Кто я? Всего лишь тень. Человек, чье истинное обличие скрыто под множеством личин и который не существует для официальных властей. Меня ищут, меня пытаются поймать, но разве можно захватить призрак? Ни в одной картотеке мира вы не найдете ни документов, ни отпечатков пальцев - ничего, что могло бы пролить свет на мою реальную личность. Конечно, так было не всегда, а только последние пять лет моей юной жизни - с тех пор как меня стерли, превратив в наемного убийцу.
Увидев меня случайно на улице, вы едва ли поверили бы в это, ведь внешне ничто не указывает на наличие необходимых для подобной профессии черт. Даже наоборот - я обладаю редким даром мгновенно располагать к себе людей, чему активно способствует чересчур уязвимо и беззащитно выглядящее тело и невинное лицо. Но поверьте моему личному опыту - человек способен сделать все, что угодно, превратиться в кого угодно, когда понимает, что нет иных путей для выживания. Здесь все зависит оттого, насколько тебе повезет в жизни: кто-то проживет все отпущенное ему судьбой время и ни разу не заглянет в лицо своей наихудшей стороне, а другим приходится выманивать ее из себя, позволять занять главенствующее положение или погибнуть. Сильны вы или слабы? Этого можно так никогда и не узнать, если в вашей жизни не произойдет поворотный момент, когда судьба совершит резкий разворот и изменит привычное течение жизни, навсегда лишив возможности вернуть привычный облик прошлого и самому стать таким, как раньше.
В моей жизни подобных моментов было два.
Две встречи, полностью изменившие все.
Первая...
"Поцелуй" двух машин на мокром асфальте. Мне было почти четырнадцать, когда мы с родителями попали в автокатастрофу. Мне удалось выжить, несмотря на внутренние повреждения, причиненные в основном ремнем безопасности. Но вкупе с подушкой - великое изобретение, которое фактически спасло мне жизнь, а родители - оба с летальным исходом, "сразу и без мучений", как милостиво объяснила мне дородная "сердобольная" тетка в больнице, хотя никто ее об этом не просил и не спрашивал.
Я не собираюсь вам рассказывать о своем счастливом детстве и жизни до этого прискорбного происшествия, так как это, по большому счету, совершенно не имеет значения и абсолютно не важно. И дело даже не в том, что это болезненно для меня: теперь вещей способных причинить мне боль, в этом мире практически не существует. Просто единственное, что вам нужно знать - моя семья была более чем обеспеченная и принадлежала к элите светского общества.
Опека по закону перешла к ближайшим родственникам, которым, как выяснилось, чужой ребенок был совершенно ни к чему, а вот наследство пришлось весьма по вкусу, и они, подсуетившись, к моменту моего выздоровления успели перевести все движимое и недвижимое имущество на себя. Я не знаю, как они это провернули, но факт в том, что на выписку меня забрал странного вида социальный работник, объяснивший персоналу, что я теперь сирота. Он же отвез меня в приют.
Если честно, то я не знаю, каковы нравы в других детских домах, но этот с виду был похож на тюрьму строгого режима, да и порядками мало отличался. Не удивлюсь, если "любящая" родня специально хлопотала о подобном месте содержания. Даже доставивший меня тип как-то съежился в этом здании и, сдав меня на руки в директорат, поспешил оставить проклятое место.
Знаете, как обстоят дела в подобных "приютах"? В принципе, просто как и все гениальное - всякий сильный считает себя обязанным третировать слабых. Лично мне не повезло вдвойне: во-первых, меня причислили к категории слабых; во-вторых, мне "посчастливилось" обладать достаточно привлекательной наружностью. Этакий субтильный подросток ростом под метр с половиной, потерявший вес на больничных харчах так, что сквозь рубашку при глубоких вдохах мелькали полоски ребер; короткие рукава обнажали нереально бледную, почти прозрачную кожу тонких предплечий, через которую, как мне казалось, была видна бегущая по венам кровь. Хрупкие плечи подчеркивали стройность торса, длинные ноги, плоский живот и тонкую талию. Все во мне было изящно, почти эфирно, а особенно умненькое нежное личико с аристократически изящными чертами. Узкий овал лица, который обрамляли светлые пряди, бездонный омут серых глаз, высокие четкие скулы и пухлые губы - все вместе взятое кричало окружающим рассматривать меня в качестве "беспомощной жертвы". Единственное, о чем никто не подозревал - вся эта внешняя хрупкость скрывала невероятное упрямство и силу характера.
