Аннотация: В повести рассказываеися о сплаве автора и его друзей по алтайской горной рекеКурчум и встречах, которые там произошли.
А.Н.СУТУГИН
КУРЧУМ
Странные мысли лезут в голову после насущного хлеба:
о вещем смысле и о себе неповторимо бедном.
Когда я и мальчишки моего поколения жили своими незамыс ловатыми делами и мечтами, двухтысячный год для нас был в космическом далеке.
Теперь он стал реальностью и даже недалеким прошлым.
Мы родились при керосиновых лампах, примитивных самолетах и грохочущих трамваях. "Путешествие на Луну" Жуля Верна во времена нашей юности было несбыточной фантастикой. Но время стремительно двигалось вперед, развивая умы и двигая науку. Мы дожили до телевизора, реактивных самолетов, высадки человека на Луну и возвращения его на Землю.
В последние годы двадцатого века наука и техника взяли такой разбег, что представить себе будущее цивилизации уже через какие-то десять лет не достает никакой фантазии. Самым трудным теперь оказалось то, что было прежде легким - вырастить хлеб, скот, фрукты и создать изобилие. Три четверти человечества голодают, а одна скучает от довольства и скуки.
Гамлетовский вопрос "Быть или не быть?" всё чаще воспринимается моими современниками, как "Есть или не есть?" или "Пить или не пить?".
Население земли живет, как и прежде: всегда в пещерной вражде к инакомыслию и абсолютном непонимании того, что оно может натворить. Миром управляют не праведные правители, а честолюбцы. Они постоянно совершают непоправимые ошибки, от которых страдает простой народ.
И все же, не смотря на это, жизнь идет вперед.
Наши дети во многом обгоняют нас. Они отбрасывают нашу идеологию, как ненужный хлам. Но, как и мы, в конечном счете, они хотят рожать детей, хотят мира и благополучия. Они будут работать, будут любить и страдать, будут создавать новые машины и совершать новые полеты. У них будут свои герои и свои предатели. У них будут свои ошибки и свои достижения.
Если мир не взлетит на воздух, новый век ознаменуется неведомыми открытиями. Люди, в конце концов, победят и рак, и СПИД, они будут не только видеть, но и чувствовать друг друга по телефону, ходить в немыслимых одеждах, есть неизвестную нам пищу...
Вот странно - мы едим и пьём - а жизнь все равно уходит из нас. Что останется после меня? Почесав затылок, я улыбаюсь и поддакиваю памяти, которая услужливо подносит мне:
Что останется после меня?
Цветы - весной,
Кукушка - летом,
Чистый и холодный снег - зимой.
Будущая техника, несомненно, уйдет ещё дальше вперед, но, возможно, этот процесс в чем-то даже обеднит людей. Всё меньше времени и эмоций будет оставаться у человека для восходов и закатов, для поэзии и осмысления прожитого.
Люди еще более индивидуализируются, погрузятся в свои дела и совсем перестанут слышать друг друга. А может быть, напротив, наступит время понимать чудаков и создавать им условия творческого развития.
Возможно, синтетика совершенно вытеснит натуральную шерсть, а любимое мной мясо будут производить не из животных, а исключительно из нефти и газа.
Жизнь, подчас, наполняется любовью до краев, после чего все переворачивается вверх дном.
Вполне вероятно, что будущее молодое поколение уже на десятом году жизни будет "точно" знать, как поступать, кто чего стоит и, какая чепуха написана на этих листочках. А в двадцать лет ей уже некогда будет читать стихи, надоест вести интеллектуально-светские беседы. Все может быть.
Все может измениться, всё - кроме человеческих отношений.
Какие бы "умники" нами ни правили, каким бы ни был государственный строй, человеческие связи останутся прежними.
Эти процессы закодированы природой. Если для нас даже год - кусок жизни, за который может измениться почти все, то для них любая сотня другая лет всего лишь ничтожный миг.
Интересно, будут ли к тому времени меньше пить? Проблема эта на Руси потребует не меньших усилий, чем канувшие в лета гигантские "стройки" коммунизма.
Масса нерешенных вопросов плывет от нас в наступивший двадцать первый век. Это наше время породило и поставило перед ним совершенно неожиданные глобальные проблемы: перенасыщение вооружением, экологию, аллергии, СПИД, возможность перенаселения планеты и так далее...
Смерть - закономерный итог жизни человека. Но не человечества. И нам из нашей жизни и даже из нашей смерти хочется помочь только начинающим жить и даже ещё не родившимся поколениям.
Как это сделать? Как соткать ниточку, за которую мы и они будут подавать друг другу сигналы напутствий и накопленного опыта?
