"Моя жизнь началась не с рождения, и закончилась не смертью. Я обрела себя с твоим появлением, и потеряла с твоим уходом. Ты наполнил смыслом всё моё существование, а затем опустошил его. Одним своим словом ты вознёс меня до небес, и одним своим взглядом низверг в пучину. Ты дал мне любовь, чтобы растоптать её. Ты дал мне крылья, чтобы опалить их. Ты растворился во снах, но я верю, что ты убил меня, чтобы воскресить. Когда-нибудь, лет через сто..."
О Боже, что за адский звук? Где я? Аххх, это телефон и крик моей мачехи Евы... Пора просыпаться.
- Ирена, трубку возьми!
- Кто это?
- Без понятия... Мужчина. Вставай, лентяйка! Вдруг, потенциальный жених! Давно пора тебе перестать шляться, и найти себе достойного мужа!
- Передай мне трубку... - чуть слышно промолвила я, вылезая из-под одеяла.
- Встань и возьми! Тоже мне, нашлась панна!
Я попыталась привстать. Сил у меня не было. После вчерашней попытки забыться в компании бренди, я была разбита. Голова болела так, как будто на неё свалилась кувалда.
Мачеха с презрением швырнула мне переносную трубку, и гордо удалилась на кухню, дабы сотворить очередной антрекот.
- Скорее, то, что от неё осталось... - усмехнулась я, потирая виски.
- Перебрала вчера?
- Учитывая то, что я ещё жива, - скорее недобрала, пусть даже самую малость. А кто, простите, мной интересуется?
- Всего лишь твой брат.
- КАРЛ?! - мгновенно протрезвела я, а Ева, услышав имя сына, мгновенно примчалась из кухни, чтобы выхватить у меня трубку.
- И как же ты в таком состоянии планируешь меня встречать? Я ведь с женой прилетел...
- С КЕМ?! - мои мозги чуть не взорвались от переизбытка информации. Мой сводный брат, сын моего отца и Евы, всю жизнь считавший себя геем, женился на женщине, и вернулся домой из Швеции, где он планировал прожить всю жизнь, боясь порицания родственников...
Мачеха, всё же вырвав у меня трубку, запричитала: "Сыночек мой, Карлек, неужели Божья Мать услышала мои молитвы, и вернула нам тебя?..."
Ещё вчера я бы сошла с ума от радости, но сегодня у меня не было сил даже улыбнуться. Последний раз я видела брата десять лет назад - когда ему было двадцать, а мне четырнадцать. Он всегда любил меня и защищал от нападок мачехи, которая ненавидела меня за то, что я родилась на свет от внебрачной связи её мужа с секретаршей-украинкой, которая, впрочем, умерла сразу же после родов. Мой отец оказался настолько благородным, что не только признал меня, но и принял в свою семью, несмотря на все угрозы и протесты жены.
Как ни странно, даже будучи привязанным к матери, Карл с детства понимал, что в её горе виноват отец, но не я, и с удовольствием со мной нянчился. С ним я делилась первыми девичьими радостями и печалями, и с пониманием отнеслась к его однополой любви. Я рыдала на похоронах его парня. Рыдала, когда он был вынужден уехать в Готеборг - далёкий северный город... И вот теперь он здесь, совсем рядом! И он нашёл свой счастье в богоугодном союзе! Но у меня не было сил даже улыбнуться...
Я что-то пробормотала в ответ на очередной упрёк Евы, и отключилась.
Когда я проснулась, вся семья уже сидела за столом в гостиной. Мачеха сияла от радости, глядя на сына и его жену - худенькую блондинку по имени Анн. Отец, едва сдерживая слёзы радости, разливал шампанское по бокалам. А Карл, едва увидев в дверях бледное и растрёпанное создание в пижаме, сразу подскочил, и бросился меня целовать.
- Иренка! Иренка! Как же я скучал по тебе!
Я, как в детстве, повисла у него на шее.
- Как ты, милая?
Мне искренне хотелось сказать "херово", но за такие слова в нашем обычно били по губам. К тому же, мне совсем не хотелось портить близким праздник. Даже Еве.
- Я так волновался, сестрёнка... Кстати, познакомься с моей женой Аней!
