Свет Лана : другие произведения.

Фабрика Снежинок

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Очень хочется порой, что бы всё что вокруг есть обычного, вдруг стало ...неожиданным, захватывающим, что бы заговорили медведи, появились домовые, жили среди людей херувимы, и все вместе они имели непосредственное отношение к...производству снежинок...

  

0x01 graphic

  
  

Вступление

(В нём говорится о том, как все начиналось...)

0x01 graphic

   Страшно себе представить, какие есть на свете профессии. Сколько всего уже напридуманно и понаписано. Казалось бы, уже нет отрасли какой-либо или участочка какого-нибудь, человеку неизвестного. И даже если сейчас пока это Что-то тщательно оберегает свои рубежи таинственности, цепляясь за последние укрепления, пытаясь пугать и возводя препятствия, то итак понятно, что это всего лишь отсрочка неминуемой победы, торжества знания (В итоге конечно же).
  
   А как всё-таки хотелось, что бы сказки никогда не завершались, что бы ореол очарования и неизведанности витал даже над самыми обычными вещами, давно нам всем знакомыми. Но жизнь она достаточно прозаична. Вот и сейчас в руках у Дмитрия Вениаминовича крутился самый обыкновенный бумажный листик. Именно он, простой, настолько знакомый, что уже, наверное, и забыл когда заслуживал пристального внимания.
   Всем уже примелькался привычный лист формата А4, что даже трудно представить размеры этого листа, толщину, плотность, из чего сделан... да и в самом деле, зачем всё это помнить? Главное что удобно - чистый, белый, гладкий, теплый, а сейчас еще и важный такой, потому что именно на нём сейчас, ему, Дмитрию Вениаминовичу, надо будет выписать кому-то нагоняй. Пусть ещё пока и не понятно кто виноват, но всё равно этот момент настанет.
   Вот он берёт ручку. Красивую, сделанную под малахит поверхность, которой он трогал крайне редко.
   -В последний раз, кажется в... дай Бог памяти, кажется... - он наморщил свой высокий и гордый лоб. - Да, конечно же, я помню! - он откинулся в кресле.
   -Подумаешь эка невидаль, тут и помнить-то совсем нечего, это же было совсем недавно. - Он попытался себя успокоить и все же вспомнить этот момент, но ничего не получилось, от чего ладони его почему-то покрылись неприятной испариной. - Кажется...
   А вот что именно КАЖЕТСЯ, он так и не смог сам себе сказать, потому что бессовестная память забилась где-то глубоко-глубоко под красивой, уложенной лаком прической, и (почему-то Дмитрию Вениаминовичу очень явно представилась эта картина, так словно она могла существовать на самом деле), бессовестным образом строила ему рожи и показывала язык из своего укрытия.
  
   От этого настроение испортилось моментально. Дмитрий Вениаминович всегда мог рассказать по пунктам работу всего производства, когда отчитывался перед своим руководством. Все 365 (а порой и еще один внеурочный день, но это было редко), были у него тщательно отслежены, спланированы и проверено-перепроверенны по нескольку раз, что бы не дай Бог, не произошло каких-то сбоев или ошибок. Всё должно было работать как часы: чётко, слажено, гармонично, с обязательным запасом мощности на случай форс-мажорных ситуаций как в прошлом году с большими заморозками. Тогда на юге страны фермеры просто умоляли спасти их урожай от беспощадного февральского холода. Именно на поля с нежными ростками ничем не защищённой пшеницы были щедро использованы резервы самых изысканных белоснежных красавиц, выделенных Дмитрием Вениаминовичем. А как же иначе-то? Все любят вкусное песочное печенье и расписные пряники, хрустящие вафли и ароматные коржики.
  
   Руководство Дмитрия Вениаминовича держало производство сладостей под неусыпным контролем. Тут не должно быть проволочек никогда. Стоит один раз дать промашку и, цепляясь одно за другое, все проблемы вырастут в снежный ком как раз под Новый Год, когда их решать уже не будет ни сил, ни средств, ни времени. Что же тут говорить тогда про продукцию Дмитрия Вениаминовича? Она на новый год должна быть самой лучшей, и никакие оправдания не подходят. Даже представить страшно ЧТО может произойти, да и как вообще такое возможно что бы на Новый Год не было чистых, изящных, грациозных, с тончайшим и замысловатым рисунком на каждой точеной ножке снежинок.
  
   Да-да, именно снежинки и производила фабрика, возглавляемая Дмитрием Вениаминовичем. Каждый год на фабрике творилось необыкновенное чудо: крутились реторты, плавился снег, стачивались грифельные стержни карандашей инженеров и дизайнеров из художественной мастерской, кипела вода в плавильне, горели спиртовки, стучали молоточки и жужжали пилочки мастеров-конструкторов. С характерным "Пыф" выстреливал облаком горячего воздуха готовый состав, охлаждаемый внимательными технологами на строго определённой высоте. Он-то потом кристаллизовался и быстро-быстро собирался в мягкие бесформенные мешки, превращаясь в новые снежинки. Облако Пыф было и розового, и салатового цвета, кремового, нежно-розового и цвета неба, сиреневых и синих оттенков, а также еще такого непривычного лазурно-ванильного цвета выписанного из Финляндии под названием "Кристалл". Недавно вот пробовали сделать и свои разработки - карминные снежинки, но, как оказалось, они совсем не радовали глаз и не пользовались спросом. Поэтому пришлось срочно вызывать службу по обесцвечиванию снега и прекращать их уже в привычные нежно-белые цветочки.
   -Эх, много же тогда пришлось потрудиться, вздохнул Дмитрий Вениаминович.
   И всё это в тайне, под тщательной маскировкой. Что бы ни одна душа, даже случайно и в мыслях допустить не могла, что вся эта зимняя прелесть, все эти изящные снежинки дело заботливых рук трудолюбивых снегоделов.
  
   Где-то в штате фабрики у Дмитрия Вениаминовича даже был зам, который единолично курировал службу безопасности и противодействия конкурентам - фабрике сосулек. Именно эта служба разработала потрясающую по простоте сказку про то, что снежинки доставляются из облаков, чем необычайно облегчила работу сотрудникам курьерской службы доставки.
   Даже поверить трудно в то, что занимался этим мрачного такого вида дяденька со смешливой рыженькой секретаршей. Они настолько были не похожи, что казались пародией друг на друга. Заместитель был невероятно худосочен и долговяз. Впалые глаза с синеватыми мешками вечной усталости под глазами, находились глубоко под надбровными дугами, и смотрели от этого как два нацеленных на вас пулемета. Слегка надменная полуулыбка, постоянно блуждающая на его тонких бескровных губах и заостренные большие уши, делали его больше похожим на вампира.
  
   К тому же он предпочитал удлиненные пиджаки из кожи, рукава которых были ему коротки, от этого пальцы его рук и без того крючковатые, казались еще длиннее. Роста он был высокого и, наверное, от этого, постоянно сутулился.
  
   Женечка же, в противоположность своему начальнику Зотову, была яркая и улыбчивая. Невысокого роста, в изящных приталенных фигарошечках и кокетливых юбочках клёш, быстрым стуком своих тоненьких каблучков, казалось, несла отличное настроение всем, кого только могла встретить. Один лишь взмах длинных ресничек её безумно-коричневых глаз из-под рыжего облачка кудряшек сразу покорял сердца.
  
   Зам и секретарша были так не похожи, настолько поражали глаз несоответствием друг другу, что просто не могли сосуществовать в природе никогда. Но, как водится, исключения все же случаются - их просто не возможно было представить по отдельности.
  
   Именно сейчас на плечи их, ну, и, конечно же, на его - Дмитрия Вениаминовича плечи, упадёт вся ответственность в поисках виновного в произошедшем недавно на предприятии инциденте. И чем, как говорится, скорее, тем, естественно, лучше. Потому что САМ, безусловно, разбираться в произошедшем, не станет. Ему, как и всем начальникам, доверяющим своему персоналу, важен результат. А такого вопиющего недоразумения не было очень давно, если вообще когда-то такое могло быть.
  
   Начальник хранения и поставки, рыхлый и страдающий одышкой, розовощёкий, списанный с прежней работы из-за чрезмерного веса, Херувим Михаил Михайлович Михайлов, от растерянности жутко потел.
  
   Руки у него дрожали, плечи были опущены, и вся фигура, извивающаяся в неуклюжих наклонах, говорила о том, что он скорее провалится на месте, чем произнесёт застрявшие у него в горле слова. Очки с толстыми стеклами, висевшие на его курносом носу, запотели, но он даже не старался их протереть, тараща маленькие глазки поверх них, из-под кустистых бровей сложенных в жест мольбы. Дыхание его становилось все более сиплым, листы в руках, уже изрядно помятые и пропитанные потом изогнулись до невозможности, и пауза невыносимо затягивалась. Его доклад, и без того не прояснявший ситуацию, с путаными подсчетами и перепрыгивающий с места на место, всё никак не хотел заканчиваться.
  
   Дмитрий Вениаминович сжал губы в полосочку, и, смотря на Михайлова исподлобья, нетерпеливо затарахтел пальцами по столу, выдохнув:
   -Пу-пу-пу-пу-пууууу. - протянув лишь одно. - Ну и-и?
   Михаил Михайлович еще больше разволновался, ноги его подкосились и он просто упал на стул. Потом, встретившись с колючими глазами Зотова, подскочил как ужаленный, от чего еще больше вспотел и растерялся.
   -В общем, снег... снега у нас больше нет...вот. - Наконец выдавил он обиженно.
   -Вы в своём уме? - прошипел, растягивая слова, наклонившись к нему через стол долговязый начальник мастерской по изготовлению снежинок Альберт Карлович Канцевич. - Что же мне теперь делать? На дворе 25 декабря, с чем же я работать буду?
   -Не знаю...- почти пропел Михайлов и упал на стул. - Я ничего не знаю.
   И тут же побелел и стал похож на зайца сложившего уши, потому что сверля его своими обнажёнными пулеметами из-за стола медленно поднялся Зотов.
   -А вот это мы скоро узнаем, КТО и ЧТО наиболее точно НЕ ЗНАЕТ! - как по плацу гвардеец, отчеканил он каждое слово и Женечка глупо хихикнула...
  
   В воздухе словно взорвалась бомба, которая окончательно убила все звуки.
  
   Ме-едленно за пазуху Дмитрия Вениаминовича холодной рукой забралась тишина, обжигающими коготками погладила по спине и каменным клубочком свернулась где-то низко в животе.
  
   Это была катастрофа.
  
   0x01 graphic
  

Глава 1

(немного об устройстве самой фабрики и размышления на тему кому же ЭТО может быть выгодно...)

  
   0x01 graphic
   Дмитрий Вениаминович, в расстроенных чувствах, отпустил своего водителя домой и решил пройтись немного пешком, в надежде собраться с мыслями.
   Ситуация была не то что бы критической, а практически смертельной. Выхода из неё не могло быть по определению, но...
   У Дмитрия Вениаминовича всегда был запасной ход, именно это НО и не давало ему впасть в состояние бурной, всепоглощающей паники.
  
   Снега не было. Куда он подевался это уже другой вопрос, самое главное, что его не было в данный момент. К тому же, было очень заметно, что на улице тоже было не многоснежно, хотя, как правильно заметил Альберт Карлович, уже 25 декабря. Выходит не всё так хорошо в королевстве Дмитрия Вениаминовича, как хотелось бы думать.
   -Куда же он делся, этот такой необходимый снег? - он сморщил лоб, пытаясь найти хоть какое-то мало-мальски логичное объяснение происходящему.
   Сейчас, конечно же, нужно было срочно заказать новую партию у поставщиков, и для этой цели уже был отправлен на Северный полюс лично сам первый заместитель Герман Леопольдович Зотов. Так что можно было не сомневаться в поставке нового снега. Правда он не будет таким тонким и нежным, почти невесомым как прежний, но выбирать, конечно, не приходилось. Канцевич пообещал, что сделает все возможное даже с более низкосортным сырьём, а в его словах можно было быть уверенным.
  
   Так что, положение потихоньку налаживалось. Из-за низких стальных туч выглянуло чахлое зимнее солнышко и слегка оцарапало вечерним заспанным взглядом мостовую парка на Арсенальной.
   Дмитрий Вениаминович представил как выглядит сейчас он: в расстегнутом пальто, с наспех наброшенном на шею щегольском алом кашне, скособоченном и смятом; с растрепанной прической, сидящий на вмерзлой в сугроб скамейке в заснеженном парке на Арсенальной при температуре минус 10 градусов. Представил и усмехнулся. Но ему сейчас было совсем не холодно. Мозг судорожно работал, пытаясь найти решение задачи. А задача была до невозможности простая: Понять кто виноват в произошедшем.
  
   Может конечно виновных и не было вовсе, а все произошедшее стало возможным из-за его, Дмитрия Вениаминовича, недосмотра и снижении требовательности к руководителям отделов, которое повлекло за собой расхлябанность сотрудников на местах и к таким чудовищным потерям. А может за постоянно увеличиваемыми объемами производства, стали совсем не успевать поставщики. Тогда всё становилось логично, но в этом случае тут была явная вина Михайлова за допущенную бесконтрольность. Может, от этого он так и волновался на экстренном совещании, боясь наказания? Но так ли это, покажет его завтрашний доклад по анализу дел в его отделе, который Дмитрий Вениаминович потребовал от Михаила Михайловича к 9.00 утра 26 декабря.
  
   Но он так же не исключал и совершенно неожиданную развязку. Например то, что кто-то решил просто помешать его фабрике сделать свою работу так как надо. Этот вариант был совершенно не логичен и, главное, было совершенно не понятно, кому это могло быть выгодно? Да и скажите, с какой целью надо было устраивать эту неразбериху под самый Новый Год?
   Дмитрий Вениаминович постарался представить себе кому же он мог перейти дорогу, что бы этот кто-то решил ему отомстить, но таких людей в близком его окружении не оказалось. Да и сам вариант мести был попросту абсурден.
  
   Ну посудите сами, вредить фабрике, которая украшает город зимой в прекрасный белый цвет, производит изящные, ласкающие глаз снежинки, делает все настолько чистым и светлым, вредить перед праздниками? Глупо, по меньшей мере.
   Ведь стоит только представить, что на Новый Год не будет снега, по улицам буде гулять ветер, кружа пылью, а, не танцуя со снежинками, и Дед Мороз просто не сможет приехать к детворе на утренник в санях, запряженных оленями, украшенных лентами и бубенцами, как становится просто ... грустно. Тут уже не до праздничного настроения. А про катание с горы на санях, снежках и самом главном развлечении всей детворы, снеговиках, можно будет забыть вообще.
  
   Нет, нет и нет. Эта версия была настолько невозможной, что попросту не могла существовать. Дмитрий Вениаминович рассмеялся своим мыслям. Надо же чего только в голову не придёт при неразберихе? Видать слишком давно не было на фабрике никаких происшествий, что уже даже такое мерещится!
  
   -Отлично выглядите, Демьян Виниминыч. - директор фабрики снежинок поморщился, услышав знакомый голос. Сомневаться не приходилось, старые знакомые никогда не дадут поскучать. Хотя Арнольд Моисеевич Быстрицкий не относился к категории приятных знакомых, так или иначе жизнь сводила Дмитрия Вениаминовича с ним неоднократно.
  
   Розовощёкий, пухлогубый, округлый боками и необычайно подвижный он всегда излучал слишком приторное радушие. Его панибратство со всеми без исключения несколько раздражало. Он мог во время разговора схватить за локоть, или, смеясь, навалиться на ваше плечо, ухватившись потными, пухлыми руками. А смеялся Арнольд Моисеевич сочно - обильно брызгая слюной, вытирая ладонью свои жирные губы. Слова произносил гладко, просто с необычайной мягкостью, по-кошачьи, словно буквы были плюшевые. Вот и сейчас он жмурился от удовольствия, шлепая себя небольшим кожаным кейсом по коленке.
  
   Дмитрий Вениаминович встретился с Арнольдом Моисеевичем впервые 10 лет назад, на одной очень скучной вечеринке у своей старой знакомой. Она его так и представила:
   -Дима, познакомься, это мой Терминатор.
   На губернатора Калифорнии Арнольд Моисеевич походил мало. Он скорее был его китайской подделкой. Именно тогда эта мысль развеселила Дмитрия Вениаминовича и он, лукаво подмигнув своему новому знакомому, открыто протянул ему руку для приветствия. Наверное это можно было назвать судьбой. Именно это рукопожатие и связало их на долгие годы.
  
   Арнольд Моисеевич имел всё, что могло раздражать. Неровные желтые зубы и отвратительный запах изо рта, просто неотвратимое амбре пота, подло выбивавшееся из-под достаточно сильного аромата дорого одеколона, и скабрезную улыбку. Шуток он отпускал много, но все ни к месту и не ко времени. Прибавить к этому всему его просто необычайную прилипчивость, и портрет, пожалуй можно было заканчивать. Хотя все эти ужасы открывались не сразу. Внешности он был приятной. Эдакий веселый толстячок, никогда не стоящий на месте, а постоянно приплясывающий с ноги на ногу, потирающий руки или вытиравший губы, что бы потом провести руками по бокам или по прическе.
  
   Образования Арнольд Моисеевич был высшего. Но как оказалось, одной специальности ему было мало и он, что бы не мелочится, приобрел сразу три. Дмитрию Вениаминовичу казалось, что ни по одной из них Арнольд Моисеевич не достиг результатов и просто потратил зря свои силы, потому что работал его знакомый по четвертой специальности - по-знакомству.
  
   Знакомства его были в самых неожиданных областях и с самыми разными людьми, что одному Богу было известно, как ему это удаётся. Знали его исключительно все. Именно по-знакомству Арнольд Моисеевич и стал директором фабрики по производству сосулек.
  
   Производить сосульки, как считал Дмитрий Вениаминович, занятие скучное и не интересное. Но Арнольд Моисеевич смог его удивить. Совсем недавно, постоянно однообразный ассортимент фабрики сосулек стал необычайно богат. Были выпущены в продажу неожиданные по красоте рисунки на окна, но не простые, а с инициалами заказчика, написанными красивой готической вязью. Это было поразительным новшеством и пользовалось сумасшедшим спросом.
   В плане рекламной акции и для привлечения внимания фабрика сосулек стала регулярно проводить праздники ледяных фигур. Начало конечно было блеклое и никто не видел за этим будущего, но со временем мастера Арнольда Моисеевича превзошли самые смелые ожидания. Фигурки людей и птиц, картин классиков живописи и просто каких-то знакомых мультяшных сюжетов стали настолько изящны и узнаваемы, что это сразу подняло их популярность. Теперь даже стало модно на праздник или корпоратив заказывать что-нибудь на фабрике сосулек, олицетворяющее праздник.
   А ассортимент фабрики был необычайно богат и поражал своим обилием. Тут можно было заказать просто слова поздравления, а так же целые поемы, а еще, например, фигурку человека в полную величину, поразительно похожую на оригинал, или короны и скипетра для вручения начальнику на юбилей, даже трон царей могли сделать талантливые мастера фабрики сосулек к величайшей радости заказчиков.
   Потихоньку набирало обороты строительство временных отелей и гостиниц из льда на горнолыжных курортах. Это конечно не могло, не отразится на объемах производства фабрики и на её популярности. Если снег Дмитрия Вениаминовича пользовался спросом всегда, то Арнольду Моисеевичу известность давалась очень кропотливым трудом, что, конечно же, заслуживало уважение.
   -Вот, знакомлюсь с вашим новым ассортиментом. - Улыбнулся Дмитрий Вениаминович и похлопал по  заиндевевшей скамейке.
   Арнольд Моисеевич покачал головой и недовольно причмокнул губами.
   -Увы. Но поверьте мне, если бы не  врачи, которые считают что на таких скамейках сидеть опасно для здоровья, Ваши слова могли бы быть правдой!
   -Помилуйте, - поднял руки Дмитрий Вениаминович, - Эдак Вы вскоре будете ездить на ледяном  Мерседесе.
   -Ах, дорогой мой, - качнулся в его сторону Арнольд Моисеевич, - В жизни порой столько происходит необъяснимого и, не побоюсь этого слова, волшебного,  что может быть, очень даже может быть.
   Арнольд Моисеевич покрутил головой, словно его  красный  в голубой горошек галстук натирал ему шею, и поднял глаза к небу.
   -Погода явно не располагает. Я могу Вас подвезти, - он сделал пригласительный жест рукой. - Причём совершенно бесплатно.
   -Вы необычайно любезны, но мне, знаете ли, захотелось подышать воздухом. - Дмитрий Вениаминович покачал головой. - Да и кое-какие мыслишки не дают покоя.
   -Понимаю, понимаю Вас. - Арнольд Моисеевич сделал неопределённый жест и водрузился рядом на скамейку. - Вы не думали, кстати, о том, что скоро всё,  - он сделал большие глаза и по-заговорщицки наклонился к Дмитрию Вениаминовичу, - Всё будет покрыто льдом?
   Довольный собой он откинулся на спинку скамейки. Потом, как бы что-то почувствовав, нахмурился и поелозил лопатками, выгнул плечи, покрутился, усаживаясь поудобней и, наконец, протянул вперед ноги, от чего съехал вниз и, треснувшись затылком, чуть не упал. Но тут же поправился, сел более удобно и  уже с уважением погладил  гладкую поверхность скамейки:
   - Не дурно, совсем не дурно. - Пробормотал он, как бы отвечая своим мыслям. Потом, поднял глаза на смотревшего на него  с интересом Дмитрия Вениаминовича, и вновь отвратительно причмокнул губами. - Ну так вот. Вернемся же ко льду.
   -Извольте. - Кивнул Дмитрий Вениаминович.
   -Не думали  ли Вы что за нами будущее? Что не вода прародитель всего, а мы, именно мы - лёд!
    Арнольд Моисеевич с гордостью отодвинулся, как художник от картины, что бы  охватить взглядом всю палитру в целом. Но так и не дождавшись нужной реакции, снова придвинулся, схватил Дмитрия Вениаминовича под локоток и горячо заговорил:
   -Вы посудите сами, вот говорят "вода-вода, зародилась жизнь, химические процессы", но где же они сейчас, почему ничего не происходит, не рождается? Не логичнее ли предположить, что с водой должно что-то произойти, она должна стать чем-то более весомым, взойти на новый уровень? И этот уровень - лёд!  - Арнольд Моисеевич снисходительно улыбнулся.
   -Именно Лед, как нам уже известно, сделал возможным существование человека. Именно сейчас оберегает его. Чем бы мы были, если бы не ледники на полюсах Земли? Он - кладовая тайн и загадок, он - хранитель всего ценного, он - прошлое и будущее Земли.
    
