Неизвстно куда и откуда текут наши реки. вообще термин - "наша река" каким-то странным образом стуктурируется и кажется лингвистической ошибкой, но если вдумается не так уж мало тут казуистического. Это не коим образом не соотносится с песней Светы "Загорелые", как раз напротив, человеческая река (если брать в самом общем смысле) - жизнь, постоянно течет, болле того - переодически менят свое русло. Мало кому приходит в голову отследить ее путь, ведь все мы навернека знаем, что жизнь оканчивается смертью. В этом утвержедение так много бытовой правды, черствой неразберихи, аж становится дурно... Однако, река течет-течет да и вытечет куда-нибудь совершенно неожиданно...
По телевизору одно время часто крутили рекламный ролик Туалетной воды под маркой Baldessarini. Этот рекламный перфоманс и дал имя, а точнее кличку нашему герою. Со временем грани между социальной идентичностью личности и простой эмонаций ее же самой, стерлись. Он уже и не помнил как его зовут, кличка настолька приклеилась, что стоило на улице кому-нибудь из друзей окликнуть его возгласом типа:
- Вон, смотри Балдасарине плетется!
Балдасарине тут же обварачивался.
<...> Ничего нет страшного в смешном прозвище или кальке имени, воспринемается как необходимый атрибут детского мира такого отлично от взрослого, где действуют свои правила и свои каноны. Но Балдасарине продолжал сосуществовать с ним вместе на протяжение многих лет, и вот когда наконец стрелка спидометра жизни подобралась к отметке 20, он отделился и стал самостоятельной фигурой, совсем как в Гоголевском рассказе "Нос", с тенм лишь отличием, что Балдасарине существовал только на уровне сознания и подсознания героя, не выходя за рамки и до поры до времени не давая о себе знать.
Об этом можно было сделать увлекательную 3D-игру для платфомы GameBox минемальные системные требование не превышали бы стандартных PCA-шный. Глубокомысленный фильм родился бы в воображени режисера, услышав он об этой истории. О книге и говорить не приходится, Стивен Кинг взялся бы за нее с радостью, если б Балдасарине позвонил ему и предложил 200.000$ предварительного гонорара.
О! Это было бы великое произведение. За основу Эдвин-Стивен взял бы свой нашумевший роман "Темная половина", в котором, он кстати, не двусмыслено намекнул на последующию экранизацию с Арнольдом Шварценегером в главной роли.
Некоторые моменты пришлось бы переделать под современную казахстанскую действительность, а так как Кинг не иммет не малейшего представления о ней, болле того он вообще врядли себе представляет что такое Казахстан (исключительно как голивудский субсознательный продукт, позиционируя которой те же голивудские продюсеры пытаются донести до простого американского кинозрителя образ подыхающего на ядерной помойке динозвра, заваленного снегом с многочисленными придатками коими и выступают страны бывшего СССР), произведение бы получилось юмористическим, что несомненный плюс самому писателю, так ка последнее время из под его пера выходят одинаковые книги-ляпы, которые-то ужасами, а тем более рыночным термином "триллеры", назвать сложно.
Здесь так и напрашиваеся очередная анология с Гоголем - конвектор под незатейливым названием ремейк, возможно покажет миру новое лицо С. Кинга, этакого юмориста-социальника, что несомненно поможет выйти ему из сложившегося творческого кризиса.
Однако Балдасарине не читал Кинга, и не смог бы, даже примерно представить как выгледел роман о нем самом. Единственное, что запало ему в душу это сцена с отрывание конечностей у Транснацинальных корпараций при помощи хитроумного антимонопольного законодательства. Автор (еще одного нашумевшего "ШЕДЕВРА" последнего времени) настолько умело аллегорически описал крушения мультинацинальных компаний на рынке эноргоресурсов, в тот момент когда на этот рынок выходят не фирмы-монстры а государства в лице конкретных людей, что стоили только чмокнуть губами - мир потерял еще одного сумашедшего, а значит гениального творца фентези.
