Аннотация: Лев Николаевич потихоньку сошел с трибуны, подошел к своему месту в Президиуме и, покряхтывая, сел... - Кто у нас следующий? - осведомился Лев Николаевич. - Федор Михайлович Достоевский! - отрапортовал Куприн. Уже четвертый год по планам не отчитывается и обычные новые не берет, а не то что встречные! - Так... Федя... Выходи-выходи сюда! - сказал Лев Николаевич, грозно подняв костыль... Достоевский нехотя встал из средних рядов и понуро побрел к трибуне.
На отчетном собрании
Однажды в старинном московском особняке на отчетное собрание съехались Великие Русские Писатели. Открывал собрание секретарь Президиума Собрания Куприн. Он вышел на трибуну, откашлялся и произнес:
- Товарищи! На сегодняшней повестке следующие вопросы: голосование по поводу произведений Толстого и Салтыкова-Щедрина, а также заслушивание отчетов и обсуждение личных встречных планов с последующим утверждением у следующих лиц: Салтыкова-Щедрина, Толстого и Достоевского. Далее - разное. Кто за то, чтобы утвердить повестку?
Все подняли руки... Промедлив несколько мгновений, оратор продолжил:
Итак, - сказал Куприн, - переходим к первому пункту. Кто за то, чтобы включить произведение Льва Николаевича Толстого "Война и мир" в Золотой Фонд Русской Литературы? Прошу поднять руки... Против... Воздержались... Итак, против нет, воздержавшихся нет. Предложение прошло. Разбудите Гончарова - все заседание проспит. Это же позор - вообще в голосовании не участвовал!
- Переходим ко второму пункту - кто за то, чтобы включить произведение Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина "История одного города" в Золотой Фонд Русской Литературы? Прошу поднять руки... Против... Воздержались... Так... Половина плюс один голос есть... Ага, и вы Лев Николаевич, тоже... Даже плюс два голоса... Предложение проходит...
- Третий пункт - повысил голос Куприн, - заслушивание отчета и обсуждение личного встречного плана товарища Салтыкова-Щедрина...
- Прошу, Михаил Евграфович, отчитывайтесь! - толкнул коллегу по Президиуму Лев Николаевич Толстой.
На трибуну взошел Салтыков-Щедрин и, не моргнув глазом, быстро затараторил:
- За прошедший отчетный период в два года я в едкой сатире высмеял нравы российского общества, написав бессмертное творение "История одного города". В этой жесткой и ехидной пародии под видом истории вымышленного города Глупов перед читателем предстают вся история России, начиная от призвания Рюрика. За этот же отчетный период мною написано три сказки, также бичующих нравы общества и пять коротких рассказов.
- Обязуюсь за следующий отчетный период создать два других едких сатирических произведения качеством не хуже, причем, беру встречный план и торжественно обязуюсь, что как минимум одно из этих произведений войдет в Золотой Фонд Русской Литературы... Также торжественно обязуюсь написать пять сказок и семь коротких рассказов...
- Что ж, перейдем к прениям! - сказал Лев Николаевич.
- Скажите пожалуйста, Михаил Евграфович, - начал Тургенев, - вот, беря встречный план, вы пообещали создать два произведения качеством не хуже "Истории одного города", но при этом взяли обязательство, что в Золотой Фонд Русской Литературы войдет только одно. А как же второе, если оно, как вы говорите, не хуже качеством вошедшей в Золотой Фонд "Истории одного города"? У меня закрадывается мысль, что вы занимаетесь очковтирательством! Может быть, лучше вместо пяти сказок написать четыре, а вместо семи рассказов - пять, но большое произведение доработать? Товарищи писатели! По-моему, встречный план товарища Щедрина нуждается в серьезной корректировке!
- А чего тут думать - все просто, товарищ Тургенев! - послышался выкрик с задних рядов, - просто Золотой Фонд-то - он не резиновый!!!
По рядам пронеслись смешки... Лев Николаевич Толстой гневно повернул голову в сторону крикуна из заднего ряда... Им оказался Лесков. Лев Николаевич принял грозный вид и, насупившись, начал отчитывать Лескова:
- Вы нам там, товарищ Лесков, со своим блокнотиком не сидите и ничего туда не пишите! Знаем мы вас! Потом такие мелочи писательской жизни издадите! Мы и так тебе с треском план утвердили на прошлом собрании! Радуйся, что публично каяться в недостатках не заставили! Не можешь гениальных произведений писать - так и писателем становиться не надо было! Сидит тут со своим блокнотиком! Личный план бы лучше так писали! Все ухмыляетесь... Смотрите, до эпилепсии доухмыляетсь!
- Согласен с критикой товарища! - начал отвечать на вопрос Салтыков-Щедрин, - Действительно, с вхождением в золотой фонд неувязка и встречный план нуждается в серьезной корректировке.
- Вот - вот, - подобрев, сказал Лев Николаевич, - как исправляться-то будешь?
- Перед лицом товарищей признаю недоработки во встречном писательском плане! В наказание торжественно обязуюсь написать не одно, а два гениальных больших произведения, которые по праву войдут в Золотой Фонд Русской Литературы! Кроме того, обязуюсь число сказок повысить с пяти до шести, а число коротких рассказов - с семи до девяти!!!
- Вот, молодец! Можешь, когда захочешь! - сказал Толстой, - ставлю на голосование. Кто за то, чтобы утвердить встречный план товарища Салтыкова-Щедрина?
Большинство писателей подняло руки.
