Суслов Алексей : другие произведения.

Две мои жизни

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Все изнанки любви по-американски.
  Глава 1
  Я - Милана и я несчастлива. Несчастлива, потому что у меня нет настоящей любви.
  
  Мой муж работает дальнобойщиком, а я хотела бы иметь у себя под боком дизайнера, утончённого мужчину, способного своим креативным талантом изменить и мою жизнь домохозяйки. А быть вечно дома, читать скучные детективы и готовить плов - всё это болезненно сказывается на моей сексуальности, а ведь с мужем мы занимаемся сексом почти раз в неделю. Боже, это сущий ад!
  
  Я хочу иметь в муже штучный товар, а имею сухой член, очень быстро выстреливающий и такой грубый, будто в меня засовывают болотную корягу. Ау, всё это со мной происходит или я сплю вечным сном?! Да, это происходит со мной, ведь я чувствую сухость моей киски, я просто пылаю от фантазий на тему: как трахаться и с кем.
  
  2 мои жизни имеют сторону луны. Моя луна жаждет любовных приключений. Сейчас, когда я пишу эти строки, одна из моих рук погружена в киску. Влагалище - это второй мозг; без ума можно существовать, но без влагалища и ощущения своей причастности к женскому полу жить невозможно. Хотя, муж-дальнобойщик - это моя проблема, моя красная тряпка.
  
  Моя рука сейчас начинает ласкать продолжение самой себя. Клитор изнывает, хотя, могло бы быть и лучше. Я бы лежала на белом песке тропического острова и рука моя лежала бы на органе моего визиря. Нет, не лежала бы просто слизнем, а кое-что вытворяла. Визирь бы изнывал от томления залезть за мои шорты, погрузиться пальцами во влажное естество, где всегда так жарко.
  
  Рай существует, но его нет в моей жизни. Он есть у моих подруг, у подруг моих подруг, но мой муж забрал его у меня и стоит как ангел с мечом, чтобы закрыть навечно вход в него. Где вы, рыцари добрые и милосердные, как я живу без вас?!
  
  Я сейчас посмотрела в окно - снег, тощий снег. Я вижу следы шин моего автомобиля. Жаль, колёса спущены, а так бы я проехала перевал, спустилась через лесную дорогу и направилась к моему самому лучшему другу Тому, с которым училась с первых дней школы. Том как лесной олень туговат на ухо и поэтому я не хочу с ним переспать, хотя схожу с ума от желаний. Том живёт в своём двухэтажном особняке, продаёт эротику на плакатах и делает кое-какие фотки природы. Он очень интересный, но для меня он какой-то грязный.
  
  Надо заварить кофе. Звонок в дверь. Открываю и вижу Тома. Боже, он весь белый. Как жаль, что он глуховат, а так бы я проглотила его целиком. Как змея. Змея, жаждущая жертвы. Но все жертвы мои лишены привлекательности. Я вышла замуж за мужа, и даже обвенчалась только потому, что боялась остаться старой девой. Мне было шестнадцать и я была дура дурой. Трахнанье на заднем сидении машины Джека было вершиной секса для меня тогдашней. Теперь я предпочитала бы берег Таиланда или Гаити. Но от меня так и пахнет бензином.
  
  "Привет!" - говорю я Тому и улыбаюсь улыбкой нимфы.
  
  "Привет, дорогая." - голос Тома чуть суховат, с щербинкой. "Ехал мимо, думаю, заскочу на пару минут".
  
  Я улыбаюсь ещё шире, и мне кажется, что у меня зубы как у лошади. Вообще-то я так ничего, но самоирония меня принижает до уровня букашки на летнем поле. А сейчас зима, глухой ветер и глухой Том в моём кресле в фойе. Сидит и пьёт коктейль. Том и Джек - лучшие друзья, но последний часто принижает первого за то, что первый- холостяк. Как будто он голубой. Ну это ещё надо доказать. Том меня столько раз донимал расспросами про мою сексуальную жизнь, что для меня он - настоящий секс-гигант.
  
  "Как спалось?" - спрашивает Том меня. Слабый секс-гигант, на троечку с минусом.
  
  "Как всегда. Я уснула под утро", - с горчинкой отвечаю Тому.
  
  Том встаёт, подходит ко мне и нежно как котёнок обнимает. Мне становиться жарко, будто я снеговик.
  
  "Я видел тебя во сне", - бла-бла-бла, как я не люблю эти кошачьи нежности. Мужик должен быть мужиком, а он словно мальчик. Хотя, мой муж такой грубый и мне это не нравиться, тогда зачем я придираюсь к Тому? Он естественный, и это прекрасно. Но почему он, такой глухой и красивый, посетил меня в такую рань, хотя мог бы ещё спать под альковом, одним глазом просматривая "Плэйбой"? Том наверняка любит меня, жаждет трахнуть меня, но мне это не надо. Пока.
  
  "И что было в твоих снах?"
  
  "Там была ты. Лежала и пила шоколад как парижская дама. Я читал тебе анекдоты, говоря, какой же я мудак, раз забыл купить очаровательные розы".
  
  Ну это Том хватил! Розы?
  
  "Ты же знаешь: я обожаю фиалки. Нежно-полевые фиалки моей матери", - со складками в голосе поправила я его. Он посмотрел на меня по-женски украдкой. А он точно не голубой? Хотя, нет.
  
  Том опять садится в кресло и закидывает нога на ногу. Джентельмен, е-п-р-с-т! Любит Томушка покрасоваться. Прямо как золотая рыбка. Которую каким-то чудом вынесло на мой берез. Синим морем высотой с небоскрёб.
  
  "Да, там были фиалки, - сдал назад мой приятель. - Они были очаровательны и так пахли летним лугом! Как дела у Джека?"
  
  "Джек приболел и поехал в больницу. У него что-то с мочевым пузырём. Всю ночь бегал в туалет. Словно павиан".
  
  Я ушла на кухню, чтобы проверить, не забыла ли я выключить плиту. Выключила. Возвращаюсь к Тому. Он жуёт мой гамбургер, запивая его колой. Какой он умница - съел мой завтрак!
  
  "Поехали со мной на рынок, - говорит мне Томушка. - Мне нужны запчасти на машину. Мило проведём время".
  
  У меня чуть голову не снесло от наплыва эмоций: где запчасти, а где я. Но поехать можно. Надо купить новую сковороду, а то Джек пару дней назад испортил мою собственность ножом и вилкой. Пусть Том поможет мне в выборе. Заодно и почирикаем о том, о сём. Ненавижу пустяки, но иногда от них успокаиваешься, приходишь в норму. Ведь всё вечное - один простой пустяк. Пока всё.
  
  Глава 2
  Наш городок Литл-Кёртч разлёгся кошкой среди холмов и двух речушек. Городок прелестный как первый поцелуй. Знайте, что я без ума от этих тесных улочек, сбившихся в кучу словно осенние цыплята.
  
  И вот мы с Томой едим по этой земле обетованной, сигналим и ворчим, не бережа нервы, ведь впереди умиротворительные развалы торгового безумия - вот где можно отдохнуть душой и сердцем. Том вцепился в руль насмерть, хитро улыбается и звонил иногда по Bluetooth , роняя на меня доверчивые взгляды одинокого волка.
  
  Видим - стоят девочки в обтягивающих куртках, роковые бестии, жрицы отпадной любви. Мне они всегда представляются опавшими листьями, покинувшими тепло и заботу ради чего-то сиюминутного, грешного.
  
  "Милана, ты мгла бы быть как они?" - вкрадчиво спрашивает лукавый Том, убийца и маньяк моих нервов.
  
  "Как они - кто?" - делаю вид, что не понимаю, о ком идёт речь.
  
  "Путаны".
  
  "А ты мог бы стать сутенёром?" - я делаю выпад рапирой. Том ранен.
  
  "Наверное, потянул такую лямку. Но с такой же охотой я мог бы стать и чтецом в церкви. Ради тебя".
  
  Я глотаю слюну от негодования: он дурак что ли - ради меня он бы намотал на шею и верёвку?
  
  Мы проезжаем площадь, останавливаемся, чтобы купить мороженного. В небе хмурая непогода. Начинается ветропад, чувствуется запах снега. Голые деревья как пьяные любовники раскачиваются из стороны в сторону, шипят словно змеи.
  
  Вот мы и у рынка. Том заезжает на бесплатную автостоянку, делает сигнал чтобы выгнать старикана, курящего на месте остановки. Старик делает палец, но уходит.
  
  "Старый урод! Да чтоб ты сдох!" - кричит ему вдогонку Том.
  
  Выходим из машины, кусаем мороженное, радуемся новому месту.
  
  Том и я шагаем бодро через турникет, покупаем билеты о старухи с жёлтыми волосами, которая ещё торгует и розами. Народу впроголодь - человек пятьдесят - и это в выходной! Но это тем хорошо, что меньше карманников и просто мальчишек, навязывающих свой копеечный товар. Я не люблю безделушек, хотя и падка на них. Однажды Джек подарил мне серьги с позолотой, так они и валяются где-то, или их уже мыши затянули в свои норки. Что мне не нравиться - с глаз долой.
  
  Останавливаемся у развала с автоприборами и запчастями. Вон как у Тома глаза загорелись! Продавец - мощный индеец с накаченным торсом (он одет легко для зимнего времени) улыбнулся мне своей голливудской улыбкой. Мы обмениваемся заинтересованными взглядами.
  
  "Мисс, я очень рад вас видеть!" - с красивым французским акцентом говорит он мне. - Меня зовут Айк".
  
  "Доброго утра, Айк. Вы похожи на бога", - отвечаю я ему.
  
  "О, очень приятно. Я только учусь на него. Хотя, для вас я и вправду могу стать богом". - Айк ещё раз улыбается во весь рот, показывает Тому просимые запчасти. Тома интересует карбюратор, и ещё некоторые мелочи. Айк проворен и находчив как истинный индеец.
  
  Я плыву в эротической фантастической неге. Айк и я сидим в кафе, пьём обжигающий горячий какао, обмениваясь колкими шуточками. А после мы едим к нему домой, где стерильная чистота. Я раздеваюсь манерами поп-дивы, роняю себя на кровать-стадион, а индеец уходит на кухню, чтобы достать шампанское из холодильника.
  
  Вот он - мой бог, уже рядом. Я снимаю чулки, подбираю ноги под себя, устраиваясь поудобнее. Включается плазма, Трамп идёт по заснеженному полю для гольфа, что-то говоря своим помощникам. Айк разливает фужеры, протягивает мне коробку с шоколадом. Мы пьём.
  
  "Милана, как тебе он?" - спрашивает Том у меня. В его руках снегоразпылитель.
  
  "Очень милый", - я ещё не отошла от грёз. Том иногда бывает туп как обезьяна.
  
  "Купить?" - домогается он меня.
  
  "Как знаешь. Хотя, вон тот красный покрасивее и попрочнее", - говорю я Тому.
  
  Айк хвалит мою разборчивость. И он же ставит фужеры на пол, чтобы ласкать меня своими могучими руками. Я таю как снежинка в его объятиях. Он бог, настоящий Аполлон!.
  
  Комната моего нового любовника была весьма занимательной. Повсюду чучела животных и птиц. Он что, живодёр, маньяк охоты? Наверняка он бывал на сафари, охотился на льва.
  
  "Ты недавно в Литл-Кёртч?" - спрашивает он меня и расстёгивает лифчик. Я краснею как модифицированный банан.
  
  "Три месяца". - отвечаю кротко.
  
  "Я так и знал что ты новенькая в нашем захолустье. В штат Невада не очень то и хотят ехать. Всем по душе Калифорния".
  
  Айк стягивает с меня трусики как с музейного экспоната. Я уже вся мокрая ТАМ. Меня охватывает лёгкая лихорадка, затем паника накрывает волной, но всё прекращается, когда Айк языком касается моей плоти. Какие нежности! Я трепещу как рыба, краснею ещё больше, когда язык входит внутрь меня. Киска течёт, но это очень рано. У нас с Джеком секса не было две неделю, вот я и бешеная такая.
  
  Я уже сознаю. что этот индеец замечательный любовник. Но эти чучела - они меня ещё больше заводят. А может, он ещё и рыбак? Или только таксидермист, помешанный на хищниках? Интересно, ему нравятся лисы - огненные бестии, такие, как и я? Я откидываю прядь своих белых волос со лба и чувствую, как орган Айка нацеливается в меня.
  
  Он вошёл со всей мощью. Так наверное, лодки опытных рыбаков ударятся об причал. Слышала, что индейцы - самые завидные мореходы. Они не бояться ничего. И так вежливы с женщинами. Но со мной он не очень то и церемониться - его пенис буравит так, будто ищет нефть.
  
  Голубой потолок комнаты расплывается подо мной. В окно тускло светит солнце, но в моей душе ясно как при северном сиянии. Я потрясена этим напором. Так меня ещё никто не трахал, думаю я, и стону, стону как потерпевшая, будто адская боль сковывает всю меня.
  
  "Ты рада, что встретила меня?", - смеётся Айк.
  
  "Ещё как! Ты бесподобен!", - я прямо рвусь от переполняющих меня чувств.
  
  "Ты хочешь ещё глубже?"
  
  "Да, ещё и ещё!!!"
  
  Он входит во весь ствол, разрывая меня изнутри. Ну, это уже сверх меры - я так ору, что соседи начинают стучать в стены. Праздник для несчастной женщины, подарок для дамы, изнывающей без любви. Джек, ау, ты наблюдаешь за нами? Не правда ли, жарче чем во Вьетнаме? А не подставить ли тебе свою задницу? Фу, как грязно ты ругаешься!
  
