После ухода Потного Человека макаки успокоились и разбрелись по своим углам. Зрители, довольные состоявшимся представлением, стали расходиться кто куда: кто полюбоваться золотыми рыбками, кто -- испугаться свернувшегося колесом удава. Впрочем, около обезьян тут же набрались новые посетители, и Федя, догонявший свою бабушку, услышал, как чей-то голос, похожий на капризный голос Девочки с Голубым Бантом, произнес недовольно:
-- Почему они ничего не показывают? Их надо палкой, чтобы показывали!
-- Знаешь, бабушка, -- проговорил Федя, я буду сторожем, когда я вырасту.
-- Каким сторожем? -- спросила Федина бабушка.
-- Который сторожит тех, кого можно обидеть, и не дает ни в кого тыкать палкой, -- ответил Федя.
-- Я согласна, -- сказала Федина бабушка. -- Такая профессия мне очень нравится.
-- Но для этого совсем не обязательно ждать, станешь взрослым, -- сказал Грустный Человек. -- На работе вообще нельзя ждать, иначе будет поздно.
-- А как я могу сторожить, если я маленький? -- Федя.
-- На этой работе ты всегда будешь маленьким, -- Грустный Человек. -- Потому что те, у кого палка, больше тех, у кого её нет.
-- И они смогут меня побить, если им не понравится, что я мешаю? -- спросил Федя.
-- Смогут, -- кивнул Грустный Человек. -- Но это ничего. Ведь ты можешь их победить.
Федя задумался над тем, как это может быть, чтобы тебя побили, а ты все-таки победил, и только собрался спросить об этом, как его кто-то толкнул, и мимо промчался Жека из шестого подъезда.
В руках у Жеки была палка, он барабанил ею по клеткам и громко улюлюкал. Звери шарахались от него и начинали метаться. Наверное, они думали, что начался пожар, а может быть, землетрясение.
-- Мальчик! -- попробовала остановить Жеку Федина бабушка. -- Что ты делаешь, мальчик! Так нельзя!
Но Жека из шестого подъезда не первый раз слышал, что так нельзя, и давно этому не верил. Он знал, что так можно. Можно так, можно как угодно. Ему нравилось, что он всех пугает. Раз его боятся, значит, он сильный. А когда он вырастет, он станет таким сильным, что все станут слушаться только его, а он будет пугать кого захочет. Поэтому он не обратил никакого внимания на Федину бабушку и побежал дальше, вопя ещё громче.
Феде стало стыдно, что он живет с Жекой в одном доме и что он ничего не успел сделать, чтобы охранить животных.
Жека из шестого подъезда скрылся за поворотом. Перепуганные звери продолжали метаться. Волки и лисицы в маленьких низких клетках, и без того целый день нервно ходившие взад-вперед, стали бросаться на стены, обдирая себе лапы и ушибая грудь. Федя почувствовал вместе с густым запахом, исходившим из клеток, ещё и волну отчаяния и безнадежного сопротивления, которая все сильнее охватывала животных.
Федя присел на корточки перед ближайшей клеткой, в которой пытался куда-нибудь спрятаться взъерошенный енот, и стал ласково его уговаривать:
-- Не бойся... Ну, не бойся, пожалуйста. Ничего страшного, это всего лишь Жека из шестого подъезда. Ты же видишь, что он глупый. Ему уже шесть лет, а он не сделал ничего умного.
Зверек повернул чуткое ухо в Федину сторону, и хотя не остановился и не подошел, Феде показалось, что он немного успокоился.
Федя передвинулся к следующей клетке, потом к следующей, он уговаривал всех, он смотрел на зверя и очень любил его, любил каждого -- с клочковатой, свалявшейся шерстью, с колким, притаившимся взглядом.
-- Ну, понимаешь... -- шептал им Федя. -- Ну, ты же понимаешь...
Они понимали. Этот детеныш не хотел им зла. Но что зависит от детеныша?
И они метались.
Федя дошел до клетки в конце ряда. Там было тихо. Так тихо, что Федя подумал, что она пустая, хотя видел, что в ней лежит волк. Большой, с рыжеватыми подпалинами волк. Он лежал неподвижно, с открытыми глазами. Он слышал, как перед ним остановился Федя, но не захотел увидеть его, как не повернулся и недавно, когда невоспитанный человеческий щенок производил около него ненужный шум.
