|
|
||
Когда Андрюша Кураев вступал в пионеры, то ему трудно давалось заучивание пионерской клятвы. Однажды, во время школьной перемены, он бродил по рекреации и в очередной раз бубнил: "... вступая в ряды пионеров Советского Союза, торжественно обещаю...". То, как Андрей Кураев заучивает пионерскую клятву, заметил один мальчик-пионер, который был на несколько лет старше Кураева. Он подошел к Андрюше и на полном серьезе сказал: - А самые-то главные слова ты и забыл! | ||
Все персонажи и события вымышлены. Совпадения с действительностью случайны.
Когда Андрюша Кураев вступал в пионеры, то ему трудно давалось заучивание пионерской клятвы. Однажды, во время школьной перемены, он бродил по рекреации и в очередной раз бубнил: "... вступая в ряды пионеров Советского Союза, торжественно обещаю...". То, как Андрей Кураев заучивает пионерскую клятву, заметил один мальчик-пионер, который был на несколько лет старше Кураева. Он подошел к Андрюше и на полном серьезе сказал:
- А самые-то главные слова ты и забыл!
- Какие? Вроде бы все правильно...
- Нет, не все... Слушай...
И тут старший мальчик нагнулся к уху Кураева и прошептал ему Самые Главные Слова Пионерской Клятвы...
...
Андрей Кураев слегка волновался - ему, как отличнику и первому ученику, предстояло принести клятву первым. Он подошел к микрофону, окинул взглядом огромное пространство площади, на которой выстроилась ученики, пришедшие на Торжественную Линейку, набрал побольше воздуха и начал:
-Я, Андрей Кураев, вступая в ряды Всесоюзной Пионерской Организации имени Владимира Ильича Ленина, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю горячо любить свою Родину; жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая Партия; всегда выполнять Законы пионеров Советского Союза.
Из первого ряда к микрофону уже направился другой ученик... Но тут Андрей Кураев набрал еще больше воздуха и продолжил:
- Если же я нарушу клятву, то пусть меня покарает суровый сапог...
Тут Андрей Кураев забыл, что говорить дальше. Он задумался и это было кстати: учитель физкультуры уже выключил усилитель. К замешкавшемуся Андрею подошла завуч, курировавшая идеологическою работу, и повела его в учительскую.
По дороге Кураев вспомнил нужные слова.
- Татьяна Валентиновна! Татьяна Валентиновна! Мне нужно вернуться! Я не сказал "моего товарища"!
- Ты еще и издеваться вздумал?! - гневно сказала Татьяна Валентиновна и продолжила: - Немедленно звоню твоему отцу в Институт Философии РАН! Пусть срочно приезжает!
К счастью, вызывать отца не пришлось. Поговорив с Андрюшей, Татьяна Валентиновна поняла, что Андрей не виноват - он пал жертвой розыгрыша; того же пионера, что так подшутил над ним, Андрей уже не помнил. Когда Татьяна Валентиновна поняла, что молодой Кураев вовсе не шутил, давая клятву, а поистине поклялся так, то ее лицо исказилось от страха. Она долго простояла в замешательстве, а потом, как бы очнувшись, немного дрожащим голосом сказала Андрею:
- Андрюша, ты еще маленький, несмышленый, что такое клятва не понимаешь. Ах, зачем, зачем ты так поступил? Ну, да теперь уже ничего не исправишь. Надо, чтобы с тобой поговорил военрук.
...
Военрук одиноко сидел в кабинете начальной военной подготовки и нервно курил. Когда Кураев зашел, он торопливым движением зачесал себе волосы, потушил сигарету и сказал:
- Заходи, Андрей, надо поговорить. И разговор у нас будет серьезный.
Кураев уселся напротив военрука, тот достал из тумбочки папку, открыл ее и дал ознакомиться с содержимым Андрею. В папке лежали листы, на которых были напечатаны тексты различных клятв. Андрей быстро перебрал и перечитал их все, а затем уставился на военрука.
- Ну что скажешь, Андрей? Ведь сегодня ты дал свою первую НАСТОЯЩУЮ клятву! Понимаешь?!
