Аннотация: Предупреждение читателю. Из этой главы ясно, что маленький Бобёр был не лучше Бобра взрослого, так что неудивительно, что ничего путного из него не выросло.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ,
восемь лет назад.
Предупреждение читателю. Из этой главы ясно, что маленький Бобёр был не лучше Бобра взрослого, так что неудивительно, что ничего путного из него не выросло.
- Здравствуй, детство золотое,
Страшным ядом налитое!
Наше счастье - будь готов
Для "лосей" и "фофанов"! -
пропел Петька-Чижик, соскакивая с забора и стаскивая за собой изрисованный шариковой ручкой красный школьный рюкзак.
Чижику было 12 лет, он заканчивал ещё только шестой класс и хорошо знал, о чём поёт.
Я заканчивал восьмой, и поэтому между нами лежала пропасть, но он был Венькин сосед. Так что я не мог дать ему такого леща, чтобы он с воем умчался в прозрачную даль и не отсвечивал. Ни одна свинья не гадит там, где ест. Вот я и отвесил Чижу только лёгкий подзатыльник в ответ на его "Здорово, дядька Бобёр!" и продолжил ожидание.
- А ты сегодня дежурный? - заглядывая в глаза, спросил Чижик.
- Дежурный. Сгинь, мелкотня.
По дороге ползло дымчатое апрельское утро, солнечный свет увязал во влажном воздухе. Было уже пять минут восьмого. Веньки всё не было.
Он появился на середине сигареты, встрёпанный и огорчённый.
- Мать распродаёт отцову библиотеку, - сказал он вместо приветствия.
- Проваливай, шибздик, - сказал я. - Разговор у нас.
Чижик чуть прибавил шагу.
- Не пойму её, - сказал Венька. - Вроде не бедно живём. Что ей вштырило книжки загонять?
Отец Веньки умер несколько лет назад, оставив жене крохотную квартиру в столице, дачу в нашем посёлке и сына, а сыну - фамилию Цыплаков и библиотеку. Венькина мать сдала городскую квартиру приезжим, а сама перебралась с сыном и книжными шкафами на дачу. Работала лаборанткой при местной больничке, на деньги со сданной квартиры шиковать, конечно, не могла, но жила действительно не бедно - средненько, как все другие при живом муже живут.
Библиотека меня поражала: мне казалось, столько книг не могут принадлежать одному человеку. Даже если этот человек был кандидатом наук, как венькин отец. Книжки были и наши, и иностранные. В основном, по древней истории, "преданьям старины глубокой" и географии народов и земель, исчезнувших во тьме веков. Ну, и классика, конечно. Когда мне было нужно что-то на урок литературы, а в школьной библиотечке всё уже было расхватано, я шёл к Веньке. У него всегда находилось.
- Она в букинистику отвозит зарубежные книги, за них, говорит, больше дают, - делился горем Венька. - Ты, говорит, балбес, всё равно языков не знаешь. Три раза уже ездила.
- Ну, ты ей хотя бы отбери те книги, от которых отказаться можно, - предательским голосом предложил я.
- Роман она крутит, - убеждённо сказал Венька. - Она взрослая, вдовая. Ей можно. Деньги нужны. На помаду, опять же.
- Ты чего такое городишь?
- Ничего не горожу. Деньги ей нужны, чтоб себя лучше показать. Что она ещё не старуха. Часть книг продаст - ладно. Я вот боюсь, заведёт себе нового мужа, так тот вообще всё спустит. Продаст разом, со шкафами вместе. Ведь стоящего-то мужика помадами не привлечёшь.
- А ты откуда знаешь? - рассмеялся я.
- Не дурак. Знаю.
Переулки расступились, и мы вошли в широкий школьный двор. За аллейкой из куцых рябинок стояла наша школа - серая, в три этажа, похожая на затёртую коробку из-под магнитофона. На крыльце стояло несколько "ранних пташек", но в двери никого не пускали. Сторож открывал только дежурным. К половине восьмого дежурный класс должен был встать по постам, и тогда двери школы распахивались для всех.
