Осень. Шуршание сморщенных сухих листьев под ногами. Скрип мелкого гравия под ними. Нависшие над головой бесконечные серые облака.
Мы с псом идем по парку, а я воображаю себя героиней тургеневского романа, какой-нибудь Асей, Лизой или даже итальянкой Джеммой, погруженной в сентиментальные думы, возможно, о любви, возможно, о проблемах в семье, а, возможно о себе и своей судьбе. Пёс все тянет меня вперед, я даже боюсь упасть. Но нельзя спустить его с поводка: недалеко на площадке бегают и резвятся дети. Он захочет с ними поиграть, но только напугает до слёз. Эх, ты мой добрый друг.
И как героиня романа, я печальна, всегда печальна. В книге бы про меня написали "она никогда не улыбалась", или "даже сейчас, среди всеобщего веселья её лицо не озарило ни тени улыбки". Что со мной? Умирание природы, прозрачность воздуха, и притихший парк. Может, всё это навеяло на меня печаль. По осени часто становится грустно, особенно когда так, в выходной идешь с псом по парку, а вокруг тебя влюблённые парочки, или семейные пары с детьми. И все так радуются выходному дню и все стремятся провести его с близкими и друзьями. А на меня дышала осень, своим особым прохладным дыханием.
Мы с псом идем по тропинке к выходу из парка. Всё так же спокойно кругом. И меня не тревожат сейчас философские раздумья, не волнуют судьбы мира, я не хочу решать вопросы жизни и смерти, я думаю о себе. Я думаю о любимом. Я думаю о том, что всему на свете приходит конец. Как закончилось лето, и пришла осень, так закончилась яркая любовь, и пришло равнодушие. За равнодушием пришла зима, смерть всего.
И мы идем с псом, шелестим опавшей листвой. Он нюхает землю, радуется прогулке. Выбираю красивый бардово-жёлтый листик с зелёными прожилками. Какое чудо природы, какая красивая смерть.
Печать всё ещё живет во мне. Печаль по ушёдшему. Но прошло уже много времени, и она, думаю, скоро начнёт притупляться. Жизнь идёт своим чередом, человек ко всему привыкает. А тот, кто не привыкает - вымирает. Вот как индейцы. Какая большая разница - индейцы и негры. Негры приспособились, стали рабами, а гордые духом племена индейцев просто постепенно вымерли. Но что же в результате? Продолжает жить тот, кто смирился и перетерпел. Это странный урок жизни, и выбирать каждому человеку самому, готов ли он опустить голову или ему лучше умереть с поднятой высоко.
Я, конечно, не Джульетта, я не умру без любви, без той одной любви, которая была дана мне. Но это не значит, что не будет боли, и шрамов... И... И.. пора отбросить эти мысли. Пора, пора. Они слишком угнетают. Они не дают спать. Они заставляют ворочаться ночью с бока на бок, дрожать и плакать. Они хватают за голову, и сжимают её стальными кольцами, причиняя дикую боль. Избавиться, прочь, прочь!
Я поднимаю высоко голову. Есть ведь ещё надежда на счастье. Я не так уж стара.
Мой взгляд встречает всё то же серое небо. Тучи даже словно бы сгустились, и я невольно усматриваю в этом какой-то плохой знак. Словно тучи и мои мысли связаны. Вы сгустились, значит, я приняла неверное решение, значит, мне надо продолжать грустить. Но я не могу больше грустить, мне слишком тошно...
И вот снова эта легкая одышка, этот комок в горле, снова защипало в носу... Любовь ушла, ушла... Не вернуть. Я одна. Со мной только пёс.
Меланхолия.
Мы вернулись домой.
Я начала совершать все обычные действия: положила другу еду в миску, поставила себе чайник, включила компьютер, переоделась с мягкую ситцевую домашнюю кофту. Тоска шла за мной по пятам, не желала отпускать. Всё в доме напоминало о нем. Здесь висели его брюки. Вот тут он всегда оставлял часы и телефон. Помнится, как-то мы сидели за этим столом, я у него на коленях, и болтали, или не болтали, а просто терлись друг о дружку носами, и были так счастливы, оба как дети счастливы. Помнится, он говорил, что я его свет, что без меня он бы совсем потерялся в этой жизни. Он говорил... много что говорил. А я слушала, и так хотелось верить. И так хотелось думать, что это навсегда. И его объятия, и поцелуи, и восхищенный взгляд, и нежная забота. Всё ещё жило здесь. Он ещё был здесь. Он словно не ушёл, а просто... просто... сейчас вернётся из магазина.
