В подаренной, по случаю именин, метеостанции я оценил положительно только одну опцию: из современного аналога диапроектора лился тоненький лучик света, и на стене вырисовывалась веселенькая картинка - то с солнышком, то с тучками. Цыфирь от того лучика казалась совершенно излишней, и без того о температуре за бортом все каналы в зомби-ТВ вещают. Но постепенно привык и даже стал интересоваться, тем более, что тучки с косыми полосками снизу предсказывали дождь с вероятностью не менее пятидесяти процентов: то ли будет, то ли нет.
Дни размеренно тянулись к летнему солнцестоянию, когда сделанный в Китае чудо-прибор засбоил, перегревшись на не особо ярком солнце среднерусской равнины. Поверх напоминавших детские рисунки картинок полезли никуда ни годные цифры температуры - от восьмидесяти и выше. Настоящий перфекционист оскорбился бы таким нарушением устоев, но я, увы, не перфекционист. Надо было учиться выживать в новой реальности. Понять, что китайский болванчик перескочил со шкалы Цельсия на Фаренгейта было не сложно, формулу перевода подсказал интернет и по утрам, в состоянии полусна, я поднимал безнадежно упавший IQ: искомая цифра, минус 32 и помножим на 5\9, всего то и делов. Ко всему привыкает человек, привык и Герасим к городской жизни, - как говаривал в подобной ситуации другой классик русской литературы.
По мере вживания в новый потребительский стандарт потребность в арифметических упражнениях отпала сама собою. Вдруг стало понятно, что и при восьмидесяти градусах тепло и при девяносто... Жизнь, заново отградуированная, неожиданно помолодела, разница в десять градусов перестала быть критичной. Так расцветает человек, узнавший, что помимо голубого цвета существуют еще и бирюзовый цвет и цвет морской волны. Люди, живущие по цельсию, лишены подобного разнообразия. Им приходится то и дело переодеваться в соответствии с грубыми вкусами своего вульгарного и малообразованного термометра. Мне же было достаточно поменять тапочки на сандалии.
В равной степени стали вызывать отвращение как предродовые схватки метрополитена, так и посиделки автомобильных пробок. Ликвидировал офис, служебный автомобиль и секретаршу. Нехватку двигательной активности стал компенсировать стихосложением, вот пример творческих метаний: "Юноше, обдумывающему житье, мечтающему спросить совет чей-то, скажу не раздумывая: - Живите, юноша, по фаренгейту". Или лучше "о, юноша"? Снова полюбил джаз, стал прислушиваться к классической музыке, полностью посмотрел мультфильм "Щелкунчик". Перестал кричать на детей.
А ведь раньше Габриэль-Даниэль Фаренгейт, ославленный Рэем Бредбери в "451 градуса", воспринимался мною как враг книжной культуры. Был неправ, каюсь и , призывая в союзники Михаила Афанасьевича, прошу: - Никогда, слышите, никогда не снимайте абажур с лампы и, добавлю от себя. не живите по Цельсию. Только по Фаренгейту. Ну, или по Реомюру, в крайнем случае...