Через два часа после полуночи. Через два часа...
Как мало осталось времени.
Страшно.
Тихий шелест листвы заглушает шорох чужих шагов, и это раздражает. Заставляет тело вздрагивать и лихорадочно вертеть головой. Кто там? Кто идет?
Проклятый ветер с привкусом гари. Проклятая ночь, укрывшая потоки крови.
Почему так тихо? Ни криков, ни стонов, ни треска огня? Слишком быстро пришла тишина.
Мужчина знал, половина дворца вырезана ещё на закате. Сейчас же лишь местами ещё идут сражения. Его верные друзья либо убиты, либо вскоре погибнут. Телохранитель оставлен в кабинете, дожидаться смерти.
Как странно и дико.
Бедноты собралось слишком много. Откуда только взялась? Безудержная, безмозглая толпа. Она громит все и вся. Не разбирает, где женщины, где старики, не щадит детей. Что породило её? Что подтолкнуло на чудовищное преступление?
Он своими глазами видел, как насиловали и мучали его жену. Стоило вмешаться, хотя бы прекратить её муки, но мужчина не остановился. Надо было уходить. Империя важнее. Империя всегда важнее. Его так учили, он так жил. И потому уходил, тайно, скрытыми ходами и переходами, не останавливаясь и не оборачиваясь. У него была цель, цель которую надо было достичь любой ценой. И лишь единожды на своем пути Император изменил маршруту.
Она ждала его. В его покоях. Как каждый вечер до этого. Только теперь была обеспокоена и вздрагивала от малейшего звука. Его сердце с прозрачными светло-голубыми глазами. Мужчина замер на мгновение в дверях, глядя как она подскакивает и резко поворачивается к нему. Такая храбрая, сильная.
Страх в глазах сменился облегчением. Цела. Пока цела...
Ничто на свете не могло в тот миг оторвать его от этой женщины. Пусть мир вокруг сходит с ума, но он не отнимет рук от её лица, не прервет поцелуй, не выпустит из объятий.
Она обняла его, крепко, отчаянно, спрятав лицо на плече. Его рыжее солнышко, с мягкими руками и таким любящим сердцем. Отрада, скрасившая одиночество, подарившая надежду.
Кинжал легко пробил корсет и вошел в сердце. Тело вздрогнуло, руки сжались чуть крепче вокруг шеи и соскользнули ему на грудь.
- Прости. Прости меня. Не могу им оставить тебя. Только не тебя. Прости. Они бы растерзали. Лучше сам... Не позволю коснуться. Никому. Никогда. Слышишь? Лучше сам... Прости.
Он нежно стер с лица женщины их общие слезы.
Она не осуждала. Нет, никогда не осуждала. Даже сейчас. Просто тихо простилась, едва слышно прошептав: "Люблю".
- Ше-а-ни! - Тихим стоном сорвалось с губ. Мучительным, горьким протяжным звуком прокатилось по телу, разрывая в клочья то, что некогда звалось его сердцем. Мужчина бережно, бесконечно нежно положил тело любимой на огромную кровать. Как она напоминает куколку, фарфоровую куколку, такую хрупкую, такую нежную.
Огонь с жадностью поглотил комнату, словно та была пропитана ламповым маслом. Хорошо. Значит, от неё не останется даже пепла. Ни единой косточки, ни единой её пылинки они не смогут осквернить. Теперь надо идти.
Большую часть охраны уже перебили. Ещё несколько человек погибло, пробиваясь к кабинету. Чудо, что он был ещё пуст. У окна замер последний раз взглянуть на то, что было некогда его домом, на то, что от него осталось.
Аатанор не мог объяснить поступок бунтарей. Наверное, хотели разозлить или унизить его, или что-то ещё. Но развешанные под окнами кабинета тела его детей... Они ничего не затронули в нем, ни единого чувства. Почти. Лишь на мгновение в разорванном сердце проснулось мимолетное ликование. Шесть. Шесть трупов. Маг держит слово. Клятва действует. И будет действовать, пока он жив. Вот его путеводная звезда, надежда, кляп его совести и благородства. Плевать на честь и мораль, плевать на милосердие и сострадание, плевать на все. Пока жив он, жива и дочь. Надо только добраться до места, похоронить зачинщиков, всех до единого. Уничтожить, стереть в порошок. И она будет жить... Обязательно будет...
Кто-то внизу крикнул и указал в окно. Губы скривились в презрительной усмешке. Заметили, изменники. Попробуйте найти, догоните.
Мужчина оставил телохранителя и остатки охраны в кабинете, а сам пошел по тайному ходу. О нем никто не знал. Даже слуги. Ход построили когда-то специально для императорской семьи и только для неё. Все двери и переходы открывались лишь при наличии бегущей по венам крови потомков династии Виир. Даже тропинку через густую часть сада мог увидеть только он. Сейчас это так упрощало задачу!
Скользнув за заросшую беседку, Император спрыгнул вниз в узкий колодец. Мягкое приземление и он на месте. Грот, обыкновенный грот с единственным входом - колодцем наверху. Посередине небольшое, идеально круглое озеро с черной недвижимой водой, на каменных стенах - тусклые факелы, второе тысячелетие освещающие темную гладь, в глубине, за озером - стелы Имен Императоров. Вот уж не думал, что однажды придется сюда прийти.
О каменный пол звякнул головной обруч, полетела с тихим шорохом мантия.
Вода оказалась ледяной, но почему-то не сводила мышцы судорогой, не перехватывала дыхания. Она нежно обволакивала тело, словно любимое дитя, сжимая в студеных объятьях. Аатанор добрался до середины. Он ещё не тонул, озеро не пускало, обняв лишь до пояса.