   Дмитрий Вениаминович с интересом наблюдал за происходящими метаморфозами с Арнольдом Моисеевичем. Он то щурился как кот на солнце, то хмурился и надувал щеки. Но, что было самое пугающее, похоже он  верил в то что говорил.
   Ну, положим, ничего  сверхъестественного в его преданности работе не было. Дмитрий Вениаминович сам одно время относился скептически к существованию Деда Мороза, пока не оказался  у него на собеседовании. Как сейчас помнил то необычайное чувство, когда хотелось наклониться к собеседнику и резким движением сдернуть с обаятельного старичка накладную бороду, так знакомую каждому ребенку.
   Но, как оказалось, старичок был всамделишный и борода тоже настоящая (Дмитрий Вениаминович все-таки попробовал её подергать чуть позже, конечно же с великодушного разрешения своего нынешнего  шефа). Именно так Дмитрий Вениаминович и стал директором фабрики по изготовлению Снежинок.
   Так что всё неожиданное и, казалось бы, совершенно необъяснимое, теперь было рядом и вполне спокойно сосуществовало с совершенно не верящими в него людьми.
   Но лёд. Так же как и снежинки, кстати, это всего лишь ещё одно из состояний воды и, пожалуй, Арнольд Моисеевич, наделял его слишком фантастической ролью.
   При этих мыслях у Дмитрия Вениаминовича непроизвольно поднялась  вверх правая бровь, что выдавало в  нем скептическое отношение к услышанному. Это не ускользнуло от взгляда Арнольда Моисеевича, и он сразу же захлопнулся как устрица. Моментально его взгляд стал колючим и недружелюбным. Он отодвинулся в сторону и гордо задрал подбородок, сжав свои жирные губы в кривую щелочку:
   -Надеюсь Вы не станете отрицать тот факт, что не одними снежинками стоит мир? Мир сосулек ярок, многогранен и велик!
   Дмитрий Вениаминович спорить не стал и конечно же согласился. Но этого Арнольду Моисеевичу показалось мало и он, сощурив свои глазки, едко заметил:
   -К тому же наш объем производства и производство снежинок, - он презрительно скривил губы, -  сравнивать совершенно неэтично. Мы  постоянно на шаг, нет, даже на два шага впереди. Мы осваиваем новые области, мы предлагаем клиентам новые услуги, мы набираем обороты. Наша продукция популярна не только  каких-то 3-4 месяца в году. И не удивлюсь, если скоро  все совершенно забудут про снежинки. Прямо как сейчас.
   Он развёл руками, показывая на то, что снега не много.
   -Скоро все поймут одну неоспоримую истину, что не снег является символом зимы, а холод, мороз. Когда кровь стынет в жилах, когда слова замерзают на устах, когда все сковывает лёд! - Арнольд Моисеевич улыбнулся.  - Ну и ёлка конечно же. Кстати, вы знаете, что произошло с предыдущим начальником  вашей фабрики? 
   Дмитрия Вениаминовича задел тон Арнольда Моисеевича, с которым тот пытался показать свою значимость.
   А историю с бывшим начальником он знал приблизительно. Он,  не справился с обязательствами возложенными на него и...
   -Кажется покончил жизнь самоубийством во время путешествия на лайнере. - кисло промолвил Дмитрий Вениаминович.
   -Не просто покончил, а стал Ледяным Айсбергом, бросившись в воду. - гордо произнёс Арнольд Моисеевич. - Кстати, именно на него, по-моему, и налетел уже позже пресловутый Титаник. Бесславный конец, не так ли?  И подумать только, всё из-за того, что не хватило снега, льда-то вон сколько, а снег - тьфу, и нету нигде.
   Он снова победоносно оглядел  мостовую, под бордюры которой  жалко жались редкие снежинки.
   -Так вы точно не собираетесь ехать? - наклонился он вновь к Дмитрию Вениаминовичу.
   -Нет-нет, спасибо большое. Мне надо еще обдумать несколько дел. - Отказался Дмитрий Вениаминович.
   -Ну что же, как пожелаете. - Арнольд Моисеевич поднялся со скамейки, и, зацепив большие пальцы за лацканы своего щегольского пальто, произнёс. - Приятно оставаться.
   Хлопнула дверь его черного Мерседеса, услужливо раскрытая перед ним водителем. И машина не спеша зашуршала колесами в сторону площади.
   Не то что бы Дмитрия Вениаминовича испугали слова Арнольда Моисеевича, но было в них что-то неприятное. К чему весь этот цирк с напускной деловитостью? Ведь итак всем понятно, что они оба делают одно и тоже дело - несут людям радость. И совершенно не важно кто главнее, а кто нет. Настораживала разве что одна лишь только деталь, к чему  Арнольд Моисеевич заговорил про нехватку снега и нарастающие объёмы производства именно сейчас, когда Дмитрий Вениаминович испытывает трудности в виду непонятных причин? Совпадение или же нет?
   Дмитрий Вениаминович нахмурился. Нужно было срочно проверить приходные и расходные документы на складе Михаила Михайловича, может именно там и кроется разгадка происшествия.
            Он набрал номер Зотова. Вызов оборвался на втором гудке, как обычно, и в ухо Дмитрию Вениаминовичу хлынул звук ревущего мотора самолета и свист ветра, трущегося о фюзеляж - Зотов летел на Северный Полюс.
   -Да? -послышалось в трубке, - Я вас слушаю.
   -Герман Леопольдович, я кажется начинаю догадываться кто очень хотел бы нам помешать успеть к Новому Году! - не здороваясь, так словно продолжал только что прерванный разговор, сказал Дмитрий Вениаминович. - Вы там поинтересуйтесь у поставщиков не появлялся ли на днях некий курьер с предложениями от Арнольда Моисеевича. И постарайтесь  решить вопрос побыстрее, очень на Вас надеюсь.
   Трубка утвердительно "угукнула" и послышался сигнал отбой. Дмитрий Вениаминович посмотрел на часы - идти домой было еще рано, и он решил-таки навестить Михаила Михайловича в его логове. Интересно как сейчас он готовится к завтрашнему докладу?
   0x01 graphic

Глава 2

(о том, куда уходит детство, а главное, зачем оно пришло?)

0x01 graphic

   В царстве Михаила Михайловича Михайлова всегда гостил кавардак. Точнее он не гостил, он тут правил своею жесткою рукою, и все попытки навести порядок, нещадно им пресекались. Дмитрий Вениаминович одно время пытался понять, что, где, как лежит и для чего, что используется, пытался надавить как начальник и даже банальным образом заставить привести всё к Божескому виду, но с каждой новой поставкой всё возвращалось на круги своя. Самое главное, что Михаил Михайлович прекрасно ориентировался в своем беспорядке и даже считал такое расположение вещей весьма удобным.
   Единственный человек вселял в Михаила Михайловича ужас - заместитель директора Зотов, но даже тот относился к беспорядку на складе, философски. Хотя и не упускал случая, что бы попугать располневшего херувима своим холодным взглядом. То одну накладную проверит придёт, то какую налоговую ведомость запросит. Долго и внимательно изучает все пункты заполнения таблички, подписи рассматривает, шевелит своими бескровными губами, наслаждаясь тем, что Михаил Михайлович рядом с ним просто белеет от ужаса, едва сознание не теряет. Или вызовет его к себе в кабинет по какой-нибудь мелочи незначительной, и стоит в щель двери рассматривает, как Михаил Михайлович под его кабинетом руки заламывает да губы кусает, теряясь в догадках зачем же он Герману Леопольдовичу на этот раз понадобился.
   Сейчас наверное Михаил Михайлович мог вздохнуть спокойно, потому что Герман Леопольдович свои обещания разобраться в произошедшем выполнить в данный момент не мог, в силу того что направлялся на Северный Полюс для встречи с генеральными поставщиками фабрики.
   Безусловно, пропажа снега весьма странное и удивительное происшествие, которое требовало расследования, но в первую очередь стоял вопрос о скорейшем поиске сырья, что бы, ни дай Бог, производство не остановилось.
   Дмитрий Вениаминович неспешно миновал охранника, прошёл пустеющими рядами полок, завернул в гулкий длинный коридор подсобных помещений склада. Кабинет Михаила Михайловича находился в самом конце помещения.
   Кабинетом назвать этот вертеп, можно было лишь с очень большой долей условности. На согнувшихся, под тяжестью стоявших на них папок, полках, плотным слоем лежала вековая пыль. Накладные и расходные, приказы и налоговые ведомости подкалывались к друг другу в сумасшедшем порядке, группировались в распухшие картонные корочки, и заталкивались во все свободные места.
   Одно время, по настоянию Зотова, папочки даже подписывались хрупкими феечками из штата Михаила Михайловича разноцветными маркерами. Но позже внутренности менялись, надписи зачеркивались и писались новые, уже более яркими маркерами, что бы еще раз потом зачеркнуться.
   Но сейчас... То что творилось сейчас, не лезло ни в какие ворота. Все папки были вскрыты, выпотрошены, словно бы вывернуты наизнанку. Документы валялись где только можно, вперемешку с ярлыками и ценниками, тут же были и фантики от конфет, какие-то конверты, конфетти и прочая мелочь. Дмитрий Вениаминович нагнулся и поднял бурый лист с четким отпечатком лапы на нем кого-то из работников. Это оказалась расходная накладная на подарки детскому садику бывшего подшефным фабрике снежинок.
   Ровно 204 подарка было отправлено его детишкам к новому году, о чем стояла разрешающая красивая округлая резолюция Михаила Михайловича и оттиск большого пальца какого-то домового о выполнении. Дмитрий Вениаминович повертел его в руках и поискал глазами полку, надеясь сразу увидеть стопку таких же ведомостей, чтобы вернуть его туда, но это оказалось напрасным занятием. Он еще раз взглянул на листик и крякнул - ведомость датировалась позапрошлым годом. Дмитрий Вениаминович аккуратно положил лист на пол и, переступив через него, двинулся дальше.
   Тишина завораживала. Сейчас, когда не было тут никого, не двигались тюки, не работали тали, не хлопали двери, не шаркали несколько десятков ног и не переговаривались с десяток глоток неторопливых домовых, пытаясь перекричать друг друга, казалось все замерло и напряженно всматривается в посетителя. Это что-то вдруг отчётливо представилось Дмитрию Вениаминовичу большим таким, мохнатым, с большими лапами и насупленной мордой, и оно обязательно сейчас стояло сзади него и смотрело на Дмитрия Вениаминовича в каком-то не простом раздумьи.
   Дмитрий Вениаминович вздрогнул и резко обернулся. Он уже забыл зачем сюда шёл, к тому же никогда не слыл трусом, но сейчас пустое помещение на него очень плохо действовало.
   Ничего сзади не было кроме тишины и разбегающихся по углам и щелям проворных теней. Откуда-то подул тоскливый жиденький сквознячок. Трещала лампочка где-то высоко под потолком, шуршал лист на полу, и потихонечку поскрипывала дверь. Причем поскрипывала странно. Дмитрию Вениаминовичу показалось что, звук, издаваемый дверью напоминал ему какую-то мелодию.
   -Брррр. - Затряс он головой. - Наверное не стоило сюда идти. - Дмитрий Вениаминович нарочно говорил погромче, отчетливо произнося слова и на всякий случай еще раз оглянулся, бегая глазами по темным углам.
   -Пойду-ка я домой, рабочий день закончился и у меня просто разыгралось воображение. - далёкая дверь перестала поскрипывать и отчётливо вздохнула.
   - Вот и я говорю, - стал пятиться Дмитрий Вениаминович к выходу, - надо идти домой, принять горячую ванную и хорошенько отдохнуть. Я ухожу, ничего не трогаю.
   У него под ногой что-то хрустнуло, и тут дверь перестала подвывать. Это произошло настолько резко, даже темнота, казалось, еще больше сгустилась в черноте склада. Дмитрий Вениаминович замер. В наступившей тишине слышен был только бешенный стук его сердца и дыхания, словно он сейчас пробежал никак не меньше километра. Шума сквозняка, который Дмитрий Вениаминович принял за подвывание песни, не было слышно. Он продолжал вслушиваться до звона в ушах, пытаясь убедить себя что это, наверное, дверь была не плотно закрыта, а теперь её ветром уже закрыло, и ничего страшного тут нет, в обычном-то складе. Сердце бешено колотилось. Постепенно успокоившись, Дмитрий Вениаминович проглотил так некстати образовавшийся в горле комок, и только хотел сделать шаг, как дверь еще раз вздохнула, что-то сглотнув, причем очень натурально, снова завыла эту же мелодию.
   Капелька холодного пота предательски пробежала по спине Дмитрия Вениаминовича . Сердце, казалось оборвалось и упало, ноги подогнулись и он чуть было не дал драпака как заяц к раскрытой двери входа. Быть может только осознавание того что он взрослый, сильный и солидный мужчина, не дало ему упасть лицом в грязь. Дмитрий Вениаминович отказывался верить в то, что он слышал, но вслушивался и даже, как ему казалось, мог различить отдельные слова:
   -Оу у-ууу-у-ууу-у у-у-ууу-у-у ... - Дмитрий Вениаминович, весь превратился в слух. Казалось, его голова от напряжения скоро лопнет ... - ...мо-о-оего ко-о-оня-а-а.
   Последние слова послышались совершенно отчетливо. Зачем, спрашивается какой-то двери напевать мотив народной песни, к тому же Дмитрию Вениаминовичу казалось, что про коня двери знать совершенно не обязательно.
   -Тьфу ты пропасть. - тихонько выругался он и оправил воротник пальто. В темноте коридора кто-то определенно был. Чего только не привидится от страха? Не гоже было директору предприятия стоять посреди склада на полусогнутых, когда его могли увидеть его же работники.
   Он еще раз обернулся, но уже совсем ни как в первый раз. Теперь потолок не нависал над ним, тени пугливо жались по углам, а листы бумаги, качаемые заискивающим сквознячком, виновато улыбались ему.
   -То-то же, - кашлянул им Дмитрий Вениаминович, и не спеша, направился вглубь темного коридора.
   * * *
   Михаил Михайлович пил. Нет, не так как это обычно делают для преодоления неловкости, для снятия стресса или же просто, для развлечения. Он пил, практически не чувствуя вкуса, пил, вытирая слезы, размазывая по щекам грязь, потому что надо было что-то делать. Классическим языком выражаясь, он заливал горькую.
   Два дня назад произошло событие, которое в корне перевернуло всё внутри Михаила Михайловича, всколыхнуло самые недра подсознания, сбив с толку и вернув на многие годы назад, в пору счастья, радости, восторга - обратно в детство.
   Не для кого не секрет, что в детстве Михаил Михайлович Михайлов был достаточно симпатичным пухленьким карапузом, которого все звали ласково - Мишка. Он как и все его братишки и сестренки носил очаровательные крылышки и небольшой лучок со стрелами, начинёнными любовным эликсиром. Херувимчики все без исключения обладают задорным характером, и Мишка ничем от всех не отличался.
   Пока он был юным, без работы не оставался. Но время шло, он взрослел, обретая достаточно пышные формы. Но в отличие от всех своих собратьев, повесивших крылья на гвоздик со временем, и нашедших себя в других отраслях магических наук, он совершенно не желал взрослеть. Старший херувим несколько раз пытался уговорами, правдами и неправдами снять с него уже маленькие крылья, которые уже не могли поднять изрядно располневшее тело, но бесполезно. Покрывшаяся темными волосками попа уже не была такой очаровательной, а белья, как известно, херувимам было не положено. Лучок со стрелами в его пухлых руках уже смотрелся комично.
   Старший херувим пытался уволить его, намекая Мишке что среди его окружения все значительно младше его, что все его однокашники уже давно ходят в костюмах и сделали себе успешную карьеру. Но он просто не слышал ничего из того что ему говорили. Его глаза, чистые голубые глаза, наполнялись слезами и такой непреодолимой тоской, что добродушный херувим не выдерживал и снова махал рукой, а Мишка оставался с крыльями. Единственное на что он все же согласился, за что уже все ему были благодарны, это надеть коротенькие белые шортики.
  
   Шло время, херувимчик Мишка все больше становился похожим на Михаила Михайловича с поседевшими висками и большим волосатым пузом. Кожа его одрябла и погрубела, глаза утратили былую зоркость, и ему приходилось одевать неопрятного вида очки. Вместе с тем второй подбородок и ширина лица были такие, что все кто хотел по старой памяти назвать его Мишка, непременно спотыкались и виновато краснели, вспоминая его отчество.
   К весенним рейдам его уже не привлекали, озадачивая мелочной бумажной работой, от греха подальше. Так что шатался по Седьмому Небу погрузневший херувим Мишка, с маленькими крылышками, волосатой грудью, проплешиной среди кудрей и в грязных шортах белого цвета, волоча за собой, словно игрушечный, лук и пучок стрел. Он всё так же еще умел сочинять эпиграммы и сонеты, любовные оды и серенады, которые херувимчики распевали над влюбленными под чарующие звуки лиры, но это уже были совсем не те милые и забавные стишки, а скорее пародия на них, как сам Михаил Михайлович был пародией на херувимчика. Все его жалели и открыто гнать стеснялись, ведь в сущности никому зла он не делал. Вот и совал он нос свой во все кабинеты, пытаясь найти хоть какое-то развлечение.
   Мишка обладал мягким характером и проявлял недюжую способность к всякого рода статистике. Поэтому в бумажных делах не было ему равных. Настораживало правда то, что в уже достаточно зрелом мужчине обретал дух маленького мальчика. Он был жутко обидчив, сварлив и всем дарил эпиграммки, своего произведения, ярко и неумело разукрашенные. Некоторые даже носили их с собой, скорее из чувства безразличия или же жалости к Мишке. И все было бы хорошо, когда не произошёл бы один случай.
   С пятого неба был к ним сослан Ангел, дабы разобраться с причиной недостаточной влюблённости людей друг в друга, и наладить работу как положено. Ангел был молодой, амбициозный, и ссылка в амурный отдел казалась ему наказанием, поэтому порядки он стал наводить, можно сказать, армейские. И каково же было его удивление, когда в строю, среди десятков очаровательных голопопиков с крылышками и луками, привычно занял своё место и Мишка. Шортики свои он снял, помня по циркуляру что херувимчикам одежда не положена.
   Не заметить повзрослевшего Мишку было не возможно, поэтому Ангел сразу же направился к нему. Мишка, почувствовав ответственность момента, вытянулся в струнку и попытался максимально втянуть в себя предательское пузо. Старший херувим, следовавший за Ангелом, посмотрел на Мишку и виновато опустил глаза. Подлетев к Мишке, Ангел внимательно осмотрел его с ног до головы, внимательно останавливаясь на отдельных деталях. Потом глаза его налились кровью, уголок рта стал поддергиваться и он, сдерживая своё бешенство, спросил через плечо за спину у старшего херувима, так словно это был не Мишка, а предположим, бельевой шкаф:
   -Что... это?!
   Старший херувим виновато улыбнулся. Глаза его забегали и он не нашёлся что сразу ответить. Мишка посчитал, что его час настал и бойко выкрикнул клич эскадрильи:
   -Нет в делах Амура равных, влюбим в камень и Титана. - и топнул ножкой. Но Ангел почему-то не засмеялся, как это делали все(и люди в том числе), а наоборот побагровел и заскрежетал зубами.
   -Вы что тут из меня идиота делаете?!! - визгливо заорал он в лицо старшему херувиму. - Кто сюда поставил этого клоуна? Вы в своем уме? Посмотрите, он же без исподнего!! Убрать ЭТО немедленно отсюда, что бы я его никогда больше не видел!
   Глаза Мишки намокли, нижняя губа задрожала, нос сморщился и стал красным. Он никак не мог понять за что его так, что он такого сделал? Жестокий, жестокий Ангел! Мишка насупился и всхлипнул.
   Желание проверять, кого бы-то ни было еще, у Ангела пропало совершенно.
   -Титана...хех...влюбит. - усмехнулся он, и крикнул всем - Разойдись!
   Херувимчики как испуганные воробьи прыснули кто куда в разные стороны. Начался обычный, как водилось на 7-м небе, рабочий переполох. Остались только Мишка и старший херувим. Мишка, сквозь слезы, душившие его, обратился к старшему херувиму:
   -Ма...мастер, за что он меня так? Что...что я сделал-то... такого? - всхлипывал он.
   Старший херувим похлопал его по плечу со вздохом и повел Мишку сдавать крылья и лук, которые были вещами инвентарными.
   Вот так, волею судьбы пришлось Мишке искать применение своим талантам в другой структуре. А так как он очень хорошо разбирался в бумажных делах, любил статистические данные и был бережлив, на него пал выбор начальника фабрики снегоделов. Работа была не сложная с существами не злобными, поэтому Мишка сразу согласился.
   Тут-то и нашел он почет и уважение. Домовые полюбили его за доброту и ранимость как своего родного. Оберегали и заботились о нём, называя промеж собой его "СтаршОй". От этого Мишка стал быстро добреть и приобрел нынешнюю необъятную фигуру. Теперь его все знали как Михаила Михайловича и вряд ли бы нашли в нем сходство с тем очаровательным херувимчиком, коего звали Мишка.
   Но сейчас, Михаил Михайлович пил. Глотал вперемешку со слезами какую-то вонючую жидкость под названием "Зубровка" в попытке забыться и фальшиво пел.
   Он очень любил свою работу. Нет, не так, он до безумия любил свою работу, этих неуклюжих домовых, этот пыльный склад, эскадрилью светлоголовых зеленоглазых феечек, даже Дмитрия Вениаминовича любил, наверное. Боясь лишь только Зотова за его просто неподвижный, тяжелый, холодный взгляд из-под полуопущенных век и подрагивающих уголков тонких губ. Но даже с ним можно было мириться. Когда Михаил Михайлович сталкивался с проблемой, которая оказывалась ему не по плечу, Зотов всегда оказывался рядом и молча помогал. Сильной он был личностью, весомой.
   Один Михаил Михайлович был слабак. Может поэтому, он и любил своё яркое и беззаботное детство больше всего. Любил и ненавидел, борясь с собою, презирая себя за слабость и поддаваясь такому знакомому и приятному влечению.
  
