Профилактическая поэма
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
Сегодня разбудила кряква,
будильник крякал, а не пел.
И небо тучами набрякло,
лениво шевелилась ель,
бежала черная собака.
С балкона я смотрела вниз.
Ребенок чей-то горько плакал.
А Бог молчанием казнит
уж целое десятилетье,
и только тени водят круг,
на них никто не щелкнет плетью.
А небосвод и сер, и глух.
И матовая занавеска.
О чем бы ни сказать теперь -
не избежать уже довеска:
фраз добрых, милый, о тебе.
Снимаю цедру с апельсина,
освобождая аромат.
Ты мне не снишься, о, прости, но
ты в этом тоже виноват.
Поднялся ветер, полетели
с деревьев желтые листы.
Мне здесь осталось - две недели,
соскучиться успеешь ты?
На затуманенном окне
небес его я рисовала.
Глаза подмигивали мне -
два темных омута - овала.
И в глубине бездонных глаз
себя я видела порою,
но Бог меня, как прежде, спас
от невозможного героя.
Он разогнал густой туман,
и снова обнажились звезды.
Таинственное - не обман,
роса небесная - не слезы.
Когда тебе обещана судьба,
когда тебе завещана удача,
любая петушиная борьба,
наверно, ничего уже не значит.
Воинственно топо́рща гребешки,
вы вряд ли в жизни большего добьетесь,
чем те вершки и эти корешки.
Смешной бывает курица в полете.
Всем нам дается горе пополам,
а радость перестала быть домашней
и жмется сиротиной по углам,
и прыгает в отчаянии с башни.
Возможно, эту долю возлюбя,
ты сделаешь ее добрей и краше.
Возрадуемся, люди, за себя
под неба перевернутою чашей
Вращаются от ветра карусели.
И в кронах начинается веселье.
Березовые веточки шуршат,
покачивая птичек - малышат.
Я вспоминаю юности качели,
в которых мы с подругою летели,
толкая их всей мощью ног и рук -
еще чуть-чуть - могла бы сделать круг
большая металлическая люлька.
Душа взлетала, сердце билось гулко.
Блестела в отдалении река.
Качели голубые средь песка...
Волной стекают руки по спине.
Ах, массажистка славная Марина.
Мнет кулачками, с твердостью камней,
мне плечи, шею, позвоночник, спину.
Ах, массажистка - крепкая, как сталь.
Но до чего ж приятны эти муки!
И вдруг мой ангел за спиной - устал,
и затихают, словно волны, руки.
Теперь - хранить тепло размятых плеч,
теперь - в палате зверем мягким лечь.
Авто - в ворота, я - через калитку.
Два часовых. И вспугнутая мысль:
ах, процедуры...запах эвкалипта,
лаванды, пихты... чай, коктейль, кумыс.
Пора уже сбежать на время в город.
Меня опять кормили на убой,
давали разной пищи - море, горы,
мне нужно снова стать самой собой
и побродить по милым магазинам:
соскучилась по ним уже - нет сил.
Скорей вперед - под небом серо-синим.
И вдруг нежданный дождь заморосил.
Но вскоре стих он, ласковый и скромный.
Цветком огромным солнце расцвело.
Дождь задержали сомкнутые кроны,
и мне не нужно загребать веслом,
шагая вдоль большой фигурной лужи,
стремясь поспеть на санаторный ужин.
В темноте между сонных деревьев,
разгоняя полночную хмарь,
лунный шарик качается древний.
И стоит придорожный фонарь,
освещая прилежно палату,
барбарисовый куст и газон.
Вдалеке громовые раскаты
завершают концертный сезон.
А жара с прохладным ветерком.
А трава не раз за лето скошена.
Счастлив, кто не плачет ни о ком.
А любовь сама уйдет. Не прошена.
Тучи с солнцем снова на паях.
Тянет в дверь березовою сыростью.
Как трясина ты, печаль моя.
Я прорвусь, но только божьей милостью.
Ах, какие провожаю дни
среди хвойных лап и веток лиственных.
Дерева...несчастнее они,
не уйти им с островков единственных.
А таких больших, как блюдца, звезд
я давно не видела, о, чудо!
Неужели я хочу всерьез,
чтобы ты увез меня отсюда?
Серо-рыжая кошка, как львица, легла на дорожке.
Я стою на балконе - повыше разлегшейся кошки,
и была бы поближе к осевшему куполу неба,
если б не было в сердце гордыни, досады и гнева.
Ну, давай же, давай, открывай мне
ниагару своей души,
и дыши, дорогой, дыши,
наслаждайся судьбы караваем.
Не умеешь мечтать давно?
Это только твоя морока.
Жизнь - снимается, как кино,
пусть сценарий написан плохо.
Лес впадает в глубокий сон.
Санаторий-профилакторий...
Остров тихий, где робинзон
стал героем других историй.
Все, что было со мною - до -
пронесется в моем сознанье -
и оставленный где-то дом,
и свалившийся где-то камень.
Не развяжутся узелки,
что завязаны слишком крепко.
Память - тина большой реки.
Замирают от тины реки.
Скоро осень. Уют, покой.
И в покое моем повинны
ивы тихие над рекой,
взмахи рук медсестры Марины.
А когда поднимался лифт
на десятый родной этаж,
позабыла я эвкалипт,
и не помнила про массаж.
И прозрачною толщей вод
над песчаным осенним дном
засветился вдруг небосвод
за моим городским окном...
Связаться с программистом сайта.