Аннотация: Домоуправ Хромов и его былая подруга-домохозяка ездят по городу по несложным делам. И разговаривают - ни о чем...
Ерофим Сысоев
Авокадо
(Тантра)
- Рептилоидам пора уже вносить поправки в конституцию... - проговорила Люська, когда они с Хромовым уселись за столиком в кафе на пешеходке. - Если они в нас, конечно, вообще заинтересованы.
- Что за поправки? - без выражения поинтересовался Хромов, не отрывая взгляда от бедер движущейся к ним по залу официантки.
- Чтобы плохих всех изолировать, - пояснила его спутница. - А то через десяток поколений мы все тут друг друга передушим.
Официантка подошла к столику, улыбнулась по очереди даме Хромова и ему самому, уверенным движением положила перед каждым меню в толстенной папке под крокодилью кожу и двинулась дальше по своим делам.
- Теперь ты на жопу ее будешь глазеть?.. - ядовито поинтересовалась Люська, открывая в меню раздел утреннего буфета.
- Как ты всё замечаешь... - недовольно крякнул Хромов. - Раньше у тебя этого не было.
- Чего - этого? - переспросила его собеседница.
- Этого... - непонятно пояснил Хромов. - Цинизма, к примеру. - Он потер себе переносицу. - Чутья на всякую дрянь... Ты была... ты была как нежная незабудка...
- А ты налетел, растлил, развратил... и пристрастил к дзен-буддизму, - басом хохотнула она, не переставая листать страницы. - Как Настасью Филипповну.
- Я не пристращал... - насупился Хромов. - Так что за поправки конкретно должны принять рептилоиды?
- Не принять, а протащить тайно, через свое лобби. Чтобы всем казалось что это мы сами о себе позаботились.
"Ночи были теплы и непроглядны, - вдруг представил себе Хромов, - в черной тьме плыли, мерцали, светили топазовым светом огненные мухи, стеклянными колокольчиками звенели древесные лягушки. Когда глаз привыкал к темноте, выступали вверху звезды и гребни гор, над деревней вырисовывались деревья, которых мы не замечали днем. И всю ночь слышался оттуда, из духана, глухой стук в барабан и горловой, заунывный, безнадежно-счастливый вопль как будто все одной и той же бесконечной песни"*.
- Как сын? - вырвал его из полузабытья Люськин голос.
- А что сын? - моргая, переспросил он.
- Ну, где он сейчас?
- У бабушки, насколько я знаю...
- А ты не хочешь... - начала Люська, подняв брови, а затем тут же сделала участливое лицо.
- Послушай, с чего ты взяла, что тебе позволено задавать такие... щекотливые вопросы? - фыркнул Хромов.
- Ну, извини. Если бы я была нормальной, я бы предложила тебе взять его себе... Жалко Зинаиду. Нормальная была баба.
- И ничего не нормальная. Просто тараканы у всех разные. Была бы нормальная - вызвала бы тогда врача. И была бы сейчас жива.
- Ну, тоже верно... - легко согласилась Люська. - Вообще не представляю себе... Это их у тебя уже четверо? Они дохнут просто как мухи, эти твои бабы.
- Да. Похоже... И лежат потом в ряд на моем мысленном подоконнике. С задранными кверху лапками.
Они снова замолчали, вернувшись к только что принесенному завтраку - омлету с беконом для него и фруктовому салату для Люськи. "Кафе-дель-Соль" умеет порадовать своих посетителей.
"Сперва К. гнал по черноземной колее вдоль шоссе, - думал дальше Хромов, занятый омлетом, - потом, когда она превратилась в сплошной серый поток с пузырями, свернул на шоссе, задребезжал по его мелкому щебню. Ни окрестных полей, ни неба уже давно не было видно за этим потопом, пахнущим огуречной свежестью и фосфором; перед глазами то и дело, точно знамение конца мира, ослепляющим рубиновым огнем извилисто жгла сверху вниз по великой стене туч резкая, ветвистая молния, а над головой с треском летел шипящий хвост, разрывавшийся вслед затем необыкновенными по своей сокрушающей силе ударами. Лошадь каждый раз вся дергалась от них вперед, прижимая уши..."
"Молния... рубиновым огнем? - прервал сам себя Хромов. - С хера ли рубиновым?"
