ГЛАВА 1

ПРОБУЖДЕНИЕ

Я помню, как очнулся в холодной и тёмной воде. Инстинктивно попытавшись всплыть, я осознал, что не могу пошевелиться - мои руки и ноги оказались прикованы ремнями к металлической ребристой стене. Я запаниковал, судорожно вдыхая воздух. И именно последний факт позволил понять, что я не тону - на моём лице, закрывая нос и рот, висела маска.

Выровняв дыхание, я успокоился и попытался осмотреться вокруг. Именно, что попытался, поскольку вокруг не было видно ни зги. Лишь смутное пятно мигающего синего света с трудом пробивалось сквозь мутную, густоватую жидкость, в которую я был погружен.

Несколько долгих минут прошли, в ожидании неизвестного. Я старался собраться с мыслями, бешенным ураганом крутившимися в моей голове. Где я? Как я сюда попал? Что случилось со мной? Почему, в конце концов, я здесь? С изумлением я заметил, что не могу вспомнить даже собственного имени.

Вдруг снаружи вспыхнул фиолетовый свет. Что-то лязгнуло несколько раз и вода, или чем-бы ни была эта жидкость, начала опускаться. Тело обрело вес, и я повис на ремнях. Стекло, оказавшееся перед моим лицом, отъехало в сторону, следом отстегнулись ремни. Я рухнул на колени, упершись руками в холодный ребристый пол.

Сдернув маску, я попытался встать, но тотчас потерял равновесие - голова закружилась, к горлу подкатила тошнота. Прислонившись спиной к металлической стене резервуара, я закрыл глаза, дожидаясь, когда головокружение пройдет. Наконец дурнота отступила, и я принялся осматриваться вокруг.

Я находился в большом, обшитом металлическими листами, помещении. Её разделяла надвое массивная металлическая стена, в центре которой оказалось длинное стекло. Справа, в стене, обнаружилась дверь, ведущая во вторую половину помещения, смутно просматриваемая сквозь стекло. Та часть, где находился я, оказалась сильно меньше соседней. Здесь не было ничего, кроме массивного резервуара, из которого я только что выбрался. Подойдя к окну, я внимательно всмотрелся в соседнюю часть комнаты. Красный свет аварийных ламп, выхватывал из полумрака детали комнаты: сенсорная мерцающая панель вдоль стекла, ряды каких-то металлических шкафов и приборов вдоль стен.

Вдруг на сенсорной панели одно из красных пятен засветилось зелёным. Мощные стержни на металлической двери отъехали в сторону, и она медленно отворилась. Я вышел наружу, и подошёл к панели. Прямо по центру дисплея светилась красным светом надпись: ''Внимание! Недостаточно энергии! Начата аварийная остановка процессов!''. Повсюду валялись разбросанные в беспорядке листы полусгнившей бумаги. Ржавчина яркими пятнами покрывала все металлические детали вокруг. Втянув носом воздух, я ощутил сырость и затхлость. На полу блестели лужицы мутной воды. Видимо, помещение было заброшено уже довольно давно.

Я стал осторожно перебирать листы бумаги, пытаясь разобрать напечатанные на них слова. Половина текстов была уничтожена временем и сыростью, и понять что-либо цельное в этих обрывках было невозможно. Какие-то научные термины, графики, и много цифр. Но всё это не говорило мне ровным счётом ни о чём.

Озадаченный я вернулся к сенсорной панели, надеясь раскопать хоть что-то в файлах. Но то ли жёсткие диски были повреждены, то ли процессор начал потихоньку сходить с ума, но получить доступ к большинству файлов было нельзя. На удачу, в журнале внутренней связи обнаружилось несколько неповреждённых видеозаписей. Видимо, один жёсткий диск ещё работал. Я наугад включил одну из записей.

На экране высветилось разделённое пополам изображение. Человек слева, с азиатскими чертами лица, был одетый в лабораторный халат и сидел в освещённой яркими белыми лампами комнате с металлическими панелями на стенах - видимо, той самой, в которой сейчас находился я. Человек справа вероятно был кем-то из начальства: простой костюм без галстука, густые усы, аккуратная прическа и прямоугольные очки, в простой оправе. За его спиной виднелись несколько висевших на стене графиков и ещё каких-то документов, небрежно прикрепленных на кнопки.

Человек в костюме приблизил своё лицо к камере, и, нахмурившись, произнёс на английском языке:

- Итак?..

- Есть результат. - так же коротко ответил учёный, потирая левый глаз кулаком. Встав со стула, он шагнул в сторону, открыв взгляду резервуар по ту сторону длинного окна. В светящемся резервуаре, заполненным синеватой жидкостью, виднелись очертания человека.

- Наконец-то! - с явным облегчением сказал усатый в пиджаке, откинувшись на спинку кресла. Морщины на его лице разгладились. - Насколько соответствует?

- Полностью. Мы всё проверили трижды.

- Тогда подготовьте документы и отправляйте в Норвегию. Им нужно рассчитать сроки и количество ресурсов.

- А что с прототипом? - спросил лаборант.

- Пока оставляем здесь. Потом определим его в одну из первых групп.

- Хорошо. Вы отправитесь на север сейчас?

- Да. Там соберутся остальные. Я должен предоставить им отчёт лично. Ситуация накаляется всё больше, а время теперь работает против нас.

- Хорошо. Документы подготовим в течение часа.

- Действуйте.

Экран погас. Я принялся просматривать другие файлы, но ничего полезного там не оказалось. Лишь отчёты учёных, в которых я ничего не понимал. Меня охватило смятение. Мало того, что я ничего не помнил, так теперь выяснилось, что со мной что-то сделали. Но что? И главное зачем? Тем не менее стало ясно, что ловить здесь больше нечего. Оставалось поискать зацепки в других местах.

Словно вторя моим мыслям, откуда-то сверху раздался неясный рокот, по воде в лужицах на полу прошла легкая рябь. Я быстро скользнул взглядом вдоль стен, заприметив ещё одну массивную, полуоткрытую дверь в углу. Прямо за ней оказался длинный коридор, освещённым всё теми же красными лампами. Видимо генератор почти умер и напряжения не хватало. Интересно, что это за агрегат такой, что проработал столько времени без техосмотра и дозаправки? Помещения явно пустовали далеко не первый год.

Проходя длинные бесчисленные коридоры, я то и дело натыкался на лабораторные отсеки, заставленные проржавевшим оборудованием, сгнившими бумагами и одеждой. Ржавчиной были покрыты и стены - последствия царившей вокруг сырости. Но откуда она просочилась сюда? Грунтовые воды?

Преодолев медицинский блок, я оказался в складских помещениях. Тут удалось раздобыть кое-что полезное - в одной из комнат обнаружился небольшой запас неплохо сохранившихся костюмов, из непонятного материала. Тонкая, но, вместе с тем, многослойная и прочная ткань была приятной на ощупь и на теле сидела очень комфортно. Это было весьма кстати, поскольку в резервуаре меня держали полностью обнаженным. Надев один из странного вида костюмов, я двинулся дальше.

Не зная дороги, я долго бродил по бесконечным пространствам гигантского, многоуровневого комплекса. Шум и эхо моих шагов были единственным звуком, слышимым здесь. Изредка, к нему добавлялся тот странный, отдалённый рокот. Но наконец мне удалось найти лестницу, ведущую вверх. Долгий подъем - и вот передо мной ещё один коридор. Деревянные панели, коими были обшиты стены, сгнили от сырости, воздух пропитался запахом разлагающейся древесины.

Я наугад толкнул одну из дверей, но за ней не было ничего интересного - всё те же гниющие деревянные панели и мебель, да проржавевшие системные блоки. Я обшаривал кабинет за кабинетом, пока в одном из них не нашёл что-то знакомое. Останки документации на стене висели в том же порядке, что и на видеозаписи. Это был кабинет усатого начальника. Без особой надежды я взглянул на системный блок - о том, чтобы запустить его не могло идти и речи. Пришлось возвращаться назад в лабораторию.

Копаясь в редких уцелевших файлах, я всё-таки нашёл, то, что искал - адрес получателя. Координаты указывали на место в десяти километрах юго-восточнее норвежского города Тромсё. Что ж, теперь, по крайней мере, становилось ясно, куда идти. Впрочем, меня одолевали сомнения, ведь я пока не знал, где нахожусь, и как долог будет мой путь. С другой стороны, неужели не найдётся в окрестностях людей, кто не сможет помочь мне?

Оставалось лишь выбраться наружу. Я вернулся в административное крыло, предположив, что главный выход должен быть там. Преодолев уже знакомый коридор, я вышел в довольно крупное помещение, в центре которого стояла круглая информационная стойка. Холл. А значит за ним должна быть шлюзовая камера.

