С грохотом проломил спиной пирамиду ящиков, ударился затылком о стену, по ней же и сполз на асфальт. Последние метра три полета, не знаю как, но чувствовал, видел себя со стороны летящим на двухметровый штабель, аккуратно сложенный у стены.
Солнце, небо...
Надеюсь, в привычку не войдет?
Опять сижу, тупо пялюсь перед собой, мыслей нет... Ой, есть одна! Импульс, это который скорость умноженная на массу. Масса резко возросла, а импульс сохранился неизменным, вот скорость и упала. Врезался, но не смертельно, стену не развалил, не пробил и не влип...
Только сижу под грудой ящиков у складов на нашем рынке, а не черт те где, где я был. Это - точно, место знакомое. А почему и как? Я подумаю в другой раз, как говаривала Скарлетт О"Хара в фильме, который смотрел давно и один раз. Фильм не понравился. Не про наших - у нас у народа пиздец какие сопли по сравнению с ними, с америкосами. Характера нет.
Побежденные.
Хрена! Ну хватит об этом.
Сваливать надо, пока никто не засек, по-тихому.
И пока кто-нибудь еще из воздуха не выпал.
Все болит и все работает. Остальное дома посмотрю.
Интересно, почему я в трениках и в футболке, какой кусок шкуры в них превратился? Футболка рваная на плече и на животе. И вообще, это не мои вещи, нет у меня таких. В воздухе переодели. И сандалии дали. Блеск!
Чума!
Блядь, как все болит...
Не у-с-пел.
- Отела, ты тут чего? Кто тебя? Сейчас, погоди...
Галлия, тут как тут. Ящики разбрасывает, кукольное личико лучится задором, чичас будет крушить мир или кто там попадется под руку. За меня! За справедливость! А никого не найдет - все мне достанется. Ну тише, тише, все нормально, живой. Интересная у девки особенность - как при эсэсере живет: все ей должны так - чтоб по совести, по закону! Чтобы без подлостев, не дрались, детей не били... Угу, друг другу дорогу уступали и вежливо разговаривали. И каждый раз прям удивляется, возмущенно выдыхая воздух, ноздри топырит, если не так. Монтировкой грозится восстановить попранную справедливость! Раззудись плечо! И где та грозная монтировка в тоненьких ручках одиннадцатилетней девчонки? Ни разу не видал.
А потом ее защищай. Было? Было, раз пять. Остальные нарушители нравственных устоев посчитали святую законницу психанутой и пренебрегли.
Опираясь на девчоночью руку, выкарабкался из завала и заковылял к удачно пустующим воротам на выход с рынка, потянув Галлию за собой. Кажется, никто больше моего полета не видел?
- Да успокойся ты. Полез на штабель и свалился с самого верха, никто не бил. День такой, неудачный. А где все?
- Ты себя видел? Вся рожа в крови! Я же все равно узнаю. За что? Да куда ты тащишь?!! Тельман или Красуля? Костик? Барон? Менты? Надо к нашим! Ну куда ты...
Тарахтелка мелкая. Отстала бы уже, и так тошно. Не фиг за мной таскаться, тут болит все, а еще эта... Как бы отвязаться, а то попрется сзади, выследит.
- Упал я, упал, понятно! Припрятано у меня там было кое-что. Подарок. Сюрприз. Полез доставать и завалился. А сюприз кто-то спер. Ты не обижайся, пойду я раны залечивать. Царапины, жабу лечить. Нашим скажи, что сегодня не буду. А... - осторожно поморщился, слегка мотнув головой (боль колыхнулась, как суп в кастрюле) - что теперь говорить. Пока, Гало... Нормально, дальше сам.
И, придержав за руку, оставил за столбами выезда с рынка, мышкой (мышкой!) скользнув мимо демонстративно отвернувшегося Блина, охранника. Я вначале думал, что кличку присобачили за задницу, напоминающую галифе и за привычку везде таскать с собой стул, поминутно присаживаясь так, что излишки свисали с сидения. Но, оказалось - фамилией боженька наградил. Блинт. Та еще сука, любит ногтем ухо протыкать, если поймает. Типа - паук, сидит себе, ничего не видит, а окажешься на достижимом его грабками расстоянии и - ага! Самоутверждается, блин-т.
А Галлия осталась, возмущенно сверкая глазами на пышущем праведным гневом лице. Не поднимать же бузу при всех.
Тяжело иногда с друзьями.
