Танин Тимофей Георгиевич : другие произведения.

Гриндаль- зеленые горы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Повесть о людях, которые всегда должны оставаться людьми....
  1. Ночью Ромка проснулся оттого, что ему ужасно в туалет захотелось. А вот вылезать из-под теплой простыни не хотелось совсем. В начале июня всем уже вместо одеял махровые простыни выдали, а погода с ума сошла и вытряхнула над городом вперемешку дождь, снег и крупный град в придачу. Красиво падал этот снег на желтые одуванчики и нежно-зеленую траву... Правда, си-ноптики пообещали через неделю полную победу лета над зимой. Вот воспитатели и решили, что доблестные курсанты Имперского Имени маршала Кутепова военного корпуса неделю и без одеял проживут.
  Ромка осторожно высунул ногу наружу, и тут же ее убрал.
  -Ой-ей..- шепотом сказал он. - Холодина...
  Был выход - терпеть до последнего. Чтобы потом как есть, без штанов и майки, наспех су-нуть ноги в холодные тапки, толкнуть тяжелую дверь и за пару минут добежать до конца коридо-ра.
  Дождался. Выпрыгнул из кровати, босиком помчался - тапки опять куда-то пропали, в тем-ноте не найти. На кафельном полу туалета совсем ноги озябли. Обратно бежал так, будто за ним сам Крокодил гнался или бандиты с пистолетами. Нырнул под простыню, застучал зубами, колен-ки к груди прижимая. Вроде согрелся, но спать расхотелось. Повернулся на бок и услышал тороп-ливое чавканье на соседней кровати. Ага, опять Феликс под одеялом посылку лопает....
  В корпус ведь не только те попадали, у кого родителей не было. Вон у Фельки оба родича в наличии, и живут в двух кварталах от корпуса. Повезло. Пристроили ребенка, надеясь, что армия ему лишний вес на дисциплину поменяет, а сами то и дело посылки передают. В корпусе и так ни-кто еще от голода не помирал. Четырехразовая кормежка, кофе, какао, пирожные, да еще и фрук-ты просто так в каменных вазах лежат: хочешь - прямо в столовой ешь, а хочешь - карманы наби-вай, чтоб потом косточками друзей обстреливать. А кому этого не хватало, тому в добавке никогда не отказывали. Так нет же, все равно три раза в неделю давится Фелька Гаржиновский сухим до-машним печеньем, ковыряет гвоздем банку со сгущенкой и воображает, будто никто об этом не догадывается. На самом деле вся спальня уже в курсе. Оттого на кроссе Гаржиновский бежит по-следним, и в рюкзаке его кроме обычного груза пять-шесть камней откуда-то появляются.
  "Да фиг с ним, пускай жрет" - решил Ромка, переворачиваясь на спину. Перевернулся и за-мер. Показалось? С боковой койки то ли хрип, то ли стон послышался. Трехлучевой фонарик из-под подушки выхватил Ромка. Свитер на голое тело, ноги в тапки - и туда. Староста и ночью за порядком обязан следить.
  Присел на чужую кровать. Сдернул одеяло. Посветил. Новичок эту койку занял, из тех он, кого сегодня вечером привезли. Говорят что этот - из самого Гриндаля. А на вид пацан как пацан. Тощий, до черноты загорелый (это в начале июня-то!), ноги травой исхлестаны. Только лица не видел Ромка. Лицом в подушку уткнулся новичок и кулаки сжал. Вздрагивал молча. Плакал? Или просто кошмар ему снился?
  На спину Ромка свою ладонь положил.
  -Эй, слышишь?
  Фамилия вдруг из памяти выпрыгнула. На построении со всеми новоприбывшими знакоми-ли, да разве вспомнишь с первого раза. Эта - необычностью запомнилась. И еще тем, что портреты пилотов в каждом классе висели.
  -Травушкин, ты чего?
  -Ничего...Отстань...
  Повернулся, готовый то ли ударить, то ли разреветься окончательно.
  -Травушкин...
  -Да иди ты!
  Ударил вслепую, и конечно не попал. Увернулся Ромка, за тонкие запястья схватил пацана. Сколько же лет ему? В корпус с двенадцати принимали. В редких случаях - с одиннадцати. А этому десять от силы...
  -Ну что, легче стало?
  На щеках новичка дорожки от слез заблестели.
  -Пусти!
  -Да никто тебя не держит.
  О чем еще говорить, Ромка не знал. Это только в играх нужные слова сами собой выскаки-вают. Но знал он, что не имеет права с койки сейчас встать и пойти сон досматривать.
  -Травушкин, ты это...ну...
  -Чего ты заладил - Травушкин, Травушкин... - обиженно пробормотал пацан. - Руки отпусти. Сила есть - ума не просим?
  -Извини, - спохватился Ромка.
  Шмыгнул носом мальчишка, слезы пододеяльником вытер. У него - не простыня, настоящее теплое одеяло. А пододеяльник отдельно скомканный валяется.
  -Влетит тебе завтра от Крокодила - сказал Ромка совсем не то, что собирался.- Кто же с го-лым одеялом спит?
  -Я сплю...Подумаешь, беда...
  Сидел новичок на койке, колени руками обхватив. И так он в этой позе Вовку напоминал, что Ромка отвернулся вдруг и сказал нарочито серьезно:
  -Ты вообще одеяло умеешь заправлять?
  -Нет
  -Ясно. На тогда, держи фонарик. Светить будешь.
  Светил Травушкин долго. Ромка сам пододеяльников терпеть не мог, тем более таких вред-ных - с дыркой сбоку.
  -Вот гад!
  -Погоди, давай я за тот угол дерну.
  -Давай. На счет три вместе дергаем.
  Дернули. Застелили так, что хоть на смотр кровать выноси. Тут только Ромка спохватился, неловким жестом вперед ладонь сунул.
  -Меня Ромкой звать. А тебя?
  Если честно, не любил Ромка эти моменты. В играх и на тренировках проще, там имена с кличками сами собой узнаются.
  -Алька.
  -Как?
  -Алька. А что?
  -Да нет, ничего. Просто имя такое...ну редкое, да? Ты не обижайся только. - заторопился вдруг Ромка, боясь что Алька и впрямь обидится.
  Алька не обиделся нисколько. Закутался в одеяло и улыбнулся доверчиво - правда как Вов-ка.
  -И ничего не редкое. Александр я. Только у нас во дворе и так пять Сашек и три Шурика. Вот папка Аликом и переназвал
  -Пять Сашек? Ого!
  -Ну в честь Долганова же. Ты Долганова-то знаешь? - с подозрением глянул Алька.
  -Не хуже тебя, - хмыкнул Ромка. - А что, твой батя тот самый Травушкин что ли?
  -Тот. - Неохотно ответил он.
  Ну да, тогда хуже Ромка знает. Намного хуже. Для Ромки Александр Долганов-герой, сим-вол Империи, первый летчик, совершивший беспересадочный перелет на Северный Полюс. Кумир мальчишек. Ас. А Алькин батя, может, чай с ним пил на кухне...
  Вспомнил Ромка, что Максим Травушкин уже три недели без вести пропавшим считается, и быстро сказал, отвлекая:
  -Алька, а ты правда, что ли, из Гриндаля?
  -Правда, - сокрушенно признался Алька. - Ты, Ромк, знаешь что? Ты давай под одеяло лезь, там места хватит. А то я сам уже зубами стучу.
  Укрылись с головой, как в шалаше. Ромка даже фонарик включил.
  -Страшно там, да?
  -Нисколечки. Ты не думай, я не хвастаюсь, просто меня туда совсем маленьким привезли, я в школу даже не ходил. Помню, маму добадывал все время - почему, мол, Гриндаль означает Зе-леные Горы, когда они на самом деле черные. Смешно, да?
  -Да нормально. Маленькие всегда с вопросами пристают.
  Нарочно рука у Ромки дрогнула. И отвернулся он якобы от света. А Алька продолжал, не за-метив.
  -Там почти и не стреляют, на границе только. Мы один раз с Борькой, с другом, заблудились и в гриндальский квартал попали. Там одни гриндальцы, имперцев вообще нет. Нас один полис-мен домой отвел. Он чуть-чуть по-имперски знал, Борьку успокаивал. Хороший такой дядька, правда...
  Ромка вообще не представлял, что в Гриндале кто-то может жить. Гриндаль - это там, где всегда война, даже если по телевизору говорят про мир. Там горы, нефть, уголь. Там стреляют да-же в детей (капрал Клаус сам рассказывал). И удивлялся Ромка самым обычным вещам - напри-мер, тому, что Алька тоже в школу ходил. И что у них пацаны тоже луками и Африкой заболели. Прошлым летом все из досок и картона планеры мастерили, раскрашивали их по-всякому, в небе воздушные бои устраивали. А теперь даже пятилетние малыши к любой найденной палке веревку приматывают и ходят довольные
  ...-А я банку такую взял, из-под тушенки, с белым дном. Согнул, расплющил молотком...
  -А на огне не пробовали топить?
  -Не, и так, знаешь, какие здоровские наконечники получались? Пять штук с одной банки.
  -На огне лучше! Со свинцом, потом форму в песке делаешь и отливаешь по форме -хоть гладкие, хоть с зазубринами, хоть какие хочешь.
  -Наконечники что, у нас провода нормального не достать. Только этот, в желтой оплетке ко-торый...
  Труба тишину разорвала. Подскочили оба. Что, побудка? Вроде ночь была недавно, куда де-лась?
  Феликс первым в умывальню побежал - липкие руки отмывать.
  -Пятый отряд, подьем!
  -Юрка, отдай подушку!
  -Какую еще подушку?
  -Отдай, говорю, а то как врежу!
  -Да не брал я!
  -И какая сволочь мне носки поменяла?!
  -Серый, проснись! Вон они, носки твои!
  -Мои вчера еще без дырок были, а эти совсем рваные!
  -Пятый отряд, выходите на построение!
  -Толкни его, толкни! Водой облей!
  -Бакулин, гад, вставай! Весь отряд подводишь!
  -Ромка, ты где?!
  Растерялся Алька в утренней суматохе, головой закрутил. Хорошо хоть одеться успел.
  -Тут я, тут. А постель чего не заправил? Показывал же...
  Заправил сам Ромка. Уже шестой отряд в умывалку топал.
  -Вы-хо-дите, черепахи медноголовые!
  Построились на площади. Каждому отряду свое место, мелом размеченное. А так все одина-ковые, как булыжники под ногами. На всех зеленые майки, черные штаны и куртки-ветровки. Это повседневный вариант, форма с золочеными пуговицами для парадов приберегается. У Феликса под курткой еще и свитер надет. Ромка ему даже позавидовал, но куртку все равно не застегнул.
  -Аверченко!
  -Я!
  -Алексеев!
  -Я!
  Крокодил вон вообще без куртки. Ходит перед строем, фамилии выкрикивает и даже не по-ежится. Будто жарко. Будто уже середина лета, и не в Мариенбурге он сейчас, а где-нибудь в Аф-рике.
  -Соколов!
  -Я!
  -Травушкин!
  -Я! - звонким голосом крикнул Алька.
  Ромка по росту второй. Алька - последний. Но когда рюкзаки разбирали, Ромка его в сере-дину втолкнул.
  -Геннадий Борисович, а у меня опять камни!
  Гаржиновский, наверное, и во сне сержанта Крокодилом не назовет. А камни - за дело. Хоть бы банку от сгущенки выбросил, придурок...
  -Ромк, а Крокодил - потому что Гена? - догадался Алька.
  -Ага. И не только. Ты б видел, как он плавает с полной выкладкой...Ты, главное, вперед не рвись, силы береги... - торопливо шептал Ромка. - Ну, давай. Я там, впереди буду. А ты не рвись, понял?
  Через десять минут бега все понял Алька. Рюкзак плечи режет, пот глаза заливает, а этот...это земноводное бежит как на прогулке, еще и издевается.
  -Не вижу бодрости, медноголовые! Вы кто - курсанты Имперского корпуса или улитки на сносях? Бегом! Гаржиновский, что за остановки?! Ты бы еще шубу надел! Снимай свой свитер и отходи, я с тобой отдельно поговорю! Вперед, черепахи!
  Алька перескочил канаву, не сбавив шага. Он с отцом тоже так бегал когда-то. Правда, без рюкзака. И в ухо никто тогда не орал.
  -Травушкин, это что еще за цирк без билетов? Углы срезаете? Что, Дегтярев весь рюкзак к себе переложил?
  Новички бежали быстрее всех, сами перед собой выпендриваясь. До первой десятки добежа-ли. А потом один за другим падали на булыжники, и хватали воздух пересохшими губами.
  -Что разлегся, Соколов? Сокол ты наш общипанный, может тебе сюда и шашлык поднести? А ну вставай! Все вставайте, герои! Вас уже десять раз успели застрелить и закопать! Что-о? Кто не может? Хоть на четвереньках доползайте, гусеницы дохлые! Кто не доползет - в казарме рапорт мне на стол. Нечего было в корпус соваться. Бакулин, у тебя ноги для чего? Чтоб штаны с задницы не падали или для дела?! Бегом, говорю! Половина уже за вами, раньше прибежите - дольше от-дохнете!
  На второй половине кросса никто ни перед кем не выпендривался - сил просто не было. Не-задачливого Соколова втолкнули в строй, сдернули с плеч рюкзак. Крокодил все видел, но помал-кивал.
  В середине бежать легче - поддерживают, упасть не дают. Но у Альки уже круги перед гла-зами, и ног он не чувствует совсем. В личном деле написано, что Александру Травушкину 12 лет, он и сам так говорит, но организм-то на законные 10 силы рассчитывает...
  В глазах темно, как ночью. Вот до того дерева терплю - и падаю. Раньше нельзя. Я же и так половину пробежался, не боец я, только вчера приехал, это нечестно! До того дерева...а где оно? Ладно, до этого и сразу падаю...Стыдно уже не будет, все устали... Сейчас вот падаю...сейчас...
  -Стоять! Всю Империю пробежите, орлы! Привал...
  Крокодил еще о чем-то говорил, но Алька его не слушал. Он рухнул на траву -свежую, зеле-ную, с невысохшей еще росой. Всю жизнь бы так лежать, честное слово...Лежать и смотреть в не-бо...
  Десять минут отдыха - и в умывалку медленным шагом. Там наспех сполоснулись курсанты под душем, поорали, побрызгались, и почувствовали вдруг, что каждый готов быка съесть. Цело-го, а может даже и живого.
  -Смотри-ка, - сказал Крокодил капралу Борку. - Осваивается твой. Я ж говорил, куда он де-нется...
  Постриженный, одетый в новое Алька мало походил на того пацана, которого Борк подобрал в Гриндале. Тот был оборванный, чумазый, с глубокой царапиной на плече. И дрожал, несмотря на сорокаградусную жару. "Дальше?" - спросил осторожный водитель. Опасался не зря - грин-дальцы таких вот пацанов наловчились к военным машинам подсылать. С виду малец как малец, а в кулаке пистолет или еще что похуже. Борк не на танке едет, старенькому "Патриоту" и одной гранаты хватит, чтобы из машины обугленным куском металла стать. Но этот мальчишка был бе-ловолос, на гриндальца не походил, оттого и махнул ему рукой Борк - иди, мол, не бойся. Щелк-нул затвор - водитель, очумевший от жары и от войны, и белоголовым не доверял. А мальчишка лез уже на подножку, оставляя на не слишком-то чистой дверце черные отпечатки. В салон за-брался, рюкзак под ноги бросил, и вдруг: "Дядя Сим...капрал, это вы, да?!"
  "Мать честная! - ахнул капрал, неловким движением сграбастав пацана в охапку. - Алик, ты-то как здесь?! - и водителю уже, со злостью: - Гони, дубина, не слышишь - опять летят!"
  Максима Травушкина хорошо знал Борк. Вместе летное заканчивали, вместе первое распре-деление получали. Альку первый раз видел он, когда того из роддома в голубом конверте выноси-ли. Весь комсостав в честь Насти и малыша грянул тогда " Ура!", и легендарный теперь Сашка Долганов кричал громче всех, потому что понимал, каково Настюхе без мужа приходится. Тра-вушкин-старший тогда экзамены в Мариенбурге сдавал, чтобы из планера в истребитель пере-сесть. А потом в Гриндале снова встретились. В гости запросто Борк ходил, и, смотря на смышле-ного пацана, завидовал Максиму. Летчик-профессия романтичная, девчонки на курсантах гроздь-ями виснут, только вот когда к распределению время подойдет - сразу облетят эти гроздья, как ли-стья в ветреную погоду. Исключения - для тех, кого точно в Мариенбурге оставляют для смотров да показательных полетов. Мажоров, короче.
  Борк мажором не был и не будет. Сорок лет капралу, а он все холостой. Зато на службе не-заменим. Именно ему поручили из бывшего детского дома Имперский корпус создать. И первый набор был детдомовский - наполовину запуганный, наполовину наглый, любого взрослого прове-ряющий на слабину. Многие воспитатели через неделю увольнялись. А Симон Борк поупрямей курсантов оказался. Вон, пятый выпуск уже при нем обучается. И снова забота: как гриндальские пацаны приживутся? Они ведь взрывы и стрельбу не в кино видели, да и вообще знают то, что в их возрасте знать еще не положено.
  Тот же Алька пять дней с Борком мотался по частям-гарнизонам, ел на ходу, спал на сиденье и при виде командиров голову в плечи втягивал. На шестой день отозвали Борка обратно в Мари-енбург. "Ну, куда ж тебя девать-то?" - растерянно спросил капрал у мальчишки. Алька молча рва-нул с шеи черный шнурок. На нем квадратик пластика висел. Сертификат учебный, который всем детям военных с рождения выдавали. И гарантировал он поступление куда угодно, в самые луч-шие учебные заведения, без экзаменов и испытаний. Правда, если отпрыск военного на полугодо-вых экзаменах проваливался, то поступали с ним как с простым смертным - исключали, то есть. А второй раз сертификатом пользоваться нельзя было.
  "Куда хочешь?" - спросил тогда Борк.
  Ожидал услышать все что угодно. Но для Имперского военного корпуса Алька по возрасту не подходил. Уговаривал его Борк все время, пока до Мариенбурга с пересадками добирались. Но Алька, губу закусив точь-в-точь как отец, твердил спокойно и упрямо: " В Имперский хо-чу....Точно. Не передумаю. Железно, только туда."
  Для сына Травушкина было сделано исключение. И Борк нет-нет да и поглядывал на курсан-тов - не обидят ли, не станут задирать сероглазого тощего новичка? Чуть успокоился, увидев с ним рядом Ромку Дегтярева. Этот и сам не тронет и в обиду не даст. У него даже в личном деле "обо-стренное чувство справедливости" отмечено.
  Драка на другом конце стола вспыхнула.
  -Дай сюда, гад!
  -Это ты меня, да?!
  -Стой!
  Одним прыжком на стол вскочил мальчишка, супом плеснул в лицо обидчику. Тоже нови-чок. Тоже из Гриндаля. Как его? Гэрик. Гэрий Туманов.
  Ромка уже бежал туда, сжимая кулаки. Толкнул Гвоздя - Сашку Гвоздева, первого задиру в корпусе.
  -Положь на место! Сдурел?!
  -Я его прикопаю, гада! - бушевал Сашка, размахивая кухонным ножом. - Убью, как мамонта! Пусти-и!
  -Попробуй, - бросил Гэрик с высоты.
  -А ну разойдись! Туманов, Гвоздев, в карцер захотели?
  -Господин капрал, это он все, этот бешеный, видите, что сделал? - захныкал Гвоздь, пре-вращаясь из хулигана в обиженного ребенка. Нож он выронил, и даже под стол ногой запихнул.
  -Вижу, - хмуро сказал Борк. - Туманов, спускайся. Здесь тебе не спортплощадка.
  У Гвоздева майка от супа мокрая, на ушах морковка с капустой повисла, и вид самый раз-несчастный, вот-вот заплачет. Гэрик до сих пор кулаки не разжал. Выделялся новичок рыжими, как пламя, волосами и смуглой кожей. В Гриндале поневоле загоришь, там уже в апреле жара....
  -Что случилось?
  Молчали оба.
  -Дегтярев, из-за чего сыр-бор? Или ты тоже ничего не знаешь?
  Широкоплечий Ромка голову наклонил, притворяясь, будто не в него обжигающий Сашкин взгляд брошен.
  -Знаю, господин капрал. Гвоздь...Гвоздев у новенького брелок забрал.
  -Я посмотреть!
  Честные глаза у Сашки. А Гэрик молчит.
  -Я посмотреть только, господин капрал! Отдать уже хотел, а он как кинется!
  Рассказал бы Ромка капралу про это гвоздевское "посмотреть"! Сначала тихо так, вкрадчи-во, будто по-товарищески, знакомился он с намеченной жертвой: "Ты откуда? Да ну, и я тоже! Как зовут? Меня? Меня - Саня. Ого, у тебя рюкзак! А это что такое? Да ты дай посмотреть-то, вот это штука!"
  В руках вертит брелок, ручку, фонарик-любую приглянувшуюся вещь.
  -Мировая штучка! Подари, а?
  -Не могу.
  -Да ладно, земляк, не жадничай, жадным быть нехорошо.
  -Нет. Отдай.
  -Ну, как хочешь, - спокойно говорит Гвоздь, засовывая фонарик в карман.
  -Отдай! Эй, ты куда?!
  Гвоздь не убегает. Он идет спокойно, не обращая внимания на какие-то там вопли за спиной. И на середине комнаты вдруг оборачивается.
  -Чего пристал?
  -Отдай фонарик! - требует новенький
  -Кого? - искренне удивляется Гвоздь. - Ах, фонарик! Ну, на, так бы сразу и сказал...
  Сует в руки опешившему мальчишке старый фонарь с заклеенным стеклом и идет дальше развинченной походкой, насвистывая песню из последнего боевика.
  Идет, пока его не догоняют.
  -Стой, а то хуже будет!!!
  -От это угрозы, а? Чего пристал? Чего тебе от меня надо? - возмущается Гвоздь, картинно разводя руками.
  -Фонарик!
  -Обалдеть! Я ж отдал только что! Лечись от склероза, зелень!
  -Не тот! Мой! Последний раз говорю - отдай!
  Новичок лезет в драку. А Гвоздю только этого и надо.
  -Ребята, ну вы видали? Шо за угрозы мирному населению? Все, я меры принимаю!
  Гвоздю четырнадцать. Он выше всех, и кулаки у него на боксерские перчатки похожи. Замах - и бывший владелец фонарика летит на пол. Непонятливых Гвоздь "воспитывает" в корпусном туалете. А потом: "а что я? Все видели, он первый накинулся!"
  Но Ромка молчит, соблюдая неписанные законы. Он-то знает, что капрал Борк сам детдо-мовский. И его невинно-обиженным взглядом не обманешь
  -Гвоздев-два дня карцера.
  -За что?!
  -За все хорошее. Остынь малость. Туманов, покажи брелок.
  На смуглой ладони деревянный кругляш с вырезанным сфинксом. Надо же, и надпись во-круг на непонятном языке. Старинная вещь, сразу видно. А вот дырка явно наспех пробита.
  -Интересная вещь... - задумчиво говорит Борк.- Откуда? Из Гриндаля?
  Туманов, насупившись, сжимает ладонь.
  -Ладно...Три дня хозработ, Туманов, нечего едой разбрасываться. Так, курсанты, чего гла-зеете? Это что вам, цирк, кино? Поели? Нет? Все по местам!
  Крокодил поворачивает ручку приемника и уводит хмурого Сашку под звуки имперского марша.
  -Гад гриндальский... - злобно шипит Гвоздь, проходя мимо Гэрика.
  Тот ковыряет вилкой раздавленную котлету, и нет у него занятия важнее.
  -Отряд, встать! Смирно! На занятия - шагом марш!
  Из столовой Крокодил ведет их в учебный зал. Там все как в школе - длинные парты, изре-занные ножом, черная доска и запах мела. По пути Алька узнал, что часть предметов ведет Кроко-дил, а остальные - капрал Клаус. Видел уже Алька этого Клауса. Долговязый тип с мутными гла-зами ему не очень понравился...
  В классе Алька по привычке садится за вторую парту в третьем ряду. Тут же рядом с ним плюхается Ромка.
  -Как угадал?
  -Не знаю, просто так. Я и дома тут сидел.
  -Разговорчики, Травушкин! Доставайте тетради.
  У Ромки вместо портфеля - пакет синий, в котором обычно сменку носят. Алькин рюкзак со-всем новенький, даже ценник не отклеен. Прыгают на рюкзаке коричневые обезьянки с забавными рожицами, летают сине-желтые попугаи, а по бокам пальмы нарисованы. Красота! А прожженную дыру на правом кармане не очень-то и видно...
  Полез за ручкой и вдруг отдернул ладонь, уколовшись об маленький кусочек металла. На пальце капелька крови набухла. Алька побыстрей стряхнул ее на пол.
  -Обо что ты так? - толкнул в бок Ромка.
  -А, ерунда. Потом покажу.
  Четыре общих предмета вел Крокодил - физику, геометрию, алгебру и краеведение. Ничего этого Алька не знал, просто переписывал с доски непонятные значки и чувствовал себя иноплане-тянином. Хорошо хоть перемены были подольше, чем в школе. На первой же перемене выбежал Алька из класса самым первым. И - подальше, в тот конец коридора, где черная коробка приемни-ка не висит. Не любил теперь Алька приемники, даже самые красивые и дорогие.
  -Гляди.
  -Ух ты! Вот это да! Сам сделал?
  Пять золотистых наконечников для стрел вертел в руках Ромка, так и этак разглядывал, чуть не обнюхивая.
  -А то кто же! - гордо отозвался Алька. - Нравятся?
  -Классные, ага. Сменяешь?
  -На что?
  -Ну...-замялся Ромка, засунув руку в карман. - Ну, вот у меня "Боевые планеры", две серии. Хочешь?
  -А третьей нет?
  -А что, третья вышла?
  -Ага. Весной еще. Да я вкладыши как-то не очень...Знаешь что? Ты так бери!
  -Как это - так?
  -Да просто, я таких еще сто штук наделаю.
  -Не, я так не могу...
  Ну сто не сто, а двадцать наконечников точно было. Сам Алька их фольгой оборачивал, в ла-герь собираясь.
  -Ладно. - решился наконец Ромка. - Я возьму, но ты не думай даже, что за так. У меня дома такая штука есть! Честно, тебе понравится! Вот как в увольнение пойдем, так и увидишь! Только дай честное слово, что возьмешь!
  -Слово, - пообещал Алька. - А тут и увольнения бывают?
  Это его отец научил - не честное слово, не честное-пречестное, а просто - Слово. Твердое и надежное, как мотор в истребителе.
  "Внимание! Передаем последние известия из зоны военного конфликта Гриндаль..."
  Мальчишки в коридоре притихли. А Алька застыл на месте. Из черной коробки, подвешен-ной возле окна, вылетали казенные фразы о беспримерной храбрости и стойкости имперских сол-дат. Вскользь - о том, что эти чумазые дикари каким-то чудом еще не разбиты и даже имеют на-глость отстреливаться, но это ненадолго и разобьют их, чуть ли не до следующего выпуска ново-стей, ведь Империя непобедима! И совсем сухо бормотал диктор о раненых и пропавших без вес-ти. А когда решился сказать о тех, кто СОВСЕМ в Империю не вернется, оборвали его на полу-слове невидимые цензора и вновь из коробки полились бодрые марши.
  Алька стоял, отвернувшись к подоконнику.
  -Ничего. - Сказал он тихо. - Опять ничего...
  -Значит, жив! - убедительно сказал Ромка. - Это ж летчик, ты сам подумай! Если что - сказа-ли бы!
  -Правда?
  -Конечно! Ну, может не по радио, но тебе б точно сообщили.
  -Ром, от него сколько уже писем нет! И Борк отмалчивается...
  -Так это ж Гриндаль! Слышал, что там сейчас делается? - нарочито жестко сказал Ромка. - Такая заваруха, а ты про письма! Там, наверно, и поесть некогда! А может нельзя ему пи-сать...может он на секретном задании каком-нибудь, а ты тут панику разводишь.
  -Да?! - обрадовался Алька. - А может, точно! Эх, к маме бы сходить, успокоить! Она все время плачет, у нее из палаты и радио уже убрали, а она...
  -А где она лежит? Далеко?
  -Тут где-то, в центральной больнице. Мы с Борком заезжали ночью, перед тем как меня сюда привезти.
  -Ранили, да? - сочувственно спросил Ромка.
  -Да нет! Контузило, когда они эвакуировались. Эти гады прям по автобусам стреляли, пред-ставляешь? А теперь с нервами у нее что-то, врачи темнят...Слушай, Ром, а ты эту больницу зна-ешь?
  -Немного. Я возле рынка живу, оттуда далеко. Ну, ничего, найдем! Давай у Борка увольни-тельную на воскресенье попросим и сходим?
  -А даст?
  -Ну...Вообще-то он новеньким не дает, но тебе-то должен! Вместе найдем. Мне тоже в город надо.
  -К родителям?
  -Нет. К деду. Я, Алька, потом расскажу - заторопился вдруг Ромка. - Ладно?
  С облегчением услышал Ромка звонок. Никогда он ему так не радовался...
  
  
  2. А ночью Алька снова кричал от совсем нестрашного сна. Ему приснился велосипед. Новый ве-лик с никелированными спицами, кожаным сиденьем, звонком-грушей и бутылкой для воды. Чу-до, три месяца стоявшее в витрине универмага. Еще в конце февраля Алька с одноклассниками бе-гал смотреть на то, как с велика снимают хрустящую бумагу и устанавливают его на помост вме-сто всех манекенов. А в мае Алька домой забежал на минутку - воды попить. Во дворе ждала его недостроенная крепость, а после постройки с пацанами на Каменку собирался, купальный сезон открывать. Но, увидев в прихожей небрежно брошенные и такие знакомые ботинки, взвизгнул счастливо Алька и про все позабыл. На шею отцу кинулся, ногами задрыгал, как первоклассник.
  -Па-апка! Приехал!
  -Алька, ты когда так вырос? Ты смотри, мать, ну вырос же, а? Скоро меня догонит!
  -Максим!
  -А что?
  -Ну хватит меня матерью называть! Я что, такая старая?
  -Ты у меня, Насть, самая молодая!- улыбался отец, гладя Альку по голове шершавой ладо-нью. От ладони пахло керосином, железом и еще чем-то приятным. - А ну, наследник, отойди на минутку!
  Подхватил мать на руки, закружил. Алька сидел на табурете и грыз рассыпанные по столу сладости.
  -Макся, пусти! Уронишь!
  -Никогда и ни за что! - смеялся отец. - Не пущу!
  Мама у Альки худенькая, запросто в студенческие еще джинсы влезает. Но сегодня на ней любимое красное платье, и волосы непослушные в прическу уложены, оттого кажется она еще мо-ложе. Черноглазая девчонка смеется в объятиях парня в летной форме, и Алька уже чуть ревнует и старается между ними влезть.
  -Сына, ты еще тут? Ну-ка дуй в спальню!
  -Зачем, па?
  -Приказ командира не обсуждается! Беги, а то опоздаешь!
  Алька уже догадывался, что в спальне подарок. Но какой? Лук? Планер? Неужели часы?
  Открыл дверь, и глазам не поверил. "Дакар", чудо с витрины - и у него дома?!
  -Ура-а-а!!!
  -Нравится?
  -Па, ну ты супер! Спасибо!
  Кинулся к велосипеду, руль дрожащими пальцами гладил. На гудок нажимал, крутил колеса, привыкая к нежданному счастью. И в голове тут же мысль - во двор, прокатиться, чтоб все виде-ли! По правде сказать, катался Алька неважно, и с чужих великов падал раньше, чем их хозяин от-бирал. Но с "Дакаром", казалось, можно сразу вокруг Земли облететь!
  -Дакар, Дакарчик... - гладил Алька велосипед, как котенка. - Хороший мой...
  -Я же говорил, что понравится.
  -Ох, Максимка, балуешь ты его...И так домой не загонишь, а теперь и вовсе!
  -Ничего, пускай гоняет. Мне бы такой в свое время...
  -Па, а давай прокатимся? Вместе, а? - просунулся в дверь неугомонный Алька.
  -Да ну, возраст не тот уже. - Хмыкнул отец. А у самого в глазах озорные искорки запрыгали.
  -Макс, а что тут такого? - неожиданно поддержала мама. - Давайте вместе в парке погуляем, вот и покатаетесь. Господи, сто лет уже с твоими командировками никуда не выбирались!
  По двору Алька велик просто катил, не рискуя садиться.
  -Алька, чей? - крикнул Борька, высовываясь из окна.
  -Мой!
  -Врешь! Дай прокатиться!
  -Потом дам! - легко пообещал Алька.
  -И мне тоже! - завопил Шурка-длинный, забыв про крепость.
  -Чувствую, от твоего подарка скоро одни колеса останутся.
  -Да ладно, Настюх, под стеклом его держать, что ли? Это хорошо, что не жадным растет. Алька, я тебе еще шлем заказал, через неделю привезут. Чтобы надевал, слышишь?
  -Ладно.
  Сейчас Алька даже манную кашу есть согласился бы. Ну, правда, кому этот шлем нужен? Если как у Сашки, круглый и дурацкого зеленого цвета, тогда точно не надо -засмеют ведь. Саш-ку мать даже наколенники надевать заставляет, будто он не на старом "Огоньке", а на машине без тормозов гоняет.
  -Па, а какой он, шлем?
  -Увидишь.
  -Нормальный хоть? Не девчачий?
  -Конечно, нет! Суперский! - хлопнул его по затылку отец. - Ты рот-то закрой, а то ворона влетит! Думаешь, совсем я у тебя дремучий, и словечек ваших не знаю?
  -Вот прокатишься - значит не дремучий. - Коварно предложил младший Травушкин, на вся-кий случай прикрывая затылок.
  -А что! И прокачусь! На истребителе летал, и с этой машиной управлюсь не хуже некото-рых. Насть, отойди...
  В выходной день в парке всегда полно народу. Кто с детьми гуляет, кто с друзьями-подругами, кто просто сам по себе идет, на ходу хрустя вафельным стаканчиком и допивая квас из стеклянной бутылки. Знакомые и незнакомые останавливались посмотреть, как широкоплечий па-рень с голубыми погонами учится кататься на велосипеде.
  -О, Макс! Вернулся? Надолго?
  - Максим! В детство впал, что ли?
  -Здравствуй, Травушкин! А ты, я смотрю, ничуть не изменился!
  -Здрасьте, Антонина Дмитриевна! - смущенно поздоровался Максим со своей первой учи-тельницей.- Да я вот это...сынишку кататься учу...
  Даже хмурые гриндальцы останавливались, и что-то похожее на улыбку мелькало на их смуглых лицах.
  -Па, ну дай, я же тоже хочу!
  -Сейчас, Алька, я до того фонаря и обратно!
  -Ага, ты уже сто фонарей проехал!
  -Каких сто?! Да-а, сына, неважно у тебя с математикой! Пойди вон мороженое купи, я сей-час.
  А потом, когда и Алька уже досыта накатался, все вместе ели шашлыки в летнем кафе. К от-цу то и дело подходили друзья, предлагали с ними посидеть и выпить пива, потом в ресторан зва-ли - приезд отметить, и Алька боялся, что тот согласится, хотя, наверно, ничего плохого в этом не было. Но отец никуда не уходил, он сидел рядом, глотал пережаренное мясо, слушал Алькины рассказы про речку Каменку, крепость и ужей, а потом вдруг обнял жену за плечи так, будто она вот-вот исчезнет. Алька притих, не мешал. Знал он, что через неделю-другую отцу опять в эскад-рилью возвращаться. Такая уж жизнь в Гриндале - не война, а покоя все равно нет. "Конфликтная зона", как пишут в газетах. Если б не нефть - плевать было бы Императору на эту зону. Поско-рей бы ее всю выкачали, что ли...
  Потом уже, в постели, когда отец захлопнул Буссенара и сказал зевающему Альке
  "Э, брат, да ты совсем спишь", вспомнил вдруг Алька о чем-то очень срочном и важном.
  -Па, слышишь?
  -Спи, Алик. - обернулся отец. - Спи, поздно уже...
  Он положил книгу на самую верхнюю полку, да еще и табуретку от шкафа убрал. Когда-то в детстве Альке читала мама, но то были совсем малышовские книжки с картинками. А Буссенара, Крапивина и Майн Рида открыл Альке отец, и он же должен был их читать, хотя Алька с шести лет и сам читал неплохо. Но сам-это совсем не то...Чтение по вечерам превратилось в любимый ритуал со спорами и обоюдным интересом. А прошлым летом поехал отец в Белоозерск к бабе Ка-те, и привез оттуда ящик книг-тех, которые он в детстве читал. Растрепанные, с пятнами от бутер-бродов и выпавшими страницами, были они жутко интересными. А спать Альку укладывали в де-сять, и уж никак не позже одиннадцати. Вот он и догадался доставать книги с полки и фонарик из шкафа. Только не учел, что когда-то и Максимка Травушкин за это нагоняй получал. Ругать его отец не стал, конечно, но чтоб чтение не в ущерб школьным занятиям было, засовывал недочитан-ные книги на верхнюю полку. А оттуда без шума ничего не вытащишь, за одной нужной книгой еще 2-3 падают.
  -Па!
  -Ну?
  -А в лагерь велик можно будет взять?
  -Больше ты ничего не придумал? - неожиданно рассердился отец. - Во дворе, вон, катайся. Плохо, что ли?
  -Хорошо...
  -Ну вот и договорились. - И уже спокойным и чуть виноватым голосом добавил:- Спокой-ной ночи, Алик.
  Хотел еще что-то сказать, да передумал. Щелкнул выключателем, уходя. А Алька, прежде чем в сон нырнуть, подумал, будто споря: "Хорошо, конечно, так он же складной -в автобус влезет запросто. И не тяжелый..."
  Утром он узнал, что ни в какой лагерь его не отпустят. И жалобно дзинькнуло блюдце, когда поставил Алька на него внезапно потяжелевшую кружку.
  -Как... совсем не поеду? - растерянно спросил он, надеясь услышать: "Нет, сынок, конечно поедешь, только не в этом месяце, а в следующем"
  -Алик, ты пойми... - торопливо заговорил отец. - Понимаешь, не та сейчас в Гриндале об-становка, ты бы и другим ехать отсоветовал...Ну так вышло, пойми, мы же не нарочно...
  Слезы уже наворачивались на глаза. Чтобы скрыть их, Алька голову вниз опустил.
  -Алик, ну в следующий раз... - беспомощно сказала мама, комкая в руках салфетку.
  Алька старался говорить медленно и спокойно. Он глотал колючие слезы, и ему казалось, что стоит все логично объяснить, и они поймут. Поймут, что человек за десять лет жизни даже в паршивом школьном лагере ни разу не был, что "Росток" - лучший лагерь, такого даже в Мариен-бурге нет, что Борька туда уже третий раз едет. А рюкзак? А список нужных вещей, который Алька еще с марта составил, когда первый раз услышал про путевку? Пацаны во дворе просили привезти поющие ракушки, Алька уже и банку приготовил...
  Вылилось все в три слова.
  -Вы же обещали!!!
  -Алька, ну...
  -Ты меня слово учил держать - а сам что? Предатель! - выпалил Алька и убежал к себе в комнату, чтобы не видеть никого и лежать на диване до тех пор, пока от бывшего счастливого че-ловека скелет не останется.
  Мать гладила его по голове. Алька не реагировал. Слезы, которые никто не вытирал, падали темными точками на мягкий плед и быстро впитывались в него.
  -Алик, ну успокойся, пожалуйста. Ну что ты как маленький! Слышал же - нельзя сейчас. На другое лето поедешь, ничего страшного.
  -Борьке можно, да?! - вскинулся Алька. - Потому что у него мама богатая, да? Ему хоть каж-дый год можно! Я же вас не просил, сами пообещали! И велик свой можете забрать насовсем!
  -Оставь его. - Холодно сказал отец, войдя в спальню.
  -Максим, ну хоть ты с ним поговори!
  -Не буду. - Отрезал отец. - И тебе не советую. Я ему как взрослому пытался объяснить, а он тут детсадовские истерики закатывает. Самому не стыдно? Пошли, Настя. Я-то думал - человек у нас растет...Ошибался, значит.
  Альку будто водой холодной облили. И стыдно стало - не за слезы, а за "предателя". За страшное слово, которое он так легко в отца швырнул.
  Родителей не было ни в зале, ни на кухне, ни в маминой спальне.
  Алька догнал их во дворе - запыхавшийся, с еще не просохшими щеками.
  -Мам, пап, простите меня, пожалуйста! Я больше не буду!
  -Очень интересно, Александр - сказал отец тем же чужим голосом. - И чего ты, позволь уз-нать, не будешь? Попрекать свою мать, что она воровать не умеет?
  -Па, ну я не хотел же! Мам, прости...
  -Максим, да не мучай ты его! Он же сейчас опять расплачется!
  Алька и, правда, плакал уже - беззвучно, даже не всхлипывая.
  - Ладно. Прекращай. Эх ты, герой с дырой...
  -Па, прости, ты не предатель, это я гад...
  -Прощаю. Ну, успокойся уже, чего ты...
  Большая теплая ладонь легла на плечо Альки. И Алька вздохнул облегченно, несмело улы-баясь матери.
  -Я из-за тебя, обалдуя, подписку нарушаю. - Уже в доме говорил отец. - Нельзя сейчас в "Росток". Лучше вообще по городу зря не шляться.
  -Так перемирие же, пап... - робко возразил Алька. - И договор...
  -Это не перемирие, это затишье. - Вздохнул Максим. - Что им договор? Бумажка. И не спра-шивай больше, все равно не скажу. Иди, погуляй, тебя дружки уже с утра обыскались.
  Велосипед во двор Алька все же выкатил, но кататься настроя не было. Уступил его сияю-щему от восторга Шурке, а сам на крышу полез - будто бы планер запускать.
  Рассеянно отколупывая чешуйки ржавчины от голого живота, думал Алька о многом. Но в голову лезли мысли, что дело не в войне, а в деньгах. Обстановка? Ха! Даже на границе уже месяц не стреляют. Понятное дело - весной путевку пообещали, а летом спохватились, что по деньгам не выходит. Велик все же подешевле, чем две недели в "Ростке". Там зато - море....А Борька про море и рассказать толком не умеет, только и треплется про пирожные, будто их в Гриндале мало.
  Несмотря на понимание, в лагерь еще сильней захотелось. А через две недели - вот он, ор-кестр на площади, мороженое-конфеты в палатках и желтый автобус, расписанный пальмами и цветами. Второй и третий поток уже так провожать не будут. А первый-это начало лета, каникулы, и открытие карусельного сезона, будто в утешение тем, кто остается. В день открытия все аттрак-ционы бесплатно, поэтому до ночи визжат на площади пацаны и девчонки, и небу тесно от отпу-щенных на волю воздушных шариков.
  Алька на этот раз вообще никуда идти не хотел. Мать ему целую десятку на сладости оста-вила, а он ее будто не заметил. Сидел с ногами в кресле и читал упрямо про охотников за черепа-ми в дебрях Амазонки.
  -Я первый, я!
  -Димка, стой, я с вами хочу!
  -Разбежался! Вали домой, тебя мама не пустит!
  Алькины друзья давно уже на площади. А мимо окон с воплями пролетела стайка дошколят. Самый младший, лет четырех-пяти на вид, бежал в одних трусах, отставал, падал, терял зажатые в кулачке монеты, но все равно догонял и кричал возмущенно: "Куда вы, постойте! Я тоже с вами! Ди-имка, ну Димка же, подожди!"
  Алька захлопнул окно и швырнул книгу на диван.
  Пойти, что ли?
  Вспомнилось некстати, что на площади продают любимые трубочки со сгущенкой. И кон-курсы там разные с призами, и фотограф дядя Сема белого пони приведет...
  -И пойду! - зло сказал Алька, будто споря с кем-то. - Ну, не поеду! Ну, не вышло! Что ж мне теперь, всю жизнь дома сидеть, да?!
  Десятку - в карман, ноги - в сандалии. Даже малышей тех обогнал Алька. А прибежав - сра-зу увидел отъезжающих. Стояли они отдельно, не кричали, не бегали. И родители вокруг них суе-тились, пытаясь то смоченные волосы на идеальный пробор расчесать, то бутерброд в рюкзак су-нуть, а то и повторяли в сотый, наверно, раз "Ты же смотри, босиком там не бегай! И воду сырую не пей, все равно ведь узнаю!"
  Борька стоял возле палатки с квасом - нарядный, но одинокий. И белая майка уже заляпана шоколадом.
  -Здоров, Борь!
  -Привет.
  -А твоя мама где?
  -А ну ее! - махнул рукой Борька. - На рынок опять поехала. Сам, говорит, доберешься, не маленький, а у меня с утра самая торговля. А ты чего велик не взял? Покатались бы!
  -Сейчас?!
  -Да успели бы пару кругов. Все равно пока еще речь скажут, пока отметятся...вон, видишь, даже водителя нет еще. Ой....
  Скривился Борька, ладонь к животу прижал.
  -Ты чего?
  -Не знаю...Живот, гад, болит чего-то...
  -Меньше шоколада будешь есть.
  -Да я всего-то три батончика! Ты куда?
  -За трубочками.
  -И мне купи, слышишь?
  Во время губернаторской речи незаметно тер живот Борька, и вроде легче становилось. А Алька стал в конец длинной очереди. От нечего делать слушал разговоры. Рядом с палаткой теле-фонную будку поставили, и туда очередь была не меньше.
  -Але, Маш! - кричал в трубку толстый дядька с рекламой пива на майке. - Маша, слышишь меня? Что? Как вы там? Как Светланка, горло прошло? Молоко с медом надо пить, горячее, слы-шишь! Да связь плохая, Маш! Я? У меня рейс последний, сейчас гриндальских ребятишек на ку-рорт отвезу и домой! Але! Маш, пусть Юрка насчет кирпича поговорит со своими, если не битый - я тоже возьму.....
  Сначала Алька, разговор этот слушая, посочувствовал незнакомой Светланке. Молоко с ме-дом - это ж гадость, хуже рыбьего жира! А потом вспомнил, что этот смешной дядька и есть води-тель автобуса.
  Слизывая сладкие потеки со всех трубочек сразу, шел Алька обратно. И думал: "А чего это он сказал про гриндальских ребятишек? Это он про нас, что ли? Так мы не гриндальские вовсе, мы имперцы..."
  Конечно, Алька не гриндалец. И дело даже не в том, что он в Белоозерске родился. Точнее, не совсем в том. Вон, у тети Жени в прошлом месяце двойняшки родились. И что? Все равно, гриндальцы - это те, смуглые, не то опасные не то просто непонятные. Мать запрещала Альке с ними играть. Некоторым не запрещали, Борькиной матери, например, все равно было. Но даже на детской площадке гриндальцы тянулись друг к другу, подальше от шумной имперской детворы. И игры у них были свои. Вспомнил вдруг Алька, как играли они прошлым летом в казаки-разбойники. Убегая, перемахнул он через деревянный бортик, и замер. Сидел в песочнице грин-дальский пацан - Алькин ровесник. Сидел на корточках, и чертил тонкой веткой на песке что-то, обкладывая чертеж мелкими речными камешками.
  В чертеж и прыгнул Алька - прямо с разбегу.
  -Ой...сказал он испуганно. - Извини, я не хотел!
  Пацан поднял голову. Равнодушными черными глазами глянул на Альку и стер остатки чер-тежа.
  -Извини... - повторил Алька. - Я ж не знал, что ты тут играешь.
  Если б такое у них во дворе случилось - даже спокойный Шурка разорался бы, а то и с кула-ками полез. Ничего себе - сидишь, никому не мешаешь, делаешь что-то важное (на песке ведь не просто закорючки были, которые чертят от нечего делать), и вдруг кто-то на это важное - двумя ногами с разбега!
  Пацан больше ничего не чертил. Ждал без злобы, когда Алька уйдет. Но...Шурка на его мес-те хоть слово, да сказал бы. А этот молчал.
  -Куда он побежал?
  -Может, за гараж? Саня, ищи!
  -Пацаны, вон следы!
  -Ну, я пошел, - торопливо сказал Алька, перелезая на другую сторону. И забыл тогда же про пацана. Думал - и не вспомнит больше...
  -И сегодня, провожая первую в этом году смену, мы надеемся, что вы оправдаете наши ожи-дания и будете себя хорошо вести. Обещаете?
  -Обещаем! - завопила нарядная детвора.
  Борька молчал, переступая с ноги на ногу.
  -Борь, что? Не прошло?
  -Не...
  -Сильно болит?
  -Ага,...гад...
  -Может скорую позвать?
  -Еще чего! Уй-юй! - согнулся Борька. - Сволочь гадская, а не живот! Ой, мама....
  На стоянке рядом с автобусом, всегда "скорая помощь" дежурила. Каждое лето, на всякий случай.
  -Помогите! - бросился туда Алька.
  -Что случилось?
  Рыжеволосая медсестра торопливо вытерла руки, не допив чай.
  -У друга живот болит, сильно!
  Борьку сразу уложили на носилки.
  -Что с ним?
  -Аппендицит. Ничего страшного. Ты его родителей знаешь? Вова, звони в клинику, пусть готовятся. Мальчик, скажешь родителям, что его на Ломоносова отвезли, понял?
  -Блин...
  -Потерпи, Борьк, щас в больницу поедешь.
  -Блин, путевка же сгорит...
  А ведь точно - по закону путевку в лагерь за день до отправления вернуть можно. В смысле, деньги за нее обратно получить. А дальше никого не волнует - передумал ты ехать, опоздал или в больницу загремел.
  -Алька, слушай, бери ты, пока не увидели...
  Свернутую пополам бумажку совал ему Борька.
  -Бери, ты же хотел? А мне велик на лето дашь, ладно? Я знаю, аппендицит фигня, через не-делю выйду...Ну что, меняемся?
  -Погоди ты, а мать что скажет?
  -Ничего, я ей скажу что потерял, поорет и перестанет...только на все лето и пусть он у меня в коридоре стоит, давай? - поспешно уточнял Борька.
  -Давай!
  Бумагу-под майку. Неужели, правда? И еще не понял, не поверил, а ноги уже сами несли Альку мимо палаток, мимо домов и дальше - туда, в свой двор, не обращая внимания на любопыт-ных соседей. Успеть бы! В квартиру ворвался пулей, даже дверь за собой не закрыл. Рюкзак за плечи (вот хорошо, что он давно собран!) Из холодильника туда забросил шоколадку, из вазы - два яблока. Все? А, да - записку надо!
  Отца три дня назад проводили. А мама сейчас у подруги. Только бы не пришла!
  Неровно, на случайно подвернувшейся обертке от шоколада писал он карандашом:
  "Мама, я в Росток уехал. Не волнуйся, пожалуйста. Борька заболел, я по его путевке только не ру-гайся".
  Подумав, приписал: "И тете Гале не говори, мы с ним поменялись на Дакар (не насовсем, не бой-ся)"
  Записку - на тумбочку в коридоре, и книгой придавить, чтоб сразу заметили и сквозняком на пол не сдуло. И снова бег, и рюкзак по плечам бьет, и едва успевает запыхавшийся Алька путевку во-дителю сунуть, потому что автобус уже сигналит.
  -Выспался? Ну, давай, залазь быстрее! Повезло тебе, малец!
  -Повезло! - улыбается Алька.
  Он все еще боится, что обман раскроется и его из автобуса выгонят. Нет вроде, поехали... Ура! И правда, какая Империи разница, кто там по чьей путевке едет. Мог бы вообще никто не ехать. Ишь, Борька какой- больной, а хитрый! Теперь у него вместо надоевшего лагеря почти свой велик на все лето...
  Не сговариваясь, детвора полезла в рюкзаки и зашуршала обертками.
  -Эй, туристы! Чтоб никакого мусора на полу не было, а то подметать заставлю!- крикнул води-тель.
  Рядом с Алькой - девчонка. Конопатая, рыжая, чем-то на ту медсестру похожая.
  -Будешь?
  -Мытое?- подозрительно глянула она на яблоко.
  -Конечно!
  Взяла яблоко и даже спасибо не сказала. Ну и не надо, подумаешь! У нас во дворе таким задавакам лягушек за шиворот суют...
  Хорошее настроение у ребят. И вот уже кто-то негромко запел, отбивая такт на спинке сиденья. А пацан, впереди Альки сидевший, с синими нашивками скаута на рукаве, подхватил:
  -А мы не к бабушке,
  А мы не к дедушке,
  Мы едем в лагерь отдохнуть!
  Такие разные,
  Такие классные,
  Ну, просто-просто-просто жуть!
  Горланил весь автобус, кто во что горазд. А кто слов не знал - те кулаками колотили по спинке си-денья, по рюкзакам и даже по собственному пузу. Только та рыжая девчонка не пела. Она отвер-нулась к окну и достала книжку. Алька не выдержал, глянул на обложку. Ерунда! "Девичьи секре-ты, часть вторая - о чем ты не скажешь даже маме". Эх, надо было "Охотников за черепами" за-хватить...
  Накричались все, напелись и притихли. Долго ведь ехать, целый день и еще чуть-чуть вечера. Алька заснул, опустив голову на спинку, а, проснувшись, обнаружил, что его тошнит.
  Наклонился, хлопнул скаута по плечу.
  -Эй, слушай...
  -Чего?
  -Давай местами поменяемся?
  -Зачем?
  -Ну, просто...жалко, что ли?
  Не признается же Алька, что его в автобусах укачивает, как маленького! Отец и упражнения пока-зывал, чтоб этот дурацкий вестибулярный аппарат укрепить, да у Альки силы воли не хватило. С отцом делал упражнения, а без него - никак.
  -Ладно, давай,- согласился скаут, подхватывая рюкзак, - ты первый раз в "Росток"? Я тоже! Меня Денис зовут, а тебя?
  -Алька.
  -Ага. А ты на лошади катался хоть когда?
  Алька честно признался, что только на пони и то редко. Теперь он сидел у окна, да еще и водитель специально дверь наполовину открыл. Струйки свежего воздуха жадно глотал Алька, пока тошно-та не ушла.
  -А я катался у дедушки на ферме, сто раз! Там знаешь, какая лошадь была? Карюха, вообще дикая, к ней даже брат мой не подходил!
  -А ты?
  Денис гордо задрал рубашку.
  -Во, синяк видишь?
  -Ого!
  -Так это зажило еще! Я прямо в забор врезался, прикинь?!
  Компанейским мальчишкой оказался Денис. Из тех, кто и во дворе заводила, и в школе по оцен-кам только чуть ниже первого ученика оказывается. И, кажется, понял он, почему Альке вдруг приспичило местами поменяться. Понял, но ничего не сказал.
  Дверь эта и спасла Альку. Это потом он узнал, что автобус на мину, под камень замаскирован-ную, наехал и хорошо еще, что под колесо она попала, а не под днище. А тогда взрыв вышвырнул его наружу вместе с остатками двери. Сзади - крики, грохот и тошнотворный запах горелого. От черного дыма почти ослеп Алька. Встал кое-как, и побежал, ничего не видя и не понимая. Перво-бытный инстинкт гнал его вперед, подальше от опасности, от автобуса, от дороги...Сзади крики - все слабее, а сердцу в груди тесно, и в висках гулко стучит кровь, а тело совсем не чувствует ко-лючек, когда влетает Алька в спасительную лесную прохладу и с разбегу натыкается на заросли шиповника. Через колючие кусты, обдирая одежду - дальше! Еще дальше!
  
  Бежал, пока из сил не выбился. Споткнулся об пенек, растянулся на прохладной сырой земле и лежал, не поднимаясь. А поднялся - лес кругом, ни дороги ни людей. Ой, мама....
  Нельзя сказать, чтоб Алька леса совсем не знал. И на открытых уроках природоведения его вместе с классом туда вывозили, и с отцом пару раз отдыхали. Но тогда Алька был не один. И всегда ря-дом находился кто-то, кто знал куда идти. А сейчас?
  -Эй!! Ау, люди! - изо всех сил крикнул Алька.
  Тишина. Только испуганная птица с ветки на ветку перепорхнула.
  Сначала Алька просто шел вперед, надеясь, что дорога где-то рядом. Потом он достал из рюкзака шоколадку и съел ее, выбросив серебристую фольгу в яму, рядом с вывороченным пеньком. А по-том заметил, что он мимо этой ямы в пятый раз уже проходит. И ноги уже болели. И пить хоте-лось. Вот тогда он и понял, что заблудился - не в игре, не в книжке про приключения, а совсем по-настоящему.
  -Спокойно... - сказал он дрожащим голосом. - Так...ну, заблудился... а чего у меня есть?
  "Не паникуй, - сказал бы отец. - Паника опасней всего. Соберись и подумай. За тебя этого никто не сделает"
  Открыл рюкзак. Съесть яблоко, что ли? Пить ведь хочется жутко, и есть тоже. А если его не най-дут? Если вообще жить тут придется, как дикарю? Пока из рюкзака все вытряхивал, яблоко как-то само собой съелось.
  Двадцать наконечников из консервной банки, завернутые в целлофан. Три самых любимых пла-нера из коллекции. Водяной пистолет. Нож с пятью лезвиями, штопором и расческой. (Так, а если палку выстрогать, одно лезвие отломать и платок носовой на полоски разрезать - может, копье по-лучится?) Смехач на резинке. Железная кружка. Плавки с полотенцем. Бейсболка. Маленький приемник с наушниками. Спички (о, это вещь!) "Расмус-бродяга", еще ни разу не читанный. А в карманах что? Мелочь, ключи, носовой платок, два гвоздя - большой и маленький, и пробка от лимонада.
  Алька вдруг съежился, хотя не так уж холодно было в лесу. Не хотелось ему ни строить шалаш, ни на зверей охотиться, ни одежду из шкур шить. Алька позорно хотел домой, как последний бледно-лицый. Сейчас бы хоть каши манной! Каша дома. Все дома. Значит, домой надо как-то добирать-ся.
  Север, юг, восток, запад... Алька встал у дерева, раскинув руки. Где там мох на деревьях расти должен? На северной стороне? В голову лезли обрывки из прочитанных книг и слова отца. Расска-зывал же он тогда, в походе, про курс выживания! Думай, башка, а то пропадешь! А географию учили зря - что толку сейчас в названиях континентов, Альке бы из обычного гриндальского леса как-нибудь выйти...
  Шестой раз та же яма! Заколдованная она, что ли?! Ага, отец говорил, что при ходьбе надо чуть вправо идти. Точно. Мол, нога у человека толчковая - левая, поэтому в лесу налево и ведет. Ладно, сейчас чуть отдохну и попробую.
  К яме Алька больше не возвращался. Шел и шел вперед, пока не понял, что в лесу ему и ночевать придется. Посмотрел на часы в приемнике. Вечер уже.
  -Спокойно, - сказал он, наверно, в сотый раз.
  Но ему от этого стало как-то совсем неспокойно. И голос в лесу звучал жалко и потерянно.
  -Спокойно... Лес-это что? Это звери. Логично. А звери ...звери по деревьям не прыгают. Ну, только рыси..или анаконды...или тигры...но их же тут нет, правда? Да откуда в Гриндале тиг-ры...если из зоопарка только не сбегут...
  Разговор с самим собой все же успокаивал немного. Будто не один здесь Алька, а вдвоем почти не страшно.
  -Тут же не Африка, да? Ну да, нету тут никаких анаконд! И тигров нет! Значит, если на дереве спать...
  Алька с сомнением глянул на деревья. Залезть он залезет, а спать как? В книжках себя к дереву привязывали, чтоб не упасть. Но у Альки веревки нет. Ни веревки, ни ремня, только шорты с май-кой.
  "Разорвать майку, полоски связать..." - думал Алька, тут же понимая, что вряд ли такая веревка будет прочной.
  -О, у меня же спички! Костер можно!
  Звери боятся огня - это все знают. Значит можно спать у костра. Ура!!!
  Алька отошел подальше. Дрова надо искать, сухие ветки....По пути ножом попытался отдирать кору на деревьях. Старая кора не поддавалась.
  -Блин!
  Обломок лезвия упал в траву. Алька долго искал его. Ну и что теперь? Как метки ставить?
  А если дерево поменьше, помоложе? Ага, пошло!
  Кора полосками отходила от дерева. Заметно? Заметно! А ветки-то где?
  Не было сушняка. Отчаявшись, Алька с молодых деревьев кое-как веток то ли отрезал то ли нало-мал. Нес охапку спотыкаясь и торопясь, а оказалось - зря. Не хотели ветки гореть.
  Вздохнув, вырвал лист из книги. Поджег. Сунул в ветки. Налетевший вдруг ветер шевельнул кроны деревьев и потушил бумагу. А веткам хоть бы что, даже не обгорели!
  Алька сообразил, что без дров на одних книжных листах костер не получится. Да если бы и полу-чился - вдруг опять ветер? Дунет и потушит костер, а он, Алька Травушкин, заснет, и проснется только у волка в зубах. Брр!
  Разбросал ветки Алька и стал себе дерево выбирать. Вот бы доску, хоть одну! Во дворе так делали - притащат доску, на ветки положат - и хоть сиди на ней, хоть лежи...
  Досок в лесу для Альки никто не припас. Зато увидел он дерево, от ствола которого отходили две прочные на вид ветки. Между одной и другой веткой расстояние было небольшим, с земли почти незаметным, значит если сесть на них и прислониться спиной к стволу, то можно и переночевать. Неудобно, но не смертельно. И высота подходящая.
  Рюкзак - за плечи. Еды там нет, но оставлять под деревом все вещи рискованно. Все, решено - по-лезу!
  Лезть вверх по такому дереву оказалось сложней, чем решать: ладони горели от твердой бугристой коры и от укусов каких-то насекомых, рюкзак мешал, пот заливал глаза, и уже скользи-ли колени, когда ухватился Алька за правую ветку, и подтянулся на ней. На вторую залез, отды-шался, стряхнул с майки мошек, рассерженно кусавших незваного гостя, и сел так как хотел - ноги на ветках, а спиной к стволу прислонился.
  Эх, картошки бы сюда...Или хоть хлеба кусок...
  Рюкзак Алька повесил на сук, рядом. И сейчас полез в него, потому что представилось голодному мальчишке, что где-то в рюкзаке обязательно должен быть недоеденный бутерброд. Была у Альки такая вредная привычка - совать в рюкзак остатки школьных бутербродов, булочек и пирожков. Ну, когда очередь в столовой большая и старшеклассники лезут вперед, то нормально поесть до звонка никак не успеваешь. Приходится залпом выпивать компот, и в класс бежать, жуя на ходу. Недоеденное - в карман, в рюкзак, куда ближе, потому что учителей Алькино питание совсем не волновало, а вот на три часа после уроков за опоздание и неподобающий (то есть жующий) вид они оставляли охотно. Иногда булочка была невкусная или есть не очень хотелось, и Алька забы-вал про запасы до тех пор, пока мама за дневником не лезла. Она же и вытряхивала закаменевшие огрызки в мусорное ведро, называя Альку то неряхой, то кем-нибудь похуже. И знал ведь Алька, что это рюкзак не школьный, а в лагерь купленный, знал и сам же его собирал, а вот представился ему сейчас недоеденный бутерброд с колбасой, будто лежит он где-нибудь между карманами, вкусный такой...только чуть надкусанный, с краю...
  Бутерброда, конечно, не было. Никакого, даже совсем заплесневелого. А живот крутило так, что Алька подумал " Аппендицит, как у Борьки" и испугался. Чтобы отвлечься, полез за приемником. Может, его уже ищут? Может, спасатели рядом?
  Он до сих пор верил в то, что с автобусом произошло что-то вроде аварии. И что его ищут - а как же иначе? А услышал он о коварстве гриндальцев, нарушивших договор,
  О терактах в Тулине, Гриндале, Чеслове и Новороссе, которые произошли в одно и то же время
  О том, что гриндальцы угнали истребитель и начали бомбежку гарнизонов,
  О том, что в Гриндале введено военное положение и комендантский час, а всех гражданских им-перцев оттуда вывезли еще вчера,
  И наконец про взрыв в автобусе - вскользь, беспристрастно...
  Алька плакал, вцепившись в дерево. Его трясло. Бейсболка упала вниз, но он этого даже не заме-тил. Это уже не игра, не авария, это настоящая война, а он тут, и про него даже никто не вспом-нил! Всех вывезли? Куда? И маму? И дом теперь-уже чужой? И кому какое дело до Альки Тра-вушкина, никто его не спасет никогда....
  Вера в спасение рухнула, не оставив даже обломков. Еще днем думал Алька как здорово будет, ес-ли его найдут не сразу, если он немножко поживет в лесу, как в книгах про индейцев - чтобы по-том даже старшеклассники в класс заглядывали и Алькины истории слушали. А теперь - война. Раз - и все....Только холодный голос мариенбургского диктора от прежней жизни остался.
  Долго плакал Алька, всхлипывая и вытирая слезы разодранной майкой. А потом заснул, точнее, утонул в тревожных полуснах, потому что не было уже сил у организма и даже такие сны-кошмары в неудобной позе были ему нужны.
  
   Проснулся, еще не поняв, где он и что с ним. А лес уже давно не спал, и казался он при солнечном свете дружелюбным и совсем не страшным. А может, это Алька бояться устал.
  Спрыгнул на землю, облизывая пересохшие губы. Вместо туалета - рядом стоящее дерево, а воду чем заменить? Где вода? Ага, в речке....Снова на дерево, за рюкзаком, и вперед. На запад. Отец говорил, что так к реке выйти можно.
  Не так уж много и прошел Алька, примерно треть вчерашнего пути, и действительно к речке вы-шел. Была она широкая и неторопливая, не то, что Каменка. И берег хороший, не крутой. Спус-тился Алька, кружку из рюкзака достал. Пил столько, сколько мог. От холодной воды ломило зу-бы, иногда в кружку попадали водоросли, но все равно была эта вода из незнакомой речки вкусней любого лимонада.
  Напившись, пошел вдоль берега. Вот оно, направление! Где-то тут должен быть мост...и доро-га...или они тогда с отцом не тут были? Ну, все равно, река-это вода, а рядом с водой всегда лю-ди.
  Люди? Или гриндальцы с автоматами?
  Алька остановился. Здесь река и птичье пение, а там - война. Может, остаться? Сделать шалаш и жить спокойно...хотя бы до осени.
  Живот снова заурчал, и это сильней всяких доводов оказалось. Идти. Конечно, идти. В книгах много чего пишут, да и то там все герои взрослые, а Альке только десять недавно исполнилось.
  Шел возле деревьев, в тени, но так чтоб реку было видно. И под ноги смотрел постоянно. Ага, есть!
  Сорвал мясистый лист, чем-то похожий на подорожник. Жевал, морщась от горечи, но точно знал, что это съедобно. С отцом тогда в дикарей играли-ели....О, еще один!
  Наевшись, рвал торопливо, улиток-конкурентов с темного ворса стряхивая. Листья в кармане мя-лись, пропитывали ткань желтым липким соком. Но с запасом уже и шагалось легче. Только ни дороги, ни моста не было видно. Алька уже хотел напрямик, через лес идти. А вода? Можно в рюкзак набрать, он непромокаемый, только зачем, если рядом целая речка?
  Следующую ночь он тоже провел на дереве. Перед этим набрел на поляну земляники, и ел, не от-личая зеленых ягод от спелых. Потом нашел немного сухих веток и разжег костер. Комары не-щадно впивались в руки, а дым их хоть на время, но отгонял. Да и листья земляники, сваренные в кружке с водой, ничего были... Вместо чая.
  Утром по его дереву пронеслась белка.
  -Ух, ты! - восхищенно выдохнул Алька - Белка! Живая!
  Зверек уселся на самом верху и хитро смотрел, будто говоря "Сама знаю! А дальше что?"
  Алька протянул руки - осторожно, чтоб не спугнуть.
  -Белка, иди сюда, ну иди...кис-кис...не бойся...
  Как ее позвать-то? Убежит ведь!
  -Ну, иди, чего ты, я ж не трону....
  Охотничьих мыслей у Альки и впрямь никаких не было, хотя желудку уже надоело одной зеленью питаться. Настоящая ведь белка, не из зоопарка! Вот бы погладить! Просто погладить и отпус-тить....
  Но у белки были свои планы. Рыжим сполохом перелетела она с ветки на ветку. И дальше - на со-седнее дерево, пока Алька ее видеть не перестал.
  -Ну, ничего себе....Ой, мама!
  Хотел Алька вниз спуститься, а не смог. Ноги не шли. Дрожали они, сами по себе дергались, а слушаться не хотели. Прыгнуть, кулем свалиться? Высоко....Это что - навсегда?!
  -Ау!!! - отчаянно крикнул Алька.
  Пускай на шум придут гриндальцы, пускай кто угодно придет, только бы сняли!
  Вспомнился случай во дворе - как у Светки котенок залез на тополь, а слезть не смог. Маленький еще был, увидал собаку и рванул на дерево. Светка в куклы заигралась, а потом, когда ее домой позвали, про котенка вспомнила. Бегает, зовет "Мурзя, Мурзик!", а найти не может. Потом ее ма-ма выбежала, тоже искать стала. А котенок непонятно где - слышно, что мяучит, а ни на крыше, ни в подвале нет его.
  Два дня искали, и никто на дерево посмотреть не догадался. Потом случайно Антошка голову поднял, а котенок уже и мяукать перестал, в беззвучном крике кривил мордочку. Всем двором Мурзика доставали. А он царапался, вырывался отчаянно, не ожидая уже от мира ничего хороше-го, и залезал еще дальше, на самые тонкие ветки. Снял котенка хмельной дядя Веня по прозвищу Веник. Снял, бородой помотал, сунул беглеца хозяевам, залпом выпил протянутый стакан пива и ушел, бережно положив в карман заработанную десятку. Сейчас бы его сюда, Веника...все бы ему простил Алька - и разломанную рогатку, и ночные вопли под окном.... Эх, дядя Веня, дядя Веня, неужели и тебя вывезли? Или уснул ты в сарае, сжав в руке недопитую бутылку, и проспал все на свете, даже не узнав, отчего суматоха, а тебя никто и не хватился? И вылез, наверно, за добавкой, попадая из пыльного сарая прямо в войну...
  Полдня Алька просидел на дереве. Вытаскивал из карманов полураздавленную землянику и уже вялые листья, ел неохотно, через силу. А когда живот скрутило, стащил шорты - и вовремя. Хлынуло из него как из ведра. Бабушка Катя еще говорила - "как из худого поросенка", но на по-росенка, даже самого тощего, взъерошенный бледный мальчишка никак не походил. Скорее уж на скелет или на собственное привидение. Растирал ноги и даже бил ими об ствол, радуясь муравьи-ным укусам. Вот если б ничего не чувствовал - тогда плохо. А так...ничего-о, Травушкин, про-рвемся! Муравьи - они вообще полезные... лечатся ими даже, так что терпи и лечись.
  Крутанул колесико громкости, включая приемник. Хорошо еще, что батарейки новые. Только ан-тенна слабовата, да и пониже он теперь сидит...
  Сквозь треск помех пробивались торжественные звуки имперского гимна. И тот же холод-ный голос сообщил Альке, о том, что пилот скоростного истребителя ФС-2 Максим Травушкин пропал без вести. Не осталось уже слез у мальчишки, только кулаком ударил он по ни в чем не ви-новатому дереву. Из разбитых костяшек текла кровь, смешиваясь с пылью и травяным соком. И Альку ничуть не обрадовало то, что он смог наконец спрыгнуть с дерева.
  Он часто останавливался, но все же шел вперед. И заснул уже не на дереве, не возле костра, а где попало. Подсунул под голову рюкзак и не заснул- отключился, даже подумать ни о чем не успев. Проснулся ночью и увидел, как совсем близко светятся два зеленых огонька.
  -Ну, чего тебе надо, зверь? - устало пробормотал Алька - Хочешь - ешь, мне все равно уже....
  Закрыл глаза, даже не пытаясь убежать. Сжался. Скорей бы, чтоб не больно...
  Зверь не торопился. Вместо клыков ощутил Алька на шее чье-то тяжелое дыхание. А потом от-крыл один глаз, чтоб хоть увидеть, кто его есть собрался. И увидел, как зеленые огоньки раство-ряются в темноте. Обнюхал его неведомый зверь, да и ушел по своим ночным делам. То ли сытый он был, то ли вообще не хищник.
  После этой ночи Алька поверил в то, что он дойдет. Что выйдет к людям, найдет отца и все станет как прежде. А война...ну что война, может пока он тут по лесу бродит, гриндальцев уже победили. Все-таки Империя- это сила! Корабли, истребители, танки, и народу сколько - от Запад-ной до Восточной, да еще союзники. А у гриндальцев что? Кое-кто из отцовых друзей говорил с оглядкой " храбрость", зная, что среди Травушкиных доносчиков нет и не будет. Но сам Максим возражал - не храбрость это, а пренебрежение к жизни. К чужой и своей одинаково. И еще - ка-кая-то непонятная гордость, мешающая объединится с Империей - пусть не на равных правах, но ведь своими станут, не дикарями! Говорят, раньше в Гриндале даже водопровода не было, а сейчас дома со всеми удобствами, работа, год назад даже институт открылся. Ну, чего им еще не хвата-ет?!
  Теперь шел он медленно - силы берег. И на исходе третьего дня они ему пригодились. Все остатки сил собрал Алька, чтобы добежать до запыленного "Патриота", не зная еще, кто в нем - свои или чужие.
  
  
  3. -...Алька, Алька, ты чего?! Тише!
  Кричал Алька, от Ромки спросонья кулаками и ногами отбиваясь. А Ромка тряс его за плечи, при-жимал к кровати бьющееся тело и уворачивался от ударов как мог.
  -Алька, лось, больно же!
  -А?
  Алька мотал головой, ничего не соображая.
  -Ты мне ногой в живот заехал! - возмутился Ромка.
  -Я?
  -Нет, бабушка моя! Тихо ты, всю спальню разбудишь!
  -Ой...Ромк, извини, я нечаянно, - прошептал Алька, окончательно просыпаясь.
  - Ничего себе "нечаянно"! Так и убить можно!
  - Да мне опять ерунда всякая снилась... - оправдывался Алька. - Будто дома я, а потом опять лес этот...
  -Какой лес?
  Ромка присел на кровать - на минутку, только послушать. А проговорили опять до утра. И на построение опоздали. И мутноглазый Клаус Альке двойку за диктант влепил. Но зато после обеда из приемника: "Травушкин, Дегтярев, срочно подойдите в кабинет директора". И от Борка каждому - голубую полоску с увольнительной. Ура!
  -До двенадцати ноль-ноль можете быть свободны.
  -Ночи?
  -Вот специально для тебя, Дегтярев - да, ночи. А всем остальным - утра. Тьфу ты, дня, запутаешь-ся тут с вами! Короче, в драки не влезать, по садам чужим не лазить и вообще не хулиганить. Яс-но?
  -Так точно, господин капрал! - хором отчеканили оба.
  Борк откинулся в кресле, вытер лоб огромным клетчатым платком и сказал уже неофициальным тоном:
  -Травушкин...Алик, ты к матери собираешься?
  -Конечно!
  - Я вчера звонил в больницу. Без изменений, говорят... И побольше, мол, эмоций положитель-ных...да, эмоций, значит.....Ты вот что ей покажи, пусть обрадуется.
  Тесемки на синей папке никак не хотели развязываться. Не выдержав, щелкнул Борк ножницами. Ладонью смахнул обрезки на пол и протянул Альке бумагу, на которой расплывчатым лиловым цветом теснились печати.
  -Что это?
  -Ордер. На квартиру. Мать честная, ты б видел, какой район эти чинуши вначале совали! Ну, я с ними поговорил по-свойски. Там еще компенсация полагается, но это уже без Насти никак. Смот-ри не потеряй!
  -Спасибо, - поблагодарил Алька, бережно сворачивая ордер.
  -Ты что его в кармане понесешь?! Обормот! На вот папку.
  -Да не надо, я и так не потеряю...
  -Бери, раз дают! Она не железная, руки не оттянет. Документ, Травушкин, это тебе не ваши вкла-дыши, документ беречь надо. Ну, все, ступайте. Матери привет от меня передавай, я во вторник опять к ней заеду.
  -Капрал, а про отца ничего не слышно? - спросил Алька уже от двери. Спросил с надеждой, хотя и знал, что если бы новости были - плохие ли, хорошие - Борк бы сообщил непременно.
  Симон безнадежно развел руками.
  -Тишина, Алик... Пока тишина. Но ты даже не думай, найдется Максим! Понял? Найдется! Не та-кой он человек, чтобы пропасть!
  Вышел из-за стола, плечи Алькины сжал, тряхнул легонько.
  -Держись, Алик. Найдется. Обязательно. Ну, беги!
  По коридору, мелом пропахшему, шли не спеша. Свобода!
  -Куда поедем?
  -Не знаю.... В больницу, наверное.
  -Ага! А потом ко мне, да? У меня заночуешь. Я тебе такой Мариенбург покажу, настоящий!
  -Это как? - не понял Алька.
  -Ну не тот, что туристам показывают. Покажи ордер, а? Ух ты, Комитетская! В центре жить бу-дешь, повезло!
  До этого Алька столицу Империи только на открытках видел. Ну, еще - из окна, когда с Борком ехали. Запомнилась вокзальная суматоха, яркие вывески, одуряющий запах пирожков и самое главное - уходящая в небо башня- игла, стальная, гордая и красивая. Не той доступной красотой магазинов и реклам, а другой - строгой и холодной. Но ведь красиво же!
  - Ромк, а давай к башне, а?
  -К какой башне? К иголке, что ли? Да ну ее, чего там интересного!
  -Интересно,- упрямо сказал Алька. Ну, мне интересно, понимаешь?
  -Да мне не жалко, поехали, - хмыкнул Ромка. - Эх, мороженого бы сейчас! Там фруктовое прода-ют, двухцветное - обертку слопать можно!
  Вскочили на подъехавший трамвай. Ехать было недалеко - всего пять остановок. И сразу к ним подошла добродушная тетка- билетерша в синей форме. Алька сунул руку в карман- ага, проезд-ной на месте.
  -Здравствуй, Рома! К дедушке едешь, да?
  -Не, теть Валь, гуляем...Мы к игле.
  -А это товарищ твой? Тоже курсант? Да не показывай, верю я, верю! Куда ж вы к башне в такую- то жару? Хотя оно и верно, и правильно, хоть толкучки не будет. Ну, привет дедушке передавай, скажи - Валентина как с ремонтом управится, обязательно в гости зайдет. Эй, господин хороший, вы куда это собрались? А за проезд платить Император будет?!
  -Знакомая? - спросил Алька, когда билетерша отошла, сунув им, несмотря на отнекивания, по длинному красно-зеленому леденцу в прозрачной обертке.
  -Соседка. Бывшая, им квартиру в том году дали, а нам все никак...- совсем по-взрослому вздохнул Ромка.- Эй, выходим!
  Кое- как протиснулись к передней двери.
  -Внимание, следующая остановка- улица Симонова!
  - Володя, ребятишек выпусти!- крикнула тетя Валя.
  Дверь открылась с шипением. Выпрыгнули мальчишки и билетерше помахали на прощание.
  
  Да, если это у них называется мало народу, то что тогда "много"? По пути к башне Альку два раза толкнули, раз пять наступили на ногу и даже не извинились. На одной только площади Мариенбурга было, наверное, больше народу, чем во всем Гриндале.
  -Давай на танк залезем? - предложил Ромка, догрызая леденец.
  -А не сгонят?
  -Да ну, пацанов не трогают.
  Танк стоял на большом бетонном кубе. А ступеньки к кубу вели деревянные, явно наспех сделанные, чтоб фотографироваться было удобно. Фотографировались в основном западники, опасливо похлопывая танк по гусенице. Западных имперцев было видно сразу - по попугайской одежде, по фотоаппаратам через плечо, по тому, как жадно набрасывались они на сувениры, ста-раясь купить всего и побольше, а что не покупали - фотографировали, по-хозяйски уверенно за-крывая потом объектив. Продавцы сбывали им самое громоздкое и блестящее за тройную цену и втихомолку посмеивались, а западники, отхлынув от одного прилавка, крикливой саранчой окру-жали соседний.
  Пацанам на кубе было неинтересно. Они полезли дальше - прямо на танк. Трогал Алька позеленевшую табличку с полустертыми буквами, пытался прочитать.
  -Ромк, а он настоящий?
  -Конечно! Тут же давно тоже война была, мне дед рассказывал.
  Алька это тоже знал - по книгам и по урокам истории. Но странным казалось, что вот по этой мир-ной площади когда-то грохотали танки, и шли в атаку мальчишки- штурмовики, и что башни этой совсем не было, и Империи не было тоже, а была только самая нечестная из всех войн - граждан-ская.
  -Это знаешь, чей танк? Брянцевский! Слышал? - прошептал Ромка. - А они фоткаются, хохо-чут...уроды!
  -Может, не знают?
  -Тогда сто раз уроды!- беспощадно сказал Ромка, положив ладонь на нагретое дуло. - Знать надо. А они только что почем знают....
  " И на том берегу
  Солнце так же сияло,
  И на том берегу
  Люди слышали крик..." - невольно вырвалось у Альки.
  Это была старая-старая песня из книги, у которой и обложки-то не было. Нашел книгу Алька еще давно, в отцовском ящике. И читал полулегально, всякий раз пряча на место, так и не зная - заметил отец или нет.
  Ромка вздрогнул, но тут же продолжил - как пароль, четко и ясно:
  "Колька тихо упал,
  не доплыв до причала,
  И от пули своей
  Головою поник..."
  -Откуда знаешь?!
  -Читал.
  -А я слышал. Ее на рынке пели когда-то, я еще маленький был.
  Под жаркими летними лучами совсем раскалилось дуло, но рядом с Ромкиной легла узкая Альки-на ладошка.
  Была гражданская - Восток против Запада. И осада Мариенбурга. И блокпосты везде, чтоб никто из осажденного города не вышел. И был солдат третьего гвардейского полка Николай Брян-цев, неприметный парнишка из какого-то там Закутаева, о котором в полку и не слышали. Всех трофеев у него было старая лодка с двумя веслами, да и за ту он заплатил. На этой лодке перево-зил Брянцев мариенбургских детей и женщин, черным закутаевским матом кроя тех, кто совал ему в руку узелок с припасенными кольцами да сережками. И своя же пуля нашла его, когда после очередного рейда плыл Коля назад. Просто однополчанин проявил бдительность - раз с той сто-роны, значит враг. Нажал спусковой крючок плавно, как учили, аккуратно поймав в прицел стри-женую голову. И все. И не стало больше на Земле человека Коли Брянцева...
  После снятия осады западники объявили Брянцева предателем. Восточники, перешедшие в наступление, назвали его героем. А потом уже, когда стала Империя единой и неделимой, поста-вили Брянцеву памятник в родном Закутаеве. Здесь - только танк, и хоть выбито на кубе "Всем, погибшим в гражданскую войну с такого- то по такой-то год", а на башне другая надпись - за кем этот танк был закреплен....
  Насмотрелся и на иглу Алька, да так что голова закружилась.
  -Ну что - вниз?
  -Давай. А когда в больнице перерыв, не знаешь?
  -С двух до трех, кажется. Да успеем еще! Пошли, погуляем.
  Строгий Мариенбург из стали, бетона и стекла сменился обычными двориками - с разве-шанным на улице бельем, клумбами и деревянными скамейками, совсем как в Гриндале. Вместе с Ромкой Алька нырял под арки, чтобы выйти потом на другую улицу. И замечал, что вместо де-ревьев во дворах кусты сирени, и дома не ниже пяти этажей, а кроме лавочек в каждом дворе уви-тая листьями беседка. Мариенбург, настоящий, надо же!
  Вспомнилась старая подклеенная карта, которую два года назад Алька на дверь повесил. И ложась спать, разглядывал он города, реки и тоненькие ниточки железных дорог. Названия городов такие разные, жаль, что взрослые этого не понимают! Для них - просто разные и все. А для Альки юж-ные названия сладкой конфетой липли к языку, а строгие северные чуть холодили мятой, перека-тывались и звенели. "Мариенбург, Дальнекамск, Чеслово, Новоросс, Закидай-Зверево, Белоозерск, Тулин, Старый Стан..." Засыпал Алька, мечтая о путешествиях, о неведомых городах и опасных приключениях. И не разочаровался даже тогда, когда сам увидел, что никаких озер в Белоозерске нет вовсе, только тихая обмелевшая речка, где в самом глубоком месте Альке по горло. Еще там были переспевшие черные вишни, которые никто не охранял, и деревянные теплые тротуары, пружинящие под ногами, и пыль клубами, и непомерно большие листья лопуха, из которых мест-ные девчонки делали шляпы. А после схватки на свежевыструганных шпагах Алька с новыми друзьями доставал из кармана те самые полураздавленные вишни, и думал что это в сто раз лучше каких-то там озер. Вернувшись домой, он воткнул возле Белоозерска синий флажок. И даже то-гда, когда все мальчишки вдруг заболели Африкой и самому Альке на день рождения подарили огромного плюшевого леопарда, смотрел он на карту и думал: "Вот вырасту - везде буду ездить. Интересно, а какой он - Мариенбург?...."
  - А вот тут Федоров живет!
  -Да ну?!
  -Честно!
  -Ха! Ты еще скажи, что Стоун с тобой в соседнем доме!
  - Да честно же! Хочешь, у управдома спросим!
  -А сейчас он дома?
  -Не знаю... - задумчиво сказал Ромка, трогая серый гранит. - А Стоун, кстати, давно в Ландсберг переехал! Эх ты, шляпа!
  Федоров и Стоун. Стоун и Федоров. Мальчишки всей Империи до драк спорили, кто из них главней. И не знать имен легендарных конструкторов прощалось только девчонкам, да и то тем, которые в школу еще не ходили. А Максим Травушкин как раз на ФС -2 летал, и первую мо-дель истребителя принес однажды в раздувшемся пакете. Модель ничуть не походила на Алькины игрушки. Она была большой, тяжелой и настоящей, только вот по корпусу шла трещина, и пере-кошенное крыло наклоняло модель вправо. Алькиным играм это ничуть не мешало, а вот мать, взглянув на истребитель, расплакалась отчего-то и весь вечер ходила грустная, деревянным голо-сом отвечая отцу: "Да нет, Максим, я не плачу. Нет. Я же понимаю - служба. Все понимаю, Макс...все-все..." А сама украдкой прижимала к глазам уголок шерстяного платка и куталась в него, будто забыв, что на улице май.
  
  -О, видишь дерево?
  -Какое?
  -Да вон то, справа!
  -Что я, деревьев не видал?
  -Такого точно не видал, спорим?
  Огромный дуб стоял в стороне от клумб и лавочек, и никто не привязывал к нему кусок резины, чтобы с диким гиканьем прыгнуть вниз. Покореженный, изогнутый, с редкой желтой листвой и черными ветками, казался он Альке не то монстром из фильма ужасов, не то угрюмым стариком, случайно попавшим на праздник.
  Он подошел ближе и тронул рассеченную кору.
  -Это еще от войны - тихо сказал Ромка. - Вон сколько тополей посрубали, а этот не трогают.
  - А почему листья желтые?
  -Да западники сверху какой-то гадостью поливали.
  -Дерево? Зачем?
  -Весь город. Хорошо хоть планеры тогда низко летали...Ладно, пошли. Я тебе сейчас покажу, где я раньше учился, хочешь?
  Во дворе школы Алька отчаянно позавидовал мариенбургским пацанам. Нет, школа как школа - длинное бело-розовое здание, от которого пахнет свежей краской (кто- то прямо на этой краске успел уже накарябать "Локо - чемпион! Генка- козел драный!"). Зато спортплощадка классная! И горка рядом была, нет, ну везет же, не то, что в Гриндале - пока домой добежишь, по-ка санки с балкона вытянешь, пока до горки дойдешь - уже темно, да и дождь внезапно пойти мо-жет, оставляя вместо долгожданного снега липкую грязь. Тут, наверно, снег не редкость...
  -Нравится?
  -А то! Здорово у вас!
  Да ерунда. - Польщено сказал Ромка. - Зато вон гараж видишь?
  Он показал на маленькое здание, разукрашенное и расписанное фломастерами, красками, мелками - короче всем, что ученикам в руки попадалось.
  -Там карты стоят.
  -Кто-кто?
  Карты Алька знал только географические и игральные. И на фига школьникам полный гараж карт?!
  -Карты, ну машинки такие маленькие, как настоящие. На них знаешь, как гонять здорово! Вон по тому оранжевому кольцу мы с Дэном сшибались.
  -Везет вам!
  - А в Гриндале картов нет, да?
  -Откуда... - вздохнул Алька, не отрывая взгляд от гаража.- Ромк, а мне покататься нельзя? Ну, хоть чуток, а?
  -Не знаю. Вообще-то директор дядька не вредный, можно у него ключ попросить. Только сейчас его в школе нет - ремонт же...Там одни маляры сейчас да стекольщики.
  Повисели на турнике мальчишки, по канату полазили, баскетбольный мяч из корзины вы-тащили и попинали его слегка.
  -Ромк, а в больницу не пора?
  -Ага, щас! Смотри, как я могу!
  Точным броском закинул Ромка мяч обратно в корзину.
  -Пошли. А карты мы выпросим, не волнуйся.
  Обогнули школу, перелезли через забор - и снова через арки и дворы, подбирая на ходу яркие ко-робки от папирос, лимонадные пробки и даже вкладыши, если на них был нарисован танк или планер.
  -Вот черт!
  -Чего там?
  Ромка растерянно глядел на кучу щебенки.
  -Дорогу делают. Тут не пройти.
  - А где тогда?
  -Погоди, сейчас...- бормотнул Ромка, почесывая исцарапанную ногу. -Сейчас... Это мы на Спор-тивной, да? Тогда назад, угол срежем.
  
