Хмелевская Иоанна : другие произведения.

Всё красное (01)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Этот роман не нуждается в особом представлении. Моя первая попытка перевести что-то большое. Целью было сделать перевод возможно близким к польскому тексту, используя, там, где это было возможно, слова с теми же корнями, что и в авторском тексте, а не первое стоящее в словаре соответствие. Выкладывать буду частями, но не раньше начала осень.
    UPD 18.10.10 Вот уже и не начало осени, но продолжить ни как не получается. Надеюсь, всё же этот "долгострой" будет... хотела написать "завершён", но пишу только: "продолжен" :)

   Иоанна Хмелевская. Всё красное.
  
   -- Аллерод вовсе не значит "всё красное", -- говорила с недовольством Алицья. -- Не знаю, откуда такая идиотская мысль пришла тебе в голову.
   Это были едва ли не первые слова, которыми она приветствовало меня, когда я сошла с поезда в Аллероде. Мы стояли у станции и ждали такси. Если бы она умела предвидеть ближайшую будущность, наверное, бунтовала бы против этого толкования значительно резче.
   -- А чего такого? -- отвечала я. -- "RЬd" означает красное, а "alle" -- это "всё".
   -- Можно узнать на каком языке?
   -- На серединном, между немецким и английским.
   -- Ах, на серединном!.. Слушай, а что у тебя в том чемодане?
   -- Твой бигос, твоя водка, твои книжки, твоя вазочка, твоя колбаса...
   -- А своего ничего нет?
   -- Вообще-то, пишущая машинка. "RЬd" -- это красное, и на том покончим, я так постановила.
   -- Ничего подобного! "RЬd" это что-то вроде вырубки. Такой прореженный лес. Что-то такое в этом раде, когда что-то росло, его удалили и больше нет.
   Приехало такси, и при помощи водителя мы впихнулись в салон вместе с моим багажом ради трёх минут дороги, прогулку пешком по которой полностью исключали чудовищно тяжёлые чемоданы. Я не переставала настаивать на своём.
   -- "RЬd" -- это красное, и все об этом знают, а о вырубке никто не слышал. Если быстро удалили и ничего нет, то и не о чем говорить. "AllerЬd" означает "всё красное".
   -- Сама ты красная. Справься в словаре и не говори бред, -- разозлилась Алицья.
   Она была какая-то бешенная и расстроенная, что сразу бросалось в глаза. Я не успела выведать почему, ибо нас заклинило на "всё красное" на протяжении всей дороги, а потом оказалось, что в доме нарезает круги толпа народу и нет никакой возможности спокойно поговорить, особенно если добавить к этому то, что своим "всем красным" я в мгновение ока заразила всех присутствовавших. Толкование, увеличивавшее ярость Алицьи, нашло всеобщее признание.
   -- Располагайся, мойся, делай что хочешь, только не морочь мне сейчас голову, -- сказала она нетерпеливо. -- Сейчас приедут остальные гости.
   Без особого труда я поняла, что попала в Аллерод акурат на дружеское собрание средних размеров, однако довольно долго не могла сориентироваться, кто из гостей остановился у Алицьи, а кто пришлый [ кто из гостей постоянный, а кто -- временный]. Поделился информацией со мной Павел, сын Зоси, нашей общей подруги, которая наотрез отказалось разговаривать с кем-либо, поглощённая до потери сознания приготовлением соответствующих случаю изысканных закусок.
   -- Когда мы приехали, Эльжбета уже была, -- рассказывал он. -- И есть. Эдек приехал сразу после нас, три дня назад, а Лешек сегодня с утра. С визитом пришли четверо: Анита с Хенриком и Эва с этим, как его, с Роем. Алицья в бешенстве, мать в бешенстве, а Эдек пьянствует.
   -- Без перерыву?
   -- Полагаю, что так.
   -- А с какой это оказии сегодняшний содом и гомора?
   -- Выпивка в честь лампы.
   -- Какой лампы?
   -- В саду. То есть, на террасе. Алицьи она досталась на именины от Йенса или кого-то там ещё из родни, и она должна было устроить смотрины. Датская выпивка уже была, сегодня наша, отечественная.
