Залатанная от ран разрывов на скорую руку, площадь перед уцелевшим после щедрого посева авиабомб и обстрелов артиллерией зданием сельсовета села Пречистенка кипела от людского наплыва, в воздухе висел радостный гул возбуждённых голосов.
Изредка раздавался звонкий девичий хохот или сдержанный мужской смех. Преимущественно, заполнившие площадь люди, одеты в военную униформу: кто военный, а кто гражданский не разобрать, наличие винтовки или автомата, зачастую, того и другого, не могло служить отличительным признаком. За время гражданской войны жители хуторов и посёлков привыкли к военной униформе и не спешили с ней расставаться.
Народ не стоял на месте; огромная людская масса хаотично перетекала с места на место, формировались группы, возникало горячее обсуждение последних событий с повышением градуса разговора, затем снова возникало стихийное перемещение, и снова формировались группы и снова разгорались горячие споры.
Кто-то кого-то выискивал взглядом в толпе и найдя, кричал, махал рукой, стараясь всех перекричать, и привлечь внимание.
Основная обсуждаемая тема - вчерашнее сражение. Общими сплочёнными усилиями соединившихся групп ополченцев и пришедших с подмогой танков, уничтожили два батальона силовиков, отбросили разгромленные остатки воинских подразделений на десять километров.
На поле сражения осталась догорать боевая техника; погибших с обеих сторон похоронили: своих в наскоро сколоченных гробах, противников - в общей могиле; батюшка Амвросий, сказав, у бога нет нелюбимых чад, все ему дороги, отслужил панихиду по всем убиенным.
Перед сельсоветом установили невысокий помост с трибуной. Молоденький юркий парнишка бегал взад-вперёд с проводами, стойкой и микрофоном; подсоединял провода к аппаратуре. Когда приготовления закончились, пощелкал пальцем по микрофону. Сухие щелчки раздались над площадью. Затем произнёс "раз, два, три... раз, два, три... как меня слышно...". И, удовлетворённый своей работой, сказал что-то стоявшим возле дверей здания нескольким мужчинам в форме. Один из них, высокий, крупный, с волевыми чертами лица и крупным свежим розовым шрамом на левой щеке, поправил китель, одёрнул рукава и поднялся на помост. Минуту постоял, послушал гвалт.
- Слушай мою команду! - сказал он в микрофон, делая паузы между словами, динамики усилили уверенный сильный голос, - повзводно - стано-о-о-овись!!!.
Народ на площади всколыхнулся; взоры обратились на помост. Скороговоркой повторяя "бегом, поторапливайся, Батька приказал!" толпа на площади расслоилась: гражданские отошли в сторону, военные выстроились в ровные шеренги с командирами подразделений во главе.
Отдельно стояла тяжёлая боевая техника. Танки, на которых приехал отряд Семёна Михайловича из дальнего похода и техника, две установки "Град" и гаубицы "Акация" - трофей.
- Хлопцы, - сказал Батька, - поздравляю вас с очередной победой!
Громкий, слаженный крик "Ура! Ура! Ура!" с протяжным эхом, затерявшимся в ближайшей балке, разогнал над площадью облака. Стало светлее, озарились солнечным светом усталые лица солдат и стоящих по периметру площади женщин и детей.
- Хлопцы, - снова обратился к солдатам Батька. - Враг повержен и бежит, только пятки сверкают. Хвалёное украинское рыцарство показало, на что оно способно. Смелости и отваги им не занимать, воюя с женщинами и детьми.
Громкий глухой звук негодования пролетел над площадью.
- А вот столкнулись с должным отпором и куда что подевалось.
На этот раз в ответ прозвучал лишь ветер, запутавшийся в проводах. Шевеля листву яблонь да груш, он не решался подобраться поближе к площади.
- Хлопцы, - Батька набрал полную грудь воздуха, - переломим хребет фашистской гидре, вырвем ей ядовитое жало, уничтожим с лица земли? Очистим наши города и села от ненавистной нечисти?
- Да! - ответили солдаты.
- А что, хлопцы, - обратился к солдатам Батька, - есть ещё порох в пороховницах?
- Да, Батька! - слаженно и чётко прозвучали голоса солдат.
- Есть силы гнать прочь с земли славянской вражью силу?
- Да, Батька! - задрожали стёкла в окнах ближайших домов.
Батька повернулся, осмотрел верных ему солдат. Смелое воинство готово идти за ним, куда он прикажет; он знал это, был в них уверен. Дорога к свободе вела в одном направлении.
Он снова набрал полную грудь воздуха и, напрягая голос, обозначились мышцы на шее, крикнул:
- Тогда вперёд - на Киев!
Солдаты ответили слаженно, не жалея связок:
- На Киев!
2
Не думал Семён Михайлович Свободин, что в своей жизни испытает повторное потрясение от развала Родины и развёрнутой гражданской войны; первое, связанное с распадом Советского Союза он пережил тяжело: перед вопросом остаться в России, принять присягу новой Отчизне или возвращаться на Украину в их воинской части стала половина офицеров и прапорщиков. В одночасье разгорелись жаркие дебаты; одни убеждали, что в независимой Украине будет и жить слаще и служить проще; другие возражали, везде хорошо, где нас нет.
Семён Михайлович после бессонной ночи с женой Аксиньей приняли решение вернуться домой, в родную Пречистенку. После смерти родителей дом пустовал и требовал ремонта, запустел сад и зарос сорняком огород, а здесь комната в офицерском общежитии и связанные с этим проблемы, да и сыновья выросли, им нужно определяться, где учиться и жить.
В военкомате его встретил военком Хитрук и спросил, нет ли желания послужить новой Родине, заодно, зайдя издалека, спросил, если вдруг будет война с Россией, не дрогнет рука, выстрелит ли в русского. Рука у Семёна Михайловича была крепкая и не дрогнула, когда от всей души всадил кулак в предерьмовенькое свиное личико военкома.