Я пересёк холл, прошёл по короткому коридору и очутился у двух, идущих друг за другом, распахнутых металлических дверей. За ними оказался огромных размеров ангар, метров пять-шесть в высоту. С правой стороны в полумраке виднелись массивные стальные ворота, через которые, по-видимому, грузовой транспорт попадал внутрь комплекса. И точно такие-же ворота были слева. В потолке над ними виднелись трещины, сквозь которые пробивался неясный тусклый свет.

Я прошёл на пост охраны, в надежде найти выход для персонала. И я его нашёл - упавший с потолка кусок бетона наглухо заблокировал дверь. К счастью, пульт охраны ещё работал, хотя у меня не было уверенности, что нынешнего напряжения хватит, чтобы открыть гигантские створки. Я нажал на кнопку. Раздался громкий шум. С ужасающим скрежетом, ворота начали медленно открываться. По потолку пошли новые трещины, куски бетона с грохотом посыпались вниз. На полу появилась тонкая полоска света, с каждой секундой увеличиваясь всё больше. Вот тут-то генератор и сдох.

Впрочем, меня это уже не волновало. Щель между створками была достаточно широка, чтобы пройти через неё. Уже собираясь покинуть пост охраны, я наткнулся взглядом на лежащий в углу продолговатый предмет. Дробовик! Я подобрал покрытое ржавчиной оружие и мрачно усмехнулся. Стрелять из него было уже нельзя. Я покрепче ухватил дробовик за дуло, оценивая балансировку. Ну хоть как дубинка или рычаг сгодится, уже неплохо.

Протиснувшись сквозь щель в воротах, я оказался на бетонной дороге и в следующее мгновение растеряно замер на месте. Дорога пролегала в небольшой ложбине, между двумя скалистыми обрывами. Редкая трава была сухой и сероватой. На небольших, странно скрюченных, хилых деревцах висели болезненного вида пожелтевшие листья. Всё вокруг было застлано непонятной дымкой, напоминавшей не то туман, не то смог. Солнечный свет равномерно рассеивался в ней, отчего она слабо светилась. Я посмотрел на верх, но не увидел ни неба, ни солнца. Вместо солнца, сквозь пелену, виднелось лишь расплывчатое, неяркое, оранжеватое пятно.

Я прислушался, но ничего, кроме шелеста сухой травы и шёпота ветра различить не смог. Получалось, что вход в комплекс находиться за пределами населённого пункта. Но где именно? Ничего, что подсказывало бы его местоположение, не было и в помине.

Я двинулся вперёд по бетонному шоссе. Через километр дорога сворачивала вправо, и спускалась вниз по пологому склону, уходя дальше в осеннюю степь. Передо мной открылась унылая картина заросшего всё той же жёсткой, серой травой и редкими, больными деревцами пространства. Справа от склона пролегало широкое русло наполовину высохшей реки, изрядно поросшее бурьяном и рогозом. Мутная и грязная вода текла между заболоченными берегами, убегая далеко вперед, к видневшимся вдали в тумане очертаниям небольшого города. Я несказанно обрадовался этому открытию. Город сейчас оказался весьма кстати. Информация мне нужна была больше всего.

Воодушевлённый, я споро спустился вниз. Идя по бетонной дороге, я вдруг заметил справа ЛЭП, протянувшуюся по ту сторону реки в направлении города. Точнее, заметил я её ещё на вершине спуска, но только сейчас обратил на неё пристальное внимание. Опоры выглядели неважно: часть из них покосилась, одна же и вовсе рухнула прямо поперёк реки. Половины проводов не было и в помине, а часть из тех, что ещё остались, были оборваны и тянулись к земле. Я вдруг остановился, напряжённо размышляя. Получалось, что город стоит без электричества. Стало быть, и людей там может не оказаться. А вот откуда поступал ток...

Повинуясь внезапно промелькнувшей догадке, я резко обернулся и посмотрел назад. Позади меня возвышались высокие каменистые холмы. И в полукилометре от спуска, чуть повыше его, виднелось массивное бетонное сооружение. Дамба!

Так вот откуда, всё это время, в объект поступало электричество. От дамбы же, когда-то питался и город. Очевидно, что за столько лет без обслуживания, механизмы окончательно пришли в негодность. Да и само сооружение выглядело неважно: по отвесной стене уже пошли трещины. Видимо поэтому в объект просочилась вода. Оставалось только гадать, как плотина ещё не разрушилась окончательно.

И словно в тон моим мыслям, трещины на дамбе резко увеличились, а через мгновенье огромные куски бетона обрушились вниз и покатились с горы. Вслед за ними из пробоины хлынул мощный поток грязной, жёлто-зелёной воды. Приминая всю растительность на своем пути, бурный поток мгновенно заполонил старое русло и ринулся в сторону города. И словно кода мрачной симфонии, раздался оглушительный грохот, прокатился по степи и затих вдалеке.

Поднявшийся порыв ветра донес запах гнили и затхлости. Я молча стоял, собирая воедино всё, увиденное мной за последние часы. А собранное воедино, оно говорило только об одном: с миром случилось что-то очень нехорошее.

ГЛАВА 2

ГОРОД

Чем ближе я приближался к городу, тем сильнее таяла моя надежда встретить там людей. Сквозь смог всё яснее проступали неровные очертания многоэтажных домов. Где-то осыпались углы и фасады кирпичных строений, где-то не хватало плит в панельных домах. Половина окон отсутствовала - рамы сгнили полностью. Пластиковые ещё держались, но были не белые, а чёрные, от покрывавшего их непонятного грибка или плесени. Редкие уцелевшие стёкла потрескались, видимо дома уже начали ''плыть''. Ещё издали стало заметно, что широкие улицы полностью заросли унылыми скрюченными деревцами, которые я заметил ещё у входа в объект.

Немного не доходя до города, я задержался, внимательно обшарив обочину дороги в поисках дорожного знака с названием, но не нашёл ничего. Да и странно было бы ставить его на этом выезде, явно не предназначавшимся для гостей. Я начал подозревать, что это или военный, или научный город. А значит стоило поискать воинскую часть.

На границе города бетонная часть дороги заканчивалась, и начиналось то, что раньше было асфальтовым шоссе. Сейчас о нём говорили лишь редкие куски покрытия, тут и там проступающие сквозь ковёр серой травы. Деревья не то пробили асфальт, не то выросли на образовавшемся сверху слое почвы. А ведь и на то, и на другое требовался не один десяток лет... Как же долго меня не было?..

Продираясь сквозь заросли, я двигался к центру города. Справа на фасаде панельного дома мелькнула надпись из ржавых букв: ''Пр..ду..товы.. ....газ..ин''. Русский язык. Что ж, теперь моё местоположение стало чуть более конкретным. Без особой надежды, я свернул с дороги и зашёл в магазин, но кроме пустых, грязных полок не нашёл ничего. Проверка склада тоже не увенчалась успехом. Кто-то обнёс магазин дочиста, но кто? Удастся ли мне встретить этих людей?

Выйдя наружу, я двинулся дальше. И чем дальше я шёл, тем мрачнее становилась картина: время и природа медленно, но неумолимо поглощали останки творения человеческих рук. Странные коричневые лианы обволакивали стены домов, ржавые остовы машин постепенно погружались в землю, обрастая слоями такого же ржавого мха.

Невольно засмотревшись на буйство природы, я не заметил торчащего из земли корня и, споткнувшись об него, упал, сильно ободрав тыльную сторону руки об острый угол полусгнившего кузова очередной легковушки. Выругавшись, я развернул руку и осмотрел рану. Сквозь прореху в комбинезоне виднелся довольно глубокий порез. Кровь струйкой стекала по ткани комбинезона. Скверно. Не хватало ещё инфекцию занести. Неизвестно, какая дрянь витает здесь в воздухе, оседая на поверхностях, или выпадая с дождём - вид местной растительности мне очень сильно не нравился. Чёрт, даже перевязать нечем!

Я заторопился, стараясь не упустить из виду какую-нибудь аптеку или очередной продуктовый магазин. Спирт или алкоголь сейчас были нужны позарез. Вот только ничего подобного мне не попадалось.

Вскоре я вышел к центральной площади города, ныне превратившейся в настоящий парк. Посередине стояло обшарпанное трехэтажное здание. Как и все прочие, оно сильно осыпалось, и поросло лианами. Кирпичная кладка в одном месте, в районе второго и третьего этажа, рухнула, обнажив потолочные перекрытия и пустые комнаты.

Вдруг моё внимание приковало здание кинотеатра. Подойдя ближе, я понял, что меня в нём привлекло: все окна были довольно неаккуратно, но всё же плотно заложены кирпичом и какими-то бетонными блоками. Вместо входной двери стояла странная конструкция, грубо сваренная из толстых металлических пластин, с приваренными же петлями. Однако ничего похожего на тропу у двери не оказалось.

Я машинально толкнул дверь, а следом потянул на себя, но безрезультатно. Перехватив покрепче дробовик обеими руками, я с силой ударил прикладом по металлу. Эхо разлетелось по площади, заставив меня невольно вздрогнуть и обернуться. Успокоившись, я перевёл взгляд на оружие и с удивлением заметил, что приклад немного сплющило. То ли металл совсем проржавел, то ли...