   Остаток гостей прибыл, и я заинтересованно приглядывалась к Эве и Аните, которых не видела почти два года. Обе они похорошели. Анита была очень загорелой, Эва, напротив, сделалась бледной; мелкая и щуплая Анита с большой копной чёрных кудрей выглядела рядом с ней вылитой мулаткой. Её муж, Хенрик, обычно спокойный и добродушный, показался мне каким-то слегка встревоженным. Рой, муж Эвы, высокий, худой, очень светлый, сверкал в усмешке великолепными зубами, и посматривал на свою жену ещё нежней, нежели пару лет назад. И я подумала про себя, что, вероятно, Эва хорошеет в атмосфере ласковых чувств, Анита же -- в атмосфере волнений и авантюр.
   Празднество в полном разгаре после ужина перетекло на террасу. Объект культа светил красным сиял алым на высоте около метра, освещая исключительно ноги сидящих вокруг особ. Огромный, сверху чёрный, плоский абажур не пропускал ни малейшего лучика, так что головы и торсы этих особ тонули в глубоком мраке, и за их плечами властвовала абсолютная тьма. Одинокие, выдвинутые на передний план пылающие пурпуром ноги, лишённые своих владельцев, выглядели несколько дико, но всё же довольно эффектно.
   По размышлении я дошла до предположения, что эта особая инсталляция имела бы свой глубокий смысл, если бы Алицья хотя бы несколько минут посидела под лампой в кругу гостей. Ножки у неё были лучшие из всех присутствующих, она должна была бы их показывать при каждой оказии, так кто же другой должен красоваться под лампой?! Зося, Анита и Эльжбета были в брюках. На Эве была юбка почти до лодыжек и высокие лакированные сапоги; оставалась я, но на меня одну изводить целую лампу -- это в самом деле настоящее мотовство! Алицья категорически должна...
   Алицья однако без малейшего перерыва сновала между кухней и террасой, с мазохистской упёртостью обслуживая приятелей. Я словила её в дверях.
   -- Усядься, наконец, ради Бога! -- сказала я с нетерпением. - Мне дурно делается, когда ты так мечешься. Всё есть, а если кто чего захочет, то сам себе возьмёт.
   Алицья попыталась вырваться из моих рук и метнуться в нескольких направлениях одноврееменно.
   -- Апельсиновый сок в холодильнике, -- пробормотала она полубессознательно.
   -- Я принесу, -- пожертвовал собой Павел, который вдруг материализовался из мрака рядом с нами.
   -- Ну, видишь, он принесёт. Усядься, наконец, к демонам!..
   -- Откроет холодильник и будет себе глазеть... Ну, хорошо, принеси, только не заглядывай во внутрь.
   Павел блеснул во тьме глазами, у которых было какое-то странное выражение, и исчез в глубинах дома. Кроме красного круга под лампой, свет был зажжон только в кухне, за занавеской, из-за которой по временам в комнату падали всполохи света. Остальное тонуло во тьме.
   Я выволокла Алицью на террасу и запихнула в кресло, заинтригованная её замечанием.
   -- Почему бы он должен глазеть в холодильник? -- спросила я заинтересованно, садясь рядом. -- У тебя там что-то... этакое?..
   Алицья со вздохом явного облегчения вытянула ноги и достала папиросы. Между креслами находились разнообразные предметы, использовавшиеся гостями в качестве столов.
   -- Ничего такого, -- ответила она нетерпеливо. -- Но его нельзя отворять надолго, ибо потом его сразу надо будет размораживать. Надо брать быстро. А он отворит его и будет пялится, и будет искать этот сок...
   Из мрака вынырнули вдруг ноги Павла, под лампой же появилась его рука с бутылкой молока.
   -- Что ты принёс? -- спросила недовольно Зося. -- Павел, не срамись, мы все ждём апельсинового сока!
   -- О раны!.. - огорчился Павел. -- Не попал! Алицья наказывала не смотреть.
   -- Не "не смотреть", а только глянуть и сразу вынуть, -- сказала Алицья, делая попытку подняться. -- Я говорила, что так будет!
   -- Ты говорила, что будет наоборот... Сиди, к демонам!..
   -- Сиди, -- поддержала меня Зося. -- Я принесу.
   -- Нет! - запротестовал Павел. -- Я теперь попаду, там нет большого выбора.
   -- Оставьте это молоко, Хенрик его охотно выпьет! -- крикнула Анита.