Мы желаем им счастья. Но мы знаем, что жизнь состоит из девяноста процентов труда и горя. Хватит ли у них сил уменьшить этот процент?
Станут ли для них хоть в малой степени опорой наши достижения и наши ошибки?
Вы не замечали, что, преодолев барьер в шестьдесят и более лет, становится как-то грустно жить? Словно появляются первые признаки старческого одиночества, которого не избежать никому. Появляются признаки усталости от прожитой жизни. Это даже интересно.
В пробуждении ото сна все чаще появляется тот смысл, что надо время от времени и ужинать и отдыхать после обеда. Для наполнения времени всё чаще становятся полезны пустяки.
Мы привыкаем к мысли, что любим жить, желаем увидеть что-то еще, на что-то надеемся, верим, что кому-то нужны, но вдруг обнаруживаем, что шестеренки дней крутятся зачастую впустую.
Я знаю немало людей, которые, по крайней мере, внешне, не терзают себя подведением итогов. Они до глубокой старости копошатся, тешат самолюбие, что-то собирают... Или так только кажется со стороны?
У каждого поколения свои ценности, а преемственности почти никакой. Чуть остановился, призадумался, а вокруг уже новые вкусы, другая эстетика, иные люди. Всеобщая гонка и спешка. Оглянуться некогда и незачем. К тому же на это нужны дополнительные усилия, а большинство населения планеты лентяи.
Мой народ, не успев как следует сообразить, что к чему, решил жить по-капиталистически. Признаюсь, и я несколько лет честно старался стать буржуем. У меня сначала даже что-то получалось. Но жизнь стремительно двигалась вперёд, делая немыслимые зигзаги, создавая глубокие ямы и колдобины, и я вдруг понял, что делаю чего-то не то, совершенно не то, ради чего мама меня родила.
Что происходит вокруг?
Я отчетливо осознавал, что я уже не я, а какая-то шахматная фигура, которую двигают вперед с целью пожертвовать, чтобы победить.
Куда себя в жизни девать, я толком сообразить так и не сумел.
Именно это обстоятельство заставляло глядеть в даль, не моргая, пока не подошло пенсионное время, и я выпал в осадок из рвущейся в неизвестное реальной действительности. Чья-то невидимая здоровенная ручища схватила меня за грудки и швырнула в пропасть.
Все мы после шестидесяти становимся страшно нервными и раздражительными. В этой нервотрепке все ещё стараемся воспитывать детей, которые уже выросли и стали самостоятельными, имеющими уже своих детей - наших внуков.
Последние, по нашим наблюдениям, растут болезненными, алергичными слабаками. Они так спешат развлекаться, так не любят читать книги и слушать наших советов, словно чувствуют свои малые силы. Они не растут на природе, не окружены заботами своих родителей, вечно занятых своими делами. Вокруг них - помойки, в семьях ссоры, в школах - фальшь. До предков ли им?
Сознаю, что рановато запел старческие песни, хотя мне уже шестьдесят семь. Но это уже не сорок семь и даже не пятьдесят семь.
Пусть так, но все ещё хочется поспорить, кому-то помочь, чего-то добиться.
Я все ещё хочу смотреть в окно и видеть мир в радужных красках, ведь он такой и есть на самом деле этот мир. Хочу, чтобы все было как в детстве. Хочу удивляться и радоваться ерунде. Хочу мечтать о прекрасном и далеком. Хочу верить, что все люди добрые.
Я много чего хочу.
Я пытаюсь выскочить из себя, но остаться собой. Я беспокоюсь о покое, и постоянно размышляю: Ты не хочешь то, во что веришь. Ты хочешь то, во что не веришь. Зачем же ты хочешь то, во что ты не веришь?
Ты хочешь помыслить то, что невозможно помыслить. Ты не можешь помыслить то, что невозможно помыслить. Но, если помыслить можно все, то, что ты хочешь помыслить?
Ты хочешь помыслить отсутствие собственной мысли в неотвязном кругу мышления. И ты хочешь помыслить это так, чтобы это невозможно было помыслить. Похоже, ты хочешь невозможности.
Зачем тебе невозможность?
Ради очищения себя от хрупкого счастья достижимого. Ради удержания себя в холодной чистоте недосягаемости. Ради преодоления мира.
Однако нужно откровенно признаться, что заниматься тем, что всегда было легко, становится все труднее.
Свободного времени становится всё больше, а оставшихся сроков на делание полезного и существенного - всё меньше.
Мы живем на пенсии. И от ясного осмысления этого факта уходит из жизни радость. Мы знаем, что радости больше не прибавится никогда, хотя бы потому, что сил будет ещё меньше.
В чем же тогда душе искать успокоение?
В мире с близкими.
В чистой совести.
В достижении малых целей.
