Там ничего не было. И все-таки... Шутки пространства и времени - танец частиц и ленточек в жемчужных лучах - напоминает...
Толчок...
А потом стало тесно.
Сжатие-скручивание-сдавление в тисках-доспехах стабильности.
Жжение-давление белого и острого в носу и на языке.
Где? Что?
-Боль...
Толчок.
Безжалостное сжатие-скручивание-объятие повторилось вновь - и еще больше белого и остро-жгучего заполняет...
И от него уже не уйти.
Крупицы и ленты стали единым и упали во тьму, где их поймал в хитроумную ловушку первый крик.
-Поздравляю, госпожа МакГрэгор, у вас родилась девочка, - акушерка бережно приподняла крохотный красный хнычущий комочек, и положила на грудь уставшей матери. - Посмотрите, какая красавица!
А затем пришла тишина.
***
Гребень слоновой кости легко скользил сквозь шелковистые светлые пряди.
Гувернантка, пока рядом не было никого, кроме девочки - устроилась с ногами в кресле у двери, и уткнулась в томик стихов в кожаном переплете. Легкие кружева строк унесли ее далеко от богатой ярко освещенной комнаты.
Аманда любила смотреть на свое отражение - голубые глаза, чуть вздернутый носик...
"Маленький ангел", как говорила мама. Хотя Аманде больше нравилось, когда ее называли королевой, или хотя бы принцессой. Почему-то звучание этих слов приятно грело где-то внутри...
Адэль отложила томик, и заклевала носом. Мама с папой еще утром уехали на прием к Королеве...
Аманда очень любила такие дни, когда ее оставляли как бы одну. Это были ее личные маленькие праздники.
Она улыбнулась светловолосой девочке из зазеркалья, и получила в ответ такую же мягкую улыбку. Отложила гребень, и прижала ладошки к прохладной поверхности стекла - словно здороваясь со старой знакомой. После - на зеркале останутся следы, и гувернантке достанется за то, что недосмотрела за лордской дочкой.
Но это уже ее заботы...
Аманда медленно шевелила губами, ведя только ей одной слышный разговор с отражением - это была ее самая любимая игра. Она вообще старалась играть одна, и ей очень не нравилось, когда ее пытались познакомить с другими детьми. Они казались уродливыми и неинтересными. И глупыми.
...Толчок. Опять?
Сколько времени прошло с тех пор? Времени?
С тех пор? С каких?
Вздрогнуло, съежилось, взметнуло пыль... жемчужную пыльцу, вздремнувшую на ресницах.
И снова - много белого и острого, но - уже там, по ту сторону.
Темно-медовое потекло в рот, звенящим хмелем ударило в голову. И золотистым лотосом распустилось...
-Я помню...
Цветок со стеклянными лепестками. В них - отражения. Контуры чего-то знакомого, родного до боли, и в то же время - чуждого и странно-беззащитного. И все же - уверенность.
Но вдруг на зеркало набежала тень, отражение пошло рябью, его черты исказились. И на девочку из-за стекла уставились пронзительные рубиновые глаза. Видение было столь неожиданным и пугающим, что Аманда вскрикнула и отшатнулась от трюмо.
Граница была еще слишком четкой - нельзя...
-Я подожду.
Вздохнул ветер, и ресницы опустились. Пыльца, недовольно кружащая у плеча, снова осела на привычное место. Надолго ли?
Тело стало тяжелым, а голова наоборот - легкой, в ней зазвенели сотни маленьких колокольчиков. Девочка попыталась сделать шаг назад, оступилась и упала на мягкий ковер... в раскрытые объятья пряного забытья.
***
...-Вы можете разбудить ее?! - в голосе Элизы звенели панические нотки, - уже целых полтора часа...
Доктор Альберт Уилл Торнвальд покачал головой:
-Могу, но в этом нет необходимости. Ваша дочь спит, - он говорил медленно и спокойно. - И, поверьте мне... Это - самый обыкновенный глубокий сон. Какие..., - тут он запнулся.
