-- Мама, -- спросил Федя, когда чаепитие и другие самоварные чудеса кончились, когда пошутившее августовское солнце превратило белый снег, покрывший деревья и зеленую траву, в алмазную капель и такие быстрые ручейки, что мальчишки не успели даже поиграть в снежки, -- мама, а ты не забыла, что обещала отвезти сегодня Эрделя в ветлечебницу на прививку от моего бешенства?
-- Что-что? -- удивилась Федина мама. -- Идти в ветлечебницу сегодня, когда у меня намечена генеральная стирка? Неужели я могла обещать подобную глупость?
-- Раз глупость, то, конечно, могла, -- сказала Федина бабушка. -- Припоминается, я как раз слышала вчера нечто подобное.
-- Не знаю, не знаю, -- попробовала уклониться от своего обещания Федина мама. -- Вероятно, у меня вчера сильно болела голова. Кроме того, как я могу вести пса в ветлечебницу, если у него нет ни поводка, ни ошейника?
-- Нет поводка? -- обеспокоено вскочил Эрдель. -- Нет ошейника? Сейчас, сейчас... Найдем, найдем...
Эрдель потянул носом воздух, направился к Грустному Человеку и ткнулся ему в карман.
-- Ты полагаешь, что у меня найдется все необходимое? -- спросил Грустный Человек. -- Ну, давай посмотрим.
Грустный Человек засунул руку в карман пиджака и вытащил поводок и ошейник.
-- Вот это да! -- воскликнул Федя с большим уважением.
-- Откуда это у вас? -- удивилась Федина мама.
-- Трудно ответить на этот вопрос точно, -- сказал Грустный Человек. -- По-моему, в этом виноваты карманы: в них почему-то всегда оказывается то, что требуется Маленьким Мальчикам.
-- А у вас есть в кармане зоопарк? -- тут же спросил Федя.
-- Зоопарк? Сейчас посмотрю... -- Грустный Человек стал рыться во всех карманах и извлекать из них странные вещи. На столе появились две гайки, гаечный ключ 12 на 14, электрический фонарик, десять шурупов, складной нож с вилкой, ложкой, ножницами и несколькими лезвиями, носовой платок, голубиное яйцо, спичечный коробок с рыболовными крючками и, наконец, -- два новеньких билета в зоопарк.
-- М-да-а -- произнесла Федина бабушка. -- Ну, билеты --это ладно, Ёрик может натворить и не то. Гаечный ключ в кармане мужчины -- тоже естественно. Но голубиное яйцо?!
-- Видите ли... -- смущенно признался Грустный Человек, завертывая яйцо в носовой платок и осторожно пряча его в нагрудный карман. -- Видите ли... У меня на балконе жил раненый голубь... то есть голубка. Три дня назад она слетела с балкона, и не вернулась. В общем, это яйцо я высиживаю.
-- Но что вы будете делать, когда появится птенец? -- воскликнула Федина мама.
Грустный Человек виновато улыбнулся и сказал:
-- Когда появится птенец, я буду его выкармливать, потом научу летать. Я уже выкормил двух. И они до сих пор прилетают ко мне и стучат клювом в кухонное окно. Правда, яйцо я высиживаю впервые, но ему пока ничего не нужно, кроме тепла.
-- Но зачем? -- спросила Елена Дмитриевна, внимательно рассматривая странного человека, откуда-то взявшегося на её кухне.
-- Ему хочется родиться, -- ответил Грустный Человек. -- Если бы сейчас была весна, я подложил бы яйцо в чье-нибудь гнездо. Но что можно сделать в начале августа? У бедняги никого нет, кроме меня.
Перед глазами Феди снова возник белый шарик, только что лежавший на столе вместе с гайками и ключами. Маленький и хрупкий, он отважно хранил в себе крохотную жизнь. Такой маленький-маленький в таком большом-большом мире!
-- Дядя Игорь, -- решительно произнес Федя, -- я буду собирать для вас гусениц.
-- Так... -- сказала Федина мама, содрогнувшись. -- Про гусениц я не слышала. И, надеюсь, никогда больше не услышу. Собирать гусениц, которые извиваются! Мама, у ребенка зоопериод. Если пустить дело на самотек, через месяц нам негде будет жить. Срочно веди его в зоопарк и покажи сразу все -- может быть, это уменьшит стихийное зоологическое бедствие.