  Айк кончил у меня на животе. Какой же он умница, но я хотела бы от него забеременеть, но боюсь, Джек и Том будут против. Джек - потому что муж, а Том - потому что чурбан. С Томом я могла бы переспать только под дулом револьвера. Да, он всё-таки купил этот чёртов снегораспылитель! Том, ты придурок: рядом с тобой твоя подруга сходит с ума от фантазий, а ты думаешь о своём хозяйстве?! Думай обо мне, или ты бесплатное такси? А пошёл он к чёрту.
  
  Мы с Томом проходим прилавки с унитазами, дальше идут стулья и столы, потом я наблюдаю детские игрушки. Том покупаем мне гиппопотама. Подарочек хоть куда. Со смыслом.
  
  Мы выходим, Том покупает мне ещё одну гвоздику. Зимой они такие непрочные - лепестки падают мне на сапоги. Ух, вот это был день.
  
  Глава 3
  Милана сидела за ноутбуком и читала один из сентиментальных романов, когда в доме послышались грубые ботинки Джека. Он отряхнул снег на подошвах об половик, разделся, на стульчике снял обувь и направился в кухню за пивом. Две банки были очень кстати.
  
  Женщина оторвалась от чтения, направилась к мужу и обняла его могучую шею. Джек был в неважном настроении: кто-то перегородил дорогу, а тут ещё обложной снег во всём штате. Ему жутко хотелось спать, но пиво начинало бодрить. Надо было заказать три банки, подумал он и внимательно посмотрел на жену.
  
  - Том был?, - будто со снегом в горле спросил он.
  
  - Мы ездили на базар. Он купил снегораспылитель и карбюратор. Он был в весьма приподнятом настроении. Всё время спрашивал про тебя.
  
  - Ну так что же ему переживать: деньги скачут сами в карман, а тут наматаешься по ледяной дороге, да ещё какие-то придурки заставят тебя тягать деревья среди ночи, - зло кинул Джек и пошёл в комнату спать. Шёл девятый час вечера.
  
  Через пару минут Джек захрапел мертвецким храпом. Милана посмотрела на колыхающиеся занавески, в окна проникал мерзкий ветерок. Говорила Джеку, что надо утеплить дом, но воз и ныне там. Джек любил регби и пиво, до домашних дел его руки не доходили. Он тяготился их браком, слушал настороженные возгласы матери, которая Милану недолюбливала со всей ирландской настороженностью характера.
  
  Милана набрала номер Тома, но он был занят. Набрала телефон своей матери Агнесс. Пожилая женщина была очень рада звонку, хотя это время считала поздним для дальних переговоров.
  
  - Мама, привет. Как вы там с отцом?
  
  - Как всегда, милая: давление зашкаливает, а тут у отца некоторое осложнение с правым лёгким. Он кормил уток в сильный ветер, и простудился. Но в остальном всё по-прежнему.
  
  - Вы вызывали врача на дом? - Милана была обеспокоена такими новостями.
  
  - Да. Его завтра ложат в клинику Святого Стефата.
  
  Дочь поставила чайник на плиту, села у камина. От разговора с матерью разболелась голова. Она прошла в маленькую комнату, легла на кушетку и уснула.
  
  Сон её начинал соблазнять. Джек выглядел бодрым и подтянутым на вечеринке у друзей. Они все пятеро пили ром, Брендон Смит пел балладу, Сирена, его жена и дети танцевали вместе с ней.
  
  Когда летнее солнце ушло на закат, Брендон и Милана оказались вдвоём у пруда. В это время Джек и Сирена находчиво зажаривали цыплячьи ножки.
  
  - Ты довольна жизнью с Джеком? - Брендон обнял женщину и поцеловал в щёку. У них когда-то был непродолжительный роман, но часть чувств осталось. Брендон был заносчив и считал Джека ниже себя, ведь у него был свой стоматологический кабинет, а друг крутил баранку. Он звал Джека себе в помощники на новую машину, но тот посчитал непригодной то еженедельное вознаграждение, которое предлагал Брендон.
  
  Милана повернулась на другой бок и продолжала внимать сновидению.
  
  - Мне нужна мужская опора, Брендон. Я хочу детей, мне уже тридцать три.
  
  - Мы могли бы быть счастливы, - мужчина бросил камень в пруд.
  
  - Мы не были бы счастливы. Я в этом убедилась тогда, когда ты начал ревновать меня к каждому таракану. Ты прекрасно знал, что я вечером читаю книжки, а не шастаю по танцам. Но ты надувался словно индюк, корчил из себя любвеобильного властелина, и этим ты только унижал меня, низводил до уровня шлюхи.
  
  Первые звёзды слушали их разговор. На правом боку неба сверкали зарницы.
  
  - Но Джек ведь чурбан! - выругался Смит и зашёл по колено в воду. Шорты были очень кстати.
  
  - Для меня он естественен такой, какой он есть. Он не урод, не алкоголик, не сидел в тюрьме... И он меня любит!
  
  - Так и просидишь всю жизнь домохозяйкой, а ведь мы могли бы путешествовать по миру... Ты обожаешь египетские пирамиды - так почему бы не увидеть их!
  
  Милана вздохнула и отвернулась в сторону - ей мешал лунный свет.
  
  - Не все наши мечты сбываются, запомни это, Брендон. - женщина встала и пошла к коттеджу, где смеялись её муж и миссис Смит.
  
  Милана проснулась от толчка в бок. Открыв глаза, она увидела перед собой щетинистое лицо мужа.
  
  - Дай мне десять долларов, я схожу за пивом, - сказал тихо Джек и закашлялся.
  
  - Но ведь ночь на дворе! - запротестовала было Милана, но быстро сдалась. - Деньги под полотенцем на кухне. - Джек затопал в нужном направлении, шурша большими в размере тапочками по полу.
  
  Милана сходила в туалет, умылась и привела себя в порядок. В окно входил рассвет.
  
  Раздался телефонный звонок. Милана быстро включила вызов и села на стул в ванной комнате.
  
  - Дочка, приезжай, отцу плохо. Я плачу как маленькая девочка, ты очень нам нужна. - Агнесс прямо кричала в трубку. Сердце Миланы сжалось в комок.
  
  - Я уже еду, дорогая... - и Милана стала быстро выкидывать одежду из шкафов.
  
  Глава 4
  Я взял ещё одну банку пива и завалился как боров на диван, что бы ещё раз посмотреть тупое шоу Джеймса Адлера, где толстые негритянки трясут задницами ради чашки кофе. Им не понять, что у Джека Свенсона свои правила игры. У меня особый взгляд на жизнь: я презираю лоботрясов и ранимых красоток, которым счастье и удача прыгают на грудь.
  
  Я едва не уснул, а на душе становилось всё темней и темней. У Миланы умер отец, похороны завтра. А я ужасно хочу секса, просто изнываю от переполняющего меня желания. Кто может мне помочь? Я никогда не занимался онанизмом, рано женился, так что мне не очень знаком выражение "передёрнуть ствол". Да это занятие для юнцов, а я шофёр лесовоза, маститый хулиган. Ко мне не прилепишь очки.
  
  Я встал и отдёрнул шторы: день сверкал чистейшим снегом. Январь. Где найти бабу? - мелькнуло у меня. Я оделся, вышел, покурил и уехал в центр нашего Литл-Кёртча. Попались несколько автоаварий, валялся поломанный скутер, а возле него - трое подростков - два пацана и девчушка, пересыпанные снегом. Они были без движений. Двое полисменов что-то писали, тоскливо осматриваясь по сторонам. Я прибавил газа.
  
  Наш городок расположен у подножия горы Талл. Я с детства любил эти камни, поросшие мхом. Там такое раздаётся эхо! Я без ума от всей этой ерунды, тем более насмотрелся всякого на наших дорогах, где у каждого проявляется свой характер. Свои шипы, свои розы.
  
  Я направлялся к старушке Сидни. Сидни уже стукнуло пятьдесят, но в постели она ещё ого-го. Любит минет, да так чтоб во всю глотку. Мысли её грязны как бульварные парижские газетёнки, но есть в ней своё очарование. Она когда-то писала стихи, рисовала комиксы про Супермэна, но всё это в прошлом - теперь у неё на уме одно траханье. Меня заводит её попа, так заводит, что я регулярно делаю в ней всё новые и новые дыры. Сидни кричит, что я бы и женился на ней только ради её жопы.
  
  Как здорово гудит мотор. Вчера я завёл свой твиттер, Том обозвал меня старпёром, но я не в обиде - Том мудак, и это всем известно. Тот, кто принимает к себе гомиков, тот вряд ли достоин уважения, но мы с Томом вместе с пяти лет, и я всё ему простил. Но меньше нужно возиться с петухами, больше пить пива - вот девиз настоящего мужчины. Пива много не бывает, а от голубых по ТВ - один сплошной запор кишечника.
  
  Ехал я как на свидание с первой девочкой. Люблю, когда любят меня. И есть в этом какая-то тайна, как у нас с Миланой. Жену изнасиловали в пятнадцать, об этом никто не знает. Это моя гноящая раны, но ради этой боли я и живу. Пусть Господь покарает этих ублюдков, которые в ночь выпускного устроили веселье и потеху. Женщин нельзя обижать ради потехи, говорил мне отец и лупил меня розгой, когда я дал пощёчину своей малолетней подруге. Ягодицы мои помнят эту боль, боль за женщину, хотя она и была ещё сопливой девчушкой.
  
  Вот я и у Сидни. Поставил машину под навес, зашёл в дом. У порога ползала её дочка, пахло дерьмом.
  
  "Сидни, вынеси горшок на улицу, иначе я здесь сдохну!" - крикнул я в неизвестность.
  
  Показалась моя красавица - растрёпанная, в жёлтом кардигане. Я поцеловал её чуть ниже шеи.
  
  "Твоя сука ещё не сдохла?" - в который раз слышу из этого милого рта.
  
  "Не говори так. У неё скончался отец".
  
  "А ты ко мне под бочок?" - рассмеялась эта сука, которую я так желал.
  
  Сидни вынесла отходы жизнедеятельности, уложила дочку спать. Мы выпили вина, пошли в постель.
  
  Я насаживал на себя её тело так, как если бы снова воевал с вьетконговцами. Мой член - мой автомат. Хотя я был снайпером, да ещё каким. Теперь вот стреляю в баб, в таких отвратительных сук, как Сидни Крой. Лапаю её сиськи, сверлю её задницу, но для души её я не существую. Я создан её для утех. Для умирания в наших взаимных стонах, для потоков спермы, которую мадам Крой обожает. Ещё она обожает лизать яйца китайцам, что строят неподалёку плотину. Я не изменник, я радетель США.
  
  После секса мы курили и болтали обо всём.
  
  "От чего помер её отец?" - спросила она меня.
  
  "Двухсторонняя пневмония. Какие-то обострения".
  
  "Ты любишь мою крошку?"
  
  "Она не моя. Но иногда меня прошибает слеза, когда она писает на мой ботинок".
  
  Сидни ложиться на бок и играет с моими волосами на груди. Моя короткая стрижка ей не по нраву - она обожает длинноволосых. Но вы видели китайцев в подобие этого? Или дальнобойщиков, с косичками? У нас свои правила жизни. Так что Сидни, отдыхай на моей груди, а голову оставь в покое.
  
  "Ты когда-нибудь бросишь Милану?"
  
  "Зачем мне её бросать: она нравиться мне от ушей до пяток. К тому же я хочу детей. А ты мне их не родишь".
  
  "Почему? Рожу".
  
  "Нет, китайцы тебя стерилизуют", - ржу я во всё горло. Сидни игрушечными кулачками ударяет меня по затылку. Она любит меня лупцевать. Её заводит мой запах, моя манера курить, как я трахаю её - осторожно, чтобы не дай бог, не лопнуло стекло её манды.
  
  Мы встаём и выходим на воздух. Я сажусь в свой "форд-пикап" и еду в обратном направлении. Ветер разбрасывает по всей дороге снег и лёд. По реке катаются лыжники. Идиллия штата Невада.
  
  Раздаётся звонок от Миланы.
  
  "Ты дома?" - волнуется она.
  
  "Я еду от Тома. У него поломка с энергетикой".
  
  "Как он там?"
  
  "Лежит и читает "Британскую энциклопедию", хотя в доме как на улице. Одним словом - обормот".
  
  Милана кашляет в трубку и я слышу как она плачет.
  
  Отец стал сух как палка. Мне страшно на него смотреть.
  
  "Смерть никого не красит".
  
  Мы ещё минут пятнадцать болтаем. Я уже почти дома, но меня преследует запах дерьма из дома Сидни. Я не люблю детей.
  
  "Том, если Милана будет звонить тебе, ты скажешь, что я был у тебя. Смотри, не забудь", - говорю я по сотовому своему другу. Он смеётся и выполняет голосом позывные пожарной машины. Мудак.
  
  "Ладно. Опять был у той шлюхи?"
  
  Я выключаю телефон и подруливаю к своему дому. Том, кто тебя научил так гадить в душу?
  
  Глава 5
  Перед вами выступает Джек Свенсон, простой трудяга из сереброносного штата Невада. Устраивайтесь поудобнее в своих потёртых креслах, налейте побольше апельсинового сока, мы начинаем.
  
  Я познакомился с Миланой на вечеринке у Тома. Она вела себя непринуждённо, широко улыбалась ухоженными зубами, всё время смеялась, словно всё вокруг было до уморы смехотворным. Я уже узнал у неё, что она окончила Гарвард, много ездила по Средней Азии, вроде бы там занимаясь археологией. Я был оторва, любил рок-музыку, обожал Стивена Кинга и соседи постоянно заявляли полицию и обвиняли меня в хулиганстве.
  
