Выходной притягивает. Мы работаем неделю, вахту, год, чтобы насладиться моментом беспричинной радости. Мы пашем, как спортсмены, чтобы завершить соревнование. Результат неважен. Главное, почувствовать волшебный момент.
Пятничным вечером отправился на рыбалку. Небольшая речка текла прямо за домом. Тишь и благодать. Собрав нехитрые пожитки, отправился к знакомому омуту. Плакучие ивы и берёзы, раскидистые сосны, клинковая осока, камыш и рогоз. Всё, как в сказке. Душа радовалась и требовала праздника. На небе ни тучки. Птичья свирель на всех языках. Проклятье Вавилона снято живительной природой. Закинул удочки и поклёвки не заставили ждать. Небольшие язи, плотва и окуни клевали, будто в аквариуме. Испытал катарсис, наблюдая умиротворение.
Вечерело. Клёв слегка ухудшился, похолодало. Птицы, почувствовав приближение ночи, утихли. Только ненавистная утка в кустах завела бесконечное причитание. Кря-кря-кря. Как самой не надоело, ума не приложу. Когда же ночь окончательно вступила в права, заморосил дождь.
- Как некстати, - заворчал я, доставая из рюкзака съестное.
Среди хлеба, огурцов и колбасы спряталась бутылочка горячительного.
- А вот это кстати, - улыбнулся я, в голову ударил дофамин.
Беспричинная радость завладела сознанием. Накатил одну, вторую... Клёв улучшился и дождь перестал быть противным. Всем известно, в дождь рыба клюёт охотнее. Язи попадались больше, окуни сопротивлялись отчаяннее.
- Что ещё надо для жизни, - умилялся я, опрокидывая очередную стопку.
Стал понимать птичью болтовню. Да и ничего хитрого в ней не было. Даже с уткой подружился. Но время шло, тучи полностью заволокли небо.
- Ещё пару трофеев и домой, - скомандовал я, допивая остатки.
Сначала попалась невероятных размеров плотва. Сроду таких не лавливал.
- Не надоело ещё, - пробубнила она неожиданно противным женским голосом.
Отшатнулся и выронил рыбу. Показалось, не иначе. Она укоризненно махнула хвостом и исчезла в водорослях. Последовала поклёвка на второй удочке. Машинально подсёк и вытащил пескаря.
- Давай по одной, - сказал он уныло немым ртом, - из норы выгнали, делать нечего.
- К чёрту вас, - решил про себя, поднимаясь на ноги.
Ветка поставила подножку, и я улетел в холодную воду. Еле выбрался, будто шторм преодолевал. Земля раскачивалась на волнах пьяного сознания. Собрав мысли в кулак, посеменил к дому.
В тёмной сырой пелене возникла воронка. Смерч мрачным демоном спустился на воду и двинулся в мою сторону, переходя на земле в торнадо. Отшатнулся. Воронка ширилась, будто ядерный взрыв, поглощая окружающее с мощью чёрной дыры. Я побежал к дому. Страх и ужас овладели телом и сознанием. Кричал, но не слышал крика, бежал, но встречный ветер сбивал с ног. Воронка увидела меня. Единственного живого в мрачном тумане бытия. Я забежал в одноэтажный каменный дом, который казался соломенной хижиной. Воронка начала движение. Почувствовал безысходность мыши, прячущейся в снежной норе от лисы. Воронка, как опытный охотник, чувствовала моё сдавленное дыхание и стрекочущее сердцебиение.
Услышал треск входной двери. Крыша завыла и ракетой унеслась в небо. Выбежал на задний двор, будто полоумный. Воронка съела половину дома и нависла грозовым джином. Стреляющие молнии опоясывали безразмерный экватор, в глубине пылал огонь. Пронизывающий до костей дождь бил роковыми снарядами. Рокот и свист резали уши. Я упал на колени и заплакал. Воронка приблизилась. Невидящим взглядом разглядел среди огня зелёного змия. Я взмолился. И бог услышал. Воронка завыла и взорвалась. Тонны пепла покрыли землю трупным покрывалом. Память избирательна. Будто перемотанной киноплёнкой восстановился дом, исчезли следы разрушений. Я засмеялся, полностью сойдя с ума. Но в следующее мгновение из тяжёлого неба обрушились сотни воронок. Мир исчез.
Проснулся от собственного крика. Бил озноб, а холодный пот превратил постель в мокрую трясину. В полумраке комнаты среди тусклого света уличных фонарей, пронизывающих занавески, разглядел тёмный силуэт бутылки. В ней сидел змий и улыбался. В следующее мгновение образ вспыхнул и исчез, оставив неизгладимый след в сознании. Но память избирательна, а выходной неотвратим.