Следующая сцена повторялась с вариациями каждое утро.
Стоящие на посту у входа (как правило, самые невезучие) проверяли, есть ли у входящих сменная обувь. Пускать без сменки было не велено. Но "старшаки" посылали дежурных нах и нагло проталкивались в альма-матер, раздавая направо и налево тычки и затрещины.
Вошедшие рассыпались по всему холлу (скамеек для переобувания не хватало), елозили по полу, пытаясь натянутьть кеды и кроссовки без развязывания шнурков, дрались пыльными мешками из-под сменки из-за того, что кто-то по тесноте поставил свои чешки на полу куртки другого. А над всем этим хаосом возвышались дежурные по первому этажу, в чьи обязанности входило сохранять порядок и дисциплину.
Вахта по школе была неделей адских мучений: снести это без потерь не всегда выходило даже у самых старших. Порой три-четыре восьмиклассника с криками "Ах ты, сука!" набрасывались на дежурящего по рекреации одиннадцатиклассника и с удовольствием давали "врагу народа" люлей. А какое он, собака страшная, право имеет мешать добрым людям носиться с гиканьем по коридорам и лестницам?! Подумаешь, "директриса запретила в сифака играть"! Между нудными уроками, когда почти час сидишь без движения, нужно как-то развеяться. А уж как развеяться - в "слонов" поиграть или дежурного загасить - это пофигу! И то, и другое неплохо.
В общем, на этой неделе пришла очередь нашего класса быть "суками пархатыми". Последний раз в этом учебном году.
Казалось, всё пройдёт гладко. Мы уже не в шестом, слава богу. Вот Чижику и его классу на дежурстве приходилось паскудно.
Наша классная, весёлая и загорелая брюнетка Ирина Константиновна по прозвищу Головня, уже цокала каблучищами по коридорам. Дала нулевой звонок, мы выстроились в холле первого этажа и выслушали традиционную бодягу: "Следить за порядком и подавать пример другим - опрятным внешним видом и достойным поведением, не допускать беготни на лестницах, не давать толкаться, плеваться, драться, ставить подножки и отнимать друг у друга вещи, непослушных отводить к завучу на третий этаж, а если завуча не окажется - то к директору на первый" и прочую нереальщину. Видно было, что Головня сама не верит в то, что это возможно. Её сочувственная улыбка говорила: "Я знаю, вы у меня продержитесь, не я же это придумала".
- Таак, Тянталмаев, Брадобрей и Чудрин отправляются дежурить у входа. Дверь отопрёте ровно в половине восьмого, богатыри мои. Без сменки никого не пускать. Цыплаков и Стригоша - у входа на правую лестницу. Ваша лестница - только для поднимающихся, следите, чтобы никто не спускался. Спустившихся отправляйте назад, наверх. Считайте, что это такая игра. И чтобы никто не вошёл на лестницу не переобувшимся! За этим следим особо.
- Позорное у меня местечко, - заметил Венька, отправляясь по назначению.
Классная продолжала раздёргивать список:
- У входа на левую лестницу - Артёмов и Вуколова. По вашей лестнице только спускаются.
- Вы чё?! - завопил Игорь Артёмов, привстав на цыпочки. - Иринконстанитинна, чё вы? Меня с девчонкой?!
- И постоишь, чем тебе Надя Вуколова не пара?
- Мне?! Пара?!!
- Не может же Надя одна удержать всех, кто захочет подняться по неусловленной лестнице. Ей помощь нужна. Помощь сильного и крепкого мужика, между прочим. И кого я к ней поставлю? Ёлкина?
Вовка Ёлкин был в классе самым мелким, а вот очки у него были самые большие. Но это не делало из него ботаника. По остальным предметам он учился так же плохо, как и по физкультуре. Ёлкина можно было отправить на дежурство только в правую рекреацию первого этажа, к первоклашкам. Но даже бешеные первоклашки пока не отучили его быть маленьким и слабым.
Мне досталось дежурить в раздевалке. Мы с Лёшкой Дерезой должны были принимать куртки и мешки со сменной обувью и выдавать взамен блестящие стальные номерки. И наоборот: собирать у уходящих номерки и выдавать им пакеты и одёжку. Вот тут-то и начинались проблемы.
