Та жизнь, сгоревшая комета
Я вижу сон пугающий и странный.
Один лишь сон, который год подряд:
Идет корабль военный иностранный,
Идет ко дну, как будто на парад.
В два яруса железные кровати,
Мне, как и всем, еще так мало лет,
Волна глотает тысячи проклятий
И корабля печальный силуэт.
Зачем мне это чувствовать и помнить?
Вновь видеть сон и мерить жизнь и смерть!
В который раз встаю..., иду в колонне...,
А под ногами илистая твердь.
Вода бушует и шумит далёко:
Там, наверху, идет война миров,
А я внизу, но я же и высОко,
Сменивший эту жизнь до срока,
На души рвущихся ветров.
Все, что могла я завещать
Себе еще до жизни этой:
Ту жизнь, сгоревшую комету,
Осколком в сердце ощущать.
* * * *
Душа кралась по закоулкам храма:
Искала окна, не могла найти.
Вдруг под напором затрещала рама,
Посыпались осколки...Ну, лети!
И вот вспорхнули трепетно ресницы,
И взгляд, как свет, из сумрачной тиши:
Взмахнул крылами вновь рожденной птицы,
За первым вдохом, первый крик души!
И сколько б после храм не оскверняли
И эту душу не топтали в нем,
Она осветит все его печали,
Горящих глаз, спасающим огнем.
Когда же путь земной душою пройден,
Ей предначертан долгий звездный путь.
С одной мольбою пред лицом Господним:
Вернуться в храм еще когда-нибудь.
* * * *
Я хочу тебя, Древний Египет!
Как глоток, что в пустыне не выпит,
Я хочу тебя, Древний Египет,
Как любовника, видеть и слышать.
Я ревную тебя к твоим бывшим,
По тебе босиком проходившим,
К этим женщинам мертвым, но жившим
В твоем сердце, мой Древний Египет.
Кто вино это старое выпьет,
Тот влюблен навсегда, не за плату,
В этот торс, неподвластный Дуату,
В эту жилку на шее до моря,
Что пульсирует Нилом. В Луксоре
Спишь в гробницах своих, не старея,
Здесь я девочка, здесь я робею
Пред тобою мой бог - соблазнитель.
Великанов последних обитель -
Старый Мир, уходящий с торгов.
Есть ли Бог? Но, похоже, богов
Тайный знак в "Книге мертвых" утерян:
Есть театры, но нет в них мистерий.
Лунный диск, что поддерживал Тот,
Без него над пустыней плывет,
Рассыпаясь в ветвях эвкалипта
Для наложницы новой Египта.
Птица ибис взмахнула крылами:
Ты паришь, ты танцуешь над нами
В этой лёгкой невиданной птице.
Как хочу я, как жажду забыться
У твоих, Древний Мальчик, колен.
Подари мне свой сказочный плен,
О, Повелитель!
* * * *
Маленький ангел (или падший ангел для посвящённых)
...истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в царство Небесное...
(Иисус Христос).
...Брама ощутил гнев, когда увидел, что те Духи, рожденные из его членов, не захотели размножаться.
(Е.П.Блаватская).
Как только унялась жара
И солнце село за лощиной,
Сказал Бог ангелу: "Пора
Тебе, мой мальчик, стать мужчиной!"
И по вечернему лучу
На Землю ангел опустился,
К лесному чистому ручью
Он в чистых помыслах склонился.
Из полевых цветов венок
Его лицу стал обрамленьем,
Он удивляться только мог
И славить Господа творенье.
Он целовал в прекрасный лоб
Оленя в брошенной аллее,
И молодой крестьянке сноп
Связать помог, и стал взрослее.
Он думал: "Как до этих пор
Я жил в раю, не зная рая:
Без этих рек, без этих гор,
Ни хлеб, ни мед не собирая?"
Однажды из чужой страны
Он встретил сильных и красивых
Мужчин на скакунах ретивых-
Героев, жаждущих войны.
Он с ними, как среди богов,
Вино пил, терпко - молодое,
И не щадить своих врагов
Они хвалились перед боем.
