И вот позади все волнения и тревоги, связанные с принятием Военной Присяги и началом учебного года в Благовещенском Высшем Танковом Командном Училище, именовавшимся до этого Дальневосточным Танковым Училищем. Мне, как и моим однокурсникам из двух рот нашего курсантского батальона, пришлось завершать программу трёхгодичного обучения. Параллельно с нами, впервые, началось четырёхгодичное обучение в другом батальоне курсантов, но уже состоявшим из трёх рот.
Так, бывшие абитуриенты с одного палаточного городка, расселились по разным казармам и могли увидеться только в столовой или вечером в свободное время. Начну со столовой, именно о ней в первые месяцы учёбы и службы больше всего думалось - наши молодые тела требовали много калорий из-за насыщенного распорядка дня, к которому предстояло привыкать и не все выдерживали это. Уже после первого месяца учёбы многие курсанты были отчислены по собственному желанию. Столовая была большая и светлая. В столовую ходили только строем, браво распевая, полюбившуюся всем песню о Туле: "Тула веками оружие ковала, стала похожа сама на ружье...", не подозревая, что эта песня будет гимном города моей ветеранской жизни. Ровные ряды столиков на четыре человека были покрыты белыми скатертями, на которых стояли цветы и лежали приборы для еды. Каждый ряд обслуживала молодая официантка.
После питания в летней столовой, здесь нам все показалось раем. Пища готовилась опытными поварами, твёрдо знающими, что путь к знаниям лежит через желудок и, почти всегда, "амбразура", так мы называли окно для выдачи еды, была закрыта телами курсантов, стоящих за добавкой. До сих пор помню вкус рисового плова, который готовил и лично раздавал большим черпаком "Дядя Петя" - Пётр Тимохин, повар прошедший войну и почти всю жизнь посвятивший этому трудному делу в училище.
В целом курсантский паек по калорийности сильно отличался от солдатского - это мы поймём на старшем курсе, когда пища уже не всегда доедалась и мы, не сильно расстраивались, проиграв в считалку на пальцах очередной кусок масла или сахара, по пути в столовую. В коридоре столовой всегда стояла открытая бочка с пересоленной красной рыбой, которую ели с желанием только в первый год, а потом редко смотрели в её сторону. Я представлял, видя её, косяки рыб, плывущих по бурным дальневосточным речкам из океана, стремительно выскакивающих из воды на порогах и водопадах, чтобы достичь, вопреки всему, родных мест, отметать икру и продолжить свой род. О рыбалке вспоминал редко, просто не хватало на это времени. Во время раннего подъёма готов был отдать все, чтобы поспать ещё несколько минут. Многие курсанты прятались под койкой, в сушилке, везде, где можно было продлить блаженство ночного сна. Но наш первый старшина Жиров, послуживший до этого солдатом срочной службы, все эти уловки и хитрости хорошо знал и шансов никому не оставлял.
Только физическая зарядка разогревала тело, прогоняла сон и всякую хандру. Постепенно я привыкал к этим жёстким условиям учёбы, гордившись тем, что учусь в прославленном, своими выпускниками, училище. Накануне принятия Военной присяги, нас водили в Музей Боевой Славы Училища, где знакомили с его Боевым Путём и подвигами героев - выпускников. Раньше училище располагалось в г. Проскуров, символично, что когда-то отец тоже учился в Кавалерийской школе этого же города, потом переехало в г. Хмельницк и называлось Хмельницким, далее в 1957 году передислоцировалось на Дальний Восток в г. Благовещенск. Особенно, впечатлил подвиг выпускника лейтенанта Комарова, таранившего своим танком немецкий бронепоезд, за что получил звание Героя Советского Союза и был навечно зачислен в первую роту курсантов Училища.
Я, оформляя Ленинскую Комнату в своей роте, рисовал знаменитую "Тридцатьчетвёрку", врезающуюся в огромную махину бронепоезда и думал, а смог бы я на его месте повторить этот подвиг и ответа, пока, не находил. В училище стало традицией набирать, каждый год, для учёбы "Комаровский экипаж" из молодёжи города Шахунья, в котором родился герой, расположенного где-то на Урале. И в этот год, такой экипаж был создан и без экзаменов зачислен в наш второй взвод 11 роты курсантов. Так я, рука об руку, учился с "Комаровцами": курсантами С. Краевым, В. Горюновым и С. Лебедевым.
Пишу эти строчки, а в сердце щемит от слов "зачислен навечно", на деле эта вечность оказалась коротка! Уже более года как, современными реформаторами полностью ликвидировано, как и много других, наше прославленное Танковое Училище! Но об этом позднее.
А мы в первые дни, как молодые цыплята за наседкой, строем ходили за командиром взвода лейтенантом Пятковым от одного учебного корпуса к другому, знакомясь с учебной базой, на которой за три года преподаватели должны подготовить и сформировать из нас грамотных офицеров-танкистов, умеющих делать все: командовать танковым взводом, стрелять из всех видов оружия, водить все виды боевой техники, стоявшей на вооружении в танковых частях, знать и уметь пользоваться всеми радиостанциями, найти и устранить любую неисправность, отремонтировать, эвакуировать, вытащить из болота при помощи полиспаста танк, подготовить его и преодолеть под водой любую водную преграду и т. д. Поэтому в нашей программе преобладали военные предметы обучения, а общеобразовательные изучались по программе техникума, да и только на первом курсе.
Встречаясь с друзьями с "вышки", так мы называли четырёхгодичный курс, я слышал недовольство тем, что многих "потопила" высшая математика и другие общеобразовательные предметы, преобладающие в обучении. Они с завистью слушали рассказы о том, как мы стреляем и водим боевую технику.
