|
|
||
Однажды Патриарх Кирилл I (Гундяев) собрал клириков Московской епархии на собрание и сказал: - Вобщем так, братцы. Про голубые скандалы с мальчиками и голубые скандалы вообще у католиков, небось, все слышали? Так вот: нам подобный бардак не нужен. Ни к чему нам подобное. А гомосексуалистов, поди, и у нас немало. Поэтому будем их гнать, гнать и гнать. Но сначала - что? - Что сначала? - переспросил Его Святейшество один маститый протоиерей. - Сначала нам нужно эту чертову гомосексуальность выявить! Верно?! | ||
(Из цикла "Кураев на миссионерском поприще")
Все персонажи вымышлены. Совпадения с действительностью случайны
Однажды Патриарх Кирилл I (Гундяев) собрал клириков Московской епархии на собрание и сказал:
- Вобщем так, братцы. Про голубые скандалы с мальчиками и голубые скандалы вообще у католиков, небось, все слышали? Так вот: нам подобный бардак не нужен. Ни к чему нам подобное. А гомосексуалистов, поди, и у нас немало. Поэтому будем их гнать, гнать и гнать. Но сначала - что?
- Что сначала? - переспросил Его Святейшество один маститый протоиерей.
- Сначала нам нужно эту чертову гомосексуальность выявить! Верно?! Верно - продолжил Гундяев, - А для этого завтра срочно собираемся на медицинское обследование в одном из военкоматов. Управление епархии специально арендовало на несколько дней здание, где обычно там обследовали призывников и наняло на эти дни крупнейших московских сексологов, сексопатологов, психологов и психиатров. Все - доктора наук, и многие из них заведуют профильными кафедрами в медицинских вузах. Уж от них-то ни один голубой не уйдет невыявленным! Поняли! Итак, собираемся и все - на обследование! А кто не придет - того мы будем считать пидарасом, который не явился на обследование из-за боязни разоблачения. И отношение к нему будет соответствующее. Поняли?
После этого епархиальное собрание продолжило решать прочие текущие вопросы. Но невесело было на душе у многих...
...
Холодным облачным утром следующего дня у ворот военкомата с самого ранья толпились московские клирики. Здесь были и монашествующие, и целибаты, и женатые; здесь были и молодые, и старые - и те, кто был только рукоположен или только женат, и те у кого уже была куча детей и внуков и кто имел многчисленные награды за долгие годы служения. Вскоре появился один из викарных епископов, которому, видимо, и было поручено дело. Он оглядел толпу, откашлялся и начал:
- Ну что, товарищи мужеложники, гомосеки и педерасты! Вот и пришел вам конец! Скоро всех вас на чистую воду повыведем! Начали перекличку!
Викарий называл фамилии, а клирики не просто откликались, а подходили к вызвавшему их и показывали удостоверение личности. Когда перекличка была закончена, викарный епископ назвал несколько фамилий неявившихся и добавил: "Что тут говорить? Всем ясно - педерасты. Сразу признались". Затем он обвел глазами толпу и продолжил: "Может кто еще сразу признается? Какой смысл молчать? Все равно всех повыявим!". Но желающих не нашлось. После этого толпу клириков завели во двор военкомата. На крыльцо к ним вышел из нутри здания какой-то благообразный бородатый старичок. Викарий представли его: "Доктор медицинских наук, заведующий кафедрой сексологии и сексопатологии института имени Сербского академик Дмитрий Абрамович Святоч. Сейчас он прочтет небольшую лекцию о том, что вас ожидает". Дмитрий Абрамович начал:
- В ходе различных тестов и обследований на выявление гомосексуальных наклонностей над каждым из вас будет произведена комплексная сексологическая, сексопатологическая, психологическая и психиатрическая экспертиза. Вести ее будут ведущие ученые и научные сотрудники. Об этом вам, наверное, уже сказали. Поясню, что помимо обычных тестов и собеседований у вас будет произведена проверка анального отверствия, дабы обнаружить следы соврешения гомосексуальных актов; также вы будете опрошены с испольованием детектора лжи на предмет определения ваших сексуальных предпочтений и типа сесуальных связей, в которые вы были вовлечены; после этого будет произвдено выяснение ваших сексуальных предпочтений и наклонностей с помощью определения степени наполнения кровью полового члена в ответ на демонстрацию различных сексуальных стимулов - от голых девушек до мужчин, детей разного пола и животных. Обследование будет проводиться не только насчет того "с кем?", но насчет того "как?". Поэтому, если вы любитель орального или анального секса, то прошу не удивляться результату даже в том случае, если вы женаты, у вас куча детей и вы не знали никого, кроме вашей жены. Итак, прошу заходить - пригласил собравшихся академик Святоч.