- Так все дали, Федор Игнатьевич!
- Эх, ничего-то ты не понимаешь...
- Как так?
- А так, что все эти клятвы - пионерская, комсомольская - НЕНАСТОЯЩИЕ!
- Ненастоящие?! - изумленно спросил Андрюша; его глаза округлились. - А какие же тогда настоящие?
- А ты сам поищи настоящую!
Андрей Кураев стал перебирать листы, снова вчитываясь в клятвы. Через пару минут он сказал:
- Вот настоящая!
- Правильно, малец! - похвалил его военрук. - А как ты определил?
- В ней в конце слова есть: "Если же я изменю клятве, то да настигнет меня гнев трудового народа"!
- Все правильно, Андрей, все ты понял... - сказал Федор Игнатьевич и на его глаза навернулась слеза, - Иди же, Андрей, иди и помни - ты дал свою первую настоящую клятву. Иди и не изменяй ей!
Андрей встал и пошел к двери; уже возле двери он обернулся и спросил Федора Игнатьевича:
- Товарищ военрук! А зачем вообще тогда нужно давать ненастоящие клятвы? И почему их не заменят на настоящие?
- Видишь, ли Андрей... - тут военрук встал из-за стола и начал расхаживать по классу НВП, - людям нужно быть причастными к обществу... входить в какие-то группы... И все это они любят обставлять формально... красиво... Вот для этого и нужны всякие обряды и клятвы. А вот почему клятвы ненастоящие... Потому, что слаб человек, слаб. И в какой-то момент там, наверху, - тут военрук уставил указательный палец в потолок, - решили не обременять сверх необходимого людей. Нет, конечно где-нибудь в спецслужбах, министры там всякие - там конечно, конечно. Но вот ты сам посуди - маленький мальчик, как ты, - чего он понимает? Взял он и дал НАСТОЯЩУЮ клятву. А его родители с ним в Израиль эмигрировали. Или в Штаты. И что?
- Что? - переспросил Кураев, - зачем эмигрировали? Чтобы за счастье трудового народа бороться? Как Че Гевара?!
- Вот о том я и говорю, что ты еще ничего не понимаешь. Иди Андрей, иди. И помни - ты дал НАСТОЯЩУЮ КЛЯТВУ! Не советую тебе изменять ей.
...
С той поры прошло много времени. Андрей Кураев стал комсомольцем, окончил школу с Золотой Медалью и поступил на философский факультет МГУ. На четвертом курсе Кураев сильно влюбился в одну девушку; они собирались пожениться. А на пятом курсе Андрей Кураев уверовал в Бога. И через это нарушил свою пионерскую клятву.
Вскоре брак расстроился. Кураев поступил в аспирантуру Института Философии РАН, но, проучившись год, бросил. Затем он поступил в Московскую Духовную Семинарию, затем в Бухарестский Богословский Институт, а затем в Московскую Духовную Академию. И стал Андрей Кураев таким умным да разумным, что о нем стало известно даже Патриарху Московскому и Всея Руси, который взял Андрея в подручные - в референты. А еще стал Кураев дьяконом и известным богословом.
...
Однажды дьякон-референт Андрей Кураев, Его Святейшество Патриарх Московский и Всея Руси Алексий II и митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл (Гундяев) отправились богословствовать на конференцию в Женеве. И вот, когда устали они богословствовать, то митрополит Кирилл купил ящик пива и предложил всем им сходить в баню. Обычно Андрей Кураев не ходил в бани и, по какой-то известной ему одному причине, мылся только дома - в ванной; но на этот раз он забылся и согласился пойти. Произошло же это промыслительно, для вящего назидания всем христианам.
Когда разделись они и зашли в парилку, то Андрей Вячеславович оборотился к Патриарху и Митрополиту спиной. И немедля вопль ужаса издали их уста: был бо вид спины и ягодиц Андрея Вячеславовича зело непргляден - изранены бо и испещрены те быша синяками страшными, язвами презельными и обильными кровоподтеками, так что не обреталося там ни единого же целого места.
- Что с вами, Андрей Вячеславович? Не в руки разбойников ли вы впали? Кто нанес эти страшные раны? - спросил Алексий II.
