К моему удивлению метель пробушевала не долго, через пару часов ветер ослабел, и снегопад почти прекратился. Только мысли о дочке заставили выйти меня из укрытия и идти дальше в поисках повстанцев. Глаза болели, а ноги ступали, будто на каждой из них было по пудовой гире, да я вся была словно под гнётом неподъёмного груза, дышалось тяжело с присвистом. Риши как же так? В который раз говорила я про себя.
После бури так и не посветлело, а я всё плутала и плутала по лесу, пока совершенно случайно не увидела меж деревьев огонёк костра. Друзья ли? Или солдаты Общества? Сначала подумалось, а не всё ли равно? Но потом я вспомнила о Хоуп и решила, что всё же не всё равно.
Я, медленно ступая, приблизилась к ближайшему от костра дереву. Вглядывалась в лица людей и не узнавала. Это точно не военные? Неужели наши, а я их не узнаю, но вот взор упал на девочку. Кого-то она мне напоминала. Девочка... я сосредоточилась...лицо было очень знакомым. Я щурилась, пытаясь вспомнить и не могла. Ребёнок почувствовал на себе взгляд, медленно поднялся с бревна, на котором сидел и сделал шаг в мою сторону:
- Мари! - схватила за руку девчушку темнокожая молодая женщина.
Мари...Мари...что-то знакомое. Мари! Наконец-то мой мозг заработал. Нашла! Я их нашла! Кара... где же Хоуп? Я вышла из-за дерева и шагнула в круг света, отбрасываемом костром.
- Ася... - шепотом произнесла подруга.
Кара вскочила и подбежала ко мне, схватила меня за плечи и заглянула в глаза. Что она там увидела? Не знаю, но она переменилась в лице и отшатнулась:
- ты тоже не успела... - одними губами произнесла она.
Я, не двигаясь, смотрела на неё. Оказывается, я знала, что Хоуп осталась там, под обломками дома. Глядя на подругу, я понимала, что подталкивала себя материнской любовью, но не верила, что дочь спасли. Почему я не осталась там, рядом с обвалившимся домом? Почему не умерла в тот же миг, когда прогремел взрыв? Ах, Риши, зачем ты меня спас, жертвуя своей жизнью, всем было бы лучше, если бы жить остался ты, у тебя хотя бы была цель и смысл, которых у меня теперь нет, я провела рукой под глазами и посмотрела на сухую ладонь. Всё кончилось, не осталось даже слёз.
- Не уберегла! - выгнулась дугой Кара, выдирая себе волосы.
Я молча развернулась на пятках и ушла к дальнему поваленному дереву. Я осознавала глубину её отчаянья, но смотреть на её истерику не могла. Я всё понимаю, но это моё горе. Кажется, мой мир сжался до размеров горошины. Это у меня ничего не осталось. Я тихо опустилась на ствол. Герман...Хоуп...Риши,...скорее всего Ли... огляделась, невдалеке от меня какой-то парень пытался забинтовать развороченную ногу Кондрата. Останется парень без ноги. Нет у меня ни условий, ни лекарств, чтобы его вылечить... внутри зияла пустота, огромная, казалось что-то или кто-то вынул из меня всё ниже головы, оставив только конечности, наверное, всё выворотил тот последний взрыв, погубивший Риши и мою малышку. Мне уже не было больно. Зачем всё это? Зачем мне что-то делать? Надо просто смежить веки и всё кончится. Я опустила веки. Перед моим взором была темнота, только темнота, ничего кроме темноты, не было даже мучивших меня весь этот год глаз. Больше ничего нет...
Растормошила меня Кара. Я открыла глаза и тупо уставилась на неё:
- Ася идти надо
- Зачем?
- Надо уходить. Метель закончилась, скоро здесь будут солдаты Общества!
- И что?
- Асенька. Пожалуйста, пойдём, - подруга рухнула предо мной на колени. Я перевела взгляд на ту горстку людей, что у нас осталась.
- Риши нет, - Я потянула свитер сзади, - это его кровь, - Кара вскрикнула и зажала рот руками, - Тэкео нет. Его убил у меня на глазах Маркус, - подруга то ли всхлипнула, то ли вздохнула, всхлипнув, - Хоуп погребена взрывом, под нашим новым домом. Где остальные не известно. И живы ли? Сомневаюсь, - говорила я бесцветным голосом, - у нас нет воды, еды, одежды, лекарств и оружия, - только тут я заметила, что мне на спину накинуты пара мужских свитеров, - ты правда думаешь, что нам есть куда идти, и мы можем выжить? Если ты не заметила на дворе зима, - и, наконец, взглянула в лицо девушке. Слёзы у неё катились градом, она закусывала губу, чтобы не издавать звуков, но дышала так часто, что мне подумалось, опять взвоет. Но она сдержалась.