- Это поэтому ты подписался на эти свои... командировки? - снова заговорила Люська.
- Может быть и поэтому. Там по крайней мере смерть входит в условия задания. А значит в ней есть хоть какой-нибудь смысл.
- Ты уже многих убил? - сдавленным голосом продолжала она, разглядывая дынные дольки у себе в тарелке. Сливочно-шоколадная подливка разлилась среди фруктов муаровой жижей и теперь отливала по краю прибора голубоватым.
- Ты что-то сегодня совсем распоясалась, Люся... Какое тебе собачье до этого дело?
- Ну, извини. Сама не знаю что я вдруг так разболталась...
- Ешь как следует, - нахмурился Хромов. - Приятный аппетит...
"Через полчаса он вышел из избы, отвел лошадь во двор, поставил ее под навес, снял с нее уздечку, задал ей мокрой накошенной травы из телеги, стоявшей посреди двора, и вернулся, глядя на спокойные звезды в расчистившемся небе. В жаркую темноту тихой избы всё еще заглядывали с разных сторон слабые, далекие зарницы. Она лежала на нарах, вся сжавшись, уткнув голову в грудь, горячо наплакавшись от ужаса, восторга и внезапности того, что случилось. Он поцеловал ее мокрую, соленую от слез щеку, лег навзничь и положил ее голову к себе на плечо, правой рукой держа папиросу. Она лежала смирно, молча, он, куря, ласково и рассеянно приглаживал левой рукой ее волосы, щекотавшие ему подбородок...
Он без сна слежал до того часа, когда темнота избы стала слабо светлеть посередине, между потолком и полом. Повернув голову, он видел зеленовато белеющий за окнами восток и уже различал в сумраке угла над столом большой образ угодника в церковном облачении, его поднятую благословляющую руку и непреклонно грозный взгляд. Он посмотрел на нее: лежит, всё так же свернувшись, поджав ноги, всё забыла во сне! Милая и жалкая девчонка...
Когда в небе стало совсем светло и петух на разные голоса стал орать за стеной, он сделал движение подняться. Она вскочила и, полусидя боком, с расстегнутой грудью, со спутанными волосами, уставилась на него ничего не понимающими глазами.
- Стёпа, - сказал он осторожно. - Мне пора.
- Уж едете? - прошептала она бессмысленно".
- Кто этот Стёпа, Хромов? - ввернулась в сознание Люська. - Откуда он там вдруг взялся?
- А? - не понял он вопроса.
- Не думала, что тебя настолько растащит от Бунина... Ты что же - вот так наизусть можешь шпарить и дальше? - Брови ее задрались кверху, на лбу некрасивыми дугами собрались морщины.
- Поела? - мрачно осведомился он. - Тогда поднимаемся. - И он помахал рукой официантке. - Как твои сиськи?..
- Ты опять за свое?! - тут же вспыхнула Люська.
- А что такого? - не растерялся Хромов. - Обычный светский вопрос женщине... Что ты вообще нынче такая манерная... как какая-нибудь Гапа Мещерякова.
- Ты совсем обчитался Буниным, Хромов?! - в голос завопила она. Головы остальных посетителей как по команде повернулись к ним. - Какая еще Гапа?
- Мещерякова... - повторил Хромов.
- А полное имя у ней какое? - взвилась Люська. - Агапа?! Ты хочешь меня обидеть?!
- Ну то-то же... - тут же сбавила тон она. - Вообще-то я замужем. - Люська нахмурила брови. - Если ты вдруг позабыл...
- Невелико достижение, - фыркнул он. - И когда это чему-либо мешало?.. - Они гуськом, лавируя между столов в зале, направились к выходу, к машине.
"Темнело по вечерам только к полуночи, - вспоминал Хромов, усаживаясь за рулем поудобнее. - Стоит и стоит полусвет запада по неподвижным, тихим лесам. В лунные ночи этот полусвет странно мешался с лунным светом, тоже неподвижным, заколдованным. И по тому спокойствию, что царило всюду, по чистоте неба и воздуха, всё казалось, что дождя уже больше не будет. Но вот я засыпал, проводив ее на станцию, - и вдруг слышал: на крышу опять рушится ливень с громовыми раскатами, кругом тьма и в отвес падающие молнии..."