- Присягал Родине один раз, и изменять присяге не буду! - и направился из кабинета.
Размазывая кровь с соплями, Хитрук бросил вслед:
- Пожалеешь, холуй москальский, на коленях приползёшь, умолять о пощаде будешь!
Какое-то время спустя военкома нашли в кабинете повесившимся; народу объявили официальную версию, сгорел на работе, не выдержало сердце. Похоронили Хитрука с почестями; после неоднократного осквернения могилы - заливали чёрной краской памятник с фотографией - перезахоронили на его родине, где-то в львовской области.
***
Семён Михайлович в первую очередь привёл в порядок дом и подворье; обзавёлся живностью, посадил новые фруктовые деревья (за саженцами ездил в соседнюю область в экспериментальный ботанический сад, точнее, то, что осталось после закрытия института экспериментального растениеводства).
Весть о раздаче колхозной земли воспринял с воодушевлением. Им выделили на двоих с супругой, дети учились в Киеве, два гектара плодородной земли недалеко от подворья. "Решил, Аксинья, заняться фермерством, - поставил вводную перед женой Семён, - поддержишь в этом начинании?". Жена ответила, мол, ты хозяин, что считаешь нужным, то и делай. И решительно добавила: куда нитка, туда иголка, обняла мужа, поцеловала, прижалась к груди. "Разве мало я с тобой по гарнизонам ездила?"
Первый блин комом; урожай томатов удался на славу, моркови уродилось - душа пела. Стал вопрос, как реализовывать овощи. Пока решали, половину урожая растащили с полей, оставшуюся часть реализовали через посредников. Они предложили заключить договор на урожай следующего года по фиксированной цене, предложили внести предоплату. Надо подумать, сказал Семён Михайлович, с кондачка вопрос денег не решается. С ним охотно согласились, оставили телефон и заверили, предложение действительно до декабря. Поехал Семён Михайлович в область проконсультироваться у опытных людей, адреса парочки предприимчивых бизнесменов ему дали в районном аграрном отделении, посоветовали быть осмотрительным. На своё фермерское счастье встретил Семён Михайлович на Колхозном рынке бывшего однополчанина, тот успешно руководил вверенным ему рынком. Выпили однополчане, вспомнили службу, друзей-товарищей, посетовали, что разбросала Судьба-злодейка их по всему миру. Затем вернулись к основной теме. Объяснил толково директор рынка, что да как, какие подводные камни ожидают одиночек в свободном плавании и предложил создать агрофирму, где каждый будет заниматься своим делом. На том и порешили.
3
Дела пошли на лад. Прикупил Семён Михайлович два десятка гектаров земли, нанял работников, колхоз-передовик и миллионер по советским меркам бывший председатель успешно обанкротил, что продал, что своровал.
Год спустя открыл перерабатывающий завод, начали выпускать собственную овощную продукцию. Появились связи с бывшей Родиной - рынок сбыта в России.
За тем, что творится в Украине, следил с болью, сердце рвалось на части от происходящего беспредела и разворовывания страны нечистоплотными политиками.
С политикой связываться не хотел, она сама декабрьским стылым утром ворвалась в дом с митингами и криками, нападками на президента: грязь лилась с экрана телевизора и обезумевшие толпы молодёжи бросались на милицейские кордоны.
Позвонил друг, сказал, Сеня, быть войне, я уезжаю с семьёй в Россию. Здесь скоро будет очень страшно.
В итоге - низвержение действующего президента и война. Гражданская. Развязанная самопровозглашённым правительством в Киеве против населения Донбасса. Против мирных жителей выступила украинская армия.
За двадцать лет разворовывания и разваливания деморализованная украинская армия стала похожа на обезьяну с гранатой из анекдота. Но в случае войны с народом эта обезьяна разбрасывала смерть из артиллерийских стволов и сбрасывала с боевых самолётов фосфорными бомбами.
Вновь избранный президент заявил о высоких принципах доблести и отваги украинского рыцарства, встающего на защиту мирных граждан, детей, женщин и стариков, заверил, что никогда не применит против граждан оружие. И понёс высокое звание мира на остриях пуль и оружейных снарядов украинского доблестного рыцарства.
Люди встали под ружьё. Не остался в стороне и Семён Михайлович. К нему как к военному обратились односельчане, попросили возглавить отряд самообороны. "Ты один из нас кадровый военный", - сказали делегаты от селян. "В запасе", - аргументировал он. "Бывших военных не бывает, - возразили ему, - если струсил, так и скажи, тогда ступай и ложись под фашистов!"
Первые ополченцы мало походили на воинское формирование. Одеты кто во что горазд. Из вооружения - охотничьи гладкостволки. Первые бои изменили мировоззрение народа. Первые смерти среди близких и родных, соседей и знакомых обострили чувство гнева к врагу, к тем, кто вчера был твоим согражданином. Появились трофеи: бронежилеты, автоматы Калашникова, гранатомёты, крупнокалиберные пулемёты, средненькая но оптика для снайперов. Шансы выжить повысились. Гибли ополченцы; безжалостно уничтожали украинских солдат и карателей из частных батальонов "Днепр" и "Донбасс", которых с чьей-то лёгкой руки стали называть укропами.
4
К середине мая отряд Семёна Михайловича насчитывал тридцать человек. Помимо односельчан присоединились к отряду мужики с соседних опустевших хуторов и маленьких сёл, остатки от когда-то большого хозяйства - колхоза имени Ильича - доживали и выживали, как могли, кто худо-бедно фермерствовал, кто подрабатывал в городе. Общая беда сплотила.