  Возвратились во двор. И свист резкий по ушам ударил, от которого даже раскормленные голуби вспомнили, как летать. Свистели из беседки - новой, возле которой еще кустов не было.
  -Ром, смотри - это не Гвоздь там сидит?
  - В беседке?
  -Ага. Ну и распижонился, глянь!
  Гвоздь уже вышел из беседки, ленивым жестом указательного пальца подзывая к себе кого-то. Алька уже подумал, что это их он заметил. Но на зов из песочницы вылез дошколенок в шортах с оторванной лямкой. Шел он неохотно, то и дело вытряхивая песок из сандалий. А Гвоздь стоял на месте, засунув руки в карманы черных расклешенных штанов. На яркой оранжевой рубашке с по-гонами темнело пятно, но настроения Гвоздю оно не портило.
  -Точно, он. Ничего себе прикид....
  В увольнение можно было идти в парадной форме, которая после первой поездки на трамвае уже не выглядела парадной. Можно было свою домашнюю одежду у каптера выпросить или дома пе-реодеться. Но Алька с Ромкой надели то, в чем на построение выбегали. Ромке просто нравилась привычная одежда, а Алькины лохмотья после лесных скитаний даже пугало надеть бы постесня-лось.
  -Ну иди, Штакет, иди, родной...Ох как мы тебя ждали...- приговаривал Гвоздь, раскачиваясь на пятках. - Что, принес?
  -Ага.
  -Ну, так давай!
  Из карманов доставал пацан мятые сигареты.
  -Молодчик, Штакетина! А чего так мало-то?!
  -Не могу больше. - Виновато сказал пацан, ковыряя носком землю.
  -А ты смоги, понял?
  -Мамка заметит, и так уже ругается...
  -И мятые все, хоть бы в пачке носил!
  -Вот и дай ему пачку. - уверенно сказали из беседки. - Чего пристал к пацану? Иди сюда, Вовчик, потолкуем.
  -Да я не могу, мне домой надо, правда, мамка ждет...
  -Ты мужик или сопля зеленая? Подождет!
  Гвоздь уже толкал мальчишку к беседке, как бы дружески щелкая его по затылку. Но Ромка силу тех щелбанов с первого дня учебы помнил.
  -Гвоздь, ты там заснул, что ли?
  -К Шерифу примазывается - с отвращением сказал Ромка, садясь на скамейку.
  Алька тоже присел. И беседка как раз напротив оказалась.
  -А Шериф- это кто?
  -Да вон тот, со звездой. Гад еще тот, у него брат из тюряги не вылазит и этот недавно вернулся.
  Огромная золотая звезда на цепочке. Красная майка. Штаны как у Гвоздя, только синие. А взгляд совсем не гадский, даже чуть сонный такой взгляд. Только не понял Алька, чего это здоровый па-рень с младшими водится. Трое в беседке сидели, лениво хлопая замусоленными картами, и Гвоздь среди них был самым младшим. Но тем лет по 17, а Шерифу за 20 уже, наверное. Или он просто здоровый такой?
  Вовчика-Штакета усадили за стол.
  -А мне куда?!
  -Обойдешься. - Лениво сказал Шериф Гвоздю.- Не заслужил. Штакета вот обидел, да, Штакет? Ну, скажи, обижал он тебя?
  Вовчик растерянно мотнул головой.
  -Нет?! Смотри, если что - мне говори.
  Толстый пацан, сидевший рядом с Шерифом, не удержался - заржал, позабыв про карты.
  -Шо, Буня? Ты имеешь вопрос или просто хорошее настроение?
  -Да я че, Шериф, я ниче....
  -Ну, так сиди себе, родной. Сиди, пока не лег. - Вкрадчиво сказал Шериф. - Не мешай разговору. Ты, Штакет, реально молодец, не то, что этот позор Империи. А что, мама скоро на работу пой-дет?
  -Не....
  -"Не"- это когда? Завтра?
  - Не знаю.- Жалобно сказал Вовчик. - Пусти, Шериф, мне правда домой...
  -Да пойдешь сейчас, кто ж тебя держит? Ты бы в другой раз денег принес, а? Видишь, жалуются ребята. Мятые, говорят, сигареты. Нехорошо, Вова, друзьям ерунду подсовывать, некультурно. Понимаешь?
  -Откуда ж я вам деньги возьму?! У мамы нет, честно!
  -Не понял, Штакет, это ты мне сказал, да?! Мне, Шерифу? Я тебе что, Яшка-хлюст с вокзалу, да?! Я что, детей у мамки мелочь тырить посылаю? Ну, вы слышали, кореша? Ну, обидел, зарезал, убил Штакет честного пацана!
  Штакет смотрел испуганно, принимая все кривляния за чистую монету.
  -Гвоздь, Буня, Валет, ну где на свете справедливость?! Нема ее, полисмены забрали! - и тут же, мигом успокоившись, обнял растерянного Вовчика за плечи. - Не дрейфь, Штакет, прорвемся! И у тебя монета заведется, и нам на лимонад хватит! Буня, тебе тут цирк или что? Пива вон подай лучше.
  Алюминиевый бидончик поставил на стол Буня, и кружку услужливо минералкой ополоснул.
  -Гвоздь, разбавлял?
  -Да ты че, Шериф, ты ж меня знаешь!
  -Не знал бы - не спросил. Голову оторву. - Пригрозил Шериф, наливая пиво в кружку. - Стаканы купить не судьба? А то прям блатхата на Крымском, а не место отдыха! Красиво надо жить, коре-ша, с интересом...
  -Шериф, я...
  -О! Штакет, друган мой единственный! Хочешь?
  Пена из кружки лезет, капает на изрезанный стол.
  -Пей, Штакет, пока дают!
  -Я не хочу.- Твердо сказал мальчишка, морщась от пивного запаха. - Я пойду, ладно?
  Рванулся к выходу, но Гвоздь, усмехаясь, руки расставил.
  -Кууда? - поднялся из- за стола Шериф.
  Расплескивая пиво, надвигался он на мальчишку.
  -Пей, говорят! Или - в падлу тебе со мной? Держи его, Гвоздь, пусть ответит!
  Ухмыляющийся Гвоздь держал Вовчика за шиворот. И отлетел вдруг, упал на земляной пол, не поняв, что случилось. Перед Шерифом стоял курсант Имперского военного корпуса Ромка Дегтя-рев, бесстрашно сжимая кулаки.
  Алька рядом стал, вытаскивая из кармана гвоздь.
  Эх, если б пацана еще не Вовчиком звали....
  Вовчик-Штакет уже бежал к дому, путаясь в штанах, с которых и вторая лямка оторвалась. Но его никто не догонял.
  -Вот те два...Шо это за чудное явление?!
  -Не трогай его, понял?!
  - Больница через квартал отсюда, ребятки. - Сообщил Шериф, - Буня, Валет, на атас! Больница, говорю, не тут, но дядя Шериф нынче добрый, он вам обоим поможет туда попасть...без очереди и с почетом...
  Между пальцев Шерифа мелькал узкий кнопочный нож, смертельным фокусом завораживал.
  -Ну шо, зяблики, допрыгались?
  -Это же ребенок!- выкрикнул Ромка, в звенящую пружину свернув страх. - А ты... гад ты, Шериф! Режь давай, трус позорный!
  -Чести много будет, сопляк!
  Алька прыгнул вперед, отвлекая. Острый гвоздь все же лучше кулаков. Уходи, Ромка! Уходи!
  Но куда было ему тягаться со здоровым бандитом, поднаторевшим в тюремных драках! И удар в лицо отшвырнул Альку на пол, а Буня, подскочив, пинал в бок и живот, не давая подняться. Ромка не ушел. Он даже увернулся, ударив Шерифа по лицу, всю злость и надежду вложив в этот удар. Тот покачнулся, но на ногах устоял и схватил Ромку за горло огромными лапами. И не вырваться, и ногами не отбиться, потому что услужливый Валет на ноги наступил. И в глазах потемнело уже, забился Ромка, захрипел, куда попало кулаками бил, а воздуха не хватало...
  -Стой, Шериф, стой, не надо! - зачастил Гвоздь, схватив главаря за руку. - Стой, это ж курсанты, с отряда моего, я их знаю, полисы за них вышку сразу сунут, Шериф, остынь, ну чего ты, Шериф!
  -С-сука... Курсанты, говоришь?
  -Точно!
  Из бидона пил Шериф, и мутные глаза его постепенно прояснялись.
  -Ну, курсанты повезло вам. Ненадолго повезло. Пусти их, Буня, пускай напоследок воздушка глотнут да сфоткаются на память. Скоро их мама родная не узнает....
  Хотелось бежать, но Ромка шел неторопливо. И Алька охнул только, когда они в соседнем дворе оказались.
  -Больно, Аль?!
  -Да чепуха...
  -Покажи!
  Задрал Ромка майку, и сам охнул.
  -Сволочи!
  -Ромка, у тебя из носа кровь.
  -Ну Шериф, ну гад...Пошли к колонке умоемся.
  Умывались долго, Ромка еще и майку застирал.
  -Домой или в больницу? Алька, ты не геройствуй, говори!
  -В больницу. - Твердо сказал Алька, закрывая кран. - К маме. Ой, Ромка, а ордер где?!
  Возвращались вместе. Но в беседке никого уже не было, а папка с ордером мирно лежала на ска-мейке, там, куда ее Алька и положил. И до больницы добрались они нормально.
  
  -Бахилы одевайте, куда в обуви! - прикрикнула на них санитарка. - Вы в какую палату?
  -Я палату не знаю. - Сказал Алька, надевая на ноги синие матерчатые мешки на завязках. - Мы к Травушкиной Анастасии, можно?
  - Сыновья? Проходите, в сто пятой она, по коридору и налево.
  -Алька, а может, я здесь посижу?
  -Еще чего! Пошли!
  -Аль, ну че я там делать буду...
  -Да не укусят тебя! Ромка, ну чего ты как маленький!
  У Ромки под глазом наливался синяк, и нос распух так, что даже дотронуться больно. И в таком хулиганском виде к чьей-то маме идти?!
  -Ром, ну что она, синяков не видела? Пошли, говорю!
  По коридору бежал Алька, и Ромку за собой тащил.
  -Мама!- выдохнул он, заходя в палату. - Мам, привет! Я...я соскучился, мама, знаешь как!
  -Алик...- прошептала худенькая, наголо обритая женщина, протягивая руки. - Алик, сынок....
  -Ма, а это Ромка Дегтярев, друг мой! - обрадовано выпалил Алька. - Мы в корпусе вместе учимся!
  -Как тебя там, не обижают?- волновалась мама. - Рома, да ты садись, табуретку возьми! Кормят как? Там в тумбочке апельсины, берите, не стесняйтесь.
  -Да нормально кормят, ма. - успокоил ее Алька. - Смотри, что тебе Борк передал! Здорово, прав-да?
  Тонкие пальцы взяли ордер. Похудела очень мама, да еще и волос не стало, синяки под глазами...Но все равно радовался Алька, потому что боялся что все будет как в прошлый раз. То-гда мать лежала под капельницей и никого не узнавала. "Мама, мама!" - шептал он, потому что врачи строго-настрого запретили говорить громко. А мама лежала, вытянув руки поверх одеяла, и смотрела куда- то вдаль. "Ну вот, Настюха, принимай блудного сына" - шутливо сказал Борк. "Сына?" "Ты что, не помнишь?! Сын у тебя, Алик!" "Алик..."- медленно повторила мать, будто иностранный язык учила. "Сын..." "Ей нельзя волноваться!" - строго сказал врач. "Мама!" - крикнул вдруг Алька, во весь голос крикнул, желая вырвать мать из этого страшного сна. - "Мама, это я, слышишь?" Он задыхался от больничного запаха и закрывал глаза, чтобы не видеть тонких трубок в маминых венах. И бородатый врач выставил их за дверь, а Борк объяснил: "Алик, она сейчас совсем ничего не помнит" " Совсем ничего?" - не верил Алька. "Так не бывает!" "Бывает, контузия, да еще и инфекция какая-то в кровь попала...Это пройдет"
  "И меня не помнит? И...и папу тоже?!" - выдавил Алька и захлебнулся в рыданиях вдруг, и гово-рить ничего не мог, горло будто лапой железной сдавило. И тот же доктор подошел сзади со шприцом. Укола Алька даже не почувствовал. Он лежал на узкой кушетке и слушал, как врач спо-рит с Борком.
  "Куда его в корпус, вы с ума сошли?! Нервный срыв, такие переживания...пусть у нас побудет с недельку, а там будет видно "
  "Док, у вас и я заболею! Нет уж, пускай со сверстниками побудет, ему отвлечься надо".
  "Под вашу ответственность!"
  "Да я всю жизнь за них отвечаю! А за него - особенно. Не пугайте, скажите лучше - Настя как?"
  " Стабильно. Организм молодой, борется. Должно обойтись. Это ведь Травушкина жена, да? И мальчонка его?"
  Алька уснул на той же кушетке, и в машину Борк нес его на руках. И он очень боялся того, что у мамы, у его родной мамы голос навсегда останется чужим и холодным. А теперь мама аккуратно сворачивает ордер и улыбается.
  -Ну, надо же...
  -Ма, ты рада?
  -Конечно, рада! Ну, Симон, ну дает, я же говорила ему, чтобы не беспокоился, и так бы получи-ли.
  -Ага, получили бы года через два. - Ляпнул Ромка, выгрызая апельсиновую шкурку до прозрачно-сти. - Много сейчас беженцев, а очередь одна.
  -Много? Да....наверно....- вздохнула мама. - Я тут совсем одичала, даже не знаю, что в мире тво-рится. Рома, да не мучай ты кожуру, бери хоть все! Мне Симон фруктов нанес, а аппетиту никако-го. Господи, а это откуда?! Алик, а ну повернись! И у тебя синяк! С кем дрались?
  -Да ни с кем, ма!
  -Упали мы. - Убедительно сказал Ромка.
  -Оба? А ну не врите!
  -Оба, а чего тут такого? Мы по набережной шли, а там бетон, цепи всякие под ногами...- сочинял Алька, откусывая апельсин прямо с кожурой. - Я об цепь споткнулся, и Ромка тоже...об дру-гую...чего сразу подрались-то, я разве у тебя хулиган какой?
  -Горе ты мое луковое а не хулиган.- Вздохнула мать. - Вот Симону расскажу, он разберется, что там у вас за цепи с бетоном. Ордер заберешь?
  -А мне он зачем? Пусть у тебя.
  -Ладно, пусть. Чем вы там занимаетесь? Ты смотри, учись, старайся...
  -Я и так стараюсь.- Согласился Алька. - Еще и как. Там алгебра всякая, черчение - такая жуть! За-то на строевой здорово, только Крокодил знаешь, как гоняет!
  Он рассказал про Фельку - обжору, про Крокодила и про утренние побудки, только про Гвоздя не сказал ни слова. А после Ромка объяснял, где Комитетская улица находится - сначала неохотно, а потом даже экскурсию по Мариенбургу пообещал устроить.
  
  -Оо, старый знакомый! Ну что, заканчивайте - на процедуры мамке пора.
  Доктор с того времени так и не побрился, еще и усы загнутые отрастил.
  -Здрасьте, доктор! Еще пять минуток можно?
  -Нельзя, Александр. Давайте в темпе.
  -Ма, выздоравливай скорей! - поцеловал ее Алька, ткнувшись в пропахшую лекарствами щеку.- И за меня не бойся!
  Он сам боялся одного - что мама станет его про побег расспрашивать, или про отца. А ей ведь нельзя волноваться....совсем нельзя, а то еще хуже будет...
  -Все, ребята, выметайтесь!
  -Алик, не балуйся смотри! Рома, да ты и бананы возьми, не стесняйся. Берите-берите, по дороге съешьте. Вы ведь в корпус сейчас?
  Можно было вернуться, переночевать в корпусе, а утром догуливать увольнение. Так многие де-лали.
  -Нет, теть Настя, он у меня будет ночевать. - Твердо сказал Ромка. - Можно?
  -А ты далеко живешь?
  -Возле рынка...ну на автобусе до рынка, а там вниз. - Совершенно серьезно объяснил Ромка, хотя и знал уже, что Алькина мама Мариенбург совсем не знает, и проще было бы сказать "недалеко". Но мама все выслушала, успокоилась, и ночевать разрешила, только обещание взяла с обоих ни об какие цепи больше не спотыкаться.
  Доктора Ромка догнал уже в коридоре.
  - Доктор!
  -Слушаю вас?
  -Ну...такое дело, понимаете, у вас йода чуть-чуть не найдется?
  -Йода?- задумчиво переспросил тот. - Отчего же, найдется. Не дефицит. А вам, юноша, скорей примочки холодные нужны. Ну-ка, ну-ка, пройдите к окну...Хорош! Это в каком же рисовальном кружке вас так разукрасили?
  -Да ерунда, это не мне надо...это фигня, заживет...- отбивался Ромка. - Алька, покажи!
  Доктор бесцеремонно вертел его во все стороны.
  -Заживет, если лечить! Что, и товарищ в кружке позанимался?
  Алька задрал майку и сказал виновато:
  -Только маме не говорите, ладно? А то она разволнуется...
  -Шантажист! - хмыкнул доктор. - Да не бойся, не скажу, у меня Дениска такой же. И чего вам дома не сидится? Ладно, пойдемте...
  Альку усадили на знакомую кушетку. А вместо йода доктор какой-то порошок в воде стал разво-дить. Получилась черно-зеленая мазь с резким чесночным запахом.
  -А больно не будет?
  -Терпи, герой. Больно тебе уже было. Чего не поделили хоть?
  -Ничего...- сказал Алька, зажмуриваясь.
  Холодные пальцы закатали майку еще выше.
  -Уй...жжет!
  -Терпи. Пожжет и перестанет.
  -Мы же не просто так. - Объяснил Алька. - Мы одним гадам надавали.
  -Вы - им?
  -Ну да! Просто их больше было!
  -Понятно, юноша. Тяга к справедливости - это похвально, конечно. И маме вашей я ни слова, только и вы мне пообещайте не смывать лекарство под первой же колонкой. Обещаете?
  -Слово. Все, идти можно?
  -Ишь, какой прыткий! Друг-то чего отмалчивается? Идите и вы, не бойтесь. Вам горчичники в детстве ставили?
  -Нет.
  -Ну, все равно ничего страшного. Терпите, терпите...ну вот и все. Только лекарство не смывайте.
  -Да что я, маленький что ли?
  -Куда ж вы все так взрослеть торопитесь? - вздохнул доктор, пряча остатки мази в стеклянный шкаф.- Я бы вот маленьким побыл с удовольствием. Не верите? И Дениска не верит. Ладно, бой-цы, идите...
  Выскочили за дверь, пробежали по коридору, бросили в коробку смятые бахилы. Ух, как хорошо на улице! И не жарко совсем.
  -Супер...
  -Чего? - не понял Ромка. - Ты банан будешь? А то я съем.
  -Прохладно так, классно!
  -Ха! Это ж Мариенбург! Вот как стемнеет - ты вообще замерзнешь.
  -Это летом-то?!
  -Климат такой. Ладно, давай побыстрей, а то до рынка фиг доедем.
  В автобусе народу почти не было - только бабка везла в кошелке мяукающего котенка, да подвыпивший дядька дремал на заднем сидении. С дядькиной головы свалилась шляпа, но он на это не обращал внимания, зато крепко держал недопитую бутылку с отбитым горлышком. Дядька храпел, стонал, всхлипывал, а потом вдруг просыпался и жалобным голосом спрашивал у водите-ля, скоро ли будет Семиречная улица.
  -Спи уже. - Сердито сказала бабка, сунув котенку комок творога. - Не скоро твоя Семиречная. Спи. Я на Петровой выйду, разбужу.
  Котенок был черным, породистым и вредным. Он не хотел есть, не хотел спать на теплом платке и лежать не хотел тоже. Он мяукал, и с каждым разом у него это получалось все громче и вырази-тельней.
  -Сп-пасибо, мать... Мать! Вот ты мне скажи, зачем простого имперского человека такой гадостью травят? - дядька потряс бутылкой и тут же из нее отхлебнул. - Гадость! Паленка! Ты думаешь, я пьяный, да? Я н-не пьяный, я отравленный, мать...они, сволочи, специально туда отраву, а я...да я ж первый столяр на весь цех, веришь?! Михалыч так и говорит - ты, говорит, Леха, самый стоящий после меня, другие все дерьмо... Мать, ты Михалыча знаешь? Ну, как нет? Обижаешь! Вся Семи-речная знает, а ты нет? Нехоро-шо-о!
  - А на кой мне сдалась твоя Семиречная? - мирно отозвалась бабка.
  -Как это - на кой? - обиделся дядька, пытаясь встать. - Это ж такая улица! На всю Империю такой нет! Ты, говорит, человек, а мастер гнида, и пускай меня то есть уволят за эти самые слова, а я те-бя уважаю. Поняла? Михалыч-то, а ты "не знаю, не знаю"...
  Алька смеялся - не вслух, конечно, но уже и к окну отвернулся, чтоб на дядьку не смотреть. Был он похож одновременно на клоуна в цирке и на дядю Веника, и казалось что вот- вот он, как Ве-ник, начнет петь про черного ворона и пыльные дороги.
  Случайно глянув на Ромку - испугался.
  -Ром, ты чего?
  -Выйдем, Алька? - не то попросил, не то потребовал Ромка, разжимая кулаки. - Выйдем? Тут три остановки еще, ничего? Дойдем ведь!
  -Давай.- Согласился Алька, понимая что если о таком пустяке так просят, то значит это совсем не пустяк. Он вначале подумал, что Ромку укачало. Только Ромка, сойдя с автобуса, странно себя по-вел. Не остановился, не стал дышать жадно, а просто сплюнул и вперед пошел.
  -Ром, слышишь?
  -Ненавижу их! - крикнул Ромка, оборачиваясь. - Ненавижу! И этих тоже "ах, он устал, ах, пиво не считается, надо человеку отдохнуть!" Я бы их, Алька, всех поубивал! Сам! Из винтаря всех бы по-ложил! Ты осторожно, тут камни...
  Вниз от рынка дороги почти не было - камни да песок, который Альке в сандалии сразу же набился. И темнело уже, узкая бледная луна на небе появилась. А в Гриндале сейчас луна боль-шая, желтая, и звезды крупные так низко висят, что их рукой достать хочется.... И тепло там. Блин, надо было ветровку взять! Дурацкий Мариенбург! В Белоозерске ночью вообще купаться можно!
  -Замерз?
  Н-н-не оч-чень..- простучал зубами Алька.
  -Потерпи, скоро уже, вон наш дом возле дороги. Видишь?
  В окнах горел свет. И Алька ужасно захотел вдруг чаю, хотя чай не любил, а сейчас захотелось вот даже без конфет, без ничего - просто чаю горячего. Хотя поздно уже, и дед Ромкин наверное спать пошел, свет не выключив...Взрослые всегда рано спят, даже если им не на работу.
  Ромка наощупь отодвинул щеколду.
  -Пошли.
  -Ромк, а собак у вас нет?
  -Нет, не бойся.
  -А я и не боюсь. Жалко, что нету.
  Собак Алька действительно не боялся. Он любил их еще с детства, и мать рассказывала гостям, как в первом классе ждала она сына из школы, а когда прошел час - забеспокоилась и вы-шла искать, и хоть школа была рядом, и дорог близко не было, все равно в голову кошмарные мысли лезли. Но до школы мать не дошла, потому что увидела ненаглядного сыночка возле дома в окружении целой своры бездомных собак. Некоторые псы выглядели совсем не безобидно, и рос-том были почти с Альку, но Алька гладил их всех и бесстрашно совал в клыкастые пасти остатки школьного завтрака. Псы уже махали косматыми хвостами и ставили лапы Альке на плечи, а тот засмеялся, и, упал на землю. Мать закричала, добежала до стаи с палкой в руке, стала махать и то-пать ногами, но ни одна собака не ушла. Они сели кругом, высунув языки, и с интересом смотрели на то, как Алька становится на четвереньки и сам лижет в нос одноухого вожака. А дома Алька не понял, отчего мама плачет, смеется и дает ему подзатыльник одновременно. На каждый день ро-ждения он сначала просил щенка, а потом уже что-то из магазина. И отец был не против, да толь-ко мама предсказывала не хуже гадалки " Максим, значит, уедет, ты с пацанами ускачешь на це-лый день, а собаку выгуливать- кормить я буду? Нет уж, родной, вот будет тебе четырнадцать, то-гда хоть слона заводи!"
  До четырнадцати еще целая вечность! Да и зачем Альке слон? Он хвостом вилять не умеет....
  -Тихо, - шепнул Ромка, входя в дом. - Дед спит уже, наверно.
  -С тобой заснешь, полуночник!
  -Деда, да разве я поздно?!
  -Куда там, рано совсем. Не все сады еще обнес?
  -Деда! Ну, когда я по садам- то? Ну, ты чего? - начал было Ромка, но видно было что и его воз-мущение и дедово ворчание - не всерьез, а будто по привычке.
  -А то никогда, что ли? Проходи уж, приблуда, да обувку не швыряй, для кого я половик стелю?
  -Алька, это дед Гриша. - Объяснил Ромка, разуваясь в тесном, пахнущем яблоками коридоре.
  -Алька, значит? - переспросил высокий старик в синей безрукавке, тельняшке и потертых джинсах (джинсы удивили Альку еще больше чем толстые белые носки вместо тапок) - А по-человечьи это как будет?
  -Александр.
  -Вон оно что...развелось нынче Александров как на собаке блох, раньше-то, помню, все Никиты да Артемы в ходу были...- будто сам себе говорил дед, зажигая свет в коридоре. - Проходите на кухню, оголодали наверно?
  -Да не очень...- смущенно сказал Алька.
  -Кто ж тебе поверит? Руки мойте, вон на полке мыло.
  Рукомойник первый раз видел Алька и стоял растерянно, не понимая где тут кран. Железка какая-то висит, на ней кругляшка...ее, что ли, крутануть?
  -Дай я...- негромко сказал Ромка, прижимая ладонью загадочную кругляшку.
  Полилась вода. Обычная вода, только холодная. Кое-как помыл руки Алька, вытер их жестким по-лотенцем, а на кухне удивился еще раз - нет, не деревянным полам и пучку трав на стенах, а ог-ромной сковородке с яичницей.
  -Деда, куда нам столько?
  -Ешь, пока рот свеж.- Усмехнулся дед, садясь на самодельную табуретку. - Хлеб сами режьте, сей-час помидоры достану. Вам как - салат делать или так погрызете?
  -Погрызем.- Ответил Алька, почувствовав вдруг что есть ему совсем не хочется, а глаза слипаются сами.
  Старенький холодильник "Север" ворчал сердито. У бабушки в Белоозерске был такой же, и на новый она не соглашалась, несмотря на уговоры матери. А отец не уговаривал и не стыдил - просто встал как-то рано утром, поехал в центр и привез оттуда огромную коробку с новым "Пан-теком" внутри и светильником в качестве скидки.
  -Да я смотрю, вы спите уже, орлы...- как сквозь туман донесся голос деда Гриши.
  -Не...- возразил Ромка, открывая глаза.
  -Ну да, второй раз уже вилку в ухо тычешь. Вставайте да по кроватям разбирайтесь, а то будет вам сковородка вместо подушки...
  Кроватей не было. Был огромный диван, на котором пять человек спокойно поместились бы. И письменный стол с магнитофоном. И коробка в углу. И книжные полки над столом, мимо которых Алька не смог пройти.
  -Тебе какую подушку - большую или маленькую?
  -А? Не знаю, какую хочешь...- отмахнулся Алька, листая книгу.
  -Ну, смотри, я на большой спать не люблю.
  -Легли уже? - спросил дед, открывая дверь. - А то, как хотите, а я ложусь.
  -Сейчас, деда!
  -Одеяло-то принести?
  -Да ну, жарко!
  -Это сейчас жарко, а под утро замерзнете как цуцики. Пошли, Ромашка, хоть простыни с полки достанешь.
  Алька еще раз посмотрел на комнату и позавидовал Ромке. Все стены в наклейках, плакатах, ка-лендарях...в принципе и ему никто не запрещал вот так вот комнату украсить, да не догадывался Алька почему-то. Эх, в Гриндале столько журналов было с планерами, вот оттуда бы вырезать картинки, наклеить...Интересно, а куда все делось - журналы, игрушки, все вещи? Дакар у Борьки, наверно. А Борька где сейчас?
  
  После лесных скитаний Алька впервые об этом задумался. Что- то оттаивать в нем начало, особенно после той ночи когда обо всем он рассказал Ромке. До этого он как бы машинально жил- ел, пил, разговаривал, но чувствовал невидимую стену, отделяющую его от остальных ребят. И во сне жил он прошлой жизнью, не осознав еще, что плохо ли, хорошо было в Гриндале, но это именно было и уже назад не вернется, как бы Алька того не хотел...
  А книжка знакомая, еще до школы читаные сказки Киплинга с мангустом и коброй на обложке. Только у Альки обложка целой была, а тут кто-то оторвал уголок, старательно зачеркнул кобру - крест-накрест, несколько раз, и разукрасил Рикки-Тикки-Тавви в зеленый цвет. Еще и страницы карандашом исчерканы, будто попалась кому-то в руки новехонькая коробка карандашей - острых и заманчиво разноцветных, и не хватило терпения найти альбом, блокнот или хотя бы чистый лис-ток.
  Ромка вошел неслышно, успев уже надеть пижаму и носки.
  -Читаешь?
  -Ага.
  Ромка заглянул через плечо.
  -Киплинг...
  -Да я его в детстве читал уже. - Поспешно сказал Алька, боясь что посмеется друг над ним за та-кие детские интересы. - Просто вспомнил...у нас дома такая же была.
  -И я читал....Ну что - будем спать?
  -Да не хочется что-то...
  Сон и вправду ушел. Но Алька все же лег на диван, не выпуская книгу из рук.
  -А ты спать хочешь? - спохватился он, поворачиваясь к Ромке.
  Тот сидел спиной к Альке. Просто сидел и молчал.
  -Ром, слышишь? Ты спишь что ли?
  -Нет.
  -Ром, ты чего?!
  Повернулся, простыней вытирая непрошенные слезы.
  -Ромка...
  -Да нормально все, Аль...
  -Ничего не нормально! Ну что случилось? Ты, что ли, деда боишься?
  -Почему?!
  -Ну, за драку тебе не влетит?
  -Вот еще! Ничего не влетит, он сам знаешь, как дрался?
  Алька фыркнул, представив себе драку дедов. И бабушек на скамейке, за них болеющих.
  -Не веришь? Правда!
  -А чего тогда?- уже серьезно спросил Алька.
  -Да ничего...
  -Ромка, ты мне друг или нет?
  -Конечно нет...то есть, конечно друг!
  -Тогда рассказывай. Я же тебе все рассказал!
  Ромка молчал. Он смотрел на Альку - худого, беззащитного, и так в своем Гриндале много чего насмотревшегося. И рассказывать не собирался, и уже придумывалась отговорка, а вот на книгу глянул - и вырвалось нечаянно:
  -Вовка тоже Киплинга любил...
  Алька ничего не спросил, просто подвинулся ближе и руку на плечо Ромке положил. И от этого жеста будто прорвалось что-то внутри. А может время пришло, то самое время, когда становится невмоготу носить в себе невидимый груз, когда давит он на плечи все сильней и сильней, и сбра-сываешь его с болью - но и с облегчением тоже. Ведь и в корпус попросился Ромка потому, что хотел начать жизнь заново, среди тех кто его не знает, чтобы не было этого липкого учительского сочувствия, которое на переменах перерастает в жадные сплетни.
  
  4. Вовка любил Киплинга, прятки и клубничное мороженое. Вовка был младше на пять лет. А Ромка всегда мечтал о брате, сначала о старшем, а когда подрос и сообразил что так не бывает - о младшем, но только чтоб был обязательно. Мать отмахивалась от этих просьб как от назойливой мухи, а чаще - злилась и кричала, что ей и одного хватает, чтоб он провалился. Нет, Ромка рос не ангелом, но и не хуже других детей, просто был он как две капли воды похож на отца, а с отцом мать то сходилась, то расходилась, и знал об этом весь квартал. Отец когда-то сидел в тюрьме за драку, но к блатным в друзья не набивался и в пивнушке прошлым не козырял. Беда была в том, что деньги в руках у него не держались, любил он сам выпить и друзей угостить на славу, поэтому и работу менял чаще, чем носки. А дома жена встречала руганью, потом выхватывала из постели хнычущего Ромку и уходила к матери в чем была, по дороге объясняя каждому встречному какой Витька козел и сволочь. Потом вроде все наладилось, отец устроился водителем в таксопарк и бросил пить, но стал домой приходить довольный и не голодный, и вроде как запах духов унюхала мать, а после сказали ей добрые люди, что Валька-буфетчица из придорожной кафешки на стоян-ку зачастила с судками да тарелками. Мать выругалась, и решила, что никакой Вальке она мужа не отдаст. "Я его тянула?" - спросила она у играющего Ромки. "Кормила-обстирывала, а эта ла-худра на готовенькое хочет? А вот шиш ей с маслом, а не Витька!"
  Вечером вместо драки был вкусный ужин, и мать в новом платье суетилась вокруг отца, хотя от того ощутимо пивком попахивало. А через девять месяцев сбылась мечта Ромки - Вовка родился, и отец забыл про буфетчицыны пирожки. Счастлив был Ромка, и сидел с братом без на-поминаний, даже смесь молочную сам приносил из магазина. Позже для игрушек Вовкиных осво-бодил коробку, и играл вместе с ним, и брал с собой на улицу, в кровь разбивая носы тем, кто дразнил его нянькой, а если старше и сильнее был обидчик- то набивал карманы камнями и подка-рауливал его обязательно где-нибудь в чужом дворе. Но обидчиков с каждым разом меньше ста-новилось, и скоро все пацаны знали, что вон того сопливого шкета лучше не трогать и шарики у него не отбирать, это Ромки Дегтярева брат, ну его в баню.
  Вечером читали вместе, точнее читал Ромка, а Вовка лежал рядом на полу, заглядывая в книжку. И даже любимый грузовик отдал Ромка брату на растерзание - не жалко, чего там, играй, Вовчик...
  Делился всем - игрушками и сластями, а потом и едой пришлось делиться. После получки отец в пивнушку зашел и встретил там старого недруга, с которым неизвестно что в тюрьме не по-делили. Был недруг пьян, и не успевший позавтракать Витька захмелел с первого же стакана. То да се, слово за слово - и началась драка, впрочем, без злости особой бил Ромкин отец, даже сдер-живал себя, но и оскорбление мимо ушей пропустить не мог. И ударил несильно вроде, но ку-выркнулся противник, упал, да так и остался лежать на заплеванной площадке. О поребрик бетон-ный стукнулся он головой, вроде бы несчастный случай, только не было в пивнушке никого, кто отца знал, а полисмены судимость припомнили. Пять лет общего режима - для блатных срок не-большой, а Витьке этого за глаза хватило. Отправили его на северный Канагир руду добывать, а мать на следующий день после суда развод оформила. Но с деньгами совсем плохо стало, с девя-тью классами образования хорошей работы в Мариенбурге и с лупой не увидишь. Через месяц дед Гриша наведался на внучат посмотреть и увидел, как Вовка сухарь грызет, а Ромка, глотая злые слезы, пытается в холодной воде братовы запачканные штаны отстирать. При этом он на су-харь пытается не смотреть, потому что последний он, а мать насчет работы будто бы к подружке ушла, и нет ее уже четвертый час. Выругался дед, ребят на руки подхватил - и в машину. По доро-ге рассказал ему Ромка, что от матери все чаще ликером попахивает, и пусть это не пиво, но все равно страшно, особенно когда плакать она начинает и причитать - зачем, мол, я вас нарожала, уж лучше бы в приют сдала и жила бы себе спокойно. И снова материл дед непутевую дочь, а потом замолчал и у ближайшего ларька тормознул. Из всех купленных харчей только пельмени до дому доехали, и то потому, что в машине нельзя было их сварить. И заснул Вовка прямо в машине, го-лову на Ромкины колени положив. А дед на следующий же день стал добиваться опеки, только вот годы были уже не те, чтоб двоих пацанят поднять. Нет, Григорий Власович в своих силах был уверен, но судьям разве докажешь? Пролистали они ворох справок и решили, что один из братьев с матерью жить должен, ведь никто из соседей пьяной ее не видел, да и на работу она сумела уст-роиться - продавщицей в новом магазине. Спросили Вовку: "С кем ты хочешь жить?". А что Вов-ка...малой еще, ему и у деда хорошо и по мамке он скучает. Вот и сказал: "К маме хочу!" Так и вышло - младший брат стал у матери жить, а старший у деда. Не забыл Ромка те продукты, да и казалось, что одного-то мать прокормит без труда, что получше Вовке с ней будет. И ведь никто не запрещал им видеться, играли вместе с утра до вечера - подумаешь, три остановки на трамвае проехать! Не хватало Ромке тех вечеров с книгой, да и то выход нашли - на выходных ночевали то у деда, то у матери. Не то, конечно. Совсем не то. Но ведь и матери одной плохо было бы...
  А мать уже не одна была. В гости стал Борис Семенович захаживать, тот самый, что ее на работу пристроил. И пошли пикники- шашлыки да веселые компании на природе. В тот день как раз теплая была погода, самое начало июля - и не жарко еще в Мариенбурге и не холодно. А Ром-ка накануне пять порций фруктового мороженого слопал, и конечно простудился, и дед вместо поездки на шашлыки заставил его горло содой полоскать и дышать над картошкой. Сидел Ромка, носом шмыгал обиженно и ждал, что Вовку сюда привезут. Но мать не привезла - не хотелось ей с отцом встречаться и морали слушать, потому что не одобрял отец солидного Бориса еще сильнее, чем Витьку-хулигана. Поэтому вместе с матерью на пикник поехал Вовчик - шестилетний ребе-нок, которому скучно было среди пьющих и жующих взрослых. Наспех проглотив свою долю шашлыка, прихватил он со стола бутылку лимонада, сунул в карман Борисом Семеновичем протя-нутую шоколадку и пошел гулять. Пятеро взрослых было, и никто на ребенка внимания не обра-тил. Каждому хотелось своей доли веселья - а для чего еще собрались? И из багажника уже доста-вали гитару, перевязанную салатовым бантом, а мать притворно возмущалась неостроумными комплиментами, которые ей отвешивал перепивший коньяка Кеша. Был Кеша глуп и пьян, зато в два раза моложе Бориса, и эта зараза Сонька из продуктового отдела уже строила ему глазки, на-легая грудью на раскладной столик. Нескладная Вика презрительно смотрела на них и завывала под гитару бардовские песни двадцатилетней давности в надежде, что Борис это оценит. А через пять минут спасатель на пляже завопил: "Чей ребенок?!" и первым его услышала замолчавшая Вика, она же и вспомнила, что вроде бы с Галькой был ребенок, вроде бы с ними ехал. Мать бежа-ла уже по песку в нелепых выходных туфлях, кричала истошно, а Вовка спокойно лежал на пес-ке, зажав в руке шоколадку. Пустая бутылка из-под лимонада подпрыгивала на волнах, совсем не-далеко от берега. И спасатель, совсем молодой парнишка, виновато развел руками, а потом сказал жестко: "Что ж вы, мамаша! Смотреть надо было!"
  Ромка не кричал и не плакал. Он просто окаменел. Все видел, все понимал, но не говорил ни слова, и есть не мог. Молоком поил его дед, зубы лезвием ножа разжимая, но назад лилось то молоко, потому что разучился Ромка глотать. Ему казалось - молоко черное. И небо черное. И черные люди говорят ему что-то. Вовка, где Вовка? Это не он, это бледная кукла в ящике, пусть придет Вовка, мой брат, вы слышите?! Они такие глупые, Вов, они положили куклу в красный ящик и говорят что это ты! Говорят что ты умер, вот смешно, правда? Маленькие не умирают, только старые, а ты же не старый, ты совсем маленький, Вовка...брат мой...братишка...
  Совсем не больно кололи в вену. Черные халаты. Черные деревья. И тьма вдруг нахлынула, укута-ла с головой. Куда вы меня? Зачем? Отдайте тьму, там Вовка, я его видел, он просто играет в прятки, а вы, глупые старые взрослые, ему поверили...
  В больнице Ромку кормили искусственно, и все время делали уколы. Когда он вышел, небо из черного стало просто серым. Дома он высыпал из коробка Вовкины игрушки и стал вытирать с них пыль. Он складывал в коробку разбросанные детали от конструктора, чинил роботов и стара-тельно привинчивал колеса к машинкам. Дед сел рядом - осунувшийся и похудевший, он гладил Ромку по голове. Но Ромка помнил, что если бы не дед, то он бы вместе с Вовкой поехал на пик-ник. И он клеил разорванные книжки, только руки чуть дрожали. А потом дед сказал, что пойдет на рынок. Он, мол, быстро, можно не закрываться.
  Ромка собрал все игрушки обратно в коробку и закрыл дверь - тщательно, на два замка.
  Ты где, Вовка? Ты не прячься, слышишь? Я починил твои игрушки, я больше не буду называть те-бя балбесом и драться подушками! Выходи, Вовка! Ты выиграл!!!
  Дрожащими руками Ромка снял штаны. И прохладная змейка ремня скользнула в ладонь.
  Ремень весной покупали...Ему ремень, а Вовке - шапку с козырьком.
  -Ты выходи, Вов...- попросил Ромка уже вслух. - А хочешь...хочешь я к тебе приду?!
  Заторопился, накидывая ремень на трубу в ванной. Залез на бортик, тихо булькнула в тазу упав-шая бутылка с шампунем. И страха почему-то совсем не было, только холодок внутри, будто с де-рева прыгать он собрался. И мурашки по коже ледяной россыпью. А чего бояться? Там ведь Вов-ка...
  Быстрее, чтобы не передумать, накинул на шею холодную петлю.
  Я иду, Вова! Ты подожди чуть-чуть! Скоро опять вместе будем... подожди, я сейчас...
  Зажмурил глаза, и ясно вдруг увидел Вовку. Лопоухого, в любимой синей майке с динозаврами и перепачканными зеленкой локтями. В ответ на его щербатую улыбку улыбнулся, шагнув вниз.
  -Ромка-а-а-а!!!!!
  Дед забыл кошелек, а может, и догадался. Хлипкая дверь в ванной не выдержала - слетела с пе-тель.
  -Ромка, дурак, ты чего удумал?! Одни мы остались, а ты?!
  Ромка открыл глаза и с отвращением посмотрел на деда.
  -Сам дурак. Пустил бы тогда - Вовка живой бы был...
  А к дому уже неслась скорая, пугая пешеходов завыванием сирен. И снова - больница. Там Ромка понял, что дед не виноват. И что Вовку не вернуть, хоть сто раз вешайся. Через неделю он сам за-брал документы из школы и подал заявление на учебу в Императорском корпусе имени маршала Кутепова. А на вопрос о родителях ответил Борку коротко: "Дед".
  
  -Он и правда ведь не виноват, Алька. Он хороший. Это я так тогда, по глупости ляпнул.
  -А...она как?
  У Альки язык не поворачивался сказать такое простое слово "мама". Но Ромка его и так понял.
  -Не знаю. Я к ней не хожу. Игрушки только дед забрал, общие. А так...я ее забыл, Алька. Понима-ешь? Забыл. И вспоминать не хочу.
  -Понимаю...
  На самом деле Алька понимал только то, как ему повезло с мамой. И с отцом тоже. Пускай даже мама ворчала, запрещала бегать босиком и отвешивала в сердцах звонкие подзатыльники - все равно она была мамой, самым родным человеком, который никогда не предаст и не обманет. Отец вообще замечательный...и чего Алька на него злился? Дурак был потому что.
  Если бы не ночь - точно пошел бы Алька в больницу. Просто чтобы маме сказать, какая она у него хорошая...
  -А у тебя классная мама. - Сказал вдруг Ромка, будто мысли читая.
  -Классная. - Неловко признался Алька, укрываясь простыней.
  -А отец какой?
  -Сильный. И смелый. И добрый...
  -Да ну, не бывает таких!
  -Бывает!
  По-взрослому усмехнулся Ромка, и посмотрел на Альку как на первоклассника.
  -Сначала все они добрые....Скажи еще - не бил он тебя ни разу!
  -Ну...было. - Сознался Алька.
  -Вот видишь!
  -Ну, так я же...
  -Что - тоже за мамку заступался? - жестко спросил Ромка, так завертываясь в простыню, что толь-ко пятки торчали.
  -Да нет!
  -Ремнем били, да? Или проводом?
  -Ремнем...- вздохнул Алька.
  -Это ерунда, проводом в сто раз больней. - Деловито сказал Ромка.
  От обыденной этой деловитости Алька поежился, будто его самого - проводом, беспощадно, пря-мо по телу....
  -А под кровать ты прятался?
  -Зачем?
  -Ну, чтоб не достало.
  -Ромк, да чего ж ты такого наделал?!
  -Ты не думай, батя не всегда такой был, он по пьяни только с катушек срывался.- Повторил Ромка чьи-то слова. - А тебя самого за что?
  -За дело. - Зризнался Алька, и покраснел даже, хотя год уже прошел, целый год с тех пор как он с Борькой пошел гулять и наткнулся на тех пацанов. Были они старше, и курили за складами, спле-вывая в густую траву, а самый маленький спрятал было за спину сигарету, пока не увидел, что не взрослые идут, а такие же пацаны. Сначала старшие хотели Альку прогнать, а Борьку за какие-то мешки с сахаром отлупить, но потом вроде передумали. Самый главный назвался Артуром и с за-говорщическим видом показал Альке горсть патронов.
  -Сменяем?
  -На что?- спросил Алька, осторожно перебирая желтые цилиндрики.
  -Норда две пачки - и забирай
  -Так я ж не курю!
  -Ну, достань, не умеешь что ли?
  Алька не умел.
  -Шляпа с рюхами! Эй, толстый, а ты сменяешь?
  -Этот все сменяет.- Уважительно сказал маленький. - Хоть слона.
  -Была б охота за две пачки барахло брать...
  -Барахло?! - возмутился Артур, тыча под нос Борьке грязную ладонь. - Да ты глянь, товар первый сорт!
  -Я таких сколько хошь на полигоне наберу. За бесплатно.
  -Так то стрелянные! А эти в костер кинешь - во как жахнет!
  Борька лениво грыз конфету, и даже от Артура отвернулся.
  -Полторы пачки - сказал он, не поворачиваясь.
  -Сколько?!
  -Сколько слышал.
  -А не лопнешь?
  -А ты не отравишься?
  -Это...щас, короче, вы тут постойте!
  Артур отошел и стал о чем-то спорить с долговязым пацаном. Алька так понял, что это долговя-зый патроны достал, и что их там еще много, почти целый ящик.
  -Борь, а зачем тебе?- шепотом спросил он.
  -Да не мне, типу одному с Береговой. Он просил. На тушенку сменяю, пусть мамка продает.
  -А ты сам продай.
  -Не, у него консервы только, он их с завода тырит, понял? А мне деньги нужны, я ж на арбалет со-бираю.
  Артур вернулся, вытирая пот со лба.
  -Ладно, жучила, твоя взяла. Давай сигареты.
  -Может тебе еще штаны отдать?
  -Не понял?!
  -Проверить надо сначала
  -Да ты что, так не видишь что не стреляные?
  -А может негодные?
  -Да чтоб мне лопнуть - целые!
  Борька снова отвернулся.
  -Пачку тогда. Потому что риск. Если негодные, где я тебя найду?!
  -Сам ты негодный! Лешка, давай костерок, щас проверим!
  Костер разожгли быстро, брызгая на обрывки картона из мятой консервной банки. Обрывки от этих брызг горели как бешеные.
  -Кидай, проверяльщик!
  Борька зажмурился и не докинул.
  -Мазила!
  -Арт, дай мне, я попаду!
  -Нет уж, сам хотел пусть сам и кидает!
  Со второго раза Борька попал. Патрон взорвался так здорово, что захотелось и второй кинуть. И третий... А потом долговязый Серега махнул рукой и разрешил все кидать - мол, завтра еще бу-дут. И Алька терпеливо ждал своей очереди - после Джона и до Пашки, совсем скоро...Увидел, как улепетывает Борька, выбрасывая патроны из карманов, и только тогда понял, что за взрывами не услышали они шагов сторожа. За шиворот подняли Альку - и в сторожку отволокли. А там Максим Травушкин собственной персоной сидит, чай пьет. Кто же знал, что Алькин отец со сто-рожем дружит! Алька, например, не знал. Услышав про патроны, отец рассвирепел. Неумело рвал новехонький ремень с тяжелой белой пряжкой, замахивался и опускал со свистом на худую Аль-кину спину. А Алька даже не ойкнул - стоял, бледный как мел, и только руками лицо прикрывал, хотя отец по лицу не бил вовсе. "Дурак! - кричал отец.- Кретин! Идиот! А если бы рикошет?! Осел недоделанный! Мало случаев, что ли? Придурок!"
  С каждым выкриком удары становились слабее. А потом отшвырнул Максим ремень и заплакал. Прижал к груди Альку, который так и не шевельнулся, и все повторял "прости...ну прости, Алька, я не хотел, сына, ну башкой же думать надо, ну куда бы мы без тебя, не дай бог..." И Алька вна-чале обиду держал, уворачиваясь и крутя головой, а потом и сам носом зашмыгал. По пути домой рассказал отец, что от таких вот испытаний бывает. И матери ничего не сказали оба, только после этого неделю Алька сам книги читал. Отец заглядывал в спальню, вздыхал виновато, и уходил на кухню пить до черноты заваренный чай. А через неделю Алька сам пошел на кухню и проворчал "Читать-то когда будешь? Я, между прочим, до верхней полки не достаю!"
  -Везет тебе...- тихо заявил Ромка, выслушав историю про патроны.- Везет. И не спорь даже. Ну что, Аль, давай спать наверно...
  
  
  Дед Гриша оказался прав - без простыней замерзли бы Алька с Ромкой. И так уже друг к другу прижались, сообразив сверху покрывало накинуть. Сразу теплей стало, и уснули оба момен-тально. Только томик Киплинга Ромка вместо полки под подушку себе положил.
  -Подьем, хлопцы!
  - Отстань...- проворчал Ромка, дрыгая ногой.
  -Вставайте! Вам в корпус ко скольки?
  -К двенадцати.- Не открывая глаз, буркнул Алька, натягивая на голову покрывало.
  -Водой оболью!- пригрозил дед. - Завтрак на столе, а они дрыхнут!
  -Деда, ну успеем, дай поспать...
  -Ладно, я предупредил!
  Шаги. Тяжелый запах табака возле Алькиного лица. Брызги. И Ромкин возмущенный вопль, от которого Алька окончательно проснулся.
  -Так, да?! Это ты внука-то?! Родного?!
  -Ложиться надо вовремя! До ночи, небось, болтали?
  -Ну, дед! Ну, все! Ну, вот попросишь ты меня в магазин сгонять!
  -Неужто не сгоняешь?
  -Да никогда!
  -Ну вот и хорошо. - мирно сказал дед Гриша, усаживаясь на табуретку. - Деньги целее будут.
  -Чего? - оторопел Ромка, сворачивая простыни. - Какие деньги?
  -Бумажные, ясное дело. Нинка говорила, сегодня в "Зарницу" палочки завезли...
  -Кокосовые?!
  -А то какие ж еще. Ладно, дуйте умываться - мясо стынет.
  -Деда, а хлеб у нас есть? - заискивающе спросил Ромка.
  -Есть.
  -А хватит?
  -Что ж вы - три булки оприходуете?
  -А сахар есть?
  -Ты же чай не пьешь!
  -Так ты...
  -А мне и с медом сладко будет.
  -Де-еда...
  -Чего тебе еще?
  -Может, мыла купить? - совсем уж жалобно спросил Ромка. - И Алька лимонаду хочет...
  Алька обалдел от такой бессовестной лжи и стукнул Ромку кулаком в бок.
  -Алька? Лимонаду? - хитро переспросил дед.
  -Ну да! Ты же сам говорил, что гостей угощать надо!
  -От хитрован, а! И в кого только такой уродился?! Дуй за своими палочками, нечего хвостом кру-тить. Да лампочку купи, вчера в туалете перегорела.
  -Ура-аа!
  Ромка перекувыркнулся на диване и встал на голову.
  -Алька, смотри - я йог!
  -Оболтус ты! Сумку не забудь, или в карманах понесешь?- хмыкнул дед, подбирая упавшее по-крывало.
  -Деда, а дай баллон, а?
  -Это еще зачем?
  -Да так, на всякий случай...
  -Квас вон в холодильнике стоит.
  -Да я не за квасом!
  На ухо деду что-то шепнул Ромка, и тот головой покачал, но баллон трехлитровый из кухни при-нес, и даже крышку к нему дал.
  -Пошли, Алька!
  Выскочили во двор и зажмурились от не по-утреннему ярких лучей солнца.
  -А далеко идти?
  -Не, тут рядом.
  Узкие пыльные улочки напомнили Альке Белоозерск. Он и не думал, что в столице такие вот дома бывают- с покосившимися заборами, номерами не по порядку и ленивыми кудлатыми собаками, которые только морду из будки высовывали, но не гавкнули ни разу.
  -Как в деревне...- сказал вслух Алька.
  -Похоже, да? - отозвался Ромка, пиная неизвестно кем брошенную половинку футбольного мяча.- Еще в прошлом году расселять хотели, да не срослось что-то. Не, тут классно, только деду тяжело уже. Тут же ни дороги нормальной, ни почты, ни телефона. А вверх идти зимой знаешь как? Вот вниз здорово - я на санках почти до остановки докатывался!
  -Ромк, а у вас что - воды нет?
  -Почему? - удивился Ромка. - А, ты про умывальник? Так это дед так придумал. Вода есть, да она только утром и вечером идет. А в умывальнике когда захочешь, только носить надо, ну вот он и сделал. Ты, говорит, как черт чумазый после своих гулянок приходишь, да еще с ногами на диван, я до вечера такого негра терпеть не собираюсь, мойся давай...
  До магазина дошли так, разговаривая, и купили палочек- длинных, золотистых, кокосовой белой стружкой сверху обсыпанных. Ромка не выдержал - рванул завязанный пакет, выхватил одну - и в рот. Захрустев, спохватился:
  -Бери, Алька! Знаешь, какая вкуснятина!
  -Спасибо...
  Палочки и впрямь вкусней конфет оказались, вкусней бабы Катиного печенья - сладкие, хрустя-щие, чудо, что за палочки в Мариенбурге!
  -Домой-то донесите... - сказала им продавщица, убирая с весов то, что в пакет не поместилось.- А руки-то мыл, Роман?
  -Мыл. - Честно ответил Ромка, доставая из пакета столько, сколько в ладонь набралось.
  -Врешь, небось. Гошка вон тоже - мыл да мыл, да глаза честные такие, и руки вроде ж мокрые, а я на полотенце глянула - батюшки, как слоны по нему топтались! Деду привет передавай, слы-шишь?
  -Ага.
  Палочки в пакете будто таяли - уже половины не было. Вспомнив, Ромка зазвенел мелочью и ку-пил лампочку. Альке уже совестно было, но он оторваться не мог. Вот сейчас только эту, поло-манную, доем...и эту, все равно она короткая, корявая какая-то...и присыпку сьем, ух вкуснота какая!
  -Пошли, Аль, нам еще в одно место надо! До свиданья, теть Нин!
  -До свиданья!
  Обошли магазин, а за углом - бочка. Желтая, с белыми буквами на боку. И очередь из ребятишек еще помладше Альки.
  "Молоко..." - прочитал Алька и разочаровался. Молоко он с детства не любил. Сразу простуда вспоминалась и противные толстые пенки, которые Алька тайком за диван выплевывал, чтоб не глотать. Неужели Ромка это любит? Во чудак! Лучше бы палочек еще взял, как раз на килограмм хватило бы...
  Лысый дядька в белом колпаке запускал в бочку половник, и оттуда тонкой струйкой ли-лось что-то белое - в кружки, бутылки, баллоны и кастрюли, в любую тару, которую ребятня у ро-дителей выпросила.
  -Сгущенка... - почти шепотом сказал Ромка, сглатывая слюну, и наблюдая как белая струйка ста-новиться все тоньше, будто тает под жарким мариенбургским солнцем.
  -Сгущенка?! В бочке?!
  -Ага. Каждое воскресенье привозят. И дешевле, чем в банках.
  -Следующий!- весело крикнул дядька.- Крышки не забывайте, оглоеды! Или за вас Император ду-мать будет?!
  Рыжий пацан отходил медленно, прижимая к голому пузу драгоценную бутылку. За ним по земле тянулась цепочка белых капелек, и осы уже облепили сладкие следы, пируя прямо под но-гами очередников.
  -Следующий!
  Алька вдруг остро, до щипания в носу пожалел, что он родился не в Мариенбурге. И карты здесь, и сгущенка вот так на разлив, будто квас...везет же! В Гриндале был молзавод, но тамошняя сгущенка годилась только для кофе - жидкая, водянистая какая-то, бледно-желтого цвета. Настоя-щую сгущенку в синих баночках отец получал с пайком, два раза в месяц. Одна баночка тут же выдавалась Альке, а остальные прятались матерью где угодно, только не на кухне. Алька честно отмерял, сколько он съест сегодня, а сколько завтра, но не выдерживал - поминутно бегал к холо-дильнику, стараясь чтоб мама не услышала. Откроет, вытащит полегчавшую уже банку, зачерпнет, сунет в рот ложку, и думает- то ли обратно в холодильник, то ли еще чуть-чуть...а, ладно, там еще много! А потом жадно пил из-под крана холодную воду, и плюнув на все, перетаскивал банку к себе в комнату. Засыпал довольный, но наутро прикидывал: "Так, на кухню мама не ходила, на балконе сейчас жарко, в холодильнике нет, значит, точно в зале спрятала!" И дождавшись, пока мать уйдет к тете Гале, лез в шкаф, ощущая себя отважным разведчиком. Ох, и доставалось потом разведчику, когда мать решала побаловать домочадцев своим фирменным тортом! Но сгущенку от этого Алька не разлюбил...
  -Следующий! Открывайте крышки, не задерживайте!
  Ромка подставил баллон.
  -Не обьешься, малой?- подмигнул ему дядька.
  -Так я ж с другом!
  -Ну, тогда другое дело! Держи крепче!
  Полилась сгущенка белой толстой струей, под самое горлышко продавец налил, не пожалел. До-мой баллон несли по очереди, Ромка даже ос забывал бояться.
  -Купили-таки! - всплеснул руками дед. - От так! А кому я, спрашивается, борщ варю?!
  -Деда, ну какой борщ!
  -Наваристый, с мясом, с картошкой молодой! И сметана есть! Алексашка, ну хоть ты будешь есть?
  -Вот его и корми! - крикнул Ромка, исчезая в комнате.- А меня не надо, я уже кормленый!
  -Драть тебя некому, Роман Викторович... - проворчал дед, снимая сине-белый передник. - Драть, да еще и кричать не велеть. Я ему стараюсь, борщ варю, а он мне что? В другой раз сам квасу по-хлебаю, помидор съем, а ты хоть до ночи ходи себе голодный...
  -Дед, ну чего ты как маленький! Нас же в корпусе кормят!
  -Знаю я вашу кормежку приютскую! Там, небось, крупинка за крупинкой бегает с дубинкой. Ешь, Ромашка, кому сказано! Не убегут твои палочки! Как чуял, что не надо было денег давать! И отку-да только та сгущенка взялась, утром же еще не было...
  Кое-как поели мальчишки, чтоб только деда не обижать. И - в спальню, макать палочки в сгущенку и есть до тех пор, пока и смотреть на нее не захочется.
  -Уфф...объелся...
  -А я, думаешь, нет?
  -Кайф...
  Неловко поднялся Ромка с пола, на верхнюю полку полез.
  -Помнишь, я тебе за наконечники одну вещь обещал?
  -Ну?
  -Держи!
  -Ничего себе... - выдохнул Алька, в ладонях держа корабль с деревянной обшивкой и парусами.- Ух ты, да тут экипаж!
  -Нравится? - уточнил Ромка.
  -Еще бы! Только я это, Ром, не возьму.
  -Почему?! Смотри, тут человечков доставать можно и играть! Ты же мне наконечники подарил - я взял, а ты чего?
  -Подумаешь, наконечники! Ты банку только найди нормальную, я тебе таких штук сто сделаю. А это...это настоящий же...
  Белые паруса. Человечки - не штампованные, как в "Детском Мире", а у каждого свой кос-тюм и свое выражение лица. Вон, у боцмана с трубкой даже морщинки видны...
  -Бери, не бойся! У меня еще есть!
  Из коробки Ромка достал такой же корабль, только с черным пиратским флагом. И человечки у него были посвирепей.
  -Ух ты!
  -Ну, берешь? А то сломаю, честное слово! Я так и думал с самого начала, чтоб у тебя был и у ме-ня, а то одному играть неинтересно!
  Алька осторожно потрогал боцмана и провел пальцем по парусу.
  -А от деда тебе не влетит? - спросил он, уже сдаваясь.
  -Не влетит.- Заявил дед Гриша, появляясь в комнате.- Дед, если хочешь знать, не последний день живет на свете. Он таких вот красавцев целую флотилию наделает, было бы для кого....
  -Это вы, что ли, сами?- не поверил Алька.
  -А то кто же! В магазинах такое не купишь. В детстве мы планеров-то ваших не знали, а фрегат от каравеллы любой сопляк отличал. И паруса знали, и корму с баком не путали...да...Лодку как-то затеяли строить - я, да Толик Вихров, да Никита Глущенко...
  -Построили?
  -А то нет, что ли? Все лето возились. И вниз по Двину успели еще сходить.
  -Сплавать, что ли? - уточнил Ромка.
  -Эх ты, крыса сухопутная, хоть и внук! Плавают дети в ванной да утята в луже, а моряки ходят! Влетело нам тогда, это да...мы же мамке-папке ни слова, сухарей торбу насушили и вперед...
  -Алька, ну берешь? Пошли тогда в ванну, сыграем!
  -В ванну? Это как?
  А увидишь! Деда, можно вентилятор взять на минутку?
  -Бери, мореход. Да на место поставь, а то после твоих игр ничего не отыщешь.
  -Когда это?!
  -А прищепки кто снимал, а назад не повесил?
  Не я, дед! Да зачем они мне, сам подумай?
  -А нечего тут и думать... - ворчал Григорий Власович, доставая из шкафа переносной вентилятор.- На кого еще? Кабы у них, прищепок, ноги были, тогда конечно...А кабы они говорить умели, так точно я б узнал, какой это умелец их в холодильник засунул...
  -Это я в прошлом месяце с Гошкой в дикарей играл.- Признался шепотом Ромка. - Мое племя продукты на бусы выменивало, а тут бац - в корпус пора, ну я и забыл. Ну что, играем?
  -А как?
  -Давай на корыто вентилятор цепляй. Там, за дверью, розетка. Твои будут купцы, а мои пираты, ага? Ну, вот мы типа плывем, и вы плывете, а мы вас всех на абордаж и в рабство продали...
  -Это еще почему?!
  -Так мы ж сильней!
  -Фигушки!
  -Мы пираты, нам положено!
  -А мы...а у нас...у нас чемпион по боксу плывет, он вас всех одной левой!
  -С пушек вдарим, сдавайтесь лучше!
  -Имперцы не сдаются!
  -Левый борт, огонь!
  -Надерем им зад, Джонни!
  -Ах так, да! Так нечестно!
  -Мы сами вас на абордаж! Ага, сьели!
  -Пленных не брать!
  -Эй, ты куда вентик повернул?!
  -А ветер поменялся!
  -В вашу-то пользу?!
  -У деда вон спроси - на море так бывает!
  -Чур, я пока не играю! Я сейчас!
  -Эй, так нечестно!
  -А вентик честно убирать?
  -А откуда у пиратов винтовки?!
  -Море принесло!
  -Чего-чего?
  -У деда спроси - так бывает! Берегись!
  -Все, черепахи дохлые, вы попали!
  -Ой, испугались!
  -Вы трупы, ясно?
  -Сами вы трупы, щас я твоего капитана заколпеню!
  -Вперед, громилы, порвите их!
  -Огонь!
  -Какой огонь, у вас вообще пушек нет!
  -Есть! Замаскированные! Огонь!
  -Правый борт, не жалеть снарядов!
  -Бабах!
  -Уа-а-ау! Плюх! Все, твой убит!
  -Мы отомстим, Том! Сдавайтесь, уроды пиратские!
  -Бабах! Бам! Бенц! Осколком в глаз тебе!
  -Ха-ха, он у меня все равно стеклянный! На тебе!
  И ветер гнал корабли по большому корыту, раздувая белоснежные паруса. И пиратский флаг сорвал уже Ромка с мачты, размахивая им, и строя свирепые рожи. Оба забрызганные, в мок-рых майках, а потом и вовсе с ногами в корыто влезли, помогая своим кораблям. Крепко, на со-весть делал парусники дед Гриша. Обычные игрушки от многочисленных "абордажей" давно раз-валились бы, а у этих даже мачта не скрипнула.
  -Ага, попались?!
  -Кончайте бой, адмиралы. В приют пора.
  -Уже?!- огорченно спросил Алька, вылавливая человечков.
  -Дед, ну сколько тебе говорить - не в приют, а в корпус!
  -Что пеньком по сове, что сову об пенек-все одно, Ромашка. Не дома - стало быть, в приюте, хоть дворцом его называй. Тряпка вон на полу, подотрите за собой.
  В пакете уносили мальчишки два десятка пирожков с ливером, бережно завернутых дедом в чис-тую тряпицу, парусники да игру какую-то, которую уже обутый Ромка из коробки вытащил.
  Как взрослому, дед Альке руку протянул.
  -Ну, Алексан, бывай. Еще придешь-то?
  -Приду. - сказал Алька, пожимая твердую мозолистую ладонь.
  -Ну смотри, жду. Бывай, Ромашка. Постой, на вот тебе...
  -Да зачем?- замотал головой Ромка, отказываясь от синей пятидесятирублевки. - Тебе самому еще до пенсии сколько?! Две недели же!
  -Бери, говорят. - сердито сказал дед, засовывая купюру в карман Ромкиных штанов.- Запас карман не тянет. Когда мороженку съешь, когда палочками побалуешься. А пенсию мне одному что - со-лить, или с квасом есть?
  -Я ему в куртку сунул.- сказал Ромка уже на улице. - Чудак...Он как-то прямо к Борку пошел уз-навать, чем курсантов кормят, представляешь?
  -Мировой у тебя дед.
  -Правда?
  -Слово!
  -Ты не думай, он не всегда такой...ну там борщ варит, фартук надел. Это потому что бабки нет. Вон, теть Валя в прошлом году все к нему ходила, пирожки пекла.
  -Зачем?- не понял Алька.
  -Жить хотела. Ну, вместе, как замуж. Отказался. Чудак... - уважительно повторил Ромка, надку-сывая пирожок. - А у тебя, Алька, дед есть? Он кто?
  -У меня бабушка. - Лбъяснил Алька. - В Белоозерске. Я к ней ездил. А дед...а деда я, Ромка, не помню. Да и не было его, наверно. Папу баба Катя поздно родила...для себя.- вспомнил он вдруг подслушанный родительский разговор.
  -Автобус! Бежим!
  С колючкой в ноге бежал Ромка, отчаянно размахивая пакетом. А автобус уже от остановки отъе-хал.
  -Эй! Стой!
  Алька рядом, не отставая. И за поручень одновременно ухватились. Хорошо хоть остановился ав-тобус- то ли Ромкины крики водитель услышал, то ли кто-то из пассажиров попросил остановить-ся.
  -Успели... - выдохнул Ромка, ставя пакет на пол.
  -Ага...Времени-то сколько?
  -Дядь, сколько время, не скажете? Без пятнадцати, Алька. Успеваем. А вот если бы прозевали-ох и влетело б!
  -В карцер бы посадили?
  -Скажешь тоже! Просто в другой раз увольнения бы не дали. Ты смотри, если вдруг трамвай сло-мается, или автобус, или еще что - справку бери, почему задержался. Без справки никак.
  -А дадут? - засомневался Алька.
  -Попросишь - так и дадут. Мне водила на газете справку писал, и то прокатило. Борк мужик миро-вой, конечно, но порядок любит...
  
  Справку на этот раз им брать не пришлось. Успели. Даже с пятиминутным запасом вбежа-ли в корпус, чуть не сбив с ног неповоротливого Фельку.
  -Господин капрал, курсанты Дегтярев и Травушкин из увольнения прибыли, замечаний не имеют!
  -Вольно.
  Внимательно смотрел на них Борк, но мазь и впрямь чудодейственной оказалась - синяки на лице сошли, а те, что под майками - не в счет, кто их увидит.
  -Можете приступать к занятиям. Травушкин, ты ордер показал?
  -Так точно, господин капрал! Я его у мамы оставил!
  -В следующий раз ключи отнесешь. Ладно, свободны.
  По расписанию - история. А за ней общеимперский язык, и опять Алька стоял у доски и делал ошибки. Ромка старался - изо всех сил подсказывал, поднимал листок с правильным отве-том, но Клаус отворачивался нечасто.
  -Садись, Травушкин. Два.
  Алька вздохнул и поплелся на место.
  -А вы, Дегтярев, так хорошо все знаете? Тогда - прошу...
  Ромка тройку получил. И на Альку глядел даже чуть виновато, будто извинялся.
  -Стыдно, господа. Стыдно и позорно не знать родного языка! Гриндальцам всяким там прости-тельно не знать, но вы! В Мариенбурге, в сердце Империи! Хороши курсанты! Глаза б мои вас не видели!
  -Лучше б стрелять учили, чем эту ерунду... - угрюмо сказал Гэрик.
  Тихо совсем сказал. Но Клаус его услышал.
  -Что ты сказал, Туманов? Ах, стрелять! А династию Соллансенов вы когда мне сдадите? А? Не слышу! Вам не то, что оружие - палку нельзя доверять!
  Гвоздь вдруг отозвался с задней парты - громко так, издевательски.
  -Вы ему рогатку дайте, капрал! Во навоюет!
  -Вас еще не хватало, Гвоздев... - мирно сказал Клаус, открывая журнал. - Так, все открыли тетра-ди, пишем заголовок "Работа над ошибками"...
  На перемене в журнал глянул Алька - точно двойка.
  -Вот гад!
  -Да ладно, Ром, я ж и вправду не знал...
  -Да я не про это! Ну, пускай тебе и мне за дело, а это за что?!
  Напротив фамилии "Гвоздев" две пятерки стояли - за вчерашнее и позавчерашнее число.
  -Слышали, как он позавчера отвечал?
  -Хуже Травушкина.- рассудительно отозвался Валька Ступин.
  -Ну! А ему - пятерка! За что?! А вчера вообще никого не вызывали, помните? Диктант же был!
  -Точно... - вспомнил Алька.
  Над журналом склонились пацаны, даже Гаржиновский бутерброд до рта не донес.
  -А может, это он сам нарисовал? Ручкой?
  -Не похоже. Смотри - чернила одинаковые.
  -Ручку спер? - догадался Гаржиновский, неохотно откусывая колбасу.
  -Может и спер...А Дракула почему не заметил?
  -Не успел?
  -Ха! Ты поставь себе четверку, я посмотрю, заметит он или нет! Поставь, попробуй!
  Всех преподавателей пацаны рано или поздно кличками наделяли. И к Клаусу прилипло это "Дракула", намертво прилипло, будто репейник к собачьему хвосту. Даже Крокодил...тьфу ты, Геннадий Борисович однажды его так назвал. И правда - Дракула. На уроках списать невоз-можно, шпаргалку хоть где найдет, еще и глаза эти- то красные, то осоловелые какие-то, и смот-рит, будто через тебя, а на тонких губах - усмешка ехидная. Еще и костюм свой черный даже в жа-ру никогда не снимает. Несколько у него таких костюмов, и к каждому - узкий красный галстук, больше на веревку похожий. Волосы назад зачесывал Клаус, гелем их укладывал. Вампир? Вам-пир! Как в ужастиках, только клыков не хватает. Может, поэтому он никогда и не улыбается...
  -Может, Борку рассказать?- предложил Ромка, аккуратно положив журнал на место.
  -Да погоди ты! А экзамен?
  -Боишься, Гаржиновский?
  -Ничего я не боюсь! Засыплет же! Тебе, что ли, охота, с корпуса вылететь?!
  Ромка подозревал, что за такие вот оценки скорее Клаус вылетит. По голове его Борк не погладит, это точно...Но - промолчал, и за парту сел с видом прилежного ученика. Блин, и с Аль-кой что-то делать надо, не все же время ему двойки хватать...и нет тут его вины, он ведь через два класса перескочил, тут хоть кто отстанет...ну ладно, алгебру с геометрией и Ромка объяснить мо-жет, а с языком что? Кто только эти склонения придумал, башку бы оторвать такому умнику!
  После занятий у курсантов свободное время. До ужина разбежались пацаны - кто во двор, кто в библиотеку. А Алька с Ромкой в спальню пошли. Из пакета Ромка игру достал. Деревянный прямоугольник с лунками, над каждой лункой животное какое-нибудь нарисовано и баллы. Два рычажка, чтоб шарик забрасывать. Простая такая игрушка...Вовка ее любил.
  -Сыграем?
  -Давай!
  Щелк - десять баллов. Заяц. Щелк - двадцать. Белка.
  -Ром, а мы к Борку пойдем? - осторожно спросил Алька.
  -Зачем?
  -Так Дракула же...
  Ромка бросил на доску вылетевший шарик.
  -Когда двойки исправим, тогда и пойдем.
  -А при чем тут двойки?!
  -При всем. Так он запросто скажет, что это мы на него наговариваем. Из-за оценок, понял?
  -Так все же видели, ты чего! Все скажут!
  -Ага, щас.- хмыкнул Ромка. - Фельку слышал? Ему вылетать неохота, другому неохота...Может, Дракула давно такое крутит, да все молчат. Мутный он...
  Щелк - росомаха. Щелк - лев. Сто баллов!
  -Как ты так попадаешь?!
  -А ты по шарику сильно не бей. Ты осторожно. И целься.
  -Винтовка это, что ли!
  -Зато глазомер развивает, мне дед говорил.
  -Смотри, я тигра завалил!
  -Круто.
  -Сколько у меня уже?
  -Считай. Аль, тебе по-любому с уроками надо разбираться.
  -Думаешь, я не знаю! Не могу я!
  -Понимаю... - кивнул Ромка.
  -Я на этой алгебре как инопланетянин сижу!
  -Да ничего там сложного нет. Хочешь, я объясню? Разберешься.
  Щелк-барсук. Щелк- попугай.
  -Я ее никогда не пойму, наверно...
  -Поймешь, вот увидишь!
  На кровати зашуршала простыня. Гэрька Туманов ни во двор, ни в библиотеку не пошел. В спальне лежал тихо, будто и нет его.
  -О, Туманов, а ты чего здесь?- удивился Ромка.
  -А что, жалко?
  -Да нет, спальня не куплена...
  Щелк - заяц. Щелк - заяц. Да что такое!
  Гэрик заинтересовался. Подошел поближе.
  -Хочешь сыграть?
  -Нет.
  Смотрел, не отрываясь. Шарик летал с переменным успехом, но до вершины - тысяча очков и ма-монт - никто не дошел.
  -Раньше еще такие фишки были, типа призы.
  -Здесь?
  -Ага. На них все звери, кого подбил того и берешь, а с другой стороны - где кто водится, рассказ такой.
  -А где они?
  -Дома, наверно. Да там штуки три осталось, волк, заяц, и еще кто-то. Вовка друзьям раздарил...
  Первый раз про брата Ромка с кем-то кроме деда говорил. А теперь вот и корабль его у Альки, и в "Охоту" нашлось кому играть... И казалось иногда Ромке, что Алька тоже ему брат. Подросший, но все равно-младший. Вовка, наверно, не обиделся бы...
  Туманов так и смотрел на игру, только на пол присел. Незаметный он был, и один из всех нович-ков так ни с кем и не сдружился. Но в незаметности этой чувствовалась не робость, а болезненная какая-то самостоятельность, будто никому Гэрик не хотел быть должен, и даже играть вместе по его меркам значило - зависеть. Он часто вот так подходил к играющим. Подойдет и смотрит. Его уже и в игры перестали приглашать, просто не обращали внимания, иногда даже толкали, оббегая. Но не гнали и не дразнили, после стычки с Гвоздем признав, что новичку храбрости не занимать. Храбрый, не жадный, не ябеда - да пусть себе смотрит, а то, что не играет - его дело. Может у них, в Гриндале, вообще не до игр было. Может, там даже обычные прятки - редкость. Вот посмотрит, правила запомнит и сам подойдет.
  Альке такой изучающий взгляд мешал, он будто спотыкался об него, и тогда рука слабо давила на рычаг и шарик вместо того чтобы уверенно лечь в лунку, метался по всей доске и оста-навливался, даже в зайца не попав. Муравьем чувствовал себя Алька. Слабым муравьишкой в раз-ворошенном муравейнике. И еще на что-то был похож этот взгляд...на кого-то...но уводила па-мять Альку от верного ответа, будто нарочно другие мысли подсовывая.
  -Ромк, а интересно - за что ему пятерки?
  -Кому?
  Ромка целился в мамонта, старательно щуря левый глаз.
  -Да Гвоздю же!
  -А я что - знаю? У него и спроси. Есть!!!
  Как по заказу, дверь открылась. И вошел в спальню Сашка Гвоздь, на ходу мокрую майку снимая.
  -О, какая фигня! Твоя, Травушкин?
  -Моя. - Ответил Ромка.
  Падающий шарик на лету подхватил Гвоздь.
  -Ништяк....Где взял?
  -Дома. Эй, шарик отдай!
  -Какой шарик? Ах, этот! Да бери, не жалко!
  Нарочно под кровать закинул - доставайте, мол. Алька за время игры раз десять уже под кровать лазил, и ничего тут такого не было, и чисто под кроватью - ни пылинки, а вот на этот раз при Гвозде лезть не захотел. Отвел глаза и спросил - будто выстрелил:
  -Сашка, а чего это тебе Дракула пятерки ставит?
  -Какая вам разница!
  -Да уж есть разница... - поддержал друга Ромка.- Я, может, тоже так хочу - ни за что отличником стать.
  Злобно глянул на них Гвоздь. Даже в беседке не было у него такой злобы.
  -Ты?! Вам что! Вы и так - к Борку бегаете! Что, нет что ли?!
  -Не бегаем мы...
  -Ну да! Чистеньким хочешь быть, Дегтярев? А не выйдет! И Травушкина с собой, да? Ему - квар-тирку, а себе что отхватил? Не смог, да?! Не успел? Вот и нечего, понял? Нечего прикидываться! Я не дурак, поняли?! Не лох! Я все вижу! И плевал я на вашего Борка, ясно?! И на квартиру пле-вал, у меня еще похлеще вашей будет!
  Выбежал с майкой в руках, дверью изо всех сил хлопнул.
  -Чего это он?!- ошарашено спросил Алька.
  -Не знаю...
  -А про квартиру откуда он знает?
  -Дракула сказал, наверно. Ни фига себе у них дружба...нет, Алька, я зубами в учебник вцеплюсь, но двойку исправлю! Вот тогда посмотрим, что там за мутное дело, тогда уж не отвертится!
  Усмехнулся Гэрий Туманов, на ладони подкинул кругляш со сфинксом, и вышел из спальни так, что ни одна половица не скрипнула. Вот только что стоял - и нет его.
  
  
  5. -Пятый отряд, на ужин стройся!
  Без аппетита жевал Алька сырники, а к картошке и вовсе не притронулся. Ромка как ни в чем ни бывало попросил добавки, а сам думал кто бы подходящим репетитором для Альки мог стать. Ступин? Вряд ли, у него завал по географии, пять докладов за два дня надо сдать. Аверченко? Этот - может, отличник ведь. Только вспыльчивый слишком. Начнет объяснять тихо, а потом как заорет: "У тебя на плечах что - башка или задница?! Ну как, как этого можно не понять! Десятый раз объясняю!" И кулаком по столу может стукнуть, и учебник под ноги швыряет. Нет, не пойдет. Не нужен Альке такой нервный препод. Ну кто там еще остается? Виталь Чепуренко? Не дружил Ромка с ним из-за заносчивости, но ради Альки решил утром подойти и попросить. Эх, если б знать, что так понадобится - Ромка сам бы отличником стал!
  Но просить никого не пришлось. На следующее утро Борк Альку к себе в кабинет вызвал. Прямо с построения ушел Травушкин, не заметив, каким ехидным взглядом его Гвоздь проводил.
  -Вызывали, господин директор?
  -Вызывал. Садись.
  В кабинете между столом и батареей примостился незнакомый парень в сером костюме. Он уже вдоволь насмотрелся на картины, обои и аквариум, и таким же безразличным взглядом окинул Альку.
  -Что же ты, Травушкин, натворил?
  -Вы о чем? - испугался Алька.
  -Да о тебе же. Двоек у тебя многовато, так? Ну а исправлять когда будем?
  -Я исправлю...я...я постараюсь... - неуверенно пообещал Алька.
  Цепкие пальцы директора листали журнал.
  -Так-с...История, алгебра, общеимперский....Многовато исправлять, Травушкин. Экзамены не за горами.
  Алька стоял, опустив голову. Выгонят? Пускай выгоняют. Он старался. Честно боролся с иксами, проливами и неправильными глаголами. Только их слишком много было на одного...
  - И что же я с тобой делать буду?
  Точно выгонит. Ну и пусть! Мама только расстроится. А может и нет, может просто вздохнет и скажет: "Не горюй, сынок, не в отметках счастье". Ромку вот жаль. И ребят. И корпус. Второй раз он не поступит. Из-за двоек каких-то, из-за Клауса, чтоб он сгорел! Главное - сейчас не заплакать, а в коридоре никто не увидит....
  - Ты чего, герой? Расстроился, что ли?
  -Нет...
  Ага, плясать сейчас буду от радости. Вспомнилось Ромкино: "Мировой мужик Борк!" Куда там...Сухарь. Танк. Небось, брата родного выгнал бы - и глазом не моргнул.
  -Да ты не хнычь, Алик... - по-доброму сказал Борк.
  -А я и не хнычу!
  -Вот и отлично. Будем, значит, исправлять. Вместе. Я же знаю, что ты стараешься.
  - Что?!
  Не веря, поднял Алик уже мокрые глаза.
  -Познакомься - это Сергей Павлович, преподает в тридцать первой школе. Там, конечно, полегче программа, ну да тебе пока хоть основу надо, а там втянешься. Ну, чего ты раньше не подошел? Я, дурак, замотался - из памяти выдуло, а ты зачем "лебедей" собирал? Для коллекции?
  -Да я нечаянно...
  -Понятное дело, что не нарочно. Ну что, Серега, договорились? Подтянешь парня до экзаменов? Оплату тебе Николаич как за репетиторство оформит, ну и от меня, само собой, прибавка.
  -На автобусе далеко... - задумчиво сказал парень.- У вас там с машиной никак?
  -Сложновато. Заняты все.
  -Да мне хоть какую, я и водить умею.
  -Серега, да я бы с дорогой душой, веришь? Вот хоть режь меня, хоть бей - нет машины! "Патриот" - девятка стоит, так его перебирать надо...
  Про Альку будто бы забыли. А он стоял тут же, в кабинете, и вспоминал самое главное - в какой школе Ромка учился. Уж не тридцать первая ли? Точно, она!
  -Капрал, а можно я сам в школу буду ездить?
  -Ты? В школу?
  -А чего тут такого, у меня же проездной! Я туда и обратно, мухой!- заторопился Алька, вспомнив про карты в гараже.
  -Видал, Серега? Вот она, молодость! Ни машину ему, ни водителя - пешком на край света добе-жит!
  -Да мне тоже водителя не надо... - заторопился Сергей.- Я "Патриот" знаю, не думайте, я бы вам его до винтика перебрал, лучше нового ездил бы!
  -Это уж механик сам займется. - Отмахнулся Борк. - Договорились, значит? Вот и хорошо. Я тебя, Травушкин, от физподготовки пока освобождаю. Вместо нее с завтрашнего утра в школу по-едешь. Вопросы есть?
  -Есть! Капрал...господин директор, а это же в тридцать первой Дегтярев учился, да?
  -Вон оно что! - усмехнулся Борк.- Так и знал, что без Дегтярева тут не обошлось. В этой, в этой. Только за него и не проси, а то так весь корпус разбежится.
  В коридоре Ромка ждал. Ухватил за руку, на дверь директорскую глянул с опаской.
  -Ну, как? Что, Алька? Отругал?
  -Порядок! - выкрикнул Алька, стукнув друга по спине. - Порядок, Ромыч! Мировой мужик наш капрал, я же говорил!
  Все бы ничего, да на вечерней физподготовке гонял Крокодил Альку чуть ли не вдвое больше. Крокодил остальные уроки с прохладцей ведет, двоек почти не ставит, а вот физкультура для него - святое дело. И Альку гонял, и остальных, да так что даже Туманов не выдержал.
  -Кому они нужны, эти подтягивания?!
  -Нужны, значит.- Хмыкнул Ступин, спрыгивая с турника.
  -Военный корпус, называется...Хоть бы ржавый пистолет в руках дали подержать...
  -Пятый отряд, кто кросс не сдал - подходите!
  -Видал? Кросс - вместо винтовки. От врагов, наверно, бегать.- Сплюнул Гэрик.- Что, не так?
  Молчаливого Гэрика ребята отчего-то слушали, вокруг турника собираясь. Говорил он вроде обычные вещи, но медленно, с паузами, и оттого казались они очень важными. И кто-то поддакнул уже "Ага, точно...и я пострелял бы...жалко, нету".
  -Это что еще за агитация?
  Крокодил подошел тихо, несколько минут стоял, к разговорам прислушиваясь. Но Туманов уже молчал, будто и не он все начал, зато остальные курсанты наперебой стали требовать военную подготовку "как в армии", и чуть ли не на фронт уже идти собирались, вот прямо сейчас, только пистолеты да пулеметы по карманам распихают.
  -Успеете еще.- Сказал Крокодил. - Тоже мне, вояки нашлись! Да без упражнений вы и винтовку не поднимете!
  -Поднимем!
  -А вы дайте, тогда увидите!
  -Военный же корпус, сержант!
  -Я дома уже из воздушки стрелял, я умею!
  -И я, я! Я попадал всегда, мы с братом по голубям бабахали!
  -Я в мишень, в десятку, вот проверьте! Что мы - маленькие?!
  -Конечно маленькие.
  -Чего-о-о?!
  Переждав возмущенные вопли, Крокодил продолжал.
  -Взрослые давно бы сообразили, что я такие вопросы не решаю.
  -Так вы Борку скажите!- выкрикнул Гвоздь.
  -Вы мне еще указывать будете? Не скажу, а доложу. А вы - по местам, и чтоб все мне приседания сдали. Сегодня! Без отговорок и троек! Ясно?
  -Так точно, господин сержант!
  На перемене у курсантов один разговор " А круто мы потребовали, да? А я видели, как вышел? Прямо так и сказал - давайте пистолеты, прямо Крокодилу и сказал!" Туманов тут же стоял, но на него никто внимания не обратил и не вспомнил, кому на самом деле пришла в голову такая класс-ная мысль.
  
  -Пистолеты им, значит? А больше ничего не надо?
  -Бунтуют...- усмехнулся Крокодил.
  Борк прошелся по кабинету, заложив руки за спину.
  -Мать честная, не одно так другое! Да ты присядь, Гена. Кури, если хочешь.
  -Бросаю.- Скромно признался Крокодил, умолчав о том, в который по счету раз он этот подвиг со-вершает.
  -Молодец! А я вот никак не соберусь... И кто зачинщик?
  -Аверченко, кажется.
  -Не похоже.- Уверенно сказал Борк. - С чего ты решил? Кричал громче всех? Так ему без крика жизнь не мила. А Травушкина не было?
  -Нет. Капрал, а почему...
  -Брось, Гена, мы же одни. Или имя мое забыл?
  -Симон, а чего ты так к Травушкину привязался? - напрямую спросил Крокодил, и не выдержал - взял-таки сигарету из черной с золотом коробки.
  Борк пододвинул пепельницу и сел рядом.
  -Заметно, да? То, Гена, долгая история. Долгая и давняя. Мы ведь с отцом его, с Максимом, одно-курсники...И на танцы, в самоход вместе бегали.
  -Знаю.
  -Я ведь думал - несерьезно у них. Надеялся. Настюха-то мне рада была, это потом я понял, что просто как другу Максимову, а поначалу всякие мысли были...А потом Алька родился. Веришь - копия Максима, а я как гляну так и думаю, что мог бы он моим быть...А оно вон как судьба по-вернула.
  Вздохнул Борк, прошлое вспоминая. Хотя не было ведь никакого прошлого, была только молодая семья Травушкиных, и Борк - общий друг, почти член семьи. К черту переживания! Сколько лет уже прошло, а он все ночную ходьбу под окнами не забудет, когда на улице мороз под сорок и пальцы без перчаток под мышку совать приходится, а в окне том еще и занавесок нет - только лампочка на проводе и смех счастливый. Оба смеялись, новую квартиру обживая. А Борк скрипел ботинками, ожесточенно вдавливая каблуки в снег, и глотал потом водку в каптерке, по-нимая, что у другого зубами бы выгрыз. Максим...Друг лучший, один он ее достоин, если по со-вести выбирать...
  -Ты только никому, Гена.
  -А когда я - кому?! Могила, Сим. Ты вот скажи лучше, что с бунтарями делать?
  Борк мотнул головой, из тогдашнего заснеженного Мариенбурга в реальность возвращаясь окон-чательно.
  -А ничего. Кино им покажи, понял? То самое, что привезли. Понял? Пускай эти вояки войну не на открытках увидят.
  -Не слишком ли?
  -"Слишком" будет, если хоть один из них действительно в Гриндаль удерет. Прививки, Гена, тоже болезненными бывают...
  
  Перед ужином весь отряд в актовом зале сидел. Ворочались пацаны на жестких креслах, по сторонам глядели, семечки втихую грызли вместе с кожурой.
  -О, простыня! Смотри, простыню повесили!
  -Зачем?
  -А я знаю?
  -Может, не простыня это?
  -Эй, куда свет дели?!
  - Да порядок, щас кинуху покажут. - С бывалым видом заявил Гаржиновский.
  -Ооо, кайф!
  -А чего, чего покажут? Фель, не знаешь?
  - Мультики, наверно. Или как дорогу правильно переходить. У нас в школе...
  -К черту дорогу! Мульты давай, про черепашек-пилотов!
  -Не, про кота и зайца!
  -Да иди ты в пень со своим котом!
  -Сам иди, понял?!
  -Тишина в зале! - крикнул Крокодил, завертев ручку проектора.
  На белом экране появились первые кадры. Черно-белые, иногда камера дергалась в неумелых ру-ках, и даже пацанам понятно было, что снимали не на студии, а так - вживую. Разрушенные зда-ния, деревья, груда кирпичей возле перевернутого трамвая...
  -Ромка, глянь! - зашептал вдруг Алька.
  -Чего?
  -Ромк, это же Гриндаль! Я знаю! Молзавод вон там, мы рядом жили!
  -Где молзавод? - не понял Ромка.
  -Ну, вон там, где дерево! Ну, длинный такой, с крышей, видишь?!
  -Ага...
  Камера переместилась вправо. И увидел Алька, как по знакомой площади, с которой когда-то отъезжал желтый автобус, бегут люди. Много людей с оружием в руках. Иногда кто-то из них падал - не красиво, не так как в настоящих фильмах, без прощального слова - просто останавли-вался, будто наткнувшись на невидимую стену, и падал на мостовую. Это были гриндальцы. Они стреляли, и в них стреляли, и все это было только фильмом, пока тот мальчишка не появился. Обычный гриндальский мальчишка, смуглый и лохматый, в закатанных по колено штанах. У него был пистолет - большой, старинный, Алька такие только в музее видел. И из этого музейного ору-жия пацан стрелял по имперцам, и кричал что-то на чужом языке. А Алька сидел, вжавшись в кресло. Перед ним был враг, но просил Алька его, чужого: Добеги! Ну, добеги! Дурак, куда ж ты вперед лезешь!" Одна штанина уже раскаталась у мальчишки, и волосы ко лбу прилипли, а он все бежал, не отставая, и жал на курок изо всех сил, потом вдруг остановился и потряс пистолет. Па-троны кончились. А все бежали вперед, бежали, стреляли и падали, и пацан побежал, размахивая негодным пистолетом, будто напугать кого-то хотел.
  "Ну, куда ты! Ну, зачем??"- шептал Алька, и казалось ему что пацан тот знакомый, что видел он его в Гриндале - то ли играли рядом, то ли в очереди стояли. Рядом с пацаном взрослый гриндалец упал, и тот, сообразив, вырвал из рук убитого винтовку. Выпрямился, довольный, и снова побе-жал. Босиком по булыжникам, без формы, без погон, будто игра это была, будто все понарошку. И остановившись, не понял сначала, пытался еще винтовку поднять, да слишком тяжелой она стала. Упал чуть в стороне от бегущих, там, где площадь кончалась. И даже поднял голову, и в глазах еще не было боли - только удивление, и встать хотел, только на траву резкими толчками уже вы-плескивалась кровь. А гриндальцы кричали радостно, потому что победили, потому что выстрел этот был последним. И перед тем, как показать обнимающихся и довольных повстанцев, задер-жался оператор там, где ничком лежал так и не выпустивший винтовку мальчишка. И по лицу его уже деловито полз муравей. Срываясь и падая, спешил он с соломинкой на спине по своим неот-ложным делам...
  
  -Подьем!
  Вспыхнул свет - неожиданно и безжалостно. И увидел Крокодил, как текут слезы по смуглому ли-цу курсанта Туманова. Один он увидел, потому что прижался Гэрик к спинке кресла, ото всех пря-чась, и вышел последним. Но в столовой, когда даже клюквенный кисель у Гаржиновского остался нетронутым, Гэрий Туманов попросил добавки. Ел неторопливо, собирая пюре коркой хлеба. И смотрел в тарелку на всякий случай. Так глаз покрасневших не видно, а к умытому лицу даже если заметит кто - не придерется.
  -Разойдись!
  В столовой молчали мальчишки, а уж в спальне не вытерпели.
  -Видели, а?!
  -Жуть...
  -Ну...
  -Пацаны, а видели, из чего он стрелял? Я в музее такой видел!
  -Ну, подранили бы, ну в плен взяли, а убивать на фига?!
  -А он что - не убивал?
  -Травушкин, слышь, а ты далеко оттуда жил?
  -Не очень.- Неохотно ответил Алька, отворачиваясь к стене.
  -Блин, совсем же мелкий!
  -А в Гриндале такие уже взрослыми считаются.
  -Серьезно, что ли?
  -Я по радио слышал.
  -С такого ствола и не попадешь, наверно.
  -Не попадал бы - не тронули.
  -Думаешь?
  -Конечно! Что ли мы звери?!
  -Кто - мы?
  -Ну, мы...имперцы...- растерялся Фелька.
  -Ты уж точно не зверь!
  -Погоди, Славка, но его ж имперцы стукнули!
  -Случайно, сказано же!
  -Ни фига себе случайность! - нервно засмеялся Гвоздь. - Случайно кошки родятся, а этого спецом сняли!
  -Зачем?!
  -Как - спецом?!
  -А чтоб не лез!
  -Ну, Гвоздь, ну ты вообще...
  -А что - нет? И правильно! Всех их, гадов, стрелять надо!
  -Туманов, а ты живого гриндальца видел хоть когда?
  -Не детей же!
  -Всех.- Повторил Гвоздь, сплевывая.- Им вон по фигу - ребенок или нет, а мы что, лохи?
  -Туманов!
  -Да спит он, тише!
  -А я слышал, они таких приемников понаделали и оставили в домах. Наши их берут, только на кнопку нажмут, а он взрывается!
  -Гвоздь, ты у Травушкина приемник не бери!
  -Да иди ты!
  -Пацаны у них стреляют, а девчонки дороги минируют.
  -А взрослые?
  -Патроны подносят!- хмыкнул Фелька.
  -Да все воюют, все! У них это в крови.
  -Выпустят кровь, погоди...
  -Долго выпускают...
  -Травушкин, а гриндальские пацаны правда что ли с ножами ходят? Эй, Травушкин! Алька!
  -Тоже спит, что ли?
  -Хреновая такая война...
  -Какая?
  -Ну, вот такая, когда с мелкими...
  -Да эти мелкие уже снайперы! Ты их пожалей еще!
  -И пожалею!
  -Что, сам гриндалец, да?
  -Сам ты гриндалец!
  -Со стволом - значит уже взрослый.
  -Ага, а как им приемники минировать так можно!
  -А нечего чужое брать!
  -Чего-о?
  -Того! Не их же приемник!
  -А я бы взял...
  -И взорвался!
  -Не, без взрыва только, простой...
  -Да любая война хреновая - на ней убивают.- Тихо сказал Ромка.
  -О, Дегтярев проснулся!
  -А со взрывами нечестно, нельзя так...
  -Вот ты, Ступа, пойди им да скажи!
  -Тормоз ты, Ступарь! Этому пацану не по барабану, думаешь, чем его грохнули?
  -Крови столько...жуть...
  -А бабушка говорила - если не похоронить человека, он призраком будет.
  -Иди ты в пень со своей бабушкой!
  -Нет, правда!
  -Так он же в Гриндале призрак, а не тут...
  -Андрюха, кончай со своими ужасами!
  -Это не ужасы, у меня бабушка...
  -Я тебя щас за дверь выкину, и ночуй ты хоть с дедушкой!
  -Ты, Бакулин, вечно фигню какую-то нарасскажешь, а потом она всем снится!
  -Так я ж...
  -Дегтярев, выгони его!
  -Пятый отряд, что - отбой не для вас был?!
  -Уже спим, господин капрал!
  -Чтоб я через минуту и звука не слышал! - предупредил Борк.
  Улеглись кое-как, без обычного боя подушками. И шептались еще долго, и торопливо кто-то спрашивал: "Слышь, Андрюх, так чего там с бабушкой? Ну, расскажи, я не боюсь!" А среди ночи открыл глаза Валька Ступин, и громко сказал, отвечая кому-то из сна: "Правильно Дегтярев сказал - любая война хреновая, при чем тут..." Уснул, не договорив, только скомканную простыню к се-бе прижал, как когда-то дома прижимал игрушечного тигренка.
  