- Постойте, постойте! - возмутился один маститый протоиерей, - Постойте! Это что же? Обычные тесты - это одно, а чтобы тебе в жопу, извините, заглядывали, и в ней ковырялись - это, извините, другое. На такое я несогласен!
- Несогласен - так уходи! - отрезал викарий.
- И уйду! - сказал протоиерей, - Уйду! Это просто возмутительно!
Протоиерей повернулся и зашагал прочь.
- В самом деле! Что же это? - начал возмущаться молодой послушник одного из монастырей, - я в монастырь от мира ушел, а тут сейчас мне порнографию разную показывать будут! Да что же это? Не буду я в этих экспериментах участвовать! Послушник тоже повернулся и демонстративно зашагал к выходу.
Викарный епископ довольно потер руки, сделав несколько пометок на бумаге с результатами переклички и обратился к клирикам:
- Что? Может быть, еще кто уйти хочет? Уходите сразу! Ну?
Из толпы выделилась небольшая группка людей, которые направились к выходу; викарий начал делать пометки в своих бумагах, иногда спрашивая тех из уходящих, кого он не помнил, о том, как их звать. Когда желающих уйти больше не осталось, викарий снова довольно потер руки и продолжил:
- Вот! Сразу стало ясно кто есть кто. Ой, там в жопу смотреть будут и в ней ковыряться, ой там картинки показывать будут, ой, да как же можно, мы думали там тесты будут... Хе-хе! Фигу вам! Тест обойти можно! А в жопу глянул, ковырнул там - и все ясно! И тесты ненужны! Картинку показал, наполнение измерил - и вот, хоть ты и женатый протоиерей с кучей детей, а видно, что свою жену в рот и в зад приходуешь. Ну? Идите на экспертизу, мужеложнички! Кто первый? Раньше сядешь - раньше выйдешь!
Андрей Кураев, хотя и был на букву "К", решил идти одним из первых, послушавшись совета викарного епископа. К тому же, он боялся опоздать к положенному сроку в МГУ, чтобы читать там свою лекцию.
Когда Кураев зашел в первое помещение, то он обнаружил, что это не была, как ожидалась, комната, где сидел доктор с медсестрой - это было пустое помещение, в котором было еще две двери. Кураев в раздумии остановился. На дверях он заметил таблички. На одной двери висела табличка с надписью "Сделать признание", а на другой двери - табличка с надписью "Идти на обследование". Кураев выбрал последнюю дверь - с табличкой "Идти на обследование" и вошел в кабинет. В этом, втором кабинете, действительно, как и положено, сидели доктор и медсестра.
- Что это вы так долго стояли перед дверью? - тихо и задушевно сказал доктор, - выбирали куда идти?
Далее доктор еще тише сказал:
- Может быть, вам надо вернуться и сделать правильный выбор? Идите, если вам это надо.
- Нет, - сказал Кураев, - я попал туда куда мне надо.
- Ну, - заметила медсестра, - вы бы в любом случае попали туда, куда надо.
Кураев немного огляделся и с удивлением обнаружил, что первая дверь вела туда же, в этот же самый кабинет.
- Может, все - таки признаетесь? - продолжила медсестра - Чего мучиться - скрывать? Признайтесь, что вы - гомосексуалист, облегчите душу! Вон, сколько вы перед двумя дверями маялись - не знали, куда войти!
Но Кураев игнорировал эти слова; он подошел к столику доктора и сел на стул для обследуемого.
- Покажите ваши документы! - сказал доктор.
Кураев протянул ему свой паспорт и карточку обследуемого, которую ему выдали при входе. Доктор передал их медсестре и та стала что-то писать в карточке.
- Андрей Вячеславович! - начал доктор, - Андрей Вячеславович! Вот вы не хотите признаться, что вы - гомосексуалист, а, между тем, носите очки! Это просто смешно!
- Какая здесь связь? - изумился Кураев.