Нужно учиться радоваться всему, даже самому малому. Но сколько препятствий на этом пути! Неудачи, придирки к близким, дурное настроение, болезни, наконец.
Как все это уравновесить? Вопрос не из самых простых.
Вот и пришла снова зима. Снег, тусклое солнце, небольшой мороз. Казалось бы, бери лыжи и дуй кататься. Так нет - кататься не хочется, хочется спокойно посидеть, посмотреть телевизор, помыслить о сути жизни. А просидишь день у телевизора, подышишь квартирной пылью и начинаешь сожалеть о том, что не катаешься на лыжах.
И так каждый день.
Сидишь дома без дела - переживаешь, гуляешь - тоже мучаешься, что понапрасну уходит драгоценное и ничем невосполнимое время. Что-нибудь мастеришь, пишешь, одолевают сомнения - кому это надо? Или я осужден на тоску и сомнения?
Люди? Начинаешь понимать скрытные пружины их поведения, а глубже лезть, анализировать, ума не хватает.
За весной неизбежно последует весна.
Весна - вовсе не пора любви, как учат в школе. Возможно, так и было когда-то, когда люди понимали птичий язык и вообще были проще. Зимой - грелись, летом - вязали снопы и собак, весной - влюблялись. Безмозглая жизненная сила, увлекающая птиц от южного благополучия в сырые леса, у людей рвалась то наружу, то вовнутрь.
Но с тех пор, как поэты завладели миром, а было это в благодатном конце восемнадцатого века, в моду вошли грусть, тоска, разочарованность и уныние. Это самые зоркие поняли, что идти дальше некуда. Пусть человеку были еще недоступны звезды, и не знал он радости полета, но когда выяснилось, что тоска в Америке ничем не отличается от европейской, стало ясно, что от себя не убежать. Мы стали безразличием встречать летние плоды жизни, зато временная гибель надоевшего мира осенью для нас внезапно стала блаженством, "очей очарованьем".
Весна, как обновление природы, по справедливости вызывает в нас вспышку скепсиса, поскольку обновление-то мнимое: те же зайцы, только в профиль. Всё известно наперед. Лист еще только распускается, а мы уже видим, как он облетит.
Скука томит, не знаешь, за что взяться.
На книги, которых у меня масса, смотрится с тоской, не хочется читать. Разве что детективы, которые прочитал и забыл почти мгновенно. Эта писанина, хотя и весьма увлекательна, но новых мыслей не прибавляет.
Чем же жить дальше? И как?
Или все оттого, что "все" достигнуто и прожито?
Что-то надо всё-таки менять. Может быть отношения с людьми? Так ведь и на них тоже есть свой шаблон. Не поймут, если придешь не с теми речами, которых от тебя ждут.
Мы не живем в пустоте. Каждым своим шагом мы кому-то наступаем на ногу и пересекаем дорогу. Враги, конкуренты, против которых или наперерез которым мы строим свои планы - не абстрактные исчадия ада, а похожие на нас люди.
Враги ничуть не хуже нас в том смысле, что каждый день тоже ходят на работу, знают своё дело и привыкли добиваться своих целей. Когда вы проводите совещание и обмозговываете чудесный план, они заняты тем же самым. Только у них в перекрестье - вы.
Остаются поверхностные отношения, связи по касательной, от которых тоска в душе еще злее. Формальное поздравление к празднику, подарочек. Без души, без внутренней связи. Противно, хотя многим именно это и требуется. У каждого свои проблемы. А у меня их все меньше.
Поэтому довольно странно пребывать в уверенности, что всякая поставленная цель должна быть достигнута. Цели вообще не достигают - их поражают.
Странно получается.
- Спаси меня моя работа.- слышал я где-то.
А где же моя, в которую - без оглядки, как в омут?
Она в воспоминаниях и былых переживаниях. Она в старых замызганных страничках записных книжек и выцветших от времени фотографиях. Она в редких, но от этого ещё более ценных звонках старых друзей и знакомых, тех которые не забыли тебя, и не забыл ты сам.
Мне греют душу воспоминания о самых разных виденных мною в жизни событиях и картинах.
Дневник, который сохранил в себе яркие и шумные образы, голубой ветерок воспоминаний, ангельское пенье кузнечиков и шелест травы, белые нежные облака.
Иногда перед сном хорошо откупоривать эти маленькие кубики с запахами цветов, моря, с таинственными видами и удивительными звуками.
А в ответ на тупой вопрос: А для чего мы живем? - посмеиваться в несуществующие пшеничные усы и отвечать самому себе.- Для того чтобы помнить...
Помнить о бархатной, неожиданно твердой спинке шмеля, приходящего в себя после зимнего холодного подземелья в первый горячий весенний день, такого слабого, что я не осмеливался к нему прикоснуться.
