Пока выхаживали - терпели все. Когда стала обычным подростком крупной собаки, стали объяснять ей правила социального поведения. И начали с попытки объяснить ей, что отныне она живет в квартире. Нельзя ходить в туалет, как приспичило. Надо терпеть и проситься на улицу. Учили стандартно: увидев лужу, хватали за загривок, тыкали носом в лужу и говорили: "Плохо.
Нельзя!". После чего лужу вытирали тряпкой, а ее шлепали по уже округлившемуся заду.
Она каждый раз смущалась, терялась, делала виноватую морду, суетилась вокруг нас. Как потом оказалось, она не слишком хорошо понимала, а что именно "нельзя". И что надо.
Потому что в очередной раз, сотворив лужу на пол-коридора, она стремглав бросилась в комнату, сдернула со стула Сашкин свитер, принесла его в коридор, бросила в лужу и довольная села сверху. То ли спрятала, то ли вытерла. Умница, в общем. Мы не знали смеяться нам или плакать. Но постепенно мы объяснились. Луж не стало.
Зато появились обгрызенные углы коридора. Увидев впервые лохмотья обоев, свисающие со стен, я ее чуть не выпорола.
Тыкание носом в шкоду вызвало крайнее недоумение в больших карих глазах: "Ну, стена. Ну, обои. Итак, вижу. А что надо то?".
И, правда, какое дело собаке до человеческих представлений о красоте. Жалуюсь на нее
Рустаму, он смеется: "Идешь сейчас на стройку, говоришь работягам, что у тебя подросток кавказца стены гложет, тебе нужен строительный мел".
Пошла, сказала. Они мне вынесли кусок почти с мою голову. Пришла, положила на пол. За месяц от куска почти ничего не осталось, но стены Жесси больше не трогала. Часами лежала и облизывала меловую голову, обняв ее лапами. Смотрелось красиво.
Она вообще стала очень красивой. Белоснежная шерсть была легкой, воздушной. Она и сама так и осталась легкой, без привычной тяжеловесности кавказцев. И когда она танцующим аллюром передвигалась по двору, гордо подняв голову и помахивая султаном хвоста, я ею любовалась, а дети бежали к ней с криком: "Умка". Ее морда, правда, смахивала на морду мультяшного белого мишки, Черный нос, карие глаза, длинные черные ресницы, обрубки короткие ушей, белая лоснящаяся шерсть. Она давала себя обнимать детям, тормошить, брать в ладошки свои лапы. Вот только седлать не давалась. Но зимой с удовольствием таскала санки.