Всё вокруг расплывалось зелёными пятнами, я в очередной раз моргнул, да что же это такое. Только на четвёртый раз зрение соизволило сфокусироваться, но ясности мне это не принесло. С трудом поворачивая голову, я осмотрелся: стены, обложенные зеленоватым кафелем, много медицинского оборудования и я, лежащий на какой-то койке.
Где я? Что со мной случилось? Попытка вспомнить отозвалась сильной болью в мозгу и ещё большим роем вопросов. Я не только ни помнил где я, и что произошло, но я не знал и кто я. От осознания этого факта я аж задохнулся и постарался сесть. Мышцы взвыли от попытки их использования, похоже, я пролежал здесь не один месяц.
Задышав часто-часто попытался успокоиться. Так. Это какое-то медицинское учреждение. Я повернулся к аппарату, стоящему рядом, он созерцал мир пустым чёрным экраном, перевёл взгляд на лампу, свисающую с потолка, она не горела. Свет сочился только от слабых, аварийных светильников. Дело плохо. Я конечно не гений, но если не работают приборы, то что-то явно не так. Аккуратно вынув из рук иглы, тянувшиеся к пустым капельницам, открепив датчики, идущие к мёртвым агрегатам и, напрягшись изо всей мочи, я всё-таки смог усадить своё туловище и поёжился. В помещении было жутко холодно. Обхватил себя ладонями и только сейчас ощутил, что на мне почти ничего нет, только какая-то тонкая сорочка, доходящая до колен.
Посидев немного, я собрался с силами и, опустив ступни на ледяной, кафельный пол, встал. Мышцы тут же отозвались напряженным поддрагиванием, хорошо хоть не отказываются работать и то хлеб. И всё же где я? Пошатываясь, добрёл до белой двери и дёрнул ручку, ответом мне был только сухой щелчок, но она не поддалась. Я взялся дёргать её на все лады, но она не шелохнулась, зато паника в моей душе начала разрастаться с геометрической прогрессией, ещё чуть-чуть и моему взбудораженному мозгу стало казаться, что стены надвигаются, а оборудование придвигается всё ближе. Воздух сипло вырывался из горла, когда я, вложившись всей дури, рванул на себя дверь, она резко открылась, заставив, попятится, пока я не упёрся в спиной в стену. В коридоре было ещё темнее и холоднее чем в палате. Я, опираясь обо все, что попадалось под руку, дошел до другой двери.
Стоило мне открыть её, как в нос ударил невыносимый запах портящейся плоти, заставляя меня вернуть портун в прежнее положение. Соседняя дверь с трудом поддалась, а распахнувшись, явила моему взору, засыпанную обломками потолочных плит пещеру. И хотя, под осколками потолка и кафеля, виднелась нога, одуряющей вони здесь не было.
Я двинулся дальше, в четвёртой комнате никого не было, а после проход и вовсе заворачивал. Зайдя за угол, я остановился. Что делать теперь, просто не представлял. Почти сразу за поворотом начинались ступени, но вся загвоздка была в том, что уже с третьего выступа лестница обрывалась, верхний этаж рухнул, погребая под собой любую возможность, выбраться отсюда.
Финиш. Стоило ли напрягаться для того, чтобы узнать, что скоро умрёшь? Я медленно опустился на ледяной пол, не думая о том, что могу себе что-нибудь отморозить. Дерьмово. Дерьмово помереть так и не узнав, кто ты, когда не сможешь вспомнить счастливые минуты своей жизни и проститься с ней по-человечески.
Ну уж нет! Я с трудом встал на ноги. Так дело не пойдёт. Поднялся на третью ступень и с остервенением начал руками разгребать завал. Я пыхтел, обливался потом, мои руки тряслись от неимоверной нагрузки для мышц, которые давно не работали, но я рыл и рыл, давая себе редкие секунды для отдыха, задыхаясь и давясь кашлем от пыли.
В тот вечер я не смог выбраться наружу. Через несколько часов борьбы с обвалом я совершенно обессилил. Обратно, в ту палату, в которой очнулся, полз на четвереньках, падая на ледяной кафельный пол, но упорно поднимаясь. В комнате, кажется, было ещё холоднее, чем когда я пришел в себя, или это только казалось. Я стащил с койки матрац, и, свернувшись калачиком, укрылся им, насколько позволяли габариты.