С первых дней учёбы начали изучать устройство пистолета ПМ (Пистолет Макарова), о чем я только мечтал в детстве. Я полюбил огневую подготовку, с нетерпением ждал все занятия, особенно по практическому выполнению стрельб. Было символично, что огневую подготовку у нас вёл майор Юрий Филатов, когда-то бывший у моего старшего брата Владимира командиром взвода. Этот грамотный офицер, умел не только толково разъяснить материал, но и практически обучить любому приёму стрельбы и подготовки оружия к ней. Он часто приводил примеры из своей службы, рассказывая иногда и о моем брате, мастере меткого огня. Я слушал и гордился братом! Все это ещё больше стимулировало меня в изучении военного дела.
Как- то незаметно пролетела осень и наступила первая амурская зима, которая резко отличалась от предыдущих зим в Восточном Казахстане и тем более на Кавказе. Снега здесь почти не было, а пронизывающий ветер, иногда при минусовых сорокоградусных температурах, постоянно гулял между сопок по всей Моховой Пади, как будто искал выхода из этой долины, замораживая по пути все, что ему попадалось. А попадались ему, обычно, мы, занимающиеся на полевых занятиях тактикой, топографией, стрельбой, вождением и т.д.
Наши шинели и сапоги плохо защищали от холода, а вернувшись в казарму, частенько, приходилось отрывать от подошвы примёрзшие портянки. Легче было, когда занимались на боевой технике, тогда мы облачались в застиранные ватные комбинезоны и валенки с резиновой подошвой. Все это хранилось большой кучей в горячей сушилке и найти комплект по своему размеру везло тем, кто первым проникал в неё. Часто один валенок попадался великим, а в другом нога была, как в капкане на волка.
Все это было терпимым, а вот ватные штаны, подпоясанные ремнём, были без высокой защитной спинки и при наклоне, обе рубахи, летняя бязевая и зимняя байковая, постоянно выскакивали из-под ремня и спина, один на один, оставалась с холодным ветром. Только через много лет кто-то додумается шить тёплые штаны для военных в виде комбинезона и почти до самых плеч. Не скрываю, что первую зиму я часто болел и лежал с высокой температурой в медсанчасти. В результате всех зимовок я приобрёл не только закалку и опыт выживания в этих условиях, но и, в придачу, хронический радикулит, который напоминал о себе всегда, когда спина попадала под сквознячок. Только на пенсии, заведя пасеку пчёл, стал постепенно забывать об этой нудной болезни.
Быстро пролетали учебные дни и мне все реже вспоминался дом. В выходные дни, когда многие курсанты уезжали в город в увольнение, я вместе с Виктором Власенковым, периодически обновлял и совершенствовал Ленинскую Комнату, выполняя задание командира роты майора Горкун, у которого инициатива в этом вопросе перехлёстывала через край, а мы все свободное от учёбы время рисовали и писали, вернее, рисовал больше я, а Виктор писал на стендах красивым шрифтом. Между делом, я перечитывал по несколько раз полученные письма. Из дома писали с тревогой об обострении болезни отца, вынужденного месяцами лежать в больнице. От друзей письма приходили все реже и реже, только не забывали меня сестры Кубышкины. Старшая сестра Люба писала обо всех новостях в Шемонаихе и передавала приветы от Вали, присылая иногда фотографии.
Я мечтал на зимних каникулах поехать в отпуск и увидеть всех, а для этого надо было отлично учиться и сдать все нормативы по физической подготовке. И я учился, закончив полугодие круглым отличником. Физическая подготовка тоже давалась легко, а стометровку, полосу препятствий, кросс на 3 километра бегал в числе лучших. Лыжные кроссы бегали зимой по воскресеньям, предварительно насыпав лопатами снег на лыжню, которая первыми лыжниками быстро разбивалась, а последние шли уже почти по сухой траве. Вечерами, как и все, занимался на перекладине, тренируя тело силовыми упражнениями.
Подводя итоги полугодия, командир роты вывел из строя меня и ещё несколько отличников и объявил, что за отличные успехи мы заслужили отпуск в период зимних каникул. Выслушав это, я обрадовался, но радость была преждевременной! Отпустили в отпуск только тех, чьи семьи проживали в пределах Дальнего Востока и Забайкалья. Вот когда я впервые пожалел, что уехал так далеко от дома! Все каникулы я провёл в казарме, оформляя Ленинскую комнату и различные стенды с экранами успеваемости, делал косметический ремонт казармы, совместно с курсантами, которых не отпустили из-за слабой успеваемости, низкой физической подготовки или дисциплины.
Но когда вновь начались занятия по общеобразовательным предметам и боевой подготовке, то все забылось и я с головой погрузился в учёбу! Все давалось легко, да и уже стыдно было получать низкие оценки, которые могли понизить мой рейтинг в экране успеваемости нашего взвода, где против моей фамилии краснели только отличные оценки. За этим, ревностно, смотрел новый командир нашего взвода старший лейтенант А. Сафронов, заменивший, по неизвестным нам причинам, бывшего взводного. Он был высокого роста, с шапкой светлых волос на голове и ничего не выражающим пристальным взором, и всегда, как мне казалось, не выпускал дымящуюся папиросу из пухлых губ.
Только позже, забегая вперёд, когда я сам командовал таким же взводом курсантов в Омском Танко-Техническом училище, понял, что главную работу по воспитанию и повышению успеваемости подчинённых он делал успешно и толково. Тщательно вёл учёт успеваемости каждого курсанта и вовремя подсказывал, какую оценку он должен получить, чтобы получить красный диплом. Это я, впоследствии, тоже успешно применял в своей практике.