  Борк сидел в кабинете и пил остывший чай. До дома всего ничего ходьбы, можно и не спешить. Так уж сложилось, что директору и преподавателям давали жилье тут же, на территории корпуса. Уютные домики со всеми удобствами и государственной страховкой были лучше много-этажек, и плата за них чисто символическая. Повезло...Только Клаус от жилья отказался, и снима-ет квартиру где-то в центре Мариенбурга. Не был Симон у него ни разу, правда особо и не наби-вался...
  -Не спишь, Сим?
  -Да вот, обход сделал...Чай будешь?
  -Кофе. И не растворимый.
  -Нахал ты, Генка!
  -Какой уж есть. Ну что там, в корпусе?
  -Не спят, понятное дело.
  -Тяжелый фильм, Сим. Откуда он?
  -С фронта...случайно попал. Нестерова брат привез.
  -Ты его от комиссий спрячь лучше, а то не ровен час - диверсию припаяют.
  -Ну не крутить же им все время как мы непобедимы!
  -А в министерстве так и считают...
  -Мне, Гена, это лицемерие во где уже сидит! Мать честная, люди гибнут, а они все войну войной назвать боятся! Салонники гребаные!
  -Зато Челсон уже второй дворец строит.
  -Этот и своего не упустит и чужое приберет.
  -Куда Император смотрит!
  -Куда-куда...себе в карман. Ему как раз Челсоны да Кубышевские нужны. Честный министр - он вроде занозы в пятке, никому не нужен...
  -Да где ты их найдешь, честных! Скорее я у тебя кофе найду!
  -Наглеете, сержант! Ладно, пошли ко мне, что ли. Тебя-то не ждут?
  -Некому.
  -А Ленка?
  -Вспомнил! Это еще когда было!
  -Разбежались, что ли?
  -А мы, Сим, и не сбегались.- Усмехнулся Крокодил.
  -Просто у тебя все... - ворчал Борк, выключая свет.
  -Характерами не сошлись. Ей, понимаешь, генерала надо, не меньше.
  -Так генерал с рядового начинается.
  -Вот ты ей и объясни. С ней по магазинам ходить вообще нельзя. Кредитов на три штуки набрала и довольна...Ты-то сам чего один да один?
  -Вон моя семья, - махнул Борк в сторону корпуса, - За ними бы уследить, до ума довести, а я уж обойдусь...
  -Это ты зря! Мы завтра с Натахой Махновой в кино собрались, давай с нами? У нее подружек много, прихватит кого-нибудь...
  -Ну завтра и видно будет.- Согласился Борк, еще раз оглядываясь на темные окна.
  До побудки шесть часов оставалось. Спали курсанты неспокойно, лезло в мальчишечьи сны страшное, непонятное, то детским кошмаром притворялось, то давило на плечи чернотой, в кото-рой ни одному сну уже места не было. Только к Гвоздю подошел было кошмар, да шарахнулся, возвращаясь к тем кто взрослеть не торопился.
  
  Наутро мальчишки вели себя как обычно, только вот о вчерашнем бунте никто не вспоми-нал. Просто захлопнули эту тему, как пыльный чулан-до поры до времени. А Алька через две не-дели первую тройку получил и радовался ей так, как и пятерке не радуются. Своя, заслуженная, не зря старался! Сначала, правда, на все объяснения Сергея Павловича Алька просто мотал головой. "Понятно?" - спрашивал тот, отрываясь от формул. "Ага!" А на самом деле ничегошеньки не по-нятно, и страшно, что посчитают его совсем тупым, что бросят заниматься и посоветуют вместо Имперского корпуса в школу перевестись. "Давай, решай"- предложил однажды Сергей Павло-вич. "Что решать?" - растерялся Алька, чувствуя как уши начинают гореть. "Как что? Уравнение! Я же показывал" Алька нарочно уронил колпачок от ручки и долго-долго его искал, мечтая, что-бы вот прямо сейчас начался пожар, ураган или хотя бы небольшое землетрясение. "Ну?" "Я...я не знаю, Сергей Павлович!" "Как не знаешь? Ну, смотри - икс в квадрате плюс четыре игрек в квадрате равно...ну, чему?" Алька молчал, глядя на свои сандалии. "Ты сюда смотри, Алик! Что ты видишь?" На тетрадном листе Алик видел непонятные закорючки, о чем и сообщил. "Что?! Ты где до этого учился? В Гриндале?! Нуу, понятно...хотя...ты же в школу ходил, так?" Алька кив-нул. "И кто же у вас алгебру вел?" "Никто"- тихо сказал Алька, изучив сандалии до последней дырки. "Как никто?- рассердился вдруг учитель. -Ты не сочиняй! Школа была, а алгебры не было? Что же у вас было тогда?" " Природоведение, общеимперский, пение, физкультура, математика, рисование..." - честно перечислил Алька. Сергей Павлович встал из-за стола и тихо спросил: "Это в каком же классе такие предметы проходят?" "В четвертом"- признался Алька, и добавил: "Толь-ко вы никому не говорите, ладно?" "Ничего себе...Тогда понятно. Не скажу, не бойся. Так, значит, бери новую тетрадь, и начнем сначала. Если непонятно что - спрашивай, не молчи, в шею нас ни-кто не гонит. Понятно?" "Ага" "Запомни - не знать не стыдно, стыдно упустить знание, когда оно само под ноги лезет". "Да трудно просто..." - пожаловался вдруг Алька, запихивая подальше ста-рую тетрадь. "Не боги горшки обжигают - научишься! Еще и пятерки будешь хватать!"
  Ну, до пятерки далеко еще, а тройка твердая. "Молодец, Травушкин! В следующий раз четверка будет обязательно!" - подбодрил его Крокодил. Ромка хлопнул по плечу, поздравляя, и Валька Ступин над головой взметнул большой палец, только Чепуренко пробормотал обиженно "Поду-маешь, тройка..." но Крокодил услышал и глянул насмешливо: " А вам-то что, Чепуренко? Вы бы хоть четверку принесли для разнообразия" "Зачем?!" - ошарашено спросил отличник. Так и не дождавшись ответа, он уткнулся в учебник, всем своим видом показывая, что ничего он и не спрашивал, что ему вообще не нужны такие ответы, за которые ни денег, ни оценок не получить.
  -Ромк, а давай в воскресенье на карты пойдем?
  -Давай! - охотно согласился Ромка. - Я и сам уже хочу погонять!
  -Если что, Палыч обещал директора упросить.
  -Учитель твой?
  -Ага.
  -Да он не вредный, директор. Только чтоб ездили под присмотром и ключ не теряли, а так должен разрешить. Там такой красный карт есть с синей полосой, он самый быстрый, я на нем...
  -Дегтярев, Травушкин, вас что - рассадить?
  -Не надо, господин сержант!
  -Тогда помолчите. А то и на праздник не посмотрю.
  Замолчал Алька, только губы его не слушались, сами собой в улыбке расплывались. А в среду пришла новая радость - мать из больницы выписали. Вместе с Ромкой отпустил его Борк в город, якобы за канцтоварами, а на самом деле - чтоб новую квартиру Алька увидел. Квартира оказалась в большом девятиэтажном доме, мимо которого Алька на автобусе проезжал. Дом новый, кирпич-ный, и по слухам весь беженцам из Гриндаля отдан. Ух ты, а во дворе и турник с качелями есть!
  -Так, и где тут сто пятая квартира?
  -Ма, глянь какая горка!
  -Ты пакет не урони!
  -Да не уроню, не бойся!
  Ромка к груди аквариум прижимает. Дед Гриша посоветовал - мол, обязательно на новосе-лье живность какую-нибудь надо завести. Алька попытался собаку выклянчить или хот бы котен-ка, но мать отмахнулась устало "Кто за ними ухаживать будет!" "А давайте рыбок купим, тут же зоомагазин рядом!" - предложил Ромка, и Алька больше настаивать не стал. Мать купила в палат-ке десяток платков, потому что неудобно ей было с остриженной головой по столице ходить. Са-мый прозрачный платок она повязала сразу же, навертев на голове сложную конструкцию. "Ты сейчас на индианку похожа, как в кино"- смеялся Алька, и нарочно сбавлял шаг, а потом и вовсе стал жаловаться песок в сандалиях. Остановится, вытряхнет невидимое, посмотрит - ага, аквариум у Ромки, и мама вроде отдохнула, можно идти. Ромка подмигивал - не волнуйся, мол, все я пони-маю, я и сам не спешу, даже за мороженым готов встать в самую длинную очередь.
  -А не подскажете, сто пятая квартира в каком подъезде?- растерянно спросила мать.
  -В четвертом! - приветливо ответила женщина в синем комбинезоне, отбирая у трехлетнего сы-нишки подозрительную деревяшку. - Брось, Денис! Фу, бяка какая! А вы к нам, да? Вот и хорошо, будем знакомы - меня Катей зовут.
  -Настя. А это Алик.
  -Мы в первом живем, ну да нас давно поселили. - Рассказывала Катерина.- И такая хорошая квар-тира, и лоджия есть, и холодильник, и мебель, заселяйся и живи, только на пособие сразу встать надо, а там очередина, да по записи. Я второй раз хожу, Дениса же надолго не оставишь.
  -Не на кого?
  -Да бабушка присматривает, свекровь моя. Так мы же никого кроме мамы не признаем, мы же ба-бе истерику закатим, и есть не будем, и в штаны наделаем!
  Альку кто-то треснул по затылку. Больно так, с размаху. И Ромка, поставив пакет у лавочки, кор-шуном налетел на обидчика.
  - Борька!!! Ромка, стой! Эй, да вы чего?!
  -Пусти, гад! За что?!
  -А не тронь Альку!
  -Это я-то трогал? Да я его сто лет знаю! Алька, скажи ему!
  -Ромк, да это Борька, наш, гриндальский!- торопливо объяснил Алька, хватая обоих за шиворот. - Ну, помнишь, я рассказывал? Ну вот!
  -Ничего себе, в родном дворе бьют!
  -Борь, да он не хотел! Это Ромка Дегтярев, друг мой!
  -Звери у тебя, а не друзья!- ворчал Борька, отряхивая штаны.- Не, ну иду за хлебом, никого не тро-гаю, гляжу - о, теть Настя тут! И ты стоишь, рот разинул! Ну, думаю, щас я ему покажу, как дру-зей не замечать! А тут этот налетел, меня мама теперь убьет за штаны!
  -Отстирается.- Успокоила его Алькина мама. - Здравствуй, Боря! А горячая вода у нас есть? Я бы мыла купила и все застирала...
  -Вода?! Ха! Так вы что, еще и квартиры не видели? Ну, вы даете! Там не то, что вода, там все есть! Ну, пойдемте, покажу! Вот только за хлебом сбегаю, домой сумку отнесу, и сюда, вы подо-ждите только!
  В квартире и правда было все, ну только кроме продуктов. Холодильник, плита, мебель в трех комнатах, стиральная машина, приемник и груда неразобранных вещей, в основном Альки-ных. Сначала все разобрали, потом Ромка в булочную за тортом сбегал, а потом Борька, плюнув на нестиранные штаны, еще раз сходил домой и пригнал "Дакар", объявив торжественно, что до-говор расторгается, раз уж Алька в лагере так и не побывал.
  -Твой?- ахнул Ромка. - И ты молчал?!
  -Да мне его перед самой войной купили...- оправдывался Алька, - я и не знал где он, может пропал или украли...
  -У меня не украдут!- гордо сказал Борька.- Я его так и пер, материного товара две сумки оставили, да рюкзак тот зеленый, да чемодан, а велик я не бросил!
  -Алька, погоняем?
  Ромка делал вид, что вообще никакого Борьки здесь нет. Но за чаепитием наконец-то помирились Алькины друзья, и на велике уже все по очереди катались.
  -Ёлки горелые, нам же за ватманом надо!
  -Точно! Борян, ты приходи в корпус, когда день открытых дверей будет! А то и вовсе поступай, знаешь как у нас классно!
  -Да ну, куда мне....
  -А что?
  -Я бегаю фигово, - сознался Борька. - И отжимаюсь тоже...не очень.
  -Ну и что! У нас Гаржиновский вообще ни разу отжаться не мог, а теперь как все!- уговаривал его Ромка. У Ромки вообще мечта такая была - всех друзей в одном доме или хотя бы на одной улице собрать. Радовался он огромному балкону и высоким потолкам в Алькиной квартире, а все-таки мелькала мысль, что и в низовке Травушкиным было бы неплохо. Правда, может потесней чуть-чуть, но тоже здорово.
  Маму крепко обнял Алька, радуясь, что запах больничный почти исчез.
  -Ты отдыхай, ма, не волнуйся! Я в воскресенье приду, если увольнительную дадут!
  -Смотри, не балуйся там! Рома, ты за ним уж проследи, слышишь?
  -Ага.- Промычал Ромка, доедая обгрызенный со всех сторон кусок торта.- Мы, теть Насть, не ба-луемся, нам такими глупостями некогда заниматься.
  -То-то же "некогда!" Алик, а репетитору твоему мы сколько должны?
  - Кому? А, Сергею Палычу? Так ничего, Борк про деньги не говорил...
  -Он же с тобой занимается, время тратит, как это так - ничего? Ладно, это уж я сама у Симона спрошу, от тебя толку мало. Господи, ну совсем как Максим - ни что почем, ни где купить - душа нараспашку... - всхлипнула вдруг мать, прислоняясь к стене.
  -Ма, ну не надо, ну что ты, мам... - бормотал Алька, чувствуя, что вот- вот, и сам разревется. - Да найдется папа, обязательно найдется!
  -Летчики не пропадают! - уверенно сказал Ромка.- Честно! Найдется!
  -На истребителе знаете, какая броня!- поддержал Борька.- Такая...ну - во толщиной, ее ничем не пробьешь!
  -Защитники вы мои...- вздохнула мама.- Да я и ничего, и верю, и знаю что вернется, а вот разреве-лась, как дура...ну бегите, вам куда - за картоном?
  -За ватманом.- Поправил Алька. - Борк стенгазету выдумал, будем делать!
  -Пацаны, а давайте я с вами до магазина, только велик возьмем!
  -Куда ж вы втроем, свалитесь!- крикнула мама вслед. - Осторожней, слышите!
  -Ладно! Не свалимся!
  И, правда, не свалились. Борька на сиденье, Алька на раме, Ромка на багажнике уместился - дое-хали, перед самым обеденным перерывом все купили. И шли к остановке, груженные как верблю-ды - в руках ватман, в карманах краски с фломастерами. Вот бы когда велик пригодился! Только не видно уже "Дакара", Борька на нем домой уехал.
  -Алька, смотри!
  -Ого!
  Возле самой остановки яблоня росла. Неказистая, корявая, с обломанной веткой, зато яблоки даже внизу висят.
  -Подержи, Ром, я нарву!
  -В зубах мне держать, да? Давай на лавочку положим, кому он нужен, этот ватман!
  Рвали вместе и ели тут же, морщась от кислоты. Под конец уже только надкусывали, и не хотелось уже - а руки сами нагибали ветки, и глаза выискивали яблоко поспелей.
  -Блин, у меня язык уже болит! - жаловался Ромка, влезая в автобус. - А у тебя?
  -Да нет вроде, не болит... - неуверенно ответил Алька.
  В корпусе у него заболел живот. Скрутило так, что на каждом уроке курсант Травушкин в туалет отпрашивался.
  -Алька, может тебе в медчасть сходить?
  -Да не, влетит за яблоки - они ж немытые...
  -А ты не говори что от яблок, скажи, что просто живот болит.
  -Ага, и таблетки глотать?! Потерплю!
  На перемене к ним Фелька Гаржиновский подошел. Улыбался Фелька смущенно, и руки за спиной держал.
  -Здоров, пацаны! Кекса хотите?
  -Какого еще кекса?- не понял Ромка.
  -Вкусный, со сгущенкой! Мне из дома передали!
  Кекс и впрямь аппетитно выглядел. Но чтоб Гаржиновский - да с кем-то поделился?!
  -Засохший, что ли?
  -Ты чего! Сам попробуй!
  -Да не хочу я, честно.
  -Травушкин, ну ты попробуй! - уговаривал Фелька.
  Альке тем более не до кексов, будь они хоть целиком из сгущенки.
  -Спасибо, Фель - я тоже не хочу. Мы сегодня торт уже ели.
  -Да? Ну ладно тогда....
  Постоял Гаржиновский еще немного, орехи из кекса выковыривая, и ушел. За корпус, от курсантов и учителей подальше. В мусорный бак полетел кекс, а сам Фелька на скамейку уселся, думая о том, какой же он невезучий. Хотя Фелькины родители так не думали, наоборот считали, что Гаржиновским быть - это счастье. И Никита так же считал. Никита- любимый сын, наглый ше-стнадцатилетний пацан, не вылезающий из клубов. Два раза приводили его домой даже не дружки - полисмены, но отец благодушно усмехался "Перебесится, на то и молодость!" Однажды родите-ли уехали на курорт - сами, без детей. Никита залез в отцовский бар, обзвонил всех друзей и под-руг и устроил вечеринку. Громкая музыка, визг девчонок, сигаретный дым, и кто-то настойчиво ломится в комнату Феликса так, что даже подушка на голове не помогает. "Тише!" - крикнул Фелька. "Тише вы, я спать хочу, уходите!" Но веселье только начиналось, и компании было пле-вать на то, что у кого-то завтра первым уроком контрольная по химии.
  "Пусть они уйдут!"- попросил он брата. Никита сталкивал в бассейн полураздетых девчонок. "Че-го-о?" "Пусть они уйдут, Кит, ну, пожалуйста, я же спать хочу" "А ты не спи!" - захохотал Ники-та. "Кит, или пусть уйдут, или..." "Или что?" "Я папе расскажу, что ты делаешь!"- отчаянно вы-палил Фелька. "Папе?! Ха! Это мои друзья, понял, олень?! И они хоть до утра будут, потому что я так хочу! А отцу ляпнешь - изобью!" Нагло и безнаказанно усмехался брат, разливая коньяк на полированный стол.
  А Феликс все хотел с ним договориться, просто поговорить без угроз и крика, только бы музыку кто потише сделал. "Кит, ну мои же друзья не шумят, когда ты спишь..." "Кто? Твои друзья?! Да ты клоун, отвечаю! Где они у тебя?" "Есть! Есть у меня друзья! Генка Марчук, Славка, Антон..." "Да это не Марчук с тобой дружит, а его папаша к нашему в один круг набивается! Друзья! Во тормоз, во олень, ты что, правда в это веришь?" - зло захохотал Никита. "А Антон?"- потерянно бормотнул Фелька. " И Антон тоже! Думаешь, они тебя по дружбе с собой берут? Это им отец приказал с тобой дружить! Да кому ты нужен, жирный, сам подумай? Ты бы хоть в спортзал похо-дил, да одевался бы нормально!"
  Нормально? А как это - нормально? Как Антон, как сам Никита - в широченные штаны и растянутые модные футболки? Что мать покупала, то и надевал. До этого Фелька вообще не заду-мывался ни об одежде, ни о своем весе. Ну, любил он торты и пирожные, которые так вкусно го-товила кухарка, ну и что тут такого? А Никита продолжал говорить обидные вещи, и вместо того чтобы возразить брату или хотя бы убежать, Фелька стоял и стоял перед ним, будто загипнотизи-рованный. Он, значит, позор семейства? Толстяк, за которого перед гостями стыдно? И вообще его в интернат сдать хотят? Тут Никита опомнился, забормотал что-то похожее на извинения, и Фе-ликс вырвался-таки, и заперся, и хотел умереть, чтоб никому больше не мешать, только ножа в комнате не было, а выходить к гулякам не хотелось. Наутро брат то ли ничего не помнил, то ли притворился, но Феликс все запомнил, все до последнего слова. Спортзал? Да идите вы! Назло бу-ду есть, не запретите! Друзья? Мой отец круче вашего, а значит делайте, как я скажу! И они дела-ли, все Фелькины выходки сносили, но это была уже не дружба. А потом отец заговорил о благо-творном влиянии дисциплины и о том, как полезен будет корпус для карьеры. И вырвали Фельку из нелюбимой, но привычной обстановки, насильно сунули в живой мальчишеский мир, в кото-ром были прозвища, драки и таинственные ритуалы. И от фамилии Гаржиновских никто в трепет не приходил, и спать надо было со всеми, и кровать застилать, и много чего еще. Две недели хо-дил Фелька с грязной головой, пока наряд за нее не схлопотал. А как ее мыть-то?! Дождался пока все из ванной комнаты уйдут, полфлакона шампуня на ладонь вылил, размазал неумело, постоял под колючими струями душа, потом смыл, морщась от попавшей в глаза воды. Получилось? Ну да если и не так - все видели, что Гаржиновский из ванной с мокрой головой вышел. Вытираться то-же не умел Фелька, вроде и тер голову полотенцем, а она все равно мокрая осталась. Вот дома гу-вернантка Нина и вымоет, и вытрет, и шампунь там пахнет персиком, а не противной мятой.
  Но это ерунда, этому Фелька, в конце концов, научился и даже пуговицы себе пришивал не хуже других. Трудно давалось именно общение. О чем говорить с пацанами, как себя вести? Они слишком отличались от Фелькиных приятелей, с теми Гаржиновский хоть как-то поговорил бы, а тут не с кем, все по группкам разбились, у всех свои интересы и надо выделиться, чтоб из этой толпы на тебя кто-то внимание обратил. Из самозащиты Фелька попробовал вести себя так, как Никита - уверенно и нагло, козыряя фамилией. "Ты кого жирдяем назвал - меня? Я - Гаржинов-ский, понял?!" " А я Гвоздев"- заржал Гвоздь, отвешивая Фельке второй подзатыльник. "Отойди, жирдяй, не мешай!"
  Кит бил куда больней, но чтоб чужой?! Фелька заревел, но телохранителей рядом не было. И не было комнаты, и даже в спальне до отбоя одеялом не укроешься, была только война всех против одного. На самом деле Гвоздь давно забыл о том подзатыльнике, да и остальные курсанты смеялись над Фелькиной неуклюжестью, но бить не били. А Фелька страдал и специально хрустел под одеялом посылкой, чтоб хоть кто-то внимание обратил, пусть даже отругал, заставил поде-литься, но вспомнил что и Феликс Гаржиновский человек. И во время боя подушками он отвора-чивался к стенке и мечтал, как на его кровать тоже залетит подушка. Он ее возьмет и тоже в кого-нибудь бросит, и тогда все пойдет хорошо, и друзья у него появятся обязательно! Фелька завидо-вал Аверченко - за то, что отличник, хулигану Гвоздю, Ромке, Альке, фантазеру Бакулину - у всех было что-то особенное, а вот у Фельки кроме звучной фамилии ничего не было. Может, он и ро-дителям не нужен? Ведь рядом живут, а ни за что не навестят! Отец иногда писал письма - сдер-жанные и короткие, наполовину состоящие из советов. Воля, самоконтроль, закаляйся и крепни, веди себя достойно...Толку Фельке от этих правильных слов! Лучше бы просто написал как там все, как мама, Кит...да, и по брату иногда скучал Фелька, но сам домой не ходил. Ждал когда по-зовут-напишут или сами приедут и поинтересуются, что случилось с младшим сыном. Ждал уже по привычке, а когда никого рядом не было - сам с собой разговаривал, представляя эту встречу.
  
  Ворона села на край бачка, присмотрелась, наклонила голову и взлетела с кексом в клюве.
  " И чего я к ним сунулся?- обреченно вздохнул Фелька, следя за вороной. - Нужен им мой кекс, как же...Двоек, что ли, нахватать? Вон, Травушкин хватал-хватал, потом тройку получил и уже герой. Жалко, что ли, Дегтяреву было кусочек попробовать? Надо было не так, просто сказать: "Рома, на кекс! Вкусный!" Ну не убил бы он меня за это! Не побил! Трус ты, Гаржиновский! Соп-ля! Жирдяй позорный! Или Травушкину сказать бы:"На, Алька, попробуй!"А им и не надо, им и вдвоем хорошо...И как это у всех получается дружить? Вот Травушкин...Алька, то есть, недавно приехал и подружился. Туманов ни с кем не дружит почему-то. Может он такой как я? Нет, его уважают, он храбрый, а я...я обыкновенный..."
  Фелька вздохнул, оглянулся по сторонам и вытащил из кармана сигарету. Уже три дня он учился курить, купив по незнанию самую крепкую "Звезду". Противным дымом захлебывался, сдерживая тошноту, и мечтал, как однажды на перемене зайдет за корпус, туда, где все мальчишки курить бегают. Вытащит небрежно, затянется...тьфу, какая гадость! Гвоздь тоже увидит, может даже прикурить попросит, а Фелька отдаст ему всю пачку. Нет, всю не надо, а то подумает, что подлизываюсь. Просто скажу: "Да бери!" Или не скажу, протяну молча, вот так...
  Фелька потушил сигарету и зажал ее в зубах. Прошелся по траве вразвалочку, выбросил кулак, процедил угрожающе "Что, проблемы? Иди сюда, родной" Нет, все равно не то, на Гвоздя не по-хоже. А Дегтярев лучше, его не за кулаки, а за справедливость уважают. Как он тогда к Борку хо-тел пойти, про фальшивые пятерки рассказать! Ну почему, почему все такие-или сильные, или храбрые, справедливые и всегда знают что делать? Какой волшебник научил их знакомиться и дружить? Ничего, в следующий раз я так и скажу " Бери, Рома, классное печенье". Честное слово, вот подойду и скажу!
  А Ромка с Алькой про кекс уже и забыли. У них поважнее проблема появилась.
  -Алька, ты точно в тумбочку положил?
  -Да точно, точно!
  -Может, под кровать закатился?
  -Я там сто раз уже проверял!
  Ромка проверил в сто первый - точно нет.
  -А когда ты его видел?
  -Да вот когда играли...Был же! Я сам клал, прямо на тетрадку! Вот на эту...
  Тетрадка в тумбочке осталась. Все осталось, а шарик исчез.
  -Привидение его слопало, что ли?!
  -Где привидение?- заглянул в дверь Андрюха.- А чего вы все пораскидали?
  -Бакулин, ты шарик случайно не видел?- безнадежно спросил Ромка.
  -Какой еще шарик?
  -От "Охоты", мы сыграть хотели, а он пропал.
  -Не, не видел. А под кроватью глядели?
  -Сто раз уже!
  -А вы без шарика сыграйте, потом найдете! Вот у меня бабушка один раз очки искала, все облази-ла, меня веником треснула, а потом нашла у себя же на носу! Или еще раз было - потеряла она ко-шелек, мама ищет, папа ищет, я ищу, уже в школу опаздываю, а кошелек лежит себе в сумке...
  -Ну и как ты без шарика сыграешь? Пальцем?
  -А такой не пойдет?
  На ладони Андрюхиной лежал красный деревянный шарик.
  -Не знаю, надо попробовать...
  -Только я с вами сыграю, ладно?
  Шарик был больше, чем лунки, и никак не хотел в них ложиться. Еще и крутился, вылетая за борт от совсем слабого толчка. Но играть было можно, если о том, железном и удобном, поза-быть. До самого отбоя играли, потому что кроме Андрюхи Сережка Лапин попросил "стукнуть разок". Даже Ромке было интересно, хотя дома лежала "Охота" на самом дне ящика и казалась со-всем уж детским развлечением.
  Ночью Алька проснулся вдруг, вспомнив недобрым словом придорожные яблоки. Живот крутило так, что всерьез опасался Травушкин до туалета не добежать. Добежал и остановился, удивляясь, почему там свет горит. Из-за двери дымком табачным тянуло. Это кому же среди ночи курить приспичило?
  Дернул за ручку и зажмурился от дыма.
  -Травушкин?!
  -Ну... - ответил Алька, смотря как Гвоздь поднимается с корточек.
  -Ты зачем сюда пришел?
  -В туалет...
  Живот болеть перестал. От удивления, что ли?
  -А ну отдай, это наш шарик!
  Кроме Гвоздя в туалете еще четверо. Незнакомые пацаны (из шестого отряда, кажется) си-дят прямо на синей плитке, а перед ними монеты столбиком разложены. И шарик железный, тот самый, у Гвоздя между пальцев зажат.
  -Тихо ты!- растерянно сказал Гвоздь, что-то соображая.- Отдам....потом отдам, не ломай игру!
  -Что ли попросить нельзя было? - возмутился Алька.
  -Ну, можно...
  -Да отдаст он тебе.- уверенно вмешался круглоголовый пацан со шрамом на щеке.- Вот в ларек завтра игру привезут, и отдаст.
  Алька топтался на месте. И живот вроде прошел, и шарик назад требовать как-то неудобно...
  -А во что играете?
  -Травушкин, да иди ты спать!
  -Чего гонишь, может ему интересно!- вступился круглоголовый.
  -Да у него и денег нет!
  - Ну и что, пускай так попробует! Иди сюда, пацан!
  -Только Борку с Крокодилом не протрепись.- торопливо добавил Гвоздь.- Понял?
  -Ладно.
  -Да не скажет он, нормальный же пацан, сразу видно! Как тебя кличут? Алька? Меня - Димка.
  -Глобус он. - Хохотнул длинный мальчишка, чиркая спичкой.
  -Заткнись, Изюм!
  -Вы что, под деньги играете?
  -Да разве это деньги? Слезы!
  -Глобус, теперь моя очередь!
  Алька на холодный кафель садиться не стал. Стоя наблюдал, как Гвоздь зажмуривает ле-вый глаз, примеряется, отводя руку назад, и тюкает шариком по стопке монет. Разлетелась стопка, и почти все монеты с орла на решку перевернулись.
  -Везет как арестанту! - не удержался Изюм.
  -Фарт - не водка, за деньги не купишь.- отозвался Гвоздь, отделяя от выигранного три копейки. - Ну, кто со мной?
  Двое пацанов вздохнули, с завистью глядя на деньги.
  -Сань, давай я!
  -Должок отдай, потом лезь!
  - А давай я тебе лук отдам?
  -На фига он мне нужен?
  -С красным проводом?! Мне нужен! Гвоздь, я за него ставлю!
  -Тогда и долг отдай за него.
  -Идет.
  Били пацаны по очереди, каждый по-своему - кто резко, кто тихо, кто на шарик перед ударом пле-вал для удачи. От Димки Глобуса узнал Алька, что игра эта нехитрая стукалкой называется.
  -Взял!
  -Куда, эта на ребре!
  -Чего?!
  -Того! Перебивай давай!
  -В куче перебью.
  -А в глаз не хочешь?!
  -Гвоздь, скажи - она перевернулась!
  -Кончай мутить, Дэн, перебивай!
  -Не бузи!
  -Да не жалко, подумаешь!
  Мимо монеты шарик пролетел.
  -Блин!
  -На круг гони! Кто сколько ставит?
  -Гвоздя очередь.- С завистью сказал Изюм.
  -Травушкин, а хочешь стукнуть?
  -Чего?
  Растерялся Алька. А Гвоздь улыбался совсем дружелюбно, как лучшему другу.
  -После меня, говорю, стукнешь?
  -Так у меня денег нет...
  -Совсем?
  -Ну, в спальне есть.
  На переезд гриндальским беженцам деньги без очереди выделяли. И мать пять рублей Альке сунула. С Ромой, говорит, мороженого поедите, только сразу все не трать, а то горло забо-лит.
  -Ништяк! На сколько замажем? На три или на пять? Смотри, я за тебя пятак ставлю, выиграешь - восемь отдашь, а нет - в увольнение принесешь.
  Алька уже понял, что стукать лучше в начале игры, когда монет на кону больше. Опустился на корточки - так удобней было. Ну ладно уж, восемь копеек отдать не жалко...
  Стопка была внушительной. Тяжелые пятаки, квадратные трешки, даже серебряный гривенник в середину засунут. Примерился Гвоздь, на Альку глянул, тюкнул совсем осторожно....
  -Эх!!!
  -Шляпа!
  Одна гнутая трешка соскочила, переворачиваясь, а стопка даже не шелохнулась.
  -Бей...- неохотно сказал Гвоздь, отходя к подоконнику. - Бей, Травушкин, твой фарт.
  Нагретый шарик показался Альке тяжелым, куда тяжелей чем при игре в "Охоту", будто туда свинца добавили. И азарт уже колотился в висках, и губы от волнения пересохли. Выбирал Алька как ударить- то ли с краю, то ли посередке. С краю верней, Гвоздь так и выигрывал, зато и промазать можно, просто улетит шарик в сторону, и все. Один раз бьешь, хоть по монетам бей хоть в стену- все равно за удар считается.
  -Не тяни...- выдохнул Глобус, жадно смотря на стопку.
  Ударил Алька все же по краю, не примериваясь, почти наугад. И неожиданно на целый рубль раз-богател.
  -Везет же!
  -Хоть бы пятерик оставил!
  -Подчистую, как в банке...- хмыкнул Гвоздь. - Фартовый ты, Травушкин. Дальше играем?
  Алька, торопясь и ошибаясь, отсчитал ему восемь копеек. Непривычным грузом в кулаке остались гнутые монеты. Это же палочек можно взять - тех, кокосовых...
  -Дальше, говорю, играть будешь?
  -Нет! - испугался вдруг Алька.
  - Ну как хочешь. Треху ставлю, пацаны.
  -Фарт не автобус - к утру повезет...
  - Я тоже три. Последние.
  -Не жмись, Изюм, у тебя и час назад последнее было.
  - У него в кармане банк, ему и десятку можно ставить!
  -А ты считал?!
  - Так что - я пойду?- тихо сказал Алька, ожидая любого подвоха.
  - Иди.- оглянулся Гвоздь. - Кто ж тебя держит, родной? Только помалкивай, как обещал.
  -Слово.
  Вышел Алька из туалета, кулак вперед вытянул. Никто его не остановил, деньги не отнял, не сказал что это шутка такая. Что - и все?! Серьезно, что ли? За пять минут - рубль, целый рубль вот так запросто, вернее девяносто две копейки - Гвоздю же долг отдал...А за день тогда сколько? Если хорошо научиться стукать, и проигрывать чуть-чуть? Ну, проиграешь даже половину, а дру-гая-то половина останется?
  В спальне наощупь открыл тумбочку Алька. Ворочался, засыпая, нюхал пахнущую медью ладонь. Вспомнилось отцовское "Не за то бьют, что играешь, а за то, что отыгрываешься" В Гриндале с пацанами играли в карты - на лимонад, на желание, еще проигравший от тополя до песочницы полз и носом спичку толкал, а остальные со смеху угорали. Там - игра, а тут - настоящие деньги, хоть и погнутые. Рубль...Собственный, не у родителей выпрошенный...Что там палочки, можно солдатиков купить - в форме, с оружием и танк в придачу, Алька такой набор уже в магазине ви-дел. Или мяч футбольный, или фонарь с десятью насадками...Эх, надо было Гвоздю еще денег дать - за шарик! Врет ведь, не отдаст!
  
  Шарик Гвоздь действительно отдал - через три дня. К тому времени из ночной игры сту-калка уже эпидемией стала. Не было в Мариенбурге ни одной игры с шариком, которую бы кур-санты не купили. Каждому свой хотелось, потому что по неписаному закону владелец шарика в начале игры бил первым. Стукали во дворе, на переменах, за корпусом, а особо азартные игроки даже на уроках ухитрялись пару конов сделать. Особо ценились железные шарики, потом и дере-вянные в ход пошли. Ступин купил в ларьке же девчоночьи бусы из синего и зеленого стекла, лес-ку разрезал, а в отверстия спичкой пластилина напихал. Классные шарики получились - стеклян-ные, а тяжелые! Два шарика Валька себе оставил, остальные в тот же день то ли продал, то ли проиграл. Только трое мальчишек вне игры оказались. Алька, первой удачи хлебнувший, хотел было еще сыграть, да Ромка ему запретил.
  -Вот бы еще так повезло... - мечтательно сказал Алька, снимая фольгу с шоколадного рулета.- Я бы фонарь купил, знаешь, такой, с синим светом...
  -Зачем?- отозвался Ромка.
  -Ну просто...На "Дакар" прицепить, ночью знаешь как круто ездить!
  -Не выиграешь.- С набитым ртом промычал Ромка, отламывая самую вкусную серединку.- Альк, а пошли за лимонадом? Пить хочу.
  - Пошли. Только я грушевый не буду. Я апельсиновый люблю, с сиропом.
  Лимонад продавался тут же, в корпусном сквере. На разлив и в бутылках, трех сортов, по копейке за стакан, а на пятак продавщица в синем фартуке протянула Альке тяжелую зеленую бутылку с апельсином на этикетке.
  -Откройте пожалуйста. - Попросил Алька.
  -Только бутылку в урну кидайте, не мусорьте!
  Лимонад бил в нос колючими брызгами. И апельсинами от него пахло, будто под елкой на Новый Год.
  -Ромыч, а почему это - не выиграю? Я уже понял, как стукать, осторожно надо, с краю!
  -Не надо, Алька.
  -Да подумаешь - один раз! У меня еще восемьдесят копеек осталось!
  -Может, и выиграешь... - задумчиво сказал Ромка, отдирая от бутылки этикетку. - А потом вон, как Федя, продуешься. Лучше не надо, Алька, ничего там нет хорошего. Что тебе, так мама фона-рик не купит?
  -Купит, наверно.- Охотно согласился Алька.- Я на день рождения попрошу, она и купит. А Федя- это кто?
  -Какой Федя? Ааа, этот....Да у отца знакомый такой был. Игрок.
  
  Помнил Ромка зимний вечер - холодный и тоскливый, и есть хочется, а из еды только под-горелая каша на сковородке. Отец два месяца без работы, утром пошел к какому-то Митрофанычу в грузчики наниматься, и нет его до сих пор. Играть не хочется, спать неинтересно, и Ромка смот-рит в окно. В желтом луче фонаря пляшут снежинки. Их много. Ромка начал считать, до десяти дошел, а дальше сбился. И тут в дверь позвонили - уверенно, требовательно. Мать прямо в комби-нации дверь распахнула, потому что была уверена, что за ней Витька пьяный стоит. И тут же ойк-нула и метнулась в зал, первый попавшийся халат с крючка сдергивая. А в коридор вошли трезвый отец и рослый широкоплечий дядька в длинном пальто. У дядьки в руках три пакета, сунул он один растерявшемуся Ромке, ботинки скинул, а тут и мать вышла из зала - знакомиться. " Федор"- пробасил дядька, целуя матери руку. Мать засмущалась, кое-как ответила "Галя, очень приятно" "Взаимно. Вы уж извините, Галя, что я так, на ночь глядя, я проездом, а тут Витю встретил...да, кстати, там в пакетах кое-что, к ужину, я, правда, не знал что вы любите, так, на свой страх и риск взял..."
  А в пакетах - курица копченая, семга, шампанское, апельсины, яблоки, сыр, колбаса, бледно-розовый торт и пломбир в желтых пачках. " Я завтра же в Чеслово, первым поездом"- объяснял гость. "Витя, а это сын твой? Как зовут, сын? Да ты ешь, не стесняйся!" Ромка и не стеснялся, ста-рательно откусывая от пломбира. За столом гость вскользь упомянул, что с отцом они товарищи по несчастью, и мать про тюрьму догадалась, но смолчала, потому что ухоженный Федя с перст-нями на пальцах ей понравился. Не похож он был на отцовских дружков, и мать сама предложила " А чего вы торопитесь? Пожили бы у нас, Мариенбург поглядели бы!" "Увы, Галочка, не могу" - сокрушенно развел руками гость. "Дела, знаете ли... Да, у меня к вам просьба огромная - мне сей-час поспать бы..." "Конечно! - засуетилась мать. - Вот в Роминой комнате вас и устроим, я сейчас подушку достану!" "Только вы меня в полпервого разбудите. - Добавил гость" "Ночи?!" "Именно ночи, это очень важно!"- с нажимом сказал Федя. И лег в Ромкиной комнате на диване, сразу же заснул, даже второй подушки не дождался. А в зале мать у отца выпытывала: "Серьезный человек Федя-то...может он тебя на работу пристроит?" "Его работа не по мне" "А какая по тебе - пиво дуть целыми днями?!"- заводилась мать. "Тихо ты, человека разбудишь..." Тут Ромка заснул, а проснулся оттого, что свет бил в глаза. Федор и вправду ночью встал, оделся и ушел. А пришел в обед - в чужой куртке, без перстней, ругая последними словами какого-то Кольку Дуста и черво-вую даму. После притихшим голосом спросил: " Витька, у тебя двадцать копеек не найдется? До Чеслова, на билет. Я отдам, ты ж меня знаешь!" Отец молча протянул мелочь. Будто нечаянно, сгрыз Федя три вчерашних бутерброда, водой запил и ушел. И голос у него изменился, и манеры, даже вроде ростом поменьше он стал. А после отец рассказал, что Федя шулер заядлый, тем и жи-вет. Мол, обчистил в Дубровке богатого западника, а тут и сам на мастера нарвался.
  -Что - и пальто проиграл? - не верил Алька
  -И пальто, и костюм с галстуком, и деньги все что были!
  -Ничего себе...
  -Ну! Не играй, Алька, ну их в баню, пускай дураки проигрывают.
  Алька дураком быть не хотел. Да и пальто проигранное крепко в голове засело, поэтому только наблюдал он за игрой, как за чем-то интересным но несерьезным. Еще Туманов не играл, хотя Ба-кулин клялся, будто видел его со стопкой монет в одиночестве - мол, тренировался Гэрька сам с собою и даже шарик у него был. Но Бакулин фантазер и врун, ему историю сочинить легче, чем чихнуть, поэтому никто ему не верил. После увольнения возвращались пацаны с мелочью в кар-манах, а через день-другой там уже ветер гулял. Были в игре везунчики, срывавшие банк с первой попытки, были и неудачники, но по-настоящему только Гвоздю везло. То ли удар у него был осо-бый, то ли шарик заколдованный, но в его карманах уже солидно шуршали купюры и уходить от-туда не собирались.
  Везло и Гаржиновскому. Нет, в стукалку он проигрывал все до копейки, но денег у него было больше чем у остальных курсантов, и проигрыш не страшил. Еще перед отправкой в корпус был у Фельки открыт счет в государственном банке, и отец этот счет постоянно пополнял. Сколь-ко там было - Фелька не знал, но на стукалку и мороженое ему хватало. И вскоре все привыкли, что Фелька с ними играет. Сам Гвоздь звал его небрежно " Ну что - пошли?" "Пошли", - отзывал-ся Гаржиновский, нащупав в кармане железный шарик. А потом его Бакулин просто так в ларек позвал, и Валька Ступин трешку до воскресенья попросил, и жирдяем Фельку уже не обзывали, а однажды вечером, осмелев, кинул он наугад подушку, и подушкой же получил по голове, как обычный курсант. С Бакулиным Фелька вообще сдружился, и охотно слушал его бесконечные россказни про привидения, скелеты в цепях и бабушкины приключения.
  -...И тогда они стену разломали, ка-ак дали по ней блямбой, ка-ак стукнули, кирпичи посыпались, а там скелет! Сидит на бочке старинной, а голова рядом валяется!
  -Врешь!
  -Честное слово! Говорю же - у меня дядя там работал!
  -Кто?
  -Дядя! Ну, он же строитель у меня, я что - не рассказывал? Ну, вот они тот дом и ломали...
  -Погоди, у тебя ж вроде брат строителем был,- уличал его Фелька, на всякий случай отодвигаясь от стены.
  Андрей не терялся, тут же изобретая новую версию.
  -Конечно, брат! Двоюродный. А брата, ты думаешь, кто на работу взял? Дядя же и взял. Дядя Жо-ра.- Добавлял он для убедительности. - А в бочке той золото нашли и карту на пергаменте...
  -На чем?
  -Ну на этом...на старинной такой бумаге.- Объяснил Андрюха.
  -А что там было, в карте?
  -Сокровища, конечно, что ж еще! Только ее доставать стали, а она и рассыпалась.
  -Вот блин! Совсем?
  -Так старинная же! В пыль прямо и рассыпалась. Вот если б ее не трогать, она б еще сто лет про-лежала. Фельк, а Фелька, если б ты сокровища нашел, что б ты сделал?
  -Я? - растерянно спросил Гаржиновский.- Не знаю...А ты?
  -Велик бы купил, коньки, планер настоящий....еще куртку такую как у пилотов, двухцвет-ную...Грушу купил бы и боксом занимался. Мяч бы еще...слушай, Фель, а у тебя три копейки есть?
  -Нету. - Честно отвечал Гаржиновский, обшарив карманы.
  -Жалко...
  -Что, проиграл?
  -Ага, - признался Андрюха.- Сережке продул....
  -Завтра будет.- Пообещал Фелька. - Вот в увольнение пойду и принесу.
  -Спасибо! Да я отыграюсь, я знаешь, что сделаю? Только никому не говори!
  -Ладно.
  -Нет, ты поклянись! Скажи: "Шумба - мумба, трикорас, чтоб я лопнул сей же час если проболта-юсь!" Я, Фелька, шарик заколдую и буду всегда выигрывать!
  -А как это?
  -Это у бабушки спросить, она точно знает. Все старики колдовать умеют, ты что, не знал?
  -Все?!
  -Ага. Только некоторые притворяются. Да я и сам знаю, спорим? Надо только ночью к муравейни-ку пойти и...
  -Где ж ты в городе муравейник найдешь?
  -Нигде...- вздыхал Бакулин. - А то бы я вообще миллион выиграл! Так принесешь, ладно? Не за-будешь?
  -Не забуду.- Твердо сказал Фелька.
  
  Он и не забыл. В воскресенье с утра сунул в карман зеленую пластиковую карточку вместе с проездным билетом. Банк - в центре, рядом с башней-иглой. Рядом с банком магазины - от про-дуктовых до ювелирных, на площади палатки, из приемника на столбе музыка гремит. С трудом сквозь толпу протискивался Фелька, за карман держался. Конечно, карточка без кода - кусок пла-стика, да мало ли что...
  -Феликс?! Здравствуй!
  -Здрасьте! - заулыбался Фелька, останавливаясь.
  Домработница тоже улыбалась. Младший-то Гаржиновский всегда ей был по нраву - и ел без ка-призов, и на кухне любил бывать, особенно когда с братом поссорится.
  -А я вас, теть Поля, и не узнал!
  Куда уж меня узнать! Постарела, небось!
  Из плетеной корзины гусь шею набок выворачивал, шипел злобно. Фелька на всякий случай ото-двинулся.
  -Да нет, совсем не постарели!
  -Да шучу я, шучу...А ты что же, в отпуске?
  -В увольнении. А вы?
  -Я-то на рынок вот ходила...Настя уволилась, другую не нашли пока, а обед хоть убейся, а гото-вить надо.
  -Уволилась? Почему?
  -Да вот так вот...дома у ней неладно, к матери поехала...
  Десять лет Полина Аркадьевна у Гаржиновских служила, а соврала первый раз. Не рассказывать же мальчишке, как старший его братец кухарку до слез довел. Вначале словами непристойными, а потом и за дело взялся - прибежала Настя на кухню в разорванной кофте, плачет, синяки прикры-вает. По уму-то если, так с хозяина за такое безобразие не одну сотню можно было взять, да Настя разве послушалась! В тот же день рассчиталась, даже часы подаренные с собой не взяла. Оно и понятно, двадцать два года девчонке, из деревни приехала. У них там такие как Никита еще в иг-рушки играют...
  -Ну, как там все? - с нетерпением спрашивал Фелька. - Папа как? Кит?
  -Что ж им сделается...Отец твой новую машину купил, старую-то Никита разбил...
  -Как - разбил?
  -Да покататься взял, на танцы что ли, ну и выпимши был, известное дело...
  Не удержалась тетя Поля - головой осуждающе покачала, вспоминая как по дому метался хозяин, кулаками размахивал, ища виноватых. Никита даже не объяснился - просто поставил под ворота покореженную машину и дальше гулять отправился. А под утро привели его, на ногах не стояще-го, и махнул наследник рукой: "Ты, пап, эт-то...извини....тормоза хреновые...я нажимал, а они никак..."От объяснения этого пьяного хозяин даже лицом просветлел. Обнял сына, сам из бутыл-ки глоток сделал: "Да фиг с ней, сынок, другую купим! А я уж думал, шофер раздолбал..."
  Шофер (пятьдесят лет мужику, а хозяин его все Ленькой звал) Полине Аркадьевне мужем дово-дился. И вздохнули оба, от стенки отходя. Возле стенки разбитый графин, у Лени осколком щека поцарапана и одежда вином пропахла, ну да это ничего, заживет и отстирается, главное - пронес-ло, избавил Господь, за машину дорогущую не платить, и не уволят. Дети-то в колледже за плату учатся, каждый месяц по три сотни выкладывать надо, а где их взять, если не работать?
  -А ты-то как, учишься?
  -Ага. Пятерку вчера получил по химии!- похвастался Фелька.
  -Молодец! Отец тебе привет передавал.
  -Правда?!
  А то вру что ли!
  Снова соврала. И не думал Гаржиновский младшим сыном интересоваться. Запихнул его в этот интернат...хоть и дорогущий, а все одно казенный, денег сунул и позабыл. Садовник Мишка бол-тал, будто оттого это, что не знал хозяин, своего ли воспитывает. Никита-то вылитый отец - и под-бородок такой же, и нос с горбинкой, и родинка у локтя - никаких, то есть, сомнений. А Феликс в мать пошел, да и родился не вовремя - мать тогда с отцом поссорилась, ушла от него и год одна жила. Навещал ее хозяин, вернуться уговаривал, от тех посещений и Фелька появился, а все же раз не вместе жили то и не уследишь. Три года Аркадий Борисович никаких различий между сыновь-ями не делал, а потом, видно, доброжелатели нашлись да пустили слух по ветру. Жалко малого-то... Это Никиту бы в интернат, чтоб приструнили, а Феликс всегда был добрый да тихий, загляде-нье, а не ребенок...
  -Вы ему, теть Поль, тоже привет передавайте! И маме, и Киту! Скажите - у меня в этом году все четверки твердые будут!
  Чей-то бульдог без поводка и намордника к гусю потянулся, гавкнул хрипло, и шарахнулся гусь, выпадая из корзины.
  -Стой! Стой, окаянный! А, чтоб тебя!
  Воображаемым камнем тетя Поля грозила бульдогу, ногами на него топала, боясь чтоб не укусил, а непослушную птицу поймала только возле башни. Кое-как обратно усадила, морковку из корзи-ны подобрала, глянула назад - а Фелька уже пропал, в равнодушной толпе растворился.
  -Сколько снимать будете, молодой человек?
  -Десять...нет, двадцать рублей.- Поправился Фелька.- Там столько есть?
  -Что же вы счета своего не знаете? А выписки я для чего даю?- ворчал удивленный кассир, разгля-дывая клиента. Это ж надо - каждое первое число деньги ему приходят, да и немаленькие, а он да-же суммы не знает!
  -Ну, еще останется там?
  -Останется, не волнуйтесь. И столько, и еще сто раз по столько.
  -Тогда двадцать пя...двадцать восемь давайте!
  - окончательно решил Фелька, протягивая зеленую карточку.
  По пути в корпус прикидывал: "Два рубля Лешке отдать за планер, да майку купить с капюшоном, да мне тридцать копеек Ступа должен...Гвоздь сегодня большую игру обещал - хватит ли?" Но деньгам его суждено было остаться в кармане, потому что на географии неожиданно в класс Борк вошел. Под мышкой у Борка ящик посылочный, а сзади Вовка Смирнов из шестого отряда плетет-ся, носом шмыгает.
  -Смирно! Сержант Байрамов, разрешите ваших подопечных отвлечь? Ненадолго...
  -Разрешаю.- Ответил Крокодил.- Иди на место, Бакулин, тройка. На костылях тройка, не радуйся! На обоих костылях! Пристрелить ее надо, чтоб не мучилась...
  Аверченко хихикнул и затих, с любопытством глядя на директора.
  -Ну что, орлы, допрыгались? Катран устроили? Это вам что - Имперский корпус имени маршала Кутепова или вокзал старостанский?! А? Не слышу? Значит так - все шарики, всю эту дрянь сдай-те! Сюда бросайте, чтоб ни у одного! Чтоб я не видел, понятно? Ишь, разбогатели! Государство их поит-кормит, как порядочных, так им деньги стало некуда девать! Война идет, а вы вместо того чтоб учиться казино заводите! Ну, чего, чего вам не хватало? Тебе лично, Смирнов, а?
  -А что я? - всхлипывая, запричитал Вовка.- Что сразу я? Я-как все!
  -Ах, как все?! Я что, не по-имперски говорю? Кидайте эти свои...биты! В ящик и кидайте! Играть смелые, а отвечать слабо?
  Аверченко кинул первым. Потом - Ступин, Салтыков, Чепуренко....Кто пригоршни шариков бро-сал, кто один-единственный, и без звука падали они, потому что все отряды уже Борк обошел, и везде коробку на парту ставил.
  -Все? Смотрите, проверю! Эх вы, имперцы - соль с перцем...Кого обыгрываете-то? Товарищей своих, последние копейки с них вытряхиваете! Не стыдно? Так, значит, чтоб я этой гадости боль-ше не видел! У кого хоть раз шарик увижу - документы на стол! В торговом училище играйте, коммерсанты! Ясно?
  -Так точно, господин капрал!
  -Вольно! Продолжайте занятия!
  "Только б не узнали что из-за меня...."-тоскливо думал Смирнов, притворяясь невидимкой. За этот день он уже сто раз пожалел о том проигрыше! Ну, проиграл три рубля, ну денег не было, ну принес удачливому Антохе вместо денег три серебряные медали, так не насовсем же! А отец в тот же день зачем-то в шкатулку с наградами полез и шум поднял. Другие и больше проигрывали, да других так не лупили! Еще и в корпус пришел отец, выбив у сына признание, зачем и кому те ме-дали понадобились. Теперь на стул сесть нельзя, ухо горит, в году по поведению двойка, да еще и Борк пригрозил "Вылетишь при первом замечании как пробка из бутылки! Лучше б ты башку свою проиграл никто бы и не заметил!"
  Шарики и вправду сдали все, никто не ослушался. И три дня ходили курсанты смирно, чувствуя - все хорошо, и деньги целые, а все же не хватает чего-то. И пальцы сами в карман лезли, натыкаясь на пустоту, и монеты в столбик привычно складывались. Гвоздь злее всех был, то и дело подза-тыльники отвешивал, а на четвертый день Фельку Гаржиновского по плечу вдруг хлопнул.
  -Иди сюда!
  -Я?
  -Нет, я! Топай, а то в морду закатаю!
  Хотел Гвоздь по привычке добавить "жирдяй" да не стал- то ли из-за Фелькиной нужности, то ли оттого что физподготовки и кросс с камнями в рюкзаке пошли Гаржиновскому на пользу. Строй-ным он, конечно, не стал, но из толпы уже не выделялся.
  -Чего?
  Два кубика в руках у Гвоздя. Обычных таких кубика, какими в нарды играют - белые, с точками-цифрами по бокам. Подкинул Гвоздь их на ладони, потряс - семь очков выпало.
  -Сколько очей?
  -Семь. - Догадался Фелька.
  -Теперь ты.
  Фелька тряс долго и старательно.
  -Двенадцать!
  -Везет тебе. Ну, ты выиграл. Держи.
  Вразвалочку ушел Гвоздь, сквозь зубы что-то залихватско-блатное насвистывая. А у растерянного Фельки в ладонях остались три копейки и кубики. И немного времени ему понадобилось чтоб со-образить, что кубики шариков не хуже. Даже лучше, потому что меткость тут не нужна. Считай себе до двенадцати да на удачу надейся. Ну а замысел Гвоздя был прост: если что - это не я кур-сантов научил, это все Гаржиновский виноват, а я, господин капрал, мимо проходил. И сработал бы замысел, если б директором кто-нибудь еще кроме Борка был.
  -Гвоздев, к директору!
  -Чего?- растерялся Гвоздь, поднимая голову. - Зачем?
  -Иди, Гвоздев, не задерживай урок. - Поторопил его Крокодил.- А к доске...к доске у нас пойдет Соколов...
  
  По коридору неохотно брел Гвоздь. Зачем вызывают? От верной двойки спас вызов, это хорошо...Так зачем он директору понадобился? Вроде и не дрался в последнее время, а Харламов сам напросился, да и в туалете дело было, никто не видел. "А пусть попробует доказать что не упал! - заводил себя Гвоздь. - Сам виноват! Нечего было нарываться!" По опыту знал он, что если самому поверить в несправедливость обвинения, то и голос и взгляд как-то сразу невинными де-лаются. И поверил ведь, и остановился перед дверью, досочиняя последние аккорды той истории, в которой Харламов был наглецом и жадюгой, а курсант Гвоздев всего лишь справедливость вос-станавливал. Ну погорячился немного, с кем не бывает...
  -Ааа, Гвоздев...Ну проходи, Гвоздев, не стесняйся.
  Борк кормил рыбок, постукивая согнутым пальцем по стенке аквариума. Не спеша отряхнул ладо-ни от коричневой пыли, похожей на перемолотые сухари, и только потом внимательно взглянул на курсанта.
  -Ну, Гвоздев, рассказывай.
  -Чего?
  -Того! Руки вынь из карманов, ты же не во дворе с приятелями болтаешь. Вот так. И все остальное тоже вынь.
  -Зачем?!- испугался Гвоздь.
  " Из карманов - для отмазки, потом тоже скажет майку снимать, ну я попал...."
  -Приказ командира не обсуждается, курсант! Долго мне еще ждать?!
  На стол выложил Гвоздь все что было - пару смятых десяток (эх, не успел в тайник спрятать!), спички, две сломанные сигареты, мелочь, кубики...
  -И чего ж тебе, Гвоздев, не хватает? Да-да, лично тебе? Не успел одно казино прикрыть, а ты уже другое смастерил. Ловок!
  -Это не я!
  -Да неужели? И это не твое?
  Не на сигареты смотрел Борк, и даже не на кубики. Двухцветный магнит заметил, и будто играя, в воздух его приподнял.
  -Что, в единицу и пятерку металл запаял?- спросил директор с пацанячьим каким-то интересом.- Этой штуке больше лет, чем тебе, понял? Так мы в детдоме хоть своих не трогали...
  Гвоздь хмуро наблюдал, как кубики подпрыгнули вверх и прилипли к синей полоске.
  -Кого дурить вздумал, мать честная?! Своих же ребят! Они тебя в бою прикроют, жратвой поде-лятся, а ты...Совесть есть у тебя, ты скажи?
  Молчит Гвоздь, на аквариум смотрит.
  -Это у тебя что - сегодняшний выигрыш?
  -Да.
  -Ишь, Челсон какой нашелся! Я и то меньше получаю.
  -Я больше не буду...- угрюмо пробормотал Гвоздь.
  -Сегодня? Ну конечно, ты свою норму выполнил...
  Борк вздохнул.
  -Садись, Александр. И что мне с тобой делать?!
  -Что хотите...
  -Ты мне вот что скажи - зачем тебе это? Деньги зачем? Ты их что - солишь, квасишь, с маслом ешь?
  -........
  -Может, ты должен кому?
  -Никому я не должен...
  -Зачем тогда? Гвоздев...Саша, корпус-это одна семья, понимаешь? Если тебе что-то надо, если ты в беду попал - скажи! Мы поможем. Не хуже твоих дружков уголовных поможем. Да не молчи ты, мать честная! - разозлился вдруг Борк.- Не молчи, сфинкс австралийский! Думаешь, я не знаю, что ты вот с такими деньжищами в кармане даже в ларек не бегаешь? Думаешь, лопух директор? За нами государство, Империя, а ты какую-то шпану боишься!
  -Никого я не боюсь!
  -А деньги тогда зачем?
  -Просто...
  -Просто даже мухи не летают. Это они вон - просто, - махнул Борк в сторону двери. - Они играют, а ты выигрываешь. И выигрываешь наверняка. Есть разница, а? Послушай, я тебе слово офицера даю - из этих стен ни одно твое слово не выйдет.
  Поднялся, за плечи обнял дернувшегося мальчишку.
  -Ну, чего там у тебя, Санька? Долги? Или...
  -Ничего.
  -Ну, упрямый!
  -Никому я не должен, господин директор. Вы меня, наверно, перепутали с кем-то.
  Видел Борк - беда у мальчишки, не ради игры он в корпус эту эпидемию занес, а ради самих денег, ради согнутых монет и захватанных рублевок, которые пацаны из дому приносили. Видел, а по-мочь ничем не мог. На краешке стула сидел Гвоздь, в глаза не смотрел, и был похож на пленного партизана, вот-вот закричит "убивайте-не скажу!" Да не враги ведь перед ним, мать честная, не гриндальцы, а свои же люди! Свои, с которыми он не первый год живет!
  -Звонок, господин директор. Алгебра началась.
  Глаза холодные, и голос как у робота. Хоть в карцер его сажай, чтоб глупостей не натворил.
  -Отпустите меня, пожалуйста....
  -Да кто тебя держит?! Иди. Но разговор наш в силе, понял? Захочешь поговорить - приходи.
  -Ладно.
  Гвоздь сейчас что угодно мог бы пообещать, лишь бы вырваться.
  -Эй, а вещи кто забирать будет? Магнит я конфисковываю, нечего жульничать. А кубики что ж...бери.
  И десятки оставил бы Гвоздь, и еще бы к ним из заветной коробки треху доложил, да побоялся. Кое-как все по карманам рассовал, за дверь выскочил и смешался с отрядом. Уроки отсидел, а на физподготовке вдруг голова закружилась. Нет, нельзя...нельзя сейчас болеть, иначе хана, в уволь-нение не пустят. И так двух сотен не хватает, ну да ладно уж...Может, Шериф на дело возьмет?
  Сам себя Сашка обманывал, потому что на прибыльные дела никогда его Шериф не брал. Брал не-уклюжего Буню, Валета, даже заикающемуся Комару разрешал на шухере стоять, а на долю Гвоз-дя выпадали мелочи - у малышей возле школы пятаки посшибать, автомат телефонный раздол-бать, а то и вовсе за пивом сбегать. А если пиво было несвежее или сильно разбавленное, то Ше-риф подзывал Гвоздя, медленно наклонял кружку, усмехался.... "Не надо, Шериф!" - заискиваю-ще просил Сашка. Но пиво уже лилось тонкой струйкой - на грудь, на плечи, на штаны, а потом мокрому Гвоздю снова приходилось бежать, надеясь что уж во втором-то ларьке пиво лучше ока-жется. Впрочем, два раза подряд Шериф не издевался, и даже корешем Гвоздя по пьяни называл, но все равно чувствовал Сашка, что чем-то он от всей шпаны отличается. Возрастом? Так Комар всего на год старше, вечный нытик и дохляк, перед дракой у него всегда то пузо, то нога заболе-вают. А Сашка до последнего махается, пока с ног не собьют или сзади по башке не огреют. И жаргон через слово у него, и сигарета в зубах, и походка жиганская - вразвалочку, а все не то, не так к нему главарь относится. Почему так? Обидно Гвоздю до слез, никому не видимых, а надо со всеми вместе над собою же ржать, потому что другой банды нет поблизости. Правда, есть еще Ленька Жгут с Семиречной улицы, но с ним война, да и зачем ему чужаки? Тут плохо ли, хорошо ли, а пацаны уже свои, привычные. И мечтал Гвоздь, как однажды он сам совершит такое, что все ахнут. Например, один, без наводки и друзей, грабанет миллионера, или поможет спрятаться бег-лому вору, а тот его обязательно к себе в банду возьмет, или вдруг при разборке Шерифа от ножа спасет....Но миллионеры вокруг не водились, драться Шериф и сам умел хоть с ножом хоть без, а воры из тюрем может, и бежали, да только в обшарпанный дом с покосившимся забором не спе-шили заглядывать. Откуда им было знать, что Сашка Гвоздь там встречи дожидается?
  Борк, наверное, посоветовал бы компанию такую бросить и новых друзей искать, только Гвоздю это и в голову не приходило. С кем дружить, если отец из тюрем не вылазил! С рождения знал Гвоздь что полисмены- суки позорные, работают лохи, а толковые пацаны должны воровать. И бил его отец просто так - под настроение, а еще после драк мальчишеских любил спрашивать "Ну, кто кому вмазал?" И если Сашке попало, то попадало и от отца - ремнем, а то и просто кулаком, чтоб сдачи умел давать, чтоб мужиком рос. С таким воспитанием зверел мальчишка, а запуганную и рано постаревшую мать совсем не слушал. Как-то раз залез в шкаф денег или конфет поискать, и увидел старые снимки. На них красивая женщина в зеленом платке прижимала к груди охапку ро-машек, и смеялась так заразительно, что даже Гвоздь улыбнулся. "Ма, это кто?" - крикнул он, сле-зая с табуретки. "Нравится?" "Ага, классная!" "Да я же это, сынок, я в молодости.- устало улыб-нулась мать.- Еще до Мишки вот, в деревне жила, у нас там ромашки до пояса вымахивали..." Но была эта улыбка так непохожа на ту, с фотографии, что крикнул Сашка возмущенно: " Да че ты гонишь! Тут совсем молодая тетка, а ты разве молодая?!" И под подушку спрятал ту, что улыба-лась. Потом уже, через три года, когда матери не стало, бабушка рассказала что все правда - и про фотку, и про ромашки, и про деревенское житье с собакой Тузиком, который яйца куриные воро-вал, поэтому хозяева его Жуликом называли.
  -Гвоздев! Ты о чем думаешь?!
  -Ни о чем....- буркнул Гвоздь, подняв голову.
  -Конспект пиши, Гвоздев! Экзамены скоро! Это всех вас, медноголовые, касается, и чтоб никаких двойных тетрадей не было!
  
  6. О чем думаю? Сказать бы Крокодилу - не поверил...А мать однажды зимой затеяла стирку, да спохватилась вдруг, что порошок кончился. Отец лежал пьяный, у Сашки из комнаты музыка гре-мела, вот и выбежала сама в магазин - в осенней куртке да калошах. Только выбежала - отец про-снулся. Шатаясь, дошел до кухни. "Ленка, ты где? Ленка, дай квасу, хреново мне..." Сашка так и объяснил - мол, нету мамы, в магазин пошла. "В какой магазин?! К хахалю она смылась!"- заорал вдруг отец, размахивая кулаками. "К хахалю, понял? Думает, я не знаю! Пускай идет, откуда при-шла!"
  Щелкнул замок - буднично так, негромко. А мать уже дергала дверь, стучала, Сашку звала. Сашка бросился к двери и отлетел. "Где шлялась, туда и иди!"- хрипел отец, захлебываясь беспричинной ревностью. До этого случая он и не думал об измене, а тут вдруг сквозь дверь стал приписывать матери кучу любовников, даже семидесятилетнего соседа туда приплел. А на дворе - мариенбург-ская зима, градусов за тридцать. И уже слабеет мамкин голос, а Сашка вытирает кровь из разбито-го носа, потому что снова попытался дверь открыть. "Убью, щенок!"- пригрозил отец. "И тебя убью, и шалаве этой не жить!" Сашка на кухню кинулся, в духовке нашарил стеклянную бутыль. "Батя, водки хочешь?" "О! Вот это по-нашему! Уважаю! Не зря тебя рожал!" Пил из горла, а Сашка наблюдал - когда же свалится, ну когда! Вечность прошла прежде чем отец на пол уселся. Все? Не все? На цыпочках пробрался Сашка к двери. И метель ворвалась в кухню, снегом хлест-нула по лицу, а мать уже на крыльцо опустилась, и встать не могла. "Мама, мама!"- тормошил ее Санька. Кое-как затащил в дом, калоши примерзшие разрезал, чаю поставил. "Замерзла я, Са-ша..." пожаловалась мать, открывая глаза. "Сейчас согреешься!"- пообещал сын. "Я уже и чайник поставил! Варенье будешь?"
  Не согрелась - на скорой ее увезли той же ночью, а отец днем даже не вспомнил что натворил. "Я?! - удивлялся он, хлебая воду из-под крана. - Ленку - на мороз? Да ни в жизнь, не было такого, что ж я - дурак? Сама, наверно, выскочила...ничего, оклемается, бабы - они живучие, как кош-ки...Ты, Сашка, глянь - есть у ней деньги или нет? Мне на маленькую только, башка трещит.."
  Кошка, может, и выжила бы, а мать через день от переохлаждения умерла. Сашка выживал, как мог, сдавая бутылки и воруя деньги у отцовых дружков.
  -Санька, мать твою, а ну неси жрать! Не видишь - отец устал!
  -Нету, па...
  -Вчера еще лапша была! Сам сожрал, что ли?!
  -Да ладно, Катер, я схожу, у меня и хрусты есть....
  Трое их было. Лохматый мужик с синими от наколок руками действительно сходил в мага-зин. Принес хлеба, сигарет, три банки бычков в томате и торжественно вытащил из кармана бу-тылку. Уйти бы Саньке в тот вечер, бежать куда глаза глядят, да сообразил он вечно ноющим брюхом что чем больше гости выпьют, тем меньше они съедят. И вертелся он возле взрослых, вторую консерву доедая, а за водкой уже другой пошел - молодой еще парень, у которого наколок было поменьше. А там пошли байки про зону - кто где сидел, кого знал, и споры вечные кто блат-ной а кто так, на подхвате. После Лохматый отправился за какой-то Зинкой, которая "всем дает", вернулся злой и сообщил, что Зинку полисмены загребли. Отец разозлился больше всех. "Я, мля, три недели без дырки! Мы шо, на крытке - шкуру дергать?! Хреново ты ищешь, вот я сейчас сто шалав пригоню!"
  Сашка тайком хлебнул из стакана. Ему стало тепло, даже есть уже не хотелось. Поспать бы...А Молодой тоже бычков не доел, вот бы на завтра оставить...
  Проснулся от тяжести. Отец навалился, дыша водкой и табаком. "Тихо ты, тихо...не дер-гайся, говорю!" "Па, ты чего?!" "Щас...я быстро, тока не шуми..." Прижал к матрасу, штаны вниз дернул. Санька почуял неладное - вырывался, кричал, даже за руку укусил и тут же скорчился от удара. А потом - боль, страшная и непонятная, разрывающая внутренности. И тут же будто раз-двоилась она - одна боль, острая, в Саньке и осталась, а другая ходила взад-вперед, пронизывала и заставляла уже не плакать - матрас грызть.
  Вспыхнул свет. Санька дернулся в безумной надежде - вдруг выручит кто, спасет, и тут же его за волосы схватили.
  "О, Катер, да ты тут, смотрю, в оттяге! Нашел, кем Зинку заменить!- заухмылялся Лохматый. - Сам тащишься, а на нас болт кинул? Не по понятиям! А ну, шкет, открывай рот поширше, да смотри, если хоть чуть на зуб попробуешь - башку оттяпаю! Ооо, мля...кайфовый у тя пацан, Ка-тер, ништяк..."
  К горлу нож прижат - кухонный, с выщербленным лезвием. Молодой к Сашке лезть не захотел, так и стоял в дверях, но молчал даже тогда когда Лохматый отца сменил. Так и не узнал Санька, что был этот парень старшим братом Шерифа....
  Утром растерзанный мальчишка взял тот самый нож и к отцу в комнату пошел. Но не было уже Мишки Катера, и дружков его не было.
  "Ничего, дождусь!"- решил Гвоздь, засовывая за пояс еще и молоток - для верности. Отец-то здо-ровый, а Сашка еще массы не набрал, да и не наберешь ее на хлебе с водой...
  Ждал целый день, отходя только в туалет. Отходил часто, и поначалу, увидев на бумаге кровь, по-думал устало: "Все... сейчас помру..." Больше никаких мыслей не было, только ноющая боль и какое-то странное отупение. А еще - ненависть, настолько глубокая, что о ней даже не думалось, просто не было в Санькином сознании ничего кроме ненависти и боли. Даже голод исчез - съел было те самые консервы, да тут же возле стола все обратно и полезло. Ночью ждал особенно, уже сидя у порога. И только по случайности не ударил первого, кто толкнул открытую дверь. Вошли полисмены, отобрали у растерявшегося Сашки нож и сообщили, что отца он только через десять лет дождется. Восемь - за ограбление имперского курьера и два за сопротивление. "Лохматый? Молодой? Так с ним же они и были...И им не меньше, не волнуйся. Чего это у тебя упало? Моло-ток? Так это ты Катера с таким арсеналом ждал?! Ничего себе..."
  Полисмен с капитанскими звездочками по комнатам бродить стал. Искал, что ли чего... Сашка на-блюдал равнодушно - сил уже не было, навалилась дикая усталость и все равно уже что дальше, только бы не мешали, не трогали. Забиться под одеяло, под стол, в любое темное место и лежать там, не двигаясь, чтоб никто и не нашел...
  - Джек, иди сюда!
  -Сейчас.
  В спальню оба вошли. Сашка вспомнил, что скомканный матрас так и валяется - в крови, еще в чем-то липком и противном... ну и пусть.
  Неразборчивый шепот из спальни. Потом громко:
  -Вот ублюдок! Слушай, парень, у тебя еще родня есть или сразу в детдом оформлять?
  -Есть, - хмуро сказал Сашка, подбирая молоток. - Бабушка. Только она далеко - на Луговой...
  У бабушки - отцовой матери - Санька всего раза три был. Впрочем, сейчас он уже не гово-рил "отец" даже в мыслях. "Этот"- вот как он его называл. Про себя решил твердо: "отсидит - все равно найду и убью. И не сразу" Странно, но почему-то на Лохматого злобы не было. Лохма-тый ему никто. А Этот...сука, предатель, и мама из-за него погибла, точно не сразу убью, сперва все отрежу...медленно...Пока к бабушке добрался, сотню вариантов мести перебрал. И всегда Этот хныкал и молил о пощаде. В фантазиях даже не убивал его Санька, потому что убить - это все, конец мести, так неинтересно, да и не больно уже ему будет. А вот так вот надо - все поотре-зать, и отпустить кровоточащим обрубком, чтоб жил и помнил - за что...Чтоб долго жил.
  Думал переночевать, может поесть еще чего и уйти - ну кому он нужен? А бабушка и не подумала внука отпускать.
  -Сашуня, тебе с чем блинков нажарить? Да ты раздевайся, что ж ты одетым-то в ванну полез? Ну, Мишка, ну ирод, это он тебя так бил?! А все водка проклятущая, ведь каким парнем был - веселым да кудрявым, балованным только, ну да думалось - пусть гуляет пока молодой...Ты подожди, я на синяки-то бодягу положу, к утру и оттянет...Так с чем тебе блинков - с творогом али с медом? Ва-ренье еще есть клубничное, сама тем летом закрывала. Так сидит Мишка, говоришь? Ты не плачь, Сашуня, не надо...мы, внучок, и без него проживем, на кой ляд он сдался! И проживем, ты что думаешь? Бабка у тебя еще боевая, за такую бабку на базаре сто рублей старыми деньгами дают! Вот лето подойдет - огород будет, да и пенсия у меня...и хуже люди живут, нам с тобой так жало-ваться грех... Кушай, внучок, не стесняйся! А я-то, дура старая, каждый день варю да пеку, а есть некому... Может, думаю, Миша когда зайдет, так поест горяченького....Да ты ложись, прямо сюда и ложись. На полу? Не выдумывай! Что ее, перину, в музей сдавать, что ли?
  Первый раз за месяц был Сашка сыт. И засыпая на мягком и чистом, слышал будто сквозь вату: "А волосы-то чистый шелк, как у Миши махонького...Вот всю жизнь так и колготишься - Миша то, да Миша се, а Мише тюрьма милей родного дома..." Терпел долго, потом не выдержал- от-крыл глаза.
  -Ба, не надо!
  -Чего ты, внучок?
  -Не надо...не говори о нем! Никогда, слышишь! А то я уйду!
  Отвернулся к стене, одеялом с головой закутался.
  -Ну и не буду, - охотно согласилась бабушка и отчего-то вздохнула.- Не буду. Ты спи, завтра рано на рынок вставать. Одежонки-то нет у тебя никакой, да и ботинки вон разваливаются...
  Планы мести Сашка строил постоянно, даже в тетрадку особо удачные варианты записывал. А по-том перед сном перечитывал, и вроде легче становилось. И казалось ему вначале, что все о его по-зоре знают, только не говорят. От мыслей этих зверел, бил соседям окна и с какой-то странной ра-достью обижал тех, кто сдачи не мог дать. А что - всем хорошо, а ему плохо? Врут все! И нечего с такой довольной рожей идти! Еще и мороженое жрать! Богатый, да?! Н-на тебе! Еще хочешь?
  Бил Сашка без предупреждения, бил всех - и тех кто, испугавшись, отдавал деньги, и тех кто не отдавал. Первых даже больней - за то что они сейчас сопли вытрут и домой пойдут. К родителям. А те им еще денег дадут, сволочи! Еще и компотом, небось, напоят!
  Бабушка, находя в карманах пятаки да копейки, вздыхала и не верила байкам про найденный ко-шелек. Но с вопросами не лезла, только по вечерам все учила - мол, жить надо честно, выучиться поскорей да профессию нужную получить. Хорошо хоть про Этого больше не говорила. То ли до-гадалась, то ли испугалась...Пугаться было чего - как-то вечером сидели вместе, радио слушали и про песню какую-то дурацкую сказала бабушка- мол, Миша ее любил петь. Вскочил Санька, за-трясся, губы побелели, да как шваркнул об пол приемник! Ногами его растоптал, такие слова вы-крикивая, что бабушка только крестилась испуганно. Потом побежала куда-то. Санька думал - за полицией, оказалось - в кладовку. Из зеленого пузырька брызгала водой, шептала что-то, только и расслышал Санька " Иди, лихо....тропами звериными....сойди с отрока Александра беда липучая, злобА кипучая, сгинь-пропади.....". И рассмеялся вдруг Сашка, смехом давился, никак остано-виться не мог. А потом плакал взахлеб, бабушке в колени уткнувшись, а та его же и утешала: " Да чтоб она провалилась, та говорилка! Да чтоб ее черти с квасом съели, чтоб из-за нее так нервы мо-тать! Хай ей грец, и хорошо, что разбил, а то бубнит под ухом как оглашенная, спать мешает...да не плачь, внучок, ну хочешь - новую купим? Вот за семечками поеду на базар и куплю, еще и кра-сивее будет! Что ж, не наживем разве! Не хуже чем у Федорчихи будет, пускай не хвалится!"
  Жили и впрямь не хуже других - на сто шесть рублей пенсии да на огородный урожай. Сашке поначалу такое житье раем казалось. На "Сашуню" долго он не откликался, не верил, что это его так называют. А позднее, уже Гвоздем став, поверил. Бабушке одной поверил, а больше никому в целом свете. Специально поступил он в Имперский корпус - все-таки там и кормежка, и одежда, все бабуле полегче. Да и соседки, увидев Гвоздя в новой форме, приутихли - ни шпаной, ни арестантом уже не обзывали. Хорошо еще, что бабушка была ветераном труда, вот и приняли Гвоздя без сертификата и денег.
  
  Началось все внезапно - еще утром бабушка возилась на огороде, собиралась хату подбе-лить да за занавесками новыми на рынок съездить, а в обед уже слегла. От еды ее тошнило, от таблеток еще хуже делалось. Два дня так пролежала, и не разговаривала уже - шелестела чуть слышно. Гвоздь кормил насильно, в рот пихал неумело размятую картошку, бульон сварить попы-тался, потом догадался врача вызвать. Врач осмотрел и покачал головой.
   - Сколько ей? Семьдесят пять? Желудок, почки, возможно опухоль, операция нужна, но в таком возрасте...
  -Лечи, гад! - крикнул Гвоздь. - Лечи, понял?! А то прикопаю!
  -Вы на меня не кричите, молодой человек. А на серьезное лечение, знаете ли, серьезные деньги нужны.
  -Будут.
  -Вот когда будут тогда и поговорим.
  -Сколько?
  Цифра по голове ударила не хуже молотка.
  -Будут, - повторил Гвоздь.
  -И чем быстрее, тем лучше.
  -Понял. Ты это....таблетки хоть какие давай, чтоб полегчало...
  Таблетки обошлись в половину пенсии, но действительно помогли. Огород бабушка забро-сила, сидела на лавочке и все вздыхала - как, мол, Саша без витаминов проживет? И за квартиру еще боялась, что по наследству сыну, а не внуку она достанется. Сейчас-то опечатана квартира, а когда Мишка из тюрьмы выйдет? Вот поговорить бы с умным человеком - как так сделать бы, чтоб все Саше отошло?
  На лечение да на адвоката собирал Гвоздь деньги. Собирал, как умел. Две сотни - и все было бы! Чтоб этому Борку в дерьме искупаться! Чтоб ему, правильному, ноги переломать! Сейчас не поиг-раешь, а из корпуса за паршивые кубики вылетать не в кайф. Да и денег мало у пацанов. Вот если б сейчас двести достать, то бабушка уже назавтра в больнице бы лежала...
  У Гаржиновского деньги точно есть. Может и двести тот даст, если припугнуть? Ага...А потом телохранители приедут - вообще убьют...все люди как люди - кто пешком в корпус пришел, кто на автобусе, кого на казенных машинах привезли, а этого - на "Карлитто" последней модели. От-падает. А остальных тряхануть - и полтинника не наберется.
  Дегтярев с Травушкиным смеялись чему-то, друг друга локтями подталкивали. И чего ржут, спрашивается? Кого обмануть хотят, будто все у них так уж здорово? Гвоздя все равно не обманешь.
  -Смирно!
  Встали курсанты, руки по швам вытянули.
  - Ну что, орлы, готовьтесь - завтра поход!
  -Ур-рааа!- завопили курсанты, восторженно глядя на Борка.
   - С ночевкой?
  - А куда - на Кижму или дальше?
  -А палатку свою можно взять?
  -Тихо! Разгалделись... Насчет ночевки посмотрим какая погода будет.
  На затянутое тучами небо глянул Ступин как на личного врага.
  -Палатки - можно, а кругов этих резиновых чтоб я не видел!
  -Почему?- обиженно спросил Бакулин
  -Да потому что без них уже пора плавать! Вот Геннадий Борисович занятие и проведет.
  -А вы что - не с нами?
  -Обойдетесь и без меня.
  -А еще кто пойдет?
  -Все пойдут. Поход корпусной. Так, перемена вам на размышления куда идем - или в Кижму или выше на поезд, а там до Дубровки.
  - На Кижму!
  -Кижма для маленьких!
  -Даешь Дубровку, там скалы!
  -Прекратить галдеж! Сказано же - на перемене обсудите! А ты, Дегтярев, ко мне потом подойдешь и тихо, без шума, решение доложишь. Ясно?
  -Так точно, господин капрал!
  Уже не до занятий, не до конспектов было. Кое-как отсидели остаток урока, ерзая нетерпеливо, и со звонком в коридор высыпали.
  - На Кижму!
  - Достала твоя Кижма! Я на ней уже сто раз был!
  -А я - ни разу!
  -До Дубровки пока доедем - уже вечер.
  -Так Борк же сказал что с ночевкой!
  -Он сказал - "посмотрим", вдруг дождь.
  -Ой, да ну и что! Палатку возьмем!
  -Ступа, она у тебя что - безразмерная?
  -Да там человек двадцать поместится!
  -А остальные куда?
  -Шалаши сделаем, тоже мне проблема!
  -А на Кижме берег лучше!
  -В том году там были, хватит!
  -О, а давайте у Крокодила попросим веревки?
  -На фига?
  -Ну, в Дубровке же горы, будем типа альпинисты!
  -Гля, идея!
  Точняк, Сань, классно придумал!
  -Тогда уж с крюками веревки, специальные...
  -А есть у него?
  -Не знаю, наверно есть.
  -Да должны быть! Только попросить надо нормально.
  -Так что - на Дубровку?
  -На Кижму!
  -Заткнись, Сокол!
  -И я на Кижму хочу!
  -Так, давайте голосование устроим!- решил Ромка.- А то вы до завтра орать будете, а мне еще к Борку идти. Кто за Кижму - подняли руки! Так, а теперь кто за Дубровку.
  Альке было все равно, ни там ни там он еще не был, только и успел узнать от пацанов что Борк та-кие походы даже зимой устраивает. На лыжах, а то и на снегокатах. Здорово...
  Увидел, как Ромка поднял руку "за Дубровку" и сам проголосовал так же.
  -Все, Дубровка!
  -Ура-а-а! Понял, Сокол? Мы вас сделали!
  -А я что - против? Дубровка тоже ничего, только берег там не очень...
  -Зато - скалы!
  -"Только чер-рные горы знают точно, кто будет сильней, кто окажется прав, кто прикроет собою друзей..."
  -Все, Дегтярев, шуруй к Борку, а то звонок скоро!
  Алька пошел вместе с другом.
  -Ром, а ты в походе был уже, да?
  -На Кижме был в том году. И зимой ходили. Зимой классно!
  -Не холодно?- засомневался Алька
  -Да ну! Нормально, мы же одетые. Сначала все на лыжах учились ходить, норматив сдавали, а по-том уже в поход. Знаешь, нам еще такие сигнальные ракеты давали, ну если вдруг кто заблудится. Я на обратном пути одну запустил. Красивая!
  - А от Крокодила не влетело?
  -Не-а. Тогда с нами Борк ходил.
  Борк на часы поглядывал нетерпеливо. Неужели еще не выбрали?
  -Разрешите, господин директор?
  -Разрешаю. Ну что?
  -Дубровка!
  -Простые маршруты не для вас? Ну ладно. Тогда точно с ночевкой придется.
  -Ура!
  -Дегтярев, бери ключ от склада, будешь Геннадию Борисовичу помогать.
  -И я буду!
  -А ты, Травушкин, бегом в магазин! Вот по этому списку все купишь. Там рядом будка телефон-ная есть, матери позвони.
  -Зачем?
  -А чтоб не волновалась. От общеимперского я вас обоих на сегодня освобождаю. Вот - занесете Клаусу записку. Все, свободны.
  Выскочили за дверь, даже не прикрыв, как следует.
  -Ух ты, Алька, во повезло!
  -Чего?
  -Да я работу над ошибками не сделал, думал щас мне Дракула лебедя влепит!
  Борк усмехнулся и щелкнул замком. Дракула...Это же надо так воспитателя обозвать! Впрочем, он и сам Артура Джеронима Клауса недолюбливал. Было в нем что-то скользкое, отталкиваю-щее...С начальством держался Клаус вежливо, учебные планы всегда у него в порядке были, и к знаниям не придраться, но вот в поход с курсантами либо сам Борк, либо Генка шел. В походе всякое может случиться, доверять должны ребята тому, кто ведет. Генку вон хоть и обзывают Крокодилом (да он и сам это знает), зато доверяют. Эх, если б не это свидание с крутобедрой тол-стушкой Любой, сам бы Борк в поход отправился!
  У Любы, Генка говорил, двое - мальчик и девочка. Конфет им взять, не забыть...Может, игрушку какую? Надо Альку спросить, чем современные семилетки увлекаются. А у Клауса вроде бы в ми-нистерстве лапа лохматая, даже удивительно чего это он с такими рекомендациями в военное за-ведение пришел. Престижно - да, но звания здесь с большой неохотой дают. И на пенсию можно капралом выйти...Или ему деньги так нужны?!
  