В отряде Семён Михайлович ввел строгую дисциплину. Разбил его на три взвода, назначил взводных и ротного. Затем выступил перед собравшимися бойцами, сказал, что с этого дня в отряде действует сухой закон. Мужики зароптали, мол, как это так, вечером не пропустить рюмочку самогонки для аппетиту; Семён Михайлович перебил, крикнув так, галки сорвались с деревьев, вы что хотите, чтобы вас пьяненькими да тёпленькими перерезали как цыплят. В таком случае сразу в землю ложитесь! Из пьяного защитник, как из козы барабанщик.
И завелось с того дня, общее построение, вечерняя поверка, посты и караул, выставили блокпост на дороге, ведущей к областному центру.
Две недели прошли мирно. Маячившие вдали контуры военной техники и украинских солдат примелькались и стали неотъемлемой частью ландшафта.
Под утро в понедельник, когда селяне спали, украинские войска нанесли первый артиллерийский удар. Взрывы раздались за селом в поле, где весной высадили подсолнухи. Красивые непрочные цветы разрывов поднялись вверх, затмив поднимающееся солнце, и осыпались серой пылью на землю. Полчаса ада запомнились селянам навсегда. К хате Семёна Михайловича прибежали ополченцы и селяне. "Что делать?" - единственный вопрос раздавался из уст земляков. Справившись с поднявшимся волнением, ответил: - Как что - воевать!
***
Неделю спустя поймали в поле за селом лазутчиков. Три паренька лет семнадцати в скромной одежонке: спортивные брюки, футболки, джинсовые куртки, потрёпанные кроссовки на ногах. Их обнаружили случайно: местный дурачок пастух Юрасик гнал овец на пастбище, увидел незнакомых и мало что, дурак, сообразил тихо вернуться назад и рассказать о чужаках Батьке-командиру (так уже звали Семёна Михайловича и ополченцы и селяне) и бойцам.
Внезапность - залог успеха. Чужаков застигли за передачей сообщения; увлечённые шумами эфира и возбуждённые исполняемой работой, они не заметили подкрадывающихся бойцов. Сопротивлялись пареньки отчаянно; один пытался отбиваться, применяя приёмы карате, его оглушили обрезом трубы (против лома нет приёма), двое остальных, видя перевес решили судьбу не испытывать.
Оказались хлопчики из Львовской области. Сторонники радикальной группировки "Правый сектор". Из разговоров и ними, Батька выяснил, насколько одурачены антинародной пропагандой мозги. Вызывающее поведение очень скоро сменилось раскаянием и плачем, когда пареньков повели на кладбище, они думали, их будут заживо хоронить; им показали могилы ребят их же возраста и одной маленькой девочки, погибших при обстреле села. "Жить хотите?" - спросили хором сопровождающие ополченцы. Лазутчики закивали головами и начали причитать, что, да, и жить хотят, и тату с мамкой увидеть, и что так мало прожили на белом свете.
На следующее утро их накормили, дали чистое бельё, харчей с собой и с миром отпустили.
5
Вчера приехал Мирослав, старший сын из Киева. Перед этим позвонил, поинтересовался как дела, здоровье. Семён Михайлович ответил просто, будто семечки лузгал, мол, воюем или у вас в столице ничего не говорят. И поведал о погибших, о раненных земляках, о тех, кто уехал к родственникам в Россию. А мы останемся здесь - у себя в родной Пречистенке, где наши деды и отцы похоронены - и похоронят нас здесь же, в родной земле. Пап, сказал, помолчав сын, я уволился, в органах такое творится... Ждите.
Следом за старшим сыном приехал младший - Андрей. Из Днепропетровска. С порога попросил ружьё, кипел как самовар, полный решимости броситься в бой. Семён Михайлович сына осадил, научись сперва его разбирать и собирать, смазывать, чистить, стрелять. А автомат, протянул ему АКМ, вот, бери. С утра учебные стрельбы, сообщил ему. Придётся, сын, второй профессии обучаться - военной, первую, мирную, металлурга, ты получил в институте.
6
Военные будни потянулись однообразной чередой. Даже становилось скучно, когда их позиции не обстреливали из пушек и миномётов. Ни один снаряд или мина не попали точно в цель. Создавалось впечатление, что боевыми расчётами руководят случайно встретившиеся военкому на дороге люди, показали пушку, сказали, куда вставлять снаряд и на что нажимать, чтобы выстрелила и оставили наедине со смертельной игрушкой - забавляйтесь.
Отвечали земляки Семёна Михайловича дружными залпами винтовок и автоматов, но только какой урон они могут сделать, так, шальной пулей-мухой задеть кого случайно. Возникла острая нужда в серьёзном вооружении.
Приехала семья казаков Заднепровских из Запорожья, четверо сыновей, Андрей, Борис, Владимир, Григорий, два племянника, Дмитрий и Евгений во главе с семидесятипятилетним отцом-казаком Тимофеем Кузьмичом, его могучую грудь украшали царские и советские ордена и медали, статный и крепкий, он держался прямо и на окружающих строго смотрел из-под густых седых бровей. Он командовал сыновьями и племянниками и те слушались его беспрекословно. Заднепровские привезли с собой гранатомёты с выстрелами, австрийские снайперские винтовки "Manlicher" с немецкой оптикой "Zeis", полный багажник патронов в заводской упаковке, противотанковое ружьё, гранаты, прочую нехитрую армейскую амуницию.
Ряды сопротивления росли, повышался уровень боевой подготовки; то, обучаться чему в мирное время, уходили недели, в фронтовых условиях схватывали на лету и через несколько дней бойцы ополчения, вчерашние рабочие и крестьяне, люди мирного труда, не нюхавшие пороха и не видевшие в глаза смерть, вели себя как бывалые ветераны.
За порохом и смертью не надо было далеко ходить - ими пропахли не вспаханные поля и огороды, ими пропитался тёплый весенний воздух, они впитались в хлеб и соль; всё, к чему бы ни прикасалось их холодное и мёртвое дыхание становилось ядовитым на вкус.