- Я, Андрей Вячеславович, даже не буду спрашивать - занимались или занимаетесь ли вы ныне онанизмом. Отмечу только, что онанизм - особенно юношеский, очень плохо влияет на зрение. И чем больше человек занимается онанизмом, тем, как правило, хуже у него зрение. А что такое онанизм - это аутоэротизм. "Ауто" - понимаете вы? То есть, эротизм связанный с собственным полом! У вас такие линзы - Андрей Вячеславович, ну признайтесь! Чего вам скрывать? У вас и так, как говорится, на лице все написано!
- Постойте, постойте... вы что - хотите сказать, что все, кто носит очки - гомосексуалисты и лесбиянки? Да вы что? В наш век, когда дети портят глаза в школе за кипами учебников...
- За кипами учебников и порнографических журналов... - прервала, улыбаясь, Кураева медсестра.
Кураев слегка растерялся и улыбнулся в ответ. И тут он заметил, что доктор и медсестра - да, да, и тот, и та, - оба были в очках с линзами если и послабее, чем у Кураева, то ненамного.
- Послушайте - возмутился Кураев, - вот, вы сами в очках! Что, спрашивается - отсюда я должен заключить, что...
- Ладно, идите дальше - сказал доктор. Сейчас только рост измеряем.
Медсестра передала Кураеву бумаги со своими записями доктору, и повела Андрея Вячеславовича к измерителю роста. После измерения роста доктор тоже что-то записал в бумагах и молча вручил их Кураеву.
- Может, все-таки, признаетесь - сказала медсестра, - там далее вообще начнется такое... Ну, вам уже сказали. Зачем себе мучать, а потом получиться, что эти мучения напрасны?
Кураев взял бумаги и направился к выходу из кабинета. Только сейчас он заметил, что стены кабинета были буквально увешаны различными дипломами, свидетльствами о повышении квалификации и прохождении различных курсов - нашими и заграничными - обладателями которых, очевидно, были доктор и медсестра. Прямо на двери, через которую собирался выйти Кураев, висело свидетельство о почетном членстве в какой-то академии, а ниже его - диплом какой-то ассоциации. Но Кураев не стал вчитываться в них и поспешил выйти.
Андрей Вячеславович вновь оказался в пустой комнате с двумя дверями, на одной из которых висела надпись "Сделать признание", а на другой - "Идти на обследование". Стараясь не мешкать, чтобы ему не задавали лишних вопросов, он поспешил "идти на обследование". В комнате, как обычно, сидели доктор и медсестра. Кураев подошел к столу и уселся на стул.
- Андрей Вячеславович! А ведь, судя по вашей фигуре, логично предположить, что вы - гомосексуалист! Извините, Андрей Вячеславович, но я воскликну: Какой живот, какая толщина! - начал доктор, - А вы, наверное знаете, что подобное происходит, как правило, не столько из-за того, что человек много ест и мало двигается, как из-за нарушения обмена веществ - например, такого, при котором нарушается гормональный фон. Возможно - наследственного нарушения обмена веществ. Но что всего ужасней - это то, что даже у совершенно здорового человека, если он приобретет подобную фигуру, тоже произойдет сдвиг гормонального фона! И вы, должно быть, прекрасно знаете, в какую сторону происходит гормональный сдвиг в подобных случаях - в сторону выработки женских гормонов. А сдвиг в сторону выработки женских гормонов - это знаете ли, не просто свидетельство в пользу гомосексуальности, но такое свидетельство, которое имеет под собой надежную физиологическую, физическую базу... Андрей Вячеславович! Ну к чему вам скрывать! Облегчите душу! А?
Пока доктор вел речи, Кураев, слушая его, попутно разглядывал могочисленные дипломы и свидетельства, развешанные по стенам.
- Что, Андрей Вячеславович, скажете? - вывела Кураева из состояния задумчивости медсестра.
- То скажу, - начал оправдываться Кураев, - что незначительные сдвиги гормонального фона - это еще не доказательство гомосексуальности. И даже значительные. По-вашему, всякий толстяк - педераст? Так, что ли? - закончил Кураев и устремил свой взгляд на доктора. Доктор немого привстал со стула, поправил на себе халат и вновь сел. Только сейчас Кураев заметил, склоль огромен был этот доктор в толщину и какой малый рост он имел. Будь он такого же роста, как Кураев, то, при той же фигуре, весил бы, наверное, раза в два больше, чем сам Андрей Вячеславович. Доктор пришел в легкое смущение и сказал медсестре:
- Аллочка. Что ж, давайте измерим обследуемому вес и пусть идет дальше. А я пока запишу в карточке свои выводы.