Анн улыбнулась. Ничего не сказав, она посмотрела на меня оценивающим взглядом. В ёе глазах была едва уловимая грусть... и, как будто, даже понимание.
- Очень приятно. - ответила я, и хотела было подойти к столу, чтобы налить себе минеральной воды, но мачеха треснула меня по рукам:
- Переоделась бы сначала... голодранка!
Отец насупил брови и снял очки. Этот жест обычно означал крайнее недовольство происходящим.
- Збигнев, ты в своём уме??? - не унималась мачеха, - У нас гостья, а она распатланная и в пижаме! Совсем как та хохлацкая потаскуха, её мать!
Прежде спокойный и сдержанный Збигнев влепил жене пощёчину, при всех обозвав "курвой". Очевидно, это было последней каплей. Ева завыла, как полицейская сирена. Я стремглав выбежала из гостиной в туалет. Тошнота подкатывала к моему горлу. Карл остался утешать Еву, а Анн... побежала за мной.
- Мне очень жаль... - произнесла она, когда я вышла из ванной. - Но ты не одна.
- Лучше б я умерла...
- Послушай, Ирена, не стоит так из-за мачехи... Мало ли что она несёт... Меня, например, родная мать не воспринимала. Отправила меня к тётке, а сама в Албанию с хахалем укатила...
- Аня... - взяв её за руку, изрекла я - Спасибо тебе за поддержку, но дело не в Еве.
- А в чём? - заговорщическим шёпотом спросила она, привлекая меня к себе. - Я никому не скажу, и чем могу - помогу.
Я отстранилась. У меня не было ни малейшего желания делиться своей тайной с едва знакомым человеком, пусть даже таким милым и наивным, как жена моего брата.
- Послушай, Анн... Мне нужно отдохнуть... Давай поговорим об этом в другой раз, хорошо?
Анн улыбнулась.
- Я пойду к Карлу. Но учти, что я этого так не оставлю.
- Не сомневаюсь...Все вы, счастливые и довольные, стремитесь мне помочь, не понимая, что такое быть несчастным и отвергнутым...
- Довольные? Хмм, не сказала бы... - произнесла Анн, заводя меня под руку в мою комнату. - Кому, как ни мне знакомы муки безответной любви...
Услышав слово "любовь", я снова вспомнила Матеуша, передо мной всплыло его лицо, и яркая фигура...Из глаз брызнули слёзы. Мне уже не хотелось умереть, потому что, даже на том свете, его образ преследовал бы меня целую вечность, не давая покоя...
- Безответная любовь?! Нет, безответной она никогда не была, и не будет! Мы любили друг друга, и по-прежнему любим, но обстоятельства, вероятно, сильнее нас...
Аня закрыла дверь в комнату и, уложив меня в постель, села рядом.
- Запомни, сестрёнка, - обстоятельства не могут быть сильнее любви... Если, конечно, любовь настоящая...
Я наконец-то нашла в себе силы улыбнуться, пусть даже сквозь слёзы. Анн выглядела шестнадцатилетней девчонкой, но рассуждала, как прожившая целую жизнь женщина.
- Как его имя? - спросила она.
"Матеуш Валевски" - так и хотелось сказать мне, но я побоялась произнести его имя вслух. Слишком известной в Польше личностью был мой любовник.
- Не важно... - отрезала я. - Спасибо тебе за всё, Аня. А теперь возвращайся к Карлу.
- Понятно, ты стесняешься...
Стесняюсь?! Да она бы не поверила! Тысячи польских девушек рвут на себе волосы ради одной только ночи с Матеушем, а у меня были сотни таких ночей! Наивные фанатки не знают, что его вопиющая неординарность во внешности и поведении - всего лишь маска, за которой скрывается глубоко ранимая и нежная натура, а мятежное сердце, вечно стремящееся к чему-то неведомому, жаждет покоя и душевного равновесия. Он из тех, чья жизнь - вечный поиск. Как утомлённый бедуин в пустыне, он ищет оазис, а находит одни миражи, лихорадочно цепляясь за каждый из них. Он не боится новых разочарований. Он боится одиночества. И в этом я его прекрасно понимаю. Но сколько раз давала я ему понять, что вожделенный оазис может быть так близко! Ему стоило только протянуть руку, но он не спешил. Как будто моя любовь была единственным на свете, в чём он сомневался. Он наслаждался существующим положением вещей, а я... Как и все женщины, всё же на что-то надеялась, и верила, что когда-нибудь, лет через сто, я стану в его жизни чем-то большим, нежели просто строчкой из песни.