-- Ты не бойся, -- сказал Федя Рыжему Волку, как говорил всем.
-- Разве я боюсь? -- сказал Волк, не двигаясь.
-- Все так перепугались, -- вздохнул Федя. -- И все из-за этого Жеки, который живет в шестом подъезде.
-- Кто много шумит, тот не страшен, -- равнодушно сказал Волк.
-- Ты не сердись, -- попросил Федя.
Волк промолчал.
Федя все разглядывал его и почему-то не мог уйти.
Кто-то прошаркал мимо и сказал:
-- Ишь, бандит! Даже не смотрит!
-- Он не бандит! -- обиделся Федя. -- Он в клетке!
-- Тот-то и оно! А если без клетки? Сколько, небось, живья порезал! Вот и выходит -- бандит!
Тут обиделся Грустный Человек.
-- Вы тоже режете, товарищ, -- сказал он. -- Ну, хотя бы кур. Но не называете себя бандитом.
-- Хватил! Это мне для питания доложено.
-- А ему для чего? -- кивнул на Волка Грустный Человек.-- У него такое же право на жизнь, как у любого из нас. Как у всего, что есть на земле.
-- Ну, дают! Вот дают! -- восхитился тот, кто назвал Волка бандитом. -- Да тебе, парень, за такие мысли вообще мясного давать не следует!
И, смеясь, довольный собой, зашаркал дальше.
К клетке подвез тележку служитель в черном сатиновом халате. На тележке стоял бочонок с водой и два ящика -- один пустой, другой с кусками мяса. Служитель сменил у Волка воду, вытащил крюком старое почерневшее мясо, задвинул под решетку свежий кусок и что-то сказал.
Волк не шевельнулся. Он по-прежнему, не мигая, смотрел сквозь стену, за которой шелестела листва клена и светило теплое солнце.
-- Шестой день так, -- с сожалением качнул головой служитель. -- Не ест и не пьет.
-- Болеет? -- спросила Федина бабушка.
-- Не-е... Новенький! -- ответил служитель. -- В сеть сдуру попал... Не жилец он тут, я вам скажу.
-- Почему не жилец? -- испугался Федя.
-- Да вот, сынок: люди разные и звери разные. Не станет этот здесь жить. Не смирится.
Служащий в черном халате махнул рукой и передвинул свою тележку к следующей клетке.
-- Он что, умрет? -- шепотом спросил Федя.
-- Может быть, ещё привыкнет, неуверенно ответила Федина бабушка, с сочувствием глядя на Рыжего Волка.
-- Я не привыкну, -- сказал неподвижный Волк.
-- Но умереть -- хуже! -- воскликнул Федя.
-- Я уже умер, -- сказал Волк.
-- Нет, нет! Ты не умер! Я же вижу! -- зашептал Федя Рыжему Волку, -- Ты лучше поешь... Пожалуйста, поешь! Ты такой большой! Такой красивый! Пожалуйста... Пожалуйста, не умирай!
Волк не пошевелился.
-- Это несправедливо, -- сказал Федя, когда бабушка почти насильно увела его от Рыжего Волка. -- Разве можно держать в клетке тех, кто не хочет?
Софья Ивановна в смятении смотрела на Грустного Человека. Кажется, она жалела о том, что согласилась пойти в зоопарк.
Грустный Человек мужественно взял на себя тяжелую задачу отвечать спрашивающему ребенку.
-- Нельзя, малыш, ты прав, -- сказал он, -- держать в клетке тех, кто не хочет, нельзя. Именно так.
-- Другие всё же здесь привыкли, -- осторожно добавила Софья Ивановна. -- Их здесь кормят. А многие вообще здесь родились.
-- Да, да, конечно, -- согласился Грустный Человек. -- Но время от времени бывает иначе. Время от времени кто-то вспоминает и не соглашается.
Он замолчал, хотя Феде показалось, что он хотел сказать что-то еще. Он шел, задумчиво глядя под ноги и улыбаясь непонятной, неподвижной улыбкой. Отрешенное лицо его сделалось на какое-то мгновение похожим на лицо Рыжего Волка, только Федя не мог понять, через какую стену смотрит Грустный Человек и что за ней видит.
