Прогресс требует ресурсов, которых никогда не хватало на всех. Цивилизация двадцать первого истощила казавшиеся бесконечными запасы нефти и металлов, а жалкие остатки стали предметом напряженных споров. В спорах редко возникает истина. Не возникла и на этот раз. Мобилизовав последние запасы, ведущие государства мира развязали мировую войну. Когда первоначальный запал иссяк, война впала в ступор. Тогда и прозвучал последний довод.
Двадцать третьего октября две тысячи семьдесят седьмого года межконтинентальные ракеты обрушили на планету огненный шторм. Выжили немногие - те, кто успел укрыться в специально оборудованных бункерах - Убежищах и дождаться окончания длившейся несколько лет холодной ночи. Они основали поселения около Убежищ, ставшие оазисами жизни среди радиоактивной Пустыни. Так шли годы, десятилетия. Жизнь продолжалась.
Небольшая ферма около затерянного в Пустыне городка, но в близости от торговых путей, была моим домом. В городке часто останавливались караваны, и мы с братом и сестрой бегали поглядеть на охранников в кожаной броне и с настоящими ружьями, таких уверенных в себе, серьезных. Мы смотрели, как они напиваются в баре, снимают девочек. Для нас, детей жестокого мира, выжженого злобой, это не являлось чем - то необычным, все в порядке вещей - каждый выживает, как может. Голод и нужда - мы знали их в лицо, поэтому лишние вопросы морали и правильности отпадали подсохшей коркой грязи. Однако определенные границы все же были, город мал, люди знают друг друга в лицо, поэтому изнасилований, краж и убийств не случалось. Тяжелая работа, не оставляет сил для подобной удали. Позднее я поглядел, как живут люди в больших городах, так что знаю, о чем говорю. Иногда в баре случались драки, оно и понятно - постоянное напряжение караванного пути под действием алкоголя вырывается наружу. Ничего серьезного, как правило, наутро проснувшись в каталажке, охранники забывали, отчего же собственно все приключилось.
Бегали мы и на свалку - любимое наше место, прихватив с собой, кто духовые ружья, кто копья - поохотится на здоровенных крыс. Иногда находили на свалке и нечто полезное для нас, детишек - сломанные детали неизвестных механизмов, пустые упаковки стимпакетов, потрепанные кожаные куртки. Надев эти лохмотья, с духовушками наперевес, мы играли в разбойников или рейнджеров, иногда в туземцев. Возвращались после этих игр усталые и довольные, с парочкой крысиных тушек - нам, малышне, хватало на ужин, маме и папе уже меньше расходов.
В нашей семье я был младшим ребенком, старшему брату Кертису исполнилось четырнадцать, сестре Саше, и мне, Джейсону, тринадцать. Конечно, верховодил Кертис, в скором времени ему надоело охотится на помойке. Мы стали выбираться довольно далеко в Пустыню, естестственно без ведома родителей. Конечно, мы могли найти множество опасных приключений себе на голову - некоторые ребята, постарше нас, иногда не возвращались из походов. Но Кертису было все нипочем, ему везло, сказочно везло - всегда и во всем. Например, в одну из наших вылазок он споткнулся о камень и ушиб ногу, но при ближайшем рассмотрении (Кертис хотел плюнуть на камень) под откатившемся булыжником мы обнаружили чей - то тайник. Бутылка виски, пятьдесят монет, и самое главное - настоящий пистолет, серебристый, смертельный Пустынный Орел, с восемью патронами в обойме, и еще одной обоймой в запасе. Орла немедленно забрал себе Кертис, взяв с нас обещание никому о нем не говорить. Он никогда не расставался с пистолетом, носил его в кобуре под мышкой, под кожаной курткой никто не замечал этой смертельной находки. И никогда не вытаскивал Орла - даже чтобы похвастаться перед старшими ребятами, которые уважали Кертиса за его талант в азартных играх. Свою кожанку с заклепками он выиграл в покер, кстати говоря. Везунчик Кертис, так его звали ребята.
С нами ходила и Саша - она всегда знала, где можно набрать воды, и никогда не теряла дороги, ориентировалась в песках, словно у себя дома, безо всякого компаса, выбирала идеальные места для ночлега. Находила звериные тропы, и не раз именно благодаря ей мы избегали ненужных встреч с опасными тварями. Кроме того, оно бегала быстрей всех в городе. Сашу не считали за девченку, и мало того путали с парнем. Неудивительно - русые свои волосы она стригла коротко, чуть ли не ежиком, и вместо свежевания игуан или дойки коров носилась с копьем за здоровенными, с небольшую собаку крысами на свалке. Саша питала страсть к обычаям и повадкам племенных индейцев, которые считали цивилизацию путем зла и жили в пустыне, опустившись до каменного века. Но на эти странности закрывали глаза, ловкостью сестра заслужила неоспоримый авторитет. Ловкачка Саша, так ее иной раз называли.
