|
|
||
В детстве видный богослов Андрей Вячеславович Кураев учился в спецшколе с английским уклоном, директором которой был Абрам Моисеевич Кац. В одном классе с Андрюшей учился сын Абрама Моисеевича Сруль Кац, который почему-то носил фамилию Вознесенский. Однажды Сруль принес в школу монографию "Русский мат" - труд филологов Оксфордского университета... | ||
Все персонажи и события вымышлены. Совпадения с действительностью случайны
В детстве видный богослов Андрей Вячеславович Кураев учился в спецшколе с английским уклоном, директором которой был Абрам Моисеевич Кац. В одном классе с Андрюшей учился сын Абрама Моисеевича Сруль Кац, который почему-то носил фамилию Вознесенский.
Однажды Сруль принес в школу монографию "Русский мат" - труд филологов Оксфордского университета. В ней был не только русский мат сам по себе, но и параллельные английские конструкции, которые, разумеется, никак не могли соперничать с оригиналом. Одноклассники Сруля, в том числе и молодой Андрей Кураев, с энтузиазмом взялись за изучение этой книжки и вскоре на лестницах, в туалетах и раздевалках школы можно было прочитать множество граффити типа "Мазефака", "Фак ю" и т.д.
Естественно, мальчик Андрюша тоже захотел оставить память о себе. Он зашел в туалет, достал фломастер и приготовился написать на стене "Fuck you". Это может показаться странным для ученика английской спецшколы, но он забыл, как надо писать "you". Что-то промелькнуло в голове юного пионера из уроков про интернациональную дружбу, что-то как-то там перемкнуло... В общем, Андрей Вячеславович вместо "Fuck you" написал "Fuck jew". И в это самое время в туалет зашел Абрам Моисеевич Кац.
- Так... так... - деловито сказал Абрам Моисеевич, - еще один молодой фашист в Стране Советов! Сегодня после уроков срочно собираем педагогический совет и зовем инспектора по делам несовершеннолетних. Твое присутствие, Андрей, обязательно. Тебя и твоего отца. Это надо пресекать на корню!
И Абрам Моисеевич Кац пошел звонить в Институт Философии РАН, где работал папа Андрюши Кураева.
....
- Ну что скажешь, Андрей? - начал заседание совета Абрам Моисеевич.
- Ой, извините, пожалуйста, моего сына! Маленький он еще и не понимает, что делает! Не надо раздувать из мухи слона! - сказал отец Кураева. А потом более тихо и смиренно добавил: - и, прошу, пожалуйста, не говорите никому об этом в Институте Философии РАН!
- Погодите-погодите... что это вы покрываете антисемитскую выходку вашего сына? А, может быть, это вы его надоумили? Может быть, он ваших речей за кухонным столом наслушался? Тогда будьте готовы - о том, что вы говорили тайно, услышат ваши коллеги по работе! Философ должен быть ответственным, делая подобные заявления! - сказал Абрам Моисеевич.
- Ой, пожалуйста, не надо... - умоляюще попросил отец Кураева, изрядно покраснев.
- А вот мы сейчас Андрея допросим и узнаем, как все было! - сурово произнесла инспектор по делам несовершеннолетних. - Андрей, ну-ка, рассказывай, что произошло!
- Ну, того... - произнес Андрюша Кураев, хмыкнув, - я... это... в туалете... слова нехорошие написал. По-английски.
- Послушайте! - гневно вскрикнула инспектор по делам несовершеннолетних, - вы что тут - все, с ума посходили что ли? Я-то тут зачем? Будто у меня дел других нет! Да если каждый, увидев на заборе матерное слово, милицию вызывать будет...
- Видите ли, - перебил инспектора Кац, - тут дело несколько не того... Слово нехорошее в том смысле, в каком вы подумали, там есть, да; и вызывать милицию из-за этого глупо. Но там есть еще кое-что. Так сказать, в плане национального аспекта...
- Да что вы все вокруг да около? - нахмурилась инспекторша.
Тогда Абрам Моисеевич Кац подошел к инспекторше и прошептал ей что-то на ухо. А потом добавил: - Ведь это же СОВЕРШЕННО меняет дело! ЭТОГО так оставлять нельзя! Или я буду жаловаться вашему начальству!