- Это Он!
- Кто?!
- Суровый Сапог!
- Суровый Сапог?! - переспросил Алексий II.
- Чей Суровый Сапог? - задал вопрос Кирилл.
- Не знаю. Просто Суровый Сапог - ответил Кураев.
На минуту Его Святейшество задумался; затем он произнес:
- Молодой человек! Да вы, я вижу, находитесь под сугубым бесовским воздействием - так что не токмо мечтаниями и наваждениями дьявол над вами действует, но и въяве истязует! Были ли вы на отчитке?
- Был. Не помогло. - угрюмо сказал Кураев. - Да еще и неизвестно, от дьявола ли это.
- А от кого же? - переспросил Алексий II и добавил: - А были ли, вы, Андрей Вячеславович, у старцев и, если были, то что они вам сказали?
- Был - опять угрюмо сказал Кураев. У Великого Старца архимандрита Наума. Тот тоже, когда я ему про демонов намекнул, лишь улыбнулся, глаза вверх поднял, и говорит: "Старцы советуют ничего не принимать и не отвергать, считая то от дьявола или от Бога, когда плохо ясно, что к чему; вот и ты с выводами не спеши".
- Хм... Велик архимандрит Наум! - сказал Алексий II. Его слова - это драгоценные маргариты и к ним надо приклонить ухо. А что еще сказал вам Старец? Особенно по поводу того, что из себя представляет этот Суровый Сапог?
- Вот и я его спрашивал так: если это не бес и не ангел, поменявший обличье, то тогда кто же или что же?!
- Ну и?
- Ну и... А отец Наум только в бороду улыбнулся, да и говорит: "Вся премудростью сотворил еси!". Так ничего от него и не добился.
- А когда это с вами началось, Андрей Вячеславович? - поинтересовался Владыко Кирилл.
- В первый же день, вернее, в первую же ночь того дня, когда я уверовал. Я радостно заснул; а затем насупила полночь и я внезапно проснулся, терзаемый беспощадными пинками. Я включил тусклую лампочку и огляделся; вокруг меня носился сапог огромного размера и норовил ударить меня по спине и по ягодицам. Я пытался увернуться - но бесполезно... Не знаю почему, но в моей голове пронеслось, что это именно Суровый Сапог; так я его дальше и называл. Разумеется, я подумал, что это дьявол мне мстит - я крестился, ладан жег, святой водой вокруг кропил - но бесполезно. И с той поры, с пятого курса филфака МГУ, не знал я никакого покоя. Каждую ночь - бывало, и по часу, и по два, продолжалось мое истязание. А днем все болит. Ходить трудно. Работать трудно. Сидеть трудно...
- И такое вы терпели столько лет? - спросил Алексий II.
- Да. Я понял, что из-за постоянных побоев не смогу обеспечить семью; да и как жить в браке, когда каждую ночь - такое? Я и не стал жениться. Потом, правда, попривык. Но все равно... А вот сейчас, когда мы заграницей, так Суровый Сапог меня еще сильнее бить начал.
- А видел ли кто, кроме вас этот Суровый Сапог?
- Нет. Один я его вижу. Родителям рассказал - так они просто видели, что я по полу катаюсь и от боли корчусь, а потом на мне синяки и кровоподтеки появляются.
- Хм... - протянул Его Святейшество, а затем внезапно вскрикнул: - Что это?!
В это время Кураев, словно сраженный ударом, рухнул на пол парилки и, стиснув зубы, начал мычать, вскрикивать, корчиться и извиваться.
- Я вижу его! - воскликнул Алексий II.
- Кого? - спросил Владыко Кирилл.
- Суровый Сапог!!!
- А я - нет - заметил Владыко Кирилл и понурил голову.
- Не смущайся, брате! - сказал ему Алексий II, - Это оттого, что ты просто Владыко и Отец, а я - Великий Господин и Отец! Открыто сие мне токмо из уважения к сану.
Алексий II и Кирилл Гундяев отошли от извивающегося в корчах Кураева и несколько минут отрешенно наблюдали за избиением. Наконец, оно закончилось.