Повинуясь внезапному порыву, я со всей силы ударил в дверь ногой. От удара конструкция согнулась посередине. А ведь железо здесь далеко не листовое... Вставив дробовик в образовавшуюся щель между косяком и конструкцией, я с силой надавил на импровизированный ''рычаг''. Дверь тотчас распахнулась, и её сорвало с петель. С глухим звуком она упала на землю.

Мне следовало бы удивиться, но сейчас мои мысли были заняты раной. Я прошёл внутрь кинотеатра, оказавшись в холле. Одного взгляда хватило, чтобы понять: здесь было убежище. В холле, видимо, был сторожевой пункт. Остатки нескольких матрасов лежали вокруг старого кострища. У стены у входа обнаружился ржавый автомат. А на одном из матрасов лежал человеческий скелет. Рядом с ним стояли две бутылки коньяка, одна пустая, а вот другая ещё даже не раскупоренная.

Я несказанно обрадовался своей находке. Подхватив с пола целую бутылку, я присел на один из матрасов, развернул руку и взглянул на рану. От увиденного по всему телу прошла дрожь, коньяк выпал из ослабевших рук, чудом не разбившись о бетонный пол. Рана сильно уменьшилась и больше не кровоточила. За полчаса, как я её получил, она затянулась почти наполовину.

В немом изумлении я долго смотрел на порез, не веря своим глазам, а затем растерянно перевёл взгляд на валявшуюся на полу дверь. Ни один человек не смог бы так легко выломать такую махину, насколько бы силён он не был. Что же со мной сделали?

Я закрыл глаза и глубоко вздохнул, стараясь вспомнить хоть что-нибудь. Но ничего не было. Лишь смутные обрывки, неясные образы и слова: человек в маске, склонившийся надо мной, девушка в белом платье, стоящая ко мне спиной, город во мгле, кабинет с круглым столом, за котором сидят люди, чьих лиц я не вижу...

Я встряхнул головой, возвращаясь в настоящее. Возможно, сейчас не было смысла обращаться к памяти. Может, со временем, всё восстановится? Неизвестно, сколько меня продержали в том резервуаре, и как это сказалось на мозге. В конце концов, мне вполне могли стереть память, или же её потеря была побочным эффектом неизвестных манипуляций над моим телом, или чёрт его знает, чем ещё.

Я встал с матраса и оглянулся вокруг. В дальнем углу виднелась лестница, уводящая вверх. Я поднялся по ней, прошёл по короткому коридору и оказался у входа в кинозал. Впрочем, он уже таковым не являлся. Все кресла были свинчены, либо грубо выломаны, и куда-то унесены. Вместо них на каждой ''ступеньке'' лежали останки матрасов, лежанок, и даже стояла пара одноместных палаток. И на большинстве из них - скелеты. Большие и маленькие, поодиночке, по двое и по трое.

Я замер в проходе, ощущая, как к горлу подступает ком. Никогда в своей жизни не думалось, что доведётся увидеть нечто подобное. Я осторожно вошёл в это кладбище, внимательно приглядываясь к костям. Неясно было, отчего они все умерли, и почему не попытались покинуть это место. И даже наоборот, постарались отгородить себя от внешнего мира. Но кого они боялись? Я вдруг вспомнил, что нигде снаружи не видел ни одного скелета. Уж не хищники ли поживились? Может от них прятались эти несчастные?

Внизу, у пространства перед экраном, стояли палатки побольше, там же, у стен, было свалено разное барахло: рюкзаки, тюки, пакеты. Впрочем, ничего полезного там не обнаружилось - время оказалось беспощадно. В этот момент я остро пожалел, что не обыскал как следует помещения комплекса. Там наверняка могло отыскаться что-то ценное. Но тогда моя голова была забита совсем другим, и до поисков мне дела не было. А возвращаться туда сейчас смысла не было - без фонаря там делать уже нечего.

Возвращаясь к выходу, я заприметил у дверного проёма валявшийся там лук и колчан со стрелами. Уже не способный чему-либо удивляться, я подошёл поближе и поднял оружие с земли. На удачу, лук оказался карбоновый, и время не тронуло его. То же самое касалось и стрел. Я вложил одну в лук и с легкостью натянул тетиву. Стрелять я толком не умел, но тут выбора не было. Придётся учиться на ходу.

Дробовик я оставил здесь. Хоть какую-то службу он сослужил. Надев колчан на спину и закинув туда же лук, я напоследок оглянулся на преддверье этого могильника. Взгляд зацепился за не начатую бутылку коньяка. Усмехнувшись, я прихватил и её. Может и пригодится когда.

Теперь предстояло обыскать весь город. Мне нужны были подсказки: где я нахожусь, и в какую сторону двигаться дальше. Я обошёл всё по эту сторону реки, но ничего толкового не обнаружил. Оставалось перебраться на другую сторону.

Мост, как и следовало ожидать, давно рухнул, и единственное, что оставалось - добираться вплавь. Я скептически осмотрел берег. Прошедшие тут недавно волны окатили камыши и рогоз, покрыв их изморозью. Видимо, была уже поздняя осень. Переведя взгляд на свой легкий костюм, я невольно улыбнулся - до сих пор я не чувствовал холода. Может, и ледяная вода мне ни по чём?

Предосторожности ради, я посмотрел на свою руку - от раны не осталось ничего, даже шрама. Я осторожно вошел в воду, но ничего особенного не ощутил. Вода как вода, словно в летнем пруду. Я начал грести, делая неторопливые, но мощные движения, и вскоре оказался на другом берегу.

Идя сквозь заросшие улицы, я наконец нашёл то, что надеялся найти. Стандартный забор с ромбиками показался впереди, а вскоре я подошел к проходной. Разобрать что-либо на висевшей табличке было невозможно. Пройдя сквозь проходную, я оказался внутри небольшой территории, с несколькими полуразвалившимися зданиями и парой ангаров с распахнутыми дверьми. Беглый осмотр гаражей и складов, заставленных ржавыми грузовиками и прочим, бесполезным теперь хламом, успехом не увенчался. В административных зданиях дела обстояли не лучше - как и в ангарах, здесь мало что уцелело. Я уже собрался уходить, когда вдруг наткнулся на одну плотно закрытую дверь. Архив!

Выломав её, я внимательно осмотрел помещение. Как и следовало ожидать, все бумаги оказались испорчены, но не сгнили полностью. Впрочем, ничего, толкового в них не нашлось. Кроме одного. На всех документах было написано местоположение части, базировавшейся в городе Комаровский, Центрального военного округа.

Как ни странно, но в архиве нашлась и чудом уцелевшая карта. Карта была военная, с большим количеством обозначенных военных объектов. Я быстро отыскал Комаровский. Он находился недалеко от западного склона Уральского хребта, южнее Байдарацкой губы.

Я внимательно осмотрел карту. Маршрут вырисовывался интересный: сперва предстояло обойти Уральские горы с севера, затем двигаться на запад. Дальше делать крюк через юг, в обход Двинской и Онежской губ, мимо Архангельска. А оттуда уже была прямая дорога на северо-северо-запад, в Тромсё.

Так...

Я сделал глубокий вдох, собираясь с мыслями. Идти предстояло никак не меньше двух с половиной тысяч километров. А ведь зима недалеко. И пусть меня холод не трогает, но сейчас осень. И температурного порога своего организма я ещё не знаю. Да и продираться по глубокому снегу чёрт знает где... В конце концов, надо что-то есть.

Короче говоря, ситуация складывалась патовая. Идти надо было без вариантов. Ждать до весны мне не никак хотелось. Оставшись здесь, я точно долго не протяну. Скелеты в кинотеатре как нельзя кстати всплыли в памяти. Но как я доберусь до Тромсё, или, хотя бы, до Архангельска, в легком костюмчике, с луком и двадцатью стрелами, да бутылкой крепкого? Смех, да и только...

Я напряжённо думал, прикидывая варианты. Крупных населённых пунктов на моём пути были считанные единицы, и далеко не факт, что там можно будет добыть припасы. В голове промелькнула шальная мысль дойти до одного из прибрежных городов и раздобыть плавсредство, чтобы добраться по воде, но я быстро отмёл её, вспомнив о состоянии уже встреченной мной техники. Стало быть, вариант оставался ровно один.

Остаток дня ушёл на тщательное изучение Комаровского, в поисках буквально всего, что могло хоть как-то пригодиться в пути. Но всё, что мне удалось раздобыть - неважно сохранившийся столитровый походный рюкзак, найденный в одной из квартир, да несколько пустых пластиковых бутылок. Вернувшись в кинотеатр, я с грехом пополам разобрал пару державшихся на одном добром слове палаток. Карту из архива я тоже прихватил с собой.