Наутро ангел вострубил,
Подняв свою хмельную рать,
Был каждый счастлив, что убил,
И каждый жаждал убивать!
Они промчались по земле,
Как боги грозные в аду:
И больше нет птенцов в дупле,
И больше нет цветов в саду.
Когда вокруг пылал костер,
Очнулся ангел, наконец.
Он руки к небу распростер:
"Возьми меня к себе, Отец!"
Но Бог сказал ему: "Сынок,
Я жалоб горьких не приемлю!
Поверь, я сделал все, что мог,
Послав тебя на эту землю."
Но сын молил о небесах,
Сломав крыло, изранив сердце...
Навеки быть ему младенцем,
Скитальцем маленьким в слезах.
* * * *
Ладонь, сорвавшуюся с клена,
Прибило ветром, как гвоздями,
К стеклу оставленного дома,
Ладонь, дрожащую дождями.
Она, в зеленых жилках мокрых,
Прижалась покрасневшей кожей,
Как будто трещины на окнах
Ладонью задержать возможно.
* * * *
Возвращение Анны
Как притягивает странно
Стук колёс по рельсам этим.
Ты стоишь, как прежде, Анна,
На краю других столетий.
Ты жива ещё, но ищешь
Злой приют душе ранимой,
Подаешь опять, как нищим,
Свет любви невыносимой.
И густой румянец розой
Под вуаль прокрался жадно:
Есть ещё последний поезд,
Он спасёт от боли, Анна.
Но в веках почти потерян
Твой сюжет из жизни броской:
Тот ли у меня Каренин?
Так ли неотступен Вронский?
Капает вина сгустившись, -
Росчерк вен строкой романа.
Так беспечно воплотившись,
Ты осталась тайной, Анна.
Блеск зрачков: меня не стане...
Крест... вуаль... перчатки... пояс...
...Я сама навстречу Анне
Отправляю скорый поезд.
* * * *
...и плачут тюльпаны
Весна, как вино, по земле разливает,
Я пью на ходу, подрезая трамваи!
Весна захмелела, но только ей мало:
Лежит на сиденье охапка бокалов,
Наполненных маем. Зачем же так рано
Разбросаны, смяты, разбиты тюльпаны?
Искусанных губ зря растрачена свежесть -
Вам больше не больно, вас больше не срежут:
Отмерено счастье в тончайшие стекла,
Весна напилась и до нитки промокла.
А дворники слезы метут неустанно:
О стекла разбиты и плачут тюльпаны.
Лежат, этот мокрый асфальт обнимая,
Осколки погибшего, пьяного мая.
* * * *
Невесты
Там, где нет уже хана Батыя,
Где не слышно совсем петухов,
Шли они, молодые седые,
В чисто поле искать женихов.
Кто осудит их, простоволосых,
Кровь смывающих в ряд с берегов?
Если стала деревня погостом
Для двухсот их мужчин и врагов.
Кружат вороны над женихами,
Собираясь на свадебный пир.
Чем, скажите, вам свадьба плохая?
Отвоёван, невестушки, мир!
Вам, голубушки, принарядиться
Не мешает, во что поновей,
Чтобы милых восточные лица
Повторились в чертах сыновей.
Вот соколик, совсем ещё юный
Стонет. Значит, не умер, злодей!
Может, он зарубил ночкой лунной
Батьку всех твоих малых детей?!
Быть ему с этих пор твоим мужем:
Эх, на плечи, взвалив, понесла!
Ты поднимешь убивца, он сдюжит
С поля хлеба да грош с ремесла.
Не отправит невеста на плаху
Жениха за лихие дела:
Обласкает, оденет в рубаху,
Что расшита для Вани была.
Кто осудит их, простоволосых,
Если некому больше судить?
Чей там крик полетел над погостом?
А не той ли, чьё время родить?
* * * *
Пред вашим молчаньем
В салонах и ложах Вас взгляды ласкали
Мужчин благородных, одетых во френчи,
И пенилось солнце в янтарном бокале,
Закат опускался на голые плечи.