- На сегодня это не все - с трудом вставая и постанывая от боли сказал Кураев. Он еще вернется. После полуночи...
Алексий II и Владыко Кирилл помогли Кураеву подняться и довели его до раздевалки. Там, с их же помощью, Андрей Вячеславович стал одеваться. Из парилки до раздевалки тянулись широкие разводы крови Андрея Вячеславовича. Ни о каком "попариться" не могло быть и речи.
Кураев, Алексий II и Владыко Кирилл торопливо вышли из бани, сели в "Мерседес" и поехали в гостиницу.
...
- По моему скромному разумению, Андрей Вячеславович, - начал речь в салоне автомобиля Алексий II, - такое могло произойти с вами только от проклятия человека, которого вы сильно обидели. Скорее всего, близкого человека. Не тяготеет ли над вам материнское проклятие? Или проклятие кого-нибудь, несправедливо обиженного вами?
- Да нет, Ваше Святейшество, не припомню.
- Хм... Откуда же тогда этот Суровый Сапог?
- Хе! Суровый Сапог! - вмешался в разговор водитель, - как мы в детстве шутили "пусть покарает меня суровый сапог моего товарища"!!! Хе...
Эти слова водителя точно громом поразили Владыку Кирилла, митрополита Смоленского и Калининградского; он даже привскочил, стукнувшись макушкой о крышу автомобиля.
- Андрей Вячеславович! Да вы, видимо, дали клятву! А потом забыли. И, судя по обстоятельствам, этой клятвой могла быть только одна клятва - но с небольшим дополнением. И дали вы ее, еще будучи маленьким мальчиком...
Тут гром поразил и Андрея Кураева, который вспомнил все и от неожиданности тоже подскочил и стукнулся головой о крышу автомобиля.
- Брате, - обратился Святейший Патриарх к Владыке Кириллу, - что - то не понимаю я, о чем вы тут говорите...
Его Святейшество Патриарх Московский и Всея Руси Алексий II родился в буржуазной Эстонии; после ее присоединения к СССР началась Великая Отечественная Война и юный Алеша фон Редигер остался с отцом на оккупированных территориях. Он никогда не был ни пионером, ни даже октябренком и не знал о том, что знали все октябрята и пионеры Советского Союза. Поэтому Владыко Кирилл немедленно рассказал ему о Пионерской Клятве, а также о той шутке - прибавлении к клятве, которую придумали советские пионеры, чтобы подтрунивать над товарищами, и которую юный Андрюша Кураев воспринял всерьез.
Его Святейшество улыбнулся и ласково обратился к Андрею Вячеславовичу:
- Андрей Вячеславович, теперь все встало на свои места. Как премудро Господь нам показует - какая это важная вещь - клятва! Но скажите, Андрей Вячеславович, почему вы не обратились к священнику, чтобы он разрешил вас от данной вами в детстве клятвы?
Андрей Вячеславович хлопнул себя по лбу и произнес:
- Как просто! И надо же мне было начисто забыть про эту клятву! Я не раз каялся в безбожии, каялся в том, что был пионером и комсомольцем, каялся в этом простым иереями, каялся Великим Старцам и даже каялся епископам, но при этом я всегда забывал покаяться в том, что, перестав быть безбожником, нарушил тем самым свою давнюю клятву!!! Кто бы мог подумать такое?
- Воистину, каким великим грузом лежат на человеке нераскаянные и забытые грехи! - воскликнул митрополит Кирилл.
Машина подъехала к гостинице. Его Святейшество взглянул на часы. До полночи оставалось минут пятнадцать.
- Андрей Вячеславович! - обратился Патриарх к Кураеву, - вы сказали, что после полуночи это повториться. Скорее! Нам надо успеть!
Святейший Патриарх и его спутники, запыхавшись, ввалились в гостиничный номер. Алексий II наспех стал облачаться. Облачившись, он стал читать молитвы перед исповедью. А стрелка часов, тем временем, неуклонно приближалась к двенадцати. Когда молитвы окончились, Андрей Кураев пал перед импровизированным аналоем на колени и возопил:
- Каюсь! Каюсь в том, что нарушил клятву верности заветам Ленина, учению Коммунистической Партии и законам пионеров Советского Союза! Каюсь в прахе и пепле и молю о прощении!