Кинжал с трудом вспорол кожу на ладони и густая, вязкая кровь взбухла темно-бордовой красной линией, нехотя скатившись единственной каплей в воду. Миг и на руке остался лишь болезненный красный порез - кровь впиталась, стянув края раны. Зарезать Императора убийцам было бы проблематично.
Перед глазами мелькнуло давнее воспоминание.
- Папа! Папа! - Дочь впервые за много лет нарушила их "игру", назвав при придворных отцом.
Она выбежала откуда-то из коридора и бросилась к нему. Испуганная, плачущая девочка едва не сбила с ног пожилую матрону сит Карди, протопталась по ногам патриарха рода ас Ламар и внесла невозможную неразбериху в свиту Императора. Стражи пришли в движение.
Быстро, слишком быстро все произошло. Он ещё оборачивался, когда увидел, как споткнувшаяся девочка летит на обнаженный клинок. Сердце пропустило удар, невозмутимое лицо Императора дрогнуло от ужаса. Откуда она тут взялась? Куда делись няньки?
Спустя мгновение он был возле неё. Телохранитель не успел полностью отвести клинок - поперек груди ребенка набухала бордовой кровью рана. Ужас и ненависть переплелись смертельным клубком. Маленький маг наткнулся на клинок Стража, Убийцы магов - страшнее участи для чародея не придумаешь.
Пытаясь руками сгрести вязкую жидкость обратно в рану, одновременно стараясь её зажать, отец мог лишь хрипло шептать, в душе ненавидя безалаберных нянек:
- Живи, живи, живи, Шеннадриан! Слышишь?! Я сказал тебе "живи"! Залечивай рану, возвращай кровь в жилы! Ты же маленькая императрица. Правитель не имеет права разбрасываться своей кровью, не имеет права распоряжаться собственной жизнью. Большая уже девочка, знаешь. Живи, Шеннадриан!
Аатанор был главой рода, только он мог распоряжаться жизнью членов собственной семьи. Мог приказать им жить или умереть. И никто не имел возможности ослушаться. Правит только Кровь, а кровью управляет лишь Старший! Будучи же главой Великого Рода его сила и власть была много больше Старшего любого из кланов - в его руках находилась жизнь всего народа Империи. И всё же Император не всесилен. Если душа покинет тело...
- Живи, Шеннадриан! Живи, девочка моя! Слышишь?! Живи!
Он не успел представить её Предкам*, не посчитал необходимым провести ритуал сразу после Наречения**. Думал - время есть. Глупец, какой глупец! Сейчас бы кровь не катилась вязкими каплями на пол, а медленно стягивалась бы обратно в рану, постепенно залечивая ту. Пустоголовый дурак!
Мужчина моргнул, отгоняя воспоминания. Нет, сейчас Аатанор подобного не допустит. Никто не тронет его девочку! Тогда, в наказание, он отдал на забаву солдатам всех нянек-растяп, распял медлительного телохранителя, сейчас накажет всю страну.
Смесь отчаянной надежды, неверия, ненависти и безысходности что-то надломили в нем, стерли напрочь последние границы и рамки морали. Жизнь народа его уже не интересовала, Аатанор возненавидел тех, кого клялся защищать и беречь, возненавидел всё и вся. У него остался лишь один долг перед страной, тот, который несли все поколения Вииров, ради которого они вообще существовали, жертвуя всем, что имели - любой ценой не дать добраться никому из живых до Нитей Бытия, самой Основы мира. А ведь в Туне это так легко сделать! Уж слишком тонка здесь грань реальности, слишком буйно рвется из невидимого мира дикая маги, разрывая материальный мир на куски, порождая чудовищ. Жаль только чудовища у неё всё больше получались с человеческим лицом, любопытные и властолюбивые, чересчур сильные, умные. Дай волю обезумевшим от магии людям, она дотянуться до Нитей, каждый начнет кроить реальность под себя. И тогда Основа где-то истончится, где-то порвется, реальность начнет расползаться как гнилая ткань. А единственная преграда на их пути к беспредельной власти - Император, бессменный щит, тот, кого ненавидели уже две тысячи лет, какое бы имя тот не носил и что бы ни сделал. Великие Предки некогда нашли верное средство защиты от собственной несдержанности - магическую печать, искусно вплетенную в саму Нить Бытия и заключенную в человеческую кровь. Ведь человек бессмертен, пока у него есть дети, и пока жив хоть один из рода носителя - её не снять. Это единственное, что оставили проклятые подданные своему правителю - исполнить единственный Долг Императора: защитить драгоценное дитя.
И он защитит. Защитит так, как не осмеливался ни один из Императоров Туны.
Зачинщики бунта уже во дворце, и никого из сторонников законной власти там не осталось в живых. Самонадеянно расхаживают по тронной зале, истерично приказывая найти беглеца... Наивные.
Вода медленно сомкнулась над головой, и Аатанор мог поклясться - ничто не нарушило идеально-гладкой поверхности Озера Непрощения. Как быстро минула полночь, как незаметно пролетели два часа. Он успел к началу самого сладкого Времени. Времени Мести.
И пусть умоются кровью предатели...
* Представить Предкам - ритуал в храме рода, целью которого является закрепление за потомком права наследования. После проведения его никто более не может претендовать на наследство, а представленный получает часть власти главы над кланом. Ритуал может провести только Старший, глава рода.
** Наречение - ритуал обретения Истинного Имени, которое дает некоторую (или абсолютную) власть над его носителем.