  Алька даже с Борькой успел повидаться. Тот, узнав, попросил жалобно: "А мне с вами ни-как нельзя?" "Никак. Борк посторонних не пускает"- вздохнул Алька и добавил поспешно " Да ты не думай, я дорогу запомню, и мы в эту Дубровку сами махнем! Хочешь? Я, ты, Ромка?" И Борька согласился, про себя подумав, что можно весь двор так вот прихватить - еды взять, квасу, спаль-ные мешки, ну и взрослого какого-нибудь для компании, чтобы родители точно отпустили. Ромка в это время учился ставить палатку. Крокодил и раньше ему показывал, да все не выходило как-то. А на заднем дворе, когда никто не смотрит и не подбадривает, получалось лучше.
  -...Ромк, а мы далеко поедем?
  -Не очень. Спи давай, завтра вставать рано.
  -А сколько остановок? Ромка? Ром! Спишь уже, что ли?
  Алька переживал, что завтра его укачает. На виду у всех, как детсадовца! Хоть бы обошлось...Эх, лимон надо было купить на рынке! Если его без сахара съесть - точно поможет...А может и правда ехать недалеко? Когда в Белоозерск ехали, тоже на поезде, не укачивало, но тогда Алька всю до-рогу лимон грыз....Так и заснул в раздумьях, а утром не до того было, потому что поднял их Кро-кодил, поминая всех настоящих и придуманных животных.
  -Ну что, кенгуру астраханские, рюкзаки проверили?
  -Так точно, господин сержант!
  -Смотрите, чтоб все взяли! Не халтурить! Сухпайки не грызть! Гаржиновский, крысохвост ты мо-ченый, я что - для глухих говорю?! Клади брикет обратно, из него на привале каша будет! В ше-ренгу по двое - становись! Шагом марш!
  Во дворе спросил сурово:
  -Больные-нездоровые есть? Учтите, в горах вас лечить некому! Лучше сразу оставайтесь, герои!
  -Есть...
  Хмуро потупившись, из строя вышел Гвоздь.
  -Гвоздев? Что у тебя?
  -Башка трещит, господин сержант. Раскалывается.
  -Давно началось?
  -Вечером еще...
  -Ну ладно, что ж поделаешь. Оставайся, Гвоздев. Хватит еще на твой век походов. Рюкзак в спальню отнеси, потом разберешь. В медсанчасти был?
  -Нет.
  -Сходи обязательно. Все? Больше жалоб нет? Вперед, орлы!
  "Я бы ни за что не признался!"- подумал Алька, оборачиваясь. "Подумаешь, голова! Поболит и перестанет!"
  Гвоздь на отряд даже не посмотрел. Брел к корпусу - такой понурый, на себя не похожий, что Алька насчет признания передумал. Вдруг и, правда, серьезное чего? Эх, не повезло пацану, кто же перед походом болеет!
  На вокзал прибыли за пять минут до отправки поезда.
  -Господин сержант, а в ларек можно?
  -Обойдешься, Гаржиновский. Сейчас поезд подойдет.
  -Так я быстро!
  -Ага, в шестом отряде тоже такой оголодавший был. Дауров фамилия, не слыхали? Все стоят, а он за шоколадкой рванул...
  -Ну и что?- заинтересованно спросил Фелька.
  -Ну и то. Поезд подошел, все сели и уехали, а Дауров с шоколадкой так и остался.
  Испуганный Фелька вздохнул и затих, хотя и прикинул, что до ларька минуты две идти, не боль-ше. Он бы успел. И поезд бы услышал. Ладно, должны же в этой Дубровке любимые батончики продаваться! Или хотя бы те, что с орехами и изюмом...
  Пять минут уже прошло. Прошло и десять. И народу на перроне заметно прибавилось.
  -Да где ж этот поезд?- суетилась бабка с двумя бидонами. - Где же он, треклятый?! У меня так и молоко все поскисает! И базар отойдет!
  -Никогда не опаздывал...
  -Может, случилось что?
  -Начальника бы шумнуть да у него и спросить...
  -Скажет он тебе, как же!
  -Нет, граждане, ну это чересчур! Я на работу опаздываю!
  -Все опаздывают... - философски заметил красноносый дядька в женской кофте на голое тело.- Не шуми, браток...А то - пивка дернем со мной, ага? Я, правда, на мели засел, вчера, понимаешь, ро-жденье отмечали...
  -Какое пиво! При чем тут вообще пиво! Мне отчет сдавать!
  -Ленка, куда пошла! А ну не болтайся по путям!
  -Баба, я пить хочу!
  - Молочка вот нехай попьет! Будешь молочко, внуча? Подходите, родимые, свое, свежее! Утреч-ком доила! За пятачок бутылка, в свою посуду-трешник.
  -Вы чего тут, гражданка, базар устроили?!
  -О, полиция!- развел руками дядька. - А почему это поезда нету, а? Люди ехать хотят!
  -Базар?! Где он, твой базар! На него ж и еду, а то куда! Не на танцы, чай!- затараторила бабка, принимая от покупателей мелочь.- Ты мне скажи, чего добру пропадать? Где такой закон написан? Пускай себе пьют на здоровье!
  -Господин сержант, а может я за шоколадкой? Я быстро!
  -Люди ехать хотят!
  -Молчи, Степка! Напился уже с утра! Тебе-то куда ехать в таком безобразии?!
  -А никуда! Я за справедливость страдаю!
  -Кофту-то у Сергеевны спер, глаза твои бесстыжие?
  -Отряд, стоять, не расходиться. Сейчас все узнаем.- Спокойно сказал Крокодил.
  Но идти ему никуда не пришлось. Закашлялся, захрипел приемник на столбе и выдал казенным голосом:
  -Граждане пассажиры! Пригородный поезд номер 23, Мариенбург - Дубровка, опаздывает на час. Повторяю, поезд номер 23, Мариенбург - Дубровка опаздывает на час...
  -Твою мать!
  -Не выражайтесь, гражданин! А еще в шляпе!
  -Да у меня отчет горит!
  -А у меня трубы! А пивко тут знатное...Пойдем, а? С горя ж!
  Курсанты сели на длинные скамейки.
  -Господин сержант...
  -Беги уже, Гаржиновский!
  -А мне можно? Я быстро!
  -Что, Аверченко, тоже оголодал?
  -Да нет, я лимонаду купить хочу...
  -Идите куда хотите, только в пределах видимости чтоб были. Ясно вам?
  Алька никуда не пошел. Куда интересней было слушать, почему поезд опаздывает. Столько вер-сий! И главная, зловещим шепотом передаваемая, - мол, это гриндальцы рельсы заминировали. Якобы разговор железнодорожников кто-то подслушал.
  -Ромка, а чего у тебя в сумке?
  -Палатка, еда, компас...
  -Ух ты! Где взял?
  -Крокодил дал на время. Будем стороны света определять.
  -Покажи, а?
  Ромка наклонился и начал рыться в сумке.
  -Сейчас, сейчас, погоди...да где он? Блин, нету...
  -А в другом кармане?- встревожено спросил Алька.- Смотрел?
  -Ага, посмотрю...Тоже нет!
  -И сбоку?
  -Да там не карман, это только для вида!
  -И че делать?
  -Не знаю... - хмуро ответил Ромка. - Крокодил же убьет!
  -А дырки у тебя нигде нет?
  -Не-а.
  -Значит, не потерял. Ромыч, ты вспомни точно - куда ты его вечером дел? Может, давал кому?
  -Точно! Точняк, Аль - давал! Ленька просил, Харламов!
  -А потом?
  -Потом...потом я его в сумку положил...кажется...
  -А мне кажется, что ты его на тумбочку положил!
  -Погоди, Алька, я щас!
  К Крокодилу подходил Ромка несмело, долго вертелся вокруг, ожидая пока тот сигарету докурит.
  -Чего тебе, Травушкин? В ларек? Иди, все равно поезда нет.
  -Нет. Не в ларек. Мне бы это...
  -Туалет за углом.
  -Да нет! Геннадий Борисович, я ваш компас забыл...нечаянно....
  -Как - забыл?!
  -Ну в спальне, на тумбочке...я случайно...
  Сейчас Ромке и впрямь казалось, что компас оставлен именно на тумбочке. Он вроде бы даже ви-дел его - в синем корпусе, с надписью на боку, лежащим рядом с книжкой про пиратов и недое-денным яблоком. Видел потому что слово "потерял" совсем не выговаривалось.
  -Ну, Дегтярев, жук шестикрылый! От кого-кого, а от тебя не ожидал! Что у тебя вместо головы - решето дырявое? Забыл он... Значит так - мне сам начальник сказал, что поезда еще полчаса не будет, так что бегом в корпус! Дорогу хоть знаешь? Ну вот, времени тебе за глаза хватит. Вот тебе от спальни ключ, его хоть не потеряй! Да на два оборота чтоб закрыл, понял?
  -А...
  -Ты еще здесь? Бегом, медноголовый!
  Ромка и впрямь от вокзала бегом припустился, так и не рискнув попросить, чтобы и Алька с ним сбегал. Бежал до остановки, там на трамвай сел, а до корпуса - опять бегом, только сандалии по тротуару щелкают. А в голове история про злополучного Даурова вертится. Не опоздать бы! Крокодил сказал - времени хватит, ну а вдруг! И сумка там осталась, и Альке ничего сказать не успел....Перед зданием корпуса дыхание перевел. Пока по коридору шел, мысли уже о другом бы-ли - вдруг ошибся? Вдруг компаса и в спальне нет? Тогда лучше опоздать, чтоб подольше Кроко-дилу на глаза не показываться.
  В коридоре - тишина. Непривычно так...Даже ночью шума больше - кто храпит, кто сто-нет, кто, босыми ногами шлепая, в туалет пробирается. А тут день - и тишина. Ни звука. Сам Ром-ка старался идти потише, чуть ли не на цыпочках. Вот если бы Алька тут был - другое дело! С ним и покричать можно было б, и вниз по перилам съехать. А одному почему-то ничего не хочется.
  Дверь в спальню почему-то открыта. И звуки оттуда непонятные- то ли стоны, то ли всхли-пы.
  Тихо подошел Ромка, заглянул и оторопел. Компас действительно лежал на тумбочке, только не до него уже было мальчишке. Ноги к полу приросли от увиденного. Кое-как отвел взгляд, за дверь скользнул. Видели? Вряд ли. Так же на цыпочках - в конец коридора, до самой ле-стницы. Казалось - сердце стучит на весь корпус, сейчас выдаст! Остановился, перевел дыхание - и бегом, мимо ларьков и турника, по аллее, туда, где Борк живет, хорошо хоть был у него пару раз - запомнил. А в глазах стыдное, мерзкое, такое чему и названия нет. На всю жизнь запомнит Ромка голого Гвоздя и дергающегося на нем Клауса. Поразило, что Гвоздь не вырывался, не кричал - лежал обреченно, руками в подушку вцепившись. А Клаус сопел, дергался, и был одет в тот же черный костюм, только вот штаны даже не сняты - спущены небрежно.
  Кое-что Ромка, конечно, понимал. Не маленький. Еще когда с отцом жил - всякого наслу-шался. Но, влетев прямо в обуви к Борку, выпалил сбивчиво:
  -Скорей! Там...Клаус Сашку....Скорее!
  Не выговаривалось постыдное, но Борк и так понял - кружку с чаем отставил и как был - в шортах и дырявой майке - в корпус рванул. Эх, не зря свидание с Любой накрылось! Дочка у нее заболела, с температурой лежала, тут уж не до романтического ужина. Чаю с тортом попили, и вернулся Борк ни с чем. Что там, в корпусе?! Драка? Избиение? Что?! Ромка бежал, не отставая. Подбегая, подумал - а вдруг не успели? Вдруг ушел уже Клаус? И ведь ничего не докажешь, толь-ко слова Ромкины несвязные останутся.
  Не опоздали. Собственными глазами увидел Борк Гвоздя - уже на коленях стоявшего. И Клауса увидел тоже.
  -Подонок!
  Упал Клаус, еще ничего не поняв. А потом увидел Ромка, как глаза у него из затуманенных обычными сделались. И страх в них - дикий, отчаянный, и пальцы трясутся, и штаны все никак за-стегнуться не могут.
  -С-симон, погоди, я....
  -Скотина! Ублюдок! Убью, гад!
  Гвоздь метнулся в угол. Скорчился там, съежился, лицо между коленей спрятал.
  На тумбочке Гвоздя - две голубоватые бумажки. Двести рублей. И десятка сверху.
  -Я объясню! Он сам! Сим, не надо!
  По черной ткани кровь растекалась сырыми пятнами. В полную силу бил Борк, а Клаус даже не сопротивлялся - только убегать пытался.
  В коридоре настиг его Борк.
  -Стой, урод!
  Упал Клаус- это его и спасло. Лежачих Борк не трогал. Ногой пнул в бок, уже остывая, на Ромку оглянулся.
  -Сгинь, падаль, с глаз, чтоб тобой тут и не воняло!
  Сел на стул. Долго из пачки сигарету тянул, будто это сейчас самым важным делом было.
  -Так, значит....Дегтярев, ты как вообще здесь очутился? Вы же в походе?
  - Поезд опоздал, на час...а я компас потерял, Крокодил сказал - беги, успеешь... Вот он, компас.- Зачем-то добавил Ромка.
  -Так тебя Генка ждет?
  -Ну да, наверно...
  -В моем кабинете в столе рация. Неси сюда. И графин прихвати. И аптечку там поищи, в нижнем ящике. Если нет - значит на подоконнике, за занавеской. Донесешь?
  -Конечно!
  К углу Борк не стал подходить.
  -Ну что, Саша...- сказал он тихо. - В полицию звоним?
  -Не надо!
  -Как - не надо? Да его же на десять лет за такое!
  -Не надо! Пожалуйста...
  -Смотри сам, тебе решать. Скажешь - заводим дело. Нет - я эту мразь выкидываю к чертовой ма-тери, и ребят еще попрошу с ним потолковать. Ты не волнуйся, он тебя больше не тронет. Никого не тронет. Я бы, конечно, в полицию...
  Гвоздь поднял голову.
  -Не надо. Там же это...рассказывать все надо?
  -В общем-то, да... - растерянно пробормотал Борк.
  -Не буду! Никому! Слышишь?!
  -Тихо, Саша, ну нет, так нет.
  -Я в окно выкинусь, если полисы придут!
  -Все, все, никуда никто не придет, обещаю! Давай графин, Рома!
  О стекло вызванивали зубы, и вода больше на пол лилась. За затылок держал Гвоздя Ромка, чтоб тот не захлебнулся.
  -На вот, выпей...
  -Зачем?
  -Пей, Саня, пей...вот так, молодец.
  Таблетку сглотнул Гвоздь, и снова пил воду - сначала жадно, а потом будто по привычке.
  -Все, хватит, - отнял графин Борк.- Рома, посиди с ним пока.
  Рация хрипела простуженным мамонтом.
  -Прием! Гена, ты? Я. Слушай - Дегтярев у меня, понял? У нас ЧП. Да жив он, жив! Здоровей меня! Потом. Все потом, Гена, значит, слушай меня внимательно. Ты ребят дня на два увезти сможешь? Еды хватит? А деньги есть у тебя? Если чего не хватит - покупай, возмещу. Да. Все, договорились. Отбой.
  -Так, Роман, про то, что видел - никому ни слова, понятно?
  -Да.
  -Даже Травушкину. Вообще никому, ясно!
  -Ну что я - маленький?!
  -Надеюсь, что нет. Саш, ты идти-то можешь? Как ты? Может, скорую?
  -Н-нормально... - выдохнул Гвоздь, с трудом слова выталкивая.
  -Ну, выходи тогда. Пойдем ко мне, поговорим. Ром, ты погуляй пока, ладно?
  В кабинете разревелся Гвоздь, и Борк утешал его неумело, гладя ладонью по напряженной спине. А Гвоздь...да какой он там Гвоздь, запуганный мальчишка ревел уже без слез, без голоса, выгибаясь в истерике. И трясло его всего, и укусить он пытался Борка, а потом затих так внезапно, что испугался Симон. Глянул - дышит пацан, ну и слава Богу. Еще таблетку дал - сильное успо-коительное, но ему сейчас в самый раз будет.
  -Можно уже?
  -Спит.- Вместо ответа сказал Борк, бережно положив Сашку на диван.- Ты с ним побудь, ему сей-час одному нельзя. А я эту падаль поищу...
  Клаус далеко не ушел. Он еще надеялся, что как-нибудь все уладится. Ну, наорет на него Борк, может даже ударит еще раз...
  Борк даже голоса не повысил. Спокойно сел за стол в кабинете Крокодила и протянул Клаусу до-кументы.
  -Свободен.
  -Что?!
  -Чтоб к вечеру ноги твоей тут не было.
  -Сим, да ты не так понял, все ж добровольно... - начал было Клаус, но встретившись с холодными лазами Борка - осекся и замолчал.
  -А это что?!
  -Характеристика.
  -Ты чего написал?!
  -А что - правду надо было?
  -Сим, ну перепиши! Куда мне с такой бумажкой - в дворники?
  -Я тебе, скотина, не Сим, а господин капрал!
  -Так, да? А ревизию не хочешь?- обозлился Клаус.- Генеральную?
  -Я твою родню не боюсь! Насылай! Или у тебя в штабе не родня, а такие же подонки?
  -Это уже мое дело!
  -Короче, так - до вечера тебе время на сборы. Не уйдешь - вынесут.
  Борк отвернулся. А Клаус комкал в руках характеристику, поставившую на военной карье-ре жирный крест. "Грубое, неоднократное пренебрежение дисциплиной, опоздания, в состоянии алкогольного опьянения поднял руку на старшего по званию..." Это у него-то! Чертов мальчишка! И ведь добровольно же, правда...ну в третий раз точно все по согласию было, и от денег никогда не отказывался...
  -Убирайся. Чего ждешь?
  Из-за мальчишки, сопляка безродного! Да кто он ему? Сын? Брат? Может, на деньги намекнуть? Нет, такие фанатики деньги не берут, тем и опасны. Ничего, еще увидим, кто в дворники пойдет! В Генштабе не все такие идеалисты, уж Клобуков-то, покровитель давний, должен понять! Глав-ное - в полицию не сдал, ума хватило не выносить сор из корпуса. А ничего был мальчишка, правда, вначале бесчувственный какой-то, как дерево, зато учился быстро, и сопротивлялся в ме-ру - так чтоб подчинять было слаще...
  Борк мыл руки - тщательно, до боли пемзой натирал.
  -Ну что, Рома, спит?
  -Ага.
  -Вдвоем дотащим. - Решил Борк.
  -Куда?
  -Домой ко мне. Я в округ позвонил, обещали нового преподавателя прислать. А пока у меня пожи-вете оба. Не в кабинете же вас оставлять?
  -Так я ж к деду могу, Симон Аркадьевич!
  -Да?
  -Конечно!
  - Давай тогда к деду, если хочешь. А то и у меня оставайся. Только...
  -Понял, понял - молчу как рыба! Значит можно? Завтра приезжать, да?
  -Послезавтра. Завтра все равно занятий не будет. Тогда я Сашку и сам дотащу...
  -Куда?- подскочил Гвоздь, ничего спросонья не разобрав. - Не надо! Не пойду!
  -Ко мне - не пойдешь?- удивился Борк.- Не выпендривайся, Саня. Разносолов не обещаю, но обе-дать тебе уже пора.
  -Так я пошел?
  -Давай, Дегтярев.
  Как равному, пожал ему руку Борк.
  -Григорию Власовичу привет от меня.
  -Ага! Пока, Сань.- кивнул Ромка Гвоздю.
   И тот кивнул - неуверенно, не зная еще как себя вести с бывшим врагом, и не кроется ли издевка за таким дружелюбным тоном. Ведь не будь Дегтярева - так и носил бы в себе Сашка по-стыдную тайну. А Борк? Клаус в последнее время еще и на друзей намекал, в гости звал на какую-то дачу, и понимал Санька, что отнекиваний его осторожных ненадолго бы хватило.
  
  Вечером Сашка Гвоздев сидел в любимом кресле Борка, ел яичницу с вареньем и все-все рассказывал. Борк останавливал было, боялся - не рано ли, но Сашка первый раз в жизни не от ма-тери, не от бабушки - от чужих почувствовал заботу. И торопился он выговориться, сбросить не-детскую свою боль, да и забыть о ней. Борк уже и не перебивал, только кивал понимающе и думал про себя: "Мать честная, да как же он жил с этим? А мы-то его чуть ли не бандитом считали, вос-питатели хреновы!"
  Началось все год назад, тогда у Харламова кошелек пропал, а в кошельке - годовая плата за обучение, Ленька ведь не по сертификату учился, а просто за деньги. В понедельник пришел из увольнения - точно был кошелек, а потом после физподготовки стал переодеваться и подозри-тельно легкими показались вдруг штаны...Так и сидел мальчишка в раздевалке, ничего не сооб-ражая, а потом к Борку кинулся. Курсанты уже на уроке сидели. Что было-то? Как раз общеим-перский и был.
  Борк тогда устроил допрос, сказал - мол, кто сам сознается - тому ничего не будет. А Кла-ус смотрел на Гвоздя, не отрываясь. И неуютно было Гвоздю под этим взглядом, ерзал он, глаза опуская, хотя на самом деле не брал он этот кошелек, правда же не брал!
  Вечером, перед сном, в спальню зашел Клаус, небрежно бросил: " Гвоздев, ты свободен? Пойдем поговорим". Пошли. В кабинет зашли, вообще-то кабинетом Клаус редко пользовался, но был он ему положен, как преподавателю, а там пользуешься или нет - твое дело.
  -Догадываешься, о чем разговор?
  -Нет...
  - Гвоздев, ну хватит дурака валять. Ведь ты же взял? Сознавайся, на том и покончим.
  -Чего я-то сразу?! Что Гвоздев - хуже всех на свете, да?! Не брал я! Хоть обыщите!
  Это любимая присказка Шерифа была, и Гвоздь ее перенял.
  -Ну почему же - хуже... - тихо сказал Клаус.- А обыскать....думаешь, не смогу? Давай, Гвоздев, выворачивай карманы, - скомандовал он вдруг решительным тоном.
  -Да пожалуйста!
  Гвоздь выложил все, думая что препод еще тупее, чем кажется. Кто же краденое в кармане носит! Если по уму, если бы он, Сашка, тот лопатник притырил, так закопал бы где-нибудь во дворе под деревьями, да и тратил бы не сразу, даже не в первое увольнение...
  Клаус, наверное, подумал о том же.
  -Все?
  -Все!
  -Где же ты их спрятал, а, Гвоздев?
  -Да не брал я!
  -Майку снимай. Снимай, говорю! Вы, блатота, мастера прятать!
  От приказного тона растерялся Гвоздь, и снял сначала майку, потом штаны. Стоял в одних носках и трусах, поеживаясь от холода. Клаус для вида по карманам пробежался, затем на Гвоздя глянул.
  -Ну что - нашли?- злорадно спросил Гвоздь.
  -Нашел.
  В руках у Клауса- бумажник Ленькин, с наклейкой в верхнем углу. Как он туда попал?!
  -Это не я!!! Это вы сами!
  -Да ну? А ты докажи, - предложил Клаус, приближаясь к мальчишке. - Докажи, Гвоздев! Это я у тебя в кармане нашел и только по доброте душевной полисменов не позвал, понял? А документы- то забрать придется, это если б сознался - тогда да, а так - отчисление...у тебя ведь и с учебой не-важно?
  Гвоздь уже ничего не понимал. Нет, понимал одно - его подставили. Зачем? Для чего Клаусу его выгонять? Ну, хулиганит, ну двойки хватает, так он один, что ли?! Плевать бы на корпус- бабушка расстроится, она так гордилась, когда Гвоздя приняли, сама с Борком ходила разговаривать...
  - Чего я вам плохого сделал?!
  -А ничего. Ничего, Сашок.- улыбнулся Клаус.- Ты пацан стоящий, не то, что эти сопляки.
  Он положил руку на плечо Гвоздя - будто свой, будто Шериф или Буня. Даже голос поменялся.
  -И учеба- фигня, разберемся. Пива хочешь? Да не дрожи ты!
  Ошарашено смотрел Гвоздь, как преподаватель льет в два высоких стакана заграничное пиво.
  -Будешь? Пей, не стесняйся!
  За штанами Гвоздь потянулся, опасливо на Клауса глядя. Может, и пиво- подстава, чтоб верней из корпуса выгнать?
  -Брось ты эти тряпки!
  -Так холодно ж...
  -Держи! А свое в стирку отдай, от него же несет как от помойки!
  Кутаясь в широкий халат, думал Гвоздь обиженно: "Ишь, чистюля какой нашелся! Ну, лазили на стройке с Буней, карбид тырили, только на стройке вонять вроде нечему..."
  -Пей, Саня!
  -А вы потом Борка позовете?
  -Дурак! Это же проверка была, нормальный ты пацан или тряпка...Пей, такое в ларьке не купишь.
  Пиво было двухслойное - слой темный, слой светлый, и в бокале цвета почему-то не перемешива-лись.
  -Ну, будь здоров!
  -Ага.
  -Погоди-ка, я сейчас.
  Из сейфа достал Клаус шоколад, копченое мясо в упаковке и желтый ноздреватый ломоть сыра.
  -Закусывай, Саня, а то развезет. Ну как пиво?
  -Ништяк!- промычал Гвоздь, кусая мясо.
  Пиво действительно было классное, и в голову почти сразу ударило. Но об этом не думал Гвоздь, уже с охотой бокал подставляя.
  -Капрал, а...
  -Брось ты это! Вместе пьем - какой я тебе капрал?
  -А как?
  -Артуром зови, разрешаю.- расслабился вконец Клаус. - Не при всех понятно...Можно еще проще - Арт. Не в напряг тебе?
  -Да нет, нормально.
  Гвоздь уже улыбался беспричинно, и Клаус казался совсем свойским. И чего его Дракулой назва-ли? Вон он какой классный...и пиво у него что надо, Шериф бы таким сроду не поделился.
  -Здорово сидим, Сань! Жаль что недолго...
  -Почему это?
  -Да тебя же в корпусе искать будут, отбой ведь...
  -Кто искать? Арт, не грузись!- отмахнулся Гвоздь, чуть не опрокинув бокал.- Ник-кому я там на-хрен не нужен...спят уже все...
  - Отлично! А за оценки не волнуйся - исправим. Завтра же...Хоть пятерку, хоть шестерку поста-вим. Со мной дружить надо, Саня, я своим помогаю.
  Рука Клауса как-то незаметно Саньке на плечи легла.
  -Так я за тебя тоже! Только скажи! Классный ты, Арт, а я думал- зверь... - признавался вконец за-хмелевший Гвоздь.
  - А тебе что - звери больше нравятся?
  -Да ну!
  -Всякое бывает...- хмыкнул Клаус.- Ты, Санек, честно скажу, тоже классный. И понятливый...
  Рука с плеча на колено переместилась.
  -Эй, ты чего? - бормотнул Гвоздь, чувствуя, как голова начинает кружиться.
  -Что? Я ничего, Сань, я так...
  Гвоздь попытался, было встать, но упал на диван. Ноги почему-то не слушались. А в голове на-оборот, прояснилось. И про кошелек стало понятно, и про пиво.
  -Не надо! Арт, не надо! Ты чего!
  Халат развязался легко. И Клаус уже стаскивал с себя рубашку.
  -Тихо, Санек, не шебуршись...тебе понравится...
  -Не надо!
  -Чего ты как маленький?- грубо спросил вдруг Клаус.- Не в первый же раз!
  Санька застыл, уже не крича, не сопротивляясь. Откуда он узнал?! Откуда?! И кто еще эту по-стыдную тайну знает?
  -Я же осторожно, балда...Сам потом просить будешь. Ну, иди сюда, Санек, хороший мой...только не брыкайся...я быстренько...
  То ли от пива, то ли еще от чего, но боли Гвоздь почти не чувствовал. А "быстренько" растяну-лось на всю ночь. Пиво пил Гвоздь уже намеренно - чтоб еще больше отупеть, чтоб не соображать, не чувствовать жадных рук, проникающих везде. И губы...и в паху будто шар огненный разраста-ется, а потом от этих губ Гвоздя будто подбросило на кровати, выгнуло, а Клаус прижимал его к дивану и шептал успокаивающе "Ну я же говорил, что понравится...теперь ты мой, понял? Весь мой, с потрохами, и все у нас будет как надо, а пикнешь кому - убью!"
  -Кто знает? - спросил Гвоздь, обреченно смотря в потолок.
  -Никто. И не узнает, не бойся. Ты мне самому нужен.- Хохотнул Клаус, и уже деловито добавил:- Одевайся, рассвет скоро. На занятия не ходи, отоспись, я скажу что ты болеешь.
  В глазах у Саньки - пустота безмерная.
  -Погоди, на вот таблетку, чтоб запаха не было. Эй, ты вообще как - живой?
  За плечи Клаус его тряс, будто тряпичную куклу.
  -Живой.
  -Хорошо. Ты это...не переживай. Все нормально же, со всеми бывает. Нормально же, а?
  В спальню Сашка вошел не таясь, но его никто не заметил. А проснувшись уже к обеду, нашел он в кармане сотенную бумажку.
  -...Кошелек-то нашелся, помните?
  -Помню. - Ответил Борк тихо.
  -Так это он же его и подбросил.
  Хотелось скомкать эту сотню, порвать ее на глазах у Клауса, ударить его, убить даже, сбежать из корпуса...Но через два дня Клаус снова появился в спальне. Ночью уже, все спали, а он пришел. Разбудил Гвоздя, махнул рукой в сторону двери - пойдем, мол. И Гвоздь пошел. Шел, будто ма-рионетка - без чувств и голоса, а в голове крутилось только: " Не в первый же раз...не в пер-вый...чего уж теперь..."
  Потом он даже привыкать стал к Клаусу. Тот был разным - иногда заискивающе-добрым, иногда жестоким, но и тогда знал уже Гвоздь как себя вести, чтобы все поскорее закончилось. Но злоба, не выливаясь на Клауса, на других, благополучных и сытых, выплескивалась.
  Больше всего Борку хотелось сейчас погладить Сашку по голове, но медлил он, боясь, что этот жест не так понят будет. Чертов Клаус! Не только тело - душу мальчишке испохабил! Теперь-то он как будет? Одна надежда на корпус да на то, что позже девчонка хорошая попадется.
  Не выдержал - обнял все-таки, к себе прижал. И дернулся Сашка, забился, выкрикивая что-то, но Борк его не отпускал, на ухо шептал все, что в голову приходило, а что - и не помнил потом. Успокаивал, как собственного ребенка, которого не было. Пора бы...Уже пора- своего-то, хотя бы и с Любой, а те двое не помеха. Да только хватит ли сил и времени на всех?
  Кое-как успокоился Гвоздь, воды попросил. Пошел Борк за компотом, а когда вернулся- спал уже Сашка прямо в кресле, ноги к груди поджав. Уже не ребенок, еще не взрослый - подрос-ток, к которому жизнь не спешила светлым и чистым обликом поворачиваться. Сколько же их - таких неприкаянных... В пятом отряде у каждого свой ночной кошмар, своя боль. И он, Симон Борк, за них в ответе. Не только за то, чтоб сыты - одеты были, не за знания даже, а за души дет-ские. И то, что такая гнида как Клаус в корпус проникла - Борка вина. Нечаянная, но от того ни ему, ни Сашке легче не станет...
  
  Через день в пятом отряде уже был новый преподаватель. Был он однофамильцем великого конструктора- Стоун. Дмитрий Стоун. Молодой еще, только после института, успел на практике поработать в Западном филиале корпуса и отзывы привез самые благоприятные. Но не на бумаги смотрел Борк, а в глаза новичка, будто спросить хотел: " Ты-то не подведешь? Не опозоришь кор-пус?" И хотя знал, что только со временем это понять можно, Стоун Борку понравился.
  -А это, Дмитрий Васильевич, ваш кабинет.
  -Можно и без отчества.- улыбнулся Стоун. Улыбка у него была совсем мальчишеская, открытая. И серьезный Борк улыбнулся в ответ, сбиваясь с официального тона.
  - Ну, тогда и меня Симоном зови. Диван и стол в кабинете есть, а там уж твое дело, что поставить. Бывают и ночные дежурства, или там вечеринка какая - у нас привыкли всем коллективом празд-ники отмечать. Жить на территории корпуса можно, дом я тебе сейчас покажу. Или ты квартиру снимать хочешь?
  -А если дом- это же дороже?
  -Наоборот. Не волнуйся, у нас никто еще не разорялся, даже если сильно хотел. А тут вот, в пап-ках, дела личные. Возьми, ознакомься. Отряд, конечно, не сахарный, это я тебе прямо говорю. Ты на них особо не жми, но и спуску не давай, а то любят они, черти, новеньких на слабину брать...
  -Не напугаете.- Хмыкнул Стоун, открывая первую папку.- Я, Симон, шестой ребенок в семье, меня и к настоящим чертям без обеда бросать можно.
  -Шестой?!
  -Да родители фермеры были, там с этим проще.
  -А я вообще детдомовский.- Признался вдруг Борк.- Ты это, Дима...может, чаю хочешь?
  -От кофе бы не отказался.
  -О! Еще один кофеман! Пожалей мою седую голову, не говори, что и ты только молотый пьешь!
  -Я - всякий, лишь бы был.
  -Ну, с Генкой вы точно сойдетесь! Он, охламон, даже кофеварку с собой таскает.
  Сели в кабинете Борка, застелив стол клеенкой. Дмитрий открыл портфель и вытащил оттуда пла-стмассовый лоток.
  -Котлеты. Будете?
  -Буду. Я сегодня в столовую так и не ходил.
  Котлеты вместо ожидаемых полуфабрикатов оказались настоящими - большими, с чесноком и кружком лимона сверху.
  -Ну как?
  -Ммм....Это ты что - сам сделал?
  -Я кроме супов да картошки никаких изысков не умею. Вика сварганила, она у меня по котлетам ас.
  -Хорошая у тебя подружка.
  -Жена.- Скромно поправил Дима, отхлебывая чай.
  -Да когда ж ты успел?
  -А чего тянуть?
  -И то верно. Детей-то нет?
  -Вика хочет уже, да с деньгами туговато.
  И вновь Борк прикинул, что у него-то с деньгами порядок вроде...не богач, но на семью хватит, да и жилье есть, чего тянуть. Шестеро детей, надо же! Только у фермеров так бывает, городские дев-чонки больше трех никогда не рожают...
  Посидели, поговорили хорошо так, а утром корпус снова голосами детскими наполнился. Вот он, пятый отряд - чумазый, с горящими глазами и дово-ольный!
  -Ну, как отдохнули?
  -Классно!
  -Здорово!
  -Господин директор, а Бакулин штаны сжег!
  -Как это - сжег?!
  -А мы через костер прыгали, ну я и это...- признался Андрей, закрывая ладонями дырку.- Недоп-рыгнул. Чего мне теперь будет?
  -Расстрел будет за порчу государственного имущества. А в грязи почему - через лужи прыгали?
  -Так дождь же был!
  -Где?
  -В Дубровке знаете, какой ливень? Ууу! Ливнище!
  -Олимпийские игры они устроили...- проворчал Крокодил. - Спортсмены, блин! А на физкультуре с шестом прыгать не заставишь.
  -Давай, Ген, отправляй их мыться. А мы поговорим пока.
  Крокодил уже видел новичка. Искоса поглядывал, будто прикидывая - на завтрак съесть этого за-стенчивого или до ужина подождать.
  -Строиться, медноголовые! Шагом марш в ванную, и чтоб все блестели через полчаса как у ко-та...кхм...уши! А ты, Бакулин, к каптеру потом подойдешь за штанами.
  Ромка пристроился вместе со всеми. Слушал радостного Альку, а думал о другом - куда Гвоздь делся?
  -Я твой рюкзак принес! Мы его в камеру хранения сдали. А чего ты опоздал? Тебя Борк задержал, да?
  -Ага. Помочь там надо было срочно...перетащить кое-что...
  -А я ждал-ждал, потом у Крокодила спросил, он сказал что ты, наверно, в корпусе останешься. Ромк, а там горы знаешь какие? Я лазил! Мы с Валькой одной веревкой привязались! А в речке вода холоднющая, и мяч два раза уносило, а мы потом им в баскетбол...Ром, ты слышишь?!
  -Слышу.- Отозвался Ромка, увидев наконец Гвоздя. И он шел вместе со всеми, хотя ему-то точно купаться не надо было. Шел сзади, даже Туманов его обогнал.
  -Так чего там про баскетбол, Аль? А у тебя царапина на носу.
  -Да знаю я! Там шиповник, ветки, а мяч так ничего, а как ветер - улетает. Надо было настоящий взять, надувной фигня полная. Гаржиновский раз стукнет - он и улетел, а лезть боится.
  -И ничего я не боюсь! Там колючки просто.
  -Так, а мне что - не колючки? Надо было по мячу легонько стукать, а ты со всей силы. Там же воз-дух, он легкий! Эх ты, шляпа!
  -Да я и несильно вроде...- оправдывался Фелька.- Я ладонью и так, не кулаком же.
  -Пацаны, а у Бакулина и спереди дырка!
  -Да отвяньте вы! Забодали!
  -А Шурка вовсе не прыгал, так что?
  -Ромыч, вот жалко что тебя не было, там на скалах даже лежать можно!
  -Да видел я эти скалы, - равнодушно сказал Ромка. - Сто раз уже видел. Мелочь. Вот в Светлогра-де такая гора есть - на нее день лезть надо. Взрослым!
  -А ты что, был?
  -Читал.
  -Ну и я бы полез, подумаешь!
  -А давайте в другой раз у Борка в Светлоград отпросимся? Ну что, каждый год- Дубровка или Кижма...
  На самом деле Ромке совсем не все равно было. Он бы сам хотел - к скалам, вместе с Аль-кой прыгать через костер, играть в баскетбол надувным мячом, дурачиться и хвастаться полными карманами камней и ракушек. И когда шел в шеренге и купался потом, брызгая водой на ребят, ка-залось, что так все и было. Что был он в Дубровке, а тот кошмар просто приснился.
  Гвоздь купался отдельно, в кабинке. Он и вчера молчал, сторонился Ромку и Борка, будто жалея о своей откровенности. И Туманов ему не мешал. Двое теперь их было - отделенных.
  -Пацаны, а этот длинный - кто?
  -Может, родители к кому приехали?
  -Да не, комиссия, наверно. Видели, как на него Крокодил смотрел?
  После помывки - урок. История. И вместо Клауса Борк вошел в класс.
  -Так, курсанты, у меня для вас новость. Даже две.
  -Хорошие?
  -Помолчишь- узнаешь, Ступин. Так вот - капрал Клаус уволился и больше преподавать не будет.
  -И что - истории не будет?!- выдохнул Валька, уже готовый крикнуть восторженное "Ура"
  -Будет, - разочаровал его Борк, - Историю, общеимперский и остальные предметы будет вести ваш новый учитель. Познакомьтесь - Дмитрий Васильевич Стоун. В званиях разбираетесь, надеюсь?
  -Здравствуйте.
  -Здрасть!- дружно ответил пятый отряд.
  Двадцать семь пар глаз уставились на нового преподавателя. А тот спокойно смотрел на них. На первый свой класс. На тех, среди которых потом обнаружатся тихони и хулиганы, двоечники и от-личники, или просто сорвиголовы, которые и не хулиганят вроде, а покоя от них нет. А сейчас все притихли, все одинаковы. Сидят смирно, даже партой никто не скрипнет. В журнале под серой обложкой - фамилии и имена, чьим-то беглым почерком выведенные.
  -Ну что, курсанты, будем знакомиться?
  -Будем!
  -Отлично. Значит, я называю фамилию, а вы встаете. Поехали!
  -Аверченко!
  -Я.
  С ног до головы окинул Стоун ученика.
  -Садись. Алексеев!
  -Я.
  -Бакулин!
  Андрюха молчал, только улыбка по конопатой физиономии расплывалась.
  -Ты что, Бакулин, плохо слышишь?
  -Не.
  -А почему не отвечаешь?
  -А моя бабушка говорит, что "якать" нехорошо, - невинно глядя в глаза, сообщил Бакулин.
  Класс корчился в немом смехе, зажимая рты. Алька не выдержал - то ли фыркнул, то ли хрюкнул, и тут же под парту головой нырнул.
  -Вот как? Интересная у вас бабушка.
  -А то! Она и колдовать умеет!
  -Вот и хорошо, пусть ко мне придет. Я ей и записку напишу.
  -Зачем?!
  - А поговорить. Я, может, тоже колдовство люблю.
  -Вы?!
  -А что я - не человек? Пускай наколдует, чтоб у вас пятерки были, я только за.
  -Она...пятерки не может...- растерянно пробормотал Андрюха, пытаясь отыскать на лице учителя хоть искорку смеха.
  -Вот оно и видно, что не может...Значит, без колдовства исправим, да, Андрей? Договорились? Садись. Букреев!
  -Я...
  По классу гуляла пущенная Ромкой записка. На тетрадном листке устрашающий череп с костями, под ним: "ВСЕМ СТРОГО СЕКРЕТНО! ОПАСНО! встречаемся под лестницей на втором этаже после звонка, пароль- свобода, отзыв- кинжал, кто без пароля в того стреляем"
  Подпись угрожающая красными чернилами - "Комитет Свободы. Председатель - Ромуальдо Кро-вавый, корсар Южных морей". И кинжал огромный, больше на меч похожий, нарисован.
  -Ромк, а Ромк, - осторожно шептал Алька, дергая "Кровавого" за рукав.- Ром, а под лестницей же все не поместятся!
  -Да подумаешь!- отмахнулся тот.- Придумаем чего-нибудь. На вот, эту передай.
  Вторая записка была лаконична: " Смерть предателям! Чепуренко не показывать!"
  Стоун видел все. Подмывало забрать и дорисовать черепу залихватскую сигарету в зубах - так в школе делали. Сдержался, начал для вида листать толстую методичку, хотя интереса в ней было меньше чем в яблочном огрызке. Сколько там до конца урока? Десять минут...пять...
  Предателей в пятом отряде не оказалось. Правда, под лестницу такую ораву уборщица не пустила, и зловещим словам про кинжал и свободу пришлось звучать в туалете.
  -Ну, что?
  -Давайте ему ножки открутим!- азартно предложил Андрюха.
  -Кому - преподу?
  -Балда, стулу! Он сядет и ка-ак грохнется!
  -А что, идея... - задумчиво сказал Ромка. - Нормально. Ну что, корсары, кто на подвиг пойдет?
  -Я! - крикнул Алька. - Я откручу!
  - А сможешь?
  Ступин поднял руку - как на уроке.
  - Капитан, у меня идея!
  -Давай!
  -Надо стул взять сперва, ну потренироваться. А то вдруг там гайки заржавели или еще чего.
  -Молоток, Ступа! На перемене потренируемся. На следущей. А потом уж и открутим. Так, а у кого отвертка есть?
  -У меня.- гордо сказал Серега Аверченко. - Пойдет такая?
  -Пойдет. Да этот Стоун у нас дрожать будет, да, корсары?!
  -Ага!
  -Дрожать и прятаться!
  -В штаны наложит!
  -Пацаны, звонок!
  -Корсары, слышите? Чур, на географии тихо сидеть! Не мутите пока!
  -Ясное дело!- усмехнулся Серега. - Будем как мыши!
  Расходились, то и дело переглядываясь и рожи друг другу корча. На перемене главный страх - вдруг Стоун не выйдет, вдруг останется тетради проверять. Нет, вышел. Оглянулся на пороге, на Ромку глянул и медленно дверь за собой закрыл.
  -Травушкин, давай!
  -Альк, а ты сразу попробуй - вдруг получится!
  Стул с кожаной обивкой Алька перевернул на бок. Торопился, отвертка соскальзывала и вместо шурупов срывалась на пальцы.
  -Ну, как?
  -Да тише ты! Видишь - крутится!
  -Дай я, а? Я быстро!- не вытерпел Ступин.
  -Тихо! - скомандовал Ромка.- Отошли от человека, не мешайте! Раньше надо было вызываться.
  Отошли на пару шагов и опять:
  -Аль, ну что?
  -Получается...вроде...Он, гад, не в ту сторону крутился.- пропыхтел Алька, зажав между колен ножку стула.- Сейчас...ага, есть!
  -Давай я теперь. Все, все, тут осторожно надо.
  Ромка поставил стул на место. Аккуратно, будто и не было ничего. Болт с гайкой в карман спря-тал, отошел назад, прищурился. Классно! Ничего не заметно, и ножка прислонилась как надо.
  -Ха, класс! Пускай теперь садится!
  -Ага!
  -Мировецки вышло!
  -Отвертку, отвертку спрячьте! Найдет- убьет!
  -Ша, идет!
  -Ступа, дурак, не в карман же!
  Серега оглянулся затравленно. Под трели звонка заметался, то под шкаф то под парту зачем-то за-глядывая, наконец, сунул отвертку в горшок с чахлыми остатками какого-то растения и за парту поспешно плюхнулся за секунду до того, как Стоун дверь открыл.
  -Чепуренко!
  -Здесь, господин сержант!
  -Иди к доске, карту поможешь прикрепить.
  Желтая потрепанная карта свешивалась, доставая почти до пола. Алька любил на нее смотреть, особенно когда окно открыто и ветер дует - не сквозняк, а настоящий ветер, от которого карта вздрагивает и выгибается, будто улететь хочет туда, к далеким материкам и островам. Конечно, хочет. Это же скука - всю жизнь на доске висеть!
  Стоун ходил взад- вперед, не присаживаясь. А курсанты, дыхание затаив, за ним следили. Когда?! Ну, когда? Вот уже подошел, уже журнал взял, сейчас сядет...Ну!!!
  Сел.
  -Травушкин, к доске. Ну-ка, что ты нам поведаешь о вулканах на Западном побережье?
  -Ну, вулканы...бывают действующие и эти...неработающие...- начал Алька неуверенно.
  -Правильно, Травушкин.- подбодрил его Стоун.- А на Западном побережье какие? Помнишь?
  Алька помнил, но отвечал сбивчиво. То и дело косился на учителя. Неужели не упадет?! Стул он заменил, что ли? Когда? Да нет, быть не может, тот же самый стул под ним, с кожаной обивкой, от которого Алька совсем недавно ножку откручивал? Может, Ромка слишком сильно ее прислонил?
  -Садись, Травушкин. Четыре. А можешь и лучше, по глазам вижу. Ты что, не выспался, что ли?
  -Ага...
  -А о климате нам расскажет Ступин.
  У Ступы глаза тоже обалдевшие были. Он не сколько отвечал, сколько на стул глядел. Даже попы-тался ногой его подтолкнуть незаметно.
  -Так, курсанты, сидите тихо, я сейчас приду.
  Только дверь закрылась - к стулу Ромка подлетел.
  -Что за фигня?!
  Сел на злополучный стул и тут же на полу очутился.
  -Блин!!!
  Стоун открыл дверь, будто и не уходил никуда.
  -Что случилось, Дегтярев?
  -Стул сломался!
  -Сломался, говоришь? Нехорошо...Как же это он так?
  -Не знаю.
  -И ты не знаешь, и никто не знает...Старо, братцы- кролики. Я думал, у курсантов фантазии по-больше будет, чем у школьников.
  Стоун улыбался совсем по-мальчишечьи. Даже растерянному Альке подмигнул. А Ромка, потирая ушибленную коленку, бормотал зло: "Ишь, умный какой нашелся! Будет тебе фантазия! Все будет!"
  
  На следующий день Фелька Гаржиновский отпросился в увольнение и принес три кило-грамма шоколадных пряников и полотняный мешочек с нарисованной пушкой. Пряники съели всем отрядом, а мешочек Ромка себе забрал.
  В столовой он подсел к Гвоздю.
  -Сань, разговор есть...
  -Ну?
  Гвоздь дожевывал отбивную и на Ромку не смотрел.
  -Короче, помощь твоя нужна.
  -Моя?!
  -Ага. Только это...Ну давай после обеда поговорим где-нибудь, ладно?
  Гвоздь ожидал всего, даже того, что Ромка за молчание что-то потребует. Да что там ожидал - так и думал.
  -Тут говори.
  -Сань, ты ж с блатными был, да?- зашептал Ромка, оглядываясь по сторонам. - Ты у этого Стоуна можешь сигареты спереть? Осторожно только, чтоб не заметил? А потом обратно положить?
  -Зачем?- оторопел Гвоздь.
  -Ну, надо! Чтоб не умничал, подумаешь шустрый какой!
  -А не легче самим курево купить? Тебе что - денег дать?
  -Да не, ты не понял! Нам его пачка нужна!
  Совсем ничего не понял Гвоздь. Криминалом тут вроде не пахло, тоже мне кража - "Север" за тридцать две копейки, да еще и начатый. За такое даже по шее не дадут, если попадешься.
  -На фига?
  -Короче, Фелька пороху купил - видишь? Я ему в сигареты насую. Он закурит - а порох как бах-нет!
  -И убьет?!
  -Ты чего?! Да там пороха самая чуть, даже не поранит! Просто прикол такой, ну понял теперь?
  -Понял, - усмехнулся Гвоздь. - Ништяк придумал.
  -Нет, ну если ты не можешь - я сам стырю...
  -Это я не могу? Ты че, Дегтярев, с дуба рухнул? Стырит он...Да тебя запалят, стопудово!
  -А тебя?
  -Ха! И не такие дела бывали!
  На перемене Гвоздь возле Ромки очутился.
  -Учись, салага! А глянуть можно, как ты там мастыришь?
  -Можно. Давай быстрей, а то вдруг он курить пойдет!
  Пачку "Севера" потрошили аккуратно. Сломанные сигареты заменяли новыми, хорошо что Ступа догадался такую же пачку из дома принести. Тонкая бумага рвалась, табак сыпался на пол и коле-ни, но Ромка не отступал.
  -Ну как?
  Алька пожал плечами.
  -Нормально вроде.
  -Точно их там десять было?
  -Ага.
  -Одна смятая, - уточнил Гвоздь, сминая сигарету.
  -Точно!
  -На мелочах все и палятся. Вот теперь путем. И крошек на дно подсыпь. Ну все, как родная пачеч-ка, е-мое!
  -Фель, а порох точно не отсырел? А то будет как со стулом!
  - Вы пачку-то давайте, мне ее назад нести!- торопился Гвоздь. Ему вдруг жутко интересно стало, что из этого выйдет.
  Вышло так, что закурил Стоун на улице, когда курсанты на физподготовку вечернюю вы-ходили. И после двух затяжек услышал Гвоздь хлопок - нестрашный совсем, но громкий. Огля-нулся, а у Стоуна все лицо черное.
  Ромка в восторге хлопнул его по плечу.
  -Получилось! Видал?
  -Круто!
  -Глянь, глянь - усы подпалились!
  -Больно, наверно?
  -Да не должно, я ж совсем мало сыпанул!
  - Атас, - тихо сказал Гвоздь.- Борк идет.
  -Ой...- испуганно выдохнул Алька.- Нажалуется?
  -А то. Пацаны, короче - молчите. Молчите и все. Мало ли, может это он купил такие...
  - Ага. Точно. Пускай докажет.- поддакнул Фелька, тоскливо глядя на директора.
  -Дима, тебе там жена звонит...- начал Борк, подходя к Стоуну. - Мать честная, что с тобой?!
  -Стоять, медноголовые!- взревел Крокодил, заподозрив что-то.
  -А что со мной такое?
  -Ну это вот, на лице.
  Стоун достал платок.
  -А, это? Это я опыт провожу.
  -Какой еще опыт?!
  -Да вот, пятому отряду про вред курения объясняю, - усмехнулся Стоун.- Так что - Вика звонила?! Когда?
  -Сейчас. Иди к телефону, она тебя ждет.
  - Отряд, шагом марш!- скомандовал Крокодил.- Чего это вы натворили, перепончатые?
  -Кто?
  -Когда?
  -А чего сразу мы, господин сержант?!
  -Ага, рассказывайте мне тут сказки про белого оленя! А Клаусу в сапоги ежа тоже не вы подсовы-вали?
  - Так то когда ж было!- возмутился Ступин.- Сто лет назад! И не еж то был, а ежонок! Ма-аленький!
  -Маленького ремня тебе по заднице за этакие фокусы! Прибавили шагу, чего плететесь как трупы на кладбище?!
  -Ромыч, а чего там с ежом было?- шепотом спросил Алька.
  -А! Да это Дракула в том году всем двоек понаставил, ну мы и это...Серый в парке поймал ежа, а как раз жара же, так Дракула че придумал - на уроке сапоги снимет, тапки обует и сидит. А как звонок - опять в сапогах, ну чтоб Борк не увидел. Так мы ему ежа в правый сапог и засунули.
  -И что?!
  - Орал как бешеный! И ежа в окно, блин, выкинул! Там такие разборки были, он Борку нажаловал-ся, а мы все - а чего, мол, мы за ежа не отвечаем, он же не домашний, сам пришел и залез! Так, а Борк, прикинь, Дракуле и говорит: " А как это вы, капрал, не почувствовали, что в вашей обуви животное находится? У вас что - сапоги такие большие или нервы крепкие?"
  -Ух ты! А он что?
  -Да отмазался, сказал, что сапоги мыл и не заметил.
  -А этот, Стоун, не кричал даже.
  -Ага. И не ябедничал.
  -Порох страшней ежа, да, Ром?
  -Да ну, я бы не испугался...не, нормальный этот Стоун. Я думал, опять какого-нибудь урода при-шлют. Все, кончаем с приколами, корсары!
  Корсары, они же доблестные курсанты Имперского корпуса, были согласны. Они Стоуна рядом с каптеркой не видели. А если кто и видел, то внимания не обратил.
  На литературу еле-еле успели - Стоун уже у двери стоял. Вошли красные, запыхавшиеся, сели бы-стро за парты, а встать не смогли.
  -Эй, че такое?!- рванулся с места Фелька.
  Треск штанов - и он на свободе. Еще треск. И еще. Это у Стоуна стул с обивкой, а у курсантов обычные белые стулья, на которые бесцветный клей замечательно ложится.
  -Че за фигня?
  -Эй, отцепите!
  -Мама!
  -Это какая сволочь клею налила?!
  Стоун смеялся уже в открытую, рукой себя по колену хлопал.
  -Отцепляйтесь, братцы кролики! Живей!
  -Дмитрий Васильевич, так нечестно!
  -А нечестно - так и ходите со стульями!
  -Ну чего вы, ну правда....
  -Я Борку расскажу!- крикнул Чепуренко, падая вместе со стулом.
  -А вот это уже подло. Я же не рассказывал?
  -Ну, все, ну никто не расскажет, он дурак! - крикнул Ромка. - Отпустите!
  -Сам дурак!
  - Так что, Дегтярев- мир?
  -Мир, Дмитрий Васильевич, - кивнул Ромка. - А штаны как?
  -А что штаны? Отлепляйтесь и переодевайтесь. В пакете ваши штаны, я за них весь аванс отдал. А клей растворителем счистим.
  Счищали вместе. И Ромка вдруг захохотал.
  -Ну вы даете! Ну вы нас сделали! Клеем! Отпад!
  -Мы так в колледже развлекались, - хмыкнул Стоун.- А до сигарет не додумались. Что у вас там было, признавайся? Пистоны?
  -Нет, порох.
  -Ну вы даете, террористы!
  -Да мы ж осторожно, скажи, Алька?
  - Не понял, это что за трудотерапия?
  -Субботник устраиваем, Гена, - ответил Стоун. - Стулья, понимаешь, испачкались. Эй, эй ты чего! Брось сигарету!
  -Да я же в коридо...
  Бабах! Крокодил с почерневшим лицом - это то еще зрелище.
  -Ах ты!!! - взревел он, кидаясь на Стоуна. - Ах ты черепаха пустозвонная, твои фокусы?! Детский сад нашел, в пень твою корягу!
  -Не мои, Гена, честное слово! Это вон террористы подсунули!
  - Ну все, дикобразы! Попадетесь вы у меня завтра! Кросс будете сдавать с полной выкладкой, раз силу девать некуда! И ты хорош - что даешь?
  -Так я же не знал, ты сам закурить попросил.
  -От такого курева, так вас растак, раньше времени коньки откинешь! Ну шпана старостанская, ну я вам припомню!
  -Мы ж нечаянно, Геннадий Борисович!
  -Мы не хотели, правда!
  -Еще бы вы хотели! - бушевал Крокодил.- Кросс и никаких отмазок! Все побегут - и больные, и косые, и жизнью битые! А с тебя, Димка - пиво за моральный ущерб!
  
  Наутро Ромка догадался, что пиво все-таки было. Как догадался? А очень просто - не было кросса. Был зевающий Крокодил и игра в футбол. Все курсанты на две команды разделились и на-звания придумали - "Пираты" против "Скелетов".
  -Гаржиновский, играть будешь?
  Фелька медленно встал с лавочки и подтянул сползающие штаны.
  -За кого?- спросил он, еще не веря, что именно его позвали.
  -За "Пиратов"!- крикнул Ступин.- Идешь?
  -Сейчас!
  Бежал, а сам ждал, что вот-вот за спиной обидный хохот раздастся, и выкрикнет кто-то нарочито писклявым голосом: "Ты куда, жирдяй? Поверил, что ли?". Молчание? Быть не может!
  Играл Фелька так себе, но старался, и упасть не боялся. Из-за старания и не заменял его Ромка. "Пираты" "Скелетам" проигрывали, но Гаржиновский тут не при чем, это Серега Лапин виноват. Простудился он, видите ли, после похода! Все из речки воду пили - и ничего, а Серега с ангиной слег. Теперь вместо него Жорка на воротах. Два гола пропустил, тормоз!
  -Букреев, ты спишь что ли?!
  -Сам попробуй! - огрызнулся Жорка, вытирая пот со лба.
  По закону подлости мяч залетел в ворота именно в эту минуту.
  -Ур-ра!- завопили " Скелеты". - Мы вас как грелку! Как тряпку! На кусочки на маленькие порва-ли!
  -Погодите еще хвалиться!
  - Пираты с дырявого корыта!
  -Кости недоделанные!
  -Щас мы вам накидаем!
  -Подавитесь!
  -Все, Букреев, пиши завещание!
  -Кости-кости, а ну брысь в тарелку! Разгремелись!
  Если бы не звонок, то футбольная баталия в обычную драку превратилась бы.
  -Блин!
  Ромка с досады так ногой по мячу наподдал, что тот к дереву откатился.
  -Что, съели?
  -Ничего не съели! Это вам повезло что звонок!
  Алька подбежал - запыхавшийся и чуть расстроенный.
  -Ромыч, а я Семенова знаешь, как стукнул!
  -Ты?!
  -Ага! Я ему - бац по носу с левой, потом по животу как дал!
  - А он чего?
  - И он мне тоже! А пусть не орет, ишь какие чемпионы нашлись!
  - Что, свинопотамы, на урок никому не идти? Каникулы, да? Развоевались!
  -Геннадий Борисович, мне Травушкин карман оторвал!
  - Сам оторвал - пусть сам и пришивает! Гаржиновский, а ты постой, - спохватился вдруг Кроко-дил.- К тебе тут это...приехали, в общем.
  -Чего?- переспросил Фелька.- Кто приехал?
  За забором уже сигналили - отрывисто, требовательно. И Фелька побежал, забыв про боль в ушиб-ленной коленке. Побежал потому, что гудок отцовской " Короны - Массио" он ни с чем бы не спутал.
  Точно - она, сверкающая шестидверная машина, больше похожая на истребитель. Отец рядом стоит, курит. А в машине Кит с мамой сидят, что ли?
  Мать хлопнула дверью. Обняла и тут же смутилась под пристальным взглядом отца, будто непри-личное что-то сделала.
  -Собирайся, Феликс.
  -Куда?!
  -Как - куда? Домой. Только быстрее, поезд через час.
  -Какой поезд?- оторопел Фелька.
  -Па, да он тормоз!- скривился Кит, отхлебывая из бутылки.- Поехали!
  -Помолчи, Никита. Обычный поезд. У меня...в общем неважно, мы теперь на Запад переезжаем.
  Фелька растерянно глянул на мать.
  -Надолго?
  -Навсегда, осёл! Ты что, совсем тупой?!
  -Никита!
  -А чего он тормозит?
  Вот и все заступничество. Брату на этот окрик наплевать, он и отца-то не сильно слушает. От ма-тери пахнет чем-то удушливо-сладким, и костюм у нее новый, такого Фелька раньше не видел...
  -Феликс, ты что - оглох? Учти, мы тебя ждать не будем! Иди, собирай вещи!
  -Да какие там у него вещи, Аркадий, пускай так и едет!
  Коленка заболела вдруг, будто по ней снова мячом стукнули.
  -Не ждите, - тихо сказал Фелька.
  -С директором я договорился, там...Чего ты сказал?!
  -Не ждите. Я не поеду.
   Где-то в корпусе чуть слышно прозвенел звонок.
  -Феликс, ты с ума сошел?
  -Нет. Я остаюсь. Здесь.
  Фелька и сам не понимал, что за сила заставила его говорить. Казалось бы - вот же родители, сами приехали, за ним, значит, нужен им Фелька, нужен! Неудачливый, толстый, но ведь приехали же!
  -Нет, ты точно с ума сошел!- разозлился отец.- А ну бегом в машину! Не хочешь шмотки забирать - и не надо!
  -Папа, я тут остаюсь. С ребятами, - упорно сказал Фелька, и добавил зачем-то: - У нас контроль-ная сейчас.
  -Феликс! С кем остаешься- с этими шалопаями?! Так, у меня терпение не железное!
  Кит забыл и про бутылку - просто смотрел непонимающе, так и не выйдя из машины. Вот если бы мама хоть слово сказала!
  -Феликс, ты почему не слушаешься? Мы же опоздаем!
  Нет. Не то это слово. Совсем не то.
  -Я остаюсь, мам. Ты не волнуйся. Пап, тут не шалопаи, тут классно, тут друзья у меня.
  -Ха, друзья!- выкрикнул Кит.- Такие же тормоза? Садись, не выпендривайся, я из-за тебя в магазин не успею!
  -Сам ты тормоз!
  -Чего?! Я тебя убью щас, урод, понял? Ты на кого быкуешь?!
  Отец глянул на часы.
  -Хватит! Никита, закрой окно. Остаешься, значит?
  Феликсу очень-преочень хотелось сказать "нет, па, я пошутил". Так хотелось, что даже в горле защекотало.
  -Остаюсь.
  -Ну, смотри...
  -Аркадий, ты что?
  -"Что" по-моему, совсем не я, ты не находишь?
  -Но он же один останется! Как ты можешь!
  -Инга, не будь наивной! Я же его не на улицу выгоняю! Я в его годы вообще с пятью рублями в Нижнеленск поехал. Сама слышала - ему тут нравится. А с таким счетом он одиноким долго не будет.
  Фельки вроде и не было уже тут, будто он краской невидимой с головы до пят намазался.
  -Везет дуракам!
  На этот раз Кита никто не одернул.
  Отец развернулся и пошел к машине.
  -Веди себя достойно, - сказал он.- Не позорь семью. Как курс окончишь - приезжай, не шатайся без дела.
  -Это адрес, - шепнула мать, засовывая в карман тетрадный листок.- Феля, ты и на каникулах при-езжай, есть же у вас каникулы, да?
  -Приеду.- Соврал Гаржиновский.
  Тяжелая волна духов вновь окутала его. Он не сопротивлялся. Неловко обнял сам, ткнулся лицом в бриллиантовую ящерку на лацкане.
   - Пока, толстый, - проворчал Кит, не веря в решение брата. Ему казалось - он специально дурака валяет, чтобы у родителей что-то выклянчить.
  -Пока...
  Феликс отвернулся, но уйти не смог. Так и стоял. Слышал, как хлопнула дверь, и взревел мощный двигатель. И еще хлопок- это Кит из окна бутылку выбросил.
  Пока к корпусу добрел - половина урока уже прошла.
  -Дмитрий Васильевич, можно войти?
  -Входи, Гаржиновский. Почему опоздал?
  - Коленка у меня болит...
  -Покажи.
  Штанину закатал Фелька. Ничего там особого не было - синяк просто. А когда шел, казалось что на ноги по килограмму железа привязали.
  -Хорошо, сходи в медпункт. Контрольную на перемене напишешь. Кто это тебя?
  -Это мы в футбол играли, - виновато сказал Бакулин.
  -Коленями вместо мяча? Осторожней надо. Ты сам-то дойдешь?
  -Конечно.
  -Это кто к тебе на таком драндулете?- прошептал Ступин.- Классная гонялка! Родители, что ли?
  -Родственники, - неожиданно сказал Фелька.- Из Запада. Повидаться приезжали...
  Борк отошел от окна и довольно улыбнулся.
  -Видишь?
  - Обалдеть!- совершенно непедодагично выразился Крокодил.- А я-то думал, что он с ними уедет! Но почему?
  -Значит, получилось.
  -Что?
  -Дом, Гена. Это теперь его дом. Большой, иногда слишком шумный, но - дом. Знаешь, я ведь с са-мого начала так хотел. Теперь вижу - получается, мать честная! И для них, и для себя...немного.
  -Еще и как получается! Ничего, Сим, мы из этих мохнокрылых настоящих людей сделаем!
  Дверь хлопнула и закрылась тут же, будто от ветра.
  -Кто это там такой скромный?- громко спросил Борк.- А ну выходи! Выходи, говорят, а то за уши вытащу!
  - Можно, господин директор?
  -Входи, Дегтярев! Да входи, чего ты на пороге топчешься!
  Ромка вошел осторожно, и даже ноги о половик вытер.
  Ну что у тебя?
  -Это...ну...мне бы лично...
  -Ах ты жук перепончатый!- возмутился Крокодил.- Лично ему! Сим, у тебя сигаретки не заваля-лось?
  - На уж, грабитель.
  -Кто это грабитель? Пойду покурю. Будет в увольнение проситься - не отпускай!
  -Геннадий Борисович! - отчаянно крикнул Ромка.
  -Что, угадал? Вам с Травушкиным только бы бегать, а лабораторную мне Император сдавать бу-дет?
  - Какую лабораторную?
  -Которую ты мне в прошлом месяце запорол.
  -Про ток, да? Я сдам, честно!
  -Чтоб завтра у меня на столе она лежала!- пригрозил Крокодил, уходя.- И со схемами! Да если увижу, что кто-то опять из библиотечных книг страницы вырывает, то я этого шустряка мигом в карцер отдыхать отправлю!
  -Садись, Ром, - приветливо сказал Борк, указывая на кресло. - Случилось что?
  -Да...то есть, нет...Симон Аркадьевич, а вы мне денег немного не займете? Я отдам, я на канику-лах работать буду, вы не сомневайтесь!
  -Сколько?
  Ромка вытащил из кармана горсть мелочи и еще раз пересчитал, хотя до последней копейки знал весь капитал - тринадцать рублей пять копеек. Копил их еще с весны, но иногда срывался- то па-лочки, то стрелы для лука, то еще чего-нибудь покупал. Денег-то было немного, все накопления- с дедовой пенсии, он тогда три-четыре дня сдачу магазинную Ромке оставлял.
  -Двадцать девять рублей сорок пять копеек, - твердо сказал Ромка, зажмуриваясь от непомерной цифры.
  Пока шел - казалось все легко и просто. А у кого еще занимать? У Гаржиновского? Неудобно, да у него может и не быть. У Алькиной матери? Лучше бы правда к ней сходил чем вот так к директо-ру лезть, дурак...
  -Нет, ну если не можете, я...
  -Почему это не могу? Только скажи - на что это тебе такая сумма? И почему именно двадцать де-вять, а не тридцать?
  -Тридцать не надо. У меня есть чуть-чуть, вот видите? Я деду, Симон Аркадьевич...у него день рожденья скоро...
  В прошлое увольнение Ромка оставил Альку кататься на картах, а сам по магазинам в цен-тре побродил. Хотелось настоящий подарок подарить, для того и собирал. Не открытку с дурацкой надписью, не рисунок самодельный, а что-нибудь стоящее. Вот и ходил Ромка от витрины к вит-рине, приценивался к трубкам, зажигалкам и сувенирным раскрашенным фигуркам. Все было не то, все ерундой казалось. Может, свитер? Так Ромка размер не знает, да и свитеров у деда штук пять- два магазинных, а три баба Вера зимой связала. Или вон тот серебристый кинжал? Или...
  На полке рядом с тетрадями и карандашами лежало ЧУДО. Увидев, оторопел Ромка и в прилавок руками вцепился, будто ожидал, что прямо сейчас набежит толпа покупателей. "Все-мирная история кораблестроения" в кожаном переплете и кованой окантовкой по углам! Бережно листал ее Ромка, представляя, как дед обрадуется такому подарку. И чертежи есть! А индейцы, оказывается, лодки прямо из стволов деревьев выдалбливали! О, список морских терминов! И ко-рабли на глянцевых разворотах как настоящие, вот бы такой на стенку повесить...
  -Ну что - берешь?- спросил его скучающий продавец.
  Ромка перевернул обложку и глянул на цену.
  -Беру...- поспешно пробормотал он, чувствуя, как уши начинают гореть. - Я потом, позже... А она у вас долго будет?
  - Ну ты, парень, даешь! Да пока не купят! Ты давай быстрей за деньгами, такие вещи не залежи-ваются!
  На самом деле "История" на прилавке уже полгода лежала - то ли цена покупателей отпугивала, то ли мало кто в современном Мариенбурге кораблями интересовался. Но Ромка этого не знал, по-этому и ворочался на койке до тех пор, пока в одуревшую от бессонницы голову не пришла идея. Может, и правда Гаржиновский бы занял? А вот показалось, что лучше к Борку обратиться. Глу-пая идея, наверно...
  -Бери. Тут тридцать. Отдашь когда сможешь, я не тороплю.
  -Спасибо!
  - Да не за что. Деду привет передавай и мои поздравления. Кого позовете?
  -Не знаю... - растерянно сказал Ромка, заворачивая деньги в платок.
  Обычно отмечали вдвоем - он и дед. Под вечер уже приходила баба Вера, приносила пирог, варе-нье и очередной свитер, и заводила с дедом бесконечно- скучные разговоры про пенсию и прави-тельство. Ромка от таких разговоров зевал и уходил на улицу, не понимая как это дед такую ерун-ду может слушать. Ведь это дед Гриша, тот самый который на речке Ромку раками пугает и на турнике крутится! Может, притворяется, чтоб баб Веру не расстраивать? Точно. Притворяется обычным стариком, а сам, наверное, еще почище Ромки скучает.
  -Ну как это - не знаешь?
  -Альку. Точно, Альку позовем!
  -И все?
  -И маму его...- неуверенно сказал Ромка, а потом сообразил что и правда не мешало бы тетю На-стю позвать.
  -Другой разговор!- улыбнулся Борк.- Ну, ступай, Рома - дела у меня.
  -Еще раз спасибо!- крикнул Ромка, выбегая из кабинета.
  Внутри радужно-прозрачными искрами звенела радость. Ура! Купит! И главное - сам! Конечно, дед бы и сам добавил, за такую книгу не жалко, да что Ромка- маленький что ли?! "Деда, дай три-дцатку, я тебе подарок куплю"? Нет уж, фигушки! А во время каникул подработать всегда можно - хоть на базаре, хоть на почте, да в самом крайнем случае собак чужих выгуливать. Гошка так на велик собирал, все хвалился, что его ни один волкодав не тронет. И правда, за ногу тяпнул его со-всем не волкодав, а лохматый мопс размером с кошку. Со злости Гошка разбил копилку и уго-щал весь двор шипучим лимонадом "Экстра".А в тот же вечер Ромка и Лёшка отомстили за друга - поймали мопса и выкрасили его в оранжевый цвет, а на боках и спине пиратские флаги изобра-зили. Хорошую краску достал Лёха, несмывающуюся...
  На уроке шепнул украдкой:
  -Альк, приходи к нам на день рождения!
  -Приду! А когда?
  -В воскресенье.
  -А чего тебе подарить?
  -Балда, у меня весной! Деду. Да есть уже подарок, купим. И маму свою позови.
  Насчет мамы Алька нисколечко не удивился. И в воскресенье Ромка с самого утра помогал деду с уборкой. Мыл полы, двигал тяжелый кухонный стол на середину, бегом выносил мусорное ведро и старательно взбивал яйца с сахаром, то и дело засовывая в рот ложку.
  -Деда, а палочки будут?
  -Вот еще баловство нашел! - проворчал дед, надевая фартук.- Торт будет, и хватит с вас.
  - А Алька палочки любит!
  -Да ну?
  -Серьезно! Он их тогда знаешь, как хвалил! - и, видя колебания деда, Ромка нанес запрещенный удар.- В корпусе так хотелось, деда...а их там нету...
  -Еще бы там были! Приют - он и есть приют! Ладно уж, ступай, да недолго - картошку тебе чис-тить.
  -Килограмм?
  -Два бери. Настасья тоже, небось, не откажется. Да смотри мне, если ты картошку есть не ста-нешь, так я и на Альку не посмотрю- отлуплю!
  Ой, врет! Да разве он когда лупил?! Веником гонял за незакрытый кран - это было...
  На обратном пути вражьими пулями по спине пробарабанил дождь. И сник Ромка, безо всякого удовольствия жуя палочку. За окном бушевал настоящий ливень, подхватывал и нес вниз по улице разлапистые желтые листья. Осень в Мариенбурге всегда такая - налетит, вымочит, зонтик изло-мает, а сушить или нет - еще подумает.
  -Деда, они придут?
  -Ты еще сто раз спроси! Придут, куда они денутся!
  -Так дождь же...
  -Не сахарные - не растают! Ты чисть как следует, чего ты из картошки горох делаешь?!
  -Я и так чищу... - уныло откликался Ромка, с тоской глядя на безразмерную кастрюлю.- А может, заблудились? Я выйду, гляну?
  -Сиди уж! Грязи сейчас нанесешь, а мыть кому?
  Кое-как дочистив картошку, слонялся Ромка по кухне и уже три раза от деда ложкой по лбу полу-чил. Не за то, что под ногами путался, а за то, что крем тайком из кастрюли таскал. Дед злился, вместо ложки уже грозил половником и обещал Ромке ту кастрюлю на уши натянуть. Для него торт - коронное блюдо, а для Ромки сплошные мучения. Двухслойный, с фруктами и шоколадным кремом, пахнущий так, что голова кружится - ну как тут удержаться? То апельсиновую дольку стащит Ромка, то орех, то снова к крему полезет...
  -Брысь, кому сказано?! Вон твои друзья, у калитки. Ты тапочки-то им дай, слышишь? У меня соус тут...
  -Ну и где наш именинник?
  Алькина мама шла даже без зонтика. Зонтик был у Альки - большой, но две спицы уже согнуты.
  -Ну и ветер, Ромыч! Я чуть не улетел!
  -Есть надо больше, - усмехнулся дед.- А то на одних палочках живешь, так и без ветра улетишь скоро!
  -Поздравляю вас, Григорий Власович! Счастья вам, здоровья и всего хорошего!
  Сверток большой мать из сумки достала.
  -Спасибо, Анастасия...э...как вас по батюшке?
  -А так вот Настей и зовите - ничего? Не привыкла я с отчеством.
  -Спасибо, Настя, и тебе, значит, того же...да вы тапочки-то обувайте!
  -И я вас поздравляю, - неловко сказал Алька, доставая свой подарок.
  Увидев коробку, Ромка сделал страшную мину и в бок Альку толкнул. Нет, ну договорились же что книга как бы от обоих, так он еще притащил! И как теперь деду объяснять, откуда деньги? Уз-нает про заем - к Борку точно потащится.
  -Спасибо, спасибо...- повторял растроганный дед.- Ну, уважили!
  -Да вы хоть посмотрите, дед Гриша!
  -Это - потом. Это уж после обеда, у нас так заведено. Ромка, ты хоть радио включи, что ли! Я сей-час, у меня плов горит!
  Тетя Настя быстро прошла на кухню.
  -Где плов? Ооо... Кто же его в такой кастрюльке варит? Толстостенную надо.
  -Так получалось же...
  -А лучше всего- казанок. Нет у вас? Дайте-ка посмотрю. А руки где помыть? Вы огонь поменьше сделайте, вот и все.
  Дед неловко топтался на кухне, бормоча: " Да сам я, сам, вы лучше радио послушайте, отдохни-те". А потом мать совсем по-детски ойкнула и спросила:
  -Ой, а чем это у вас таким вкусным пахнет?
  -Торт, - гордо ответил Григорий Власович.- Фирменный дегтяревский торт, вы такого в магазинах не сыщете. Да вы, Настя, рукавицы берите, вон на гвоздике, чего ж голыми руками хватаете!
  -Ничего себе...- удивился подслушивающий Ромка.- Аль, у тебя мама что - волшебник? Дед на кухню в праздник никого не пускает!
  -Не, она тоже готовить любит. А у тебя еще корабли есть?
  -У деда в кабинете стоят. Только там модели редкие.
  -Что - не даст? Так я осторожно, посмотрю только!
  -Должен дать. Сегодня - должен. Ты подожди, я сейчас!
  Грозное слово" кабинет" подготовило Альку к чему-то серьезному и большому. А увидел он обычную комнату. И в шкафу на стеклянных полках действительно стояли белопарусные ко-рабли. А еще в кабинете была потертая карта раза в три больше Алькиной, дубовый стол, стулья и диван, на котором в три ряда громоздились книги - вверху современные, от которых еще пахло свежей краской, а внизу старые, без обложек и титульных листов. Их дед Гриша для сохранности обернул бумагой, скорее всего из Ромкиных тетрадок вырванной. И на ученических клеточках уверенным крупным почерком - название и автор. Иногда попадались непонятные значки красной пастой - кружочки, треугольники, черточки.
  -Ух ты! Ромыч, прикинь - эта книга была, когда моей мамы не было!
  -Ну и что?
  -И папы тоже...и меня,...а книгу уже написали...
  -Ты лучше сюда глянь!
  Вначале Алька не понял - ну балкон и балкон, с креслом- качалкой и стопкой газет в углу. Потом посмотрел прямо, и увидел руль. Странный такой руль, прямо на ограждении.
  -Это что?
  -Штурвал. Как на море. Его и крутить можно, смотри!
  Алька осторожно прикоснулся к лаковым рукояткам. Крутнул влево, потом вправо. Руль оказался совсем не игрушечным - он вырывался из рук, давил непривычной тяжестью. И если посмотреть на небо (только на небо, чтобы случайно не увидеть калитку) то можно было представить, будто ты - капитан. И что за тобой бочонки с золотом и ромом. И пленники...
  -На абордаж!- прохрипел Алька страшным пиратским голосом.- Лево руля!
  -Есть, капитан!
  -Ром, а зачем ему это? Тебе сделал, да?
  -Если бы!- зло сказал Ромка, усаживаясь в кресло.- Себе. И главное, как маленький - как гроза, так он и тут! Это сейчас вот праздник, повезло... А так следи за ним...Тут знаешь какие грозы быва-ют? Тем летом дуб напополам развалило, понял? А ему все равно, сядет, трубку закурит и балдеет! Как маленький, - повторил он уже спокойней.
  Алька похлопал по штурвалу - бережно и с уважением. И в пиратов играть почему-то расхотелось.
  -Эй, охламоны, вы есть думаете?
  -Идем, деда!
  - Второй раз не зову, мы и с Настей все съедим.
  -Ага, ешьте, только торт оставьте, - согласился Ромка, проходя на кухню.
  -Размечтался! Много вас таких охотников...Соус бери! Настя, наложи ему побольше! И в кого только растет - кожа да кости! Весь день по улицам гоцает, а есть не дозовусь.
  -Я ем!
  -Бутерброд в кармане? Разве ж это еда! Алик, и ты не стесняйся, клади больше!
  Зазвенели бокалы - у ребят лимонад, у мамы с дедом розовое молодое вино до ободка налито.
  -Ну, за вас, Григорий Власович! Счастья вам побольше, а печалей чтоб совсем не было!
  -Спасибо, дочка. Вон оно, счастье-то мое лохматое, другого не надо.
  -Деда!
  -А чего деда? Ты своих вырасти, вот и узнаешь!
  -А...е...вохваты...
  -Чего? Ты прожуй сначала!
  -Я не лохматый, говорю!
  -Лохматый, чуб вон уже отрос. И куда в приюте смотрят? Раньше-то под ноль стригли, долго не отрастало. И все ножницами, не то, что машинки эти. Они и не стригут, рвут только. Где оторвали, где отстригли, два раза одеколоном пшикнули, а пятак плати...
  Допив бокал, дед уже на Ромку не жаловался. Началось самое интересное - рассказы про детство. Сто раз их Ромка слушал, а все равно интересно. Алька вообще сидел с раскрытым ртом, и только палец вверх задирал - мировой, мол, Ромыч, у тебя дед!
  -...Он нас, значит, за пятки, а мы ему колбасы. Раз так-то сходили, другой, третий, потом идем - сидит, родной, хвостом машет! Ну, мы на будку залезли и пошла работа! И в карманы яблок на-брали, и за пазуху, а Никита вообще с сумкой пришел. А под конец Толик и пса того со двора свел.
  -Зачем?!
  -Так Федор убил бы его непременно! Раз воров прозевал - на кой такая псина! Он его потому и не кормил, чтоб злее был.
  -Вот гад! А вы Джека домой взяли, да?
  -Куда домой? Пес приметный, во дворе не спрячешь. Мы ему в овраге схрон сделали, кормили-поили там. И ведь до чего умный - днем не высунется, не гавкнет! Понимал, значит, что незакон-но. Толик его потом в Несветаевку отвел, крестному своему. Подарил вроде как, только на привя-зи хоть с месяц просил держать.
  -А подарки-то! - спохватилась Алькина мать.
  -Я первый!
  Быстро метнулся Ромка в коридор. Там еще с вечера за дверью пакет. А в нем книга та самая, ее в магазине еще и упаковали.
  -Это тебе, деда! Вот! Смотри быстрей!
  -У тебя, Ромашка, в каком месте нонче шило? Смотрю...Ах ты комар этакий!
  -Нравится?- скромно уточнил Ромка.
  -Да это ж! Да ты смотри, а! Вот и мы с Толиком такую плоскодонку делали, точь-в-точь! А день-ги-то где взял, а? Это ж стоит сколько!
  -Накопил. Я с весны еще копил, вот!
  -Ну, Ромашка, ну ты даешь...
  Засуетился Григорий Власович, чуть тарелку не опрокинул. Ткнулся в щеку внука колючими уса-ми, за коробкой потянулся, а сам все книгу по переплету гладит.
  -Незнанского редакция, это где? На Тихопрудном, что ли? И оснастка вся как есть, и пару-са...Смоляные - это у угольщиков были, вроде как знак такой у них, сейчас никто и не вспомнит. А этот, "Петронис Второй", не корабль а лентяй - ему бы грузы брать, а он барышень возил на прогулку...
  Ромка ликовал. Самый лучший подарок у него оказался, разве сравнишь его с тети Настиным кос-тюмом! Алька трубку подарил - забавную такую, в виде дракона. Ромка и сам ее хотел купить. Продавец обещал, что когда зажигаешь - у дракона глаза светятся.
  -Спасибо... Да что спасибо, я и слов таких не знаю...Ты торта бери, Настя, слышишь? Вкусно? Ну вот, про плов не знаю, а торт у нас всегда на пятерку выходит...
  -Деда, а нам с Алькой можно лодку сделать?
  -Можно-то можно, да не сейчас. Кто же ее на зиму глядя строит? Это летом надо, а лучше весной, как только солнце заиграет. Тогда и по Кижме вниз сходить можно.
  -До Дубровки?
  -Мы к Овражному ходили, и то ничего. Харчей только побольше надо, да от дождя хоть пленки кусок.
  В раскрытое окно влетело что-то. Упало прямо возле стола. Камень? Нет, глины мокрой ком.
  -Гришка-а, выходи! Празднуешь, гад?! А ну выйди, выйди, я тебя не боюсь! Ни тебя, ни ружья твоего!
  - Я тебя и без ружья убью!- крикнул дед, швыряя глину обратно.
  Пьяный хриплый голос заорал нецензурное и вдруг зашелся в кашле.
  -Это что?- испуганно спросил Алька, отодвигаясь от стола.
  -А! Степка это!- махнул рукой Ромка. - Они с дедом сто лет воюют.
  -Гришка, выходи!!!
  -А ты завещание написал?
  -Не дождешься! Я вас всех переживу!
  -Ясно дело - дерьмо не тонет!
  -Капитан без порток! Что, дрейфишь?
  -Я сейчас, - торопливо сказал дед, захлопывая окно.- Я, Настя, сейчас приду. Одну сволочь только уму поучу маленько.
  -Григорий Власович, да вы что!- ахнула мать, хватая его за рукав.
  -Погоди, говорю! Я ему сейчас покажу!
  Ромка следом выскочил, босыми ногами на мокрое крыльцо. Алька-то хоть галоши натянуть ус-пел.
  -Ну, чего шумишь?
  -Ага, помощничков привел...- жалобно сказал Степка, вытирая рукавом глаза.- Конечно, вас сколько...
  - А за тебя и собака не заступится, - спокойно сказал дед. - Сам виноват. Ну, все? Иди домой, проспись.
  -Где он, дом-то?!
  -Допился? Уже и адрес забыл?
  -Нету его, дома! Нету! Дом- это там где ждут, а меня кто ждет? И все ты виноват! Ты!
  -Подлость твоя виновата, Степка! На нее палкой грозись!
  -Моя?! Я свою вину на Канагире искупил, слышишь?
  -Про то не мне, а закону судить.
  Алька с жалостью смотрел на Степку. Хотя какой он Степка? Ровесник деда Гриши, а то и по-старше, в замызганном ватнике с оторванным рукавом и грязной клочковатой бородой то грозил палкой, то опирался на нее, поскользнувшись на глине, и по одежде было видно, что падал он не раз и не два. Трудно было трехпалой ладонью палку удержать. Но не унимался- грозил, выкрики-вал что-то невнятное, и отвернувшемуся деду Грише кулаком грозил.
  -Степка, уймись! Поколочу ведь!
  - Да, искупил! Я на рудниках пять лет маялся! Что - мало?! Хотел, чтоб я в шахте остался?
  -Да живи, кто тебе мешает?
  -Ты, Гришка, - неожиданно ясно сказал дед. - Ты мешаешь. Нам с тобой по одной земле не ходить. Скажи - простил ты меня, ай нет?
  -Бог простит, Степка. А я таких прав не имею, и не имел.
  -Ты погодь, ты не уворачивайся! От Бога я, слышь, муками откупился! Пальцами вот этими! А от тебя - чем?
  -А ничем. Ничего мне от тебя не надо.
  -Не простил же, а?! Ну, Гришка, смотри... Я уйду, что я! Сейчас - уйду, да. Попомни мое слово - встретимся мы еще! Тогда и поглядим, у кого душа круче заварена!
  Григорий Власович пошел в дом, тяжело шаркая неразношенными тапками.
  -Встретимся, Гришка! Ох и встретимся! Я на Канагире не таких видал! Ишь, праведник!
  -Ну, что заскучали? - спросил дед, встряхивая головой. - Ромашка, а ну включай приемник! Хоть музыку послушаем - праздник сегодня или как?
  Ромка молчал, скрестив руки на груди.
  -Ну ты чего, заснул? Алик, ну хоть ты включи.
  -Дед!
  -Чего тебе?
  -Дед!- повторил Ромка уже громче.- Ты мне...нам ничего рассказать не хочешь?
  -Вам? Да нечего тут рассказывать, честное слово. Ну, Степка бушует, ерунда, не видел, что ли...
  -Ага, нечего? Деда, у нас сегодня плов, а не лапша, так что нефиг ее на уши вешать! Блин, да ты со Степкой всю жизнь воюешь, и каждый раз говоришь что ерунда! Ничего себе ерунда! Что, единст-венному внуку слабо рассказать, да?
  Дед растерянно моргал, не ожидая такого напора.
  -Так что или рассказывай, или...или я...
  Ромка осекся, не представляя даже, чем можно пригрозить.
  - Ты чего - Степкиных яблок наелся? Приспичило ему...И вовсе не всю жизнь мы воюем. Когда-то, понимаешь, друзьяками были...
  -Ты и Степка?!
  -Вот что, Роман - или слушай или перебивай!- отрезал дед, поудобней усаживаясь в кресло.- Мо-жет, неинтересно кому? Так вы вон наушники возьмите да музыку послушайте.
  -Очень даже интересно! - сказал Алька. И мама головой кивнула.
  -Были...Давно это было, понимаешь...Тогда почты нашей еще не было, а на том месте приют сто-ял. Военной гимназией звался. Не слышали? Ну вот, а я там пять лет учился, как с десяти отдали, так и отбарабанил...
  