Что же касается меня, то моим призванием стала медицина. Обработать рану дело нехитрое, не спорю. Вот только обработанные мною раны заживали гораздо быстрее и меньше болели, да и не воспалялись. А иной раз мне достаточно было просто прижать ладонь к больному месту, чтобы хворь прошла. При охоте на крыс иногда случалось пораниться - или укусит слишком прыткая тварь, или кто нибудь порежется об острую ржавую железку. Тут я всегда приходил на выручку. А иной раз случалось мне что нибудь брякнуть, вроде и совершенно бестолковая фраза на первый взгляд, но затем выяснялось, что сказанное мной происходило на самом деле. В недалеком будующем. Из - за этих особенностей меня не считали за ребенка, в смысле за обычного ребенка. Как ко мне относится никто не знал, поэтому странного мальчика Джейсона просто не замечали, до тех пор, пока не возникнет нужда - мне случалось применять свои умения, но тогда я не придавал этому всему особого значения, считал, что все в порядке вещей. Как правило, меня звали после того, как док Иннерс делал операцию - моя помощь позволяла человеку поправится гораздо быстрее. Или после драк караванщиков, когда обыкновенный для этих парней мордобой переходил в поножовщину. Странное дело, но ножевые ранения я лечил особенно успешно. А вот ножей и вообще острых металлических штуковин боялся. Помню, когда один раз я выпросил у Кертиса подержать Орла. Я почувствовал неуправляемую, неудержимую мощь в своей руке, и тут же отдал пистолет Кертису. Мне просто стало страшно, я боялся, что еще немного, и прячущаяся до времени сила вырвется наружу, и Орел взорвется у меня в руках.
Вот такой командой мы и отправлялись в Пустыню - навстречу неизвестности и самое главное, свободе. Крысиное мясо по - прежнему приносили домой, никаких проблем не возникало. Жизнь текла размеренно, но насыщенно, каждая минута искрилась новыми открытиями и приключениями.
Однажды мы ушли в свой новый поход, собрав каждый свое снаряжение. Кертис, в своей черной кожаной куртке с острыми заклепками, большеватой, достающей почти до колен, неизменно с пистолетом в кобуре и духовушкой закинутой за спину, смотрелся весьма внушительно и уверенно. Даже большой размер куртки не убавлял шика, серые глаза, полны решимости, пряди черных волос красиво спадали на лоб. Еще года два - три, когда островатые черты лица его немного сгладятся, наверняка Кертиса будут звать то Везунчиком, то Красавчиком. Я любовался братом, понимая, что буду гордиться им, и сейчас горжусь.
Саша надела камуфляж, сшитый из драной военной формы, которую мы отыскали на помойке. Хорошая ткань попалась - не промокала, не запылялась, в ней никогда не было жарко днем и холодно ночью. Защитные цвета как раз под Пустыню - бурые и рыжые пятна на светло - коричневой поверхности. За десять метров сестру уже нельзя было различить на песке, правда, стоило ей спрятаться тщательней, и можно было не заметить ее и вплотную. Саша упаковала небольшой рюкзачок вяленым мясом и лепешками - мы с Кертисом никогда не занимались едой, не только потому, что это женское занятие - пища, сделанная или хотя бы поданная женщиной гораздо сытнее.
Я же, как был, так и остался в своем сером комбинезоне, в карманы которого порассовал бинты, пластыри и прочие медицинские принадлежности. Во внутреннем кармане лежал подаренный доком Иннерсом комплект медицинских инстументов для операций. Док иной раз давал мне монетки за мои услуги, а на день рождения преподнес этот комплект, видимо у него были на меня надежды. Так или иначе, оказывать первую помощь он меня уже научил, и думаю, не собирался останавливаться на достигнутом. У дока было множество книг, которые я читал, сидучи у него дома. Дома у дока и на помойке с ребятами я проводил большую часть своего времени - родители не взваливали на нас, ребятню, никаких обязанностей - приносимых домой крыс хватало.
Каждый из нас взял по две фляги, Саша и Кертис повесили на пояс ножи - военные, боевые, а не самодельные заточки. Кертис купил их у старших ребят, на что пошли его собственные выигрыши и те деньги, что давал мне док - я копил их в течение месяца. Себе я нож не покупал.
Спустя некоторое время после того, как началось увлечение походами, каждый из нас перестал спускать деньги на покупку сладостей и прочей бесполезной ерунды - копили на снаряжение.