-- Я? Но почему я? -- удивилась Софья Ивановна.
-- А ты, бабушка, обещала, -- напомнил Федя.
-- Я обещала? -- ещё больше удивилась бабушка. -- Когда я успела это пообещать?
-- По-моему, перед тем, как отправиться в Маленький Домашний отпуск, да, да, я как раз перед тем слышала нечто подобное, -- насмешливо проговорила Елена Дмитриевна.
-- Похоже, в последнее время голова болит не только у моей дочери, -- пробормотала Федина бабушка. -- Что ж, зоопарк так зоопарк.
-- Ура! -- крикнул Федя и от радости опрокинул на себя чашку с недопитым чаем.
Мама укоризненно посмотрела на него, но ничего не сказала, а бабушка этого как бы не заметила.
На спинке бабушкиного стула внезапно возник Ёрик.
-- Зоопарк... Парк... Живой парк... -- бормотал Ёрик. -- Скажите, это парк, где растут живые деревья?
-- Нет, -- ответил Федя, -- это место, где живут всякие звери -- львы, обезьяны, слоны, -- много-много!
-- А это далеко? -- спросил Ёрик.
-- Придется ехать на трамвае, -- ответила Софья Ивановна.
-- Я никогда не ездил на трамвае, -- скромно сказал Ёрик.
-- Гм... -- проговорила Софья Ивановна. -- Положение осложняется.
-- Бабушка! -- воскликнул Федя, понявший, что нужно принимать срочные меры. -- А если Ёрик без нас опять пропадет? Или что-нибудь случится ещё? Ты же понимаешь, бабушка, что чёрта нельзя оставлять без присмотра?
-- Да, -- подтвердил Ёрик, -- я предпочел бы остаться с присмотром. Остаться одному -- всё равно что остаться в темноте.
-- А не отправиться ли и мне с вами? -- предложил Грустный Человек. -- Я не был в зоопарке с тех пор, как стал взрослым человеком.
-- А я навсегда останусь детским человеком, -- сказал Федя.-- Чтобы всегда ходить в зоопарк.
-- Что ж, Игорь Николаевич, если вы присоединитесь к нашей экспедиции, то, может быть, всё обойдется благополучно, хотя я и привыкла доверять своим предчувствиям.
Федю охватило страшное волнение. Когда у бабушки возникали предчувствия, это всегда означало, что впереди ожидаются необыкновенные приключения.
Но Федя знал, что взрослые никак не могут приступить к необыкновенным приключениям немедленно. Надо долго терпеть, пока будет перемыта посуда, пока всё расставится на места, пока будет высосана пыль с коридорной дорожки, политы цветы, а также вымыты руки, подстрижены ногти и почищены ботинки. И главное -- сопротивляться этому замедленному действию совершенно невозможно.
Но ещё более невозможно ничего не делать и ждать, пока мама перестанет советоваться с бабушкой о том, что ей лучше надеть в ветлечебницу -- спортивный костюм, в котором жарко, или легкое платье, в котором нет карманов. Поэтому Федя сам перенес посуду со стола в раковину, разбив при этом только две чашки и ни одного блюдца, открыл кран, чтобы вода мыла всё самостоятельно, полил цветы на кухонном подоконнике прямо из чайника, потому что их полезно поливать чаем, наваксил свои коричневые ботинки черным гуталином, потому что другого в ящичке не оказалось, и слегка перемазал руки до локтей, а рубашку только на животе, после чего собрался пылесосить ковровую дорожку в коридоре, но тут ему попался Эрдель, и он начал пылесосить Эрделя, что очень понравилось обоим.
И вот в этой кипучей деятельности откуда-то издали раздался мамин голос:
-- У нас что-то течет?
-- Ничего не течет, мама, -- ответил Федя. -- Это я включил пылесос.
-- Чтобы перед походом в зоопарк всё было чистым, -- ответил Федя.
-- О, боже мой! ГДЕ У НАС ТЕЧЕТ?.. -- каким-то толстым голосом крикнула мама.
-- Ох, мама! -- прислушался Федя. -- Пожалуй, это течет у нас на кухне.
-- Хотела бы я знать, что может у нас течь на кухне? -- спросила мама, пытаясь вылезти из спортивного свитера, у которого было слишком узкое горло.