   -- Как твои скобки [klamerki] прекрасно выглядят в этом свете, -- промолвила одновременно Эва. -- Как рубины... [не уверена в переводе; но если он правильный, то, скорее всего, фраза обращена к Павлу -- С.Ш.]
   В обычно тихом и спокойном доме в Аллероде властвовала пандемия. Одиннадцать субъектов моталось в свете красной лампы и в тёмном пространстве между кухней и террасой. Учитывая присутствие двух местных, Роя и Хенрика, разговоры велись на нескольких языках одновременно. Я не могла понять, кому и каким способом удалось организовать такое нашествие, и, воспользовавшись властвующим хаосом, попробовала добиться от Алицьи хоть какой-нибудь информации.
   -- Ты что, головой стукнулась, и специально наприглашала всех до кучи, или же всё это какой-то катаклизм? -- спросила я в полголоса, не скрывая неодобрения.
   -- Катаклизм?! - взвилась Алицья. -- Никакой не катаклизм, просто каждый считает, что имеет право на фанаберии (капризы). У меня была спланирована очерёдность, но им как раз именно так было удобней! Сейчас очередь Зоси и Павла, и только они приехали вовремя. Эдека я ожидала в сентябре, а ты, не в упрёк тебе, должна была приехать в прошлом месяце. Что у нас теперь?
   -- Середина августа.
   -- Вот именно! Ты должна была приехать в конце июня.
   -- Должна была, но не смогла. Влюбилась.
   -- А Лешек...
   Алицья вдруг оборвала сама себя и посмотрела на меня с таким удивлением, что его было видно даже в потёмках.
   -- Что-что сделала?! -- спросила она, как будто не веря собственным ушам.
   -- Влюбилась, -- призналась я сокрушённо.
   -- Мало тебе было?.. С ума сошла?!
   -- Может, и сошла. Ничего не могу с этим поделать...
   -- В кого?
   -- В одного такого. Ты его не знаешь. И сдаётся мне, что это тот самый блондин моей жизни, которого ворожея мне предрекала. Это очень длинная история и я расскажу как-нибудь потом. А Лешек и Эльжбета откуда?
   -- А Лешек... Подожди, и что он? Влюбилась хоть со взаимностью?
   -- Как будто так, хотя я и не осмеливаюсь в это поверить. Знаешь же, что я невезучая. Так что с Лешеком и Эльжбетой?
   -- Кто он такой?
   -- О матерь Божья, ты не знаешь Лешека с Эльжбетой?! Отец и дочка, сидят тут пред твоими очами. По фамилии Кшижановские...
   -- Идиотка. Я спрашиваю: этот твой - кто он такой? Лешек как раз пришёл на яхте на несколько дней, а Эльжбета приехала отдельно из Голландии. Тоже только на несколько дней, и на следующей неделе собирается в Стокгольм. Может, поплывёт с отцом - не знаю. Точнее говоря, я их вообще не звала. Если бы я их меньше любила, меня бы удар хватил.
   -- А почему Эдек передвинулся с сентября на сейчас? У меня по крайней мере есть причина, а у него?
   -- А у него, насколько я поняла, имеется мне поведать что-то неслыханно важное и спешное, с чем он не мог подождать. Но вот уж три дня у него не было оказии сообщить, о чём собственно речь.
   -- А почему?
   -- Потому что ему не удалось до сих пор протрезветь.
   Со смешанными чувствами я уставилась на вытянутые ноги Эдека. Он сидел в кресле, отодвинутым несколько дальше остальных от лампы и в пурпурном свете видны были только его ботинки и штанины брюк до колен. Ботинки и штанины выглядели спокойно и не производили впечатления пьяных, но я знала, что в этом случае вид они имели любой, какой хотели. Основной деятельностью Эдека в течении всей его жизни было злоупотребление алкоголем, и только поэтому Алицья отказалась в своё время от юношеских своих чувств и прочного союза, ограничившись нежной привязанностью. Быть может, теперь чувства начали возрождаться?..
   -- Хлестает всё так же? -- поинтересовалась я, ибо Эдек интересовал меня по одтельному поводу. -- Не бросил?
   -- А с чего?! Половину того, что привёз, должен был уже сам и употребить.