- Так, дальше идет мой отчет, - сказал, кряхтя, Лев Николаевич и вышел на трибуну. Помощник вынес на трибуну тома "Войны и Мира" и стопки рукописей.
Лев Николаевич положил правую руку на поднесенные книги и произнес:
- Вот, за прошедшее время написал... А за будущий период обязуюсь написать в два раза больше и лучшего качества... Уже имеются заделы для создания крупных произведений "Воскресенье" и "Анна Каренина" (тут Лев Николаевич собрал несколько стопок рукописей в одну стопку и солидно потряс ею) Кроме того... Хочу попробовать себя в роли детского писателя и написать книгу для чтения... Подумываю и о роли религиозного философа... Хочу написать пару больших сказок на нравственную тематику... Но это если с предыдущим все успешно будет
- А чего тут говорить?! - вскочил со своего места Тургенев, - предлагаю доклад и личный встречный план Льва Николаевича Толстого принять без обсуждения!
- Да-да... в самом деле... - послышались одобрительные возгласы со всего зала...
- Тогда, с вашего позволения, к прениям переходить не будем и сразу ставим вопрос на голосование. Кто за? - сказал Куприн.
Поднялся лес рук...
Лев Николаевич потихоньку сошел с трибуны, подошел к своему месту в Президиуме и, покряхтывая, сел...
- Кто у нас следующий? - осведомился Лев Николаевич.
- Федор Михайлович Достоевский! - отрапортовал Куприн. Уже четвертый год по планам не отчитывается и обычные новые не берет, а не то что встречные!
- Так... Федя... Выходи-выходи сюда! - сказал Лев Николаевич, грозно подняв костыль...
Достоевский нехотя встал из средних рядов и понуро побрел к трибуне.
- Так, Федя... Ты почему за два срока до сих пор не отчитался?! Четыре года! Подумать только! И когда же ты новые обязательства брать будешь? - спросил Лев Николаевич...
Федор же Михайлович ничего не отвечал ему и только угрюмо молчал, подобно каторжнику.
- Так может тебе, Федя, силы воли не хватает или еще чего? - продолжил Толстой, - Закалять надо! Усидчивость, терпение и трудолюбие! Ты нам скажи, чего не хватает, мы тебе по-товарищески поможем! Или ты коллектив презираешь?!
Достоевский опять промолчал.
- Так, Федя, - помрачнел, словно туча, Лев Николаевич, - ты что же, может быть, опять в рулетку проигрался? А когда деньги кончились, то в долги залез, а потом баржи с хлебом разгружать пошел и на писательский труд наплевал?
- Давайте от имени великих русских писателей просьбу напишем во все игорные заведения и другие злачные места и во всех газетах ее опубликуем, чтобы Федора Михайловича туда больше не пускали! А на сэкономленные Федей деньги отрядим отдыхать его в Пятигорск, на воды. Пусть от эпилепсии подлечиться! Да пример с Пушкина и Лермонтова возьмет. Может, памятные места его вдохновят... А в спутники от коллектива дадим ему Салтыкова-Щедрина! А если он не послушает, то ты, Евграфыч, такого про него напиши, да так пропечатай! Пусть знает!
Толстой дал досказать Козьме, а затем стал еще больше распаляться и бичевать Федора Михайловича:
- Вот ты, Федя, четыре года не отчитываешься. А что ты, собственно, до этого написал?! А написал-то ты всего ничего - "униженных и оскорбленных", да и то - так себе. Даже четверти на голосовании по включению в Золотой Фонд не набрал. А потом только с какими-то наметками про Инквизитора и про Ставрогина все бегал! Как идиот! Который год уже так все и бегаешь, а толку от тебя - как от козла молока... Тунеядец!
Я пишу... - начал оправдываться Федор Михайлович.
- Пишет он! - выскочил Тургенев и стал поддакивать Толстому, - Вон, что про Ставрогина у старца наклепал!!! Писатель! Да ты знаешь, что потом после тебя Набоков напишет? Вы напишите нам лучше объяснительную, почему четвертый год с личным встречным планом дело затягиваете! Почему новых обязательств не берете, и по старым не отчитываетесь!
- Тьфу ты! - сплюнул с досады Лев Николаевич Толстой и прислонил костыль к своему председательскому креслу. Было видно, что он отошел от гнева и стал немного мягче.
- Так как насчет на Воды, Федя? - спросил Лев Николаевич Достоевского, а затем, обратившись к Салтыкову-Щедрину, продолжил:
- Вы уж, Михаил Евграфович, возьмите его на буксир, проработайте, установите шефство... Мы ему, может, испытательный срок дадим...
...
Разгоряченный Федор Михайлович вышел из дверей особняка. Собрание еще продолжалось. Он прислонился к холодной каменной стене и вытер испарину. Он чуял приближение эпилептического припадка.
- Да... - неслись в голове Достоевского мысли, - и почему перед самым припадком, перед тем, как потеряется сознание, всегда приходит такое чувство всемирной гармонии, такое чувство любви, что, кажется, продлись оно еще немного - и душа, не выдержав, оставит тело и наступит смерть; кажется, что не может живой вынести всей полноты этих чувств... Вот, сейчас...
Холодный порыв ветра дунул писателю в лицо. Достоевский очнулся от размышлений. Кажется, припадок сейчас не начнется. Показалось...
Федор Михайлович отошел на пару шагов от стены, повернулся, и произнес с досадой:
- А-а... Носишься с этой русской душой, по сути христианкой, а она тебе то свинью подложит, то такой дурдом устроит!
А потом плюнул в сердцах Федор Михайлович и уехал в Швейцарию.