   Два дня назад на пороге его склада появился старый давнишний друг Бориска. Точнее сказать, теперь это был совсем не Бориска, а одетый в строгий костюм с бежевым изысканным галстуком, золотыми запонками на рукавах и в очках с тонкой изящной оправой, Борис Аркадиевич Ростоцкий - менеджер по персоналу крупной страховой компании.
   Он один из первых снял крылья, отрастил щегольские усы и ходил по седьмому небу, держа руки в карманах и сплёвывая через зубы, в ожидании разрешения покинуть пенаты.
   Как он был хорош. Как они все ему завидовали - повзрослевшему раньше остальных. Он рассказывал просто необычайные вещи про мир людей. Говорил что даже целовался с ярко накрашенной барышней где-то в подворотне, и что это было совсем не так как целовали херувимчиков Богини - нежно, снисходительно, едва касаясь своими алыми губками макушек или щечек сорванцов. А "...это было незабываемо...", "...она билась в моих руках как испуганная голубка...", "...я горел огнем и поднимался над всем миром, всех видя сразу, всех ощущая, всех слыша..."
   Ах, никто из них и не думал усомниться в словах Бориски, он был кумиром всех до единого. Именно его провожали во взрослый мир все, кто-то даже плакал. А он же, повернувшись невзначай к сгрудившимся на облачке братишкам и смотрящих на него с завистью, крикнул лишь только:
   -До встречи, мелюзга! - и бодро прыгнул в колесницу, уносящую его навсегда во взрослую жизнь.
   И вот он, такой же прекрасный, яркий и выразительный на пороге его -Михаила Михайловича склада! Зашёл, не спеша оглянулся, и, увидев Мишку, улыбнулся. Ах, какая это была улыбка. Мишка очень хотел быть похожим на Бориску, с такими же широкими плечами, усиками-спицами, с высоким и гордым лбом.
   Михаил Михайлович забыл обо всём. Даже то, что причина появления Бориски была несколько притянута за уши, ему совсем не показалось в тот момент. Почему бы такой красавец и удалец как Борис не смог бы соскучится по Мишке? Соскучился, разузнал где он, приехал и нашёл. Мишка так хотел в это верить и он верил, верил изо всех сил!
   Он крепко сжал его руку, обнял, окутал запахом дорого одеколона, и говорил, говорил, говорил. Сочно, ярко, захватывающе говорил о своей интересной работе, вспоминал прошлое, шутил и эффектно пускал сигаретный дым в потолок.
   А потом Мишка помнил, что они что-то пили. Даже нет, как он мог забыть, они пили Божественную Амброзию, которую пробовали очень давно, стянув её с кухни в тайне от всех. Она также как и тогда развязывала языки, огнем растекалась по венам и заставляла сердце петь.
   После, когда уже окончательно окосели вдвоем и Мишка отпустил с работы домовых, которым очень не понравился Борис Аркадиевич, они, раздевшись до нага и напялив на себя настоящие херувимские крылышки(одному Богу известно откуда их смог раздобыть Бориска) распевали похабные песенки пританцовывая на разбросанных документах и кидались снежками. Михаил Михайлович даже целился в прохожих на улице из амурного лука, но толи уже был настолько пьян, а может, зрение его желало иметь лучшего, но попасть ему не судилось ни разу.
   А еще позже, писали лирические послания в любви, тут Борис быстро капитулировал, отдав пальму первенства Мишке. Они писали оды и посвящения на попавшихся под руку листах, делали из них самолетики-стрелки и кидали их друг в друга. Так же как и много лет назад.
   Дальше память отказывалась помогать Михаилу Михайловичу. Кому-то звонили, куда-то ехали, Борис Аркадиевич великодушно расплачивался за разбитую посуду в каком-то баре, комната с зеркалами, ярко освещённая и душная, дурно пахнущие девицы, некрасиво и визгливо смеющиеся, непонятно откуда взявшийся лимузин и трясущий его за плечи Бориска, кричащий в лицо Мишки: "Этот мир НАШ!"...
   Михаил Михайлович впервые проспал на работу, придя в себя около полудня в какой-то гостинице, спящим в одежде в обнимку с помелом дворника и рассыпанным по полу мятным зефиром. Куда делся Борис Аркадиевич никто ему сказать не мог. Все произошедшее казалось сном.
   Кое-как приведя себя в порядок, еле ворочая опухшим языком и с чугунной головой, Михаил Михайлович еле добрался до работы и тут его ждал другой удар: негодующие домовые и полное отсутствие снега, склад был пустехонек!
   Как сообщил один из старейших домовых, с самого утра заявился на склад какой-то неопрятного вида человечек с накладной на всю партию снега. Накладная была странным образом смята и имела вид такой, словно над ней долго и назойливо издевались, но подпись Михаила Михайловича стояла исправная. Пока домовые держали совет как им поступать без Михаила Михайловича, снег был погружен на несколько больших грузовых машин и вывезен в неизвестном направлении. После чего человечек пропал, оставив только странную накладную, которая лежала сейчас перед Михаилом Михайловичем.
   Но беда не приходит одна. На экстренном совещании по вопросу отсутствия снега, с делами склада обещал разобраться сам Герман Леопольдович Зотов. Худший вариант вряд ли можно было бы придумать. Может быть, поэтому Михаил Михайлович что есть сил, отпирался, заявляя, что ничего не знает, хотя уже потихонечку сумел соединить внезапное появление Бориса Аркадиевича и последующее пропадание снега.
   Вот теперь он сейчас пил в совершенной растерянности, не зная, что же теперь ему бедному делать?
   Появлению Дмитрия Вениаминовича он совершенно не удивился. Взяв свою мясистую пятерню, что было сил, стал бить себя в лоб, приговаривая: "Дурак, дурак, ду-ра-чи-ще!"
   Скрывать ему было нечего, и он рассказал Дмитрию Вениаминовичу все, что происходило за последнее время, и продемонстрировал помятую накладную, в которой явственно просматривался свёрнутый самолётик...
   -Ну что же, - Дмитрий Вениаминович неторопливо налил себе в пустой стакан, стоящий тут же, немного адского пойла, употребляемого Михаилом Михайловичем и, покачивая его в руках, посмотрел на свет сквозь тёмную жидкость.
   - Хоть что-то в этой чертовой истории становится понятным. - Закончил он и сделал большой глоток, смотря в никуда. Лицо его застыло в неожиданном оторопении, глаза сузились и рот словно бы свело искомой. Он с шумом выдохнул воздух ртом и тут же втянул его носом, так, что ноздри его побелели.
   -Ух, хороша! - с жаром сказал он. - Ну, Михайлов, вас не увольнять за это, а повышать надо! Наливай! - и он гулко стукнул стаканом по столу.
   0x01 graphic

Глава 3

(о том, как где-то на белом свете, там где всегда мороз...)

0x01 graphic

   Белоснежные равнины, выедая своим блеском глаза, заполняли собой всё мыслимое пространство иллюминаторов. Герман Леопольдович смотрел, на открывавшуюся картину, не моргая своими красными глазами, и, казалось, был частью её. Сердце его билось спокойно, дыхание было ровное, весь организм сохранял тепло. Со стороны могло показаться, что
   он мысленно решает какую-то сложную задачу, но это было не так. Как считал Герман Леопольдович, нерешаемых задач попросту нет, бывает просто мало боеприпасов.
  
   Вдалеке показались острые шпили карьера снегодобычи. Флаги на вершинах нескольких зданий изрядно пообтрепались, пар не вырывался пышными клубами из цеха фасовки, где снег паковали в большие квадратные тюки, да и вообще, обычного движения заметно не было. Герман Леопольдович нахмурился. Если по непонятной причине медведи поразбежались, то одному Богу известно, где их теперь искать по этой безумной белой прерии, а самое главное времени на это не было совершенно.
  
   -Смотрите, смотрите! - встрепенулась Женечка (рыженькая дьяволица выполнявшая обязанности секретаря-референта у Германа Леопольдовича) - Вон там кто-то есть!
   Зотов проследил за изящным пальцем Женечки и действительно заметил непонятную группу белых медведей на фоне каких-то ярких цветных пятен.
  
   Самолёт сделал круг над встречающими и пошёл на посадку.
   Среди медведей прошло оживление и, несколько самых крупных, в непонятных ярких жилетках, пошли навстречу Зотову и Женечке, которая следовала за своим шефом неотступно. Но, как видимо, опасаясь далеко отходить от группы своих товарищей, остановились и теперь топтались в нерешительности. Герман Леопольдович скрипнул зубами и направился к ним сам.
  
   Его одежда, преимущественно из тёмных тонов, делала его на белоснежном окружающем фоне слишком хрупким и ярким. Белый, видавший виды тулуп, услужливо наброшенный на худощавые плечи заботливыми летчиками, болтался на ветру как сохнущее бельё. А неуклюжая походка, постоянно проваливающегося под снег, как минимум по колено, делала смешным.
  
   Дойдя до какого-то шеста, воткнутого в ледяную глыбу, с нацепленной на шест ярко оранжевой тканью и изображенной на ней большой белой когтистой лапой и четырёхлистника клевера, Зотов остановился ровно настолько что бы наступить на основание шеста так, что тот треснул и со скрипом ухнул в сугроб. Медведи в драных спасательных жилетах с надписью "Odissea - Jeaсque Yves Cousteau", попятились, настолько вид у Зотова был угрожающий.
  
   -Полно Вам, не переигрывайте, Лохматый, - обратился к заводиле Зотов, продравшись наконец через сугробы к насупленным медведям, - мне вполне бы хватило встречи с управляющим.
   Лохматый, когда-то исполнявший обязанности заместителя управляющего карьера снегодобычи, а теперь будучи неформальным лидером, виновато отвёл глаза в сторону.
   Недалеко, под охраной двух крупных мишек сидел Седой, который напоминал скорее отбивную. Правый глаз его заплыл синим волдырём, левое ухо было надорвано и по некогда белой шерсти виднелись кровавые потёки. Очки болтались на веревочке перекинутой через шею, но как видимо были разбиты и представляли собой жалкое зрелище.
  
   -Это за что же вы его так? - поинтересовался Зотов.
   -Бастуем мы. - Недружелюбно буркнул Лохматый, так и не глядя в глаза Герману Леопольдовичу.
   -Это я уже понял, а управляющего-то за что? - Зотов подошёл к Седому ровно настолько насколько позволили агрессивно настроенные охранники. - Как Вы себя чувствуете, Вам ничего не повредили? - обратился он к Седому.
   -Он был против демократии. - Снова буркнул Лохматый.
   -Здравствуйте, Герман Леопольдович, - поднялся, было, Седой навстречу Зотову, но под взглядам охраны снова сел на место, - Совсем с ума посходили, словно вселился в них кто. Ворвались недавно ко мне, пьяные, неопрятные. Кричат, мол, работать не будем, эксплуататор, мол. - Седой пожал плечами.
   -Причём тут эксплуатация? - повернулся к Лохматому Зотов. А потом опять обратился к Седому, - А что просили?
   Лохматый еще больше насупился:
   -Ничего мы не просили, мы отказываемся работать на эксплуататоров.
   -А на кого вы работать НЕ отказываетесь? - закусил, и без того тонкую губу Зотов, и поднял вверх правую бровь, - М?
   Лохматый в нерешительности покосился на стоявшую поодаль толпу забастовщиков. Те, внимательно прислушиваясь к разговору и, одобрительно поговаривали между собой, притихли.
   -Понятно. - Опустил голову Зотов, потом вдруг решительно направился к стоящей группе медведей. Те насторожено еще более сгрудились, прячась за плакаты. На нарисованных наспех плакатах присутствовали медвежьи лапы, разинутые пасти, значки молний, звезды. Единственным зеленым пятном был значок клевера, к чему нарисованный, непонятно.
   Подойдя ближе, Зотов стал, с детской непринуждённостью, рассматривать надписи, закусив при этом губу.
   Странные это были плакаты, непонятные. Написано было и про счастье хлеборобов, про благополучие семей, призывы к праву и свободе на труд. Вот чего было много, так это позёрских выкриков типа: Долой, Не дадим, Позор, Да здравствует. Которые, опять же, непонятно к чему призывали. Изобиловал оранжевый цвет и листочек клевера.
   Тщательно посмотрев все плакаты, Зотов опустил взгляд на бастующих медведей. Некоторые из них были растрепаны и неопрятны. На спинах иных висели поношенные порванные спасательные жилеты, явно списанные с какого-то судна. Они были также оранжевого цвета и, наверное, именно поэтому медведи их надели.
  
   Зотов молчаливо смотрел в морду каждого медведя, так словно пытался запомнить на всю оставшуюся жизнь. Под его холодным взглядом, толпа заволновалась. Те медведи, которые стояли в передних рядах, почувствовали себя неуютно и попытались отойти назад, но это явно не входило в планы сзади стоявших. Кто-то поскользнулся и неудобно плюхнулся на землю, при этом выронив свой плакат и зацепив им следующего. Тот, в свою очередь шарахнулся и наступил на лапу соседа, сосед взвыл и вцепился в плечо обидчика зубами. Послышался рык и вой, кто-то, стоящий сзади, не видящий происходящего, но услышавший звуки движения, начал скандировать: Позор, позор! - и стучать палками по большим железным бочкам.
  
   Зотов стоял неподвижно. Какафония закончилась также внезапно как и началась. Подошедший Лохматый зло цыкнул на всех.
   -Вы не против, если я заберу Седого и мы зайдём в административный корпус? - он повернулся к Лохматому, - даю честное благородное слово, что мы не станем мешать вам бастовать. А корпус все равно сейчас вами не используется.
   Лохматый промолчал.
   -Ну, вот и славно. - Зотов подошел к Седому и ме-едленно, чтобы не нервировать охранников, потащил его за собой в сторону здания управления снегодобычи. Медведи проводили их недружелюбными взглядами.
  
   * * *
  
   -Вы отвратительно выглядите, друг мой. - Почти нежно сказал Зотов, пока Женечка обрабатывала раны Седого перекисью водорода. К сожалению, в распотрошённых аптечках не тронутыми оказались лишь вата и перекись с йодом.
   -Сам не знаю, кто меня так. Набросились, схватили, куда-то потащили. Я-то практически не сопротивлялся. - Седой морщился и иногда скрипел зубами, когда Женечка задевала особенно болезненные места.
   -А что хотели-то? - вновь спросил Герман Леопольдович.
   -Да в сущности они и сами объяснить не могут. - Седой усмехнулся с горечью в голосе. - Недавно появился у меня какой-то молодчик. Выглядел очень респектабельно, предложил работать через подставную фирму с ними. Я, конечно же, отказался, меня вполне устраивают наши действующие соглашения с вами и...
   -С Ними?! - Зотов поставил с ним рядом стул и уселся. - А с кем "Ними" он не говорил?
   -Да вот как раз этого и не говорил. Причем самое интересное, снег их вообще не интересовал, их интересовала...вода!!!
   -Вода?! - Зотов разочаровано хмыкнул. - А причём же тут вода?
   -Вот и я говорю, - засуетился Седой, - Какая может быть вода, когда мы работаем со снегом? Это же не наш профиль, причём совершенно! С водой работают дельфины, котики, да те же самые моржи вполне охотно работают по поставкам воды, а нам это несколько не сподручно. К тому же нам придётся тогда работать в ущерб основным поставкам - снега.
   -Продолжайте, пожалуйста, я вас очень внимательно слушаю. - Попросил Зотов Седого.
  
   На улице послышались снова лозунги и звуки гупанья о пустые бочки. Забастовщики, вероятно, таким образом, согревались.
  
   -Смешные. - кивнул в окно Зотов. - Ну словно дети, топают ножками, машут флажками, песенки поют. Как вы тут с ними работали, ума не приложу?
   -Дети... - встал рядом с Германом Леопольдовичем подопечный Женечки, замазанный местами йодом, а где и заклеенный пластырем. - Эти дети мне чуть голову давеча не отгрызли, всего лишь за то, что я был управляющим карьера.
  
   Зотов повернулся к медведю:
   -Ну так чем же закончился этот визит к вам респектабельного джентльмена, вы, кажется не закончили?
   -Да-да, говорю же, мол, вода не наш профиль, да и не можем мы вовсе, потому что работаем уже с фабрикой Снежинок, снег поставляем. - продолжил Седой свой рассказ.
   -Только он говорит: нет, мол, с фабрикой Снежинок вам работать не нужно вовсе. Они...то есть вы, - Седой виновато пожал плечами и улыбнулся, - скоро вообще беспокоить нас с заказами не станут, потому что план свой выполнить не смогут и вообще отрасль совершенно не перспективная, упадническая да устаревшая. Работайте с людьми прогрессивными, которые не боятся быть авангардом, несут знамя перемен...то есть с ними.
  
   -Я всё прекрасно понимаю. - заверил Седого Зотов. - Нам безумно приятно иметь дело с вами, к тому же мы никогда друг друга не подводили. Прямо так и сказал: "План свой выполнить не смогут"? Почему же вы ничего не сообщили о возникших проблемах?
   -Да что, собственно, сообщать-то было? Мы ни о чём не договорились, он откланялся и ушёл, сказав на прощание, что я про них ещё услышу и всё! - Седой укоризненно покачал головой. - Заготовка шла полным ходом, склады наполнялись с опережением 15%, как обычно, а тут трах-бах, караул, переворот, революция! Вламываются ко мне мои же работники, громят бухгалтерию и отдел маркетинга, забирают всю мороженую рыбу, разбрасывают уже заготовленный снег. Так мало того, еще и меня к двери несколько раз мордой приложили! Этот Лохматый как с цепи сорвался, рычит, зубы скалит: "Топить. - кричит, - Директора в море"
   Седой поёжился - воспоминания были ему не приятны. Зотов не перебивал.
   -Я тут взмолился. По что, говорю, хулиганите? Мы с такими темпами к январскому заказу ничего не успеем.
   -Никаких заказов, кричат, сатрап, деспот, тиран, меня называют. Мы тебе покажем как нас изводить. Рыбу-то поди в одно рыло заработанную трескаешь! Только ведь как это в одно рыло-то? Всю же на жалование пускал, всем как положено, без задержек, самую лучшую! Только где им докажешь-то, да и бухгалтерию разгромили всю, теперь на восстановление уйма времени уйдет, а работать-то когда? - Седой сел на стул и как плети свесил свои передние лапы. - Сам никак в толк не возьму, что я сделать-то такого мог.
   Зотов повернулся к окну спиной и скрестил руки на груди.
   -То есть причины бунта вам не известны?
   -Как же это не известны? - Оживился Седой. - Вон туда гляньте, Герман Леопольдович.
   Медведь подскочил к окну и стал что-то пристально выглядывать за помещениями склада. Искал и видимо пока не находил. Потом нацепил очки и, собрался было вновь посмотреть в окно, но вспомнив что они побиты, чертыхнылся и снова стал всматриваться без них близоруко морща глаза.
  
   Склад производил удручающее зрелище: стены поломаны, крыша провалена, местами попросту стоял голый каркас, словно скелет полуистлевшего тела. Тара была разбросана и гонялась ветром по еще огороженному двору, постоянно сталкиваясь с друг другом и с еще уцелевшими заборами. Снег лежал повсюду, грязный, раздавленный, словно забытый кем-то мусор, который подхватывал жесткий северный ветер и уносил далеко в море.
  
   -Вон! - закричал Седой. - Нашёл! Посмотрите, Герман Леопольдович, во-он за тем складом.
   Зотов прильнул к стеклу. Мало того что стекла был местами запорошены снегом, так еще из-за разгулявшегося ветра не было понятно что там вообще на улице творится. Всё-таки Зотов, пусть и не с первого раза, рассмотрел, что за разрушенным складом, что-то темнело.
   -Ну? - недовольно буркнул Зотов. - И что я там должен увидеть?
   -Креветки. - Прошептал Седой и закивал головой.
   -Креветки? - Удивился Зотов.
   -Креветки-креветки. - Идиотски хихикнул Седой. - Целая гора креветок.
   -Не понимаю вас совершенно. - Осторожно отодвинулся от медведя Зотов. - И каким же образом ко всем этим безобразиям причастны креветки?
   "Уж не повредился ли мозгом Седой от того что его приложили к дверям мордой?" - подумал Зотов, стараясь оставить между собой и медведем на всякий случай спасительное расстояние.
  
   -Да как же вы не понимаете? - Седой был раздосадован. - Прилетел к складам грузовой вертолет без опознавательных знаков и сбросил на лёд груду креветок, а вместе с ними и баночное пиво в бессовестных количествах. Все работники заготовки упились с непривычки. И тут-то появился этот молодчик вновь. Говорят, выступил перед ними с речью обличающей нынешнее управление, мол, тормозят прогресс, не дают величию свободы и независимости подняться над каменным веком рабства и потворничества. Говорил, дескать, все в ваших лапах, пойдите же и возьмите всё сами. - Седой снова понурил свои плечи.
   -А когда победит свобода и равенство, над игом поработителей, мол, мы не оставим вас прозябать тут безропотно, и поможем вам, потому что и там ваша работа так же необходима, но не пускают ваши труды к нуждающимся в них. Так давайте же сделаем наш мир ярче и краше, порвем старые устои неравноправий и корыстолюбия, и да засияет на солнце новый монолит рабочего класса, управляющего своим трудом самостоятельно.
  
   -Чушь, какая-то! - удивился Зотов.
   -Чушь-то оно чушь, только пойди это толпе пьяных медведей объясни. - Вздохнул Седой.
   -Выходит вы все сам своими ушами слышали? - спросил Седого Зотов.
   -Нет, своими не слышал. - Покачал головой медведь. - Да только прибежал ко мне Кучерявый из отдела маркетинга, говорит, мол, пора сматываться, а то по камешку разнесут всю вашу администрацию. Да и про всё выступление незнакомца рассказал. Вы же знаете у него бабушка была из Гризли, они к такого рода неприятностям весьма чувствительны.
  
   "О, да, - подумал Зотов, - житейской мудрости Гризли всем медведям бы поучится"
   -В общем что тут говорить, Герман Леопольдович, караул! Даже не знаю что теперь и думать, как быть дальше: производство нарушено, сырье развеяно по ветру, работники бесчинствуют. Тут ещё вы прилетели... - тут до медведя стало доходить, что Зотов с Женечкой вряд ли прилетели просто так, и он осёкся. - Могу я узнать цель вашего нынешнего приезда?
  
   Зотов почувствовал смену настроения медведя и поспешил его успокоить:
   -Да понимаете, тут вот какое дело. - Он не спешил раскрывать Седому все карты. - Нам неожиданно потребовалась еще одна партия снега, причем очень срочно. Можно даже сказать - вчера!
   Седой сложил лапки в умоляющий жест:
   -Миленький мой, хороший, добрый Герман Леопольдович, да откуда же я вам возьму снег-то? Нету же у меня ничего, все раскидали окаянные. Даже не знаю что делать-то теперь. Ну, положим, запили, с кем не бывает? У нас порой геологи спаивали иных, по неделям потом от карьера отойти было страшно...
   -Что, нападали на всех? - поинтересовался Зотов.
   -Нет, ревели сильно. Оно же дело не хитрое - выпить, а вот как с бодуном бороться - никто не знает.
   -Вы, значит, в этом деле, можно сказать, бывалый? - пошутил Зотов.
   -Ну как сказать, как сказать. - Протянул Седой. - По-малолетству оно, может, где и было, чего не случается-то по-глупости? Только того опыта мне хватило с лихвой, больше не желаю. Вы думаете чего они такие мрачные ходят? У каждого мысли о том, что будет завтра, а завтра - ох, не позавидуешь некоторым. Так что когда я смогу поставить вам снег, я даже и не знаю.
   Но Зотов его практически не слушал, в его голове назревал план.
   -Я, кажется знаю, кто поставит нам снег к завтрашнему дню.
   -Помилуйте, Герман Леопольдович, - на морде Седого появилось неприкрытое недоумение - Кто же это?
   -Да вот они, - Зотов кивнул в окно, - собственными персонами. Да, кстати я не рекомендовал бы вам пока никуда выходить, меня проводит Женечка.
  