- Прости, Анн. Но я предпочитаю не говорить о личной жизни в первый день знакомства. Я вообще о ней не говорю. Ни с кем. С тех пор, как уехал Карл.
Анн предложила позвать Карла. Я отказалась. Ещё чего! Я и так сегодня уже отличилась... К тому же, он должен был как следует отдохнуть с дороги, а не внимать моим вечным проблемам.
- Я принесу тебе воды... - не унималась невестка. - Должна же я хоть чем-то тебе помочь!
Мигом осушив высокий стакан минералки, я начала постепенно возвращаться к жизни. Анн пошла к Карлу, наконец-то оставив меня наедине с моими мыслями.
Сначала я попыталась расслабить все мышцы и помедитировать. Но, вместо йоговских мантр, на ум приходили слова из песен Матеуша... Что ж, неудивительно. Большинство из них были посвящены мне. По крайней мере, он так говорил.
День вчерашний.
Вчера он поставил меня перед фактом, что женится на Агнешке - матери его третьего ребёнка, и местечковой певице с внешностью бешеной канарейки. Должна признать, вместе они смотрелись довольно гармонично - эдакие Пан Китч и Пани Авангард нашей эстрады. Ну что ж, Бог в помощь... Возможно, Агнешка Новак способна сделать его счастливым... Хотя бы на пару лет, как и её предшественницы - Моник и Мартына - натуры в меру творческие и не в меру гонористые.
- Моник помогла мне в карьере...- вспоминал Матеуш тем холодным вечером, когда мой приговор был оглашён. - Тогда я ещё был молод и амбициозен... Я не могу сказать, что любил её... Просто она оказалась в нужном месте в нужное время, и я на ней женился. Ну а Мартына... Она хотела преуспеть и на эстраде, и в семейной жизни. Не вышло - я бежал от её халатности и хладнокровия дальше, чем видел. Даже дети не остановили. Хотя за них я ей искренне благодарен.
- Ну а с Агнешкой всё не так?
- Агнешка идеально мне подходит. Она мой Альтер-эго. Понимает меня с полуслова...
- Вот как? - с горькой ухмылкой спросила я. - А я, значит, не понимаю. Я чуждая, да?
- Нет, ты не чуждая. Просто мы разные. - спокойно ответил тот, кто ещё вчера в порыве страсти клялся мне в вечной любви и верности.
И вот, уже сидя за барной стойкой в компании двух неудачников, поначалу принявших меня за проститутку, я снова и снова прокручивала в мыслях наш разговор. Ни количество выпитого бренди, ни навязчивые посетители никак не могли меня отвлечь от ужасной мысли: "ЭТО КОНЕЦ".
- Значит, мы не увидимся больше?
- Так будет лучше для нас обоих.
Какая банальная, шаблонная фраза! Почему мой Матеуш, прежде отличавшийся красноречием и собственной манерой общения с противоположным полом, даже не удосужился почтить меня более корректным выражением? Разве он не видел слёз в моих глазах? Неужели для него ничего не значили те дни и ночи, что мы провели вместе?
Неужели Агнешка Новак и впрямь настолько хороша, что сумела за один день сделать то, чего бы я не смогла никогда - изменить Матеуша? Что сотворила эта сильфида, дабы заставить его быть с ней, а не со мной? И почему сейчас, а не тогда, когда у них родилась дочь? И что это? Коммерческий успех альбома, над которым они работали вместе, или всё-таки внезапно вспыхнувшее чувство? А если это чувство, то что же тогда он испытывал ко мне??? О Мадонна! Он в который раз обманул сам себя, и в который раз об этом пожалеет. Но ко мне он уже не вернётся, даже если сам того захочет. Просто потому что он - Матеуш Валевски. Всемогущий фронтмен группы "Pas de Trois". А я - простая секретарша. Как моя мать. Но она была счастлива с моим отцом, пусть даже самую малость. И умерла счастливой, в родах от любимого человека. И отец любил её, любил - и при жизни, и после её смерти...