О теплой мягкой морде среднеазиатского ослика в Душанбе, один вид которого всегда вызывал у меня состояние дурацкого восторга.
О внезапном голубом проблеске синичек-лазоревок на кормушке подвешенной к ветке дерева.
О розовой, подернутой пепельным дымком перелетной стае снегирей, окутавшей большой куст перед домом в конце ноября, или о золотых глазах и тонкой гладкой коже зеленой лягушки, спокойно сидящей, как в сказке, на ладони Шурика-рыжего, большого любителя и знатока природы, давшего мне первые уроки любви и уважения ко всему живому.
Один мой приятель, когда ему было семнадцать лет, запальчиво заявил.- У нас целая жизнь впереди. Мы мир поймем и преобразуем! Не сомневайся!
Ан, нет! Пришло время сомнений. В те свои семнадцать я тоже не сомневался, что для устранения нелепостей, которые стал уже замечать, достаточно объяснить людям истину, как я ее понимаю, и все сразу же перестанут делать глупости.
До сих пор не могу целиком отделаться от мысли, что мои усилия могут в мире что-то изменить. Наивная глупость.
Я страстно искал истину, копаясь в книгах, заглядывая в рот всем умным людям, с которыми мне довелось встречаться. Я долго надеялся, что они эту истину знают, если занимаются своими умными делами. Увы, этой всеобщей облагораживающей истины ни в книгах, ни в среде этих людей я не обнаружил.
Жизнь не стоит на месте. В сфере потребностей человека она быстро развивается. Рычат тысячи машин, светятся экраны телевизоров, летят космические корабли. Все расплодилось в немыслимо короткий срок, за двадцать пять - тридцать лет. Есть даже соблазн этим гордиться. Но разве о таком преобразовании вечно мечтает человек? Цивилизация лишь углубляет суету, а человеку нужна гармония отношений. Только тогда жизнь станет воплощением идеалов искусства.
Если представить на миг, что такое возможно, нарисуется прекрасная картинка: прекратились войны, правительства перестали подозревать друг друга в вероломстве, прекратилось пьянство и преступления, наступила благодать в семьях, и кругом растут гармонично развитые личности.
Идиллия просто устрашающая. Такая жизнь не только не достижима, но, пожалуй, и не нужна, ибо противоречия и являются двигателем развития.
Все будет идти, как шло веками. Вечны на свете прагматики, как вечны и идеалисты.
Значит, нам остается примириться с ходом событий и находить в нем свои маленькие радости, способные украсить нашу жизнь?
Безрадостная перспектива.
Мы сами сеем в себе зерно сомнения, а потом усердно ищем его всходы.
В то время как в одном конце Америки женщины объединяются в партию за то, чтобы мужчины писали только сидя потому, что якобы иначе, летит много брызг. На другом её конце другие Американские леди изобретают всякие хитроумные вороночки, что бы самим делать это стоя.
А это значит, что Российская дума на своем внеочередном заседании вскоре тоже будет долго обсуждать эту проблему и, в конце концов, примет судьбоносное обращение к людям планеты, в котором категорически заявит, что Россия на этот раз не пойдет на поводу у Запада и не допустит попрания исконно-российских демократических свобод. В России, как и прежде, будет разрешено отправление естественных надобностей в любом месте и из любых позиций, включая положение лежа и положение, стоя на одном колене.
Наша Дума потому и есть дума. Ей делать больше нечего, кроме того, как обсуждение вопросов о справлении естественных потребностей. Слабые всегда дерутся языком.
Дума думает, а народ вкалывает в поте лица.
Люди снашиваются, как детали механизма, выплевываются на старости лет на обочины общества, так и не изведав радости. Не первое поколение наших людей умирает со страхом за будущее своих детей.
Это просто какое-то издевательство. За что бы мы ни принимались, какие бы благие планы ни строили, все у нас кончается крахом.
Создавали на селе поселки городского типа и развалили крестьянский уклад.
Отбирали коров в общественное стадо и добились таки того, что коровы передохли. Не допускали к себе иностранного капитала и отстали навечно от побежденных нами стран. На всех перекрестках трубили социалистическую идею, и пришли к полному неверию в нее. Какой уж тут оптимизм...
Что же остается "маленькому" человеку? Только он сам. Его душа, его мысли и чувства. Они бесценны, хотя и никому не нужны.
Под старость человек приходит к одиночеству. И если рядом есть тот, кому дорог его внутренний мир, это уже счастье. Но у многих ли есть рядом родная душа?
Вот тебе и идеалы молодости, вот тебе "поймем и преобразим".
Из краха надежд рождаются пьянство и ложь. А причины краха социальны.