Не получается у меня ей врать. Не поверила. Ладно, завтра, все завтра.
Удачно обогнул "гнездо муравьиного льва" и... налетел на тройку прикормленных рыночных ментов: Архипчика, Алексейчика и Александрика. Есть такая рыночная байка, что капитан Архипов и сержанты Алексеев и Александров от вида и запаха любой колбасы последние мозги теряют, на все готовы. Сержанты разъелись до размеров гаишников в центре, летом голые пуза на брюки свисают, а Архипчику все не впрок, худой. Похоже, глисты - питается-то с земли, хм.
Вот и бродят вокруг рынка, иногда задерживаясь у въезда, караулят, когда колбасу привезут. Чиж из мясных рядов говорил, что у капитана глаза на лоб вылезают, когда почует. Ладошкой по пакету проведет и, нежно так, пропевает:
- Колба-аска...
Чижу виднее, он пакеты для них формирует - бумажные, бежевые, огромные, они их в двух руках потом, прижав, вприпрыжку несут, вскидывая задами.
Полезное ментовское качество, а что? Могут колбасу найти, если у кого-то колбаса пропадет. Не даром же их к нам прислали. Криминалисты.
Любой найдет, если их вперед пустить и понаблюдать.
Лишь бы кошка дорогу не перебежала.
Менты прогуливались. Утро, весна, солнышко, ветерок. Обед на горизонте.
По моему, вообще-то, колбаса им по фигу. Просто жадные. Хрена им колбаса? Обычные менты.
Как к личному оскорблению они относятся к дензнакам, отягощающим чужие карманы. С беднотой заморачиваться лениво - просто деньги отберут. Но не дай бог, если у задержанного тугриков оказалось больше, чем на кармане у мента. Автоматом - подсчет, сравнение со своей наличностью и оргвыводы: на лицо вопиющая несправедливость, требующая решительного устранения. Вплоть до физического - для посмевшего таким образом намекнуть на свое превосходство и успешность в жизни. По сравнению с доблестными сотрудниками органов? Писькой меряться? У-убью-ю-ю!!! Болезненная реакция, очень хотят быть успешными, крутыми. У Архипчика отец был алкашом, загнулся от цирроза, вот Архипчик и растет всю жизнь - над собой, чтобы тоже как собака под забором не помереть. Растет и оглядывается вокруг, сравнивает достижения.
Но меру знают, планку держат - и начальству, и всем вышестоящим завидуют молча. До удобного случая.
На хозяев никогда пасть не разевают. Псы - "Место!"
А прочим и равным - пиздец!
В глазу постоянно прокручиваюся баксы, как в окошках игровых автоматов, все прохожие отслеживаются через этот прицел c хищноватым прищуром. Есть возможность - привяжутся. Ни минуты простоя, все в копилку, все в дом. Трудолюбивы. Интересно, как они выручку делят? Вру, неинтересно...
- Акела, как тебя там, а ну подь сюда...
Это их моя морда побитая заинтересовала. А нельзя ли из данной темы извлечь сколько-то баксов? Если вникнуть в ситуацию и правильно разрулить?
Сделав вид, что глухой, прихрамывая, перебегаю дорогу и, проскочив тротуар и газон, пытаюсь скрыться по тропинке вдоль шестиэтажного крепкого дома, наверно, еще сталинской постройки. Кусты защищают проход, вдоль них метров семьдесят, дальше протиснусь - там сквер и во дворы.
В конце прохода меня перехватывает Александрик. Дите я еще, это их территория - чего я хотел? У людей денежная идея, а я сопротивляюсь с битой мордой. Теперь действительно битой - Александрик легким мазком пустил мне юшку из носа, для профилактики, чтоб осознал. Побег! Доколыхавший сзаду Алексейчик добавляет подзатыльник к общей картине поимки опасного преступника и скручивает ворот футболки, приподнимая мою тушку, опять же - профилактически, чтобы не рыпался. Сегодня добер - завтракал хорошо и вообще...
- Что, с-сученок, оглох?
- А? Головой ударился, упал... Наверно сотрясение, кружится все и в ушах шумит. Слышу плохо. Еще и колено рассадил. За ящики зацепился - там, за углом штабель, у стены. Я завтра сложу, если ребята не сделают - проезду не мешает. Полежу...