- Ася надо пытаться. Надо пытаться!
- Как пытаться? Ну, дойдёшь ты до деревни, а через день окажешься в Лагере, благо тут не далеко, сомневаюсь, что поход Ли был удачен. Ради этого идти и мёрзнуть. По мне так лучше прямо сейчас лечь и умереть. Чем продлевать агонию, не самым приятным способом.
- Но...
- Нет никаких "но", - припечатала я, - если ты не поняла, нет больше повстанцев! Совсем нет! Всё! Общество победило! Нет предводителя, нет людей, нет движения! Пройдёт пару лет и Общество вернёт себе идеальный мир, где все какают бабочками, занимаются своим делом, растят искусственно роботов и не помнят, что такое любовь, - мой голос срывался на крик. Все присутствующие у костра повернулись ко мне, - что вы уставились? - Взревела я, - вы трупы, ходячие трупы. Никто нас не спасёт, а сами мы, как выяснилось, этого делать не умеем. Бежать? Да бегите, на все четыре стороны. Может и не нужно это чёртово движение. Если бы не оно Герман был бы жив!
- Если бы не было повстанцев, Герман был бы мёртв, - рядом оказалась Айрис, вот кого я не ожидала увидеть.
- Если бы он умер, я бы никогда не встретила его в день создания ячейки. Жила бы, да горя не знала. Моё сердце не терзала бы эта пустота, от его потери, от потери Хоуп!
- Ася, - Айрис взяла меня за руку и взглянула в глаза, казалось, они выворачивали всю мою душу наизнанку, - дочка, тебе сейчас плохо, я знаю, мне ли не знать. Но всё проходит, пройдёт и это. Подожди немного. Будет в твоей жизни счастье. Ты не должна опускать руки, хотя бы ради детей, - она указал на Мари и жавшемуся к ней незнакомому мальчику, - разве они виноваты в этом.
- Их ждёт смерть, это всего лишь вопрос времени, - скривившись, сплюнула я.
- А это зависит от нас с тобой. Нам-то одна дорога, так или иначе, но неужели ты хочешь, чтобы они оказали в Лагере, что бы их мучали. Ты ещё встретишь того кому захочется петь...
- Вы-то не встретили, - это был удар в под дых. Муж Айрис погиб на лесозаготовках, когда я была маленькая. Она тогда за день состарилась на десяток лет.
- Не встретила, - спокойно ответила она, - а ты никогда не думала, почему я пошла к повстанцам? Что мне не жилось в Обществе? Оно бы обеспечило спокойную старость, жила бы припеваючи.
- Вы не могли, - шепотом сказала я.
- Не могла. А знаешь почему?
- Потому что умер сын.
- Потому, что я не хотела, чтоб кто-нибудь пережил такую же боль. Боль потери ребёнка. Ни за что, просто так. Мне тогда каждую ночь сынок снился, говорил: "Мама не допусти, не позволь их мучать!". Я помню, когда вернулся Герман. Я ходила к Ирме, не знала, что лучше, так как у меня или так как у неё, парень-то был не жилец. Она душу дьяволу, наверное, продала, чтобы он выжил. Я б тоже продала, если б смогла, и ты бы продала. Ты мать и знаешь, что нет ничего дороже жизни твоего чада, - я почувствовала, как мои глаза наполняются слезами.
- Вы сказали, что я спою Герману, вы соврали, как вам верить? - ели слышно произнесла я, но она услышала
- Ты спела девочка, - её тёплые руки обхватили меня и прижали к себе, - ты спела ему самую лучшую песню. Песню своей любви, а для этого не надо слов. Когда его только привезли в село, и я пришла к Ирме за травами. Он бедный метался в бреду, живот гноился, как она спасла его от заражения крови, мне не ведомо, это чудо. "Пение, пение ангела", шептал он. Мать тогда погладила его по голове и сказала: "Споёт ещё наш ангел, тебе споёт". Она знала, и я в этом уверилась. Ты его к жизни вернула! Только рядом с тобой его глаза ожили, я на них достаточно насмотрелась, чтоб это увидеть. Ему море было по колено, потому что ты была рядом. Он сам пел и, думаю, эта песня была ему самым большим сокровищем - песня счастья.
Когда она закончила говорить я уже рыдала в голос, завывая и некрасиво хлюпая носом. Да не только я, Кара, утираясь рукавом, вытирала солёные капли, ко мне подбежала Мари и тоже обняла.
- Ну что ж, пойдём, - успокоившись, просипела я и первой двинулась в негостеприимный лес. Сколько мы пройдём пока не вернётся буря?