Мой литературный слог далек от идеала, но мне хотелось бы рассказать о том, что происходит. И может быть кто-нибудь из вас сможет мне помочь. Я не могу гарантировать, где я окажусь в следующий момент, но я думаю, если кто-то знает что творится с этим гребаным миром, он сам меня найдет.
Все началось так:
***
Доброе утро. Я завязал. Димедрол, грибы, экстази, героин, гликодин, зажигалки, клей, капли для глаз, кокаин, трава. Ничего, ничего из этих вещей больше не имеет ко мне никакого отношения. Вот и все. Так легко. Я прочертил полосу на запотевшем от пара зеркале, и она тут же покрылась дымными водяными разводами. Ничего не видно. Впрочем, какая разница как я выгляжу? Ничего не меняется изо дня в день. Наклонить голову, причесаться, откинуть голову назад. Майка, джинсы, кеды - готово.
Иногда я читаю разные книги и мне странно и страшно думать, что многие из этих историй могут произойти на самом деле.
Иногда, просыпаясь утром, непонятно произошло что-то на самом деле или это все сон, который ты видел.
Иногда, просыпаясь утром, и видя рядом человека с расширенными зрачками, говорящего "ни хрена не вставляет", непонятно почему он до сих пор не избавился от этого уродливого нароста на шее. Нарост разбухает, ты моргаешь, и он снова говорит "ни хрена не вставляет" и вдруг начинает кашлять, и изо рта его идет неоново-голубая пена, а ты думаешь, "вот здорово, если бы сегодня небо было таким же голубым" и смотришь в потолок, и улыбаешься умиротворенно. Смотришь на человека снова, моргаешь, и он опять говорит... "заткнись уже!" - говоришь ты и поэтому не слышишь, что он говорит в этот раз, но нетрудно догадаться. А нарост на его шее расползся по всему телу маленькими красными грибами.
Один мой друг недавно выпрыгнул из окна. Ему показалось, что туда летит его голова, и он прыгнул за ней. Думаю, там, за гранью, они воссоединились.
Пора встретиться с реальным миром как он есть. Я продеваю руки в рукава красной, как те грибы, толстовки и надеваю капюшон.
Позже напротив меня в маршрутке сидит девушка в кофте с красным капюшоном. Цвет чуть ярче, чем у меня, но сходство бросается в глаза. Теперь это модно у них, что ли? Раньше были скейтерские кроссовки, полосатые шарфы, теперь это? Небось думает, что я один из них. Девушка пристально смотрит на меня. Некоторые люди считают меня красивым. Я не люблю внимание и поэтому отворачиваюсь. Когда я смотрю в ее сторону следующий раз, она уже смотрит на свои кеды.
***
Я проснулся оттого, что автобус наскочил на камешек. Меня ослепило огнями встречной машины и ударило лбом об стекло. Сосед по креслу всхрапнул, но не проснулся. Я сел прямо. Что-то мелькнуло сбоку. Что-то неправильное. Я посмотрел за стекло. Ветки издевательски изгибались и плясали белыми линиями на темно-сером. Такого просто не бывает. Снова навстречу проехала машина, стерев светом фар неправильный кадр.
Вдруг я понимаю, что эта трасса мне знакома. Я еду в междугороднем автобусе и у меня с собой нет ни денег, ни документов. Паника накатывает удушливой волной. Мне кажется, что голову обмотали целлофаном. Я делаю два глубоких вдоха. На следующем камне со всхрапом просыпается сосед.
--
Где это мы? - спрашиваю я. Он вглядывается в обочину.
--
Да мы только отъехали. Километров тридцать, не больше. - говорит он и пытается снова заснуть. Я протискиваюсь мимо него, отталкивая его руки, которыми он пытается что-то сделать. Я добегаю до водителя автобуса и прошу его остановить. Меня трясет в панике.
--
Эй, что случилось? - говорит он и с каждым словом машина покрывает еще несколько метров, унося меня все дальше, но потом тормозит. - В кусты приспичило?