- Опять молнии у него... прям наказание какое-то, - проворчал Хромов вполголоса, снова возвращаясь к реальности.
- Что ты там опять бормочешь? - недовольно скривилась на пассажирском сиденье Люська.
- А как это вообще ощущается, - начал он, внезапно раздражаясь, - быть замужем за ничтожеством?
- Он не ничтожество... - возразила она. - Он мастерит, вырезает из картона чудесные замки...
- Ага... В то время как ты наставляешь ему рога - с этим своим Павликом. Или не с Павликом.
- А вот это вообще не должно тебя интересовать! - Она нахмурилась и задышала чаще. - По крайней мере у меня есть муж и я не таскаюсь по чужим странам чтобы убивать там ни в чем не повинных людей.
- Это враги, - кратко урезонил ее Хромов. - У всякого государства бывают враги.
- Да и никто другой, кажется, замуж меня не звал, - не слушая, продолжала она. - Вам ведь всем нужно только одно - разлапить пошире ноги у женщины. Включая и твоего Бунина... Кто наверху - тот и прав.
- Это не мой Бунин! Меня от него тошнит.
- А меня тошнит от тебя, от этих твоих мух на подоконнике с задранными лапками.
- Время такое, - раздумчиво согласился Хромов. - Рептилии у руля, вот всех и плющит. Или тебе хоть одна из них была симпатична?
- Нормальные были женщины, каждая по-своему, - скривилась Люська.
- Ага. И каждая изводила меня ревностью, желая чувствовать себя неотразимой и единственной... Но такое на деле крайне редко встречается. Неотразимых всех давно уже расхватали рептилии... Ну что, мир?
- Мир... - тут же согласилась она и слегка оттянула на плече ремень безопасности. - Зайдем в гастроном? Мне нужно купить авокадо. Запаркуйся... - вон там впереди есть местечко.
- Хорошо. И напоминаю для забывчивых - про брак у нас с тобой речи тогда вообще не было...
- Да знаю я, знаю... - огрызнулась Люська и полезла вон из машины.
- Дверь придерживай! - рявкнул в ответ Хромов. - Стукнешь соседа, плати за тебя потом. Кто мне прожег дырку в сиденье своей сигаретой?!
- Это было три года назад... - дерзко возразила Люська.
Они взяли тележку и вкатились внутрь магазина.
"Мда... - думал Хромов, шагая вдоль полок с фруктами. - Раньше персики были как персики. А сейчас говно одно на прилавках - твердые как камень, недозрелые, типа как средство от запора. И запаха никакого... И так везде. Живем в эпоху лжи... - Он покрутил головой, отыскивая взглядом свою спутницу. - Бога забыли, совесть засунули себе в... дальний карман, в рюкзак".
- Красота спасет мир, Хромов... - добавила масла в огонь она, появляясь из овощного ряда с авокадо в обеих руках. - Смотри, какие хорошенькие! Как огуречики... только в форме лампочек.
- Ага, спасёт... - недовольно проговорил он в ответ. - С чего бы... Апокалипсис грядет, православные. Реки обратятся в кровь. Всадник бледный, конь у него бледный - хорор и трэш везде, куда ни возьми.
- Как вообще получился этот ребенок? - как обычно не слушая, поинтересовалась Люська. - Вы что, не предохранялись? Она замужем, он какой-то нерусский. Как он тебя тогда не убил?
- Я всё это уже рассказывал...
- Но я не понимаю психологически!..
- Они долго хотели ребенка. Муж был физически бесплоден. Комплексовал, они жили подолгу врозь, он давал ей волю без края. Впрочем, это наполовину мои догадки. А потом она, вероятнее всего, просто вынула спираль. Ведь два года до этого никаких деток у нас не было...
- То есть ты оказался типа донором?
- Типа того...
- Давай на выход, - проговорила она. - Если тебе, конечно, ничего тут не нужно.
- Мне вообще ничего не нужно, - патетически провозгласил Хромов. - Ты всё, что возможно, для этого сделала. - И они с двумя авокадо в тележке двинулись в сторону кассы.