У меня появился выбор, кстати, единственный выбор за пять лет моего пребывания в приюте: либо становись фигурой сильной, достаточно значительной и уважаемой; либо превратись во всеобщую подстилку по первому требованию. Впрочем, как видите, для человека, имеющего хоть каплю самоуважения, альтернативы фактически не существовало.
Мне не пришлось долго думать, каким образом я могу заслужить уважение, ведь воспитанники приютов - это практически звереныши: они не знают ни любви, ни ласки - ничего хорошего, но они знают и понимают силу, они уважают насилие. Разумеется, это не их вина, ведь они всего лишь дети, страдающие от равнодушия сверстников, жестокости взрослых и от этого с каждым днем свирепеющие все сильнее. В приюте для сброса агрессии существовал бойцовский клуб: этакая арена для боев без правил, без лишних заморочек вроде возрастных ограничений и весовых категорий. Новички, как правило, удивлялись, как может воспитательский состав не иметь представления о его существовании. Как можно оставаться в неведении о забавах детей, когда члены клуба периодически бывают избиты до полусмерти? Но старожилы знают, что преподаватели в курсе всех дел и даже неплохо зарабатывают на тотализаторе и именно поэтому существование клуба и подростков в его составе, так относительно безоблачно. Преподы люди умные и куриц, несущих золотые яйца точно способны ценить по достоинству. Заявив о намерении вступить в клуб, кандидаты должны пройти испытание. Как бы вам это помягче сказать? А, ладно, скажу как есть. Испытание, которое заключалось в том, чтобы вытерпеть, не сломаться, взмолив о пощаде, когда тебя превратит в свою боксерскую грушу кто-то из бойцов. Еще недели не прошло с моего появления в детском доме, как меня уже ввели в положение вещей, и пораскинув мозгами, мне показалось пусть уж лучше бьют, чем имеют.
Меня приняли, и это стало моей школой выживания через боль, кровь, вывихи и сломанные кости. Школой физической и моральной выдержки. Знаю, может, это и было глупо, особенно учитывая, что детдомовцы сразу увидели во мне потенциальную жертву, но мне больше нечего было терять. Вы спросите, а как же жизнь? Представьте себе, в то время она не представляла для меня особой ценности - скорее, наоборот: была весьма обременительна.
На момент моего шестнадцатилетия третья строчка в иерархии клуба была прочно закреплена за мной. Это не означало прекращение вызовов, но опыт и практика помогали мне выигрывать все бои, и уже несколько лет никто не мог достаточно сильно избить меня. Ну, кроме верхушки, однако Миха-Медведь, ростом метр девяносто один, гора накачанных мускулов, без капли жира и лучший боец, к этому не стремился. Кажется, он проникся уважением к моему ослиному упрямству после нашей единственной драки, еще почти в самом начале моей карьеры, когда он пинал меня ногами, полностью лишив возможности обороняться, вынуждая защищать самые уязвимые места и прикрывать руками голову. Он часто вспоминает, как схватил меня во время моей попытки принять стойку и пошатываний из стороны в сторону после очередного нокаута за шиворот, и, без труда подняв в воздух, заорал:
- Жить надоело?! - ощутимо встряхнул. - Сдавайся, имбецил!
А в ответ получил упрямый отказ, звучащий еле слышным хрипом сквозь отхаркиваемую прямо на его рубашку кровь.
Второе место занимал Ванька-Безбашенный, габаритами чуть отличавшийся от Михи. С ним у меня был счет 2:1 - естественно, в его пользу.
От мягкости, которая была присуща моей внешности раньше, не осталось и следа. Для меня стал характерным надменный взгляд исподлобья, а кожу постоянно украшали какие-то царапины, покрывали ссадины и синяки. Правда, в одно лето у меня как-то неожиданно и резко прибавился рост на добрых десять сантиметров, но в остальном все осталось прежним.
Вторая...
Наверное, вы в курсе, что большинство из приютских вынуждено приворовывать. Я не исключение. Это не ради удовольствия, хотя адреналин в этом немалый, а скорее необходимость, чтобы хотя бы изредка иметь деньги нормально и сытно поесть. Мы являемся самыми виртуозными карманниками, поскольку нам все равно уже нечего терять.