--
Нет, бабушка живет...недалеко... чуть не проехал. - отвечаю я высоким от страха голосом и выскакиваю на улицу, пускаясь бежать в обратную сторону.
Мои глаза открыты широко-широко, я понимаю это по ветру, бьющему в глазные яблоки. Холодно и немного больно. Я бегу назад к городу, которого не видно. Вокруг только стена леса с двух сторон, бетон под ногами и сходящееся в одну точку на горизонте полотно. Я не заплачу. Не заплачу, потому, что это будет стоить мне многих минут пути. Дыхание начинает сбиваться от приступа жалости к себе. Какого хрена я оказался в этой машине? Почему именно я? Чего я еще не помню? Я же завязал! Что за херня творится?! Я выравниваю дыхание усилием воли и бегу дальше. И какого хрена я вообще так перепугался? Это на меня совсем не похоже. Болят содранные костяшки пальцев. Я не помню, как и когда это случилось.
***
Что-то не так. Меня не должно здесь быть. Мокрая земля затягивает кеды, потом по ней проходит волнообразная дрожь, и она вытекает вперед, отделяясь от края обрыва и падая вниз. Я автоматически перебираю ногами, стараясь устоять на месте. Это как стоять на краю грязевого водопада. Что-то обвивается вокруг моей ноги. На секунду сердце колет паническим страхом. Я кричу и дергаю ногой, но оно меня держит. В одной руке у меня зажженная сигарета, во второй - открытая пачка кефира и мне приходится балансировать, чтоб не расплескать. И еще приходится балансировать, чтоб грязевая жижа не унесла меня вниз.
Луна светит очень ярко, в ее свете моему взгляду открывается исполненная пафоса равнина, покрытая горами, вавилонскими башнями человеческих отходов. Мусором, консервными банками, старыми покрышками, ржавым железом. Мы стараемся стать богами, развивая свою цивилизацию, но все так же в итоге получаем только говно. Если подумать, эта шутка гораздо смешнее, чем разделение языков.
Вот грязевой поток приносит металлическую трубу, меня подсекает, и я падаю в его нутро. Сигаретные пачки, пищевые отбросы, рваные целлофановые пакеты облепляют меня со всех сторон. Что-то скользкое и липкое забирается мне под мышку и ворочается там. Я резко дергаю рукой и съезжаю вниз со всем потоком.
Внизу я стараюсь подняться, грязь льется мне на голову. По щеке сползает использованный презерватив и с хлюпаньем падает в жижу. Я смотрю на него секунд десять, потом падаю на колени и меня начинает выворачивать. Блевотина на фоне грязи почти белая из-за кефира. От этого зрелища меня скручивает еще сильнее. Я стараюсь отползти от этого места, сухие спазмы горла почти прекратились. В желудке больше ничего не осталось.
"Все будет хорошо", - думаю я. "Доберусь до дома. И все опять будет нормально."
***
У бродяги не хватает трех передних зубов. Кудлатая седая борода лучше всяких отпечатков пальцев может рассказать всю историю его жизни. Любовь к природе застряла в ней сухими листьями и парой репьев, любовь к томатной пасте - красно-бурыми каплями, плюс куча разных фрагментов неизвестного происхождения, несомненно имеющих свою увлекательную историю. Волосы, скатанные в дреды, выглядят как шерсть поседевшей бродячей собаки. В общем-то, так оно и есть. Из них торчит тонкая кукольная ручка. Поверх всего тряпья на его плечи накинута черно-зеленая клетчатая рубаха. В общем, стильный парень.
Я сижу перед костром с банкой непонятной субстанции в руках. От нее пахнет чем-то съедобным.
--
А самое главное, что я тебе хочу сказать. - он оглядывается и продолжает, понизив голос, - Иисусов было восемьсот. - он прищуривается и смотрит на меня оценивающим взгляом.
--
Ага. - без выражения говорю я на всякий случай.