7
Украинская артиллерия свирепствовала три дня подряд. Снаряды летели вразброс, осколки засыпали улицы Пречистенки, как облетевший цвет с яблонь. Сухая, лезущая в нос и рот противная пыль, висела полдня над селом. Три часа пополудни подсчитали потери. Полностью уничтожен дом бабы Капустнихи, она уцелела чудом, полезла в погреб за картошкой. Вылазю, говорит, а вместо дома, - батюшки святы! - руины горящие, куры в панике мечутся по двору, пёс Каштан в будке сидит, не вылазит, скулит жалобно и смотрит вокруг грустными глазами, пожалела костлявая животное; задняя стена дома соседей изрешечена осколками, стёкла в окнах выбиты, крыша зияет прорехами. Нашли Капустниху в погребе же, со страху вернулась обратно, помогли выйти, она плачет и спрашивает соседей, за что её жилья лишили, ведь в этом доме она родилась с сёстрами, мать с братьями, бабушка и дедушка жили. Успокоили, как могли старуху; взяли её к себе соседи Марьины, не из жалости, из сострадания.
Больше всего пострадало ополченцев, что на блокпосту, что в селе от стрельбы снайпера. Старшие сыновья Заднепровского, кадровые военные, служившие в Афганистане в разведбатальоне, предупредили, как себя вести, лишний раз не высовываться из окопа, не пересекать открытую местность, не светить место положения. Укрыться от снайпера можно при условии соблюдения правил безопасности.
Не было четырёх сыновей старика-казака три дня. Спросили они разрешения у Семёна Михайловича, объяснили суть, попросили не разглашать их отсутствие. Растворились в сырой мгле дождливой ночи, незаметно покинув окопы.
Днём поймали канал украинского телевидения, ведущая, молодая девушка со скорбью в голосе и тревогой на лице сообщала о жестокой расправе сепаратистов: прошедшей ночью в районе посёлка Михайловка неизвестными совершено нападение на подразделение Нацгвардии Украины. Бандиты уничтожили пять БМП и роту солдат.
Дед Заднепровский довольно покачал головой и сказал, чтобы услышали все: - Хорошо сынки поработали!
Ополченцы восхищёнными взорами уставились на старика, попросили подробнее прокомментировать услышанное; он, покручивая седой кручёный ус, заметил, что вернутся сынки и сами поведают, что ему говорить нечего, его с ними не было.
На следующий день, на том же канале, другие упорно не хотели ловиться старенькими "Самсунгами", диктор снова, голосом, нагнетающим страх сообщил о жестокой схватке с боевой группой ополченцев; на этот раз речь ведущей была написана в правильном ключе и она в конце выступления рассказа о необыкновенной отваге и храбрости бойцов доблестной Нацгвардии, одержавшей победу в неравной схватке с противником; противник разбит, взяты в плен несколько сепаратистов.
Дед Заднепровский воспринял услышанное спокойно, после вчерашнего показа новостей дали руководству канала, как нужно преподносить новости народу Украины с какой стороны и в какой цветовой гамме и добавил, сколько же было со стороны укропов солдат, что схватку назвали неравной, один, что ли. А про то, что противник разбит, согласен, иначе его хлопцы воевать не обучены. И на этот раз попросили любопытные селяне и ополченцы в развёрнутом виде сообщить некоторые подробности из жизни его сыновей.
- Не домогайтесь напрасно, придут и сами расскажут, - закончил дед разговор.
С утра вдруг начали вещать российские каналы "Первый" и "Вести 24".
Не весёлые новости услышали жители Пречистенки от российских журналистов. Промелькнуло один раз сообщение о стремительной атаке ополченцев в районе Красных песков, рота солдат украинской армии отступила с большими потерями, оставив боевую технику - два БМП.
Селяне и ополченцы пришли к сельсовету и обступили Семёна Михайловича:
- Ну, ты-то хоть раскрой тайну, это наши там дают жару?
Семён Михайлович перевёл стрелки на Заднепровского:
- Спросите у него.
- Хитрите вы оба, - услышал он вердикт пришедших, - мы же в одной связке с врагом воюем.
Семён Михайлович вышел на крыльцо, поправил форму, подкрутил усы:
- Чтобы все было ясно без лишних расспросов, есть в армии подразделения разведчиков, которые выполняют задания особой важности. Цель не предаётся огласке. Никогда. Никому. Ни при каких обстоятельствах. К вопросу, что увидели по телевизору: наши это люди всыпали перцу укропам или нет, конкретно не скажу. Но задачу, что они, что мы, выполняем общую - уничтожаем врага.
Народ на площади успокоился, послышались разговоры, мол, да, так и должно быть, те, кто служил в армии, заверили, что так оно и есть. И в самый разгар споров раздался далёкий отзвук выстрела, кто-то в толпе вскрикнул. Народ пришёл в движение, послышались выкрики "работает снайпер!", "кто пострадал?", "бегом в укрытие!"; выстрелов больше не раздавалось. Мужчины и женщины осторожно вышли из укрытий. Посреди площади лежал раненный ополченец.
Кто-то вскрикнул отчаянно и горько:
- Да это же Андрей, сын Михалыча!
Андрей шевельнулся, попробовал приподняться. Раздался второй выстрел. Новым попаданием в плечо его перевернуло на спину.
- Ты смотри, сука, - не выдержал кто-то, - раненного добивает!
Среди мужиков раздались выкрики, относящиеся к Заднепровским: "Держи крепче, суку!". Народу становилось всё больше. Каждый старался взглянуть на ту, что недавно не давала носа высунуть из окопа, щедро рассыпая смерть, и старался высказаться крепко в её адрес. Снайперша стояла, мелко дрожа и не издавая ни звука.