- Повторить? - прервал мои мысли бармен, глядя в мои мутные глаза.
В ответ я просто отключилась. Не представляю, что бы со мной было, если бы в этот бар случайно не заглянул наш сосед. Он и отнёс моё бесчувственное тело домой, где Ева уже готовилась обвинять меня во всех смертных грехах, но, увидев, что разговаривать там не с кем, она, поджав губы, удалилась в спальню.
Отец же тихо подошёл к кушетке, где лежала я, и горько вздохнул:
- Эх, Ирыся-Ирыся...
Сквозь пьяный дурман до меня доносились странные звуки. Вероятно, у меня произошло сильнейшее отравление. Мои душа и тело были полностью отравлены бренди и Матеушем. Я не могла ни очнуться, ни забыться навеки.
Збигнев чуть слышно молился и плакал, прижимая к груди мою руку.
- Матерь Божья, спаси мою девочку...
Зачем, отец, зачем? Я не хотела возвращаться в этот мир. Мир без Матеуша. Мир без смысла. Подобно леди Гамильтон, я искренне не хотела признавать никаких "затем" и никаких "после".
О Мадонна, спаси меня только в том случае, если я нужна ему! Если мы будем вместе, несмотря на временные трудности. А если нет, возьми меня к себе на небеса, ведь я уже искупила свою вину... Жизнь с паном Валевски была для меня и грехом, и его искуплением... А также самой большой на свете наградой.
День первый... сначала.
Я часто задерживалась допоздна на работе. Но не от усердия, а чтоб пореже лицезреть недовольную мачехину мину. Я готова была перебрать все документы, разложить по полочкам все папки, которые любил разбрасывать по офису начальник от избытка эмоций, выполнять любую сверхурочную работу, лишь бы не возвращаться домой. А когда пан Шемански, жалея меня, отпускал пораньше, долго бродила по ночной Варшаве, мечтая, как и все двадцатилетние девчонки, о прекрасном принце. Все мои сверстницы были помешаны на деньгах и карьере, а я довольствовалась скромным секретарским жалованием и ночами грезила о любви и семье. Душой я пошла в украинку-мать, а внешностью - в отца-поляка. Я нравилась многим парням, но лишь немногим были по душе мои приоритеты. А те, кто решался позвать меня замуж, меня почему-то совсем не интересовали. Я выросла без материнской любви, а посему очень долго не знала каково это - любить, желать и одновременно страдать и благоденствовать во имя величайшего из чувств.
И вот, однажды, гуляя по парку, я присела на скамью рядом с незнакомым мужчиной, который показался мне безумно одиноким, и я, не видя толком ни его лица, ни взгляда, заговорила с ним:
- Апрельские ночи прекрасны, не так ли?
- Не спорю, но мне лично больше по душе сентябрь. - хрипловатым голосом отозвался он. - Наверное, потому, что я родился в сентябре...
- А я в апреле. - улыбнулась я. - Мне со дня на день должен исполнится двадцать один год.
- К тому же, мой апрель уже давно позади... А что же делает такая прекрасная девушка в столь поздний час в столь безлюдном месте? - спросил мужчина мягко, без малейшего ехидства или пристрастности.
- Я отдыхаю здесь - душой и телом. Вдыхаю свежий ночной воздух, любуюсь издали огнями ночного города... Наверное, я больше люблю ночь, чем день.
- Я тоже. Но отдыхаю я здесь реже, чем хотелось бы. А напряжения, поверьте, мне хватает.
- Мне тоже! - с пониманием кивнула я. - Я ведь секретарь. К тому же, учусь в университете. На заочном отделении.
- Ты умница. - ласково произнёс он. - И очень искренняя. Прямо, как и не полячка!
- А я украинка... по матери. - честно говоря, я всегда немного гордилась своей горячей украинской кровью.
- Так ты хохлушка! - с приятным удивлением воскликнул он. - А я-то думаю: откуда у нас такая красавица? Полячки все холодные, надменные, а ты такая милая, открытая... Как зовут тебя, солнышко?
- Ирена.
- Чудесное имя. В переводе с древнегреческого - "мирная".
- Меня назвали в честь матери. Она была Ярыной, а я - на польский лад - Иренка.
- Была?
- О да, она умерла при родах...
- Мне очень жаль... Прости...