  Я рассказал новой подруге о себе, она мной заинтересовалась. Мы пили шампанское, обменивались шуточками. Я балагур по жизни, а она пай-девочка, и это нас сближало.
  
  "Жизнь есть подлинная полоса с препятствиями. Бога нет, а есть наша совесть, которую ещё называют душой, и эта совесть следит неусыпно за нами, когда мы исполняем веления судьбы - проходим препятствия, потому что оставаться в стороне невозможно. В Гарвардском университете нас учили быть самими собой: смеяться, когда все насуплены и похожи на ежей, разговаривать и предаваться удовольствию общения тогда, когда окружающие хотят заткнуть тебе рот. Мы обязаны оставаться всегда в авангарде общества, потому что мы лучшие", - говорила мне Милана и щёлкала пальцами.
  
  "Значит, всё время нужно быть в маске клоуна? Я не вижу в этом естественности. Если я окончил курсы водителей, должен ли я быть как Роберт Лэнгдон?" - парировал я ей.
  
  "Мы то, что из себя представляем. Нам даётся две жизни - жизнь на людях и жизнь наших грёз. Мы сами носим в себе собственный Голливуд. Если ты шофёр, почему ты не можешь мечтать стать звездой телеэкрана? Я пыла полы в нашей приходской церкви пятидесятников, я зарабатывала пропуск в лучшую жизнь, и в итоге - я слушала проповедь преподобного Алроя Джеймса с первых рядов. Мне с детства нравилось строить свою жизнь собственными руками, пытаться сломать лёд неуверенности и стеснительности. Жизнь одна. Пусть я не распознала присутствия Господа Бога, но я распознала саму себя в человечестве, своё место в нём", - голос Миланы был звонок и чист.
  
  Я проводил девушку до дома, а на утро стоял перед ней на одной колене и просил разделить её судьбу со своей. Она сказала, что ей семнадцать и она ещё не может быть моей женой. Я ждал, когда время придёт. Я верил в свою удачу.
  
  Однажды, я ехал с приятелем на скутере, когда увидел, как бежит Милана и плачет. Я сказал другу, чтобы он остановился, но он меня не расслышал. На Милане была разорвана одежда, туфли спадали с ног. Спустя мгновения я увидел, как она села в автобус и тот тронулся. Я был как чумной, работы валилась из рук.
  
  Вечером я пришёл к дому девушки, но мне никто не открыл. Белый пёс рвался с цепи, на лужайке лежали утренние газеты, облюбованные падшими листьями. Стоял красный октябрь, птицы уже затянули свои унылые песни об уходящем тепле. Я ушёл восвояси, с каменным сердцем.
  
  Потом от радио я узнал, что в городке Литл-Кёртч совершенно изнасилование. Вроде бы поймали двоих стариков, но были некоторые сомнения: оба - весьма удачливы в жизни, имели жён и детей, занимались бизнесом. Я матерился и клял судейских и прокурорских, обвиняя их в халатности и службе спустя рукава.
  
  Милану я встретил, когда шёл из парикмахерской. Она несла стопку книг и смотрела под ноги.
  
  "Как дела, милая?" - я старался говорить как можно спокойнее.
  
  "Всё хорошо. Я рада тебя видеть", - с ледяным равнодушием ответила мне девушка и убрала светлую прядь от глаз.
  
  "Мне нужно с тобой поговорить. Ты мне очень дорога".
  
  Девушка оторвала взгляд от асфальта и посмотрела в мои серые глаза. Я думал, она сейчас разревётся у меня на груди. Я сам едва не плакал.
  
  Я проводил её до дому. Отец обозвал меня почём зря, я не стал связываться с этим старым дураком.
  
  А через три дня у нас с ней случилась близость. Мы оказались на вечеринке, когда музыка стала ещё громче и в стены застучали разгневанные соседи, мы уединились в маленькой комнате. Милана подстриглась под каре, и это ей очень шло. На ней было сиреневое платье, которое великолепно сочеталось с её голубыми глазами. Я был как пьяный, хотя перед этим пропустил пару глотков пива.
  
  "Я без ума от тебя, моя девочка", - прошептал я ей на ушко. Она мило улыбнулась.
  
  Я раздел её и наслаждался её наготой. Её прекрасные груди третьего размера сводили меня с ума. Я целовал их с бешеным напором, поигрывая языком с их кончиками. Мир кружился надо мной. Умопомрачительное кружение вселенной, которая начала вбирать тебя в своё чрево, чтобы дать тебе свободу.
  
  Милана легла на кровать, застеленную пледом в цвета американского флага. Я раздвинул её ноги, встал на колени и углубился к её лону. О, оно было так влекущее, что я окончательно свихнулся. Бог мой, как я благодарил небеса за эти счастливые мгновения.
  
  Язык мой ласкал и ласкал её лоно, девушка постанывала. Пальцем я пробовал её глубину и отзывчивость на мои ласки. Небо рухнуло мне на голову, я улыбался как сошедший с катушек.
  
  Войдя в неё, я ощутил, как она вздрогнула. Меня удивил её цвет лица: оно было мертвецки бледно.
  
  "Тебе плохо?" - со всей серьёзностью и заботой спросил я.
  
  "Чуть-чуть. Но ты продолжай, прошу тебя", - она слабо улыбнулась.
  
  Как прекрасны бывают эти женщины! Наши подруги, наши идолы, наши бесподобные кумиры.
  
  Я любил её так, словно сдавал экзамен. Движения были столь чувствительны для неё, что она трепыхалась подо мной. Её влагалище было немножко увлажнёно, и трение моего члена возбуждало девушку до безумия. И тут в дверь постучали. Мы замерли. Постучали ещё и ещё. Мы молчали, задыхаясь от страсти.
  
  Потом всё продолжилось с ещё большим усердием с моей стороны. Я перевернул Милану на живот и стал входить в неё сзади. Меня пронзало словно током. Уже две вселенные рухнули на меня. Милая, нежная возлюбленная, как же очаровательна! Я плакал от счастья.
  
  Две или три встречи подарил мне Бог. И все они доводили мои чувства до ощущения всеблаженства. Часы безумия и красивой сказки.
  
  Вы ещё не устали, дорогие мои заседатели? Вам моя исповедь пьяницы и прелюбодея не подточила нервы? Я закругляюсь, мне надо мыть машину и чистить двигатель. В отличие от вас я выполняю общественно-полезное дело. Храни Бог Америку!
  
  Глава 6
  Ранним утром, когда в церкви били колокола, Сидни Крой стояла у двери дома Джека и Миланы. Её синий пуховик сливался с синей дверью семейства Свенсон.
  
  Дверь открыла сонная Милана, отошла в сторону в некотором ступоре, не понимая что надо этой незнакомой женщине с косым взглядом прищуренных глаз. Дул несильный ветерок и волосы Миланы развевались в пороге как знамёна короля Артура.
  
  "Здравствуйте, я Сидни. Мне нужна Милана, жена Джека Свенсона".
  
  Милана согнала с лица усталость бессонной ночи: ей снились кошмары, когда умирающий отец протягивает к ней когтистые руки, обросшие мхом и растениями, и она кричит истошно в этом сне, проклиная весь этот иллюзорный мир человеческих страданий.
  
  "Проходите. Я рада с вами познакомиться", - и Милана махнула рукой в сторону прихожей, где ярко сверкала громадная хрустальная люстра.
  
  Сидни напористо вошла вглубь дома, разулась и уселась на диван, демонстративно закинув ногу на ногу. Она не сняла пуховик, и было заметно что ей становиться жарко от хорошо протопленного дома и от волнения.
  
  "Милана, я любовница вашего мужа. Да, но не ломайте так руки, я считаю это в порядке вещей, мы не маленькие дети и не пуритане. Я люблю Джека, я прямо срослась с его мужественной личностью, с его напористым характером, в котором я вижу эталон мужчины", - голос Сидни был как иерихонская труба; она едва не рвала связки.
  
  Милана села напротив неё на слабенький стул, обхватила голову обеими руками, едва не разрываясь от треволнений.
  
  "Я пришла к вам потому, что хочу разделить Джека на двоих. То есть, я могла бы жить вместе с вами, Джек был бы наш, вы бы присматривали за ним, а наша любовь на троих смогла бы облегчить наши душевные страдания".
  
  "Вы в своём уме, миссис Крой?" - прошептала Милана и едва не упала со стула. Сверкание хрусталя теперь не приносил ей эстетическое удовольствие, я бил плетью в глаза.
  
  "У меня есть дочь, и она от вашего мужа. Мы познакомились пять лет назад, я была глупа и наивна, хотя и служила в конной полиции. Джек свалил меня с ног своим чувством юмора - он так уморительно рассказывал байки и анекдоты, что я буквально писала в трусы. Ну что вы так смотрите на меня - вот я такая, какая есть! Джек моё божество и вам знакомо, каким он бывает в постели".
  
  Сидни сняла пуховик. Её зелёные ногти очень не понравились обескураженной Милане. Молодая женщина вообще не любила яркие цвета. В Гарварде она едва не сошла с ума от ярко-пурпурной кофточки однокурсницы. В доме у Свенсонов было всё гармонично, экспрессия отсутствовала на корню.
  
  "Как вы смотрите на моё предложение создать некоторое подобие коммуны?" - с некоторым смешком произнесла миссис Крой.
  
  "Мне надо подумать, - Милана глубоко дышала, но начала уже приходить в себя. Почему Джек молчал? Может, позвонить ему, спросить про их семейный очаг, который он превратил в подобие собрания свингеров. - Да, я вас понимаю. Я сейчас свяжусь с Джеком, и мы с ним всё обсудим".
  
  Милана взяла телефон с камина, набрала быстрый номер мужа и стала ждать его голоса.
  
  "Алло, Джек, ты не представляешь кто у нас в гостях. Твоя возлюбленная миссис Крой. Ты шокирован? Смотри, не попади в кювет или пропасть. Сидни предлагает нам жить втроём? Что ты об этом скажешь мне?
  
  Послышались торопливые голоса, как будто в телефоне раздавались шумы целого регбийного стадиона. Джек давился фразами, Сидни всматривалась в лицо этой мадам Свенсон, которая ей понравилась своим умением быстро приходить в себя от шокирующих известий. Сидни закурила, перед этим спросив разрешение у хозяйки суетливыми жестами. Табачный дым лёгких женских сигарет вился над навесным лазурным потолком прихожей.
  
  Джек продолжал успокаивать жену, слагая с себя всякую вину в адюльтере.
  
  "Почему ты молчал, мерзавец? - не унималась Милана и встав, принялась размеренными шагами вальсировать по комнате. - Я схожу с ума от твоих поступков. Кто ты после этого?"
  
  Сидни нервно улыбнулась. Она представила, как Джек уверенно рулить большегрузной машиной, полностью загруженной лесом. Да, дороги теперь опасные из-за гололёда, но её любовник не боится трудностей. Содержать две женщины, быть с каждой самим собой - это дорогого стоит. Пусть она соврала, что её девочка от Джека, позже она исправит это недоразумение. У них будут ещё дети, это вопрос времени. А вот от Миланы дети навряд ли будут, ведь Джек подозревает, что жена бездетна, хотя и хорохориться мечтами об удачном лечении в Германии, куда Милана должна улететь через пару месяцев.
  
  "Ты любишь меня, Джек?" - плача, спросила Милана. Вдруг лицо миссис Свенсон озарила счастливая улыбка. Она выключила телефон.
  
  "Я согласна", - голосом доброго судьи сказала Милана.
  
  Сидни вздохнула с облегчением - словно целая гора ненужностей свалилась с её души. Это были самые счастливые минуты жизни - она будет каждую минуту рядом с любимым, будет слышать его хриплый и такой мужественный голос, ласкать его тело, сплошь покрытое волосами... Это и называется счастьем!
  
  "Я перееду прямо завтра. Спасибо вам, Милана, за понимание. Вы такая молодец!"
  
  Жена Джека встала её проводить. Она так устала за эти полчаса, словно прошла пешком десяток километров.
  
  Глава 7
  В четверг, в последний месяц января, к нам приехала Агнесс. Прошла неделя со дня кончины моего отца, а мать уже задумалась о внутреннем равновесии - она приехала в наш дом с пяти комнатами, с молодым человеком Альбертом. Этот парень - странный тип: он похож на хиппи, грязно ругается, в общем - полный эпатаж. Я оказалась в шоке от такой неожиданной выходки моей родительницы.
  
  "Мама, почему ты испортила память отца?" - спросила я, когда мы прогуливались по магазинам. Мать нравоучительно посмотрела на меня, выражая свои чувства крепко сжатыми губами. Её ресницы дёргались как воробьи на бельевой сетке.
  
  "Мне нужен мужчина, дочь. Я всю жизнь жила в заботе и опеке, да и к тому же мне всего пятьдесят восемь".
  
  "Но ведь этот хиппи младше тебя почти на тридцать лет. Это повергнет в шок моих соседей. А что скажут твои сёстры? Для них твоё противоречивое знакомство с парнем будет пощёчиной!".
  
  Агнесс поставила свою сумки на землю, и отвернувшись, заплакала. Мы ждали такси, день был очень тёплый, настоящая оттепель.
  
  "Мама, я не против твоих желаний, но ведь есть устоявшиеся поступки ради общества".
  
