"Для меня легче быть тебе другом чем никем" - чистый, деликатный рассказ.
"Огня в нас обоих предостаточно. Но, если это произойдет, утром я буду тебе никем. Могу ли я злоупотребить твоим доверием? Ведь и сейчас, когда мы обнимаем друг друга, мы мало похожи на друзей. Решение приходит мгновенно. Я знаю что твое сердце занято, знаю что если попрошу остаться - ты останешься. И знаю, что утром ты не будешь счастлива.
- Нет, я не предам тебя.
- Спасибо. Ты - мужчина.
Мы уже так близки, что ты понимаешь меня с полуслова."
Рассказ, противостоящий механике нагнетания страстей и насилия вокруг взаимоотношений мужчины и женщины.
Автор порадовал искренностью и точной психологической нюансировкой. Ситуация сложная для современной прозы: сложно писать о любви, находясь в океане уже тысячи и тысячи раз описанных взаимоотношений. Трудно не солгать, не быть пристрастным, еще труднее писать бережно и точно о таком трудно передающемся состоянии как стойкая нежность, в реальных отношениях проявляющая себя вкупе с неизбежными страданиями.
У Алексея простая проза, избегающая метафор и всяких изысков. И я понимаю, почему он это предпочел: метафора, уводя воображение писателя в поиск, способна незаметно привести к уклонению в нарочитую поэтичность. Которая, быть может, и воспримется читателем как нечто обязательно любовной прозе сопутствующее, как некий неизбежный при ней элемент общепринятой игры, от которого по природе вещей деться вроде как некуда, но притом затемнит, затуманит ту прозрачную тонкость нежелания лгать в любви, которая так дорога автору. И для меня, читателя (женщины - в данном случае уместно об этом вспомнить), очень ценна: мне, читательнице, в жизни недостало именно такой чуткости и открытости во взаимопонимании. Поэтому рассказ Алексея я воспринимаю как благо. Поэтому я готова простить ему сентиментальность, сквозящую в прозе, - не по душевной потребности автора сквозящую, а по стилистическому неумению, по юношеству чувства: "зеленые глаза", имитацию Джеймса Бонда, "слезинку", "запах волос", "изгиб тела"... Действительно, а как это всё назвать еще? Если именно так и было - и запах, и изгиб, и слезы, и влюбленность? Автор искреннен.
Но при всем том - при том, что душа моя принимает рассказ так, как он написан, - хочу сказать, что в пределах избранной темы автору будет очень тяжело, почти невозможно сохранить целомудрие, которое единожды удалось, в следующих произведениях. Боюсь, что это тот случай, когда в одну воду второй раз уже не вступить. Естественный и непритязательный рыцарственный рассказ на фоне девяти десятков столь же небольших в рамках конкурса - это одна картина. Этот же рассказ в океане современной литературы - совершенно другая. Определю свое отношение так: сборник прозы, состоящий из подобных произведений одного автора, читать мне было бы затруднительно - если только из профессионального аналитического интереса. Хотя вполне допускаю, что совсем юным и очень неиспорченным девушкам такое чтение было бы отрадой. Во всяком случае, я бы хотела, чтобы грубому сексуальному чтиву они предпочитали рассказы Алексея Тахо. Ну, хотя бы в глубине души и в романтических девчоночьих грезах. Но - только на определенном этапе жизни, лет до шестнадцати-семнадцати. Нет, семнадцать, пожалуй, это уже нереально. И пытаюсь представить на минуту: юные создания читают, вздыхают, трепещут и... верят. Верят в то, что именно так и поведут себя молодые люди, проявляющие к ним интерес. Боюсь, что реальность их накажет. А автор преобразить ее единоличными усилиями, конечно, не в состоянии. Вот если бы автору - пусть не сразу, пусть хотя бы как цель - поставить задачей сопрягать реальность с тем рыцарственным отношением к женщине, которая так удачно проявила себя в одном рассказе, причем сопрягать бесстрашно и избегая при этом даже малейшей лжи, - пожалуй, такой творческий эксперимент был бы интересен и перспективен.