Снова этот ком, я пытаюсь сдержать рыдания, но не выходит. Слабость охватывает меня, чтоб не упасть мне надо сесть за стол. Сил нет, лучше плакать, от этого приходит временное утешение. И тогда я отпускаю себя, даю выход слезам. Они словно обжигают. Они намочили все лицо, оно распухло и покраснело. Но я все равно одна, и никто этого никогда не увидит. И он не увидит, и не узнает, и ему уже всё равно, даже если бы узнал.
Так больно защемило сердце, дыхание прервалось, я закашлялась. Я пыталась дышать, но это давалось с трудом. Мне стало страшно. Нет, нельзя умереть, так глупо. Из-за человека, которому всё равно.
Я заставила себя дышать ровно. С минуту прислушивалась сама к себе. Снова немного прокашлялась, но дыхание всё-таки восстановилось.
Минута, другая. Меня перестало трясти.
Я неожиданно поняла, что чайник давно кипит и пышет паром. Вскочила, слегка пошатнулась - ноги ещё немного дрожали - подошла к плите, выключила газ.
Шкаф - большая чашка - заварка - кипяток.
Я взяла свою кружку и отправилась в комнату. Легла на тахту, накрылась одеялом. Я хотела взять книгу, но поняла, что не смогу читать. Протянутая рука остановилась на полпути и упала поверх тёплого пледа.
Немного согрелась. Хлебнула раскаленного чая, обожглась. Наслаждалась наступившей в голове пустотой. Тик-так, тик-тик, тук - отстукивали секунды и минуты часы в моей квартире. Каждые часы на свой лад. Мой пёс поел и пришёл ко мне. Я даже не гнала его с кровати. Он всё равно был единственным, кто хотел на ней со мной лежать.
Часы всё тикали. Голова была словно в вакууме, а время шло быстро.
Мне хотелось, чтобы выходные закончились быстрее. Мне хотелось пойти на работу, работать до самого вечера, уйти последней... А вечером прийти и смотреть кино. И отгонять от себя мысли.
Выходные были хуже всего.
За окном постепенно темнело. Не так резко и быстро, как зимой. Но день сходил на нет. И я радовалась, что суббота миновала, что скоро можно будет принять ванну и лечь спать.
Вскоре я поняла, что недопитый чай совсем остыл, а я сама оказалась в тёмной-тёмной комнате. Проезжавшие мимо машины бросали отсветы света на белые стены. Лучи проезжали по обоям, а потом исчезали. И исчезал звук, и машина, и человек, который там сидел. Может, он спешил к семье, а, может, он так же одинок, как и я, и мы могли бы встретиться. Но он проехал мимо, не зная о том, что я здесь, одна, в темноте с остывшей кружкой чёрного чая и дремлющим рядом псом, и что, может, мы могли бы найти друг друга, поддержать, рассказать о своей судьбе и остаться вместе...
Болезнь.
... Я, видимо, задремала. Проснулась, когда часы тихо прошелестели полночь. Я почувствовала, что тело моё влажное и холодное. Стало противно, захотелось снять с себя одежду, надеть снова тёплую и сухую. Мои щёки горели.
Вставая, я потревожила пса, он тоже спал, а теперь поднял свою умную морду, и смотрел на меня недоумённо.
- Я только в ванную схожу, пёс, ладно? Ты лежи, не вставай.
Я поднялась, и пошатнулась. Ноги совсем меня не держали. Голова неожиданно сильно закружилась. Мне пришлось ухватиться за спинку стоящего рядом стула. Ударила костяшки пальцев об него.
- Черт, - как-то шёпотом вырвалось у меня. Но в тишине тёмной комнаты, этот разговор самой с собой лишь подчеркнул моё одиночество.
Головокружение прошло, я сделала неуверенные шаги в темноте, протягивая руки вперёд и расставляя их в разные стороны, чтоб не наткнуться ни на что. Не хотелось создавать никакого шума. Казалось, он будет невыносим. В ушах стоял звон.
Вот ванная. Оглянулась, услышав за спиной дыхание. Мне на секунду показалось, что сейчас любимые руки нежно обнимут меня за плечи, я почувствую сильно тело за своей спиной, его тепло, его надёжность. В задумчивости я почувствовала, что улыбаюсь, что провожу своими руками по своим плечам, слегка ими пожимаю, наслаждаясь теплотой... В темноте я разглядела силуэт пса.