  "Мне наплевать на мнение непонимающих меня людей. Альберт - красавчик, и с ним я вспомнила свою молодость. Милана, это второе прозрение женщины во мне. Ради этого я жила, потакая во всё твоему отцу. Грегор не очень-то меня и любил. Ты ведь прекрасно знаешь, что он изменял мне", - Агнесс сжалась в такси как губка. Её пронзила лихорадка.
  
  Водитель такси прислушивался к нашему разговору, и я решила помолчать.
  
  Приехав домой, мы сразу сели пить кофе. Настоящий бразильский вкус манит запахом рая. Агнесс расцвела, настроение её резко пошло вверх, а тут ещё неугомонный Альберт крутился котом, едва не мурлыкая серенады. Мы разговаривали как две самые близкие подруги и я внезапно осознала, что между нами есть такая нить, разрушив которую, мы потеряем самое дорогое на свете.
  
  Вернулась с водительских курсов Сидни. Её румяные щёки взбодрили и нас.
  
  "Сидни, расскажи мне, каким же ты колдовским зельем опоила Джека, раз он привёл тебя в свой дом?" - несколько с иронией произнесла моя мама и налила Сидни чашку чая.
  
  "Я приглянулась ему как личность, это отнюдь не приворот. Мы с Миланой очень похожи, к тому же я открыта и мне нравятся такие мужчины, как ваш зять".
  
  Агнесс взяла в руки газету, надела очки и принялась что-то вычитывать в этом сборнике сплетен и слухов. Агнесс была весьма толерантна в том, что касалось амурных дел: я видела что она приняла Сидни.
  
  Мы с Сидни пошли смотреть телевизор, оставив Агнесс размышлять о современных нравах.
  
  "Что сказал тебе гинеколог?" - спросила подруга у меня.
  
  "Нужна комплексная терапия, насыщенный кислородом воздух и мужское внимание", - ответила я, поправляя юбку на коленях.
  
  "Ты не против, если я буду спать с твоим мужем иногда?"
  
  "Ты не думала, что скажут о нас другие?" - я глубоко задержала воздух в лёгких. Пусть спит, если это важно для Джека. Я никогда не цеплялась в мужа мёртвой хваткой. Я могла бы хоть сейчас уйти в монастырь, хотя и не верю в Бога.
  
  Сидни встала, прошла к журнальному столику. взяла какую-то бумажку и протянула её мне. Я прочла:
  "Лучший женский врач Лас-Вегаса, мистер Бенджамин Уэст! Если у вас есть проблемы с зачатием и вы хотите укрепить вашу семья присутствием детских голосом, тогда добро пожаловать в нашу клинику "Good heart"!"
  
  "Твоя мама как раз живёт в Лас-Вегасе, - вкрадчиво сказала мне Сидни, - Я думаю, ты сможешь забеременеть после этих курсов".
  
  "Но ведь мне нужно написать диссертацию для г-на Палмера", - сказала я, и сердце моё учащёно забилось. В библиотеку вошла Агнесс и я ей показала визитку врача.
  
  "Деньги я дам. Это будет стоить примерно 1000 долларов. Это для меня пустячная сумма", - обрадовала меня моя мать. Она сменила платье на свитер и шёлковую юбку зелёного цвета с золотистыми ободками по краям.
  
  Мы весело пощебетали про домашнее убранство Тома, оценив его дизайнерский талант. Тома я не видела уже неделю, и очень скучала. В чём то я стала похожа на своего друга - я стала равнодушна к сексу и еде. Я очень хотела детей, хотя Джек особо и не настаивает - говорит, что они есть или нет, не важно. А тут визитка Бенджамина Уэста. Хотя я и знала, что Сидни Кроу нелестно отзывалась в мой адрес, сейчас мы почти сроднились. Но её секс с моим мужем меня это волновало не на шутку. Мы стали неординарной семьёй. Я уверена, если кто-то узнать о многожёнстве Джека - мало нам не покажется.
  
  Позвонил Джек и сказал, что он в Спарксе. Я пару раз была в округе Уошо, мне там очень нравились огромные деревья вдоль кукурузных полей. Там много птиц и зверья, построены страусовые фермы и пруды с карпами. Джек часто бывал там, привозя строительный материал.
  
  Альберт храпел из комнаты для гостей, рядом пала дочь Сидни. Мы смотрели христианское шоу "Голос Творца". Агнесс очень чувствительна к области религии, это её конёк. Однажды, она бралась написать книгу духовных стихов, но дальше шести листов дело не пошло. Мама работа в казино крупье, и деньги у нас водились. Моё детство прошло на пляжах Майами. Это было такую чудесно времяпрепровождение: солнце, пальмы и белый огнедышащий песок.
  
  Я позвонила Джеку, он рассказал, какой куш он сегодня отхватил - целых 300 баксов за полмашины цемента и песка. Я порадовалась вместе с ним- мы жили на зарплату мужа и мою домашнюю работу написания курсовых работ. Хотя я и закончила Гарвард, моя психики не даёт мне возможность работать в коллективе. Моё изнасилование свернуло шею моей стрессоустойчивости. Сны мои полны кошмаров, спасибо Джеку за то, что он живёт с такой дуррой, как я. Ну, ладно, хватит плакаться, пора спать.
  
  Глава 8
  В субботу мы отправились на каток города, где взяли напрокат коньки и лыжи. С нами был вездесущий Том, отрастивший рыжую бородку и едва вернувшийся с пустыни, где рекламировал старые автомобили немецких марок. Он заключил долгосрочный контракт с концерном Alpina, и пребывал на седьмом небе от счастья. Моё сердечко расцвело рядом с ним.
  
  Каток был переполнен, в том числе и иностранцами. Сновали взбудораженные алкоголем русские, маленькие китайцы пили тоник и фотографировались как всегда, проходил даже мужчина с надписью "Made in Nigeria". Джек со всеми здоровался, жал руки, угощал чипсами, едва сдерживая свой хохот.
  
  Появились высокие парни на "Крайслере", в руках у них были хоккейные клюшки и маски. Их гогот, похожий на вороний, едва всех не оглушил. Один из них, обалденно красивый брюнет, с широкими плечами начал приставать к Сидни, умоляя дать ему номерок сотового, но Джек его быстро отшил, всё обошлось как нельзя интеллигентно и с улыбочками.
  
  "Милана, иди к нам!" - громогласно крикнул мне Том, когда задумавшись, стояла у нашего "форда-пикап", глядя как Джек катается с Агнесс. Мама была сильно взвинчена: Альберт укатил восвояси, оставив небольшую записку, где много извинялся и обещал как можно быстрее уладить сделку с антиквариатом. Он устал от нашей тишины, его манил Лас-Вегас, где никогда не смолкает музыка и не меркнет красота.
  
  Я одела коньки, чуточку большие и направилась в сторону моих близких. Том катался с Сидни, где то всегда рядом находилась её малышка, падающая, но не плачущая. С неё выйдет настоящая ведущая ток-шоу - она умеет держать удар.
  
  И тут, когда солнце окончательно улеглось за верхушки деревьев, на меня нашло какое-то бесшабашное наваждение. Из мрака выехала карета с красными лилиями на торце, оттуда вышла Белла Свон в лиловом платье, потом стали выходить абсолютно голые мужчины с галстуками, и вся эта ерунда меня так потрясла, что я даже прикусила язык.
  
  Белла была так очаровательна, что я даже прикрыла глаза. Она направлялась в мою сторону, держа в руках чёрного пушистого котёнка. За ней плелась стая собак всевозможных пород и придурки с галстуками. Члены этих парней вздрагивали от напряжения, они не боялись 25 градусов мороза. Я поняла, что эта галлюцинация была продолжением дневного сна, где меня в бочке купали обнажённые мексиканцы, в шляпах и с сигарами.
  
  "Привет, затворница, - сказала в мою сторону Белла, и её волосы развевались как пламя. - Я рада увидеть тебя здесь, ты как и я любишь лёд".
  
  Я ошарашено уставилась на половой орган одного из молодых мужчин. Фаллос его был огромен и красив своей безупречной формой. Я представила, с некоторой неохотой, как его напряжённый орган оказывается в моей руке. Мальчик, тебе горячо? Он улыбается во весь рот как имбицил. Можно, перед монастырем я попробую тебя на вкус? Я сегодня плохая девочка, я просто ужасная сука, у которой начались месячные, но которую сегодня, впервые за месяц, завели на полную катушку эти палки из мяса, готовые оплодотворить моё никчемное лоно.
  
  "Я тоже рада тебя встретить здесь. Почему ты не одна?"
  
  "Ой, весь этот антураж вокруг - обыкновенная погоня поклонников".
  
  "А почему они обнажены?" - я не смотрю в глаза Свон, а держу взгляд в пустоту.
  
  "Я для них кумир, идол, странная фигура славы. Ты даже не представляешь, как тяжело быть под вездесущим оком цивилизации. Эти подростки не спят, и я всегда с ними ночью и днём; с этими мужчина происходит то же самое - они поклоняются мне как образу высшей сексуальности, они оплодотворяют моё духовное лоно. Но я так устала", - Белла села на стул, усердно поставленный ей одним из мужчин. Стул был отделан синим бархатом. Вся одежда Беллы светилась матовым блеском.
  
  Белла рассказала, что они остановились ночью в Парадайз, а потом ей захотелось прогуляться, и всё это вылилось в посещение нашего городка.
  
  "Моя карета сломалась: треснуло колесо и одна из лошадей пала мёртвой. Меня тоже хотели убить вездесущие оборотни, которые рыскают по всей Америке. Ты хотела бы стать вампиром?"
  
  "Да".
  
  "Но твоя кровь слишком холодна. Почему ты такая грустная?" - Белла дала мне платок и я вытерла слёзы.
  
  "Я не могу иметь детей".
  
  "Разве в детях счастье? Будь сама собой. Твой Джек привёл в твой дом свою любовницу. Я не осуждаю его, но где верность? Верность должна быть до гроба. Он любит тебя и Сидни, но он больше устаёт от тебя, чем от неё. В окружении миссис Крой ему комфортнее".
  
  Я отдала Белле платок. Мужчины катались на санках, теперь они были одеты в комбинезоны. Мне показалось, что я слышу немецкую речь. Как мне хотелось ещё и ещё видеть их наготу, чувствовать их манящий запах! Я соскучилась по близости с партнёром. В последнее время я изучала женские обители в Бельгии, Франции и Испании. Но можно ли навсегда уйти из мира, оставаясь такой чувствительной к зовам плоти?
  
  "Почему ты избегаешь Тома? Ты ведь хочешь переспать с ним, но боишься гнева Джека. А ему можно изменять тебе с пятидесятилетней старухой? Тебе тридцать три, ты так ещё молода, а он заставляет тебя отказаться быть естественной: он любит твою стряпню, но избегает как следует трахнуть тебя как муж. Да, я вижу, тебе неприятно об этом говорить, но я предлагаю тебе одного из своих сопровождающих. Бери любого", - Белла махнула рукой. Подбежал один из десятка поклонников, подобострастно взглянул на Свон, ожидая приказа.
  
  Белла пока молчала. Я вся вспотела, сердце рвалось в тёмные небеса. На катке не было ни души. Тишина.
  
  "Тебе нравиться Милана?" - задала вопрос мужчине Белла Свон.
  
  "Мне нравишься ты, Белла", - с торжественностью сказал он.
  
  "Но ты готов вместо меня доставить ей удовольствие? Или вы только на публике такие могучие и услужливые?"
  
  "Не ругай меня, достопочтенная госпожа! Я готов".
  
  Белла посадила нас в карету и мы направились в центр города. Дорога была насыщена ветром, и нас качало из стороны в сторону. Его имя было Амадиу. Оно ласкало мой слух. Ночь мрачно вдыхало в душу своё дыхание.
  
  Амадиу вынес меня из кареты на руках и направился в замок трёхсотлетней давности. Башни упирались в небо непобедимой твердыней. Я забыла про Джека, Сидни, Агнесс и Тома. Жизнь перешла в новое русло. Мне хотелось быть не страдающей, а свободной. Свободной от ощущения греха близости с мужчиной, от боли быть изнасилованной и от этого не иметь детей. Я хочу наслаждаться своей наготой, своей сексуальностью, своей наглостью быть независимой от сновидений.
  
  Я кричала от каждого проникновения в меня. Мама дорогая, как же хорошо устроен мужчина, мой прекрасный Адам! Его имя Амадиу, а моё имя - Свобода. И пусть будет так всегда.
  
  Глава 9
  Милана открыла глаза. Вокруг был белый туманный мир, заволочённый безмолвием и тишиной.
  
  "Где я?" - прошептала она настолько слабо, что не спала ворсинка с её губы. Грудь болела, сердце громогласно объявляло бойкот ощутимыми скачками. Ужасно хотелось спать ещё и ещё, до самого окончания мира, до отпущения всеобщих грехов...
  
  В палате горел тусклый свет. Одинокая кровать, а рядом приборы жизнеобеспечения, капельницы, наборы инструментов, газеты, вязанка пряжи, стопка тоненьких книг, стопка газет с портретами знаменитых модельеров. Милана обозрела это устало, с некоторой дрожью и слабостью в мышцах. Болели ноги, вены распухли. По-видимому, в организме произошли какие-то сбои, или просто переутомление.
  
  К кровати Миланы подошла медсестра, маленькая хрупкая женщина лет сорока, в руках она держала тарелку с бульоном и два хлебца на блюдце. Всё это находилось на красивом подносе и пахло завлекающе. Милана приподнялась, провела рукой по волосам, ощущая их ломкость.
  
