Глава одиннадцатая, вражеская. Бессонные дни вождя.
Скука безграничная. Вязкая как болото в излучине Нарога, около которого лагерь разбили. Оно и понятно, что под лагерь гиблое место искали - люди сюда не забредают, возню чуть что не поднимут. Скука серо-зеленая, как трава вокруг этого же болота. Скука, тягуче бьющаяся изнутри черепа, будто бы смерть уже пришла, и враг успел выварить и оправить его в тусклое золото пиршественной чаши. Впрочем, такого напитка я не пожелал и бы и врагу. Ску-у-у-ука...
Нет, вначале, когда я только вышел из ворот Цитадели Севера, почесывая свежие рубцы на спине, я даже обрадовался. Вроде бы вот она, воля. Впереди родные леса, я плохо помню их, но, когда учителя Цитадели забирали меня из племени, меня вроде это расстроило. Тем более, что в шатры племени я возвращаюсь не безымянным снагой - сотником, сотником черных хвостов, лучшей сотни его племени! Все-таки те, кто обучался под Черной Короной, в лес возвращаются редко. И место их если и не на циновке вождя, то по правую от неё руку. И никакой дурацкой дисциплины, к котлу - первым, к женщинам - первым, и снарягу снаги чистят, красота.
Однако реальность (да, благодаря учителям Цитадели я знаю много слов, о которых большинство орков и не слыхали) оказалась... другой. В котле, даже если к нему первым подходить, ничего, кроме каши на рыжиковом масле, и каждый день одной и той же. Мясо по праздникам, да выварено, так что и не поймешь, орчатина это или человечина, а то и вообще хвост варга. О специях и не знает никто. Это не говоря, например о за-печенном барашке с начинкой из перловки и выблядках человеческих, или вот об эльфийских мозгах в кляре... Блюдо, конечно, редкое, но когда с поварихой крутил, видел, как она на большой пир южан одного голога запекала. Пробовать тогда не решился, взглянешь раз на них - и уже несварение, а тут еще в рот пихай...
А тут не еда, а одно расстройство, как начальник цеха говорил - органическое топливо. К бабам - да хоть каждый день, и дают они без лишних разговоров, не то, что в Цитадели, где упаришься, пока какую уговоришь, особенно если не служанка, а из черных лекарок, а то и смотрящих. Да и бабы здесь - не приведи Лагари! Вечно беременные, толстые да вонючие, обработаешь её, она отвалится и захрапит, а то и до того, как обработаешь. Тьфу, с корягой, считай и разницы нет.
Можно, конечно, кого из людей попытать, если под руку попадется, но и в этом мои новые подчиненные ну никакой фантазии не проявляли, у них же пленные на второй час концы отдавали! То ли дело цитадельские казнедеи, даже в девятый зал, бывало, придешь, посидишь часик и душой отмякаешь, на предателей глядючи. Правда, дальше пятого зала меня не пускали, но и после того, чем удалось полюбоваться, вырывание нижней челюсти - глупое варварство.
Однажды, с семь дней назад, сам в руки нож взял, кровавый орёл получился - на загляденье, штатные палачи сотни от зависти ногти сгрызли по самый локоть, а мне толь-ко обида, и часа ведь проклятый шара не прожил. А ведь в цитадели орел и неделю летать мог. Не зря говорят, кто на что учился.
Так что осталась у бывшего младшего смотрящего четвертой бригады второго цеха малых ятаганов, а ныне сотника черных хвостов, Маухура, только скука да ненависть. Ненависть к людям, этой эльфячей отрыжке, подстилкам гологским, которые после битвы к Маухуру в бригаду угодили сперва носильщиками, а потом угодили и в главный привод цеха. Их-то размазало по ремням приводным, а ему за невыполнение плана отдуваться. Ненависть к вастаку-мастеру, крысе серой, который стукнул, зараза такая, и эту недостачу на планерку к самому Лагари вытащил. Ненависть к своим соплеменника, хвостам куцым, тупым, как коряга болотная.
Но ненависть можно затушить брагой, главное, не думать, что туда шаман кроме мухоморов добавляет. А вот скука... Скука от браги только сильнее в череп изнутри плещет, все чаще хочется её выплеснуть, об камень какой или дерево.