   * * *
  
   Зотов первым делом направился к разрушенному складу снега. Надежда на то, что всё еще возможно было поправить оставалась до последнего. Но, как ни жаль, при виде склада, она умерла мгновенно.
   Груда креветок была почти не тронутой, в отличие от баночного пива "Beer Bear", которое полегло всё. Зотов взял несколько креветок в руки и стал растирать пальцами - странный от них шёл запах, даже при таком морозе.
   Зотов постоял, посмотрел на небо, запахнулся поплотнее в тулуп и направился на звуки песен забастовщиков, ему было что им сказать.
  
   Лохматый сразу заметил приближение Германа Леопольдовича и нехотя повернулся к нему. Герман Леопольдович стоял, поигрывая креветками:
   -Мне всё-таки очень хотелось узнать у вас, Лохматый, что же вы требуете и... - он усмехнулся - ...И что же делает листочек клевера на бескрайних просторах снега? Так непривычно видеть оранжевые полотна, что они означают для вас?
   Лохматый уже мучался от подступавшего похмелья, но виду подавать не хотел.
   -Наши требования просты и вместе с тем прозрачны, - начал красиво он, у Зотова аж перехватило дух, но потом свалился на отсебятину, - Мы хотим свободы, равенства, ну и ...это, что бы рыбы много, свергнуть всяких там узурпаторов, вон того же Седого ко всем чертям. - Он поморщился, а Зотов же наоборот замурлыкал как кот на солнышке.
   -Ну, предположим, свергнули вы его. - Зотов сделал страшные глаза. - Седого нет, вы теперь глава разрушенного склада, разбитой бухгалтерии, во главе всех этих ПОКА (он подчеркнул голосом слово "Пока") ещё лояльных к вам соратников. У вас теперь служебный лимузин и обаятельная секретарша. Ваши двери обивают желающие поживиться за счет карьера и банальные кредиторы - вы им должны выполнить условия заключённых контрактов ещё при старом директоре, но вы не можете - у вас развалена бухгалтерия, у вас нарушено производство, ваши соратники совершенно не хотят работать, они думают что все блага, после свержения власти, посыпятся на них как из рога изобилия и обеспечите их ими - вы, Лохматый.
   Зотов посмаковал впечатление, производимое на Лохматого сказанными словами, и продолжил впечатывать слова как гвозди в гроб:
   -Так мало того, в контрактах было чётко сказано про штрафные санкции и неустойки, которых вы естественно теперь не знаете. Кредиторы не солоно хлебавши уходят, но возвращаются судебные исполнители, которые как раз знают кто и сколько кому должен. Но кроме имущества карьера им взять нечего, поэтому ваши соратники вместе с судебными исполнителями крушат оставшееся от погрома. Потом, естественно через некоторое время, когда уже разграблено всё, начинаются беспорядки - все хотят есть, теперь уже вы плохой. Увещевания, что вы такой же как все, помогают очень мало. Да, совсем забыл - ваш лимузин заберут и кабинета вы тоже лишитесь. - Зотов набрал в грудь побольше воздуха, в то время как плечи Лохматого опустились еще ниже. - И тут, придёт к вам тот, кто вас купил за эти вот гроши, - Зотов бросил под ноги Лохматому креветку, - и предложит вам работать на него фактически за еду, если еще не предлагал. Кстати, почему вы оставили креветки не тронутыми?
   -Они тухлые. - Проворчал почти сдавшийся Лохматый.
  
   Зотов подивился тому, как они с Седым похожи, разве что Седой носил очки.
   Тут ему пришла в голову мысль, позабавившая его - а не для отличия ли Седой носит эти очки? Какие все-таки падкие на статус эти медведи.
  
   Что бы скрыть улыбку, Зотов почесал свой лоб, а потом мгновенно спросил в лоб:
   -Сколько вам предлагали за то что бы вы работали на фабрику Сосулек?
   У Лохматого забегали глаза и он нечленораздельно замычал что-то. Но Зотов чувствовал, что попал в точку и не ослаблял хватку:
   -Чем он предлагал растапливать снег уже заготовленный на фабрику Снежинок?
   Лохматый опустил голову и стал похож на медвежонка Умку из мультика. Герман Леопольдович даже пожалел его, но отпускать из клещей был не намерен:
   -Что он обещал вам за помощь?!
   -Да ничего он не обещал. - Разозлился, скорее на самого себя Лохматый. - Он угрожал. Сказал, что грядут перемены и, если сейчас мы сами не возьмём власть в руки, то останемся за бортом белоснежного лайнера отправляющегося в светлое будущее.
   -Даже так? - удивился Зотов. - Интересно, какое же светлое будущее может быть при разваленном производстве? Это он перепутал с каменным веком. Удивляюсь я вам, Лохматый.
   Медведь мял свои передние лапы, не зная, куда их деть, и в глаза Зотову не смотрел.
   -Вы думаете, я сам рад? - покачал головой Лохматый. - Только куда мне было деваться? Вот и пошёл на поводу толпы.
  
   Со стороны забастовщиков послышался звук разбиваемого стекла и крики восторженного одобрения. Лохматый поморщился - похмелье начинало свое темное дело.
  
   -Вот Седой тот - слабак, всегда прячется за своей охраной, ничего решить не может. - С укоризной начал говорить Лохматый. - А мы вкалываем как проклятые. А он всё: "план, план, надо работать больше", а премии в этом году урезал, якобы мы поиздержались с модернизацией...
  
   Зотов понимающе кивнул. У Лохматого сейчас шёл процесс очищения, а для отпускания своих грехов он почему-то выбрал именно Зотова. Это был хороший знак. Герман Леопольдович посмотрел украдкой на часы - день только начинался и, казалось бы, неплохо. У него были все шансы успеть на вечерний доклад Михайлова.
   Была такая слабость у Зотова - любил он попугать одного из замов Дмитрия Вениаминовича, некогда бывшего работника амурных дел. Михайлов боялся Зотова как чёрт ладана и, будучи человеком мягким и несобранным, даже не скрывал этого. А пока...
  
   Герман Леопольдович встряхнул головой и снова изобразил на лице участие.
   -...а нам детей кормить нечем. - Продолжал Лохматый, загибая когти. - Шубы у нас не чесаны, горячей воды не было с марта месяца, едим только замороженную рыбу, а она совершенно безвкусная. Вы пробовали замороженную рыбу? - обратился он к Зотову.
   -Понятия не имею. - Пожал плечами Зотов. - Мы всегда с вами рассчитываемся свежей североатлантической селедкой.
   -Селёдка... - глаза Лохматого мечтательно закатились и потекла слюна. - Я бы наверное пол жизни бы отдал сейчас за хвостик селедочки.
   -Так в чём проблема-то? - удивился Герман Леопольдович - Склады в ваших руках, наверное можно позволить себе и попировать?
   -Нет там ничего. - Вздохнул Лохматый. - Один мороженый минтай и тот прошлогодний. Седой - шельма менял на него селедку, оставаясь в прибыли. Вон ряху-то отъел, на наших шкурах пируя! А нам бы сейчас рыбки свеженькой, да мы бы...ух бы мы... тогда... - Лохматый не смог справиться с обилием слюны и отвернулся, вытирая лапой морду.
  
   Зотов выждал паузу, наслаждаясь моментом, и произнёс медленно, так что бы до Лохматого дошла вся важность сказанного:
   -Так я именно с этим к вам и приехал. Я готов доставить сюда несколько тонн свежей, ароматной, серебристой Иваси в обмен на сущую безделицу - несколько тонн высококачественного снега.
   Воспрявший было духом Лохматый, снова опустил плечи:
   -А, вы вон о чём. Нет, не годится. Вы вон этих, - он кивнул головой в сторону бастующих, - попробуйте, заставьте работать.
   -А это уже не моя забота. - Жестко оборвал его Зотов. - Смогли возглавить для забастовки, сможете и сейчас повести за собой. Уговор наш такой: завтра вы получите свежую селедку в обмен на снег. Снега нет - нет селедки, всё просто. А сейчас, вы меня извините, мне пора возвращаться, ждут неотложные дела.
   Зотов уверенно зашагал к самолёту. Лохматый с крючка не соскочит, можно было быть спокойным, похмелье страшная двигательная сила, которая рушит горы и строит города. Может именно на силу похмелья и рассчитывал человек устроивший эту вакханалию на таком мирном снежном карьере среди белых медведей.
   Лохматый, сначала не решительно, постоянно оборачиваясь на своих соратников, а позже, плюнув на гордость, просто семенил рядом, заглядывая в глаза Зотову:
   -А как быстро вы доставите нам рыбу в обмен на снег?
   -В течение часа.
   -А вы нас не обманете, ведь снова всё заберёт Седой, что нам с ним делать?
   -Что вы будете делать с Седым мне совершенно не интересно. - Отчеканил Зотов. - А вот что меня действительно интересует, так это - снег!
   -А как я могу быть уверен, что сделка состоится, какие вы обещаете гарантии? - взмолился Лохматый, пытаясь хоть как-то сохранить своё лицо.
   Зотов остановился и повернулся к медведю:
   -Так что же значит листик клевера на оранжевом знамени? Чья это была идея?
   -Его. - неопределенно повел бровями Лохматый. - Он это всё вместе с креветками скинул в контейнере, мол, будет символом вашей революции. И жилетки тоже. Пёс их знает, что они означают, но... - Лохматый подвигал плечами, - прикольно.
   -Ясно. - подытожил Герман Леопольдович, - Смотрите же, Лохматый, не подведите меня. А то все наши сделки аннулируются, и я в дальнейшем буду работать только с пингвинами, они, по крайней мере, не пьют пиво.
   -А аванс? Могу я рассчитывать на аванс? - взмолился Лохматый. Самолёт запустил двигатели и стал потихонечку набирать обороты. Стало совсем плохо слышать, Женечка уже забралась в самолёт и мелькала ярким пятном в иллюминаторе.
   -О каких авансах может идти речь? - возмутился Зотов. - Или ваш новый "партнёр" предложил более выгодные условия? Он что предлагал покупать снег дороже?
   -Дешевле. - Тихо сказал Лохматый. - Говорю же - у меня не было выбора. Да и не снег ему был нужен, а вода. Чистая пресная вода!
   -Так откуда же взяться воде-то? - удивился Зотов. - Кругом же один снег!
   -Растапливать. - коротко сказал Лохматый.
   -Чем, неужели вашими большими мохнатыми попами?! - почти закричал Зотов. Лохматый отвёл глаза и кивнул, потом опустил нос и нерешительно переступил с лапы на лапу.
   -Будет вам снег. - Уже покорно проговорил он. - Но дайте же мне хоть какой-то аванс, я очень об этом прошу. Должен же я хоть какое-то достоинство сохранить перед... - он покачнул головой в сторону забастовщиков.
   -Ну вот что мне с вами делать-то, а? - пожал плечами Зотов. -То они готовы своими задницами снег топить, а тут им аванс подавай? Ну, да ладно.
   -Женечка, - закричал Зотов в жерло открытой двери самолёта, - Распорядитесь что бы выдали медведям по рыбной котлете.
   Потом посмотрел на умоляющие глаза Лохматого, и махнул рукой:
   - По три рыбные котлеты из нашей столовой каждому. Да с петрушкой - пусть она их клевер напоминает.
   А потом, усмехнувшись, добавил уже обращаясь к повеселевшему Лохматому:
   -Но смотрите мне, подведёте - пингвины останутся довольны.
  
   0x01 graphic
  

Глава 4

(о сложностях перевода и странностях в договорах)

   0x01 graphic
   Новости, поступившие от Германа Леопольдовича Зотова, были пропитаны оптимизмом. Если снег поступит на склад уже завтра, а Альберт Карлович Канцевич поторопится и вложится в два дня, то уже 29 можно будет звонить в службу доставки и на совещании у САМОГО не боятся, что что-то помешает выполнить план. Правда одна мысль всё же не давала покоя Дмитрию Вениаминовичу, которая вполне была резонна: Если ничего другого не произойдёт!
   Зубровка Михайлова оказалась достаточно весёлым напитком. Пилась легко, язык развязывала исправно и совершенно не провоцировала на агрессию. Скорее успокаивала и настраивала на благодушно-сентиментальный лад. Дмитрий Вениаминович уже и забыл, когда ему удавалось в последний раз так хорошо "посидеть". Да и песни, спетые в пустынном складе в два голоса, оттенённые вездесущим эхом, казались душевными и трогательными. Но так или иначе, Михайлов был выведен из строя.
   Предупреждая головную боль, Дмитрий Вениаминович принял две таблеточки упсарина и поправил покрывало на уснувшем прямо на столе своём заместителе. Была одна мысль, как выйти из положения, но нынешнее состояние Михаила Михайловича не позволяло тому осознать все с нужной степенью ответственности, а значит, надо было играть по уже предложенным правилам. Это означало одно - производство потерпело крах, в рядах работников царит паника, а руководство совершенно не знает где искать помощи. И чем дольше продержится уверенность, что всё идёт именно так, тем меньше вероятность, что случится что-нибудь ещё.
   Для Михайлова данная постановка вопроса была равносильна отставке, что следовало сообщить его подчинённым, а одновременно с этим и озвучить им непростую задачу, возлагаемую на них.
   -Начальник складов до дальнейшего разбирательства от дел отстраняется, в связи с произошедшим недавно инцидентом. - Деловито сказал он собравшимся домовым. - Кто из вас главный?
   Домовые в сущности своей добрейшие существа. Просто легенды ходят про их долготерпение и бережливость. Работящие и послушные, но в тоже время жутко неторопливые они в большинстве своём были грамоте не обучены. Поэтому штатное расписание фабрики для них было делом тёмным.
   Нет, нельзя сказать, что домовые были непонятливыми, просто порядок подчиненности у них строился на уважении. Главных у них не было по определению, как и самого слова "порядок" тоже не существовало, это было делом само собой разумеющимся, поэтому вопрос Дмитрия Вениаминовича поставил их в тупик.
   Домовые в ответ опустили свои глаза и зароптали себе что-то под нос, понятное только им самим, не зная, куда девать свои идеально приспособленные для домашней работы руки и перетаптываясь с ноги на ногу.
   Дмитрий Вениаминович подумал, что начальником для таких подчинённых Михаил Михайлович был идеальным. Поставь сюда, скажем, Зотова, и домовые станут сбегать из фабрики, прячась по чердакам и подвалам домов. А тут же они действительно любили своего начальника нежно и трепетно, как может только любить мама своего ребёнка, и работали всегда на совесть.
   -Главный... - бормотали они, - хто главный. Ото, как посмотреть, если што. Чегой-то мы супротив начальника-то пойдём? Он-то, завсегда у нас главный, к гадалке не ходи. Это как же без него-то, мы эта, мы-то чегой делать без него будем-то?
   Дмитрий Вениаминович понял свою ошибку.
   -Хорошо-хорошо, кто у вас старший, САМЫЙ старший?
   Дело пошло быстрее. Домовые зашевелились и выпихнули из ряда вялого, упирающегося, всего покрытого мхом и пылью старичка. По одному внешнему виду можно было безошибочно сказать, что он у них самый старый.
   -Значит Вы главный? - еще раз уточнил Дмитрий Вениаминович. Домовой затравленно кивнул и постарался обратно скрыться среди своих сородичей, но те сгрудились и не пустили его раствориться в толпе. Он потолкался, но, видя, что ничего не удается, смирился и проворковал низким скрипучим голосом:
   -Выходит я, значит. - Он показал кулак сгрудившимся. - Чего греха таить-то. Только... эта, снега окаянного мы не брали, это всё поклёп. Его эти...черти волосатыйи...эм - он замялся в поисках подходящего слова.
   -Да медведи энта булы. - кто-то бойко крикнул из сгрудившихся. Старый домовой повернулся и цыкнул на них, а затем продолжил:
   -Точна, медведи. Мне верить можна, я...энта, грамоте с детства, значит, научен. Мы в доме графском жили, так он человек был набожный, да книги покорно любивший. Сложнова-то, да ничего-о. - сказал он глубоко окая. - Дреев звать-то меня. Я сам видел, черным по-белому начертано было в докУментах, мол, не мешать да в дела ейные носа свого не совать. А таскать там, ссовывать да разбор чинить, то всё йим, так и есть, медведям энтим.
   -То есть снег грузили медведи? - спросил Дмитрий Вениаминович Дреева, -Это те, что его привезли?
   -Нееее. - замахал рукой на него Дреев, - знамо дело другийи. Тех, что возют снег, мы хорошо-о знаем. Тут, значит, медведи були другийи. То вроде как белыйи, а местами-то чёрныйи, уши што те вареники. Странныйи медведи, словно и не медведи-то вовсе.
   -Так стало быть всё-таки медведи были? - Уточнил Дмитрий Вениаминович.
   -Мож медведи, а мож и не медведи. - засомневался Дреев.
   -Да точно медведи! - закричал один из молоденьких домовых со странного вида ножками - словно бы на колесиках были пяточки (оказалось это гонец был по всякого рода поручениям), за что получил от старших звонкую затрещину. Но это не убавило его решимости и он проглатывая слова затрещал: -Медведи-то були, медведи! Воны як соваты розпочалы, так шибко недовольныи стали, и ну на белых медведей говорить грубо принялись, так грубо, так грубо...- он повел плечами. - я ничего и не поняв. А сами шурх - шурх лопатами и быстро так на телегу, значит, снег. А тот что в пинжаке бул он их еще косолапыми называл, говорил, мол, не спраминтесь, так к белым медведям и пойдёть. Лаялись значит! - закончил он свое повествование и, испугавшись своей храбрости, юркнул за спину домовому постарше.
   -Вы, эта, на него не серчайте. - Миролюбиво поклонился Дреев, -Молод шибко, но зор остёр. Раз видал, то не запамятует. Мы тут пока гадали што нам с бумагой той делать, что в пинжаке нам пренд... преднья... - Споткнулся он на "протокольном" слове.
   -Предъявил? - помог ему Дмитрий Вениаминович.
   -О, точно! -обрадовался Дреев. - Преднявил. Так начальника не оказалось, а бумага есть, што делать не знамо. А медведи эти шибко торопливые, с лопатами сразу из машины попрыгали, да давай загружать. Да всё приговаривають, мол, работа значит, собачья, а со снегом не их, мол, забота возиться, а как его на воду перетворить, значит, не ведають.
  
   Как домовые совещаются Дмитрий Вениаминович знал. Усаживаются вкруг старого тульского самовара, который был старше самих сказок про него, и дооолго сидят так с кружками горячего, аж прилипающего к нёбу чая на можжевеловых веточках. Запах стоял просто невообразимо-непередаваемый, а о волшебности вкуса сомневаться не приходилось - не мог быть такой ароматный чай каким-нибудь не вкусным. Вот рецепт-то своего чая и держали домовые в тайне, даже между собой не переговаривались. От новых, даже фруктовых чаёв, домовые приходили в неописуемую ярость, совсем их не признавая. Пили только свой и гостям предлагали тоже только его. "Наверняка Михаил Михайлович удостаивался особой чашки из рук самого старейшего домового" - с завистью подумал Дмитрий Вениаминович.
  
   И продолжалось это чаепитие порой и по несколько часов - это в зависимости от проблемы, которую решить было надобно. Не признавали домовые спешки ни в каких делах. Но в тоже время не было им равных в выполнении работы скрупулезной, монотонной. Очень уж щепетильно они относились к своему статусу и чтили свою репутацию.
  
   -Понятно. - сказал Дмитрий Вениаминович так, словно это означало-"Совсем не понятно". Он вздохнул, подошёл к Дрееву и, обняв того за плечо, сказал остальным - С сегодняшнего дня Дреев назначается мной И.О. вместо Михаила Михайловича, и теперь все его распоряжения будут для всех означать закон.
  
   Дмитрий Вениаминович торжественно осмотрелся - все ли его услышали, но, увидев недоумение на лицах, вновь вспомнил с кем он имеет дело. Естественно домовые не могли понять, как же распоряжения могут стать законом, когда итак все слушаются лишь Древа, но произнести вслух свои опасения не решались.
   -В общем, сейчас я поставлю ему задачу в кабинете начальника склада, а вы тут... - Дмитрий Вениаминович сделал неопределённое движение руками пытаясь найти подходящее слово. Тут его осенило, и он улыбнулся - Посовещайтесь.
  
   Домовые замерли в недоумении, но стоило Дрееву сделать всего лишь движение своими кустистыми бровями, как бросились врассыпную, явно зная, что кому нужно делать. Дмитрий Вениаминович только позавидовал расторопности и организованности домовых. Дреев с удовольствием крякнул и неспеша направился к знакомому кабинету, кажется, со своим новым положением он начинал осваиваться.
  
   Задача, казалось бы, упрощалась. Было достаточно посмотреть на камерах наблюдения какие медведи приняли участие в разгрузке снега и телеграфировать Зотову, что бы он нашёл ТАМ лиц заинтересованных в преднамеренном нанесении вреда фабрике. Если бы эта преднамеренность подтвердилась, то уже можно было считать, что "дело в шляпе" и без страха на совещании у САМОГО сваливать всё на Арнольда Моисеевича (то, что за всем этим стоит Арнольд Моисеевич, Дмитрий Вениаминович уже не сомневался)
   * * *
   Фразу "Дедовщину никто не отменял" - придумали именно домовые, иначе просто и быть не может. Именно у них юные и молодые всегда были озадаченные, контролируемые, да проверяемые, что бы "...значит, времени свободного было поменьше и для мыслей глупых в голове горячей, стало быть, места так и не хватало...", как любили поговаривать старшие. "Старикам" дело отводилось крякать в усы, великомудренно морщить высокие лбы да, покачивая головой, тяжело вздыхать: "Мда-а".
  
   "Молодёжь" же пыталась на глаза им попадаться поменьше, да работу свою выполнять получше. А уж то, как делать их фирменный чай с можжевельником, все были научены сызмальства.
  
   Скатерть была постелена быстро, места каждого, согласно рангу чести и возраста расписаны заранее. Самовар, возраст которого не помнили даже домовые, но блестящий как новая монетка, деловито пыхтел ароматным дымком. Дреев задерживался.
  