  "Наконец-то я могу покормить вас, - голосом Дюймовочки произнесла медсестра, и присела на край постели. Она давала Милане куриный бульон, та глотала усердно и покорно. Они смотрели друг на друга, чувствую взаимную симпатию. - Вы два дня спали. Я уж думала, что вас сегодня не добужусь".
  
  "Что случилось со мной?"
  
  "Вы потеряли сознание на катке. Переизбыток лекарств. Общий токсикоз. Но это пустяки: мы быстро поднимем вас на ноги. Вам звонила Агнесс, передавала привет от всей семьи".
  
  Милана вспомнила красивые большие глаза матери, их святое проникновение в душу напротив. Агнесс обладала магическим влиянием на собеседника, она увлекала в мир защищённости и комфорта. В детстве Милана была трудным подростком - дралась до синяков с мальчишками, два раза едва не утонула на море, падала с деревьев, расшибая колени. Детство Тарзана в юбке.
  
  Думая об этом, Милана услышала голоса за дверью её одиночной палаты. Медсестра встала и открыла дверь.
  
  В масках зверей вошли пять человек, весёлые и шумные. Медсестра сделала им замечание. Волк с голосом Джека сказал:
  
  "С нашими звериными чувствами заботы мы пришли к тебе, Красная Шапочка, чтобы передать тебе гостинцы от бабушки. Бабуля укатила в Вегас, но она заверила нас, что душа её с тобой. Она любит тебя больше всех, больше своей жизни. И Альберт кротко кивал, поддакивая, как индюк на техасской ферме. Альберт даже сшил тебе куклу, и ты можешь почувствовать, как у неё бьётся сердце".
  
  Милана улыбнулась как отличница, протянула руки, и Джек положил её на ладони тряпичную куколку.
  
  "Вы, наверняка напугались, когда я рухнула на лёд?" - поинтересовалась молодая женщина. Медсестра вышла из палаты.
  
  "Ты была неотразима в своей мертвенной бледности", - произнёс Том, разглядывая книги на тумбочке.
  
  "Том, не говори ерунды, - Сидни с ледяной интонацией взглянула на Тома, - Милана выглядела ужасно. Я хоть и её конкурентка, но и у меня сердечко ёкнуло. Девочка моя милая, надо беречь себя".
  
  Они давно уже сняли маски, их розовые лица были убийственно милы. Рассевшись по стульям, друзья взирали на белокурую пациентку, наслаждаясь моментами такого единения, какое не наблюдалась и на пикниках на природе или бейсбольном матче-отдыхе, на который они собирались раз в месяц.
  
  "Я видела Беллу Свон", - торжественно сказала Милана.
  
  "Это ту из "Сумерек"?" - Том выглядел обескураженным.
  
  "Девочка-вампир. Но ведь это никуда не годиться, - вскинула руки Сидни Кроу. - Такое просто так не является. Это какой-то знак. Может, у тебя заражение крови?"
  
  "Её анализы удовлетворительны. Я проверял", - Джек уверенно вернул разговор в спокойное русло.
  
  Том встал и подошёл к Милане. Посмотрел её зрачки.
  
  "Вполне приличный вид. Это я как биолог говорю".
  
  Джек хрустнул пальцами. Он заметно стал нервничать: сказывалось повышенное артериальное давление и мигрень. Завтра ему в рейс, и опять в Спаркс. Он по-нечеловечески утомлялся, и в тридцать шесть выглядел на пятьдесят.
  
  В палату ветром вбежала медсестра с визжащим телефоном.
  
  "Это из Лас-Вегаса", - тоненьким голоском сказала она и уже нажала вызов.
  
  "Мама, доброе утро. О, я прекрасно чувствую себя! Чёрная полоса моей жизни позади: обещаю больше не быть минорным философом, и всё внимание отдавать мужу и друзьям. Мир, конечно, может обойтись и без меня, но я ещё не стала матерью, а потому мне кровь из носу необходимо ублажать Джека, до тех пор, пока он удачно не выполнит свой супружеский долг", - и Милана рассмеялась со всей раскованностью в душе.
  
  Агнесс была в приподнятом настроении - она выпила два бокала вина, проглотив парочку рыбёшек со сладким вкусом.
  
  "Милана, мы тебя все очень любим. Как можно скорее отправляйся в Мюнхен, билеты уже куплены. Тамошняя клиника славиться своим умением делать всё на о`кей. К тому же, я читала в Сети что надвигается холодный циклон, и температура упадёт на -28-30. А оно тебе надо?"
  
  "Мама, я так рада, что слышу твой ласковый голос. С больницы я направлюсь прямо в аэропорт. Вот только мы вместе с Джеком примем душ".
  
  Джек погрозил ей пальцем.
  
  "Ах ты моя проказница! - голос Агнесс лился как хрустальный ручей. - Пусть в твоём сердце всегда будет надежда, моя дорогая доченька. Пусть Господь даст вам мальчика или девочку. Я верю в вас".
  
  Разговор кончился спустя ещё пять минут. Милана сияла от счастья.
  
  "Но почему я видела Беллу?" - вдруг задалась она вопросом и обвела взглядом всех присутствующих.
  
  "Это знак. Но что он означает, мы узнаем в будущем", - голосом пророка изрёк Том.
  
  Глава 10
  Аэропорт гудел большим муравейником. Снующие взбалмошные люди, скрипучие тележки и испуганные братья меньшие...
  
  "Тебе удобно?" - спросил меня Джек, когда прижал к стенке туалетной кабинки аэропорта. Мы сошли с ума: решили заняться сексом в таком месте! Видела бы меня Агнесс, в каком щекотливом положении я сейчас нахожусь. Муж изголодался по моему телу, а что там у них с Сидни - кто его знает... Меня волнует только то, что я всё ещё желанна для того единственного, с которым свела меня судьба.
  
  "Ты словно слон: ты меня раздавишь!" - я делаюсь капризной, как сопливая девчонка.
  
  "Но ведь мужчина должен проявить силу, - Джек как всегда не оригинален. Его мало смущает, что здесь пахнет далеко не розмарином. - Я буду чуть помягче, но и ты не превращайся в недотрогу!..." - Он сопит и утыкается своим носом мне в подбородок, начинает ласкать то одну, то другую грудь, проникнув через полу расстёгнутую блузку.
  
  В кабинку громогласно постукивают. Джек покрывается жаром.
  
  "Занято!" - Джек продолжает движения по укрощению строптивой жены, с которой так давно не предавался любви. Его руки словно щупальца проникают и тянутся ко мне, моя промежность увлажняется, и я чувствую, как моя смазка течёт по бёдрам. Он всё время утыкается своим запрятанным членом мне в живот. Дорогой, перестань прятать сокровище, но я слишком целомудренна, чтобы такое произнести вслух.
  
  Джек проникает своим язычком в моё ушное отверстие, творит чёрти что - меня словно выворачивают наизнанку (так черепаху переворачивают на спину и щекочут прутиком её лапки), делают надо мной опыты на чувствительность и расположенность к земным утехам.
  
  "Я ждал этих минут, - шепчет мне в ухо возбуждённый муженёк, - Я закипаю и рвусь от желания принести тебе удовольствие!"
  
  "А как же Сидни?", - провоцирую я его тяжёлым вопросом.
  
  Он на миг замирает: опять стучат в дверь. Мы молчим.
  
  "Вечно этот сраный туалет не работает!" - раздаётся сухой мужской голос и я улыбаюсь. Ну, старичок, теперь ищи место, чтобы где-нибудь сменить памперс. Я становлюсь жестокой - во мне проснулась волчица.
  
  Муж начинает второй акт, на этот раз сосредотачиваясь на моих губах. Меня облизывают как котёнка. Я закрываю глаза, в голове туман и сумрак. Хочется кислого.
  
  "Ты такая сладкая", - Джек проводит мизинцем по нижней губе, я прикусываю его палец, нам весело.
  
  "Сидни - мой запасной номер", - начинает откровенничать муж. - На случай, если ты будешь всё той же монашкой".
  
  "Прости, кончина отца меня крепко надорвала".
  
  Джек приподнимает юбку, стаскивает с меня колготки, и словно чародей медленно даёт трусикам сползти с моих бёдер. Пальцами он раздвигает половые губы, наклоняется и языком проникает вглубь моего лона. Я вскрикиваю, сжимаюсь. По мне проходит волна неслыханного возбуждения. Я вот-вот отключусь.
  
  "...к тому же, Сидни почти старуха, мне нравиться её опыт, но ты, моя козочка, иногда можешь задать жару", - он углубляется, проходит по краешку влагалища, словно инспектируя его. Джек может быть грубым и торопливым, но сегодня он нравиться мне всё больше и больше. Мужчины нетерпеливы, им плевать, что женщина нуждается в долгой прелюдии. Я чувствую, как его пенис становиться каменным и вот-вот разорвёт джинсы в клочья.
  
  Я помогаю ему раздеться. Орган - 25-ти сантиметровое копьё - предстаёт предо мной во всём своём величии. Торжество Адама, торжество природы. Когда-то неандертальцы охотились на бизонов, теперь они нагуляли лишний жирок и лезут под юбки. Я убеждаюсь, что мир перевернулся с ног на голову, но этим я удовлетворена, вернее, стремлюсь к этому.
  
  Он входит в меня, я опять сжимаюсь и разжимаюсь как пружина.
  
  "Вот теперь я доволен тобой", - Джек чувствует как я значительно увлажнилась в том самом месте, где он ищет своё удовлетворение. Он приподнимает меня, я ставлю ноги на его колени, и начинаем странный танец. Я слышу, как играет фортепиано, мягкий звук ложится на края ушных раковин, а потом устремляется в мозг, идёт в кровь - боже, это безумие!
  
  Джек ритмичен, его фаллос гладит меня в глубине. Мой рот полон трепета, все органы обнажены, до предела напряжены.
  
  Глубокое пенное море, необитаемый остров - всё повторяется вновь и вновь... Мои мечты - мои странные свободные импульсы мозга и тела.
  
  Мечты... Джек делает меня вновь счастливой... Я капаю по капле в это море, моя кровь окрашивает этот песок... Боже, Джек, остановись, я теряю силы... Но всё убыстряется, поршни увеличивают толчки... В глазах тьма... Мечты - мои раны... Прости, отец, но моя жизнь должна продолжаться... Память вечна... Страсть вечна...
  
  "Милана, как ты прекрасна!" - буквально кричит мне в рот Джек, и я задыхаюсь. Кто-нибудь, стукните в дверь, взорвите этот туалет!
  
  ... Я сплю в самолёте. Рядом - интеллигентный толстяк в кожаном пиджаке, ярко-жёлтом галстуке и шляпе. Он тоже спит, и его шляпа сейчас спадёт на его колени. Я во мраке чувствую, как мы снижаемся, теряя высоту, и голос стюардессы объявляет:
  "Мы идём на посадку! Пристегните ваши ремни!"
  Шляпа бесшумно рушится на пол, я просыпаюсь, поднимаю её и мну пальцами. Джек уже, наверное, подъезжает к нашему Литл-Кёртчу. Его ждёт награда - яблочный пирог, приготовленный Сидни. Том тоже будет там, возьмёт маленькую ложку и, смакуя сладость, подбавит сахара в свою кровь.
  
  Толстяк просыпается, смотрит на меня. Его серые глаза полны тоски.
  
  "Мюнхен? О, как скоро мы добрались до этого гребаного местечка!"
  
  Я недоуменно пожимаю плечами. У него пиджак из какого зверя? Я вспоминаю секс с Айком, чучела в его доме. Тот секс был понарошку. В этом мире всё понарошку, а за то, что является реальностью, приходится платить тяжёлую дань.
  
  Мы идём на посадку. Я опять сжимаюсь, как тогда, в туалете, с Джеком...
  
  Глава 11
  Клиника "Доброе сердце" находилась на Галериштрассе, 63. Весёлое забавное здание из песчаника и красного кирпича, с башенками и широкими лоджиями. Пять этажей комфорта и благоустроенности. Я представилась на ресепшене, получила расположение ко мне не как к кукле для отъёма денег, а как уважаемого пациента, для которого важна забота и миролюбие по отношению к нему.
  
  Доктор Бенджамин Уэст оказался усатым бодрячком, на голове у него поселился неугомонный вихрь волос, и это на обширной лысине смотрелось бутафорски.
  
  "Здравствуйте, миссис Свенсон! - массивно приветствовал меня доктор и выкатился в инвалидном кресле из-за стола, на котором лежали стопки бумаг, принтер и ноутбук. - Наша клиника - лучшая в Европе, но я это говорю не ради красного словца, а чтобы вы почувствовали себя как можно естественнее".
  
  Я похвалила расторопность медперсонала, уселась в массивное кресло в виде скорлупы, уставилась в по-детски пронзительные глаза собеседника.
  
  "Итак, начнём, - спросил Уэст и застучал по клавишам ноутбука. - С какого возраста у вас начались менструации?"
  
  "С одиннадцати лет".
  
  "Ваш первый сексуальный опыт был в..."
  
  "В пятнадцать, за три недели до изнасилования. Это был мальчик с соседнего дома. Было больно и горько".
  
  "Вы были удовлетворены тому, что потеряли девственность?" - доктор кашлянул.
  
  "Я была подвержена чувству неловкости. Меня словно выставили напоказ в голом виде. Странное чувство - осознавать свою сопричастность к чему-то, что объединяет тебя с другими - ты как и другие девочки вступила во взрослую жизнь".
  
  Нам принесли чай и круассаны.
  
  "Продолжим, - сказал мистер Бенджамин, отхлебнув янтарный напиток без сахара. Я посмотрела внимательно на руки доктора - они были испещрены красивыми тату в виде альбатроса и книги. - Вы подверглись сексуальному насилию и видите в этом причину неудачных беременностей. Как вы можете оценить себя с психологической точки? Что вас гнетёт?"
  