- Так было лучше для неё, ведь мой отец был уже женат...
Мужчина замолчал, подумал, и с грустью произнёс: "Любовь - это жертва. Причём не всегда оправданная".
Я вздохнула и устремила свой взгляд в небо. Нисколько не задумываясь о том, что же подвигло меня на подобную откровенность с совсем незнакомым человеком, я подумала: "Неужели и ему знакомы мои переживания? Кто же он, этот загадочный незнакомец?"
И тут мужчина, будто прочитав мои мысли, представился:
- Матеуш Валевски.
Я уже готова была рассмеяться от неожиданности, но тут внезапно выплывшая из-за облаков луна осветила его лицо, в котором я действительно узнала известного исполнителя - кумира всех моих сотрудниц и однокурсниц.
- Очень приятно... - спокойно произнесла я, пытаясь подавить волнение. Матеуш никогда не был предметом моих грёз, так как мне несвойственно влюбляться в знаменитостей, но появление его в парке меня искренне удивило. - Мне очень нравятся ваше творчество.
- Как же быстро ты нашлась! - улыбнулся он, поцеловав мне руку. - Другая бы на твоём месте в обморок упала.
Признаться честно, меня шокировала подобная самоуверенность. Я отпрянула.
- А с чего это вы решили, что я одна из ваших фанаток? У меня что, на лбу написано: поклонница пана Валевскего? И вообще, уже поздно. Мне пора домой. - отрезала я, и встала со скамейки. - Спасибо за компанию, удачи, и спокойной ночи.
Матеуш, очевидно осознав, что ляпнул лишнего, принялся извиняться:
- Прости, ради Бога, прости! Я не хотел тебя обидеть, это была шутка...
Я повернулась к нему.
- Иренка, подожди... Давай ещё поговорим, хотя бы пять минут! Я провожу тебя домой, мне как раз по дороге!
Я засмеялась:
- А откуда вы знаете, где я живу?
- Где бы ты не жила... - подошёл он ко мне, и взял за руку. - Я буду провожать и встречать тебя так часто, как только пожелаешь!
Я взглянула в его большие каре-зелёные глаза. В них светилось что-то неведомое, глубокое, пронизывающее до глубины души... Его ли статный силуэт, освещённый луной, благородный профиль, слова ли нежности, что он шептал мне, прохлада ли весенней польской ночи или же всё вместе, помноженное на мою жажду любить и быть любимой - не знаю, что именно заставило меня тогда ответить на его нежный, но настойчивый поцелуй. Матеуш обнял меня так крепко, что я едва не лишилась чувств. Его нельзя было назвать красавцем, но его харизма и естественная притягательность не могли оставить меня равнодушной.
- Я искал тебя всю свою жизнь... - шептал Матеуш. В ту ночь он не позволил себе ничего лишнего, но и этих неземных поцелуев, слов и объятий мне вполне хватило для того, чтобы полюбить его. С первого взгляда и навсегда.
Когда он почувствовал, что я уже не в силах стоять на ногах, он поднял меня на руки.
- Что ты делаешь? - улыбаясь, спросила я. - А вдруг нас кто-нибудь увидит?
Он ответил мне словами из украинской народной песни: "Я ж тебе, вiрная, аж до хатиноньки, тай на руках однесу..."
- Я живу далеко отсюда...
- Даже если бы ты жила на Украине, я бы, что есть силы, мчался к тебе ради одного твоего взгляда, Иренка...
Я погладила его по щеке. Мне так хотелось прикоснуться к нему, чтобы убедиться в том, что всё происходящее со мной - не сон, ибо слишком сладкой была эта реальность.
- Матеуш, ты ведь меня совсем не знаешь... - сказала я ему, стоя уже на пороге своего дома.
- To pokaż swoją twarz! - нараспев произнёс он. - Kim naprawdę jesteś, kogo znam?
- А ты?
- Jestem jaki jestem,- продолжал напевать он. - I ty też sobą bądź...
Я рассмеялась:
- Неужели родилась новая песня?
Матеуш прижал мою руку к своей груди:
- Nie mów mi, że kiedyś będę sam... - продолжал напевать он.
Тут я почувствовала, как по моей щеке проплыла слеза. Я никогда не думала, что мужчина может быть таким. Я оцепенела, выдавив из себя лишь одно слово: "Почему?"