-Какие, - с нажимом повторил Эдвард.
-Какие обычно бывают после нервных припадков. - Альберт держал за правило всегда быть честным с родственниками своих пациентов. По крайней мере, в тех случаях, когда замалчивание правды не было лучшим выходом.
-Что вы хотите этим сказать?! - миссис МакГрэгор вцепилась в руку мужа. - Моя дочь...
-Хватит, Элиза, - вздохнул Эдвард. - мистер Альберт давно уже говорил, что наша девочка... не такая как все. И, что рано или поздно это могло случиться.
Молодая женщина всхлипнула, и ее пальцы еще сильнее сжали предплечье супруга.
-Хорошо, что вы понимаете, - доктор ободряюще улыбнулся. И тут же стал серьезным. - Расскажите, при каких обстоятельствах это произошло...
...Как только перепуганная гувернантка позвонила Эдварду и сообщила о том, что его дочь не может прийти в себя, и Эдвард, и Элиза, забыв о Королеве и ее именитых гостях, сорвались домой.
К их возвращению Аманду уже уложили в кровать. И рядом с ней хлопотала чуть ли не вся домашняя прислуга, включая садовника и заплаканную Адэль.
...Впрочем, гувернантку выгнали тотчас же, со скандалом и без выходного пособия. Лорд Эдвард МакГрэгор был добрым и сдержанным человеком во всем... за исключением тех случаев, когда дело касалось благополучия любимой дочери.
А Аманда тихо улыбалась во сне, и была далека от вызванного ее падением переполоха.
-Вот и все, - закончила Элиза, - а потом пришли вы.
-Понятно, - доктор Альберт поправил очки. - Что ж... Не буду вас обманывать... Появление припадка - плохой знак.
Тогда Элиза заплакала.
***
...При Аманде родственники и прислуга не вспоминали о странном падении.
Только, к ее большому сожалению, и без того редкие минуты одиночества стали еще более редкими. К ней постоянно присматривались, часто интересовались здоровьем.
В голосе родителей было еще больше сладких ноток, которые она так не любила. А назойливые педагоги с еще большим упорством пытались навязать ей глупые и скучные игры.
Сама же девочка чувствовала себя прекрасно, и даже почти не боялась заглядывать в зеркала... за исключением старинного трюмо в гостиной. И не спешила возобновлять игры с отражениями.
-...А вдруг, оно снова появится, - шептала она подруге из зазеркалья, словно извиняясь. - Поиграем потом.
Зато, у нее появилась новая привязанность...
...Тихий звон преследовал Аманду с самого утра. Она никому не говорила о нем.
Когда они с мамой возвращались с прогулки и проходили мимо библиотеки - звон стал громче, и внутри, рядом с сердцем, свернулся теплый шерстяной клубок.
Девочка постаралась скрыть смятение, и даже не взглянула на дверь кабинета.
Ночью звон не смолкал, прогоняя сон, а на следующий день стал еще громче.
Аманде даже показалось, что этот звон не простой... будто кто-то ее зовет.
Кто-то, кто находится в закрытом кабинете.
***
...Звон.
Аманда даже научилась различать неуловимые изменения...
Серебряный, холодный и легкий. Крохотные вихри тепла...
Тоска мокрыми мурашками бежит по коже...
Словно кто-то невидимый наигрывает на ксилофоне. Тоска и зов...
В одну из ночей звон был особенно грустным. Аманда поднялась с кровати и бесшумно выскользнула в коридор. Дом спал. Неяркие ночные лампочки рассеивали тьму, а мягкие ковровые дорожки услужливо приглушали шаги.
Толчок...
Опять?
Сильнее, чем раньше...
Будто кто-то ломает преграду с той стороны...
-Неужели...
Пятнышко тьмы дрогнуло, медленно приобретая форму, стягивая материю на себя...
Никто не слышал этого звона. А Аманда никому не говорила о нем - она вообще не любила разговаривать с людьми. Девочка не очень хорошо помнила расположение комнат в особняке, но невидимый музыкант подсказывал путь. Когда она подошла к нужной комнате, ее охватило необъяснимое волнение...