Сон пришёл быстро, но ни успокоения, ни сил не принёс. Снились какие-то обрывки воспоминаний, а может это просто были сны, понять по ним хоть что-то, не представлялось возможным, я, кажется, просыпался каждые пять - десять минут, задыхаясь и покрытый испариной. Что со мной происходит? Помучавшись пару часов, решил вернуться к своему занятию, но, дабы не бегать туда-сюда, решительно унёс матрас с собой, а из пустой комнаты выкатил кровать, свою я сюда бы не дотащил, там же нашел жидкость и помолившись посчитал её водой. Теперь можно было работать и сразу отдыхать, не тратя и так скудные силы на ползание по коридору.
Время тянулось медленно, забирая у меня силы, даря только усталость и сомнения в благополучном исходе. Но я не хотел здесь подыхать, среди разбитого кафеля и отключенных аппаратов. Умирать, так на свежем воздухе, где ветер обжигает своей морозностью, где нестерпимо пахнет свежим снегом, то, что на улице зима я не сомневался, чем дальше я копал, тем морознее становилось в коридоре и холоднее были камни. Время слилось для меня в монолит, больше не было минут, часов и дней. Был я, планомерно, камешек за камешком, двигающийся вперёд и свобода, там, за завалом, больше не осталось ничего.
В тот момент, когда на меня пахнуло свежестью, я одурел от счастья. Казалось, что впереди, райские кущи, что там есть еда и питьё. Эта странная, безумная надежда придала мне силы, и я принялся разгребать завал с утроенной активностью.
Освободив достаточно места, чтобы выглянуть на улицу, я смог увидеть - полумрак, поблескивающий свет луны на снегу. Но, когда свобода стала нестерпимо близка, остатки сил покинули меня: руки ослабели, ноги подогнулись и я рухнул на ступени, усыпанные мелкими острыми камешками, мгновенно впившимися мне, кажется, везде, от которых огнём боли загорелась кожа, заставив зашипеть и скукожится, обдираясь ещё больше. Мочи добраться до лежанки хватило не скоро, но ощущения близости свободы дарило непередаваемое чувство. Что я увижу, оказавшись на свободе? Смогу ли я вспомнить кто я? Смогу ли выжить?
В этот раз поспать удалось лучше, но сил почти не осталось. Организм, и так отвыкший от регулярной работы мышц, бунтовал еле переносимой болью, а отсутствие еды усугубляла слабость. Очутившись рядом с норой, которую я прокопал, но в которую могла пролезть только моя рука, я уговаривал своё тело подчинится и продолжить разбор завала, удавалось мне это с трудом. Не единожды сегодня я оказывался лежащим ничком на груде камней, которые извлёк из лаза. Но внутренняя упёртость, так же не один раз заставляла меня снова подниматься на четвереньки и копать. Ещё одна беда была в том, что я не был хрупкой девушкой у которой: "Голова пролезет, пролезет и остальное", о чём сейчас я беспрестанно жалел, размах плечей у меня был богатырский, спасибо хоть не боком в комнату проходилось проходить, но чувствую, когда я был физически активным, мог и застревать в проходе. К вечеру я наконец-то смог протиснутся в отверстие, которое вот уже несколько дней раскапывал.
Оказавшись на свободе, я рухнул на припорошенную снегом землю и бездумно уставился в небо. Вот она свобода, кушай ложкой - не хочу и ничего не меняется. В голове не просветлилось, но появились новые проблемы, дрожащей рукой я зачерпнул пушистый белый покров и засунул ледяной комок в рот, здесь зима и холод, а одежды у меня нет, очень скоро кожу начнёт покалывать, это первый предвестник будущего обморожения. Откуда вылезли эти знания, я не мог понять, но уверенность в этом была стопроцентная. Опять же тарелки с едой за удачное прохождение задания, тоже не обнаружилось, а хотелось не просто есть, хотелось жрать, что угодно, в каком угодно виде, лишь бы жрать.
Таявший снег стекал по пищеводу принося ложное успокоение пищеводу. Уже через пару минут организм раскусил обман и желудок обижено заурчал. Так, надо найти одежду и еду, а с остальным решу позже. Я попытался встать на ноги, но у меня ничего не получилось. Собрав всю силу, которую смог найти во внутренних резервах поднялся на четвереньки и огляделся. Вокруг были полуразрушенные здания, какие-то больше, какие-то меньше. Где же я? Что здесь произошло? Ночь скрывала многое, пугая своей недосказанностью.