Вот и сегодня, не успел глаза разлепить, а чаша браги уже у кошмы стоит, хорошая чаша, из того самого орла черепа. Мутный поток промеж клыков залил, и уже, вроде бы, прямо сейчас можно и не убивать никого. Только скучно.
Так, а кто это у полога шатра шкребеться, как обосравшийся котенок на кухне?
- Командир, командир! Тут, это, человек, вот. Сам пришел.
О, первый десятники Гыркх. Тянется и глаза пучит, как беременная жаба.
- Чего кричишь? Ну, человек, ну пришел, хорошо, плов будет.
- Командир, он говорит, главный орк где? Ты самый главный орк, пусть с тобой говорит.
Хм, а вот это уже забавно. Раз Гыркх говорит - человек, значит, точно не из наших, не воин Цитадели. А что бы эльфийский прихвостень сам к оркам пришел - такого нам и учителя не рассказывали. Надо пойти и правда посмотреть, да и орел, может, лучше получиться.
У костра лежит заросший крепенький такой мужичок, между колышками растя-нут аккуратно и что-то там блекочет. Ну, на его счастье, я-то общий знаю.
- Повелитель, прикажи отпустить меня, я хочу рассказать об ужасном заговоре.
Ну да ладно, пусть пока поговорит, взлететь всегда успеет.
- Говори, что хотел, а развязывать тебя не зачем, так шкуру сдирать удобнее. Только покороче говори.
- Мне утомлять тебя не к чему. Во время последней войны наши предки проявили разумие, убежали в эти леса и жили покоем и миром. Нам суета владык ни к чему. Многие десятилетия мы тихо растили хлеб и детей, мечтая лишь о том, что бы нас оставили в по-кое. Однако, год назад в наших краях появился эльф, Финмором назвался, волшбой и хитростью опутал всю деревню и вновь готов бросить людей на бой с вами! Знаю я, что был он рабом в Железной Цитадели, оттого и уха лишился, но бежал. А город его родной пал.
Бр-р-р-р, как много он говорит, и, главное, в отличие от учителей, говорит много, а сказал мало, и то одни глупости. Коли город его пал, да в плену у нас погостил, точно речь про голога гондолинского идет.
- Рассказывай давай, где твоя деревня, мы её сожжем по-быстрому и будет вам вечный покой.
- Ты мудрый повелитель, и военные хитрости тебе не внове. Будет битва, в нашей деревне к ней хорошо подготовлены. Будет пролита кровь твоих славных воинов. К чему? Есть у эльфа одна слабость, он с одной нашей девкой связался, так она уже брюхатая. Если её схватить, да на неё эльфа выманить, то без его подлого колдовства остальные сами Тангородриму присягнут. Под кем ни жить, лишь бы не помирать.
Вот ведь глупости одну на другую лепит, чтобы голог, да еще и с бабой деревенской... Хотя, что-то такое я как раз перед тем, как из Цитадели вылететь, слышал: в пятом зале одного вот пытали, так он, чтоб не орать, песни пел, препротивным таким мягким голоском. Сейчас, наверное, еще лучше поёт, без яиц-то, если не помер. Так там как раз про что-то такое и пелось, наверное, новая мода у эльфов появилась. Тогда сучку эльфийскую действительно захватить стоит, даже один голог с мечом это... неприятно. А так он из благородства (это они так дурь свою блаженную называют) сам придёт, и, что характерно, без меча. Опять же, мозги в кляре все-таки рискну пожрать, чай, в чистом поле живу, есть, где просраться, а муку с яйцами как раз в деревне и найду. А что до людей, так какая мне разница, кому они присягнут, лично мне они в котле все равно больше нравятся. И, если совсем честно, то и некоторых присягнувших, например, вот моего вастака - мастера, я бы там с удовольствием увидел.
- Ну рассказывай, как твою подстилку эльфийскую поймать, а там посмотрим, что даль-ше-то с вами делать.
- Так ты развяжи, повелитель, я и сам ее приведу. А что до деревни, так не переживай, с ней и возиться и не придётся. Как эльфа и его самых заколдованных приспешников прибьёте, я вам их всех покажу, так дальше я и сам управлюсь. Всю дань соберу и к тебе принесу, сам сильных парней к тебе в армию отправлю, самых сисястых девок не пожалею.