Это был молодой парень, который просто напрашивался на опустошение кошелька. Позже у меня появилась возможность его хорошенько рассмотреть и запомнить на всю жизнь, но в первый момент его сущность для меня исчерпывалась очень дорогой одеждой, парфюмом и драгоценностями. Он беспечной походкой прогуливался по аллее и задумчиво поглаживал длинными пальцами браслет.
...Я подхожу к нему сзади и почти выуживаю бумажник из заднего кармана его сидящих на бедрах джинсов, когда мое запястье вдруг оказывается перехвачено цепкими пальцами, а рука резко задрана вверх. С минуту он стоит, брезгливо рассматривая болезненно тонкое тело (от постоянного недоедания цветущему виду взяться неоткуда), светлые волосы, упрямо падающие на лицо, и серые глаза, моментально заполнившиеся пустой обреченностью. Этот взгляд пару раз спасал меня от детской комнаты на стадии овладевания навыками карманника. У людей намного больше вызывает сочувствие "благородная нищета". Чумазого, неопрятного, ощерившегося и отчаянно матерящегося сдадут в полицию и глазом не моргнут; однако человек, пусть и одетый в лохмотья, но поддерживаемые в возможном порядке, с милым чистеньким личиком и воздушными локонами вызовет жалость и даже некоторое уважение, поскольку способен сохранять человеческое достоинство в любых обстоятельствах. На том и играем. Хотя для меня это еще и привитая в детстве гордость - не могу выглядеть законченным отребьем. Пусть нет шампуня или мыла, но вода доступна всегда, холодная или горячая, все лучше, чем запекшаяся кровь.
Человек нахмуривается, его лицо приобретает угрюмое выражение, взгляд леденеет.
- Не строй из себя невинную овечку, тебе не к лицу.
- Оk, - я сразу расслабляюсь.
- Не боишься, что я тебя в полицию сдам?
Я пожимаю плечами.
- Воровать нехорошо.
- Голодать тоже, - огрызаюсь я.
Он снова тщательно скользит по мне взглядом сверху вниз, так и не отпуская мою руку и мне вдруг становится дико смешно. Он явно пытается понять, как я выгляжу под этим потертым, вылинявшим шмотьем, которое любой, даже самый захудалый, сэконд-хэнд вышвырнул бы на помойку, но только не наше начальство. А этот комплект, на несколько размеров больше необходимого, выданный мне на лето, отнюдь не облегчает ему задачу. Неуклюжие спортивные джинсы выпачканы в грязи (после драки накануне) и кое-где "стильно" прорваны; черная футболка свободно болтается на тщедушном теле; рубашка с закатанными рукавами доходит мне до середины бедра; на ногах разношенные кроссовки. Он сосредотачивает внимание на сбитых костяшках, потом, жестко взяв за подбородок, отворачивает мне голову вправо и любуется лиловым синяком на все плечо и шею, который виден в съехавшем широком вороте футболки.
- Есть, значит, хочешь? Пошли тогда, поговорим.
Мне приходит в голову, что это лучше полиции, и потому киваю. Он, наконец, отпускает мою руку.
Мы заходим в кафе, он заказывает много еды и я ем, не пытаясь завести разговор и осторожно его разглядывая. Он выглядит абсолютно стопроцентным геем. Гетеро- и даже метросексуал никогда не стал бы настолько за собой следить и так неприкрыто хвастаться своим тонким профилем, длинными чёрными волосами, перехваченными лентой в хвост, статной, широкоплечей фигурой. Хотя ему и правда есть чем гордиться и он действительно красив, но более ухоженного мужчины мне в жизни видеть не доводилось.
Он не выдерживает и первым начинает разговор:
- Дима.
- Сашка.
- Сколько тебе?
- Семнадцать.
- Выглядишь младше.
- Мне расстроиться?
- Не знаю, - он легко улыбнулся. - Откуда синяк?
- "Упал, потерял сознание, очнулся - гипс".
- Справедливо.
Мы молчим какое-то время. Он не сводит с меня проницательных, серых, как и мои, глаз.
- Хватит пялиться, а то подавлюсь!
- Извини, - усмехается он, но взгляда не отводит.
- Что, так сильно нравлюсь?