В тот день мы долго бродили среди песков, поймали несколько игуан - Кертис подстрелил
ящериц из духового ружья, на выводок нас навела Саша. Но задор и радость прогулки не волновали меня, смутное беспокойство разрасталось с каждой минутой. Не в силах понять, что происходит, рассказал Кертису. Постепенно беспокойство охватило всю компанию, и мы поспешили домой.
Но дома никого не было, в соседних домах тоже, мы видели только раскиданные повсюду вещи, пятна крови и стреляные гильзы. Саша обнаружила несколько небольших стеклянных ампул. Мы уже знали, что это за ампулы - ими отмеряли дозы наркотика. В городе никто не употреблял дрянь. Иногда мы видели такие склянки у караванщиков.
Мы около часа бродили по хутору, затем, обессилевшие от страшных догадок, сидели в пыли у дома, не зная, что делать. Потом пошли в город, надеясь кого нибудь найти. Зря, никого в городе не было, кроме нескольких собак и десятка трупов. За все это время никто не проронил ни слова.
Вечером мы ушли обратно в Пустыню, не в силах оставаться среди опустевших домов. Мы знали, что теперь мы одни и предоставлены сами себе. Знали, но еще не успели полностью осознать, что никогда больше не придем домой, где нас встретят мама и папа, никогда не увидим их. Мы не знали, куда теперь идти, как жить дальше.
Солнце село, но мы упрямо шли через пески, не останавливаясь - впереди Кертис, чуть позади - Саша, я плелся в хвосте и смотрел на них, думая, какими мы станем уже через неделю. Пустыня меняет человека, делает его совсем не похожим на городского жителя. Таким, как те люди, что пришли сегодня в город и в наш дом.
Мы шли и шли, пока окончательно не выбились из сил. Насобирав колючек, разожгли костер, пожарили игуан, но к еде никто не притронулся. Мы молча сидели у костра и смотрели на пламя, думая каждый о своем. Я чувствовал все, что было на душе у Кертиса и у Саши. Им было плохо, по разным причинам - но одинаково плохо. Мне тоже. Повинуясь неясному порыву, я взял Кертиса за руку, и поглядел в его глаза. Холодный, жесткий взгляд, в котором спрятана обида и горечь. Кертис отвернулся, и я взял за руку Сашу. Ей в глаза почему- то смотреть не стал. Так мы и сидели, молча, взявшись за руки, и через мои ладони протекало тепло, а куда, на излечение каких ран уходило - не могу точно сказать.
Утром уснули, ночью пошли вперед, ведомые чутьем Саши, подбадриваемые стремлением Кертиса. Тогда я понял, как сильна жизнь - во мне, во всех нас. Что бы ни произошло, какое горе не обрушилось бы на человека, он живет, и живет, так как сам выберет - или провалится в туманную бездну забвения, или огонь вспыхнет в нем с новой силой, испепелив все, что могло причинить боль. Особого выбора у нас не было - Пустыня не то место, где можно предаваться горю, да и мы были не в том возрасте. По пути обсуждали, что же случилось, строили догадки, понимая одно - родителей нам не увидеть, никогда. Мир меняется слишком стремительно, чтобы строить планы. И мы не строили. Мы ловили игуан или крыс, обходили опасные места, днем прятались в скалах или посреди торчащих из песка развалин, на худой конец - среди чахлых кустов. Страдали от жажды, выискивая сочные плоды, зеленые и сморщенные. И все шли и шли навстречу своей судьбе.
Гнилыми зубами торчали из песка старые стены довоенных домов. В книгах написано, что они дотягивались до самого неба. Теперь обломки былого величия служили пристанищем призракам и бродягам вроде нас. Мы стояли около участка развалин на асфальте, незнамо как уцелевшего под натиском времени и песка, ветер гонял смерчики между серыми кусками стен. Рассветало. Еще один отдых, после которого продолжится ведущий в неизвестность путь. Я смотрел на Кертиса, на его развевающиеся на ветру когда - то черные, теперь выгоревшие, отросшие волосы, обветрившуюся погрубевшую кожу и еще более заострившиеся черты лица. На Сашу, постоянно прислушивающуюся к ей только слышимому ритму мира. Как выгляжу я сам? Не знаю, зеркала с собой мы не брали. Зато теперь у меня был нож - Кертис отдал мне свой, после той первой ночи у костра из колючего кустарника. Почему то я больше не боялся ножей.
Рядом с развалинами старого города блестела на солнце огромная куча железа - старые машины, корпуса каких то агрегатов, все это перемешано так, что с трудом угадывалось, где что. И тут я почувствовал на себе взгляд - чужой, злобный. Взгляд человека, способного убить. Хотел было предупредить Кертиса и Сашу, но не успел - из - за стен вышли пятеро парней, лет восемнадцати, лохматые, в кожаных куртках. Двое держали в руках пистолеты, другие - ножи. А самый старший, с короткими белыми волосами, был вооружен винтовкой. Сразу видно - он вожак стаи.