  "Я боюсь навязчивой жестокости и мужской грубости".
  
  "Но ведь ваш муж дальнобойщик, от него мало мягкости".
  
  "Джек привёл в дом любовницу. Я не знаю, как на это реагировать. По мне - лучше иметь вторую жену мужа, чем одиночество. Вы понимаете меня, доктор?"- я набрала больше воздуха в лёгкие. Чай приятно разливался по телу, в низу живота было так горячо, что я подумала: уж не подхватила ли я какую гадость?
  
  "Я вас замечательно понимаю. Одиночество - тёмная сторона нашей жизни; оно выдавливает из нас ощущение свободы. Быть несвободным - удел рабов. Вы очень хотите детей?"
  
  "У меня мощный материнский инстинкт: когда в парке я смотрю на мамочек, из глаз моих текут слёзы".
  
  "Любовница как относится к вам?"
  
  Я положила подбородок на руку, закрыла глаза и в голове моей послышались какие-то непонятные шумы. Я ужасно устала, и мне был в тягость весь этот опрос.
  
  "Мы показательно вежливы. Как две тигрицы в соседних клетках".
  
  Доктор подъехал ко мне взял в свои руки мою ладонь. Руки у него были жаркие.
  
  "Вы мне симпатичны. Вы умеете располагать к себе людей", - сказал мне Бенджамин.
  
  Отъехав к столу, он пощёлкал на компьютере и распечатал дюжину маленьких бланков.
  
  "Сдадите кровь, мочу и УЗИ, а также сделаете МРТ. Я буду с нетерпением вас ждать".
  
  Я была уже у двери, когда он сказал:
  
  "Как вам моё предложение сходить сегодня вечером в Музей Бранхорст? Сегодня там выставка работ Энди Уорхола и его последователей."
  
  "Скажите доктор, вы жили в Америке? У вас идеальный английский и... англоязычное имя..."
  
  "Мой отец воевал здесь, да так и остался. Ну, так что с выставкой?"
  
  "Я согласна", - произнесла я как можно веселее и вышла в коридор.
  
  Вечер был полон сюрпризов. Мы опоздали на начало выставки, но оказались в самый интригующий момент: представляли картины Элейн Стертевант, мной обожаемой. Бенджамин был серьёзен, молчалив. Но его молчание не тяготило меня: я чувствовала себя великолепно.
  
  "Элейн Стертевант, - говорил гид мероприятия звучным, глубоким голосом. - являет собой невообразимый феномен американской раскрепощённости. Эта женщина преподнесла миру мощную свободную волну: её портреты безграничны по духу и ёмки; они сосредотачиваю нас на глубинах нашего сознания". - Я слушала речь, затаив дыхание. Доктор смотрел на красные губы, прорисованные на работе художницы, и по лбу его тёк пот. Он дышал глубоко и протяжно.
  
  "Я вижу, вы потрясены? - приглушённо обратился ко мне доктор. - Я сам не менее шокирован этой первобытной мощью. Но ведь Элейн не создала ни одной самостоятельной работы; всё это ретроспективы - но между тем, моё либидо зашкаливает".
  
  "Это как спуститься в свою матку и оттуда видеть мир живых", - сказала я как отрезала.
  
  "Всё это пахнет смертью, смертью, на смену которой придёт нечто иное", - сказал мистер Уэст.
  
  У меня зазвонил мобильный. Это Джек, и голос был его как у египетской мумии.
  
  "Милана, Сидни мертва. Она вчера поздно ночью поехала к себе, у известнякового карьера её такси рухнуло в обрыв".
  
  "Да уж, вот это новость!" - чувства мои метались и кружили у меня в мозгу. Я отошла к пустой стене, чтобы никто не слышал наш разговор.
  
  "Это судьба, Джек. Так будет лучше для нас обоих".
  
  "Я не уверен", - мой муж словно проглотил снежный ком.
  
  "Поверь мне, для наших взаимоотношений Сидни была лишней. Я поправлюсь и рожу тебе сына. Это будет здорово - ты станешь отцом и мир вокруг тебя измениться".
  
  "О`кей, милая, я подумаю об этом. Как у вас погода?" - Джеку стало немного полегче.
  
  " Идёт дождь. Моя любимая погода, ты ведь знаешь".
  
  "Да, ты у меня та ещё меланхоличка, - мне даже показалось, что Джек улыбнулся. Это мне понравилось даже больше чем дождь и работы Элейн Стертевант.
  
  Глава 12
  Я едва проснулась от беспокойного сна, как в палату без стука въехал доктор Бенджамин, словно рыцарь на коне. Его кроткая улыбка чем-то напомнила то, как улыбался мой отец.
  
  "Доброе утро, миссис Свенсон. Могу вас обрадовать: судя по результатам проведённых анализов, вы абсолютно здоровы", - док положил рядом со мной медицинские бумаги с мелким шрифтом. Я была счастлива - вот то, что я хотела услышать прямо сейчас и здесь!
  
  Я встала с постели, взглянула на будильник: 7.15. Доктор - ранняя птаха, хотя, все врачи мало спят, я это знала с детства по сестре Агнесс Марии-Терезии, работавшей в Нью-Йорке детским врачом и скончавшейся от рака матки.
  
  "Док, я безумно рада! - я как бабочка порхала по палате, пила апельсиновый сок и целовала мистера Уэста. Он всматривался в мои глаза, словно не решаясь что-то сказать.
  
  "Миссис, я..." - он проглотил окончание фразы.
  
  "Я слушаю вас".
  
  "Я в вашем вкусе? Ну, если не считать моего ущербного положения... Вообще, если мы бы встретились где-нибудь вне клиники, вы дали бы мне шанс быть вам симпатичным?" - доктор выдавил из себя слова, покружил в волнении, как и я, по палате и остановился около окна. Взглянув на крыши соседних домов, он обернулся и опалил меня унылым взглядом.
  
  Я подбежала к нему, обхватила вокруг шеи и прижалась к его небритой щеке.
  
  "Знаете, что я сейчас сделаю? - я щебетала парижским воробушком. - Я вас поцелую от всего сердца! Как благодарная дочь. Вы святой..."- хотела продолжить я, но док меня перебил.
  
  "Не называйте меня святым, я вас умоляю!" - Бенджамин вскинул руки и поцеловал меня в губы. Я замерла в шоке: этого я никак не ожидала. Прошла минута, мы ещё крепче слились в целовальном акте, в животе моём запорхали бабочки. От волнения у меня едва не подкосились ноги.
  
  Доктор был мастером прелюдии, это я осознала мгновенно, будто в меня скачали файлы. В дверь постучали. Вошла медсестра, поставила завтрак на столик, ушла, плотно захлопнув синюю дверь.
  
  "Вы, наверно, так любите своего мужа, что ни разу ему не изменили?" - доктор проникновенным взглядом смотрел, как я уплетаю овсяную кашу, запивая её теплым молоком.
  
  "У меня есть друг Том, мы близки духовно, но как мужчина - он не в моём вкусе. А вот вы..."
  
  "Я вам нравлюсь?"
  
  "Почти. На 90% вы привлекательны мне тем, что в вас есть харизма. Вы брутальный мужчина, несмотря на проблемы со здоровьем", - я постаралась быть предельно откровенной.
  
  Доктор помял ладони, расстегнул отворот рубашки. Он выглядел неловким мальчуганом, которого застали за кражей яблок.
  
  "Докажите это".
  
  "Что я должна сделать?"
  
  "Снимите с себя всю одежду. Я хочу видеть вас обнажённой", - доктор опустил взгляд в пол.
  
  Я едва не поперхнулась молоком. Он что, шутит? Мне пришло в голову, что так доктор проверяет меня каким-то специфическим тестом, чтобы узнать мои сексуальные предпочтения. Я читала об этом в "Нью-Йорк таймс".
  
  "Зачем вы насмехаетесь надо мной? - громко сказала я и села на постель. - Я отнюдь не дура. У меня за плечами престижный университет!"
  
  "Я не выставляю вас неполноценной, что вы! Вы для меня ангел, вы чисты как родниковая вода. Но вы женщина, а я мужчина, и почему бы между нами не случилось нечто фривольное? Вы ведь не мормонка, так ведь?" - Бенджамин снял рубашку, оставшись в белой майке. В палате стало жарко как в Сахаре.
  
  Я откинулась на подушку и закрыла глаза. Нет, Милана, не делай этого! Мистер Уэст просто играет свою игру. Но ведь как жалко его до слёз, он инвалид, а у них всегда проблемы с противоположным полом - кому нужен человек, кардинально отличающийся от вас? Подумай, девочка, прежде чем сделать то, о чём он просит... Как Джек, да и как ты будешь потом вспоминать Мюнхен - ты будешь рассуждать, почему тогда самолёт не упал в Атлантический океан...
  
  И всё же я стала разоблачаться от пижамы. Бенджамин пожирал меня своим взглядом голодного удава. Вот я сняла рубашку, потом стянула штанишки, после, немного помявшись, с гордо поднятой головой я сняла топ и взгляду доктора предстала пара красивейших грудей со светло-розовыми большими ареолами сосков. Я осталась в одних трусиках, не смея взглянуть ещё раз на человека напротив меня.
  
  "Вы восхитительны, Милана, - прошептал док, не шелохнувшись. - В жизни не видел ничего прелестнее!"
  
  "Вы не жена ты, доктор?"
  
  "Я до сих пор девственник. Пусть это звучит по сумасшедшему в пятьдесят четыре года, но это так".
  
  В моих глазах вспыхнул огонь. Я представила себе, через что пришлось пройти этому застенчивому человеку в школе и университете. Наверняка, его гнобили как калеку, бросали уничижительные словечки. Молодые люди так жестоки.
  
  Я сняла трусики и отдала их доктору. Настал его час, его момент торжества мужского естества.
  
  "Боже, как вы прекрасно сложены! Просто загляденье! Женщина - то, чем радуются боги и веселиться мать-природа. В этом есть нечто грандиозное!" - доктор был весь красный от волнения.
  
  Я подошла к нему и предложила дотронуться до моих сосков. Он сделал неловкое движение и легко сжал левый сосок жаркими пальцами. Я вздрогнула, по коже пробежали мурашки. Чуть прикрыв глаза, я опустилась на колени и стала гладить то место, где под брюками у доктора находилось его мужское достоинство. Мистер Уэст так завёлся, что я ненароком подумала, нет ли у него проблем с сердцем.
  
  "Вы бесподобны!" - чуть громче обычного воскликнул доктор. И запустил пальцами мне в лоно. Я почувствовала, как вся теку от этих нежных прикосновений. Он погружал бледные персты всё глубже и глубже, ввергая меня в экстаз.
  
  Я осмелилась пойти дальше - расстегнула ремень его брюк, осторожно приспустила их до колен, и мне предстал его орган, лежащий на бедре. Он был совсем маленький, как у мальчика, и, увидев ужасно жалкий и затравленный взгляд дока, я осознала, как он несчастен.
  
  Взяв в руки член, я смочила его слюной и начала водить внутри кулачка. Он стал твердеть, немного раздался вширь, но оставался всё также значительно меньше нормы. Доктор с увлечением продолжил заниматься моим влагалищем, кряхтя и посапывая. Я видела, как по щеке его пробежала слеза и упала на мои колени.
  
  Член всё же прибавился в размере. Я взяла его в рот и принялась мять языком, заставляя Бенджамина стонать всё громче и громче. Он получал ни с чем несравнимый кайф и первый сексуальный опыт. Я думаю, до этих минут он потерял все шансы предаться любви с женщиной. Вечный девственник - что есть ещё более уничижительное! И вот я рядом с ним, вошла в его судьбу этим сумасбродным сексом, где мы - потерявшие голову и смущение - предоставлены друг другу как куклы, для утехи друг друга.
  
  Я выгнулась дугой, чувствуя приближение мощного оргазма. Инвалидное кресло Бенджамина вплотную подъехало к моим ногам, и я едва не упала. Детородный орган дока так одеревенел в моих пальцах, что я изумилась его стальной твёрдости. Я ещё прибавила частоту движений, и он взорвался струёй, оросив меня огненно-горячей спермой. Глаза Бенджамина светились внутренним удовлетворением.
  
  "Я счастлив быть с вами", - с ноткой гордости за себя и за меня произнёс доктор. Я нагнала его спустя минуту - и мне стало так хорошо, что я упала на постель в изнеможении, став такой счастливой, забыв, где я нахожусь. Потолок стал таким близким, что я увидела паутинки трещин на нём. Боже, он лучший мужчина в моей жизни. Это так.
  
  Глава 13
  Я дополнил стакан доверху, виски было мутным и излишне холодным, но в мозг ударяло изрядно. Том сидел напротив - это был его дом - дом холостяка, где царит идеальный порядок. Разве мужик способен на такое? Но Тому я простил и свыше этого - ему всегда все всё прощают.
  
  "Скажи, Томи, ведь дурак я был, раз отпустил жёнушку в Мюнхен? Поди там кувыркается с каким-нибудь бюргером. Меня, конечно, беспокоит её здоровье, но надо просто почаще заниматься сексом", - гнусаво промолвил я, уставившись на пустой стакан.
  
  "Если ты ревнуешь, значит у вас всё хорошо, - ответил захмелевший друг. - Где волна, там жизнь".
  
  "Тебя на философию потянуло, смотрю? Не понимаешь ты меня. Потому что на месте меня должен был быть ты".
  