Аллочка повела Кураева к весам и взвесила его. Только тут, вблизи, Андрей Вячеславовоч заметил, что у Аллочки росли довольно приличные усы - конечно, не как у взрослого мужчины, но почти как у подростка перед первым бритьем. Когда Кураев снова подошел к столу, то увидел, как доктор что-то писал в его бумагах. Но при этом доктор был вынужден достать и одеть очки. Взглянув на них, Андрей Вячеславович, определил, что минусовых диоптрий в этих очках было также раза в два больше, чем в его собственных. И Андрею Вячеславовичу захотелось публично плюнуть и уйти. Но он смог сдержать себя.
- Ох-хо-хо... - протянул доктор, передавая бумаги Кураеву, - ох-хо-хо. Что ж, идите дальше. Все скрывают, скрывают... А что скрывают? Зачем скрывают. А вот заглянут, извините, в зад, погоняют на детекторе лжи да на определители наполнения кровью - так все и выясняется. Идите...
Кураев снова попал в пустую комнату с двумя дверями и снова выбрал "идти на обследование".
- В браке состоите? - ошарашил едва вошедшего в кабинет Кураева доктор.
- Нет.
- А состояли?
- Нет.
- Странно. А вы не находител это странным? Садитесь!
Кураев подошел к столу, сел, и протянул доктору бумаги. Доктор просмотрел бумаги и продожил:
- Что же так? Вам уже, видать, за четвертый десяток - да что там - под пятьдесят, - а ни разу в браке не состояли? А с внебрачными отношениями как? Дети есть внебрачные?
Доктор вызывающе уставился на Кураева.
- Что вы на меня так смотрите? - спросил Кураев.
- А то и смотрю, что с половой сферой и с личной жизнью у вас не все в порядке. И вероятнее всего, это указывает на то, что вы - гомосексуалист - прямо, в лоб сказал доктор.
- Послушайте - ответил ему Кураев, - вот, в бумагах написан возраст моего рукоположения. Я рукоположен в молодости и при рукоположении дал обет безбрачия. Чему вы удивляетесь? Вы что, про целибатов никогда не слышали?
- Да, Андрей Вячеславович, слышал. И бумаги ваши внимательно смотрел. Однако же, порой человек специально принимает в молодости подобные обеты чтобы скрыть свою несостоятельность или, вообще говоря, скрыть что-то постыдное дабы можно было "прилично" отвечать на "неприличные вопросы". Поэтому, когда молодой человек принимает обет безбрачия, то уместно спросить: не гомосексуалист ли он? И если он держится этого обета далее, не заводя любовницы или тайной семьи и не рожая детей, то, опять же, встает вопрос: не гомосексуалист ли он?
- Да по-вашему что - все монахи и целибаты гомосексуалисты? Все неженатые - гомосексуалисты?
- Не хочу с вами спорить, Андрей Вячеславович. Идите дальше и говорите в том же духе. Идите и говорите - хоть на детекторе лжи, хоть на измерителе наполнения кровью, хоть еще где, с чем вам придется столкнуться далее, в следующих кабинетах - даже на окончательном консилиуме. А я с вами спорить устал. Пусть Дарья Степановна измерит вам давление, а я пока кое-что запишу.
Пока Кураеву меряли давление и делали записи в его бумажки, Андрей Вячеславович понуро осматривал развешенные на стенах дипломы и свидетельства. Ему уже все это начало порядком надоедать и он с нетерпением ждал, когда же, наконец, он достигнет этого загадочного "окончательного консилиума".
- Вот ваши бумаги. Идите... - молвил доктор.
Далее была снова пустая комната. Но в ней, помиомо той двери, в которую Кураев вошел, было еще не две, а целых три двери. Одна дверь имела табличку "Для обследуемых", а на двух других висели таблички "Только для служебного персонала". Андрей Вячеславович дернул дверь "Для обследуемых", но та не поддалась. Андрей Вячеславович дернул еще раз; после этого из-за двери зычно крикнули:
- Лампочку наверху видите? Ожидайте, пока не загорится. Занято.
Под табличкой "Для обследуемых" он обнаружил прикрепленный листок с бумагой, на котором было написано:
"Кабинет Љ 12. Сканирование ануса.
Кабинет Љ 13. Детектор лжи.
Кабинет Љ 16. Реакция на эротические стимулы.