Солнце уже почти село, и я решил, на всякий случай, подождать до утра. Выбравшись на крышу многоэтажки, я снял рюкзак с нехитрым снаряжением и устроился у стены у выхода. Спать не хотелось. Почему-то я не был этому удивлён. Что бы со мной не сделали, сейчас всё играло мне только на пользу.

Последние лучи солнца погасли, и кромешная тьма легла на город. Сквозь покрывавшую собой всё вокруг дымку не было видно ни звёзд, ни луны. И тем не менее, я заметил, что относительно неплохо различаю недалёкие объекты. Я вдруг вспомнил, что за прошедшие часы ничего не ел, хотя, по правде, голода и не ощущал.

Закрыв глаза, я стал вслушиваться в окружающий мир. Непривычная для города тишина царила здесь: ветер гулял в ветвях, квартирах и на пустых улицах, слабо журчала вода в реке. Время от времени, откуда-то издалека доносился звериный вой. Значит, про хищников я не ошибся.

Я просидел так довольно долго, пока небо на востоке на начало светать. Посидев ещё пару часов и дождавшись восхода, я наконец поднялся с места, и стал собираться в дорогу. Бессонная ночь никак не дала о себе знать. Я накинул на плечи рюкзак, кое-как прикрепил на пояс колчан, а лук повесил на плечо. Получилось неудобно, но выбирать не приходилось. Замерев на минуту у края крыши, я в последний раз окинул взглядом останки Комаровского и спустился вниз.

ГЛАВА 3

В ГЛУШИ

Из Комаровского я выбрался той же дорогой, какой и пришёл в него. Теперь стало понятно, где был выстроен подземный комплекс - то место, где располагался вход в объект, было началом Уральских гор. Стало быть, предстояло свернуть направо, и идти вдоль хребта на север.

Мне удалось достичь северного края гор за пару дней. Шёл я быстро, не чувствуя ни усталости, ни голода. Даже спать не хотелось. Это невольно воодушевляло. Такими темпами, я доберусь до цели гораздо быстрее, чем планировал.

Двинувшись было на запад, я вдруг решил немного изменить маршрут, свернуть на юг и дойти до Воркуты. Ведь нельзя же судить о ситуации по одному лишь городу, может, в Воркуте всё будет несколько по-другому? Путь туда займёт не больше двух дней, а информация сейчас нужна была как никогда. Наконец, там можно было бы раздобыть что-нибудь полезное.

Приняв решение, я отправился в путь, но, как оказалось, сделал это зря. Воркута встретила меня той же картиной, что и Комаровский. Полуразрушенные дома, заросшие улицы, следы давнего пребывания людей, переживших неведомую катастрофу. Переживших, но ненадолго...

Я быстро осмотрел город, но ничего более-менее полезного, кроме нескольких больших кусков плотной прорезиненной материи, не подвернулось. Закинув их в рюкзак, я вытащил оттуда карту, планируя дальнейший маршрут. Я решил пойти по линии Инта-Усинск-Печора. С моей скоростью передвижения, этим маршрутом я доберусь до Архангельска с разницей всего в несколько дней.

В Инте ничего интересного не оказалось, в Усинске же повезло чуть больше. Осматривая останки гаражного кооператива, мне удалось разжиться парой неплохих зипповских зажигалок, старой ветошью, и ещё относительно живыми инструментами. Найденную в дальнем углу одного из гаражей канистру с бензином я осторожно разлил по прихваченным в Комаровском пластиковым бутылкам. Взвалив немного потяжелевший рюкзак, я двинулся дальше.

А дальше была Печора. Ещё на подходах к городу, я заметил, что земля под ногами начинает хлюпать, всё больше превращаясь в болото. Но мне, можно сказать, повезло: температура с каждым днём опускалась всё ниже, и неплохо подмораживала грязь. Так что идти было более-менее комфортно. Когда впереди наконец показались очертания города, мне вначале почудилось, что город стоит то ли на полувысохшем озере, то ли на огромном болоте. Не иначе, это разлилась река Печора. Но когда? Осенью?! Этого не могло быть.

В сам город я не пошел. Едва заметив полупритопленные дома, я сразу свернул южнее, обойдя особо вязкие территории стороной. Когда же я вышел к реке, всё сразу стало на свои места: она сильно расширилась, выйдя из берегов. А сейчас, видимо, немного сошла, оставив после себя заболоченные территории. Но почему осенью? На этот вопрос ответа не было.

Перебравшись на ту сторону, я тронулся дальше. Как и до Печоры, мой путь в основном пролегал через дикие леса и поля. И с ними явно было не всё в порядке. Деревья были скрюченными, болезненными, с трухлявой корой, кое-где обглоданной животными. А ещё всё зарастало какой-то дрянью. Не раз мне попадались колонии желтоватой или чёрной плесени, и пятна лишайника на стволах. А на полянах целыми семейками росли отвратительные на вид вонючие грибы белесого цвета.

В один из дней я заметил, что солнца больше не видно совсем. Смог закрывал собой небо, и я пропустил момент, когда появились облака. Начался небольшой снег - грязный и бурый. Он шел с перерывами, то заканчиваясь, то возобновляясь. Через несколько суток я уже оставлял в коричневом ковре отчётливые следы. Зато стало видно, что жизнь ещё присутствует в этих местах: Мне попадались отпечатки то лисьих, то волчьих, то заячьих лап. Но их было немного, и все они вели в южном направлении. Видимо, животные мигрировали, спасаясь от надвигающихся холодов.

Спустя полторы недели бесконечного похода, я наконец остановился, чтобы передохнуть. Но не потому, что устал физически. Легкая слабость ощущалась в мышцах, но её можно было и не замечать. Отдыха требовал мозг. Десять суток безо всякого сна и остановок - к такому тяжело было привыкнуть. Это находилось за гранью моего понимания. Человек просто не был способен на такие ''подвиги''. Я решил устроить привал и отсидеться, лишь только чтобы не сойти с ума.

Найдя подходящую поляну, я скинул с плеч рюкзак и оружие, вытащил свернутые куски резиновой ткани и соорудил из них что-то вроде лежанки. Она мне, конечно, была ни к чему, но так получалось хоть какое-то подобие привала.

Я уселся на импровизированный лежак и прислонился спиной к стволу дерева. Вытянув перед собой ноги, я подумал о том, как сильно не хватает сейчас костра. Впрочем, это была плохая идея. Поди знай, кого приманит к себе запах дыма и блеск пламени. Увиденное за последние полторы недели не давало мне гарантии того, что в округе нет людей с нехорошими намерениями.

Я откинул голову назад и закрыл глаза, ровно и размеренно дыша. Я вслушивался в лес, в звук ветра в полуголых ветвях, в скрежет старых деревьев, вдыхал густой, холодный воздух, пропитанный запахом гнилого дерева и букетом других, не самых приятных ''ароматов''.

Не знаю, сколько прошло времени. Может четыре часа, может больше. Но в какой-то момент, до моего слуха донесся отдалённый звук шагов. Сперва я подумал, что мне померещилось. Но шаги становились всё громче и отчётливее. Звук четырех ног приближался из-за дерева, у которого я сидел.

Адреналин бросился мне в кровь. За всё время я ещё ни встретил ни одной живой души, ни человеческой, ни звериной. Осторожно, старясь не выдать себя, я подтянул к себе лук. Без единого звука я вынул из колчана стрелу, вложил её в лук и плавно натянул тетиву. Шаги приближались, но вдруг затихли совсем недалеко от меня. Не выдержав, я резко выпрыгнул из-за ствола, прицелившись в мелькнувшую перед взглядом крупную тушу животного.

Это был олень, крупный, с грязной, местами облезлой шерстью. Всё его тело подрагивало странной мелкой дрожью. Видимо ему было тяжело удерживаться на своих уродливых, кривых ногах. Опустив голову, олень неспешно щипал серую жёсткую траву, не обращая на меня никакого внимания.

Я опустил оружие, с интересом рассматривая нежданного гостя. Меня немало удивило, что зверь не боится меня. Казалось, он и вовсе не замечает чужака. Только приглядевшись внимательнее, я понял, в чём было дело - олень был слеп. Белая пелена застилала его глаза. Но если он не может видеть меня, почему же не слышит? Я медленно подошёл к животному, разглядывая его голову. Уши у него были в порядке, правда только внешне. Вытянув слегка дрожащую руку, я громко щелкнул пальцами прямо рядом с его ухом. Но олень никак не отреагировал на звук, всё также спокойно поедая траву. Я долго стоял напротив несчастного животного, молча разглядывая его. Стоял и думал, отчаянно желая понять.

Насытившись, олень поднял голову и посмотрел на меня незрячими глазами. А затем развернулся и дрожащей походкой отправился куда-то на восток. Я молча смотрел ему вслед, пока его фигура не скрылась в смоге. И вдруг нехорошая мысль посетила мой мозг: если такое произошло с животным, то что сделалось с людьми, если, конечно, кто-то ещё дожил до сегодняшнего дня?

