в салон клиентов.
Я поднялась по ступенькам с чувством, что приближаюсь к разгадке тайны, и открыла дверь. Она отрывается, приветливо звенят колокольчики.
Приятный на вид мужчина немедленно отрывается от своих дел, хотя по правде мне не показалось, что он был чем-то занят. Он подходит ко мне ближе грациозной походкой манекенщика. На нем цветастая клетчатая рубашка, и брюки в обтяжку. Зеленые глаза гипнотизируют, он улыбается приятной кривоватой ухмылкой.
- Чем могу помочь? - произносит незнакомец бархатистым голосом. Он никак не представляется, но мне отчего-то показалось, что я его знаю, или видела когда-то, но вот где и когда точно уже не помнила.
- Я разыскиваю одну свою подругу, - отвечаю я. - Вероятно, она здесь бывала или работала, по крайней мере, потому что ее портрет нанесен на дверь.
- Так вы подруга Ани? - уточнил незнакомец, расцветая в улыбке еще более приветливой и кривоватой, чем раньше. - И вы с ней подруги?
- Вообще-то мы сестры, - поправилась я, почему-то не в силах лгать дальше.
- Теперь понятно, почему вы сразу же, как вошли, показались мне смутно знакомой.
Я хотела ответить, что могу тоже самое сказать о нем самом, но вовремя передумала.
- В свободное время я занимаюсь созданием своей коллекции, - заговорил тем временем незнакомец, по-свойски беря меня под руку и направляясь в дальний конец просторного зала. Его прикосновения опять вызвали во мне чувство чего-то знакомого, но очевидно, давно забытого. - Аня моя лучшая натурщица.
- Вы рисуете? - поинтересовалась я.
- Леплю с натуры. Аня, безусловно, преобразила всю мою коллекцию, внесла в нее нечто совершенно новое, а сейчас отдыхает после долгой работы. Вы непременно должны посмотреть фигуры и работу Ани. Она волшебна.
Потом неожиданно мужчина отстранился от меня отошел на пару шагов и сказал, вскидывая руки:
- Как я сразу не подумал об этом? Может быть, и вы не откажете позировать мне? Как раз сейчас я совсем ничем не занят. И вы просто не имеете права отказывать мне! Подумать только какая удача. Я назову эту композицию "Две сестры".
Предложение было неожиданным, и, как, наверное, и любой другой творческий человек, однажды вбивший себе в голову какую-то идею этот творец прекрасного, уже не мог отказаться от нее. По какой-то неведомой творческой прихоти ему нужна была я и только я для воплощения его идеи, которую немедленно окрестил гениальной. Я же ничем таким никогда и близко не занималась, у меня не было опыта, и вообще много других дел. Я отбивалась, как могла, но незнакомец был терпелив и настойчив, обещал заплатить по стандартной для натурщицы ставке, а сверх того воспользоваться услугами его салона совершенно бесплатно и вперед. Это-то меня и подкупило. Я страшно намаялась за день, а обещанные процедуры, обещали снять напряжение с тела. Напряжение души тоже понемногу оставляло меня. Аня уехала в отпуск - как я раньше сама об этом не додумалась. С ней все в порядке и вернется она со дня на день. Так что беспокоиться не о чем. Можно было вообще не приезжать. Незнакомец, который так и не назвал своего имени, впрочем, как и я, ему своего, обещал, что много времени у меня не займет. Лежа на кушетке для массажа и ощущая на коже прикосновение его теплых сильных рук, я размечталась, что к вечеру вернусь домой с кучей самых разных впечатлений. И у меня будет впереди целый выходной перед рабочим днем.
Наверное, я уснула, потому что проснулась совсем в другом месте. Открыла глаза. Вспомнила, что спала, и мне снились сны. Я не помнила их содержания, но думаю, они были простые с незатейливыми сюжетами переходящими один в другой. Я чувствовала себя отдохнувшей, свежей и бодрой. Я не знала, сколько времени прошло, но все, что случилось раньше казалось таким далеким, произошедшим казалось бы не со мной, дурным сном, закончившимся тогда, когда я оказалась там, где оказалась. Это никак не могла произойти сегодня.
Некоторое время я смотрела на вращающийся вентилятор, подвешенный прямо над моей головой, и пыталась пересчитать количество лопастей. Лопасти двигались слишком быстро, и от попыток поймать взглядом хотя бы одну из них начинала кружиться голова. Это было приятное кружение, словно после бокала шампанского или крепкого вина. От вентилятора в комнате было прохладно. Я лежала на огромной кровати и, вытянув руки в разные стороны, так и не смогла дотянуться до ее краев.
В воздухе витали незнакомые запахи, но не парфюма, а каких-то трав. Запахи были насыщенными и терпкими. Скоро я поняла, что так необычно пахну я сама, так пахнет моя кожа, словно эти запахи впитались в нее вместе с маслом или гелем, которым кто-то намазал меня. Что-то еще проникло в мою сонную голову. Что-то неправильное, будившее воспоминания. Это неправильное могло погубить охватившую меня расслабленность и беззаботность. Но не подумать об этом я не могла. Я была в спальне, но это не была спальня в доме старого Павла, где поселилась Аня, и это не была спальня в мотеле. По крайней мере, я не помнила, что бы снимала в мотеле номер.
