...Как-то странно все бывает в этом мире, в этой стране, в это время, в этой жизни.... Не то, чтобы совсем странно (потому что даже к самому странному привыкаешь и оно становиться вполне обыденным и заурядным), но как-то по другому, что ли. Однако, вы испытывали когда-нибудь ощущение нереальности происходящего с вами? Ощущение, что все, сейчас происходящее, это не с вами, и вы просто наблюдаете со стороны за творящимся вокруг вас, не в состоянии что-либо изменить. Это не совсем фатализм, скорее это и есть реальность, но реальность иногда очень похожая на сон. Мы часто находимся в этом сне в этом мире, в этой стране, в это время, в этой жизни... и появляется чувство, что река, по которой мы плывем, не кончится никогда, и мы плывем по этому течению, иногда бултыхаясь, как маленькие дети и ощущая свою беспомощность каждой своей клеточкой. Однако угнетенное состояние проходит, и мы продолжаем движение по той же самой реке, частенько совершая безумные попытки вскарабкаться на берег своей мечты.
На отдельных отмелях нам удается задерживаться. Чаще ненадолго, но этого вполне достаточно, чтобы представить себя на берегу, а волна неумолимо сносит вас снова в бурный нескончаемый поток, и вы плывете дальше, пока у вас есть время.
Когда на таком берегу оказываются одновременно двое, то мечта на время их совместного пребывания на отмели становится явью. Эротико-романтической явью.
И вот, именно это и произошло, когда Дима с Катей остались одни в квартире, и предвкушение возможного события начинало становиться невыносимым.
Сказать, что это была эротика - это значит не сказать ничего. Это было больше, чем эротикой. Это был чумовой любовный водопад, от которого они сходили с ума и им нравилось такое безумие. Все происходившее с ними было отчасти спровоцировано ими же самими. Провокация была в том, что когда им хотелось встречаться, они всякий раз переносили встречи и от этого желания их становились все томительнее и томительнее.
В тот вечер все сложилось как-то само собой: Дима просто заглянул к Кате узнать как у нее дела. Пришел он без приглашения, но от этого ситуация оказалась еще более располагающей к нормальным и прекрасным безумствам.
Она встретила его в легком сине-голубо-белом халатике, накинутом на голое тело. Это он понял потом, когда она села напротив него и они стали оживленно беседовать. Постепенно все здравые мысли стали покидать его голову. А кто бы еще смог сохранить самообладание видя перед собой полуобнаженную, божественно слаженную девушку, кокетство которой начинало возбуждать собеседника все настойчивее и настойчивее, хотя видимого повода к этому она явно не подавала, и тут речь в их разговоре зашла об усталости после рабочего дня. Катя говорила тихо, почти шепотом:
- Устаю невозможно! К вечеру кажется, что весь день мешки с картошкой ворочала, особенно спина разламывается, вот, посмотри, как плечи и шея напряжены. - С этими словами она повернулась к Диме спиной, жестом приглашая удостовериться правдивости ее слов.
Дима прикоснулся к ее шее, пытаясь не выдать охватившего его волнения. Дыхание его стало прерывистым, но он ничего не мог с собой поделать - инстинкты брали свое. Он старался говорить ровно и спокойно, что, честно говоря получалось у него с большим трудом:
- Массажи надо делать... и чаще... как можно чаще!
- Слишком часто - вредно.
- Это смотря какой массаж. А если ты от него еще и удовольствие будешь получать, то лучше и придумать трудно.
Они замолчали. Странно бывает - они оба знали, чего хотят, а оба хотели практически одного и того же, но сказать об этом в открытую им обоим казалось неправильным. Кто-то из них должен был сделать первый шаг, чтобы свершилось то, ради чего судьба их и свела в этой комнате.
Катя нарушила тишину:
- А ты умеешь?
- Умею! А что надо уметь?
- Как это что? Массаж делать, конечно.
- Умею, умею.
- Тогда разомни мне шею немного, пожалуйста. Можешь?
- Ты еще спрашиваешь.
Дима встал за Катиной спиной и притронулся к ее нежной шее. От всего происходящего стало веять именно той нереальностью, в которую мы периодически погружаемся. Ее нежная, бархатная кожа была прекрасна. Жар, исходивший от Кати был каким-то потрясающе безумным. Диме до сумасшествия хотелось окунуться в него, ощутив тайну, которой он пытался овладеть много раз и много раз не мог этого сделать. Дима начал нежно гладить ее шею, и, хоть это было мало чем похоже на массаж, Катя явно была не против. Ей самой нравились эти прикосновения, и особенно ее начинал возбуждать тот эффект, который она, ее тело, ее запах производили на Диму. Дрожь, которая его охватывала не могла остаться незамеченной, и эта дрожь стала передаваться и ей. Дима повернул Катю к себе лицом и стал целовать ей шею. Потом, приспусти ее халат он обнажил Катину грудь и припал к ней в иступленном поцелуе. Халат стал спадать с Кати но она не могла, да и не хотела сопротивляться, она тоже стала отдаваться охватывающему ее чувству сладкого возбуждения. Дима стал шептать Кате на ухо то, что он всегда мечтал произнести только ей, только для нее и не в шутку, как это было при их обычном общении, а всерьез:
Катя молчала, но все было понятно и без слов. Он целовал ее всю, и обожание его было безмерным, не знающим границ дозволенного, а дозволено было все. Он просто облизывал ее, как звери облизывают свое потомство, и не мог остановиться. Катя отдавалась ему вся, без остатка, наслаждаясь любовью. Желания переполняли их обоих и утоление их было высшей точкой того берега, на котором они оказались в этом мире, в этой стране, в это время, в этой жизни....
Но все та же волна смыла их в реку, по которой они поплыли вместе. Куда и когда их занесет течение в следующий раз ведомо, пожалуй, только самой реке, влекущей нас всех в неизвестное пока "завтра".
А знаешь ли ты сама?
На этом месте текст обрывался. Далее бумага, случайно найденного около сносимого дома письма, была обгоревшей и было ли там продолжение или нет можно было только догадываться. "Странное совпадение имен! Как специально для меня кто-то подбросил!", - подумал Дима, и, скомкав остатки чьей-то тайны, бросил ее в ближайшую урну.
Стояла ранняя весна, и хотелось радоваться и наслаждаться появившемуся в воздухе неуловимому, неповторимому запаху нереального вдохновения...