Мрачный и подавленный я вернулся к лежаку. Машинальным движением, я достал из рюкзака коньяк, но быстро одернул себя. Не время было впадать в уныние. Следовало идти дальше.

Собрав своё барахло, я поспешил вперёд и через неделю вышел к побережью Двинской губы. Западнее того места, где я стоял, виднелось устье широкой реки. Там должен был стоять Архангельск. Но его не было. Город оказался под водой. Но почему? Единственной причиной, которую можно было назвать, было повышение температуры на всей планете. Ледники растаяли и уровень воды поднялся, затопив берега. Но почему же тогда так холодно? Или сейчас вовсе не осень, а середина зимы?

В этот момент я понял, что мои надежды найти ответы в Тромсё могут не оправдаться. Насколько я помнил, город находился на острове. А если так, то его постигла та же участь, что и Архангельск. Впрочем, место доставки сообщения находилось вдали от Тромсё, и могло быть не затронуто стихией. А значит, надежда ещё оставалась...

ГЛАВА 4

СЕВЕР

Архангельск был моим последним большим открытием. После него я больше нигде не задерживался и добрался до Тромсё через несколько недель. Когда впереди, сквозь вечерний сумрак, пробились очертания низеньких гор, я невольно вздохнул с облегчением. Казавшийся сперва невозможный маршрут был пройден, пусть и не без трудностей. Ведь чем дальше я забирался на север, тем больше становилось снега и тем труднее было идти. Сколько раз мечтал я о паре плохоньких пластиковых лыж!

Споро забравшись на гору, я остановился, глядя на огромное, замёрзшее водное пространство среди нескольких каменных возвышенностей. Когда-то здесь был приземистый остров, на котором стоял город Тромсё. Это был один из множества каменных островов, окруженный другими, более высокими собратьями. Теперь же вода поднялась и низменный клочок земли исчез в пучинах океана вместе с городом.

Я помнил его. Чем ближе я подходил к этому месту, тем сильнее осознавал: я был здесь когда-то, но не помнил, когда и зачем. Я помнил белоснежные пики гор, возвышавшихся на юге, кристально чистую гладь северного моря, небольшие уютные улицы города, проложенные между аккуратными двух- и трёхэтажными домами. Я помнил, как...

И вдруг в моей голове, словно молнией в тёмную ночь сверкнули сцены из памяти. Улицы из чистых и опрятных превратились в грязные и подтопленные. Угрюмые люди брели по ним куда-то и что-то бормотали себе под нос. Грязный и бурый снег на вершинах гор местами стаял, обнажив породу. Помутневшая вода волнами накатывала на берег, оставляя после себя масляный след.

Я с шумом вдохнул холодный северный воздух. Получалось, что всё это началось ещё до того, как меня заточили в резервуаре. Оставалось понять, что именно. И сейчас я был близок к этому, как никогда.

От кромки воды тянулся ряд вышек ЛЭП, убегая на юго-восток. Взбираясь на гору, а затем спускаясь с неё, они тянулись к расположенным неподалеку, занесённым снегом, постройкам у подножия ещё одной приземистой горы. Я заметил их ещё давно, но прошёл мимо. Судьба города была мне тогда более интересна.

Пробиваясь сквозь снег, я приблизился к небольшим двух- и одноэтажным зданиям, построенных достаточно грубым и дешёвым способом. Дома были сложены из бетонных блоков, скрепленных обычным цементом. Стёкла в длинных окнах давно выпали, и отчётливо слышался завывавший внутри ветер.

Я внимательно обыскал все дома, но в них нечего было ловить. Зато неподалёку оказался торчащий из-под снега обломок радиовышки. Верхняя половина давно рухнула, сильно покорёжившись от удара. От основания вышки, цепляясь за стены домов, тянулись чёрные провода. Двигаясь вдоль них, я вышел прямо к горе, в отвесной стене которой зиял чёрный квадратный зев входа. Я был на месте.

Пройдя через пост охраны, я остановился у ведущей вниз бетонной лестницы. Впереди стоял кромешный мрак и даже с моими ''модифицированными'' глазами разглядеть что-то было невозможно. Пришлось импровизировать.

Я споро соорудил три факела. Палки я добыл в округе, обломав несколько суков у растущих неподалёку деревьев, обмотал их с одного конца смоченной в бензине ветошью, и подпалил зажигалкой. Факел вспыхнул, давая достаточно света, чтобы идти дальше.

Подхватив с пола два других факела, я принялся спускаться вниз. Лестница кончилась быстро, обернувшись небольшим коридором с рядами дверей по обе стороны. Дикое желание порывало меня сунуться в каждый кабинет прямо сейчас, но я гнал эти мысли прочь. Было одно дело поважнее.

Генераторная отыскалась довольно быстро. Я скептически осмотрел остывший агрегат. Постоянный холод не позволил железу сгнить, но вот заработает ли он сейчас, после стольких лет простоя? К моему удивлению, древний механизм, прочихавшись, затарахтел. Тотчас повсюду вспыхнул неяркий свет, откуда-то послышался писк машин.

Довольный, я вернулся назад, осматривая комплекс. Он оказался сильно меньше того, где держали меня, да и строили его явно позднее, и, притом, довольно грубо. Впрочем, небольшие размеры были мне сейчас только на руку, как и холод, хорошо сохранивший это место. Двери кабинетов были довольно прочными, не чета сгнившей рухляди из комплекса в Комаровском. Да и бумаги, лежавшие на столах, были вполне читаемыми.

В одном из кабинетов мне попались странные карты. Они были самых разных масштабов, от карты мира, до более региональных. И все они были испещрены красными пронумерованными крестиками, в самых разных частях планеты. Я насчитал порядка пятиста таких отметок на всех пяти континентах. Плюсом шёл один фиолетовый крестик, отмеченный цифрой ''0''. Последний указывал на объект у Комаровского. Интересно, что всё это значит?

Я обошёл другие помещения. В основном мне попадались лишь документы, в которых было мало чего интересного. Системные блоки работали через один, но от них толку было немного - матрицы мониторов давно умерли. Зато в одном из кабинетов мне повезло.

Толкнув очередную, покрытую инеем, дверь, я заметил лежащую на столе кипу бумаг, вложенных в герметичный пластиковый пакет. На тыльной стороне была наклеенная на скотч надпись: ''Project #1''. Осторожно расчехлив папку, я вынул толстую стопку и принялся внимательно её изучать. И чем больше я читал, тем всё более ясно и страшно обрисовывалась ситуация.

Первые страницы были протоколом заседания Совета Человечества. Интересное название, однако. В протоколе на английском языке было написано следующее:

''Сегодня, 29 ноября 2067 года, Советом Человечества в составе делегаций Соединённых Штатов Америки, Китайской Народной Республики, Российской Федерации, Королевства Саудовской Аравии, Канады, Королевства Норвегии, Федеративной Республики Германии, Великобритании, Французской Республики, Федеративной Республики Бразилии и Австралийского Союза единогласно принято решение о начале совместной разработки Проекта 1, и его дальнейшей реализации с целью предотвращения исчезновения человечества, как разумного биологического вида.''

Далее шла череда протоколов последующих заседаний, резолюций и прочих подобных вещей. А в самом конце стопки нашлось и описание самого проекта:

Проект 1 предполагал создание ряда подземных автономных убежищ, рассчитанных на многолетнее пребывание до пяти сотен человек в каждом из них. Кроме того, предполагалось, что в период пребывания в оных, люди продолжат изучение изменений во всех четырёх сферах Земли, а также будут разрабатывать ''технологию возобновляемых ресурсов'', что бы под этим не подразумевалось, для последующего восстановления планеты. А вот заниматься непосредственно восстановлением должны были отдельные люди. Они, всё в тех же убежищах, должны были быть подвергнуты генетической модификации, для работ в экстремальных условиях. От каждого убежища предлагалось порядка пятидесяти таких людей. Все они, по достижении некой ''готовности'', должны были выйти на поверхность планеты, и, используя те самые ''возобновляемые ресурсы'' и запасы Убежища Судного Дня на Шпицбергене, подготовить ряд территорий для дальнейшего безопасного на них проживания. Кроме того, в документах я нашёл указание способа связи и корректировки действий этих людей. Предполагалось запустить на орбиту группировку спутников, посредством которых планировалось устанавливать контакт при помощи вживлённых в мозг чипов.

Итак, вот оно. Я был частью этого эксперимента, его ''прототипом'', как выразился лаборант с видеозаписи в Комаровском убежище. И судя по карте, я уже находился в одном из убежищ. Но вот почему оно оказалось заброшено? Почему я не проснулся? Почему не встретил других ''модифицированных'' людей, которые, судя по всему, уже давно должны были приступить к выполнению возложенной на них миссии?

Я пролистал другие документы. Кое-что из них показалось мне смутно знакомы. Вглядываясь в цифры и графики, я узнал те же бумаги, что рассматривал в той самой камере, в которой очнулся. Видимо об этом комплекте документов говорил тот усатый тип. Правда здесь, в силу условий, удалось разобрать чуть больше. И это была информация обо мне.