И снова Валевски ответил мне строчкой из новой песни:
- Ciebie kocham i ciebie tylko mam...
Так внезапно началась наша история, и также внезапно она и закончилась. Между нашей альфой и омегой было пролито немало слёз, написано немало песен, потрачено немало нервов, сказано немало слов, проведено немало ночей... Но я не жалею ни о чём, - даже о самых наших нелепых ссорах. Он оправдывал мои надежды, и тут же разрушал их. Матеуш Валевски был самой непредсказуемой личностью в мире, но именно таким я его и полюбила.
Тихонько прокравшись мимо Евиной спальни, я заглянула на кухню. На часах было уже полчетвёртого. Времени на сон не оставалось, да и не особо хотелось: перед глазами до сих пор стоял Матеуш, а губы обжигал его поцелуй. Выпив тройную порцию кофе, я начала готовить завтрак, тихонько напевая: "Nie mów mi, że kiedyś będę sam..."
- Ирена?! - прервал мои сладкие грёзы голос отца. - Почему ты так рано встала?
Збигнев Витовски выглядел утомлённым и невыспавшимся, и я поняла: он ждал моего возвращения.
- Отец, ты же знаешь, что я и не ложилась...
- Ирена... - горько вздохнул он. - Нам всем порой бывает трудно, иногда совсем невыносимо, но ты не можешь подвергать себя опасности...
- Прости...
Он никогда не ругал меня. Когда мы скандалили с мачехой, он, как и Карл, всегда был на моей стороне. Он видел во мне мать, Ярыну, и готов был простить всё, лишь бы не огорчать самое дорогое, что оставила после себя его любимая.
- Пойми, родная, я не злюсь, - прижал он меня к себе, и поцеловал в лоб. - Мне просто страшно за тебя... Ты моя самая любимая в мире девочка!
Честное слово, мне так и хотелось поделиться с отцом своей радостью, но я сдержалась. Как бы он не любил меня, будучи истинным католиком, он никогда не понял бы моей любви к мужчине со столь неординарной внешностью и двумя разводами за плечами. К тому же, он и так достаточно настрадался из-за смерти мамы и голубизны Карла.
- Я больше никогда не буду возвращаться поздно. - хотела было пообещать я, но, не имея привычки врать, я молча достала из шкафчика столовые приборы. Пожав плечами, отец отправился в свою комнату. Мне же было совершенно не до его переживаний.
День следующий...
Кое-как пережив завтрак в компании стервы-Евы, и покорно выслушав все её несправедливые замечания по поводу качества приготовленных мною тостов и яичницы, я отправилась на работу, напевая по дороге одну и ту же строчку: "Nie mow mi, ze kiedys bede sam...".
А может, это действительно судьба? Ведь ночью в парке рядом с ним мог оказаться кто угодно, но почему-то это была я!
В то утро мой босс Шимански выглядел не менее счастливым, чем я. Сотрудники то и дело перешёптывались между собой: "Что это с ним? Влюбился, что ли... заново в свою жену?"
А пан Шимански, как обычно, закрывшись в кабинете, что-то напевал себе под нос, совсем как я... Я усмехнулась. Неужели у него с женой второй медовый месяц? Ну а может, дело совсем не в жене...
В приёмной неожиданно зазвонил телефон. Я вздрогнула. Мне почему-то показалось, что звонит Матеуш, хотя свой рабочий номер я вчера ему уж точно не давала.
- Компания "SAS logistics", секретарь генерального директора Ирена, здравствуйте!
Трубка ответила вкрадчивым женским голоском:
- Могу я услышать Кшиштофа?
Клянусь, ещё никто из звонивших сюда, не называл босса по имени!
- А как вас... представить?
- Барбара...
Так вот почему мой шеф летал от радости! Хихикнув, я соединила его с Барбарой. Неужели и надо мной будет так же подхихикивать секретарша Валевскего? А у него наверняка есть секретарша, ведь шоу-бизнес - не единственный бизнес, которым он занимается!
Тут зазвонил уже мой собственный мобильник. На табло - о Боже! - высветилось вожделенное имя "Mateusz".
Переведя дыхание, я ответила.