- Что вы забыли на нашей территории, малые? - выступив вперед, спросил вожак. Его прихвостни ощерились. Мне все стало ясно. Сейчас забавы ради нас попугает этот, с белыми волосами. Эти парни, его слуги, хорошенько накрутят себя. А когда им надоест, они сделают явно нечто нехорошее с нами. Что именно, не знаю, да это и не имеет значения.
Кертис не зря водился с большими парнями. Он тоже выступил вперед, молча. И нацелил на вожака мгновенно вытащенный из кобуры Пустынный Орел. Мы с Сашей обнажили ножи. Лезвие моего сверкнуло в руке, на миг показалось, что все это уже происходило с нами, перед глазами промелькнули картинки, но слишком быстро, чтобы успеть их рассмотреть.
- Что вы затеяли, идиоты? Нас пятеро, три наших ствола против одной твоей игрушки, - заявил беловолосый. По крайней мере, разговор пошел совсем не по тому пути, которого ждали эти подонки. Я чувствовал, как Кертис, стоящий справа и чуть впереди меня, ощупывает взглядом их строй. Слабое место ищет.
- Вы даже не сможете выстрелить, - продолжил главарь, и сделал шаг вперед, его подчиненные начали поднимать руки с пистолетами. Тут то все и случилось. Время застыло и разделилось на картинки - те самые, что принес с собой солнечный блик на лезвии ножа.
Вспышка - солнечного света на лезвии моего клинка, подаренного братом - уже в стремительном полете через те десять метров что разделяли нас и парней в кожанках.
Вспышка - крика Саши, стремительно отпрыгнувшей в сторону.
Вспышка - выстрела одного из парней.
А потом время вернулось.
Беловолосый вожак опрокинулся навзничь, неподвижно лежа на песке. Больше он не встанет с него.
Стоявший по правую руку вожака парень с пистолетом упал на колени, на лице отпечаталось глубокое удивление. Нож вошел в лоб над правой бровью по самую рукоять.
Саша приземлилась на песок и перекатилась, вставая на ноги. Пуля пролетела как раз там, откуда она прыгнула.
Кертис выстрелил снова, второй бандит с пистолетом повалился на песок.
Оставшиеся двое с ножами замерли, затем встрепенулись и хотели было убежать.
- Стоять! - приказ Кертиса, холодный, жесткий, пронзил их не хуже пули, - Бросьте ножи и ведите меня к своим.
Парни шли впереди, подавленные, лишенные прежней звериной злости и самоуверенности - смерть вожака сломила их. За ними следовал Кертис с пистолетом в руке, рядом с братом - Саша. Я немного задержался, вытаскивая нож из головы врага. Мой первый. Враги бывают на войне, и судя по всему, для нас троих война началась - бесконечная битва за выживание. Кертис доказал свою силу и право отдавать приказы, убив вожака, самого сильного в их стае. Его будут слушаться. Саша будет искать безопасные убежища и выслеживать добычу, я -лечить раненых. Или, сам научусь наносить раны? У меня это пролучилось, хорошо получилось. Подозрительно хорошо для первого раза.
Нас привели к куче металлолома, из дыр и всевозможных отверстий в невообразимой конструкции вылезли подростки и совсем дети, человек десять. Самому младшему на вид можно было дать лет семь. Все встало на свои места. Старшие грабили одиноких путников или охотились. Младшие выполняли остальную работу - готовили еду, убирали. И развлекали своих хозяев. Как именно, можно только догадываться по синякам на грязных, прикрытых лохмотьями телах. Всем заправлял тот беловолосый, с помощью четырех своих дружков, которые только и ждали пока тот даст слабину, чтобы расправиться с вожаком и занять его место. Вожаку приходилось постоянно доказывать свою силу в их глазах. Вот откуда синяки на младших - зверь на охоте или встречный человек дадут отпор, могут и убить. Кертис видел то же, что и я. Но как оказалось, несколько иначе.
Быстрый выпад застал одного из парней врасплох, Кертис вонзил нож в правый бок, прямо в печень. Второй среагировал быстрей, но его кулак так и не достиг головы брата. Кертис сблокировал удар ножом, лезвие рассекло предплечье. Хлынувшая кровь окропила Кертиса красным дождем, он стоял с пистолетом в одной руке и окровавленным ножом в другой и взирал на поверженных противников, которых молча добила Саша.