   После смерти Торкильда минуло уже столько времени, что несомненно Алицья имела право заинтересоваться кем-то иным. Если однако эти промили Эдека оттолкнули её много лет назад, то с чего бы они должны были бы перестать коробить её теперь? Что правда -- то правда, она всегда имела к нему слабость... Всё равно, впрочем, слабость и промили -- это её частное дело, а у меня был иной повод для моего интереса к Эдеку. Я была очень заинтересована в том, чтобы он хотя бы на минуту протрезвел.
   Я пыталась ещё поспрашивать Алицьюне подозревает ли она, о чём таком важном Эдек хотел ей поведать, но это оказалось уже неосуществимо. Не успела я запротестовать, как Алицья уже покинула соседнее с моим кресло и исчезла во мраке. Павел с Зосей никак не могли найти апельсиновый сок, Эва вдруг вспомнила, что как раз сегодня они купили несколько банок разных соков, и их не успели выгрузить, так что она погнала Роя к машине. Апельсиновый сок нёсся со всех сторон, вырастая до размеров Ниагарского водопада, поглощал помыслы всех присутствовавших, и вообще сдавалось, что на свете не было ничего иного, кроме апельсинового сока. И меня совсем не удивило бы, если бы он вдруг начал падать в виде дождя.
   Нашла его всё-таки Алицья, и не в доме, а в кладовке, где держала запасы пива. Только все успокоились после поисков сока, как Эльжбета почувствовала голод и принесла себе бутерброды, очень аппетитные, заразив голодом Павла и Лешека. Алицья, несколько обеспокоенная деятельностью Аниты в кухне, снова покинула террасу и взялась сама приготовить всем бутерброды. Зося начала искать новую банку растворимого кофе, и Эва потребовала для Роя самого крепкого, насколько это можно сделать. Анита по ошибке налила Хенрику пива в молоко...
   Вечер зримо набирал обороты. Все выказывали пугающую подвижность и редко встречаемое усердие в принесении разнообразных предметов, все выказывали неслыханное изобретательство в предъявлении новых желаний и потреб. Под красной лампой постоянно находились только три пары ботинок. Две пары принадлежали Лешеку и Хенрику, которые сидели рядом, болтали на диковинной немецко-английской языковой смеси об изъянах и достоинствах разных типов яхт, и заняты друг другом были так, что не обращали никакого внимания на остальных присутствовавших; третья же пара принадлежала Эдеку. Эдек точно так же не покидал своего места, имея под рукой большую коробку, заставленную запасом напитков, и он употреблял их без разбору и без ограничений.
   -- Алицья! -- взревел он вдруг, перекрывая окружающий всевластный хаос, при этом рык его звенел как настоящий разнос. -- Алицья!!! Зачем ты нарываешься?!!!
   Вопрошание прозвучало так дивно, и при этом так мощно, оно разлетелось куда-то по этим потёмкам так неожиданное, что все неожиданно замолчали. Эдек, рыкнув, тоже замолк. Водворилась тишина. Алицья не закатила отповеди из-за того простого повода, что её не было на террасе.
   -- Снова накачался, -- буркнула мимоходом Зося откуда-то со стороны дома.
   -- Алицья!!! -- снова взревел Эдек, глухо саданув стаканом с пивом о верх коробки, заливая всё кругом. -- Алицья, холера тебя возьми, ну, зачем ты нарываешься?!!!
   Ноги Алицьи, очевидно оповещённой о выходке Эдека, появились вдруг в круге алого света. Эдек попытался подняться, но сваливался обратно в кресло.
   -- Алицья, ну, зачем же ты не?!?!..
   -- Хорошо, хорошо, -- успокаивающе промолвила Алицья. -- Эдек, не глупи, ты разбудишь весь город.
   -- Почему ты нарываешься? -- тянул Эдек с нажимом, тоном, полным порицания, только уже несколько тише. -- Для чего ты принимаешь таких особ?! Я же тебе писал!..
   Приступ благопристойного воспитания снова уступил место гаму, наполнившему мрак над алым кругом. Всё собрание, сориентировавшись в состояние Эдека, своим шумом постаралось его заглушить, не имея понятья, что ещё он может сказануть, и, из участия к Алицьи, старались этого на всякий случай не услышать. Усилия девяти человек увенчались успехом, и голос Эдека сгинул в общем крике. Лешек выкрикивал Хенрику что-то о какой-то корме, Анита навязчиво уговаривала всех съесть два оставшихся бутерброда, Зося с вокалом валькирии требовала, чтобы Павел открыл бутылки пива...