- Врет ведь, сволочь малахольная?! Ну-ка, посмотри, у него ничего нет? Ничего? Полежать, говоришь... Хочешь у нас полежать, в обезьянник? Нет? Завтра две сотни принесешь, сам меня поищешь. Пшел, бегунец!..
Последний пинок явно лишний. И так все болит. Умеет Александрик, сука, по копчику. Ох... Уф... Постою, подержусь... Завтраком недоволен, уже проголодался. У них как у всех животных - ничего сложного, на инстиктах живут. Без высоких материй.
Это я так кулаками машу. После драки. Но сказано верно. Точнее - подумано, на сказы у меня сейчас здоровья нет.
Во дворах почти никого, суббота или воскресенье, явная рань. Часов девять утра. Люблю эти сталинские дворы, даже осенью, в дождь, какой-то в них покой, уют, умиротворенность. Если я уснул вчера и проболтался невесть где целый день, то сейчас понедельник, десятое мая. Дома уточню, можно телевизор включить, там таймер на нескольких программах. Надо только пройти незамеченным с моей драной мордой и одежонкой - сначала до парка, затем вдоль его дальней ограды (там всегда тихо) до своего района и, опять же, дворами - к дому. И без хвоста. Быстрым шагом, не накручивая петли - минут двадцать. Сегодня - наверно около часа.
Как в парке хорошо! Когда-то с мамой там гулял, в чистеньком костюмчике, румяный бутуз. С мамой...
И здесь проходили... много раз...
Отец погиб, когда мне было пять, пятого мая. Мама от меня не скрывала, помню - все лето плакала по ночам, думала что сплю, не услышу, маленький. Спал, но урывками. Слышал.
Я его почти не помню, только фотографии иногда отогревают память. Самый конец второй чеченской, не слишком знаю даты, может даже после. Хотя вроде война и не прекращается, только сдвинулась в Дагестан. Постоянно в командировках. Через полтора года приезжали его друзья, привезли второй орден. Вроде должны были вручать в военкомате, но нам отдали так. Нам все равно. Папа был капитаном.
Жалко, что больше не приезжали, я бы сейчас расспросил... У отца было много друзей, искал дома адреса, но не нашел... Может, еще приедут, я живу в нашей квартире, адрес не изменился.
Хоронили в закрытом гробу, том, что называется цинковым. Большой деревянный ящик с двумя ручками-досками, мне он показался огромным, может, цинковый был внутри? Маме открыть не разрешили. А в могилу опускали обычный гроб. Почему так? Так запомнил. Шел сильный дождь и было очень холодно, мама одела на меня куртку и ее потом пришлось выкинуть - испортилась, размокла. А я заболел.
И вообще - как будто осень, раскисшая земля, засыпанная старыми перепрелыми листьями, какой-то папин друг, что-то обещавший - он потом на поминках ко мне подсел, что-то мне говорил. Не помню. Их несколько было, но запомнился этот...
Мама работала учительницей - далеко, в центре, там больше платили. А я пошел в нашу, в сотне метров от дома. Это если знать и по тропкам, между домов, наискосок. Пока деревья не поднялись до четвертого этажа, из окна на кухне были видны окна младшего класса, где я учился до четвертого. Можно было сидеть до последнего, наблюдая, как класс наполняется и, сломя голову, добегать за пять минут к первому звонку. А когда поднялись - видно стало только зимой, через торчащие голые ветви, но это потеряло смысл, уроки начинались в разных кабинетах, по предметам. Все не углядишь.
Мама умерла, когда мне было двенадцать. Почти. Пятого декабря. Врачи так и не определились с ее болезнью. Говорили, что рак, а в заключении о смерти - оторвался тромб. Почувствовала себя плохо, пошла в поликлинику, оттуда отвезли в больницу. Я нашел ее почти ночью, часов в одиннадцать. Не помню, как прорвался. Как-то смог. Лежала в огромной палате, человек на тридцать, четыре ряда коек, она, по-моему, пятая во втором ряду, справа, почти в центре под тусклым плафоном. Увидел одиноко сидящую на койке старушку, сгорбленная спина, круглая (я со спины шел). И седые пряди, собранные за ушами. Я не чувствовал, что мама седая, пока мы жили вместе. Ей было тридцать шесть.