Мы охотились в песках, все вместе. Младшие боялись нас, особенно Кертиса, за плечами которого теперь висела настоящая винтовка, а не духовое ружье. Нам с Сашей перешли пистолеты поверженных слуг беловолосого. Мы так и не узнали, кто они и как зовут. Младшие рассказали, как образовалась их стая. Работорговцы напали на их деревню. Пленных распределили, детей вел на продажу отдельный караван, по пути подвергшийся нападению другой, менее удачливой бандой. Схватка уже походила к концу, потери обе стороны несли большие. Тут то и подоспела шайка беловолосого, в то время более многочисленная. Трофеи продали, детишек оставили в качестве слуг. Обычное дело.
Дни сменялись ночами, наша новая жизнь стала вполне привычной. Мы быстро освоились в неизвестном нам мире. Саша и Кертис усваивали уроки жестокой жизни в песках, а я все чаще и чаще думал о том, что будет дальше. Скоро мы тоже начнем выслеживать караваны, ожидая нападения и вмешиваясь в последний момент. Трофеи будем продавать, на вырученные деньги покупая оружие, аммуницию, быть может спиртное и наркотики. Потом к нам присоединится кто нибудь еще, Кертису придется доказывать свою силу, вновь начнутся издвательства над младшими, набеги участяться. Потом мы сами станем нападать на караваны, отбиваться от стервятников, желающих присвоить нашу добычу. Чертовы книги доктора Иннерса, жестокие книги двадцатого века, расцвета человеческой цивилизации. Золотой век, за золото которого приходилось платить кровью. Я читал разные книги, но особо увлекался историей. Завоевания Александра Великого, Тамерлана, Чингиз - хана. Крестовые походы, исламский джихад, завоевание Америки конкистадорами. Костры инквизиции, гниль чумы, геноцид австралийских аборигенов. Вся история человечества пропитана кровью, и великая Война, оказалась эпилогом развития человечества, которое так и не выучило собственных же уроков. Кровь я видел с тех пор, когда обнаружились мои способности, я все время был рядом с ней - и в операционной дока, и в наших походах на свалку за крысами, таких далеких. Таких веселых и безопасных...
Из всех книг, которые я прочитал, больше всего поразила меня Библия. Я не мог понять поначалу, почему люди своими руками убили того, кто хотел дать им добро и любовь. Почему правитель маленькой жаркой страны, так похожей на сегодняшний мир, не заступился за мессию. Ведь он не сделал ничего плохого, никого не обидел. А потом понял. Именно поэтому его и убили. Своими поступками, самим образом жизни он показывал людям, что можно жить иначе, не пожирая друг друга, без насилия и боли. Что сложившийся за тысячелетия порядок - устарел, что пора перейти на новый этап развития. Книги по истории молча утверждали, что мир состоит из борьбы, без которой жизнь остановится, не отняв жизнь- не проживешь. Но я сомневался в этом. Сомневался и в том, что можно иначе, но почему тогда все, что видел, считаю неправильным? Откуда вообще взялись у меня эти мысли, почему я все больше и больше боюсь за Кертиса, и все меньше понимаю Сашу? В одном я был уверен - мир в самом деле состоит из борьбы, и мессия боролся - с самим собой, со сложившимся укладом жизни. Можно бороться и не убивая. Трудно выступать одному против всего мира, но он смог. Я поражался мужеству этого человека, жившего в настолько давние времена. С тех пор ничего по сути и не изменилось.
Я смотрел на звезды, лежа у небольшого костерка. В последнее время я любил уходить в пески один, без удачи Кертиса и чутья Саши. Сумерки непрошенными гостями колыхались вокруг освещенного костром круга, я смотрел на этот танец и размышлял.
Если люди отказались делать шаг, следуя за мессией, следующая ступень развития оказалась пуста, но вечно так продолжаться не может. Выбор человочеству будет предоставлен рано или поздно. И толчок тоже предоставлен будет. Вернее, был. Люди двадцатого века не хотели развиваться, точно так же как и люди в то время, когда жил мессия. У них было все, чтобы удовлетворить потребности, беда только в том что потребности оставались на одном уровне. Крестоносцы по крайней мере хотели иного. Я ухмыльнулся. Так ли? Или я путаю цели с методами их достижения?
Подул прохладный ветерок, и мысли потекли дальше.
Мир прошлых веков, двадцатого и двадцать первого, был в какой то степени менее справедлив чем мир нашего времени. Сегодня прав тот кто быстрее нажмет на курок, а до Войны таких курков было больше. Заместо ружей и гранат - облигации и индексы валют, пропаганда, санкции и цены на барель нефти. Нет, мир не стал справедливее, он стал проще и оттого более справедливым. Подлости и гнили меньше не стало, она теперь видна отчетливей.