Кабинет Љ 20 (Зал) Консилиум"
Кураев перечитал листок несколько раз, подошел к окну и стал ждать.
Внезапно открылась дверь "Только для служебного персонала" и из нее вышел доктор в медицинском халате с двумя огромными, но пустыми сумками в руках. Кураев повернулся к нему. Доктор окинул взглядом Андрея Вячеславовича, подошел к нему, окинул взглядом еще раз и сказал:
- Слушай, брат. Мы, гомосексуалисты, должны быть вместе и друг другу помогать. Услуга за услугу. Хоть я и доктор и тоже заседаю в этих сраных консилиумах, но пообщай, что со мной встретишься - и я расскажу как надуть этих докторов и пройти все их обследования. Времени хватит. Там какой-то сложный случай.
- Да с чего вы взяли, что я - гомосексуалист? - спросил Кураев.
Доктор усмехнулся, подмигнул Андрею Вячеславовичу и молвил:
- Рыбак рыбака видит издалека. Ты - голубой. Голубее не бывает! И не говори мне, что это не так. Этих гетеросексуалов дури, а своего брата - не дури. Потому, что не обдуришь. Так когда встретимся?
- Идите, товарищ, своей дорогой - отшил доктора Кураев, - и вообще, - задал вопрос Кураев, - что вы здесь делаете?
- Что? Нам, докторам, денег на небольшой банкет от епархии дали. Вот закончим эту херню с обследованиями - и гулянку устроим. За жратвой я - ответил доктор, поднимая кверху огромные сумки. - Так что, - продолжил он, - может, все-таки, согласишься? Смотри...
И странный доктор исчез за другой дверью с надписью "Только для служебного пользования".
Кураев подождал еще немного. Внезапно за дверью раздался громоподобный глас:
- Да! Я голубой! Голубой! Чертовы докторишки! Все выведали! Но ничего! Скоро будет наша победа! Мы разрушим ваш чертов гетеросексуальный мир и построим свой! И вам в нем не будет места! Мы растлим ваших детей! Мы оскверним и разрушим ваши храмы и ваши алтари! Да, мы долго скрывались! И мы нанесем последний, сокрушающий удар! Нас много! Много! Имя нам - легион!
Кураев съежился. При этом он вспомнил, что перед ним обследование пошел проходить никто иной, как маститый протоиерей Дмитрий Смирнов. Но голос - как бы ни был непривычен из-за надрывности и громкости - никак не мог принадлежать ему. К тому же это было не беснование, когда человек говорит не своим голосом, а просто лишь громкая патетическая речь. А поскольку Дмитрий Смирнов зашел первым, а Кураев - вторым, то было вообще не ясно, кому принадлежит голос.
Кураев подождал еще немного. Наконец, загорелась лампочка с надписью "Войдите" и Андрей Вячеславович вошел.
Он оказался в просторной светлой комнате, посередине которой стоял большой стол, за которым сидело шесть человек и о чем-то между собой говорило. Одно место пустовало. Кураев поздоровался, подошел к столу, подал свои документы и уселся напроитв докторов. Доктора стали знакомиться с бумагами Кураева и шептаться друг с другом. То и дело Андрею Вячеславовичу слышались слова "гомосексуальность", "выход", "подавленные гоможелания", "педофилия", "типичный случай" и прочие.
Внезапно открылась одна из дверей, ведущих в комнату и в ней появился уже знакомый Кураеву доктор с огромными сумками; он незаметно подмигнул Кураеву, улыбнулся и сказал:
- Вот ведь! Пошел - а деньги-то забыл!
Затем доктор подошел к пустующему месту и достал деньги из прислоненного к стулу чемоданчика, и вновь покинул комнату. В это время кто-то дернул несколько раз дверь, в которую вошел Кураев. Одна доктор-женщина зычно крикнула:
- Лампочку наверху видите? Ожидайте, пока не загорится. Занято.
Доктора продолжили свое совещание. До Кураева вновь стали доносится слова "гомосексуальность", "выход", "подавленные гоможелания", "педофилия", "типичный случай" и так далее.
Наконец, другая доктор-женщина сказала Андрею Вячеславовичу:
- Андрей Вячеславович! Ну зачем скрывать! И так все ясно! Признайтесь. Признайтесь прежде самому себе. А? Признание наличия болезни - первый шаг к врачеванию.
- Признаться в чем? - спросил Кураев, на что получил ответ:
- Как в чем? В том, что вы - гомосексуалист.