Настольный книги это вообще утеха сильных мира сего. Они не могут придумать ничего умнее чем положить на свой письменный стол некий фалиант и обозвать его "настольная книга", потом в интервью журналистам хвастая, что постоянно обращяются непосредственно к тексту, черпая в нем новыеи новые глубины. На самом же деле эти люди - политики, артисты, музыканты (high society) читают редко и урывками, в основном финансовые отчеты инвистиционных фондов или компаний в которые вкладывали деньги, делясаь с друг другам прогнозами насчет коньюктуры финансового рынка; такой информированнтсти мог бы подевится аналитик Wall-Street Journal. Люди "прогрессивные" и отдающие себе отчет в действиях, крайне редко занимают себя подобным, они вообще страются постич все новое и свежее, постоянно пополняя книжную полку новыми изданиями. Ведь читать и перечитывать это не одно и тоже, сродни тому как питатся недельной давности борьщем, пусть он и был сварен великим поваром и наславу, он попрежнему остается недельной давности; и борьщ это не тот продукт, который со временем приобретает неую пикантность т.е. выдержку. Но для Балдасарине "Last Generation" стала настоящим откровением, он влюбился в этот публицистический роман, всерьез и надолго. И как всякий прогресиввно мыслящий интеликтуал, отрицавший значение современной культурной элиты в формирование национального ноопространства, наш герой все же не удержался и завел себе "настольную книгу". Ещё как некстати появление песни The Rasmus "Last Generation"...
Там есть такие строки:
Dust replace their soul
Hearts turned into stones
Minds turned into stones...
Ну совсем о современной политеке... Вообще Балдасарине был сражен подобным мозговым штурмом и стечением обстоятельств. Сдался, поглощенный чтивом.
Начиная с первой главы (там еще говорилось, что миром правят не политики а наднацинальные компании: открывались глаза, так сказать, читателю), Балдасарине был зачарован стилистикой романа. Он читал и перечитывал особо понравившиеся места, задыхался от непонимания, однако ж брел напролом. Во втрой главе (там говорилось о нарушение прав человека и попрание общественного мнения в развитых демократических странах, как причина тому экономические интересы отдельных личностей) открылся тайный смысл, сродни тому ощущнию возникающему после просмотра очерднной аналитической программы, в которой открывается страшная тайна, делаются выводы у крупных корукционных скандалах, и поводка к всемогущему Кремлю: человек становится носителем уникальной информации, которую, как ему кажется, знает только он один - умелые технологии НЛП и рейтенгообразующие репортажи делают свое дело и все больше людей мнят себя шпионами или политтехнолагами посвещенными в секреты механизмов упровляющих этим миром. Так вот Балдасарине "торкнуло", он буквально поплыл... К тому же эффект прочитанного проявился опосля, когда, он сидя перед теливизором дома смотрел какую-то программу. Это можно даже назвать галлюцинацией. Сразу вспомнился мултфильм виденный еще в детсве, он назывался - "СУПЕРКНИГА", не чего не значющяя для нашего hero религиозная лабуда, но был там один момент, когда эта самая Суперкнига открывается у персоонажий мультфильма начинаются галюцинации, сильные, наподобе китаминовых. Они переносятся в метофизическую реальность, прозванную почему-то в фильме библейской.
Так же случилось с Балдасарине. Открыв новомодную книжку в суперобложке, он перенесся в мир страстей далеких от него самого и от кого бы то ни было из живущих на планете Земля.
Эффект брожения продолжался около недели. В это время Балда стал затравленным и подавленным. На это не мог не обратить внимание его дружок Заяц. Не на шутку встревожившись, он как-то заметил в приватной беседе:
- Что с тобой, друг? Может, что не то съел?
- Нет, - ответил тот. - Так, пройдет... Заяц, а ты вообще книги читал?
- Ну, когда в школе учился почитывал. А что?
- Я так, вообще. Не понимаю зачем люди книги читают?
Заяц чуть заметно удивился, подмигнул.
- Как зачем?! А откуда бы по-твоему знания бы доставали?
- Эпирическим путем...