  Григорий Власович закрыл глаза, и будто наяву оказалась перед ним серая стена гимназии. На этой стене вымещали досаду от двоек и пересдач, на ней же лучшие друзья имена выцарапыва-ли, хоть и грозило это карцером. В карцере сыро, холодно, да не в том дело, а в том, что всей еды - чай с хлебом, и тот раз в сутки. Оно и в гимназии кормили не очень - суп да каша, хлеба в столо-вой сколько хочешь бери, а выносить запрещено. В день императорских праздников всем давали по яблоку да по шоколадке, а наказанным разве что сахара ложку в чай добавляли, чтобы совсем уж горькой жизнь не казалась.
  Там, на стене было и его имя. И Степки с Васюком. Втроем играли, нечастыми посылками из дома делились, на уроках друг другу подсказывали. Гриня был самым сильным - все-таки на ферме рос, с детства работать привык. Васюк наоборот тощий, в чем душа держится, зато задачки по математике как орехи щелкал. Степка брал упорством - если о пересдаче строгого Мартыныча просить, то только ему - где разжалобит, где слезу пустит, и ходить как тень за учителем будет, а все-таки своего добьется. Через пять лет им, великовозрастным, карцером грозить перестали, и в увольнение отпускали, и с едой наладилось - живи да радуйся. По парку пацаны гуляли, неумело еще задирали девчонок, щелкали семечки - кулек в складчину, а иногда и в кино ходили. Но кино (тогда его электрическим театром звали)- удовольствие дорогое, лучше уж так пройтись да пого-ворить про совсем уже недалекое - как через два года выдадут им оружие, форму и отправят в часть - уже не мальчишек, солдат настоящих. Точнее, офицеров. Сотни раз крутился Гриня перед зеркалом, к плечам прикладывая найденные погоны. И так повернется, и этак - блестят на плече два зеленых прямоугольника с золотым ободком, и от блеска этого даже веснушчатое лицо взрос-лей становится.
  -Хорошо жили...- повторил дед, набивая новую трубку самодельным табаком. - Котлеты на обед давать стали, макароны флотские, еще и пироги когда...
  -Деда, ну что ты все про еду!- перебил его неугомонный внук.- Дальше-то, дальше что было? Вой-на, да?
  -Она самая, Ромашка, век бы ее не видать. Ты огня-то поднеси, тебе ближе.
  Война началась с тревоги. К самому рассвету дело шло, уже и с нарядов штрафники верну-лись - а тут вдруг труба взвыла, и дробь барабанная по всей казарме раскатилась. Вставали быст-ро, но неохотно, и Гриня, который как раз проштрафился и только-только глаза сомкнул, надеялся, что тревога эта учебная. Погоняют с противогазом, и отпустят. Эх, хоть бы минуток десять до подъема покемарить!
  Десять минут Грине не дали. Тревога оказалось боевой, и на плацу сержант сорванным голосом объявил им, что тиллаурцы, амори и дойчены из западных провинций подняли восстание, свергли наместника и требуют, чтобы на троне был не законный монарх, а какой-то адвокатишка и смуть-ян Торвальд. Малышей распустили по домам - не до учебы, мол. А вы, господа старшекурсники, в выборе своем вольны - хотите, к папе с мамой ступайте, а кто желает- может добровольцем запи-саться. Желающие защищать Родину - два шага вперед!
  Шагнули все. И получил Гриня свою форму на два года раньше. Правда, без золота на по-гонах, и вместо офицерского пистолета выдали ему из ящика обыкновенный карабин, но с гордо-стью он шел по городу, чеканя шаг. К некоторым курсантам рвались матери, уговаривали, причи-тали. Гриня усмехался, поправляя скрипучий ремень. Его родители жили под Мариенбургом, туда весть о войне позже дойдет.
  На окраинах, где жили западники, уже шли бои. Десять добровольцев тут же отсчитали из списка, посадили в поезд, выдали паек на три дня и отправили в крепость. Крепость стояла на бе-регу Кижмы, ощетинясь пушками. За ней - мост в Мариенбург. "Не дайте врагам прорваться! Ро-дина за вами!"- казенным голосом выкрикнул сержант, а потом с тоской добавил "Держитесь, ре-бятки. Только продержитесь, через три дня вас сменят!"
  А Кижма безмятежно заигрывала с песчаным берегом, и солнце светило не по-осеннему, будто и войны никакой не было. От тепла ли, от отсутствия начальников или просто от сытости непривычной расслабились пацаны. Может, сюда война не дойдет? Может, наши уже победили? Облазили всю крепость, покачались на цепях, потом стали бросать в ров все что попало, пугая сы-тых лягушек. Вниз летели журналы, грязные тарелки, ящик из-под сардин- все что осталось от стражи. Где она теперь, стража эта? Воюет, наверно. А тут камни да ржавые пушки карауль...
  Громко закричали стрижи, вылетая из потревоженных гнезд. И ахнул Васюк, которому Гринька на время бинокль дал.
  -Пацаны, тревога!
  -Что?
  -Западники!
  -Где?
  -Да вон же, через Кижму плывут!
  -Не высовываться! - крикнул Гринька.- Карабины приготовить!
  Послушались его все, даже те, кто недавно на перемене грозился "нос этому Дёгтю расквасить". Потому что на войне без еды плохо, без патронов хреново, а без командира совсем труба.
  Западники плыли уверенно. Выходили, даже не отряхиваясь. И шли спокойно, не ожидая что в старой крепости еще кто-то остался.
  "Через Кижму переплыли - через ров и подавно переберутся"- прикинул Гриня и скомандовал хрипло:
  -Огонь!
  Десять карабинов выстрелили сразу. И четверо западников упали на песок.
  -Молодцы! Главное - не пустить! Чтоб ров не перешли! Огонь!
  После шестого залпа враги отступили к реке. И поплыли обратно.
  -Ага, наша взяла!
  -Трусы постирайте!
  -Как мы их, а, Гринь?
  Гришка и сам видел - как.
  -Больше не сунутся!
  -Сунутся. Надо вот что - часовых надо ночью поставить.
  -На всю ночь? - возмутился Степка.
  -Нет. Через три часа меняться.
  -Да зачем?
  -А что вы думаете - уплыли и все? Приплывут. А если до рва доберутся - все, амба. Их вон сколь-ко, а у нас...Да, давайте патроны пересчитаем.
  Пересчитали. Не так уж и много их оказалось. Мишка еще по уплывающим стрелял, да толку-то - пули все равно не долетали.
  -Ты, Васюк, Артему свой карабин отдай. Все равно он лучше стреляет. Ты у нас дозорным бу-дешь.
  -А вдруг тут еще оружие есть?
  -Где?
  -Ну в крепости, - тихо сказал большеглазый Славка.
  -Вот и поищите. Должно быть...
  Кроме двух ржавых мечей в крепости ничего не оказалось. В подвале стояли ящики из-под винто-вок и патронов, и даже маслом оружейным еще пахло, но оружия как раз и не было.
  -Ну ничего... - сказал Гришка.- Три дня-то продержимся. Вы экономней только стреляйте, с тол-ком.
  -Не хватит же!
  -А у меня еще есть,- сознался Славка, притащив рюкзак.- Вот.
  Заглянул внутрь Гринька - и ценней золота показались ему латунные цилиндрики.
  -Откуда?!
  -Да когда карабины давали, там и с патронами ящики были. Ну я и нагреб, все равно ж не ругали.
  -Молодчина, Славка! Ну, теперь что! Теперь продержимся!
  Настроение поднялось. Васюк с биноклем сидел на пушке - караулил. Мишка раздобыл котелок и воду - в подвальных бочках, застоялась немного, но пить можно.
  -Суп будет, - объявил он, засыпая концентрат.- Гороховый. Захар, куда ты сухарь прячешь? Ну, куда? Не сбежит он от тебя!
  -Мой сухарь, хочу и прячу.
  -Договорились же - общая еда! Гринь, скажи ему!
  -Конечно общая! Отдай сухарь, Захар, не балуй. Ты съешь да другой съест, а потом ни у кого не будет. Вон суп сварится, тогда каждый и возьмет по сухарю.
  Степка поежился, потому что у него в кармане уже лежала утаенная банка тушенки.
  -Гринь, зачем?- спросил он у друга в коридоре.- Зачем делить? Все равно же два дня осталось...
  -Ты что - маленький, что ли? А вдруг не сменят?
  -Как - не сменят?- опешил Степка.- Обещали же!
  -Ну и мало ли что обещали. Война же. Всяко может быть. Ты что, книжек не читал?
  Степка и учебники-то читал с трудом. И насчет тушенки он не признался. Не сменят - так тем бо-лее есть надо, а что той банки на десять ртов?
  Ночью часовые вглядывались в темноту и украдкой зевали. Гринька сам на пост пошел. Сжимал в руке карабин, и жалел о том, что в крепости ядер не осталось. Пушки же есть, вот бы по западникам шарахнуть! Они тогда с того берега и головы бы не высунули. Хоть бы одно ядро, хоть бы самое ржавое! Да кто же знал - сколько лет войны не было, в крепость эту по субботам экскурсии водили...Три часа прошли за этими думами, показалось - незаметно. Толкнул Гринька сменщика, упал на пол и заснул, даже одеяло не накинув.
  -Тревога!
  -Западники?!
  -Один, - растерянно сказал Васюк, отрываясь от бинокля.
  -Ну так шлепни его, чего разорался?!
  -Он это...с флагом. Белым.
  -Парламентер, - хмыкнул Гриня.- Не трогать. Посмотрим, что скажет.
  -Сдавайтесь!- прокричал западник, размахивая флагом.- Сдавайтесь, и вам сохранят жизнь!
  -А говна на лопате не хотите? - дерзко выкрикнул Славка.
  -Ну зачем так? Сдавайтесь и останетесь живы. Мы с детьми не воюем.
  -Узнали, гады... - тихо сказал Гришка.- Это какая же сволочь настучала?!
  И уже во весь голос, тому, за стеной:
  -А ты тряпку-то выкинь, и узнаешь, какие мы дети!
  -Выкину, - пообещал враг.- А вы подумайте, не спешите. До обеда вам срок, а там уж не обессудь-те. Я серьезно, ребята, слышите? Сдадитесь - по домам пойдете. Вам учиться надо, за что вы по-гибнете? За Соллансена плешивого? А родителям от этого легче будет?
  Гриня сплюнул вниз и затянул "Слава тому, кто подобен дракону, мудрому смелому Соллы по-томку..."В зубах ведь навяз гимн, сколько раз им гимназистов мучили, а теперь вот пелся он громко и свободно.
  -Плешивый он там или нет - это уж наше дело, - сказал Славка, распихивая патроны по карманам.- Наш император. А ихний Торвальд вообще безродный.
  -Подзаборник!- крикнул Мишка.- Торвальд ваш под забором родился, помойке пригодился!
  Высунулся за стену, в парламентера яблоком метнул, и ведь попал!
  -До обеда! - крикнул тот обозленно.- Думайте!
  Пацаны молчали. Каждый и правда думал - о своем. Гринька изо все сил пытался думать про предстоящий бой. "Победим? Вряд ли, их вон сколько, и с винтовками есть...А может, про-держимся? Через три дня, уже день прошел, патроны есть.... Не сдадимся! Дети?! Мы не перво-клашки, нас не купишь!" А в голову лезло другое- то отец вспомнился, то рыжая корова Зорька, то совсем непонятно с чего - бабка Дуня, которая еще до гимназии поймала Гриньку на своей клуб-нике и больно отхлестала по ногам крапивой. И клубника-то была - тьфу, гадость зеленая, только ради пробы и сорвал...
  -Васька, слышь, а ты про что думаешь?
  Васька моргнул белобрысыми ресницами, пристально рассматривая бинокль. Так он на него смот-рел, будто в первый раз видел.
  -Я-то? Да так...Ты, Гриня, когда отучишься - кем будешь?
  -Сто раз говорил уже - моряком. На флот пойду.
  -А я ...а военные врачи бывают?
  -Конечно.
  Тогда ладно. Я тогда врачом буду. Только так, чтоб не богатых лечить, а всяких...
  -С голоду помрешь.- хмыкнул Мишка.
  -Не помру, не бойся. Я вообще сделаю так, чтоб люди не умирали. Ну чего вы смеетесь? Должен же быть способ...ну формула какая-то! И я найду, честно! Я знаете как работать буду! Пускай да-же старым уже буду, ну и что! Ладно, пускай от старости умирают, а от болезней чтоб никогда...
  -Ты в бинокль-то смотри, Айболит!
  -Да смотрю я, смотрю!
  К Гриньке незаметно Славка подсел. Тронул его за нагретый солнцем локоть, и улыбнулся чуть виновато.
  -Гринь, а Гринь...Поговорить надо.
  -Что - военная тайна?
  -Ага. Почти. Ну на минутку, а?
  Вышли, осторожно прикрыв тяжелую дверь с дубовыми кольцами. Со стен укоризненно смотрели суровые рыцари, предки Соллансенов. Нынешнему правителю было не до них, а солдатам тем бо-лее - так и висели гобелены сами по себе, и от паутины и плесени еще строже делался их взгляд.
  -Ну, чего у тебя там?
  Славка помялся, переступая с ноги на ногу.
  -Гринь, только ты не смейся, ты честно скажи...
  -Скажу, когда услышу.
  -Гринь, мы победим? Только честно?
  И это все? Вся тайна? "Чего ж ты не при всех?"- чуть не вырвалось у Гриньки. Смолчал, губу при-кусил чтоб вернее было молчание.
  -Конечно, Славка. Конечно победим, а ты как думал?
  -Нас же мало, Гринь...
  А большие серые глаза расширялись, просили - разубеди, скажи, что мы все равно сильны, скажи, что великий и мудрый Солла своих в беде не бросит, ну хоть что-нибудь соври, только складно!
  -Это же торгаши, Слав. А мы воины. Не знаешь, что ли?
  -Ну да, знаю. Просто...
  Просто Славка - единственный ребенок в семье. Все это знают, но никто не дразнит его
  "маменькиным сыночком" Глухие родители у него, с детства глухие, а он вот слышащий. Повез-ло. В гимназию его приняли, но придурок-директор всем про семью разболтал. Хотел как лучше, а вышло так, что до третьего курса у Славки синяки с тела не сходили. Но он дрался - неумело, отчаянно, каждому доказывая, что он - как все. Не слабак, не инвалид, не трус. Потому и спросил тайком, знает, что Гришка про этот вопрос никому не скажет.
  -Победим. Обязательно. Уж мы-то!
  В неискренней улыбке Гриня рот растянул. Успокоил, да непонятно - надолго ли. Хоть бы осталь-ные с вопросами не потянулись. Не командир Гришка, не офицер и даже не взрослый - негде ему на всех ответов набраться. Самому бы хоть не в победу- смену обещанную поверить, и то хорошо.
  После обеда враги молчали. Напрасно Васюк в бинокль смотрел - никого не видать, будто вымер-ли.
  -Испугались?
  -С чего бы?
  -Может, мир уже? Может, наши победили?
  -А винтари у них что надо...Хоть один бы такой.
  -Ничё, Леха, скоро трофеев нахватаешь!
  Гриня, наверное, один из всех молчанию не радовался. Тиллаурцы и вправду торгаши, но дойчены с аморами воевать еще как умеют. А раз молчат - значит затевают что-то.
  -Кто сегодня на дежурство? Часовые есть?
  Неожиданно вызвался Степка. Да еще на самые тяжелые часы - перед рассветом. За это ему Гринька выбрать разрешил, возле какой бойницы дежурить. А Степке все равно было, не о том он думал. Золотистая банка с наклейкой жгла карман, тушенка та самая. Съесть ее? Подбросить в общий ящик? А ради чего тогда мучился? Но и карман ненадежный тайник, прятать надо как сле-дует. А ночь для того - самое подходящее дело. Никто не увидит, не спросит, почему Степка вме-сто поста к гобелену крадется. За ним еще днем дырка присмотрена - хорошая такая дырка, не то что банка, а телега с лошадью влезет.
  На полпути замер. Тревога ворохнулась: " А пост? Вдруг полезут западники?" Но Степка рассу-дил логически - мол, ночью и западникам спать надо. Да и с чего им лезть? И вообще до гобелена недалеко, если что - услышать можно.
  Зажигая припасенный свечной огарок, Степка не слышал ничего. Только сердце стучало, да банка из рук два раза упала. Перепачкавшись в паутине и грязи, вложил он банку. Для сохранности еще и полотенцем замотал. Пусть-ка теперь ищут! А если что - скажу, что съел еще в поезде. Не дока-жут.
  Уговаривая сам себя, подходил Степка к бойнице. И вдруг откуда-то мятой запахло. Мята?! Лю-бимый аромат западников! И даже когда в лопатку уперлось холодное дуло, было время еще за-кричать, рвануться, а потом, если повезет, и карабин с плеча сдернуть. Но Степка не крикнул- ска-зал тихо:
  -Сдаюсь! Вы детей не трогаете, сами говорили!
  Пацаны сопротивлялись отчаянно, но что они могли сделать - сонные, застигнутые врасплох, про-тив сильного отряда аморских наемников? А потом, когда выстроили их, связанных и избитых, увидел Гринька возле стены убитого Васюка. И Степку- живого и свободного.
  -Этого не трогайте, - небрежно сказал аморский офицер.- В наш отряд хочешь, малыш?
  -Я...в отряд?
  -Ну да. Оружие дадим. Или в тыл тебя отправить?
  Нечаянно на Гриньку глянул Степка, и дернулся, за спину офицера прячась.
  -Кого боишься? Этого? Это восточное отродье уже никого не запугает!
  Гринька сплюнул, злорадно косясь на перевязанную руку офицера. Из пробитого колена на пол капала темная кровь, и не знал еще Гришка Дегтярев, что эта рана на его флотских мечтаниях крест поставит.
  -Я с вами, - решился Степка. - Я только...можно мне отойти? Ненадолго?
  -В туалет? Да валяй прямо здесь, не стесняйся!
  Тиллаурцы захохотали.
  -Да нет, я не туда, я в другое место...
  К стене его сопровождал солдат. Видно, и перебежчикам аморцы не очень-то доверяли. Размотал тряпку Степка, к животу банку прижал. Не бросать же, в самом деле?
  -Что там? Еда?! Ну, малый, далеко пойдешь! Истый тиллаурец!
  
  -...А дальше что было?- тихо спросил у деда Ромка.
  Григорий Власович вытащил изо рта давно потухшую трубку и с удивлением посмотрел на нее.
  -Дальше...Ну известно что - кого убили, кого продали.
  -Как продали?- крикнул Алька.- Это - людей-то?!
  -А тиллаурцы всем торговали. В Срединных землях как раз на людей был спрос. На рабов. Работы там, понимаешь, много, а у местных родословная до колена. Они и спичку сами себе не поднесут.
  -А ты-то там как?
  -Видишь - живой, - горько усмехнулся дед.- Мне, ребята, повезло. И выкупился, и на родину вер-нулся. Только не знал, что и сволочей земля до сих пор носит. Винится он, видали? Канагиром ко-зырять удумал! Я незлопамятный, я ему все прощу, пускай он только к Васькиным родичам хоть раз сходит...
  - Так это он за то в Канагир попал? За предательство, да?
  -Нет, Алик. Это потом уже, когда замирение вышло, обнаружили что он много чего нахапал. Во-зами, говорят, добро на родину отправлял...А за ту ночь я ему один и напоминаю. Остальных-то нету...то ли погибли, то ли отзываться не хотят.
  -Эй, Власович, открывай запоры! Дома ты?
  -Нет, в гостях, - отозвался дед.
  -То-то я и гляжу - тишина как в подполе, даже мыши не шуршат! Здрасьте всей компании, сто лет вам не чихать и не хворать! Здравствуй Рома!
  -Здрасьте, баб Вера! Пирог принесли?
  -А и не угадал! Не получился нынче пирог, дочка с зятем с утра приехали. А это кто же? Не с на-шей улицы девочка вроде?
  Алькина мама рассмеялась.
  -Ну вот, хоть девочкой назвали!
  -Ты, дочка, не серчай, старая я, глаза не видят. Либо ты Власычу-то родня?
  -Родня, Вера, еще и какая! - рассмеялся дед, будто ношу тяжелую с себя стряхнув.- Настя это, Алика мама. А Алик Ромашке моему друг закадычный. Поняла теперь?
  -Что ж не понять! И впрямь, хороший-то человек получше всякой родни бывает. У меня вон зять Илюшку все не привозит, к себе зовет. А что дитю в каменных палатах сидеть? Тут вон и яблочко, и смородинка, и молочко...
  -Проходи, Игнатьевна, соловья баснями не кормят.
  -Да я и ела, борща вон хлебнула, да огурец...на вот тебе, Гриша! Сама вязала! Может, не по моде, зато теплая, не обессудь!
  Безрукавку дед Гриша сразу же надел. А рулет с вишневым джемом поставили в холодильник.
  - Ну, как?
  -Классно!
  -Супер, дед!
  -Вам идет, - улыбнулась Алькина мама.
  -Жених, Гришатка, ей-ей жених, только цветов не хватает! И когда ты уже постареешь, а то меня аж завидки берут!
  С появлением бабы Веры настоящий праздник начался. И больше всех веселился дед- то ли прошлое хотел забыть, то ли от исповеди нечаянной легче ему стало. Это он схватил бабу Веру за руку и потащил танцевать.
  -Ах ты, батюшки! Пусти, Гришка! Пусти, не смеши людей!
  -А в клубе под нее ты как плясала?!
  -Вспомнил тоже! То ж сто лет назад было!
  -Вспомнил! И ты вспомни! Или разучилась?
  Хихикнул Ромка, но звук в приемнике прибавил.
  "Ты ж мене пидманула, ты ж мене пидвела, ты ж мене, молодого, с ума - разуму свела!"
  -Да то разве поют! Вот у нас на селе, так пели!
  -А спойте, Вера Игнатьевна!
  -Да что ты, Настя! Я и забыла уже все!
  - Кто там пел! Вы ее слушайте больше!
   - Молчи, Гришка!
  -А ты спой-докажи!
  -Так мы частушки всё пели...Рома, Алик, закройте уши! Не для вас они пока.
  Пацаны, конечно, все слышали.
  -Ох, ох, ох, ох,
  полюбила братьев трех
  нонче встану, погляжу-
  не с четвертым ли лежу?
  -Давай, Верка!
  Бабушка озорно сверкнула глазами, сбросила с плеч платок и пропела, глядя на деда:
  -Сидит Гриня на березе,
  деревцо шатается.
  Если каждому давать-
  Так кровать сломается!
  -Все, деда! Уела она тебя!- восторженно кричал Ромка.
  -Это еще кто кого!
  -Меня Верка не целует,
  обещает, что потом.
  Глянул раз - она на печке
  Тренируется с котом!
  -Ах ты охальник!!! Ну погодь, придешь ты ко мне за огурцами!
  -Напрасно сердитесь, Вера Игнатьевна! Это у вас все кровати ломаются, а мне с чего охальничать?
  Бабка даже не нашла что сказать - рукой замахала. А по радио народные песни как раз кончились.
  -А вы, Настя, чего в сторонке? Прошу! Вы эту песню любите?
  -Не очень. Я рок люблю, Григорий Власович, - призналась мать и даже покраснела немного.
  -Да вы с Ромашкой два сапога пара! Тот тоже как врубит свою камнедробилку, так хоть из дому беги.
  -Сам ты это слово! И я не рок, я металл люблю!- обиженно заявил Ромка.
  Альке было все равно, он и не танцевал - просто прыгал под любую музыку, размахивая руками. Потом все снова за стол сели, только сидели недолго - Ромка в фанты играть предложил. И не мог понять Алька, отчего у него живот болит- то ли от третьего куска торта, то ли от смеха. Ну а кто бы удержался, увидев, как Григорий Власович под столом кукарекает?
  -Алик, собирайся, нам пора.
  -Как - уже?!
  -А ты что хотел! Пока дойдем, пока трамвая дождемся...
  -Мы вас проводим, да, деда?
  -Конечно проводим.
  -Да ну, неудобно!
  -Неудобно, Настя, на потолке спать, если клея нет! Неужели вы меня ежевечернего моциона ли-шите?
  Шли веселою гурьбою, даже баба Вера пошла - будто бы молока купить ей понадобилось. И пол-часа на остановке пролетели как пять минут. А потом Алька долго-долго махал из окна. И мама махнула, улыбаясь.
  В трамвае Алька заснул. И домой шел, еле ноги переставляя.
  -Ну быстрей! Шевели ногами!
  -Ма, ты прям как Крокодил...
  -Мы так и к утру не дойдем.
  -А ты меня на руки возьми.
  -Обойдешься! Скоро выше меня будешь, не стыдно?
  -Не-а.- откликался Алька и шел до тех пор, пока не начинало казаться, что с закрытыми глазами идти намного проще.
  -Ой!
  -Ты куда смотрел?! Лоб разобьешь!
  -Не разобью. Ма, а правда он хороший?
  -Кто?
  -Дед Гриша.
  -Да хороший, хороший, - вздохнула мать.- Быстрей иди, Алик.
  Уже дома, падая на свежую простыню, Алька вдруг подумал: " Может и папа так, в плену, а вовсе не пропал? Может и он сбежит?" И хотел позвать маму, но сон будто по голове ударил - неожиданно и сильно.
  
  А Борку в это время было не до сна. Разговор у него шел - жестокий и трудный.
  ...-Гена, ты что - сдурел?
  -Никак нет, господин капрал.
  -Ты что - всерьез думаешь, что я это подпишу? Даже не надейся!
  -Другие подпишут, господин капрал.
  -Не подпишут!
  -Думаете?
  -Я-то думаю, а вот ты, похоже, разучился!
  Залетевший в комнату ветер игривым котенком возился с бумажкой, сдвигая ее с середины стола на самый край.
  -Я думаю, Сим, - тихо сказал Крокодил, накрывая бумажку ладонью.- Я уже столько думаю, что мне надоело. Понимаешь? Какого черта они - там, а я здесь? Я - молодой здоровый жлоб, а за меня кто-то голову подставляет! Ты хоть в Гриндале был, порох нюхал, а мне уже людям в глаза смот-реть стыдно!
  -Гена...
  -У меня друг Мишка без ноги вернулся - знаешь?! Что я ему скажу? Что за ребячьими спинами от-сиделся?
  -Мать честная, да заткнись ты! - не выдержал Борк.- Герой, тоже мне! Что, без сержанта Байрамо-ва война не закончится?
  -Может и не закончится, если все так будут думать!
  -Ты здесь нужен, понимаешь ты, дурья башка!
  -Ничего, нового пришлют! Стоун вон не хуже меня справляется.
  -Пришлют, конечно, - легко согласился Симон.- Такого как Клаус и пришлют. А господин Байра-мов в это время в форме будет щеголять да самому себе нравиться! Этого хочешь, да? Героем в районе прослыть, а то и в городе? Давай, вали, доброволец хренов, без тебя обойдемся! Давай свою писанину!
  Генка медленно опустился на стул, не убирая ладонь.
  -Это уже ниже пояса, Сим. Про Клауса - это ты загнул...
  -А ты что, за весь Генштаб, за все Министерство поручишься? Или они тебе по очереди поклялись ублюдков в корпус не посылать?
  -Ты Клауса и без меня вычислил.
  -Его Дегтярев "вычислил", а не я! Если бы не твой поход, неизвестно еще что бы было. Стоун - пацан еще, у него и мысли пацанские, а ты понимать должен...
  "Передаем новости из зоны военного конфликта Гриндаль..."
  Замерли оба. В корпусе с вечной нервотрепкой и проблемами так просто было забыть о войне! За-быть даже не о том, что она продолжается, а вообще забыть - это ведь не гражданская с боями на улицах, это далекий конфликт со странными людьми, которые почему-то не сдаются лучшим в мире имперским войскам. Но два раза в день - новости, несмываемая мета войны. Такая же, как раненые на улице и неизвестно откуда появившиеся монахини с кружкой для пожертвований, как нелепые слухи, которым верили все - например, неделю назад шустрые бабульки бросились ску-пать соль и спички, боясь, что они вдруг исчезнут. И чего добились? Только смеха от внуков да подорожания - ушлые торговцы два дня на складах товар держали, а потом и взяли за него по двойной цене. Забыть, выключить радио на те самые полчаса, мимо ушей пропустить сухие циф-ры...Но цифр этих Борк боялся хуже чем репортажа с поля боя, потому что память услужливо подсовывала факты - вчера было меньше..значит ты распекал курсанта, а кто-то умирал...ты при-нимал простыни, а кто-то запихивал в живот сизые кишки и побелевшими губами грыз чужую землю... Поэтому и горячившегося Генку Борк понимал. Только понимать и соглашаться - разные вещи.
  "... сегодня в секторе 5-А был найден поврежденный истребитель ФС-2. По поводу принадлеж-ности истребителя проводится расследование..."
  -Слышал?!
  -Что?
  -Травушкин!
  -Ё-мое... точно! А если не он?
  -Может и не он...Ты, Ген, Альке пока не говори, мало ли истребителей...Где этот сектор-то? У те-бя карты нет?
  -Сейчас принесу!
  -Ну ты смотри, нашелся, а?!
  -Ты же сам говоришь - может и не он.
  -Ну да, говорю...А ведь если бы пилот убитый - сказали бы? Сказали б, Генка! Понимаешь?!
  -Сфинкс таежный!!!- взревел Крокодил, уворачиваясь от падающего чайника.- Ты руками-то осто-рожней!
  -Ну, Травушкин, ну Максимка дает! Выжил! Я, Генка, носом чую, что выжил! Да ты тряпку возь-ми и вытри, там, в шкафу.
  -А говорят еще, что в корпусе дедовщины не бывает... - ворчал Крокодил, собирая горячую воду.- Вот теперь сам грей, я не буду. Так что - не говорить? Обрадуется же пацан...
  -Погоди. Напрасная радость еще хуже. Да они через пару дней все узнают, это же не котелок тебе, а самолет!
  -А кто узнавать будет? Жандармы?
  -Они.
  -Не люблю я эту контору.
  -А кто ж их любит? Но работают, стервецы, оперативно! Уж жив или нет, мы через день точно узнаем.
  -А если по радио не сообщат?
  -Наверняка не сообщат. В штабе узнаем, не волнуйся. Там, брат, не все по допуску - кое-что и по дружбе делается...
  Разглядывали карту, забывая про безнадежно остывший кофе.
  -Тут вот оно...Не самый хреновый участок, а?
  -Сопки тут. И лес.
  -Ну лес - он везде. Тут вон тоже лес. Макс в нем, бывало, как рыба в воде гулял...
  -Хоть бы сказали - подбили его или авария.
  -Авария вряд ли. Это ж истребитель! Пилот его только что в постель с собой не кладет, после ме-ханика сам проверяет!
  -Это Травушкин так?
  -Да любой! Кстати, ты в походе с картой работал?
  -Нет. С компасом собирался, да его ж Дегтярев забыл.
  -Зря. Что у тебя завтра? Краеведение есть? Вот и научи. А то будут думать, что им и в лесу указа-тели Император повесит...Да, физподготовку за тебя Стоун проведет, он, понимаешь, из своей учёбки какой- то хитрый комплекс упражнений притащил.
  Крокодил замялся. Тетрадный листок все еще лежал на столе, из-под карты высовывался.
  -Сим, я ведь серьезно насчет увольнения....
  -И я серьезно, - мягко сказал Борк.- Посмотри сюда, Гена. Видишь?
  В распахнутом шкафу - папки, которые уже на полках не умещаются. Личные дела курсантов. Не один раз листал их Генка - и новые, пахнущие клеем, и разбухшие от материалов, и неизвестно чем заляпанные. Вот они все, весь пятый отряд на этой полке, с фамилиями на корешках. Фамилии написаны одинаковым фломастером, и сами папки из одного магазина, в котором Борк когда-то скидку выторговал.
  -Ну, вижу...
  Гладил корешки Борк, будто детей непоседливых.
  -Давно читал? Это ж судьбы, Гена, живые судьбы... Я тебе почему пятый отряд дал, не знаешь? Тут у каждого в душе свой Гриндаль, похлеще настоящего. Им бы в игрушки еще играть, а они с ним живут. Вон, у Гвоздева лопнуло случайно - так в том не наша заслуга. Думаешь, ты все про них знаешь? Нет, Гена. И ты не знаешь, и я не знаю, и дай нам Бог не зная-то - помочь...А ты, зна-чит, на войну собрался?
  -Да никуда я не собрался... - буркнул Генка, отхлебывая кофе. - Соберешься тут с вами...еще за дезертирство расстреляете...А нам с тобой фронтовые сто грамм как - положены? А то у тебя друг объявился, а ты, как неродной, бурду эту лакаешь...
  Сто грамм у Борка в сейфе нашлось, да только ими дело не закончилось. Помнил Генка, как горланили они песни времен Гражданской, как покупали в киоске тягучий персиковый ликер, и как Борк начал про Любу что-то рассказывать, а потом на Настю Травушкину разговор перевел и тут же доказывать стал, что Максим ему друг, а за друга он хоть в огонь. Генка поддакивал и удивлялся - с чего это фонари без ветра шатаются?
  -Ох, е...
  -Ген, тебе плохо?
  Нет, блин, замечательно! А это еще кто? Ленка? Ну, блин, чего только по пьяни не наделаешь! Это я опять с ней помирился?! Не было у бабки хлопот - купила порося...
  -Воды дай...
  -Сейчас.
  -Погоди! Времени сколько?
  -Семь.
  -Утра? Тогда кофе давай.
  Ленка беспрекословно побрела на кухню. Это что же он ей вчера пообещал? В прошлый раз такое послушание в новую радиолу обошлось...
  Колючие струи душа кое-как привели в чувство. По крайней мере Генка чувствовал себя человеком, а не трупом, который по недоразумению закопать позабыли. Две чашки кофе влил, Ленку выпроводил - и в корпус.
  Борк навстречу попался - свежий, как огуречная грядка.
  -Ты в норме, сержант?
  -Обижаешь!
  -Ну тогда вперед. Про карту-то не забудь.
  Бодрей чем надо кивнул Генка. Правда, пока до кабинета дошел - и про карту вспомнил, и про то, что сейчас у пятого отряда краеведение. Все-таки хорошо сваренный кофе чудеса творит! А ликер этот- гадость редкая. Ни-ни, больше никакого западного пойла, даром давать будут - не возьму!
  Сидели курсанты на удивление тихо - карту в тетради копировали.
  -Ром, гляди!
  -Чего?
  -Я же тут был! Ну, когда заблудился! Вон лес, видишь?
  -Что, серьезно?
  -Ага. Господин сержант, можно вопрос?
  -Да, Травушкин?
  -А это что, зелено- желтое? Горы?
  -Травушкин, ты ушами слушаешь или хвостом?!
  -П-почему хвостом?- растерялся Алька.
  -Потому что только обезьяна сопку от горы не отличит! Я вас чему учил? Вот они, горы, вот! Се-рые! Кому еще неясно?
  -Ясно, господин сержант.
  -Ну слава Богу! Бакулин, а это у тебя что? Карта? Модернист фигов! Скажи бабушке, чтоб тебя в художественное отдала и не трепи мне нервы! Ох, медноголовые, да что ж я с вами на экзамене буду делать?! Расстрелять вас, чтоб не мучились? Ну что, что ты на меня смотришь как босяк на Императора? Перерисовывай!
  Бакулин послушно схватил резинку. Протер дыру, ойкнул вполголоса, оглянулся и вырвал лист. Крокодил не заметил. Он то и дело поглядывал на Травушкина и тайна изнутри жгла, разраста-лась в огненный ком. Сказать? Не сказать? Борк говорил - не надо, только у Крокодила на то свои соображения были. Его, Генкина, мать до сих пор на почту ходит, не доверяя почтальонам. Все писем ждет от бати. Как получила в гражданскую зеленое извещение "пропал без вести", так и ждет. Тайком от сына с утра бегает, стучит требовательно в дверь дубовой клюкой: "Что? Нема? Да вы пошарьте по мешкам-то, может, в уголок упало?"
  Хороший пацан этот Травушкин. Упертый. И карта у него получается...
  Отвел глаза и сразу же на холодный взгляд Туманова натолкнулся. Странный курсант. Вспомни-лись сразу слова Борка про папки. У этого-то что, какой скелет в шкафу? Ни с кем не дружит, раз-говаривает - будто словами торгует, и сидит отдельно. Рыжая копна волос, голубые глаза, смуглая до черноты кожа...да, с такой внешностью надо сильно постараться, чтоб невидимым стать. И по характеру не трус - с Гвоздевым сцепился тогда, а в походе на пацана из третьего отряда кинулся - еле оттащили. Стали разбираться - оказывается, Лёвка Гэрика " паршивым гриндальцем" обоз-вал. Да уж, с такой вспыльчивостью в армии делать нечего. А может, перерастет еще, время-то есть...
  -Господин сержант, можно еще кальку?
  -Испортил, что ли, Травушкин?
  -Да нет, я уже...
  И правда - уже. Отличная карта получилась, хоть сейчас ее на доску вешай.
  -Молодец! Вот, Бакулин, видишь как надо? Так, а калька тебе зачем?
  -Ну я еще одну сделаю, - тихо признался Алька.
  -Зачем?! Дегтярев и без тебя справится.
  -Да я для себя, Геннадий Борисович! Правда, для себя! Мне надо...
  Пожал плечами Крокодил, но кальку выдал.
  -Звонок скоро, все равно не успеешь.
  -Ничего, я на перемене.
  И правда рисовал на перемене, старательно кальку к тетради приложив. Ромка даже в ларек не пошел - все вертелся рядом, друга за руку дергал.
  -Ты что, Чепуренко догнать решил?
  -Отвали, Ромыч!
  -Пошли в ларек, мороженку сточим!
  -Потом...не мешай....
  -Во, видали? Я мешаю! Ну и подумаешь!
  -Ром, погоди! Я потом все расскажу, ладно?
  -Сейчас, - потребовал Ромка, вгрызаясь в сочное яблоко.- Потом неинтересно. А по дороге в ларек ты рассказать не можешь?
  -Не-а.
  -Все равно же перемены не хватит. А в ларьке, кстати, эскимо апельсиновое появилось, - коварно сообщил Ромка и отвернулся.
  -Да? На палочке?
  -И с наклейкой. Ну, ты же не хочешь...
  -Я не хочу?! Вранье! Погоди, Ромыч! Постой! Все, сейчас вот эту реку дорисую, и пойдем!
  "Сказать - не сказать?"- думал Крокодил, относя карту. Так просто- отозвать мальчишку в сторо-ну, шепнуть два слова и сделать счастливым... А вдруг и впрямь ошибка? Вдруг тот истребитель никакого отношения к Максиму Травушкину не имеет?
  Борк шел навстречу - угрюмый какой-то, и следа от утренней бодрости не осталось.
  -Зайдешь ко мне, Гена?
  -А кофе будет?
  -Будет тебе и кофе, и какао с марципанами... - невесело отозвался Борк.- Сказал, нет?
  -Нет.
  -И правильно сделал.
  -Что - не тот истребитель?
  Так обидно вдруг стало Генке, будто Травушкин его отцом был.
  -Тот-то тот, не в этом дело...Читай вот. Из министерства сегодня прислали подарочек.
  На белой гербовой бумаге - стандартная шапка запроса и казенный почерк. А запрос таков - мол, не встречался ли в последнее время воспитанник вашего корпуса Александр Травушкин со своим отцом, не видел ли его? А если встречался, то узнайте когда следующая встреча, и позвоните по такому-то номеру, а лучше бы самого Максима Травушкина в корпусе задержать - вежливо, разу-меется, и о запросе ничего не говоря. Внизу фиолетовой строкой - предупреждение о строгой сек-ретности. И подпись министра обороны, на печать заехавшая.
  -Как же так, Сим?
  -А вот так. Перестраховщики гребаные!- взревел вдруг Борк, в мусорную корзину бросая длинный серый конверт.- Зажрались там! Их бы в Гриндаль, хоть на день отправить! В эшелоны - и всех, всю эту гнусь чиновничью!
  -А Максим им зачем? Что он такого сделал?
  -Выжил. Я тут в штабе одному позвонил, спросил. Так он мялся-мялся, а под конец выдал - мол, неблагонадежным Травушкина считают, неизвестно где он был столько времени и что делал.
  -Ни фига себе...- выдохнул Крокодил.- Погоди...Они ему что - измену шьют?!
  -Не знаю, Гена. Ничего не знаю. Может, и шьют, а может только кроить начали...
  -Это он когда пропал? Месяца два назад, да?
  -Больше. Ну да, я Альку в первых числа июня привез, три месяца с копейками и выходит.
  -Хорошо хоть живой, - сообразил вдруг Крокодил. - На мертвого бы запросов не слали.
  -Это да. Так, значит...Я не знаю где Максим, но если он жив-здоров, то про Мариенбург узнает, сюда же беженцев увозили. Ну, а раз про Мариенбург узнает - про корпус тоже догадаться может. На меня-то выйдет, надеюсь... В общем если и правда он сюда явится - никаких звонков, понял?
  -Понял, не маленький. А как я его узнаю?
  -А что, Альку каждый день кто-то спрашивает? Хотя да, он же и в городе может его увидеть...Я тебе карточку его покажу на всякий случай, - решил Борк.- Мало ли...Ты же у нас всех девчонок уже закадрил, и город, небось, до последнего забора, облазил...
  На фотографии - улыбчивый лопоухий парень, чем-то похожий на самого Альку, засунул руку в пасть каменному льву, а другой рукой девчонку за плечи обнял.
  -Вот они, Макс с Настюхой. В Мариенбург только приехали. Я и снимал...Запомнил?
  Крокодил кивнул, хотя сильно сомневался, что при встрече Травушкин таким же симпатягой ока-жется. Война и время людей похлеще хирурга меняют.
  -Давняя фотка. Другой нет?
  -У Насти есть, наверно. Но я ее тревожить не хочу. Хорошо хоть эту сволочь выперли. Прямо во-время.
  -Ты про Клауса?
  -А то про кого же! Уж он-то настучал бы...Ладно, Гена, значит, договорились - Альке пока ни слова. Как он там?
  -Да как обычно. Карту вот нарисовал - хоть на выставку. Старается...
  А у Альки уже вторая карта в рюкзаке лежала. Ну не совсем карта - так, набросок.
  -Ты же обещал рассказать! - напомнил ему Ромка, откусывая сразу от трех эскимо.
  -Ага, - промычал Алька, занимаясь тем же.- Давай сядем, а? Мы и отсюда звонок услышим. Коро-че, я тут бродил, в лесу этом. А тут вот сопки, я и не знал, думал, что лес один, понимаешь? Что он никакими сопками не делится! Я же тогда еще маленький был, не запомнил.
  -Когда?
  -Ну, давно, мне тогда восемь лет было. Мы с папой в поход пошли, и тут ночевали.
  -В лесу, что ли?
  -Ну, почти. В пещере. Вот в этой.
  -Так тут же нет никакой пещеры! Сопки только.
  -Так, конечно, не видно, - согласился Алька.- У тебя мороженое капает! Тут не видно, а в сопке пещера есть. Я как увидел, так сразу вспомнил! Ты только слушай, не перебивай! И мороженое не держи, вот ляпнешь же сейчас на колени! А хочешь, я съем? Все равно растает!
  -Не успеет, - хмыкнул Ромка.- Ты про пещеру давай рассказывай!
  
  Пещера была незаметной - просто на склоне нырнул отец в кустарник, и Альку за собой позвал. Алька лез долго, хныкал от колючек и насыпавшегося за шиворот мусора, а потом вдруг оказался в темноте, и чуть было не заревел по-настоящему. Но отец зажег свет, и в пещере стало уютно, почти как в коробке из-под холодильника, в которую Алька любил залазить. И оказалось, что Максим Травушкин еще до Алькиного рождения эту пещеру облюбовал. С друзьями тогда хо-дили в походы, добирались и до Гриндаля, только никто из городских мальчишек шалаши нор-мально строить не умел. И дождь их мочил, и ветер беспощадно разбрасывал кое-как составлен-ные ветки, а черно-рыжий Тузик, непременный участник всех походов, устраивался лучше всех - в какой-нибудь заброшенной норе. Он пещеру и обнаружил. Бегал по лесу, облаивая все, что видел - от бабочек до рассерженных ежей, и вдруг пропал. Максим отправился на поиски. Звал, кричал, размахивал банкой из-под тушенки, и не услышал - почувствовал что-то, остановившись возле сопки. И тут же вылетел Тузик, лохматой молнией вокруг ног закружился, так и норовя до лица допрыгнуть. "Ах ты бродяга! Ах, шалопай собачьего племени! Да где ж ты шлялся, а?"- удивлял-ся Травушкин. И Тузик будто понял - нырнул в кустарник, заскулил призывно - иди, мол, хозяин, не бойся, я отсюда уже всех барсуков повыгонял.
  Теперь у туристов было где укрыться от дождя. Сухая просторная пещера служила им верой и правдой. А потом разбрелась компания, только Максим с Настей походы не забросили. Ради На-сти же и стал Максим стараться - женщине, да еще любимой, комфорт нужен. Свечи принес, стол из досок соорудил, шкуры звериные постелил на пол, а еще в коробке держал неприкосновенный запас - нож в кожаных ножнах, спички, фонарь с батарейками и самое главное- воду с консервами. Эх, вспомнил бы тогда Алька про сопку, не растерялся бы от испуга - и не довелось бы ему горь-кие листья есть!
  -Ничего себе...А карта тебе зачем? Там что, эта пещера есть, да?
  Ромка даже позавидовал чуть - младше него Алька, а приключений вон сколько.
  -Да нет, откуда? Не знаю, Ром. Честно не знаю, - смутился вдруг Алька, засовывая злополучную карту в карман рюкзака. - Ой, звонок!
  -Не слышу.
  -Точно был!
  -Успеем! - уже на бегу крикнул Ромка.
  Успеть-то успели, да на общеимперском схватил Ромка очередную двойку. Третью подряд- то правило не выучил, то изложение кое-как написал, а сегодня диктант трудный попался. Запятые Ромка расставлял почти наугад, надеялся - вдруг повезет?
  Не повезло.
  -Что же вы, Дегтярев?- укоризненно сказал Стоун, отдавая перечеркнутый красным листок.- Тра-вушкин исправился, а вы?
  -Я тоже исправлю...
  -Ведь можете же! Почему не учите? Не хочу я двойку ставить, понимаешь?- сбился с официально-го тона Дмитрий Васильевич. - Не хочу, а придется!
  -Да ставьте, ладно...
  -Исправляй. На экзамене еще трудней будет.
  Ромка усмехнулся. Экзаменами их пугали чуть ли не с весны. Казалось - полно еще време-ни до ноября, сто раз можно все исправить. Поэтому из-за двойки Ромка даже не расстроился. Бы-ло две, станет три, подумаешь... Эх, лучше бы и правда не ставил ее Стоун! Лучше бы поднап-рячься и выучить то правило, да только кто же знал что в воскресенье ему, Ромке Дегтяреву, увольнительную не дадут! "За что?"- обиженно спросил он у Борка. "Три двойки подряд-это уже перебор, Рома. Сиди, учи". И напрасно было доказывать, что он все исправит и сдаст. Борк - не Стоун, с ним не поспоришь.
  Алька в воскресенье около Ромки крутился.
  -Ну, чего не уходишь?- спросил наконец Ромка.
  -Куда?
  -Домой! Тебе же увольнительную дали.
  -Я не пойду.
  -Не дури!
  -Ромыч, ты не обижаешься?
  -За что? Ерунда какая! Иди, Алька. Тете Насте привет передавай. А я...я и правда имперский по-учу, пускай Стоун не выделывается.
  За учебник взялся Ромка, даже открыл его.
  -Ну, так я пошел, да?
  -Иди. Мама ждет, наверно?
  -Ага.- улыбнулся Алька.- Ну пока, Ромыч!
  -Пока.
  Учебник закрылся одновременно с хлопнувшей дверью. В окно смотрел Ромка, на счаст-ливых пацанов возле калитки. И он мог бы быть там, гулять по городу, на картах вместе с Алькой гонять...Дурацкая двойка! Тупой предмет! Надо было тогда Стоуну все четыре ножки у стула от-крутить!
  Алька шел к остановке не спеша, оглядывался. Никогда еще он не был в Мариенбурге один.
  "А в Гриндале теплей"- думал он, кутаясь в ветровку. "Там еще лето. Вот почему не бывает так, чтоб всегда лето? Сделать бы такую машину - нажал на кнопку и вот тебе любое время года - кому что нравится..."
  -А друг-то где твой, Алик?- спросила его контролерша.- Рому куда подевал?
  -В корпусе, теть Вер, - откликнулся Алька, хватаясь за поручень.
  -Случилось что?
  -Да нет, уроки учит.
  -А я уж думала - не заболел ли, упаси Бог. Вы же нараспашку бегаете, все модничаете, а потом чих да сопли. Вон и у тебя куртка не застегнута. Застегни, Алик!
  -Да мне не холодно!
  -Сейчас не холодно, а потом поздно будет. Вон и у меня Виталька, внук, добегался...Не знаешь, лимоны на базаре есть, али нет? Простыл, теперь вот медку купила, а лимона так и не нашла.
  -Не знаю, - честно ответил Алька.
  -Вот и я ж не знаю. Застегни, кому говорю! Эй, гражданочка, что у вас? Проездной? И что вы его так скромно показываете?
  Куртку Алька так и не застегнул. А дома у себя увидел он Борьку, который уплетал яблочный пи-рог.
  -А мне, мам?
  -А ты обойдешься.
  -Мама!
  -Да шучу я! Руки мой. Боря тебя с утра ждет, мы с ним уже и пообедали.
  Несмотря на сопротивление, перед пирогом Альке пришлось тарелку борща съесть. А по-сле он ел румяную вкуснятину, выбирая вначале из середины куски яблок, потом верхушку обгры-зая, а потом уже дожевывал с неохотой то, что осталось.
  -Пошли ко мне, Аль? Мне грузовик купили, здоровущий! В гонки поиграем.
  -Сейчас, - отозвался Алька, роясь в коробке с игрушками.- Я тогда тоже грузовик возьму. Этот. Или этот... Мам, ты мой грузовик с синей кабиной не видела?
  -А то как же! Вчера только в магазин на нем ездила!
  -Ма, ну я серьезно!
  -И я серьезно. Алик, ну зачем мне твой грузовик, сам подумай? Я же у тебя не спрашиваю, где моя вишневая помада?
  -В сумке. Она у тебя всегда в сумке. А если нет, то в тумбочке. О, нашел!
  -Помаду?
  -Какую помаду! Грузовик! Ну все, мы пошли!
  -Ключи возьми, а то придешь, а меня дома не будет.
  Две недели назад Алькина мама на работу устроилась. На почту, оператором. Борькина мать к себе в торговлю ее звала, да та отказалась. "Не привыкла я людей дурить"- созналась она потом Альке. "Галка шустрая, ей и карты в руки, а я не могу".
  -А мама дома?- спросил Алька у друга.
  -Не, опять за товаром поехала, - ответил Борька, размахивая сумкой с пирогом.- А мне еще знаешь что подарили? Приемник!
  -Классный?
  -Ага! Три волны берет, и корпус такой суперский, черный. Только она ругается, что громко вклю-чаю. Скажи, в Гриндале классно было? Там на крышу можно залезть и слушать хоть весь день...
  По черно-красному с желтыми разводами ковру устроили мальчишки гонки. И грузовик Борькин действительно классный был - большой, с огромными колесами, да еще и заводной.
  -Алька, слышь, а что там у тебя?
  -Чего?
  -Ну, мне-то можно!- обиделся Борька, разгоняя грузовик.- Я же свой, я не гриндалец!
  -Что - можно?- так и не понял Алька.
  -Ну, про истребитель тот...Алька, ты что - правда не знаешь?!
  -Нет. А что за...с папой что-то, да? Его нашли?!
  -Истребитель нашли, я по радио слышал.
  -Когда?
  -На той неделе. Я ночью радио слушал...- объяснял Борька, не замечая, что оба грузовика мчатся прямо к стене. - Ну не радио, а шум, когда ничего не передают, а шорохи такие бывают, знаешь?
  Про шум ему сказал Генка, когда пацаны на скамейке страшилки рассказывали. Мол, шум этот не простой, и если его ночью с двенадцати до трех слушать, то можно услышать как приви-дения разговаривают. Борька в привидения не верил, поэтому и поспорил с Генкой на шоколадку что все это фигня. Два дня он слушал радио и засыпал, даже полчаса не вытерпев. А на третий день, в воскресенье, долежал до часу ночи, и услышал не привидение - гриндальские новости про упавший ФС-2.
  -Так что, не нашли папу?
  -Наверно нет, про папу я не слышал, - виновато ответил Борька. - Я думал, ты знаешь. Пошел к тебе вот, а мама твоя молчит...
  -Ничего себе...- выдохнул Алька.- А может это другой истребитель? Если бы папин - мне бы Борк сказал!
  -Наверно другой. Борк - это директор ваш, да? А может он сам ничего не знает?
  -Да ну! Должен знать!
  В гонки играли уже неохотно. Потом Алька домой пошел. Попил воды, открыл на загнутой странице "Расмуса-бродягу", и глупым вдруг показалось это увольнение. Зачем оно, если можно прямо сейчас к Борку сбегать? Узнать все и обратно, мама-то все равно только вечером придет. А до вечера сто раз в корпус и обратно можно сбегать! Может, на велике съездить? Да ладно, там же движение...это в Гриндале если одна машина проедет, то по дороге с закрытыми глазами можно идти, а тут всякие придурки за руль садятся...
  -Ты куда?- крикнул Борька, высовываясь из окна. - В магазин? И я с тобой!
  -Не, я в корпус!
  -Куда?
  -В корпус! Я быстро!
  Возле школы остановился, запыхавшись. Полбутылки лимонаду в ларьке выпил и дальше уже не спеша пошел. Только мысли все об отце, где уж тут за углом кого-то увидеть...
  -И кто это у нас тут шляется?- издевательски произнес Шериф, хватая Альку за шиворот.- И кто это такой смелый, а? А кореш твой где?
  -Нигде!- огрызнулся Алька, пытаясь освободиться. - Пусти!
  -А тебя не учили, что со взрослыми так не разговаривают? Не учили? Так мы поучим!
  Рядом с Шерифом - Буня, Валет, еще какой-то худой пацан. Эх, надо было "Дакар" взять! Сейчас бы как рванул - не догнали! А может и не догонят? Рвануться как следует - и к домам, там люди.
  -Пусти, слышишь!
  -Утю-тю, какие мы грозные! А это шо в карманах звякает? Валет, проверь!
  Бритоголовый Валет руку протянул. И ударил его Алька, потому что бежать было некуда, потому что все равно они гады, и еще потому, что Максим Травушкин ни за что бы не побежал.
  Сзади с двух сторон - стена кирпичного завода. Слева гора щебенки и булыжников. А впе-реди Шериф с дружками, и когда Валет отшатнулся, разбитый нос зажимая, с тихим щелчком из рукава Шерифа лезвие выскочило.
  -Отойди, Валет! Щас я этого умника сам разукрашу. За ним должок...
  Приближался медленно, ножом поигрывая. А Буня уже руки за спину Альке скрутил. И Валет ус-мехался, не обращая внимания на заляпанную кровью рубашку.
  -Комар - на атас. Вдруг полисы приканают...
  У ножа ручка изолентой обмотана. Бежать бы, кричать, а Алька на месте застыл. И на лезвие смот-рел равнодушно, будто все понарошку, будто это сон или фильм западный.
  -Ш-шериф, ты его в натуре гасить будешь?!
  -Заткнись, Комар.
  Расширенные зрачки у Шерифа. И лезвие уже царапает кожу - медленно, неохотно.
  -Он же прощения не попросит...он же гордый у нас, да? Курсант, не хрен собачий...
  -Не тяни, Шериф!- выдохнул Буня.- Или режь, или сваливаем!
  -Шо ты нервничаешь, Буня? Не учи папу жизни. Мне, может, так больше по кайфу...
  -Мама!!!
  Это не Алька перепуганный, это Комар крикнул. Из-за куч строительных булыжник прилетел и угодил ему прямо в ногу.
  -Какая падла...?!- взревел Буня, отпуская Альку.
  Третий булыжник возле головы Шерифа просвистел. И нож беспомощно звякнул, падая на землю. А обстрел продолжался, и плевать было невидимому снайперу на крики бандитов.
  -Ай!
  -Уй-юй! Валим, пацаны!
  -Чокнутый! - крикнул Шериф, отступая к стене.- Так же и убить можно! Чего мы тебе сделали?!
  Три булыжника были ему ответом. И вслед за дружками похромал Шериф, напрочь забыв про Альку. А Алька стоял, еще не веря в свое спасение. Но булыжники мимо него пролетали, а потом и вовсе перестал стрелок ими швыряться.
  -Ты кто?- хрипло спросил Алька.- Спасибо! Ромка, ты?
  Сделал шаг к куче щебенки, и тут же перед ним упал булыжник. Небольшой.
  -Эй, ты чего? Покажись хоть! Я же тебе ничего плохого...
  Второй булыжник был уже побольше, и упал он прямо возле Альки. Этакое предупреждение - не лезь, мол, куда не просят.
  -Ну и как хочешь...- растерянно сказал Алька.- Спас ведь...Чего кидаться?
  Пошел, оглядываясь. Куча щебенки высотой в три роста - что там увидишь?
  -Ну ты это...спасибо, короче. Зря ты прячешься...
  После его ухода минут пять прошло, пока из-за щебенки мальчишка не выглянул.
  -Пошел ты со своим спасибо...- пробурчал Гэрька Туманов, отбрасывая зажатый в ладони булыж-ник. - В зад себе его засунь...Нашел спасателя!
  И выругался длинно и непонятно, потому что на Альку плевать ему было, а на Шерифа тем более, просто если бы один придурок убил другого, то в корпус полисмены бы слетелись со всего Мариенбурга. Копались бы, курсантов допрашивали, нос совали куда не надо. А Гэрьке такое лю-бопытство не нужно было. Никогда не нужно, а сейчас особенно. Нет, это ж надо - шел, никого не трогал, специально спрятался, Травушкина увидев и вдруг в герои угодил!
  Алька к Борку не вошел - влетел. Да не в кабинет, а прямо домой. На кнопку звонка жал так, что казалось - оторвет.
  -Травушкин?! Что случилось?
  В синем костюме с галстуком вместо обычной формы Борк сам на себя был не похож.
  -Господин директор, к вам можно?- выпалил Алька.
  -Эээ...ну входи, я тут, понимаешь, человека жду одного...Это что у тебя на шее? Кто тебя так?!
  -Ничего! Ерунда!- отмахнулся Алька.- Я ненадолго! Только вы мне честно скажите, и я сразу уй-ду, ладно?
  -Садись, Травушкин. Остынь. Квасу хочешь?
  "Ну почему у Генки все получается?"- думал Борк, наливая квас в кружку из запотевшего кувши-на. "Почему у него все гладко проходит? Ну, вот войдет Люба, а у меня опять работа...Черт, и подмести не успею!"
  -Что случилось, Алик?
  Алик аккуратно поставил кружку на стол и спросил - будто в речку прыгнул с обрыва:
  -Симон Аркадьевич, а тот истребитель - правда папин?
  -К-какой истребитель?
  -Который по радио в воскресенье нашли.
  Борк поперхнулся квасом, на галстук пятно посадил. Кашлял долго, время выигрывая. Вот тебе и тайна! Откуда узнал?! И самое главное - в голову никакие отговорки не лезли.
  -Он живой?!
  -Не знаю, Алик.
  -Врете!
  -Нет. Не вру.
  -А самолет хоть его?
  Отвернулся Борк. Секретность, мать ее! Ну а когда к тебе домой такой вот шкет является - что с ним господа штабники делать прикажут?!
  -Не могу я тебе ничего сказать. Понял? Не могу!
  -И маме не можете?
  -Ты мать сюда не впутывай, слышишь! Она знает?
  -О чем?
  -Травушкин, не выделывайся!
  -Пока не знает, - хмыкнул Алька.
  -Шантажист! Ты понимаешь, что такое вообще государственная тайна?!
  -Да не кричите вы так, дядя Сим. Понимаю, не маленький. Вы мне только скажите, что папа жи-вой...или нет...только правду скажите. А я - никому! Слово!
  Борк залпом выпил квас прямо из кувшина.
  -Живой. Не волнуйся.
  -Значит, его истребитель?
  -Может, тебе и телефонограммы из штаба показать? Правдолюб... Мать честная, да я сам ничего не знаю! Истребитель, понимаешь, нашли, а Максима нет...
  -Где нашли? В Гриндале?
  Следующие десять минут Борк совершенно сознательно разглашал государственную тай-ну. Про обвинения в адрес Максима он, конечно, ничего не сказал, но взял с Альки то самое тра-вушкинское Слово, что - никому, ни за что, особенно матери.
  -Спасибо, дядя Сим!
  -Никому, слышал? Тебе-то что, а мне не поздоровится...
  - Конечно, - серьезно кивнул Алька.- Вы не волнуйтесь, я все понял. Главное что живой, правда?
  -А на шее-то что у тебя?- крикнул вдогонку Борк. Но Алька уже выбегал, нечаянно задев кого-то локтем.
  -Ой! А у тебя гости, Сим?
  -Привет, Любаша! Да вот детвора без меня никак...- суетился Борк, незаметно запихивая под ко-вер упавший окурок.- Да ты садись! Квасу хочешь? Хороший такой квас...был...Я сходить могу, хочешь? Тут близко ларек!
  -Спасибо, Сим, не хочу, - улыбнулась Люба. - Да и не жарко уже.
  -Осень! Куда лето прошло, а? Да ты сюда, в кресло садись, а я пока хоть чаю заварю. Чай-то бу-дешь?
  -А я думала, ты только кофе пьешь.
  -Кофе - это Генка, это он у нас гурман. При нем растворимое и открыть нельзя - носом крутит.
  Суетился Борк как школьник, как подросток на первом в жизни свидании. Рассыпал кофе, чуть не опрокинул чайник, болтал без умолку обо всем что в голову приходило, к месту и не к месту своё "мать честная" вставляя. А все потому, что редко к нему женщины заходили. Встре-чался он с ними в безликих гостиничных номерах, где все было поддельно - от роскоши до чувств. И совсем было смирился с тем, что кроме Насти Травушкиной никто его сердца не затронет. Лю-ба....ну что в ней особенного? Девчоночий "хвостик" вместо прически, платье в крупных маках, губы чуть подкрашены и худобы модной нет - только глаза синевой небесной тронуты, и падает Симон в эту синеву, не замечая, как на кухне возмущенно плюется кипятком закипевший чайник.
  -Сим, а сахар у тебя где?
  -А? Сахар? Да есть где-то...вот тут был, в шкафу. Нашел! И печенье еще есть со сгущенкой! Толь-ко не говори, что ты и его не любишь!
  Болтали о работе, смешные случаи вспоминали.
  -Как там детвора твоя?
  -Кошмарно, - призналась Люба.- Витька в одних шортах бегает, никак не научу его рубашку оде-вать! Так еще прискачет и дверь не закроет. Представляешь, я вчера чуть с ума не сошла - дверь же открыта, Аленка взяла и вышла! Кинулась - нету! Я и туда, и сюда, весь двор оббегала, а она на четвертом этаже у бабушки чаюет!
  -Путешественница. А Витюха здоровей будет. Пускай закаляется.
  -Ой, да это та еще путешественница, все бабуси ее уже знают. С полными карманами гостинцев приходит!
  Помолчала, кружку на стол ставя. Сама себя за болтливость упрекнула - ишь, разговорилась! Буд-то так уж интересно всем про ее детей слушать! Вон Маринка- та всегда находит что сказать.... Да нет, Симу интересно - вон он какой конструктор детям принес! И играл с ними целый вечер, визгу столько было, смеху, будто сразу у всей семьи день рождения настал. А руки у него большие, тя-желые. И Любину руку эта тяжесть так накрывает, что и слов не надо...
  
  Алька между тем крутился у ворот корпуса, Ромку высматривая. Но не нашел - урок был у курсантов, Дегтярев вместе со всеми реактивы смешивал и не понимал, почему вместо зеленого цвета синий выходит. Значит - домой? Холодный ветер распахнул куртку, швырнул в лицо красно-желтый лист и горсть пыли.
  -Эй, ты туда или сюда?- прикрикнул из будки сторож.- Что, увольнительной нет?
  -Есть, - ответил Алька, показывая бумагу.
  -Ну так давай, чего думаешь? Во народ - одних не загонишь, других не выгонишь...
  Дорога домой в два раза длиннее была, потому что на всякий случай ту улицу с щебенкой обошел Алька, да и заблудился. Дядька с портфелем под мышкой вывел его на остановку, даже в трамвай подсадил, а все равно пока Алька домой добрался, мама уже дома была.
  - Ну и где тебя носило?- спросила она устало.
  -Почему носило? Я по делам бегал. Ма, есть чего покушать? Я голодный как два слона! Даже больше!
  -Котлеты в холодильнике....Эй, а руки?! Руки мой живо! Господи, что за наказание! Мылом мой, понял? А на шее у тебя что?!
  -Ничего, поцарапался...
  -Ты со всего Мариенбурга грязь собирал, что ли? Стой смирно, я йодом помажу! Шею-то мыть надо хоть иногда. Ох, горе ты мое луковое, да не вертись ты!
  -Щиплет!- хныкал Алька, уворачиваясь от йода.
  -Пощиплет и перестанет. Терпи. Там на кухне еще печенье, только все не ешь, я на работу возьму половину.
  -Ты, мам, лучше сразу возьми, - честно предупредил Алька.
  - А что, у тебя силы воли нет?
  -Есть. На овсянку, на манку, на гречку...
  -Балда, каши надо есть! Они полезные.
  -Ма, ну вот почему как полезное, так сразу невкусное? Были бы полезные шоколадки! Или торты! Скажи, классно?
  -А у тебя ничего бы от полезности не слиплось?- усмехнулась мама, накладывая Альке пюре. - Ешь давай. И так уже Григорий Власович говорит, что у тебя кожа да кости.
  -Да прям! Ромка еще меня худей! Просто у него плечи шире. Мам, а купи мне грушу, а?
  -Яблоки вон в кастрюле, полную сумку купила.
  -Да нет, не такую! Боксерскую! Я тренироваться буду, - объяснял Алька, жуя котлету.
  -Тоже мне боксер!
  -Ну ма, купи! Я в "Гладиаторе" видел, совсем недорого!
  -А в корпусе что, груши твоей нет?
  -Ага! Там пацанов знаешь сколько! А то моя будет, мам! Ну купи, ну я больше ничего- ничего просить не буду, даже на день рождения...
  -Ты и про велосипед то же самое говорил. Хлеб бери, не спеши. За тобой, кстати, Боря с каким-то мальчиком заходил.
  -Когда?
  -Да недавно...
  -Алька-а, выходи!- завопили во дворе.
  К окну метнулся Алька, вилку на стол забыв положить.
  -Борь, я тут!
  -Ты с нами будешь в футбол?
  -Ага, сейчас! Подождите меня!
  Вилку бросил, меду двумя кусками хлеба котлету зажал и в карман сунул.
  -Ма, я погуляю?
  -Недолго только, чтоб я тебя ночью не искала.
  -Ладно!
  -В девять чтоб дома был, слышишь?!
  По перилам съехал вниз, чтоб быстрей. Мать вздохнула, двери закрывая. Вроде совсем не-давно маленьким был, за юбку цеплялся: "Мам, ты куда? Мам, я с тобой!" С маленьким хлопоты, а сейчас вдвойне - вот убежал и неизвестно что они там делают. В соседнем подъезде баба Фрося мальчишку, Алькиного одногодка, с сигаретой застукала. Да нет, Алик не такой, да и в корпусе плохому не научат.
  Еще раз вздохнув, стала собирать разбросанные игрушки. И зачем ему этот корпус? Сейчас бы вместе жили. А то на выходные прибежит, поест и до вечера на улице. Как живет, чем живет? Спросишь как дела - услышишь "нормально". Дневник глянешь, ну у Борка еще спросишь - не обижают ли. А что Борк, у него, таких как Алька целый корпус, за всеми не уследишь. Был бы Максим...И ведь ревновала тогда к походам, к секретам их общим, к возне, на драку похожую. Не всерьез, а все же ревновала.
  Пока стиркой занялась, пока суп сварила, да еще Галка пришла пожаловаться на очередно-го ухажера - не до часов было, а потом спохватилась, глянула.
  -Алик, домой!
  -Мам, ну еще чуточку!
  -Я тебе дам чуточку! Десять уже!
  -Ма, ну сейчас! Ну полчасика хоть!
  Темно уже, какой может быть футбол?! Хорошо хоть окна во двор выходит. И фонари целы, и мальчишки уже костры зажгли. Там Алька, никуда не делся, а все равно от окна Настя не отходит.
  -Мам!
  -Ну наконец-то, блудное созданье...
  -Мам, ты только не ругайся, можно я картошки возьму?
  -Какой картошки?- не поняла мать.- Суп вон на плите, разогревай и ешь.
  -Да нет, я еще на полчасика, можно? Ну мам, ну мы картошку печь будем, пожалуйста!
  -С ума сошли? Ночь на дворе!!
  -А когда, днем что ли? Днем неинтересно, и бабки за костер ругаются. Мам, ну всем разрешили, даже Шурке и то...ну ма-ама...
  Отпустить? Оставить? Или...
  -Значит, так, - строго сказала Настя.- Надевай куртку, картошку потом возьмешь. А я котлеты.
  -Ты что - со мной?! Ура!!!
  -С тобой, с тобой...Соль у вас есть?
  -Не знаю...
  -Эх вы, повара! Да ты пакет бери, ты что - в руках нести собрался?
  -В кармане, - смущенно сказал Алька.
  -Я тебе дам - в кармане! Стирать потом сам будешь!
  -Алька, ты выйдешь?
  -Подождёте, - откликнулась Настя.- Это ты, Боря? Сейчас мы...
  Спустились с картошкой, солью и поздними помидорами, которые дома Алька есть отка-зывался. Длинное бревно откуда-то притащив, сидели шестеро мальчишек, все знакомые - если не из этого дома, то наверняка из соседнего. А Борька уже вытаскивал упаковку сосисок, потому что дома картошки не оказалось. А потом Даня побежал за хлебом в круглосуточный ларек, а мама уже нанизывала сосиски на спицы, из дома взятые (когда - Алька и не заметил). И картошку чис-тили, пачкая ладони, и грызли ее, недопеченную, помидорами заедая. После Генка стал страшилки рассказывать про ходячих мертвецов, и вдруг на самом деле чьи-то шаги послышались. Даже Аль-ка завизжал, хотя мама, его мама, рядом же сидела. А это, оказывается, Шуркина мать подошла непутевого сына домой загнать! И хохотали вместе над своим страхом, и Генке Борька подзатыль-ник дал, а сопротивляющуюся Валентину Настя сама на бревно усадила и сосиску в руки всунула. И Данька два раза еще бегал - то за лимонадом, то за чипсами. Взрослые из окон выглядывали, го-ловой качали- то ли осуждая шумную компанию, то ли завидуя. "Идите к нам!"- кричала Настя Травушкина, чувствуя себя не матерью - девчонкой босоногой. Потом под фонарь перенесли бревно и в карты играли до тех пор, пока восьмилетний Майрик зевать не стал. Зевал-зевал, а по-том и вовсе на траву лег, Алькину куртку под голову подложив. Спохватившись, повели его до-мой, с рук на руки родителям передали.
  -Ма, давай еще посидим... - сонно ворчал Алька.- Ма, ну еще немножко...
  -До утра что ли? И так уже поздно...Ой, ничего себе мы погуляли! Ты на часы глянь!
  -Классно, да, мам? Суперски было?
  -Еще и как, - согласилась Настя, укрывая сына одеялом.- Все, Алик, погуляли, теперь спи.
  -А ты?
  -И я ложусь. Спокойной ночи.
  Алик уже спал, подтянув колени к груди. Но снилась ему чепуха всякая, от которой одеяло и простыня на пол упали- то лес гриндальский, то пещера, и вдруг приснился отец - живой, здоро-вый. Бросился к нему Алька, а отец вроде уже не отец, это Борька с автоматом стоит и ругается "А ну уходи! Это наша пещера, и отец тоже мой, я за него заплатил! У меня теперь есть папа, а у тебя нет!" Кинулся Алька на Борьку, а за Борьку будто бы бородатые гриндальцы вступились, и у каж-дого гриндальца три ножа и пистолет. А потом на другой бок перевернулся Алька, и снилось ему как над бревном во дворе он летит на лучшем в мире истребителе ФС-2...
  
  7. Утром пошел дождь. Он жалобно стучал в окно и завывал, бросая на стекла желтые листья. Ли-стья неохотно скользили вниз, на подоконник. Алька выпил кружку молока, съел бутерброд и пошел к себе в комнату. На улицу не выйти, играть не хочется, да и парусник в корпусе остался...
  Из старого рюкзака вытащил альбом и карандаши. Когда-то в Гриндале была любимая игра - ри-совать пиратов, много, целую команду, а потом вырезать их и наклеивать на плотный картон. Здо-рово было потом играть фигурками на полу, самое подходящее занятие для такой погоды. И недо-рисованные громилы нашлись в альбоме. Алька раскрашивал в серый цвет пиратский меч. Нажал чуть посильней - карандаш и сломался. С двух сторон затачивал Алька карандаши, хотя мама его за это и ругала. И сейчас он решил сам поточить карандаш - не лезвием, как мама, а ножом. Тем самым ножом, с которым он тогда в лесу заблудился.
  На белый лист падала неуклюжая стружка. И Алька вдруг сон свой вспомнил, а потом про пещеру стал думать, и про то, есть ли у отца хоть какой-нибудь нож. А вообще оружие есть? В пещере с голода не умрешь, только ведь и истребители просто так не падают. Раз упал - значит, ранен пилот. Пистолеты им выдавали, так в пистолете патроны могут кончиться. И представил вдруг Алька, как отец в пещере той лежит - раненый, голодный, а оружия никакого. Так еще и осень с дождями и холодом...в Гриндале, конечно, теплей, ну а все же не лето.
  Мать заглянула в комнату, увидела Альку с альбомом, замечание сделала - мол, кое-кто, на полу лежа, простудится обязательно, и она тогда этого упрямца лечить не будет. Алька послушно пересел на диван. Он уже не пиратов - пещеру рисовал. И отца. И имперские войска - много-много, как на параде. А сам думал, как бы, слова не нарушая, Ромке про отца рассказать. И еще мысль неотвязная лезла про то что пещеру никакие войска не найдут. А Алька найдет. И если по уму, если еды взять побольше, так действительно же поискать можно! Ну, лес. Ну подумаешь! Был ведь уже Алька там - один, без еды, и все равно выжил! Конечно, с таким ножом в лес совать-ся нечего. И вообще оружие нужно...
  
  В корпусе Алька был рассеян и тих. Ромка посматривал искоса, но ничего не спрашивал. Только на физподготовке, когда Крокодил всем сдавшим бег разрешил чем угодно заниматься, Ромка не по канату полез, а на скамейку сел. Рядом с Алькой.
  -Альк, ты чего, заболел?
  -Я? Да нет...
  -А чего ты такой?
  -Какой?
  -Ну грустный какой-то...Что, дома влетело?
  -Ничего не влетело, мы дома знаешь, как погуляли?- оживился Алька.- С пацанами костер разо-жгли и картошку пекли. Жалко, тебя не было!
  -Супер! Я тоже картошку печеную люблю.
  -А мы еще и сосиски ели. И мама котлеты принесла. Прикинь, не ругала даже! А я страшилку но-вую знаю - ты про Летучего Голландца слышал?
  -Дед говорил. Это про корабль, на котором скелеты плавают?
  -Ага. Генка врет, наверно...он говорил, что сам видел, когда они на море были.
  -Ха! Врет конечно! Если б увидел, он бы сам помер!
  -Ромк, слышишь...
  -Что?
  -Ничего. Потом расскажу. А у тебя нож есть?
  -Есть, конечно. Ты же видел.
  -Да не такой, нормальный...ну чтоб лезвие было такое примерно, - развел ладони Алька.
  -Ни фига себе! Ты что - на слонов собрался охотиться? Не, такого нет. У деда, может...Я посмот-рю. А сильно надо?
  Ага, - честно сказал Алька.- Сильно.
  Посмотрев на него, понял Ромка что надо - не для игры, не для хвастовства. И после вечер-ней битвы подушками сам он к Альке на кровать сел.
  -Рассказывай, - не попросил - потребовал он.
  Алька повернулся на бок, поняв наконец, как слово не нарушить.
  -Ромыч, помнишь, когда мы дед Гришино рождение отмечали?
  -Ну?
  -Ты тогда ночью радио слушал?
  -Отец, да?- догадался Ромка. - Нашли? Да не молчи ты! Что...случилось что, да?
  -Да нет, нормально, только его не нашли... - начал рассказывать Алька.- Он в пещере той, навер-но, прячется, ну что я говорил тогда...
  Рассказал все, о Борке не упомянув. Вышло так, будто это сам Алька радио слушал. И ко-гда рассказывал, сам в эту пещеру поверил крепко-накрепко, так поверил, будто отец ему оттуда письмо написал.
  Ромка оглянулся на спящих пацанов и сказал шепотом:
  -Алька, а ты в туалет не хочешь?
  Алька не хотел, но вышел. В коридоре спросил Ромка прямо:
  -Ты что, бежать собрался?
  -А что? Думаешь, не смогу?
  Был бы взрослый на Ромкином месте - отговаривать бы принялся. А Ромка на друга смотрел вос-хищенно, как будто не Алька Травушкин рядом с ним стоял, а какой-нибудь Джек - Стальная Че-люсть.
  -Один точно не сможешь. Я с тобой.
  -Ты?!
  -А чем я хуже?
  -А корпус?
  -Да мы же быстро! Мы еще и к экзаменам вернемся!
  В глазах у мальчишек искрами азарт рассыпался. Тот самый, когда хоть с крыши прыгнуть, хоть на дерево залезть, хоть на войну сбежать - все нипочем.
  -Борку только записку оставить.
  -На фига?!- не понял Алька.
  -А так тебя еще в Мариенбурге полисы схватят.
  -А думаешь, он полисов сам не пошлет?
  -Вообще-то да...
  -Ты бы еще в "Имперский Вестник" написал, что Дегтярев с Травушкиным такого-то числа на фронт едут!
  -Да тихо ты! Все, никто ничего не пишет! А ехать на чем?
  -Не знаю...- растерянно сказал Алька.
  До него еще не дошло, что автобуса с маршрутом "Корпус - Гриндальский лес" для них никто не подготовил. И не подготовит. А пешком даже с картой фиг дойдешь.
  -На машине, может?
  -На какой?
  -Ну не знаю...ездят же в Гриндаль какие-то, да? Продукты же всякие возят?- соображал Ромка, прислонившись к холодному подоконнику.
  -А как мы туда залезем? "Дяденька, подвезите"?
  -Не знаю...ну я что, сто раз в день на фронт бегаю?! Придумаем еще. Не завтра же бежим!
  -Не завтра.- серьезно сказал Алька. - Все равно побыстрей надо. Холодно же....и вообще.
  Под "вообще" подразумевался раненный отец, и то что это имперцы пещеру не найдут, а грин-дальцы могут и наткнуться. Случайно. Фиг его знает, может они про нее сто лет уже знают. Толь-ко про это ни говорить ни думать не хотелось.
  - Ну в будни-то никак...Как мы в город попадем? В воскресенье тогда, что ли...
  -Давай.
  Ромка уже соображал, где самое главное - еду взять. А он, балда, еще над дедом смеялся, когда тот мешками крупу и консервы закупал. По старой привычке запасался дед Гриша всем, чем мож-но, никак не веря, что и тушенка, и сгущенка, и свечи со спичками всегда в магазинах будут. А Ромка его ругал, особенно когда эти мешки тащить с рынка приходилось. И еще прикинул Ромка, что если на выходные не отпустил его Борк, то уж в будни хоть на час, но отпустит. За час можно добраться...нет, час - маловато, надо же еще в подвал слазить так, чтоб дед не заметил.
  -Холодно. - Сказал Алька, переступая с ноги на ногу. - Пошли в спальню?
  -Ага. Я еду достану, - отозвался Ромка.- Короче, будет еда, мне б только в город попасть.
  Уже в спальне Алька за руку друга дернул.
  -Ром, слышишь? У меня деньги есть, так что купим если что, да?
  -Миллионер нашелся... - пробормотал Ромка, засыпая.- Прямо Челсон...Спи давай.
  
  Во вторник Борк открыл классный журнал и увидел напротив Ромкиной фамилии пятерку.
  -Молодец!- от души сказал он на перемене, вызвав Ромку к себе.- Можешь же! Можешь, только лентяйничаешь!
  -Так я знаете сколько учил? - жалобно сказал Ромка.
  -Вот и молодец. Всегда бы так, мать честная!
  -Так все гуляли, а я учил...- еще жалобней сообщил "молодец", подозревая, что ненавистные пра-вила кроме пятерки никакой пользы не принесут.
  -В город хочешь, что ли?- догадался Борк.
  -Хоть на чуток бы, Симон Аркадьевич...
  -Что у вас сейчас? Физика?
  Открыл журнал. Задумался, карандаш покусывая.
  -После химии сходишь, и чтоб до вечерней физподготовки в корпусе был. Хватит?
  -Ура! Хватит, конечно!
  -Как штык чтоб был, - повторил Борк.
  -Конечно буду! Спасибо!
  -Ты мне вместо "спасиба" на экзамене не подведи. Общеимперский, кстати, первым идет.
  Мотнул головой Ромка - не подведу, мол, не волнуйтесь - и за дверь.
  -Батарейки купи, - шептал ему Алька, наливая в пробирку синий реактив.- Я десять рублей дам.
  -Много.
  -Так не на все ж! И пленку, чтоб укрываться - вдруг дождь...
  Реактив позеленел и запузырился.
  -Травушкин, ты что - корпус взорвать хочешь? - крикнул Стоун.- Где учебник твой?!
  -Тут, господин сержант!
  -А мозги где? На то, что в рамочке глянь! А ты что налил?
  -Ой...Я сейчас! Я перепутал...Это вылить куда?
  -На голову себе!
  -А что, правда корпус бы взорвался?
  -И ты, Дегтярев, попробовать хочешь? О кошмар, о ужас, куда я попал - в корпус или к террори-стам? Перчатки надевай, я вам их для чего раздал? Травушкин, возьми в столе чистую пробирку, а этот кошмар отставь.
  -Ты нож посмотри, - сказал Алька, ставя пробирку в штатив.- Хороший чтоб был. Только я не знаю где.
  -Я знаю, возле рынка магазин есть военный. Там точно есть. Там и винтовки были, я сам видел! Воды, воды лей!
  -Террористы... - хмыкнул Стоун.- Вы еще бомбу сделайте для полного счастья.
  -А можно?
  -Все можно. Химия - это вам не цветочки собирать. Вон у западников лет пять назад набор юного химика продавался, для старших классов...
  -И что?
  -Что было-то? Взорвался?
  -Дмитрий Васильевич, ну расскажите!
  -Ну пожалуйста, господин сержант!
  -Вот если вы мне лабораторную не ниже чем на четверки сделаете - скажу.
  -Ну, так нечестно... - вздохнул Алька. - А еще пробирку можно?
  -Опять напортачил?
  -Не, я так...на всякий случай...
  В третьей пробирке раствор наконец-то стал малиновым. Не красным, как у Ромки, но и не желтым, как у Гвоздя. И историю Стоун рассказал - про то, как из того набора можно было на-стоящую бомбу сделать, и на этикетке это писали, интерес к химии, видимо, подогревая. Интерес-но, на что западники рассчитывали - на то, что пацан набор купит, время потратит и бомбу в шкаф положит? Ага, положили. Только не в свои шкафы, а в школьные. А один врагу подсунул, такому же подростку, и спасло обоих то, что бомба не разорвалась, а только дым пошел из коробки.
  -Ну все, побегу, - сказал Ромка, в кулаке сжимая Алькину десятку.- А то на автобус не успею.
  "Два ножа бы" - подумал Алька. "Нас же двое. Наверно, денег не хватит... Блин, надо было еще хоть сколько у мамы попросить! Можно и простой взять, кухонный, так тогда у одного классный нож будет, а у второго фиговый. Ромка, наверно, себе классный захочет - он же бегал".
  Но Ромка в корпус вообще без ножа пришел, точнее прибежал к самой перекличке - Кро-кодил уже отряд построил и канат к потолку подвешивать начал. После физподготовки отдал Аль-ке батарейки, пленку и сдачу.
  -А нож?
  -Нету ножа. Давай на улицу выйдем, пока отбоя нет?
  -Да ну, холодно.
  -Фигня! Я тебе такое расскажу - упадешь! Я же еду принес, она знаешь где? У Борьки! А где еще, я иду и думаю где прятать будем - у меня дед, у тебя мама, а у него в комнате целый склад, коро-бок куча, там слона можно спрятать! Короче, пять банок тушенки, три сгущенки и еще каша греч-невая с мясом - пойдет?
  -А чего сгущенки так мало?
  -От нее пить хочется. А вдруг мы воду не найдем, ты подумай? И так тащить сколько, они же тя-желые, банки!
  -Ну а нож?
  -Да погоди ты с ножом! Там, в военном, детям оружие не продают, разрешение какое-то требуют. А нож суперский был, такой с клинком, рукоятка рифленая, я обалдел! Классный нож...Да ты слушай, что там было!- спохватился Ромка, присаживаясь на мокрую скамейку.- Упадешь!
  Ромка точно чуть не упал, когда в военном магазине Гэрьку Туманова увидел. Гэрька ку-пил бинокль, настоящий бинокль за тридцать рублей, а потом стал к ножу прицениваться. Это ему усталый продавец объяснял, что оружие продается только после восемнадцати лет и то с сертифи-катом из участка, а до этого - ни за какие деньги. Хорошо хоть в магазин толстый дядька зашел, Ромку собой закрыл. А Гэрька продавца выслушал, бинокль в рюкзак сунул и ушел. Кинулся за ним Ромка, а Туманов как сквозь землю провалился.
  -Ничего себе...А ему-то зачем нож?
  -А я знаю?
  -И куда он делся? Он же был на физкультуре, ты ж его видел!
  -Ну там такси стояли, у магазина... - догадался Ромка.- Деньги-то у него были. И зачем ему нож? Он и без ножа психованный какой-то. По географии уже пятую двойку получил, прикинь?
  -Это у Стоуна-то? Да у него и Гвоздь тройбас спокойно получает!
  -Я в журнал глянул. Так он же не делает ничего. Вызовут - молчит. Чего ему еще ставить? Слу-шай, ты хлеба теперь побольше бери - сухари нужны. А приемник у тебя работает?
  -Батарейки слабые, я ж их не менял. А так нормально работал.
  На следующий день спорили - что нужно, что ненужно, даже список составляли. Алька по-сле тех скитаний был готов все взять - палатку, одеяло, подушку, открывалку для консервов, флягу побольше, даже лук захотел сделать.
  -Ты еще весь корпус возьми!- злился Ромка, вычеркивая половину.- Как мы тащить все будем, ты подумал? Я банки пока нес, и то тяжело было!
  После споров в Ромкин рюкзак легли фонарик, приемник, пленка, карта та нарисованная и спички. Спички Ромка в воздушный шарик запихал и ниткой обвязал - чтоб не промокли. А в среду в Им-перском имени маршала Кутепова военном корпусе день открытых дверей наступил. Вернее, два дня. В эти дни корпус посещали все кто хотел, но в основном родители будущих курсантов прихо-дили. Для них вывесили на первом этаже условия приема, их Борк водил по корпусу, кормил в столовой, особо недоверчивых даже в спальни заводил - посмотрите, мол, не на соломе, не на полу ваши детишки спать будут. Ходили и школьники - тоже группой. А если без группы, если просто так пришел мальчишка, то уже старосты обязанность все ему показать и не обижать. Так и вышло, что Борьку Ромка встречал. Показывал ему все, спортзал расхваливал, и про ножи успел намек-нуть осторожно.
  -Есть, - спокойно ответил Борька, дожевывая булочку из корпусной столовки.- У меня этих ножей полно.
  -Может у тебя и пистолет есть?
  Борька замялся, не желая терять репутацию.
  -Может и есть.
  -Врешь!
  -Сам соври. У тебя на пистоль денег не хватит.
  -А ножи хоть почем?
  -А ножи я вам и так дам, - расщедрился вдруг Борька.- Сейчас посмотришь?
  -Как? Не отпустят же!
  -Да кто там заметит! Столько людей, а тебя одного искать будут?
  -Здоров, Борь. Чего вы тут? В актовом зале кино показывают.
  -Да вот, твой кореш на самоволку нас подбивает, - ответил Альке Ромка.- Говорит, в суматохе этой сдернуть можно, ножи посмотреть.
  -Ну а что? Мы ж быстро! Алька, давай!
  -А если заметят?
  -Не заметят, - решился вдруг Ромка.- Только так - или идти или трепаться! А то кино закончится, Борк будет по корпусу скакать...
  -Это я, что ли, треплюсь? Пошли! На фронт бежать не боитесь, а тут задрожали...
  -Ромыч, ты что - сказал ему?!- шепотом спросил Алька.
  -Ну сказал. А ты как думал? Надо ж было объяснить, чего это мы у него еду прячем...
  Повезло пацанам - и ворота открыты были, и сторож не окрикнул, и трамвай быстро подо-шел, будто их и ждал. Приехали, и от удивления рот открыл Ромка- первый раз он видел, чтоб в обычной комнате столько всего помещалось! Коробки какие-то одна на другой, мешки, пакеты, одежда нераспакованная....
  -Это у тебя что?
  -Мама торгует, я же говорил, - объяснил Борька, проходя между коробками.
  -И шоколадки! Ни фига себе, Алька, глянь! Это что, вся коробка шоколада?!
  -Ага.
  -Везучий! А нам дай, а? Ну хоть одну!
  -Нельзя. Это ж товар....Я как-то взял, так мамка знаете, как отлупила? - вздохнул Борька.- Не, па-цаны, никак нельзя. Вот, такие пойдут?
  Два ножа были не такими красивыми как в магазине, зато острыми. Плотный картон разре-зал Борька, потом деревяшку стругать начал.
  -Ну как? Классно?
  -А чего у него такая ручка? Самодельная что ли?
  -Охотничья. Из рога горной косули, поняли?
  -Давай, - быстро сказал Алька.
  Подумаешь, магазинные! Пусть их пижоны покупают!
  -А ножен у них нет?
  -Ромыч, откуда?!
  -Хотя бы в тряпку завернуть. Что мы, так и пойдем?
  -А чего? Всех бандитов распугаете!
  Тряпку Борька все же дал, и даже по пачке "непродажного" печенья вынес. Вернулись в корпус втроем, и вовремя - Крокодил на Ромку подозрительно глянул.
  -Ты куда пропал, Дегтярев?
  У Ромки одна проблема - как бы ножи из-под майки не вывалились. Куртка расстегнется - и все.
  -Так мы шпаков водили, господин сержант! Корпус показывали.
  -Что за выражения, Травушкин?! Не шпаки, а ваши будущие товарищи! Все в порядке, парень?
  Борька кивнул, торопливо прожевывая печенье.
  -Смотрите мне, медноголовые!
  Повернулся. Ушел, чеканя шаг как на параде. И форма парадная, отглаженная.
  -Строго тут у вас...
  -Нормально, Борь! Это он сегодня такой. Ты и правда к нам давай, а?
  -Не знаю, мамка, вряд ли разрешит. Она меня в торговое хочет запихнуть.
  -А ты скажи нет, и все! Что она, убьет тебя?
  Борька пожал плечами. Булочки в корпусе ему понравились, а вот дисциплина - не очень. В торго-вом хоть в город когда хочешь выпускают...
  -А вы на чем поедете?- быстро спросил он.
  -Куда?- не понял Алька.
  -Ну в Гриндаль, куда еще?
  Алька беспомощно посмотрел на Ромку.
  -На машинах, наверно, да, Ром?
  -На попутках, - поправил Ромка. - А чего?
  Борьке все равно было - на попутках, на истребителях или на воздушном змее пацаны полетят, он и спросил только затем, чтоб про корпус не говорить. Но после его ухода Ромка задумался. По-путки? Классная идея, совсем как в кино. Но там взрослые путешествовали, и платили за это. Бес-платно могут довезти, а могут и послать куда подальше.
  -Алька, а в Гриндале машин больше чем тут?
  -Ты чего?! Наоборот!
  Ага. Значит, до самого Гриндаля можно и доехать, а дальше как? Пешком? До леса, в котором Ромка ни разу не бывал? Да их по дороге сто раз застрелят...
  -Ром, ты котлету будешь есть?
  -Не буду, бери...
  -Точно?
  Ромка лениво ковырял вилкой длинные макароны. Есть не хотелось. И голова болела- то ли от мыслей, то ли еще от чего.
  На другом конце стола макароны не ели. Там вообще непонятное творилось - не то громкий спор, не то тихая драка.
  -...Да правда же! Мне Изюм говорил! У него брат...
  -Трепло твой Изюм! Нельзя!
  -Спорим?!
  -На десять рублей спорь! Слабо?!
  -Саня, разбей! Замазали!
  -А спрашивать потом с кого - с Изюма?
  -С меня! Я у мамы попрошу, она даст!
  -В кино обезьяны с человека ростом - тоже веришь?
  -Да иди ты! То обезьяны, а то поезд!
  -Один фиг!
  -Не один! Изюмов брат говорил...
  -Лапшу он тебе вешал! Нашел, кому верить!
  -Честно!
  -Ты хоть брата этого видел? Да Изюм сам тебе наврал, понял?!
  -Ё-мое, что за шум?!- рявкнул Крокодил. - Вот же перепончатые, на минуту вас не оставить! Со-колов, что случилось? Разбой? Пожар? Землетрясение? А чего ты тогда орешь как потерпевший?!
  -Да я...
  -Трепач он, господин сержант!
  -Нет, это у Изюма брат трепач, а мы кино видели, а он...
  -Соколов, ты что - двойников наделал? Все молчат, Соколов рассказывает! Ясно?
  -Так точно!
  -Короче, мы в воскресенье кино видели, "Знак Огня", про грабителя, ну он типа грабитель был, а на самом деле благородный, а шериф там козел такой... - торопливо рассказывал Витька Соколов.- Ну вот, типа там эти, которые за шерифа, за Тони бегут, а Тони от них, а в салуне засада уже, а по-езд...
  -И не так! Там сперва собака была, а потом поезд!
  -Бакулин, по наряду соскучились? Продолжай, Соколов. Только не ори.
  -А я и не ору, господин сержант! Я тихо! Вот, а он когда от собаки убегал то на поезд, а поезд в Мексику ехал, а Тони такой раз - и на крышу, по вагонам, а за ним этот гад Сандерс, а Тони с по-езда ка-ак прыгнет!
  -Брехня!
  -Наряд на кухню, Бакулин. Я предупреждал.
  -Все равно брехня! Не может человек так прыгнуть!
  -Господин сержант, ну скажите что может!
  -А Изюм тут при чем? Это какой Изюм - Данил из шестого, что ли?
  -Ну да, у него брат путеец, он типа говорил, что хоть кто может прыгнуть и ничего ему не будет.
  -Вот и пусть сам прыгает, раз такой умный. У актеров тренировки специальные, там всякому учат. Понятно? Все, разошлись. Соколов, собери макароны с пола. А еще раз увижу драку - оба в карце-ре ночевать будете.
  Алька вытирал кетчуп с майки (Витька в Андрюху целился, да промазал).
  -Ромка, слушай! Мысль!
  -Чего?
  -Пошли со мной к "шестакам", ладно?
  -Сейчас?- вяло отозвался Ромка.- Не, не могу...Не хочу...
  -Почему?
  -Чего-то фигово мне, Алька...
  Потрогал Алька лоб друга, и ахнул.
  -У тебя же температура!
  -Тихо ты! - зашипел Ромка, грозя кулаком. - Нет у меня ничего! Само пройдет!
  -Тебе в медпункт надо, Ромыч. Ну хочешь, вместе пойдем? Таблетку выпьешь...
  -Не хочу! Врач же в карантин загонит, скажет неделю лежать! Ты что, забыл?! А мы тогда что?
  -Ты хоть полежи, - беспомощно сказал Алька. - Ты просто полежи, а я таблетку найду. У меня точно есть...
  В рюкзак мама сама укладывала всякое - йод, бинты, зеленку, от кашля пастилки, от...ага, вот эта зеленая от температуры!
  -Пей, Ромыч.
  -Гадость...
  -Знаю. Зато полезная, -сказал Алька почти с маминой интонацией.
  -Гадость, - повторил Ромка, укрываясь одеялом.- Ты куда?
  -Я сейчас, Ром! Я одно дело узнаю, и прибегу, ладно?
  На четвертый этаж Алька с неохотой поднимался. Слышал он уже все корпусные легенды-про то как "шестаки" с "пятаками" до крови бились. Сейчас вроде не дерутся, а все же страшно. Надо было хоть Гвоздя, хоть кого из своих позвать!
  В спальню Алька заходить не стал. Дверь открыл и еле успел голову отдернуть - грозные "шеста-ки" подушками дрались.
  -О, а это что за виденье к нам нагрянуло? По чью душу?- удивился "шестак", спрыгивая с койки.
  -Здрасьте...- тихо сказал Алька.- А Изюма можно?
  -Во! К тебе, Даня! В гости!
  -Кому Изюм, а кому и Данила Сергеевич... - лениво отозвался длинный парень в камуфляжных трусах. - Чего надо?
  -Поговорить...
  -Ну и поговори. Дверь закрой, дует. Так чего тебе?
  Алька совсем растерялся. Он-то думал, что Изюм к нему выйдет, а вышло совсем наоборот - сам Алька стоял в чужой спальне и кое-как, сбиваясь и повторяясь, пересказывал историю про поезд.
  -Ну?- еще ленивей спросил Изюм.- Ну, было дело. Колька сам так прыгал. И я прыгал. Тебе-то что?
  Вздохнул Алька, смелости набираясь, и попросил:
  -Научи, а?
  -Чего-о?! Не, пацаны, я фигею с этих пятаков! Малый, тебе тут цирк, да? Так можно и с тебя кло-уна заделать, это мы мигом!
  -Пожалуйста! Ну мне надо, очень!- взмолился Алька.
  В наивное "пожалуйста" верил Алька больше чем в Изюмовы кулаки. Ведь не звери же они, не бандиты - свои, корпусные ребята! Но откуда-то дрожь подступала, мурашками тело взьерошивая. И совсем некстати на угловой койке увидел он легендарного Тигренка- пацана, который перед дракой левую руку к спине привязывал. Так и выходил - с одной правой.
  -Погоди, я тебя знаю...- сказал Тигренок.- Точно! Ты Травушкин, да? Батя у тебя пилот?
  Алька кивнул.
  -Да расскажи ты ему, Изюм. Жалко, что ли? У меня батя механиком был на ФС-первом, по здоро-вью сняли - гордо сообщил он Альке.- Радченко фамилия, не слышал? Антон Радченко.
  -Нет. Я тогда маленький был, когда первый пускали - сказал Алька, будто оправдываясь.
  -Разойдитесь, - приказал Изюм. - Мне место нужно. Вот, скажем, кровать-это поезд. Учись, малый, пока я жив...
  Алька учился старательно, до самого отбоя.
  -А зачем назад выгибаться, я же вперед прыгаю?
  -Затем! Инерция, понял? Ты прыгнешь, а ноги тебя сами понесут. Если назад выгнулся, то понесут вперед. Ну нос расквасишь, ну упадешь - фигня. А если вперед - все, кранты котенку. Зарик, Фи-ма, а ну качайте кровать! Качайте с двух сторон! Сильнее! Помогите им. Поезд едет, блин! Вот те-перь прыгай, чемпион...
  Алька прыгал на холодный пол, вставал и снова прыгал, пока Тигренок тоже так не захотел. И Изюм прыгнул. И Зарик. А потом пришел Борк.
  -Мать честная, вас что - отбой не касается? Отдельное приглашение? А ну живо по койкам! Тра-вушкин?! Ты что, отряды попутал?
  -Я в гости, Симон Аркадьевич...
  -Вы меня в гроб загнать хотите? В том году морды друг другу били, а теперь гостюете по ночам! Артисты, е-мое! Марш к себе! Через пять минут и вас проверю!
  