- Да, вы правы! - согласилась инспекторша и продолжила, обратившись к Андрею: - Советская Конституция гарантирует всем гражданам СССР равноправие вне зависимости от национальной принадлежности и охраняет их честь и национальное достоинство. Законы СССР сурово карают разжигателей национальной розни, равно как поджигателей и пропагандистов войны. Нет пощады тем, кто покусится на целостность и безопасность нашей державы! Нет пощады тем, кто ведет против нее подрывную деятельность! Нет пощады тем, кто призывает к расчленению СССР!!!
- Что вы, тетенька! - в ужасе вскричал молодой Кураев, вытаращив глаза, - Я же просто написал "Фак джу"! Ой... извините!!! Я не хотел... Извините...
- Андрей! - гневно и истерично вскричал Абрам Моисеевич Кац и громко стукнул кулаком по столу, - что ты себе тут позволяешь в присутствии властей и отца! Замолчи! Ты у меня получишь!!! Запомни!
Отец Андрюши Кураева закрыл лицо руками...
- Да что вы так? Мы же сами ребенка спровоцировали! - попыталась заступиться за Андрюшу Кураева классная руководительница.
- Вы слышали, что он сказал? Вы слышали, ЧТО он сказал! Как вы смеете после этого его защищать?! Вы! - истерично выпалил Абрам Моисеевич и, обессилев, рухнул на стул.
- Итак, - начала подытоживать сказанное инспекторша, - ты, Андрюша Кураев, публично призывал к совершению насильственных действий сексуального характера, возможно, в извращенной форме, над лицами еврейской национальности. Отрицать это бесполезно - не так ли?
- Скажите, а какую ответственность несут родители за по... по... подобные дела несовершеннолетних детей? - поинтересовался дрожащим голосом папа Кураева.
- Родители несовершеннолетних детей, вообще-то, - ехидно передразнивая Кураева, произнесла инспекторша, несут ответственность за в... в... в... все дела своих детей, а не только за ПОДОБНЫЕ!
Раздались смешки.
- Итак, - повторила инспекторша, - ты, Андрюша публично призывал...
- Неправда! Я призывал ... ну, того... "тебя", а не евреев. Ой, извините... То есть того, кто читает, что написано - "Фак джу". Ой, извините...
- Андрей! - гневно взвыл Абрам Моисеевич, - Андрей! Не пользуйся тем, что инспектор не знает английского языка! К тому же это можно перевести несколько сильнее и оскорбительней! И поэтому твой поступок еще гнусней!
- Извините - опять дрожащим голосом начал папа Кураева, - но ведь это самое... надпись-то видели всего два человека - вы, Абрам Моисеевич и техничка, которая ее немедленно затерла, вряд ли к тому же зная, что написано. Какие же это ПУБЛИЧНЫЕ призывы?!
- Довольно того, что эта надпись сделана в ПУБЛИЧНОМ месте! - холодно отрезала инспекторша по делам несовершеннолетних, а затем, повернувшись к Кураеву-младшему, продолжила:
- Итак, ты, Андрей, публично призывал к совершению...
- Извините, что перебиваю, но я, кажется, поняла в чем дело! - вскрикнув, вскочила учительница английского языка. Затем она обратилась к молодому Кураеву:
- Андрюша, как по-английски сказать "ты"?
- "Джу"! - бодро отрапортовал тот.
- Андрюша, подумай хорошо...
Тут начало доходить и до инспекторши.
- У вас тут полный дурдом! - возмутилась инспекторша, - бред какой-то: дети мат по-английски знают, а местоимения второго лица - нет! Кто тебя этому слову-то научил?! Я в школе немецкий изучала, а ругательств до второго курса юридического не знала - да и то теперь только одно "доннавертер" и знаю - а это, кажется, всего лишь "черт побери".
- Так что, Андрей? Подумал? - продолжила учительница английского.
- Точно помню, что "джу"! - стоял на своем молодой Кураев, - а еще я знаю, - сказал он, обратившись к инспекторше, - что в современном английском языке местоимения второго лица единственного и множественного числа не различаются и в качестве местоимения единственного числа используется местоимение множественного числа "фа..."... Ой... Кроме того, имеется архаичная форма местоимения второго лица единственного числа "thou", которая используется в поэзии.