Номерки были школьным фетишем, и многие пытались заполучить их (у меня у самого было целых три штуки). Но это было непросто. Если кто-то приходил за курткой и говорил, что номерок он потерял, следовало направить его за директором. При директоре ему отдавалась его куртка, а сам он писал объяснительную, согласно которой потом с его родителей взыскивались деньги за новый блестящий стальной номерок.
Вот почему весь день ученики берегли свои номерки как паспорт. Украсть или отнять у кого-то этот стальной кругляш с литыми цифрами было просто невозможно. Школьники предпочитали сдохнуть, но не отдать его врагу. Только ученики старших классов могли попытаться силой и угрозами отобрать у дежурных по раздевалке свою одежду, не вернув пресловутого номерка. Тогда стоимость утраты взыскивалась с дежурных.
И теперь моя задача была пять дней подряд защищать эти чёртовы номерки от ежеминутных посягательств. Моя и Дерезы.
Вы, наверное, уже забыли "школьные годы чудесные". Они вспоминаются вам через сиреневый флёр: друзья навек, жмурки и пряталки, велосипеды и рыбалки, соседка по парте с золотыми локонами, пирожки с повидлом в школьной столовой и игра в фантики от импортной жвачки на ступенях школы. А также ёлка в спортзале и пакет конфет "Раковая шейка" на Новый год да белый бант первоклашки, звонящей с плеча дылды-выпускника в гулкий медный колокольчик над толпой, торчащей зонтами и гладиолусами.
Запомните их такими. Это лучшее, что вы можете сделать для себя.
А я не могу себе этого позволить. Слишком уж большая это роскошь - не помнить.
В двадцать пять минут восьмого в тяжёлые школьные двери застучали грозные кулаки.
- Эй, открывайте там! Открывайте, хуже будет!
- Ещё пять минут! - проорал в ответ Сенька Брадобрей, показывая буянам в боковое окошко "Касио" на запястье и стуча по циферблату указательным пальцем.
- Какие нах пять минут?! Мы чё, терпилы что ли?! Ща окно выдавим, не пустишь! - и неугомонные принялись долбить в дверь и ногами. Зазвякал в скобах тяжёлый внутренний засов.
- Может, пустить их? - тихо спросил Вовка Чудрин.
- Ага, пустил один такой, - ответил Зияд.
- Чего пустил?
- Газы пустил, да обосрался. Сейчас Валентина Романовна в половине придёт, она всегда как часы. И что ты ей скажешь?
Упоминание имени директрисы отрезвило Вовку. По крайней мере, у входной двери стало тихо. Не считая непрекращающихся ударов в дверь.
Мы с Дерезой сидели на подоконнике раздевалки. Нам было хорошо слышно, что там творится у входа.
- Как думаешь, откроют? - блеснул он смешливыми карими глазами.
- Неа.
И мы разломили пополам большую вишнёвую жвачку.
День начинался вполне сносно и сносно бы закончился - дежурить, в сущности, не так плохо, даже с урока отпускают на три-четыре минуты раньше, чтобы успели добежать до своего поста. Но наша беспокойная Головня, спустившись за журналом в директорскую по венькиной лестнице (так было короче), увидела, что Венька совершенно ушёл в себя и на таком посту ему сегодня делать нечего. Недолго думая, Ирина Константиновна поменяла нас с Венькой местами. Вот тут-то неприятности и начались.
Девятиклассник, второгодник и безотцовщина Славка Репкин, обладатель самой большой в школе коллекции из целых девяти стальных номерков, решил после третьего урока слинять из школы. Поэтому подошёл к окошку раздевалки и потребовал свою куртку. Из окна раздевалки высунулся другой безотцовщина, то есть Венька, и потребовал со Славки номерок.
- А я его потерял, - осклабился Славка, увидев на выдаче тонкого и не особо спортивного дежурного. Блеснула в славкином рту его гордость - золотая фикса, которую знатоки признавали настоящей.