  На бегу майку снимая, бежал Алька. Добежал, получил уже от своих подушкой, крикнул: " Атас! Борк идет!" и под одеяло плюхнулся. А Ромка спал уже, двумя одеялами и курткой укры-тый. И на тумбочке у него россыпь таблеток лежала, а кто-то даже йод поставил, чтобы жадиной не прослыть.
  Утром Ромка согласился, что идея классная, что поезд ничем не хуже попуток. И голова у него уже меньше болела, только носом шмыгал он, да ветровку не снимал. А Борька через забор карту железных дорог перебросил. И на ней пацаны увидели поворот - прямо возле леса.
  -Смотри, Ромыч!
  -Ага...
  -Тут поезд поворачивает, да?
  -Он, по идее, притормозить должен... - задумчиво сказал Ромка.- Вот когда тормознет, тогда и прыгать будем. Главное - не бояться, вместе прыгнуть.
  -Вот бы еще узнать, какой поезд до Гриндаля едет.
  -Узнаем. На вокзале же расписание есть. Как раз в субботу пойдем и посмотрим.
  Но в субботу ни на какой вокзал не попали мальчишки. Только из корпуса вышли, еще до остановки не дошли - дождь хлынул, да еще и автобуса долго ждали. Алька ничего, вымок только весь, а Ромка дрожал, и в ветровку уже не кутался, потому что бесполезно было. Доехали они до самого рынка, а там-вниз, к деду Грише. Тот, увидев, ахнул, чайник бросился кипятить.
  -И черти ж вас в такую погоду понесли! Не сами вы пошли! Видите тучи, ну и сидели бы в при-юте! Ромка, а ну быстро все снимай! Алексан, чего стоишь? Ты тоже! На веревку вешайте, там в шкафу сухое надевайте. Я сейчас вам чаю с медом согрею....И носки наденьте! Они там, на ниж-ней полке, вязаные...
  Ромка надел все, и под одеяло улегся.
  -Ты чего, Ромашка? Спать собрался? Иди чаю попей, горяченького...
  -Не хочу. Я потом, деда...Я полежу, - отозвался Ромка.- Холодно...Ты бы печку затопил лучше.
  -Так топил же! С самого утра топлю! А ну, давай температуру смерим!- спохватился дед.
  Алька уже сидел на кухне, переливая чай в блюдце.
  -Алик, а ну пригляди тут! Я к Верке, за молоком!
  -А с Ромкой что?
  -Температура! Тридцать девять и пять! Ох, наказание...Я быстро обернусь, ты только за калиткой посматривай.
  -Это ничего, фигня....-сказал Ромка, высунув голову из-под одеяла.- Альк, дождь идет? Ты не ду-май, я завтра уже выздоровлю! Пойди на вокзал, а? Мы ж так про поезд и не узнали. Там прямо возле кассы расписание висит, одно для пассажирских, другое для товарняков. Ручку возьми, за-пиши, понял?
  -Конечно, понял.
  -Не перепутай, лучше все пиши. Алька, ты куда?
  -Никуда, тут я! Ты выздоравливай только!
  -Да фигня! Завтра поедем, не бойся!
  Хлопнула дверь- дед Гриша с бидоном в руке прямо к внуку прошел.
  -Ну как, Ромашка? Не легчает? Ты лежи, пропотей как следует. Я молока сейчас с медом закипячу, знаешь оно какое полезное? Сейчас, это я мигом, первое дело от простуды молоко-то...
  Суетился дед, молоко на кухне разливая. Ругался, лужи подтирал, и лез в холодильник, тут же за-бывая зачем.
  -Ёк-макарек, да куда ж мед делся? Тут вот только же стоял! Алексан, не видел банку?
  -В холодильнике, наверно.
  -Точно! Вражья сила, а я-то в шкафу ищу! Ну сейчас мы его с молочком и размешаем. А где лож-ка?
  Алька вышел на балкон. Подставил руку под холодные струи, крутанул штурвал, сел в кресло-качалку и представил, как здесь сидит дед Гриша. В грозу и в дождь так же штурвал крутит, и чув-ствует себя, наверное, мальчишкой, и не задумывается что будет, если вдруг-молния...
  -Алексан, ты куда пропал? Иди пей, тебе тоже не помешает!
  Нехотя глотал Алька обжигающе-приторное молоко. А потом, чтоб не будить заснувшего Ромку, за книгой на полку полез.
  -Беда... - жаловался дед невидимому собеседнику.- Говорил я ему - одевайся теплей, а он что? Все форсит, понимаешь! Выпендривается! И свитер не заставишь надеть, и зиму всю без шапки - разве можно?
  На пол упал разрисованный Киплинг. И пять совсем маленьких книжек-раскрасок.
  "Вовка тоже Киплинга любил"- вспомнил Алька.
  -Я пойду.- сказал он шепотом деду.- Вы Ромку не будите, пусть спит.
  -Куда спешишь? Я бульон варить поставил, может, вместе бы и поели.
  -Не могу, Григорий Власович. Дома мама тоже волнуется...
  Обуваясь, из-за двери Алька вытащил Ромкин рюкзак. И не домой пошел - на вокзал.
  Расписание действительно висело. Конверт, ручку и тетрадку купил Алька тут же - в киоске во-кзальном. И присел на корточки, старательно выводя буквы.
  "Прости, Ромка! Я тебя не бросил, но я один поеду. Ты деду нужен. Выздоравливай и не ругайся. Я быстро папу найду, и мы приедем, сам увидишь какой он классный..."
  Конверт отправился в почтовый ящик. Удобно на вокзале - все под рукой!
  После расписания Алька глянул на часы. Товарняк подходил сегодня. Станции - Дубровка, Старый Стан...о, Гриндаль! Через два часа отправляется. В автобус переполненный залез Алька, и во двор пробирался тайком, чтоб соседи не увидели. Только в подъезде пришла в голову мысль - а может, Борьки дома нет? И даже захотелось, чтоб не было, захотелось пойти домой, а в понедель-ник обратно в корпус, пока Ромка не выздоровеет. Но Борька на площадке стоял с мусорным ве-дром, и догадался сразу, спросил: " За вещами?". Алька кивнул. Тут же на площадке переложил половину еды и вещи, а Ромкин рюкзак отдал Борьке.
  -Пусть полежит, ладно?
  -Пускай. Алька, а ты не боишься?
  -Вот еще!- гордо сказал Алька.- Чего бояться? Я быстро!
  -Так война же...я бы не поехал, - признался Борька, усаживаясь на ступеньки.- А Ромыч где?
  -Он...ему нельзя. Я сам. Ну, пока? Только маме не говори.
  -Ты патронов привези, ладно? У меня на них уже три покупателя. А карабин можешь настоящий?- заторопился Борька, пожимая Алькину руку.- Ты там осторожно, ага? А "Дакар" можно я возьму покататься?
  
  По дороге на вокзал Алька думал о разном. О маме, о том, что Борька совсем приключений не любит, о переполохе, который в корпусе начнется. По спине больно бил рюкзак, но все равно затея с побегом казалась игрой, пока не увидел Алька настоящие вагоны. Слишком настоящие. Это и был товарняк, и растерялся Алька, на цистерны глядя. Куда залезать-то?! Тут цистерны, там дальше вагоны, но закрытые, да еще и дядька в форме рядом ходит. Эх, был бы Ромка, он бы что-нибудь придумал!
  Но Ромки не было. И Алька дальше пошел, вдоль поезда, который казался ему бесконечным. Ух ты, еще одни вагоны! Эти уже без крыши, только дно и борта. И лесенка по бокам. Охраны нет. Залезть?
  От гудка вздрогнул Алька. Показалось ему, что это товарняк отправляется. И полез он, на узкие ступеньки ногу ставя. До бортов долез, ногу перекинул, стал на что-то и показалось - упадет сей-час! Отдышался. Осторожно вторую ногу подтянул. Прыгнул вниз, больно ударился локтем обо что-то деревянное. Это рюкзак виноват, это он вниз потянул!
  Мимо товарняка прогрохотал испугавший Альку пассажирский поезд. И захотелось уже поскорее поехать, чтоб никто не догнал, не уговорил. На деревянную катушку сел Алька, ноги в промежу-ток свесил. Их тут много было, катушек, все большие, но стояли неплотно. Сидеть было удобно, только вот есть хотелось.
  Рюкзак на вторую катушку положив, достал Алька сухарь. Только грызть начал - шатнуло, если б за борт не ухватился, точно вниз слетел бы. Сухарь упал. Ну и ладно. Едем? Правда, что ли? Ура!
  Все время за борта держаться было неудобно, руку тянуть приходилось. И Алька, осмелев, стал прямо за катушки держаться. Были они гладкие, теплые, и стояли как надо - даже не шатались. Только грохотало сильно, не то, что в пассажирском поезде. Через десять минут Альке вообще за-хотелось ни за что не держаться, обеими руками уши закрыть. А потом из рюкзака достал он фля-гу - старую, отцовскую, с табличкой на боку: "Максим Травушкин, пилот первого класса". Пил воду, лимонной кислотой приправленную - это Ромка посоветовал, чтоб меньше пить хотелось. А на катушки можно было и лечь, только тогда не видно было куда едешь. Боялся Алька Гриндаль проехать, оттого и крутил головой во все стороны. Но вокруг было одно и то же - насыпи, деревья, кустарники. Скучно...Даже поговорить не с кем...
  Задремал Алька, а потом и вправду на катушки лег, рюкзак от бортов отодвинув. А про-снулся от тишины. Вскочил, головой помотал, глянул - стоит поезд. Вокзал незнакомый, путейцы ходят, и впереди грохочет что-то. И тут Альке в туалет ужасно захотелось. Терпел он терпел, а по-том не выдержал - в промежуток свое малое дело сделал. Только штаны застегнул - поезд тронул-ся. Хорошо, что не раньше, а то летел бы Алька вниз головой прямо на свое хулиганство.
  Вместо деревьев теперь были поля. На полях коровы паслись, а однажды вылетела черная кудла-тая собачонка и облаяла поезд. Алька на нее даже прикрикнул - куда мол, балда, лезешь, жить на-доело? Банку из-под тушенки пришлось тоже в промежуток выкинуть. Боялся Алька - вдруг в тех вагонах, что с крышей, едет кто-то? Вдруг заметит?
  На вокзалах были надписи, по ним Алька ориентировался, прикидывал, далеко ли до Гриндаля. А ночью доски совсем остыли, и на стоянках Альке чихать хотелось, еле сдерживался. Самым страшным казалось сейчас заболеть, как Ромка. И хотя экономил еду, но банок внизу уже стало три, когда ел - не так страшно было.
  На одной из стоянок Алька убедился, что тетрадку он взял не зря. И почему в походах и побегах никогда о туалетной бумаге не думается?
  -Отцепляй, Петрович!
  -Сейчас! Эти два оставляем?
  -Да, их без перекура переть будем.
  -Туда, что ли?
  -А куда же еще?
  -Рисковый ты, Минька! Всех денег не заработаешь.
  -Было б у тебя трое спиногрызов, ты б и к черту на рога полез.
  -Так стреляют же!
  -Всех не застрелят, кто-нибудь да останется.
  "Скоро уже" - понял Алька. "Скоро Гриндаль. И папа. Интересно, что он скажет, когда меня уви-дит? Отругает, наверно. Сначала отругает, а потом все равно обрадуется".
  А поезд ехал быстро, так быстро, что Алька даже испугался - вдруг не притормозит? И так пры-гать страшно, а на полном ходу еще страшней. Но нет, притормозил на повороте.
  Сейчас!
  Вниз полез Алька, вцепившись в железные перила. Поезд шел медленно, но все же шел.
  Прыгать или остаться? Узкая площадка вдруг показалась самым надежным местом в мире. Ос-таться, залезть в вагон, а там уж как-нибудь...
  А отец?!
  Рюкзак упал на насыпь. Все, поздно теперь отступать. Выгнул спину Алька, как Изюм учил, стал на площадке по ходу поезда и прыгнул.
  -Мама!!! - кричал мальчишка, пытаясь остановиться.- Ой, мамочка!
  Упал на острые камни, вниз покатился. На щебенке съежился беспомощным клубочком. Из носа на ободранные колени капала кровь. Потрогал нос Алька, ойкнул, вверх посмотрел. Живой вро-де...Это я оттуда прыгнул, что ли?! Ничего себе!
  Хромая, побрел Алька назад - рюкзак подбирать. Карту достал, пригляделся. Где там сопки? Лад-но, разберемся. Здорово, Гриндаль, давно не виделись...
  
  Шел не спеша, все время с картой сверяясь. К носу прикладывал листья, чтобы бинт не трогать. И уснул на дереве, как тогда, в первый раз. А, проснувшись - испугался вдруг, что на физподготовку опоздает.
  -Ой, чего сейчас в корпусе... - подумал вслух Алька.- Наверно, Крокодил орет? Конечно, орет. Наверно, меня в Мариенбурге ищут, а я тут...
  И в Гриндаль пришла осень - пусть не такая скороспелая как в имперской столице, но ут-ром уже было холодно, и пить почти не хотелось. Чтобы согреться, шел Алька быстрее, руками размахивал.
  Сейчас все в столовую пойдут. А потом - на уроки. А может, уроков не будет, раз побег? А вдруг его, Травушкина, после побега обратно не пустят? Тогда-то как? Да нет, ну должны же по-нять! Ну он же не за мороженым сбежал, а за папой! Мало ли что его ищут...Они про пещеру не знают, могут и сто лет искать. Эх, надо было Борку сказать про пещеру! И сидел бы Алька сейчас вместе со всеми, борщ хлебал! Горячий такой борщ, с фасолью...Алькин любимый...
  И сам того не замечая, трогал Алька нашивку на правом рукаве ветровки. Он ведь так и сбежал в казенной одежде, времени не было переодеваться, хотя дома лежала заранее приготов-ленная спортивная форма. Белый орел с мечом в когтях - давняя эмблема корпуса, с доимперских еще времен. Раньше, говорят, и пуговицы на мундирах с эмблемами были. Это еще когда сами мундиры удобными ветровками не заменили.
  
  А в корпусе утром не только Альку - двоих недосчитались. И пока Борк гадал, что может быть общего у Туманова с Травушкиным, Гэрька тоже ехал в Гриндаль. В грузовик забрался, сре-ди мешков с мукой скорчился и тут же щелкнул узким лезвием, отпарывая ненавистную нашивку. Не Гэрька он теперь был - Гараван. Гараван Тум, последний из рода Тумов. И по лесу шел он уве-ренно, потому что родился здесь и вырос. Не в военном городке, как Алька, а прямо здесь. В Гриндале, о котором никто из имперцев не знал.
  Свобода! Нет больше проклятых имперцев и тупых уроков! Сто раз по сто проклял Гара-ван тот день, когда с шеи у убитого имперца сдернул он сертификат. Был имперец ровесником Га-равана, всего и требовалось - имя с фамилией чуть подправить. Старейшины ничего не сказали. Последний в роду Гарра, ему и решать, как спасаться. Но не за спасением ехал он к врагу, не для того чтоб скрыться, а чтоб хитростью вызнать, чему их там учат. В обычную школу еще до войны ходил Гараван, а оказалось что и в корпусе та же школа, только в город без разрешения не выйти. Глупые жирные имперцы! В первый же день нашел Гараван лазейку, и в Мариенбурге был, когда хотел. Самое трудное не уроки - попробуй сдержись, когда учитель твердит про имперские земли и тычет поганым пальцем в Гриндаль! Сколько раз за ножом в карман лез Гарра, чтоб по законам предков поступить, да останавливался вовремя. В кармане-то кроме ножа деревянный кругляш лежал. "Кхорд" - называли его гриндальцы. Хранитель. От отца к сыну переходил кхорд, и потеря его была позором для рода. Кому передаст его Гараван, если сейчас заколет этого недоумка? Кого научит, как с кхордом обращаться, как молиться Единому, как новогодним пеплом присыпать кхорд, чтобы удача дом не покидала? По возрасту и Гаравану того знать не полагалось, да отец, видно, почуял что-то. В тот самый вечер все и рассказал...
  Гарра прикоснулся к твердолисту и повесил на него полосу от майки. Больше дать было нечего, но знал он - далекий родич не обидится. В тот вечер ягоды твердолиста мать замешивала в тесто - готовила лепешки старшим братьям. Гарра сидел у очага и шевелил ветки - уж очень нра-вилось ему на россыпь искорок смотреть. Добрыми человечками казались они ему, а если кусали иногда ладонь - так это же не нарочно.
  -Ты зачем Муная дразнишь?- спросил отец, присаживаясь рядом.- Обидится - дом спалит.
  Гарра поспешно бросил ветку в огонь. Мунай - грозный дух огня, только Гарра его и не думал злить.
  -Я не дразню, я с детьми его играю...
  -Что - хочешь, чтоб в гости пришли? Глупый ты еще, Гарра...Не до игры сейчас. Слушай теперь внимательно.
  Тона не меняя, слово-обращение сказал отец. И на ладони его Гарра кхорд увидел.
  -Зачем?!
  -Из-за гор опять пришли. Гнать надо. Уходим мы. Ты остаешься. Вдруг случится что...Ты млад-ший, пусть кхорд и тебя знает.
  Кхорд повиновался каждому отцовскому слову. А вот с ладони Гаравана соскальзывал, слушаться не хотел. Только когда пригрозил его отец Мунаю отдать - успокоился. Но и то на ла-дони грелся, и вскоре казалось Гаравану, что не деревянный кругляш он держит, а подкову раска-ленную. Но он терпел, не крикнул, слезинки не выронил. Зубы стиснув, слушал отца, а тот объяс-нял, как жить, откуда дрова брать, к какой родне за помощью пойти. Выслушав, за дверь кинулся - будто бы в туалет. Руку в бадью с водой опустил, выругался тихо, на кхорд глядя: "Ууу, гад! Вот уйдет отец - точно отдам Мунаю! Думаешь, пожалею?!"
  Кхорд прикидывался деревяшкой-это он здорово умел. Но в кармане притих, и по пальцам обож-женным сначала холодок пробежал, а потом и вовсе перестали они болеть.
  -Извиняешься?- догадался Гарра. - А вредничал зачем? Эх ты, а еще предок...
  Сказания говорили, что на месте всех Зеленых Гор когда-то была одна большая Гора. Но небесный гром за гордость поразил ее, и рассыпалась гора на обломки, и каждый обломок выбрал, кем быть ему - духом ли, человеком, или Хранителем - кхордом. И по дороге домой думал Гарра, что его кхорд из самого гордого осколка родился.
  Утром Гарра как обычно за водой отправился. Спешил, хотел отца и братьев до отъезда увидеть, а Хранитель вдруг из кармана выскочил и на дно упал. Три раза в холодную воду нырял мальчишка, плакал, последними словами обзывал предка. На четвертый раз негнущимися пальцами схватил кругляш и домой побежал, половину воды из ведер расплескав. Грохот ему послышался, да не по-нял Гарра отчего бы быть грохоту при ясном небе. По пути встретилась ему соседская девчонка Анния и крикнула: "Не ходи, Гарра! Не ходи туда!". Но еще быстрее бежал Гараван, пока не уви-дел, как ковер, матерью береженный, медленно на землю опускается. Двух бомб с истребителя хватило, чтобы от большой многоголосой семьи один последыш остался. И очаг уцелел, но в нем вместо мудрого Муная Тог плясал - военный огонь...
  Старейшины накормили Гаравана, не дали пропасть. Но вместо лепешек просил он нож и твердил о мести, а такие просьбы для гриндальца священны. С ножом он вышел из леса и убил первого имперца. Имперского мальчишку, испуганного и чумазого. А потом сам решил попасть в корпус. Знать бы, что там никаким военным секретам не учат! Сколько времени даром прошло! Его родичи воевали, а Гарра с детьми врагов за одним столом сидел! Рыжие волосы и голубые гла-за - вот что ввело имперцев в заблуждение. Они-то думали, что все гриндальцы темные как обго-ревший твердолист! А на самом деле самые первые племена, которые с чужаками не торговали, такие и были - рыжие, веснушчатые, голубоглазые. Кроме Тумов еще племя Каяра такое, а вот у Махов, откуда родом симпатичная Анния, волосы уже потемнели...
  Не было с собой у Гаравана ничего, только веревки кусок да нож, да еще сухарь в кармане. Без еды две недели можно прожить, это имперцы привыкли брюхо растягивать. Но повезло ему - жа-лобный крик услышал, бросился в кусты, а там силки проволочные, неведомо кем поставленные. В силках заяц бился, кричал совсем по-детски. И вскоре Гарра перед сухими ветками кхорд дер-жал.
  -Ну, давай!- попросил он.- Ну помоги!
  Неохотно нагревался кхорд, но в ветки маленькая искра все же спрыгнула. А когда запылал кос-тер, кхорд на дереве вдруг оказался. Лежал в развилке, холодный и жесткий, только что не ворчал: "Вот еще чего - Мунаю помогать! Огню! Врагу вековечному! Еще бы в кузницу меня отнесли - угли раздувать!"
  -Не сердись, - тихо сказал Гарра.- Я же для дела.
  С одного бока пропеклась зайчатина, а с другого сыровата. Лучший кусок - Единому, у костра ос-тавить. И не беда что ночью его звери утащат, Единому не мясо - почет нужен. А кроме почета - чтоб не зажирел воин, чтоб делиться привыкал.
  Прежде чем есть, на кхорд глянул. Отец бы живо с ним управился. У отца он и в кармане не лежал - сам появлялся когда надо. Потому и старейшины ему завидовали, предсказывая роду Тум слав-ное будущее. А сейчас Гарра глава рода, да радости от этого никакой...
  Перед сном подумал вдруг Гарра, что если бы все кхорды вместе собрались, то тут бы захватчикам и конец пришел. Почему же не собираются?! Неужели не понимают, что наглые имперцы как блохи- с ними воюешь, а они снова лезут! Лезут и будут лезть.
  Единый дал нам для жилья горы и лес, для пищи зверей, рыбу и все что в лесу растет, а чтоб не замерзли - угля не пожалел. А у этих, толстопузых, угля мало. Так им и надо. И еще за кровью земли лезут, сволочи! Выкачивают ее, темную от горя и позора, увозят к себе, и стреляют в тех, кто еще не продался за сладкую жратву и тряпки, кому умереть легче, чем предать Зеленые Горы. Имран, пятый брат, по секрету рассказывал, что где-то в горах собираются мальчишки в отряды, и отважные командиры учат их воевать. Найти бы! Дойти до своих, попроситься в такой отряд, из карабина имперского научиться стрелять - пусть подохнут, собаки, пусть подавятся своими же пу-лями! За родителей мстить, за братьев с сестрами, за дом разоренный!
  "Найдется, кому мстить"- говорил тогда Марион, старейший из уважаемых. "Война не для юнцов, вам жить еще, след на земле оставлять". Промолчал Гараван. Помнил он, как за неделю до бом-бежки разговор матери с соседкой подслушал. Думал - на радость, оказалось - на горе. Ведь если бы не бомбежка, недолго быть бы Гарре меньшим в роду...
  А утром пошел дождь. И крупным каплям было все равно, на кого падать. Алька, в пленку закутавшись, брел по лесу почти наугад - карту пришлось спрятать, чтоб не намокла. Чаю бы сей-час... Или одеяло... Или в корпус, на кровать с ногами залезть.
  К кроссовкам прилипали листья. Алька шаркал ногами по веткам, пытаясь счистить грязь. По-скользнулся. Схватился за дерево. Ветер рвал пленку из рук, и Алька сам себе казался не то про-стыней, не то парусником. Вот бы и правда летать! Долететь до пещеры, чтобы раз - и готово!
  А шнурки развязались - всегда у Альки со шнурками были проблемы, даже если мертвым узлом он их затягивал. И шел он, под ноги смотря, пока не заметил, что посветлей в лесу стало.
  Голову поднял - нет леса! А впереди не то горы, не то и впрямь сопки долгожданные.
  -Ура!- негромко крикнул Алька.
  Он, конечно же, побежал, забыв про шнурки и пленку. И устал раньше, чем до кустарника дотро-нулся. На склоне росли колючие кусты с зелеными листьями, только уж очень много их было.
  Палку подобрал Алька, в куст потыкал. Да разве так найдешь пещеру! Самому пришлось лезть, руки в кровь обдирая. Четыре неправильных попытки было у Альки, а в пятый раз изо всех сил он рванулся, карман на ветке оставляя. Вот он, коридор!
  -Па, ты тут?! Это я!
  Тишина. Фонарик достал Алька, щелкнул рычажком. Старый матрас лежит в углу, стол, коробка- все как было, а отца нет.
  -Папа... - еще раз позвал он.
  Никого. Сел тогда Алька на матрас и заплакал. А потом огарок свечи в коробке нашел. Зажег ее, на стол поставил, слезы рукавом вытер. Лучше уж в пещере ночевать, чем на мокром дереве. А может, по радио про отца что скажут?
  На отломанную антенну смотрел Алька почти равнодушно. Это во время прыжка она отломалась. Теперь вместо передач - шипение да треск. Сильный треск. Эй, это не от радио!
  Вскочил Алька, нож в руке зажал. А в пещеру уже лез кто-то, сопя и ругаясь.
  -Кто там?
  -Алька!!! Чтоб тебя! Ты, что ли?!
  -Папаня!- завизжал Алька, бросаясь на шею бородатому исхудавшему Максиму.- Папка! Родной! Я тебя так искал, я знал, что ты тут, честное слово знал, я за тобой приехал!
  -Осторожно, - охнул Травушкин, пряча правую руку в карман. - Откуда ты?! А мама где? Вас же вывезти должны!
  -В Мариенбурге мама, - торопился Алька.- Нормально она. А я в корпусе был, у Борка, учился там, а потом за тобой поехал! Здорово, что я тебя нашел, правда? А ты где был? А у меня тушенка есть, и сгущенка - хочешь?
  -Да погоди ты...- еще не верил Максим. - Ну, Алька, ну даешь! Сам приехал?! На чем? Когда? Так, давай ты с меня слезешь и все расскажешь, ладно?
  Алька рассказывал долго - с самого начала. И отец столько раз грозился его отлупить, что даже офицерский ремень порвался бы. А сам руку на голову Альке положил, да так и держал.
  -Па, ты чего это моргаешь?
  -Ничего...соринка попала, Аль. Ерунда. Так ты в том автобусе был?! Бить тебя некому!
  -И побей!- счастливо соглашался Алька, не сходя с отцовских колен. - Хоть сто раз побей! Ты по-дожди, я самое интересное не рассказал!
  От пояса отцепил отец большую птицу, на стол положил.
  -Погоди, глянь какого я красавца добыл! Сейчас мы быстро из него суп сбацаем.
  -Зачем?
  -А кто под ливнем шел? Простудишься еще.
  -Ни капельки, - возразил Алька. - Я закаленный!
  -Да хоть какой, а будешь суп есть. Посиди, я за водой схожу.
  -Я с тобой!
  Вместе и пошли. Алька нес котелок, выстукивая на нем марш барабанщиков. Обгонял отца и тут же останавливался, в глаза ему заглядывал.
  -Па, а чего у тебя с рукой?
  -Потом расскажу, Алька.
  -Когда?
  -Потом...
  Не хотелось Максиму ни сейчас, ни потом рассказывать сыну про гриндальский плен. Как сон из другой, мирной, жизни вспомнилось - стоит он возле истребителя, курит и спать не хочет, потому что до рассвета два часа осталось. В казарме жара, а здесь прохладно, хорошо...Любил Травушкин так вот возле истребителя постоять, по крылу его похлопать, как живого. И не он один - вон еще огоньки, это механики. Тоже курят, машины к вылету подготовив.
  Вдруг красная ракета в воздухе, и крик: "По машинам!" Шагнул к истребителю пилот, но боль расколола голову на сотни осколков. Упал Максим, а очнулся уже связанным. И нагло смеялся ему в лицо неприметный уборщик Леон, и самолет трясся, потому что из Леона пилот был нику-дышний. Долетев, не приземлился- плюхнулся, как свинья в лужу.
  "Лучше бы разбились"- подумал Травушкин.
  Леон тряс руку коренастому бородачу. Кто это? Шанкай?! Ничего себе...А комэска трепался, что его в прошлом году убили!
  Крикнул что-то Шанкай, и Максима из истребителя вытащили. А мальчишка с гранатами на поясе тащил за рога барана, потому что праздник был сегодня у гриндальцев. Пилот вместе с самолетом - вот это улов! Другой мальчишка примерился было пнуть Максима, да Шанкай не позволил. И отвели пленника в палатку, даже коричневого месива в чашке принесли. На вкус оно лучше, чем на вид оказалось. Гриндальцы заглядывали в палатку, сгибаясь от хохота. Ну, чего смотрите?! Че-го ржете? Я бы посмотрел, как бы вы ели со связанными руками!
  Шанкай в палатку пришел только вечером. И на неплохом общеимперском объяснил, что Макси-му может быть очень хорошо и очень плохо. Хорошо - если он обучит летать доблестных грин-дальских воинов. За такую малость его не только оставят жить, но и позволят вступить в отряд. А может, пилот хочет денег? Пожалуйста! У гриндальцев есть все! Ленн, покажи!
  Леон втащил в палатку самодельный мешок с заплаткой на боку. Пнул ногой-и на грязный пол по-сыпались пачки сторублевок.
  Хочешь? Настоящие. Нам не надо, нам нужна свобода. А если не хочешь учить- то будет плохо. Очень плохо. Ты не умрешь, не думай. И все равно научишь. Ленн летает, но он один, а вас много.
  -Да пошел ты... - сказал Максим устало. - А Ленн твой-дерьмо, а не пилот. Сами бы сдались по-хорошему. Вы хоть понимаете, что с вами будет?!
  Шанкай улыбнулся.
  -Что бы не было-ты этого уже не увидишь, пилот. Думай. До утра думай, я не жадный.
  Утром вместе с Шанкаем трое вошли. Двое заросших мордоворотов под руки старика держали.
  -Ну что, надумал?
  -Да иди ты!
  Шанкай вышел. А старик распрямился, и жестким пальцем ткнул Максима в шею.
  Боль скрутила Травушкина, вывернула его наизнанку и рассыпалась в глазах оранжевыми искра-ми. Он закричал, не слыша собственного крика. Ему дали отдышаться. И уже два смуглых пальца потянулись вниз.
  -Будешь?
  С трудом открыл глаза. В разорванных клочьях тумана - лицо Шанкая. Серьезное, и в черных гла-зах нет ненависти - одно ожидание.
  -Пошел...ты...
  Старику принесли ковер и чайник. Неторопливо, со свистом тянул он чай из пиалы.
  "Скорей бы убили..."- равнодушно подумал Травушкин. "Мастер, мать его...Откуда такой?"
  Его не убили ни в этот день, ни через неделю. Но он увидел, что бывает с другими плен-ными - не такими нужными. Их привязывали к столбу, и босоногие мальчишки бросали ножи, ста-раясь попасть в намалеванные углем точки. Рот пленникам затыкали, и они не могли ничего - ни крикнуть, ни дернуться.
  Дикари...Откуда в них эта злость? У взрослых - понятно, но у маленьких, у Алькиных ровесников откуда? Или правы те, кто говорят, что гриндальцы рождаются с ненавистью в сердце и ножом на поясе? Ну что им плохого сделали имперцы? Вначале ведь император по-хорошему хотел. Дома строили, школы, дороги...Были бы провинцией имперской, жили бы мирно. Чего не хватало?! Ведь дикари же, настоящие дикари, от лампочки как от чуда шарахались! Драться полезли против Империи, против истребителей и танков. Дикари. Фанатики. Настоящие дома были бы, вместо ка-менных пещер. А они не хотят, уходят в горы, в леса, а те, кто остались - до поры притворяются мирными. В летном училище говорили: "Узнаешь гриндальца-пожалеешь змею". Оттого и уверен был Максим в своей правоте, в Империи, в том, что бомбы на пещеры падают заслуженно.
  Был? А сейчас? В грязной палатке вертелся Максим, блох отгоняя, и думал, думал... ни армии у гриндальцев, ни дисциплины, а ведь побеждают!
  Старик приходил каждый день. Сначала один, потом привел двух мальчишек - умытых, причесан-ных, в белых одеждах.
  -Смотрите. Вот - враг. Он хотел убить нас, а теперь беспомощен. Где его дракон? Где сила? Смот-рите и учитесь.
  Удар. Пальцы вонзились, и у Максима перехватило дыхание. Он упал, пытаясь втолкнуть в легкие хотя бы немного воздуха. И связанные руки из-за спины выворачивал, но в виски уже била кровь огненным молотком.
  Прикосновение - и воздух прорвался. Глотал его Максим жадно, в спасение не веря.
  -Видели?
  -Зачем, гона? Зачем ты его пощадил?
  "Гона" по - гриндальски "отец", уважительное обращение к старшим. Вот когда пригодились Максиму часы, в библиотеке проведенные! Долганов с Борком на танцы бегали, а Максим сидел над учебником, выговаривал гортанные слова, пытался понять диалект племен. Друзья подшучи-вали - ты, мол, не в военные ли переводчики собрался? "В дипломаты, - отшучивался Травушкин.- Челсону на подмогу".
  Старик, конечно, говорил не на книжном языке, но кое-что Максим понимал.
  -Нанося раны-умей их излечить. Теперь ты.
  Ученик промахнулся. Будто током шарахнуло Максима, но дышал он свободно.
  -Плохо, Анхорр.
  -Можно еще?
  -Нет. В бою у тебя времени не будет. Камха, давай.
  Второй шагнул вперед, губу закусил, и, крикнув что-то, ткнул пальцем.
  -Молодец. Дальше.
  Максим упал. Мальчишка смышленым оказался - сел на корточки и снова попал куда надо.
  - Анхорр, видел?
  -Да, гона.
  -Действуй.
  Камха?! Откуда это? Почему так знакомо? В промежутке между болью на пацана смотрел Мак-сим. Камха...Нет, не вспомнить...Чертов старик всю память отбил.
  -Бейте, чтоб не успел крикнуть. А сюда нажмете - на себе тащить придется. Видите?
  Боли не было. Просто застыл Максим, будто в камень его вдавили.
  - Камха, сможешь?
  -Я...я попробую, гона.
  Сообразительный пацан. А у второго опять не получилось, и от злости он Максима ударил.
  -Анхорр, стой!
  -А чего? Он же враг!
  -Он - добыча Шанкая.
  -Все равно его убьют...
  -С таким умением тебя убьют раньше. Открой глаза, Анхорр. Открой и гляди не только на свой наряд. Ты - лекарь, помощник воину. А злость даже блохе мешает. Будьте спокойны, как камни, пусть враг злится и слабеет. Ладно, на сегодня хватит. Расходитесь.
  Шанкай заглянул в палатку.
  -Не передумал?
  -Он не передумает, Шанкай.
  -Что? Откуда ты знаешь?!
  -Вижу.
  -Я не учу тебя составлять снадобья, Найгулла. Может, мне отдать его кому поискусней?
  -Ты переломаешь ему руки и вырвешь сердце, но он не передумает, - упрямо заявил старик.- Зачем тебе пилот? У тебя есть Ленн.
  -Ленн - сын бодливой козы! Он может летать, но не может садиться. Мне нужен тот, кто знает все. Ленн говорит - этот знает.
  -А мне нужен терпеливый враг. Продай его мне, Шанкай.
  -Зачем мне деньги, Найгулла? У меня их - как листьев на дереве.
  -У тебя бумажки, а я говорю про настоящие деньги.
  -Я-то думал, что лекари жадничают...Золото, говоришь?
  -А серебро чем тебе неугодно?
  -Возни много.
  -Эй, ты же не на вес его продаешь?! Сначала скажи цену, может и меди за такого жалко.
  -Не хитри, Найгулла! Сам же его расхваливал!
  -Я?! Видит Единый, никогда Найгулла не хвалил врага!
  -Ты назвал его терпеливым.
  -Терпит и баран перед убоем. Но я дам тебе два гвара серебром, и...
  -Сколько?! Десять гваров, и то мало!
  -Он может умереть завтра. Ученики ошибаются, ты же знаешь. Три гвара, Шанкай. И овечью шку-ру.
  -Сын моего отца не настолько обеднел, чтобы брать подаяние. Девять гваров, и сделай Векше аму-лет для храбрости.
  Максима Травушкина продали за шесть гваров, овечью шкуру и головку сыра.
  -А амулет?
  -В дырявую бочку воды не налить, Шанкай.
  -Но Векша из рода воинов! Он должен быть храбрым!
  - И Единый ошибается. А может, его при родах подменили низкородным...
  Они ушли. А на следующий день старик обвязал голову Максима красной лентой и пере-вел его к себе в палатку. Кормил, иногда развязывал руки, но сил сопротивляться у Максима не было. Он мечтал о побеге, но как? У палатки всегда кто-то есть- то воины зайдут, то ученики, то дети игры устроят.
  -Отдай орех!- визжал Анхорр.- Отдай, ты, сын пастуха!
  -Это мой, я его выиграл!
  -Превратить тебя в жабу?
  -Ты не умеешь! Найгулла говорил, что ты тупой осел!
  -Заткнись, безродный! У твоего отца даже кхорда нет! А я стану лекарем!
  -Отстань от него, Анх! Хочешь орех - попроси! Или разучился?
  -Самый мудрый, Камха?!- огрызнулся Анхорр. - Да пускай он подавится своим гнилым орехом! Овечий сторож!
  За палаткой разгорелась драка. Найгулла качал головой, не вмешиваясь. Но вместо занятий принес ведро орехов и заставил Анхорра их раскалывать. "Зачем?!"- чуть не плакал он. - А учение?" "Вот научишься терпению, тогда и другому будешь учиться".- спокойно объяснил старик.
  Вечером к палатке приходили воины. Жгли костер, угощали Найгуллу жареным мясом, разговаривали. А Максим слушал. Никому и в голову не приходило, что чужак по-гриндальски понимает.
  -Дилара второго вот-вот родит...
  -Сына?
  -Найгулла сказал - так и будет.
  -За такую новость барана не жалко. Эй, ты чем руки вытер?!
  -А чем?
  -Деньгами!
  -Это не деньги. Вот то, что звенит - деньги, а бумажкам этим в нужнике место.
  -Тупые эти имперцы. Бумажки любят, а?
  -А зачем тогда их Шанкай таскает? Раз не деньги это?
  -А кто его знает...Может, вместо ковра на стену повесит.
  - Севан- сапожник ковер за двадцать гваров продает. Я бы купил.
  -У сапожника?!
  -Ха! И что! Сапожник - не имперец, а у ковра и вовсе рода нет.
  Дурманящий запах жареного в палатку поплыл. Сглотнул слюну Максим, дом вспоминая. Иногда сыр давал Найгулла, а чащ е- то же коричневое месиво да лепешки подгоревшие. Чтобы отвлечься, снова стал слушать, хотя непонятных слов прибавилось.
  Воины запивали баранину молодым вином и говорили уже об обычаях. О том, как все бы-ло хорошо, пока имперцы не пришли. А пришли - драконов огнедышащих по земле пустили, доро-гу в черное одели, и стало все плохо и непонятно. А эти дома для юнцов чего стоят?! Всех собрали - и мальчишек, и девчонок! Тьфу! Как только Единый это терпит!
  -...Младший говорил - там сыновья воинов с пастухами учатся за одним столом.
  -Врешь!
  -Клянусь Единым! И едят вместе!
  -А я своих не пустил в эту школу. Пускай делу учатся.
  -И верно!
  -А потом они честную еду не хотят, сласти требуют.
  -А Шанкай пустил, я сам слышал.
  -У Тхарама младший тоже пошел.
  -Я и говорю - куда Единый смотрит!
  -Это того Тхарама, что разбомбили? Не помогла ему школа.
  -Ничего, скоро все как надо будет. Скоро по-старому заживем, сгоним этих нечестивцев. Вон, и дракон у нас есть, хвала Шанкаю!
  -Векша, змея!
  -Иди в пень!
  -А что, лихо ты тогда от ветки драпал.
  -Иди в пень, слышишь?! Ничего я не драпал...и не от ветки, там правда змея была...
  -Да на той тропе даже ящериц нет!
  -А я говорю-была!
  -И Единым поклянешься?
  -Это ты по всякой мелочи Единого поминаешь. Смотри, обидится.
  -Мунай как бы не обиделся. Веток подбрось, герой.
  -А где бутылка, братцы? Бутылка моя где?
  -Да вон она!
  -То пустая, а я п-полную нес...
  -Так выпили!
  -Бочки бездонные! Влезло в вас!
  -Будто ты не пил!
  -Я глоток всего и сделал, а вы обрадовались...
  -Тихо, братцы! Найгулла спит, и нам пора. А вино у тебя славное, Завра. Не сердись.
  -Я? Я разве сержусь? Я это...того...а вино сам делал, да....
  -Жил- был охотник, славный малец, бродил по Зеленым Горам! И там добычу свою находил....
  -Заткнись, Ленн! Найгуллу разбудишь!
  Найгулла просыпаться и не думал. А Максим вздохнул, Альку с Настей вспоминая. И вспоминал-ся Алька почему-то не таким как сейчас, а совсем маленьким, лет четырех. На речку ходили вме-сте, Алька баловался - шел, родителей за руки взяв, а потом со счастливым смехом ноги поджимал - несите, мол, меня. А Настя сердилась, потому что в суете перед походом разбила она любимую чашку. Сердилась и ворчала, что лично она никакую рыбу ловить не будет, что только ненормаль-ные по такой жаре идут за костлявой рыбой, когда в магазине можно хоть кита купить. Максим тоже злился, называя жену старой бабкой. Сейчас бы то ворчание услышать...
  
  Утром Найгулла оделся в зеленое и вышел, даже не позавтракав. А в палатку Камха загля-нул.
  "Найгуллу ищет"- подумал Травушкин.
  -Макх-сим?
  Оторопел Травушкин.
  -Что?- спросил он на имперском.
  -Макх-сим! Камха! Помнишь?
  -Не понимаю.
  -Камха! - ткнул себя в грудь мальчишка.- Тангир!
  -Я не...
  -А раньше ты по-нашему говорил... - обиженно заметил пацан, усаживаясь на шкуру.
  -Помню! - крикнул Максим.- Лес, да? Тогда? Так это ты? Ну ты и вырос!
  -Тихо!
  -А где Тангир? Жив?
  -Жив. Дома остался.
  Теперь Максим все вспомнил. Пять лет назад трудно было в Гриндале с продуктами, раз в неделю приезжала автолавка, и очередь занимали с самого утра. Максиму не повезло - молоко прямо перед ним закончилось. Дома Алька требовал каши и выплевывал сваренную на воде ман-ку. Настя уже бороться с ним устала, и только уговаривала - потерпи, мол, папа придет - молока принесет. А папа с виноватым видом поставил пустой бидон.
  -Ну что?
  -Кончилось, - тихо сказал Максим.
  Алька заревел во всю глотку. Настя кинулась к нему, и тут на плите закипел гороховый суп. Белая пена из кастрюли полезла, выплеснулась разом и огонь затушила. Метнулась Настя от сына к плите, и на Максима вдруг кричать начала - это ты, мол, во всем виноват! Попросился бы у начальства - тебя бы в Мариенбурге оставили! Чем ты хуже этого выскочки Саврасова?! Там мага-зины, продукты, театры, а тут кроме этой долбаной жары ничего нет! Я скоро с ума от нее сойду! В старуху превращусь!
  Открыла шкаф, на пол стала кидать нарядные платья.
  -Куда мне в них идти?! Не знаешь? И я не знаю! Я жить хочу, понимаешь! Жить! Вчера опять стреляли, а тебя нет! Алька плачет, я его, как дура, под кроватью прячу, сама реву...
  Алька уже не плакал - испуганно смотрел на маму.
  -Я на вылете был, не на гулянке! Сама знаешь!
   Хлопнул дверью Максим так, что сетка с окна слетела.
  -Папа, ты куда?
  -К черту на рога!- зло ответил Травушкин.
  "Куда, куда! С вылета пришел - отдохнуть не дали! Пусть бы за Саврасова выходила, подумаешь! Ей наряды, а я что - в игрушки играю?! Принцесса какая! Ревела она...Я же ей не рассказываю, что у меня вчера двигатель отказал! Будто я этим молоком торгую!"
  А ноги сами несли его к пещере. Дошел, лег, успокоился немного, холодной воды выпил. И уже совесть грызла, напоминая, что Настюхе еще трудней, что могла бы она спокойно в Белоозерске остаться. Там мир, фрукты, молока этого хоть залейся...Не осталась. В Гриндаль поехала. Мы, го-ворит, одна семья, или как?
  Поднялся Максим, лук достал и решил поохотиться. Кабана бы добыть, или хоть зайца...Мясо не хуже молока, Альку от сковородки за уши не оттащишь.
  -Ай-йя!
  Что это? Не зверь. Точно не зверь.
  Максим побежал на крик. Желто-красная змея неохотно отползла с тропинки и скрылась в кустах. А на тропинке остался сидеть смуглый пацаненок лет семи. Он жалобно бормотал что-то, смотря на ногу.
  -Ну-ка, дай глянуть...
  Услышав имперскую речь, пацан отшатнулся.
  -Да тихо ты! Не съем!
  Над коленкой зловещей синевой наливался волдырь.
  Первый раз Максим говорил по-имперски, и трудно было вспомнить простые слова.
  -Зовут...как?
  -Камха.
  -А я Максим. Тихо. Терпи. Что же это ты с полозом не поделил?
  -Умру - скажи Тангиру, - спокойно попросил мальчишка.- Поклянись, что скажешь!
  - Типун тебе на задницу!- рассердился Максим.- Не помрешь! Жить будешь, понял!
  Подхватил на руки, в пещеру понес. Весу в пацане почти не было - одни кости. Брыкался еще, Тангиром угрожал, а потом замолчал, голову набок свесив.
  -Тоже мне, воин... - ворчал Максим, набирая в шприц сыворотку.
  Перед этим веревкой ногу перетянул, чуть выше колена. Во рту вроде никаких порезов нет. А если и есть - ждать пока заживут, что ли?! Сплевывая в консервную банку, отсасывал яд.
  Желтый полоз на людей обычно не нападает. Черт, весна же сейчас! Тогда - может. Может на-пасть, если мальчишка мимо его детенышей прошел. А говорят - гриндальцы в лесу как дома...И чего эту мелочь в лес занесло?!
  -Больно!
  -Терпи, герой. Сейчас легче будет.
  На плече лук висит. Охотник, мать его так! Хорошо, что аптечка в пещере.
  Опухоль стала спадать. Из синей становилась красной. Хороший признак... Максим хмыкнул - видели бы его сейчас товарищи-пилоты! Нянька при гриндальском пацане, нарочно не придума-ешь...Черт, у него температура поднялась! Эй, как тебя - Камха - не раскисай, слышишь! Рот от-крой! Открой, балда черная, сейчас таблетку пить будем! Кто палач?! Я? Ну погоди, поправишься - ремня всыплю, и Тангира твоего не побоюсь. Хорошо что Алька не такой дурак...И Настюхе сказать надо, чтоб ни с какими подружками в лес не ходила! Пей уже...Глотай, чего под язык спрятал! Знаю, что горько. На вот, шоколадку погрызи...
  Всю ночь Максим с пацаном возился. А наутро понес его домой - к Тангиру. Запомнился дом из круглых камней, блеющая на привязи коза и мужик, чуть не выстреливший в Максима. Увидел сына на руках у чужеземца, и винтовку схватил. Хорошо хоть Камха все объяснил. Но все равно смотрел Тангир недоверчиво, брови хмурил. А когда на гриндальском стал Максим объяс-няться - не совсем, а все же поверил. За стол сели, пожилая женщина в белом платке сыр и хлеб принесла. Максим думал - это бабушка Камхи, а потом уже, когда к сыру вино добавилось, узнал что мать. А Тангир, лет на пятьдесят выглядевший - отец. И сын у них единственный, долго детей не было. Соседи наперебой советовали - брось такую жену, возьми плодовитую! Не бросил.
  Захмелев, Максим про Настю стал рассказывать. А вернулся - наврал, будто с Сашкой Долгано-вым пил и ночевал у него же. И извинился. Пообещал на следующей неделе хоть ведро молока достать. А Настя пожелала тому молоку провалиться сквозь землю, да тут же Максима и обняла. Помирились, короче...
  -Нога как? Не болела?- спрашивал Максим торопливо.
  -Совсем прошла! Видишь?
  -А ты как сюда пришел? Осторожней, Найгулла увидит...
  -Найгулла за травами пошел. Три дня ходит, и ночью ходит, на четвертый день сушит. Хорошие травы сейчас, собирать надо. Анхорра с собой взял. Я остался. Есть будешь? Без Найгуллы тебе еды не дадут.
  Из кармана кусок сыра вытащил, крошками облепленный.
  -Ешь, Макх-сим.
  -А ты?
  -Тебе силы надо! Много силы! Далеко бежать будем, голодным пропадешь.
  -Бежать?!
  Не веря, смотрел Максим на мальчишку.
  -Ты меня спас. Гона тогда думал - ты шпион, следом убивать придут. Потом долго злился, что как гостя тебя не принял. Сильно злился. Побежим, Макх-сим. Найгулла, как месяц похудеет, мертвый удар будет показывать...
  На Максима и впрямь никто внимания не обращал - не кормили, не оскорбляли даже, только вече-ром в черепке Завра воды принес. А ночью в палатку тенью скользнул Камха. Веревки ножом пе-ререзал, прислушался.
  -Спят. Надевай.
  Рубашка оказалась Максиму как раз, а штаны коротковаты. Ничего, сойдет в темноте...
  Мимо спящих воинов, чуть не наступив на руку Векше. Мимо костров. Казалось Максиму, что от грохота сердца сейчас весь лагерь проснется. Камха шел впереди. Нож не в руке - за поясом. По-нятно, сородичи же...
  -Бежим теперь. Ты бегать хоть умеешь?
  -Не хуже тебя, - усмехнулся Максим.
  В летном училище кросс сдавали. Сейчас тоже был кросс - на выживание. Бежал Травушкин за гриндальским пацаном, а луна, как назло, ярко светила. Хорошо хоть погони нет. Утром будет. А если повезет - к вечеру, когда Завра решит пленника напоить. Но на вечер лучше не надеяться. До утра. А куда?
  Лучше бы, конечно, на самолете. Да нет самолета, вечером Шанкай на нем решил полетать. Вме-сте с Ленном. Угробят же истребитель, сволочи!
  -Куда...бежим?- выдохнул Максим.
  -Домой. Тангир спрячет. Потом уйдешь.
  Что ж, план как план. Бывает и хуже. Понадеемся, значит, на имперское везение и гриндальских богов. И на то, что Тангир действительно спрячет, а не воинов позовет. Чувство благодарности-штука хорошая, но за пять лет и оно может протухнуть...
  Камха остановился, когда Максим уже был готов на землю рухнуть.
  - Отдохнем, да? Мало бежим. Потом больше будем.
  -Садист...
  -Что?
  -Ничего. Слышь, Камха...а у вас все так бегают?
  -Не все, - серьезно ответил мальчишка.- Воины лучше бегут. Но я не воин.
  Ночная прохлада заползала под тонкую рубашку. А Камха совсем без рубашки, как ему не холод-но? Ладно, лучше уж холод, чем такой сумасшедший бег....
  -Берегись!
  Вначале Максим не понял. Вскочил, оглянулся - нет погони, чего так кричать?!
  -Узнал... - обреченно сказал Камха, смотря на Максима.- Найгулла узнал. Все теперь...
  -Ты что - перебегался? Где Найгулла?
  Камха зашептал что-то, глаза закрывая.
  -Камха, ты чего?!
  -Голову подними, - сказал мальчишка.- Видишь? Бежать быстрей надо было...
  Максим поднял. И увидел маленький кружок. Ярко-желтый, как луна, и совсем безобидный.
  -Найгулла кхорд прислал, - пояснил Камха. - Я отойду? Извини, Макх-сим...
  Про кхорды Максим Травушкин читал, что попадалось, в той же училищной библиотеке. Но пи-сали книги имперцы, оттого и не сходились они во мнениях. Что такое кхорд? Оружие, амулет, или домашний зверек?
  -А у тебя есть?- спросил он, делая шаг в сторону.
  Кхорд летел за ним. Прямо над макушкой завис.
  -Откуда? У Тангира есть, - ответил Камха, залезая на дерево.- Только я все равно его звать не умею.
  "Хорошая новость"- успел подумать Максим.
  И вдруг голова закружилась - несильно, как бывает после хорошей выпивки. И мысли куда-то пропали. Кроме одной.
  ВЕРНИСЬ...ВЕРНИСЬ...ВЕРНИСЬ...
  Максим закричал, обхватывая голову руками.
  ВЕРНИ-ИИСЬ...
  ТЫ ДОЛЖЕН, ЧУЖАК. ВОЗВРАЩАЙСЯ.
  -Нет!!!
  Боль заставила упасть на траву. Максим открыл рот для крика, но оттуда хлынула кровь. Он за-хлебывался собственной кровью и полз - туда, откуда убегал.
  ВЕРНИСЬ...
  Кровь текла без боли - как вода.
  ВЕРНИСЬ...
  Максим полз, не чувствуя ног. По веткам, по колючкам, по влажной от крови земле.
  ВЕРНИСЬ...
  Обессилев, он упал. Перевернулся, чтобы не захлебнуться. И подумал как о постороннем: " Я умираю..."
  ТЫ ВОЗВРАЩАЕШЬСЯ НА СВОЕ МЕСТО, ЧУЖАК. ЗДЕСЬ - ТЕБЕ НЕ МЕСТО.
  Кхорд висел прямо над лицом.
  Кровь больше не текла. Только в глазах вдруг стало темно. Или это глаза закрыты? Удобно так...на этой траве...хорошо...поспать бы на ней...
  Камха закричал вдруг - отчаянно и безнадежно, будто сотня змей его укусила. Открыл Максим глаза - и сам не соображая, по кружку ударил. Кулаком. Отбрасывая его к деревьям.
  Руку обожгло, но кхорд кувыркнулся, падая вниз. У самой травы остановился, становясь синим.
  ВЕРНИСЬ... - почти жалобно приказал он.
  Неожиданно вверх полетел. О дерево ударился, отсвечивая бледно-синим светом, и исчез.
  -Макх-сим, ты живой?!
  -Почти...- выдохнул Травушкин, прижимая к животу руку.
  Рука горела так, будто ее в раскаленную лаву макнули. Всю дорогу шел Максим, стиснув зубы. Камха уважительно смотрел на него, и бежать больше не заставлял. Даже листьев каких-то на-рвал- мол, помогают. Фигушки они помогли. Даже снадобья Тангира...нет, ну без них еще хуже было бы, а так ничего... Когда ничего, а когда дергает, будто за все жилы сразу кто-то тянет.
  У Тангира Максим прожил недолго. Встретил его гриндалец уже не как гостя - как родст-венника. И предлагал даже остаться, только отказался Травушкин. Понимал он, что одним Най-гуллой погоня не закончилась. И кто знает, может, и к Тангиру завернут шанкайские воины. Вер-нее - точно завернут. Не с расспросами, так за снадобьями. Лучше вовремя уйти, никого не под-ставив...
  Ушел. И показалось ему, что несмотря на уговоры, рад был Тангир. А Камха без слов лук протя-нул.
  -Стрелы - вот, - сказал он деловито.
  -Спасибо.
  В глаза не смотрел, колчан отдавая.
  -Туда иди. Там безопасно.
  -Ну...бывай, Камха...
  -Ты живой дойди, Макх-сим. Обязательно дойди, - не то попросил, не то приказал мальчишка. И тут же в дом побежал, не оглядываясь.
  
  
  -...Так значит, гриндальцы добрые бывают?- растерянно спрашивал Алька, хлебая суп.
  -Разные. Как и мы.
  -Как это?
  -А вот так. Ты дуй давай, а то обожжешься! Всякие люди бывают, сынок.
  -А что бы им за тебя было?
  -Ничего хорошего...
  -Почему?
  -Предателей никто не любит.
  Алька вскочил, чуть не опрокинув котелок.
  -Какие же они предатели! Они хорошие! Они тебя спасли же!
  -Это для нас с тобой они хорошие. А для Шанкая они врага спасли, понимаешь?
  -Не-а...Разве так можно? Это что-каждый предатель для кого-то хороший?!
  -Ничего себе выводы!- хмыкнул Максим.- Ты лучше ешь, философ...
  -Ну па, я серьезно!
  Максим помолчал, собираясь с мыслями.
  -Понимаешь, Алька...Предатель - это который за деньги врагам помогает. Ну или за выгоду ка-кую-нибудь. А у Камхи с Тангиром какая выгода была?
  -Никакой, - согласился Алька, закутываясь в меховое одеяло.- Хотя ты же Камху спас...
  -Спас...- серьезно повторил Максим. - Это, Алька, не выгода- это человечность. Ну что, наелся? Тогда спать давай. Завтра рано вставать.
  -А завтра что делать будем?
  -К своим пробираться.
  -Ура! На поезде?
  -Чего?! Ты как поезд останавливать собрался?
  -Так залезть же можно, когда он едет! Уцепиться и залезть!
  -Никаких цепляний. К дороге будем пробираться. Тангир сказал-там гриндальцев нет.
  -Почему?
  -Да потому что наши ее захватили недавно. Контролируют.
  -Па, а почему у тебя только лук да нож?- спросил неугомонный Алька, уже лежа под одеялом.- Ты что, карабин не мог достать? Ну пистолет хотя бы?
  -А почему не танк? Где б я его достал? В побеге не до того было, у Тангира со стены снимать, что ли? Война- это тебе не фильмы.А оружие - не игрушка. Оно вообще провоцирует...
  -Как?
  -Да очень просто. Есть карабин - обязательно выстрелить захочется. Так бы обошел врага, в кустах затаился, а с карабином напрямик полезешь. Руки зачешутся на курок нажать. А если врагов больше? А если засада? И толку тогда с твоего оружия...Нам с тобой не в героев играть надо, а домой добраться. Когда пройти, а когда мышью пробежать. Понял?
  -Ага. Пап, слушай...А я, получается, тоже предатель? Ну раз Ромку с собой не взял?
  -О господи... Сына, ты - не предатель! Ты правильно сделал. А еще правильней было бы в корпу-се остаться. Что - Борку карту нельзя было отдать? Ну зачем ты сюда приперся, чудо?
  - Надо было, - упрямо сказал Алька.- Зато я тебя нашел. Разве плохо?
  -Замечательно...Спи уже...
  Алька вскоре засопел, на отца ноги и руки закинув. А Максиму не спалось. Рука болела не-выносимо, приходилось шкуру в рот заталкивать, чтобы не крикнуть. Это что -навсегда?! А как летать? Или на землю списываться, в механики переходить? Врачи так и скажут... Максим пред-ставил, как он следит за "двойкой", а улетает на ней другой...тот же Долганов...а на земле всем поначалу неудобно, и каждый будет утешать, наигранную бодрость показывать Травушкину, как родственники у постели безнадежно больного. И сам Максим будет бодростью этой давиться, де-лая вид что все в порядке, что чуть ли не для развлечения он в кабину не садится...
  Нет! Обойдутся! Шиш им в глотку, этим врачам! Рука-то на вид цела, ни порезов ни ожога! И за штурвал сяду, терпеть буду! Тангир сказал - пройдет... Главное чтоб безопасники не прицепились. Истребителя-то нет...Это Альке все трын-трава, думает что в Империи одни леденцы с орехами. Могут и прицепиться, особенно если Шанкай на моей "двойке" засветится. Звягина вон за поте-рянную кобуру по отделам затаскали, а тут целый истребитель...Да неужто ж прицепятся после всего?! Неужто гады все такие? Неет, еще поборемся, комэска своих в обиду не даст, да и в отряде все знают, кто такой Максим Травушкин! Прорвемся!
  Боль затихла мнговенно. Максим вздохнул, переворачиваясь на бок. Алька задергал ногами и раз-вернулся поперек шкуры, да еще и голову на живот отца положил. Герой с дырой...И ругать вро-де не за что, и хвалить опасно. Взял и приехал, будто в деревню за яблоками...Настя, наверно, с ума сходит...
  Утром Алька проснулся без напоминаний.
  -Пап, вставай!
  -Ага...сейчас...
  -Соня!
  -Кто соня? - возмутился Максим, не открывая глаз.- Я же утром только заснул! Кто с меня одеяло стащил, а?
  -Не я!- оскорблено завопил Алька - Это ты стаскивал! Всю ночь брыкался! Я кусочек только взял!
  -Хорош кусочек! Родного отца чуть на улицу не вытолкал! Что тебе снилось - футбол, бокс?
  -Не помню. А, жираф снился! Живой, представляешь! Я его кормил, а он мне про своих друзей рассказывал. Суперский такой жираф. А тебе что снилось?
  -А мне снилось, что мне в живот кто-то барабанил. Так, я на речку, котелок мыть. Ты со мной, или тут посидишь?
  -С тобой!
  -Лучше посиди. Я еще силки проверю, это далеко.
  -Ну и я проверю!
  Выскочил Алька из пещеры, от холода съежился.
  -Холодно!
  -Говорю же - посиди, погрейся.
  -Не, я с тобой! Холодина, да? Вот не было бы совсем холода, классно было бы! Пап, а зачем силки проверять? Мы же уходим сегодня.
  -На пустой желудок идти фигово. Может, попался кто. Мяса нажарим по-быстрому и пойдем.
  -У меня консервы еще есть.
  -И консервы съедим, куда они денутся...
  По дороге Алька погнался за ежом, налетел на куст шиповника и чуть не свалился в реку. И казался ему гриндальский лес совсем не страшным, будто нет никакой войны, а просто поход. Отец рядом-значит все в порядке. Значит скоро будут они дома. Вот пацаны в корпусе обзавиду-ются!
  -Алька, иди смирно!- рассердился отец. - И не ори!
  -А чего?
  -Ничего! Тебя и в Мариенбурге слышно!
  -Так нет же никого...
  -Это тебе кажется, что нет. За мной иди, я тут на самострел как-то наткнулся. Гриндальцы - не за-падники, они тихо воюют...
  Присмирел Алька. След в след шел по узенькой тропинке. И вправду - война. А тишина...Ни вы-стрелов, ни убитых...
  Гараван Тум шел с другой стороны. Вот там было все - и поваленные танками деревья, и воронки от бомб, и убитые имперцы...только имперцы, потому что гриндальцы своих уносили, чтоб по обычаю схоронить. Считалось, что дух брошенного воина мстит по ночам своим и чужим, не разбирая, а на род свой нагоняет несчастья. Поэтому - уносили на руках, на самодельных но-силках, тащили из последних сил и часто погибали рядом со страшной своею ношей. Гарра обша-ривал карманы, пытаясь найти оружие. В грязь летели деньги и документы, из вещмешков вытас-кивал он ковры, по узору определяя к какому роду нагрянули захватчики. Тот враг лежал на спине со стрелой в горле, и не было у него мешка, поэтому в карманы неохотно полез Гарра, скорей по привычке, чем надеясь. Хвала Единому, повезло! Не карабин, не пистолет - блестящий револьвер лежал в кармане. Совсем маленький, почти игрушечный, но Гарра и такому был рад. А может, и еда есть? Прессованное мясо, хлеб, консервы хотя бы...Нет, пусто. Не бывает за раз две удачи.
  Теперь он уже хотел, чтоб имперцы напали. Прямо сейчас! Тогда в отряд придет Гарра уже вои-ном, небрежно достанет из кармана отрезанные уши врагов, и у костра сядет как равный. Отец го-ворил, что один гриндалец десятка врагов стоит. Отец...Нечем ему пока хвалиться у небесного ко-стра, не отомстил сын за него, за мать и братьев. Ничего, недолго ждать! Куда ж вы спрятались, враги? Выходите! Или чуете смерть, как бараны перед праздником? Или убили вас всех, ни одно-го на долю Гарры не оставили?
  Вторая удача ждала Гарру через две сотни шагов. Силки, а в них жалобно кричит заяц. Взрослый, много мяса будет...Подошел, схватил за горло, от когтистых лап уворачиваясь. Ножом уверенно по горлу полоснул и стал обмякшую тушку из силков освобождать.
  За спиной шаги услышав - обернулся. И еще не закончил поворачиваться, а револьвер уже был в руке.
  Кхорд жужжал и вибрировал. Ему чужое оружие не нравилось.
  -Туманов?! А ты чего тут делаешь?- растерянно спросил Алька.
  -Травушкин?! Опять ты!
  - Алька, отойди!
  -Па, это Гэрька из нашего корпуса! Ты что, тоже сбежал?
  -Гараван!- злобно вскинулся Гарра.- Я - Гараван, ясно?!
  Алька не ждал опасности. А Максим уже понял, но правую руку вдруг свело нестерпимой болью, и лук на плече неподъемной тяжестью показался.
  -Алька...отойди, слышь?- прохрипел он сквозь сжатые зубы.
  И зачем он только вперед сунулся?! Стоит между ним и гриндальцем, и до сих пор не понимает, только растерянность в глазах.
  -Пап, ты чего?
  Кхорд вырвался из кармана и бил Гарру по ноге. До синяков бил.
  Максим безбоязненно шагнул, оставив Альку за спиной.
  -Погоди, - сказал он по-гриндальски.- Ты какого рода? Давай поговорим.
  В дрожащей руке держал Гарра револьвер. Вблизи враг был большим и опасным. Очень опасным. И откуда он знает настоящую речь?
  -Брось его, пацан. Брось. Разойдемся миром.
  Медленно продвигался Максим вперед. А Гарра смотрел на него, как заколдованный.
  -Бросай, Гараван. Ну? Слово даю - не тронем.
  Если бы не портрет, что в классе висел - разошлись бы.
  Страх пересиливала память. Память о том, что отец у Травушкина - из тех, кто на драконах дома бомбит. А может, это он и есть?!
  -Гэрька, брось...- испуганно сказал Алька.- Правда, брось. Нам домой надо.
  -А мне - нет, - жестко сказал Гараван.
  Выстрелил револьвер громко, почти как карабин. Тревожно каркнула ворона, улетая, прочь от беспокойного места. И Максим качнулся вперед, будто на Гарру упасть собирался. А потом упал без звука, руку к груди прижимая.
  Алька стоял. Просто стоял, и не мог пошевелиться. Руки и ноги вязли в чем-то мутном, как бывает в кошмарных снах. Он равнодушно смотрел на то, как Гэрька бросил револьвер.
  Смотрел Гараван Тум на Альку, на врага имперского, а видел себя.
  1. Ночью Ромка проснулся оттого, что ему ужасно в туалет захотелось. А вот вылезать из-под теплой простыни не хотелось совсем. В начале июня всем уже вместо одеял махровые простыни выдали, а погода с ума сошла и вытряхнула над городом вперемешку дождь, снег и крупный град в придачу. Красиво падал этот снег на желтые одуванчики и нежно-зеленую траву... Правда, си-ноптики пообещали через неделю полную победу лета над зимой. Вот воспитатели и решили, что доблестные курсанты Имперского Имени маршала Кутепова военного корпуса неделю и без одеял проживут.
  Ромка осторожно высунул ногу наружу, и тут же ее убрал.
  -Ой-ей..- шепотом сказал он. - Холодина...
  Был выход - терпеть до последнего. Чтобы потом как есть, без штанов и майки, наспех су-нуть ноги в холодные тапки, толкнуть тяжелую дверь и за пару минут добежать до конца коридо-ра.
  Дождался. Выпрыгнул из кровати, босиком помчался - тапки опять куда-то пропали, в тем-ноте не найти. На кафельном полу туалета совсем ноги озябли. Обратно бежал так, будто за ним сам Крокодил гнался или бандиты с пистолетами. Нырнул под простыню, застучал зубами, колен-ки к груди прижимая. Вроде согрелся, но спать расхотелось. Повернулся на бок и услышал тороп-ливое чавканье на соседней кровати. Ага, опять Феликс под одеялом посылку лопает....
  В корпус ведь не только те попадали, у кого родителей не было. Вон у Фельки оба родича в наличии, и живут в двух кварталах от корпуса. Повезло. Пристроили ребенка, надеясь, что армия ему лишний вес на дисциплину поменяет, а сами то и дело посылки передают. В корпусе и так ни-кто еще от голода не помирал. Четырехразовая кормежка, кофе, какао, пирожные, да еще и фрук-ты просто так в каменных вазах лежат: хочешь - прямо в столовой ешь, а хочешь - карманы наби-вай, чтоб потом косточками друзей обстреливать. А кому этого не хватало, тому в добавке никогда не отказывали. Так нет же, все равно три раза в неделю давится Фелька Гаржиновский сухим до-машним печеньем, ковыряет гвоздем банку со сгущенкой и воображает, будто никто об этом не догадывается. На самом деле вся спальня уже в курсе. Оттого на кроссе Гаржиновский бежит по-следним, и в рюкзаке его кроме обычного груза пять-шесть камней откуда-то появляются.
  "Да фиг с ним, пускай жрет" - решил Ромка, переворачиваясь на спину. Перевернулся и за-мер. Показалось? С боковой койки то ли хрип, то ли стон послышался. Трехлучевой фонарик из-под подушки выхватил Ромка. Свитер на голое тело, ноги в тапки - и туда. Староста и ночью за порядком обязан следить.
  Присел на чужую кровать. Сдернул одеяло. Посветил. Новичок эту койку занял, из тех он, кого сегодня вечером привезли. Говорят что этот - из самого Гриндаля. А на вид пацан как пацан. Тощий, до черноты загорелый (это в начале июня-то!), ноги травой исхлестаны. Только лица не видел Ромка. Лицом в подушку уткнулся новичок и кулаки сжал. Вздрагивал молча. Плакал? Или просто кошмар ему снился?
  На спину Ромка свою ладонь положил.
  -Эй, слышишь?
  Фамилия вдруг из памяти выпрыгнула. На построении со всеми новоприбывшими знакоми-ли, да разве вспомнишь с первого раза. Эта - необычностью запомнилась. И еще тем, что портреты пилотов в каждом классе висели.
  -Травушкин, ты чего?
  -Ничего...Отстань...
  Повернулся, готовый то ли ударить, то ли разреветься окончательно.
  -Травушкин...
  -Да иди ты!
  Ударил вслепую, и конечно не попал. Увернулся Ромка, за тонкие запястья схватил пацана. Сколько же лет ему? В корпус с двенадцати принимали. В редких случаях - с одиннадцати. А этому десять от силы...
  -Ну что, легче стало?
  На щеках новичка дорожки от слез заблестели.
  -Пусти!
  -Да никто тебя не держит.
  О чем еще говорить, Ромка не знал. Это только в играх нужные слова сами собой выскаки-вают. Но знал он, что не имеет права с койки сейчас встать и пойти сон досматривать.
  -Травушкин, ты это...ну...
  -Чего ты заладил - Травушкин, Травушкин... - обиженно пробормотал пацан. - Руки отпусти. Сила есть - ума не просим?
  -Извини, - спохватился Ромка.
  Шмыгнул носом мальчишка, слезы пододеяльником вытер. У него - не простыня, настоящее теплое одеяло. А пододеяльник отдельно скомканный валяется.
  -Влетит тебе завтра от Крокодила - сказал Ромка совсем не то, что собирался.- Кто же с го-лым одеялом спит?
  -Я сплю...Подумаешь, беда...
  Сидел новичок на койке, колени руками обхватив. И так он в этой позе Вовку напоминал, что Ромка отвернулся вдруг и сказал нарочито серьезно:
  -Ты вообще одеяло умеешь заправлять?
  -Нет
  -Ясно. На тогда, держи фонарик. Светить будешь.
  Светил Травушкин долго. Ромка сам пододеяльников терпеть не мог, тем более таких вред-ных - с дыркой сбоку.
  -Вот гад!
  -Погоди, давай я за тот угол дерну.
  -Давай. На счет три вместе дергаем.
  Дернули. Застелили так, что хоть на смотр кровать выноси. Тут только Ромка спохватился, неловким жестом вперед ладонь сунул.
  -Меня Ромкой звать. А тебя?
  Если честно, не любил Ромка эти моменты. В играх и на тренировках проще, там имена с кличками сами собой узнаются.
  -Алька.
  -Как?
  -Алька. А что?
  -Да нет, ничего. Просто имя такое...ну редкое, да? Ты не обижайся только. - заторопился вдруг Ромка, боясь что Алька и впрямь обидится.
  Алька не обиделся нисколько. Закутался в одеяло и улыбнулся доверчиво - правда как Вов-ка.
  -И ничего не редкое. Александр я. Только у нас во дворе и так пять Сашек и три Шурика. Вот папка Аликом и переназвал
  -Пять Сашек? Ого!
  -Ну в честь Долганова же. Ты Долганова-то знаешь? - с подозрением глянул Алька.
  -Не хуже тебя, - хмыкнул Ромка. - А что, твой батя тот самый Травушкин что ли?
  -Тот. - Неохотно ответил он.
  Ну да, тогда хуже Ромка знает. Намного хуже. Для Ромки Александр Долганов-герой, сим-вол Империи, первый летчик, совершивший беспересадочный перелет на Северный Полюс. Кумир мальчишек. Ас. А Алькин батя, может, чай с ним пил на кухне...
  Вспомнил Ромка, что Максим Травушкин уже три недели без вести пропавшим считается, и быстро сказал, отвлекая:
  -Алька, а ты правда, что ли, из Гриндаля?
  -Правда, - сокрушенно признался Алька. - Ты, Ромк, знаешь что? Ты давай под одеяло лезь, там места хватит. А то я сам уже зубами стучу.
  Укрылись с головой, как в шалаше. Ромка даже фонарик включил.
  -Страшно там, да?
  -Нисколечки. Ты не думай, я не хвастаюсь, просто меня туда совсем маленьким привезли, я в школу даже не ходил. Помню, маму добадывал все время - почему, мол, Гриндаль означает Зе-леные Горы, когда они на самом деле черные. Смешно, да?
  -Да нормально. Маленькие всегда с вопросами пристают.
  Нарочно рука у Ромки дрогнула. И отвернулся он якобы от света. А Алька продолжал, не за-метив.
  -Там почти и не стреляют, на границе только. Мы один раз с Борькой, с другом, заблудились и в гриндальский квартал попали. Там одни гриндальцы, имперцев вообще нет. Нас один полис-мен домой отвел. Он чуть-чуть по-имперски знал, Борьку успокаивал. Хороший такой дядька, правда...
  Ромка вообще не представлял, что в Гриндале кто-то может жить. Гриндаль - это там, где всегда война, даже если по телевизору говорят про мир. Там горы, нефть, уголь. Там стреляют да-же в детей (капрал Клаус сам рассказывал). И удивлялся Ромка самым обычным вещам - напри-мер, тому, что Алька тоже в школу ходил. И что у них пацаны тоже луками и Африкой заболели. Прошлым летом все из досок и картона планеры мастерили, раскрашивали их по-всякому, в небе воздушные бои устраивали. А теперь даже пятилетние малыши к любой найденной палке веревку приматывают и ходят довольные
  ...-А я банку такую взял, из-под тушенки, с белым дном. Согнул, расплющил молотком...
  -А на огне не пробовали топить?
  -Не, и так, знаешь, какие здоровские наконечники получались? Пять штук с одной банки.
  -На огне лучше! Со свинцом, потом форму в песке делаешь и отливаешь по форме -хоть гладкие, хоть с зазубринами, хоть какие хочешь.
  -Наконечники что, у нас провода нормального не достать. Только этот, в желтой оплетке ко-торый...
  Труба тишину разорвала. Подскочили оба. Что, побудка? Вроде ночь была недавно, куда де-лась?
  Феликс первым в умывальню побежал - липкие руки отмывать.
  -Пятый отряд, подьем!
  -Юрка, отдай подушку!
  -Какую еще подушку?
  -Отдай, говорю, а то как врежу!
  -Да не брал я!
  -И какая сволочь мне носки поменяла?!
  -Серый, проснись! Вон они, носки твои!
  -Мои вчера еще без дырок были, а эти совсем рваные!
  -Пятый отряд, выходите на построение!
  -Толкни его, толкни! Водой облей!
  -Бакулин, гад, вставай! Весь отряд подводишь!
  -Ромка, ты где?!
  Растерялся Алька в утренней суматохе, головой закрутил. Хорошо хоть одеться успел.
  -Тут я, тут. А постель чего не заправил? Показывал же...
  Заправил сам Ромка. Уже шестой отряд в умывалку топал.
  -Вы-хо-дите, черепахи медноголовые!
  Построились на площади. Каждому отряду свое место, мелом размеченное. А так все одина-ковые, как булыжники под ногами. На всех зеленые майки, черные штаны и куртки-ветровки. Это повседневный вариант, форма с золочеными пуговицами для парадов приберегается. У Феликса под курткой еще и свитер надет. Ромка ему даже позавидовал, но куртку все равно не застегнул.
  -Аверченко!
  -Я!
  -Алексеев!
  -Я!
  Крокодил вон вообще без куртки. Ходит перед строем, фамилии выкрикивает и даже не по-ежится. Будто жарко. Будто уже середина лета, и не в Мариенбурге он сейчас, а где-нибудь в Аф-рике.
  -Соколов!
  -Я!
  -Травушкин!
  -Я! - звонким голосом крикнул Алька.
  Ромка по росту второй. Алька - последний. Но когда рюкзаки разбирали, Ромка его в сере-дину втолкнул.
  -Геннадий Борисович, а у меня опять камни!
  Гаржиновский, наверное, и во сне сержанта Крокодилом не назовет. А камни - за дело. Хоть бы банку от сгущенки выбросил, придурок...
  -Ромк, а Крокодил - потому что Гена? - догадался Алька.
  -Ага. И не только. Ты б видел, как он плавает с полной выкладкой...Ты, главное, вперед не рвись, силы береги... - торопливо шептал Ромка. - Ну, давай. Я там, впереди буду. А ты не рвись, понял?
  Через десять минут бега все понял Алька. Рюкзак плечи режет, пот глаза заливает, а этот...это земноводное бежит как на прогулке, еще и издевается.
  -Не вижу бодрости, медноголовые! Вы кто - курсанты Имперского корпуса или улитки на сносях? Бегом! Гаржиновский, что за остановки?! Ты бы еще шубу надел! Снимай свой свитер и отходи, я с тобой отдельно поговорю! Вперед, черепахи!
  Алька перескочил канаву, не сбавив шага. Он с отцом тоже так бегал когда-то. Правда, без рюкзака. И в ухо никто тогда не орал.
  -Травушкин, это что еще за цирк без билетов? Углы срезаете? Что, Дегтярев весь рюкзак к себе переложил?
  Новички бежали быстрее всех, сами перед собой выпендриваясь. До первой десятки добежа-ли. А потом один за другим падали на булыжники, и хватали воздух пересохшими губами.
  -Что разлегся, Соколов? Сокол ты наш общипанный, может тебе сюда и шашлык поднести? А ну вставай! Все вставайте, герои! Вас уже десять раз успели застрелить и закопать! Что-о? Кто не может? Хоть на четвереньках доползайте, гусеницы дохлые! Кто не доползет - в казарме рапорт мне на стол. Нечего было в корпус соваться. Бакулин, у тебя ноги для чего? Чтоб штаны с задницы не падали или для дела?! Бегом, говорю! Половина уже за вами, раньше прибежите - дольше от-дохнете!
  На второй половине кросса никто ни перед кем не выпендривался - сил просто не было. Не-задачливого Соколова втолкнули в строй, сдернули с плеч рюкзак. Крокодил все видел, но помал-кивал.
  В середине бежать легче - поддерживают, упасть не дают. Но у Альки уже круги перед гла-зами, и ног он не чувствует совсем. В личном деле написано, что Александру Травушкину 12 лет, он и сам так говорит, но организм-то на законные 10 силы рассчитывает...
  В глазах темно, как ночью. Вот до того дерева терплю - и падаю. Раньше нельзя. Я же и так половину пробежался, не боец я, только вчера приехал, это нечестно! До того дерева...а где оно? Ладно, до этого и сразу падаю...Стыдно уже не будет, все устали... Сейчас вот падаю...сейчас...
  -Стоять! Всю Империю пробежите, орлы! Привал...
  Крокодил еще о чем-то говорил, но Алька его не слушал. Он рухнул на траву -свежую, зеле-ную, с невысохшей еще росой. Всю жизнь бы так лежать, честное слово...Лежать и смотреть в не-бо...
  Десять минут отдыха - и в умывалку медленным шагом. Там наспех сполоснулись курсанты под душем, поорали, побрызгались, и почувствовали вдруг, что каждый готов быка съесть. Цело-го, а может даже и живого.
  -Смотри-ка, - сказал Крокодил капралу Борку. - Осваивается твой. Я ж говорил, куда он де-нется...
  Постриженный, одетый в новое Алька мало походил на того пацана, которого Борк подобрал в Гриндале. Тот был оборванный, чумазый, с глубокой царапиной на плече. И дрожал, несмотря на сорокаградусную жару. "Дальше?" - спросил осторожный водитель. Опасался не зря - грин-дальцы таких вот пацанов наловчились к военным машинам подсылать. С виду малец как малец, а в кулаке пистолет или еще что похуже. Борк не на танке едет, старенькому "Патриоту" и одной гранаты хватит, чтобы из машины обугленным куском металла стать. Но этот мальчишка был бе-ловолос, на гриндальца не походил, оттого и махнул ему рукой Борк - иди, мол, не бойся. Щелк-нул затвор - водитель, очумевший от жары и от войны, и белоголовым не доверял. А мальчишка лез уже на подножку, оставляя на не слишком-то чистой дверце черные отпечатки. В салон за-брался, рюкзак под ноги бросил, и вдруг: "Дядя Сим...капрал, это вы, да?!"
  "Мать честная! - ахнул капрал, неловким движением сграбастав пацана в охапку. - Алик, ты-то как здесь?! - и водителю уже, со злостью: - Гони, дубина, не слышишь - опять летят!"
  Максима Травушкина хорошо знал Борк. Вместе летное заканчивали, вместе первое распре-деление получали. Альку первый раз видел он, когда того из роддома в голубом конверте выноси-ли. Весь комсостав в честь Насти и малыша грянул тогда " Ура!", и легендарный теперь Сашка Долганов кричал громче всех, потому что понимал, каково Настюхе без мужа приходится. Тра-вушкин-старший тогда экзамены в Мариенбурге сдавал, чтобы из планера в истребитель пере-сесть. А потом в Гриндале снова встретились. В гости запросто Борк ходил, и, смотря на смышле-ного пацана, завидовал Максиму. Летчик-профессия романтичная, девчонки на курсантах гроздь-ями виснут, только вот когда к распределению время подойдет - сразу облетят эти гроздья, как ли-стья в ветреную погоду. Исключения - для тех, кого точно в Мариенбурге оставляют для смотров да показательных полетов. Мажоров, короче.
  Борк мажором не был и не будет. Сорок лет капралу, а он все холостой. Зато на службе не-заменим. Именно ему поручили из бывшего детского дома Имперский корпус создать. И первый набор был детдомовский - наполовину запуганный, наполовину наглый, любого взрослого прове-ряющий на слабину. Многие воспитатели через неделю увольнялись. А Симон Борк поупрямей курсантов оказался. Вон, пятый выпуск уже при нем обучается. И снова забота: как гриндальские пацаны приживутся? Они ведь взрывы и стрельбу не в кино видели, да и вообще знают то, что в их возрасте знать еще не положено.
  Тот же Алька пять дней с Борком мотался по частям-гарнизонам, ел на ходу, спал на сиденье и при виде командиров голову в плечи втягивал. На шестой день отозвали Борка обратно в Мари-енбург. "Ну, куда ж тебя девать-то?" - растерянно спросил капрал у мальчишки. Алька молча рва-нул с шеи черный шнурок. На нем квадратик пластика висел. Сертификат учебный, который всем детям военных с рождения выдавали. И гарантировал он поступление куда угодно, в самые луч-шие учебные заведения, без экзаменов и испытаний. Правда, если отпрыск военного на полугодо-вых экзаменах проваливался, то поступали с ним как с простым смертным - исключали, то есть. А второй раз сертификатом пользоваться нельзя было.
  "Куда хочешь?" - спросил тогда Борк.
  Ожидал услышать все что угодно. Но для Имперского военного корпуса Алька по возрасту не подходил. Уговаривал его Борк все время, пока до Мариенбурга с пересадками добирались. Но Алька, губу закусив точь-в-точь как отец, твердил спокойно и упрямо: " В Имперский хо-чу....Точно. Не передумаю. Железно, только туда."
  Для сына Травушкина было сделано исключение. И Борк нет-нет да и поглядывал на курсан-тов - не обидят ли, не станут задирать сероглазого тощего новичка? Чуть успокоился, увидев с ним рядом Ромку Дегтярева. Этот и сам не тронет и в обиду не даст. У него даже в личном деле "обо-стренное чувство справедливости" отмечено.
  Драка на другом конце стола вспыхнула.
  -Дай сюда, гад!
  -Это ты меня, да?!
  -Стой!
  Одним прыжком на стол вскочил мальчишка, супом плеснул в лицо обидчику. Тоже нови-чок. Тоже из Гриндаля. Как его? Гэрик. Гэрий Туманов.
  Ромка уже бежал туда, сжимая кулаки. Толкнул Гвоздя - Сашку Гвоздева, первого задиру в корпусе.
  -Положь на место! Сдурел?!
  -Я его прикопаю, гада! - бушевал Сашка, размахивая кухонным ножом. - Убью, как мамонта! Пусти-и!
  -Попробуй, - бросил Гэрик с высоты.
  -А ну разойдись! Туманов, Гвоздев, в карцер захотели?
  -Господин капрал, это он все, этот бешеный, видите, что сделал? - захныкал Гвоздь, пре-вращаясь из хулигана в обиженного ребенка. Нож он выронил, и даже под стол ногой запихнул.
  -Вижу, - хмуро сказал Борк. - Туманов, спускайся. Здесь тебе не спортплощадка.
  У Гвоздева майка от супа мокрая, на ушах морковка с капустой повисла, и вид самый раз-несчастный, вот-вот заплачет. Гэрик до сих пор кулаки не разжал. Выделялся новичок рыжими, как пламя, волосами и смуглой кожей. В Гриндале поневоле загоришь, там уже в апреле жара....
  -Что случилось?
  Молчали оба.
  -Дегтярев, из-за чего сыр-бор? Или ты тоже ничего не знаешь?
  Широкоплечий Ромка голову наклонил, притворяясь, будто не в него обжигающий Сашкин взгляд брошен.
  -Знаю, господин капрал. Гвоздь...Гвоздев у новенького брелок забрал.
  -Я посмотреть!
  Честные глаза у Сашки. А Гэрик молчит.
  -Я посмотреть только, господин капрал! Отдать уже хотел, а он как кинется!
  Рассказал бы Ромка капралу про это гвоздевское "посмотреть"! Сначала тихо так, вкрадчи-во, будто по-товарищески, знакомился он с намеченной жертвой: "Ты откуда? Да ну, и я тоже! Как зовут? Меня? Меня - Саня. Ого, у тебя рюкзак! А это что такое? Да ты дай посмотреть-то, вот это штука!"
  В руках вертит брелок, ручку, фонарик-любую приглянувшуюся вещь.
  -Мировая штучка! Подари, а?
  -Не могу.
  -Да ладно, земляк, не жадничай, жадным быть нехорошо.
  -Нет. Отдай.
  -Ну, как хочешь, - спокойно говорит Гвоздь, засовывая фонарик в карман.
  -Отдай! Эй, ты куда?!
  Гвоздь не убегает. Он идет спокойно, не обращая внимания на какие-то там вопли за спиной. И на середине комнаты вдруг оборачивается.
  -Чего пристал?
  -Отдай фонарик! - требует новенький
  -Кого? - искренне удивляется Гвоздь. - Ах, фонарик! Ну, на, так бы сразу и сказал...
  Сует в руки опешившему мальчишке старый фонарь с заклеенным стеклом и идет дальше развинченной походкой, насвистывая песню из последнего боевика.
  Идет, пока его не догоняют.
  -Стой, а то хуже будет!!!
  -От это угрозы, а? Чего пристал? Чего тебе от меня надо? - возмущается Гвоздь, картинно разводя руками.
  -Фонарик!
  -Обалдеть! Я ж отдал только что! Лечись от склероза, зелень!
  -Не тот! Мой! Последний раз говорю - отдай!
  Новичок лезет в драку. А Гвоздю только этого и надо.
  -Ребята, ну вы видали? Шо за угрозы мирному населению? Все, я меры принимаю!
  Гвоздю четырнадцать. Он выше всех, и кулаки у него на боксерские перчатки похожи. Замах - и бывший владелец фонарика летит на пол. Непонятливых Гвоздь "воспитывает" в корпусном туалете. А потом: "а что я? Все видели, он первый накинулся!"
  Но Ромка молчит, соблюдая неписанные законы. Он-то знает, что капрал Борк сам детдо-мовский. И его невинно-обиженным взглядом не обманешь
  -Гвоздев-два дня карцера.
  -За что?!
  -За все хорошее. Остынь малость. Туманов, покажи брелок.
  На смуглой ладони деревянный кругляш с вырезанным сфинксом. Надо же, и надпись во-круг на непонятном языке. Старинная вещь, сразу видно. А вот дырка явно наспех пробита.
  -Интересная вещь... - задумчиво говорит Борк.- Откуда? Из Гриндаля?
  Туманов, насупившись, сжимает ладонь.
  -Ладно...Три дня хозработ, Туманов, нечего едой разбрасываться. Так, курсанты, чего гла-зеете? Это что вам, цирк, кино? Поели? Нет? Все по местам!
  Крокодил поворачивает ручку приемника и уводит хмурого Сашку под звуки имперского марша.
  -Гад гриндальский... - злобно шипит Гвоздь, проходя мимо Гэрика.
  Тот ковыряет вилкой раздавленную котлету, и нет у него занятия важнее.
  -Отряд, встать! Смирно! На занятия - шагом марш!
  Из столовой Крокодил ведет их в учебный зал. Там все как в школе - длинные парты, изре-занные ножом, черная доска и запах мела. По пути Алька узнал, что часть предметов ведет Кроко-дил, а остальные - капрал Клаус. Видел уже Алька этого Клауса. Долговязый тип с мутными гла-зами ему не очень понравился...
  В классе Алька по привычке садится за вторую парту в третьем ряду. Тут же рядом с ним плюхается Ромка.
  -Как угадал?
  -Не знаю, просто так. Я и дома тут сидел.
  -Разговорчики, Травушкин! Доставайте тетради.
  У Ромки вместо портфеля - пакет синий, в котором обычно сменку носят. Алькин рюкзак со-всем новенький, даже ценник не отклеен. Прыгают на рюкзаке коричневые обезьянки с забавными рожицами, летают сине-желтые попугаи, а по бокам пальмы нарисованы. Красота! А прожженную дыру на правом кармане не очень-то и видно...
  Полез за ручкой и вдруг отдернул ладонь, уколовшись об маленький кусочек металла. На пальце капелька крови набухла. Алька побыстрей стряхнул ее на пол.
  -Обо что ты так? - толкнул в бок Ромка.
  -А, ерунда. Потом покажу.
  Четыре общих предмета вел Крокодил - физику, геометрию, алгебру и краеведение. Ничего этого Алька не знал, просто переписывал с доски непонятные значки и чувствовал себя иноплане-тянином. Хорошо хоть перемены были подольше, чем в школе. На первой же перемене выбежал Алька из класса самым первым. И - подальше, в тот конец коридора, где черная коробка приемни-ка не висит. Не любил теперь Алька приемники, даже самые красивые и дорогие.
  -Гляди.
  -Ух ты! Вот это да! Сам сделал?
  Пять золотистых наконечников для стрел вертел в руках Ромка, так и этак разглядывал, чуть не обнюхивая.
  -А то кто же! - гордо отозвался Алька. - Нравятся?
  -Классные, ага. Сменяешь?
  -На что?
  -Ну...-замялся Ромка, засунув руку в карман. - Ну, вот у меня "Боевые планеры", две серии. Хочешь?
  -А третьей нет?
  -А что, третья вышла?
  -Ага. Весной еще. Да я вкладыши как-то не очень...Знаешь что? Ты так бери!
  -Как это - так?
  -Да просто, я таких еще сто штук наделаю.
  -Не, я так не могу...
  Ну сто не сто, а двадцать наконечников точно было. Сам Алька их фольгой оборачивал, в ла-герь собираясь.
  -Ладно. - решился наконец Ромка. - Я возьму, но ты не думай даже, что за так. У меня дома такая штука есть! Честно, тебе понравится! Вот как в увольнение пойдем, так и увидишь! Только дай честное слово, что возьмешь!
  -Слово, - пообещал Алька. - А тут и увольнения бывают?
  Это его отец научил - не честное слово, не честное-пречестное, а просто - Слово. Твердое и надежное, как мотор в истребителе.
  "Внимание! Передаем последние известия из зоны военного конфликта Гриндаль..."
  Мальчишки в коридоре притихли. А Алька застыл на месте. Из черной коробки, подвешен-ной возле окна, вылетали казенные фразы о беспримерной храбрости и стойкости имперских сол-дат. Вскользь - о том, что эти чумазые дикари каким-то чудом еще не разбиты и даже имеют на-глость отстреливаться, но это ненадолго и разобьют их, чуть ли не до следующего выпуска ново-стей, ведь Империя непобедима! И совсем сухо бормотал диктор о раненых и пропавших без вес-ти. А когда решился сказать о тех, кто СОВСЕМ в Империю не вернется, оборвали его на полу-слове невидимые цензора и вновь из коробки полились бодрые марши.
  Алька стоял, отвернувшись к подоконнику.
  -Ничего. - Сказал он тихо. - Опять ничего...
  -Значит, жив! - убедительно сказал Ромка. - Это ж летчик, ты сам подумай! Если что - сказа-ли бы!
  -Правда?
  -Конечно! Ну, может не по радио, но тебе б точно сообщили.
  -Ром, от него сколько уже писем нет! И Борк отмалчивается...
  -Так это ж Гриндаль! Слышал, что там сейчас делается? - нарочито жестко сказал Ромка. - Такая заваруха, а ты про письма! Там, наверно, и поесть некогда! А может нельзя ему пи-сать...может он на секретном задании каком-нибудь, а ты тут панику разводишь.
  -Да?! - обрадовался Алька. - А может, точно! Эх, к маме бы сходить, успокоить! Она все время плачет, у нее из палаты и радио уже убрали, а она...
  -А где она лежит? Далеко?
  -Тут где-то, в центральной больнице. Мы с Борком заезжали ночью, перед тем как меня сюда привезти.
  -Ранили, да? - сочувственно спросил Ромка.
  -Да нет! Контузило, когда они эвакуировались. Эти гады прям по автобусам стреляли, пред-ставляешь? А теперь с нервами у нее что-то, врачи темнят...Слушай, Ром, а ты эту больницу зна-ешь?
  -Немного. Я возле рынка живу, оттуда далеко. Ну, ничего, найдем! Давай у Борка увольни-тельную на воскресенье попросим и сходим?
  -А даст?
  -Ну...Вообще-то он новеньким не дает, но тебе-то должен! Вместе найдем. Мне тоже в город надо.
  -К родителям?
  -Нет. К деду. Я, Алька, потом расскажу - заторопился вдруг Ромка. - Ладно?
  С облегчением услышал Ромка звонок. Никогда он ему так не радовался...
  