С большим интересом я занимался изучением средств связи, этому способствовали знания, полученные ещё дома. Увлечение радиотехникой не прошло даром, я быстро мог разобраться в любой радиосхеме, да ещё помогал понять это и ребятам с нашего взвода во время самоподготовки. Незаметно мы превратились в дружную семью, несмотря на то, что курсанты были разных национальностей и из разных мест. Иногда рассказывали друг другу о доме, оставшихся там родных и близких людях, о своих увлечениях и занятиях в прежней жизни - все это сближало нас и помогало пережить моменты невыносимой ностальгической боли. В нашем взводе подобрались толковые и общительные курсанты. Особо подружился я с ребятами из нашего отделения: Сашей Настас, Виктором Перминовым, Женей Шушкановым, Геной Казначеевым, Витей Курбатовым
Произошли изменения и в жизни Училища. С большим сожалением проводили мы Начальника Училища генерал-майора танковых войск В.Л. Табакина к новому месту службы. Все курсанты очень уважали этого требовательного и человечного генерала.
Новый Начальник Училища полковник М.З. Лукьянов, впоследствии получивший генеральское звание, круто изменил нашу курсантскую жизнь, приказав перенести танцплощадку из парка в посёлке на территорию училища. Одновременно, началось строительство КПП (Контрольно-Пропускного Пункта) и высокого забора вокруг училища, а там где его не было, приказом были определены границы, выход за которые считался самовольной отлучкой. Естественно, сразу увеличилось количество грубых нарушений среди курсантов, привыкших к свободному выходу в посёлок, где находилась почта, магазин "Военторг", станция. В то же время, значительно уменьшилось количество приезжающих девушек на танцы или просто в гости, чтобы прогуляться по "Сопке Любви" со знакомыми курсантами.
Все тяготы по строительству КПП, забора, танцплощадки легли на плечи курсантов нашего батальона, вдобавок ещё, мы заложили и строили пьедестал для тяжёлого танка, который будет установлен к 50-летию Вооружённых Сил СССР, в честь героев танкистов, выпускников Училища. Танк стоит до сих пор, гордо и одиноко, напоминая ветеранам-выпускникам, традиционно, собирающимся к нему в День Танкистов, чтобы возложить цветы к подножию пьедестала, выпить чарку с друзьями, вспомнить молодость и то, что здесь когда- то располагалось прославленное училище. Сейчас, поговаривают, идёт обсуждение вопроса о переносе памятника в город Благовещенск, так как бывшую территорию училища выкупили коммерческие структуры.
Все стройки велись в не учебное время, учёба шла по установленным планам и расписанию. Шёл Юбилейный год - страна готовилась встречать 50-летие Великой Октябрьской Социалистической Революции. Готовились и мы, старательно занимаясь, чтобы выполнить, взятые в начале учебного года, повышенные социалистические обязательства. Моё личное обязательство - закончить учебный год на отлично!
Занятия шли полным ходом. Этому способствовало то, что занятия вели опытные преподаватели, в большинстве имеющие опыт прошедшей Великой Отечественной Войны, с которым они охотно делились с нами. Хорошо помню рассказы майора Асташова, который на занятиях по тактике, в перерывах, иногда забывая про текущую тему, рассказывал неиссякаемые эпизоды своей военной судьбы, начавшейся в мальчишеские годы в партизанском отряде, а потом, оставшуюся часть войны, он прошёл на знаменитой "Тридцатьчетвёрке" с единым прицелом БР-12 (расстояние прямого выстрела). Мы всегда с большим вниманием слушали его, боясь прервать рассказ каким- то вопросом, готовы были слушать часами, не только потому, что нам не хотелось стоять с картой на пронизывающем ветру и искать глазами очередной ориентир, типа "Особо кучерявого дерева", а потому, что в это время мы приступили к практическому вождению танков, начав водить первым этот знаменитый танк Т-34. Помню, отчётливо, первые метры движения, танк легко слушался рычагов, но при переключении передач, пришлось использовать и силу ног, чтобы давить на кулису и включить другую передачу. Только с помощью механика-инструктора, сидевшего рядом, на месте стрелка-радиста, смог переключиться и продолжить выполнять упражнение. Через много лет, ведя современный, в то время, танк Т-80, передачи у которого, благодаря гидравлике, переключались тремя пальчиками, как на легковой" Волге" (ГАЗ-21), я, с уважением, думал о тех танкистах-фронтовиках, которые с победой выходили из боя, создав всемирную славу нашим танкам. А это было, поверьте, нелегко!
Наступившая весна разбудила вновь ностальгию по дому. Рассматривая присланные фотографии часто вспоминал и Валю. Курсанты считали дни, когда наступит отпуск, мечтая и планируя его проведение с наибольшей отдачей. А для меня это выливалось в дилемму, куда ехать в отпуск - домой или к любимой девушке, которую я уже три года не видел. Вопрос решился сам собой. Проездные документы в строевой части были выписаны по месту жительства родителей. Не буду описывать дорогу в долгожданный отпуск, она не приносила радости. Чем больше дней я ехал в душных вагонах, теряя драгоценное время на пересадках, тем быстрее пробегали отпускные дни. Всего на отпуск отводилось 30 календарных суток, включая и дорогу, то есть мне отводилось на отдых менее десяти суток, а остальные дни проводил в дороге. Сейчас я и не могу вспомнить, что я делал в эти отпускные дни, так быстро они пролетели. Единственно значительным событием был пожар в соседнем доме Алфёровых. В жаркий полдень, я услышал сильный треск, как будто кто-то ломает сухие ветки, взглянув через крышу вверх, увидел длинные языки пламени. Инстинктивно, в одних трусах, метнулся к соседнему дому, вырвав на ходу из рук, проходившей мимо женщины, ведра с водой, подбежав к дому, увидел огонь, вылетающий из окон и уже охвативший козырёк крыши деревянной веранды. Зная, где стоит газовый баллон, я заскочил в дверь и с размаху, резко вылил воду в самый жар потолка так удачно, что пламя как бы захлебнулось. Второе ведро хлестанул на баллон, который зашипел, как раскалённые камни в бане, обдав меня горячим паром. Подоспевшие люди приносили воду, благо речушка была рядом и мы загасили оставшийся огонь на крыше. Только дома я испугался, представляя, опоздай я на секунды, то был бы взрыв газа и тогда уже не удалось бы спасти не только горевший, но и наш дом, который стоял впритык к горевшему. Позже, хозяин дома Пётр Алфёров, работавший в райисполкоме, рассказал мне, что посылал представление, для награждения меня медалью "За отвагу на пожаре". Тогда я подумал, а что я отважного сделал, так поступил бы каждый! Видимо, так же посчитали и в Правительстве.