Алексий II накинул на голову дьякона Андрея епитрахиль и прочел разрешительную молитву.
После покаяния в грехе нарушения клятвы Святейший Патриарх сказал, чтобы Андрей Кураев встал с колен и получил разрешение от клятвы.
- Раб Божий Андрей - начал Алексий II, - как пастырь словесных овец, разрешаю тебя от данной тобой в детстве по неразумию клятвы. Отныне ты свободен от соблюдения ее! Возблагодари Господа!
И только произнес Патриарх эти слова, как раздался бой часов и Андрей Кураев непроизвольно съежился. Но ожидаемого избиения не последовало ни на этой минуте, ни на следующей.
- А эпитимия? Дайте мне эпитимию! - не помня себя от радости, вскричал Кураев.
- Чадо! - обратился к нему Патриарх, - Чадо! Разве перенесенные тобой страдания не были эпитимией?! После стольких бедствий не могу наложить на тебя эпитимию! Не пренебрегай милосердием Церкви!
- Отче диаконе, - обратился к Кураеву митрополит Кирилл, - то, что ты терпел столько лет ради веры, - это почти мученичество и исповедничество! Не эпитимия нужна тебе, раб Божий, а награда!
- Не может укрыться град, на верху горы стояй! - обратился к Кураеву Святейший Патриарх. И ныне, проси от нас, служителей Божьих, награды!
- Можно я завтра, подумав, попрошу? - спросил Кураев.
- Можно!
И Андрей Кураев завалился в кровать и впервые за столько лет уснул безмятежным сном младенца.
...
На следующее утро все собрались на завтрак в номере Андрея Вячеславовича и начали разговор.
- События, которых стали вы свидетелями, не позволили мне завести семью; не позволили мне и работать там, где требуется много усилий. И ныне прошу Вас, Ваше Святейшество, когда через месяц заживут мои раны, направьте меня на миссионерское служение. Ибо, выздоровев, стыдно мне будет быть штабной крысой - референтом! Над нами, референтами, и так смеются. Об одном этом и прошу вас - сделайте меня миссионером, дабы насаждал я веру нашу на незасеянных нивах!
- Андрей Вячеславович! - обратился к Кураеву Патриарх, - Конечно, то, что мы "штабные крысы" может многих смутить, особенно тех, у кого пламенное сердце. Но ведь генералы нужны! Ибо они руководят сражениями. А генералам нужны штабы. И ценные штабные работники. Еще вопрос - где нужно больше смелости - в несении ли проповеди диким народам - людоедам или в штабе, где постоянно, ради пользы дела, приходится со смирением переносить насмешки. А на это не каждый способен... Вот где бездна смирения - быть незаметным штабным работником! Здесь приходится сносить и клевету, и зависть и много чего еще. И смирять себя. Постоянно смирять. И все это намного ужасней зубов людоедов. Но никто про это не знает. Никто не видит наших тихих слез. И никто не напишет про нас так, как про отважного миссионера, павшего жертвой своей предполагаемой паствы. И ведом наш подвиг и наши слезы только Единому Сердцеведцу - Господу Богу. Итак, Андрей Вячеславович, может останетесь? Где мы еще такого референта найдем?!
- Нет, Ваше Святейшество! Нет!
- Ну тогда подавайте прошение. Только хорошенько все обдумайте.
- А оно уже готово! Подпишите!
- Вас отговаривать, видимом, бесполезно... Давайте... - произнес Патриарх.
Андрей Кураев протянул бумагу и Его Святейшество размашисто подписал заявление. А затем, взяв заявление обратно, Андрей Кураев торжественно произнес:
- А на последок я хочу поклясться - как это сделал раньше. Поклясться в верности Православию. И если я нарушу...
В это время Его Святейшество подбежал к Кураеву и заградил уста Андрея Вячеславовича ладонью, промолвив:
- Умолкни, отче диаконе, премолчи... Вспомни, что написано во Святом Евангелии: да будут же слова ваши "да" или "нет". А что сверх того - то от лукавого.