Тьфу, поёт что твой соловей, хоть уши затыкай, и засиял весь, как маслом нама-зали, может, сразу ему сказать, что с ним и деревней сделаем, дай Лагари, заткнётся, ва-стак недоделанный. Хотя... Кстати о вастаках. Вот мастер-то мой вастаком был, и король их Ульдор Великий за одним столом с Зикруалом сидит, а всё почему? Потому как в битве, которую гологи не зря битвой Бесчисленных Слез кличут, повернул свое племя против них и привел под руку Зикруала, нашего Владыки. Сейчас, конечно, не битва, и одна деревня не племя, так что за стол к Повелителю меня не посадят, но в Цитадель я вернусь. Цитадель... Нормальная еда, женщины, к которым не нужно стоять в очередь, а еще они умеют разговаривать... И вообще, там все умеют разговаривать, и не только о браге и мясе! Здесь, в лесу, все повторяется, любое событие, как кизяк на ободе колеса арбы, проматывается сотни раз, а там, в Северной Цитадели... Там я чувствовал (на то, чтобы понимать, моей головы не хватило, всего три года проучится смог), что участвую в чем-то небывалом. Решено! В этот раз моим воинам придётся обойтись без мяса, деревня пригодится и Повелителю!
- Развяжите этого эльфолюба, и посмотрите, чтобы ходить и говорить мог, остальное не обязательно, - парни удивленно переглянулись. Нечего смотреть, так еще мысль появится и, неровен час, думать ее начнут, - Первый десяток, со мной! Остальным сидеть в лагере и никуда не высовываться, оборону занять, караулы удвоить, если вернусь и увижу, что вы только брагу жрали - матку выверну.
Рырн, второй десятник, лапу тянет:
- Командир, но у нас нет маток!
- Это пока, Рырн. Пока вы мой приказ не нарушили, - гы, ишь, как глаза выпучил и в за-тылки чешет. Мозги ищет, наверное, но это вряд ли, чтобы нашел.
А первый десяток уже выстроился, умники, разведка, элита, почти все даже до десяти считать умеют, а Гыркх, так до сотни.
- А ты, тонкошкурый, веди к деревне своей. Только помни: мы, орки, из арбалетов не промахиваемся.
Грязь, грязь, грязь из растоптанных сапог.
День-ночь, день-ночь мы шагаем вдоль Нарога.
День-ночь, день-ночь вдоль холодного Нарога.
Грязь, грязь, грязь из растоптанных сапог.
Первый день спал плохо. Вроде и стражу выставил, а всё равно сам одним глазом за Хвостами своими следил. Все-таки, 200 фунтов свежего мяса посреди лагеря похрапывает, мягкого, шевелящегося. А мои псы две недели ничего, кроме вяленой баранины, не видели, да и то только раз в день, да и то на дне котелка. Но, все-таки, не зря это первый десяток, ни одна зараза даже подползти с ножом к пленнику не пыталась. А, может, просто устали. Не от бега, конечно, это им так, варжий чих, от мыслей: считай, пол-часа после ужина обсуждали, в какое место орку матку вделать можно. Так что на второе солнце спал почти крепко, хотя Ферена к ноге верёвкой, конечно, привязал, ну а к рас-свету третей ночи у же и деревня показалась.
Деревня! Деревня, кол этому тонкокожему предателю в глаз! Если это деревня, то я - мелкий снага. Крепкий манор, обнесенный стеной в три орочьих роста, с шестью малыми башнями и донжоном, стена полностью прикрывает дома, снаружи только поля, пастбища и огороды, но и они полностью просматриваться, и, что характерно, простреливаться с башен. Гыркх вон морщиться, стена, мол, деревянная, но я-то вижу серебристый отлив моренного дуба. Он огня не боится, а тарану противостоит, пожалуй, лучше, чем камень: не крошиться, а пружинит. Ворота из того же дуба, со стальной, подумать только, стальной оковкой! Да такие не у всякого лесного остроухого князька в замке стоят. И стража на башнях вполне себе подходит: отсюда виден ламеллярный доспех, настоящий ламеляр, не просто куртка с кусками плющенного железа. Стальная чешуя, где у каждой пластины свой изгиб и размер, а вместе они - прочный и гибкий панцирь. На голове шлемы с личиной и брамицей, только глаза блестят. Так, там, похоже непросто сталь, а слоенная, гологская. На поясе мечи. Клинки в ножнах, не видны, но всяко, если на шлемы узорчатой стали не пожалели, то и мечи не из сыродутного железа. А в руках луки, в рост длинной, вроде простые, не чета вастакским - из трех сортов дерева, да с рогом и сухожильями обклеенным, да только дерево само так расти не умеет, только если голог руку приложит, так что бьют они, пожалуй, посильней вастакских. На донжоне шелковое знамя полощется. Хм, белая, сахарная кость в огне, неужто гологи, наконец, стали в настоящих знаменах разбираться? Хотя фон-то тошнотворно зеленый, пфе.