   Запах чая потихонечку наполнял окружавшее пространство и у кого-то из домовых предательски "заговорил" живот. Он виновато ойкнул и зацыкал на себя зубом.
   -Мда. - вздохнул старый домовой. - И чавой-то за ранг такой Дрееву теперь-то уготован: И О, чай как бы не Император Обнакновенный? - сказав такое, заперхал, давясь от смеха, он.
   -Да держи карман шире, Император. - Возмутился не менее старый домовой. - Чай императоров в роду нашем доселе недоставало. А ну как Идиот Отпетый теперь его называть придётся?
   -Хто отпетый? Дреев отпетый? - сварливо откликнулся первый. - Ты что ли отпевал его? Вот задаст он тебе трепку, дай только срок, давненько же ты напрашиваешься, строишь тут из себя велимудренника, растудыть твою печёнку да по три шеренги в ряд!
   -Ну можить и не отпетый. - Миролюбиво отозвался второй. - Вот только что за И О стоить-то, одному видать Богу-то и ведомо.
   -Мож его гордо назвали так...
   -Как? - подначил первого собеседник.
   -А так! - с нажимом ответил тот. - Можить ...можить... Изюбр он теперь Окучливый!
  
   К легким подшучиваниям над Дреевом был болезненно настроен лишь Ставр, потому что по возрасту после Дреева был самым старшим. Игривость к "протокольному" назначению Дреева старшим немного его волновала, не любил он неизвестности, а тут прямо такое. И эти две магические буквы сбивали с толку.
   "И зачем это Дирехтор так мудрёно сподобился назвать Дреева, - думал он, - не иначе тут есть какой-то тайный умысел, бестолковой зелени непонятный"
   Сам он, конечно, тоже пока его не понимал, но показывать этого не хотел. На его фразу про Изюбра вся бригада покатилась со смеху, чем и без того обеспокоенного, еще более озлобила.
   -И нече тут зубы скалить, я дело говорю. Раз Дирехтор сказал И О, значь тут дело важное и не до ваших тут лодырьских выкрутасов. А коль не ведаете о чём лицо начальствующее говорит, то так оно и есть, только скалиться-то и осталося.
   -Да И О - это сиречь как Ирод Окаянный. - вдруг выпалил кто-то. - А чё? Нечё меня совать тут, ирод он и есть ирод, чай командует тут сыздавна, я-то чё?
   Среди молодёжи послышалась возня и смех поутих, после того как по ним прошёлся нехорошим взглядом собеседник Ставра Хват. В груди у Ставра зашевелилось что-то не хорошее:
   "Вот оно что, конкурент у него вырос рядом - Хват. Чай не даром имя-то такое ему носить приходится, ой не зря его так-то назвали, в корень смотрели значит".
  
   Что бы не терять своё лицо и он прикрикнул на расшумевшуюся молодёжь:
   -Вы Дреева еще Изгнетателем Орущим назовите, всё одно будет не правда ваша. Ибо не кричить он никогда, а прослыл домовым степенным да мудрым, а за поклёп, чай можно и по загривку получить, причём запросто.
  
   Когда коллектив большой да разудалой, оно весело вероятно, шутится. Можно выкрикивать хоть скабрезности, будучи поддерживаемым толпой таких же бестолковостей. Совсем другое дело, когда тебя из толпы хорошо видно и каждое слово становится уже не бестелесой репликой из толпы, а имеет вполне реального хозяина. Тут уж не до шуточек. Все становится вполне серьезно, и по загривку получать придётся уже тебе, при этом на твою защиту стать-то, как не погляди, уже некому. Так тут и вышло. Особо развеселившегося из молодых домовых стало очень хорошо видно, потому что остальные отошли ему за спину. Смех на его устах как-то сразу завял одуванчиком на солнцепеке и он мучительно сглотнул набежавшую слюну.
  
   -Ищаул ты озлоблённый. - Сердито как бы плюнул в него Ставр и тут же подумал, что комбинация как раз получается на буквы И О.
   -Тебе-то Дреев что сделал, зелень ты неоперённая? Чего хорохоришься?
   Домовёнок впервые попал в такую щекотливую ситуацию, а помощи ждать не приходилось - все молодые смотрели на результат расправы. Всем было интересно, чем же все закончится.
  
   Ставр и Хват оба были рослые и крепкие. Года сделали их еще кряжестее да увесистей. Вот-вот, казалось, они сорвутся с места и начнут давать тумаки незадачливому домовёнку.
  
   -А я что? Я говорю, что могеть буты що завгодна, а-то почём знать ведаю как Дреева величать дирехтор сбирается? - быстро-быстро затараторил тот. - Дреев хороший, добрый, мы его любим. Не иначе как Избяной Оккуратный называть теперь станем.
  
   Лица двух старейших домовых подобрели. Это название было им понятно, оно вызывало уважение и теперь уже таинственные буквы И О были приятными. Избяной домовой всегда был при деле. Семья людская облагораживала, не оставляла без работы, приучала к порядку. Домовой без избы был существом судьбою своей битый, зачастую занимавшийся работой ему не привычной. И руки созданные для того, что бы мести половики, да качать детскую люльку у иных теперь грузили снег да раскладывали по полочкам непонятные им листы бумаги. Звания Избяной значило для них очень много.
  
   Глаза Ставра и Хвата увеличились и ноздри раздулись, но вместе с тем дух их перехватило.
   -Мда. - выдохнул Ставр. - Стало быть точно, Избяным величать станут теперь Древа, не иначе.
   -Не кручинься, Ставрушка, чай и наш черед придёт. Вон Дреев дождался-таки. - взял его за плечо Хват, а потом тут же сердито перхнул на молодого, - А ты знай себе паясничать только и умеешь: избы настоящей не видал с детства, не знаешь запах сеней да полатей, печи людской не прибирал, с детьми по ночам не разговаривал, исно олух обозлённый, что с тебя взять? Сгинь с глаз долой!
  
   Второго приглашения не потребовалось. Домовёнок рванул за стеллажи, подальше к темным местам, что бы его и не слышали, радуясь, что очень легко отделался.
  
   -Ну, стало быть, чай пить будем? - Спросил Хват Ставра, принимая его главенство. - А то, ну как будет он не хорош, как его Дрееву-то теперь подавать?
   -И то дело. - кивнул Ставр.
  
  
   Всё зашевелилось, зазвенели чашки, разбежались веером по льняной скатерти улыбчивые блюдца. Зажурчала тоненькая струйка кипятка, бьющаяся о пузатое донышко чашки, и разлился по складу неповторимый аромат особенного, домашнего чая. На всех лицах появилось выражение умиротворения и спокойствия.
  
   Что могло еще так порадовать домового лишенного хозяина, крова и домашних забот, как чашечка горячего травяного чая? С ароматным липовым медком в прикуску, слизываемым с неуклюжей крутобокой кленовой ложки, тягучим и сладким настолько, что ломит зубы, и запиваемым настолько крутым кипятком, что язык аж прилипал к нёбу, а дух захватывало. А когда по телу твоему разливается тепло, на душе становится уютно и благостно, тогда и проблемы все кажутся не проблемами, а так - маленькими неприятностями.
  
   Все расселись вкруг скатерти, взяли в сухонькие ладошки свои горячие от чая чашечки, зачмокали губами, засёрбали. Время, казалось бы, прекратило даже течь, что бы ничем не испортить наслаждение, приносимое с каждым новым глотком. Лица домовых разрумянились, в глазах заплясали весёлые отражения пузатого самовара и забродил туман блаженства.
  
   Все были настолько погружены в такой приятный ритуал чаепития, что появления Дреева прошло почти не заметно. Быть может потому, что ему самому сейчас было не до почитания. Он не спеша подошел к застывшим над чашками домовым, оперся на Ставра и тяжело сел между ним и Хватом. В каждой его вековой морщинке затаились тяжелые, почти не разрешимые думы, а лицо было мрачнее тучи.
  
   Хват, к неудовольствию Ставра, среагировал быстрее. Он тут же скрипуче пододвинулся, уступая более удобное место старшему, и пододвинул Дрееву большую чашку с медом, одновременно с этим приговаривая:
   -Откушай, Батеньтка - благодетель, чайка домашнего, да поведай что Дирехтор за секреты поведал-то, как звать-величать-то теперь тебя? Мы тут своим умишком кумекаем, что не иначе как Избяной да Окуратный?
  
   Дреев поднял на него глаза и еще раз вздохнул, махнув укоризненно рукой.
   -Как же, избяной, держи карман шире. Да и задачи, сиречь, не понятные. А звать-то меня теперь кажись надобно Идинсвтенным, О, - он поднял вверх узловатый указательный палец, - Ибо за все те дела, што мы натвОрим тут отвечать исконно мне, как старшему.
  
   Домовые в растерянности заерзали, переглядываясь тайком междоусобчиком, не перебивая мыслей Дреева.
   -Долго говорил Дирехтор, да всё как-то непонятно. Мол, забрали Михайло нашего, ветра лютые, да не бывать ему больше нашим начальником. Смотрели на камеры мы тайные, да на медведей ентих, што снег наш стибрили. Может и понятно што, да токмо мне об этом не ведомо, сам Дирехтор звонил Зотову, да долго они об этом деле совмещалися. А делать-то нам теперь одно велено, - он обвёл всех взглядом прежде чем сообщить главную новость. - Навести тута лютый беспорядок и всячески его поддерживать, во как.
  
   Лица у домовых вытянулись в недоумении, а Ставр даже крякнул:
   -Это как же...беспорядок-то...мы же...как же оно... возможно-то?
   -То-то же. - вздохнул Дреев и отхлебнул чаёк с блюдца. - Вот давайте об этом и покумекаем.
  
   0x01 graphic

Глава 5

(о том, что медведь медведю - друг, товарищ, и конкурент или что такое "долг чести" , а также о ком всё-таки звонит колокол...)

   0x01 graphic
   Задача, которая казалась вполне решаемой, поставила еще больше вопросов, чем дала ответов.
   Камеры наблюдения стояли в большинстве своём или неудачно, или же сами домовые наводили порядок столь рьяно, что пыль в складе стояла коромыслом. Она, конечно же, тщательнейшим образом вытиралась теми же домовыми, но, так как камеры наблюдения являлись вещами "высокотехнологическими", домовые приходили от них просто в суеверный трепет и боялись их как живых змей, а, следовательно, от протирания камер постоянно отлынивали. Поэтому со всех камер наблюдения, которые просмотрел Дмитрий Вениаминович, было видно или самих домовых перемещающихся по складу то тут то там, либо же вообще ничего видно не было.
   Были две камеры наружного расположения, которые как раз сохранили всю свою работопригодность, но они "смотрели" только на вход склада. Зато изображение с них было чётким и ярким. Именно к записям с этих камер, в надежде увидеть своими глазами похитителей, и прильнул Дмитрий Вениаминович с Дреевом.
   Похоже, что злоумышленники были об этом тоже очень хорошо осведомлены, потому что грузовик оказался без номеров, водитель из машины ни разу не выглянул, а те, кто находились в кузове, так ни разу в поле зрения двух спасительных камер не попали.
   От Дреева оказалось совсем мало толку, поэтому Дмитрий Вениаминович отпустил его, прокручивая раз за разом один и тот же ролик, в надежде увидеть хоть что-то, хоть какую-то зацепку.
   Он уже позвонил Зотову, который заверил его, что вступил в контакт с медвежьими профсоюзами, и виновники, если таковые найдутся, будут обязательно допрошены. Правда Герман Леопольдович высказывал сомнение, что медведи согласились бы что-то где-то разгружать, потому что находились в состоянии стихийной забастовки и, по своей воле, вряд ли стали бы работать, когда другие "отдыхают".
  
   Грузовик подъезжал очень близко к воротам, потом почти наполовину заезжал вовнутрь склада, а через некоторое время уезжал, задернув полог...стоп! Кажется, нашлась зацепка!
   У Дмитрия Вениаминовича напряглись все мышцы, и заполыхало огнём лицо - разгадка была рядом. Вот, он прокрутил ролик назад. Увеличил изображение, и стало заметно, что во время отъезда автомобиля полог борта задергивается не плотно, оставляя щель, которая потом пропадает. Это происходит очень быстро, но все же для техники нет ничего невозможного.
   Дмитрий Вениаминович стал просматривать изображение покадрово и... чуть не закричал от восторга: в разрезе брезента, за борт держалась когтистая волосатая лапа! В следующем кадре лапа исчезала в разрезе брезента и борт закрывался, но, кажется и этого было достаточно.
  
   Руки вспотели, и своё дыхание уже мешало откручивать ролик назад почти по миллисекундам. Лапа была не совсем белой, точнее грязно-белой, но то, что она была медвежьей, уже не было сомнений.
   Зазвонил телефон. Дмитрий Вениаминович, не глядя, снял трубку:
   -Алло? - послышалось оттуда, с характерным ударением на первой букве. Это был Герман Леопольдович, что совсем не удивительно в такой поздний час. Дмитрий Вениаминович скосил взгляд на наручные часы - начало второго ночи, потом посмотрел на спящего рядом Михаила Михайловича, прислушался к бульканью самовара и неторопливому оканью домовых в глубине склада и потёр свои глаза:
   -Ну, как вы там? - спросил устало он.
   Зотов коротко спросил лишь одно:
   -Совещание?
   -Не вижу смысла, - вздохнул Дмитрий Вениаминович, - Михайлов низложен, а результат итак, по-моему, очевиден - под нас копают.
   Он покрутил ручку верньера еще немного назад, посмотрел на лапу, торчащую из брезента, сделал изображение более светлым и стал увеличивать, пытаясь хоть как-то заглянуть в образовавшуюся щель.
   -Это всё-таки медведи. - сказал в трубку Дмитрий Вениаминович.
   -Белые? - спросил Зотов.
   -Похоже на то.
   -Камеры наблюдения?
   -Да.
   -Занятно. - протянул Зотов. - Выходит Лохматый мне соврал?
   -Постойте-постойте! - насторожился Дмитрий Вениаминович. Сердце его застучало учащенно, а кровь прилила к лицу. - Ничего не понимаю.
   Он прильнул к экрану и уже почти оставлял носом на мониторе в пыли борозду.
   -Что там происходит? - насторожился Зотов.
   Дмитрий Вениаминович бессильно уронил руки на пульт и откинулся в кресле:
   -Не может этого быть, - опять выдохнул он, словно бы не слыша беспокойства Зотова.
   -Дмитрий Вениаминович, с Вами там всё в порядке? Это медведи?
   -Нет, то есть... да. - Дмитрий Вениаминович потер указательным и большим пальцем уставшие глаза. - Блин, это медведи, но не те. Не НАШИ медведи.
   -В смысле как это "не наши"? - уже почти кричал Зотов. - Это бурые медведи, гризли, кто!?
   У Дмитрия Вениаминовича вырвался нервный смешок:
   -Герман Леопольдович, Вам случайно не известно на кого могут работать панды?
   -Панды!? - удивился Зотов.
   -Панды, панды. - улыбнулся Дмитрий Вениаминович. Он увеличил изображение так, что камера словно заглядывала в разрез брезентового чехла, где на фоне снега была видна черно-белая симпатичная морда хозяина лапы, задергивающей полог борта.
   -Ничего не понимаю. - Расстроился Дмитрий Вениаминович. - Зачем пандам наш снег?
  
   Вот-вот, казалось, была рядом разгадка этого чертовски хитроумного ребуса, но снова все шло наперекосяк.
   -Фабрика сосулек объявляет о предновогоднем снижении цен. - Сухо произнёс на том конце "провода" Зотов.
   -Да-да, этого и следовало ожидать. - Вздохнул Дмитрий Вениаминович. - Но Вы же сами все понимаете - у нас нет доказательств.
   -А Михайлов?
   -Михайлов лишь пешка. - Дмитрий Вениаминович почти ласково посмотрел на сладко посапывающего Михаила Михайловича, - А вот Ростоцкого я бы с удовольствием прищучил бы. У нас есть такая возможность?
   -Нет ничего не возможного. - Эхом отозвался Зотов. - Поищите в закрытом игорном клубе "Миллионер".
   -Игорном клубе? - переспросил Дмитрий Вениаминович. - Герман Леопольдович, Вы же прекрасно осведомлены, что я боюсь всех этих азартных игр и надувательств, потому что, в сущности, очень увлекаемый человек.
   -Вам и не понадобится там появляться, - заверил его Зотов, - пообщайтесь с Дреевом, думаю, он нам поможет. Есть там, в клубе, узенькая такая дверь чёрного хода...
  
   * * *
   ...есть в каждом игорном клубе узенькая потайная дверь, выходящая в сторону, противоположную шикарному главному входу. Именно она создает зачастую неизвестный многим контраст, который... а впрочем, обо всё по-порядку.
  
   Главный вход всегда пестрит яркими огнями, обилием зеркал, парчи и позолоты. Если вы пожелаете посетить вполне легальное казино, под прикрытием которого существовал подпольный клуб "Миллионер", дверь вам услужливо откроет швейцар в яркой форменной ливрее с позументами. Его аккуратно постриженные усы, белые перчатки и вышколенные манеры произведут на вас так ценимый богатыми людьми эффект благостного почитания, принося пьянящее впечатление что вас тут ждут и любят, ценят и будут лелеять на протяжении всего вечера и даже больше. Будут окутывать вас ореолом очарования и ненавязчивой услужливости, чтобы ничего не могло вам испортить этот вечер, который просто предназначен, чтобы приносить удовольствие.
   Ковры не ярких окрасок буду скрадывать шаги посетителей, свет не будет бить в глаза, бокалы, тщательно отполированные до блеска бокалы, будут наполняться по мере их опустошения, и все, абсолютно все услуги игорного развлечения будут предоставлены вам, как господину, как повелителю, как единственному и неповторимому. Правда стоит заметить одно - ровно на то время, пока вы кредитоспособны.
  
   О существовании двери черного хода догадывались все посетители казино, но о реальном её предназначении узнавалось далеко не каждому. Да и кому хочется думать о, быть может, придуманной кем-то страшилке, которая только и нужна, что бы отпугивать от таких заведений людишек с тонким кошельком. А в это казино собирались люди богатые и очень богатые, что бы хоть как-то скоротать вечерок-другой.
   Казино было не просто клубом по интересам, не просто увеселительным заведением, а той невидимой границей, которая чётко очерчивала статус его посетителей от людей попроще, тех, кто находится за стенами. Все связи, которые стихийно налаживались за игорными столами, приносили небывалые возможности, которые могут принести только случайные и совсем не обязательные знакомства. Они открывали доселе закрытые двери и ... да-да, делали самые смелые мечты вполне достижимыми, ставили вас на одну ступеньку с сильными мира сего.
  
   Конечно в том случае, если вы вполне обычный человек, прорвавший эту невидимую границу, сумевший стать тут если не своим, то вполне терпимым и часто мелькающим посетителем, допускаемым к игорным столам с ленивой охотой отдыхающего льва, дающего, признающим его превосходство хищникам, время полакомиться его добычей. Именно таким посетителем и был Борис Аркадиевич Ростоцкий - человек, всегда стремившейся к лоску и роскоши, любивший блеск и богатство, и всячески стремившийся забраться на этот сияющий Олимп.
   Он нам, конечно же, уже знаком. И пусть мазки картины были сделаны грубо, но они вполне ярко показывают нам Бориса Аркадиевича как человека бессовестного и ни с чем не считающегося, любившего на свете всего одно существо - себя. Хотя нет, любил он еще одну вещь - это деньги, которые наполняли его душу счастьем и радостью, теплом и делали его жизнь осмысленной, потому что не занимался Борис Аркадиевич в своей человеческой жизни больше ничем.
   Казино стало его пропуском в жизнь, его трамплином в достижениях, его стимулом, побуждающим каждый вечер выглядеть роскошно и респектабельно. Он, как и многие другие, каждый вечер переступал порог казино, сквозь дверь, услужливо открываемую ему швейцаром, поблескивая запонками и рассеяно взирая сквозь тонкие аккуратные очки с изящной оправой на яркий фасад казино, небрежно зажав в руке американский доллар, который затем незаметно перекочевывал в белую перчатку зардевшегося от удовольствия швейцара. Он же в свою очередь прошепчет давно заученную фразу, не говорящую случайным посетителям ни о чём: "Рады Вас видеть, дорогой Борис Аркадиевич. Сегодня назначено на 23.25." Да собственно и не говорилась она ни одному случайному посетителю, и не говорилась даже многим постоянным посетителям. Она звучала лишь нескольким членам подпольного клуба "Миллионер"
   Всё фешенебельное устройство казино выглядело по сравнению с клубом, членом которого посчастливилось быть Борису Аркадиевичу, несколько игрушечно. Только там, в клубе "Миллионер", блестел настоящий горный хрусталь, и фишки игроков были из настоящих рубинов, только там игры велись на космические, просто фантастические суммы, только там за стол, на очень не продолжительное время, собирались самые богатые люди страны, в руках которых билось сердце государства. Только для членов клуба "Миллионер", фраза швейцара означала, что ровно в 23.20 за красиво подсвеченной стойкой бара будет открыта одна зеркальная дверь, пройти в которую можно будет только до 23.25 и только членам клуба. И несколько посетителей, покинув свои места за игорными столами, застегивая смокинги и поправляя галстуки направятся, как бы не хотя, в сторону бара, что бы растворится за известной им дверью, для того что бы испытать небывалую дозу адреналина и начать игру на НАСТОЯЩИЕ ставки.
   Ходили слухи, что принимались в клубе "Миллионер" и ставки на жизнь. Мол, даже поговаривали о том, как проигравших выносили через пресловутую потайную дверь бездыханными, и позже находили в городе погибшими в результате несчастного случая. Это будоражило и без того кипящую от азарта кровь, но, как казалось Борису Аркадиевичу, было всего лишь глупыми побасенками для сгущения красок таинственности вокруг элитарного клуба. Всё что его интересовало в этом клубе - были деньги, большие деньги, которые почему-то тратились им с бешеной скоростью. А что было делать бывшему херувиму, когда роскошная жизнь обычным путём была ему недоступна? Родись он, например, в семье какого-нибудь захудалого банкира или нефтяника из Тюмени, он живо смог бы преумножить свой капитал, или...
   Вот как раз об этом "или" думать совсем не хотелось, словно и не существовало вовсе другого варианта. Он безумно нуждался в деньгах! Они бессовестно присосались пиявкой к его сердцу и безжалостно выпивали из него все жизненные соки. Каждое утро, или точнее вечер, потому что жизнь Ростоцкого была ночной, мысль о деньгах ни на миг не покидали его.
   Его нельзя было назвать человеком не везучим, потому что наверняка ни один человек не смог бы, без наличиствуещего капитала, вот уже несколько лет состоять в таком закрытом клубе, внушая его членам почти суеверное уважение. Ростоцкий не имел за спиной богатого папу, не был хозяином алюминиевых заводов или алмазных приисков, но всегда играл с апломбом, рискуя и провоцируя своих соперников на неожиданные шаги, и ... и ему банально везло. При мысли об этом кожу его спины ласкал легкий холодный ветерок. Он был тёмной лошадкой для всех банкиров и воротил каждый вечер занимающих стол справа и слева от него, он был ярким бриллиантов в этом жемчужном ожерелье азарта и интриги. Он внушал уважение и страх и не знал проигрыша никогда, ну... разве что был один неприятный случай совсем недавно с одним молодым и неопытным игроком.
   Имел Ростоцкий обыкновение играть с кем-то из завсегдатаев "на-пару", когда желал всего лишь "поддержать игру", а не играть сам, ссылаясь на лёгкое недомогание или не игровое настроение. Со стороны казалось, что он просто отдыхает от игры и не вызывало подозрений у игроков. На самом деле такое происходило в случае, когда Борис Аркадиевич испытывал тяжелейший кризис в финансах, и желал немного обождать с растратами и сколотить нужную сумму, что бы в один из следующих вечеров иметь возможность снова лихо метать банк, блефуя и пугая игроков своей уверенностью.
   Так было и в этот раз. Правда, за исключением того выигрыша, который обычно сопутствовал Борису Аркадиевичу. Весь вечер, казалось, носил признаки не случайности, но люди, которые представили Ростоцкому молодого банкира, и само название банка говорили о многом. Поэтому даже вопреки желанию играть, Ростоцкий за три кона спустил всё, на что рассчитывал преумножить свой капитал. Его временного партнёра видимо не особо расстроила мгновенная потеря 840 тысяч и он предложил Ростоцкому сыграть ещё и в долг, мотивируя это тем, что не смог вполне ощутить те эмоции, которые, по словам его друзей, присущи игре.
   Это всё было похоже на плохое кино. С постепенно портящимся настроением, Ростоцкий проиграл еще 460 тысяч американских долларов, а потом, зачем-то кинулся очертя голову ва-банк, рискуя не только своими деньгами.
   Потом всё словно происходило не с ним. Ростоцкий, с его новым товарищем по несчастью, ехали в такси не понятно куда, зачем-то пили текилу и метали дротики на желания в ресторанчике на Ярославском валу. Тут Ростоцкому везло и он трижды срывал аплодисменты расшумевшейся толпы зрителей. Его долговая расписка была услужливо принята на хранение вежливыми работниками казино, а его новый знакомый и банкир, оказавшийся не плохим парнем, любезно предложил погасить его задолженность и предоставить Ростоцкому рассрочку на месяц.
   Предложение было более чем щедрое, но смысла не имела никакого, потому что где взять чуть меньше 1,5 миллиона долларов Борис Аркадиевич представить не мог. Нет, конечно всегда существовал вариант казино, но играть сейчас было положительно не на что, поэтому оставалось одно - убить кого-то или ограбить, но даже этого Ростоцкий сделать не мог, потому что был по природе своей трусом и очень боялся даже вида крови.
   Всё это наложило отпечаток обреченности на Бориса Аркадиевича и он очень плохо помнил откуда за их столик подсели эти крепкие парни, зажавшие между собой словно клещами самого Ростоцкого к тому времени напившегося до, как говорится, "развесёлых попугайчиков". Его коллега по несчастью был выведен из строя всего несколькими мгновениями раньше очередным коктейлем, кажется "глубинной бомбой", и преспокойно спал в гавайском салате с безмятежным и счастливым лицом, словно не и просадил сегодня около полутора миллиона долларов по его, Бориса Аркадиевича, милости.
  