В жизни нет гармонии искусства и жизни. Легче разве только тем, кто способен спрятаться от себя - в веру, в беспамятство, в алкоголь. Но бездна развертывается перед человеком, когда он остается наедине.
Правда, природа устроена очень гуманно: с возрастом многое теряет остроту. Но что-то, напротив, обостряется и не дает спать по ночам.
Я отношу себя к счастливым людям: не развалил семью, нахожу утешение в бумагах, меня до сих пор интересуют люди.
Но сколько уже образовалось прорех в этом счастье!
Работа не доставляет былой радости, в медицину не верю. Понимаю, что мои бумаги и картинки тоже никому не нужны.
Зачем жил - не знаю. Что-то делал, страдал, учился и учил, а к чему - как горьковский Барон - не знаю.
Говорят, все не напрасно, но это слабое утешение.
Смерть не пугает - процесс естественный. Но вот подведение итогов... Люди не любят этим заниматься. И верно - чужим опытом умен не станешь. Правда, глупо, что и ошибки из поколения в поколение одни и те же. В отношениях с тещами, например, нет прогресса.
В какой-то популярной медицинской статейке я прочел, что человеческий организм полностью обновляется несколько раз в течение жизни, причем по частям: легкие, например, перерождаются за восемь лет, кости - ненамного дольше, а слизистая оболочка желудка и пищевода - вообще за неделю. Точные цифры сейчас не помню, но с уверенностью могу сказать, что за каждые прожитые им пятнадцать лет человек меняется полностью.
Поэтому все мы немножко инопланетяне, каждый из нас помаленьку раздолбай, всякий чуть-чуть обыватель.
Зачем я все-таки пришел в этот мир?
Утомленное философствование не дает ответа.
Понаблюдать? Сконцентрироваться редко когда удается. Параноидальное бумажное искусство бедно смыслом. Многословие и обыденность - вот все, что возникает в серой каше, а рука переносит это на многострадальную бумагу. По пути это окутывается в завуалированную оригинальность.
Может поискать ответ во снах? Все-таки там всегда присутствует некая мистическая ночная дымка, принесенные тайные образы.
Так зачем же все-таки я родился на свет?
Ну-ка, угрюмо сгорблюсь и начну озираться по сторонам, шевеля, пока еще своей, естественной, а не тяжелой вставной челюстью.
Может быть, в этом смысл?
А если руки в карманы?
Но, так или иначе, надо жить. Надо чего-то желать, к чему-то стремиться. Даже, если наши поступки кажутся окружающим странными. Это наше самовыражение. Без этого внутренний крах неизбежен. А потому мне всё так же, как и в молодости, хотелось бы проехать на велосипеде до Владивостока и пересечь Тихий океан на лодке. Но, увы...
В объятьях тёплых воспоминаний
Опять молодеет душа,
По лестнице встреч - расставаний
Мы мчимся куда-то спеша.
И глядя в ушедшие годы,
Пред самым закрытьем дверей
Нам даже былые невзгоды
Дороже утрат и потерь.
Так бывает: картинки былого рисуя,
Почему-то порой не найти нужных слов.
Что-то главное вспомнить никак не могу я,
И жалею, что мало так вел дневников.
Передо мной на столе снова лежат побуревшие от времени, но всё ещё хранящие в своих складках и сгибах страниц тонкую дорожную пыль, записные книжки.
Затёртые листочки с торопливыми и неразборчивыми записями, сделанными то шариковой ручкой, то карандашом, с каплями пота и ещё не выцветшими до конца следами крови от раздавленных комаров и мошки - неудачливых свидетелей моих приключений по парной от зноя алтайской тайге.
Кому-то покажется, что эта записная книжечка ни о чем, но это не так. Она о любви, которая приходит раз и на всю жизнь, о пути, который никогда не пройти, о цели, которую никогда не достичь.
Слов в книжке много. Они всякие: короткие и длинные, меткие и некстати, резкие и нежные, поверхностные и со смыслом. Но как их не переставляй и не заменяй на другие - главного ими все равно не высказать. Потому, что главное у меня в груди, и оно бессловесное, его можно только нечаянно ощутить и обрадоваться.
В этих листочках заключена моя прошедшая жизнь и память, часто в коротеньких и отрывистых, иногда недописанных фразах.
От этого всё то, что раньше было ясным и понятным, теперь становится загадочным и многозначным.
И теперь, когда я пытаюсь разобраться в них, мне остаётся только сожалеть о том, что в те далёкие дни мы почти не делали фотографий, которые сейчас очень бы помогли в восстановлении виденного и пережитого на маршрутах.
В этих пожелтевших и потёртых страничках заключена жизнь, полная и насыщенная людьми и событиями, ощущениями близости природы, соприкосновениями со здоровым отдыхом и покоем после удачно преодолённых трудностей.
