(из цикла про старца Наума)

Все персонажи вымышлены; совпадения с действительностью случайны

День клонился к закату и группа паломников из послушников нескольких монастырей уже собиралась идти из пустыньки в скиту, в которой, временами, принимал посетителей о. Наум, в Торице-Сергиеву Лавру, но Великий Старец мановением руки повелел им остаться. О. Наум присел на ступеньки своей келии, представлявшей собой просторную избу, и начал речь:

- Вот, чада, послушайте одну поучительную историю, которая случилась в Киево-Печерской Лавре во время Отечественной Войны. Киев заняли немцы. Хотя православным и дозволялось служить в их храмах, однако же и на общественном богослужении, и в келейных молитвах, они должны были молиться за Германию и за победу немецкого оружия. А желающих поступать так, - даже несмотря на то, что коммунизм был страшным врагом Церкви, - было немного. И почти все тайком - в особенности, рядовые монахи, - все равно молились за СССР и за победу русских. Это стало известно немцам и они приставляли специальных людей, которые следили, чтобы молитва шла так, как им, фрицам, надо. И что же изобрели некоторые монахи? Они решили: надо сделать так, чтобы молитва эта не доходила до Бога! Но как сделать? Они знали, что молитва грешника может не доходить до Бога и решили намеренно грешить - а именно, заниматься онанизмом. О ужас! Какое нечестие! Верно, сам дьявол вложил им в их головы подобные скверные мысли! И произошел от этого в Лавре великий раскол: одни стояли на том, что надо молиться за немцев, пребывая в чистоте, а другие - за то, что при этом надо заниматься онанизмом. Эти окаянные и несмысленные не понимали, что своими грехами они навлекут бедствия на себя и на свою родину гораздо большие, чем те, которые могли придти от простой молитвы за немцев. О, окаянные! О, слепые! И вот, нашелся среди противников тех, кто считал, что надо заниматься онанизмом, один Великий Старец, который не побоялся порвать узы ложного братства и доложил о том, что творят эти бесчинники немецкой администрации.

- Что же предприняла эта немецкая администрация? - продолжил речь о. Наум, - она ужесточила свои проверки! И днем, и ночью врывались в келии к монахам эсэсовцы с собаками и под громкий лай допытывали - не предаются ли те рукоблудию. То и дело было слышно, как по монастырю раздавались громкие вопрошающие крики: "Онанирен!? Онанирен?!". Уж не знаю, для чего им нужны были собаки - наверное, для страха. И горе было тем, кого застали! Горе! Редко кого удавалось отцу наместнику упросить оставить в живых, посадив при этом его надолго в затвор на хлеб и воду. Однажды застали сразу пятерых монахов. И что же сделали немцы? Они отвезли их на пустырь вне города и расстреляли! Бывшие там по близости запомнили, что произошло и запомнили место, где похоронили этих несчастных. Я, уже в начале правления Брежнева, ездил на это место. Город разросся и весь тот пустырь был застроен. И что же построили на том месте, где были могилы этих несчастных? Общественную уборную! Так-то. Этим явно был подан знак, насколько они были неугодны и грешны. Так что если кто-то думает - сказал о. Наум и обвел глазами умолкнувших послушников, - если кто-то думает, что с теми монахами поступили жестоко и несправедливо, - тот заблуждается! Заблуждается!

Отец Наум умолкнул. В тишине он встал с крылечка. Солнце уже начало закатываться. О. Наум еще немного помолчал и добавил:

- Так вот то и есть оно - немецкий порядок. После этого в Лавре боялись мастурбировать аж до прихода к власти Ельцына - пока почти все старые монахи не перемерли. Порядок - он и есть порядок. У нас же возьмутся за дело спасения, а закончить путь не могут. Так и получается - смех один, а не спасение. А может, так оно и надо бы было - с автоматами, с касками, с овчарками и с "Мастурбирен?! Мастурбирен?!".

Отец Наум еще раз обвел глазами собравшихся послушников, повернулся и зашел в свою келию. Прием был окончен.