Ваш профиль и жесты обычно печальны,
Лишь изредка веер взлетал к офицеру:
Весьма благосклонно Вы с ним промолчали
Весь вечер. На утро с мечтой эфемерной
Он ехал на фронт. ...Шёл двенадцатый месяц
Со смертью в окопах. Но что же осталось
От мраморных плеч и от мраморных лестниц?
За что Вы молчали? Известна Вам жалость?
В ту ночь он вернулся.
...Вы полуодеты,
Закутавшись в тайну, склонились к роялю....
Он пел Вам 'Прощанье славянки' фальцетом,
А Вы! Вы молчали. О, как Вы молчали!
Бедою страна, точно рёвом медвежьим,
Рыдала, стонала и выла ночами,
А Вы над могилой родною и свежей
Сидели три дня и, как прежде, молчали.
Вы шли по этапу - ни слова, ни звука,
Стелилась дорога костьми и крестами,
Когда потянулись к Вам грязные руки,
Вы отдали молча плюмаж с горностаем.
И не было слёз над судьбою истлевшей:
Вы снова в молчанье своём непокорном
Сидите с высокой главой поседевшей
И гладите фото в подрамнике чёрном.
И весь новый мир был монетой дешёвой
Пред вашим молчаньем, таким отрешённым.
* * * *
Найди меня, Лёня!
С утра, в воскресенье, мы бегали классом:
Весна, реки-лужи, - всё только для нас!
Нам было по семь да по кружечке квасу,
По десять копеек на детский сеанс.
Про неуловимых, индейцев, погони -
Ну, что ещё в детство вместиться могло?
И вдруг на афише: 'Найди меня, Лёня!'
Увидела я, и меня обожгло!
Там мальчик по имени Лёня картинно
Лишь мне улыбался. Другим всё равно -
Они уходили ещё с середины,
А я целый класс потащила в кино.
Мы вышли из зала, плевались мальчишки:
'Ни драк, ни погони, не фильм - а дерьмо!'
А я уж листала Осеевой книжку
Про Лёньку, а сердце всё знало само!
Я глупых мальчишек дождусь на балконе
С садовою лейкой: 'Врагу не пройти!'
Что смыслят они? Мой таинственный Лёня
Пора! Ох, пора меня, милый, найти!
Собравшись на душном и пыльном перроне,
Девчонки мечтали: 'Костер и рассвет...'
- Кто видел картину: 'Найди меня, Лёня!'?
Там парень... Ты видела?
- Глупости! Нет!!!
Зачем соврала? - Неспроста, - это тайна!
Стучали колеса: 'на юг да на юг...'
Быть может, у моря однажды... случайно...
Но это секрет от болтливых подруг.
Ах, лето, моё пионерское лето!
Есть Чёрное море и сердце в груди!
Ах, Лёнька, зачем без тебя мне всё это?
Найди меня, Лёня, скорее найди!
Какой-то мальчишка чеканил легонько,
Задиристый, вредный - видать по всему.
И кто-то позвал его: 'Лебедев! Лёнька!'
Мне было тринадцать, пятнадцать - ему.
С насмешливым синим ехидным прищуром
(И где синевы я так много найду?),
Он сплёвывал смачно и чей-то окурок
Докуривал лихо у всех на виду.
Высокий и стройный, спортивный мальчишка,
Конечно же, Он быть не может другим:
Осеевой старая мудрая книжка
Мне в сердце кусочком вросла дорогим.
Он к нам подошёл, юный бог белокурый,
Сказал: 'Мелюзга, ну-ка, хватит трещать!'
А я руки в боки: 'А ну, брось окурок!'
Он бросил, краснея, и я ощущать
В тот день научилась всю женскую силу,
Над всею Вселенной великую власть.
Наверно в тот вечер я стала красивой,
Я знала, Моё - никому не украсть.
Ещё всё купалось в малиновом звоне,
Но осень послала гонцов на причал.
Так близко сидел тот таинственный Лёня
Со мной у костра и зубами стучал.