   Вот тут-то вся история приобретала совсем уже не красивую окраску. Потому что лоснящийся и рыхлый новый собеседник Ростоцкого, как оказалось, был в курсе произошедших с ним сегодняшних несчастий. И предлагал заключить с ним сделку ровно на ту сумму, которую Борис Аркадиевич сегодня так легкомысленно подарил фортуне. Просьба на самом деле оказалась пустячная, а деньги, предлагаемые за неё, помогали Ростоцкому поправить своё положение ровно на столько, сколько требовалось для участия в очередном крупном турнире, с хорошими премиальными. Стоит ли сомневаться, что Ростоцкий тут же дал свое согласие.
   Задание оказалось пустячным и совсем от Ростоцкого ничего не требующее. Всего-то и надо было, что найти своего бывшего друга детства - Михайлова, состоящего на службе какой-то фабрики в районе Оболони и получить от него каким-то образом накладную на всю поставку снега. Зачем понадобился снег лоснящемуся типу Борис Аркадиевич естественно спрашивать не стал, считая что человек, платящие такие деньги вполне имеет право на странности. Тем более вид крепких парней вселял в его душу некоторое беспокойство, говоря о том, что же с ним произойдёт, если не дай бог у него что-то не получится. Но помня каким тюфяком был Михайлов в детстве, Ростоцкий в успехе мероприятия не сомневался. План действия родился почти сразу, оставалось единственное - найти Михайлова.
  
   И Мишка Ростоцкого не разочаровал. Он остался именно таким, каким его и представлял Борис Аркадиевич. Еще больше располневший, не уверенный в себе, доверчивый и беззащитный как ребёнок, бросился на грудь Бориски со слезами при одном упоминании шалостей детства.
   А дальше всё пошло как по накатанной. Дешёвая китайская копия Божественной Амброзии, предприимчиво захваченная с собой Ростоцким, еще больше упростила дело. Бориска даже получил удовольствие от вновь одетых на себя уже маленьких ему по размеру перышек, взятых у кого-то на время его новым работодателем.
   Было конечно обстоятельство ему не приятное - Мишка как не посмотри, а писал стихи лучше его, но эта маленькая тучка лишь ненадолго омрачила чело Бориса Аркадиевича. Бизнес есть бизнес, и уже завтра никто и не вспомнит о том, что его стихи были всегда хуже.
  
   Мишка, как и следовало ожидать, "поплыл" практически сразу, подписывая всё что Бориска ему подсовывал. Поэтому поход в ночной клуб уже был не обязательным, но Бориска посчитал, что вправе немножко отметить свою очередную победу и как только Михайлов размяк окончательно, тут же его оставил на попечение каких-то шустрых девиц, подцепленных в клубе.
   Странная накладная этим же вечером была обменена по очень выгодному курсу у лоснящегося типа, который даже не сказал Ростоцкому спасибо. Что ж, у богатых свои причуды, а Борис Аркадиевич сохранит своё лицо, погасив свой долг в казино уже завтра же. Пора было задуматься о главном новогоднем турнире, который начнётся 31 декабря за два часа до нового года. Победа в нём могла позволить Ростоцкому больше не чувствовать себя гостем в казино и вообще завязать с таким нервным занятием, проводя свои последующие дни где-нибудь в Ницце или Зальцбурге, положив свой выигрыш в банк и скромно живя на проценты.
   Именно об этом вот уже на протяжении двух лет мечтал Борис Аркадиевич, оставаясь с собой наедине. Но право на выигрыш главного приза в новогоднем турнире получали лишь победители, набравшие балансовый бонус выше всех остальных игроков и завсегдатаев. Ростоцкий, до недавнего времени был безоговорочным лидером в гонке за первое место, но последний проигрыш значительно пошатнул его шансы в глазах конкурентов, а это могло дать им лишний повод постараться отодвинуть Бориску от осуществления его мечты еще на долгое время.
   Безусловно, быстрый возврат долга сыграет свою роль, но всё равно своё положение надо было упрочнить, а, следовательно, надо было снова играть, играть как никогда - ярко, сочно, отчаянно, как Борис Аркадиевич умел.
  
   * * *
   Вечер 28 декабря начался как все предыдущие с бассейна и массажа, грейпфрутового коктейля и нежного омлета с папайя. Обязательный маникюр и китайская гимнастика, которую не очень любил Борис Аркадиевич, помогала держать себя постоянно в тонусе.
   Никому не было известно, чем же он закончится, но в случае удачного завершения, перспективы он открывал самые радужные, от которых даже захватывало дух.
   Если Ростоцкий одержит сегодня победу, уже никто не сможет догнать его по сумме выигрыша и он станет единственным претендентом на главный приз. Его не смущала даже скромная сумма наличными, на которую он сегодня мог рассчитывать, потому что всё это количество удваивалось, а то и утраивалось всего за два-три кона игры. К тому же у него на "чёрный день" был ещё поручительский кредит от самого игорного дома, который составлял весьма внушительное подспорье. Да плюс еще пара-тройка хорошо знакомых завсегдатаев, которые уже не могли быть ему конкурентами и вполне охотно, как считал Борис Аркадиевич, могли бы помочь ему не ощущать стеснения в средствах сегодня. Но это касалось лишь только игры. Главное сегодня было не проиграть!
   Закончив свой "утренний моцион" очищающей медитацией, Ростоцкий...хотя нет, скорее Борис Аркадиевич, потому что он выглядел сегодня именно так, как произносит его имя подобострастный швейцар, сложившись почти вдвое, а точнее - безукоризненно.
   Самый лучший смокинг на алой подкладке, с чуть зауженными рукавами, что бы придавать еще более строгий вид его и без того великолепной осанке, под белоснежную рубашку и малиновый галстук-бабочку, запонки, изумительной работы, с жемчужными застежками, лаковые туфли с острыми носами и элегантное кашне. Да, если бы увидали эдакого франта, у вас бы не было ни капли сомнений в том, что перед вами фаворит сегодняшней игры.
   Пробежав глазами по скучным столам основного зала казино, Борис Аркадиевич, завёл непринуждённую беседу с двумя другими скучающими членами клуба "Миллионер", которые тоже, сидя за игровыми автоматами, ждали назначенное время 23.15, что бы войти в святая святых клуба.
   Немножко выиграв на автоматах, Ростоцкий чуть-чуть проиграл на блек-джеке, а затем дважды угадал комбинации рулетки. Посчитав это хорошим знаком и совершенно не расстроившись, что не делал ставок, он оседлал круглый стул у стойки бара, разместившись спиной к бармену, пытаясь разглядеть конкурентов.
   Худосочный финн, его Ростоцкий уже видел раньше, рыжий Днепропетровец, седеющий на висках и опять, как видимо, пьяный, близнецы депутаты из ПОРА. Видимо основные силы еще не подошли, потому что двух своих основных соперников Ростоцкий в казино не видел, а бессовестное время тянулось так медленно.
   Защелка двери почти не слышно открылась, это Ростоцкипй практически почувствовал, и тут же устремился к игорному столу.
   Все говорило о первостепенной важности турнира, потому что не было ничего лишнего. Зеркальный зал постепенно наполнялся посетителями. Появились братья близнецы, и финн, и Днепрянин, два краснолицых банкира в вышиванках, смотревшихся совершенно неожиданно. Новый друг-банкир заскочил вслед за преследователями Ростоцкого по турнирной таблице. Всего 15 человек и 3 гостя, не имеющих права играть. Ростоцкий потер свои руки. Вексель казино на 5 миллионов, взятый так, "на всякий случай" Борисом Аркадиевичем согревал ему душу и пока не был обменен на фишки. Два его возможных спасителя выразили готовность помочь по первой же просьбе, под обычные, в таких случаях, грабительские проценты. "Ну и черт с ними, - подумал Борис Аркадиевич, - Надеюсь, их помощь и не понадобиться"
   Лёгкое вращение рулетки возвестило о начале первого кона. 100 тысяч Ростоцкий проиграл практически сразу, но это еще ничего не значило. Конкуренты тоже пока выигрывали не много, всё мог решить вынос двух шкатулок в конце каждого часа, которые открывал лишь лидер розыгрыша, в котором лежал чек на сумму равную количеству всех выигранных денег за сегодня. Игра могла продолжаться до утра, если никто не выигрывал, но не более 6 выносов шкатулки, так что первые два часа Ростоцкого не интересовали.
   Финн упорно играл в чёрное, Днепрянин пока пил, а азиатского вида Нефтяник и политик с красным лицом играли "по небольшой". Ростоцкий посмотрел на красное электронное табло - сумма выигрыша составляла пока всего каких-то 3 миллиона с небольшим. Всё шло по плану. Ростоцкий всё ещё находился на первом месте, но нефтяник поднимался всё выше и выше, разница уже составляла 2 миллиона, что было совсем не большой суммой.
   Ростоцкий ждал внутренней подсказки, что бы начать поднимать ставки и провоцировать соперников на ошибки.
   Выпало зеро, о чём крупье сообщил троекратным нажатием на настольный звонок - казино забирало ставки и обнуляло банк. Поэтому в шкатулках сумма должна быть совершенно не большая. Краснолицый политик стал повышать ставки, его поддержал днепрянин, а близнецы пытались поймать каждый свою цифру, шумно выражая недовольство. Ситуация накалялась.
   Две шкатулки появились практически сразу. Время летело птицей, а банк рос не спеша - все осторожничали. Ростоцкий был выхвачен снопом света из числа играющих, и хорошо поставленный баритон объявил:
   -Господа, внимание, Шкатулки!
   Ростоцкий не глядя ткнул пальцем в ближайшую и... не угадал. Сердце нехорошо сжалось, но это был только первый выход. Сумма в 860 тысяч стала достоянием клуба и шкатулки под жидкие аплодисменты игроков водрузились в хрустальный куб посредине зала, а на табло тут же появилась соответствующая запись. Политик отставал уже всего лишь на 300 тысяч, по спине Ростоцкого пробежал холодный пот, надо было срочно играть. Он залпом выпил остаток мартини из своего бокала и начал взвинчивать темп. После его включения в игру, ставки начали подниматься, и выигрыш уже составлял 4,5 миллиона. Ростоцкий оторвался от конкурента, но на следующей ставке проиграл. Это было как холодный душ - фишки Ростоцкого аккуратно разместились возле крупье, оставался еще чек от казино.
   -Спокойно, Бориска, спокойно, всё идёт как надо. - Успокаивал он себя, заказав себе большой бокал мартини и отправился менять чек на фишки.
   Сумма выигрыша равнялась уже 15 миллионам и...
   Вместе со звонком свет выхватил из игроков Краснолицего политика:
   -Господа, у нас смена Лидера. - возвестил хорошо поставленный голос.
   На табло была четко видна разница в 10 тысяч, которой хватило Виктору Андреевичу (так звали политика), что бы обогнать Ростоцкого. Он близоруко поискал Ростоцкого глазами и, увидев его возле окошечка обмена фишек, криво улыбнулся.
   Шкатулки, вынесенные новому лидеру, так же были водружены внутрь хрустального куба. Общая сумма была уже внушительной.
   Ростоцкий начал выстраивать комбинации из фишек на нужных цифрах. Виктор Андреевич пропускал этот кон, внимательно смотря за руками Ростоцкого. Ростоцкий выиграл. Один из братьев близнецов стал повторять ставки за Ростоцким, что было моветоном элитарного клуба, но все игроки оживились. Выиграл Ростоцкий и еще два кона, после чего утроил ставку, смотря с вызовом на политика. Если он сейчас не поставит хоть что-то, лидер снова сменится. Тот нехотя поставил на чёрное и... проиграл.
   -Господа, у нас смена лидера! - снова объявил голос.
   Следующие шкатулки Ростоцкий схватил с вожделением. В них уже должно было быть по самым грубым подсчётам около 35 миллионов, что уже совсем не плохо. Ростоцкий рассчитывал при помощи этих денег взвинтить ставки еще выше и к 6-му выносу шкатулок снять всё. Сердце его учащенно забилось и...
   -Казино побеждает! - безжалостно произнес голос, а в хрустальный куб поместились уже третие подряд шкатулки.
   Ростоцкий побледнел, политик, смотревший за ним, рассмеялся. 7 миллионов, которые оставались, могло не хватить Ростоцкому что бы вынудить игроков потерять осторожность. Он украдкой посмотрел на своих знакомых. Те, видимо поняв чувства, переполнявшие Ростоцкого, одними глазами показали ему чтобы он не волновался. Его уже ждали обещанные 20 миллионов.
   Днепрянин сорвал 1,5 миллиона на цифре и подпрыгнул от неожиданности. Ростоцкий выиграл ровно столько, сколько поставил, политик проиграл - паритет остался прежним. До выноса следующих шкатулок оставалось ровно два кона вращения колеса, как...
   -Зеро, господа, - объявил крупье. - Казино выигрывает.
   И троекратным нажатием на кнопку настольного звонка возвестил об обнулении общего банка.
   Виктор Андреевич визгливо рассмеялся в лицо Ростоцкому:
   -Ну и забирай себе пустые шкатулки!
  
   Следующий кон положил в шкатулки всего лишь 1 миллион 200 тысяч, которые достал оттуда Ростоцкий. Он попросил крупье обменять их сразу же на фишки и тут же поставил 3 миллиона.
   -Пришло время рисковать, потому что 6 -го выноса шкатулок может и не быть. - Рассудил сложившуюся ситуацию Ростоцкий.
   Новый друг Ростоцкого сделал страшные глаза и показательно вытер пот со лба. Действительно, суммы ставок на столе поражали воображение - самая маленькая была чуть больше 500 тысяч, а крупнейшая была у политика Виктора Андреевича - он вынужден был ставить больше Ростоцкого, что бы меть возможность выиграть.
   Выигрыш Ростоцкого после завершения кона составил всего 450 тысяч, но зато общая сумма выигрыша близилась в очередной раз к 30 миллионам. "Если дело пойдёт так дальше, - хладнокровно рассудил Борис Аркадиевич, - то к 6 выносу в шкатулках будет около 150-200 миллионов вечноамериканских полновесных долларов. С ума сойти!"
   Он обвёл взглядом всех игроков, которые словно гипнотизировали несчастный перламутровый шарик рулетки. Да неужели вот этим толстосумам есть хоть какое-нибудь дело до того сколько денег будет в шкатулках, вынесут их или не вынесут вообще? Да и ко всему прочему, Бориска был просто уверен, что даже проиграв сегодня всё, каждый из них ляжет спать совершенно спокойно, зная что завтра обдерёт своих клиентов как липку, наделает добавочных скважин в матушке земле, откроет новый политический фонд и снова положит такую же сумму в карман. Что им до проблем несчастного херувима, у которого и есть только одна цель - заработать себе немножко денег на безбедную старость?
   Чувство ненависти к своим коллегам по столу охладило его пыл. К тому же не стоит забывать, что он уже играет не на свои деньги, которые придётся возвращать с процентами. Но что эти проценты, если он выиграет? Совсем другое дело было в случае проигрыша, хотя Ростоцкий никогда не проигрывал много, или же находились люди, заинтересованные в его талантах, причём платили за это достаточно большие деньги. Но что бы выиграть чудовищно большие деньги, нужно было иметь большие деньги и естественно рисковать.
   Пятый вынос шкатулки! Кажется что воздух в помещении клуба стал тягучим и липким. Все с ненавистью или завистью смотрели на Ростоцкого. Шкатулки были похожими как близнецы, но, Бориска был почему-то уверен, что откроет их правильно.
  
   Давайте же немного отвлечемся от игры. Вы вообще играли когда-нибудь в казино? О, нет, сама игра естественно не приносит никакого удовлетворения, тем более китайским шариком по пластмассовой формочке, с металлическим колечком на жалкое подобие фишек, не имеющих совершенно никакой ценности. Нет-нет, казино просто необычайно красивая обёртка той, казалось бы, уже знакомой конфетки, которая в ней кажется совершенно иной. Вот только представьте себя сейчас в зале, с изысканным обустройством, умело украшенным зеркалами и парчой, с жутко дорогими элементами самой игры и окруженным кучей людей, для которых совсем не безразличен ваш статус. От вашего статуса зависит сумма каждой игры, а соответственно и выигрыш. А как только появляются на столе настоящие деньги, так сразу же игра становится более волнующей, захватывающей - она становится азартной!
   Само состояние азарта не имеет ничего общего с чем-то плохим или постыдным. Это скорее похвальное чувство. Но, с другой стороны, идя у него на поводу, совершенно теряешь бдительность и становишься просто его рабом. Тебе кажется что ты всё можешь, что выросшие за несколько секунд крылья, смогут поднять тебя высоко-высоко, что твой статус удачливого человека, это не чьи-то догадки, а всё именно так и есть. Достаточно просто протянуть руку и взять дары, полагающиеся тебе, и конечно же по праву.
   Отдельное слово про интуицию. Стоить только поверить, что мнение окружающих про вас чистая правда, как тут же внутренний голос приобретает увесистость. Он перестаёт быть чем-то назойливым и несколько раздражающим, он становится частью вас самих, придающим уверенность и повышающим вашу самооценку. Да-да, именно ему все известно, он всегда на шаг впереди и его мнение уже не подвергается сомнению ни в коем случае - он знает всё. Ну так вот, интуиция, в общепринятом понимании, не идёт ни в какое сравнение с той, непередаваемой уверенностью, которая поглотила все здравое мышление Ростоцкого. Он просто не допускал и тени сомнений что должно быть именно так и, что самое интересное, фортуна ему благоволила.
   Но, как говорится, если ружьё в начале пьесы весит на стене, в конце оно обязательно выстрелит. Фортуна женщина и тоже любит пошалить. Но всегда ли мы замечаем смену её настроения?
  