--
Смейся-смейся, - он грозит мне пальцем. Я молчу. - Я тоже сначала не верил. Но я видел одного своими глазами. - он придвигается ближе. Я замираю, стараясь не дышать. От меня пахнет не лучше, но своя вонь ближе к телу. - Вот этими самыми глазами, как сейчас тебя! Чтоб мне провалиться на этом месте! Мы с приятелями поехали в Саудовскую Аравию охотиться. - бродяга захихикал - Не спрашивай на кого. Там был один черный... брат. Продавал оружие. Он рассказал мне об этом. "Подумай сам", - сказал он - "Как один человек смог бы справиться со всем миром? Нет, брат, их было восемьсот! И я с гордостью могу сказать, что я один из них. По одному на страну, брат, даже на самую завалящую. Вот это равноправие, брат! И черным, и белым по Иисусу! И еще по одному в самые горячие точки! Вот, например, я. Продаю оружие, чтоб мир стал лучше. Все эти мудаки друг друга перестреляют, и мудаков в мире станет гораздо меньше!" Так сказал он мне. И знаешь что? Моя заскорузлая душа увидела свет! Мы с ребятами тогда забили его прикладами насмерть. Ну, пыхнули маленько и не удержались. Так вот, клянусь тебе, он вознесся в небо прямо у меня на глазах! Вот те крест. - бродяга крестится снизу вверх - Так правильнее. - заговорчески поясняет он. - А потом он заявился ко мне ночью, во сне. И сказал. "Барри!" Барри - это я. Так вот, он сказал мне, "Барри, ты нужен нам! Ты должен стать восьмисотым!"
--
Я думал, их уже было восемьсот. - я ставлю банку на землю.
--
Не перебивай меня! - бродяга вскакивает и топает ногой. Потом берет себя в руки. - Шестьсот шестьдесят шестого не было. Это число плохое, поэтому не считается. Мне нужно было занять одно место и стать самым главным. А вместо этого я стою тут и разговариваю с какой-то мокрощелкой! - неожиданно орет он. Я вскакиваю, больно ударившись тазовой костью о какую-то выступающую железяку.
--
Давай, девка, сделай что надо. Они посмеялись надо мной! Все эти восемьсот гребаных Иисусов! - бродяга стал медленно придвигаться ко мне. Я так же медленно обхожу кучу хлама. Я помню, там был проход. - Никто больше не будет смеяться со мной. - он стал качать головой и никак не мог остановиться. Я развернулся и побежал.
--
Стой! Стой, девка! Ты с ними заодно? Ты была с ними заодно? Это была проверка? Нет! Не оставляйте меня! - голос зашелся рыданиями. Я припускаюсь быстрее, но плач удаляется, значит меня никто не преследует. На краю помойки я нахожу кусок арматуры и обнимаю его с чувством облегчения. Жизнь налаживается. Потом я шел еще какое-то время, пока не увидел силуэт моста. Жизнь продолжала налаживаться. Я залезаю под опору и сворачиваюсь клубком, стараясь быть как можно незаметнее.
***
Я снова стою на краю обрыва. День полон солнца и пения птиц. Моя одежда застыла коркой грязи и присохших отбросов. Если не шевелиться, она не воняет. Не отлипает от кожи, обнаруживая очаги какой-то холодной липкой мерзости в самых потаенных местах, и потом не прилипает к коже снова. Если пошевелить рукой - мы это проходили - корка треснет и изнутри поднимется дымок. Это как споры из созревшего гриба. Что-то такое я видел по телевизору в другой жизни. Эти споры ничего не дают кроме вони. А может они ждут другого человека, чтобы прорасти на нем? Кто знает, может я когда-то подцепил такие и вот однажды под душем, когда грибница захватила уже весь мой организм, они приказали мне что делать. Я носитель целой колонии организмов. И вот я здесь. И кто знает сколько спор я оставил за собой. Может сегодня важный день для них? Я поднял глаза и внимательно посмотрел вокруг на заросшие зеленью развалины. Может быть, именно сегодня сотни разных носителей должны здесь собраться, чтобы возродить грибное королевство. Просто кинуться вниз и превратиться в прокорм для колонии. Тихое безлюдное место.