В ней я был указан как ''Опытный образец'' и ''Доброволец''. Без имени, даты рождения, без каких бы то ни было других пометок, указывающих на моё прошлое. Лишь записи о том, что эксперимент увенчался успехом и было дано добро на полномасштабное применение технологий, испытанных на мне.

Итак, картинка всё больше приобретала целостность, но, в то же время, не становилась более понятной. Я бросил взгляд на лежащий неподалёку небольшой лист бумаги. Это оказалась записка, написанная торопливым, но чётким почерком:

''Уважаемый господин Малыгин!

Без протокола. Я только что получил расчёты учёных. К сожалению, количество ресурсов наших стран не позволит нам реализовать проект в рамках задуманных масштабов. Мы имеем возможность построить лишь пятую часть от предложенного количества убежищ, но, в таком случае, пяти тысяч человек не хватит, чтобы восстановить планету.

Посылаю вам эту записку сейчас, дабы вы как следует всё обдумали перед заседанием Совета. Время работает против нас, и решать надо безотлагательно.

Анаис Морель''

Нехорошее подозрение зародилось в моей голове. Я немедленно отправился на поиски кабинета этого Мореля, но найдя его, не обнаружил там никаких докладов и отчётов. Озадаченный, я спустился на нижние уровни объекта и вскоре нашёл Зал Заседаний.

Едва я ступил в освещённое тусклыми лампами помещение, как тотчас в памяти вновь всплыла картинка из прошлого. Я помнил этот зал. Помнил сидящих за овальным столом людей, неотрывно смотрящих на меня. В числе их был и усатый начальник из объекта в Комаровском.

В центре стола стояло несколько камер, ещё парочка висела по углам зала. Видимо, как это выразился Морель, ''для протокола''. Но если есть камеры, то должна быть и запись. И действительно, в соседнем помещении обнаружилось несколько больших серверных шкафов. А стало быть, просмотреть записи можно с любого системника. Оставалось только найти хоть как-то работающий монитор.

Обшаривая комплекс, мне попутно удалось обнаружить тот самый доклад учёных, что так сильно встревожил Мореля. И теперь я понимал, почему. Как оказалось, с планетой всё было плохо. Ресурсы подходили к концу, во многих местах уже вспыхивали локальные войны. Прирост населения только усугублял положение. Экологическая обстановка стремительно ухудшалась: росла температура, всё чаще шли кислотные дожди, растения и животные гибли по всей планете. Урожайность стремительно падала. И так продолжалось несколько лет. Начавшиеся голод и войны сильно сократили население планеты, но от этого легче не стало. Зато стало понятно, что если всё оставить как есть, то человечество скоро вымрет, как вид.

Всё вставало на свои места. Причинно-следственная связь себя показала. Забавно... Я невольно усмехнулся, начав понемногу догадываться. Оставалось надеяться, что я ошибся.

Наконец удалось отыскать более-менее живой монитор. Изображение было не лучшего качества и постоянно мигало, но выбирать не приходилось. Подключив его к работающему компьютеру, я принялся копаться в файлах, пока не нашёл записи заседаний. Я ткнул наугад одну из них.

На экране появилось изображение Зала, с сидящими за столом людьми. Я сразу узнал их. Усатый человек в пиджаке и очках нервно расхаживал вдоль своего места, бросая на остальных тяжёлые взгляды исподлобья. Наконец он остановился у стула, облокотившись на спинку, и заговорил.

- Вы имеете всю необходимую информацию. Результаты проверены, опытный образец исправен. Мы можем приступать к следующей фазе.

- На словах всё так. - сложив пальцы в замок, произнёс здоровый афроамериканец в пиджаке. - Однако выводы учёных говорят иное. Приступить мы можем, но каков будет результат? И будет ли он вообще?

- Я согласна с мистером Муром. - сказала молодая женщина со светлыми волосами. - Мистер Малыгин, сейчас мы не можем действовать.

- Что ж, я вижу вы осознаёте ситуацию. - хмуро ответил Малыгин. - Мне нужно было, чтобы вы это озвучили. Теперь мне нужно, чтобы вы были готовы к моему следующему предложению.

Присутствующие в зале заметно напряглись. Чуть погодя все согласно кивнули, показывая, что готовы слушать.

- Первое. Оставшихся ресурсов планеты может хватить...

- В каком это смысле... может?! - перебил усатого пожилой военный в очках.

- Вы предлагаете военные операции на территориях...

- ТИХО! - вдруг оглушительно рявкнул Малыгин. Вены на его шее заметно вздулись. - Если вы хотите сдохнуть, это ваше право, но мы не для того собрали этот Совет, чтобы угробить всё человечество!

Собравшиеся как-то сразу притихли. Некоторые сверлили Малыгина нехорошим взглядом, но сказать что-то не решались.

- Итак, повторюсь. - утирая лоб, произнёс усатый. - Оставшихся ресурсов планеты может хватить на завершение хотя бы половины Проекта. Разумеется, никто не станет отдавать их добровольно. Для этого придется задействовать войска. Используя наши объединённые армии, мы сможем это сделать. Сейчас есть лишь две стороны: Мы, Союз государств, ещё сохранивших контроль на своих территориях, и то, что осталось от других, разрушенных войнами. Да, это будет жестоко, да, это будет стоить многих жизней обеим сторонам. Но если мы хотим выжить, как вид, то мы должны это сделать.

- И вы готовы пойти на это? - злобно спросил Мур.

- Знаете, господин Мур, ваше лицемерие не знает границ. - вдруг подал голос брюнет в военном костюме с генеральскими погонами. Говорил он с сильным французским акцентом. - Не ваша ли страна в своё время сделала себе богатство именно такими методами?

- Вы не меньший лицемер, чем он, господин Морель. - сурово возразил лысый мужчина в пиджаке с южными чертами лица. - Французские колонии в Африке для вас уже выдумка? И позвольте напомнить вам, что мы все здесь не без греха. Мы все постарались сделать всё возможное для того, чтобы сейчас собраться всем вместе, в попытках спасти планету, которую сами же и разрушили.

- И раз у нас хватило ума собраться всем вместе, пусть и под самый конец, давайте не упускать хотя бы этот шанс. - добавила блондинка.

- Вы закончили? - мрачно спросил Малыгин, оглядывая присутствующих. - Тогда слушайте. Я предлагаю следующее: когда мы получим все необходимые разведданные, мы сможем спланировать направления основных операций. Это займёт некоторое время, но выбора у нас нет. Затем вы должны будете подготовить войска. На это потребуется ещё несколько дней. Когда всё будет готово, нам всем придётся действовать быстро и без колебаний. Есть возражения?

Все присутствующие промолчали.

- Тогда я объявляю заседание закрытым.

Экран погас. Я включил следующее видео. На экране появились всё те же люди, только теперь они были сильно возбуждены, и о чём-то громко переговаривались. Когда в зал вошёл Малыгин, гул голосов мгновенно стих.

- Господа. - бесцветным голосом произнёс усатый. - Я скажу прямо. Дела обстоят плохо. Ресурсов планеты не хватит даже на половину Проекта. Боюсь, нам придётся искать иные пути решения.

Звенящая тишина повисла в зале. Сидевшие переваривали услышанное.

- Может тогда нам пора распустить союз, и действовать каждому самому за себя? - не то мрачно, не то язвительно произнёс лысый южанин.

- Вот как? - резко отозвалась блондинка. - Позвольте спросить, а не такая ли позиция и привела нас к тому, что мы сейчас собрались здесь?

- Миссис Хольм, если у вас нет других предложений, пожалуйста, помолчите.

- Я не буду молчать! - вспыхнула Хольм. - Да, мы слишком опоздали! Но то, что вы говорите, приведёт лишь к войне внутри Союза! Мы не можем позволить рухнуть последней надежде человечества на спасение!

- А она есть? - холодно поинтересовался китайский представитель в пиджаке.

- Есть, но она вам не понравится. - вдруг ледяным тоном произнёс Малыгин.

Все присутствующие в полном молчании повернулись к нему.

- Говорите. - сухо произнёс Морель.

- Кому-то придётся добровольно покинуть проект и пожертвовать свои силы и ресурсы во благо остальных.

- Вы это серьёзно?! - взорвался Мур. - То есть мы пришли сюда за надеждой на спасение, а вы предлагает самоубийство?

- Чтобы спасти наш вид и будущие поколения - да! - резко ответил Малыгин, метнув на американца злобный взгляд. - И я напомню, что мы говорили о таком повороте событий, и все были согласны. И мы ещё тогда чётко оговорили, что теперь мы все на одной стороне, без привязки к национальностям. А теперь я вижу, что вы лицемерно лгали, лишь бы спасти свою собственную шкуру?

- Хватит! - вдруг крикнул Морель. - Господин Мур, прошу вас, успокойтесь. Я хочу сказать, что согласен с миссис Хольм. Если мы начнём войну между собой, то можем потерять всё. Не забываете, наши...