Рука слабо нащупала выключатель. Включённый свет ударил нам обоим по глазам, заставил зажмуриться, а потом медленно приоткрывать глаза, приучая их видеть.
- Иди, пёс. Мне надо принять душ.
Я закрыла дверь, и мне показалось, что пёс обиделся и словно бы раздался от него грустный вздох. У меня не было сил жалеть его, а он не мог пожалеть меня сейчас... Он будто ещё больше подчёркивал, оттенял тот факт, что я одна. Я одна, и со мной нет другого любящего человека.
Мысли возвращались ко мне. Они вдруг словно прорвались через заслоны, поставленные временно пустотой, и теперь понеслись, пенясь и заполняя блаженный вакуум.
Воспоминания.
Хуже нет пытки.
И мне показалось, что я схожу с ума.
Я глянула в узкое зеркало. Увидела, что губы мои снова дрожат, глаза снова налились слезами. Почему, почему меня не отпускает. Так долго, так давно всё ушло, я мне всё ещё так больно. Больно, больно, боль...
Как подступает к горлу тошнота, немеет лицо, немеют руки...
Стряхнуть с себя тяжесть, стряхнуть...
Всё ушло в темноту...
Кризис.
Я очнулась. Я поднялась. Почувствовала боль в коленках, слабость в теле. Зрение как-то не сразу вернулось ко мне. Вокруг всех предметов словно бы ещё оставались чёрные ободки.
Вдруг я услышала, как за дверью скулит мой пёс.
Я не знаю, что со мной случилось. Мною овладело страшное раздражение. Силы вновь вернулись. Я вскочила, вся пылая.
Как я ненавижу тебя, пёс. Ты ноешь, когда мне самой так тошно, что хочется уснуть и никогда больше не просыпаться. Замолчи! Я ненавижу тебя.
- Замолчи!!!
Я распахнула дверь. Яркая дорожка света осветили коридорчик и небольшую фигурку моего пса. Он, будто почувствовав опасность, сжался, но замолк.
Я подбежала к входной двери, стуча ногами по паркету. Повернула несколько раз ключ в замке. Дверь хлопнула, чуть не слетая с петель.
Недоумённый пес смотрел на меня. Как я ненавидела сейчас его невинность, его спокойствие, его невовлеченность в страдания.
- Вон!!! - заорала я - вон отсюда!!! Оставь мне в покое!!! Все оставьте меня в покое. Я никого не хочу!!! Я ничего не хочу!!!
И я села на пол. И снова зарыдала. И мне было всё равно, что мимо могут пройти соседи, что я сижу полуголая на полу. Мне было всё равно, как выгляжу. Тёмная лестничная клетка молчала.
Дверь стояла открытой.
Дул сильный сквозняк. Кажется, на улице зарядил дождь. Шумели обнажившиеся ветки деревьев. Там снаружи было темно и сыро.
Мои голые ноги вскоре совсем окоченели и затекли. Но я продолжала так сидеть и словно получала какое-то мазохистское удовольствие в боли, в холоде и в тоске.
А потом снова рыдания сменила апатия. Пришла долгожданная пустота.
Как машина, я закрыла дверь, прошла в комнату, легла в постель.
Мне было не согреться. Одеяло больше не давало тепла, ноги превратились в ледышки. Щёки начали пылать и реальность - искажаться. Штыки втыкались в мягкий пластилин, горела свеча, дрожа пламенем и грозясь зажечь всё вокруг. Мелькало знакомое лицо, доброе и нежное, искажаясь и превращаясь в страшного монстра. Руки мои цепляли и сжимали влажную от пота простыню, не чувствуя ткани, а словно перебирая что-то холодное и склизкое. Жаба, икра с головастиками, болото с грязной водой...
Жар схватил меня, как и страшные ведения, дикие галлюцинации. Мне казалось, я умираю. И мне хотелось умереть, чтобы всё прекратилось...
Кризис миновал.
Когда я очнулась, в окно весело заглядывали лучи солнца, играли на потолке, на стенах, на стеклянных украшениях лампы.
Ужасы ночи миновали, осталось только изнеможение, остались только круги под глазами, да опухшее лицо.
Я лежала в постели. Лежала, и впервые за долгое время как-то наслаждалась тем, что наступил новый день. Солнечный осенний день. Он был наполнен и грустью умирания, но и теплом надежды на новое и счастливое.
И я вдруг поняла, что это не конец. Что я живу, что я буду жить несмотря ни на каких людей, ни на какую боль. Теперь я знала, что вынесу всё, и с каждым разом буду выходить из битвы с собой всё сильнее и крепче.