Неопределенное пожатие плечами.
- Тебе пошли бы длинные волосы, - вдруг говорит он.
- Это неудобно.
- Почему? Ухаживать трудно?
- Нет. Просто не нравится, когда меня за них таскают, - я пристально смотрю ему в глаза.
- Часто дерешься?
- Бывает.
- Когда школу заканчиваешь?
- В этом году.
- Что потом будешь делать?
Я снова пожимаю плечами.
- Могу предложить тебе работу.
- Спасибо, конечно, великодушное, но быть содержанкой не по мне, - я ехидно усмехаюсь, - к тому же я все равно не твой тип.
- В этом качестве ты меня не интересуешь. Я имел в виду другое, - ухмыляется он, - судя по твоему внешнему виду, - он кивнул на мои руки, - тебе нравится вкус адреналина. Если подойдешь, я завтра же заберу тебя из приюта.
- Еще не факт, что ты мне подойдешь.
- Да ладно, что ты собираешься делать, когда тебя выставят за дверь? Работать за гроши? Я могу научить тебя зарабатывать больше, чем тебе мечталось.
- Что ты можешь знать о моих мечтах, - это не звучит вопросом.
- Тебе нравится ходить в подобном рванье и стичь по карманам? - презрительно спрашивает он.
- С чего вдруг такое участие к моей скромной персоне?
Разговор прерывает звонок мобильного, и Дима начинает самозабвенно чирикать по-французски, явно не принимая всерьез возможность того, что я все понимаю. Спасибо моим милым родителям, которые считали, что чем больше иностранных языков знает ребенок, тем перспективнее у него будущее. Он, улыбаясь, дает отбой.
- Кто звонил?
- Тебя не касается.
- Почему тогда его касаюсь я?
- Ты о чем? - он изображает непонимание.
- "Мне некогда, я кажется сегодня нашел талант", "у малыша неплохой потенциал", "можно использовать", "свежая кровь в нашем деле", "весьма перспективно, если я что-то в этом понимаю", "да, я сейчас с ним", "конечно, буду держать тебя в курсе", - перевожу я все его реплики.
- Я впечатлен, - он хищно улыбается. - Не боишься?
- Чего? Что сдашь меня в полицию? - невинно хлопаю я глазами.
- Есть другие способы заткнуть глотку, прочно и навсегда.
- Во-первых, ты во мне заинтересован, а во-вторых, еще не факт, что у тебя получится.
- Я так и знал, что у тебя хорошо мозги работают, - весело смеется он. - С твоей комплекцией тебе иначе не вынести регулярные драки, а судя по твоим рукам, твоему противнику пришлось куда хуже. Какие еще языки ты знаешь?
- Английский, немецкий.
- Хорошо. Наркотой балуешься?
- Мне это не по средствам, - он снова открывает рот, и я язвительным тоном прерываю ненужные вопросы. - Я также не пью, не курю и по бабам не шатаюсь.
- Отлично. Где я могу посмотреть на тебя?
- Нигде, пока я не буду знать, во что ты меня стараешься впутать.
- Мне нужен новый помощник, - его лицо становится бесстрастным.
- А что стало со старым?
- Мертв.
- Что за дело?
- Убийство по контракту.
- Это была твоя вина?
- Его собственная глупость.
- Я могу тебе верить?
- Ну, я не хотел бы его терять. Он был для меня больше чем просто помощник, - я успеваю заметить проблеск грусти в его глазах.
- Я не убийца.
- Поэтому мне нужно посмотреть твой бой: если у тебя есть этот инстинкт - я тебя обучу, если нет - ты меня больше не увидишь.
- А если мне это не нравится?
- А какие у тебя варианты? - ехидно-презрительно спрашивает он. - Не думаю, что перед тобой обширный выбор карьеры, а эта позволит тебе вести более чем обеспеченную жизнь и ты никогда не будешь знать недостатка в средствах. Я не собираюсь тебя ни к чему принуждать, если не сможешь убивать, то всегда можешь остаться просто помощником или уйти, забрав то, что успеешь заработать как подмастерье, - широко улыбается он.
- Обещаешь?
- Обещаю.
- У меня вызов послезавтра. Приходи к пустырю на Краевой.
- Хорошо. Собери свои вещи заранее. Мы сразу исчезнем, если подойдешь.