- Так, Андрей, а теперь скажи нам, - снова вопросила Кураева учительница английского языка, - скажи нам, а как по-твоему будет по-английски "еврей"?
И тотчас пред молодым Кураевым разверзлась бездна; бешено застучало сердечко юного пионера; испарина выступила на его челе и озарение охватило его разум и высветило нужное имя. И краска залила все его щеки и все лицо и онемевшие детские уста едва слышно пролепетали короткое "Простите!". Кураев готов был каяться перед кем угодно и в чем угодно.
- Так, Андрей, - начала ковать железо, пока горячо, инспекторша по делам несовершеннолетних, перехватив инициативу у учительницы английского языка, - а скажи, откуда ты узнал это гадкое, нехорошее слово?
- Книжка такая есть - с матом по-английски.
- Так, Андрей, - а скажи, точно ли ты знаешь значение этого слова? Может быть, книжку враги подсунули, а это слово значит вовсе не то, что ты думаешь - может быть, там на самом деле Ленина ругают?
- Да что вы, тетенька милиционер! Разве можно - Ленина. Это же издание Оксфордского университета! Доктора филологии писали! "Русский мат" называется.
- Андрей, а где ты эту книгу достал? Наверное, у папы взял без разрешения?
Тут папа Кураева опять густо покраснел.
- Нет у нас такой книжки! - сказал он.
- Да, тетенька, нету! Ничего я у папы не брал!
- A где же еще?!
- Мальчишки дали! - сказал Кураев и осекся.
- Так, - подытожила инспекторша, - значит, в школе среди учащихся ходит книга непристойного содержания, из которой дети учатся нецензурно выражаться по-английски. Да и по-русски там тоже наверное, много чему можно выучиться. Книга эта - специальная литература, справочник для профессионалов. То есть, к ней могут быть причастны только взрослые люди, которые профессионально занимаются английским языком. То есть, скорее всего, эта книга принадлежит кому-то из учителей. И он, наверное, за книгой не уследил. Хоть это и для специалистов, но, скажу я вам, странные какие-то интересы у этого специалиста. Какие-то НЕНАШИ...
- А-а... Андрюша, так ты просто ошибся, хотел написать "Fuck you"? Ой... - ласково улыбнулся и погладил по голове Андрюшу Абрам Моисеевич Кац и продолжил: - Товарищи! Кажется, все выяснилось! Страшного ничего нет, заседание можно сворачивать. Мальчик вовсе не антисемит. Это обычная детская шалость. Ему просто хотелось казаться взрослым. Правда, Андрей?
- Да, Анатолий Михайлович...
- Скажи, Андрей - снова обратилась к Андрюше Кураеву инспекторша, - а кто тебе дал эту книгу?
Но было уже поздно. Андрей пришел в себя и никого выдавать не собирался.
- Тетенька, да ее, наверное, уже все читали! - сказал он.
- Хм, значит, не помнишь? Но ведь откуда-то она взялась у мальчишек? Ведь правда? Откуда же?
- Не знаю, тетенька, наверное, кто-то на улице нашел.
Всем стало ясно, что заседание пора заканчивать. Люди уже начали привставать со стульев, но тут неожиданно вмешалась Софья Марковна, которую все звали просто Софой и которая была завучем:
- Погодите... Погодите... Вот что мне интересно: мы выяснили, что Андрей хотел написать "Фак ю"... Ой, извините... Но даже если бы он написал правильно, то остается вопрос: а могли ли быть среди читающих это евреи? Сколько евреев это прочитало и сколько потенциально евреев могло это прочитать?
- Что вы, что вы, Софья Марковна, замолчите! - перебил ее Абрам Моисеевич.
Собрание начало расходиться.
...
На следующий день в дверь директора школы постучали. Это был Андрюша Кураев. Он бодрой, почти маршевой походкой вошел в кабинет и сказал Абраму Моисеевичу:
- Анатолий Михайлович! Готов понести любое наказание!
- Андрей! То, что ты сделал, достойно порицания... Да... Но ты и так уже достаточно наказан перенесенным позором. Иди и больше не совершай подобных проступков!