Заяц удивился больше.
- Как, как? Каким путем?.. Ну ты загнул.
Балдасарине не обращял на него внимание, урывками смотря по телевизору программу по телевизору. "Угадай мелодию", по-моему.
- На основе чувственного восприятия и личного опыта...
- Нет, абстрактыми терминами общелингвистического дискурса. Так вот вы правильно заметили, друг мой, что человек не может систематизировать и хранить такое количество информации которое накопилось за годы матеарелистического прогресса, и впрочем, не матереалистического. Но смею возразить вам, любейзнейший, а как же последние достижения этого самого прогресса, например, хранение иформации в электроонном виде, теже жесткие диски, оптические накопители, а?
- Ну, человечество еще не успело перевести все тексты на бумажных насителях в электронные. Отсканировать, так сказать.
- То-то и оно, то-то и оно,- Балдасарине зачем-то поднял указательный палец к потолку, - а представте, зачем столько ненужной информации, зачем столько трудозатрат, не говоря уже о денежных. Вот сканируют, к примеру, труды или дневники какого-то белого генерала, эмигрировавшего в америку после 17-го года. Зачем оно вам, милейший? Вы бы и без того прожили на земле свои деньки и не замарачивались - что же он такое писал в своих дневниках?.. Меня его точка зрения вообще не ебет, как впрочем думаю и вас...
Закончив данную реч скороговоркой он даже перевел дыхание. Передачи по TV уже не интересовали, его занимал причудливый побеленный узорами потолок. Побеленный узорами не из-за оригенального дизайнерского решения, а исключительно из-за неопытности строительной бригады.
Заяц переварив спич, заявил, почти обиженно, как будто ему действительно было каккое-то дело до белого генера:
- На что вы это намекаеете, позвольте спросить?
- Лично я придерживаюсь той точки зрения (повторяю это моя точка зрения и вы имеете полное право ее оспаривать), что человечеству неообходимо ограничется лишь тем багажем знаний, который ему действительно необходим, а остальное отбросить как лишнюю шелуху.
- Ха-ха, - только и смог выголворить Зайченок, - загрузил, так загрузил.
- Не в коем разе. Needful Things, как говорили древние.
- Ну, предположим, а...
Но Балдасарине не дал ему договорить.
- Хотя тут возинкают множественые трудности. Кто будет определять каккие отрасли знания нужны а какие нет? Создавать комисси что ли? Хватит, знаем... был у нас некогда террор красных комисаров... Могут начатся каталиптические войны, и не смейтесь! Не имейте привычки, сеятся над серьезными вещами!
Заяц и не думал смется, напротив, он весь как-то зажался, уменьшился словно ожидая удара.
- Ладно, все это так сложно... Все сложно. ничего нет банального и открытого, - он устало зевнул.
Заяц продолжал изподволь смотреть на него, он же устремил "ясны очи" в потолок. И чем он его так занимал? Неожиданно Заяц проснулся:
- А ты слышал песню "Не бывает девченок хороших, не бывает девченок плохих", что она означает?
- Не знаю, - Балдасарине будто задумался, - наверное, когда напьешься тебе уже похуй, красивая она или нет. Лишь бы дырка была куда пихать.
- Я тоже об этом думал, но пришел к несколько иному выводу. песня сама по себе намного глубже чем представляется с первого раза, в ней говорится, что не бывает людей черных или белых, т.е. плохихи или хороших, все несут в себе некий заряд из двух капсул. Это как система Станиславского, сечешь?
- Нет, садомазо не увлекаюсь.
Он опять зивнул, отрвал взгляд от потолка, изрек:
- А ты слышал копозицую Девида Гилмора "Летс гет метафизикал"?
- Да.
- Прекрасная инструменталка. У меня подруга в школе была, очень инструментальную музыку любила. Таней звали, - Балдасарине тежело взохнул, после минутного раздумья добавил, - Так я ей и не всадил, даже на пол-письки-в-рот не согласилась...
- Да...