-- Я думаю, мама, -- ответил Федя, -- что у нас может течь исключительно вода.
Мама, не одолев спортивного горла, принялась снова натягивать на себя свитер. Федя выключил пылесос и хотел проверить, хорошо ли вымылась посуда, как вдруг увидел, что вода из кухни живо бежит под ковровую дорожку в коридоре, а дорожка охотно намокает.
-- Ох, мамочка... -- прошептал Федя и кинулся закручивать кухонные краны. -- Мамочка, я хотел тебе помочь! Честное слово, я хотел вымыть посуду! Но боюсь, что теперь дорожку надо стирать...
-- Так вот, -- сказала мама, -- я тоже боюсь, что ваш поход в зоопарк...
-- Ой, мама, не надо, мамочка! -- торопливо проговорил Федя. -- Потому что зоопарк тут совершенно ни при чём!
-- Ни при чем? -- воскликнула Федина мама. -- А что это? Это моя лучшая одежная щетка? А это твои выходные ботинки?.. Так вот что я хочу сказать по поводу зоопарка...
-- Мама, мама! -- ещё поспешнее проговорил Федя. -- Ничего не надо говорить о зоопарке!
-- А это моя любимая чашка? Нет, это уже две полчашки!
-- Там их четыре, мамочка... Но все блюдечки целы!
-- А цветы?.. Мои цветы! Ты ставил их в духовку?!
-- Нет, нет, мамочка, я только полил из чайника...
-- Из горячего чайника!
-- Но ты сама говорила, что их вредно поливать холодной водой!
-- И это только утро! -- воскликнула мама. -- А впереди ещё целый день, не говоря о вечере! А я каждый раз надеюсь, что всё, что можно, мой сын совершил ещё вчера!
-- Ну, ну.. -- спокойно произнесла появившаяся на кухне бабушка. -- Несколько лишних черепков не меняют дела.
-- Эти черепки были теми чашками, которые мне подарили на Восьмое марта! А я почему-то собиралась ехать в какую-то лечебницу! С каким-то бездомным псом! Я почему-то собиралась, может быть, разрешить этому ребенку иметь личную собаку! Но если кто-то считает, что я продолжаю собираться, то он сильно ошибается!
Ужасно, ужасно! Вы понимаете, как ужасно все складывалось? Оказывается, у него могла быть личная собака! А теперь! Неужели теперь её не будет?..
Федя посмотрел на Эрделя, опустившего голову, и решил отказаться от большого ради малого.
-- Мама, -- сказал он, -- в зоопарке так много зверей! В зоопарке есть слоны, ягуары, павианы и столько попугайчиков!
-- При чём тут попугайчики? -- возмутилась мама.
-- Мама, -- проговорил Федя, -- я отдаю тебе всех попугайчиков, слонов и ягуаров! Возьми их, пожалуйста. Я...Я отказываюсь от зоопарка. Я весь зоопарк отдаю за одного этого Эрделя, мама!
-- Гм... -- проговорила Софья Ивановна. -- Ты не находишь, Леночка, что наш Федя решился на большую жертву? Отказаться от всех слонов ради одного маленького пёсика...
-- Песика?! -- воскликнула Федина мама, взглянув на Эрделя, который сидел около Феди и был выше его на целую голову. -- Пёсика?.. Нет, будет лучше для всех, если я не увижу своего сына и его бабушки в течение ближайших часов, которые потребуются мне, чтобы ликвидировать последствия очередного стихийного бедствия!
И мама, не обращая больше никакого внимания на присутствующих, начала засучивать рукава свитера.
Бабушка на цыпочках отступила из кухни, взяла своего внука за руку и вывела из квартиры.
-- Да-а... -- покачала она головой. -- Я бы так не сумела.
-- Разве ты можешь чего-то не суметь, бабушка? -- шепотом спросил Федя.
-- Пожалуй, я не смогла бы при чистке двух маленьких ботинок измазать тут и там такого большого шестилетнего человека.
Тамтуттам понуро опустил голову.
-- Бабушка, а зоопарк...-попробовал он заговорить, когда они вошли в лифт.
-- Гм, зоопарк... В таком виде?
-- Бабушка, а Эрдель?
-- Гм, Эрдель...
-- А Ёрик! -- в отчаянии воззвал Тамтуттам. -- Бабушка, ведь Ёрику опасно оставаться сейчас с нашей мамой! Она может при уборке отослать его в Страну с Закрытыми Глазами?