Жадно впитает земля робко упавшую влагу.
Сильный ветра порыв рвет облаков белых клочья.
Так обратятся все дни в полузабытую сагу,
И соберутся опять темной бессонною ночью.
Тогда у окна, в бисер звезд кутаясь, взгляд твой отыщет
В Вечность сбегающий след каждой прошедшей минуты,
Все убегает туда... все убегает - ты нищий,
Воссоздающий в себе памяти крепкие путы...
=========================
Правда, как спирт. Её нельзя употреблять в чистом виде.
Чтобы правду можно было принимать в удовольствие,
её нужно чуть - чуть разбавлять.
Закончилось лето 1986 года. Для меня оно было суматошным и весьма трудным: командировки, совещания, отчеты о состоянии дел и планах у министра и его замов. За долгие рабочие годы я так и не смог принять и освоить совет, что к важным делам нужно относиться легко, и, наоборот, к лёгким делам нужно относиться серьёзно!
Все три летних месяца я вертелся словно белка в колесе. Об отпуске не могло быть и речи. Хотя хотелось, очень хотелось сбежать от всей этой деловой суеты, куда ни будь подальше в тайгу, на шумную и вольную реку к зверью и птицам.
Наступил сентябрь, а ничего конкретного не предвиделось. Моя походная команда после гибели на Гонаме Бориса Здорика - Командора развалилась. Челябинцы все еще переживали недавнюю трагедию, и ушли в глубокое подполье, а Москвичи тоже занимались садово-огородными и прочими делами и, похоже, ни о каких походах даже не думали.
После тридцати новые друзья, как правило, не заводятся, а старые только теряются. Это - древняя истина. Но, к счастью, у любого грустного правила всегда находятся радостные исключения.
У каждого своя Заяабари.
У бурятских шаманистов это мудреное для нас словцо означает судьбу, рок. Заяабари - это действие верховной божественной сущности Хухэ Мунхэ Тэнгри - Вечно Синего Неба. Все, что с нами происходит значимого в жизни, по глубокому убеждению мудрых бурятов - это Заяабари. Рождение и смерть, то, зачем и почему мы живем - это тоже Заяабари. Заяабари непостижимо, оно указывает нам путь, конца которому нет. Заяабари - это странствие, путь без цели, путь любви, путь в небеса.
Но до небес было далеко, а окружал меня своими стенами каменный город. Мегаполис, мать его...
Конструкция Мегаполиса ужасна и чудовищна. Он состоит из огромного количества стен, которыми мы отгораживаемся друг от друга, проявляя свою природную тягу к уединению. Но не можем с этим полностью согласиться, чтобы не испугаться. Поэтому мы уверенно чувствуем себя только тогда, когда за стенкой находится сосед, от которого отгородились и которого чаще всего не знаем и не любим. В лучшем случае мы равнодушны к нему.
Да, мы знать не хотим соседей, но боимся оказаться без них. Сосед испытывает к нам ответное чувство, которое тем самым усиливается и как объединяющее свойство заставляет нас жить по этим правилам. Это ужасная зараза.
Я уже ни на что не надеялся, когда вечером раздался звонок, и в трубке телефона послышался голос Ряши.- Привет! Как дела житейские? Ну и жизнь! Не понос, так золотуха! В отпуске был? Нет? Тогда есть предложение совершить приключение.
Я ответил, что в отпуске не был, что согласен насчет поноса и золотухи, и что ехать готов хоть завтра.
- Что, едем на этот раз вдвоем? А куда?- спросил я.
- Зачем вдвоем. Есть третий. Отличный парень: сильный, пьющий, стреляющий, в чем-то даже красивый.
--
Что, вроде тебя?
--
Скажешь тоже,- обиделся Ряша.- Лучше меня в природе не бывает. Но этот тоже хорош. Зовут Сашка, Фамилия - Борейко. Начальник! Командует протокольным отделом в Управлении по международным связям в нашем Газпроме. Понял!?
--
Понял. А поедем-то куда?
--
Оленек и Дянышку нам не осилить, так что есть настойчивое предложение поехать на Алтай. Есть там одна речка приличная. Курчум называется. Тем более что мы в этих краях ещё не бывали. Согласен?
- Надо подумать.
- Ну, думай, думай. Только не долго.
Телефон замолчал, а я сидел рядом с ним и мысленно представлял себе Алтай и всё, что я о нем знал.
Я представил себе космический корабль, который неподвижно висит над поворачивающейся под ним Землей. Вот океан, редкие пятнышки островов, мелкая и суетливо изрезанная Европа и, наконец, внизу проплыла Сибирь. Она плыла неторопливо, величаво и бесконечно. С севера на юг плоские равнины её сменяются горами, и вот в поле зрения появился Алтай. Огромная горная страна таинственная, как вся Азия, суровая и всегда притягательная...