Вдруг послышались негромкие просьбы, разрешение пройти, извиняясь, кто-то пробирался через толпу.
- Дайте пройти! Это мать Андрея!
Перед пленницей-снайпером остановилась пожилая женщина. Посмотрела и спросила:
- Что же ты, девонька, вместо того, чтобы жизнь дарить, её отбираешь?
Пленная закинула голову назад, прищурившись, смерила презрительным взглядом, стоявшую перед нею старушку и затем, громко и истерично засмеялась.
С плохо скрываемым прибалтийским акцентом, пленная крикнула:
- Фсех фас, фсех бес исключения русских шечь, тафить, фешать и убифать нато, чтопы от фашего семени проклятого и слетта не осталось! - и плюнула в лицо матери Андрея.
Гомон разом стих. Никто не ожидал от пленницы такой дерзости.
Мать Андрея вытерла лицо платочком, перекрестила пленницу:
- Бог тебе судья!
Народ на площади взорвался диким ором:
- На кол её! На кол!
***
Семён Михайлович спросил, когда волна крика сошла, у кого из мужиков есть рубанок и относительно ровный длинный сук. Метнулись мужики за требуемым, и спустя минуту Михалыч внимательно рассматривал рубанок, пробуя ногтем большого пальца остроту лезвия, затем, одобрительно крякнув, взял в руки ореховый кол.
Острое лезвие пело, вгрызаясь в древесину, стружка снималась легко и мелкие, пахнущие смолой завитки разносились шаловливым ветерком; постепенно верхушка кола приобретала конусообразный вид.
Привязанная к столбу пленница поначалу безучастно наблюдала за манипуляциями Михалыча, следила за полётом стружки; когда Михалыч прикоснулся к острию пальцем, проверяя остроту, встревожилась.
- Вы не имеете права, - закричала она чисто, без напускного куража и без прибалтийского акцента, обращаясь к Семёну Михайловичу, - это варварство и средневековье! По Гаагской конвенции, я пленная, у меня есть права!..
Семён Михайлович, не поворачиваясь к ней, ответил:
- Гаагская конвенция, говоришь, пленная, права и всё такое. Вона как запела, мужики, - обратился он к ополченцам, затем повернулся к пленной, - а когда стреляла в наших людей, ты, наверно, о конвенции и не вспоминала.
Пленница заворчала, завертелась, двигая руками, стараясь освободить крепко связанные верёвкой запястья. К ней подошёл один из ополченцев и, приставив ствол автомата к голове, поинтересовался, что, куколка блядская, не сидится на месте, привыкай, долго сидеть придётся. Она тихо огрызнулась, но умолкла.
Сквозь дрёму, через закрытые веки пленница почувствовала, перед ней стоят. Открыла глаза. С колом в руке стоял Семён Михайлович и смотрел на женщину. Её передёрнуло, нервно мотнулась голова, и клацнули сухо зубы.
- Женщину на кол - это жестоко, - начал он, - но вспомним историю: так любимая нашими демократами Европа половину женского населения сожгла на кострах инквизиции и заморила пытками в средние века, обвиняя в колдовстве, и ещё бог весть в чём. И ничего, до сих пор никому в голову не пришло называть высокоинтеллектуальных и образованных европейцев дикарями. - Наклонился над пленницей и закончил: - Вот и мы не будем отставать от просвещённой Европы, негоже и нам ударять лицом в грязь перед ней.
8
С криком "Михалыч, пополнение издалека прибыло!" в хату, заменяющую штаб ворвался дневальный. Взахлёб, глотая окончания слов, затараторил, не поверишь, один чудной, то ли китаец, то ли кореец, но все казаки, из Якутии. Семён Михайлович налил в стакан воды и предложил дневальному выпить.
- А теперь доложи по форме. И проведи их сюда.
Семён Михайлович прохаживался перед пополнением, рассматривая паспорта прибывших казаков; останавливался перед прибывшим, смотрел в глаза, задавал незначительные вопросы. Остановился перед пятым. Смуглый, высокий, среднего телосложения, весёлые карие раскосые глаза смотрят прямо без вызова; в позе нет бравады.
- Василий Иннокентьевич Довженко! - прочитал в паспорте Михалыч.
- Так точно! - чётко отрапортовал Василий.
- Хорош, хорош! - похвалил Михалыч, - только скажи мне, будь ласка, каким образом ты к нашим Довженко затесался.
Поведал Василий простую историю своей семьи. В далёкие царские годы его прадеда Игната Кондратьевича Довженко арестовали за революционные идеи, за участие в митингах и забастовках, за саботаж на работе, подрался с полицейскими при задержании, одному скулу своротил, двум зубы выбил, дед крепок был да силён; томили в тюрьме и сослали в Якутию. Полюбилась ему новая земля, суровый и красивый край, реки изобилующие рыбой, леса полные дичи и зверья; студёные снежные зимы и короткое жаркое лето; весна с разбушевавшимися вешними водами, когда река, вышедшая из берегов, напоминает бескрайнее море и стремительная, быстрая как рысь и такая же злато-рыжая осень. Взял в жёны местную красивую дивчину, мою прабабку, родила она ему трёх сыновей и двух дочек, и с тех пор не прекращался род Довженко, только разрастался и укреплялся крепкими семейными узами.
- Всё! - закончил Василий свой рассказ.
Крепко обнял его Семён Михайлович.
- Добро пожаловать, сынок, на Родину. Прости, негостеприимна она нынче, вместо соли с хлебом пуля снайпера.
После всех расспросов Семён Михайлович коснулся темы, которую не очень жаловал, спросил, каким образом перешли границу.
Указали якутские казаки на ошивающегося на улице малоприметного паренька: кепочка линялая льняная надвинута на брови, поношенный костюм висит как на вешалке, только яловые сапоги блестят на солнце. Сказали, он помог. Пригласите сюда этого сталкера, приказал он дневальному.