Внезапно свет погас. Вскричав от досады, я бросился искать факелы. Нащупав дрожащей рукой древко, я подпалил ветошь и бросился в генераторную. Как назло, механизм сдох в самый неподходящий момент. Сколько я не пытался колдовать над ним, ничего не вышло. Со злостью пнув генератор, я двинулся к выходу из объекта.

По пути я ещё раз заглянул во все кабинеты, и собрал всю возможную документацию и в кабинете Мореля нашёл прежде не замеченный мною лист бумаги с запиской:

''Господин Морель!

Посылаю это сообщение через бумагу, так как вынужден немедленно вылетать в Москву. Вы всё слышали сами. Сейчас надо действовать быстро. Если мы не остановим это безумие - потеряем всё. Прошу вас, когда вы вернетесь из Тромсё, отправляйтесь в Париж и постарайтесь воздействовать на остальных. Быть может, дипломатия ещё спасёт нас всех.

С уважением, Малыгин''

ГЛАВА 5

ОТКРОВЕНИЯ

Когда я выбрался из объекта, в моей голове царил хаос. Впервые за всё это время я пожалел, что не чувствую холода: ледяной северный ветер сейчас был бы очень кстати.

Мне нечего было сказать самому себе. За меня уже сказали всё. Почти всё. Обрыв записи не сказал главного. Мои подозрения подтвердились: у Союза не получилось осуществить задуманное. Но вот почему? Стало быть, осталась последняя часть загадки. Но где её искать?

У меня было два варианта. Малыгин улетел в Москву, Морель, возможно, в Париж. Но я понимал, что на моём пути могу не найти совсем ничего. Здесь, в Тромсё, меня спасло то, что в холоде хоть что-то сохранилось. А Москва и Париж расположены сильно южнее. И там климат явно не такой благополучный, особенно в условиях глобального потепления. Хотя, по правде говоря, происходящее вокруг никак не смахивало на глобальное потепление.

В конце концов, сколько ещё произошло событий, после того как Малыгин улетел? Он мог ещё не раз приехать и уехать из Москвы, так же, как и Морель. С другой стороны, быть может, хоть в столицах кто-то, да выжил? Окончательно приняв решение, я тронулся в путь. В Москву я решил идти прямой дорогой, никуда не сворачивая. Была мысль посетить Петербург, но вспомнив затопленные Тромсё и Архангельск, я быстро отверг эту идею.

Я преодолел три четверти пути за три недели, не встретив ничего интересного. Везде стояла одна и та же картина: Брошенные и разрушенные городки, где грязные, полуразвалившиеся дома смотрели на меня слепым взглядом пустых окон. Ветер гулял в стылых бетонных помещениях бывших квартир, напевая свою тягучую, мрачную песню. Я проходил заросшие деревни, от которых остались лишь покосившиеся, либо вовсе рухнувшие срубы изб, да обшарпанные на ветру печные трубы посреди заросших болезненной серой травой просторов. И нигде не было и следа людей. Время и искалеченная природа брали верх над творениями человеческих рук, отвоёвывая обратно свои исконные владения. Пустошь... Только сейчас я впервые осознал значение этого слова.

Однако смутная надежда ещё оставалась. Крупные города оставались далеко в стороне от моего пути, и я не знал, что происходит там. Ближе к Москве я мог бы свернуть в Тверь, но потом решил идти напрямую в столицу. И дело тут было уже не в экономии времени. Чувство того, что уже поздно, с каждым днём наполняло меня всё больше. Но лишь в Москве я мог найти окончательные ответы, и мне остро хотелось сделать это как можно раньше.

Подстёгиваемый этими желаниями, я быстро продвигался на юг. Мой ''улучшенный организм'' всё ещё ''работал'', но ничего вечного отнюдь не бывает. В какой-то момент я всё-таки ощутил более-менее серьёзную усталость, отчего вырубился почти на сутки. И это было очень странное чувство, теперь уже словно из другого мира. Ещё однажды захотелось есть, и пришлось поохотиться. Я подстрелил из лука пару зайцев, и их мяса, зажаренного на костре, мне вполне хватило.

В один из дней мне всё чаще стали попадались валявшиеся на земле грязные полиэтиленовые пакеты и плёнки. А чуть погодя, впереди показались высокие холмы. Подойдя ближе, я понял, что это вовсе не холмы, а горы мусора. Я набрёл на свалку.

Кругом всё было завалено различными пластиковыми, стеклянными и прочими отходами. Мусор из древесины уже давно сгнил, зато бутылки, упаковки, строительные отходы и какие-то безделушки валялись вокруг в полном хаосе, и даже не показывали признаков разложения.

Я мрачно оглядывал мусор, и размышлял. Пусть часть того, что я увидел, была, когда-то полезна. Но сколь же много было здесь абсолютно бесполезного хлама. Сотни разноцветных, хоть и порядком потускневших упаковок и игрушек, совсем ненужных и одноразовых. Сотни вариаций одних и тех же вещей, на любой вкус и цвет. И всё это лежало сейчас здесь, забытое ещё тогда, в мирное время, и безжалостно выкинутое в окружающий мир.

Я вспомнил разговор Совета о нехватке ресурсов. И вот все эти ресурсы сейчас лежали здесь, под моими ногами. Человечество создало массу забавных, но, по факту, совсем ненужных вещей, купленных лишь для того, чтобы поиграться, побаловаться и выбросить. А весь этот разнообразный строительный мусор... Ни о каком рациональном распределении не шло и речи. Неужели не проще было создать что-то одно, и этим пользоваться? Для чего всё это?

Деньги?.. А ведь, если посмотреть, чем были эти самые деньги? Всего лишь кусками металла и бумаги, которым сам человек придал небывалую ценность, привязал её ко всему, что сам же и создал. И за эту выдуманную, но столь крепко укоренившуюся в человеческом сознании ценность, убивали, вели войны, ненавидели друг друга. Но сами деньги ничего не стоят, если нет того, что на них можно купить, что можно продать... Нет за деньги... А за всё те же ресурсы, из которых потом эти самые деньги и ''делались''. И никто не задумывался о том, что ресурсы эти были не бесконечны...

Я злобно заорал, со всей силы пнув стеклянную бутыль. Проделав в воздухе несколько витков, она приземлилась на кирпич, со звоном разлетевшись на сотни осколков.

На что мы потратили все наши средства и время? На безделушки, с которых можно нажиться, на всё то, что может удовлетворить наши странные, бессмысленные желания! И что самое страшное, мы делали всё это, не задумываясь о будущем. Сожрали всю планету в угоду себе настоящим, не задумываясь о том, что мы оставим своим потомкам. Как там говорилось в старой песне? ''Пруд бытия, после хоть потоп. Лишь бы успеть проглотить кусок...'' Так, вроде? И вот этот потоп и пришёл.

Я стоял среди гор мусора, стараясь успокоить разгорающуюся во мне ярость. Это было нелегко, но я всё же убедил себя, что не время предаваться эмоциям. Следовало идти дальше. Ведь я ещё не нашёл всех ответов.

* * *

Когда до Москвы оставалось не так уж и далеко, относительно уже пройденного мной расстояния, я вдруг испытал странное, полузабытое чувство. Места вокруг казались смутно знакомыми. Впереди, передо мной, возвышались земляные холмы, поросшие жухлой травой.

Я резко остановился, стараясь уловить любую мелочь. И чем дольше я всматривался, тем сильнее росла во мне уверенность, что я знаю это место. И знаю его очень хорошо. Но что это за место? Если я пришел сюда с севера... И передо мной высокая холмистая гряда...

Северные высоты! Моё сердце заколотилось в бешенном ритме. По ту сторону холмов, неподалеку от их подножия, лежал мой родной город. Я вспомнил, как часто бегал на эти высоты, любоваться открывающимся на город и его окрестности видом. И часто я бегал сюда не один...

В памяти всплыл смутный, полузабытый образ: стройная фигурка девушки с длинными золотистыми локонами, развевающимися на ветру. Она стоит ко мне спиной, лицом к смутному, тонущему в смоге закату, и на фоне заходящего солнца, её фигурка словно обрамлена странным светящимся ореолом. Вот она оборачивается ко мне, но я не вижу её лица... Как же звали её? Я не помнил.

С замиранием сердца, я взобрался на возвышенность, желая поскорее увидеть родной город, чьё имя я также позабыл... Но города не было. Вместо него, на земле лежал титанический кратер, с оплавленными краями, дальняя часть которого терялась в тумане. Я не мог пошевелиться, не мог ничего думать. Просто стоял и смотрел. Смотрел, видя перед собой не чёрную воронку, но отдалённые, смазанные образы. Такие далёкие, но такие тёплые и родные...