Они подошли к открытой площадке, на которой покачивались слоны. Площадка была огорожена широким низким парапетом, утыканным острыми штырями. Слоны были как бы на свободе, но не могли уйти, потому что из-за торчащих металлических шипов им некуда было поставить ногу. Они доброжелательно смотрели на людей и жили терпеливо и без ожиданий. У них рождались спокойные дети, и слоны учили их довольствоваться малым, не теряя достоинства.
Люди, приближаясь к слонам, испытывали невольное уважение и редко позволяли себе насмешку или обидное замечание. Должно быть, размеры самых крупных на земле существ внушали даже самоуверенному человеку некоторое сомнение в своем могуществе, и человек соглашался признать эту громадину равной себе. И окружал великана колючим барьером.
На дальнем краю слоновой площадки стояли два больших слона с темными спинами. Они давно и одинаково качали хоботами, и по всему было видно, что собираются заниматься этим ещё долго.
Ближе к зрителям серая слониха Лакшми учила своего маленького сына собирать пыль и посыпать себе на спину. Слоненок родился в зоопарке всего год назад, был ласковым и послушным и очень любил учиться. Он ходил за матерью Лакшми и повторял её движения.
-- Все правильно, -- похвалила его Лакшми. -- Если ты обсыпан мягкой, сухой пылью, к тебе не так пристают мухи.
-- Ты права, мама, -- почтительно проговорил слоненок.-- Сам я до этого никогда бы не додумался. Очень обидно, что я такой глупый.
-- Ты не глупый, мой Слоненок, -- нежно возразила Лакшми. -- Ты просто маленький. Ведь совсем недавно тебя совсем не было.
-- А когда меня не было, все остальное разве было? -- уди- вился Слоненок.
Мать Лакшми улыбнулась и сдунула с малыша сухую травинку.
-- Конечно, мой Слоненок, -- ласково ответила она. -- Всё остальное существует очень давно. И хотя слоны живут долго, никто из нас не помнит того времени, когда остального не было. В нём только прибавляются и исчезают маленькие части. А так как прибавляется столько, сколько исчезает, то всё остается целым.
-- Значит, я прибавился? -- спросил Слоненок.
-- Да, мой маленький, -- ответила мать Лакшми, -- и это очень хорошо.
-- А что же тогда исчезло? -- спросил Слоненок. Слониха вздохнула и ответила не сразу. Она печально опустила хобот и тихо сказала:
-- Исчез старый добрый Серый Слон.
-- А Серый Слон был больше меня? -- подумав, спросил Слоненок.
-- Конечно, -- ответила Лакшми. -- Серый Слон был очень большой, очень добрый и очень мудрый.
-- Тогда выходит, что исчезло больше, чем появилось,-- удивился Слоненок, рассматривая свой маленький хобот и обвивая им толстый хобот Лакшми.
-- Но ведь ты вырастешь, мой Слоненок, -- возразила мать Лакшми. -- И будешь таким же большим, как Серый. И таким же добрым, как Серый. И, может быть, таким же мудрым, как Серый.
-- Теперь понятно, -- сказал Слоненок. -- Я должен вырасти для того, чтобы ничего не потерялось.
-- Ты правильно понял, мой Слоненок, -- проговорила мать Лакшми, положив свой хобот на спину малыша. -- Мы с тобой ещё поговорим об этом. А сейчас перейдем к следующему уроку. Смотри, как нужно носить бревна. Вот лежит палка. Представим, что это большое бревно. Находишь середину, обхватываешь сверху хоботом и поднимаешь. Потом несешь, слегка покачивая для равновесия. Так идешь долго, сколько нужно. Потом... Стой!
Под ноги Слоненку, прилежно повторявшему движения матери Лакшми, хлопнулась бутылка из-под лимонада.
-- Стой! -- резко протрубила мать Лакшми, и Слоненок послушно остановился.
Но он был ещё совсем маленький, совсем неопытный Слоненок, и потому не догадался, что нужно замереть в том положении, в котором услышал приказ, пусть даже это положение окажется самым неудобным. Слоненок решил, что если ему приказали стоять, то он должен встать правильно, на все четыре ноги. Поэтому он и опустил поднятую для следующего шага левую ногу. Нога попала на бутылку. Бутылка хрустнула, и острый осколок впился в мягкую подушку ступни.
Слоненок поднял хобот и протрубил призыв о помощи.