Я приподнялась на локтях. Тонкая шелковая простынка заскользила по гладкой коже, спадая с обнаженной груди.
- Уже проснулась, - заговорил незнакомец, и сразу же я вспомнила, что к чему и ужасно испугалась своей наготы.
Незнакомец смотрел прямо на меня, и я по-прежнему не знала его имени, как он не знал моего, но он будил воспоминания во мне, как будто мы были знакомы очень давно. Я чувствовала, что краснею под его взглядом как девчонка на первом свидании. Неловким движением приподняла повыше простыню, кутаясь в нее. Незнакомец бросил на меня укоризненный взгляд, и я тут же поняла, какая я глупенькая - он же видел меня без одежды и... Это он перенес меня сюда. Интересно зачем?
- Я должна бояться? - спросила я.
Конечно, должна!!! - кричит мой внутренний голос. Голая, в чужой постели, это ли не повод.
Незнакомец не отвечает словами, посылая волны тепла и спокойствия, в которых нет ни капли агрессии. Я понимаю, что поводов для беспокойства нет, как нет оснований полагать, что между нами произошло нечто из ряда вон выходящее.
Простынка, в которую я кутаюсь, начинает новое скольжение вниз по моей гладкой коже, через чур гладкой, словно и не кожа вовсе, а полированная поверхность. Мне понравилось, как она беспрепятственно скользит вниз, нравилось ощущать себя такой молодой, словно только что родившейся.
- Ты устала, объясняет незнакомец, - и уснула. Не стал будить. Перенес в спальню для гостей. Сделал пару слепков для фигуры. Но основную работу пришлось отложить. До пробуждения. Ты ведь помнишь, что обещала.
Я вспомнила, едва он сказал.
- Это будет статуя? - спросила я.
- Я называю то, что получается фигурой, - скромно ответил незнакомец - черт, почему мне все время кажется, что я его знаю? (и после пробуждения это чувство только усилилось), - но, да она будет выглядеть как статуя в полный рост. Пойдем в зал?
Он выжидающе посмотрел на меня, и я кивнула, почти не смущаясь, что он смотрит на меня не одетую. Наверное, я совсем потеряла всю свою скромность и чувство реальности или слишком устала быть правильной. Тем не менее, огляделась по сторонам и поинтересовалась:
- А где моя одежда?
Она не понадобилась.
Мой новый знакомый незнакомец помог мне завернуться в простыню в несколько оборотов. Обуви на ноги он не предложил, поэтому я и пошла, шлепая босыми ступнями по выложенному мрамором полу. Он был чистый и прохладный. Простыня шелестела на мне и развевалась, поэтому я выглядела похожей на приведение.
Потом мы вошли в зал. Он был переделан из просторного подвального помещения. Когда-то оно действительно было просторным, но сейчас было уставлено мастерски исполненными статуэтками, стоявшими на подставках. Статуэтки занимали все пространство зала, выстроенные в два ряда, и все они изображали женщин молодых и привлекательных воссозданных из гипса или белой глины или другого материала. Я шла и смотрела ни них иногда, совершенно по-детски, разинув рот от восхищения. Фигуры были созданы так искусно, что выглядели как живые, и я смотрела на них как на живых.
Фигура Ани оказалась в самом конце длинного ряда и казалась самой восхитительной и красивой из всех прочих экспонатов. Черты лица, изгибы тела, были преданы с любовью и безукоризненной точностью. Аня казалась богиней на пьедестале.
- Нравиться? - спросил незнакомец.
Я не знала, что ответить и все еще стояла с открытым ртом, и почти не дыша.
Он подвел меня к пока пустующему месту для новой фигуры, и попросил занять его. Я встала и оказалась наравне и рядом с фигурой Ани. Теперь нужно было выбрать позу и это отняло некоторое время, а когда все было готово, скульптор принес сделанные накануне слепки из глины. Когда он прилепил их ко мне, я стала похожа на рыцаря, закованного в латы. Материал был еще сыроват и податлив. Он вносил исправления, разглаживая складки, а я гадала, как выберусь отсюда, когда материал совсем затвердеет. Было странно стоять вот так, ощущая, как он твердеет прямо на мне, щипля кожу.
Я хотела спросить, что будет дальше, но незнакомец заговорил первым.
- Не шевелись, - сказал он, - уже не долго осталось.
То как он произнес это - без былой мягкости - совсем не понравилось мне. Он пошел куда-то за новым куском материала. Глина давила на меня, а он долго не шел. Правильно ли я сделала, что поддалась на его уговоры, теперь думала я. Я ведь, если подумать, совсем не знаю этого человека. Былая пелена комфорта и легкости начала спадать.
Я могла шевелить только головой, остальная часть меня, была закована в глиняную броню. Я смотрела на фигуры, застывшие в разных позах иногда причудливых, иногда простых и казавшихся теперь безыскусными.