- У меня выпускные экзамены через месяц.
- Господи! На кой тебе эта бумажка!?
- Хочу, - огрызаюсь я.
- Н-да, это будет весело, - снова смеется он.
***
Я замечаю его издали, стоящего неподвижно в пятне света от единственного уцелевшего фонаря. Пустырь с наступлением сумерек превращается в запретную зону для добропорядочных граждан, и Ванька с Севой настороженно переглядываются:
- Чё за хмырь?
- Это со мной, - поясняю я и киваю Диме, который направляется к нам.
- Вау! У тебя появился хахаль!
Я разворачиваюсь и, ориентируясь на глупое хихиканье, целю кулак. Смех моментально стихает, а я зло смотрю на Севу.
- Нарываешься?
- Не кипятись. Я просто пошутил, - он опускает глаза и вытирает выступившую кровь. Он понимает, что мне не соперник, выстоять против меня у него нет ни малейшего шанса и потому боится.
Я теперь стою в окружении трех шкафов. Хотя Дима и не выглядит таким же мускулистым, но тоже надо мной возвышается.
- Да, - говорит Ванька, рассмотрев его. - Пошли, мы опаздываем.
Мы перелезаем через забор и выходим к расчищенной площадке, где сегодня у нас разборка с местной бандой за право шустрить в этом районе. По правилам, они выбрали того, кто будет драться с их представителем - меня, а Миха позволил мне решить, с кем из них. Мне приглянулся Великан, потому что он больше всех пускал слюни.
Как только мы выходим на площадку, нас окружают наши. У верхушки хмурые лица.
- Рысь.
- Медведь.
- Слышь, может, другого?
- Переживаешь? - оскаливаюсь я.
- Здоровый бугай.
- Не боись, не впервой.
- Не подкачай, нам нужна эта территория, - он забирает у меня куртку.
- Какой разговор.
Дима отходит в сторону и занимает выгодную позицию для наблюдения. Сходимся на середине; возбужденные, подбадривающие и издевательские крики превращаются в гулкий фон. Сознание абстрагируется от всего, кроме Великана передо мной и того, что сейчас будет происходить. Он нападает - я отвечаю.
Минут через десять он тушей валится носом в грязь. Я спокойно отхожу к веселящемуся клубу, наблюдая шок на лицах членов банды, практически ощущая вопрос, зависший в тишине над ними: "Как эта малявка уложила парня на две головы выше и куда тяжелее?". Это неизменное выражение лица для посторонних, а наши уже привыкли.
- Рысь, ну ты даешь!
- Клёво!
- Так его!
Новички беснуются и дразнят банду, остальные одобрительно кивают или серьезно молчат, с улыбками хлопают по плечам. Ирка и Васька быстро осматривают мои повреждения.
- Он тебя ни разу серьезно не задел, - констатирует она.
- Слушай, а как ты его так быстро? - в голосе Севы удивление и искреннее восхищение. Поскольку он вступил в клуб всего пару месяцев назад, то многого не знает и всем интересуется. Остальные новички тоже притихли, прислушиваясь.
- Слишком большой, слишком тяжелый, слишком неуклюжий, - говорит незаметно подошедший Дима.
- И слишком сильно сосредоточен на том, как бы меня полапать.
- Я угощаю, - заявляет Дима, и это встречено бурным восторгом.
Мы вваливаемся шумной компанией в ближайшую пиццерию и кое-как рассаживаемся. Я некоторое время провожу со всеми, пока Дима знаками не отзывает меня за стойку. Всем уже так хорошо, что на нас никто не обращает внимания.
- Больно? - Дима осторожно касается рассеченной брови.
- Жить буду.
- Хорошо дерешься.
- Так напряженно смотрел?
- Все время на поле отыскивал взглядом твою худенькую гибкую фигурку, - в тон мне отвечает он. - Ты двигаешься с просто восхитительной грацией. Красиво. Я тебя беру.
- Мне попрыгать?
- Кончай язвить, - спокойно говорит он. - Соглашаешься или нет?
- Да.
- Отлично. Значит, я тут подумал, что раз тебе так нужен аттестат, заканчивай свою школу.
- И тебе лишний раз светиться не придется.
