001. Алексей Князев - ДЕВУШКА, КОТОРУЮ МЫ ТЕРЯЕМ...
Поначалу рассказ обрадовал - литая, быстрая проза, в которой называется главное и нет бессмысленных пустот, ни обольщений. Но когда возникла идеологическая подложка рассказа, скоростная назывная проза - простая по существу и строю - тут же обернулась своей рискованной гранью: вместо рассказа возник плакат, агитка, выборная речь...
Авторская цель понятна. Но раз возникло обобщение: девушка-Россия, то возникло и тождество: Россия есть девушка.
Если автор молод, то метафору предопределила естественная юношеская эмоция. Дурного в ней нет. Но для зрелого человека (и читателя, и писателя, и нормального гражданина) она не может правдой.
По многим причинам.
Не так уж Россия молода и неискушена.
Не столь унижена. Не в такой мере на коленях.
Не ищет и не ждет богатыря.
Хотя бы потому что богатыри из ниоткуда сами не приходят - их взращивают матери и отцы. Граждане той же страны. То есть, страна содержащая в себе народ, не может быть - девушкой. Она беременна этим народом. Она ему - мать, она - ему дочь. И то, и другое одновременно. Как это выразить? Какой миф может быть адекватен без натяжек? Думаю, что автор нашел бы, если бы поставил задачу видеть Россию глубже. Не только в поверхностно очевидном варианте торгов. Не торг решает судьбу страны, и не ожидание богатыря как манны небесной, а народ - не предавший ее такой, как она есть. То есть - ее, "девушки", реальное внутренне наполнение. Ее собственные силы и собственное содержание.
Другого пути нет.
Рассказ имеет свои достоинства: лаконичность, стилистическая точность. Как возможно - неплакатно - решить задачу, поставленную автором?
Ну, во-первых, отнестись к ней критически.
То есть - разработать несколько вариантов развития сюжета. Возможно, тогда удалось бы обойтись без богатыря, а девушка, например, имела бы ребенка, зачатого, быть может, не в браке, но по юношеской любви. Она могла скрывать его от торгашей. Тут много вариантов. Или была стала бы вдовой. Или матерью, имеющей много детей, совершенно непохожих друг на друга - татарина, еврея, русского, бурята... Варианты вполне поддаются развитию.
Во-вторых, символ родины не должен быть откровенным.
Открытый патриотизм вызывает протест даже у умного и терпеливого, понимающего читателя. Притом чувство автора вполне может быть предельно искренним. Проблема: читатель уже не способен столь же искренне отозваться на дискредитированную историей символику. Сменятся поколения, прежде чем эта символика вновь станет жизнеспособной. А сейчас единственный путь (кстати, и чисто творчески всегда наиболее выигрышно обогащающий произведение) дать лишь намек, прикосновение в финале рассказа, и мимоходом - очень ненавязчиво - соотнести героиню с судьбой страны. Как это возможно сделать? - опять же, поискать прием.
Возможностей много, надо лишь им открыться и впустить в творческое зрение. Например, прием отражения - портретного сходства. Да хоть с плакатом "Родина-мать зовет!" - героиня может, случайно увидев где-то и вдруг - удивиться своего несомненному сходству с ним.
Это грубо, конечно - я ищу варианты на уровне образного подхода, не более того. На самом деле эту работу должен сделать автор в своем единственном ключе. Главное - чтобы сопоставление героини и Родины сделал не автор, не называя прямым текстом, не в лоб, а - сам читатель, непроизвольно, и внутри воображения собственного.
Наконец, в третьих. Нелобовой подход будет воспринят значительно большим количеством людей, чем прямолинейный.
Конечно же, героиня - реальная девушка. И ее ситуация вызовет большее сочувствие именно потому, что при всей символике она остается - реальной.
И последнее, в связи с выраженным здесь подходом к рассказу. Может быть, автору просто нужно знать как факт, что практически любая российская женщина - хоть пишущая, хоть домохозяйка - неизбежно хотя бы раз (а нас самом деле гораздо чаще) совершенно всерьез идентифицирует свою судьбу с судьбой страны. Каждая, конечно, делает это по-своему, но, ей-богу, любая из нас буквально - на материальном уровне - чувствует себя не просто кровно объединенной с Родиной, а физически и эмоционально единым лицом - существом с общей, вплоть до быта, судьбой. Собственно, автор именно это и пытался сделать - мифологически, но вряд ли при этом сознавая, что это не миф, а мистическая реальность столь плотная и сгустившаяся, что она переходит на уровень физического соответствия.