Словно там, за дверью, ждал кто-то давно забытый, но очень важный...
Кто-то, кто должен быть дорог.
Граница - тоньше.
По прозрачной стене побежали трещины...
Темный бутон, все еще оплетенный серебряной паутиной. И змейки ветра настойчиво впиваются...
-Могу...
И тихий треск сотен электрических разрядов светящимся веером раскрывается...
В библиотеке царил мягкий полумрак. Шторы были распахнуты, и с улицы лился тусклый ночной свет. Аманда замерла на пороге. Никого.
И звон, словно исходящий от самих стен. Девочка расстроено закусила губу. Она чувствовала, что находится совсем близко от источника печальной музыки...
Но теперь не могла найти его.
А потом, подчинившись неизвестному импульсу, вышла на середину комнаты, закрыла глаза и внимательно прислушалась.
...Там, за ширмою век, клубилась тьма, и растекалась прохладными переливами знакомая музыка. Аманда медленно поворачивалась на носках:
Вплетающиеся во тьму серебристые потоки везде одинаковы...
Везде ли? Остановилась, когда сияние стало особенно ярким, и открыла глаза.
Шахматы.
Они стояли на полке, по соседству с папиными призовыми кубками. Белые фигуры из горного хрусталя, и черные - из мориона. И доска из тех же камней, оправленная в серебро - подарок Эдварду на сорокапятилетний юбилей. И наверняка за них выложили целое состояние...
Но семилетнюю девочку мало интересовала их стоимость. Главным было, что от них исходил тот самый волшебный звон.
Затаив дыхание, она вглядывалась в искусно вырезанные фигуры. А потом вдруг весь мир сжался, свернулся до размеров шахматной доски. Заставляя сердце биться быстрее.
Странная смесь тоски и радости переполнила, захватила, теплыми слезами побежала по щекам.
Жемчужный свет разбил грань...
Таинственный ветер мягко улыбнулся, и порвал серебряные нити...
Черные лепестки раскрылись, получив долгожданную свободу...
-Дышать...
И в сером ничто распустилась черная астра.
Всего лишь на мгновение окружающая реальность преобразилась:
...Белых фигур больше не было. Только черные. На месте шахматной доски - пол темного мрамора. Зал, озаренный сотнями светящихся кристаллов. И призрачные силуэты движутся в медленном танце.
Видение померкло, а девочка все так же стояла посреди комнаты, неосознанно комкая подол ночной рубашки. По щекам катились теплые слезы, а поднявшийся легкий ветерок игрался со светлыми прядями, точно пытаясь успокоить.
А на следующее утро Аманда проснулась в своей кроватке, под теплым одеялом. Она не помнила, что делала после того, как исчезло видение. Не помнила, как покинула библиотеку...
И даже испугалась, что все это ей только снилось. Да и ставший привычным звон стих...
Но когда она заглянула под подушку - нашла там черную шахматную фигурку...
***
Когда обнаружили пропажу - поднялся переполох. Весь особняк был перевернут вверх дном, прислуга допрошена со всей строгостью, но фигурку так и не нашли. Словно та сошла с шахматной доски, и исчезла в только ей одной известном направлении.
Впрочем, обращаться в полицию не стали - фамилия МакГрэгор была достаточно знаменита в Англии, чтобы привлекать к ней внимание общественности по такому недостойному поводу, как пропажа морионовой статуэтки. А Эдвард заказал у знакомого ювелира ее замену.
...У Аманды никогда не было игрушек. То есть, конечно, в ее комнате было много красивых кукол, больших мягких зверей, кукольной мебели. И с каждым днем рождения их становилось все больше. Но они там жили своей собственной жизнью, абсолютно отдельно от Аманды. Она к ним даже не притрагивалась, разве только чтобы убрать с подоконника, дабы не мешали смотреть в окно. Яркие, красивые, безумно дорогие - они никогда не привлекали ее внимания, потому, что были пустыми.