- Да, будет лучше, если ты пропадешь после выпуска, чем после усыновления или из-под опеки государства. Как окажешься на свободе, - он протягивает мне карточку, - позвонишь по этому номеру, оставишь сообщение - и я тебя подберу.
***
Через полтора месяца мы встретились снова. Он привез меня в свою квартиру, как он сказал, "одну из", и за неделю приучил меня к нормальной жизни: еда и все прочие удовольствия в необходимом количестве. Кажется, впервые в жизни меня никто не удерживал и не ограничивал в неумеренном поглощении еды и предоставил время, чтобы отоспаться за все прожитые годы. Дим даже понемногу стал обучать меня обращению с оружием и прочим полезностям для бизнеса, хотя по большей части он мотался в неизвестных мне направлениях. Потом Дим получил заказ и должен был ехать в Соединенные Штаты. Меня он с собой брать не хотел.
В тот день он вернулся с пакетом, в котором обнаружилась одежда моего размера.
- Ты побудешь у Алекса, пока я не вернусь, а может, и больше, если ему понравится.
- Что понравится?
- Алекс довольно привередлив. У него школа для таких "бизнесменов", как мы. Я сам у него учился. Кстати, учти: он самый лучший в своем деле, поэтому постарайся удержать свой характер и не дерзить.
- Насколько это?
- Как усвоишь, я учился три года.
- Что, тоже был никому не нужной сироткой? - его выбор одежды для меня вызывал неудержимый порыв к сарказму.
- Мой отец с ним работал, - проигнорировав выпад, заявил он.
- Фамильный бизнес. Завел бы себе наследника.
- Увы, у меня другие предпочтения, - осклабился он. - Переодевайся в темпе, с немцем стоит проявить пунктуальность.
- Ну, так может, уберешься, наконец, из моей комнаты?
Демонстративно пожав плечами, Дим опустился в кресло и уставился на меня.
- Вообще-то, Саша, это мой дом. Я хочу посмотреть, угадал ли с размером.
Прищурившись, секунду смотрю на него. Он сцепляет руки на затылке, и я, мысленно махнув рукой, стягиваю старую футболку. Его глаза вдруг широко распахиваются:
- Девчонка!?
Я недоуменно таращусь на него.
- Ты - чертова девчонка!? - подскочив с кресла, он отдергивает тряпку, которой я инстинктивно прикрылась, вздрогнув от его вопля.
- Дим, ты чего? - успокаивающе произношу я. - Ну девочка я.
- Сашка?
- Александра.
Он вылетел из комнаты, громко хлопнув дверью. Через несколько минут я пошла за ним и увидела его мерящим гостиную широкими шагами. Когда я вошла, он, как в первый раз, пристально оглядел меня - серые брючки, плотно обтягивающие бедра; задержался взглядом на обтянутых тонкой темно-голубой тканью топика маленьких холмиках груди. Узкие, стройные бедра перечеркивал косо сидящий широкий пояс.
- Дим...
- Зачем ты меня обманула?
- Совсем сдурел! - вспылила я. - Откуда я могла знать, что ты слепой? Ты меня раз двести разглядывал в деталях, я и решила, что ты все, что нужно, увидел.
- Черт побери! Ты выглядела слишком плоской и спортивной, короткая стрижка и агрессия, как у недоразвитого пацана. Дьявол возьми в ад твои тряпки!
- Захочешь жить, и не такая агрессия появится. Так, значит, тебе именно парень был нужен? А говорил, что тебе не для этого, - горько усмехнулась я. - По-твоему, я совсем идиотка доверяться первому попавшемуся мужику? Да не будь ты геем, я бы в жизни с тобой не пошла.
- И что мне теперь с тобой делать...
- Не переживай, как пришла, так и уйду, - я повернулась идти за своими вещами. - Это новое шмотье тебе оставить? - ехидно вставила я.
- Да я не о том, дуреха, - остановил он меня, - Алекс с девушками не работает, за людей их стоящих не считает. Кто тебя теперь учить будет?
- Ты.
- У меня на это времени нет, - отмахнулся он.
- Найди себе другого.
- А с тобой как?
- Ты что, принял обязательство надо мной? - приподняла я бровь. - Тебе не плевать?
- Эх, ребенок, - он подошел и взлохматил мне волосы, - что поделать, понравилась ты мне.
- Я же вне твоих пристрастий, - хмыкнула я и, заработав шутливый подзатыльник, оказалась притянута к его груди.
