Рулады арийцев всецело безвестны -
улeй незаметно, сияя в душe.
Слова нумизмата доходчивы, лестны -
	он бьёт по клише.

Фиктивна зелёная квази-аллея,
маралы и зайцы стенают на ней
и пьют излияния мягкого клея
	индийских полей.

Мой солод, хвалебного кваса тополог,
филe Рамакришны заполнит собой,
он будет подобен кайману и долог,
	как пришлый ковбой.

И незачем пить из кувшина с костями -
там то, что не всякий увидит без глаз.
Я мёртв, и не надо меня сапогами
	пихать под палас.

Фонтанной воды, если хочешь, напейся;
со дна глинозём, если сможешь, достань;
поешь и утихни на донышке кейса,
	забившись под грань.

А я на маралов поставлю все деньги,
что были мне выданы вместо рулад
больным нумизматом с вершины бром-стеньги,
	направленной в ад.

И выиграв первый забег, я прозрею,
пойму сущность поля и солода губ,
и лишь Рамакришну понять не сумею, -
	настолько я груб.

Считай, сколько "Я" в каждом четверостишье,
да, я - эгоист, но я добр и умён.
А между атак, в наступившем затишье,
	чуть слышится стон.

Мертвящий мне душу, терзающий зайцев,
он просит воды из фонтана - а мне
всё чудятся крики несчастных китайцев
	в дневной тишине.