   В шкатулках было 52 миллиона с небольшим. Сумма, в любой другой момент для Бориса Аркадиевича вполне предостаточная, но только не сегодня! Он пришёл сюда за чем-то большим, ему уже не нужны были сами деньги, он горел желанием превосходства, возвышенности и, конечно же, хотел еще больше денег. Он хладнокровно обменял выигранные деньги на оранжевые фишки и тут же поставил рекордную сумму.
   В глазах политика Виктора Андреевича заиграл незнакомый огонёк. Это могло быть и уважение или же наоборот, страх внушаемый действиями Ростоцкого, но суммы уже стали слишком большими, что бы игра была просто игрой. Скорее он сейчас прикидывал стоит ли игра свеч, стоит ли ему ввязываться в эту безумную гонку, когда темп был задан просто невыносимый. Бориска затаил дыхание и смотрел на своего главного конкурента исподлобья.
   Виктор Андреевич не торопился, поигрывая зелеными фишками по 25 тысяч. Слишком велико было желание остановится, но он не выдержал взгляда Ростоцкого и прямо перед объявлением крупье о конце ставок передвинул на стол 15 миллионов. Гонка продолжалась!
   Расчёт Ростоцкого был очень прост. Оставался еще один вынос шкатулок. Если к моменту их выноса в сумме выигрыша будет фигурировать сумма в сотни миллионов, то дело будет сделано. Ставки для этого должны быть максимальными. Только ради этого стоило продолжать.
   К тому же, Борису Аркадиевичу казалось, что будет несколько не солидно забрать выигрыш в 52 миллиона и покинуть стол раньше окончания партии. Да и не слышал он подобного. Игры в клубе "Миллионер" продолжались до победного конца, ну...или до последнего выноса шкатулок.
   Зато он был уверен, сегодняшний турнир долго еще будет у всех на устах. Естественно будут говорить и о нём, Ростоцком, как о победителе этого турнира. Эти мысли ласкали самолюбие и толкали на безумства.
   Ставка политика сыграла, он тут же удвоил сумму. Ростоцкий ответил двумя ставками по 15 миллионов. Обстановка за столом накалялась. Днепрянин уже попросту во все глаза смотрел за оранжевыми и зелеными фишками, даже не пытаясь ставить. Близнецы каждый выигрыш встречали аплодисментами, переговариваясь с соседями в вышиванках о том, кто же сегодня победит. Реально играющих за столом осталось только двое.
   Сумма общего выигрыша составляла 183 миллиона, и до последнего выноса шкатулок оставалось всего два кона. У Бориса Аркадиевича на руках было 64 миллиона без малого и около 70 у политика напротив. Он уже не мог догнать Бориску, разве что выиграет два кона подряд, играя по максимальной ставке, но решится ли он на это? На кону 183 миллиона! У Ростоцкого даже на некоторое время закружилась голова и он на миг потерял веру в реальность: с ним ли это всё происходит? Он так долго ждал этого момента и вот он на расстоянии вытянутой руки. Всего два кона и нежное море будет ласкать его измученные лаковыми туфлями ноги, солнце станет играть на песке с его тенью, а на плетённом столике возле его шезлонга будет стоять холодный махито...
   Вместо этого великолепия в его ум пришла стальная решимость - Ростоцкий пошёл ва-банк! Непослушными руками он сгрёб все что было перед ним и стал торопливо расставлять фишки столбиками. Его сознание прекратило его понимать и сидело сжавшись в комочек в оцепенении, а непослушные руки продолжали ставить фишки по цифрам. У политика напротив обильно потёк пот и глаза сделались огромными как блюдца. Все разговоры за столом прекратились. Казалось, даже сам крупье лишился дара речи и никогда не произнесет больше и слова. А между тем Ростоцкий, уже злясь на себя, просто отталкивал от себя фишки, стараясь успеть поставить всё, что у него было.
   Ах, если бы ему удалось победить, даже представить себе трудно что бы стало с ним тогда. Сумма выигрыша в этом случае становилась просто запредельная. Разве не стоит стремится к этому выстраивая каждый год, каждый месяц, каждый вечер комбинации столбиков перламутровых фишек по циферкам рулетки? Разве не об этом моменте мечтает каждый игрок, с первых своих шагов в каждом турнире? Именно это давало сейчас сил Ростоцкому, питая уверенность что он откроет правильную шкатулку и на этом все волнения его закончатся, а именно потому он торопился все поставить.
   Крупье непослушными губами объявил, что ставки больше не принимаются и некоторое время в полной тишине слышалось только мерное пощёлкивание шарика о стенки чаши. Ростоцкий не мог даже смотреть на поле для ставок - слишком уж пугающая была картина пустоты перед ним и обилие фишек перед другими игроками. Политик на этот раз не поставил ничего, наблюдая безумными глазами за Ростоцким. "А и пёс с ним, - зло подумал Борис Аркадиевич, - ты уже больше не нужен. Свое дело ты уже сделал"
   В мыслях он уже думал как проведет завтрашний день, отдав своим кредиторам их жалкие деньжишки, когда что-то произошло. Нет-нет, это не был взрыв, это не было какое-то крушение, даже не было пожаром. Просто в один миг тишина стала просто зловещей - шарик остановился и крупье объявил голосом, совершенно не вязавшимся с окружающей обстановкой:
   -Зеро, господа! Казино побеждает.
   На мгновение показалось, что весь свет погас и в помещение кто-то разжег камин настолько жарко, что тяжело стало дышать абсолютно всем. Нет, все стало каким-то ненастоящим, игрушечным. Стол, игроки, казино...
   Бориска, юный Бориска получил свой первый лучок и махонький пучочек стрел, удостоился шлепка по мягкой, на тот момент, игрушечной попке от седого смотрителя и в первый раз прыгнул с облачка в ночную синь города.
   Он пронёсся над рекой, пронырнул опоры моста Потона, перекувыркнулся через цветущие каштановые кисти и помчал к Арсенальной, что бы начать свою первую в жизни охоту. Он до сих пор помнит эту голубоглазую девушку-студентку и того долговязого парня, так боявшегося с ней заговорить. Потом были и другие охоты, но первая остается в памяти навсегда. Ещё он вспомнил своих однокашников, таких же голопопиков, а потом вдруг на него бросился Мишка, который почему-то не был таким же маленьким и вертлявым, а пузатым и неприятно пахнущим бородатым дядькой, который схватил его за плечи и безжалостно вдавил в кресло клуба и произнёс непонятные Бориске слова:
   -Господа, шкатулки!
  
   Ростоцкий растерянно оглядел зал. Свет многих ламп отражался от тысячи зеркал и безжалостно выедал глаза. Воздух, казалось, был живым и лизал расплавленным языком затылок, электризуя волосы. Бориске очень захотелось дышать. Он дрожащей рукой потянул с себя галстук бабочку и попытался встать. Ноги не слушались его, а кресло, казалось, ухватилось за бедра. Молодой юноша перед ним терпеливо держал на зеркальном подносе две совершенно одинаковые шкатулки. Ростоцкий взял правую и рассеяно оглянулся. Близнецы похихикивали, молодой банкир смотрел с недоумением, а политик не скрывал свою неприязнь. Кто были все эти люди, что они хотели от Бориски - потомственного херувима, любимца публики и всех поварих?
   Как и ожидалось, на последний кон никто ничего не поставил, настолько велик у всех был шок - шкатулка оказалась пустая. Сердце Ростоцкого сжалось и упало куда-то глубоко-глубоко, хотелось плакать, но лицо вместе с тем горело огнём. Он просто отказывался верить в происходящее. Зеро! Зеро просто не могло выпасть, это было не правильно! Он сегодня просто обязан был выиграть!
   Вместе с остальными глазами сочувствующими ему, на него цепко смотрели глаза его бывших друзей и новых кредиторов. Борис Аркадиевич застонал и положил шкатулку в карман смокинга. Неловко развернувшись он хотел пойти к выходу, но перед ним вырос всегда такой дружелюбный охранник и вежливо попросил пройти в кабинет управляющего казино.
   Всё остальное продолжалось как во сне. Борис Аркадиевич подписал долговые бумаги не сопротивляясь, после чего его, не спеша, вели каким-то коридором, потом узкой лесницей, и наконец он оказался в маленькой неуютной, заплеванной подворотне между двух невысоких домов. Галстук-бабочка неопрятно свисал у него из-под воротничка, кашне висело на одном плече, а в кармане брюк хрустела копия его расписки. На улице начинало сереть.
   Вместе с сыростью в голову Бориса Аркадиевича пришла и ясность ума: сегодня он проиграл просто невероятную сумму денег, но...
   Тут его сознание вкрадчиво подсказывало ему, что все это было сделано не случайно, он был, конечно же, не виноват, все было просто подстроено.
   Ну, сами подумайте, зачем выпадать какому-то зеро именно тогда когда все деньги были поставлены на кон? Конечно же - не зачем! Это же очевидно. Его снова кто-то подставил, потому что нужна его помощь!
   Понимание этого придало ему силы. Ростоцкий тут же начал крутить головой, что бы понять где он сейчас находится. Подворотня была ему совершенно не знакомой, не освещаемой, к тому же густо пахло испражнениями. Вдалеке виднелся просвет, где слышались автомобильные клаксоны и шум обычного города. А так же в этом просвете виднелся какой-то человек, сидевший сгорбившись на бордюре и опустивший руки к земле.
   Никаких сомнений у Ростоцкого не было - это наверняка ждут его. Сейчас ему предложат снова сделать какое-то гнусное дело и наверняка выкупят его вексель. Ну что же, ничего в этом такого страшного нет, Ростоцкому не привыкать.
   -Я согласен! - произнёс он, усаживаясь на бордюр рядом с человеком.
   -Чиво? - протянул неопрятного вида человек, отклоняясь от Ростоцкого.
   -Ну, я согласен. - Ещё раз произнёс нетерпеливо Ростоцкий. - Что мне теперь надо делать - резать бабушек, выкрадать детишек? Я готов. Вы же уже выкупили мой долговой вексель?
   Человек нехорошо промычал в ответ и попытался отодвинуться от Бориса Аркадиевича.
   -Не молчите, не молчите же, - схватил его за грудки Ростоцкий, - говорю же что мне нечего терять. Я сделаю всё, что вы мне прикажете. Пусть это и подло, но я в вашей власти! Только скажите, что мне надо сделать!
   Заплывшие глаза человека закатились куда-то под веки, и его нехорошо вывернуло прямо на лощеный смокинг Ростоцкого. Бориска вскрикнул от неожиданности и вскочил, натолкнувшись спиной на что-то ребристое. Он отшатнулся еще раз - перед ним стоял непонятного вида старичок, с необычайно длинными руками и очень сморщенным лицом. Ростоцкий влетел плечом в стену, от чего рукав его пиджака треснул и вывернул наизнанку белый лоскут с алой подкладкой.
   -Ты не серчай так, мил человек, велено тебе передать привет от Мишки. Не доброе ты с ним сотворил.
   Голос был скрипучий и низкий, словно это и не человек говорил, а какой-то антикварный стол скрипел себе да поскрипывал.
   -Это не я, - стал отползать Ростоцкий, - я не хотел, это всё они. Это всё долг чести, понимаете?
   -А чего ж там не понять-то, понимаю. У вас один долг - у нас другой. Ступай себе с миром. - махнул на него рукой старичок и направился к двери, из которой только что вышел Ростоцкий.
   Ростоцкому показалось в темноте, что дверь даже не открывалась, но неуклюжего вида старичок словно бы просочился сквозь неё.
   -Стойте, стойте! - закричал Ростоцкий вслед ему. Он подскочил и рванулся к двери, зацепил ногою упавшего человека, и грязно выругался.
   -Чегой тебе! - отозвались из темноты.
   -Что мне теперь делать? Я всё проиграл...
   -Чего-чего...- передразнил его собеседник, - Делай что завгодно, мне про это неведомо.
   Ростоцкий бросился на голос.
   -Не оставляйте меня, помогите мне! - и налетел на стальную дверь. Он стал стучать по ней кулаками и искать ручку, пытаясь её открыть, но похоже дверь с этой стороны ручки не имела.
   -Вы не можете так поступать со мной, не можете. - Он разревелся как маленький. - Я все потерял, как же мне теперь жить?
   Но дверь к его слезам оказалась безучасной. Ростоцкий достал из кармана шкатулку и швырнул её что есть сил о стену. Но даже на это дверь ему ничего не ответила.
   В подворотню осторожно заглядывала луна, холодное зимнее утро не спешило вступать в свои права, а деловито протирало звезды, иногда, как бы между делом, поглядывая на плачущего человека в очень элегантном смокинге. Удивительно, что же мог делать этот хорошо одетый человек в грязной подворотне среди груд мусора, позади респектабельных кварталов?
   Ну а мы с вами заглянем пока суд да дело в самую что ни на есть сказочную мастерскую, в которой делают, как бы вы думали, что? Правильно - в ней делают снежинки!
   0x01 graphic
  
  

Глава 6

(что на самом деле нужно человеку для счастья или дело мастера боится)

   0x01 graphic
   Уф, сколько всего произошло за несчастные 2-3 дня и, что самое интересное, вокруг такого обычного и всем нам уже давно привычного, снега.
   Могу побиться об заклад, что мало кто задумывался о том, что вот в этих сугробах, и в этих пушистых чехлах на деревьях и фонарях, и во всех малюсеньких снежиночках лежит труд многих и многих дней целого слаженного коллектива.
   Даже дети, наши умные и интересующиеся всем дети, знают только то, что можно сделать со снегом, но не то, как можно сделать его самого. А, между всем прочим, очень жаль. Кажется в школьной программе физики про снег сказано лишь, что это "...одно из агрегатных состояний воды...". Конечно, это всё так просто: вода и снег, лед и пар, всё рядом, всё так привычно. Но когда ты идёшь зимним парком, слушаешь как хрустит под ногами пушистое снежное покрывало, любуешься всей этой чистотой и нежностью вокруг, лежащей на голых от листьев ветках деревьев, в голове крутится ну никак не "агрегатное состояние воды".
   А какая прелесть, когда его много! И вообще, что такое - много? Как понять что, например, снега много, а льда - предостаточно? Почему одно и тоже количество, скажем, соли и сахара являет собой одновременно, "много" и... "могло бы быть ещё"? Почему одного и того же количества воды в Сибири и, например, в Египте для одного и того же человека бывает "много" и "катастрофически мало"? Ну, это ладно, тут хоть как-то можно разобраться, ввести какие-то константы, допуски, ограничения. А вот как быть с человеческими чувствами, например?
   Вот скажите, что приносит радость? Наверное, всё, что бы мы ни назвали хорошим, не так ли? Радость, когда вы пробежите 100 метровку быстрее всех, радость - получить хорошую оценку, подруга сломала каблук, а вы нет, тоже...радость. Ой, что-то мы совсем не туда забрели с вами, давайте-ка лучше обратно, вы же не против?
   Наверное, радость это то, что приносит удовольствие. Вот снег зимой, белый, чистый, красивый, и вы, смотря на него, очень часто испытываете удовольствие, не так ли? А вы пытались хоть раз измерить удовольствие? Я - нет!
   Да и как разобраться, сколько его надо? Мало снега - плохо, много -опять не хорошо. Пойдёт снег раньше - люди ругаются, мол, вот, зима ранняя, а так хотелось еще походить без варежек. Стоит чуть зазеваться - снова носы вешают, мол, сколько ждать ещё, всё итак голое да серое, давно, мол, уже пора чистоту да порядок навести, итак холода наступили, а снега нет.
   Как всем угодить, как сделать так, что бы всем было...ну, пусть не всем, но хотя бы большинству...нет, тоже не то. Как сделать так, что бы было ПРАВИЛЬНО? Как сделать так, что бы снега выпадало достаточно, выпадал он вовремя, и лежал не больше положенного? Вот тут-то и начинаются проблемы.
   Конечно же, все считают, что во всём виновата природа. Даже приметы смотрят какие-то: прилетели птицы раньше - будет зима поздняя и теплая, расцвела вишня позже - зима будет ранняя, например. Вот только всем невдомёк, что не выполни план фабрика Дмитрия Вениаминовича, никакого снега в этом году никому не видать, хоть тресни. Нет, конечно, есть вариант прямой доставки снега с северного полюса на улицы города, но скажите, что это будет за снег, кому он доставит удовольствие? А так всё для нас - родных, хороших и любимых(что совсем не маловажно), целая фабрика работает. Ну разве это не прекрасно?
  
   Вы хоть раз обращали внимания на снежинки? Нет, не на то, что они падают и кружатся, танцуют с ветром по улицам, а на сами - снежинки? Как нет? Обязательно это сделайте, тем более в этом году! Не знаю, может в следующем году они будут ещё более красивые, но ведь может быть и наоборот. Например, как было в прошлом - банально не хватило снега и на улицы были развеяны снежинки прошлогоднего заказа. Вы знаете случаи, когда прошлогодняя коллекция оказалась лучше новой? Не спорю, в мире моды, например, и такое случается, но всё равно, как мне кажется, всё новое всегда прекрасней. Ведь даже сам снег - символ обновления, чистоты и праздника. Или вы всё еще думаете, что Новый Год начинается зимой случайно?
   Как посмотреть на снежинку? Очень просто, сейчас научу. Берёте вязаную варежку, желательно цвета ближе к кофейному, с обязательным белым орнаментом из палочек и ромбиков, и...можно конечно же воспользоваться и красной или черной варежкой, даже зелёной или уже на худой конец синей, но ни в коем случае не пользуйтесь перчатками, тем более кожаными - сразу всё испортите.
   Ну так вот, берёте варежку, делаёте руку лодочкой и ловите две - три снежинки, примерно в район ладошки. Одну снежинку ловить, как мне кажется, нет никакого смысла - они все прекрасны, но вся красота в том, насколько они РАЗНЫЕ, понимаете? Могу поспорить, что после того как вы восхититесь этой красотой, вы тут же захотите найти одинаковые снежинки, но...
   Думаете я скажу, что это невозможно? Как раз нет, возможно. Снежинок очень много, и вероятность того, что кто-то из службы доставки решил смухлевать, и развеял над городом две одинаковые партии снежинок, весьма велик - это уже, как говорится, вопрос их совести. Но то, что все снежинки в каждой партии разные и ни одна не повторяет следующую, это я знаю точно.
   Ни в коем случае не используйте перчатки. В варежке все пальчики вместе, им тепло и приятно. Именно вместе они и представляют собой эдакий аккумулятор, собирающий общее тепло. Невидимые струи вашего тепла поднимаются вверх, сквозь крупную вязь варежки и заставляют снежинку... "плакать", понимаете? Только когда она "плачет", когда все её ножки становятся тончайшими, прелестными, текуче-прозрачными, она показывает всё своё изящество. Неправда ли интересно? Вы никогда не задумывались, что же хрустит у вас под валенком в снегу? Как раз они, снежинки, хрустят их хрупкие скелетики, ломаясь и деформируясь. Умирая, снежинка показывает всю свою красоту.
   Кстати, это удел не только снежинок. Цветам, например, к сожалению уготована та же судьба. Мы, восхищаясь ими, никогда не задумываемся что их нежность и красота это последний взгляд в этот мир. Что-то я совсем мрачно, да? Значит, больше не буду, честно.
  
   Итак, на ладошке, благодаря поднимающимся струям тепла снежинка начинает таять, но не быстро, а постепенно сбрасывая с себя защитную одежду. Именно так она устроена, потому что так её задумал сам... Альберт Карлович.
   В перчатке всё это тепло теряется - там пальчики каждый сам по себе, и снежинка будет вам представлена в своей "броне", которая обязана была защитить её от всех неприятностей при доставке на наши улицы. Но стоит только скинуть её, вас поразит изящество, тонкость и правильность линий снежинки, вычурность узоров. Поверьте, такая красота не может оставить равнодушным. Не знаю, но я в первый раз плакала, честное слово, так увиденное меня растрогало.
   Итак, что же все же происходит за стенами такой необычной фабрики? Посмотрим?
   * * *
   Альберт Карлович Канцевич, как и вся его многочисленная династия, носил звание Магистр Изящества. Понять, что это было за звание и за что его давали, обычным людям, наверняка будет трудно. Но, если вам хоть раз удастся хоть одним глазком заглянуть в цех изготовления снежинок, то держите глаза широко раскрытыми, тогда обязательно увидите.
   Все предки Альберта Карловича были часовщиками. Это можно только диву даваться, сколько же должно быть в человеке усидчивости, что бы час за часом корпеть над мельчайшими и точными механизмами, распутывая их секреты и тонкости. Вероятно, и Альберт Карлович тоже стал бы выдающимся часовщиком, если бы не встретил, уже будучи взрослым, Деда Мороза, в которого, по обыкновению взрослых людей, конечно же уже не верил. Дело было как раз зимой, снега было много, а проблема, с которой обратился к нему САМ, была "пустячной" - посмотреть ледяной хронометр.
   Уже несколько веков этот хронометр не давал опоздать Морозу ни на один утренник, но со временем лёд имеет свойство стираться. Так произошло и тут. Шестерёнки хронометра не выдержали и потеряли зубцы, и, конечно же, не могли дальше отсчитывать время так же точно, как делали это раньше. Работа была очень тонкая и не мог Дед Мороз обратится к простому мастеру, ему нужен был самый лучший, потому что, как нам известно, была зима и рисковать было уже нельзя.
   Альберт Карлович к тому времени повидал много клиентов со странностями, да и никаким часовым механизмом удивить его было нельзя, но хронометр его заинтересовал. Поломку он увидел сразу, но как подступиться к ней было не понятно, потому что при любом прикосновении лёд начинал таять и деформироваться. Покосившись на клиента, Альберт Карлович нацепил специальную лупу и стал всматриваться в хитросплетения механизма. Медленно, стараясь не дышать, потому что теплым дыханием можно было растопить тонкую ледяную пружинку, он исследовал все внутренности часов и развёл руками.
   Задача оказалась не выполнимой. Не мог Альберт Карлович достать поломанную шестерёнку из недр ледяного хронометра, не растопив ни одной детальки. Но, даже если бы и удалось ему это сделать, не смог бы он изготовить её нужной, потому что весь инструмент его предназначался для работы с железом и был очень груб для льда. Но заказ был настолько интересен, что ему очень хотелось его выполнить.
   Сколько не пытался подступиться к ледяной паутине шестеренок Альберт Карлович, ничего у него не получалось. Вышел он на улицу покурить, в надежде что если он не нашёл решение сразу, то оно придёт к нему само чуть позже.
   Заказ был срочный, механизм - штучный, а такая работа очень интересна настоящему специалисту. Альберт Карлович был уверен, что вторых таких часов в мире не существовало. Может быть, именно он сейчас починит уникальнейший механизм и... но как?!
   На рукав его коричневого халата аккуратно присела снежинка.
   "Вот же какой сложный по исполнению узор таится в ней. - подумал Канцевич и пустил на неё струю дыма. - А ведь кто-то же задумал этот узор, и мало того, создал"
   Снежинка стала скукоживаться и худеть. Ножки её затейливо изогнулись и стали прозрачными, а затем и вовсе распались на маленькие ледяные иголочки. Канцевич усмехнулся, тяжело вздохнул и махнул рукой, но лишь затем что бы броситься за увеличительным стеклом и снова прыгать по улице, ловя редкие снежинки в ладонь. Решение оказалось пугающе простым.
   Канцевич нагрёб снега на стекло и, разбив его на мелкие ледяные кристаллики, стал дуть на него через разобранный корпус шариковой ручки. Кристаллики от теплого дыхания плавились, а затем Альберт Карлович замороженным пинцетиком присоединял их один к другому. Работа велась необычайно долго и кропотливо. Канцевичу приходилось сдерживать дыхание и постоянно опускать руки на время в лёд морозильника вместе со всем инструментом. Но к концу дня нужная шестерёнка была им сделана.
   Ах, какая она была красивая. Сама по себе она ничем не уступала по изяществу снежинке. Её тоненькие как иголочки зубчики были видны только через увеличительное стекло, а узор, образованный спаянными кристалликами, был похож на кружевную картину.
   Альберт Карлович несколько повременил, полюбовался своим творением и аккуратно поставил её в странный хронометр. Потом взял замороженый пинцетик и снял с пружинки заглушку. В часах что-то музыкально щелкнуло и механизм пришёл в движение.
   Это не передаваемо, что чувствуешь тогда, когда твоя работа сделана. Что чувствует спортсмен, первым пересекающий финишную черту, что чувствует моряк, входящий в такой долгожданный порт, что чувствует пилот, наконец ощутивший под ногами упругую землю? Наверное это все, по сравнению с триумфом Альберта Карловича было всего лишь небольшим всплеском радости. Он смог, он починил! Невиданный доселе механизм был оживлён, был оживлён - им!
   Канцевич налюбовавшись всласть, откинулся на спинку стула и... встретился глазами со странным заказчиком. В душе сразу появилось какое-то неожиданное чувство разочарования. Он прекрасно понимал, что дело сделано, что часы не его и так или иначе, придётся возвращать их владельцу, но именно это его и расстраивало, настолько ему понравилось то, как они были сделаны.
   Мысли, рожденные в голове Альберта Карловича, смутили его, тем более он ещё не сообщал заказчику, что заказ выполнен.
   -Благодетель, - улыбнулся в окошко выдачи заказов бородатый старичок. - Мне кажется или эта работа пришлась вам по вкусу?
   Канцевич согласился, работа оказалась необычайной. Но последующее было похоже на шутку.
   -У меня есть для вас работа. - заговорил добродушный старичок. - Мне как раз нужен подобный вам мастер в цех изготовления...снежинок.
   -Простите? -Канцевич подумал что ослышался. В его голове мозг стал лихорадочно искать созвучия со словом "снежинок", считая что это ослышался он или оговорился его собеседник: Пружинок, машинок...
   -Нет - нет, вы не ослышались! - заверил его собеседник. -Именно снежинок. И поверьте, работа не менее интересная, чем с часами.
   -То есть вы хотите сказать, что...? - Канцевич сделал большие глаза и, показав пальцами на улицу, где шёл снег, заговорщицки кивнул.
   -Да-да. - Ответил незнакомец. - Это прошлогодняя партия, а мне нужен творец!
   Канцевич растерянно оглядел стены своей мастерской, которая уже была так ему привычна, и в ней так давно уже не было ничего нового. Рядышком сидели еще два работника, которые, казалось, не подавали вида, что слышат разговор или на самом деле были настолько увлечены работой, что не обращали внимания на странного заказчика Альберта Карловича. Вокруг все полки и столы были заставлены часами разного времени изготовления и разной сложности ремонта. Все они пестрили разноцветными наклейками, обозначавшими сложность ремонта, время заказа и состояние: починено или нет. Канцевичу на самом деле хотелось давно сменить обстановку, но... да, кажется, не подворачивался подходящий случай. И к тому же, ему действительно стало интересно, что же это за работа такая: "Изготовление снежинок"?
  