В вошедшем Семён Михайлович сразу рассмотрел тот тип людей, от которых за версту несёт их бродяжьим образом жизни.
Вытерев об половик ноги, паренёк сказал:
- Привет честной компании! - и без приглашения сел за стол, начал крутить в руках колоду карт.
- Здравствуй, Сусанин, - ответил Михалыч, жёстким тоном давая понять гостю, кто в доме хозяин, - поведай нам, кто таков, - затем указал на карты, - убери, не люблю.
Сходу сообразив, что допустил промах, паренёк представился Геной Приходько и незаметно сунул колоду в карман. Сам я из ростовских, не уточняя, сказал он, обратился к нам один гражданин за помощью, нужно переправить на Украину людей, скрытно. Старший наш объяснил стоимость услуг. Но когда узнал цель, с какой направляются туда люди, решил денег не брать. Выбрали меня провожатым, в недавние поры я тут все места излазил вдоль и поперёк, границу знаю, как свои пять пальцев. Хош ночью, хош днём перейду, лям-балям, собака не залает. Так вот и перейдёшь, засомневался Михалыч, всё-таки граница не хвост поросячий, тем более, сейчас, когда война полным ходом идёт.
Усмехнулся Гена.
- Ну, лям-балям, кому не проходимая граница, кому податливая девица. - Выдержал паузу и продолжил, - ещё просил наш Старший поспрошать, не нужна ли какая помощь; патроны, автоматы, гранатомёты, ПЗРК и, лям-балям, по мелочи, медикаменты, типа, и амуниция. Но без БМП-шек и танков трудновато будет бороться и вести наступательные операции.
Кто-то из собравшихся, кроме несущих дежурство на блокпостах и на передовой, спросил:
- Танки и пушки, что, тоже можете доставить?
Ответил Гена серьёзно:
- До конфликта - ноль проблем, лям-балям; сейчас временные трудности, да и в кармане танк не пронесёшь.
Следующий голос удивился:
- А гранатомёт в кармане помещается?! - и рассмеялся, - брось заливать!
- Знаем таких ухарей, - послышалось от стены.
Гена решительно поднялся с места:
- Короче, лям-балям! Чо попусту лить воду! Меня делегировали конкретные люди с определёнными предложениями, не просто, лям-балям, рамсы тереть от не хер делать! Согласны на помощь, прибудет в ближайшее время. И пацанами конкретными, бойцами, то есть, помочь можем.
Семён Михайлович жестом успокоил Гену и попросил остальных помолчать.
- Ваш-то во всей этой авантюре, какой интерес? Твой? Твоего старшего?
Помолчав, собравшись с мыслями, Гена рассказал, родственные связи всему причина, у Старшего живёт неподалёку мать с младшими братом и сестрой. Недавно сообщили, пострадал при артобстреле отчий дом, его построил ещё его прапрадед, росла семья, пристраивали комнаты; у него с ним связаны очень трогательные воспоминания: первый звонок, прощание со школой, первая любовь, первое дело, первая ходка. Очень жаждет наш старший познакомиться с тем Тилем Уленшпигелем, лям-балям, который нанёс ему незаживающую рану. Позже совершить поездку к его родакам, проверить на крепость стены его, лям-балям, отчего дома. У пацанов Старший в большом авторитете, вот они и подписались под это дело. И ещё одна причина: очень многих по обе стороны границы связывают кровные узы, которые с развалом большого государства не прервались; дядья и тётки, сёстры-братья, племянники; другими словами - обидно за людей. Власть не может установить справедливость, необходимо найти, лям-балям, другой инструмент восстановления правопорядка.
Загудело собрание, присоединились сменившиеся, дежурившие на блокпостах и на передовой в окопах. Не дело, мол, к блатным за помощью обращаться, даже если они её из светлых чувств обещают; разделились присутствующие на две равные половины. Другая часть мотивировала, нет ничего плохого, если к ним присоединятся новые люди; а уж, какого они нравственного воспитания не столь и важно, в тревожную годину все как один становятся под ружьё и громят врага. До полной победы. И кровь льют. А она у всех одного цвета - красная. Изба от споров готова была взорваться.
Каждый со своего места наблюдал за горячим диспутом.
Гена Приходько с высоты своего полёта и собственно с этой высоты оценивал жизненные коллизии и связывал с нею личные переживания и осмысления.
Семён Михайлович судил обо всём с точки зрения личного опыта. Его также терзали сомнения в правильности дать согласие на вооружённую помощь от лиц определённого толка, с другой стороны он понимал, когда дают - бери. И решил - берём!
Оспаривать его решение сочли неблагоразумным. Большинство поддержали его, но с некоторыми оговорками; услышав их, Гена Приходько с ними согласился и заявил, что свою миссию считает выполненной и поэтому раскланивается.
Ему предложили дождаться вечера, заверили, что его сопроводят бойцы ополчения до определённой территории, не смутило Гену Приходько даже то, что скоро укропы начнут пальбу и велика вероятность попасть под осколки. На что он ответил, дело его серьёзное, не ждёт отлагательств и, вообще, ему, чем кипишнее тусняк, тем фарту пацанского больше.
Едва Гена исчез за порогом, на Пречистенку обрушился град с дождём, крупные, величиной с голубиное яйцо ледышки усеяли белоснежными шариками землю. Следом раздались звуки приближающихся мин и снарядов.
- В укрытие! - скомандовал Семён Михайлович, - быстро!
9
Разрывы выворачивали центнеры мокрой земли, уродуя хрупкую красоту природы, и разбрасывали комья жирной земли, исходящей тротиловым паром, забивая едким запахом естественный аромат лета.
Вытерев с лица грязь, Семён Михайлович произнёс:
- Прав Лям-балям, без крупной техники не нанести значительного ущерба врагу.