  Том попытался сходить к холодильнику и взять ещё виски, но рухнул на пол, разбив две тарелки и перевернув жареную индейку. В голове его плыли облака, я это сам понял. Не люблю, когда пьют и быстро хмелеют; в этом деле нужно всё с математической точностью рассчитать, выверить свои силы... как и с женщиной.
  
  "Ты простил бы Милане, если она б тебе изменила?", - спросил я затихшего Тома, похлопывая по спине. Его рубашка треснула под мышками, виски разлилось по скатерти - полный хаос, и это в присутствии почти трезвого меня, Джека Свенсона, мужика с железной хваткой.
  
  "Ни за что! - выпалил Том. Он с невероятным трудом слегка поднял голову, протянул ко мне руку и погладил мой нос. - Я женщин не понимаю, как и они меня. А Милану не понимаю ещё больше: она всех жалеет, даже тех, кто в этом не нуждается. И тебя ей жалко, и меня, и даже Сидни."
  
  Я внимательно на него взглянул. Чёрт, вылитый чёрт! Интересно, до скольки лет он был девственником?
  
  "Ты прав, Том: жалость - худшая черта характера. Но меня ей не за что жалеть. Хотя..."
  
  "Ты думаешь, я не слышал, чем вы занимались в туалетной кабинке... - у Тома окончательно развязался язык. Так бывает перед истерикой или белой горячкой. - Плескани мне ещё... Милана стонала на весь аэропорт... Джек, как ты мог такое сделать? Ты же превращаешь её в шлюху!!!"
  
  "Я не политик, чтобы всего опасаться. Она была не против экстремального секса и у меня взыграли чресла, что тут особенного?! Она долго мне не давала, я кое-как перебивался с Сидни, но жена есть жена. Я буду настоящим козлом, если пойду на такой шаг без каких-либо оправданий. Пойми меня, Томи: я был ужасно голоден, мне нужна была женщина, которую..."
  
  "У тебя была Сидни... Мог бы с ней..."
  
  Я наполнил стаканы, и даже перелил, окончательно испачкав ткань. В доме было излишне жарко, от меня воняла потом и соляркой.
  
  "С Сидни я был от случая к случаю... Не дай Бог тебе найти такую супругу, у которой чердак сносит в то время, когда тебе хочется просто потрахаться. Сидни подкрадывалась ко мне манерами паучихи, и я держал её на расстоянии. Милана для меня особенная, к ней влечёт постоянно, но её болезнь..."
  
  Виски кончилось, я встал из-за стола, отвёл Тома в спальню, где он и захрапел. Надо выключить электрокотёл, в доме просто нечем дышать из-за перегрева. Кожа стала сухой и чесалась. Я вышел во двор, помочился у забора, сел в машину и уехал, виляя по улицам, пока не нашёл дорогу на Лас-Вегас.
  
  Я едва не уснул, ожидая, когда пройдёт грузовой поезд. Включил радио, играла задорная кантри-музыка. Постукивая пальцами по рулю, я запел в полголоса, сам себе улыбаясь как последний придурок. Как там Милана, я гадал, что ей скажут, когда она пройдёт полное обследование. Я не рвался, во что бы то ни стало заиметь детей, но без них мой род бы не продлился, а это уже личное преступление.
  
  Въехав в Вегас, я ощутил мощь улиц, набитых толпой. На Сент-Луис-авеню мне помахали рукой несколько афроамериканцев. Не приняв на грудь, я проехал бы мимо, но мне взбрело в голову разнообразить свои эмоции другими людьми. Их было пятеро, в кожаных куртках, шапочками всевозможных расцветок от зелёного до иссиня-чёрного.
  
  "Старина, подвези нас до "Атлантик-бара", о`кей? - обратился ко мне один из них.
  
  "А где это?" - пожал я плечами.
  
  "Мы покажем. Ну как?"
  
  Да садитесь уже, черти заморские. Я закурил, бросил опустевшую зажигалку в окно. Начал сыпать снежок, похожий на муку.
  
  "А ты откуда едешь?"
  
  "Из Литл-Кёртча. Слыхали?"
  
  Мне никто не ответил, но я на это не обратил внимание. В горле пересохло, я выбросил надоевшую сигарету.
  
  "К подружке едешь, не бойсь?" - сказал самый низкорослый, в зелёной шапочке. Я запомнил его родинку над губой. Большая такая, упитанная. Так и проситься под нож.
  
  "Подружка моя на том свете", - мрачно изрёк я и завернул на вторую улицу.
  
  "Вон там притормози, у плаката с утюгом. Пока", - они начали выходить из машины.
  
  Мне бы распрощаться с ними, но взыграло шофёрское самолюбие.
  
  "А расчёт?" - вякнул я и сверкнул взглядом. Проснувшийся лев, через которого переступили.
  
  "А не пошёл бы ты, сука?!" - было мне в ответ. Я едва открыл рот, но меня уже выкинули из "Форда-пикапа". Ноги стали превращать меня в фарш, адская боль пронзала мышцы и сосуды, в теле рвались нервные клетки. Я сжал зубы, но от удара по печени приоткрыл рот, и потерял несколько зубов.
  
  "Ну, что, чмо, мы в расчёте?" - они ржали как обдолбанные наркоманы. Да они, наверняка, и были ими: такая жестокость неподвластна не затуманенному опиатами мозгу. У меня болел весь организм, каждый его клочок взывал о милосердии. Но эти твари продолжали бить, добравшись и до головы. Последнее, что я услышал: моя машина развернулась и помчалась от того места, где меня забили до смерти. Я окончательно распрощался с этим миром. От такой адской боли сломался бы и кремний.
  
  Глава 14
  "Кто из людей жил - и не видел смерти, избавил душу свою от руки преисподней?"
  
  Мое месторасположение теперь - небо: зрелое, исходящая мыслями о вечности; такое близкое, что душа моя изнывает от жара других человеческих разумов.
  
  Мне, Джеку Свенсону теперь всё по барабану - деньги, секс, машины. Меня интересует теперь: когда я увижу Бога, и мне станет известно - Отец он или Мать.
  
  Ещё меня интересует та женщина, которую я оставил на земле - моя драгоценная жена, соперница моих чувств, в которую я осмеливался проливать столько своих соков. Мне ужасно скучно без неё, а небесный день так долго длиться.
  
  "Да лобзает он меня лобзанием уст своих, ибо ласки твои крепче вина", - и слышу, как Милана вспоминает обо мне, и эти воспоминания как мёд кормят меня.
  
  Мой гроб уже готовится опуститься в могилу. Тридцать семь человек смотрят на моё бездыханное тело, они трепещут от холода, и только Агнесс тихо улыбается, глаза её закрыты очками; Альберт держит её за руку. Я ехал к ней и меня забили до смерти. Грустная история, но такая обыденная. На свете есть только любовь и ненависть, они и управляют человечеством. Но ненависть выше любви.
  
  "Возлюбленный мой принадлежит мне, а я ему; он пасет меня между лилиями. Доколе день дышит прохладой, и убегают тени, возвратись, будь подобен серне или молодому оленю на расселинах гор".
  
  Я плачу по Литл-Кёртчу: там должна появиться моя возлюбленная. Нет, первым делом она окажется в Лас-Вегасе, там аэропорт, спа-салоны и рестораны, в которых она должна отдохнуть. Она теперь иная, в ней дышат горы и водопады, а раньше Милана была похожа на кладбище. Что меняет человека? Может быть, чужая боль. Мы начинает сострадать, берём в себя чужую боль, и мы разбухаем милосердием.
  
  "На ложе моём ночью искала я того, которого любит душа моя, искала его и не нашла его".
  
  Милая, я помню со всеми изюминками нашу первую брачную ночь. Луна была огромна; она вползала с ветром в нашу крохотную комнату, ложилась на кровать, у которой две ножки были поломаны и у меня всё не доходили руки отремонтировать её. Помнишь, я целовал твоё лоно, такое трепещущее, гладил твою попку, спина твоя выгибалась, но руки мои не уставали дарить тебе ласки. Счастлив тот мужчина, нашедший в женщине продолжение себя самого. Твоё лоно стало моим; твои груди - нежнейшие из самых нежных - были отданы мне. Вот это и есть счастье.
  
  "Встану же я, пойду по городу, по улицам и площадям, и буду искать того, которого любит душа моя; искала его и не нашла его".
  
  Ты изменилась, потому что в жизни твоей стало больше свободы. Ты снизошла до калеки, отдалась ему как последняя проститутка, но это и дало тебе свободу, о которой ты так мечтала. А что если у вас будет ребёнок? Ах, ты только ласкалась с ним? Я хохочу во всё горло: это только начало - ты ещё отдашься ему целиком, но станет ли твоё лоно его лоном? Сомневаюсь.
  
  "Но едва я отошла от стражей, как нашла того, которого любит душа моя, ухватилась за него, и не отпустила его в дом матери моей и во внутренние комнаты родительницы моей".
  
  Агнесс улыбается от того, что потрясена до глубины души моим убийством. Хочу ли я отмщения? Я хочу понять: за что? Это самый часто задаваемый вопрос человечества. Вопрос Иова. Все ждут ответа от Бога, но он молчит как самый суровый судья. А может он не знает ответа? Где твоё лоно, милая Милана? С кем ты будешь без меня? Как много вопросов. Меня распирает любопытством, словно я превращаюсь в задачник математика.
  
  "О, если бы ты был мне брат, сосавший груди матери моей! тогда я, встретив тебя на улице, целовала бы тебя, и меня не осуждали бы. Повела бы я тебя, привела бы тебя в дом матери моей. Ты учил бы меня, и я поила бы тебя ароматным вином, соком гранатовых яблок моих, левая рука его у меня под головою, а правая обнимает меня".
  
  Вижу, как скоблят мою кровь с дороги улицы. Работайте, ребята, но не проклинайте: такая стужа, что сжимаются яйца. Потом, через неделю у одной дворника удалять мизинец. У второго вылезет грыжа на позвоночнике. Да, задал же я работёнку благословенному американскому народу! Теперь, когда рядом со мной Сидни (она передаёт вам привет), я задумываюсь: а не остаться мне в чистилище подольше: осмотреться, обзавестись связями и т.д.
  
  "Положи меня, как печать, на сердце твоё, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы её - стрелы огненные; она пламень весьма сильный".
  
  Сидни сейчас наблюдает за одни человечком, ему осталось недолго жить Подготавливает к смерти, ведь все бояться её (смерти), прячутся за таблетками и опиумом, но жрут мяса, столько, что пучит животы и кишечники; пьют столько виски, сколько не выпьет верблюд. Сидни, ангел мой, бросай ты этого сердечника и поспеши ко мне! Секса не будет, зато получится разговор славный.
  
  "Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют её. Если бы кто давал всё богатство дома своего за любовь, то он бы был отвернут с презрением".
  
  Гробовщики "Ньюман и сыновья" уже опустили мой гроб. Тайна сия велика: уйти в землю, рождаясь из неё. Вот и Сидни рядом со мной. А там - Агнесс от помрачения сознания падает прямо в могилу, все кричат, но стоят на месте. Грязь в ногтях Агнесс, ноги пронзены иглами боли. Один из гробовщиков бросает верёвку, двое держат её и ужасно грязная мать Миланы выкарабкивается, злая и раненная судьбой в сердце. Скоро ли ей к нам, мне не известно.
  
  "Беги, возлюбленный мой; будь подобен серне или молодому оленю на горах бальзамических!"
  
  Агнесс уводят в кабинку, где есть вода и зеркало. Кто-то несёт ей одежду: комбинезон и шапочку. Том стоит вблизи, у пихты и кому-то звонит. Может, он говорит Милане, что меня уже нет. Пойдёт ли она к своему калеке, продолжиться ли их секс-безумие? Даю 1/4 - нет; но с кем она будет, кому родит наследника, с кем ночами будет упиваться любовью? Том? А, может разочарованный в стареющей Агнесс, Альберт перебежит к ней?
  
  "Жительница садов! товарищи внимают голосу твоему, дай и мне послушать его".
  
  Теперь надо мной памятник из чёрного гранита. Я улыбаюсь с фотографии, сделанной для водительских прав, в 2013 году. Улыбаюсь, что любил машины больше жизни. Однажды, я едва не перевернулся на гололёде в Спарксе, вышел на встречную полосу, но сработали отлично налаженные тормоза. Рассказываю Милане, а она молчит. Что тогда она думала об этом? Вот попаду в ад, там и узнаю, кипятясь в инквизиторском котле.
  
  "Я - стена, и сосцы у меня как башни; потому я буду в глазах его, как достигшая полноты".
  
  Милана, не спеши ко мне: мы разошлись навечно - здесь нельзя иметь двух жён. Я знаю, ты будешь счастлива, только поменьше делай ошибок. И помни: Белла Свон не зря являлась тебе - будущее тебя не разочарует. Всё только начинается.
  
  Глава 15
  Я возвращалась в родную Неваду, но уже не одна: со мной рядом сидел доктор Уэст, читал газету, но больше подрёмывал, шипя губами. Старый бэби наконец-то обзавёлся любимой игрушкой. Я смотрела на плазму под потолком салона, иногда гладила холодную руку Бенджамина, вспоминая наши любовные встречи.
  
  Мы прибыли в штаты ближе к обеду. Снег всё также пребывал на земле; начались холодные влажные ветра. Хотелось увидеть скорее Агнесс; там же, у неё, ждал нас Том, подхвативший простуду и кашлявший в телефон.
  
  "Ты уверена, что твоя мать захочет видеть меня?" - робко поинтересовался док, целуя мою руку, когда я надевала ему часы. Он катил в кресле рядом со мной к такси, был как ребёнок, ожидающий дорогой подарок.
  