"Тут на мосту фонарей нет, и он сухой и пыльный, - бормотал на ходу Хромов. - А впереди, на взгорье, темнеет садами город, над садами торчит пожарная каланча. Боже мой, какое это было несказанное счастье! Это во время ночного пожара я впервые поцеловал твою руку и ты сжала в ответ мою - я тебе никогда не забуду этого тайного согласия. Вся улица чернела от народа в зловещем, необычном озарении. Я был у вас в гостях, когда вдруг забил набат и все бросились к окнам, а потом за калитку. Горело далеко, за рекой, но страшно жарко, жадно, спешно..."
"Сильней всего человека накрывает когда рушатся его представления о незыблемом, - думал он дальше. - То есть сидит человек на больничном дома с острым бронхитом и уже пятый день принимает антибиотики... и тут вдруг к ночи у него начинает дергать зуб, а наутро выскакивает флюс в полщеки - и это в то время как он считал себя уже почти что стерильным из-за назначенного ему лекарства. Или жена, на которую он потратил десять лет жизни и привычно считал глупой, хотя и полезной курицей, даже овцой, вдруг заводит себе любовника, а потом и вообще снимается с места и уезжает с новым избранником прямиком в столицу, поскольку у того кто-то из одноклассников выбился в большие шишки и теперь набирает себе лояльную команду".
- Как у тебя сейчас с Машей? - снова влезла в его размышления Люська.
- Что с Машей? - удивился он. - У нас лесбиянкам теперь в поселке зеленый свет: их к нам откуда-то понасыпалось уже чуть ли не половина. А что? Строиться дальше некуда - болота кругом. Да и денег в бюджете кот наплакал, застройщик основное построил и свинтил - тютю; теперь я за всё отдуваюсь, только успевай поворачиваться. А так они поживают себе друг с другом по-лесбиянски - ни пьянок тебе, ни мордобоя. Нашла она себя в этой нише... респект и зеленый свет. С мужиками у нее вообще всё по-левому выходило. Я навещаю ее иногда - если возникают какие-то технические вопросы.
- Ну что... классно...
- Одни плюсы... - согласился Хромов.
- Ну а когда они состарятся? Как оно тогда будет? Не думал об этом? Просто интересно...
- Кто состарится?
- Ну, эти твои жительницы в поселке.
- Ну что ж что состарятся... Новые на их место насыплются.
- Ты знал, кстати, что трамвай, дырокол и даже авокадо - всё это изобрели лесбиянки? Так по крайней мере утверждают их идейные вожаки.
- Нет... - озадачился он. - Про трамвай не знал... Прикольно.
- Вообще это счастье, конечно, что у нас с тобою вот так... - мечтательно проговорила Люська. - У тебя бесконечные бабы... у меня муж... И в то же время...
- В то же время что? - заинтересовался Хромов. - В любой момент можно без предисловий перепихнуться?
- И это тоже, - по-прежнему мечтательно подтвердила она. - Но и не только это...
- Всё было бы вообще замечательно, если бы мы с тобой были нормальные люди, - без выражения проговорил Хромов. - Я бы, к примеру, работал технологом на каком-нибудь предприятии... а у тебя не было бы инвалидности по психиатрии.
- Мы такие, какие есть, дружок, - нахмурилась Люська. - И этого уже не изменить.
- Да, - согласился он. - Разве что только вмешаются рептилоиды.
- Не обнадеживайся... - ответила она. - Уж наверное не в этой жизни. Придется и дальше самим тянуть лямку, без рептилоидов. Сбыча мечт отменяется. Ты, кстати, можешь попробовать писать триллеры - ну, чтоб отпустили призраки убитых.
- Хорошая мысль... - согласился Хромов. - А то и правда снится порой всякая дрянь.
- Ну вот... - одухотворилась Люська. - И мрачность твою как рукой снимет.
- А что муж? - перевел стрелку он.
- Объелся груш... - в тон ему ответила Люська. - Ходит себе на службу и вроде бы всем доволен. Он вообще-то хороший...
- Кто б сомневался...
- А что у Маши было не так с мужиками? - снова вернулась к общей знакомой Люська.
- Ну что... - Хромов задумался, припоминая. - Она же в IT, программистка какая-то. И вот однажды ее услали на целый год в Пермь...
- Что? Рука? - не понял он. - Да, срослась. Факт, что челу этому ничего не было, он паспорта нигде не показывал, ехал на попутках, а в Перми числился в отпуске на даче, ну или в деревне. Менты по ее заявлению особо рыться не стали, так и заглохло дело за недостатком улик. Такая вот ей шарахнула карма.