Я не знаю, сколько простоял вот так. Но наваждение постепенно отступило, и наконец вернулась способность думать. Лишь одна вещь на планете могла сотворить подобное: с запозданием сработавшая ядерная боеголовка. Но какого чёрта?! Сейчас сомнений не оставалось, что Совет не смог договориться. Но неужели они решились на войну? И даже если так, неужели безумие охватило этих людей настолько, что заставило их применить ядерный арсенал?

Теперь становились объяснимыми все погодные аномалии. Река Печора не разливалась по осени - глобальное потепление подняло уровень океана, и бассейн реки оказался затоплен. Но ядерная зима обернула этот процесс вспять - оттого и были подморожены берега. И вдруг неприятный холод пробежал по спине. Меня и раньше посещала эта безумная мысль, но именно сейчас она почти превратилась в уверенность - я мог оказаться последним человеком на Земле...

Невидящим взором я смотрел на кратер. Во мне вдруг что-то резко оборвалось. Больше не было ни разочарования, ни гнева, ни боли. Только пустота. Огромный, заполонивший собой каждую клетку тела, вакуум. Я больше не хотел никуда идти. Не видел смысла. Просто стоял без движения, кажется, целую вечность, пока внутренний голос разума не пробился сквозь пустоту, и не сказал, что пора идти.

* * *

Первым аэропортом, который лежал на моём пути, был Шереметьево. Я решил поискать прежде всего там. Я не рассчитывал на быстрый результат поисков, поскольку обычно правительственными ведомствами использовался Внуково, располагавшийся дальше к югу. В тот момент я даже не думал о том, что аэродромы по факту не могли уцелеть, так как, как и любой другой крупный транспортный узел, они были одними из основных целей ядерных ударов. Однако, как ни странно, мне повезло, и долго искать не пришлось.

Несколько ржавых самолётов стояло на взлётно-посадочных полосах, уже начавших постепенно зарастать сорняком. Быстро осмотрев их, я вскоре нашёл нужный мне. Небольшой искорёженный военный самолёт стоял покосившись, уткнувшись одним крылом в бетонное покрытие аэродрома. Прямо за ним тянулась широкая полоса из огромных царапин в бетоне. Видимо самолёт садился жёстко.

Выломав дверь, я зашёл внутрь и едва не споткнулся о распластавшийся у входа скелет в истлевшей одежде, в которой смутно угадывалась военная форма. Неподалеку, у столика, рядом с иллюминатором, сидел ещё один скелет. В его одежде я с трудом узнал пиджак. На полу, у ног мертвеца, валялись знакомые очки.

На столе перед скелетом лежал плотно закрытый пакет. Покойный, словно не желая расставаться со своим сокровищем, придерживал его костлявой рукой. Я осторожно вытащил пакет из-под костей и быстро вскрыл. Внутри оказался лист бумаги, исписанный дрожащим, широким почерком. Строчки были неровные и местами наслаивались друг на друга. Видимо, рука писавшего сильно тряслась, когда он выводил эти строки:

''Итак, вот и всё. Точка невозврата.

Ядерные взрывы застали нас в воздухе, почти на самом подлёте к Москве. Я смотрел в иллюминатор, когда упали первые бомбы. Никогда не думал, что воочию увижу подобное. И теперь уже больше не увижу ничего. Вспышки были столь яркими, что сейчас я пишу уже вслепую. Пишу, потому что понимаю: это конец.

Мы решили садиться в Шереметьево, который, почему-то, не подвергся бомбардировке. Может сбили ракету, или боеголовка не сработала? Хотя это уже не важно.

Безумная неделя... Я почти не спал, стараясь предотвратить начинавшуюся бойню. Но ядерное оружие поставило жирную точку в моих попытках. Я знаю, кто первый запустил ракеты, но не стану этого говорить. Потому что теперь это уже не важно. После драки кулаками не машут.

Когда я сказал на Совете, что ресурсов не хватит, я не подозревал, что сам нанёс последний удар по психике этих людей. После того совещания, члены Союза начали междоусобную войну. Каждый хотел загрести ресурсы только себе, надеясь завершить проект в рамках лишь своей страны. Никто уже не думал здраво, безумие охватило всех нас. И ядерный удар был последним словом сумасшедшего человечества. В отчаянии человек совершает непоправимые, нелогичные, безумные поступки. Виноват ли я во всём этом? Косвенно да, но всё это было неизбежно. Не скажи этого я, это сказал бы кто-то другой.

Но истинная правда в том, что в действительности виноваты мы все. Хольм была права. Мы опоздали. Мы тратили ресурсы и время на всякую чушь, не думая о завтрашнем дне. А когда конец оказался близок, уже было поздно что-то менять. Я не стараюсь оправдать себя, я лишь констатирую факт.

Я был наивен. Быть может, надежда ослепила меня. Я думал, что мы все изменились. Но изменилась лишь часть из нас. Ложь, лицемерие, эгоизм, обман - всё то, что человек пронёс с собой через века, осталось с ним до самого конца. Чёрт, даже в последний миг мы не смогли остановить грызню между собой!

А ведь забавно. Стоило нам объединить усилия, как сразу открылось, сколько всего человек может добиться. То, что мы сотворили с добровольцем - ведь это настоящее чудо! Отбросим, что всё это делалось из-за отчаянного положения, а кое-кем и вовсе с эгоистическими намерениями - возьмём голый факт. А что было бы, объединись человечество лет на сто раньше? Где мы были бы сейчас?

Но мы упустили свой шанс. Шанс, как вида. Как, возможно, уникального явления во Вселенной! Мы, разделённые границами, нравами, и чёрт его знает, чем ещё так и не смогли понять главного: мы все - люди. И во многом, в ключевом, мы все хотели одного: мира, счастья, процветания.

Человек рождается чистым, пустым, незамутнённым. Да, он растёт в разных условиях, в разных мировоззрениях, впитывает разные взгляды, иногда слишком радикальные и жестокие. Но почему одни смогли взглянуть на мир сквозь трафареты, а кто-то так и остался в рамках? Этого я так и не смог понять.

Степан Андреевич Малыгин.''

Я поднял глаза на мертвеца. Пустыми чёрными глазницами он смотрел на меня и улыбался своей навсегда застывшей улыбкой смерти. А я смотрел на него, и думал. Думал о его последних словах, которые он писал, возможно, даже не рассчитывая, что их кто-то прочтёт. Пытался выговориться, не имея вокруг своего слушателя. И забавно получилось, что его последним ''слушателем'' стал именно я. Тот, кого он создал в надежде на спасение. Но всё было уже не важно. Я совершенно машинально поднял с пола очки Малыгина и вложил их в костлявую ладонь покойного. А затем так же машинально развернулся и покинул самолёт.

ЭПИЛОГ

Я сидел на верхушке здания МГУ, у основания рухнувшего шпиля. Рухнувшего, или сорванного ударной волной - без разницы. Сама сталинская высотка ещё стояла, и стояла крепко. И ещё несколько таких высоток виднелись сейчас сквозь смог, торча, словно последние гниющие зубы во рту дряхлой старухи, в которую сейчас превратилась Москва. Сам город уже почти превратился в лес. И от того очень комично выглядели на его фоне монументальные памятники человеческим возможностям.

Я неспешно потягивал коньяк, найденный мною в Комаровском. Пил, сожалея о том, что не могу запьянеть. После всего, что я узнал, меня больше ничего не волновало. Человечество, его умирающее наследие: всё потеряло смысл без самого человека. Забавно... Столько предупреждений, прямых заявлений. Человек знал, что конец скор. Но остался слеп, глух, эгоистичен. И сам погубил себя. Человек-саранча, мать его...

Пустая бутылка с размаху полетела вниз, с глухим звоном разбившись где-то внизу. ''Зря намусорил''. И тут же я усмехнулся своей запоздалой мысли. Всё уже неважно. Волею случая, мне довелось стал лишь свидетелем человеческой тупости и безумия. Но свидетелем, неспособным что-то изменить, повернуть вспять.

Я остался последним из людей. Я не знаю, сколько проживу. Возможно десятки, сотни, быть может, тысячи лет. Но что я буду теперь делать? Этого я себе не представлял. Да и что теперь имело смысл ''делать''?

Чип в моей голове молчал. Ни следа радиосигналов от других людей, подобных мне, ни от тех, кто ими должен был руководить. И нигде не встретилось мне и следа их деятельности. Если уж в Москве не встретилось ни единой живой души, то смысла искать дальше не было.

Я сидел, глядя на останки города. Мне вдруг вспомнился последний вопрос Малыгина. А ведь действительно, почему так? Почему всё сложилось именно так, и почему даже на острие кинжала люди так и не смогли объединиться? Ведь сам Малыгин, или, возможно, Хольм или Морель, всё же думали здраво, сумев действовать сообща. Быть может, у человечества и был последний шанс, но безумие других не дало им воспользоваться. Впрочем, ответ на этот вопрос уже никогда не будет дан. Им нужно было задаваться до, а не после конца...

Впервые написано осенью 2022 года.

Доработано и отредактировано осенью-зимой 2024 года.