Абрам Моисеевич думал, что пионер Андрей Кураев после этого немедленно с радостью удалится. Но не тут-то было!
- Анатолий Михайлович! А можно тогда я сам себе наказание придумаю?
- И охота тебе, Андрюша? Зачем?!
- Анатолий Михайлович, ну можно?
- Ну придумай! Тебя, видимо, не отговорить...
- А я уже придумал! В наказанье за хулиганский проступок, который, по стечению обстоятельств, оказался и проступком против международной солидарности трудящихся масс и памяти воинов, павших в Великой Отечественной Войне, защищая нашу многонациональную Родину Советский Союз и все Прогрессивное Человечество, я приговариваю себя к ежедневному торжественному четырехчасовому стоянию возле Вечного Огня в течение недели в нашем парке!
- М-м...
- Анатолий Михайлович! Никто ничего не подумает - что тут такого, что пионер в пилотке и в галстуке возле Вечного Огня стоит?
- Ну ладно, иди... - сказал Абрам Моисеевич, устало махнув рукой, и пионер Андрей Кураев с радостью выбежал из кабинета.
После обеда Кураев отправился в парадной форме в парк, к Вечному огню. Он простоял там один день, потом второй, а на третий день мимо парка проезжал на машине идеолог ЦК КПСС товарищ Суслов. Ему сделалось плохо с сердцем, он вышел из машины, выпил таблеток и настоек и решил немного посидеть в парке на лавочке. Взгляд Суслова приковал пионер на своем посту. Товарищ Суслов изумился - ведь никаких праздников вроде бы нет, да и парк вроде бы обычный, ничем не примечательный, а пионер на Торжественной Вахте - есть. И решил товарищ Суслов, когда отпустило сердце, ради интереса выяснить - кто он и откуда и почему здесь стоит.
- Кто ты, мальчик, и что здесь делаешь? - спросил Михаил Андреевич Кураева.
- Я - пионер такой-то школы такого-то класса Андрей Кураев, искупаю здесь грехи перед мировым пролетариатом и мировой революцией, перед памятью воинов, отдавших жизнь за нашу Советскую Родину! - бодро отрапортовал Андрюша.
- Какие твои грехи-то... Так - смех один. - улыбнулся Суслов, а потом продолжил с лукавой искоркой в глазах: - Ты, мальчик, небось, сюда по собственному почину пришел? Так ?
- По собственному почину, но согласовав с директором школы. Это я такое наказание себе придумал.
- А верно, мальчик, грех твой - так, смех один, - правда? - снова повторил Суслов с той же самой лукавой искоркой в глазах.
- Что вы, дяденька! - начал свой ответ Андрей Кураев, - Я опозорил честь нашей родной английской спецшколы! Изучив вражеский труд Оксфордского университета "Русский мат" я, хотя и по ошибке, но в нецензурной форме, на английском языке, оскорбил все еврейство, - включая трудовое путем написания непристойности на стене школьного туалета. В чем чистосердечно признаюсь и раскаиваюсь. Этим самым я нанес непоправимый удар мировому рабочему движению....
Пока Андрюша перечислял свои преступления, товарищ Суслов закрыл глаза. Какие-то сладкие грезы навевали слова этого школьника - воспоминания юности, которые так дороги постаревшей душе и дряхлому сердцу. Михаил Андреевич уже не слушал пионера - он отдался воспоминаниям... Троцкий, Зиновьев, Каменев и прочие предатели и вредители - где они?! Их нет, но зато теперь есть ракеты "Сатана", перед которыми трепещут Штаты и их прихвостни из НАТО. Индустриализация, съезды... Сталин принимает парад в 41-ом и Жуков в 45... Гагарин отправляется в космос... А вот... вот... Черт... Какого тут крутится эта пятнистая тварь из Ставрополя? Всегда хотелось звездануть это сволочь по башке бутылкой сорокоградусной... А... А вот и он маленький мальчик в деревне... Светит лампочка Ильича... Все довольны... Он с матерью на Пасхальной заутрене... Сейчас начнется крестный ход... Гудят колокола... Пора просыпаться... Очнись! Очнись...
- и, фактически, призывал к расчленению СССР!!! - с довольным видом закончил совою речь Андрюша Кураев перед вышедшим из сладких грез Сусловым.