Деревня! Да чтоб этот замок взять, не то, что десятка, пожалуй, всей моей сотни мало будет. Где этот человеческий огрызок?!
- Повелитель! Повелитель! Умерь свой гнев. Я тебе сам победу выведу, в бабском обличье. Прямо вон туда, в лесок. А без эльфа, да еще и с моей помощью, ворота сами откроются, ломать не нужно!
Ну, если только так. Зато и под знамя Зикруала встанет не жалкая деревушка, а Замок! И я не просто в Цитадель вернусь, а перееду глубже, гораздо глубже тех мест, где жил. Хотя не производят стражники впечатления, что готовы оружие вот так бросить, по первому слову. Ну да тысячнику Маузуру я об этом месте доложить всегда успею, а уж тысячей мы его по бревнышка раскатаем. Но за такой доклад я разве что кусок мяса получу да новый ятаган, а Цитадель... Нет, надо пробовать.
- Ползи, червь, и даже не думай о том, чтоб не вернуться.
Смотри-ка, не пополз, идёт себе прямо, как домой. Впрочем, он домой и идет.
Ворота ради него, конечно, не открыли - скрипнула прорезанная в них калитка, правда, то же сталью окованная и толщиной в два моих кулака. Что-то долго его нет, ух, как мерзко-то! Вот откроются сейчас ворота, и оттуда отряд в пару десятков конных голог, ведь не убежим же! Фуф, вдвоем вышли, из той же калитки, наш предатель да брюхатая баба. Гы, хоть и брюхатая, да не заметно, и бежит быстро, сумку к боку прижимает. Сейчас вот в лесок забегут, там мы её и скрутим, аккуратненько так.
Молот Ауле Манве в зад! Что эта отрыжка человеческая делает! Беременную! По башке! Она же не орк, у неё выкидыш будет! Я на такое в раболаториях насмотрелся, туда за мелкие провинности и нас уборщиками посылали. Сюда тащит. Тьфу, слава Зикруалу, вроде дышит и платье сухое, сохранил Ферен, этот позор рода человеческого свою шкуру. Пока сохранил.
Значит, в рогожу упаковываем. Ух, как эльфийский шелк жжётся, но раздевать некогда. Грэкху живой сверток на плечи и волчьим бегом.
Грязь, грязь, грязь из растоптанных сапог.
День-ночь, день-ночь мы шагаем вдоль Нарога.
День-ночь, день-ночь вдоль холодного Нарога.
Грязь, грязь, грязь из растоптанных сапог.
Отдыха нет на войне!
Вот и рассвет. Две трети суток бежим, и это солнце... Хоть и лес, и тень, а противно. Пора и привал устроить, эх, сейчас в шатер бы. Но его в разведку не таскают. За-вернусь в плащ, и спать, варжья шерсть, пропитанная человечьим жиром, над костром из костей сушеная: в болоте спать можно, не то, что в лесу.
Ууууууу, солнце прямо в глаз, только полдень перевалило. И кто это так орет, как будто ему яйца оторвали. Ха, да я почти пророк, Гэркх между деревьев прыгает и елдой своей трясёт, а она, похоже, в два раза распухла. Это еще что такое? Придётся вставать. Одним движением сбрасываю плащ и вскакиваю на ноги.
- Первый десятник Гыркх, что за представление?! - да, уставная стойка 'смирно' в сочетании с висящим хозяйством, да еще ярко-красного цвета - то еще зрелище.
- Отвечать, когда я тебе говорю!!!
- Командир, мы это, тут подумали. Ну, бабу-то все одно в котел, вот мы и это, перед кот-лом-то какая разница? Так я первый! Нет, ну конечно остальные-то не сразу с тем согласились, но я объяснил! - ага, точно, вон весь десяток шишки потирает, - Ну, только тронул, даже того, не успел, а там как огнем. Вот!