С новой же игрушкой все было по-другому.
Аманда прятала ее ото всех. Ей становилось страшно при одной мысли о том, что кто-то может увидеть фигурку.
Увидеть... Прикоснуться... Забрать.
Она никогда не задумывалась, почему так происходит, но всегда знала, куда надо перепрятать фигурку, чтобы ее не нашли при очередной уборке детской. Куда забудут заглянуть, вытирая пыль или расставляя игрушки. Будто кто-то подсказывал ей.
...Когда ее оставляли одну - Аманда доставала статуэтку из очередного тайника - и начинала "играть":
Просто удерживать кончиками пальцев. Любуясь тем, как свет ламп тонет в морионовом омуте. Ощущать ее тяжесть, легкий холодок на коже.
Иногда, девочке казалось, что камень в руках дрожит, что от него исходят слабые разряды, откликаясь теплом во всем теле. И тогда сердце начинало биться в такт с этой необъяснимой пульсацией. Иногда же возвращался знакомый звон, только в нем больше не было печали. Аманда всегда радовалась этому звону.
А потом ей стали сниться странные сны.
***
Серое...
Хлопья пыли медленно кружат в пресном воздухе. И чувство, что все это происходит где-то глубоко под землей.
Тоннель.
Дорожка следов на каменном полу, припорошенном серебристой пыльцой. Тишина.
Аманда зябко поежилась - струи холодного воздуха проникали под легкое платьице. Шершавые лапки одиночества пока что легонько дотрагивались до сердца.
...Она не помнила, как попала сюда, и не знала, где искать выход. Искать?
Девочка вздохнула, и побрела дальше, вглубь безмолвия и забытья бесконечного коридора.
...Каждую ночь Аманда возвращалась сюда.
Серые своды, серебристая пыльца, холодный ветер. Они составляли основной фон сновидений. Но постепенно к нему присоединялись новые краски.
Иногда девочке казалось, что она слышит, как падают капли воды в невидимое подземное озеро. Или, за очередным поворотом - нет - нет и мелькнет призрачный огонек.
По стенам изредка проскальзывали одинокие тени, а эхо - доносило обрывки фраз.
Несмотря на холод и запустение - Аманде нравилось бывать здесь.
Каждую ночь...
Возвращаться туда, откуда выдергивал рассвет прошедшего дня, и продолжать исследование бесконечных пещер.
...Каждую ночь...
Разбивать заклятье одиночества. Вносить частицу тепла в вечно холодную пустоту.
Нарушать тишину шелестом дыхания и ритмом биения сердца. Озарять черные лепестки светом улыбки, спасая от увядания...
...Каждую ночь...
Ходить по змеящимся коридорам. Дотрагиваться теплыми ладошками до каменных стен.
Оставлять узенькую дорожку следов на полу. Всматриваться в новые краски, вслушиваться в новые звуки... не подозревая, что она - та, кто дает им жизнь.
***
Жизнь - во снах: в молчании седого камня подземных дорог. В величественной музыке тишины, в легкой накидке прохлады... Мир грез притягивал, подобно магниту. Впитывал краски с жадностью путника, страдавшего от жажды, и, наконец, припавшего к вожделенному источнику.
И тьма свернулась довольным котенком, пригревшимся у пылающего камина.
Тихое мурлыканье - эхом - от удивленного камня.
...Реальность же ускользала от Аманды. Выцветала, как старая фотография на солнце.
Медленное умирание...
Люди - вереницы теней, скрытые дымкой отчуждения. Звуки - глухие и тихие. Как медное звяканье треснувшего колокола. Слова - распадались на бессмысленные обрывки. Еда - со вкусом бумаги, и цветы - с запахом высохшего сена. А дни - тянулись, как старый бубльгум - такие же серые и пресные.
И бесконечными волнами захлестывало желание бежать. В ночь. Во сны...
Домой?
Плачем упавшего на мрамор хрустального бокала - тревога...