- Ну да... - согласилась она. - Нарвалась на бойца в своем роде.
- Так уже в следующее лето она сняла себе мужика уже здесь, чтобы жить на заливе и близко было купаться. А в сентябре опять свинтила, не сказавши ни слова. Но этот пока ее не нашел.
- Тут, наверное, действует закон больших чисел, - предположила Люська. - "Если каждому давать - поломается кровать", как говорят британские ученые.
- К чему это ты? - удивился он.
- Один раз изменила - ты несчастная женщина. Сто раз - это уже совсем другая женщина...
- Так она вроде никому и не изменяла. Но в целом согласен... - задумчиво проговорил он.
"Солнце притягивает Луну вдвое сильнее, чем Земля, - думал Хромов дальше. - А Луна притягивает каждого из нас в десять тысяч раз сильнее, чем партнер, лежащий рядом в кровати. И даже если прижаться вплотную, то Луна всё еще в тысячу раз сильнее. Есть к чему ревновать... Какие уж там измены..."
- Ты знал, что в подлодке вообще не укачивает? - затеребила вдруг его локоть Люська.
- Подлодка какое-то мутное слово... - проговорил он. - Семантически ирритирующее. Типа лодка большая, а подлодка поменьше. Как полковник и подполковник. Или лещ и подлещик...
- Да, верно, - согласилась Люська. - Не замечала. Ты молодец...
- А английское слово вообще ни в какие ворота... субмарина. Это буквально выходит "подморка", типа под морем такая вся... Вот тебе и британцы.
- Продавщицы в последнее время в магазинчиках как заколдованные... - вдруг не в тему забормотала она. - Беру авокадо, говорю ей что-то, а она тут же переспрашивает то же самое, как будто в ступоре... И так же на почте. Вчера захожу в маленький филиал. Ни одного посетителя. Мне, говорю, посылочку к вам сюда занесли - и даю листок со всеми данными, на компе распечатанный. А тетка такая: "Да? Не может быть... Как ваша фамилия, адрес?.." А фамилия с адресом на листке в самом верху аршинными буквами напечатаны. Вот о чем они на работе грезят? Неужели всё о рептилиях?
- Вообще такого раньше не было, это правда, - согласился Хромов. - И взгляд был живой у них, без ступора, и какой-то интерес к окружающему... Скучно живем... Как мушки какие-то сраные...
- Корпорации нас давно одолели, - поддержала Люська. - Скоро лишних вообще будут на котовые консервы перерабатывать.
- Причем лишние будут идти на убой типа как добровольно, - хмыкнул он.
Они заехали по пути за мясом в небольшой магазинчик.
Знакомый Люськин мясник Фима, морщась и крутя носом, рубил свинину. Некошерно - но у Фимы детки: девочку водят на балет, а мальчика на пейнтбол. Планируют потом сразу в Оксфорд...
Немного постояли с Фимой и поговорили о пустяках.
- Стреляет уже как Сильвио... - с гордостью сообщил Фима о сыне.
- Это который ел у Пушкина черешенные косточки? - заинтересовалась Люська.
- Он самый, - подтвердил Фима. - В тире сажает одну пулю в другую...
- Сильвио плохо кончил, - нахмурился Хромов. - Прибился к фанариотам, а те возбудили этеристов и принялись свергать турецкое иго. Ну и пропал пацан... видимо, подстрелили.
- Жалко... - без выражения заметила Люська.
- Вот видишь, - вскинулся Хромов, - Сильвио ты жалеешь, а меня нет. И никто не называет его продажным наемником и не объявляет в розыск.
- Но ты, мне кажется, служишь всё-таки не вполне бескорыстно, - не собиралась сдаваться она, нахально разглядывая дорогущие хромовские ботинки. И, помолчав, добавила задумчиво: - Представьте, всё это писалось двести лет назад - ну, "Повести Белкина". А с турками воз, можно сказать, и ныне там - во всяком случае в том что касается Кипра.
- Пассионарность у турок высокая... - разъяснил Фима. И, улыбнувшись, продолжил: - Вы заезжайте. Баранинка послезавтра будет кошерная.
...Они ехали теперь в направлении предместья вдоль унылых бесконечных фабричных заборов.