Такая беспомощность в глазах, такое отчаяние в них было. Потом шутила, отправляла домой, шептались. Все хорошо, сыночка. На другой день отловил врача. Толстый, уверенный в себе кот, усики на бело-розовом лице, излучающий профессиональную благость. Что-то было у меня во взгляде. Не стал со мной сюсюкать. Тридцать тысяч ему - и перевод в двухместную палату, список лекарств. За неделю разберемся, приведем в порядок, постараемся, ничего страшного. Все нашел, достал, купил, привез, сгрузил, передал в руки. Каждый день - все хорошо, вот-вот, вот сейчас... А мать не хотела меня пугать - я был так горд - двухместка, все лекарства, обещают! Шутила. Сыночка. За день до выписки в восемь утра звонок - ваша мама умерла, рак. А я вчера в девять вечера c ней расстался. Когда приехал, этот вышел из кабинета ко мне в коридор и предложил вернуть тысяч пять за недоиспользованную палату. Пересчитает. Лекарства исчезли, даже использованные упаковки. Я отказался.
На похороны приехали две старухи из маминой школы.
Очень помогли, без них мне не выдали бы тело.
А я стал взрослым.
Недавно по ящику видел - новый главврач больницы, фанфары! Этот...
Без вариантов. Дальше - детский дом.
А на могиле у матери только деревянная коробка, сжимающая глиняный холмик, и бетонная табличка под сугробом.
Надолго ли? Столько заброшенного насмотрелся, пока пробивал захоронение.
И концов потом не найдешь, система.
Памятник сразу нельзя - земля должна просесть, да и деньги кончились в ноль.
Земля! Земля дорогая! Жилье! Жилье элитное!
...Больные... И это не лечится.
Из квартиры выкинут, все выкинут, что смогут - продадут, память растащат...
Как и не было нас...
Может быть, фотографии удалось бы спасти и ордена отца. Не уверен.
Пару дней не ел. Потом взял старый бронзовый подсвечник (был такой) и пошел продавать на рынок.
А эти зашевелились - то ли в школу сообщили, то ли школа. Участковый, тетки какие-то с халами на головах - от непонятных организаций. Зачастили. Бесцеремонные, как и нет меня, по комнатам пройдутся оценивающе, сиротку пожалеют, еще раз пройдутся. Тот же подсвечник покрутили - мальчик, а откуда он у вас? Поприкидывали.
Вообще - полная хана, без шансов, неделя оставалась, а то и меньше.
Но мне повезло. Он приехал.
Внук маминого троюродного брата, единственный родственник, адрес которого я нашел и которому успел отбить телеграмму в Ярославль.
Моему племяннику было за сорок. Высокий (мне все высокие) тощий мужик с хорошим, но испитым лицом, в заношенном мятом костюме. Единственном. Да - пьющий. Да - нищий. Я ему буду благодарен всю жизнь. Не забуду.
Что делать он не знал, но знал я, и мы начали оформлять опекунство. Полгода бились вдвоем, я руководил. И у нас получилось. Я чуть не подох под горой этих бумаг, но удалось набрать денег на юриста и мы справились.
Памятник на могилу я поставил через полтора года. Скромный, да...
Подсвечник помог. Естественно, на рынке его у меня отобрали, но - дальше события стали цепляться одно за другое, появились знакомства - сначала - на поесть мне и на рюмку Николе (так зовут мою единственную родственную душу), потом на погашение накопившихся долгов по квартплате, потом на юриста, потом еще. Живем.
Подошли втроем: один взял с аккуратно расстеленной газетки мое единственное бронзовое имущество, покрутил в руках и пошел себе. А двое остались меня придержать. Окружающий народ отнесся с пониманием и не протестовал. И быть бы мне битым попусту, если бы не Фарид. Во-первых - не дал малышевским меня запинать за то, что я Тельману успел дать в глаз, а тот не ожидал подобной прыти от цивильного ребенка. А во-вторых познакомил с командой. Нас три молодежных команды на рынке, моя - из беглых детдомовских и беспризорников. Бомжи, короче. Две другие - из местной городской околорыночной гопоты и - национально ориентированная, без русских. Кавказ, ребята натаскиваются, у них свой тренер. И у гопоты - тренер. Только мы бесхозные. Погрузка-разгрузка, принеси-подай, не воруем. Не наш профиль.
Есть еще цыганский молодняк, но у них нет отдельной молодежной стаи. Семейный бизнес, со взрослыми, все в доле.
А подсвечник они сдали в лом за сто рублей. Бараны. Я у Тельмана потом спрашивал.