Далее сидели молча, до самого вечера: один пялился в потолок, другой в экран телевизора. Как раз начались пятичасовые новости агенства Хабар. А вечером пришли друзья и они отправились в кафешку пить пиво.
Белая дыка облаков, даже не дымка а мяккое одеяло... Ведь правильно сказано - над облаками никогда не бывает пасмурно, там всегда светит солнце, уровень ультрофиалета зашкаливает и хочется плакать... Нет не плакать - рыдать... Но только представте, что небо не цвета ультрамарин, а золотисто-желтого... Галюцинация, бред сумашедшего? Опять-таки НЕТ!.. Это всего лишь реклама "Ярпива" или абстактные размышления о природе неба и тонкой микронной пленке разделяющей две эпостиси существования жизни: Землю и НЕбо.
В кафе прибывал народ. Вскоре столиков не осталось и вновь пришедшие вынуждены были ютится у знакомых либо уходить вовсе.
Музыка играла, не гремела, не "качала", а имменно играла, и в разговоре можно было свободно расслышать друг друга. Балда и Заяц, как-то странно отсоединились переместившись со своим темным пивом и нудными беседами на край стола. В компании их никто особо не слушал, но и игнарировать их сегодня было невозможно: двое высоких юношей, бледныых лицом, с какиме-то невыразительными искорками в глазах; их болезненный, отчужденный вид наводил нам мысли о начале эпохи современного декаданса, низвержение постмодерновых идеалов исскуства и првращение экцентричного в по-настоящему ценичное, даже бесноватое. Еще смотря на этих двоих думалось о поэзии, находящейся в данный момент в глубочайшем кризисе не разрешенных проблем и не понимания со стороны общественного. Пропоганда презыввает художников слова лишь тогда, когда они действительно нужны, когда есть необходимость "глаголам жечь сердца людей", а может и самих людей тоже в топках революции, можно и на кострах вместе с еритековскими книгами, которое новое время отверает с кровью. Но явятся миру двое неких Христов, мини-божков литературы, так же будут сидеть за грязным столом кафе, обсуждать насущные проблемы, а вместо ничтожной поп-музыки будут звучать стихи: это псевдоклассика, и неокомформизм, возможно...
В мире все-таки крайне стало позитива, подумал Балдасарине. Пиво в кружке кончалось. Заяц сидел потупивши взгляд и "тяжело" молчал, все больше сегодня молчал он. Балдасарине же просто-напросто устал, не хотел говорить, тем самым освобождая мысли от "загруза". Он первым ушел домой, не дождавшись не Зайца не остальных. Он хотел почувствовать себя ПО-НАСТОЯЩЕМУ ЛЕГКО. Прохладный весенний вечер распологал, но не был определяющим.
А Зайца зовут Андрей, не жданно не гадано подумалось Балдасарине, он не плохой человек хоть и глуповат...
Балдасарине представил, что ведет свой любимый дневник, тонким почерком он будто вывел: "...думает только о сегоднешнем дне! Непостояненн, хотя и безграничен в своих возможностях; запросто мог бы получить высшее образование (о чем я только могу мечьтать). Его родители бежали из России, что бы "отмазать" сына от армии - настоящий десидент! Ха-Ха!.. Мама у него работает в акимате, есть служебная машина, окромя этого еще две личные. Иногда отец позволяет Зайцу взять одну из них. Как ни крути, а "золотая" молодеж на лицо. И что у нас общего?.."
Так Балда брел достаточно долго, размышлял какие-то мысли (особо удавшиеся) он записывал в свой виртуальный дневник.
Густая ночь опустилась на город и как только он это понял, безпречинный срах медленно наполнил душу, расползаясь как раковые метостазы, не оставляя не уголка сводного и неповрежденнго, независимого от страха.