И одной рукой значит, ниже пояса показывает, а другой в сторону тычет куда-то. А там, значит, у нас любовь эльфийская лежит, подол платья шелкового осторожненько так веткам задран. Наверное, чтобы не жглось. И такое зрелище открывается, аж у самого дух воспрял. Но потом на грыкхов 'дух' посмотрел, да про Цитадель вспомнил. Да ну его! А что жжётся, так оно и должно быть. С виду-то она человек, но плод проклятый но-сит, значит, и кровь должна быть, если не гологская, так мешеная. Вот когда эльфа-то выманим и прикончим, интересно, сколько ж дворцовые повара за такую экзотику дадут? А эти идиоты, тьфу, чуть весь план не испортили.
- Значит вы, пни болотные, думали, интересно, чем! Никакого котла не будет, нам не она нужна, а мужик её, Лул Гияк, так что берегите девку, а особенно щенка в брюхе, пуще своей задницы! Все понял?!
- Так точно, командир!
Ага, побежал остальным объяснять, ну он-то говорит поменьше, все больше ятаганом, и, хорошо хоть, рукояткой. Ну, раз все равно проснулись все, так бабу упаковать и бегом, бегом, бегом.
Уф, вот наконец и родной лагерь, вот так, пока недельку по лесам не побегаешь, и в голову не придёт такое слово к палатке употребить, а сейчас - понимаешь. Бойцы в секретах не спят, небось, поверили, что шкуру спущу. А солнце уже на две ладони над горизонтом, спать, спать, спать.
Ну, наконец, как приличному орку и положено, проснулся на закате, наша добыча, надеюсь, уже прочухалась, иначе точно с предателя придётся шкуру спустить. Ага, а вот и он у тюремного шатра ошивается, а девчонка-то так и не очнулась.
- Если ты, сука, ей мозги отшиб, я тебя лично освежую.
Чего-то там блекочет, за шкуру свою переживает, ну, это он зря.
- А у тебя тонкая кожа, человек, и снимать ее будет сплошным мучением. Рвется, кровит, а уж выделка из нее - говно. Мне такая и не нужна будет, такой только выскочки из Твердыни подтираются.
Ну не понимает человек намеков, никак не заткнётся, все про баб да про здоровье.
- Это она баба на первый взгляд, а на второй чем все закончилось? Мои парни из-за нее чуть глотку друг другу не перегрызли, в итоге чуть не остались бездетными. Чумные дела творятся в вашей деревне.
Ну, человечек то совсем оборзел, может, мне ему еще и подержать что-нибудь?
- До чего я дошел, Владыка, мало того, что с тобой, шлюха человеческая, дела веду, так еще и эльфийскими выблядками торгую. Баба без мозгов своего занбаура не выносит.
Этот ублюдок, за всю неделю ни одного нашего слова не выучил, а в старосты метит, придурок.
А девка-то, похоже, очнулась. Глаза конечно щурит, но видно же, что смотрит да слушает. Ну, ничего, проголодается, так сама встанет, три дня без еды не шутка.
Да и я все это время на одних сухарях, вчера-то только спать хотелось, а сегодня уже и поесть не лишнее будет. Так, а что это наш Ферен так живо у костра рассказывает? Просто почти поёт, ага, про то, как он в своей, в СВОЕЙ деревне будет десятников принимать! Это он так еще и в Цитадели скажет, что это он Негбас под черное знамя привел? Нет, менестрель не нужен. Раз обещал я, что, если девка выживет, с него шкуру снимать не буду, то и не стану, для того в сотне скорняк есть!
Нет, зря я на его шкуру ругался, хороший пергамент получился, грудь гладенькая, ни волоска, писать любо-дорого! А лицо? Ну прямо как живое вышло! А волосами как раз свиток и увяжем. Из его черепа я чашу делать не стал, какой-то он не солидный, и пинты браги не вместит, а вот чернильница вышла - на загляденье. Эх, давно я кисть в руках не держал, уже почитай седьмой год. Ну да ладно, в чернильницу окунаем и ...
'Пресветлый Финмор, пусть в твоей крови всегда цветут цветы, спешу тебе сообщить пренеприятную весть, посланника ты узнаешь, так что причин не поверить ей нет...'