-- Ни при каких обстоятельствах!
Она нажала на стоп-клавишу. Лифт послушно остановился. Федя нажал на клавишу с цифрой 8. Лифт пополз вверх.
Софья Ивановна бесшумно отперла дверь. Съежившийся Эрдель слабо махнул поникшим хвостом. Он выглядел несчастными лежал носом в угол. В квартире слышались слабый шелест, скольжение, позвякивание. Федя осторожно заглянул на кухню.
Мамы на кухне не было. На кухне было другое.
По полу опять текла вода. Но теперь она текла в обратном направлении. Ковровая дорожка в коридоре высохла, показался извилистый край сухого пола, он ширился, изгибался, наступал на водяной поток, и вода отодвигалась. Вот она перекинулась через низкий кухонный порог, побежала по зеленому линолеуму, поднялась в воздух и перелилась через белый край внутрь раковины.
-- Бабушка, -- шепотом спросил Федя, -- это началась всякая чертовщина, да?
В это время белый чайник с двумя красными петухами на круглых боках подскочил к подоконнику, где стояли мамины цветы, высосал из цветов горячую заварку, и поникшие цветы выпрямились. После этого чайник вылил бывший чай в мойку, снял с себя крышку, сполоснулся внутри и встал на подставку -- на свое постоянное место в том случае, когда на кухне был порядок.
Тут что-то зашевелилось в мусорном ведре. Из него выпрыгнули фарфоровые осколки, собрались на полу в целые чашки, после чего чашки полезли в раковину мыться. Краны горячей и холодной воды сами собой открылись, мочалка сама терла тарелки, тарелки сами подставлялись под струю, а потом, стряхнув капли, встали на решетчатую сушилку.
Через минуту на кухне царил любимый мамин порядок.
-- Вот это да! -- с восхищением произнес Тамтуттам. -- Теперь всегда так будет?
Что-то щелкнуло в коридоре. Федя оглянулся. В начищенный до блеска коричневых ботинках отражалась коридорная лампочка. Чистая одежная щетка подпрыгнула и зацепилась за предназначенный для нее крючок около зеркала.
Федя взглянул на свои руки, потом на рубашку. И руки, и рубашка оказались утренне чистыми.
-- Гм... -- с сомнением поглядела на чистенького внука Софья Ивановна. -- Я бы не сказала, что это педагогично. Придется, видимо, внести коррективы.
Федя не знал, что такое коррективы, но решил, что сейчас лучше ничего никуда не вносить, и поспешно проговорил:
-- Бабушка, давай лучше сегодня без корректив. Честное слово, я сам буду чистить свои ботинки! А потом у нас сегодня выходной день. А ещё нас ждет Грустный Человек. А кроме того -- где же мама?
Бабушка удачно отвлеклась от корректив, и они вышли в коридор. Федя стал заглядывать во все комнаты подряд, но ни в Фединой, ни в маминой комнате никого не было. И даже в бабушкиной они увидели только Ёрика.
Ёрик сидел под зажженным торшером и тихо покачивался. А на руках у Ёрика покачивалась, как в гамаке, крохотная Федина мама. А принесённая Фединой бабушкой коряга голосом лохматого лешего рассказывала им сказку про паука-мизгиря:
-- Ты, сверчок, сядь на кочок курить табачок. А ты, таракан, ударь в барабан...
Позади Феди предательски скрипнула дверь. Леший ухнул, крякнул и замолчал, будто поперхнулся.
В то же мгновение вокруг торшера закрутился прозрачный вихрь. Из вихря вышла вполне обычная и совсем спокойная мама и деловито спросила:
-- Надеюсь, вы уже собрались в зоопарк?
-- Да, Леночка, мы давно готовы и зашли попрощаться, -- не моргнув глазом, ответила бабушка.
Федя засомневался, слышала ли бабушка про сверчка и таракана и видела ли все остальное. Мама тоже была такая, будто только что вытирала пыль, -- даже влажная тряпка свисала из её руки.
"Смешно, -- подумал Федя. -- Чего тут скрывать, если тебе нравятся сказки?". Но он тоже не стал задавать лишних вопросов, а только покосился в сторону лешего. Ишь, прикидывается! Пень да и только.