Мой выбор пал на обвалившийся с одной стороны домик, он внушил мне надежду. Поняв, что на ноги я не поднимусь как не пыжись, я, плюнув на гордость и прочие атрибуты поковылял на своих четырех. При условии могильной тишины, трупов, припорошенных снегом, на которые я пару раз натыкался и отдергивал руку мне всё равно было легче, чем, когда я сидел замурованный внизу. Хотя я прекрасно понимал, что шансы выжить с каждой минутой стремительно уменьшаются, я продолжал ползти.
О том насколько удачен мой выбор я понял только, оказавшись внутри здания, это была кладовая! Вот я везучий сукин сын! В одной комнате, совершенно не поврежденной лежала одежда, не сказать, что б очень удобная или тёплая, но замёрзнуть она не даст. Я трясущимися и немеющими руками натянул на себя по нескольку самых больших свитеров и штанов, нашлись даже ботинки и плевать что они были на несколько размеров больше.
от 28.08
Я трясущимися и немеющими руками натянул на себя по нескольку самых больших свитеров и штанов, нашлись даже ботинки и плевать, что они были на несколько размеров больше. Наконец-то я стал согреваться. Там на подземном этаже было достаточно сносно, чтоб не околеть от холода, но недоедание и слабость не давали согреться. В следующей комнате хранились какие-то консервы, 'Сух. Паёк' пришло в голову название, две другие комнаты были погребены под обвалившейся стеной, но я нашел самое главное - одежду и еду.
Но стоило мне теплится и утолил первый голод, как проснулся мозг и задал сакраментальный вопрос: 'А это ли главное?' Действительно это ли? Я не знаю кто я? Где я? И собственно, что происходит? Вот какой смысл всего этого? Да я вылез из этой западни, а дальше что? Какой смысл в моей жизни? Чего я хотел? К чему стремился? Начинать всё с чистого листа? Было не только страшно, но и глупо? Может я был гадом первосортным, или вообще я дитя опыта, ведь пришел в себя я явно в какой-то лаборатории.
Я, презрев только что обретённое тепло прошлёпал к зеркалу, висевшему на стене в туалете. Всего себя я в нём конечно не рассмотрю, но хоть увижу то что увидеть не получается. Начать решил с тело потому что оно разнежившись пошло мерзкими мурашками. Мощные ноги, проверять, что я умел, не стал, не в том я сейчас состоянии держат и будя. Пах - ну что ж, я мужчина, это можно было сказать с уверенностью. Живот с кубиками пресса - это ж каким пижоном надо быть, чтоб такие накачивать, мне почему-то казалось, что мой живот должен был выглядеть как-то по-другому, но как я даже себе объяснить не мог. Грудная клетка, её уже было удобнее рассматривать в зеркале, широкая, с бугрившимися мышцами и золотыми завитками волос, если б их не было точно решил бы, что пижон. Хотя я, кажется, долго тут провалялся, возможно всё же пижон. Руки, опять мышцы, много мышц, перетянутые выступающими синими прожилками вен. Лицо, вот что точно меня интересовало, светло русые, слегка вьющиеся волосы, пронзительные синие глаза, прямой нос, волевой подбородок, заросший бородой. Хм. Оно мне тоже ни о чём не напоминало. Я устало потёр щёки и начал одеваться.
Что я за зверь. Честно говоря, желание куда-то идти и что-то искать, пусть даже самого себя не было. Утро вечера мудренее, малодушно решил я и зарывшись в ворох одежды уснул, сегодня мне наконец приснился сон. Точнее говоря не совсем сон, мне снился голос, ангельский голос, он пел какую-то прекрасную песню, слов я н разбирал, но от него на душе становилось нестерпимо больно и тошно, словно он говорил мне о том, что я всё потерял и уже никогда этого не найду. Проснулся я в холодном поту, лучше бы горы трупов снились, ей-богу.
Спать больше не моглось или не хотелось и я, заставив себя собрать провиант, решил покинуть место своей дислокации. Что-то мне подсказывало, что здесь я, ответов на свои вопросы не найду.
Примечания:
1. Перевод песни. Исполнитель Сергей Лазарев. Музыка: Филипп Киркоров, Dimitris Kontopoulos Слова: John Ballard, Ralph Charlie