- Послушайте - возмутился Андрей Вячеславович, - послушайте, вы, врачи, проводите обследование, и при этом требуете у больного, что он болен? Как бы вы назвали доктора, который вместо того, чтобы обнаружить у больного определенные симптомы и по симпомам и по результатам анализов поставить диагноз, стал требовать от больного признания в том, что он болен, например, туберкулезом или энцефалитом?
- Ах, Андрей Вячеславович, сказал другой доктор, - нам-то все ясно. На то мы и доктора. И прежде всего нам ясно то, что вы не хотите признаться. К тому же, Андрей Вячеславович, гомосексуалист вполен может отдавать отчет, что он гомосексуалист - в отличие от больных инфекциями. В конце концов, человек вполне помнит с кем и как он вступал в половую связь - в отличие от того, что он может не осознавать, что заражен вирусом и может не знать, от кого этот вирус получил. Так что не передергивайте.
Кураев каким-то шестым чувством понял, что наступает кульминационный момент. Врачи посовещались немного еще и наконец встал сидевший посередине стола академик Святоч. Он разгладил свою седую бороду и сказал:
- В общем так, Анрей Вячеславович. Мы взываем прежде всего к вашей гражданской совести. Гомосексуалисты - это завсегдатаи и основатели различных тайных обществ. А тайные общества зачастую носят антигосударственный характер. И поэтому в интересах государства и в интересах общества знать, кто из его граждан гомосексуален, а кто - гетеросексуален. Вот, Андрей Вячеславович, послушайте, что сказал на обследовании один гомосексуалист, скрывавший свои влечения, который был обвинен в антигосударственных деяниях и в чудовищных преступлениях против личности. Это был маньяк. Маньяк - приверженец темных культов. И одновременно он был агентом Англии и Моссада.
Академик Святоч достал из-под стола магнитофон и включил его, выставив полную громкость. Из динамика понеслось уже знакомая Кураеву патетическая речь:
- Да! Я голубой! Голубой! Чертовы докторишки! Все выведали! Но ничего! Скоро будет наша победа! Мы разрушим ваш чертов гетеросексуальный мир и построим свой! И вам в нем не будет места! Мы растлим ваших детей! Мы оскверним и разрушим ваши храмы и ваши алтари! Да, мы долго скрывались! И мы нанесем последний, сокрушающий удар! Нас много! Много! Имя нам - легион!
Речь окончилась. Святоч выключил и убрал магнитофон под стол, а затем вновь обратился к Кураеву:
- Андрей Вячеславович! Признайтесь! Признайтесь - чтобы мы могли оказать вам помощь. Ведь если вы не признаетесь - то как мы можем оказать вам помощь?! Ведь она оказывается только лишь добровольно! Признайте, что вы - больны. И имя этой болезни - гомосексуализм.
Все присутствовавшие доктора уставились на Андрея Вячеславовича и как бы просили его своими взгялдами: "Ну признайся же, Андрей Вячеславович! Признайся же, сукин ты сын!".
Но Андрей Вячеславович ничего им не сказал.
- Что ж. Все ясно - сказал академик Святоч и сел.
Доктора что-то написали в бумагах и поставили сови подписи. После этого сидевшая в углу медсестра указала Андрею Вячеславовичу на выход и сказала: возьмите свои бумаги и сдайте их в следующей комнате дежурной медсестре. Вы свободны. Кураев забрал свои документы и пошел к выходу. Вдруг он понял, что это и было ничто иное, как консилиум. Но тогда как же все остальное, о чем говорилось на прикрепленной к двери бумажке. Когда же?
- А... - захотел задать вопрос Кураев, но его тут же прервали, будто прочитав его мысль:
- Из-за броска электричества в сети приборы сгорели. Чинят...
Кураев уже почти вышел, когда снова вспомнил, что одна из процедур не требовала электричества вообще. Он снова повернулся и произнес:
- А... - но его снова перебили:
- Вам что - этого так сильно хочется?
Кураев открыл дверь и вышел.
...
Оказавшись в последней комнате, Кураев обнаружил, что выход из нее ведет прямо на улицу; но это была другая улица, пересекавшая ту, с которой он заходил в военкомат. За окнами проезжали автомобили, автобусы и троллейбусы. На окнах были видны следы от капель дождя. В углу комнаты за столиком с кипой бумаг сидела медсестра. Видимо, ей и надо было сдать результаты обследования."Вроде бы, и правда все законычилось" - подумал про себя Андрей Вячеславович. "Гм..." - продолжил он думать про себя - "Но что же показало это обследование?" - задался вопросом Кураев. Он присел на кушетку и стал просматривать, что же написали в его бумагах доктора. Вроде бы, медсестра не препятствовала этому и пока не требовала отадть бумаги.