-- А ещё мы за Ёриком зашли, мамочка, -- сказал Федя. -- Потому что ему пора показать белый свет.
Ёрик взмахнул ручками и взлетел под потолок. Если бы не мягкие пончики на его шапочке, он, вероятно, даже набил бы себе шишку.
-- Я могу? Меня возьмут? И я увижу?.. -- Он оттолкнулся от потолка, спланировал вниз и протянул руку: -- Я совсем, полностью, целиком совершенно готов с вами идти, бежать, мчаться, лететь!
-- Жду к обеду, -- не обращая внимания на Ёрика, сказала Федина мама. -- Я приготовлю окрошку и вареники с вишней.
Когда они вышли из бабушкиной комнаты, у них за спиной раздалось:
-- Ух! Эх! Медовицы* бы ковшичек...
----------------------------------
*Питьё на меду. От сыри, простуды и ломоты. (Толкование Лешего.)
За спиной помолчало, покряхтело и добавило замшело и обиженно:
-- А то, гли-ко, чё деется: лепень середь лета, ух, эх, корешки-то так и скрутило...
Мама шла с непроницаемым видом, будто опять ничего не слышала.
-- Бабушка, бабушка, -- тихонько спросил Федя, -- а чего он не по-нашему? Он разве не русский?
-- Старенький он, трухлявый, на пенсии давно и в городе ни разу не был, -- ответила бабушка. -- А лепень -- это снег мокрый, понятно?
-- Ух, эх! -- восхитился Федя. -- Лепится -- на глаза, на губы, за воротник... Лепень! А ещё у него такие слова есть? Чтобы говорить и сразу видеть! Ведь они у него волшебные?
-- Есть, я думаю, -- ответила бабушка. -- А что волшебные -- так это без сомнения. Ну, пошли, дружок, мама тут сама все уладит.
-- Ну, естественно! -- тут же отозвалась мама. -- Мама в ветлечебницу, мама окрошку, мама медовицу...
Федя и Софья Ивановна переглянулись, схватили Ёрика, на ходу погладили Эрделя и быстро захлопнули за собой дверь.
-- Это она, чтобы мы ушли поскорее, -- засмеялась Федина бабушка.
-- А почему? -- спросил Федя.
-- Не знает, как медовицу готовить, у лешего будет спрашивать, пока он не забыл, -- ответила Софья Ивановна. -- А при нас лесовик секрета не выдаст, он робеет, когда на него смотрят, и все слова забывает.
-- Ух, эх, бабушка, ты и выдумываешь! -- с удовольствием засмеялся Федя. -- Даже хуже выдумываешь, чем я!
Они спустились вниз и вышли на улицу.
У подъезда их ждал Грустный Человек. На нём были отутюженные белые брюки, белая рубашка с отворотами и белые туфли. Если бы это происходило ночью, он был бы похож на привидение, но днем это было не так страшно. И уже совсем можно было идти в зоопарк, но тут что-то сделалось с Ёриком: у Феди не хватило сил сдвинуть его с места.
"Что он -- к земле прирос, что ли?" -- подумал Федя.
Пришлось позвать на помощь Грустного Человека и бабушку. Когда они совместными усилиями оторвали Ёрика оттуда, где он стоял, оказалось, что тот и в самом деле прирос: пустил в землю длинные ростки и не терял равновесия, когда смотрел вверх.
Ёрика переставили на другое место, но он и там стоял, запрокинув голову, и, не отрываясь, смотрел в небо. Он впервые оказался под таким большим абажуром. И впервые видел такую большую лампу. Он подставлял солнцу крохотные ладошки и шептал:
-- Теплое... Белое... Доброе...
В ладошках его что-то засветилось и собралось в яркое облачко. Ёрик счастливо засмеялся и подбросил облачко кверху. Оно взлетело и рассыпалось и мелкими огоньками усеяло куст бузины.
Феде тоже захотелось поймать ладошками солнце, и он протянул их перед собой. И тут же к нему на руки соскочили два солнечных зайчика. Федя подбросил их, они подпрыгнули и упали в лужу, что натекла от растаявшего снега, и там рассмеялись.
Видя это, Софья Ивановна и Грустный Человек пожалели, что перестали быть детьми. Они оглянулись по сторонам, чтобы их не увидел кто-нибудь совсем взрослый, и, отвернувшись друг от друга, тоже подставили солнцу свои руки.