- Опять войну вспомнил? - участливо поинтересовалась Люська.
- Да... Бывало, сидят боснийцы пленные на земле, руки за спиной связаны, и вдруг один какой-то вот так заорет в голос...
- Отчаяние. Чего тут особенного? - проговорила она. - В больничке в гинекологии тоже у нас, помню, вот так в голос принималась вопить, мол, "течет молочко по вы-ымечку... С вымечка по копытичкам...
- Да-да! - перебил он ее. - "С копытичек на сыру землю...". Знаем такое, читали в школе...
- Не в школе, а в детском саду, - поправила Люська. - Инфантилизм какой-то долбаный...
- И еще было, помнишь? "Как из гардеропа высунулась жоп..."
- "А? Что? - тут же подхватила она. - Да ничего: жёлтые ботинки".
- Правильно... - заулыбался Хромов. - Ты знаешь много стихов, молодец... А что ты делала в гинекологии?
- Закровила внезапно не по-детски, - пояснила Люська. - А лечащий доктор мне такой: "если, мол, желаете упиваться своей депрессией и будете продолжать выплевывать в унитаз прописанные вам таблетки, лечение окажется неудачным и мне придется вас усыпить...". Как долбаный ветеринар!
- И что ты? Перестала упиваться?
- А куда денешься?! - нахмурилась она. - А вдруг и вправду усыпит? Добавит в капельницу пентабарбитала побольше - и тю-тю Люсенька... поехала на погост...
- Да-а... - согласился Хромов. - Дела... Как это говорят: из реаниматоров его за живой и веселый нрав перевели в простые аниматоры - теперь он шутит и приплясывает, так сказать, профессионально... С погостом это была бы, конечно, большая травма для твоей матери.
- Матери-лохматери... - передразнила Люська. - Ты просто не знаешь, что это такое, когда ребенок родился больной, когда он не оправдал ожиданий, как она мне всегда говорила. И запрещала кашлять в квартире, даже в уборной. Дескать, у нее нервы...
- Круто... - проговорил Хромов. - Досталось тебе... Но вообще всё это погрешности социума, а не отдельных людей. Материнский инстинкт проявляется далеко не у каждой, это научный факт. В старое время такую мать подменяли ближайшие родственники, а сейчас что? Все разбрелись по однушкам-хрущовкам, сеют рознь и чинят произвол. А потом удивляются, откуда берутся маньяки.
- Или психи, как я, - согласилась Люська.
- Вообще всё в социуме далеко не так просто, как нам обычно кажется. Видала в любом почтовом киоске открытки? - все в блестках, типа я супер-модель... Но красивых людей совсем не так много. Что делать в этом тренде людям обычным, некрасивым? Повеситься и убиться об стенку? Или возьмем всего лишь чуть-чуть пошире: представь - женская красота с точки зрения лебедя. Ноги какие-то безмерно длинные, непонятно для чего - бегать, что ли? Пальцы без перепонок, сиси непонятные, от которых только лишний вес. А главное - нету крыльев. Ну куда лебедю без крыльев?! Абсурд...
- Согласна. Вот у меня на всем теле только глаза получились более-менее...
- И это деление на юпи и лузеров, постоянный раздражитель для латентных психов. Лузеры сбиваются в группы и мочат юпи, чтобы те дали им хоть сколько-то ништяков. А юпи типа соглашаются: "Берите канешна. У нас этих ништяков вообще сколько хочешь". Ну где тут справедливость, я спрашиваю.
- Верно... - согласилась она. - И с ретилоидами твоими тоже наверняка непросто. Вот на изображении в чате затяжки, и все думают, что это спутник как раз корректирует орбиту, или что там у него еще... А может, и спутников-то никаких нету на самом деле! И вся связь идет через мозги рептилий, засевших в канализации. - Люська нахмурилась, удерживая на коленях пластиковый пакет с мясом и авокадо. - Да и космоса нет никакого: обтянули Землю по кругу органзой с фонариками типа звезд и разводят трудящихся, чтобы оправдать инфляцию. А мы, дураки, верим...
- Такое возможно, факт... - согласился Хромов. - Или вот в целом с историей биовида... - Он, руля одной рукой, потёр себе переносицу. - Человек как биовид проделал огромный путь, эволюционируя от обезьяны. Что-то типа двух миллионов лет хомо эректусу, не помню точно. И при этом у Сильвы...