На глаза товарища Суслова навернулась слеза и он сказал:
- Вобщем так, мальчик! Все грехи против пролетариата и революции тебе прощены! Иди с миром!
И срзазу же Суслов прочел в глазах молодого пионера испуг и недоумение.
- Что такое? - спросил Михаил Андреевич.
- Только Леонид Ильич Брежнев может такое - Грехи против пролетариата и революции прощать. А вы на него вроде бы непохожи...
- А у вас, небось, возле учительской-то портреты членов ЦК партии и кандидатов висят? - улыбнувшись, спросил Суслов.
- Висят, дяденька! То-то я и смотрю - лицо ваше мне знакомое! Только вот кто вы - не помню.
- А я главный идеолог КПСС товарищ Суслов! - сказал Суслов.
- Пусть так, дяденька, только сомневаюсь, что вы можете делать то, что может только Генеральный Секретарь! - снова с недоверием повторил Андрюша Кураев.
Тут Михаил Андреевич рассмеялся, потрепал пионера за волосы и произнес:
- Ты, прень, историю, учил? Учил. А что про общества древнего мира написано? Что там во главе были Царь и Жрец. Так вот: Леонид Ильич - это как бы Царь, а я, товарищ Суслов, - как бы Жрец. Что так на меня смотришь? Не веришь? И Суслов добродушно рассмеялся.
- Эй, Семен! - крикнул товарищ Суслов охраннику, оставшемуся в машине, - тащи-ка сюда ящик с правительственной связью, да давай мне Самого!
- Леонида Ильича? Не знаю, уместно ли сейчас...
- Давай-давай! Не тебе же нагоняй будет если что!
- Дяденька... товарищ Суслов... я вам верю - сказал Кураев.
- А коли веришь, так слушай, пионер Андрей: считай, что все оставшиеся дни ты уже того - искупил... И беги скорее к маме! Ну? Жду!
И пионер Андрей Кураев попрощался с Сусловым, повернулся и радостно зашагал к дому. А Суслов пошел к машине, сел в нее и умчался по важным государственным делам. Суслов ехал, полузакрыв глаза; внезапно он стал проговаривать свои мысли так, что их вполне было слышно охраннику и водителю: - Да нет, та сволочь, чья книжка, там на самом верху должен быть! И, конечно же, он жид! Чует сердце...
- А кто же еще? - с хохляцким акцентом, хохоча, поддакнул Суслову водитель.
...
А ночью начали одолевать Андрюшу сомнения: товарищ Суслов сказал, что он уже того, искупил оставшиеся дни, - то есть, оставшихся четыре дня. А вот третий-то день был искуплен им не полностью, ибо товарищ Суслов прервал искупление на половине - ведь Кураев должен был стоять до шести часов, а ушел около четырех! И стал тогда думать Андрей Кураев как ему доискупить третий день. И придумал он вот что: в следующий день, в субботу, с утра, сказался он в школе больным, а вместо больницы пошел на еврейское кладбище. И 4 часа там работал - траву на могилах пропалывал, сучки и ветки с деревьев в кучи стаскивал да прошлогоднюю листву сгребал. А потом, не вызывая подозрений, вовремя пошел домой.
Так и закончил искупление своего проступка пионер Андрюша Кураев.
А Абрама Моисеевича Каца вскорости почему-то сняли с должности.
...
Да... Еще вот что. К 9 мая, уже при новом директоре, под началом Андрюши Кураева выпустили школьную стенгазету, посвященную борьбе с фашизмом. В ней, на самом видном месте, Андрей Кураев собственноручно намалевал портрет Гитлера - да такой, что у каждого, кто на него взглянет, аж душа в пятки уходит и мороз по коже: на лбу кровавая дырка от пули, рога торчат здоровенные в разные стороны, зубы-клыки оскалены, глаза огнем горят... И свастики на рогах - одна направо, а другая налево закручены. Как пройдет кто мимо и взглянет - так сразу же в сторону шарахается. И долго та стенгазета висела - аж до самого Нового Года. А техничка, которая еще сторожем подрабатывала, так та, когда мимо ночью проходила, то всегда крестилась и молитву читала.