Свет уличных фонарей отталкивал. Да и не было этого "усталого" света; часть города погруженная в витьеватый мрак, с пустыми, черными как смоль глазницами пустых окон - разруха, тотальная разруха... Он брел сам не зная куда, он так устал, задумался, не смог почувствовать себя ПО-НАСТОЯЩЕМУ ЛЕГКО, что потерял дорогу, забыл смотреть по сторонам и под ноги. Безопасная территория далко позади... Здесь даже собаки воют тревожно, а голоса в ночи звучать откровенно угрожающе. Все это промелькнуло у Балдасарине в мозгу, он развернулся что бы отправится домой, но внезапный окрик оборвал биение сердца.
Золотые, задыхаясь подумал он. Первой реакцией было бежать...
На другой стороне окрику ответили, тут же раздался пьяный смех. Отовсюду со всех сторон лелли в него призывы, угрозы, крики. Он настолько испугался, потерял себя, что ему стало мерещется. Именно эти крики и мерещились. Скоро невозможно стало разобрать исстенные или надуманные паническим настроением. А меж тем он так и стоял на месте, не в своем районе, не на своей территории; его невидели, а иначе бы кольцо давно бы сомкнулось.
На противоположной стороне улицы, громкая компания прошкандыляла мимо.
Фу, подумал он, - пронесло. Пронесло как после чая разбавленного "сырой" водой, к тому же из под крана. Шутки не совсем уместны в таких ситуациях, но что остается деласть если вот вот тебя заметят. Балдасарине не строил на этот счет ни каких иллюзий - он знал: обнаружен значит убит. Каждое слово в этой фразе, даже каждый зву произнесенный ссохшимися губами имел вес двухпудовой гири.
Послышался вновь крик с его стороны.
Это какое-то сотязание - кто напугает не местного сильнее, та или другая сторона.
На этот раз молчание. Гулкие неровные шаги во тьме. Балдасарине немог определить куда двигается объект, возможно и прямиком на него. Не теряя времени наш герой нашел способ как укрытся. Он метнулся в дворы (шаги и впрямь приблежались). Один, другой: однотипные пятиэтажки, и все до единой квартиры брошены, здесь никто не жил, здесь можно было снимать мелкобютжетные фильмы о чудовищях селящихся на обломках человечиской цивилизации м весте с тем безнадеги.
Ноги сами несли. Нконец он выдохся и не нашел не чего лучшего чем юркнуть в подъезд, затаившись на площадке первого этажа.
Начался дождь, Балдасарине непонятно почему затресся... Ему не было холодно, не бил озноб, он сам врят ли отдавал себе отчет почему дрожит.
Сколько так прошло времени - неизвестно. Крики порой слышались, но все слабее как-то, правда один раз незнакомец забрел в "его" двор, слонялся по тому что некогда было детской плащядкой. Создавалось ощущение что он что-то искал, не найдя незнакомец растворился во тьме, как большинство стахов сегоднешней ночи.
Остаточный дождь навевал на мысли о поэзии, дивных ночах на берегу океана и Боге. Кое как поднявшись на ноги Балда поплелся домой.
Страх как ветром здуло, осталось только ощущение всепоглощяющего горя, да,
пожалуй, голода. Он шел гордо поняв голову, хотя медлил и часто останавливался. В одном из дворов, внезапно перд ним выросла тень, будто из под земли. Балдасарине так и опешил.
Тень женским голосом произнесла:
- Молодой человек... сигаретки не найдется...
В руках появился фонарик (он пользовался им когда по ночи пробирался в свою каморку), тень шарахнулась, но как-то медленно. неловко. Он хорошо успел разглядеть "курильщицу": где-то за сорок, грязная, памятая, очевидно пьяная; одежда явно с чужого плеча... Еле держалась на ногах...
- Тихо!.. Не свети... Не свети в лицо!..
- Пачка сигарет и я тебя трахну в задницу, - не мешкая предложил Балдасарине.
- А-а-а..., - только и ответила пьяная.
Тем же маршрутом что недавно он скрывался от кровожадных "золотых", провел ее в рузрушенный дом. Нецеремонясь стянул с себя штаны, с нее, и всадил, так же не предпологая долгой прилюдии.