Уже в поезде я перебирал в памяти события каждого дня, проведённого с родными. Отец уже не работал и сильно постарел за год, болезнь знала своё разрушительное дело. Он, иногда, выпивал со мной рюмочку коньяка, расспрашивая о Дальнем Востоке, особо его интересовала обстановка на границе с Китаем. Мама не знала, что приготовить, чтобы угодить мне, чувствуя сердцем близкую разлуку, могла часами рассказывать мне о своей молодости и жизни, как знала, что это мне позже очень понадобится, но мне тогда все хотелось куда- то бежать, чтобы ни одна минута отпуска не прошла зря. С большим сожалением думал о том, что не увидел никого из друзей, которые разъехались по всей стране.
Вернувшись в Училище, вновь окунулся в никогда не заканчивающиеся работы по ремонту и совершенствованию казармы и Ленинской Комнаты, а также подготовке материально-технической базы училища к новому учебному году. Друзья делились впечатлениями от проведённого отпуска, некоторые приехали уже женатыми на своих любимых девушках, а я, стараясь забыть о проведённых в долгой дороге днях, уже мечтал о будущем отпуске.
Так, вплотную мы подошли к Юбилею Великой Революции. Меня, как круглого отличника, полностью выполнившего свои обязательства, направили на торжественное собрание трудящихся Амурской области. Вручая пригласительный билет, Начальник Политотдела полковник Рохин лично проинструктировал меня о поведении и осмотрел внешний вид. А за внешним видом мы умели смотреть, зная, что курсанта встречают по одёжке, а провожают по уму!
Собрание проходило в зале областного Драмтеатра. Мебель из красного бархата, революционные песни, сменяемые музыкой, яркий свет сразу привели меня в неуверенное состояние, что даже страшно было ступить своими "хромачами" на яркую ковровую дорожку. Сидя в первом ряду, я с большим вниманием слушал доклад Первого Секретаря Обкома партии, в котором раскрывалась роль Великой Октябрьской Социалистической Революции в жизни не только нашей страны, но и всего мира, перечислялись достижения трудящихся Советского Союза и Амурской области. Много говорилось о международной обстановке и её обострении, в том числе и на Дальнем Востоке, в частности с КНР (Китайской Народной Республикой). Перечислялись меры партии и правительства по повышению оборонной мощи страны и её Вооружённых Сил. Потом орденами и медалями, ценными подарками награждали лучших тружеников области, сидящих вокруг меня. Неожиданно назвали и мою фамилию. Получив ценный подарок, трёхтомник сочинений В.И. Ленина, я, повернувшись лицом к залу, чуть не уронив его, чётко ответил: Служу Советскому Союзу!
Служба продолжалась: ходили в караул, выполняя боевую задачу по охране и обороне военных объектов, в обстановке участившихся провокаций на границе, проходившей в непосредственной близости от нас, несли службу в столовой, в качестве дежурного подразделения работали в кочегарке или на разгрузке вагонов с боеприпасами, заметно зачастивших в последнее время.
Начавшиеся боевые стрельбы штатным снарядом быстро уменьшали боевые запасы. Большую часть стрельб проводили ночью, одновременно совершенствуя отработку нормативов по разборке и сборке клина затвора пушки, пулемётов, автомата и пистолета, набиванию патронами магазинов и пулемётной ленты. Думать о сне было некогда! Важное место перед стрельбой отводилось подготовке оружия и его пристрелки. Помню, как полковник Трофимов, лучший огневик училища, лично пристреливал каждый пулемёт по кирпичам, которые красным облачком, как тарелочки на ружейном стенде, разлетались от попадания пули. Выполняя упражнение по стрельбе из танка, я с благодарностью вспоминал его, видя, как каждый снаряд или пуля точно идут в цель. Все стрельбы я выполнял на отлично.
Позже, изучая азбуку артиллерийских стрельб с закрытых огневых позиций, я попал в сборный экипаж танкового взвода, который практически провёл показную стрельбу для всех курсантов. А при выпуске, с учётом всех отличных стрельб и этой стрельбы, как основной, я получил, как и все наводчики экипажей танков данного взвода, 2 класс наводчика орудия. Все остальные курсанты выпустились только с 3 классом.
Незабываемое впечатление оставило в памяти участие нашей роты в крупномасштабных учениях Дальневосточного Военного Округа, в район которых нас везли в теплушках, как в военное время. Наша рота занимала район обороны по одному из склонов гор. Долго долбили промёрзшую каменистую землю, копая окопы, особенно тяжело было строить танковый окоп. Сбивая в кровь мозоли на руках, я представлял фронтовиков в войну, вновь и вновь роющих окопы, чтобы спасти свою жизнь от ураганного огня врага и становилось легче от мысли, что хоть здесь не стреляют по тебе, единственно командир взвода может наказать, поставив в не очередное ночное дежурство или на пост.