   Алицья присела на подлокотник кресла Эдека.
   -- Перестань срамиться, ты в Дании, не кричи!..
   -- А я тебе писал, чтобы ты была внимательней! Ну, писал же ведь тебе!..
   -- Может и да, да только я не читала.
   -- Алицья, вода вскипела, -- позвала Эльжбета из потёмок.
   -- Я тебе сейчас всё выложу, -- настаивал Эдек. -- Раз ты не читала моего письма, то я тебе всё это враз выложу!.. И ему тоже выложу!.. Почему ты не прочла моё письмо?..
   -- Потому что оно куда-то сгинуло. Ну, хорошо, ты расскажешь мне, но только не сию минуту!
   -- Не-е, я расскажу тебе немедленно!
   -- Хорошо, немедленно, пусть будет так, но только подожди минуточку, я сделаю тебе кофе.
   Я бестактно слушала эти фрагменты диалога с необычайным интересом. Алицья пошла делать кофе. Я помогла ей с надеждой, чтобы она как можно скорее возвратилась и чтобы Эдек рассказал всё остальное. После ещё потребовалось сливок, сахару, солёные палочки, потом -- пива, дальше -- коньяку, швейцарский шоколад и пирог с творогом по-польски, папиросы, фрукты... В дверях материализовывались и исчезали неясные силуэты, под лампой появлялись и исчезали пурпурные ноги, Эдек получил кофе, успокоился и замолчал, видимо, исчерпавшись коротким, хотя и энергичным представленьем.
   -- А вообще-то это ещё не конец, -- нервно сказала Алицья, садясь рядом со мной. -- Ещё приедут Владек с Марианной.
   -- Милостивый Боже! Тоже к тебе?
   -- Тоже ко мне. Если Эльжбета и Лешек съедут прежде, то у меня будет куда их положить, а если нет, то наверное, я должна буду заказать им номер в отеле. Со дня на день у меня закончится чистое постельное бельё... И что хуже, мне не ведомо, когда они приезжают, ибо они путешествуют.
   -- А где они путешествуют? -- спросила я машинально: нашествие на Аллерод ошеломил меня так основательно, что я уже сама не понимала, что говорю. В сущности мне было совершенно безразлично, где находятся Владек и Марианна, ужасней было, что они собираются приехать сюда.
   -- Сдаётся мне, что в Берлине.
   -- А, это действительно по дороге. Всем известно, что Дания лежит на прямой линии между Бельгией и Швейцарией.
   -- Они ещё не возвращаются в Швейцарию, они собираются в Норвегию. Он что?, заснул?
   Я поглядела на алые, неподвижные ноги Эдека.
   -- Похоже, так. Эти демонстрации его утомили. Будешь его будить или оставишь так как есть, чтобы он тут спал до утра?
   -- Не имею понятья. Интересно, что он мне написал...
   -- А ты действительно получила от него какое-то письмо?
   -- Получила. И на самом деле не успела его прочесть, как оно куда-то делось. Кто-то мне помешал, аккурат когда пришла почта, я его куда-то положила, на знаю куда. Пыталась найти перед его приездом, но не удалось. Понятья не имею, о чём там может идти речь. По пьяному делу он совершенно непредсказуем.
   Мне подумалось, что я сразу должна рассказать ей, какой у меня самой интерес к Эдеку. Возможно, что что-то, что меня интересует, она сможет сопоставить с тем чем-то, что Эдек пробовал выкрикивать. И есть вероятность, что Алицьи тоже что-то известно... После размышления решила обождать. Что бы я ей не поведала в эти минуты, можно быть уверенным, что она ничего не запомнит. И потом, и так будет возможность ещё поговорить. Нет, пока что жаль беспокоить...
   Команду об окончании гулянья дала Эва практически перед полуночью к явственному сожалению остальных гостей. Алицья зажгла свет на другой стороне дома, над дверями около калитки, и наконец стало хоть что-то видно. Вся компания, за исключением Эдека, толпой вывалила среди прощальных окриков на улицу, рядом с автомобилями Роя и Хенрика. Спящий Эдек остался под лампой.