Секундная вспышка безграничного удовольствия сменилось мелкой стыдливость. Здесь почти что в комешной темноте, здесь куда звуки из вне доносились приглушенно и будто из другого измерения, происходил акт подобие любовного: ОН яросто занимался сексом, не давая себе ни секунды продыха, фрикциями сбивая сердечный ритм; ОНА вялая и пассивная, не чего нечувствующяя, даже слабый звук не слетел с ее губ. Ей все равно, в комотозном сне или в жестокой реальности; нас так часто трахает жизь, что становится совершенно безразлично одним болевым шоком больше или меньше. К тому же почти невмияемое состояние способствовало притуплению чувств, проявлений стыда и порывов совести. Так могно продолжатся долгие годы, бесконечные часы, стремительные секунды. Балдасарине вдруг начал решать жизненноважные вопросы, относимые скорее к мирозданию нежели к общим и обыденным аспектам существования. Он абстрагировался, полностью, растворился в собственном сексуальном кошмаре, не замечая ничего вокруг. Внутренне стало првооосновой, как в продивинутых религиозных концепцыях - ты достигаешь такого уровня просвещенности, что твой макрокосм уже не отделим от вечного и перераждающегося.
Короткие ведения предварили наступления певой иякуляции; словно скаченные с интернета flash-мультфильмы, они яркие бепорядочные, стояли перед внутренним взором, не желая что бы их закрывали умелым клацанием мышки по кнопке с изображением крестика.
Он кончил. Коленно-локтевая поза уступила место более древней - "лицом к лицу". Он стоя зажал ее дряхлое тело меж собой и каким-то строительным мусором. Опять-таки яростный напор уступил место всему ранее произведенному. Теперь толчки стали мягче, но настойчивее, она колыхалась как студень, по-прежнему не желая проявлять чувств (а может у нее их и не было!).
Запоминающиеся моменты редко перемежевыаются с повседневным угаром, но сила внезапных, мимолетных, глубоко-постыдных отношений быть может и является тем стержнем, что удерживает семьи от оканчательного распада, а одиноких людей от сумашествия. Он дгылся и дрыгался, окочательно набрав "сверхкосимическую скорось". Стыдливость, удовольствие, абстракция исчезли, их как будто бы и не было, все поглотили ведения...
Внезапно тут, в темноте, послышался шорох. Один настойчивый звук лился как водороводная вода способна лится. Свет наклевывайшеся зари проникал свозь оконные отврстия, как он, Балдасарине проникал в эластичный задний проход, глубоко но осторожно, стараясь не думать об испаражнениях, стенках кешечника, где как сталактиты нависали остатки переработаной пищи. За шорохом последовала визуализация...
Это и правда была вода, вода в душевой школы. Она стекала в решетчатое оверстие на кафельном полу, унося с собой серую мыльную пену, лобковые жесткие волоса, крупицы говна размером с семечки. Балдасарине стал этой водой, а точнее пеной, он пузырился чуть слышно шыпел, но неизменно растворялся. Второе: пена ушла... настало время рушить здание, все перекрытия, вплоть до пятого этажа надломились, треснули, обвалились на них. Два сплетающихся тела в момент охнули придавленные тоннами плит.
- Ура! - чуть не закричал Балда, - Она впервые шевелится, ОНА ЧТО-ТО ОЩУЩЩАЕТ!
Хотя это ему было глубоко безразлично. Меж тем пьяница кончила два раза, пусть ее и ебли в жопу...
Балдасарине в конец вымотался и лежал тяжело дыша, лежал на ней перенеся нагрузку изнемажденного тела на некий холодец, который женщиной можно было назвать только при детальном рассмотрении. Остальное в туманной дымке утра: они еще полежали какое-то время, баба начала протрезвивать, стонала не от удовольствия а от боли головной и анальной, начала дергатся пытаясь преодалеть вес разомлевшего Балдасарине, он не ловко поднялся, отдал обещянную пачку сигарет и пошел домой не оглядывась - пьянчужка начанла волзмущятся, сначало тихо, однако звук нарастал, добрался до дому, не раздеваясь лег на диван и врубил любимую песню в творчестве группы Nirvana "Floyd the barber", послушал ее раз семь, под нее и уснул... До этого пытался читать, но строки лезли одна на одну, смысл терялся; пытался переосмыслить произошедшее, но только одна мысль витала и своего рода тешила засыпающего Балдасарине - "Чертовски хорошая у этой алкашки дырка в жопе..."