Никого. Я смотрю вниз. Далекое дно оврага с пластиковыми следами цивилизации и выступающими валунами. Далеко впереди по вдоль лежала длинная тонкая береза, белая с тонкими червеобразными ветками. Никогда не знаешь чего ожидать от таких вещей. Что происходит с миром в тот момент, когда мы моргаем? Если подумать, это прорва времени. Что если за эту долю секунды она шевельнула своими щупальцами? Еще раз моргнул - она подобралась и вот уже стремительно несется ко мне, перебирая своими черве-ветками, еще более отвратительно-белесая на фоне жирной черной земли.
Я отворачиваюсь и иду в сторону реки. Там я захожу в воду до тех пор, пока не погружаюсь в нее с головой.
***
Два дня в пути показались целой жизнью. Кажется, я заблудился и сделал большой крюк по лесу. Не верилось, что когда-то у меня было достаточно еды, чтобы прожить целый день не голодным. Я пробовал жевать траву, кору, один раз даже проглотил гусеницу, но ее сразу же вернуло обратно со всем остальным содержимым желудка.
Но вот, наконец я вышел на окраину своего родного города. Никогда еще я не был так счастлив.
И теперь я медленно иду к своему дому. Прохожие отворачиваются, кто-то показывает пальцем, кто-то смеется. Это неприятно и обидно. Они, наверное, думают, что я из бомжей. Каждый может оказаться в такой ситуации. И всем вокруг будет наплевать. Никто не поможет, все будут смотреть на тебя со смесью гадливости и любопытства. Как будто ты вдруг превратился у них на глазах в жука или таракана. Ты просто вдруг выпадаешь в другое измерение. Все остается по-прежнему, но ты как Тантал не можешь прикоснуться, не можешь достучаться. Тебя исключают из людей. Ты просто становишься ходячим живым мусором. И самое доброе, что могут о тебе подумать - чтоб он быстрее умер. Перестал мучаться. Я смотрю в пол на тротуар и сосредотачиваюсь на том, чтобы идти. От слабости ноги дрожат. Будет глупо умереть в нескольких метрах от своего дома.
--
Анна! Анна! - кто-то кричит за спиной, я слышу топот бегущего за мной человека и осторожно шагаю в бок, чтобы дать дорогу. Сбоку что-то шевелиться, я поворачиваю голову, чтобы посмотреть. Передо мной стоит высокий худой парень. Его лицо мне знакомо.
--
Анна, привет. Что-то случилось?
"Анна?" - мысленно тупо переспрашиваю я. Он смотрит на меня понимающим взглядом. Я думаю, что это понимание одним наркомана другого. Пожалуй, это первый день, когда он ошибся.
--
Ну и истерика вчера у тебя была. Помнишь, как била по стене кулаками? Сразу рассадила все руки. - он берет меня за руку. Это тепло и приятно. Мне хочется плакать оттого, что он не брезгует меня касаться, несмотря на всю покрывающую меня грязь. Я молчу и продолжаю вглядываться в его лицо. Оно знакомо до боли. Я пытаюсь вспомнить как его зовут и тут меня ударяет прозрением. Это мое лицо. Это я. Я выдергиваю руку. Он смотрит недоуменно. Я понимаю, что он выше, чем я на целую голову. Это значит...
--
Какого черта? - говорю я. - Какого черта ты тут делаешь? Это мое тело! Это мое лицо! - кричу я и тяну к его лицу скрюченные пальцы, чтобы содрать свою собственность с гнусного вора. Он осторожно берет меня за запястья. От бессилия мои движения очень медленны, и это легко сделать. Я смотрю на его руки, потом на свои, все в грязевых разводах. У меня на запястьях должны быть звезды. Их нет. А на его - есть. Он что, украл их прямо сейчас? Память услужливо предлагает кадр выхода из душа. На запястьях - гладкая чистая кожа. Так и было.
Мой взгляд бездумно шарит вокруг, пока не натыкается на стекло. Я смотрю на свое отражение в чистой витрине и вижу испуганное женское лицо. Я смотрю на себя, замерев от глубокого от шока. Потом глаза затягивает черным и, кажется, я начинаю падать.