Особо запомнилась имитация ядерного взрыва. Накануне его, со всеми курсантами нашей роты провели показное занятие по подготовке взрыва. Ничего особенного не увидели, на возвышенности стояло два цилиндра, напоминающие бочки для горючего, от которых тянулись провода. Одна бочка должна взорваться на земле, а другая взлететь на сто метров и там взорваться.
Увиденный позже взрыв - впечатлил! Большой чёрный гриб походил на ядерный взрыв, который я ранее рисовал, единственно, что мы во все глаза, не отрываясь, смотрели на него, не прячась за укрытия и не одевая противогазы, за что нас потом только поругали. В реальности, даже не могу представить, что бы осталось от нас. Много эмоций вызвала танковая атака, которую, сидя в окопах, мы ждали совсем с другой стороны. Танки появились внезапно из-за сопки, стремительно приближаясь к нам. Их было много! Из-за поднятой пыли были видны только впереди идущие машины и стало, как-то неуютно в окопе, когда это гремящее облако приближалось к нам. Тогда я гордился, что выбрал этот род войск и стал танкистом!
В нескончаемой веренице занятий мы находили время и для отдыха. Толя Зайцев, секретарь комсомольской организации роты, обладал неиссякаемой инициативой, как и командир роты. Он постоянно организовывал различные КВНы в выходные дни, занятия художественной самодеятельностью, которая была лучшей в училище, вечера отдыха, как здесь, так и с выездом в педагогическое училище, поддерживающее с нами шефские связи. В выходные дни ходили в большой клуб смотреть кинофильмы или на танцы. В будни вечерами смотрели единственный черно-белый телевизор, который часто ломался, и я, как ответственный за него, вновь и вновь производил ремонт. В роте у нас был свой оркестр! Курсанты Дубровин, Мираков и Носатов постоянно радовали нас своим великолепным исполнением джазовых мелодий.
Поддерживали мы и шефские связи с трудовыми коллективами города Благовещенска, в которых, в связи с обострившейся обстановкой на границе, началось проведение занятия по военной подготовке и гражданской обороне. Однажды я, с группой курсантов, проводил занятия по изучению пистолета с работницами кондитерской фабрики "Зея". Женщины охотно и внимательно слушали меня, изучая устройство пистолета ПМ, быстро осваивали разборку и сборку его. После занятий, кондитеры вручили нам по кульку конфет, которых не хватило на всех курсантов, желающих их попробовать
На следующее занятие мы поехали, взяв пустые противогазные сумки и подсумки от автоматных магазинов. После занятий нам показали весь процесс изготовления сладостей, одновременно давая попробовать все сорта выпускаемого шоколада и конфет. Кроме того, нам разрешили взять столько конфетной "не кондиции", сколько унесём. И мы унесли полные сумки, карманы, подсумки из под автоматных магазинов, накормив всю роту шоколадными конфетами. Лично я, долгое время, даже думать не хотел о шоколадных конфетах!
23 февраля 1968 года мы праздновали 50-летие Вооружённых Сил СССР. К этой дате Училище было награждено орденом Боевого Красного Знамени и стало именоваться Краснознамённым! Мы гордились этим! Помню с какой любовью я рисовал эту, уважаемую в народе, награду, на стенде о Боевом Пути части. Подводились итоги выполнения социалистических обязательств. Окончив полугодие с отличными результатами, я, вместе другими отличниками, участвовал в торжественном приёме военнослужащих Амурским Облисполкомом, глава которого П. Лавунов, вручил мне Почётную Грамоту ко Дню Светской Армии и ВМФ, которую бережно храню до сих пор. А из училища было отправлено моим родителям Благодарственное Письмо, копия которого до сих пор висит на стенде в Александровском военкомате, призвавшего меня на службу.
После награждения орденом Красного Знамени, Училищу было присвоено почётное имя Маршала Советского Союза К. А. Мерецкова, прославленного полководца Великой Отечественной войны. Все это повышало у нас ответственность в выполнении служебных обязанностей и изучению военного дела.
Не могу не рассказать о проведённых стажировках в войсках. Первую стажировку проводили в танковом полку в посёлке Возжаевка, а вторую в с. Сергеевка под Уссурийском. Особых навыков командования они нам не дали, но хорошо показали реальную жизнь солдат в частях. Особенно поразило питание солдат в столовой, где мы питались вместе с солдатами. Кислые щи из квашеной капусты были прозрачны, как уха, мясом почти не пахли, а второго блюда в бачках никак не хватало на десять человек. После ужина нам приходилось идти в офицерскую столовую, чтобы утолить голод. В моей дальнейшей службе, я всегда вопрос питания солдат ставил на первое место. Это хорошо должны помнить все офицеры - тыловики, бывшие в моем подчинении.
Наступившие зимние каникулы я вновь проводил в казарме. Казалось, что все идёт по кругу, как в часовом механизме. Некоторые курсанты не выдерживали этого круговорота и уходили в сторону, вернее писали рапорта об отчислении из училища, их направляли служить в войска. Так поступил и мой друг, сосед по койке, Гена Казначеев, подарив мне на память свою медаль.
Между тем расширялась и совершенствовалась учебная база. Обновился огневой городок, танкодром и автодром. Все это делалось руками курсантов. Оставил и я свой след в строительстве вышки на автодроме. Больше месяца я не посещал занятия - работал! Научился "ложить" кирпич, готовить бетон. Бригада наша состояла из трёх курсантов и механика-водителя сержанта Яблонского, который был главным специалистом в строительстве. Так мы работали в течение месяца до летнего отпуска.
