Зонты сгрудились еще на Смоленской площади. Не давая никому пройти, каждый из них боролся за первенство. Разноцветные, но в основном черные они пытались отпихнуть в сторону соперников. Ближе к Арбату их количество рассосалось и, уже медленно шагая по плиткам улицы, каждый зонт сворачивал в нужную ему сторону, в кофейни, из окон которых выглядывал незамысловатый интерьер с приглушенным светом, в переулки, в магазины... Музыканты тоже превратились в зонты и мирно стояли с боку улицы, то ли ожидая окончания стихии, то ли собираясь домой. Ближе к середине Арбат превратился в настоящий поток: вместе с ручьями бежали зонты, и только одна маленькая фигура стояла неподвижно. В болотно-зеленом пальто и непромокаемой панаме на голове, с которой падали уже не капли и струи воды, наклонив голову так, что не было видно лица, на флейте играла девочка лет шести-семи. Инструмент был некудышний, пластмассовый, поэтому звуки напоминали скорее писк, чем мелодию. Я возвращалась домой с зарплатой в кошелке, поэтому у меня возникло не только желание помочь этой крохе, но и возможность. Пройдя, еще метров сто, но поблизости ничего подходящего на предмет наличия шоколада и газировки не увидев, вернулась обратно и положила в ее котомку деньги. Девочка не подняла на меня глаза. В свои года она уже поняла, что просить милостыню - стыдно, но она еще не осознает того, что оскорбительно клянчить деньги, а не зарабатывать их своими силами.
Я отправилась дальше, подозревая, что больше ничем помочь не смогу и что, наверняка, она не сама придумала встать на Арбате и играть на флейте. Невольно мне вспомнились события минувшей недели. В час-пик в метро я стояла на перроне рядом с двумя ребятами. У одного из них одна нога значительно короче другой, ему трудно передвигаться. В его глазах было столько нежности и доброты, что с лихвой хватило бы на весь заполненный перрон. Подъехал поезд. Улыбаясь, он пропускает вперед людей, заходит последним и не садится, оставляет место другим. Стоять ему нелегко, но он не обращает на это внимания. Проехав одну остановку, мы вместе вышли. Решено, я подойду к нему, нет, не познакомиться, а просто сказать что-то хорошее. Он торопится, чтобы успеть за своим другом. Мы даже вместе зашли в один и тот же книжный, но тут он растворился в толпе, и я не успела поймать его.
Жизнь сурова, особенно сейчас, когда вместе с тонкими шпильками, псевдо дорогой одеждой и светскими разговорами в моду вошел нарциссизм и надменное выражение лица, ни обиженное, ни гневное, а именно презрительное. Каждый сам за себя. Отдельно. И друзья точно также выбираются, чтоб могли пригодиться. И не дай Бог, кто-то встрянет на дороге.
Кто-то скажет, что я нагнетаю обстановку. Может быть, но если после моего рассказа, хотя бы один человек улыбнется в ответ на отдавленную ему ногу и скажет: "Ничего страшного!", я буду считать, что с задачей справилась.