Его молчаливые горы подавляют взгляд наблюдателя своей первобытной силой, спокойствием и древностью.
Я отчетливо представил себе, как в провалах между вершинами небольшие ледники сползают в кар - огромную или совсем не большую котловину под гребешком хребта.
Из неё вода переливается в нижний кар, заросший изумрудным мхом и водорослями, и тонкими ручейками собирается в поток, прыгающий с высоты почти двух тысяч метров вниз, образуя величавые сибирские реки.
Здесь возле тающего снега ярко блестящие на солнце цветы алтайского лютика, нереально яркие цветы железистой аквилегии и здесь же малиновые кисти бадана - пестроцветье альпийского луга, сотканное из десятков растений. Это и есть Алтай.
Осыпается желтым тайга, и от горизонта до горизонта теряют ржаво желтые хвоинки лиственницы. До самой синей дали бугрятся горы, и нет им конца. При взгляде на их мощь, становится ещё яснее, что жалок человек, поскольку и сейчас ему не дано преодолеть эти просторы иначе как на вертолете. Это и есть Алтай.
Конечно самое красивое время на Алтае - весна.
Вся земля похожа на ковер: здесь и лиловые пятна кандыка, и сернисто-желтые соцветия хохлаток, молочно белые цветы ветреницы и невозможно ступить, чтобы не загубить какой-нибудь цветок.
Пройдет время и это разноцветное чудо уйдет под землю до следующего года.
Появятся новые растения, и снова соткется неповторимый ковер трав и так до глубокой осени, пока снег не укроет зеленое чудо до следующей весны. Это тоже Алтай.
Бесконечная степь. Видна покатость земли. Высоко в небе поют жаворонки, а под ногами разноцветье весенних трав. Здесь и желтые звездочки гусиных луков, лиловые цветы прострела, склонившиеся под своей тяжестью, яркие солнышки адонисов, белые сибирские тюльпаны, называемые подснежниками. Это тоже Алтай.
Алтай это огромная страна, площадь которой около четырех миллионов квадратных километров. Он расположен на территории России, Казахстана, Монголии и Китая.
С запада на восток она простирается на две тысячи километров, а с севера на юг на полторы тысячи.
- В землях Сибирских и Чулыманских сильная стужа, снег не покидает их в продолжение шести месяцев. Он не перестает падать на их горы, дома и земли... Там пустыни и горы, которых не покидает снег и мороз; в них не растут никакие растения и не живут ни какие животные.
Так писал об этих местах государственный секретарь Египта ал Омари в далёком тринадцатом веке.
Я очнулся от видений и размышлений.
Что же, с Алтаем, как местом расположения предлагаемого Ряшей маршрута всё ясно.
Располагается он в Юго Восточном Казахстане, основным населеньем которого являются казахи. Мне стало интересно, кто же такие эти самые казахи?
И я снова полез в книги, чтобы удовлетворить свое любопытство.
Нужно сразу же сказать, что чтение это оказалось весьма занимательным.
История и культура народов населяющих территорию теперешнего Казахстана насчитывает многие тысячелетия. И одним из центральных является вопрос о происхождении коренного населения - казахов, формировании и истоках их государственности, развитии культуры и культурных традиций, взаимосвязи с другими цивилизациями.
Все идеи и достижения разных цивилизаций впитывал и перерабатывал народ, живший на территории Казахстана, внося, в свою очередь, в сокровищницу мировой культуры свои достижения в хозяйстве и культуре. Этот народ создал мобильное жилище - юрту, седло и стремена для лошади, разработал военное искусство боя, ковровые узоры и серебряные украшения, создал мелодичные напевы и напоминающую бег степных лошадей музыку.
Как утверждают некоторые сохранившиеся до нашего времени письменные источники, государственность у казахов сформировалась уже к 1470 году, когда на территории Казахстана, в его юго-восточных районах - Семиречье и в долинах реки Чу - казахские султаны Джанибек и Гирей смогли возглавить многочисленные племена, объединившиеся в племя "казах", "казахи".
В начале шестнадцатого века при Касымхане Казахское ханство укрепилось, расширились его границы.
В состав ханства вошли сырдарьинские города Туркестан, Отрар, Сайрам, Сауран, Сыгнак, Сузак, Чимкент. Именно в это время Казахстан стал широко известен в Азии и Европе.
В истории мусульманского мира шестнадцатый век - важная веха, с которой начинается отсчет нового времени. Именно в нем сформировались мусульманская держава Великих Монголов в Индии.