Озарение остается, но оно горит еле-еле, в полнакала!
После дождя на улице невыносимо жарко, земля бкуквально на глазах сохнет: лужи пузырятся, точно закипая - вода испаряется.
Он поднялся с постели уставший, больной, надломаный... Выглянул в окно. Огороды разбитые прямо под балконами пятиэтажного дома, превратились в участки под могилы -кладбище пришельцев. Повсюду валялась комьями глина; перекопанные траншеи, словно орасительные каналы, словно сетка морщин на лице семипалатинского юнца, которому на самом деле уже исполнилось тридцать. Все это в купе с выженной землей производило удручающий эффект, на еще не проснувшееся подсознания далеко не мальчика, но еще не мужа... (I'm not a girl, not yet a woman...). К тому же полуденный жар проникал во внутрь накаляя душу до мистического предела когда тебе кажется, что все 20 буддийских видов пустоты оновременно существуют в тебе. Балдасарине даже стало не по себе, настолько не по себе, что сташнило, прямо на мамим любимый ковер - видавший виды "половик", который если вынест трясти его на улицу устроеет настоящий санум из пыли вылетающей из под выбивалки в форме сердечка.
Вместе с дурнотой уссилилась внутрянняя "жара", в пору было думать о АДЕ, рукотворном, если можно так выразится; аде на земле, когда человек его себе сам и создает, а библейская мифология не чего не имеет с реальностью, лишь страшная сказка для дяь и теть, уже ввергнутых в гиену огненную при жизни. Но они еще наивно считают, что за грехи воздается после смерти...
Балдасарине было засмеялся удачно "срубленной" шутке, совсем в стиле "Last Generation", но его еще сильнее согнуло пополам. Дышать становилось трудно, горячий воздух проникая в легкие резал как раскаленный нож режет масло.
- Сколько там на градуснике, - подумал Балда, - 40, 50... как в бане! И того жарче...
Дышать все тяжеле и тяжелее, думать все "вязче и вязче"...
Я наверное умру, думалось ему безрадостно.
Как волчек Балда закрутился на полу, изрыгая на ковер зеленоватую жидкость с привкусом пива. Перед глазами мелькали образы: все та же улица, несщадно полящее солнце; а следующий образ походил скорее на картинку из научно-популярного фильма CNN, так бывает когда создателям фильма хочетсЯ произвести эффект на зрителя - на экране проходит эволюция растения за считаные секунды.
Цветы распускались, не успевая предстать перед взором во всей красе тут же засыхали, уимирали. Трава жухла и желтела, мощные порывы горячего ветра без труда вырывали мощные ломти земли вместе с превратившимся сеном унося их куда-то ввысь. Деревья словно замороженные, в нкой сказке стояли и грозили вот-вот рассыпатся в труху, до основания соженные немилостивым "желтым карликом". Климат изменился, с ним изменилась и людская жизнь, она стала короче трагичнее, концентрация зла и безнадеги возрасла в разы. И без того короткий отрезок времени стал отвратительной дорогой от пизды до могилы...
На это просто бы ло невозможно смотреть. А Балдасарине как пассивный ангел летописец наблюдал за крушением человеческой цивилизации. Не в силах больше лицезреть смерть во всех ее проявленях он отстранился, отвел взгляд, устремив его на голые стены квартиры пятиэтажного панельного дома, месторасположение - город-невидимка, Республика Казахстан, Евразия, Планета Земля, Солнечная система, галактика - Млечный путь. На стенах хрущевки не было и обоев, просто голое серое пространство перпендикулярное полу.
Но на одной из стен (как раз напротив него) было начертано крупными размашистими буквами "Тональ Љ5". Запахло краской, более того запахло красной краской.