- Ну, ничего, сходи поищи, - спокойно ответил Венька и, отвернувшись, снова погрузился в свои невесёлые размышления о разоряемой библиотеке.
Как говорил потом Дереза, "Безопасней Репу на хуй послать, чем отправить за номерком". От себя добавлю, что гроза и оторопь всей школы (я про Славку) не привык, чтобы его так откровенно игнорировали. В общем, схватил он Веньку за грудки, притянул к себе и прорычал:
- Отдай... мою... куртку!
В такой позе они и пререкались из-за номерка, когда из-за угла вывернула директриса.
- Вячеслав, у тебя разве закончились занятия? - спросила она. - Мне казалось, у вас сейчас урок геометрии, и я собиралась на нём поприсутствовать. Пойдём, проводишь меня.
- Я вернусь, - шепнул Славка и исчез. На следующей перемене он возник в окошке вместе с одноклассником, рослым и дурковатым Димоном Лодыгиным.
Вместе они стали долбиться в раздевалку.
- Эй, хорьки! Выходите!
Венька с Дерезой забаррикадировались и закрыли изнутри окошко выдачи. Всё равно пятиклашки, у которых кончились занятия, не смели подойти к раздевалке за куртками, пока около кружили два улюлюкающих здоровяка.
Со звонком, как черти с криком петуха, оба испарились. Венька с Дерезой принялись выдавать пятиклассникам сменку и ветровки.
- А хорошо бы было его с левой в глаз, - подзуживал Дереза.
Венька молчал.
После шестого урока Славка Репкин подошёл к раздевалке, растолкал очередь, протянул Веньке номерок и, получая куртку, вдруг широко и нехорошо улыбнулся.
- Чок-чок, хорьки. Чок-чок.
Когда Венька с Дерезой сдали "боевой пост", все номерки были на месте.
Всю дорогу домой Венька хмурился.
- Нашли чего защищать! Железки!
- Ну, с этой точки зрения боевое знамя - тоже просто раскрашенная тряпка.
- Тряпка-то оно тряпка. С этим и ты не поспоришь. Только оно по совместительству - символ единства боевого подразделения. Потерял полк своё знамя - и расформировывают его. Не смогли уберечь - значит, не едины, значит, грош цена такому полку. А номерки - символ какого единства?
Я скромно позвякивал своими тремя номерками, прикреплёнными к внутренней стороне пиджака - там, где снаружи обычно крепятся медали.
- Есть те, кто хочет номерками обладать. Значит, должны быть и те, кто должен их защищать. Это правила игры.
- Ага. А кому эта игра вообще сдалась? Без неё что - плохо? Или это усраться как здорово, когда каждый трясётся за свой номерок?
- Жаль, что тебя сегодня посадили в эту чёртову раздевалку, - ответил я. - У меня Славка не стал бы крутить эти фокусы.
Это была правда. Бобёр ручкался со Славкой каждое утро, и хотя общаться мы не общались, какое-то подобие взаимной уважухи и непосягательства было. Я уже и не помнил, когда оно установилось. Впрочем, и про Веньку Цыплакова Славка мог бы и забыть, если бы на следующий день обоим не случилось столкнуться самым несчастливым образом.
Венька в паре с белобрысым и конопатым Ромкой Стригошей снова стоял на своём первоначальном посту - у "лестницы, по которой только поднимаются". Иногда они уставали стоять и садились на скамейку у двери, Венька вытягивал длинные ноги, а Стригоша утирал вечно торчащую из ноздри жирную зелёную соплю, к которой все привыкли и без которой Стригоши не помнили.
Напротив был вход в "преддиректорскую", где хранились классные журналы, оттуда - в канцелярию, а оттуда - в кабинет самой Валентины Романны, нашей огнегривой валькирии с белым лицом и вечно поджатыми сиреневыми губами.
Пост этот был "горячим" только по утрам, перед первым и вторым уроками, когда нужно было пускать на лестницу только переобувшихся. В остальное время просто приходилось следить, чтобы школьный народ двигался по лестнице только в одном направлении. И когда Венька услышал топот из того самого направления, он сразу бросился к застеклённой лестничной двери.