Черные слоны угрожающе вскинули тяжелые хоботы, выставили вперед острые бивни и бесшумно, как тени, ринулись к Слоненку.
-- Это он! Это он! -- возмущенно крикнул Федя. -- Это Жека из шестого подъезда! Держите его!
Но Жека из шестого подъезда не стал ждать, когда его кто-нибудь задержит. Он нырнул в кусты и побежал по зеленому газону, зная, что взрослые не любят мять траву и не погонятся за ним. Он был доволен тем, что все его снова заметили и что он испугал даже огромных слонов.
Жека из шестого подъезда чувствовал себя в полной безопасности, как вдруг что-то длинное ухватило его поперек тела. Надеясь вырваться, он продолжал бежать на месте. Он отчаянно помогал себе руками, но не продвинулся ни на шаг. Хуже того: что-то потащило его назад -- по газону, через кусты, к тому месту, где трубили слоны.
-- Как ты думаешь, что произойдет, если вон тот Черный Слон протянет сюда свой хобот и перенесет тебя через этот барьер? -- спросил у Жеки из шестого подъезда Длинный Дядька с вытянутой физиономией.
Это тот, из Федькиного подъезда. У них там все то вытянутые, то хромые, то неизвестно какие. А Федька врет про Волшебный Город. Провалиться на месте, самый противный подъезд во всем доме!
-- Что ты молчишь, мальчик? -- спросила какая-то тетка.
-- Пустите меня! -- попробовал вырваться Жека. -- Что вы меня держите? Не имеете права!
-- Если ты не хочешь, чтобы тебя держали, зачем ты сделал так, как никто не делает? -- допытывался Вытянутый Дядька.-- Зачем ты пугал животных? Зачем бросил бутылку под ноги слоненку?
-- Захотел и бросил! -- дерзко ответил Жека из шестого подъезда.
-- Тогда будет только справедливо, если мы так же поступим и с тобой: захотим и бросим! -- без улыбки сказал Длинный Дядька.
Жека увидел, как угрожающе тянется к нему хобот Черного Слона и как что-то всё ближе подталкивает его к барьеру. Он оглянулся, чтобы увидеть, кто толкает, но сзади никого не оказалось. Только какая-то лохматая веревка тянулась от его пояса прямо к слонам. А на барьере среди штырей сидела какая-то обезьяна в дурацком голубом костюмчике и в дурацкой голубой шапке с пончиками. Она-то и держала Жеку и подтягивала, дура, прямо под слоновий хобот. Такой хоть говори, хоть нет -- знай тянет!
Жека испугался и закричал:
-- Я не хочу к слонам! Они меня затопчут!
-- А разве маленький слоненок хотел порезать ногу? -- спросила какая-то тетка.
-- Он сам наступил! -- крикнул Жека. -- Все видели, что сам!
-- Но бутылку-то бросил ты? -- спросил какой-то лысый дед.
-- Я её с дороги убрал! -- крикнул Жека, упираясь в барьер.
-- Значит, ты считаешь, что поступил правильно? -- удивились все.
До хобота Черного Слона оставалось совсем немного, и Жека поспешно крикнул:
-- Неправильно, неправильно!
Лохматая веревка сразу ослабла, хобот Черного отдалился. Жека обрел надежду, что ему и на этот раз удастся избежать неприятных последствий, стоит только покаяться и сказать, что он больше так не будет.
-- Неужели тебе приятно, что сделал другому больно? -- спросил все тот же дядька с вытянутой физиономией.
-- Нет, -- мгновенно ответил Жека из шестого подъезда, полагая, что такой ответ понравится всем и тогда все от него отстанут. -- Мне очень неприятно, когда я делаю другим больно...
Но его тут же поволокло к хоботу Черного Слона, и Жеке пришлось признаться:
-- Приятно, приятно!
Вытянутый Дядька повернул его так, чтобы смотреть в глаза. Смотреть в глаза Жека не любил и старался увильнуть в сторону.
-- Ну, и как ты думаешь, что с тобой нужно сделать? -- спросил дядька.
-- А зачем я буду думать? -- отвернулся Жека из шестого подъезда. -- Я не дурак, чтобы думать!
Черный Слон так сильно дунул в его сторону, что запорошил пылью с головы до ног.
-- Фу, какой неинтересный детеныш! -- проговорил Черный Слон и перестал его замечать.