В отпуск ехал измотанный и уставший, да ещё стояла невыносимая жара. Только через несколько дней пути начал приходить в себя. В попутчиках у меня был старшина 10 роты курсантов ст. сержант Кривогуз, который ехал домой на Украину. Вдвоём было ехать веселее, но один случай чуть не омрачил все наше путешествие. Ранним утром, когда мы крепко спали, кто-то сорвал стоп-кран. Свалившись, как мешки с песком, на пол, мы проснулись и увидели выскакивающих из вагона пассажиров. Мы тоже выбежали, успев только схватить свою форму с документами и увидели горящий вагон, следовавший за нашим, из которого выскакивали полуодетые люди. Вагон горел с треском и из окон валил чёрный густой и вонючий дым. Всех пассажиров посадили в наш вагон и поезд тронулся и набирая скорость, понёсся к близлежащей станции Сорокино.
Не могу передать те чувства, которые я испытал тогда, видя людей, оставшихся без документов, денег, одежды и вещей. Да и не было уверенности, что и с нашим вагоном не случится подобное! Но поезд домчался до станции, остановился и из него быстро выскакивали пассажиры и вылетали чемоданы. Выбежали и мы с чемоданами. Вагон горел как факел и пока отключали электроэнергию на линии, пока растаскивали поезд, пока оттянули горевший вагон на запасной путь, от него остался только металлический остов. До сих пор стоит в глазах высокий, до самого голубого неба, чёрный столб дыма. Никогда не думал, что вагон, в котором вроде бы и нечему гореть, представляет собой - зажигательную бомбу.
Больше происшествий не было и я успешно доехал домой. Утолив радость встречи с родными и вдоволь наговорившись, я уже более рационально "прожигал "каждую минуту отпуска: ездил на мотоцикле "Ковровец", взятого у брата, на рыбалку или купаться на пруд, а вечерами ходил в кино или на танцы, бравируя темной шерстяной гимнастёркой с полным комплектом знаков солдатской доблести на груди и начищенными, до зеркального блеска, хромовыми сапогами. Вот только когда понял, какой урон я нанёс курсантской внешности брата Виктора, разбив ему, нечаянно, голову камнем в былые времена.
Встретился с одноклассником Васей Хабаровым, который тоже учился в Военном училище и находился в отпуске. Уже, вдвоём, веселее было ходить на танцы. Девчата с интересом разглядывали нас, а может нашу военную форму, приглашая на "белое танго". Все это расслабляло и забывалась, на какое-то время, ненавистная мысль о неотвратимости конца этой "райской жизни". Я завидовал местным "хлыщам", типа Бори Лосицкого, накачавших мышцы и научившихся боксировать, они были кумирами и авторитетами для мальчишек, всегда кучей сопровождающих их и готовых выполнить любое желание, в том, что они нигде не учились и никуда не спешили, ежедневно, наслаждаясь вольной жизнью бездельников.
Но эта зависть была минутной и проходила одновременно с мыслью о том, что вернувшись из отпуска, я войду в негласный ранг старшекурсника-выпускника, авторитет которого непререкаем среди курсантов младших курсов, и, наконец, окончу училище. Нет, это не "дедовщина", о чем вы подумали, наслушавшись и начитавшись жутких страшилок о жизни в современной армии, тогда мы даже не слышали такого слова. Общаясь на равных с солдатами, проживая вместе с ними в казарме во время стажировок, я никогда не видел глумления или издевательств со стороны "дембелей", авторитет которых был тем выше, чем выше была его профессиональная подготовка. Каждый старослужащий, солдат третьего года службы, отчётливо знал, что пока не подготовит себе достойного сменщика, его никто не уволит, даже если он будет служить сверх установленного срока. Поэтому забота и защита, от любого посягательства на права, со стороны других "стариков", своему "подмастерью" была обеспечена. Позднее эта традиция, вместе с сокращениями сроков службы в армии, была постепенно утрачена, как и авторитет самой службы.
С первых дней учёбы я с уважением смотрел на офицеров фронтовиков, служивших в училище, это: полковники Меренков И.Н, Чаянов Ю.К, Спруж Ю.И, Дмитриев С.Т, подполковники Бурцев А. С, Хуснутдинов И. А, Губин Н.А, Максимов В.П, Таращанский И.И, Ястребов В.А и другие. Их парадные мундиры светились от орденов и медалей. Они были во всем примером для нас!
Всеобщим уважением у курсантов пользовался командир 2 батальона полковник И. Меренков, его грудь ломилась от орденов, а фронтовые похождения передавались из уст в уста. Говорили, что он дважды представлялся к званию Героя Советского Союза, но из-за этих похождений ему отказывали и только после нашего выпуска, не знаю точно когда, список героев училища пополнился его фамилией. Помню, как он учил меня, как правильно надо отдавать честь, после моей попытки пройти мимо и просто "откозырять". Минут пять делал он мне замечания по форме одежды, а потом учил, как надо за пять метров переходить на строевой шаг и отдавать честь старшему начальнику. Этого урока мне хватило на всю жизнь, больше он меня не останавливал. Ни один курсант не мог пройти мимо него, если что-то нарушал. Курсанты, любя, дали ему кличку "Ваня - лом", так как ходил подтянутый и прямой, как лом.
А кто из выпускников скажет, что забыл голос полковника Чаянова?
Его команду: "Училище! Раааавняясь!!! Смирно!- я слышал, стоя часовым, аж на втором посту и она, эхом, ещё долго катилась, между сопок, по всей Моховой Пади.
