Он стоял на щербатом утесе и, жалобно скуля, лизал обожженную холку. Он так устал от бега, что ему казалось - впереди не было ничего, кроме зовущей в свои цепкие объятия бездны.
Ему стало слегка грустно; прошедший день (как впрочем, и ночь) оказался на редкость злым и холодным - каждую секунду старался изо всех сил лягнуть, сбить с ног, лишить разума. Эйр еще раз прошелся шершавым языком по подпалине и, превозмогая электричество боли, упал на бок. Мир на вершине утеса слегка изменился. Если раньше он казался прямым, точеным, будто гипсовый идол; без претензий на полет фантазии, то сейчас, с положения "лежа" выглядел иначе. В нем начали появляться неопределенные зеленые пятна, странной расцветки калейдоскопически рассыпающиеся круги, да и сама внешняя оболочка мира, прижавшегося к щеке Эйра начала источать еле уловимую теплоту, сравнимую разве что с дыханием камина. Эйр улыбнулся. Он вспомнил маму и пухлые ладошки младшего брата, жующего праздничный обваленный в сахарной пудре кулич...
Неожиданный ракурс мира "сбоку" будто бы провоцировал Эйра, вынуждал вспоминать давно забытые, погребенные под тоннажем пепла эпизоды его малозначительной жизни. Вон там, на краю утеса синеет... нет зеленеет подозрительный куст, или даже не куст. Это столб. Простой, обвитый жгутом колючей проволоки столб. А, в общем-то, и не важно, что это, главное, что это есть и, зацепив крючком ассоциации, мысль тащит ее в направлении...
Для Эйра это, безусловно, было направлением дома. Дома, где ждут, верят, направлением "туда, куда надо стремиться". Вот ласковый голос мамы, игриво протягивающий ему свой средних размеров хвостик. Вот сам Эйр, еще низкорослый, беззубый, уцепился коготками за мамину шерстку и, катается, повиснув на ней по периметру двора. Вот садовник Дрю заносит жбан парного молока и растворяет в нем для соседних ребятишек горсть ирисок... Эйр почувствовал, как где-то в уголке глаза предательски наливается соленым соком слеза. И она уже грозит вот-вот соскользнуть на пушистый бархат дерна и покатиться с медным звоном под откос, туда в бездну, оглашая каждую новую ступень пропасти своим гулким "Бум-м-м!".
Эйр моргнул, его веки будто шторки диафрагмы щелкнули и навсегда закрылись, отсчитав новую веху его короткой жизни - смерть.
В уже безжизненное тело Эйра, лежащее на берегу канала Рох одновременно вонзилось три копья. Охотники: Порфирий, Серж и Лоу насадили тело степной собаки Эйр на специфические с закругленной рукояткой вилы и потащили его вниз по течению. Воды канала Рох беспристрастно, с одинаковым усердием, омыли ноги охотников и серую в факельных подпалинах шкуру загнанной и убитой ими дикой собаки Эйр.