  
  2. А ночью Алька снова кричал от совсем нестрашного сна. Ему приснился велосипед. Новый ве-лик с никелированными спицами, кожаным сиденьем, звонком-грушей и бутылкой для воды. Чу-до, три месяца стоявшее в витрине универмага. Еще в конце февраля Алька с одноклассниками бе-гал смотреть на то, как с велика снимают хрустящую бумагу и устанавливают его на помост вме-сто всех манекенов. А в мае Алька домой забежал на минутку - воды попить. Во дворе ждала его недостроенная крепость, а после постройки с пацанами на Каменку собирался, купальный сезон открывать. Но, увидев в прихожей небрежно брошенные и такие знакомые ботинки, взвизгнул счастливо Алька и про все позабыл. На шею отцу кинулся, ногами задрыгал, как первоклассник.
  -Па-апка! Приехал!
  -Алька, ты когда так вырос? Ты смотри, мать, ну вырос же, а? Скоро меня догонит!
  -Максим!
  -А что?
  -Ну хватит меня матерью называть! Я что, такая старая?
  -Ты у меня, Насть, самая молодая!- улыбался отец, гладя Альку по голове шершавой ладо-нью. От ладони пахло керосином, железом и еще чем-то приятным. - А ну, наследник, отойди на минутку!
  Подхватил мать на руки, закружил. Алька сидел на табурете и грыз рассыпанные по столу сладости.
  -Макся, пусти! Уронишь!
  -Никогда и ни за что! - смеялся отец. - Не пущу!
  Мама у Альки худенькая, запросто в студенческие еще джинсы влезает. Но сегодня на ней любимое красное платье, и волосы непослушные в прическу уложены, оттого кажется она еще мо-ложе. Черноглазая девчонка смеется в объятиях парня в летной форме, и Алька уже чуть ревнует и старается между ними влезть.
  -Сына, ты еще тут? Ну-ка дуй в спальню!
  -Зачем, па?
  -Приказ командира не обсуждается! Беги, а то опоздаешь!
  Алька уже догадывался, что в спальне подарок. Но какой? Лук? Планер? Неужели часы?
  Открыл дверь, и глазам не поверил. "Дакар", чудо с витрины - и у него дома?!
  -Ура-а-а!!!
  -Нравится?
  -Па, ну ты супер! Спасибо!
  Кинулся к велосипеду, руль дрожащими пальцами гладил. На гудок нажимал, крутил колеса, привыкая к нежданному счастью. И в голове тут же мысль - во двор, прокатиться, чтоб все виде-ли! По правде сказать, катался Алька неважно, и с чужих великов падал раньше, чем их хозяин от-бирал. Но с "Дакаром", казалось, можно сразу вокруг Земли облететь!
  -Дакар, Дакарчик... - гладил Алька велосипед, как котенка. - Хороший мой...
  -Я же говорил, что понравится.
  -Ох, Максимка, балуешь ты его...И так домой не загонишь, а теперь и вовсе!
  -Ничего, пускай гоняет. Мне бы такой в свое время...
  -Па, а давай прокатимся? Вместе, а? - просунулся в дверь неугомонный Алька.
  -Да ну, возраст не тот уже. - Хмыкнул отец. А у самого в глазах озорные искорки запрыгали.
  -Макс, а что тут такого? - неожиданно поддержала мама. - Давайте вместе в парке погуляем, вот и покатаетесь. Господи, сто лет уже с твоими командировками никуда не выбирались!
  По двору Алька велик просто катил, не рискуя садиться.
  -Алька, чей? - крикнул Борька, высовываясь из окна.
  -Мой!
  -Врешь! Дай прокатиться!
  -Потом дам! - легко пообещал Алька.
  -И мне тоже! - завопил Шурка-длинный, забыв про крепость.
  -Чувствую, от твоего подарка скоро одни колеса останутся.
  -Да ладно, Настюх, под стеклом его держать, что ли? Это хорошо, что не жадным растет. Алька, я тебе еще шлем заказал, через неделю привезут. Чтобы надевал, слышишь?
  -Ладно.
  Сейчас Алька даже манную кашу есть согласился бы. Ну, правда, кому этот шлем нужен? Если как у Сашки, круглый и дурацкого зеленого цвета, тогда точно не надо -засмеют ведь. Саш-ку мать даже наколенники надевать заставляет, будто он не на старом "Огоньке", а на машине без тормозов гоняет.
  -Па, а какой он, шлем?
  -Увидишь.
  -Нормальный хоть? Не девчачий?
  -Конечно, нет! Суперский! - хлопнул его по затылку отец. - Ты рот-то закрой, а то ворона влетит! Думаешь, совсем я у тебя дремучий, и словечек ваших не знаю?
  -Вот прокатишься - значит не дремучий. - Коварно предложил младший Травушкин, на вся-кий случай прикрывая затылок.
  -А что! И прокачусь! На истребителе летал, и с этой машиной управлюсь не хуже некото-рых. Насть, отойди...
  В выходной день в парке всегда полно народу. Кто с детьми гуляет, кто с друзьями-подругами, кто просто сам по себе идет, на ходу хрустя вафельным стаканчиком и допивая квас из стеклянной бутылки. Знакомые и незнакомые останавливались посмотреть, как широкоплечий па-рень с голубыми погонами учится кататься на велосипеде.
  -О, Макс! Вернулся? Надолго?
  - Максим! В детство впал, что ли?
  -Здравствуй, Травушкин! А ты, я смотрю, ничуть не изменился!
  -Здрасьте, Антонина Дмитриевна! - смущенно поздоровался Максим со своей первой учи-тельницей.- Да я вот это...сынишку кататься учу...
  Даже хмурые гриндальцы останавливались, и что-то похожее на улыбку мелькало на их смуглых лицах.
  -Па, ну дай, я же тоже хочу!
  -Сейчас, Алька, я до того фонаря и обратно!
  -Ага, ты уже сто фонарей проехал!
  -Каких сто?! Да-а, сына, неважно у тебя с математикой! Пойди вон мороженое купи, я сей-час.
  А потом, когда и Алька уже досыта накатался, все вместе ели шашлыки в летнем кафе. К от-цу то и дело подходили друзья, предлагали с ними посидеть и выпить пива, потом в ресторан зва-ли - приезд отметить, и Алька боялся, что тот согласится, хотя, наверно, ничего плохого в этом не было. Но отец никуда не уходил, он сидел рядом, глотал пережаренное мясо, слушал Алькины рассказы про речку Каменку, крепость и ужей, а потом вдруг обнял жену за плечи так, будто она вот-вот исчезнет. Алька притих, не мешал. Знал он, что через неделю-другую отцу опять в эскад-рилью возвращаться. Такая уж жизнь в Гриндале - не война, а покоя все равно нет. "Конфликтная зона", как пишут в газетах. Если б не нефть - плевать было бы Императору на эту зону. Поско-рей бы ее всю выкачали, что ли...
  Потом уже, в постели, когда отец захлопнул Буссенара и сказал зевающему Альке
  "Э, брат, да ты совсем спишь", вспомнил вдруг Алька о чем-то очень срочном и важном.
  -Па, слышишь?
  -Спи, Алик. - обернулся отец. - Спи, поздно уже...
  Он положил книгу на самую верхнюю полку, да еще и табуретку от шкафа убрал. Когда-то в детстве Альке читала мама, но то были совсем малышовские книжки с картинками. А Буссенара, Крапивина и Майн Рида открыл Альке отец, и он же должен был их читать, хотя Алька с шести лет и сам читал неплохо. Но сам-это совсем не то...Чтение по вечерам превратилось в любимый ритуал со спорами и обоюдным интересом. А прошлым летом поехал отец в Белоозерск к бабе Ка-те, и привез оттуда ящик книг-тех, которые он в детстве читал. Растрепанные, с пятнами от бутер-бродов и выпавшими страницами, были они жутко интересными. А спать Альку укладывали в де-сять, и уж никак не позже одиннадцати. Вот он и догадался доставать книги с полки и фонарик из шкафа. Только не учел, что когда-то и Максимка Травушкин за это нагоняй получал. Ругать его отец не стал, конечно, но чтоб чтение не в ущерб школьным занятиям было, засовывал недочитан-ные книги на верхнюю полку. А оттуда без шума ничего не вытащишь, за одной нужной книгой еще 2-3 падают.
  -Па!
  -Ну?
  -А в лагерь велик можно будет взять?
  -Больше ты ничего не придумал? - неожиданно рассердился отец. - Во дворе, вон, катайся. Плохо, что ли?
  -Хорошо...
  -Ну вот и договорились. - И уже спокойным и чуть виноватым голосом добавил:- Спокой-ной ночи, Алик.
  Хотел еще что-то сказать, да передумал. Щелкнул выключателем, уходя. А Алька, прежде чем в сон нырнуть, подумал, будто споря: "Хорошо, конечно, так он же складной -в автобус влезет запросто. И не тяжелый..."
  Утром он узнал, что ни в какой лагерь его не отпустят. И жалобно дзинькнуло блюдце, когда поставил Алька на него внезапно потяжелевшую кружку.
  -Как... совсем не поеду? - растерянно спросил он, надеясь услышать: "Нет, сынок, конечно поедешь, только не в этом месяце, а в следующем"
  -Алик, ты пойми... - торопливо заговорил отец. - Понимаешь, не та сейчас в Гриндале об-становка, ты бы и другим ехать отсоветовал...Ну так вышло, пойми, мы же не нарочно...
  Слезы уже наворачивались на глаза. Чтобы скрыть их, Алька голову вниз опустил.
  -Алик, ну в следующий раз... - беспомощно сказала мама, комкая в руках салфетку.
  Алька старался говорить медленно и спокойно. Он глотал колючие слезы, и ему казалось, что стоит все логично объяснить, и они поймут. Поймут, что человек за десять лет жизни даже в паршивом школьном лагере ни разу не был, что "Росток" - лучший лагерь, такого даже в Мариен-бурге нет, что Борька туда уже третий раз едет. А рюкзак? А список нужных вещей, который Алька еще с марта составил, когда первый раз услышал про путевку? Пацаны во дворе просили привезти поющие ракушки, Алька уже и банку приготовил...
  Вылилось все в три слова.
  -Вы же обещали!!!
  -Алька, ну...
  -Ты меня слово учил держать - а сам что? Предатель! - выпалил Алька и убежал к себе в комнату, чтобы не видеть никого и лежать на диване до тех пор, пока от бывшего счастливого че-ловека скелет не останется.
  Мать гладила его по голове. Алька не реагировал. Слезы, которые никто не вытирал, падали темными точками на мягкий плед и быстро впитывались в него.
  -Алик, ну успокойся, пожалуйста. Ну что ты как маленький! Слышал же - нельзя сейчас. На другое лето поедешь, ничего страшного.
  -Борьке можно, да?! - вскинулся Алька. - Потому что у него мама богатая, да? Ему хоть каж-дый год можно! Я же вас не просил, сами пообещали! И велик свой можете забрать насовсем!
  -Оставь его. - Холодно сказал отец, войдя в спальню.
  -Максим, ну хоть ты с ним поговори!
  -Не буду. - Отрезал отец. - И тебе не советую. Я ему как взрослому пытался объяснить, а он тут детсадовские истерики закатывает. Самому не стыдно? Пошли, Настя. Я-то думал - человек у нас растет...Ошибался, значит.
  Альку будто водой холодной облили. И стыдно стало - не за слезы, а за "предателя". За страшное слово, которое он так легко в отца швырнул.
  Родителей не было ни в зале, ни на кухне, ни в маминой спальне.
  Алька догнал их во дворе - запыхавшийся, с еще не просохшими щеками.
  -Мам, пап, простите меня, пожалуйста! Я больше не буду!
  -Очень интересно, Александр - сказал отец тем же чужим голосом. - И чего ты, позволь уз-нать, не будешь? Попрекать свою мать, что она воровать не умеет?
  -Па, ну я не хотел же! Мам, прости...
  -Максим, да не мучай ты его! Он же сейчас опять расплачется!
  Алька и, правда, плакал уже - беззвучно, даже не всхлипывая.
  - Ладно. Прекращай. Эх ты, герой с дырой...
  -Па, прости, ты не предатель, это я гад...
  -Прощаю. Ну, успокойся уже, чего ты...
  Большая теплая ладонь легла на плечо Альки. И Алька вздохнул облегченно, несмело улы-баясь матери.
  -Я из-за тебя, обалдуя, подписку нарушаю. - Уже в доме говорил отец. - Нельзя сейчас в "Росток". Лучше вообще по городу зря не шляться.
  -Так перемирие же, пап... - робко возразил Алька. - И договор...
  -Это не перемирие, это затишье. - Вздохнул Максим. - Что им договор? Бумажка. И не спра-шивай больше, все равно не скажу. Иди, погуляй, тебя дружки уже с утра обыскались.
  Велосипед во двор Алька все же выкатил, но кататься настроя не было. Уступил его сияю-щему от восторга Шурке, а сам на крышу полез - будто бы планер запускать.
  Рассеянно отколупывая чешуйки ржавчины от голого живота, думал Алька о многом. Но в голову лезли мысли, что дело не в войне, а в деньгах. Обстановка? Ха! Даже на границе уже месяц не стреляют. Понятное дело - весной путевку пообещали, а летом спохватились, что по деньгам не выходит. Велик все же подешевле, чем две недели в "Ростке". Там зато - море....А Борька про море и рассказать толком не умеет, только и треплется про пирожные, будто их в Гриндале мало.
  Несмотря на понимание, в лагерь еще сильней захотелось. А через две недели - вот он, ор-кестр на площади, мороженое-конфеты в палатках и желтый автобус, расписанный пальмами и цветами. Второй и третий поток уже так провожать не будут. А первый-это начало лета, каникулы, и открытие карусельного сезона, будто в утешение тем, кто остается. В день открытия все аттрак-ционы бесплатно, поэтому до ночи визжат на площади пацаны и девчонки, и небу тесно от отпу-щенных на волю воздушных шариков.
  Алька на этот раз вообще никуда идти не хотел. Мать ему целую десятку на сладости оста-вила, а он ее будто не заметил. Сидел с ногами в кресле и читал упрямо про охотников за черепа-ми в дебрях Амазонки.
  -Я первый, я!
  -Димка, стой, я с вами хочу!
  -Разбежался! Вали домой, тебя мама не пустит!
  Алькины друзья давно уже на площади. А мимо окон с воплями пролетела стайка дошколят. Самый младший, лет четырех-пяти на вид, бежал в одних трусах, отставал, падал, терял зажатые в кулачке монеты, но все равно догонял и кричал возмущенно: "Куда вы, постойте! Я тоже с вами! Ди-имка, ну Димка же, подожди!"
  Алька захлопнул окно и швырнул книгу на диван.
  Пойти, что ли?
  Вспомнилось некстати, что на площади продают любимые трубочки со сгущенкой. И кон-курсы там разные с призами, и фотограф дядя Сема белого пони приведет...
  -И пойду! - зло сказал Алька, будто споря с кем-то. - Ну, не поеду! Ну, не вышло! Что ж мне теперь, всю жизнь дома сидеть, да?!
  Десятку - в карман, ноги - в сандалии. Даже малышей тех обогнал Алька. А прибежав - сра-зу увидел отъезжающих. Стояли они отдельно, не кричали, не бегали. И родители вокруг них суе-тились, пытаясь то смоченные волосы на идеальный пробор расчесать, то бутерброд в рюкзак су-нуть, а то и повторяли в сотый, наверно, раз "Ты же смотри, босиком там не бегай! И воду сырую не пей, все равно ведь узнаю!"
  Борька стоял возле палатки с квасом - нарядный, но одинокий. И белая майка уже заляпана шоколадом.
  -Здоров, Борь!
  -Привет.
  -А твоя мама где?
  -А ну ее! - махнул рукой Борька. - На рынок опять поехала. Сам, говорит, доберешься, не маленький, а у меня с утра самая торговля. А ты чего велик не взял? Покатались бы!
  -Сейчас?!
  -Да успели бы пару кругов. Все равно пока еще речь скажут, пока отметятся...вон, видишь, даже водителя нет еще. Ой....
  Скривился Борька, ладонь к животу прижал.
  -Ты чего?
  -Не знаю...Живот, гад, болит чего-то...
  -Меньше шоколада будешь есть.
  -Да я всего-то три батончика! Ты куда?
  -За трубочками.
  -И мне купи, слышишь?
  Во время губернаторской речи незаметно тер живот Борька, и вроде легче становилось. А Алька стал в конец длинной очереди. От нечего делать слушал разговоры. Рядом с палаткой теле-фонную будку поставили, и туда очередь была не меньше.
  -Але, Маш! - кричал в трубку толстый дядька с рекламой пива на майке. - Маша, слышишь меня? Что? Как вы там? Как Светланка, горло прошло? Молоко с медом надо пить, горячее, слы-шишь! Да связь плохая, Маш! Я? У меня рейс последний, сейчас гриндальских ребятишек на ку-рорт отвезу и домой! Але! Маш, пусть Юрка насчет кирпича поговорит со своими, если не битый - я тоже возьму.....
  Сначала Алька, разговор этот слушая, посочувствовал незнакомой Светланке. Молоко с ме-дом - это ж гадость, хуже рыбьего жира! А потом вспомнил, что этот смешной дядька и есть води-тель автобуса.
  Слизывая сладкие потеки со всех трубочек сразу, шел Алька обратно. И думал: "А чего это он сказал про гриндальских ребятишек? Это он про нас, что ли? Так мы не гриндальские вовсе, мы имперцы..."
  Конечно, Алька не гриндалец. И дело даже не в том, что он в Белоозерске родился. Точнее, не совсем в том. Вон, у тети Жени в прошлом месяце двойняшки родились. И что? Все равно, гриндальцы - это те, смуглые, не то опасные не то просто непонятные. Мать запрещала Альке с ними играть. Некоторым не запрещали, Борькиной матери, например, все равно было. Но даже на детской площадке гриндальцы тянулись друг к другу, подальше от шумной имперской детворы. И игры у них были свои. Вспомнил вдруг Алька, как играли они прошлым летом в казаки-разбойники. Убегая, перемахнул он через деревянный бортик, и замер. Сидел в песочнице грин-дальский пацан - Алькин ровесник. Сидел на корточках, и чертил тонкой веткой на песке что-то, обкладывая чертеж мелкими речными камешками.
  В чертеж и прыгнул Алька - прямо с разбегу.
  -Ой...сказал он испуганно. - Извини, я не хотел!
  Пацан поднял голову. Равнодушными черными глазами глянул на Альку и стер остатки чер-тежа.
  -Извини... - повторил Алька. - Я ж не знал, что ты тут играешь.
  Если б такое у них во дворе случилось - даже спокойный Шурка разорался бы, а то и с кула-ками полез. Ничего себе - сидишь, никому не мешаешь, делаешь что-то важное (на песке ведь не просто закорючки были, которые чертят от нечего делать), и вдруг кто-то на это важное - двумя ногами с разбега!
  Пацан больше ничего не чертил. Ждал без злобы, когда Алька уйдет. Но...Шурка на его мес-те хоть слово, да сказал бы. А этот молчал.
  -Куда он побежал?
  -Может, за гараж? Саня, ищи!
  -Пацаны, вон следы!
  -Ну, я пошел, - торопливо сказал Алька, перелезая на другую сторону. И забыл тогда же про пацана. Думал - и не вспомнит больше...
  -И сегодня, провожая первую в этом году смену, мы надеемся, что вы оправдаете наши ожи-дания и будете себя хорошо вести. Обещаете?
  -Обещаем! - завопила нарядная детвора.
  Борька молчал, переступая с ноги на ногу.
  -Борь, что? Не прошло?
  -Не...
  -Сильно болит?
  -Ага,...гад...
  -Может скорую позвать?
  -Еще чего! Уй-юй! - согнулся Борька. - Сволочь гадская, а не живот! Ой, мама....
  На стоянке рядом с автобусом, всегда "скорая помощь" дежурила. Каждое лето, на всякий случай.
  -Помогите! - бросился туда Алька.
  -Что случилось?
  Рыжеволосая медсестра торопливо вытерла руки, не допив чай.
  -У друга живот болит, сильно!
  Борьку сразу уложили на носилки.
  -Что с ним?
  -Аппендицит. Ничего страшного. Ты его родителей знаешь? Вова, звони в клинику, пусть готовятся. Мальчик, скажешь родителям, что его на Ломоносова отвезли, понял?
  -Блин...
  -Потерпи, Борьк, щас в больницу поедешь.
  -Блин, путевка же сгорит...
  А ведь точно - по закону путевку в лагерь за день до отправления вернуть можно. В смысле, деньги за нее обратно получить. А дальше никого не волнует - передумал ты ехать, опоздал или в больницу загремел.
  -Алька, слушай, бери ты, пока не увидели...
  Свернутую пополам бумажку совал ему Борька.
  -Бери, ты же хотел? А мне велик на лето дашь, ладно? Я знаю, аппендицит фигня, через не-делю выйду...Ну что, меняемся?
  -Погоди ты, а мать что скажет?
  -Ничего, я ей скажу что потерял, поорет и перестанет...только на все лето и пусть он у меня в коридоре стоит, давай? - поспешно уточнял Борька.
  -Давай!
  Бумагу-под майку. Неужели, правда? И еще не понял, не поверил, а ноги уже сами несли Альку мимо палаток, мимо домов и дальше - туда, в свой двор, не обращая внимания на любопыт-ных соседей. Успеть бы! В квартиру ворвался пулей, даже дверь за собой не закрыл. Рюкзак за плечи (вот хорошо, что он давно собран!) Из холодильника туда забросил шоколадку, из вазы - два яблока. Все? А, да - записку надо!
  Отца три дня назад проводили. А мама сейчас у подруги. Только бы не пришла!
  Неровно, на случайно подвернувшейся обертке от шоколада писал он карандашом:
  "Мама, я в Росток уехал. Не волнуйся, пожалуйста. Борька заболел, я по его путевке только не ру-гайся".
  Подумав, приписал: "И тете Гале не говори, мы с ним поменялись на Дакар (не насовсем, не бой-ся)"
  Записку - на тумбочку в коридоре, и книгой придавить, чтоб сразу заметили и сквозняком на пол не сдуло. И снова бег, и рюкзак по плечам бьет, и едва успевает запыхавшийся Алька путевку во-дителю сунуть, потому что автобус уже сигналит.
  -Выспался? Ну, давай, залазь быстрее! Повезло тебе, малец!
  -Повезло! - улыбается Алька.
  Он все еще боится, что обман раскроется и его из автобуса выгонят. Нет вроде, поехали... Ура! И правда, какая Империи разница, кто там по чьей путевке едет. Мог бы вообще никто не ехать. Ишь, Борька какой- больной, а хитрый! Теперь у него вместо надоевшего лагеря почти свой велик на все лето...
  Не сговариваясь, детвора полезла в рюкзаки и зашуршала обертками.
  -Эй, туристы! Чтоб никакого мусора на полу не было, а то подметать заставлю!- крикнул води-тель.
  Рядом с Алькой - девчонка. Конопатая, рыжая, чем-то на ту медсестру похожая.
  -Будешь?
  -Мытое?- подозрительно глянула она на яблоко.
  -Конечно!
  Взяла яблоко и даже спасибо не сказала. Ну и не надо, подумаешь! У нас во дворе таким задавакам лягушек за шиворот суют...
  Хорошее настроение у ребят. И вот уже кто-то негромко запел, отбивая такт на спинке сиденья. А пацан, впереди Альки сидевший, с синими нашивками скаута на рукаве, подхватил:
  -А мы не к бабушке,
  А мы не к дедушке,
  Мы едем в лагерь отдохнуть!
  Такие разные,
  Такие классные,
  Ну, просто-просто-просто жуть!
  Горланил весь автобус, кто во что горазд. А кто слов не знал - те кулаками колотили по спинке си-денья, по рюкзакам и даже по собственному пузу. Только та рыжая девчонка не пела. Она отвер-нулась к окну и достала книжку. Алька не выдержал, глянул на обложку. Ерунда! "Девичьи секре-ты, часть вторая - о чем ты не скажешь даже маме". Эх, надо было "Охотников за черепами" за-хватить...
  Накричались все, напелись и притихли. Долго ведь ехать, целый день и еще чуть-чуть вечера. Алька заснул, опустив голову на спинку, а, проснувшись, обнаружил, что его тошнит.
  Наклонился, хлопнул скаута по плечу.
  -Эй, слушай...
  -Чего?
  -Давай местами поменяемся?
  -Зачем?
  -Ну, просто...жалко, что ли?
  Не признается же Алька, что его в автобусах укачивает, как маленького! Отец и упражнения пока-зывал, чтоб этот дурацкий вестибулярный аппарат укрепить, да у Альки силы воли не хватило. С отцом делал упражнения, а без него - никак.
  -Ладно, давай,- согласился скаут, подхватывая рюкзак, - ты первый раз в "Росток"? Я тоже! Меня Денис зовут, а тебя?
  -Алька.
  -Ага. А ты на лошади катался хоть когда?
  Алька честно признался, что только на пони и то редко. Теперь он сидел у окна, да еще и водитель специально дверь наполовину открыл. Струйки свежего воздуха жадно глотал Алька, пока тошно-та не ушла.
  -А я катался у дедушки на ферме, сто раз! Там знаешь, какая лошадь была? Карюха, вообще дикая, к ней даже брат мой не подходил!
  -А ты?
  Денис гордо задрал рубашку.
  -Во, синяк видишь?
  -Ого!
  -Так это зажило еще! Я прямо в забор врезался, прикинь?!
  Компанейским мальчишкой оказался Денис. Из тех, кто и во дворе заводила, и в школе по оцен-кам только чуть ниже первого ученика оказывается. И, кажется, понял он, почему Альке вдруг приспичило местами поменяться. Понял, но ничего не сказал.
  Дверь эта и спасла Альку. Это потом он узнал, что автобус на мину, под камень замаскирован-ную, наехал и хорошо еще, что под колесо она попала, а не под днище. А тогда взрыв вышвырнул его наружу вместе с остатками двери. Сзади - крики, грохот и тошнотворный запах горелого. От черного дыма почти ослеп Алька. Встал кое-как, и побежал, ничего не видя и не понимая. Перво-бытный инстинкт гнал его вперед, подальше от опасности, от автобуса, от дороги...Сзади крики - все слабее, а сердцу в груди тесно, и в висках гулко стучит кровь, а тело совсем не чувствует ко-лючек, когда влетает Алька в спасительную лесную прохладу и с разбегу натыкается на заросли шиповника. Через колючие кусты, обдирая одежду - дальше! Еще дальше!
  
  Бежал, пока из сил не выбился. Споткнулся об пенек, растянулся на прохладной сырой земле и лежал, не поднимаясь. А поднялся - лес кругом, ни дороги ни людей. Ой, мама....
  Нельзя сказать, чтоб Алька леса совсем не знал. И на открытых уроках природоведения его вместе с классом туда вывозили, и с отцом пару раз отдыхали. Но тогда Алька был не один. И всегда ря-дом находился кто-то, кто знал куда идти. А сейчас?
  -Эй!! Ау, люди! - изо всех сил крикнул Алька.
  Тишина. Только испуганная птица с ветки на ветку перепорхнула.
  Сначала Алька просто шел вперед, надеясь, что дорога где-то рядом. Потом он достал из рюкзака шоколадку и съел ее, выбросив серебристую фольгу в яму, рядом с вывороченным пеньком. А по-том заметил, что он мимо этой ямы в пятый раз уже проходит. И ноги уже болели. И пить хоте-лось. Вот тогда он и понял, что заблудился - не в игре, не в книжке про приключения, а совсем по-настоящему.
  -Спокойно... - сказал он дрожащим голосом. - Так...ну, заблудился... а чего у меня есть?
  "Не паникуй, - сказал бы отец. - Паника опасней всего. Соберись и подумай. За тебя этого никто не сделает"
  Открыл рюкзак. Съесть яблоко, что ли? Пить ведь хочется жутко, и есть тоже. А если его не най-дут? Если вообще жить тут придется, как дикарю? Пока из рюкзака все вытряхивал, яблоко как-то само собой съелось.
  Двадцать наконечников из консервной банки, завернутые в целлофан. Три самых любимых пла-нера из коллекции. Водяной пистолет. Нож с пятью лезвиями, штопором и расческой. (Так, а если палку выстрогать, одно лезвие отломать и платок носовой на полоски разрезать - может, копье по-лучится?) Смехач на резинке. Железная кружка. Плавки с полотенцем. Бейсболка. Маленький приемник с наушниками. Спички (о, это вещь!) "Расмус-бродяга", еще ни разу не читанный. А в карманах что? Мелочь, ключи, носовой платок, два гвоздя - большой и маленький, и пробка от лимонада.
  Алька вдруг съежился, хотя не так уж холодно было в лесу. Не хотелось ему ни строить шалаш, ни на зверей охотиться, ни одежду из шкур шить. Алька позорно хотел домой, как последний бледно-лицый. Сейчас бы хоть каши манной! Каша дома. Все дома. Значит, домой надо как-то добирать-ся.
  Север, юг, восток, запад... Алька встал у дерева, раскинув руки. Где там мох на деревьях расти должен? На северной стороне? В голову лезли обрывки из прочитанных книг и слова отца. Расска-зывал же он тогда, в походе, про курс выживания! Думай, башка, а то пропадешь! А географию учили зря - что толку сейчас в названиях континентов, Альке бы из обычного гриндальского леса как-нибудь выйти...
  Шестой раз та же яма! Заколдованная она, что ли?! Ага, отец говорил, что при ходьбе надо чуть вправо идти. Точно. Мол, нога у человека толчковая - левая, поэтому в лесу налево и ведет. Ладно, сейчас чуть отдохну и попробую.
  К яме Алька больше не возвращался. Шел и шел вперед, пока не понял, что в лесу ему и ночевать придется. Посмотрел на часы в приемнике. Вечер уже.
  -Спокойно, - сказал он, наверно, в сотый раз.
  Но ему от этого стало как-то совсем неспокойно. И голос в лесу звучал жалко и потерянно.
  -Спокойно... Лес-это что? Это звери. Логично. А звери ...звери по деревьям не прыгают. Ну, только рыси..или анаконды...или тигры...но их же тут нет, правда? Да откуда в Гриндале тиг-ры...если из зоопарка только не сбегут...
  Разговор с самим собой все же успокаивал немного. Будто не один здесь Алька, а вдвоем почти не страшно.
  -Тут же не Африка, да? Ну да, нету тут никаких анаконд! И тигров нет! Значит, если на дереве спать...
  Алька с сомнением глянул на деревья. Залезть он залезет, а спать как? В книжках себя к дереву привязывали, чтоб не упасть. Но у Альки веревки нет. Ни веревки, ни ремня, только шорты с май-кой.
  "Разорвать майку, полоски связать..." - думал Алька, тут же понимая, что вряд ли такая веревка будет прочной.
  -О, у меня же спички! Костер можно!
  Звери боятся огня - это все знают. Значит можно спать у костра. Ура!!!
  Алька отошел подальше. Дрова надо искать, сухие ветки....По пути ножом попытался отдирать кору на деревьях. Старая кора не поддавалась.
  -Блин!
  Обломок лезвия упал в траву. Алька долго искал его. Ну и что теперь? Как метки ставить?
  А если дерево поменьше, помоложе? Ага, пошло!
  Кора полосками отходила от дерева. Заметно? Заметно! А ветки-то где?
  Не было сушняка. Отчаявшись, Алька с молодых деревьев кое-как веток то ли отрезал то ли нало-мал. Нес охапку спотыкаясь и торопясь, а оказалось - зря. Не хотели ветки гореть.
  Вздохнув, вырвал лист из книги. Поджег. Сунул в ветки. Налетевший вдруг ветер шевельнул кроны деревьев и потушил бумагу. А веткам хоть бы что, даже не обгорели!
  Алька сообразил, что без дров на одних книжных листах костер не получится. Да если бы и полу-чился - вдруг опять ветер? Дунет и потушит костер, а он, Алька Травушкин, заснет, и проснется только у волка в зубах. Брр!
  Разбросал ветки Алька и стал себе дерево выбирать. Вот бы доску, хоть одну! Во дворе так делали - притащат доску, на ветки положат - и хоть сиди на ней, хоть лежи...
  Досок в лесу для Альки никто не припас. Зато увидел он дерево, от ствола которого отходили две прочные на вид ветки. Между одной и другой веткой расстояние было небольшим, с земли почти незаметным, значит если сесть на них и прислониться спиной к стволу, то можно и переночевать. Неудобно, но не смертельно. И высота подходящая.
  Рюкзак - за плечи. Еды там нет, но оставлять под деревом все вещи рискованно. Все, решено - по-лезу!
  Лезть вверх по такому дереву оказалось сложней, чем решать: ладони горели от твердой бугристой коры и от укусов каких-то насекомых, рюкзак мешал, пот заливал глаза, и уже скользи-ли колени, когда ухватился Алька за правую ветку, и подтянулся на ней. На вторую залез, отды-шался, стряхнул с майки мошек, рассерженно кусавших незваного гостя, и сел так как хотел - ноги на ветках, а спиной к стволу прислонился.
  Эх, картошки бы сюда...Или хоть хлеба кусок...
  Рюкзак Алька повесил на сук, рядом. И сейчас полез в него, потому что представилось голодному мальчишке, что где-то в рюкзаке обязательно должен быть недоеденный бутерброд. Была у Альки такая вредная привычка - совать в рюкзак остатки школьных бутербродов, булочек и пирожков. Ну, когда очередь в столовой большая и старшеклассники лезут вперед, то нормально поесть до звонка никак не успеваешь. Приходится залпом выпивать компот, и в класс бежать, жуя на ходу. Недоеденное - в карман, в рюкзак, куда ближе, потому что учителей Алькино питание совсем не волновало, а вот на три часа после уроков за опоздание и неподобающий (то есть жующий) вид они оставляли охотно. Иногда булочка была невкусная или есть не очень хотелось, и Алька забы-вал про запасы до тех пор, пока мама за дневником не лезла. Она же и вытряхивала закаменевшие огрызки в мусорное ведро, называя Альку то неряхой, то кем-нибудь похуже. И знал ведь Алька, что это рюкзак не школьный, а в лагерь купленный, знал и сам же его собирал, а вот представился ему сейчас недоеденный бутерброд с колбасой, будто лежит он где-нибудь между карманами, вкусный такой...только чуть надкусанный, с краю...
  Бутерброда, конечно, не было. Никакого, даже совсем заплесневелого. А живот крутило так, что Алька подумал " Аппендицит, как у Борьки" и испугался. Чтобы отвлечься, полез за приемником. Может, его уже ищут? Может, спасатели рядом?
  Он до сих пор верил в то, что с автобусом произошло что-то вроде аварии. И что его ищут - а как же иначе? А услышал он о коварстве гриндальцев, нарушивших договор,
  О терактах в Тулине, Гриндале, Чеслове и Новороссе, которые произошли в одно и то же время
  О том, что гриндальцы угнали истребитель и начали бомбежку гарнизонов,
  О том, что в Гриндале введено военное положение и комендантский час, а всех гражданских им-перцев оттуда вывезли еще вчера,
  И наконец про взрыв в автобусе - вскользь, беспристрастно...
  Алька плакал, вцепившись в дерево. Его трясло. Бейсболка упала вниз, но он этого даже не заме-тил. Это уже не игра, не авария, это настоящая война, а он тут, и про него даже никто не вспом-нил! Всех вывезли? Куда? И маму? И дом теперь-уже чужой? И кому какое дело до Альки Тра-вушкина, никто его не спасет никогда....
  Вера в спасение рухнула, не оставив даже обломков. Еще днем думал Алька как здорово будет, ес-ли его найдут не сразу, если он немножко поживет в лесу, как в книгах про индейцев - чтобы по-том даже старшеклассники в класс заглядывали и Алькины истории слушали. А теперь - война. Раз - и все....Только холодный голос мариенбургского диктора от прежней жизни остался.
  Долго плакал Алька, всхлипывая и вытирая слезы разодранной майкой. А потом заснул, точнее, утонул в тревожных полуснах, потому что не было уже сил у организма и даже такие сны-кошмары в неудобной позе были ему нужны.
  
   Проснулся, еще не поняв, где он и что с ним. А лес уже давно не спал, и казался он при солнечном свете дружелюбным и совсем не страшным. А может, это Алька бояться устал.
  Спрыгнул на землю, облизывая пересохшие губы. Вместо туалета - рядом стоящее дерево, а воду чем заменить? Где вода? Ага, в речке....Снова на дерево, за рюкзаком, и вперед. На запад. Отец говорил, что так к реке выйти можно.
  Не так уж много и прошел Алька, примерно треть вчерашнего пути, и действительно к речке вы-шел. Была она широкая и неторопливая, не то, что Каменка. И берег хороший, не крутой. Спус-тился Алька, кружку из рюкзака достал. Пил столько, сколько мог. От холодной воды ломило зу-бы, иногда в кружку попадали водоросли, но все равно была эта вода из незнакомой речки вкусней любого лимонада.
  Напившись, пошел вдоль берега. Вот оно, направление! Где-то тут должен быть мост...и доро-га...или они тогда с отцом не тут были? Ну, все равно, река-это вода, а рядом с водой всегда лю-ди.
  Люди? Или гриндальцы с автоматами?
  Алька остановился. Здесь река и птичье пение, а там - война. Может, остаться? Сделать шалаш и жить спокойно...хотя бы до осени.
  Живот снова заурчал, и это сильней всяких доводов оказалось. Идти. Конечно, идти. В книгах много чего пишут, да и то там все герои взрослые, а Альке только десять недавно исполнилось.
  Шел возле деревьев, в тени, но так чтоб реку было видно. И под ноги смотрел постоянно. Ага, есть!
  Сорвал мясистый лист, чем-то похожий на подорожник. Жевал, морщась от горечи, но точно знал, что это съедобно. С отцом тогда в дикарей играли-ели....О, еще один!
  Наевшись, рвал торопливо, улиток-конкурентов с темного ворса стряхивая. Листья в кармане мя-лись, пропитывали ткань желтым липким соком. Но с запасом уже и шагалось легче. Только ни дороги, ни моста не было видно. Алька уже хотел напрямик, через лес идти. А вода? Можно в рюкзак набрать, он непромокаемый, только зачем, если рядом целая речка?
  Следующую ночь он тоже провел на дереве. Перед этим набрел на поляну земляники, и ел, не от-личая зеленых ягод от спелых. Потом нашел немного сухих веток и разжег костер. Комары не-щадно впивались в руки, а дым их хоть на время, но отгонял. Да и листья земляники, сваренные в кружке с водой, ничего были... Вместо чая.
  Утром по его дереву пронеслась белка.
  -Ух, ты! - восхищенно выдохнул Алька - Белка! Живая!
  Зверек уселся на самом верху и хитро смотрел, будто говоря "Сама знаю! А дальше что?"
  Алька протянул руки - осторожно, чтоб не спугнуть.
  -Белка, иди сюда, ну иди...кис-кис...не бойся...
  Как ее позвать-то? Убежит ведь!
  -Ну, иди, чего ты, я ж не трону....
  Охотничьих мыслей у Альки и впрямь никаких не было, хотя желудку уже надоело одной зеленью питаться. Настоящая ведь белка, не из зоопарка! Вот бы погладить! Просто погладить и отпус-тить....
  Но у белки были свои планы. Рыжим сполохом перелетела она с ветки на ветку. И дальше - на со-седнее дерево, пока Алька ее видеть не перестал.
  -Ну, ничего себе....Ой, мама!
  Хотел Алька вниз спуститься, а не смог. Ноги не шли. Дрожали они, сами по себе дергались, а слушаться не хотели. Прыгнуть, кулем свалиться? Высоко....Это что - навсегда?!
  -Ау!!! - отчаянно крикнул Алька.
  Пускай на шум придут гриндальцы, пускай кто угодно придет, только бы сняли!
  Вспомнился случай во дворе - как у Светки котенок залез на тополь, а слезть не смог. Маленький еще был, увидал собаку и рванул на дерево. Светка в куклы заигралась, а потом, когда ее домой позвали, про котенка вспомнила. Бегает, зовет "Мурзя, Мурзик!", а найти не может. Потом ее ма-ма выбежала, тоже искать стала. А котенок непонятно где - слышно, что мяучит, а ни на крыше, ни в подвале нет его.
  Два дня искали, и никто на дерево посмотреть не догадался. Потом случайно Антошка голову поднял, а котенок уже и мяукать перестал, в беззвучном крике кривил мордочку. Всем двором Мурзика доставали. А он царапался, вырывался отчаянно, не ожидая уже от мира ничего хороше-го, и залезал еще дальше, на самые тонкие ветки. Снял котенка хмельной дядя Веня по прозвищу Веник. Снял, бородой помотал, сунул беглеца хозяевам, залпом выпил протянутый стакан пива и ушел, бережно положив в карман заработанную десятку. Сейчас бы его сюда, Веника...все бы ему простил Алька - и разломанную рогатку, и ночные вопли под окном.... Эх, дядя Веня, дядя Веня, неужели и тебя вывезли? Или уснул ты в сарае, сжав в руке недопитую бутылку, и проспал все на свете, даже не узнав, отчего суматоха, а тебя никто и не хватился? И вылез, наверно, за добавкой, попадая из пыльного сарая прямо в войну...
  Полдня Алька просидел на дереве. Вытаскивал из карманов полураздавленную землянику и уже вялые листья, ел неохотно, через силу. А когда живот скрутило, стащил шорты - и вовремя. Хлынуло из него как из ведра. Бабушка Катя еще говорила - "как из худого поросенка", но на по-росенка, даже самого тощего, взъерошенный бледный мальчишка никак не походил. Скорее уж на скелет или на собственное привидение. Растирал ноги и даже бил ими об ствол, радуясь муравьи-ным укусам. Вот если б ничего не чувствовал - тогда плохо. А так...ничего-о, Травушкин, про-рвемся! Муравьи - они вообще полезные... лечатся ими даже, так что терпи и лечись.
  Крутанул колесико громкости, включая приемник. Хорошо еще, что батарейки новые. Только ан-тенна слабовата, да и пониже он теперь сидит...
  Сквозь треск помех пробивались торжественные звуки имперского гимна. И тот же холод-ный голос сообщил Альке, о том, что пилот скоростного истребителя ФС-2 Максим Травушкин пропал без вести. Не осталось уже слез у мальчишки, только кулаком ударил он по ни в чем не ви-новатому дереву. Из разбитых костяшек текла кровь, смешиваясь с пылью и травяным соком. И Альку ничуть не обрадовало то, что он смог наконец спрыгнуть с дерева.
  Он часто останавливался, но все же шел вперед. И заснул уже не на дереве, не возле костра, а где попало. Подсунул под голову рюкзак и не заснул- отключился, даже подумать ни о чем не успев. Проснулся ночью и увидел, как совсем близко светятся два зеленых огонька.
  -Ну, чего тебе надо, зверь? - устало пробормотал Алька - Хочешь - ешь, мне все равно уже....
  Закрыл глаза, даже не пытаясь убежать. Сжался. Скорей бы, чтоб не больно...
  Зверь не торопился. Вместо клыков ощутил Алька на шее чье-то тяжелое дыхание. А потом от-крыл один глаз, чтоб хоть увидеть, кто его есть собрался. И увидел, как зеленые огоньки раство-ряются в темноте. Обнюхал его неведомый зверь, да и ушел по своим ночным делам. То ли сытый он был, то ли вообще не хищник.
  После этой ночи Алька поверил в то, что он дойдет. Что выйдет к людям, найдет отца и все станет как прежде. А война...ну что война, может пока он тут по лесу бродит, гриндальцев уже победили. Все-таки Империя- это сила! Корабли, истребители, танки, и народу сколько - от Запад-ной до Восточной, да еще союзники. А у гриндальцев что? Кое-кто из отцовых друзей говорил с оглядкой " храбрость", зная, что среди Травушкиных доносчиков нет и не будет. Но сам Максим возражал - не храбрость это, а пренебрежение к жизни. К чужой и своей одинаково. И еще - ка-кая-то непонятная гордость, мешающая объединится с Империей - пусть не на равных правах, но ведь своими станут, не дикарями! Говорят, раньше в Гриндале даже водопровода не было, а сейчас дома со всеми удобствами, работа, год назад даже институт открылся. Ну, чего им еще не хвата-ет?!
  Теперь шел он медленно - силы берег. И на исходе третьего дня они ему пригодились. Все остатки сил собрал Алька, чтобы добежать до запыленного "Патриота", не зная еще, кто в нем - свои или чужие.
  
  
  3. -...Алька, Алька, ты чего?! Тише!
  Кричал Алька, от Ромки спросонья кулаками и ногами отбиваясь. А Ромка тряс его за плечи, при-жимал к кровати бьющееся тело и уворачивался от ударов как мог.
  -Алька, лось, больно же!
  -А?
  Алька мотал головой, ничего не соображая.
  -Ты мне ногой в живот заехал! - возмутился Ромка.
  -Я?
  -Нет, бабушка моя! Тихо ты, всю спальню разбудишь!
  -Ой...Ромк, извини, я нечаянно, - прошептал Алька, окончательно просыпаясь.
  - Ничего себе "нечаянно"! Так и убить можно!
  - Да мне опять ерунда всякая снилась... - оправдывался Алька. - Будто дома я, а потом опять лес этот...
  -Какой лес?
  Ромка присел на кровать - на минутку, только послушать. А проговорили опять до утра. И на построение опоздали. И мутноглазый Клаус Альке двойку за диктант влепил. Но зато после обеда из приемника: "Травушкин, Дегтярев, срочно подойдите в кабинет директора". И от Борка каждому - голубую полоску с увольнительной. Ура!
  -До двенадцати ноль-ноль можете быть свободны.
  -Ночи?
  -Вот специально для тебя, Дегтярев - да, ночи. А всем остальным - утра. Тьфу ты, дня, запутаешь-ся тут с вами! Короче, в драки не влезать, по садам чужим не лазить и вообще не хулиганить. Яс-но?
  -Так точно, господин капрал! - хором отчеканили оба.
  Борк откинулся в кресле, вытер лоб огромным клетчатым платком и сказал уже неофициальным тоном:
  -Травушкин...Алик, ты к матери собираешься?
  -Конечно!
  - Я вчера звонил в больницу. Без изменений, говорят... И побольше, мол, эмоций положитель-ных...да, эмоций, значит.....Ты вот что ей покажи, пусть обрадуется.
  Тесемки на синей папке никак не хотели развязываться. Не выдержав, щелкнул Борк ножницами. Ладонью смахнул обрезки на пол и протянул Альке бумагу, на которой расплывчатым лиловым цветом теснились печати.
  -Что это?
  -Ордер. На квартиру. Мать честная, ты б видел, какой район эти чинуши вначале совали! Ну, я с ними поговорил по-свойски. Там еще компенсация полагается, но это уже без Насти никак. Смот-ри не потеряй!
  -Спасибо, - поблагодарил Алька, бережно сворачивая ордер.
  -Ты что его в кармане понесешь?! Обормот! На вот папку.
  -Да не надо, я и так не потеряю...
  -Бери, раз дают! Она не железная, руки не оттянет. Документ, Травушкин, это тебе не ваши вкла-дыши, документ беречь надо. Ну, все, ступайте. Матери привет от меня передавай, я во вторник опять к ней заеду.
  -Капрал, а про отца ничего не слышно? - спросил Алька уже от двери. Спросил с надеждой, хотя и знал, что если бы новости были - плохие ли, хорошие - Борк бы сообщил непременно.
  Симон безнадежно развел руками.
  -Тишина, Алик... Пока тишина. Но ты даже не думай, найдется Максим! Понял? Найдется! Не та-кой он человек, чтобы пропасть!
  Вышел из-за стола, плечи Алькины сжал, тряхнул легонько.
  -Держись, Алик. Найдется. Обязательно. Ну, беги!
  По коридору, мелом пропахшему, шли не спеша. Свобода!
  -Куда поедем?
  -Не знаю.... В больницу, наверное.
  -Ага! А потом ко мне, да? У меня заночуешь. Я тебе такой Мариенбург покажу, настоящий!
  -Это как? - не понял Алька.
  -Ну не тот, что туристам показывают. Покажи ордер, а? Ух ты, Комитетская! В центре жить бу-дешь, повезло!
  До этого Алька столицу Империи только на открытках видел. Ну, еще - из окна, когда с Борком ехали. Запомнилась вокзальная суматоха, яркие вывески, одуряющий запах пирожков и самое главное - уходящая в небо башня- игла, стальная, гордая и красивая. Не той доступной красотой магазинов и реклам, а другой - строгой и холодной. Но ведь красиво же!
  - Ромк, а давай к башне, а?
  -К какой башне? К иголке, что ли? Да ну ее, чего там интересного!
  -Интересно,- упрямо сказал Алька. Ну, мне интересно, понимаешь?
  -Да мне не жалко, поехали, - хмыкнул Ромка. - Эх, мороженого бы сейчас! Там фруктовое прода-ют, двухцветное - обертку слопать можно!
  Вскочили на подъехавший трамвай. Ехать было недалеко - всего пять остановок. И сразу к ним подошла добродушная тетка- билетерша в синей форме. Алька сунул руку в карман- ага, проезд-ной на месте.
  -Здравствуй, Рома! К дедушке едешь, да?
  -Не, теть Валь, гуляем...Мы к игле.
  -А это товарищ твой? Тоже курсант? Да не показывай, верю я, верю! Куда ж вы к башне в такую- то жару? Хотя оно и верно, и правильно, хоть толкучки не будет. Ну, привет дедушке передавай, скажи - Валентина как с ремонтом управится, обязательно в гости зайдет. Эй, господин хороший, вы куда это собрались? А за проезд платить Император будет?!
  -Знакомая? - спросил Алька, когда билетерша отошла, сунув им, несмотря на отнекивания, по длинному красно-зеленому леденцу в прозрачной обертке.
  -Соседка. Бывшая, им квартиру в том году дали, а нам все никак...- совсем по-взрослому вздохнул Ромка.- Эй, выходим!
  Кое- как протиснулись к передней двери.
  -Внимание, следующая остановка- улица Симонова!
  - Володя, ребятишек выпусти!- крикнула тетя Валя.
  Дверь открылась с шипением. Выпрыгнули мальчишки и билетерше помахали на прощание.
  
  Да, если это у них называется мало народу, то что тогда "много"? По пути к башне Альку два раза толкнули, раз пять наступили на ногу и даже не извинились. На одной только площади Мариенбурга было, наверное, больше народу, чем во всем Гриндале.
  -Давай на танк залезем? - предложил Ромка, догрызая леденец.
  -А не сгонят?
  -Да ну, пацанов не трогают.
  Танк стоял на большом бетонном кубе. А ступеньки к кубу вели деревянные, явно наспех сделанные, чтоб фотографироваться было удобно. Фотографировались в основном западники, опасливо похлопывая танк по гусенице. Западных имперцев было видно сразу - по попугайской одежде, по фотоаппаратам через плечо, по тому, как жадно набрасывались они на сувениры, ста-раясь купить всего и побольше, а что не покупали - фотографировали, по-хозяйски уверенно за-крывая потом объектив. Продавцы сбывали им самое громоздкое и блестящее за тройную цену и втихомолку посмеивались, а западники, отхлынув от одного прилавка, крикливой саранчой окру-жали соседний.
  Пацанам на кубе было неинтересно. Они полезли дальше - прямо на танк. Трогал Алька позеленевшую табличку с полустертыми буквами, пытался прочитать.
  -Ромк, а он настоящий?
  -Конечно! Тут же давно тоже война была, мне дед рассказывал.
  Алька это тоже знал - по книгам и по урокам истории. Но странным казалось, что вот по этой мир-ной площади когда-то грохотали танки, и шли в атаку мальчишки- штурмовики, и что башни этой совсем не было, и Империи не было тоже, а была только самая нечестная из всех войн - граждан-ская.
  -Это знаешь, чей танк? Брянцевский! Слышал? - прошептал Ромка. - А они фоткаются, хохо-чут...уроды!
  -Может, не знают?
  -Тогда сто раз уроды!- беспощадно сказал Ромка, положив ладонь на нагретое дуло. - Знать надо. А они только что почем знают....
  " И на том берегу
  Солнце так же сияло,
  И на том берегу
  Люди слышали крик..." - невольно вырвалось у Альки.
  Это была старая-старая песня из книги, у которой и обложки-то не было. Нашел книгу Алька еще давно, в отцовском ящике. И читал полулегально, всякий раз пряча на место, так и не зная - заметил отец или нет.
  Ромка вздрогнул, но тут же продолжил - как пароль, четко и ясно:
  "Колька тихо упал,
  не доплыв до причала,
  И от пули своей
  Головою поник..."
  -Откуда знаешь?!
  -Читал.
  -А я слышал. Ее на рынке пели когда-то, я еще маленький был.
  Под жаркими летними лучами совсем раскалилось дуло, но рядом с Ромкиной легла узкая Альки-на ладошка.
  Была гражданская - Восток против Запада. И осада Мариенбурга. И блокпосты везде, чтоб никто из осажденного города не вышел. И был солдат третьего гвардейского полка Николай Брян-цев, неприметный парнишка из какого-то там Закутаева, о котором в полку и не слышали. Всех трофеев у него было старая лодка с двумя веслами, да и за ту он заплатил. На этой лодке перево-зил Брянцев мариенбургских детей и женщин, черным закутаевским матом кроя тех, кто совал ему в руку узелок с припасенными кольцами да сережками. И своя же пуля нашла его, когда после очередного рейда плыл Коля назад. Просто однополчанин проявил бдительность - раз с той сто-роны, значит враг. Нажал спусковой крючок плавно, как учили, аккуратно поймав в прицел стри-женую голову. И все. И не стало больше на Земле человека Коли Брянцева...
  После снятия осады западники объявили Брянцева предателем. Восточники, перешедшие в наступление, назвали его героем. А потом уже, когда стала Империя единой и неделимой, поста-вили Брянцеву памятник в родном Закутаеве. Здесь - только танк, и хоть выбито на кубе "Всем, погибшим в гражданскую войну с такого- то по такой-то год", а на башне другая надпись - за кем этот танк был закреплен....
  Насмотрелся и на иглу Алька, да так что голова закружилась.
  -Ну что - вниз?
  -Давай. А когда в больнице перерыв, не знаешь?
  -С двух до трех, кажется. Да успеем еще! Пошли, погуляем.
  Строгий Мариенбург из стали, бетона и стекла сменился обычными двориками - с разве-шанным на улице бельем, клумбами и деревянными скамейками, совсем как в Гриндале. Вместе с Ромкой Алька нырял под арки, чтобы выйти потом на другую улицу. И замечал, что вместо де-ревьев во дворах кусты сирени, и дома не ниже пяти этажей, а кроме лавочек в каждом дворе уви-тая листьями беседка. Мариенбург, настоящий, надо же!
  Вспомнилась старая подклеенная карта, которую два года назад Алька на дверь повесил. И ложась спать, разглядывал он города, реки и тоненькие ниточки железных дорог. Названия городов такие разные, жаль, что взрослые этого не понимают! Для них - просто разные и все. А для Альки юж-ные названия сладкой конфетой липли к языку, а строгие северные чуть холодили мятой, перека-тывались и звенели. "Мариенбург, Дальнекамск, Чеслово, Новоросс, Закидай-Зверево, Белоозерск, Тулин, Старый Стан..." Засыпал Алька, мечтая о путешествиях, о неведомых городах и опасных приключениях. И не разочаровался даже тогда, когда сам увидел, что никаких озер в Белоозерске нет вовсе, только тихая обмелевшая речка, где в самом глубоком месте Альке по горло. Еще там были переспевшие черные вишни, которые никто не охранял, и деревянные теплые тротуары, пружинящие под ногами, и пыль клубами, и непомерно большие листья лопуха, из которых мест-ные девчонки делали шляпы. А после схватки на свежевыструганных шпагах Алька с новыми друзьями доставал из кармана те самые полураздавленные вишни, и думал что это в сто раз лучше каких-то там озер. Вернувшись домой, он воткнул возле Белоозерска синий флажок. И даже то-гда, когда все мальчишки вдруг заболели Африкой и самому Альке на день рождения подарили огромного плюшевого леопарда, смотрел он на карту и думал: "Вот вырасту - везде буду ездить. Интересно, а какой он - Мариенбург?...."
  - А вот тут Федоров живет!
  -Да ну?!
  -Честно!
  -Ха! Ты еще скажи, что Стоун с тобой в соседнем доме!
  - Да честно же! Хочешь, у управдома спросим!
  -А сейчас он дома?
  -Не знаю... - задумчиво сказал Ромка, трогая серый гранит. - А Стоун, кстати, давно в Ландсберг переехал! Эх ты, шляпа!
  Федоров и Стоун. Стоун и Федоров. Мальчишки всей Империи до драк спорили, кто из них главней. И не знать имен легендарных конструкторов прощалось только девчонкам, да и то тем, которые в школу еще не ходили. А Максим Травушкин как раз на ФС -2 летал, и первую мо-дель истребителя принес однажды в раздувшемся пакете. Модель ничуть не походила на Алькины игрушки. Она была большой, тяжелой и настоящей, только вот по корпусу шла трещина, и пере-кошенное крыло наклоняло модель вправо. Алькиным играм это ничуть не мешало, а вот мать, взглянув на истребитель, расплакалась отчего-то и весь вечер ходила грустная, деревянным голо-сом отвечая отцу: "Да нет, Максим, я не плачу. Нет. Я же понимаю - служба. Все понимаю, Макс...все-все..." А сама украдкой прижимала к глазам уголок шерстяного платка и куталась в него, будто забыв, что на улице май.
  
  -О, видишь дерево?
  -Какое?
  -Да вон то, справа!
  -Что я, деревьев не видал?
  -Такого точно не видал, спорим?
  Огромный дуб стоял в стороне от клумб и лавочек, и никто не привязывал к нему кусок резины, чтобы с диким гиканьем прыгнуть вниз. Покореженный, изогнутый, с редкой желтой листвой и черными ветками, казался он Альке не то монстром из фильма ужасов, не то угрюмым стариком, случайно попавшим на праздник.
  Он подошел ближе и тронул рассеченную кору.
  -Это еще от войны - тихо сказал Ромка. - Вон сколько тополей посрубали, а этот не трогают.
  - А почему листья желтые?
  -Да западники сверху какой-то гадостью поливали.
  -Дерево? Зачем?
  -Весь город. Хорошо хоть планеры тогда низко летали...Ладно, пошли. Я тебе сейчас покажу, где я раньше учился, хочешь?
  Во дворе школы Алька отчаянно позавидовал мариенбургским пацанам. Нет, школа как школа - длинное бело-розовое здание, от которого пахнет свежей краской (кто- то прямо на этой краске успел уже накарябать "Локо - чемпион! Генка- козел драный!"). Зато спортплощадка классная! И горка рядом была, нет, ну везет же, не то, что в Гриндале - пока домой добежишь, по-ка санки с балкона вытянешь, пока до горки дойдешь - уже темно, да и дождь внезапно пойти мо-жет, оставляя вместо долгожданного снега липкую грязь. Тут, наверно, снег не редкость...
  -Нравится?
  -А то! Здорово у вас!
  Да ерунда. - Польщено сказал Ромка. - Зато вон гараж видишь?
  Он показал на маленькое здание, разукрашенное и расписанное фломастерами, красками, мелками - короче всем, что ученикам в руки попадалось.
  -Там карты стоят.
  -Кто-кто?
  Карты Алька знал только географические и игральные. И на фига школьникам полный гараж карт?!
  -Карты, ну машинки такие маленькие, как настоящие. На них знаешь, как гонять здорово! Вон по тому оранжевому кольцу мы с Дэном сшибались.
  -Везет вам!
  - А в Гриндале картов нет, да?
  -Откуда... - вздохнул Алька, не отрывая взгляд от гаража.- Ромк, а мне покататься нельзя? Ну, хоть чуток, а?
  -Не знаю. Вообще-то директор дядька не вредный, можно у него ключ попросить. Только сейчас его в школе нет - ремонт же...Там одни маляры сейчас да стекольщики.
  Повисели на турнике мальчишки, по канату полазили, баскетбольный мяч из корзины вы-тащили и попинали его слегка.
  -Ромк, а в больницу не пора?
  -Ага, щас! Смотри, как я могу!
  Точным броском закинул Ромка мяч обратно в корзину.
  -Пошли. А карты мы выпросим, не волнуйся.
  Обогнули школу, перелезли через забор - и снова через арки и дворы, подбирая на ходу яркие ко-робки от папирос, лимонадные пробки и даже вкладыши, если на них был нарисован танк или планер.
  -Вот черт!
  -Чего там?
  Ромка растерянно глядел на кучу щебенки.
  -Дорогу делают. Тут не пройти.
  - А где тогда?
  -Погоди, сейчас...- бормотнул Ромка, почесывая исцарапанную ногу. -Сейчас... Это мы на Спор-тивной, да? Тогда назад, угол срежем.
  
  Возвратились во двор. И свист резкий по ушам ударил, от которого даже раскормленные голуби вспомнили, как летать. Свистели из беседки - новой, возле которой еще кустов не было.
  -Ром, смотри - это не Гвоздь там сидит?
  - В беседке?
  -Ага. Ну и распижонился, глянь!
  Гвоздь уже вышел из беседки, ленивым жестом указательного пальца подзывая к себе кого-то. Алька уже подумал, что это их он заметил. Но на зов из песочницы вылез дошколенок в шортах с оторванной лямкой. Шел он неохотно, то и дело вытряхивая песок из сандалий. А Гвоздь стоял на месте, засунув руки в карманы черных расклешенных штанов. На яркой оранжевой рубашке с по-гонами темнело пятно, но настроения Гвоздю оно не портило.
  -Точно, он. Ничего себе прикид....
  В увольнение можно было идти в парадной форме, которая после первой поездки на трамвае уже не выглядела парадной. Можно было свою домашнюю одежду у каптера выпросить или дома пе-реодеться. Но Алька с Ромкой надели то, в чем на построение выбегали. Ромке просто нравилась привычная одежда, а Алькины лохмотья после лесных скитаний даже пугало надеть бы постесня-лось.
  -Ну иди, Штакет, иди, родной...Ох как мы тебя ждали...- приговаривал Гвоздь, раскачиваясь на пятках. - Что, принес?
  -Ага.
  -Ну, так давай!
  Из карманов доставал пацан мятые сигареты.
  -Молодчик, Штакетина! А чего так мало-то?!
  -Не могу больше. - Виновато сказал пацан, ковыряя носком землю.
  -А ты смоги, понял?
  -Мамка заметит, и так уже ругается...
  -И мятые все, хоть бы в пачке носил!
  -Вот и дай ему пачку. - уверенно сказали из беседки. - Чего пристал к пацану? Иди сюда, Вовчик, потолкуем.
  -Да я не могу, мне домой надо, правда, мамка ждет...
  -Ты мужик или сопля зеленая? Подождет!
  Гвоздь уже толкал мальчишку к беседке, как бы дружески щелкая его по затылку. Но Ромка силу тех щелбанов с первого дня учебы помнил.
  -Гвоздь, ты там заснул, что ли?
  -К Шерифу примазывается - с отвращением сказал Ромка, садясь на скамейку.
  Алька тоже присел. И беседка как раз напротив оказалась.
  -А Шериф- это кто?
  -Да вон тот, со звездой. Гад еще тот, у него брат из тюряги не вылазит и этот недавно вернулся.
  Огромная золотая звезда на цепочке. Красная майка. Штаны как у Гвоздя, только синие. А взгляд совсем не гадский, даже чуть сонный такой взгляд. Только не понял Алька, чего это здоровый па-рень с младшими водится. Трое в беседке сидели, лениво хлопая замусоленными картами, и Гвоздь среди них был самым младшим. Но тем лет по 17, а Шерифу за 20 уже, наверное. Или он просто здоровый такой?
  Вовчика-Штакета усадили за стол.
  -А мне куда?!
  -Обойдешься. - Лениво сказал Шериф Гвоздю.- Не заслужил. Штакета вот обидел, да, Штакет? Ну, скажи, обижал он тебя?
  Вовчик растерянно мотнул головой.
  -Нет?! Смотри, если что - мне говори.
  Толстый пацан, сидевший рядом с Шерифом, не удержался - заржал, позабыв про карты.
  -Шо, Буня? Ты имеешь вопрос или просто хорошее настроение?
  -Да я че, Шериф, я ниче....
  -Ну, так сиди себе, родной. Сиди, пока не лег. - Вкрадчиво сказал Шериф. - Не мешай разговору. Ты, Штакет, реально молодец, не то, что этот позор Империи. А что, мама скоро на работу пой-дет?
  -Не....
  -"Не"- это когда? Завтра?
  - Не знаю.- Жалобно сказал Вовчик. - Пусти, Шериф, мне правда домой...
  -Да пойдешь сейчас, кто ж тебя держит? Ты бы в другой раз денег принес, а? Видишь, жалуются ребята. Мятые, говорят, сигареты. Нехорошо, Вова, друзьям ерунду подсовывать, некультурно. Понимаешь?
  -Откуда ж я вам деньги возьму?! У мамы нет, честно!
  -Не понял, Штакет, это ты мне сказал, да?! Мне, Шерифу? Я тебе что, Яшка-хлюст с вокзалу, да?! Я что, детей у мамки мелочь тырить посылаю? Ну, вы слышали, кореша? Ну, обидел, зарезал, убил Штакет честного пацана!
  Штакет смотрел испуганно, принимая все кривляния за чистую монету.
  -Гвоздь, Буня, Валет, ну где на свете справедливость?! Нема ее, полисмены забрали! - и тут же, мигом успокоившись, обнял растерянного Вовчика за плечи. - Не дрейфь, Штакет, прорвемся! И у тебя монета заведется, и нам на лимонад хватит! Буня, тебе тут цирк или что? Пива вон подай лучше.
  Алюминиевый бидончик поставил на стол Буня, и кружку услужливо минералкой ополоснул.
  -Гвоздь, разбавлял?
  -Да ты че, Шериф, ты ж меня знаешь!
  -Не знал бы - не спросил. Голову оторву. - Пригрозил Шериф, наливая пиво в кружку. - Стаканы купить не судьба? А то прям блатхата на Крымском, а не место отдыха! Красиво надо жить, коре-ша, с интересом...
  -Шериф, я...
  -О! Штакет, друган мой единственный! Хочешь?
  Пена из кружки лезет, капает на изрезанный стол.
  -Пей, Штакет, пока дают!
  -Я не хочу.- Твердо сказал мальчишка, морщась от пивного запаха. - Я пойду, ладно?
  Рванулся к выходу, но Гвоздь, усмехаясь, руки расставил.
  -Кууда? - поднялся из- за стола Шериф.
  Расплескивая пиво, надвигался он на мальчишку.
  -Пей, говорят! Или - в падлу тебе со мной? Держи его, Гвоздь, пусть ответит!
  Ухмыляющийся Гвоздь держал Вовчика за шиворот. И отлетел вдруг, упал на земляной пол, не поняв, что случилось. Перед Шерифом стоял курсант Имперского военного корпуса Ромка Дегтя-рев, бесстрашно сжимая кулаки.
  Алька рядом стал, вытаскивая из кармана гвоздь.
  Эх, если б пацана еще не Вовчиком звали....
  Вовчик-Штакет уже бежал к дому, путаясь в штанах, с которых и вторая лямка оторвалась. Но его никто не догонял.
  -Вот те два...Шо это за чудное явление?!
  -Не трогай его, понял?!
  - Больница через квартал отсюда, ребятки. - Сообщил Шериф, - Буня, Валет, на атас! Больница, говорю, не тут, но дядя Шериф нынче добрый, он вам обоим поможет туда попасть...без очереди и с почетом...
  Между пальцев Шерифа мелькал узкий кнопочный нож, смертельным фокусом завораживал.
  -Ну шо, зяблики, допрыгались?
  -Это же ребенок!- выкрикнул Ромка, в звенящую пружину свернув страх. - А ты... гад ты, Шериф! Режь давай, трус позорный!
  -Чести много будет, сопляк!
  Алька прыгнул вперед, отвлекая. Острый гвоздь все же лучше кулаков. Уходи, Ромка! Уходи!
  Но куда было ему тягаться со здоровым бандитом, поднаторевшим в тюремных драках! И удар в лицо отшвырнул Альку на пол, а Буня, подскочив, пинал в бок и живот, не давая подняться. Ромка не ушел. Он даже увернулся, ударив Шерифа по лицу, всю злость и надежду вложив в этот удар. Тот покачнулся, но на ногах устоял и схватил Ромку за горло огромными лапами. И не вырваться, и ногами не отбиться, потому что услужливый Валет на ноги наступил. И в глазах потемнело уже, забился Ромка, захрипел, куда попало кулаками бил, а воздуха не хватало...
  -Стой, Шериф, стой, не надо! - зачастил Гвоздь, схватив главаря за руку. - Стой, это ж курсанты, с отряда моего, я их знаю, полисы за них вышку сразу сунут, Шериф, остынь, ну чего ты, Шериф!
  -С-сука... Курсанты, говоришь?
  -Точно!
  Из бидона пил Шериф, и мутные глаза его постепенно прояснялись.
  -Ну, курсанты повезло вам. Ненадолго повезло. Пусти их, Буня, пускай напоследок воздушка глотнут да сфоткаются на память. Скоро их мама родная не узнает....
  Хотелось бежать, но Ромка шел неторопливо. И Алька охнул только, когда они в соседнем дворе оказались.
  -Больно, Аль?!
  -Да чепуха...
  -Покажи!
  Задрал Ромка майку, и сам охнул.
  -Сволочи!
  -Ромка, у тебя из носа кровь.
  -Ну Шериф, ну гад...Пошли к колонке умоемся.
  Умывались долго, Ромка еще и майку застирал.
  -Домой или в больницу? Алька, ты не геройствуй, говори!
  -В больницу. - Твердо сказал Алька, закрывая кран. - К маме. Ой, Ромка, а ордер где?!
  Возвращались вместе. Но в беседке никого уже не было, а папка с ордером мирно лежала на ска-мейке, там, куда ее Алька и положил. И до больницы добрались они нормально.
  
  -Бахилы одевайте, куда в обуви! - прикрикнула на них санитарка. - Вы в какую палату?
  -Я палату не знаю. - Сказал Алька, надевая на ноги синие матерчатые мешки на завязках. - Мы к Травушкиной Анастасии, можно?
  - Сыновья? Проходите, в сто пятой она, по коридору и налево.
  -Алька, а может, я здесь посижу?
  -Еще чего! Пошли!
  -Аль, ну че я там делать буду...
  -Да не укусят тебя! Ромка, ну чего ты как маленький!
  У Ромки под глазом наливался синяк, и нос распух так, что даже дотронуться больно. И в таком хулиганском виде к чьей-то маме идти?!
  -Ром, ну что она, синяков не видела? Пошли, говорю!
  По коридору бежал Алька, и Ромку за собой тащил.
  -Мама!- выдохнул он, заходя в палату. - Мам, привет! Я...я соскучился, мама, знаешь как!
  -Алик...- прошептала худенькая, наголо обритая женщина, протягивая руки. - Алик, сынок....
  -Ма, а это Ромка Дегтярев, друг мой! - обрадовано выпалил Алька. - Мы в корпусе вместе учимся!
  -Как тебя там, не обижают?- волновалась мама. - Рома, да ты садись, табуретку возьми! Кормят как? Там в тумбочке апельсины, берите, не стесняйтесь.
  -Да нормально кормят, ма. - успокоил ее Алька. - Смотри, что тебе Борк передал! Здорово, прав-да?
  Тонкие пальцы взяли ордер. Похудела очень мама, да еще и волос не стало, синяки под глазами...Но все равно радовался Алька, потому что боялся что все будет как в прошлый раз. То-гда мать лежала под капельницей и никого не узнавала. "Мама, мама!" - шептал он, потому что врачи строго-настрого запретили говорить громко. А мама лежала, вытянув руки поверх одеяла, и смотрела куда- то вдаль. "Ну вот, Настюха, принимай блудного сына" - шутливо сказал Борк. "Сына?" "Ты что, не помнишь?! Сын у тебя, Алик!" "Алик..."- медленно повторила мать, будто иностранный язык учила. "Сын..." "Ей нельзя волноваться!" - строго сказал врач. "Мама!" - крикнул вдруг Алька, во весь голос крикнул, желая вырвать мать из этого страшного сна. - "Мама, это я, слышишь?" Он задыхался от больничного запаха и закрывал глаза, чтобы не видеть тонких трубок в маминых венах. И бородатый врач выставил их за дверь, а Борк объяснил: "Алик, она сейчас совсем ничего не помнит" " Совсем ничего?" - не верил Алька. "Так не бывает!" "Бывает, контузия, да еще и инфекция какая-то в кровь попала...Это пройдет"
  "И меня не помнит? И...и папу тоже?!" - выдавил Алька и захлебнулся в рыданиях вдруг, и гово-рить ничего не мог, горло будто лапой железной сдавило. И тот же доктор подошел сзади со шприцом. Укола Алька даже не почувствовал. Он лежал на узкой кушетке и слушал, как врач спо-рит с Борком.
  "Куда его в корпус, вы с ума сошли?! Нервный срыв, такие переживания...пусть у нас побудет с недельку, а там будет видно "
  "Док, у вас и я заболею! Нет уж, пускай со сверстниками побудет, ему отвлечься надо".
  "Под вашу ответственность!"
  "Да я всю жизнь за них отвечаю! А за него - особенно. Не пугайте, скажите лучше - Настя как?"
  " Стабильно. Организм молодой, борется. Должно обойтись. Это ведь Травушкина жена, да? И мальчонка его?"
  Алька уснул на той же кушетке, и в машину Борк нес его на руках. И он очень боялся того, что у мамы, у его родной мамы голос навсегда останется чужим и холодным. А теперь мама аккуратно сворачивает ордер и улыбается.
  -Ну, надо же...
  -Ма, ты рада?
  -Конечно, рада! Ну, Симон, ну дает, я же говорила ему, чтобы не беспокоился, и так бы получи-ли.
  -Ага, получили бы года через два. - Ляпнул Ромка, выгрызая апельсиновую шкурку до прозрачно-сти. - Много сейчас беженцев, а очередь одна.
  -Много? Да....наверно....- вздохнула мама. - Я тут совсем одичала, даже не знаю, что в мире тво-рится. Рома, да не мучай ты кожуру, бери хоть все! Мне Симон фруктов нанес, а аппетиту никако-го. Господи, а это откуда?! Алик, а ну повернись! И у тебя синяк! С кем дрались?
  -Да ни с кем, ма!
  -Упали мы. - Убедительно сказал Ромка.
  -Оба? А ну не врите!
  -Оба, а чего тут такого? Мы по набережной шли, а там бетон, цепи всякие под ногами...- сочинял Алька, откусывая апельсин прямо с кожурой. - Я об цепь споткнулся, и Ромка тоже...об дру-гую...чего сразу подрались-то, я разве у тебя хулиган какой?
  -Горе ты мое луковое а не хулиган.- Вздохнула мать. - Вот Симону расскажу, он разберется, что там у вас за цепи с бетоном. Ордер заберешь?
  -А мне он зачем? Пусть у тебя.
  -Ладно, пусть. Чем вы там занимаетесь? Ты смотри, учись, старайся...
  -Я и так стараюсь.- Согласился Алька. - Еще и как. Там алгебра всякая, черчение - такая жуть! За-то на строевой здорово, только Крокодил знаешь, как гоняет!
  Он рассказал про Фельку - обжору, про Крокодила и про утренние побудки, только про Гвоздя не сказал ни слова. А после Ромка объяснял, где Комитетская улица находится - сначала неохотно, а потом даже экскурсию по Мариенбургу пообещал устроить.
  
  -Оо, старый знакомый! Ну что, заканчивайте - на процедуры мамке пора.
  Доктор с того времени так и не побрился, еще и усы загнутые отрастил.
  -Здрасьте, доктор! Еще пять минуток можно?
  -Нельзя, Александр. Давайте в темпе.
  -Ма, выздоравливай скорей! - поцеловал ее Алька, ткнувшись в пропахшую лекарствами щеку.- И за меня не бойся!
  Он сам боялся одного - что мама станет его про побег расспрашивать, или про отца. А ей ведь нельзя волноваться....совсем нельзя, а то еще хуже будет...
  -Все, ребята, выметайтесь!
  -Алик, не балуйся смотри! Рома, да ты и бананы возьми, не стесняйся. Берите-берите, по дороге съешьте. Вы ведь в корпус сейчас?
  Можно было вернуться, переночевать в корпусе, а утром догуливать увольнение. Так многие де-лали.
  -Нет, теть Настя, он у меня будет ночевать. - Твердо сказал Ромка. - Можно?
  -А ты далеко живешь?
  -Возле рынка...ну на автобусе до рынка, а там вниз. - Совершенно серьезно объяснил Ромка, хотя и знал уже, что Алькина мама Мариенбург совсем не знает, и проще было бы сказать "недалеко". Но мама все выслушала, успокоилась, и ночевать разрешила, только обещание взяла с обоих ни об какие цепи больше не спотыкаться.
  Доктора Ромка догнал уже в коридоре.
  - Доктор!
  -Слушаю вас?
  -Ну...такое дело, понимаете, у вас йода чуть-чуть не найдется?
  -Йода?- задумчиво переспросил тот. - Отчего же, найдется. Не дефицит. А вам, юноша, скорей примочки холодные нужны. Ну-ка, ну-ка, пройдите к окну...Хорош! Это в каком же рисовальном кружке вас так разукрасили?
  -Да ерунда, это не мне надо...это фигня, заживет...- отбивался Ромка. - Алька, покажи!
  Доктор бесцеремонно вертел его во все стороны.
  -Заживет, если лечить! Что, и товарищ в кружке позанимался?
  Алька задрал майку и сказал виновато:
  -Только маме не говорите, ладно? А то она разволнуется...
  -Шантажист! - хмыкнул доктор. - Да не бойся, не скажу, у меня Дениска такой же. И чего вам дома не сидится? Ладно, пойдемте...
  Альку усадили на знакомую кушетку. А вместо йода доктор какой-то порошок в воде стал разво-дить. Получилась черно-зеленая мазь с резким чесночным запахом.
  -А больно не будет?
  -Терпи, герой. Больно тебе уже было. Чего не поделили хоть?
  -Ничего...- сказал Алька, зажмуриваясь.
  Холодные пальцы закатали майку еще выше.
  -Уй...жжет!
  -Терпи. Пожжет и перестанет.
  -Мы же не просто так. - Объяснил Алька. - Мы одним гадам надавали.
  -Вы - им?
  -Ну да! Просто их больше было!
  -Понятно, юноша. Тяга к справедливости - это похвально, конечно. И маме вашей я ни слова, только и вы мне пообещайте не смывать лекарство под первой же колонкой. Обещаете?
  -Слово. Все, идти можно?
  -Ишь, какой прыткий! Друг-то чего отмалчивается? Идите и вы, не бойтесь. Вам горчичники в детстве ставили?
  -Нет.
  -Ну, все равно ничего страшного. Терпите, терпите...ну вот и все. Только лекарство не смывайте.
  -Да что я, маленький что ли?
  -Куда ж вы все так взрослеть торопитесь? - вздохнул доктор, пряча остатки мази в стеклянный шкаф.- Я бы вот маленьким побыл с удовольствием. Не верите? И Дениска не верит. Ладно, бой-цы, идите...
  Выскочили за дверь, пробежали по коридору, бросили в коробку смятые бахилы. Ух, как хорошо на улице! И не жарко совсем.
  -Супер...
  -Чего? - не понял Ромка. - Ты банан будешь? А то я съем.
  -Прохладно так, классно!
  -Ха! Это ж Мариенбург! Вот как стемнеет - ты вообще замерзнешь.
  -Это летом-то?!
  -Климат такой. Ладно, давай побыстрей, а то до рынка фиг доедем.
  В автобусе народу почти не было - только бабка везла в кошелке мяукающего котенка, да подвыпивший дядька дремал на заднем сидении. С дядькиной головы свалилась шляпа, но он на это не обращал внимания, зато крепко держал недопитую бутылку с отбитым горлышком. Дядька храпел, стонал, всхлипывал, а потом вдруг просыпался и жалобным голосом спрашивал у водите-ля, скоро ли будет Семиречная улица.
  -Спи уже. - Сердито сказала бабка, сунув котенку комок творога. - Не скоро твоя Семиречная. Спи. Я на Петровой выйду, разбужу.
  Котенок был черным, породистым и вредным. Он не хотел есть, не хотел спать на теплом платке и лежать не хотел тоже. Он мяукал, и с каждым разом у него это получалось все громче и вырази-тельней.
  -Сп-пасибо, мать... Мать! Вот ты мне скажи, зачем простого имперского человека такой гадостью травят? - дядька потряс бутылкой и тут же из нее отхлебнул. - Гадость! Паленка! Ты думаешь, я пьяный, да? Я н-не пьяный, я отравленный, мать...они, сволочи, специально туда отраву, а я...да я ж первый столяр на весь цех, веришь?! Михалыч так и говорит - ты, говорит, Леха, самый стоящий после меня, другие все дерьмо... Мать, ты Михалыча знаешь? Ну, как нет? Обижаешь! Вся Семи-речная знает, а ты нет? Нехоро-шо-о!
  - А на кой мне сдалась твоя Семиречная? - мирно отозвалась бабка.
  -Как это - на кой? - обиделся дядька, пытаясь встать. - Это ж такая улица! На всю Империю такой нет! Ты, говорит, человек, а мастер гнида, и пускай меня то есть уволят за эти самые слова, а я те-бя уважаю. Поняла? Михалыч-то, а ты "не знаю, не знаю"...
  Алька смеялся - не вслух, конечно, но уже и к окну отвернулся, чтоб на дядьку не смотреть. Был он похож одновременно на клоуна в цирке и на дядю Веника, и казалось что вот- вот он, как Ве-ник, начнет петь про черного ворона и пыльные дороги.
  Случайно глянув на Ромку - испугался.
  -Ром, ты чего?
  -Выйдем, Алька? - не то попросил, не то потребовал Ромка, разжимая кулаки. - Выйдем? Тут три остановки еще, ничего? Дойдем ведь!
  -Давай.- Согласился Алька, понимая что если о таком пустяке так просят, то значит это совсем не пустяк. Он вначале подумал, что Ромку укачало. Только Ромка, сойдя с автобуса, странно себя по-вел. Не остановился, не стал дышать жадно, а просто сплюнул и вперед пошел.
  -Ром, слышишь?
  -Ненавижу их! - крикнул Ромка, оборачиваясь. - Ненавижу! И этих тоже "ах, он устал, ах, пиво не считается, надо человеку отдохнуть!" Я бы их, Алька, всех поубивал! Сам! Из винтаря всех бы по-ложил! Ты осторожно, тут камни...
  Вниз от рынка дороги почти не было - камни да песок, который Альке в сандалии сразу же набился. И темнело уже, узкая бледная луна на небе появилась. А в Гриндале сейчас луна боль-шая, желтая, и звезды крупные так низко висят, что их рукой достать хочется.... И тепло там. Блин, надо было ветровку взять! Дурацкий Мариенбург! В Белоозерске ночью вообще купаться можно!
  -Замерз?
  Н-н-не оч-чень..- простучал зубами Алька.
  -Потерпи, скоро уже, вон наш дом возле дороги. Видишь?
  В окнах горел свет. И Алька ужасно захотел вдруг чаю, хотя чай не любил, а сейчас захотелось вот даже без конфет, без ничего - просто чаю горячего. Хотя поздно уже, и дед Ромкин наверное спать пошел, свет не выключив...Взрослые всегда рано спят, даже если им не на работу.
  Ромка наощупь отодвинул щеколду.
  -Пошли.
  -Ромк, а собак у вас нет?
  -Нет, не бойся.
  -А я и не боюсь. Жалко, что нету.
  Собак Алька действительно не боялся. Он любил их еще с детства, и мать рассказывала гостям, как в первом классе ждала она сына из школы, а когда прошел час - забеспокоилась и вы-шла искать, и хоть школа была рядом, и дорог близко не было, все равно в голову кошмарные мысли лезли. Но до школы мать не дошла, потому что увидела ненаглядного сыночка возле дома в окружении целой своры бездомных собак. Некоторые псы выглядели совсем не безобидно, и рос-том были почти с Альку, но Алька гладил их всех и бесстрашно совал в клыкастые пасти остатки школьного завтрака. Псы уже махали косматыми хвостами и ставили лапы Альке на плечи, а тот засмеялся, и, упал на землю. Мать закричала, добежала до стаи с палкой в руке, стала махать и то-пать ногами, но ни одна собака не ушла. Они сели кругом, высунув языки, и с интересом смотрели на то, как Алька становится на четвереньки и сам лижет в нос одноухого вожака. А дома Алька не понял, отчего мама плачет, смеется и дает ему подзатыльник одновременно. На каждый день ро-ждения он сначала просил щенка, а потом уже что-то из магазина. И отец был не против, да толь-ко мама предсказывала не хуже гадалки " Максим, значит, уедет, ты с пацанами ускачешь на це-лый день, а собаку выгуливать- кормить я буду? Нет уж, родной, вот будет тебе четырнадцать, то-гда хоть слона заводи!"
  До четырнадцати еще целая вечность! Да и зачем Альке слон? Он хвостом вилять не умеет....
  -Тихо, - шепнул Ромка, входя в дом. - Дед спит уже, наверно.
  -С тобой заснешь, полуночник!
  -Деда, да разве я поздно?!
  -Куда там, рано совсем. Не все сады еще обнес?
  -Деда! Ну, когда я по садам- то? Ну, ты чего? - начал было Ромка, но видно было что и его воз-мущение и дедово ворчание - не всерьез, а будто по привычке.
  -А то никогда, что ли? Проходи уж, приблуда, да обувку не швыряй, для кого я половик стелю?
  -Алька, это дед Гриша. - Объяснил Ромка, разуваясь в тесном, пахнущем яблоками коридоре.
  -Алька, значит? - переспросил высокий старик в синей безрукавке, тельняшке и потертых джинсах (джинсы удивили Альку еще больше чем толстые белые носки вместо тапок) - А по-человечьи это как будет?
  -Александр.
  -Вон оно что...развелось нынче Александров как на собаке блох, раньше-то, помню, все Никиты да Артемы в ходу были...- будто сам себе говорил дед, зажигая свет в коридоре. - Проходите на кухню, оголодали наверно?
  -Да не очень...- смущенно сказал Алька.
  -Кто ж тебе поверит? Руки мойте, вон на полке мыло.
  Рукомойник первый раз видел Алька и стоял растерянно, не понимая где тут кран. Железка какая-то висит, на ней кругляшка...ее, что ли, крутануть?
  -Дай я...- негромко сказал Ромка, прижимая ладонью загадочную кругляшку.
  Полилась вода. Обычная вода, только холодная. Кое-как помыл руки Алька, вытер их жестким по-лотенцем, а на кухне удивился еще раз - нет, не деревянным полам и пучку трав на стенах, а ог-ромной сковородке с яичницей.
  -Деда, куда нам столько?
  -Ешь, пока рот свеж.- Усмехнулся дед, садясь на самодельную табуретку. - Хлеб сами режьте, сей-час помидоры достану. Вам как - салат делать или так погрызете?
  -Погрызем.- Ответил Алька, почувствовав вдруг что есть ему совсем не хочется, а глаза слипаются сами.
  Старенький холодильник "Север" ворчал сердито. У бабушки в Белоозерске был такой же, и на новый она не соглашалась, несмотря на уговоры матери. А отец не уговаривал и не стыдил - просто встал как-то рано утром, поехал в центр и привез оттуда огромную коробку с новым "Пан-теком" внутри и светильником в качестве скидки.
  -Да я смотрю, вы спите уже, орлы...- как сквозь туман донесся голос деда Гриши.
  -Не...- возразил Ромка, открывая глаза.
  -Ну да, второй раз уже вилку в ухо тычешь. Вставайте да по кроватям разбирайтесь, а то будет вам сковородка вместо подушки...
  Кроватей не было. Был огромный диван, на котором пять человек спокойно поместились бы. И письменный стол с магнитофоном. И коробка в углу. И книжные полки над столом, мимо которых Алька не смог пройти.
  -Тебе какую подушку - большую или маленькую?
  -А? Не знаю, какую хочешь...- отмахнулся Алька, листая книгу.
  -Ну, смотри, я на большой спать не люблю.
  -Легли уже? - спросил дед, открывая дверь. - А то, как хотите, а я ложусь.
  -Сейчас, деда!
  -Одеяло-то принести?
  -Да ну, жарко!
  -Это сейчас жарко, а под утро замерзнете как цуцики. Пошли, Ромашка, хоть простыни с полки достанешь.
  Алька еще раз посмотрел на комнату и позавидовал Ромке. Все стены в наклейках, плакатах, ка-лендарях...в принципе и ему никто не запрещал вот так вот комнату украсить, да не догадывался Алька почему-то. Эх, в Гриндале столько журналов было с планерами, вот оттуда бы вырезать картинки, наклеить...Интересно, а куда все делось - журналы, игрушки, все вещи? Дакар у Борьки, наверно. А Борька где сейчас?
  
  После лесных скитаний Алька впервые об этом задумался. Что- то оттаивать в нем начало, особенно после той ночи когда обо всем он рассказал Ромке. До этого он как бы машинально жил- ел, пил, разговаривал, но чувствовал невидимую стену, отделяющую его от остальных ребят. И во сне жил он прошлой жизнью, не осознав еще, что плохо ли, хорошо было в Гриндале, но это именно было и уже назад не вернется, как бы Алька того не хотел...
  А книжка знакомая, еще до школы читаные сказки Киплинга с мангустом и коброй на обложке. Только у Альки обложка целой была, а тут кто-то оторвал уголок, старательно зачеркнул кобру - крест-накрест, несколько раз, и разукрасил Рикки-Тикки-Тавви в зеленый цвет. Еще и страницы карандашом исчерканы, будто попалась кому-то в руки новехонькая коробка карандашей - острых и заманчиво разноцветных, и не хватило терпения найти альбом, блокнот или хотя бы чистый лис-ток.
  Ромка вошел неслышно, успев уже надеть пижаму и носки.
  -Читаешь?
  -Ага.
  Ромка заглянул через плечо.
  -Киплинг...
  -Да я его в детстве читал уже. - Поспешно сказал Алька, боясь что посмеется друг над ним за та-кие детские интересы. - Просто вспомнил...у нас дома такая же была.
  -И я читал....Ну что - будем спать?
  -Да не хочется что-то...
  Сон и вправду ушел. Но Алька все же лег на диван, не выпуская книгу из рук.
  -А ты спать хочешь? - спохватился он, поворачиваясь к Ромке.
  Тот сидел спиной к Альке. Просто сидел и молчал.
  -Ром, слышишь? Ты спишь что ли?
  -Нет.
  -Ром, ты чего?!
  Повернулся, простыней вытирая непрошенные слезы.
  -Ромка...
  -Да нормально все, Аль...
  -Ничего не нормально! Ну что случилось? Ты, что ли, деда боишься?
  -Почему?!
  -Ну, за драку тебе не влетит?
  -Вот еще! Ничего не влетит, он сам знаешь, как дрался?
  Алька фыркнул, представив себе драку дедов. И бабушек на скамейке, за них болеющих.
  -Не веришь? Правда!
  -А чего тогда?- уже серьезно спросил Алька.
  -Да ничего...
  -Ромка, ты мне друг или нет?
  -Конечно нет...то есть, конечно друг!
  -Тогда рассказывай. Я же тебе все рассказал!
  Ромка молчал. Он смотрел на Альку - худого, беззащитного, и так в своем Гриндале много чего насмотревшегося. И рассказывать не собирался, и уже придумывалась отговорка, а вот на книгу глянул - и вырвалось нечаянно:
  -Вовка тоже Киплинга любил...
  Алька ничего не спросил, просто подвинулся ближе и руку на плечо Ромке положил. И от этого жеста будто прорвалось что-то внутри. А может время пришло, то самое время, когда становится невмоготу носить в себе невидимый груз, когда давит он на плечи все сильней и сильней, и сбра-сываешь его с болью - но и с облегчением тоже. Ведь и в корпус попросился Ромка потому, что хотел начать жизнь заново, среди тех кто его не знает, чтобы не было этого липкого учительского сочувствия, которое на переменах перерастает в жадные сплетни.
  