- Смазливая мордашка, перспективная, да к тому же я успел привыкнуть к мысли о твоем присутствии, - он поцеловал меня в макушку, и я медленно расслабилась, чувствуя его руки на плечах.
- Одень сверху что-нибудь попросторнее, - нарушил он тишину. - Алекс всегда ценил таланты, может, если произведешь впечатление, прокатит.
***
- Дима, мальчик мой! Давно не виделись!
Алекса мы застали на тренировке. Это оказался мужчина средних лет, с легкой сединой в темно-русых волосах и крупными чертами лица со следами переломов. Явный старый вояка, что подтверждалось развитыми буграми мышц, ярко выраженным прессом, широкими плечами с несколькими шрамами, которые открывала взгляду отсутствующая рубашка.
- Привет. Извини, дел полно.
- Понимаю.
- Я и сейчас по делу.
- Вот выпустишь вас, птенцов, на волю - и родное гнездо у вас мигом из головы вылетает, - улыбнулся он. - Кого ты мне привел?
- Помнишь, ты как-то потревожил меня при вербовке?
- Да, было дело, - сказал он и только теперь посмотрел на меня сверху вниз. Видимо, под этим ледяным взглядом мне полагалось съежиться, но я постаралась остаться невозмутимой, и он, хмыкнув, продолжил. - Кроха совсем. Дима, ты уверен?
- Алекс, поверь мне - это нечто необыкновенное. Проверь сам.
- Как бы не зашибли. Кого хочешь, малыш? - усмехнулся он и широким жестом обвел зал, где с десяток атлетичных парней старательно работали на тренажерах, с грушей и в парринге.
- Выстави своего лучшего, - великодушно предложил Дима.
- Как скажешь, - еще раз скептично взглянув на меня, Алекс заорал:
- Мартин!
- Да, шеф, - отозвалась рослая гора мускулов, с квадратной челюстью, оторвавшись от боксерской груши, по которой самозабвенно лупила.
- Проверь... - он вопросительно склонил голову.
- Саша, - наконец дали мне вставить слово.
- Проверь Сашу, - и указал мне на ковер.
Мартин, усмехаясь, направился туда же. Пара, занимавшая его, уступила нам место, с веселым интересом наблюдая за происходящим, остальные тоже постепенно присоединились к созерцанию.
- Шеф, может, я перчатки надену? Как бы не прибить случайно.
- Попробуй, - я завязала на талии концы рубашки, которую накинула поверх топа, и застыла в ожидании, даже не поднимая кулаков. - Нападай.
Через мгновение он выкинул вперед руку, проводя хук справа. Перехватив его предплечье, я отбила его руку в сторону, упала в нижнюю стойку, провела подсечку и, когда он упал на спину, с размаха нанесла удар пяткой в солнечное сплетение. Охнув, Мартин задохнулся, а я уже стояла на ногах, наступив ему на горло.
- Сдаешься?
- Хватит!
Я послушно сняла ногу и отступила, услышав громогласный голос Алекса.
- Марти, ты как?
- Норма. Ну и ударчик, - я протянула ему руку, помогая встать, и он ее принял. - Где такому учат?
- В школе выживания.
- Я ее проходил - там нет ничего подобного, - улыбнулся он. - Я тебя недооценил.
- Мое главное преимущество, - вернула я улыбку.
- И все-таки, где учились? - это уже Алекс.
- Уличные бои без правил.
- Умеешь ты доставить удовольствие, Дмитрий. Весь в отца, нашел настоящий бриллиант. Порадовал старика. Я его беру.
- Н-да, понимаешь, тут вроде как проблема, Алекс...
- Понимаю, ты его себе хочешь? Не волнуйся, получишь в целости и сохранности, полностью обученным и готовым к действию. К тому же, учитывая, что у малыша явные задатки настоящего хищника, думаю, это будет довольно быстро.
- Тебя ничто не переубедит Сашкой заниматься?
- Дима, я не понимаю, ты мне его показал, а теперь торговаться решил?
- Нет, я хочу быть уверенным, что ты не передумаешь.
- Конечно, не передумаю.
- Ну и хорошо, - удовлетворенно вздохнул Дим. - Алекс, познакомься с Александрой.