Через полгода, когда завершилась эпопея с опекунством, Никола уехал. И не пишет. Говорил, что такой уж уродился - бродяга, не может на одном месте. Я его случайно по адресу телеграммой застал, проездом - из Владика в Калининград, хочется ему всю страну посмотреть. Может и так, а может - шутит. Совестливый он. Не захотел на моей шее сидеть. Несчастный, неудачливый, не берут на работу. Перебивается случайными подачками - и так всю жизнь. Или от того что пьющий, или пьющий от того. Не рукастый, ни образования, ни профессии, но... Хороший он мужик. Мне вот повезло с командой, а ему пока нет. Да мне не так уж тяжело было, привык, хватало на двоих, приспособились. И на водку ему хватало. Не жалко. Жалко, что уехал...
Присесть бы, передохнуть. Как раз парк закончился и, перед нашими дворами надо бы собраться, чтобы там пошустрее, а то еле ноги волоку. На скамеечку, на заднике у нового армянского ресторана "Русский двор", там обычно никто не сидит и рядом никого. Редко кто пройдет, из случайных. И кусты. Но жопа так болит, что еще неделю не сядешь. Ну сука же, Александрик, как мне работать с отбитым копчиком? Или стой, или лежи, наклониться - и то болью стреляет! В школу еще надо - за партой показаться. Че, тоже боком восседать? Это ж какой труд - сорок пять минут терпеть боль, до перемены, и так - несколько раз. Да еще в морду кому-то из моих дражайших одноклассников придется дать - шуточки их очевидные и понятные, напрашиваются. Не дашь - в младопидоры запишут. Детишки, мать их...
А хороший был сквер напротив парка, пока не перепахали его под этот уебищный ресторан. Действительно, понаехали, х-хе... Тихий. Тенистый. И деревья были большие...
Пока шел, еще одна мысль накатила. Я - оборотень! Могу в хомяка. Проверять не буду - потом, когда назад, очень болит. Сука, как в фантастических фильмах, только в них оборотней в процессе перестройки корежит, а меня вот - после. Станешь хомяком, а обратно, в человека, воли не хватит, бо-бо. И - цвик!
Сейчас главное до дому тихо добраться, не попавшись на глаза одноклассникам и их мамашам. Мамаши, естественно, из окон мониторят и - чуть что увидят - сразу в школу. Стук! Грязный, рваный, битый - хулюган!!! А подать сюда Ляпкина-Тяпкина, то есть Николу - уж мы его, уж мы ему! И прочая куриная слепошарая дурь плюс кляузы во все стороны выше и ниже стоящим. Типа - спасем дитю, упрячем его в кутузку. Некоторым этого только и надо, дальше знают что делать. Двухкомнатная сталинка, да на шару! Еще и передерутся.
А малышня наша школьная, великовозрастная, сама по всем известным мне окольным дорожкам и тропинкам шарится. И не промолчит. Приключение, э-ге-гей!!! Трепливы как кумушки-старперки у подьезда. Кто, что, где, с кем, других тем нету. Чеки, колеса, кому в лом без дозы переломаться. Пьянка, дискотека, шмотки и трах, но это в своей компашке нашей школьной элиты. Еще музычка, фильмец, драчка. Подрачка, блин! Точно - бабок околоподъездных я не учел. Ключ остался в квартире, но у меня дубликат в старой заначке под кирпичем на заднике двора припрятан. Давно, на такой вот случай. Не слесаря же вызывать - сразу лишний вопрос - а где Никола? Ну и так далее... А сопрут дубликат и че? Второй припрятан в соседнем дворе. Зато от кодового замка в подъезде отмычки у меня нет. Такой вот предусмотрительный - лопухнулся, забыл. Придется за углом подождать выходящих. Скажу, если спросят, что на велосипеде учился кататься. У меня-то нет. Не до велосипедов мне.
Бабки сами мне дверь открыли, когда, промаявшись минут двадцать в кустах, я все-таки вылез и поплелся к подъезду. Минут пять пеняли, что ключ забыл и подробно расспрашивали, где это я так. Сердобольные. Не поверили. Не видели, как я из подъезда выходил, не ночью же. А кто на велосипеде учил? А где? А как так упал? А почему футболка на животе порватая? А?.. А?.. А?..
Еле вырвался, ссориться нельзя.
Вот я и дома. Ключ на полке на кухне. Постель? Неубранная, как будто только что встал. Вмятина на подушке от головы.
Мыться, беглый осмотр повреждений и - спать. Во сне все болезни проходят. Мамина присказка. Пока все.