Большим уважением у курсантов пользовался наш преподаватель по технической подготовке подполковник Хуснутдинов, почти мальчишкой, награждённый в годы войны орденом Солдатской Славы. Он никогда не повышал голоса, а мы сидели, как заворожённые, слушая его лаконичную лекцию, мгновенно переходящую в рассказ, с примерами и показом тут же, на экспонатах, устройства и принципа действия того или иного механизма и узла. Мы, будто видели все изнутри. Не зря, идя на выпускной Государственный экзамен по технической подготовке, никто из курсантов не боялся его завалить.
А как мы знали военную топографию? До сих пор помню каждый знак и могу решить любую задачу. Принимая решение за командира дивизии на карте, во время сдачи Госэкзамена по тактике в Военной Академии, я с благодарностью вспоминал майора Молодцова за его науку работать на карте. Не зря в войсках ходила присказка про командиров, плохо читающих карту: "Красиво решили на бумаге, да забыли про овраги".
Рассказывая о преподавателях, не могу не рассказать и о своих командирах, которые непосредственно учили меня умению, прежде всего, подчиняться - главному принципу всей военной науки. Не научившись подчиняться, не научишься командовать! А из нас готовили командиров танковых взводов.
И командир нашего батальона курсантов полковник С. Дмитриев с этим уроком отлично справился. Прямо скажу, мы его побаивались и недолюбливали за его резкость и строгость в наказаниях, но когда на последнем построении батальона, он прощался с нами, у него из глаз текли слезы. Это нам говорило о многом и без слов.
Говоря о заместителе командира батальона по политической части подполковнике Г. Рева, должность которого была введена уже в конце нашего обучения, могу сказать, что это был добросовестный офицер, которому трудно было проявить себя, ведь основной процесс воспитательной работы проходил в ротах и был хорошо отлажен. Ему приходилось много фотографировать начальство, курсантов, создавая различные стенды, чтобы показать свою работу. Послужив в должности политработника не один год, волею судьбы, сейчас могу твёрдо сказать, что в курсантских батальонах такая должность не нужна. Партийные и комсомольские организации вполне справлялись с ростом партийной и комсомольской прослойки в ротах и могли строго спросить за любое грубое нарушение воинской дисциплины. Это я хорошо знаю, сам побывал под жерновами комсомольской требовательности. Нет страшнее наказания, когда тебя осуждают товарищи! Это я всегда помнил и постоянно использовал в своей практике воспитания подчинённых.
Прочитав мои воспоминания, многие подумают: "Смотри, какой шёлковый и пушистый!" Нет, были и у нас в роте грубые нарушения мер безопасности при стрельбе и на технике, повлёкшие тяжкие последствия, много самовольных отлучек, драк, употребляли и спиртные напитки. Не хочу рассказывать об этом, и так негатива хватает во всех средствах массовой информации! Не буду заниматься обнажением души и самобичеванием, но и я попадал в число нарушителей воинской дисциплины. С благодарностью вспоминаю командиров взводов ст. лейтенантов: А. Сафронова и А. Богданова, с которых я брал пример во многом, особенно, в умении, понимать своих подчинённых и доверять им. Умелым воспитателем и организатором этого процесса был командир роты майор В. Горкун.
Возвращаясь к разговору об авторитете старшекурсников, хочу сказать, что находясь на первом курсе, мы, как губка, впитывали в себя, прежде всего то, что нам нравилось в них. Вот почему, приходя в клуб, я долго рассматривал стенды: "Они занесены в Книгу Почёта Училища", "Мастера меткого огня". Не скрою, хотелось быть среди них.
А пока полным ходом продолжался учебный процесс. Чем ближе мы подходили к финалу, тем сложнее выполняли учебно-боевые задачи. Так мы подошли вплотную к практическому вождению танков под водой. Долгое время готовились к этому, изучая теорию легководолазной подготовки, потом отрабатывали действия под водой с использованием изолирующего противогаза. Не каждый выдерживал с первого раза процесс затопления танка водой, рано пуская в действие кислородный патрон и обжигая лёгкие горячим кислородом. Видимо, в каждом человеке заложен инстинктивный страх перед водой. Испытывал его и я почти при каждом погружении в воду, особенно когда практически преодолевал на танке под водой реку Зея.
Ощущения простые: на голову капает вода, ничего не видно и главная задача, чтобы не подвёл гиро полукомпас. А для этого надо правильно им пользоваться, при малейшем сбое можно вести танк вдоль берега, если не заглохнет, а тогда надо ждать, пока его найдут, прицепят трос и тягачом вытащат из воды, в крайнем случае, надо затапливать танк водой (давление воды не позволяет открыть люк), а потом одевать защиту и покидать его. Все эти случаи были в практике подводного вождения, но все обходилось благополучно. Я с первого раза выполнил эту задачу, убеждаясь в правильности поговорки, которую всегда говорила мама, садясь шить: "Семь раз отмерь - один отрежь!"
Все шло хорошо, пока не наступила зима. События на Даманском и последующие события на границе резко отразились и нашей учёбе. Полной обстановки мы не знали, но то, что мы слышали по рации на стрельбе из танков или на вождении от самих китайцев, на плохом русском языке, говорило о том, что миром дело не окончится. А они говорили прямо, на всех частотах радиостанции, что не успокоятся, пока каждая "русская свинья" топчет их землю, а своей землёй считали все, что находится вплоть до Урала.
Нам объявили, что мы переходим на ускоренную программу обучения и где-то через несколько месяцев будет выпуск. И мы с раннего утра до позднего вечера занимались, стреляли, водили, то есть весь процесс обучения шёл, как в ускоренном кино. Казалось, что не выдержим. Потом из нас, как выпускников, создали экипажи и закрепили за каждым учебным танком. Я стал, как лучший огневик, наводчиком орудия, командиром танка был Витя Косых, а заряжающим Миша Перминов. Так вновь созданный танковый батальон был подготовлен к боевым действиям, загружен боеприпасами, поставлен недалеко от казармы и ждал команды, чтобы быстро выдвинуться для усиления обороны в назначенном укрепрайоне. Училище планировало свою эвакуацию. Не буду заострять внимание на сложившейся далее обстановке и дальнейших событиях, так как я не ставил такой цели.