Я вспомнил ностальгию по средневековью в некоторых книгах двадцатого века, и рассмеялся, несколько неуместно в ночной тишине. Вот мы, например - еще около месяца назад убивали крыс на городской помойке. Потом пришли работорговцы, и привычная жизнь кончилась. Мы могли жить или погибнуть. Мы выбрали жизнь, Кертис привычным тоном отдает приказы, винтовку держит уверенно, словно с ней и вырос. Так и было, мы все росли с духовыми ружьями. Не со смертью в руках, а с ее имитацией. Все просто. С детства мы видим насилие, испытываем его на себе и учимся обороняться, потом учим этому наших детей. Мир состоит из борьбы... Мессии было проще, в то время когда он жил люди были более любопытны, и он не боролся один, нашел себе учеников - тех людей, кого что - то интересовало. Сегодня ему пришлось бы доказывать свои слова оружием. Единственнное, чего я пока не мог понять - почему он не изгнал предателя, он же знал? Или это придумали люди? Наверняка в книге много выдуманного людьми, великие личности всегда обрастают легендами и домыслами - последователи хотят видеть своего учителя более великим, независимо от того, любят они его или бояться.
Размышления прервал звериный крик где - то далеко в Пустыне.
Да, надо что - то решать. Дальше оставаться здесь я не смогу, если останусь - погибну, точно так же как мог погибнуть оставшись в пустом доме. Только смерть будет иного рода.
Надо собраться, хотя что мне брать? За плечами всегда рюкзак с продовольствием, водой и медикаментами, на поясе нож и пистолет, в карманах обоймы. Мой старый серый комбинезон истрепался, теперь я ношу найденные в убежище кожаные штаны и курку, да высокие сапоги. Когда - то они принадлежали одному из прихвостней вожака. Да, не хотел бы я чтобы кто нибудь одел вот так вот куртку Кертиса. Подумал, стоит ли прощаться. И молча пошел, не зная куда, но точно зная что ищу.
Год или больше я блуждал по Пустыне, заходя в различные города. Оставался в каждом из них на месяц. Деньги на жизнь - еду и оружие - зарабатывал благодаря знаниям, полученным от старины дока Иннерса да купленных медицинских журналов. Знания людей ушедшего времени помогали мне сейчас. Работал ассистентом у местных врачей, каждый из которых учил меня чему - то новому и уговаривал остаться, и когда я обьяснял им причины, по которым остаться не могу, они начинали уговаривать меня еще настойчивей. Но я все равно уходил, и сердце грело знание, что в бескрайних песках есть не один дом, где я всегда буду приятным гостем. Я искал осколки потерянного рая, поняв что в мире прошлого и настоящего существует не только агрессия и разрушения. В одном из городов я нашел человека, который купил где - то старый неработающий проигрыватель, питающийся от солнечных батарей, починил его. У этого человека были голодиски с разной музыкой - классика, и музыка двадцатого и двадцать первого века. Он отказался его продавать. Музыка впречатлила меня, раньше я нигде не слышал классики, только читал про великих людей в старых книгах со страницами из прочнейшего пластика, тонкого как бумага. В городах я искал книги и покупал их, находил в клозетах и на помойках. Я купил себе наладонный компьютер, потратив все деньги и продав часть снаряжения, и работал целых три месяца прежде чем смог выкупить аммуницию обратно и выйти в Пустыню. Они много мне дали, эти книги. Потом я продавал их, а тексты сохранял на голодисках. Но к цели я не приближался.
Однажды, в большом богатом городе - республике я увидел маленькое приземистое строение. У входа висел темно - красный вымпел со знаком радиации. Удивительное в наши дни знамя. Привлеченный этим знаком, я вошел в здание. На стене напротив двери - большой экран, по которому плыли слова "Единство. Молись. Следуй". У стены - лавки из темного дерева, или из пластика. На полу - мягкий серый ковер. Удивительно уютная обстановка. Захотелось присесть на лавку или прямо на ковер, закрыть глаза и посидеть в покое полчаса. Единственное, что мешало так поступить - ожидание, что сейчас выйдет сверкающий глазами фанатик и примется обращать в свою веру. Но фанатик не спешил, или его тут не было, или он решил подождать пока я расслаблюсь и можно будет взять меня тепленьким. Ну и пусть. Я лег на лавку и закрыл глаза.
Мне снился Кертис, подросший, в кожаной кирасе с наклепанными металлическими пластинами, за плечами - черный устрашающего вида дробовик, в руках автоматическая винтовка с оптическим прицелом. На поясе пустые ножны. Кертис стоял посреди мертвых тел, вглядываясь в горизонт серыми глазами, длинные черные волосы по прежнему красиво падали на лоб. Затем он повернулся ко мне.
- Я тоже ищу свою правду, брат. Хорошо, что ты не забываешь меня, я чувствую это, - спокойным, твердым голосом произнес он, - Моя удача не покинула меня. Теперь мое прозвище Кертис Верняк, представляешь? Но это ерунда. После твоего ухода я принялся думать над тем, что побудило тебя на это. Потом я понял. Мы уже стервятничали, и намеревались ограбить наш первый караван. Я ограбил его. Уже после того, как понял почему ушел ты.