Эта надпись заставила обессилевшего Баду-Сарине првстать, он даже выпрямился на шатких ногах - настолько подобная несесуразица могла вывести из предсмертного состояния. Он подозрительно огленулся, бормоча что-то себе под нос.
- Откуда здесь взятся Кастанеде, откуда?
Собрав остатки воли и сил он крикнул:
- Карлос!..
Тут же вошел мужчина, хорош собой, классический пример латино-американской красоты, так старательно навязнный нам бесконечными сериалами из-за океана: копна иссине-черных волос, загорелое мужественное лицо, черточки усов, проведенные словно черным жирынм фломастером.
Когда вошел латино-амириканец все ка-то прояснилось, встало на места, даже член у Балдасарине встал...
- Ба, да он похож на Виктора из "Просто Марии"! Это совсем не не Карлос. Уходи, уходи антипот Кастанеды!..
И тут Балдасарине проснулся, проснулся от собственного крика, от того что погода на улице по-прежнему хмуриалсь, а на душе было паршиво. Боль, нечленораздельная обида, небъяснимаая грусть прослеживалась во всем - в гудение холодильника, в полете комара, в тиканье часов...
Сам не свой он поднялся с постели. По времени полдень, по времени обед, но Балда лишь сукдно закусил бутербродом с обветрянной колбаслй, да выпил галлон не сладкого чая, затем принялся смотреть в окно. Как-то сразу подло холодным ветром, а точнее сквозняком и стало невыно симо тяжело, уныло зябко... будто и существовал этот мир только в плоскости данной квартиры посреди вселенной из дождя.
Порой человек обнаруживает сеья в крайне неподходящих местах и сам не понимает как туда попал, он лишь просыпается на автобусной остановке или в купе поезда и с недоумивающим видом смотрит на окружающих. Так и Балдасарине, очнулся лишь тогда, еогда поймал себя на мысле что движется по улице и в голову не как не шли ассоциативные воспоминания типа тех, которые переживает каждый здравомыслящий человек сталкиваясь с повседневностью. Их можно назвать обыденным эмпиретивом, но столь смелое сравнение по-моему здесь ене уместно.
Подняв повыше воротник Балда прятался от понизывающе-сильного ветра, моросящего дождя, некрепкого вида прохожих, вырезанных точно из картона, двигающихся паралельно стенке освещяемой яркой лампой - наподобе театра теней.
Он никого не хотел видеть. Но гулять он любил. Любил смотреть на свой полуразвалившийся город, на кучи мусора на каждом шагу, на унылось пейзажей крайнего бездорожья и откровенной грязи, доходящей порой до колено. Он любил смотреть на все на это потому что тогда у него возникало чувство, что не все потеряно в его черство-серой жизни. А иных мыслей и догадок сегоднешним утром у Балдасарине не было.
На крыльце подъезда стоял Заяц, но Балда прошел мимо даже не поздаровавшись. Без цели, оазвязно, он шел не понятно куда, однако ноги подчяняясь каккому-то небьяснимому закону сами несли его.
Вспоминается один американский видеоклип; в нем пивец прохаживается (не прохаживается а стремительно движется) по бедному райну Нью-Йорка попутно напевая песню о бедах и несчастьях местного населения и о том как одиноко маленькосу человечишке в каменных джунглях. а на заднем фоне еще виднеются башни-близнецы "Всемирного Торгового Центра" - клип старый. Но столько в этом творение неизвестного режисера правды, нет напускного и второстепеннго, что данную работу по степени достоверности можно сравнивать с совестскими фильмами про войну: подобное сопостовление ни как не возвеличивает первое и не как не оскробляет второе.
Балдасарине чем-то походил на героя этого клипа - певца... Ему так, в один момент расхотелось жить, в выражение лица было столько искреннего неподельного, что Оскар бы ему обесечин если бы он снимался в фильме и продемострировал подобную реалистичность играемого.
Да, Балдасарине ИГРАЛ, он ни чего не хотел, ни к чему не стремился. ОН ИГРАЛ... Вся жизнь игра а люди в ней актеры!