- Кто прав? - переспросили у него.
- Ростовский гость, - высморкался в платок Семён Михайлович, на платке остались следы крови. - Давление, чёрт! Ну вот, снова... и я думаю, где нам их взять.
- Надо подумать.
Обстрел прекратился; выждав пару минут, мало ли, вдруг снова чёрт в голове у укропов хвостом закрутит, Семён Михайлович и несколько соратников, Петро Ладовой, Николай Ткач и Олекса Мытник вернулись в дом. Через выбитые стёкла в окна врывался ветерок и качался на занавесках. Семён Михайлович тяжело вздохнул и коротко выругался: - Вот же, заразы! Смёл со стола осколки и жестом пригласил садиться.
- Надо будет прибраться, - сказал Олекса, вытирая рукой табурет.
Ладовой и Ткач, словно сговорились, сказали в унисон:
- И в домах и от той грязи, - кивнули слаженно за окно, - как можно скорее.
Семён Михайлович согласился, заметив при этом, махнув наотмашь крепко сжатым кулаком, что уберём родные села и города, но сейчас вернёмся к вопросу, где взять танки. Их желанию посовещаться сбыться не пришлось. В дверь постучались, и вошёл, опираясь на клюку, отец Гавриил, высохший, с тонким острым носом на худом лице настоятель церкви из села Старокаменское. Отыскав глазами иконы с теплящейся лампадой перед образами, перекрестился и обратился, наполнив густым басом комнату, не совместимым с его образом:
- Прошу прощения, отец командир, - сказал он, глядя на Семёна Михайловича, - церкви нужна ваша помощь. В куполе застряли три неразорвавшиеся ракеты от "Града". Нужно вытащить. Сам бы смог, да возраст не позволяет лазить аки мальчишка по крышам.
Присутствующие встали, приветствуя отца Гавриила.
- Так уж и сам! - вставил своё слово Ткач, - ракета не спица. Рванёт, мало не покажется.
Батюшка рассмеялся, перекрестив мелко рот, и ответил, что сан принял не с младых лет, в молодости окончил мичманские курсы в Калининграде и служил минёром на флоте. После демобилизации посетил дух святой и дал знак, благословляющий на церковное служение. А то, что телом тощ и немощен, не беда, зато духом крепок.
Засмеялись мужики, сказали, поехали, посмотрим на твои ракеты, вот только возьмём с собой сапёра, Антона Стецюка, и Семён Михайлович вызвал его через дневального.
***
Как что-то чужеродное и портящее благообразный внутренний вид церкви, поблескивая старой выгоревшей краской, торчали, словно ржавые гвозди, в куполе неразорвавшиеся реактивные снаряды.
Антон быстро поднялся наверх, осмотрел и крикнул вниз, что нет взрывателей, потому и осталась не разрушенной церковь. Михалыч и сопровождавшие удивлённо закивали головами, кто-то тихо даже матерно ругнулся, прикрыв рот ладонью, а затем перекрестившись.
Олекса возмутился, разведя руками, указывая на засыпанный кирпичной крошкой и кусками штукатурки пол:
- Да какое же это чудо, батюшка, храм повреждён... - и запнулся от распирающего возмущения и справедливого негодования, не зная, что ещё добавить в заключение.
Отец Григорий с ликующим взором и горящими глазами сказал, что именно это и есть чудо; чудо в том, что оно не карточный фокус или приобретённое мастерство иллюзиониста, вынимающего кролика из кармана, а в том его проявление, что оно происходит повсюду, нужно только его узнать, посмотреть вокруг чистыми глазами. Не чудо ли, согласитесь, что кто-то из солдат, наверняка верующий человек, удалил взрыватели и этим спас не только чьи-то жизни, но и эту церковь; дыры, что, их залатать недолго, но сам факт. Господь милостив, закончил отец Григорий, и милость его бесконечна.
Вступать в дебаты с отцом Григорием никто не решился. Авторитет священника был неоспорим.
10
Танки, танки, танки ... вокруг этого слова весь вечер крутились мысли и командования и рядовых бойцов. Из-за отсутствия материальной базы технику, которую удавалось ополчению отбить у украинской армии, не всегда удавалось восстановить. Два неподвижных танка расположили на главных направлениях защиты от неприятеля, установив их в вырытые по башни окопы, используя их в роли дотов.
Под утро, едва забрезжил мутным рассеянным светом летний рассвет, освещая не взятое силовиками село с разрушенными и уцелевшими после артобстрела домами, кривые линии окопов, где несут дозор ополченцы, никто ничего не мог предложить.
В комнате, служившей штабом, дым от табака висел плотным жёлто-сизым облаком, не смотря на отсутствие стёкол и наличие сквозняка.
Кое-кто, сидя в углу и уткнувшись в стенку плечом, дремал, склонив голову; некоторые дремали за столом, положив голову на сложенные руки.
- Что, вот так и будем сидеть, курить и молчать? - не выдержал Петро Ладовой.
Шорох мусора за окном и скрип стекла привлёк внимание бодрствующих и они повернулись к окнам. В проём заглянул дед Анисим, седая всклокоченная голова, незаменимая погасшая папироска в левом углу рта; оглядев внутреннее пространство, оценив нанесённый ущерб, поцокал языком:
- Постарались, нехристи! - затем сделал вид, что заметил следящих за ним мужиков и спросил с удивлением: - А вы чего не спите? Заседаете?
- Заседаем, Анисим Митрич, - пригласил Семён Михалыч деда в дом, - может, чем и поможешь.
Дед Анисим повёл бровью.
- Зайду, коли приглашают, - резонно заметил он, - и помогу, если смогу.
Стараясь не будить спящих, деду Анисиму вполголоса объяснили причину бессонницы. Выслушал старый дед внимательно и ответил, что, возможно, у него есть задумка. Не проронив больше ни слова, шмыгнул за дверь.