Моя цель - показать те чувства и мысли, которые мы испытывали в той обстановке. Страха никто не испытывал, а наоборот, где-то внутри была радость, что быстрее станем офицерами и примем участие в боевых действиях. Я представлял, что мы сразу разобьём эту "людскую" армию, имеющую на вооружении старую, чуть ли не "картонную" технику, представлял себя героем, похожим на Юрия Бабанского.
Все учились самоотверженно, о нарушениях дисциплины даже никто не думал. Только весной постепенно начали возвращаться в привычный учебный процесс. Нас начали отпускать в город для примерки и пошива в военном ателье офицерской формы. На одном из построений роты майор Горкун спросил, кто желает служить в Омске и я поднял руку, в числе многих других. Командир роты из всех выбрал четырёх человек, в том числе и меня. Так, ещё до Государственных экзаменов я знал, что поеду служить командиром курсантского взвода, сразу на капитанскую должность, в Омское Высшее Танко-Техническое Училище.
И вот, наступило время, когда к нам приехала Государственная Комиссия, возглавляемая Генерал-майором танковых войск А. Бухаренко. С одной стороны я чувствовал радость, что наступил долгожданный момент, а с другой было не скрываемое волнение, ведь я шёл на красный диплом, а завал любого экзамена, даже физической подготовки, лишал сразу меня этой надежды.
Успокаивало одно, если раньше мы стояли напротив преподавателя, сдавая ему экзамен, то теперь все училище сдавало экзамен вместе с нами и можно было надеяться на помощь преподавателей. Мы в те дни были на вершине внимания и заботы во всем. На каждом экзамене царило праздничное настроение и не такими страшными оказались члены Государственной Комиссии, которые приехали из частей округа, многие сами когда-то окончили наше училище.
Все экзамены я уверенно сдал на отлично, единственно чуть не завалил физическую подготовку, получив на кроссе 3 км, силовых упражнениях на перекладине - отлично, а на полосе препятствий не попал гранатой в габарит, за что оценка снижалась на один балл. Это не входило в мои планы и я попросил проверяющего перебежать, чувствуя оставшуюся силу для этого. И он разрешил!
Не знаю откуда у меня была уверенность в том, что пробегу на отлично - но я пробежал и попал первой гранатой в габарит! Подходя к проверяющему на ватных ногах, я увидел в его глазах удивление и он, как-то неуверенно, выводил рукой мне пятёрку. Все! Для меня наступил "золотой" карантин, время, когда мы уже не курсанты, но ещё и не офицеры. Наступила свобода, мы, ожидая Приказ Министра Обороны СССР о присвоении нам первого офицерского звания "лейтенант" ходили в полевой офицерской форме, но только без погон, свободно и везде, где нам хотелось. Но как долго, как нам казалось тогда, тянулся этот золотой период! Я не смогу передать те чувства, у меня не хватит слов, которые я испытал, услышав весть о получении Приказа! Просто это надо видеть или испытать самому! Сбылась моя мечта детства!
Утром, следующего дня, мы стояли в строю в парадной офицерской форме, с блестящими золотом лейтенантскими погонами и не узнавали друг друга, сразу, за одну ночь мы стали выглядеть старше!
На тожественном построении училища нам вручили дипломы и каждый попрощался с Боевым Знаменем. Я, в числе первых, получил диплом с отличием - красный!
Потом был парад выпускников: нашего и общевойскового училища в городе Благовещенске. Мы стояли в строю, а солнце, как и три года назад, опять испытывало нас на прочность. Нас поздравлял генерал-армии Лелюшенко, известный полководец и герой прошедшей войны, известный герой-пограничник Карацупа и почти все, кто стоял на трибуне. Пройдя мимо трибуны торжественным маршем, мы, наконец, поехали в училище готовиться к выпускному вечеру. Вечер проходил в спортзале, который оборудовали также как и нашу столовую. После поздравлений, мы хорошо выпили и начали танцевать. Вместе снами танцевал, чуть ли не вприсядку, прославленный танкист, генерал-армии Лелюшенко. Потом, вытерев пот платком с блестевшей бритой головы, сказал: "Да, это настоящие танкисты! Больше здесь мне делать нечего" и уехал. А мы продолжали веселиться, зная, что завтра уже все разлетятся, как птицы по стране и может быть больше никогда не встретятся.
Так оно и случилось! Я за всю службу встретился только с тремя однокурсниками, как будто все остальные канули в вечность. И только в этом году, благодаря Интернету установил связь с генералами Анатолием Рублёвым, Виктором Власенковым, Юрием Антоновым, полковниками Виктором Храмовым, Виктором Барановым, Михаилом Репиным, Вячеславом Сутунковым, Николаем Вербоватый, Виктором Кострюковым, Виктором Собяниным, подполковниками Владимиром Гниляковым, Валерием Бурдинским и бывшим командиром 3 взвода полковником Александром Богдановым. Узнал от друзей, что генералами стали Анатолий Зайцев, Виталий Дубровин, Валерий Жежелев. Я надеюсь, что это не законченный список и со временем я узнаю больше обо всех бывших однокурсниках, а если кто прочитает эту книгу, всегда буду рад любой весточке от него.
Возвращаясь в те далёкие дни, хорошо помню моменты расставания с друзьями и ту грусть, с какой я вновь ехал в поезде, увозящем меня с этого далёкого края, ставшего, за три долгих года, мне родным, в незнакомый сибирский город Омск, но это уже другая история.