   Конечно же, объёмы фабрики не позволяли Канцевичу самому заниматься именно изготовлением, но иногда и он брал в руки паяльник и усаживался у микроскопа. Его подчинённые, а их было без малого несколько тысяч (Именно тысяч, нет тут никакой оговорки. В подчинении Альберта Карловича находилось несколько сотен паучьих артелей. В каждой артели был старший, а также координаторы и проверяющие. Словом, целая фабрика в фабрике. Паукам, как оказалось, очень удобно работать с тончайшими кристалликами снега, и делали они это очень бойко и с огоньком), прекрасно справлялись с возложенными на них задачами.
   Да и что тут говорить, вся фабрика напоминала собой скорее сказку, чем что-то реальное: медведи грузили снег, пауки клеили снежинки, а домовые развозили их по адресам службы доставки. Скажи кому-то, например, что ты изготавливаешь снежинки, кто тебе поверит? Но то, что работа была необычайно интересная, Дед Мороз не обманул.
   Да и в то, что теперь его шеф сам Дед Мороз верилось не очень. Правда, думал Концевич, узнай про это дочка, наверняка бы пришла в восторг: это же подумать только - работать у самого Деда Мороза!
   Правда, вместе с этой новой работой у Альберта Карловича пропало неуловимое очарование от зимнего снегопада. Теперь он смотрел на падающий снег пристально и оценивающе: критически осматривая плотность, цвет и красоту снежинок. А, как известно, хорошие мастера своего дела бывают редко удовлетворены своей работой. Есть в их душе что-то бунтующее против стабильности, против устоявшихся устоев, нет в них успокоения, даже когда вся работа сделана, и сделана, надо признаться, великолепно. И каким бы необычным не было сырье, с какими бы непривычными вещами не приходилось сталкиваться, всё-таки для Альберта Карловича это была всего лишь работа. Работу он любил и относился к ней... как бы это назвать более правильно? Наверное, правильнее будет сказать - относился к ней профессионально!
   Но никакой профессионализм не сможет спасти в ситуации, когда просто не с чем работать. Артельные были просто в растерянности - за все годы службы на фабрике, ни разу не было случая простоя, а тут такое...
  
   Стояли пустыми резервуары для сырья, ленты конвейера паутинок, куда выпадали уже готовые снежинки, сиротливо понурились, приёмные баки, в которых происходила сортировка и упаковка по партиям, были не заполнены и вследствие этого брошены. Художники и мастеровые из цеха готовых форм курили на балконе, лениво сплёвывая, а домовые растеряно сгрудились посередине цеха. Пауки же разбежались по углам и щелям. Словом кругом царило унылое запустение, разброд и шатание.
   Альберт Карлович никогда не попадал в такую ситуацию. Всегда было понятно, что делать и как, всегда был заказ, было сырьё, была работа наконец. Никогда не приходилось проявлять свои административные навыки. Каждый был на своём месте, каждый знал свою работу досконально, и, Канцевич, иногда наблюдая за работой кого-то, мог внести лишь небольшие уточнения, проконсультировать или поправить. Сейчас же, войдя в цех, он почувствовал как воздух накалился. Все ждали от него новостей после срочного совещания у директора. Художники побросали сигареты и, закатывая рукава, вернулись в большой зал. Домовые готовы были ловить каждое, даже случайно брошенное, его слово, мохнатые пауки, казалось, из своих щелей заглядывали прямо ему в рот. Но Альберт Карлович ни разу не выступал перед такой аудиторией, и поэтому ему было несколько не по себе.
   Он смущенно откашлялся, словно прочищая горло, и что бы занять чем-то свои руки, стал поправлять свои нарукавники.
   -В общем, что я могу вам сказать? Не стоит беспокоиться, всё будет хорошо.
   Все зашевелились, и гнетущая тишина, в которой голос Канцевича звучал несколько фальшиво, была нарушена.
   -Всем предлагаю находится на своих местах, потому что сигнал работать может поступить в любой момент. - Он виновато выдохнул. - Вы же все прекрасно понимаете на сколько важна наша работа? От нашего умения и сноровки зависит очень много, мы должны быть готовыми к самым неожиданным задачам и, что бы их выполнить, нам потребуется проявить самые лучшие свои качества, времени осталось совсем немного, поэтому...
   -А...где снег-то? - неожиданно его прервал один из домовых.
   Голос Канцевича, постепенно окрепший, потому что нет ничего лучше чем говорить правду, а он любил и уважал своих работников, оборвался на самой высокой ноте. Прозвучавший вопрос был уместен и тишина, окутавшая всё вокруг, стала гнетущей.
   -Снег? - переспросил Канцевич, в поисках глаз вопрошавшего домового, -А что со снегом-то?
   -Альберт Карлович, - прозвучал с балкона голос аккуратного художника в коричневом берете, - Мы вас тоже очень любим, но снега на складе нет совершенно. Тамошние домовые находятся в полнейшей растерянности, а начальник склада - пьёт.
   -Пьёт, говорите? - потёр свой подбородок Канцевич. -Это он не хорошо, совсем не хорошо.
   -Делать-то, что теперь будем, Альберт Карлович? - задал вопрос всё тот же художник.
   -Ждать! - ёмко пожал плечами Канцевич. - Я уверен, что всё в ближайшее время решится. Именно этим сейчас и занимается директор и его заместитель. Мне кажется что снег будет уже сегодня.
   Он обвёл всех взглядом своих добрых глаз и захлопал в ладоши:
   -Поэтому всем находится на своих местах и быть в боевой готовности, я не шучу!
   Домовые бросились по привычным местам, но постепенно замедлились, а пауки расползлись поближе к станкам и воротам. Художники же, пожав плечами, достали по еще одной сигарете и снова отправились на балкон.
   -Мда. - выдохнул Канцевич, пропитываясь общей аурой уныния. - Вот так-то.
   Снимая на ходу свой черный берет, он медленным шагом подошёл к двери отдела доставки и тяжело опустился на железный ящик. В её жерло домовые ставили уже готовые тюки, упакованных по партиям снежинок. Что происходило с ними потом Альберт Карлович разбирался слабо, да и не нужно это ему было совсем. Самое главное, что всего через несколько часов после помещения сюда, снежинки уже могли находиться на улицах города. Но сейчас, когда сырья со склада не было совсем, сюда можно было поместить только самого Альберта Карловича.
   Он покрутил в руках пульт управления дверями. Нажал на кнопку открывания дверей - хорошо подогнанная дверь обнажила пустое пространство отсека. Канцевич усмехнулся. А что, собственно он ожидал?
   -Интересно, что говорят службе доставки? - подумал он. - Наверняка и они тоже сейчас в растерянности и полнейшем не понимании ситуации.
   Зазвонил телефон. Канцевич не смотря поднял трубку и мелодично пропел в неё:
   -Да?
   -Альберт Карлович, как вы себя чувствуете? - это был Зотов.
   -Покорнейше благодарю, Герман Леопольдович, Вашими молитвами.
   -С людьми...-Зотов запнулся, - С подчинёнными поговорили?
   -Конечно же, все всё понимают. Хотя положение не ахти. Как там медведи? - поинтересовался Канцевич.
   -А, всё отлично, - засмеялся Зотов, - Бастуют!
   -Как бастуют? - ужаснулся Канцевич. - Это что же теперь получается, нам снега теперь не видать совсем?
   -Кто такое сказал? -Канцевичу показалось что Зотов на том конце провода нахмурился. - Снег может поступить в любую минуту, будьте готовы!
   -Герман Леопольдович, я не совсем вас понимаю. Вы же сами говорите - бастуют, какой же тут к чёрту снег?
   -А и не надо вам понимать. - Оборвал его Зотов. - Просто - будьте готовы и всё! До связи.
   В трубке послышались гудки. Канцевич посмотрел на трубку, словно она могла бы ему ответить вместо Зотова, но та бездушно молчала.
   -Ничего не понимаю. - Пробормотал Канцевич. - Будьте готовы, да мы всегда готовы! Только из чего снежинки-то делать, когда нет ничего?
   От непонимания ситуации у него испортилось настроение. Он бросил трубку и снова, машинально нажал на кнопку открывания дверей отсека готовой продукции и хотел было закрывать её, но...
   -Господа, господа! - его голос сорвался в фальцет и казался чужим. Все в цеху снова задвигалось и бросилось со всех ног к Альберту Карловичу. Он, перевернув стул и уронив с ближайшего стола какие-то эскизы бросился в отсек и пощупал внезапно появившиеся там мешки руками, что бы убедится что ему это не кажется. Мешки были холодные. Все сгрудились у входа в отсек, боясь даже приблизится к Канцевичу, который дрожащей рукой вытер пот со лба и начал распутывать непослушными пальцами тесёмки, связывающие концы мешков. Развязав их, он быстро запустил руку внутрь и глупо захихикал. Все у входа встали плотнее и поддались вперёд.
   -Господа, господа. - Хихикал счастливый Канцевич. - Снег, господа. Это снег!
   Он без сил скатился по мешкам вниз и почти заплакал от счастья.
   Цех изготовления снежинок наполнился восторженными вскрикам и звуком аплодисментов.
  
   0x01 graphic

Глава 7

(аудиенция у САМОГО или сколько на самом деле снегурочек?)

   0x01 graphic
  
   Как у всех уважаемых авторов, так и хочется написать: Утро было...холодное, или утро было хмурое, а может так - Утро было ясное? Всё равно как не напишешь, правильность будет только в одном - утро таки наступило. Было оно конечно же морозным, в меру зимней традиционности, но в целом больше ничем примечательным не отличалось. Хотя нет, именно на это утро 30 декабря была назначена генеральная аудиенция у самого главного, у человека, без которого вся снежная отрасль, наверное, не имела бы никакого смысла.
   Эти встречи проходили каждый год, и, как задумывалось ранее, в теплой и дружественной обстановке. Одновременно с этим, САМ проверял готовность к главному и яркому празднованию всех людей, потому что Новый Год празднуют все и всегда. В "тёплой и дружественной" - это было ровно до того момента, когда фабрику Сосулек возглавил Арнольд Моисеевич Быстрицкий, у которого дух соревновательности был просто в крови. Соревнования он готов был устраивать практически на ровном месте, порой смысла в них было до абсурдности мало, но победить он стремился всегда. Так, за то время, которое его знал Дмитрий Вениаминович, фабрика Сосулек успела "посоревноваться" со службой доставки, соки-водами и даже пытались протолкнуть в парламент проект о ледяной мебели, который к счастью провалился. Ну неужели можно было считать настоящей мебелью, скажем ледяную скамейку? Вы представьте хоть на минутку, что как потребитель имеете право на гарантию качества приобретаемого продукта, а какие гарантии можно получить, если изначально мебель ваша - изо льда? В общем хорошо что в парламенте оказались такие же обычные люди, которым было так же не понятно стремление Быстрицкого залезть со своими сосульками практически везде.
  
   Вот сейчас он наверняка устроил соревнование с фабрикой Снежинок. Дмитрий Вениаминович был в этом просто уверен, правда от всех других "забавных" выдумок Быстрицкого именно эту отличало то, что она была организована и спланирована совершенно без предупреждения, хитро и, если хотите, нагло. Она являла собой практически объявление войны, войны абсурдной и совершенно бессмысленной. Ну представьте себе что вдруг поссорились между собой ваша правая и левая рука. Нет, не поссорились, а, как бы это назвал Арнольд Моисеевич, устроили соревнование. Главное, что не понятно, чем одна рука может быть лучше другой, если одна из них левая, а другая, соответственно, правая? Никому почему-то до сих пор не хотелось иметь две одноименные руки, а неумёх порой даже дразнят, говоря что у них две левые.
   Но у Быстрицкого на это всё был свой, особенный взгляд. Для достижения победы он не гнушался ничем. В ход шли и подкупы и мелкие пакости, всё что могло принести, по его мнению победу, незамедлительно пускалось в ход. Дмитрий Вениаминович относился к этому с легкой иронией, мол, как говорится, чем бы дитя не тешилось. Но сейчас, когда он невольно находился в шкуре противников Быстрицкого, ему было совершенно не до смеха.
   Заседание 30 декабря имело ещё одну, совершенно бесполезную, как считал Дмитрий Вениаминович, цель - оказание помощи тем, кто не успевает выполнить своих обязательств к 31 декабря. Глупость этой цели была в том, что если уж к 31 декабря кто-то что-то не успел, то никакая сила или помощь не сможет уже спасти. Как уныло смотрелись на этом совещании те, кто не справился. А сегодня и ему, Дмитрию Вениаминовичу, придётся стоять, понурив голову, и мять нерешительно в руках свою кепку или закусывать нижнюю губу, кидая взгляды мольбы в просьбе о помощи. Но, как ни странно, его это совершенно не пугало.
   Интересно, что чувствует человек, смирившийся со своим поражением, идущим на публичное признание своего фиаско? Стоя перед зеркалом в ванной Дмитрий Вениаминович попытался представить, как бы он выглядел в этом случае? Впалые глаза, втянувшиеся щеки, затравленный взгляд, тёмные мешки под глазами - следы бессонных ночей, обязательно должен быть нездоровый цвет лица, и всклоченные волосы. "Нет, - думал Дмитрий Вениаминович, - должно же быть что-то ещё! Ага - нечищеные зубы!" Странно, но почему-то сложившийся стереотип рисовал ему совершенно опустившегося человека, так словно бы всем своим видом он хотел вызвать или презрение или жалость.
   Дмитрий Вениаминович ещё раз представил, как должен был выглядеть неудачник в его лице и поднял глаза к зеркалу. На него смотрел цветущий, холёный, да ещё ко всему прочему, нагловато улыбающийся тип, совершенно не похожий на проигравшего. Здоровый блеск глаз, румянец по щекам и эта чертова улыбка.
   -А ну не улыбаться! Не улыбаться, кому сказал? - он сделал страшные глаза, но от этого еще более развеселился.
   -Нет, Вениаминович, так дело не пойдёт, что за халтура? - Дмитрий Вениаминович никогда не разговаривал сам с собой, считая это признаком сумасшествия, но сейчас это было как-то гармонично и совсем не пугающе. - Никто тебе не поверит. Ты же должен быть раздавлен, растерян, расстроен наконец.
   Он еще раз попытался изобразить отчаяние в глазах, но это было похоже лишь на ироничное глумление.
   -Нет-нет-нет, это совершенно никуда не годится! - Если он так посмотрит на Быстрицкого, то скорее всего, приобретёт себе врага на всю свою долгую или не очень жизнь. Он просто обязан быть сегодня потерянным, у него же трагедия: фабрике просто не чем завтра выполнять план по снежинкам! Наверняка уже разведка донесла Арнольду Моисеевичу, что он уволил своего начальника склада, а работники цеха изготовления до сих пор прячутся по щелям и закоулкам фабрики. Наверняка он уверен, что даже Зотову не удастся ничего сделать с бастующими медведями - основными поставщиками снега на фабрику Снежинок.
   Положение для Дмитрия Вениаминовича катастрофическое, по всем параметрам похожее на крах. Запасов, оставшихся с прошлого года, никак не хватит на то, что бы залатать дыры в нынешнем заказе. И поэтому он - Дмитрий Вениаминович, просто обязан выглядеть убитым, но, как назло, именно это у него никак не получалось.
   Он уже начал вспоминать какие-нибудь плохие случаи из жизни, но, может быть в силу его возраста, позволяющего смотреть на прошлые неудачи философски, а может быть от категорического не желания выглядеть несчастным, расстройство не желало приходить.
   -Ну и ладно! - разозлился тогда Дмитрий Вениаминович и навел в прическе беспорядок. Затем, нахмурившись посмотрел на себя в зеркало, и, посчитав эту меру достаточной, вышел из дома.
   Улицы, удивительно красивые, просто поражали воображение. В окнах ресторана "Салют", как всегда в это время, пестрело обилие рождественских украшений. В этом году в огромной витрине были украшенные синими неоновыми огоньками ветки деревьев, а также яркое, подсвеченное объявление о заказе столов. Недалеко от маленького кафе на углу стоял серебристый, весь сделанный из огоньков и легких гибких веток, олень, который смотрелся в танце падающих снежинок очень романтично.
   Снега было не много. Дмитрий Вениаминович сначала нахмурился, но затем подумал, что это ему скорее на руку. Наверное впервые в жизни его совершенно не пугала предстоящая встреча с шефом и угроза увольнения, ему действительно было безразлично. Нет, дело было не в том, что он смирился с поражением, к том у же, если разобраться, никакого поражения-то ещё и не было, скорее всё что нужно было уже сделано и уже изменить ничего было нельзя. Отбоялся Дмитрий Вениаминович, отбоялся уже дальше некуда. Всё последующее от него уже не зависело.
   Удивительно, но некоторые еще несли аккуратно упакованные ёлочки, спеша домой. Вот ведь кто считает что ничего у него не потеряно! Придёт домой, поставит ёлочку, достанет пыльный коробок с шариками и разноцветным фольгированым дождиком, сделает пару салатов и в обнимку с запотевшей бутылкой шампанского будет смотреть все подряд по телевизору пока не заснет - один. Кто мог бы ещё придумать более отвратительную встречу Нового года?
   Дмитрий Вениаминович встряхнул головой, чуствуя что у него на глазах появляются слёзы. Вот тебе и парадокс - когда хотел быть грустным ничего не получалось, а сейчас готов расплакаться, жалея этого вот бегущего с ёлочкой по направлению к метро молодого человека в мятом костюме и скособоченном галстуке.
   Снежинки аккуратно, словно бы заглядывали к нему в лицо, и, пугаясь теплого дыхания, мчались прочь. Иногда сцеплялись подвое, а то и по-трое и долго еще кружились над безжизненным асфальтом ул. Льва Толстого, прежде чем падали и разбегались кто куда. Ветер лениво, явно сачкуя, искал слабые места в одежде, что бы пощекотать мягким пёрышком разгоряченное тело. Когда не удавалось это сделать сразу, терял интерес и, со злостью рванув полы пальто, перепрыгивал через улицу и склонялся над другим прохожим.
   Домик начальника Дмитрия Вениаминовича ничем не отличался от общего впечатления старой улицы города. Аккуратный магазинчик букинистики, притаившийся на первом этаже, напоминал скорее седого швейцара в стареньких очках, через которые пристально и недоверчиво рассматривал всех посетителей. Широкая гранитная лестница, видавшая на своём веку многое, даже не обращала внимание на остроносые полусапожки, одетые Дмитрием Вениаминовичем по случаю холодов. Всегда интересно узнать возраст таких вот вещей. Они массивны и громоздки, но в тоже время совершенно непоколебимы, кажется что даже время обтекает их стороной.
   "Интересно, - подумалось Дмитрию Вениаминовичу, - а сколько лет самому Деду Морозу ?" В свое время интернет услужливо рассказывал даты и страны, где якобы была рождена легенда и традиция отмечать Новый Год с обязательным дедом Морозом. Правда носил он разные имена, приезжал на разных видах транспорта и проникал в дом тоже по-разному. Каждой нации было даже почётно верить, что дед Мороз у неё свой, единственный, уникальный. Дмитрий Вениаминович с детства помнил сказки Морозко и ещё пару-тройку подобных, которые пришли к нам из глубины веков, передаваясь от дедов к внукам, от внуков к их внукам и так далее. Поэтому все даты, сообщаемые в интернете, ничем не отличаются от газетных уток - надо было к чему-то привязаться, вот кто-то и взял на себя смелость. Дед Мороз старый, старый-престарый как мир вокруг. И возраста он всегда одного и того же- почтительно-уважительного. Нет что бы застрять так же на юном или хотя бы зрелом возрасте, скажем лет так 30-40, так нет же, как в 40 лет быть дедом-то?
   Дмитрий Вениаминович представил себе 30 летнего молодого человека с бородой до пупа и эта картина его развеселила. Нет, имидж Мороза продуман до мелочей - куда же носить валенки и шубу в 30 лет? В этом возрасте хочется бегать и прыгать, хотя уже наверное с ленцой, но все же это не возраст радикулита с ревматизмом, что бы вызывать у детей доверие, а у взрослых внимание и снисходительность. Но сама идея его захватила - надо всё же будет спросить у шефа когда же он родился и...странно, он никогда не был женат, как же тогда быть со Снегурочкой-то? Хотелось конечно поразмышлять и об этом, но как всегда желание знать больше тут вставало на дыбы и требовало оставить всё как есть, что бы не исчезало очарование неведения. Сказка должна быть сказкой, а не научно обоснованным трактатом на тему: "Это всё потому чтобы Вот!" Каждая цель должна быть заоблачной, яркой и прекрасной, что бы стремление её достичь никогда не ослабевало.
  
  
   0x01 graphic
  
   0x01 graphic
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"