Я смотрела на Аню, и тогда она заговорила со мной. Она говорила, что бы я бежала отсюда, пока мои силы еще были со мной. Она говорила, что сейчас он вернется, и когда закончит дело бежать будет уже поздно. Поэтому нужно сейчас, пока время на моей стороне. Остальные фигуры, горячо поддерживали Аню. Гомон их голосов роился в моей голове.
Мы хотим рассыпаться, - твердили они, но я не понимала их. - Дай нам рассыпаться.
Наверное, я слишком долго стояла неподвижно, и напряжение тела передалось голове, раз я слышу такое.
Дай нам рассыпаться, - не прекращая, твердили фигуры. - Осколки. Мы хотим отомстить.Дадим тебе осколки, и ты сделаешь это за нас.
Бери мои, - говорила Аня. - Разбей меня. Ну же скорее, - твердила она, - или ты не понимаешь, что с тобой будет?
Снова взволновались фигуры. Они кричали что-то все одновременно, и в общем потоке было сложно разобрать их слова. Тогда Аня стала кричать громче остальных, чтобы все остальные замолчали, и фигуры послушались ее, самую молодую и сильную из них.
Ты станешь фигурой, такой как мы, если будешь стоять как вкопанная и смотреть по сторонам, - сказала Аня. - Двигайся! Не дай ему переделать тебя.
- Кто он такой? - одними губами спросила я и вся инстинктивно сжалась в своем глиняном коконе. Между мной и коконом стала образовываться тонкая полоска пустого пространства.
Он мастер, - ответила Аня. - Чокнутый извращенец. И мы его знаем. Обе. Давно. Это его месть нам. Тебе и мне. Остальные только пробные варианты. Все удачные, но пробные. А мы главные. Ты должна спасаться, а мне уже не светит. Но обещай, что используешь меня. Не хочу оставаться в стороне. И здесь оставаться не хочу.
Пока Аня говорила со мной, я вспоминала всех мужчин, с кем мы были знакомы. Таких было немного в основном друзья по школе. По школе.
- Неужели это...
Он самый.
Герман.
- Но почему?
- Неужели это так важно сейчас? - спросил кто-то из дальнего угла зала. Конечно, это был Герман. Повзрослевший и теперь, после того как я вспомнила его прежнего, такой узнаваемый.
- Может, и нет никакой причины, - продолжал он, вертя в руках глиняную маску, которую собирался водрузить мне на лицо, чтобы навсегда закрыть от мира. Только теперь, я чувствовала, ничего у него выйдет.
- А может, я обижен, - продолжал Герман. - И вы все отказали мне. И я придумал решение.
Он двигался ближе и уже несколько шагов отделяли его от того места где в нелепой позе стояла я.
- Мой братишка помог мне. Хотел все сам сделать. Говорил, мол, огонь лучшее лекарство.
Я тут же догадалась, о ком он говорил, и внутренне содрогнулась, вспоминая, чего мне стоило и могло стоить общение с его братом. Кстати, я не знала, что у него есть брат. Внешне они совсем не были похожи.
- Но я хотел все сделать сам.
Еще пара шагов и Герман окажется совсем рядом. Я внутренне напряглась как дикая загнанная в угол кошка перед последним прыжком.
- А старый Павел? - спросила я.
- Старый Павел просто дурак. Доверил мне один секрет. Копи злобу, говорил он, она все сделает сама.
Теперь Герман напротив. Когда-то мы знали друг друга и были хорошими друзьями. Но после того как расстались, Герман копил на меня злобу - на меня, Аню, и остальных - а теперь дождался момента излить ее на меня. Кожей я ощущала, как кокон крепнет и съеживается, ища меня.
Не жди - беги, - съязвила Аня.
Остальные фигуры хранили волнительное молчание.
Я уперлась локтем в стенку кокона, а затем, что было силы, ударила в противоположную, сломала несколько ногтей, но пробила преграду.
Герман отпрянул. От приложенного усилия, меня качнуло на него, и мы упали на пол. При падении глиняный кокон рассыпался на куски. Это придало мне сил.
Потом мы боролись, задевая фигуры. Они падали и разбивались. Мы катались по осколкам, которые впивались в тело. Но, ни я, ни Герман не замечали этого. В какой-то момент, когда мы были на ногах, мне удалось толкнуть Германа к единственной оставшейся целой фигуре. Это была Аня. Герман налетел на выставленную вперед руку, и Аня проткнула ему горло насквозь. Кровь заливала ее нетронутую белизну, и мне на миг показалось, что Аня счастлива. Потом они упали - мертвый Герман и глиняная Аня.
Потом Аня рассыпалась.
- Надеюсь тебе не больно, - прошептала я и поползла прочь из этого кошмара.
Позднее полицейские нашли в доме груду глиняных черепков - все, что осталось от статуэток - и еще одну нетронутую, изображавшую мужчину корчившегося в муках и с пронзенным горлом. Злость Германа обратилась против него самого. Статуэтку передали в музей, а затем ее выкупил какой-то пожелавший остаться неизвестным частный коллекционер.
Но это было позже, а пока я обессиленная едва волоча ноги, брела в сторону выхода. Там за дверью разгорался свет нового дня.