Вытянутый Дядька покачал головой и сказал:
-- Мне жаль тебя, мальчик. Ты ещё не вырос, а с тобой уже скучно.
Жеке стало обидно, что Черный Слон ему больше не угрожает. И ещё обиднее оттого, что этот дядька из Федькиного подъезда так про него сказал. А сам Федька отчего-то схватил ту дурацкую обезьяну с лохматым хвостом и молча смотрит. Жека, окажись на его месте, ух, как бы радовался, если бы Федьку вот гак заграбастали.
-- А что ты думаешь, малыш? -- обратился тот дядька к этому противному Федьке. -- Как нужно поступить с Жекой из шестого подъезда?
-- Его нужно отправить обратно, -- совершенно серьезно ответил Федька. -- Пусть он пойдет назад к тому разу, когда впервые взял палку и ударил того, кто не мог защититься.
-- Очень надо мне туда идти! -- буркнул Жека из шестого подъезда, смеясь в душе над этим Федькой, который всегда плетет про Волшебный Город, а сам, когда никто не видит, сидит на помойке. Тоже, придумал наказание -- назад к первому разу! Ну и что? Жека опять возьмет палку и опять ударит, только и всего. Ведь он -- Жека из шестого подъезда!
-- Что ж, -- согласился Вытянутый Дядька. -- Пусть так и будет. Пусть Жека из шестого подъезда вернется к той минуте, когда впервые совершил зло. Пусть он остановится там и подумает, стоит ли так жить дальше. Что же ты стоишь, Жека из шестого подъезда? Иди! Иди назад!
Жека почувствовал, что ему хочется пятиться. Он уцепился за барьер теперь уже не для того, чтобы на него не попасть, а для того, чтобы от него не оторваться. Он даже поискал ту мохнатую веревку, похожую на хвост, чтобы к ней привязаться. Но никакой веревки больше не было, а хвост той дурацкой обезьяны был свернут на руке у Федьки, как ковбойское лассо. Было бы у него такое лассо, Жека бы всех тут заарканил!
Жекины пальцы разжались. Он выпустил барьер. И, напрасно цепляясь за кусты и прохожих, зашагал назад.
Все, кто был в зоопарке, перестали смотреть на зверей и сбежались посмотреть на мальчика, который идет задом наперед. Жека попробовал свернуть направо, а потом быстро налево, но от этого ничего не изменилось. Он все равно шел назад.
Кто-то крикнул, что нужно срочно попросить прощения у маленького слоненка и у слонихи Лакшми. Но Черный Слон сказал, отвернувшись, что это слишком легко -- причинить большой вред, а потом выпросить маленькое прощение.
Жека из шестого подъезда, задом наперед выбежав из зоопарка, взобрался в трамвай. Он надеялся, что в трамвае ему удастся остановиться, потому что там не ходят, а стоят или сидят. Но получилось только хуже, потому что, сев с передней площадки, Жека из шестого подъезда протаранил спиной всех трамвайных пассажиров до задней стенки. А когда путь преградило заднее стекло, то и тогда Жека не смог остановиться, а маршировал на месте, все больше и больше в него вдавливаясь. Стекло стало вспучиваться. Пассажиры бросились отталкивать маленького хулигана, а Жека из шестого подъезда глупо им улыбался и маршировал без всякой остановки.
Пассажиры рассердились и стали требовать, чтобы Жеку сдали в милицию или в больницу. Но тут подоспела очередная остановка, и Жека сумел выпрыгнуть задом наперед в распахнувшуюся дверь. При этом он невежливо толкнул Девочку с Голубым Бантом, и девочка очень презрительно на него посмотрела. Жека из шестого подъезда покраснел, но, ничего не поделаешь,-- пошагал задом наперед дальше.
Необыкновенное явление с мальчиком с Набережной улицы обсуждалось по всему городу. Стали говорить, что это новая болезнь, возможно, даже заразная, потому что и в других районах появились не только мальчики, но и девочки, шагающие задом наперед. Некоторые из них, дойдя до какого-то места, останавливались и долго стояли задумавшись. И почему-то всегда у них оказывалась в руках палка. Те, которые отбрасывали палку в сторону, никому не причинив вреда, начинали ходить нормально. А кто замахивался, чтобы ударить что-нибудь живое, продолжал и дальше бежать задом наперед.