***
Так я стала сама собой. Проведя полтора года в "школе наемных убийц", изредка навещаемая Димом, и овладев всеми необходимыми видами оружия и рукопашного боя, я вернулась к нему и стала его помощником. Алекс, конечно, пытался меня сосватать в несколько "контор", но особенно не настаивал.
Вместе мы колесили по миру, и Дим продолжал мое обучение. Он стал для меня всем, единственным близким мне человеком на свете: старшим братом, другом, учителем и даже первым мужчиной. Не удивляйтесь. Кто лучше гея способен научить, как доставить удовольствие мужчинам? А он учил меня пользоваться всеми навыками, которые были в моем распоряжении и были мне доступны, а секс - одна из самых лучших и одновременно опасных вещей на свете, которая часто успешно выступает в виде оружия. Он учил меня как правильно притворяться, довел до совершенства мою способность надевать и менять маски, играть чужую жизнь, правильно ходить, выглядеть и говорить. В его руках я становилась идеальным убийцей.
Овладев всем, я стала работать самостоятельно. Я действительно стала профи-притворщиком. Иногда я бываю пацанкой в стиле гранж. Иногда - скучающей светской львицей. Деловая, успешная женщина или синий чулок в очках, сидящий за банковской конторкой и не только ими. Я могу быть девчонкой, девушкой, женщиной, мальчишкой, парнем, мужчиной - все-таки внешность класса юнисекс имеет свои преимущества. Блондины, шатены, брюнеты, рыжие... по улицам ходит множество людей - угадайте, кто из них я?.. Моим домом стал целый мир, часть моих персонажей даже имеет подобие жизни: Сержу всегда рады в одном гей-клубе, где он - недоступный фаворит; Марисса - заядлая тусовщица; Лана вращается в интеллектуальных кругах и одно время встречалась с врачом; Эндрю - член элитного клуба; Сара - флиртующая кокетка светских раутов - и прочая, и прочая, но суть в том, что по-настоящему я ни к кому не привязана.
Алекс рассказал мне о главном правиле: "Никогда не работай бесплатно, но за деньги убивай любого". Впрочем, однажды я это правило все же нарушила. Помните про моих родственников? Хотя, учитывая, что я вернула себе все украденное ими, можно считать, что это и было моим гонораром. Или лучше считать это восстановлением справедливости? Да, так мне нравится больше.
О своем прошлом я думаю все реже, ведь новая реальность захватила меня целиком, и я всерьез считаю встречу с Димом вероятно самой большой моей удачей. Он был прав: у меня есть инстинкт убийства. Я не испытываю мук совести, у меня нет сомнений, наверное, жестокость моего детства сделала меня к подобным вещам безразличной. Еще одно качество приютских - никаких моральных и этических заморочек. Как-то, выполняя заказ на одного деятеля преступного мира, в толпе его быков я увидела Севу и Миху - и именно тогда поняла, насколько мне повезло, что я работаю на себя и свободна, вместо того чтобы служить кому-то шестерой. Какое еще будущее может быть у большинства сломанных, пережеванных и выплюнутых системой детей, кроме мытарств по казенным домам?
Сейчас я застряла по экстренному вызову на этой крыше, мне больше нечем скрасить свое ожидание, и я предаюсь размышлениям о прошлом. Скоро из здания напротив появится моя мишень и через пять минут я снова испарюсь. Мне однажды уже приходилось работать в этом районе, и пути отступления хорошо известны еще с тех пор. Возможно, после этого заказа я поеду к Диму. У него новый мальчик. Не в помощниках. Он мне хвастался и хотел узнать мое мнение.
Для всех это тайна, Алекса бы так просто удар хватил, доведись ему узнать, что два его лучших ученика, входящие в элиту убийц по контракту, являются слабостью друг друга. Что мы до сих пор не только верные друзья, но и нарушили его единственное правило: мы не только отказываемся от контрактов друг на друга, но и устраняем заказчиков. В конце концов, мы тоже люди, а люди не могут жить в одиночестве, даже если в силу личных качеств или по стечению обстоятельств становятся одиночками. У каждого должен быть хотя бы один человек, которому он сможет полностью доверять.
Глядя в прицел винтовки, я думаю о летнем доме своего друга, на далеком южном побережье. О том, как он схватит меня в объятия, увидев на пороге, и невольно улыбаюсь, нажимая курок.