Мы с братом молча шли по Пустыне. Кертис продолжал:
- Я понял, что должен это сделать, для того чтобы принять свое решение, Джейсон. И я принял его, я ушел в тот же вечер. Оставил все трофеи Саше с младшими и ушел. Нанимался в охрану караванов, телохранителем нанимался. Пару раз в барах подбивал ребят напасть на работорговцев. Вызывались многие, на утро приходили еденицы. Но приходили. Во мне еще живет надежда узнать, какой подонок напал на наш город, на нашу ферму. Что сталось с родителями, - лицо брата скривилось, затем снова приняло обычное его выражение, и он продолжил, - вобщем, вот так я и живу. Не знаю как там Саша. Но думаю, она не пропадет, да и за тебя я уверен, братишка. Я думаю мы еще увидимся.
Кертис уходил все дальше в пустыню, а я просыпался, стараясь сохранить видение, но картинка расплылась и пропала. Все, что я увидел и услышал, запомнил накрепко.
Потом пришел пожилой человек в балахоне - редкость в наши дни. До старости мало кто доживает. Но этот жил явно не в роскоши и безопасности обнесенного стеной города - на руках я заметил старые ножевые шрамы. Мужчина дал мне небольшую листовку с "Манифестом Единства". Потом я принялся расспрашивать о том, что такое это Единство. Похоже, создатель этого учения думал в том же направлении, что и я. И судя по рассказу седого служителя, пытался воплотить в жизнь давнюю несбыточную мечту человечества. В церкви я остался на неделю. Как оказалось, церковь являлась еще и больницей. И каково же было мое удивление, когда я выяснил что здесь пользуются тем же методом излечения что и я!
Мне надо было во что бы то ни стало встретиться с главой этого учения. Благословленный служителем, я отправился в путь, следуя данной служителем карте. Через некоторое время достиг скал в безлюдной местности, кишащей чудовищами. Долго искал секретный проход.
Зов манил все дальше и дальше в жерло пещеры, словно приглашая проникнуть в чрево великой первозданной матери, породившей жизнь в незапамятные времена. Я шагал, не замечая времени, дрожь пронзала тело при каждом моем вздохе, вокруг меня клубилась темнота, пламя факела дрожало порождая все новые и новые тени. Внезапно камень под ногами завибрировал, резонанс передался бесчисленным сталактитам и сталагмитам, воздух наполнился чарующими звуками потустороннего хорала. Я вслушивался в этот невероятный рим, сливаясь с ним, отдаваясь во власть величественного потока, растворяясь в ощущении полной свободы. Пульсирующая темнота обвила меня, факел выпал из слабеющей ладони, погас, покатившись по камням. Очертания пещеры исчезли, исчезло все, кроме темноты - мягкой, плотной, разлившейся бесконечным океаном. Меня несло сквозь темноту, всем существом своим я ощущал невероятную скорость полета сквозь бесконечность, во мне рождался восторг, не знающий границ, которых попросту не существовало для меня в этот миг. Вибрации разума вплетались в узор неистового ритма, разноцветными спиралями скручивающегося в пространстве. В порыве безбрежой радости я распространялся, стараясь охватить собой всю бесконечность без остатка, раствориться в ней, я распростерся и исчез, стал бесконечностью, стал ничем и в один миг сжался, взорвавшись и разлетаясь бесконечно малыми осколками пустоты.
Из бесконечного падения вырвало удушье. С силой втянул в себя воздух, затем снова и снова вдыхал, до тех пор пока не ощутил заместо огня в легких холод каменного пола, на котором лежал в неудобной позе. Встал, разминая затекшие руки и ноги, не в силах осмыслить произошедшее, не понимая сколько прошло времени с тех пор как я вошел в пещеру. Здравый смысл и все ориентиры мира, оставшегося позади, не имели здесь никакой силы.
Я двинулся дальше, не видя дороги во мраке, вдыхая прохладный сырой воздух. Звуки моих шагов не могли всколыхнуть оглушающей тишины. Я не видел ничего вокруг себя, ничего не слышал - ничего, кроме меня не было. Захотелось крикнуть, услышать эхо, ощутить границы вокруг, что нибудь кроме немой пустоты, которая уже стала чем то плотным и вещественным. И в тот миг, когда молчание для меня обрело смысл, недоступный никаким словам, я услышал Его.
- Иди, мы ждем тебя, - повелел голос, состоящий из сотен голосов, слившихся в единое целое.