   -- Ну, наконец спокойствие! -- проговорила уставшим голосом Зося, когда мы вернулись на террасу. -- Оставь, я приберу. Павел, берись за работу! И зажги свет в комнатах, тогда тут будет светлей. Алицья, ты это не тройгай, а займись Эдеком.
   -- Эдека правильнее оставить напоследок, -- посоветовала я, составляя на поднос кофейные чашки. -- Лучше перед этим приготовить ему логово, и сразу перетащить на место, где он будет спать.
   -- Отдайте мне Павла, он поможет мне перенести постели, -- сказала Алицья со вздохом. -- Хвала Богу, что никого больше не было на обмывании!
   Эльжбета, понукаемая отцом, приступила к мытью посуды. Мы прибирали на террасе, Лешек и Павел занесли в комнаты часть кресел и кресла-качалки, и помогли Алицьи в перестановке мебели на ночь.
   -- Кто спит на катафалке? -- спросила я Зосю вполголоса, стараясь задвинуть ящики в столе.
   -- Эдек, -- ответила Зося тоже вполголоса, так, чтобы Алицья не слышала. -- Но думаю, что наверное лучше будет положить его сегодня тут, на кушетке. До катафалка его надо тащить либо по лестнице, либо через три комнаты.
   -- Сходи предложить это Алицьи...
   Катафалк стоял на возвышении в двухуровневом ателье Торкильда, пристроенным к стене дома, и не был настоящим катафалком, а только немыслимо сконструированной кроватью для больных, приобретение которой, видимо, когда-то было навеяно мыслью о гостях с частичным параличом. Высота этой махины такова, что влезать на неё требовалось без мала как на верхнюю полку в железнодорожном вагоне; она навязчиво ассоциировалась со свечами у покойников и крепким запахом кадила. Спать же на этом месте было действительно мало уютно, но неожиданно удобно. Алицья ощущала (чувствовала) дивное отвращение к используемому среди нас прозвищу, и поэтому мы избегали называть при ней этот лежак именем катафалка, но давалось нам это с достаточно большим трудом.
   -- Наверное, ты права, -- неуверенно сказала теперь Алицья, издалека глядя на Эдека, спящего в одной из оставленных на террасе качалок с запрокинутой головой. -- Действительно, на кушетке будет проще.
   -- Тогда кто будет спать на катафалке? -- заинтересовался Павел. -- Тьфу!, хотел сказать: на постаменте...
   -- Павел! -- прикрикнула Зося с выражением, завидя блеск в глазах Алицьи.
   -- Ну, того, на этом родильном столе, -- поправился поспешно Павел. -- То есть, нет, на операционном...
   -- Павел!..
   -- Ну, это,.. я уже ничего не говорю...
   -- А кто спал до этого на кушетке? -- спросила я громко, чтобы прервать эти бестактности.
   -- Эльжбета, -- ответила Зося с облегчением. -- Эльжбета перемещается на этот подиум, то есть, я хотела сказать, на это... кровать.
   -- Эльжбета, -- позвала Алицья, явно подавленная осложнениями. -- Будешь спать в гробу?
   -- Могу, -- ответила Эльжбета с каменным спокойствием, появясь в дверном проёме в кухню с тарелкой в руках. -- Где у тебя гроб?
   -- В ателье.
   -- Какое-то новое приобретенье? -- спросила Эльжбета с вежливым умеренным интересом. -- Ничего такого не заметила.
   -- Катафалк, -- пояснила Алицья желчно. -- Поскольку все они считают его катафалком, то я-то могу сделать ещё один шаг дальше, правда?
   -- А, катафалк! Пожалуйста, моту спать на этом памятнике. Мне никогда ничего не снится. Мне спать на белье Эдека?
   -- Необязательно, хотя, если ты хочешь...
   У меня нет никакого опыта в обращении с пьяными, я вообще к этому не пригодна, а кроме того я была уставшей после дороги, так что меня не была на террасе, когда Алицья, Лешек и Зося приступили к подъёму и транспортировке Эдека. Я выбежала из дома только на крик Зоси, столкнувшись в дверях с Павлом.
   В падающем из комнаты свете была видна его смертельная бледность, уставленное в небо лицо, неподвижно безвластно опавшие руки и равно неподвижные широко открытые глядящие в чёрное небо очи.
   Эдек был мёртв...
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"