Вернулся он через полчаса со старшим сыном, Анатолием. Вот, сказал он, старший мой служил в Чернобыле, когда взорвался реактор, и произошла трагедия. Михалыч искоса посмотрел на деда и его сына и спросил, причём тут Чернобыль. Дед Анисим подтолкнул сына вперёд, говоря, при чём и при как, пусть сам расскажет.
Интересную историю рассказал Толик. Поведал, что в те года служил в роте охраны военного аэродрома, рядом располагалась танковая секретная часть; вся техника находилась в ангарах, вырытых под землёй. Как объясняли отцы-командиры, обладающие властью, и проныры-прапорщики, при желании могущие залезть и к чёрту в задницу, попасть, что в саму часть, что в подземный ангар, было совершенно невозможно. Три уровня секретности, забор густого плетения из колючей проволоки; десять вышек с охранниками по периметру и ежечасные патрули с собаками. Все, кто служил в частях поблизости, изнывали от любопытства; но проникнуть на территорию закрытой части не могли. Обслуживающий персонал, тут Толик оговорился, по слухам, сам не видел, доставляли из разных танковых частей со всего Союза типа вахтового метода. Сколько времени там они находились и возвращались назад, тайна. В лицо ни одного солдата и механика никто не видел. Говорили также, опять-таки, слухи, что доставляли обслугу туда по подземным дорогам и тоннелям, прорытым ещё, в хрен знает какие, дальние года, и что две машины свободно разъезжались на поворотах, и что тянулись тоннели и коридоры почти до самой Москвы. Тут на минуту Толик задумался, ну, до Киева - точно. И ловушек достаточно; доходили байки, как всегда, солдатская молва, как цыганская почта, где, правда, где ложь, известно первоисточнику, что один солдат решил выбраться наружу в самоволку, очень соскучился по свету белому и воздуху чистому, аж невмоготу стало, так бедолагу месяц искали и разыскали с трудом в дальних заброшенных катакомбах. Вот. В принципе. Всё. Закончил Толик.
Михалыч осмотрел собравшихся и спросил, что те думают по этому поводу. Высказался каждый, и суть сводилась к одному, а была ли та часть на самом деле, если да, где шанс, что сохранилась в годы разрухи, а не разворовали технику на запчасти или, что ещё хуже, не взорвали во время трагедии и не залили водой.
Выслушав всех до единого, как командир, Михалыч взял заключительное слово.
- Была та секретная часть или нет, и сохранилась ли, как говорят физики и химики, можно проверить лишь опытным путём. Толик, - обратился он к сыну деда Анисима, - ты единственный, кто поведал нам эту интригующую историю. Признаюсь, за время моей службы и насмотрелся и наслушался всякого. Действительно, трудно отделить шелуху от семян, пока не убедишься лично. Поэтому предлагаю тебе выступить в роли проводника в Чернобыль. Местность тебе знакомая, труда не составит быть гидом в тех местах.
- Как быть с радиацией? - спросил Олекса Мытник, - что-то не хочется чтобы веник раньше срока сник.
Никто не заметил, как прячась в утренней дымке, к окнам подошли Андрей и Борис Заднепровские.
- По поводу радиации, - начал Андрей, привлек к себе внимание тихим стуком по подоконнику, - она нас окружает вокруг, всё дело в дозе. Есть природный антидот, выводящий продукты заражения, радионуклиды, из организма - спирт и красное сухое вино. Их давали ликвидаторам аварии. Так что, взять запас сухого вина из расчёта дней пребывания в заражённой зоне и можно смело отправляться в путь.
Семён Михайлович внимательно выслушал Андрея и поймал себя на мысли, что у них, принимавших участие в локальных конфликтах, никто мнения не спросил и почувствовал некоторую досаду. Андрей видимо почувствовал состояние Михалыча и добавил к своим словам, что явился невольным свидетелем развернувшегося здесь полуночно-утреннего совещания и полностью согласен с командиром, что узнать о наличии боевой техники можно лишь добравшись до места. Поэтому необходимо собрать отряд из тех, имеет опыт управления трактором и отправляться в путь в самое ближнее время, они с братом согласны принять участие. Семён Михайлович сказал Андрею, что хотел попросить его временно принять командование над ополчением, потому как сам тоже хочет отправиться за техникой. Андрей возразил, что их участие в этой экспедиции просто необходимо. Они одни имеют опыт диверсионной деятельности; пусть даже придётся идти по мирной территории, необходимо соблюдать конспирацию.
- Должность временно исполняющего обязанности командира может исполнять ваш сын, Мирослав, Семён Михайлович. Он и авторитетом пользуется среди ополченцев и служил в органах, есть опыт оперативной работы.
Семён Михайлович выслушал доводы Андрея.
- Тогда чтоб и волки сыты были и овцы целы, - начал издалека Семён Михайлович, - слушайте мой приказ. Общий сбор перед зданием сельсовета, кроме несущих дежурную и караульную службу.
Свободные бойцы быстро построились перед штабом.
Семён Михайлович с удовольствием осмотрел собравшихся мужчин и юношей. Большинство из них знал лично, с некоторыми познакомился в процессе формирования отряда сопротивления.
Набрав полную грудь воздуха, зычно, чеканя каждое слово, произнёс:
- Рота, слушай мой приказ. С сегодняшнего дня обязанности командира исполняет Заднепровский Тимофей Кузьмич, заместителем командира Мирослав Свободин. Сложившиеся обстоятельства вынуждают принять эти меры. На базе нашего воинского подразделения создаётся оперативный отряд для выполнения особого поручения. Для сохранения секретности задания план будет доведён до исполнителей индивидуально в соответствии с оглашённым списком.
Семён Михайлович пригласил на крыльцо старшего Заднепровского и Мирослава.