Передо мной возник свет, возник из ничего - шар мягкого света, едва заметно пульсирующий. Не в силах отвести взгляд от света, я устремился за уплывающим шаром, следовал за ним до тех пор, пока взору не открылась огромная полусфера каверны. Мерное пение людей в длиннополых одеждах оторвало меня от созерцания высокого купола, я вышел из туннеля и последовал за светом к расположенной в центре этого зала прямоугольной плите с небольшой лестницей. Подойдя ближе, я рассмотрел непонятные мне символы, покрывающие плиту, больше всего похожие на веточку колючего кустарника. Символы притягивали взор и резали глаз невероятным сочетанием линий, песня стоящих у края каверны людей проникала в душу, будила нечто неведомое, незатронутое в самой ее глубине, одновременно до боли знакомая, но в то же время слов этих я ни разу нигде не слышал.
Пение прервалось, но воздух еще продолжал вибрировать. Я ощутил немой вопрос, ощутил радость, благожелательность и желание выслушать. Говорить ничего не хотелось, не хотелось вообще каким либо образом нарушать этот миг. Нигде еще я не ощущал такого уюта, как в этой пещере, такой искренней теплоты. Никогда еще я не ощущал себя кому то нужным.
Человек в пурпурном балахоне подошел ко мне, взял за руку - от его ладони исходило приятное тепло. Лица под капюшоном не было видно, но я чувствовал то, что он хотел мне сказать, внутренне, без слов. Одновременно с ним мы взошли по ступеням на каменную плиту, и я лег в центре - там, где ломанные линии символов сплетались в очертания человеческого силуэта. Холодно не было - от плиты исходило то же тепло, что и от ладони подошедшего ко мне, имени которого я еще не знал, но чувствовал что теперь смогу найти и узнать его где угодно. Тепло усилилось, запульсировав, плита озарилась бело- золотистым свечением. По телу прокатилась блаженная истома расслабления, и не только физического - напряжение последних лет жизни, в которой всегда надо быть начеку чтобы не превратиться в добычу, навалилось огромной тяжестью, я отделился от него, ставшего таким привычным, ставшего неотъемлимой частью меня самого и потому уже не гнетущего. Но тяжесть мгновенно пропала, на душе стало легко, а напряжение сменила усталость, какая бывает после дня беззаботного бега, совсем как в детстве. Глаза закрывались, и я уснул, легким и беззаботным сном, которого не знал так давно.
Там, во сне, я снова оказался в мягкой темноте, но теперь она оказалась пронизана сотнями золотистых ниточек, пульсирующих в такт моему сердцу. Я ощущал чье - то присутствие, но присутствие абсолютно не злое.
- Расскажи, что привело тебя к нам, - раздался голос, немного печальный но вместе с тем добрый и понимающий.
В этом месте, где я оказался, не было места обману, поэтому я начал свой расказ, не раздумывая и не скрывая ничего, погрузившись в воспоминания.
Еще некоторое время я лежал на теплой плите, наслаждаясь тишиной. Затем вместе с человеком сошел с плиты. Он повернулся ко мне и произнес:
- Я знал, что ты придешь ко мне. Я ждал тебя, Джейсон. Люди внешнего мира зовут меня Повелитель. Я создал Единство много лет назад, и однажды уже был повержен. Из за моей ошибки, которая тем не менее многому научила меня. Я скажу тебе, почему мессия не изгнал предателя. Он хотел, чтобы люди научились. Даже обрекая себя на такой конец. Он погиб, но его слова - нет. И неважно, что придумали люди, главное осталось, и тот кто ищет смысл сможет разглядеть его. Слова отражают суть. Только отражают. А увидеть ее нужно самому, без отражений. Ты следуешь своему сердцу, и твой брат тоже. Поэтому вы сможете увидеть суть вещей и суть этого мира. А теперь, Джейсон, я предлагаю тебе сделать окончательный шаг.
Повелитель встал, отошел от плиты к людям в балахонах, пение возобновилось. Под куполом зажегся свет - вначале маленький шарик, как тот что вел меня через туннель. Он рос и рос, а затем из центра шара вышел луч - и опустился в центр плиты. Символы на камне наполнились светом, замерцали.
- Войди в свет, и ты обретешь гармонию, найдешь то, что искал так долго, - тихо сказал Повелитель.
Медленно, отдаваясь каждому шагу, я поднялся на плиту и вошел в свет.
Я увидел голубое небо и серые облака, что несут дарующий жизнь дождь. Я гулял среди высоких деревьев, и прохладный ветер колыхал их зеленые кроны. Я гулял около моря, слушал шум волн и встречал закат. Я ходил по городу, в котором жили красивые, добрые люди, говорящие без слов и летающие без крыльев. Я был в безбрежной пустоте между звездами, в которой сновали огромные величественные корабли. Я увидел все это. Я понял свое предназначение. Я обрел дом.