На трех первых листах он разобрал следующее:
"Близорукость средней степени. Подозрение на гомосексуализм"
"Ожирение срденей степени. Гомосексуализм?"
"Обследуемый не был женат. Детей нет. Возможная причина - гомосексуальные наклонности".
А последняя, четвертая страница, содержала вывод консилиума:
"Диагноз: Слабая вялотекущая форма латентного гомосексуализма. Особое примечание: хитрый, умело скрывающий свои наколонности и все упорно отрицающий латентный гомосексуалист."
Прочитав написанное, Кураев впал в ступор и обалдело и ошалело уставился в окно. Из оцепенения его вывел голос медсестры:
- Андрей Вячеславович! Андрей Вячеславович! Прочитали результаты обследования - сдайте их и идите. Скоро новый обследуемый придет.
Кураев удивился - откуда медсестра знает его имя и отчество? Ведь он не показывал ей никаких документов! Приглядевшись, Андрей Вячеславович понял, что медсестра - это никто иная, как его соседка по подъезду, жившая двумя этажами ниже; она работала медсестрой в психиатрической лечебнице и сейчас, видимо, решила подработать. Кураев плохо помнил как ее звать - кажется, Зоей; он подошел к ее столу, бросил на стол бумаги и начал возмущаться:
- Послушай, Зоя! Вот как так можно - взять и сломать жизнь человеку? Как! Назвать его латентным гомосексуалистом. А? И только на основании того, что он носит очки, имеет избыточный вес, неженат и бездетен - и это при том, что он священнослужитель, который еще в молодых годах принес обет безбрачия?! Как это назвать, Зоя?! Это - свинство! Вот что я скажу!
Зоя взяла бумаги Кураева, пробежала глазами по диагнозу, улыбнулась и сказала:
- Андрей Вячеславович! В психиатрии знаете как?
- Как?
- Поймите, Андрей Вячеславович: ни один врач не возьмет на себя ответственность сказать, что психический больной излечился от психической болезни. Тем более если это была шизофрения. Ведь если что он, больной или бывший больной, впоследствии натворит - то все это ляжет на психиатра, который его обследовал и дал заключение. Так и тут. Ни один сексопатолог не возьмет на себя смелость утверждать, что побывавший у него пациент не имеет какой-то доли гомосексуальности. Ведь если что обнаружится вдальнейшем - то кто виноват? Что если - да не будет этого - вас однажды застукают... Ой, извините, Андрей Вячеславович. Вобщем, из-за вас Церкви предъявят многомиллионный иск. В долларах. Так вот. Поэтому, чтбы подстраховать себя на этот случай, доктора, когда они ничего не обнаруживают, пишут: "слабая вялотекущая форма латентного гомосексуализма".
- То есть, - удивленно переспросил Кураев, - это на нормальном языке означает, что я - не гомосексуалист?
- Можно сказать и так, если говорить по-простому: фактически в ходе обследования у вас не было обнаружено выраженных гомосексуальных наклонностей. Но, строго говоря, это еще не означает отсутствия скрытых наклонностей. Поэтому, чтобы обезопасить себя...
- Ясно. Понятно. Но тогда почему не написать хотя бы "подозрение на скрытую форму вялтекущего латентного гомосексуализма"? - изумился Кураев.
- Видите ли - ответила медсестра, - что было бы, если бы вам как богослову-эксперту представили на экспертизу работу с вопросом: есть ли здесь такая-то ересь, а вы вместо "да" или "нет" написали: "есть подозрение на таую-то ересь"? Спрашивается: как бы к вам стали после этого относится? Ведь какой же вы ученый и эксперт, если не можете определить - есть ересь или нет, а мямлите что-то неудобовразумительное?
Кураев поблагодарил Зою и вышел на улицу. Недалеко была автобусная остановка. Но Кураев почему-то решил пройти несколько кварталов пешком, чтобы обдумать случившееся. Кураев брел с низко понуенной головой, крутил в голове происшедшее с ним и так, и сяк и то и дело повторял:
- Да, действительно. И какой же бы я после этого был Московский Профессор?!
|