Что-то наваливается на меня, я моргаю, но инстинктивно опускаюсь на колени, держа в руках тело девушки. Это заставляет меня собраться.
--
Эй! Вызовите скорую! Скорую сейчас же! - я держу Анну на коленях. Все молча стоят вокруг и смотрят. Уроды. Я переношу вес Анны на одну руку, вытаскиваю второй телефон и звоню.
--
Совсем наркоманы охуели, - говорит кто-то в толпе.
Приезжает скорая, санитары погружают Анну внутрь, я говорю им ее адрес, имя и фамилию. Потом смотрю по записной книжке своего телефона и говорю номер ее мобильного и домашнего.
И единственное чувство, которое меня посещает - чувство невыразимого облегчения оттого, что все закончилось.
***
Первое, что я проверил, встав с постели - это звезды на запястьях. Звезды в порядке. Слава Богу! Грудь в порядке, ноги в порядке, костяшки пальцев не разбиты. Все хорошо.
Я встал с кровати, потянулся. Хорошо быть самим собой. Почистить зубы и на репетицию. Десять - ноль пять. Как раз успеваю. Я зашел в ванну, выдавил пасту на щетку и посмотрел в зеркало. Рыжие волосы, веснушки и зеленые глаза. Я положил щетку, вышел в комнату и пошел к окну. Прислонился лбом к холодному стеклу. Далеко на горизонте, умытые утренним светом, красовались большие буквы HOLLYWOOD. И да, этого человека, который отражается в стекле, раньше я не видел ни разу.
По законам жанра сейчас сзади должен раздаться голос "Евгений, медленно обернитесь. Это ФБР. Мы хотим задать вам пару вопросов". Сзади раздается резкий щелчок. Я вздрагиваю и медленно оборачиваюсь. Вот и все. Так легко. Девочка в красном капюшоне стоит, направив на меня пистолет.
--
Я ничего не сделал, - сиплым голосом говорю я.
--
Откуда ты знаешь? - спрашивает девочка.
--
Я... - а что можно вообще сказать при такой постановке вопроса? Что происходит, когда мы моргаем? Как я могу быть уверен? По спине скатилась холодная маленькая капля. Я дернулся от неожиданности и тут же застыл. Сердце скакнуло к горлу и рухнуло вниз. Выстрела не последовало. Через некоторое время я понимаю, что дуло, направленное на меня, не двинулось с места.
--
Ты знаешь, что происходит с людьми после того, как ты покидаешь их тело?
--
Нет. Я... то есть я... вообще не знаю о чем вы говорите. - я нахмурился, постаравшись посмотреть на нее как можно строже, но не выдерживаю ее спокойного взгляда и опускаю глаза в пол.
--
Они умирают. - говорит она. - Ничего личного.
Раздается оглушительный грохот, потом удар головой, потом паркет в перспективе до самой стены и маленький солнечный зайчик в конце. Не это ли принимают за божественный свет?
Прошло миллион лет. Упало что-то тяжелое. Явно не я, потому, что я уже лежу на полу и смотрю в стену мертвыми глазами. И вижу себя, а точнее - это тело, сверху в луже крови. Я думал, она будет больше. Ну вот, душа отлетает... куда-то. Надо же, а я не верил. Я поднимаю глаза и смотрю на окно, покрытое мелкими брызгами и сетью трещин. Инстинктивно поднимаю руку, чтоб коснуться.
Тут я чуть не заорал. Потому, что рука поднялась. И если бы я не уронил пистолет тремя секундами раньше, я бы уронил его сейчас. Конечно, это именно то, чего мне сейчас не хватало - женское тело и труп с пистолетом в придачу. Я не умру до тех пор, пока на земле останется хоть один человек? Каждый раз все начинать заново? Я хочу домой.
И вот еще вопрос на миллион долларов: кто тогда остается в моем теле, пока меня в нем нет?
***
Я беру с подоконника открытку с Красной Шапочкой и рву ее на мелкие-мелкие клочья.
![[just]](/img/s/sumeragi_s/riding_hood/dsc_0048.jpg)