- Твоя соседка-чернушка этажом выше? - уточнила Люська. - Видела ее недавно в городе...
- Она самая... Так вот... Сильва вообще не имеет волос на теле. Даже подмышками и кое-где еще у нее лишь лёгкая пружинистая мелкозавитая поросль - так же как и на голове. На волосяной покров обезьяны это и близко не похоже. И тут же, где-нибудь в Малой Азии, встречаются женщины, у которых не только руки и ноги заросли шерстью, но и вся спина меховая, как у медведя. Вот как это следует понимать?
- Ну, может быть обезьяны, из которых выросла негроидная раса, как-то исторически вымерли и сегодня больше не встречаются, - предположила Люська и, достав из пакета мясо, принялась его нюхать.
- Откуда же тогда взялась Сильва?.. - уныло спросил сам себя Хромов.
- Черная раса самая древняя, - уверенно заявила его спутница. - Но сейчас постепенно стараются доказать что это ошибка.
- Рептилии и стараются, - хмыкнул Хромов. - Кому же еще... Вон, слышала, морякам на походе стали добавлять в пищу синтезированные на фабрике Е-белки - типа они компенсируют рядовому составу тяготы длительного воздержания. А у матросов от них такие сны, что находиться ночами в спальных помещениях свежему человеку реально страшно, так они там стонут и мечутся, наши несчастные матросики - тискают всю ночь подушки и всё что попадается под руку. Приятель у меня журналюга, недавно выпросил допуск себе на подлодку, типа писать репортаж. Насмотрелся там на всю оставшуюся жизнь.
- Подлодка мутное слово... - возразила в пространство Люська. - Типа как подлещик...
- Так это еще поход был коротенький, - продолжал Хромов, не слушая. - В смысле до первого всплытия: приятеля через две недели уже сняли наверх, на какой-то кораблик. Где-то посреди Тихого океана, ближний свет...
- "Ближний свет" по-нерусски будет "ultima thule", - блеснула эрудицией Люська. - Или, выражаясь иронически, "за три звезды" - как любят говорить астрономы.
- А туляремия тогда что? - забеспокоился он, останавливаясь на красный сигнал светофора.
Ему вдруг подумалось о вещах действительно значимых... - овощах, баранине, рисе... О картофеле, наконец - для тех кому дорог крепкий стул...
- "Пропедевтика благости, вводный курс"... - не унималась Люська. - Марио Глицерини и Нунцио Мандарини, оба гандоньеры в Венеции.
- А это надо будет послать приятелю... - смилостивился он и продолжил: - Подъезжаем, Люся. Вспомни о муже...
Впереди действительно показалась, приближаясь, Люськина девятиэтажка.
Еще через пару минут Хромов притормозил у подъезда.
Муж уже стоял на балконе третьего этажа, вглядываясь в хромовскую машину, как будто заранее почуяв их приближение.
- Не вздумай лезть целоваться... - прошипела Люська, отстегивая ремень. - И не смей подниматься в квартиру, даже если он позовет...
- Люсенька! - приветливо помахивая ладошкой, завопил с балкона муж, когда они выбрались из автомобиля. - Ты просила напомнить за авокадо... А я как-то позабыл позвонить, прости... Здравствуйте, Хромов! Вы не зайдете?
- Доброго здоровья! - мрачно ответил тот. - Нет, не сегодня, спасибо... Уже выбиваюсь из графика.
- Спасибо что повозили Люсю... - Муж продолжал водить из стороны в сторону ладошкой, как это делают китайские статуэтки в дискаунтах.
Хромов согласно покивал в ответ головою.
Наконец Люська с пакетом продуктов скрылась в подъезде, а ее супруг исчез с балкона.
Хромов снова уселся на водительское сиденье. Запустил двигатель, пристегнулся.
"Муж пустил служить золовку в городскую уголовку", - вдруг всплыла у него в голове нелепая частушка.
- Чушь какая... - пробормотал он и, поглядывая в оба боковых зеркала, тронул машину задом с парковки. Из-под пассажирского сидения выкатились, кувыркаясь и отсвечивая зелеными боками, два авокадо - случайно ли забытые Люськой или оставленные ею умышленно... - этого мы в точности теперь уже не узнаем...