- Привет, Иренка... - его голос снова унёс меня за облака, отнимая дар речи и способность мыслить трезво...
- Я не спал всю ночь...
- ...ведь мы попрощались под утро...- улыбнулась я.
- Даже попрощавшись с тобой днём, я бы всё равно не спал всю ночь... - серьёзным голосом ответил Матеуш. - Когда мы снова встретимся?
- Я... я заканчиваю в шесть... - дрожащим от волнения голосом произнесла я.
- Тогда... я в шесть заеду за тобой! Целую. - ласково прошептал он. - Не скучай...
- Матеуш, подожди! Ты же не знаешь адрес! - вдруг опомнилась я.
- Иренка, не волнуйся - смеясь, ответил он. - Я разыскал бы тебя хоть на краю света... А в "SAS logistics" и подавно.
Закончив разговор, я откинулась на спинку кресла, и крутанулась на нём.
Неужели я вчера сказала ему, где я работаю? И как он запомнил? О Мадонна, он истинный гений!
Еле дождавшись шести часов, я, даже не припудрив нос, вылетела из офиса. На обочине стояла новенькая "Шкода" с тонированными стёклами.
Подойдя к машине, я слегка постучала по стеклу костяшками пальцев. И у кого я только переняла этот похабный жест?
Матеуш, мгновенно вылетев из салона, поцеловал мою руку:
- Прошу в мой кадиллак, прекрасная Ирена!
Я смущённо опустила глаза. А он, открыв заднюю дверь, хотел, было, усадить меня в салон, но я замотала головой:
- Нет, только не назад! Я люблю ездить спереди!
Матеуш рассмеялся:
- Ох уж эти украинки! Ну так и быть, садись поскорее, пока меня тут никто не узнал! И пристегнись, ради Бога!
Усевшись поудобнее, я взглянула на него. Он был одет как всегда безвкусно и нелепо: защитного цвета брюки, ядовито-оранжевая рубашка... в тон волосам и массивный крест из тёмного металла на шее. Но зато его взгляд... Он излучал такую доброту и нежность, что я готова была забыть обо всём на свете, не говоря уже о внешнем виде Матеуша.
- Куда мы едем? - спросила я, когда Валевски нажал на газ.
- В одно безумно интересное место... Тебе там понравится.
Я была заинтригована, но так как с детства не любила сюрпризы, принялась его расспрашивать. Поначалу Матеуш отшучивался: мол, если он признается сейчас, я влеплю ему пощёчину и выскочу из машины, но затем сдался:
- В мой собственный караоке-бар!
- Ты будешь петь для меня? - спросила я.
- Нет, это ты будешь петь для меня! - улыбнулся он. - А, если хочешь, мы споём дуэтом.
Моё сердце бешено заколотилось. Я с детства мечтала спеть в караоке, но у отца никогда ни хватало времени на то, чтобы помочь мне воплотить мечту в жизнь. Но, вместо того, чтобы выразить свой восторг, я начала кокетничать:
- Ты всех своих девушек возишь в караоке-бар?
- Нет, только украинок. - не растерялся Валевски. - А ты со всеми своими парнями ездишь на переднем сидении?
- Нет, что ты... - засмеялась я. - У меня парней-то и не было. Просто у моего отца есть машина...
- О Боже! - перебил меня Матеуш с неподдельным удивлением. - Неужели в мире существуют девушки, у которых ещё никого не было?
- Меня воспитывали в примерной католической семье. - ответила я, а сама подумала: ага, где отец - изменщик, мачеха - стерва, брат - гей, а я - внебрачный ребёнок...
- Меня тоже... - заглушив мотор, задумчиво произнёс Матеуш. - В Лодзи, где я вырос, нравы построже, чем здесь в Варшаве... Но я, как видишь, личность не в меру контроверсийная.
- Это уж точно...
Я снова не заметила, как его губы слились с моими. И снова Матеуш обхватил меня за талию, а мои руки обвились вокруг его шеи. Я как будто падала в пропасть, а в голове звучала всё та же строчка: "Nie mow mi, ze kiedys bede sam..."
В караоке-баре нас встретил Янек - близкий друг Валевскего и автор музыки "Pas de Trois". Я поначалу немного смутилась.
- Моя Ирена. - представил меня Матеуш. - А это Янек, мой приятель и коллега.