Рубашка и платье почти растворились,
Костёр погибал в проливном мираже,
О взрослую тайну два сердца разбились
В одном поцелуе, не детском уже.
Он взял мои пальцы в большие ладони,
И птицы от страха замолкли в саду.
'Я скоро уеду. Найди меня, Лёня!'
Он, сжав мои пальцы, ответил: 'Найду!'
Три слова признанья пол маленькой жизни,
С семи до тринадцати я берегла,
Пока не пригнал этот ветер капризный
Заветный кораблик к моим берегам.
Останется лето в плацкартном вагоне,
Как долго смотрел он, как будто в бреду.
А я всё твердила: 'Найди меня, Лёня!'
Он сунул записку: 'Люблю и найду!'
Одной фотокарточке, точно иконе:
Четвертому мальчику в третьем ряду,
Ночами молилась: 'Найди меня, Лёня!'
И ангел с небес отвечал мне: 'Найду!'
Но сколько их, звёзд, на моём небосклоне,
Но нет самой лучшей на Млечном Пути.
Найди эту дурочку, дяденька Лёня,
Уже четверть века не можешь найти.
* * * *
Далёким детям. (Письмо в сто второе тысячелетие)
Когда все реки обмелеют,
Путь рассчитают всех комет,
В глубокой древней галерее,
Найдут мой первобытный след.
И будут долго удивляться
Извивам тщетного ума,
В обрывках ветхого письма,
Блестящего когда-то глянцем.
Спустя сто тысяч лихолетий,
Под толщей льда, под слоем смрада,
Пройдя земные круги ада,
Письмо двадцатого столетья,
Древней, чем клинопись Аккада!!!
Но что сумею я сказать,
Своим потомкам, столь далеким?
Что мы могли любить, страдать,
А мир, как прежде, был жестоким.
Земля была еще красива:
Звучала пеньем птиц и рек,
Нам было трудно, но счастливым
Быть, умудрялся человек.
Бетона и стекла смешенье:
Прогресс был Бог наш и король.
Земле мы причиняли боль
Рациональностью мышленья.
Ну что еще: мы пили, ели,
И истребляли все на свете,
О вас мы думать не хотели,
Далекие родные дети,
Простите...
* * * *
Листья с душами огня
Горели листья под ногами
Смертельной мудростью огней.
Упавших листьев - падших дней
Горело прошлое стогами.
И нет ни одного листка
В сей грешной ипостаси Мира,
Такого, чтоб Его рука
Крестом воскресным озарила.
Мы, листья, с душами огня
И с мукой Тайного Завета,
Нам некого призвать к ответу
За хрупкость завтрашнего дня.
* * * *
Я брожу по ней истинным Богом
Этот мир - лишь вместилище разума,
Он иллюзией спит при луне,
И сама я - скопление атомов,
Что как звезды по небу, во мне.
Для кого же я Млечной Дорогой
Разбежалась в ночной вышине?
Я брожу по ней истинным Богом,
Только истина бродит в вине.
И когда же она мне откроется?
Я за нею иду напролом.
Что я вижу? - знакомая Троица
Пропивает ее за столом.
В геометрии сферы и конуса
Память прежних рождений живет,
Это сила проклятого глобуса
Приземлила наш вечный полет.
Что ж, прощайте, приятели - боги,
Мою душу Вселенная жжет,
На проселочной Млечной Дороге
Меня ждет мой "зеленый народ".
Они тоже нуждаются в Истине,
Я смету их, разлившись рекой!
И такою безгрешной и чистою
Обрету свой последний покой.
* * * *
Спускался дождь на нежных нитях,
Сшивая ими мир из грез.
Они так тонки, чтобы пить их
Устами пчел или стрекоз.
Здесь жаркою щекой прижаться
Подсолнух рвется к небесам
И хочет дождь, как по лесам,
По всей Вселенной пробежаться.
Где Млечный Путь, как диадема
У Вероники в Волосах:
Нет больше на Земле Эдема,
Он где-то там, на небесах!
Но принял Бог и эту малость
За новый бунт на корабле,
Как только смертным показалось,
Что есть бессмертье на Земле...