  "Ну, мы же не о свадьбе будем говорить. Это всего лишь знакомство с моим лечащим врачом. Такие встречи миллион раз проходят каждую минуту во всём человечестве".
  
  "Скажи, почему ты пошла на близость со мной? Я ведь не могу тебе дать даже того, что дал тебе твой муж? Ты любила Джека?" - Бенджамин говорил как сквозь большое расстояние; я пребывала в своей иллюзии, и смутно разбирала его слова.
  
  "У меня была привязанность к Джеку; я скорее боялась потерять его, чем понять, что он за человек. Мы были вместе не год и не два, но во мне всё тот же страх быть одной. Я стремлюсь от этого освободиться, надеюсь, ты мне в этом поможешь", - я открыла дверцу такси, водитель помог доктору заехать в микроавтобус, специально предназначенный для инвалидов-колясочников.
  
  Мы направлялись в звёздный Лас-Вегас. В салоне пела Мадонна, таксист подпевал неуклюже, но с такой уверенностью в своём таланте, что я позавидовала такому усердию. Я думала о последних днях отца, о его капитале, помогающем Агнесс заводить любовников, играть в казино и посещать дорогие культовые рестораны. Отец разбаловал её, решила я; для меня много денег - обуза, для матери же это - пропускные билеты в особую жизнь, отгороженную от обывателей.
  
  ...Том встречал нас букетом анемонов. Он сказал мне, что красота моя разит его в самое сердце. Док потупился, на пожатие руки ответил холодным кивком головы. Агнесс вышла в фартуке; она пекла пирог - бывалое происшествие для её безделья. Она сразу же заявила, что Альберт бросил её, прихватив собой чемодан денег и россыпь драгоценностей. Его уже задержали копы, ведётся расследование. Я робко и невинно улыбнулась, мысленно проклиная Агнесс за доверчивость.
  
  Обед был королевским: утка, икра красная, вишнёвый пирог, всевозможные соленья и паштеты. После Мюнхена мой аппетит разросся до небывалых масштабов, и я изрядно прибавила килограммов: с 58 до 73.
  
  "Значит, док, Милана абсолютно здорова?", - в семнадцатый раз разродилась вопросом Агнесс.
  
  "Так, мэм".
  
  "Жаль, Джэк ушёл от нас так рано. Но я сомневаюсь, что он в тот роковой день направлялся к нам. Может, у него и ещё кто-то был".
  
  Я возмущённо вспыхнула краской на лице.
  
  "Мама, перестань! Сидни была его единственной слабостью. Подумай, как водителю лесовоза содержать десять любовниц?"
  
  "Но ведь содержат! Альберт признался мне, что нашёл ещё одну старуху, и она в свои шестьдесят выглядит на сорок!"
  
  Том приподнялся и налил всем вина. Руки его дрожали, он держался за бок и кряхтел. Во время встречи мать мне шепнула, что у нашего друга семьи обнаружили аденому в предстательной железе. Агнесс, театрально раскинув руки, сослалась на отвратительную привычку холостяков онанировать. Мог бы и найти женщину для тела, - с ледяным сарказмом произнесла тогда Агнесс, вешая моё пальто в прихожей.
  
  "Почему Бенджамин всё время молчит?" - Агнесс с вызовом посмотрела на меня.
  
  "Мама, ему неловко сразу вывернуть душу наружу. Доктора - народ закрытый. Всему своё время", - я была осторожна в словах.
  
  "Мэм, я теряюсь в большой компании".
  
  Агнесс рассмеялась, пригубив глоток вина.
  
  "Но нас и пяти человек нет!" - она встала из-за стола, и подбежала к Уэсту.
  
  "Признайтесь, док, вы ещё тот сорванец?" - голос Агнесс был вызывающе юмористичен.
  
  Мой доктор взглянул ей в глаза и промолчал. Вино закончилось, но пить уже не хотелось: полные желудки взывали к покою. Мы перешли в гостиный зал, включили джаз, Агнесс танцевала с Томом. Доктор сидел, прижавшись ко мне, я обняла его, несколько раз подула в ушко, забавляясь его смущением.
  
  "Вы подарите мне сегодня ночь любви?" - прошептал он мне.
  
  "В этом доме?"
  
  Бенджамин кивнул. Я обещала подумать. Секса мне хотелось прямо сейчас, под эту задорную игру саксофона, закрадывающуюся в самое нутро. Отец любил саксофон, играл на нём в студенческие годы. Работа отбирала много сил, увлечение забылось, но любовь к инструменту осталась и передалась по генам и мне. В Гарварде один из сокурсников играл на вечерних вечеринках, его игра была бесподобной - многие девушки плакали, пропитывая своими слезами носовые платки.
  
  В университете я изучала современную английскую литературу. Особенно мне был близок Ник Хорнби. Кинематографический стиль писателя приглянулся мне с первой главы. Я пробовала писать сама, осилила пару детективных рассказов, отправляла их в журналы, но всё затихло во мне, когда я повстречала Джека Свенсона. Я сейчас уверена, что имя моё могло бы значиться на обложках книг. Может, ещё не поздно, и меня ждёт слава, подобная Дорис Лессинг.
  
  Бенджамин прокрался в мою комнату почти на рассвете. Его тапочки были подобны шарканью ежа. Я включила бра, взглянула на время.
  
  "Я пришёл к тебе", - почти пропел док.
  
  "Тебе так не терпится трахнуть меня?"
  
  "Не трахнуть, а любить. Я не могу без тебя сосуществовать и минуты. пусть мы разные характером, но ведь многое нас и сближает".
  
  Он приподнял мою ночную рубашку, приложился губами к груди. Я погладила его по голове. Бенджамин был подобен безусому юноше, у которого страсть отключила разум. Что если в соседней комнате нас услышит Агнесс? она плохо спит по ночам.
  
  "Ты совершенство", - прошептал Бенджамин. Я усадила его на постель, чуть отстранилась.
  
  "Бендж, не надо, прошу тебя. Наши ошибки надо исправлять, я не люблю тебя".
  
  Доктор поднялся и ушёл, не закрывая дверь. Я уже больше не уснула. мне было ужасно неловко вести себя как гимназистка, но какая любовь может быть между абсолютно разными людьми: мне нравятся сильные и уверенные мужчины, а Бенджамин в этот список не входил. И уже не войдёт.
  
  Доктор уехал в аэропорт в полдень. Агнесс радовалась и не пыталась это скрыть. Мои веки припухли, лицо выражало усталость. Но я расставила все точки над i. Я была уверенно, что поступила правильно. Я уснула после обеда. Мне снилось, как Белла Свон вела под руку Айка. Они направлялись ко мне, бескрайнее море тюльпанов колыхалось под их ногами. Я стояла у оврага, смотрела на них и улыбалась. Счастье.
  
  Глава 16
  Утро началось не с кофе, а с назиданий Агнесс: мол, где твоя личная жизнь, где толпящиеся друг против друга ухажёры? Я молчала, насупившись как злая кикимора. Мама часто взбиралась в душу подобно пауку, и от этих поползновений оставались шрамы.
  
  "Ты куда-то собралась?" - вытаращила глаза Агнесс, увидев, как я оделась также спешно, как не любила делать никогда.
  
  "Съезжу на рынок", - сказала я как можно невинным тоном.
  
  "И что ты там забыла?" - Агнесс стояла у двери в позе защитника крепости. Я улыбнулась.
  
  "Хочу купить диски кино. Должна же я как-то выйти из всей этой катавасии. Бенджамин хлопнул дверьми, ты этому несказанно рада, мне же приходится зализывать раны", - я открыла дверь и вышла, не дожидаясь ответа от мамы. Такси уже ожидало, пронзительно гудя. Я села на переднее сидение, уйдя в свои думы. Я вспоминала Айка, его мощную фигуру и ту романтику, которую он подарил мне в виде фантазии.
  
  На рынке было не протолкаться: целая стая цыган кричала как умалишённые; один старик упал, споткнувшись об ногу девочки-подростка; шла бойкая торговля пиротехникой.
  
  Я нашла то место, где когда-то увидела Айка, но оно пустовало. Айк стал бы для меня спасательным кругом, хотя наше общение не продлилось и пары минут. Этот мужчина выглядел на все 100%, и я бы накинула ещё парочку от себя за те изумительные глаза, которые согревали мне сердце до сего дня.
  
  Позвонила неугомонная Агнесс.
  
  "Милана, ты хочешь, чтобы я испекла для тебя кекс с орехами?" - голос её был как из трубы.
  
  "Да, мама, очень хочу", - мой равнодушный голос не понравился даже мне самой, а для Агнесс он был самой любезностью. Интересно, займёт ли кто место Альберта? А вдруг она начнёт роман с Томом - они мило общаются и понимают друг друга с полуслова. Том такой хитрюга, кто ему нравиться - никак не понять. Возможно, он без ума от женщин 55+.
  
  Телефон выключился, я вздохнула свободнее. Где же искать Айка? А может, он уехал из нашего городка, укатил в поисках лучшей доли - постой на этом рынке, когда на дворе -23! А что я, собственно говоря, хочу от его персоны? Секса! Я хочу ни в чём не отставать от своего мужа. Если Джеку позволено было реализовывать все свои мечты, почему мне не реализовать их с этим парнем, милым ковбоем, закравшимся в мой ум шедевром красоты?
  
  Походив по торговым местам, я остановилась у прилавка с детскими игрушками. Лодочки, жирафы, уточки, слоники, бегемоты... В детстве у меня не было такой красоты! Я задала вопрос продавцу: куда делся Айк, ну такой крепыш, с чудесным взглядом Зевса?
  
  "Он теперь работает поваром в китайском ресторане на окраине. Он восхитительно готовит, пальчики оближешь! Если сделает стейк, вы не нарадуетесь его вкусу",- продавец облизал пальцы, усмехаясь в свои обширные усы, закрученные по краям. Я отблагодарила его воздушным поцелуем.
  
  Ресторан был вызывающе красивым зданием. Я осторожно поднялась по скользким ступенькам, нажала на звонок, дверь открыл чернокожий швейцар. Поприветствовал меня с теплотой, очень мне необходимой, ведь я очень волновалась, не зная чего мне ожидать от встречи с Айком.
  
  Я села за столик у камина, тут же подлетел официант.
  
  "Что изволите, миссис..."
  
  "Милана", - назвалась я, положив руки на столик.
  
  Я заказала тот самый стейк, вспомнив слова рыночного продавца. Через двадцать минут стейк исходил запахом прелестного мяса, нежного, сочного, такого вкусного, что я прикрыла глаза в восторге. Волнение моё улеглось, мне захотелось коньяка, я попросила его принести, чуть-чуть.
  
  "Да, скажите, когда будет свободен повар по имени Айк?" - набравшись смелости, задала я вопрос.
  
  "Я передам ему вашу просьбу. Приятного аппетита, миссис Милана!" - официант удалился с превосходящей расторопностью.
  
  Да, от такой порции мяса я поправлюсь во все бока! Я люблю молоко, кисель и папоротник, но мяса я ела мало. В кухне я разбиралась на отлично, как истая домохозяйка. Джеку оказалось этого мало - в Сидни он нашёл если не повариху, то прекрасную замену мне. Теперь я осознала, каким же козлом он был! Если ты живёшь с женщиной, для которой ты всё, нужно пораскинуть мозгами - что ты можешь предложить ей, кроме любовницы?
  
  Айк был прекрасен во всём белом. Красивый образец великолепия.
  
  "Привет", - сказал он мне, широко улыбнувшись.
  
  "Привет, Айк. Я всё время думала о тебе", - проникновенно прошептала я, вставая. Он поцеловал мне руку. Всё же он недоумевал, когда мы познакомились.
  
  "Мы разговаривали на рынке, ты продавал запчасти. Надеюсь, я запомнилась тебе".
  
  Парень усадил меня, сел напротив, положив подбородок на руки.
  
  "Я помню вас. Можно на "ты"?... Как ты добиваешься выглядеть так восхитительно?" - Айк продолжал улыбаться, разглядывая меня с огромным интересом. Нос с горбинкой, волевой подбородок, длинные курчавые волосы. Это была картина мужчины -мачо: совершенный американец - мечта любой домохозяйки, не пропускающей ни одного ток-шоу.
  
  "Природа. Я любила читать Чарльза Дарвина в детстве. Наверное, не зря," -юмор мой очень понравился Айку.
  
  "Что ты желала бы, чтобы я сделал прямо сегодня?"
  
  "Я хочу, чтобы ты любил меня всю ночь".
  
  "Разве ты не замужем?" - он выглядел удивлённым.
  
  "Джека убили, - с болью произнесла я и добавила про Сидни.
  
  Айк молчал, глядя куда-то в сторону. Он был задумчив, предельно собран.
  
  "Я готов быть с тобой, ты мне нравишься. Я уверен, мы прекрасно проведём время", - и он ушёл, оставив после себя чудесный запах мужского лосьона.
  
  Через три часа я готовила ужин в доме Айка. Омлет был очень кстати в эти вечерние полнолунные дни. Как и его объятия, как и его поцелуи по всему телу. Айк любил меня с такой жадностью, тело моё горело огнём, пылало страстью. Мы живём только раз. Мы любим только раз. Айк, я создана, чтобы ты любил меня как в первый и последний раз. Подари мне оргазм, пусть едва не умру, но я пойму, что я нужна тебе.
  
  Прости, Джек, но ты сам виноват. Я была тебе верна до тех пор, пока не осознала всю степень твоей вины. У тебя есть Сидни, у меня есть Айк.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"