Скромный худенький парень пожал мне руку:
- Очень приятно... Матек, - обратился он к Валевскему, - я тут набросал кое-что для твоих стихов...
- Прекрасно! - воскликнул Матеуш, усаживая меня за столик. - Сейчас мы исполним песню для самой прекрасной девушки в мире - Ирены... как твоя фамилия?
- Витовска! - улыбнулась я.
- Ирены Витовскей! Это она вдохновила меня написать эту песню, она! - театрально размахивая руками, кричал мой любимый. К счастью, кроме нас троих в баре никого не было, иначе я бы провалилась от стыда сквозь землю.
Янек взял электрогитару, и наиграл несколько аккордов. Матеуш начал распевку, специально не попадая в ноты. Я едва не умерла со смеху. С его и без того неидеальным голосом данный вокализ звучал как издевательство над хорошей музыкой.
Наконец, зазвучала сама песня, даже в таком сыроватом виде повергшая меня в шок своей страстностью и динамичностью:
Spojrz c raz w lustro. Co pojawia sie w nim?
Jest O.K. to co widzisz i czy dobrze ci z tym?
Nie graj bo nie jestes tym kim chcialabys byc,
Kim chca widziec cie inni. Wiesz, to takie denne jest...
Pokaz swoja twarz,
Pokaz ile w sobie masz.
Kim naprawde jestes, kogo znam.
Nie mow mi, ze kiedys bede sam...
Pokaz swoja twarz,
I zdejmij maske dla mnie dzis.
Zostan soba, taka jaka znam.
Ciebie kocham i ciebie tylko mam...
До второго куплета я просто "не дожила". Не обращая внимания на присутствие Янека, я подошла к Матеушу и, вырвав у него из рук микрофон, поцеловала в губы. Матеуш крепко обхватил меня, и прижал к себе. Я вздрогнула. Всё вокруг поплыло... Янек продолжал играть.
- Любимая, ты хочешь спеть со мной? - спросил Валевски, понимая, что ещё немного, и он не удержится от несколько иного предложения.
- Хочу... - прошептала я, возвращаясь к реальности. - Можно эту вашу песню,... где ты не хочешь, чтобы она тебя отпускала?
- Не можно, а нужно! - воскликнул Матеуш, включая караоке-оборудование. - Ты хорошо видишь, или мне увеличить буквы на экране?
- Не нужно... Я эту песню наизусть знаю. - улыбнулась я.
- Ох, Иренка... А говорила, что не фанатка...
На этот раз мне не хотелось ни спорить с ним, ни на него обижаться. Не заметив, как ушёл Янек, мы начали петь... Одну за другой мы спели почти что весь репертуар его группы, не разбирая где женские партии, а где мужские...
- Ты божественна... - шептал Матеуш уже на крыльце моего дома. - Жаль, что мы уже взяли вокалистку на замену Ястысе...
- Перестань... У меня же совсем нет голоса!
- Можно подумать, он есть у меня!
Смеясь, я снова одарила его поцелуем и обещанием встретиться завтра.
День его обещаний...
В тот день Матеуш впервые пригласил меня в гости. Несмотря на известность, он жил в обычном двухэтажном доме, где всегда царили чистота и порядок. Валевски не признавал домработниц, поэтому после развода вынужден был уделять внимание не только творчеству, но и домашнему хозяйству.
Пока он накрывал на стол, я рассматривала фотографии. Сначала чёрно-белые детские, на которых маленький Матеуш широко улыбался и обнимал мать, затем подростковые, где он представлял собой нечто среднее между Сидом и Элвисом, первые фото в составе "Pas de Trois", а также свадебные с Моник, Мартыной...
- Матеуш... - тихонько начала я, когда мы сели за стол.
- Да, любовь моя!
- Покажи мне фото своих детей.
- Ты, правда, хочешь их увидеть? - приятно удивился Валевски. - Не сомневаюсь, они тебе понравятся.
- Они мне уже нравятся...
Немного опьянев от сухого мартини и поцелуев Матеуша, я прошла за ним в детскую. На стенах светлой и просторной комнаты висели фотографии двух прелестных малышей - мальчика и девочки. Его дочь была безумно на него похожа - те же грустные большие глаза, бесподобный овал лица...