Казахское ханство существовало вплоть до 1716 года, когда умер последний хан всех казахов Таукехан, и власть перешла в руки многочисленных степных хаников, каждый из которых возглавлял лишь отдельные группы казахов и территорий.
Начался все усиливающийся процесс дезинтеграции и упадка, завершившийся вхождением раздробленной страны в состав Российской империи.
Однако история самого казахского народа, особенно ее древний период, изучена еще недостаточно: не уточнены основные этапы истории народа с древнейших времен до наших дней. Проблемным и неразрешенным все ещё остается вопрос о том, как и при каких исторических условиях сложились казахский народ и его название.
Значение казахского языка в исследовании истории его носителя приобретает особую важность в том отношении, что в нем до сих пор сохраняются первоначальные формы словообразования. Благодаря этому в казахском языке мы находим много слов, в этимологии которых заключены важные исторические данные о древней жизни.
Вопрос о происхождении наименования казахов уже давно приковывает к себе внимание научного мира, изучением его занимались многие историки.
Однако он до сих пор остается неразрешенным - в своих выводах историки не пришли к единому мнению, их взгляды не только разноречивы, но и опровергаются одни другими.
Некоторые древним этническим названием казахского народа считают слово " казах", другие полагают, что оно возникло на основе старых мифических представлений, третьи высказывают мнение, что термин "казах" образован слиянием слов "кас" и "сак", четвертые кладут в основу образования названия "казах" сословный и даже династический принцип, утверждая, что оно означает "беглеца", "вольного человека, отложившегося от своей общины или государства"; пятые приписывают этому слову арабское происхождение.
Были даже и такие ученые, которые считали, что название казахского народа является плодом измышления и поэтому не заслуживает труда для разъяснения.
О происхождении термина "казах" первым высказался историк Фишер.
- Можно бы было, - писал он. - Произвести слово "казах" от арабского слова "гази", что значит военного человека, который сражается за веру и законы и против неприятелей веры. Первые времена, как магометанская вера вышла, сарацины воевали против христиан и против идолопоклонников - назывались все - "гази".
Чтобы ответить на вопрос о том, каковы традиционные верования казахов, надо прежде разобраться с тем, кто они сами такие. Казалось бы, только за последние десятилетия написано и издано множество академических трудов и проведена масса научных конференций и дискуссий по истории казахов и Казахстана. Но до сих пор даже наименее сведущий любитель прошлого легко может загнать в тупик своими вопросами на данную тему самых авторитетных светил казаховедения. Откуда взялся этноним "казахи" и что общего у него с этнонимом "казаки"? Каковы момент и обстоятельства возникновения казахских жузов? Таких вопросов много. И до настоящего времени нет вразумительных ответов на них. Более того, сами казаховеды признают, что эти вопросы остаются открытыми.
Этимология слова "казах" остается тайной. Народная этимология "каз" ("гусь") и "ак" ("белый") связывает его с легендой о белом гусе (древний тотемный символ). Это - обобщенный вывод. Но и она представляется очень несерьезной. И абсолютно безосновательно она считает эту, с позволения сказать, этимологию народной. Подобная теория могла родиться только в голове не казаха.
Американская ученая Марта Брилл Олкотт называет версию с "белым гусем" всего лишь одной из множества легенд и считает, что она впервые была выдвинута как этимологическая теория в девятнадцатом веке, то есть тогда, когда европейская наука занялась казахами.
Отсюда можно, думается, сделать вывод, что именно исследователи-европейцы ее, скорее всего, и породили, домысливая за казахов.
Сама американка приводит не менее чудную версию, из которой следует, что этноним "казак" является комбинацией названий двух казахских племен "каспий" и "саки". Можно подумать, что прародители казахов были на "ты" с нормами русско-советского аббревиатурного канцелярита и название себе составляли по правилам, которыми были рождены, к примеру, уродцы вроде главкосмос и рембыттехника...
По крайней мере, никто и слыхом не слыхивал о том, что у казахов было племя "каспий".
Сами Казахи о названии "Каспий" узнали из русского языка.
Собственно, "каспии" - это древне-кавказские племена, жившие в Восточном Азербайджане в первом тысячелетии до нашей эры. "Саки" были на исторической арене примерно в то же время и к казахам они имеют примерно такое же отношение, как и "каспии".
Но происхождение слов и названий это история понятий, а не народов.
Поэтому, говоря о казахах и первом государстве казахов - Казахском ханстве, необходимо знать, что происхождение этого народа так же как и истоки его государственности и культуры, восходят к временам, уходящим далеко в глубь столетий.
Казахи были свободолюбивые кочевники и земледельцы, обладали огромными тучными стадами животных, богатыми пастбищами и плодородными землями в предгорьях и долинах рек.