По ступеням согнувшись и выпучив глаза нёсся Чижик, а преследовал его - да, правильно, раскрасневшийся и взбешённый Славка.
Венька оценил ситуацию в момент. Приоткрыл дверь на секунду, выпустив Чижика в холл, тут же закрыл и налёг на неё.
Славка рванулся вперёд и въехал в преграду плечом. Отчаянно задребезжало стекло в узком окошечке двери.
И у этого окошечка они снова оказались лицом к лицу.
- По этой лестнице не спускаются, - сказал Венька.
- Пусти!
- Пройди через второй этаж, Славка.
- Пусти, гнида!
- Славка, ты сам будешь дежурным через две недели, - увещевательным тоном начал Венька. - Тогда все будут слушать тебя. А сейчас дежурные мы с Соплё... с Ромкой.
Он обернулся на Стригошу, который ни жив ни мёртв вжался в угол между пилоном и батареей, затем поглядел в пустой зев "преддиректорской", и голос у него задрожал ещё сильнее.
- Спустись где положено, Славка. Не порть нам дежурство. Тебе же не нужен конфликт с Валентиной Романовной?
Он расслабился и перестал давить на дверь. Поднялся назад по лестнице и всю неделю, проходя мимо Веньки, улыбался, поблескивал фиксой и повторял им самим придуманную присказку:
- Чок-чок, хорёк!
Венька нервничал всё больше. Когда ты дежурный, ты обязан находиться на своём посту. А значит, тебя всегда могут найти на твоём посту. И Славка находил. Каждую перемену.
Он не нарушал правил, просто проходил мимо с присказкой и фиксатой лыбой. Иногда он медленно поднимал руку, будто собираясь сгрести Веньку за грудки, и так же медленно опускал её. Всё это не сбавляя шагу, спокойно, как бы невзначай.
В пятницу вместо четвёртого урока у нас было "окно". Такое случалось чуть ли не каждую четверть у какого-нибудь класса: в школу собрали детей со всех окрестных посёлков, и, как говорила завуч, кабинетов не хватало. По мне, так она просто хреново умела составлять расписание.
Головня построила нас и направила сидеть по местам дежурства, чтоб не мозолили глаза и чтоб не опоздали на свои места к перемене. Всё равно посадить нас было некуда, а РОНО запрещало так вот просто выпускать учеников на часок из школы: в районе было несколько десятков нераскрытых преступлений, включая те, о которых не говорят при детях.
Венька сидел на лавочке у своей лестницы-только-наверх и читал раритетное издание "Британских сказок и легенд". Сопля сидел рядом и списывал у него алгебру.
В какой-то момент Венька поднял глаза и вздрогнул. Над ним нависала безмолвная и улыбчивая славкина физиономия.
- Чок-чок, - сказал Славка, вытягивая руку из кармана. Вслед за рукой вытянулась кручёная бельевая верёвка.
Взмах другой руки - и "Британские сказки", рассыпая страницы, улетели за лавку.
- Встань, - дружелюбно сказал Славка.
Венька встал.
- Повернись спиной.
Венька повернулся спиной, стараясь не глядеть на съёжившегося Ромку.
- Руки.
Венька протянул назад руки, и Славка связал ему запястья за спиной. Неодобрительно крякнул, развязал медленно - и завязал туже.
- Повернись.
Венька повернулся, и Славка небрежным тычком в грудь пихнул его на лавку.
- Вот так, - и свободным концом верёвки притянул венькины руки к доскам сиденья. Обернулся на вход в "преддиректорскую", усмехнулся.
- Если Валентина Романна спросит, кто тебя привязал, можешь сказать, что я. Понял?
И согласно всем установленным правилам поднялся по лестнице по своим делам.
Венька попробовал развязаться. Промучился, пока руки не стали наливаться краской. В это время в другом конце холла хлопнула лестничная дверь. Венька покраснел и удвоил усилия по освобождению. Шаги приблизились - перед ним снова стоял Славка.