  4. Вовка любил Киплинга, прятки и клубничное мороженое. Вовка был младше на пять лет. А Ромка всегда мечтал о брате, сначала о старшем, а когда подрос и сообразил что так не бывает - о младшем, но только чтоб был обязательно. Мать отмахивалась от этих просьб как от назойливой мухи, а чаще - злилась и кричала, что ей и одного хватает, чтоб он провалился. Нет, Ромка рос не ангелом, но и не хуже других детей, просто был он как две капли воды похож на отца, а с отцом мать то сходилась, то расходилась, и знал об этом весь квартал. Отец когда-то сидел в тюрьме за драку, но к блатным в друзья не набивался и в пивнушке прошлым не козырял. Беда была в том, что деньги в руках у него не держались, любил он сам выпить и друзей угостить на славу, поэтому и работу менял чаще, чем носки. А дома жена встречала руганью, потом выхватывала из постели хнычущего Ромку и уходила к матери в чем была, по дороге объясняя каждому встречному какой Витька козел и сволочь. Потом вроде все наладилось, отец устроился водителем в таксопарк и бросил пить, но стал домой приходить довольный и не голодный, и вроде как запах духов унюхала мать, а после сказали ей добрые люди, что Валька-буфетчица из придорожной кафешки на стоян-ку зачастила с судками да тарелками. Мать выругалась, и решила, что никакой Вальке она мужа не отдаст. "Я его тянула?" - спросила она у играющего Ромки. "Кормила-обстирывала, а эта ла-худра на готовенькое хочет? А вот шиш ей с маслом, а не Витька!"
  Вечером вместо драки был вкусный ужин, и мать в новом платье суетилась вокруг отца, хотя от того ощутимо пивком попахивало. А через девять месяцев сбылась мечта Ромки - Вовка родился, и отец забыл про буфетчицыны пирожки. Счастлив был Ромка, и сидел с братом без на-поминаний, даже смесь молочную сам приносил из магазина. Позже для игрушек Вовкиных осво-бодил коробку, и играл вместе с ним, и брал с собой на улицу, в кровь разбивая носы тем, кто дразнил его нянькой, а если старше и сильнее был обидчик- то набивал карманы камнями и подка-рауливал его обязательно где-нибудь в чужом дворе. Но обидчиков с каждым разом меньше ста-новилось, и скоро все пацаны знали, что вон того сопливого шкета лучше не трогать и шарики у него не отбирать, это Ромки Дегтярева брат, ну его в баню.
  Вечером читали вместе, точнее читал Ромка, а Вовка лежал рядом на полу, заглядывая в книжку. И даже любимый грузовик отдал Ромка брату на растерзание - не жалко, чего там, играй, Вовчик...
  Делился всем - игрушками и сластями, а потом и едой пришлось делиться. После получки отец в пивнушку зашел и встретил там старого недруга, с которым неизвестно что в тюрьме не по-делили. Был недруг пьян, и не успевший позавтракать Витька захмелел с первого же стакана. То да се, слово за слово - и началась драка, впрочем, без злости особой бил Ромкин отец, даже сдер-живал себя, но и оскорбление мимо ушей пропустить не мог. И ударил несильно вроде, но ку-выркнулся противник, упал, да так и остался лежать на заплеванной площадке. О поребрик бетон-ный стукнулся он головой, вроде бы несчастный случай, только не было в пивнушке никого, кто отца знал, а полисмены судимость припомнили. Пять лет общего режима - для блатных срок не-большой, а Витьке этого за глаза хватило. Отправили его на северный Канагир руду добывать, а мать на следующий день после суда развод оформила. Но с деньгами совсем плохо стало, с девя-тью классами образования хорошей работы в Мариенбурге и с лупой не увидишь. Через месяц дед Гриша наведался на внучат посмотреть и увидел, как Вовка сухарь грызет, а Ромка, глотая злые слезы, пытается в холодной воде братовы запачканные штаны отстирать. При этом он на су-харь пытается не смотреть, потому что последний он, а мать насчет работы будто бы к подружке ушла, и нет ее уже четвертый час. Выругался дед, ребят на руки подхватил - и в машину. По доро-ге рассказал ему Ромка, что от матери все чаще ликером попахивает, и пусть это не пиво, но все равно страшно, особенно когда плакать она начинает и причитать - зачем, мол, я вас нарожала, уж лучше бы в приют сдала и жила бы себе спокойно. И снова материл дед непутевую дочь, а потом замолчал и у ближайшего ларька тормознул. Из всех купленных харчей только пельмени до дому доехали, и то потому, что в машине нельзя было их сварить. И заснул Вовка прямо в машине, го-лову на Ромкины колени положив. А дед на следующий же день стал добиваться опеки, только вот годы были уже не те, чтоб двоих пацанят поднять. Нет, Григорий Власович в своих силах был уверен, но судьям разве докажешь? Пролистали они ворох справок и решили, что один из братьев с матерью жить должен, ведь никто из соседей пьяной ее не видел, да и на работу она сумела уст-роиться - продавщицей в новом магазине. Спросили Вовку: "С кем ты хочешь жить?". А что Вов-ка...малой еще, ему и у деда хорошо и по мамке он скучает. Вот и сказал: "К маме хочу!" Так и вышло - младший брат стал у матери жить, а старший у деда. Не забыл Ромка те продукты, да и казалось, что одного-то мать прокормит без труда, что получше Вовке с ней будет. И ведь никто не запрещал им видеться, играли вместе с утра до вечера - подумаешь, три остановки на трамвае проехать! Не хватало Ромке тех вечеров с книгой, да и то выход нашли - на выходных ночевали то у деда, то у матери. Не то, конечно. Совсем не то. Но ведь и матери одной плохо было бы...
  А мать уже не одна была. В гости стал Борис Семенович захаживать, тот самый, что ее на работу пристроил. И пошли пикники- шашлыки да веселые компании на природе. В тот день как раз теплая была погода, самое начало июля - и не жарко еще в Мариенбурге и не холодно. А Ром-ка накануне пять порций фруктового мороженого слопал, и конечно простудился, и дед вместо поездки на шашлыки заставил его горло содой полоскать и дышать над картошкой. Сидел Ромка, носом шмыгал обиженно и ждал, что Вовку сюда привезут. Но мать не привезла - не хотелось ей с отцом встречаться и морали слушать, потому что не одобрял отец солидного Бориса еще сильнее, чем Витьку-хулигана. Поэтому вместе с матерью на пикник поехал Вовчик - шестилетний ребе-нок, которому скучно было среди пьющих и жующих взрослых. Наспех проглотив свою долю шашлыка, прихватил он со стола бутылку лимонада, сунул в карман Борисом Семеновичем протя-нутую шоколадку и пошел гулять. Пятеро взрослых было, и никто на ребенка внимания не обра-тил. Каждому хотелось своей доли веселья - а для чего еще собрались? И из багажника уже доста-вали гитару, перевязанную салатовым бантом, а мать притворно возмущалась неостроумными комплиментами, которые ей отвешивал перепивший коньяка Кеша. Был Кеша глуп и пьян, зато в два раза моложе Бориса, и эта зараза Сонька из продуктового отдела уже строила ему глазки, на-легая грудью на раскладной столик. Нескладная Вика презрительно смотрела на них и завывала под гитару бардовские песни двадцатилетней давности в надежде, что Борис это оценит. А через пять минут спасатель на пляже завопил: "Чей ребенок?!" и первым его услышала замолчавшая Вика, она же и вспомнила, что вроде бы с Галькой был ребенок, вроде бы с ними ехал. Мать бежа-ла уже по песку в нелепых выходных туфлях, кричала истошно, а Вовка спокойно лежал на пес-ке, зажав в руке шоколадку. Пустая бутылка из-под лимонада подпрыгивала на волнах, совсем не-далеко от берега. И спасатель, совсем молодой парнишка, виновато развел руками, а потом сказал жестко: "Что ж вы, мамаша! Смотреть надо было!"
  Ромка не кричал и не плакал. Он просто окаменел. Все видел, все понимал, но не говорил ни слова, и есть не мог. Молоком поил его дед, зубы лезвием ножа разжимая, но назад лилось то молоко, потому что разучился Ромка глотать. Ему казалось - молоко черное. И небо черное. И черные люди говорят ему что-то. Вовка, где Вовка? Это не он, это бледная кукла в ящике, пусть придет Вовка, мой брат, вы слышите?! Они такие глупые, Вов, они положили куклу в красный ящик и говорят что это ты! Говорят что ты умер, вот смешно, правда? Маленькие не умирают, только старые, а ты же не старый, ты совсем маленький, Вовка...брат мой...братишка...
  Совсем не больно кололи в вену. Черные халаты. Черные деревья. И тьма вдруг нахлынула, укута-ла с головой. Куда вы меня? Зачем? Отдайте тьму, там Вовка, я его видел, он просто играет в прятки, а вы, глупые старые взрослые, ему поверили...
  В больнице Ромку кормили искусственно, и все время делали уколы. Когда он вышел, небо из черного стало просто серым. Дома он высыпал из коробка Вовкины игрушки и стал вытирать с них пыль. Он складывал в коробку разбросанные детали от конструктора, чинил роботов и стара-тельно привинчивал колеса к машинкам. Дед сел рядом - осунувшийся и похудевший, он гладил Ромку по голове. Но Ромка помнил, что если бы не дед, то он бы вместе с Вовкой поехал на пик-ник. И он клеил разорванные книжки, только руки чуть дрожали. А потом дед сказал, что пойдет на рынок. Он, мол, быстро, можно не закрываться.
  Ромка собрал все игрушки обратно в коробку и закрыл дверь - тщательно, на два замка.
  Ты где, Вовка? Ты не прячься, слышишь? Я починил твои игрушки, я больше не буду называть те-бя балбесом и драться подушками! Выходи, Вовка! Ты выиграл!!!
  Дрожащими руками Ромка снял штаны. И прохладная змейка ремня скользнула в ладонь.
  Ремень весной покупали...Ему ремень, а Вовке - шапку с козырьком.
  -Ты выходи, Вов...- попросил Ромка уже вслух. - А хочешь...хочешь я к тебе приду?!
  Заторопился, накидывая ремень на трубу в ванной. Залез на бортик, тихо булькнула в тазу упав-шая бутылка с шампунем. И страха почему-то совсем не было, только холодок внутри, будто с де-рева прыгать он собрался. И мурашки по коже ледяной россыпью. А чего бояться? Там ведь Вов-ка...
  Быстрее, чтобы не передумать, накинул на шею холодную петлю.
  Я иду, Вова! Ты подожди чуть-чуть! Скоро опять вместе будем... подожди, я сейчас...
  Зажмурил глаза, и ясно вдруг увидел Вовку. Лопоухого, в любимой синей майке с динозаврами и перепачканными зеленкой локтями. В ответ на его щербатую улыбку улыбнулся, шагнув вниз.
  -Ромка-а-а-а!!!!!
  Дед забыл кошелек, а может, и догадался. Хлипкая дверь в ванной не выдержала - слетела с пе-тель.
  -Ромка, дурак, ты чего удумал?! Одни мы остались, а ты?!
  Ромка открыл глаза и с отвращением посмотрел на деда.
  -Сам дурак. Пустил бы тогда - Вовка живой бы был...
  А к дому уже неслась скорая, пугая пешеходов завыванием сирен. И снова - больница. Там Ромка понял, что дед не виноват. И что Вовку не вернуть, хоть сто раз вешайся. Через неделю он сам за-брал документы из школы и подал заявление на учебу в Императорском корпусе имени маршала Кутепова. А на вопрос о родителях ответил Борку коротко: "Дед".
  
  -Он и правда ведь не виноват, Алька. Он хороший. Это я так тогда, по глупости ляпнул.
  -А...она как?
  У Альки язык не поворачивался сказать такое простое слово "мама". Но Ромка его и так понял.
  -Не знаю. Я к ней не хожу. Игрушки только дед забрал, общие. А так...я ее забыл, Алька. Понима-ешь? Забыл. И вспоминать не хочу.
  -Понимаю...
  На самом деле Алька понимал только то, как ему повезло с мамой. И с отцом тоже. Пускай даже мама ворчала, запрещала бегать босиком и отвешивала в сердцах звонкие подзатыльники - все равно она была мамой, самым родным человеком, который никогда не предаст и не обманет. Отец вообще замечательный...и чего Алька на него злился? Дурак был потому что.
  Если бы не ночь - точно пошел бы Алька в больницу. Просто чтобы маме сказать, какая она у него хорошая...
  -А у тебя классная мама. - Сказал вдруг Ромка, будто мысли читая.
  -Классная. - Неловко признался Алька, укрываясь простыней.
  -А отец какой?
  -Сильный. И смелый. И добрый...
  -Да ну, не бывает таких!
  -Бывает!
  По-взрослому усмехнулся Ромка, и посмотрел на Альку как на первоклассника.
  -Сначала все они добрые....Скажи еще - не бил он тебя ни разу!
  -Ну...было. - Сознался Алька.
  -Вот видишь!
  -Ну, так я же...
  -Что - тоже за мамку заступался? - жестко спросил Ромка, так завертываясь в простыню, что толь-ко пятки торчали.
  -Да нет!
  -Ремнем били, да? Или проводом?
  -Ремнем...- вздохнул Алька.
  -Это ерунда, проводом в сто раз больней. - Деловито сказал Ромка.
  От обыденной этой деловитости Алька поежился, будто его самого - проводом, беспощадно, пря-мо по телу....
  -А под кровать ты прятался?
  -Зачем?
  -Ну, чтоб не достало.
  -Ромк, да чего ж ты такого наделал?!
  -Ты не думай, батя не всегда такой был, он по пьяни только с катушек срывался.- Повторил Ромка чьи-то слова. - А тебя самого за что?
  -За дело. - Зризнался Алька, и покраснел даже, хотя год уже прошел, целый год с тех пор как он с Борькой пошел гулять и наткнулся на тех пацанов. Были они старше, и курили за складами, спле-вывая в густую траву, а самый маленький спрятал было за спину сигарету, пока не увидел, что не взрослые идут, а такие же пацаны. Сначала старшие хотели Альку прогнать, а Борьку за какие-то мешки с сахаром отлупить, но потом вроде передумали. Самый главный назвался Артуром и с за-говорщическим видом показал Альке горсть патронов.
  -Сменяем?
  -На что?- спросил Алька, осторожно перебирая желтые цилиндрики.
  -Норда две пачки - и забирай
  -Так я ж не курю!
  -Ну, достань, не умеешь что ли?
  Алька не умел.
  -Шляпа с рюхами! Эй, толстый, а ты сменяешь?
  -Этот все сменяет.- Уважительно сказал маленький. - Хоть слона.
  -Была б охота за две пачки барахло брать...
  -Барахло?! - возмутился Артур, тыча под нос Борьке грязную ладонь. - Да ты глянь, товар первый сорт!
  -Я таких сколько хошь на полигоне наберу. За бесплатно.
  -Так то стрелянные! А эти в костер кинешь - во как жахнет!
  Борька лениво грыз конфету, и даже от Артура отвернулся.
  -Полторы пачки - сказал он, не поворачиваясь.
  -Сколько?!
  -Сколько слышал.
  -А не лопнешь?
  -А ты не отравишься?
  -Это...щас, короче, вы тут постойте!
  Артур отошел и стал о чем-то спорить с долговязым пацаном. Алька так понял, что это долговя-зый патроны достал, и что их там еще много, почти целый ящик.
  -Борь, а зачем тебе?- шепотом спросил он.
  -Да не мне, типу одному с Береговой. Он просил. На тушенку сменяю, пусть мамка продает.
  -А ты сам продай.
  -Не, у него консервы только, он их с завода тырит, понял? А мне деньги нужны, я ж на арбалет со-бираю.
  Артур вернулся, вытирая пот со лба.
  -Ладно, жучила, твоя взяла. Давай сигареты.
  -Может тебе еще штаны отдать?
  -Не понял?!
  -Проверить надо сначала
  -Да ты что, так не видишь что не стреляные?
  -А может негодные?
  -Да чтоб мне лопнуть - целые!
  Борька снова отвернулся.
  -Пачку тогда. Потому что риск. Если негодные, где я тебя найду?!
  -Сам ты негодный! Лешка, давай костерок, щас проверим!
  Костер разожгли быстро, брызгая на обрывки картона из мятой консервной банки. Обрывки от этих брызг горели как бешеные.
  -Кидай, проверяльщик!
  Борька зажмурился и не докинул.
  -Мазила!
  -Арт, дай мне, я попаду!
  -Нет уж, сам хотел пусть сам и кидает!
  Со второго раза Борька попал. Патрон взорвался так здорово, что захотелось и второй кинуть. И третий... А потом долговязый Серега махнул рукой и разрешил все кидать - мол, завтра еще бу-дут. И Алька терпеливо ждал своей очереди - после Джона и до Пашки, совсем скоро...Увидел, как улепетывает Борька, выбрасывая патроны из карманов, и только тогда понял, что за взрывами не услышали они шагов сторожа. За шиворот подняли Альку - и в сторожку отволокли. А там Максим Травушкин собственной персоной сидит, чай пьет. Кто же знал, что Алькин отец со сто-рожем дружит! Алька, например, не знал. Услышав про патроны, отец рассвирепел. Неумело рвал новехонький ремень с тяжелой белой пряжкой, замахивался и опускал со свистом на худую Аль-кину спину. А Алька даже не ойкнул - стоял, бледный как мел, и только руками лицо прикрывал, хотя отец по лицу не бил вовсе. "Дурак! - кричал отец.- Кретин! Идиот! А если бы рикошет?! Осел недоделанный! Мало случаев, что ли? Придурок!"
  С каждым выкриком удары становились слабее. А потом отшвырнул Максим ремень и заплакал. Прижал к груди Альку, который так и не шевельнулся, и все повторял "прости...ну прости, Алька, я не хотел, сына, ну башкой же думать надо, ну куда бы мы без тебя, не дай бог..." И Алька вна-чале обиду держал, уворачиваясь и крутя головой, а потом и сам носом зашмыгал. По пути домой рассказал отец, что от таких вот испытаний бывает. И матери ничего не сказали оба, только после этого неделю Алька сам книги читал. Отец заглядывал в спальню, вздыхал виновато, и уходил на кухню пить до черноты заваренный чай. А через неделю Алька сам пошел на кухню и проворчал "Читать-то когда будешь? Я, между прочим, до верхней полки не достаю!"
  -Везет тебе...- тихо заявил Ромка, выслушав историю про патроны.- Везет. И не спорь даже. Ну что, Аль, давай спать наверно...
  
  
  Дед Гриша оказался прав - без простыней замерзли бы Алька с Ромкой. И так уже друг к другу прижались, сообразив сверху покрывало накинуть. Сразу теплей стало, и уснули оба момен-тально. Только томик Киплинга Ромка вместо полки под подушку себе положил.
  -Подьем, хлопцы!
  - Отстань...- проворчал Ромка, дрыгая ногой.
  -Вставайте! Вам в корпус ко скольки?
  -К двенадцати.- Не открывая глаз, буркнул Алька, натягивая на голову покрывало.
  -Водой оболью!- пригрозил дед. - Завтрак на столе, а они дрыхнут!
  -Деда, ну успеем, дай поспать...
  -Ладно, я предупредил!
  Шаги. Тяжелый запах табака возле Алькиного лица. Брызги. И Ромкин возмущенный вопль, от которого Алька окончательно проснулся.
  -Так, да?! Это ты внука-то?! Родного?!
  -Ложиться надо вовремя! До ночи, небось, болтали?
  -Ну, дед! Ну, все! Ну, вот попросишь ты меня в магазин сгонять!
  -Неужто не сгоняешь?
  -Да никогда!
  -Ну вот и хорошо. - мирно сказал дед Гриша, усаживаясь на табуретку. - Деньги целее будут.
  -Чего? - оторопел Ромка, сворачивая простыни. - Какие деньги?
  -Бумажные, ясное дело. Нинка говорила, сегодня в "Зарницу" палочки завезли...
  -Кокосовые?!
  -А то какие ж еще. Ладно, дуйте умываться - мясо стынет.
  -Деда, а хлеб у нас есть? - заискивающе спросил Ромка.
  -Есть.
  -А хватит?
  -Что ж вы - три булки оприходуете?
  -А сахар есть?
  -Ты же чай не пьешь!
  -Так ты...
  -А мне и с медом сладко будет.
  -Де-еда...
  -Чего тебе еще?
  -Может, мыла купить? - совсем уж жалобно спросил Ромка. - И Алька лимонаду хочет...
  Алька обалдел от такой бессовестной лжи и стукнул Ромку кулаком в бок.
  -Алька? Лимонаду? - хитро переспросил дед.
  -Ну да! Ты же сам говорил, что гостей угощать надо!
  -От хитрован, а! И в кого только такой уродился?! Дуй за своими палочками, нечего хвостом кру-тить. Да лампочку купи, вчера в туалете перегорела.
  -Ура-аа!
  Ромка перекувыркнулся на диване и встал на голову.
  -Алька, смотри - я йог!
  -Оболтус ты! Сумку не забудь, или в карманах понесешь?- хмыкнул дед, подбирая упавшее по-крывало.
  -Деда, а дай баллон, а?
  -Это еще зачем?
  -Да так, на всякий случай...
  -Квас вон в холодильнике стоит.
  -Да я не за квасом!
  На ухо деду что-то шепнул Ромка, и тот головой покачал, но баллон трехлитровый из кухни при-нес, и даже крышку к нему дал.
  -Пошли, Алька!
  Выскочили во двор и зажмурились от не по-утреннему ярких лучей солнца.
  -А далеко идти?
  -Не, тут рядом.
  Узкие пыльные улочки напомнили Альке Белоозерск. Он и не думал, что в столице такие вот дома бывают- с покосившимися заборами, номерами не по порядку и ленивыми кудлатыми собаками, которые только морду из будки высовывали, но не гавкнули ни разу.
  -Как в деревне...- сказал вслух Алька.
  -Похоже, да? - отозвался Ромка, пиная неизвестно кем брошенную половинку футбольного мяча.- Еще в прошлом году расселять хотели, да не срослось что-то. Не, тут классно, только деду тяжело уже. Тут же ни дороги нормальной, ни почты, ни телефона. А вверх идти зимой знаешь как? Вот вниз здорово - я на санках почти до остановки докатывался!
  -Ромк, а у вас что - воды нет?
  -Почему? - удивился Ромка. - А, ты про умывальник? Так это дед так придумал. Вода есть, да она только утром и вечером идет. А в умывальнике когда захочешь, только носить надо, ну вот он и сделал. Ты, говорит, как черт чумазый после своих гулянок приходишь, да еще с ногами на диван, я до вечера такого негра терпеть не собираюсь, мойся давай...
  До магазина дошли так, разговаривая, и купили палочек- длинных, золотистых, кокосовой белой стружкой сверху обсыпанных. Ромка не выдержал - рванул завязанный пакет, выхватил одну - и в рот. Захрустев, спохватился:
  -Бери, Алька! Знаешь, какая вкуснятина!
  -Спасибо...
  Палочки и впрямь вкусней конфет оказались, вкусней бабы Катиного печенья - сладкие, хрустя-щие, чудо, что за палочки в Мариенбурге!
  -Домой-то донесите... - сказала им продавщица, убирая с весов то, что в пакет не поместилось.- А руки-то мыл, Роман?
  -Мыл. - Честно ответил Ромка, доставая из пакета столько, сколько в ладонь набралось.
  -Врешь, небось. Гошка вон тоже - мыл да мыл, да глаза честные такие, и руки вроде ж мокрые, а я на полотенце глянула - батюшки, как слоны по нему топтались! Деду привет передавай, слы-шишь?
  -Ага.
  Палочки в пакете будто таяли - уже половины не было. Вспомнив, Ромка зазвенел мелочью и ку-пил лампочку. Альке уже совестно было, но он оторваться не мог. Вот сейчас только эту, поло-манную, доем...и эту, все равно она короткая, корявая какая-то...и присыпку сьем, ух вкуснота какая!
  -Пошли, Аль, нам еще в одно место надо! До свиданья, теть Нин!
  -До свиданья!
  Обошли магазин, а за углом - бочка. Желтая, с белыми буквами на боку. И очередь из ребятишек еще помладше Альки.
  "Молоко..." - прочитал Алька и разочаровался. Молоко он с детства не любил. Сразу простуда вспоминалась и противные толстые пенки, которые Алька тайком за диван выплевывал, чтоб не глотать. Неужели Ромка это любит? Во чудак! Лучше бы палочек еще взял, как раз на килограмм хватило бы...
  Лысый дядька в белом колпаке запускал в бочку половник, и оттуда тонкой струйкой ли-лось что-то белое - в кружки, бутылки, баллоны и кастрюли, в любую тару, которую ребятня у ро-дителей выпросила.
  -Сгущенка... - почти шепотом сказал Ромка, сглатывая слюну, и наблюдая как белая струйка ста-новиться все тоньше, будто тает под жарким мариенбургским солнцем.
  -Сгущенка?! В бочке?!
  -Ага. Каждое воскресенье привозят. И дешевле, чем в банках.
  -Следующий!- весело крикнул дядька.- Крышки не забывайте, оглоеды! Или за вас Император ду-мать будет?!
  Рыжий пацан отходил медленно, прижимая к голому пузу драгоценную бутылку. За ним по земле тянулась цепочка белых капелек, и осы уже облепили сладкие следы, пируя прямо под но-гами очередников.
  -Следующий!
  Алька вдруг остро, до щипания в носу пожалел, что он родился не в Мариенбурге. И карты здесь, и сгущенка вот так на разлив, будто квас...везет же! В Гриндале был молзавод, но тамошняя сгущенка годилась только для кофе - жидкая, водянистая какая-то, бледно-желтого цвета. Настоя-щую сгущенку в синих баночках отец получал с пайком, два раза в месяц. Одна баночка тут же выдавалась Альке, а остальные прятались матерью где угодно, только не на кухне. Алька честно отмерял, сколько он съест сегодня, а сколько завтра, но не выдерживал - поминутно бегал к холо-дильнику, стараясь чтоб мама не услышала. Откроет, вытащит полегчавшую уже банку, зачерпнет, сунет в рот ложку, и думает- то ли обратно в холодильник, то ли еще чуть-чуть...а, ладно, там еще много! А потом жадно пил из-под крана холодную воду, и плюнув на все, перетаскивал банку к себе в комнату. Засыпал довольный, но наутро прикидывал: "Так, на кухню мама не ходила, на балконе сейчас жарко, в холодильнике нет, значит, точно в зале спрятала!" И дождавшись, пока мать уйдет к тете Гале, лез в шкаф, ощущая себя отважным разведчиком. Ох, и доставалось потом разведчику, когда мать решала побаловать домочадцев своим фирменным тортом! Но сгущенку от этого Алька не разлюбил...
  -Следующий! Открывайте крышки, не задерживайте!
  Ромка подставил баллон.
  -Не обьешься, малой?- подмигнул ему дядька.
  -Так я ж с другом!
  -Ну, тогда другое дело! Держи крепче!
  Полилась сгущенка белой толстой струей, под самое горлышко продавец налил, не пожалел. До-мой баллон несли по очереди, Ромка даже ос забывал бояться.
  -Купили-таки! - всплеснул руками дед. - От так! А кому я, спрашивается, борщ варю?!
  -Деда, ну какой борщ!
  -Наваристый, с мясом, с картошкой молодой! И сметана есть! Алексашка, ну хоть ты будешь есть?
  -Вот его и корми! - крикнул Ромка, исчезая в комнате.- А меня не надо, я уже кормленый!
  -Драть тебя некому, Роман Викторович... - проворчал дед, снимая сине-белый передник. - Драть, да еще и кричать не велеть. Я ему стараюсь, борщ варю, а он мне что? В другой раз сам квасу по-хлебаю, помидор съем, а ты хоть до ночи ходи себе голодный...
  -Дед, ну чего ты как маленький! Нас же в корпусе кормят!
  -Знаю я вашу кормежку приютскую! Там, небось, крупинка за крупинкой бегает с дубинкой. Ешь, Ромашка, кому сказано! Не убегут твои палочки! Как чуял, что не надо было денег давать! И отку-да только та сгущенка взялась, утром же еще не было...
  Кое-как поели мальчишки, чтоб только деда не обижать. И - в спальню, макать палочки в сгущенку и есть до тех пор, пока и смотреть на нее не захочется.
  -Уфф...объелся...
  -А я, думаешь, нет?
  -Кайф...
  Неловко поднялся Ромка с пола, на верхнюю полку полез.
  -Помнишь, я тебе за наконечники одну вещь обещал?
  -Ну?
  -Держи!
  -Ничего себе... - выдохнул Алька, в ладонях держа корабль с деревянной обшивкой и парусами.- Ух ты, да тут экипаж!
  -Нравится? - уточнил Ромка.
  -Еще бы! Только я это, Ром, не возьму.
  -Почему?! Смотри, тут человечков доставать можно и играть! Ты же мне наконечники подарил - я взял, а ты чего?
  -Подумаешь, наконечники! Ты банку только найди нормальную, я тебе таких штук сто сделаю. А это...это настоящий же...
  Белые паруса. Человечки - не штампованные, как в "Детском Мире", а у каждого свой кос-тюм и свое выражение лица. Вон, у боцмана с трубкой даже морщинки видны...
  -Бери, не бойся! У меня еще есть!
  Из коробки Ромка достал такой же корабль, только с черным пиратским флагом. И человечки у него были посвирепей.
  -Ух ты!
  -Ну, берешь? А то сломаю, честное слово! Я так и думал с самого начала, чтоб у тебя был и у ме-ня, а то одному играть неинтересно!
  Алька осторожно потрогал боцмана и провел пальцем по парусу.
  -А от деда тебе не влетит? - спросил он, уже сдаваясь.
  -Не влетит.- Заявил дед Гриша, появляясь в комнате.- Дед, если хочешь знать, не последний день живет на свете. Он таких вот красавцев целую флотилию наделает, было бы для кого....
  -Это вы, что ли, сами?- не поверил Алька.
  -А то кто же! В магазинах такое не купишь. В детстве мы планеров-то ваших не знали, а фрегат от каравеллы любой сопляк отличал. И паруса знали, и корму с баком не путали...да...Лодку как-то затеяли строить - я, да Толик Вихров, да Никита Глущенко...
  -Построили?
  -А то нет, что ли? Все лето возились. И вниз по Двину успели еще сходить.
  -Сплавать, что ли? - уточнил Ромка.
  -Эх ты, крыса сухопутная, хоть и внук! Плавают дети в ванной да утята в луже, а моряки ходят! Влетело нам тогда, это да...мы же мамке-папке ни слова, сухарей торбу насушили и вперед...
  -Алька, ну берешь? Пошли тогда в ванну, сыграем!
  -В ванну? Это как?
  А увидишь! Деда, можно вентилятор взять на минутку?
  -Бери, мореход. Да на место поставь, а то после твоих игр ничего не отыщешь.
  -Когда это?!
  -А прищепки кто снимал, а назад не повесил?
  Не я, дед! Да зачем они мне, сам подумай?
  -А нечего тут и думать... - ворчал Григорий Власович, доставая из шкафа переносной вентилятор.- На кого еще? Кабы у них, прищепок, ноги были, тогда конечно...А кабы они говорить умели, так точно я б узнал, какой это умелец их в холодильник засунул...
  -Это я в прошлом месяце с Гошкой в дикарей играл.- Признался шепотом Ромка. - Мое племя продукты на бусы выменивало, а тут бац - в корпус пора, ну я и забыл. Ну что, играем?
  -А как?
  -Давай на корыто вентилятор цепляй. Там, за дверью, розетка. Твои будут купцы, а мои пираты, ага? Ну, вот мы типа плывем, и вы плывете, а мы вас всех на абордаж и в рабство продали...
  -Это еще почему?!
  -Так мы ж сильней!
  -Фигушки!
  -Мы пираты, нам положено!
  -А мы...а у нас...у нас чемпион по боксу плывет, он вас всех одной левой!
  -С пушек вдарим, сдавайтесь лучше!
  -Имперцы не сдаются!
  -Левый борт, огонь!
  -Надерем им зад, Джонни!
  -Ах так, да! Так нечестно!
  -Мы сами вас на абордаж! Ага, сьели!
  -Пленных не брать!
  -Эй, ты куда вентик повернул?!
  -А ветер поменялся!
  -В вашу-то пользу?!
  -У деда вон спроси - на море так бывает!
  -Чур, я пока не играю! Я сейчас!
  -Эй, так нечестно!
  -А вентик честно убирать?
  -А откуда у пиратов винтовки?!
  -Море принесло!
  -Чего-чего?
  -У деда спроси - так бывает! Берегись!
  -Все, черепахи дохлые, вы попали!
  -Ой, испугались!
  -Вы трупы, ясно?
  -Сами вы трупы, щас я твоего капитана заколпеню!
  -Вперед, громилы, порвите их!
  -Огонь!
  -Какой огонь, у вас вообще пушек нет!
  -Есть! Замаскированные! Огонь!
  -Правый борт, не жалеть снарядов!
  -Бабах!
  -Уа-а-ау! Плюх! Все, твой убит!
  -Мы отомстим, Том! Сдавайтесь, уроды пиратские!
  -Бабах! Бам! Бенц! Осколком в глаз тебе!
  -Ха-ха, он у меня все равно стеклянный! На тебе!
  И ветер гнал корабли по большому корыту, раздувая белоснежные паруса. И пиратский флаг сорвал уже Ромка с мачты, размахивая им, и строя свирепые рожи. Оба забрызганные, в мок-рых майках, а потом и вовсе с ногами в корыто влезли, помогая своим кораблям. Крепко, на со-весть делал парусники дед Гриша. Обычные игрушки от многочисленных "абордажей" давно раз-валились бы, а у этих даже мачта не скрипнула.
  -Ага, попались?!
  -Кончайте бой, адмиралы. В приют пора.
  -Уже?!- огорченно спросил Алька, вылавливая человечков.
  -Дед, ну сколько тебе говорить - не в приют, а в корпус!
  -Что пеньком по сове, что сову об пенек-все одно, Ромашка. Не дома - стало быть, в приюте, хоть дворцом его называй. Тряпка вон на полу, подотрите за собой.
  В пакете уносили мальчишки два десятка пирожков с ливером, бережно завернутых дедом в чис-тую тряпицу, парусники да игру какую-то, которую уже обутый Ромка из коробки вытащил.
  Как взрослому, дед Альке руку протянул.
  -Ну, Алексан, бывай. Еще придешь-то?
  -Приду. - сказал Алька, пожимая твердую мозолистую ладонь.
  -Ну смотри, жду. Бывай, Ромашка. Постой, на вот тебе...
  -Да зачем?- замотал головой Ромка, отказываясь от синей пятидесятирублевки. - Тебе самому еще до пенсии сколько?! Две недели же!
  -Бери, говорят. - сердито сказал дед, засовывая купюру в карман Ромкиных штанов.- Запас карман не тянет. Когда мороженку съешь, когда палочками побалуешься. А пенсию мне одному что - со-лить, или с квасом есть?
  -Я ему в куртку сунул.- сказал Ромка уже на улице. - Чудак...Он как-то прямо к Борку пошел уз-навать, чем курсантов кормят, представляешь?
  -Мировой у тебя дед.
  -Правда?
  -Слово!
  -Ты не думай, он не всегда такой...ну там борщ варит, фартук надел. Это потому что бабки нет. Вон, теть Валя в прошлом году все к нему ходила, пирожки пекла.
  -Зачем?- не понял Алька.
  -Жить хотела. Ну, вместе, как замуж. Отказался. Чудак... - уважительно повторил Ромка, надку-сывая пирожок. - А у тебя, Алька, дед есть? Он кто?
  -У меня бабушка. - Лбъяснил Алька. - В Белоозерске. Я к ней ездил. А дед...а деда я, Ромка, не помню. Да и не было его, наверно. Папу баба Катя поздно родила...для себя.- вспомнил он вдруг подслушанный родительский разговор.
  -Автобус! Бежим!
  С колючкой в ноге бежал Ромка, отчаянно размахивая пакетом. А автобус уже от остановки отъе-хал.
  -Эй! Стой!
  Алька рядом, не отставая. И за поручень одновременно ухватились. Хорошо хоть остановился ав-тобус- то ли Ромкины крики водитель услышал, то ли кто-то из пассажиров попросил остановить-ся.
  -Успели... - выдохнул Ромка, ставя пакет на пол.
  -Ага...Времени-то сколько?
  -Дядь, сколько время, не скажете? Без пятнадцати, Алька. Успеваем. А вот если бы прозевали-ох и влетело б!
  -В карцер бы посадили?
  -Скажешь тоже! Просто в другой раз увольнения бы не дали. Ты смотри, если вдруг трамвай сло-мается, или автобус, или еще что - справку бери, почему задержался. Без справки никак.
  -А дадут? - засомневался Алька.
  -Попросишь - так и дадут. Мне водила на газете справку писал, и то прокатило. Борк мужик миро-вой, конечно, но порядок любит...
  
  Справку на этот раз им брать не пришлось. Успели. Даже с пятиминутным запасом вбежа-ли в корпус, чуть не сбив с ног неповоротливого Фельку.
  -Господин капрал, курсанты Дегтярев и Травушкин из увольнения прибыли, замечаний не имеют!
  -Вольно.
  Внимательно смотрел на них Борк, но мазь и впрямь чудодейственной оказалась - синяки на лице сошли, а те, что под майками - не в счет, кто их увидит.
  -Можете приступать к занятиям. Травушкин, ты ордер показал?
  -Так точно, господин капрал! Я его у мамы оставил!
  -В следующий раз ключи отнесешь. Ладно, свободны.
  По расписанию - история. А за ней общеимперский язык, и опять Алька стоял у доски и делал ошибки. Ромка старался - изо всех сил подсказывал, поднимал листок с правильным отве-том, но Клаус отворачивался нечасто.
  -Садись, Травушкин. Два.
  Алька вздохнул и поплелся на место.
  -А вы, Дегтярев, так хорошо все знаете? Тогда - прошу...
  Ромка тройку получил. И на Альку глядел даже чуть виновато, будто извинялся.
  -Стыдно, господа. Стыдно и позорно не знать родного языка! Гриндальцам всяким там прости-тельно не знать, но вы! В Мариенбурге, в сердце Империи! Хороши курсанты! Глаза б мои вас не видели!
  -Лучше б стрелять учили, чем эту ерунду... - угрюмо сказал Гэрик.
  Тихо совсем сказал. Но Клаус его услышал.
  -Что ты сказал, Туманов? Ах, стрелять! А династию Соллансенов вы когда мне сдадите? А? Не слышу! Вам не то, что оружие - палку нельзя доверять!
  Гвоздь вдруг отозвался с задней парты - громко так, издевательски.
  -Вы ему рогатку дайте, капрал! Во навоюет!
  -Вас еще не хватало, Гвоздев... - мирно сказал Клаус, открывая журнал. - Так, все открыли тетра-ди, пишем заголовок "Работа над ошибками"...
  На перемене в журнал глянул Алька - точно двойка.
  -Вот гад!
  -Да ладно, Ром, я ж и вправду не знал...
  -Да я не про это! Ну, пускай тебе и мне за дело, а это за что?!
  Напротив фамилии "Гвоздев" две пятерки стояли - за вчерашнее и позавчерашнее число.
  -Слышали, как он позавчера отвечал?
  -Хуже Травушкина.- рассудительно отозвался Валька Ступин.
  -Ну! А ему - пятерка! За что?! А вчера вообще никого не вызывали, помните? Диктант же был!
  -Точно... - вспомнил Алька.
  Над журналом склонились пацаны, даже Гаржиновский бутерброд до рта не донес.
  -А может, это он сам нарисовал? Ручкой?
  -Не похоже. Смотри - чернила одинаковые.
  -Ручку спер? - догадался Гаржиновский, неохотно откусывая колбасу.
  -Может и спер...А Дракула почему не заметил?
  -Не успел?
  -Ха! Ты поставь себе четверку, я посмотрю, заметит он или нет! Поставь, попробуй!
  Всех преподавателей пацаны рано или поздно кличками наделяли. И к Клаусу прилипло это "Дракула", намертво прилипло, будто репейник к собачьему хвосту. Даже Крокодил...тьфу ты, Геннадий Борисович однажды его так назвал. И правда - Дракула. На уроках списать невоз-можно, шпаргалку хоть где найдет, еще и глаза эти- то красные, то осоловелые какие-то, и смот-рит, будто через тебя, а на тонких губах - усмешка ехидная. Еще и костюм свой черный даже в жа-ру никогда не снимает. Несколько у него таких костюмов, и к каждому - узкий красный галстук, больше на веревку похожий. Волосы назад зачесывал Клаус, гелем их укладывал. Вампир? Вам-пир! Как в ужастиках, только клыков не хватает. Может, поэтому он никогда и не улыбается...
  -Может, Борку рассказать?- предложил Ромка, аккуратно положив журнал на место.
  -Да погоди ты! А экзамен?
  -Боишься, Гаржиновский?
  -Ничего я не боюсь! Засыплет же! Тебе, что ли, охота, с корпуса вылететь?!
  Ромка подозревал, что за такие вот оценки скорее Клаус вылетит. По голове его Борк не погладит, это точно...Но - промолчал, и за парту сел с видом прилежного ученика. Блин, и с Аль-кой что-то делать надо, не все же время ему двойки хватать...и нет тут его вины, он ведь через два класса перескочил, тут хоть кто отстанет...ну ладно, алгебру с геометрией и Ромка объяснить мо-жет, а с языком что? Кто только эти склонения придумал, башку бы оторвать такому умнику!
  После занятий у курсантов свободное время. До ужина разбежались пацаны - кто во двор, кто в библиотеку. А Алька с Ромкой в спальню пошли. Из пакета Ромка игру достал. Деревянный прямоугольник с лунками, над каждой лункой животное какое-нибудь нарисовано и баллы. Два рычажка, чтоб шарик забрасывать. Простая такая игрушка...Вовка ее любил.
  -Сыграем?
  -Давай!
  Щелк - десять баллов. Заяц. Щелк - двадцать. Белка.
  -Ром, а мы к Борку пойдем? - осторожно спросил Алька.
  -Зачем?
  -Так Дракула же...
  Ромка бросил на доску вылетевший шарик.
  -Когда двойки исправим, тогда и пойдем.
  -А при чем тут двойки?!
  -При всем. Так он запросто скажет, что это мы на него наговариваем. Из-за оценок, понял?
  -Так все же видели, ты чего! Все скажут!
  -Ага, щас.- хмыкнул Ромка. - Фельку слышал? Ему вылетать неохота, другому неохота...Может, Дракула давно такое крутит, да все молчат. Мутный он...
  Щелк - росомаха. Щелк - лев. Сто баллов!
  -Как ты так попадаешь?!
  -А ты по шарику сильно не бей. Ты осторожно. И целься.
  -Винтовка это, что ли!
  -Зато глазомер развивает, мне дед говорил.
  -Смотри, я тигра завалил!
  -Круто.
  -Сколько у меня уже?
  -Считай. Аль, тебе по-любому с уроками надо разбираться.
  -Думаешь, я не знаю! Не могу я!
  -Понимаю... - кивнул Ромка.
  -Я на этой алгебре как инопланетянин сижу!
  -Да ничего там сложного нет. Хочешь, я объясню? Разберешься.
  Щелк-барсук. Щелк- попугай.
  -Я ее никогда не пойму, наверно...
  -Поймешь, вот увидишь!
  На кровати зашуршала простыня. Гэрька Туманов ни во двор, ни в библиотеку не пошел. В спальне лежал тихо, будто и нет его.
  -О, Туманов, а ты чего здесь?- удивился Ромка.
  -А что, жалко?
  -Да нет, спальня не куплена...
  Щелк - заяц. Щелк - заяц. Да что такое!
  Гэрик заинтересовался. Подошел поближе.
  -Хочешь сыграть?
  -Нет.
  Смотрел, не отрываясь. Шарик летал с переменным успехом, но до вершины - тысяча очков и ма-монт - никто не дошел.
  -Раньше еще такие фишки были, типа призы.
  -Здесь?
  -Ага. На них все звери, кого подбил того и берешь, а с другой стороны - где кто водится, рассказ такой.
  -А где они?
  -Дома, наверно. Да там штуки три осталось, волк, заяц, и еще кто-то. Вовка друзьям раздарил...
  Первый раз про брата Ромка с кем-то кроме деда говорил. А теперь вот и корабль его у Альки, и в "Охоту" нашлось кому играть... И казалось иногда Ромке, что Алька тоже ему брат. Подросший, но все равно-младший. Вовка, наверно, не обиделся бы...
  Туманов так и смотрел на игру, только на пол присел. Незаметный он был, и один из всех нович-ков так ни с кем и не сдружился. Но в незаметности этой чувствовалась не робость, а болезненная какая-то самостоятельность, будто никому Гэрик не хотел быть должен, и даже играть вместе по его меркам значило - зависеть. Он часто вот так подходил к играющим. Подойдет и смотрит. Его уже и в игры перестали приглашать, просто не обращали внимания, иногда даже толкали, оббегая. Но не гнали и не дразнили, после стычки с Гвоздем признав, что новичку храбрости не занимать. Храбрый, не жадный, не ябеда - да пусть себе смотрит, а то, что не играет - его дело. Может у них, в Гриндале, вообще не до игр было. Может, там даже обычные прятки - редкость. Вот посмотрит, правила запомнит и сам подойдет.
  Альке такой изучающий взгляд мешал, он будто спотыкался об него, и тогда рука слабо давила на рычаг и шарик вместо того чтобы уверенно лечь в лунку, метался по всей доске и оста-навливался, даже в зайца не попав. Муравьем чувствовал себя Алька. Слабым муравьишкой в раз-ворошенном муравейнике. И еще на что-то был похож этот взгляд...на кого-то...но уводила па-мять Альку от верного ответа, будто нарочно другие мысли подсовывая.
  -Ромк, а интересно - за что ему пятерки?
  -Кому?
  Ромка целился в мамонта, старательно щуря левый глаз.
  -Да Гвоздю же!
  -А я что - знаю? У него и спроси. Есть!!!
  Как по заказу, дверь открылась. И вошел в спальню Сашка Гвоздь, на ходу мокрую майку снимая.
  -О, какая фигня! Твоя, Травушкин?
  -Моя. - Ответил Ромка.
  Падающий шарик на лету подхватил Гвоздь.
  -Ништяк....Где взял?
  -Дома. Эй, шарик отдай!
  -Какой шарик? Ах, этот! Да бери, не жалко!
  Нарочно под кровать закинул - доставайте, мол. Алька за время игры раз десять уже под кровать лазил, и ничего тут такого не было, и чисто под кроватью - ни пылинки, а вот на этот раз при Гвозде лезть не захотел. Отвел глаза и спросил - будто выстрелил:
  -Сашка, а чего это тебе Дракула пятерки ставит?
  -Какая вам разница!
  -Да уж есть разница... - поддержал друга Ромка.- Я, может, тоже так хочу - ни за что отличником стать.
  Злобно глянул на них Гвоздь. Даже в беседке не было у него такой злобы.
  -Ты?! Вам что! Вы и так - к Борку бегаете! Что, нет что ли?!
  -Не бегаем мы...
  -Ну да! Чистеньким хочешь быть, Дегтярев? А не выйдет! И Травушкина с собой, да? Ему - квар-тирку, а себе что отхватил? Не смог, да?! Не успел? Вот и нечего, понял? Нечего прикидываться! Я не дурак, поняли?! Не лох! Я все вижу! И плевал я на вашего Борка, ясно?! И на квартиру пле-вал, у меня еще похлеще вашей будет!
  Выбежал с майкой в руках, дверью изо всех сил хлопнул.
  -Чего это он?!- ошарашено спросил Алька.
  -Не знаю...
  -А про квартиру откуда он знает?
  -Дракула сказал, наверно. Ни фига себе у них дружба...нет, Алька, я зубами в учебник вцеплюсь, но двойку исправлю! Вот тогда посмотрим, что там за мутное дело, тогда уж не отвертится!
  Усмехнулся Гэрий Туманов, на ладони подкинул кругляш со сфинксом, и вышел из спальни так, что ни одна половица не скрипнула. Вот только что стоял - и нет его.
  
  
  5. -Пятый отряд, на ужин стройся!
  Без аппетита жевал Алька сырники, а к картошке и вовсе не притронулся. Ромка как ни в чем ни бывало попросил добавки, а сам думал кто бы подходящим репетитором для Альки мог стать. Ступин? Вряд ли, у него завал по географии, пять докладов за два дня надо сдать. Аверченко? Этот - может, отличник ведь. Только вспыльчивый слишком. Начнет объяснять тихо, а потом как заорет: "У тебя на плечах что - башка или задница?! Ну как, как этого можно не понять! Десятый раз объясняю!" И кулаком по столу может стукнуть, и учебник под ноги швыряет. Нет, не пойдет. Не нужен Альке такой нервный препод. Ну кто там еще остается? Виталь Чепуренко? Не дружил Ромка с ним из-за заносчивости, но ради Альки решил утром подойти и попросить. Эх, если б знать, что так понадобится - Ромка сам бы отличником стал!
  Но просить никого не пришлось. На следующее утро Борк Альку к себе в кабинет вызвал. Прямо с построения ушел Травушкин, не заметив, каким ехидным взглядом его Гвоздь проводил.
  -Вызывали, господин директор?
  -Вызывал. Садись.
  В кабинете между столом и батареей примостился незнакомый парень в сером костюме. Он уже вдоволь насмотрелся на картины, обои и аквариум, и таким же безразличным взглядом окинул Альку.
  -Что же ты, Травушкин, натворил?
  -Вы о чем? - испугался Алька.
  -Да о тебе же. Двоек у тебя многовато, так? Ну а исправлять когда будем?
  -Я исправлю...я...я постараюсь... - неуверенно пообещал Алька.
  Цепкие пальцы директора листали журнал.
  -Так-с...История, алгебра, общеимперский....Многовато исправлять, Травушкин. Экзамены не за горами.
  Алька стоял, опустив голову. Выгонят? Пускай выгоняют. Он старался. Честно боролся с иксами, проливами и неправильными глаголами. Только их слишком много было на одного...
  - И что же я с тобой делать буду?
  Точно выгонит. Ну и пусть! Мама только расстроится. А может и нет, может просто вздохнет и скажет: "Не горюй, сынок, не в отметках счастье". Ромку вот жаль. И ребят. И корпус. Второй раз он не поступит. Из-за двоек каких-то, из-за Клауса, чтоб он сгорел! Главное - сейчас не заплакать, а в коридоре никто не увидит....
  - Ты чего, герой? Расстроился, что ли?
  -Нет...
  Ага, плясать сейчас буду от радости. Вспомнилось Ромкино: "Мировой мужик Борк!" Куда там...Сухарь. Танк. Небось, брата родного выгнал бы - и глазом не моргнул.
  -Да ты не хнычь, Алик... - по-доброму сказал Борк.
  -А я и не хнычу!
  -Вот и отлично. Будем, значит, исправлять. Вместе. Я же знаю, что ты стараешься.
  - Что?!
  Не веря, поднял Алик уже мокрые глаза.
  -Познакомься - это Сергей Павлович, преподает в тридцать первой школе. Там, конечно, полегче программа, ну да тебе пока хоть основу надо, а там втянешься. Ну, чего ты раньше не подошел? Я, дурак, замотался - из памяти выдуло, а ты зачем "лебедей" собирал? Для коллекции?
  -Да я нечаянно...
  -Понятное дело, что не нарочно. Ну что, Серега, договорились? Подтянешь парня до экзаменов? Оплату тебе Николаич как за репетиторство оформит, ну и от меня, само собой, прибавка.
  -На автобусе далеко... - задумчиво сказал парень.- У вас там с машиной никак?
  -Сложновато. Заняты все.
  -Да мне хоть какую, я и водить умею.
  -Серега, да я бы с дорогой душой, веришь? Вот хоть режь меня, хоть бей - нет машины! "Патриот" - девятка стоит, так его перебирать надо...
  Про Альку будто бы забыли. А он стоял тут же, в кабинете, и вспоминал самое главное - в какой школе Ромка учился. Уж не тридцать первая ли? Точно, она!
  -Капрал, а можно я сам в школу буду ездить?
  -Ты? В школу?
  -А чего тут такого, у меня же проездной! Я туда и обратно, мухой!- заторопился Алька, вспомнив про карты в гараже.
  -Видал, Серега? Вот она, молодость! Ни машину ему, ни водителя - пешком на край света добе-жит!
  -Да мне тоже водителя не надо... - заторопился Сергей.- Я "Патриот" знаю, не думайте, я бы вам его до винтика перебрал, лучше нового ездил бы!
  -Это уж механик сам займется. - Отмахнулся Борк. - Договорились, значит? Вот и хорошо. Я тебя, Травушкин, от физподготовки пока освобождаю. Вместо нее с завтрашнего утра в школу по-едешь. Вопросы есть?
  -Есть! Капрал...господин директор, а это же в тридцать первой Дегтярев учился, да?
  -Вон оно что! - усмехнулся Борк.- Так и знал, что без Дегтярева тут не обошлось. В этой, в этой. Только за него и не проси, а то так весь корпус разбежится.
  В коридоре Ромка ждал. Ухватил за руку, на дверь директорскую глянул с опаской.
  -Ну, как? Что, Алька? Отругал?
  -Порядок! - выкрикнул Алька, стукнув друга по спине. - Порядок, Ромыч! Мировой мужик наш капрал, я же говорил!
  Все бы ничего, да на вечерней физподготовке гонял Крокодил Альку чуть ли не вдвое больше. Крокодил остальные уроки с прохладцей ведет, двоек почти не ставит, а вот физкультура для него - святое дело. И Альку гонял, и остальных, да так что даже Туманов не выдержал.
  -Кому они нужны, эти подтягивания?!
  -Нужны, значит.- Хмыкнул Ступин, спрыгивая с турника.
  -Военный корпус, называется...Хоть бы ржавый пистолет в руках дали подержать...
  -Пятый отряд, кто кросс не сдал - подходите!
  -Видал? Кросс - вместо винтовки. От врагов, наверно, бегать.- Сплюнул Гэрик.- Что, не так?
  Молчаливого Гэрика ребята отчего-то слушали, вокруг турника собираясь. Говорил он вроде обычные вещи, но медленно, с паузами, и оттого казались они очень важными. И кто-то поддакнул уже "Ага, точно...и я пострелял бы...жалко, нету".
  -Это что еще за агитация?
  Крокодил подошел тихо, несколько минут стоял, к разговорам прислушиваясь. Но Туманов уже молчал, будто и не он все начал, зато остальные курсанты наперебой стали требовать военную подготовку "как в армии", и чуть ли не на фронт уже идти собирались, вот прямо сейчас, только пистолеты да пулеметы по карманам распихают.
  -Успеете еще.- Сказал Крокодил. - Тоже мне, вояки нашлись! Да без упражнений вы и винтовку не поднимете!
  -Поднимем!
  -А вы дайте, тогда увидите!
  -Военный же корпус, сержант!
  -Я дома уже из воздушки стрелял, я умею!
  -И я, я! Я попадал всегда, мы с братом по голубям бабахали!
  -Я в мишень, в десятку, вот проверьте! Что мы - маленькие?!
  -Конечно маленькие.
  -Чего-о-о?!
  Переждав возмущенные вопли, Крокодил продолжал.
  -Взрослые давно бы сообразили, что я такие вопросы не решаю.
  -Так вы Борку скажите!- выкрикнул Гвоздь.
  -Вы мне еще указывать будете? Не скажу, а доложу. А вы - по местам, и чтоб все мне приседания сдали. Сегодня! Без отговорок и троек! Ясно?
  -Так точно, господин сержант!
  На перемене у курсантов один разговор " А круто мы потребовали, да? А я видели, как вышел? Прямо так и сказал - давайте пистолеты, прямо Крокодилу и сказал!" Туманов тут же стоял, но на него никто внимания не обратил и не вспомнил, кому на самом деле пришла в голову такая класс-ная мысль.
  
  -Пистолеты им, значит? А больше ничего не надо?
  -Бунтуют...- усмехнулся Крокодил.
  Борк прошелся по кабинету, заложив руки за спину.
  -Мать честная, не одно так другое! Да ты присядь, Гена. Кури, если хочешь.
  -Бросаю.- Скромно признался Крокодил, умолчав о том, в который по счету раз он этот подвиг со-вершает.
  -Молодец! А я вот никак не соберусь... И кто зачинщик?
  -Аверченко, кажется.
  -Не похоже.- Уверенно сказал Борк. - С чего ты решил? Кричал громче всех? Так ему без крика жизнь не мила. А Травушкина не было?
  -Нет. Капрал, а почему...
  -Брось, Гена, мы же одни. Или имя мое забыл?
  -Симон, а чего ты так к Травушкину привязался? - напрямую спросил Крокодил, и не выдержал - взял-таки сигарету из черной с золотом коробки.
  Борк пододвинул пепельницу и сел рядом.
  -Заметно, да? То, Гена, долгая история. Долгая и давняя. Мы ведь с отцом его, с Максимом, одно-курсники...И на танцы, в самоход вместе бегали.
  -Знаю.
  -Я ведь думал - несерьезно у них. Надеялся. Настюха-то мне рада была, это потом я понял, что просто как другу Максимову, а поначалу всякие мысли были...А потом Алька родился. Веришь - копия Максима, а я как гляну так и думаю, что мог бы он моим быть...А оно вон как судьба по-вернула.
  Вздохнул Борк, прошлое вспоминая. Хотя не было ведь никакого прошлого, была только молодая семья Травушкиных, и Борк - общий друг, почти член семьи. К черту переживания! Сколько лет уже прошло, а он все ночную ходьбу под окнами не забудет, когда на улице мороз под сорок и пальцы без перчаток под мышку совать приходится, а в окне том еще и занавесок нет - только лампочка на проводе и смех счастливый. Оба смеялись, новую квартиру обживая. А Борк скрипел ботинками, ожесточенно вдавливая каблуки в снег, и глотал потом водку в каптерке, по-нимая, что у другого зубами бы выгрыз. Максим...Друг лучший, один он ее достоин, если по со-вести выбирать...
  -Ты только никому, Гена.
  -А когда я - кому?! Могила, Сим. Ты вот скажи лучше, что с бунтарями делать?
  Борк мотнул головой, из тогдашнего заснеженного Мариенбурга в реальность возвращаясь окон-чательно.
  -А ничего. Кино им покажи, понял? То самое, что привезли. Понял? Пускай эти вояки войну не на открытках увидят.
  -Не слишком ли?
  -"Слишком" будет, если хоть один из них действительно в Гриндаль удерет. Прививки, Гена, тоже болезненными бывают...
  
  Перед ужином весь отряд в актовом зале сидел. Ворочались пацаны на жестких креслах, по сторонам глядели, семечки втихую грызли вместе с кожурой.
  -О, простыня! Смотри, простыню повесили!
  -Зачем?
  -А я знаю?
  -Может, не простыня это?
  -Эй, куда свет дели?!
  - Да порядок, щас кинуху покажут. - С бывалым видом заявил Гаржиновский.
  -Ооо, кайф!
  -А чего, чего покажут? Фель, не знаешь?
  - Мультики, наверно. Или как дорогу правильно переходить. У нас в школе...
  -К черту дорогу! Мульты давай, про черепашек-пилотов!
  -Не, про кота и зайца!
  -Да иди ты в пень со своим котом!
  -Сам иди, понял?!
  -Тишина в зале! - крикнул Крокодил, завертев ручку проектора.
  На белом экране появились первые кадры. Черно-белые, иногда камера дергалась в неумелых ру-ках, и даже пацанам понятно было, что снимали не на студии, а так - вживую. Разрушенные зда-ния, деревья, груда кирпичей возле перевернутого трамвая...
  -Ромка, глянь! - зашептал вдруг Алька.
  -Чего?
  -Ромк, это же Гриндаль! Я знаю! Молзавод вон там, мы рядом жили!
  -Где молзавод? - не понял Ромка.
  -Ну, вон там, где дерево! Ну, длинный такой, с крышей, видишь?!
  -Ага...
  Камера переместилась вправо. И увидел Алька, как по знакомой площади, с которой когда-то отъезжал желтый автобус, бегут люди. Много людей с оружием в руках. Иногда кто-то из них падал - не красиво, не так как в настоящих фильмах, без прощального слова - просто останавли-вался, будто наткнувшись на невидимую стену, и падал на мостовую. Это были гриндальцы. Они стреляли, и в них стреляли, и все это было только фильмом, пока тот мальчишка не появился. Обычный гриндальский мальчишка, смуглый и лохматый, в закатанных по колено штанах. У него был пистолет - большой, старинный, Алька такие только в музее видел. И из этого музейного ору-жия пацан стрелял по имперцам, и кричал что-то на чужом языке. А Алька сидел, вжавшись в кресло. Перед ним был враг, но просил Алька его, чужого: Добеги! Ну, добеги! Дурак, куда ж ты вперед лезешь!" Одна штанина уже раскаталась у мальчишки, и волосы ко лбу прилипли, а он все бежал, не отставая, и жал на курок изо всех сил, потом вдруг остановился и потряс пистолет. Па-троны кончились. А все бежали вперед, бежали, стреляли и падали, и пацан побежал, размахивая негодным пистолетом, будто напугать кого-то хотел.
  "Ну, куда ты! Ну, зачем??"- шептал Алька, и казалось ему что пацан тот знакомый, что видел он его в Гриндале - то ли играли рядом, то ли в очереди стояли. Рядом с пацаном взрослый гриндалец упал, и тот, сообразив, вырвал из рук убитого винтовку. Выпрямился, довольный, и снова побе-жал. Босиком по булыжникам, без формы, без погон, будто игра это была, будто все понарошку. И остановившись, не понял сначала, пытался еще винтовку поднять, да слишком тяжелой она стала. Упал чуть в стороне от бегущих, там, где площадь кончалась. И даже поднял голову, и в глазах еще не было боли - только удивление, и встать хотел, только на траву резкими толчками уже вы-плескивалась кровь. А гриндальцы кричали радостно, потому что победили, потому что выстрел этот был последним. И перед тем, как показать обнимающихся и довольных повстанцев, задер-жался оператор там, где ничком лежал так и не выпустивший винтовку мальчишка. И по лицу его уже деловито полз муравей. Срываясь и падая, спешил он с соломинкой на спине по своим неот-ложным делам...
  
  -Подьем!
  Вспыхнул свет - неожиданно и безжалостно. И увидел Крокодил, как текут слезы по смуглому ли-цу курсанта Туманова. Один он увидел, потому что прижался Гэрик к спинке кресла, ото всех пря-чась, и вышел последним. Но в столовой, когда даже клюквенный кисель у Гаржиновского остался нетронутым, Гэрий Туманов попросил добавки. Ел неторопливо, собирая пюре коркой хлеба. И смотрел в тарелку на всякий случай. Так глаз покрасневших не видно, а к умытому лицу даже если заметит кто - не придерется.
  -Разойдись!
  В столовой молчали мальчишки, а уж в спальне не вытерпели.
  -Видели, а?!
  -Жуть...
  -Ну...
  -Пацаны, а видели, из чего он стрелял? Я в музее такой видел!
  -Ну, подранили бы, ну в плен взяли, а убивать на фига?!
  -А он что - не убивал?
  -Травушкин, слышь, а ты далеко оттуда жил?
  -Не очень.- Неохотно ответил Алька, отворачиваясь к стене.
  -Блин, совсем же мелкий!
  -А в Гриндале такие уже взрослыми считаются.
  -Серьезно, что ли?
  -Я по радио слышал.
  -С такого ствола и не попадешь, наверно.
  -Не попадал бы - не тронули.
  -Думаешь?
  -Конечно! Что ли мы звери?!
  -Кто - мы?
  -Ну, мы...имперцы...- растерялся Фелька.
  -Ты уж точно не зверь!
  -Погоди, Славка, но его ж имперцы стукнули!
  -Случайно, сказано же!
  -Ни фига себе случайность! - нервно засмеялся Гвоздь. - Случайно кошки родятся, а этого спецом сняли!
  -Зачем?!
  -Как - спецом?!
  -А чтоб не лез!
  -Ну, Гвоздь, ну ты вообще...
  -А что - нет? И правильно! Всех их, гадов, стрелять надо!
  -Туманов, а ты живого гриндальца видел хоть когда?
  -Не детей же!
  -Всех.- Повторил Гвоздь, сплевывая.- Им вон по фигу - ребенок или нет, а мы что, лохи?
  -Туманов!
  -Да спит он, тише!
  -А я слышал, они таких приемников понаделали и оставили в домах. Наши их берут, только на кнопку нажмут, а он взрывается!
  -Гвоздь, ты у Травушкина приемник не бери!
  -Да иди ты!
  -Пацаны у них стреляют, а девчонки дороги минируют.
  -А взрослые?
  -Патроны подносят!- хмыкнул Фелька.
  -Да все воюют, все! У них это в крови.
  -Выпустят кровь, погоди...
  -Долго выпускают...
  -Травушкин, а гриндальские пацаны правда что ли с ножами ходят? Эй, Травушкин! Алька!
  -Тоже спит, что ли?
  -Хреновая такая война...
  -Какая?
  -Ну, вот такая, когда с мелкими...
  -Да эти мелкие уже снайперы! Ты их пожалей еще!
  -И пожалею!
  -Что, сам гриндалец, да?
  -Сам ты гриндалец!
  -Со стволом - значит уже взрослый.
  -Ага, а как им приемники минировать так можно!
  -А нечего чужое брать!
  -Чего-о?
  -Того! Не их же приемник!
  -А я бы взял...
  -И взорвался!
  -Не, без взрыва только, простой...
  -Да любая война хреновая - на ней убивают.- Тихо сказал Ромка.
  -О, Дегтярев проснулся!
  -А со взрывами нечестно, нельзя так...
  -Вот ты, Ступа, пойди им да скажи!
  -Тормоз ты, Ступарь! Этому пацану не по барабану, думаешь, чем его грохнули?
  -Крови столько...жуть...
  -А бабушка говорила - если не похоронить человека, он призраком будет.
  -Иди ты в пень со своей бабушкой!
  -Нет, правда!
  -Так он же в Гриндале призрак, а не тут...
  -Андрюха, кончай со своими ужасами!
  -Это не ужасы, у меня бабушка...
  -Я тебя щас за дверь выкину, и ночуй ты хоть с дедушкой!
  -Ты, Бакулин, вечно фигню какую-то нарасскажешь, а потом она всем снится!
  -Так я ж...
  -Дегтярев, выгони его!
  -Пятый отряд, что - отбой не для вас был?!
  -Уже спим, господин капрал!
  -Чтоб я через минуту и звука не слышал! - предупредил Борк.
  Улеглись кое-как, без обычного боя подушками. И шептались еще долго, и торопливо кто-то спрашивал: "Слышь, Андрюх, так чего там с бабушкой? Ну, расскажи, я не боюсь!" А среди ночи открыл глаза Валька Ступин, и громко сказал, отвечая кому-то из сна: "Правильно Дегтярев сказал - любая война хреновая, при чем тут..." Уснул, не договорив, только скомканную простыню к се-бе прижал, как когда-то дома прижимал игрушечного тигренка.
  
  Борк сидел в кабинете и пил остывший чай. До дома всего ничего ходьбы, можно и не спешить. Так уж сложилось, что директору и преподавателям давали жилье тут же, на территории корпуса. Уютные домики со всеми удобствами и государственной страховкой были лучше много-этажек, и плата за них чисто символическая. Повезло...Только Клаус от жилья отказался, и снима-ет квартиру где-то в центре Мариенбурга. Не был Симон у него ни разу, правда особо и не наби-вался...
  -Не спишь, Сим?
  -Да вот, обход сделал...Чай будешь?
  -Кофе. И не растворимый.
  -Нахал ты, Генка!
  -Какой уж есть. Ну что там, в корпусе?
  -Не спят, понятное дело.
  -Тяжелый фильм, Сим. Откуда он?
  -С фронта...случайно попал. Нестерова брат привез.
  -Ты его от комиссий спрячь лучше, а то не ровен час - диверсию припаяют.
  -Ну не крутить же им все время как мы непобедимы!
  -А в министерстве так и считают...
  -Мне, Гена, это лицемерие во где уже сидит! Мать честная, люди гибнут, а они все войну войной назвать боятся! Салонники гребаные!
  -Зато Челсон уже второй дворец строит.
  -Этот и своего не упустит и чужое приберет.
  -Куда Император смотрит!
  -Куда-куда...себе в карман. Ему как раз Челсоны да Кубышевские нужны. Честный министр - он вроде занозы в пятке, никому не нужен...
  -Да где ты их найдешь, честных! Скорее я у тебя кофе найду!
  -Наглеете, сержант! Ладно, пошли ко мне, что ли. Тебя-то не ждут?
  -Некому.
  -А Ленка?
  -Вспомнил! Это еще когда было!
  -Разбежались, что ли?
  -А мы, Сим, и не сбегались.- Усмехнулся Крокодил.
  -Просто у тебя все... - ворчал Борк, выключая свет.
  -Характерами не сошлись. Ей, понимаешь, генерала надо, не меньше.
  -Так генерал с рядового начинается.
  -Вот ты ей и объясни. С ней по магазинам ходить вообще нельзя. Кредитов на три штуки набрала и довольна...Ты-то сам чего один да один?
  -Вон моя семья, - махнул Борк в сторону корпуса, - За ними бы уследить, до ума довести, а я уж обойдусь...
  -Это ты зря! Мы завтра с Натахой Махновой в кино собрались, давай с нами? У нее подружек много, прихватит кого-нибудь...
  -Ну завтра и видно будет.- Согласился Борк, еще раз оглядываясь на темные окна.
  До побудки шесть часов оставалось. Спали курсанты неспокойно, лезло в мальчишечьи сны страшное, непонятное, то детским кошмаром притворялось, то давило на плечи чернотой, в кото-рой ни одному сну уже места не было. Только к Гвоздю подошел было кошмар, да шарахнулся, возвращаясь к тем кто взрослеть не торопился.
  
  Наутро мальчишки вели себя как обычно, только вот о вчерашнем бунте никто не вспоми-нал. Просто захлопнули эту тему, как пыльный чулан-до поры до времени. А Алька через две не-дели первую тройку получил и радовался ей так, как и пятерке не радуются. Своя, заслуженная, не зря старался! Сначала, правда, на все объяснения Сергея Павловича Алька просто мотал головой. "Понятно?" - спрашивал тот, отрываясь от формул. "Ага!" А на самом деле ничегошеньки не по-нятно, и страшно, что посчитают его совсем тупым, что бросят заниматься и посоветуют вместо Имперского корпуса в школу перевестись. "Давай, решай"- предложил однажды Сергей Павло-вич. "Что решать?" - растерялся Алька, чувствуя как уши начинают гореть. "Как что? Уравнение! Я же показывал" Алька нарочно уронил колпачок от ручки и долго-долго его искал, мечтая, что-бы вот прямо сейчас начался пожар, ураган или хотя бы небольшое землетрясение. "Ну?" "Я...я не знаю, Сергей Павлович!" "Как не знаешь? Ну, смотри - икс в квадрате плюс четыре игрек в квадрате равно...ну, чему?" Алька молчал, глядя на свои сандалии. "Ты сюда смотри, Алик! Что ты видишь?" На тетрадном листе Алик видел непонятные закорючки, о чем и сообщил. "Что?! Ты где до этого учился? В Гриндале?! Нуу, понятно...хотя...ты же в школу ходил, так?" Алька кив-нул. "И кто же у вас алгебру вел?" "Никто"- тихо сказал Алька, изучив сандалии до последней дырки. "Как никто?- рассердился вдруг учитель. -Ты не сочиняй! Школа была, а алгебры не было? Что же у вас было тогда?" " Природоведение, общеимперский, пение, физкультура, математика, рисование..." - честно перечислил Алька. Сергей Павлович встал из-за стола и тихо спросил: "Это в каком же классе такие предметы проходят?" "В четвертом"- признался Алька, и добавил: "Толь-ко вы никому не говорите, ладно?" "Ничего себе...Тогда понятно. Не скажу, не бойся. Так, значит, бери новую тетрадь, и начнем сначала. Если непонятно что - спрашивай, не молчи, в шею нас ни-кто не гонит. Понятно?" "Ага" "Запомни - не знать не стыдно, стыдно упустить знание, когда оно само под ноги лезет". "Да трудно просто..." - пожаловался вдруг Алька, запихивая подальше ста-рую тетрадь. "Не боги горшки обжигают - научишься! Еще и пятерки будешь хватать!"
  Ну, до пятерки далеко еще, а тройка твердая. "Молодец, Травушкин! В следующий раз четверка будет обязательно!" - подбодрил его Крокодил. Ромка хлопнул по плечу, поздравляя, и Валька Ступин над головой взметнул большой палец, только Чепуренко пробормотал обиженно "Поду-маешь, тройка..." но Крокодил услышал и глянул насмешливо: " А вам-то что, Чепуренко? Вы бы хоть четверку принесли для разнообразия" "Зачем?!" - ошарашено спросил отличник. Так и не дождавшись ответа, он уткнулся в учебник, всем своим видом показывая, что ничего он и не спрашивал, что ему вообще не нужны такие ответы, за которые ни денег, ни оценок не получить.
  -Ромк, а давай в воскресенье на карты пойдем?
  -Давай! - охотно согласился Ромка. - Я и сам уже хочу погонять!
  -Если что, Палыч обещал директора упросить.
  -Учитель твой?
  -Ага.
  -Да он не вредный, директор. Только чтоб ездили под присмотром и ключ не теряли, а так должен разрешить. Там такой красный карт есть с синей полосой, он самый быстрый, я на нем...
  -Дегтярев, Травушкин, вас что - рассадить?
  -Не надо, господин сержант!
  -Тогда помолчите. А то и на праздник не посмотрю.
  Замолчал Алька, только губы его не слушались, сами собой в улыбке расплывались. А в среду пришла новая радость - мать из больницы выписали. Вместе с Ромкой отпустил его Борк в город, якобы за канцтоварами, а на самом деле - чтоб новую квартиру Алька увидел. Квартира оказалась в большом девятиэтажном доме, мимо которого Алька на автобусе проезжал. Дом новый, кирпич-ный, и по слухам весь беженцам из Гриндаля отдан. Ух ты, а во дворе и турник с качелями есть!
  -Так, и где тут сто пятая квартира?
  -Ма, глянь какая горка!
  -Ты пакет не урони!
  -Да не уроню, не бойся!
  Ромка к груди аквариум прижимает. Дед Гриша посоветовал - мол, обязательно на новосе-лье живность какую-нибудь надо завести. Алька попытался собаку выклянчить или хот бы котен-ка, но мать отмахнулась устало "Кто за ними ухаживать будет!" "А давайте рыбок купим, тут же зоомагазин рядом!" - предложил Ромка, и Алька больше настаивать не стал. Мать купила в палат-ке десяток платков, потому что неудобно ей было с остриженной головой по столице ходить. Са-мый прозрачный платок она повязала сразу же, навертев на голове сложную конструкцию. "Ты сейчас на индианку похожа, как в кино"- смеялся Алька, и нарочно сбавлял шаг, а потом и вовсе стал жаловаться песок в сандалиях. Остановится, вытряхнет невидимое, посмотрит - ага, аквариум у Ромки, и мама вроде отдохнула, можно идти. Ромка подмигивал - не волнуйся, мол, все я пони-маю, я и сам не спешу, даже за мороженым готов встать в самую длинную очередь.
  -А не подскажете, сто пятая квартира в каком подъезде?- растерянно спросила мать.
  -В четвертом! - приветливо ответила женщина в синем комбинезоне, отбирая у трехлетнего сы-нишки подозрительную деревяшку. - Брось, Денис! Фу, бяка какая! А вы к нам, да? Вот и хорошо, будем знакомы - меня Катей зовут.
  -Настя. А это Алик.
  -Мы в первом живем, ну да нас давно поселили. - Рассказывала Катерина.- И такая хорошая квар-тира, и лоджия есть, и холодильник, и мебель, заселяйся и живи, только на пособие сразу встать надо, а там очередина, да по записи. Я второй раз хожу, Дениса же надолго не оставишь.
  -Не на кого?
  -Да бабушка присматривает, свекровь моя. Так мы же никого кроме мамы не признаем, мы же ба-бе истерику закатим, и есть не будем, и в штаны наделаем!
  Альку кто-то треснул по затылку. Больно так, с размаху. И Ромка, поставив пакет у лавочки, кор-шуном налетел на обидчика.
  - Борька!!! Ромка, стой! Эй, да вы чего?!
  -Пусти, гад! За что?!
  -А не тронь Альку!
  -Это я-то трогал? Да я его сто лет знаю! Алька, скажи ему!
  -Ромк, да это Борька, наш, гриндальский!- торопливо объяснил Алька, хватая обоих за шиворот. - Ну, помнишь, я рассказывал? Ну вот!
  -Ничего себе, в родном дворе бьют!
  -Борь, да он не хотел! Это Ромка Дегтярев, друг мой!
  -Звери у тебя, а не друзья!- ворчал Борька, отряхивая штаны.- Не, ну иду за хлебом, никого не тро-гаю, гляжу - о, теть Настя тут! И ты стоишь, рот разинул! Ну, думаю, щас я ему покажу, как дру-зей не замечать! А тут этот налетел, меня мама теперь убьет за штаны!
  -Отстирается.- Успокоила его Алькина мама. - Здравствуй, Боря! А горячая вода у нас есть? Я бы мыла купила и все застирала...
  -Вода?! Ха! Так вы что, еще и квартиры не видели? Ну, вы даете! Там не то, что вода, там все есть! Ну, пойдемте, покажу! Вот только за хлебом сбегаю, домой сумку отнесу, и сюда, вы подо-ждите только!
  В квартире и правда было все, ну только кроме продуктов. Холодильник, плита, мебель в трех комнатах, стиральная машина, приемник и груда неразобранных вещей, в основном Альки-ных. Сначала все разобрали, потом Ромка в булочную за тортом сбегал, а потом Борька, плюнув на нестиранные штаны, еще раз сходил домой и пригнал "Дакар", объявив торжественно, что до-говор расторгается, раз уж Алька в лагере так и не побывал.
  -Твой?- ахнул Ромка. - И ты молчал?!
  -Да мне его перед самой войной купили...- оправдывался Алька, - я и не знал где он, может пропал или украли...
  -У меня не украдут!- гордо сказал Борька.- Я его так и пер, материного товара две сумки оставили, да рюкзак тот зеленый, да чемодан, а велик я не бросил!
  -Алька, погоняем?
  Ромка делал вид, что вообще никакого Борьки здесь нет. Но за чаепитием наконец-то помирились Алькины друзья, и на велике уже все по очереди катались.
  -Ёлки горелые, нам же за ватманом надо!
  -Точно! Борян, ты приходи в корпус, когда день открытых дверей будет! А то и вовсе поступай, знаешь как у нас классно!
  -Да ну, куда мне....
  -А что?
  -Я бегаю фигово, - сознался Борька. - И отжимаюсь тоже...не очень.
  -Ну и что! У нас Гаржиновский вообще ни разу отжаться не мог, а теперь как все!- уговаривал его Ромка. У Ромки вообще мечта такая была - всех друзей в одном доме или хотя бы на одной улице собрать. Радовался он огромному балкону и высоким потолкам в Алькиной квартире, а все-таки мелькала мысль, что и в низовке Травушкиным было бы неплохо. Правда, может потесней чуть-чуть, но тоже здорово.
  Маму крепко обнял Алька, радуясь, что запах больничный почти исчез.
  -Ты отдыхай, ма, не волнуйся! Я в воскресенье приду, если увольнительную дадут!
  -Смотри, не балуйся там! Рома, ты за ним уж проследи, слышишь?
  -Ага.- Промычал Ромка, доедая обгрызенный со всех сторон кусок торта.- Мы, теть Насть, не ба-луемся, нам такими глупостями некогда заниматься.
  -То-то же "некогда!" Алик, а репетитору твоему мы сколько должны?
  - Кому? А, Сергею Палычу? Так ничего, Борк про деньги не говорил...
  -Он же с тобой занимается, время тратит, как это так - ничего? Ладно, это уж я сама у Симона спрошу, от тебя толку мало. Господи, ну совсем как Максим - ни что почем, ни где купить - душа нараспашку... - всхлипнула вдруг мать, прислоняясь к стене.
  -Ма, ну не надо, ну что ты, мам... - бормотал Алька, чувствуя, что вот- вот, и сам разревется. - Да найдется папа, обязательно найдется!
  -Летчики не пропадают! - уверенно сказал Ромка.- Честно! Найдется!
  -На истребителе знаете, какая броня!- поддержал Борька.- Такая...ну - во толщиной, ее ничем не пробьешь!
  -Защитники вы мои...- вздохнула мама.- Да я и ничего, и верю, и знаю что вернется, а вот разреве-лась, как дура...ну бегите, вам куда - за картоном?
  -За ватманом.- Поправил Алька. - Борк стенгазету выдумал, будем делать!
  -Пацаны, а давайте я с вами до магазина, только велик возьмем!
  -Куда ж вы втроем, свалитесь!- крикнула мама вслед. - Осторожней, слышите!
  -Ладно! Не свалимся!
  И, правда, не свалились. Борька на сиденье, Алька на раме, Ромка на багажнике уместился - дое-хали, перед самым обеденным перерывом все купили. И шли к остановке, груженные как верблю-ды - в руках ватман, в карманах краски с фломастерами. Вот бы когда велик пригодился! Только не видно уже "Дакара", Борька на нем домой уехал.
  -Алька, смотри!
  -Ого!
  Возле самой остановки яблоня росла. Неказистая, корявая, с обломанной веткой, зато яблоки даже внизу висят.
  -Подержи, Ром, я нарву!
  -В зубах мне держать, да? Давай на лавочку положим, кому он нужен, этот ватман!
  Рвали вместе и ели тут же, морщась от кислоты. Под конец уже только надкусывали, и не хотелось уже - а руки сами нагибали ветки, и глаза выискивали яблоко поспелей.
  -Блин, у меня язык уже болит! - жаловался Ромка, влезая в автобус. - А у тебя?
  -Да нет вроде, не болит... - неуверенно ответил Алька.
  В корпусе у него заболел живот. Скрутило так, что на каждом уроке курсант Травушкин в туалет отпрашивался.
  -Алька, может тебе в медчасть сходить?
  -Да не, влетит за яблоки - они ж немытые...
  -А ты не говори что от яблок, скажи, что просто живот болит.
  -Ага, и таблетки глотать?! Потерплю!
  На перемене к ним Фелька Гаржиновский подошел. Улыбался Фелька смущенно, и руки за спиной держал.
  -Здоров, пацаны! Кекса хотите?
  -Какого еще кекса?- не понял Ромка.
  -Вкусный, со сгущенкой! Мне из дома передали!
  Кекс и впрямь аппетитно выглядел. Но чтоб Гаржиновский - да с кем-то поделился?!
  -Засохший, что ли?
  -Ты чего! Сам попробуй!
  -Да не хочу я, честно.
  -Травушкин, ну ты попробуй! - уговаривал Фелька.
  Альке тем более не до кексов, будь они хоть целиком из сгущенки.
  -Спасибо, Фель - я тоже не хочу. Мы сегодня торт уже ели.
  -Да? Ну ладно тогда....
  Постоял Гаржиновский еще немного, орехи из кекса выковыривая, и ушел. За корпус, от курсантов и учителей подальше. В мусорный бак полетел кекс, а сам Фелька на скамейку уселся, думая о том, какой же он невезучий. Хотя Фелькины родители так не думали, наоборот считали, что Гаржиновским быть - это счастье. И Никита так же считал. Никита- любимый сын, наглый ше-стнадцатилетний пацан, не вылезающий из клубов. Два раза приводили его домой даже не дружки - полисмены, но отец благодушно усмехался "Перебесится, на то и молодость!" Однажды родите-ли уехали на курорт - сами, без детей. Никита залез в отцовский бар, обзвонил всех друзей и под-руг и устроил вечеринку. Громкая музыка, визг девчонок, сигаретный дым, и кто-то настойчиво ломится в комнату Феликса так, что даже подушка на голове не помогает. "Тише!" - крикнул Фелька. "Тише вы, я спать хочу, уходите!" Но веселье только начиналось, и компании было пле-вать на то, что у кого-то завтра первым уроком контрольная по химии.
  "Пусть они уйдут!"- попросил он брата. Никита сталкивал в бассейн полураздетых девчонок. "Че-го-о?" "Пусть они уйдут, Кит, ну, пожалуйста, я же спать хочу" "А ты не спи!" - захохотал Ники-та. "Кит, или пусть уйдут, или..." "Или что?" "Я папе расскажу, что ты делаешь!"- отчаянно вы-палил Фелька. "Папе?! Ха! Это мои друзья, понял, олень?! И они хоть до утра будут, потому что я так хочу! А отцу ляпнешь - изобью!" Нагло и безнаказанно усмехался брат, разливая коньяк на полированный стол.
  А Феликс все хотел с ним договориться, просто поговорить без угроз и крика, только бы музыку кто потише сделал. "Кит, ну мои же друзья не шумят, когда ты спишь..." "Кто? Твои друзья?! Да ты клоун, отвечаю! Где они у тебя?" "Есть! Есть у меня друзья! Генка Марчук, Славка, Антон..." "Да это не Марчук с тобой дружит, а его папаша к нашему в один круг набивается! Друзья! Во тормоз, во олень, ты что, правда в это веришь?" - зло захохотал Никита. "А Антон?"- потерянно бормотнул Фелька. " И Антон тоже! Думаешь, они тебя по дружбе с собой берут? Это им отец приказал с тобой дружить! Да кому ты нужен, жирный, сам подумай? Ты бы хоть в спортзал похо-дил, да одевался бы нормально!"
  Нормально? А как это - нормально? Как Антон, как сам Никита - в широченные штаны и растянутые модные футболки? Что мать покупала, то и надевал. До этого Фелька вообще не заду-мывался ни об одежде, ни о своем весе. Ну, любил он торты и пирожные, которые так вкусно го-товила кухарка, ну и что тут такого? А Никита продолжал говорить обидные вещи, и вместо того чтобы возразить брату или хотя бы убежать, Фелька стоял и стоял перед ним, будто загипнотизи-рованный. Он, значит, позор семейства? Толстяк, за которого перед гостями стыдно? И вообще его в интернат сдать хотят? Тут Никита опомнился, забормотал что-то похожее на извинения, и Фе-ликс вырвался-таки, и заперся, и хотел умереть, чтоб никому больше не мешать, только ножа в комнате не было, а выходить к гулякам не хотелось. Наутро брат то ли ничего не помнил, то ли притворился, но Феликс все запомнил, все до последнего слова. Спортзал? Да идите вы! Назло бу-ду есть, не запретите! Друзья? Мой отец круче вашего, а значит делайте, как я скажу! И они дела-ли, все Фелькины выходки сносили, но это была уже не дружба. А потом отец заговорил о благо-творном влиянии дисциплины и о том, как полезен будет корпус для карьеры. И вырвали Фельку из нелюбимой, но привычной обстановки, насильно сунули в живой мальчишеский мир, в кото-ром были прозвища, драки и таинственные ритуалы. И от фамилии Гаржиновских никто в трепет не приходил, и спать надо было со всеми, и кровать застилать, и много чего еще. Две недели хо-дил Фелька с грязной головой, пока наряд за нее не схлопотал. А как ее мыть-то?! Дождался пока все из ванной комнаты уйдут, полфлакона шампуня на ладонь вылил, размазал неумело, постоял под колючими струями душа, потом смыл, морщась от попавшей в глаза воды. Получилось? Ну да если и не так - все видели, что Гаржиновский из ванной с мокрой головой вышел. Вытираться то-же не умел Фелька, вроде и тер голову полотенцем, а она все равно мокрая осталась. Вот дома гу-вернантка Нина и вымоет, и вытрет, и шампунь там пахнет персиком, а не противной мятой.
  Но это ерунда, этому Фелька, в конце концов, научился и даже пуговицы себе пришивал не хуже других. Трудно давалось именно общение. О чем говорить с пацанами, как себя вести? Они слишком отличались от Фелькиных приятелей, с теми Гаржиновский хоть как-то поговорил бы, а тут не с кем, все по группкам разбились, у всех свои интересы и надо выделиться, чтоб из этой толпы на тебя кто-то внимание обратил. Из самозащиты Фелька попробовал вести себя так, как Никита - уверенно и нагло, козыряя фамилией. "Ты кого жирдяем назвал - меня? Я - Гаржинов-ский, понял?!" " А я Гвоздев"- заржал Гвоздь, отвешивая Фельке второй подзатыльник. "Отойди, жирдяй, не мешай!"
  Кит бил куда больней, но чтоб чужой?! Фелька заревел, но телохранителей рядом не было. И не было комнаты, и даже в спальне до отбоя одеялом не укроешься, была только война всех против одного. На самом деле Гвоздь давно забыл о том подзатыльнике, да и остальные курсанты смеялись над Фелькиной неуклюжестью, но бить не били. А Фелька страдал и специально хрустел под одеялом посылкой, чтоб хоть кто-то внимание обратил, пусть даже отругал, заставил поде-литься, но вспомнил что и Феликс Гаржиновский человек. И во время боя подушками он отвора-чивался к стенке и мечтал, как на его кровать тоже залетит подушка. Он ее возьмет и тоже в кого-нибудь бросит, и тогда все пойдет хорошо, и друзья у него появятся обязательно! Фелька завидо-вал Аверченко - за то, что отличник, хулигану Гвоздю, Ромке, Альке, фантазеру Бакулину - у всех было что-то особенное, а вот у Фельки кроме звучной фамилии ничего не было. Может, он и ро-дителям не нужен? Ведь рядом живут, а ни за что не навестят! Отец иногда писал письма - сдер-жанные и короткие, наполовину состоящие из советов. Воля, самоконтроль, закаляйся и крепни, веди себя достойно...Толку Фельке от этих правильных слов! Лучше бы просто написал как там все, как мама, Кит...да, и по брату иногда скучал Фелька, но сам домой не ходил. Ждал когда по-зовут-напишут или сами приедут и поинтересуются, что случилось с младшим сыном. Ждал уже по привычке, а когда никого рядом не было - сам с собой разговаривал, представляя эту встречу.
  
  Ворона села на край бачка, присмотрелась, наклонила голову и взлетела с кексом в клюве.
  " И чего я к ним сунулся?- обреченно вздохнул Фелька, следя за вороной. - Нужен им мой кекс, как же...Двоек, что ли, нахватать? Вон, Травушкин хватал-хватал, потом тройку получил и уже герой. Жалко, что ли, Дегтяреву было кусочек попробовать? Надо было не так, просто сказать: "Рома, на кекс! Вкусный!" Ну не убил бы он меня за это! Не побил! Трус ты, Гаржиновский! Соп-ля! Жирдяй позорный! Или Травушкину сказать бы:"На, Алька, попробуй!"А им и не надо, им и вдвоем хорошо...И как это у всех получается дружить? Вот Травушкин...Алька, то есть, недавно приехал и подружился. Туманов ни с кем не дружит почему-то. Может он такой как я? Нет, его уважают, он храбрый, а я...я обыкновенный..."
  Фелька вздохнул, оглянулся по сторонам и вытащил из кармана сигарету. Уже три дня он учился курить, купив по незнанию самую крепкую "Звезду". Противным дымом захлебывался, сдерживая тошноту, и мечтал, как однажды на перемене зайдет за корпус, туда, где все мальчишки курить бегают. Вытащит небрежно, затянется...тьфу, какая гадость! Гвоздь тоже увидит, может даже прикурить попросит, а Фелька отдаст ему всю пачку. Нет, всю не надо, а то подумает, что подлизываюсь. Просто скажу: "Да бери!" Или не скажу, протяну молча, вот так...
  Фелька потушил сигарету и зажал ее в зубах. Прошелся по траве вразвалочку, выбросил кулак, процедил угрожающе "Что, проблемы? Иди сюда, родной" Нет, все равно не то, на Гвоздя не по-хоже. А Дегтярев лучше, его не за кулаки, а за справедливость уважают. Как он тогда к Борку хо-тел пойти, про фальшивые пятерки рассказать! Ну почему, почему все такие-или сильные, или храбрые, справедливые и всегда знают что делать? Какой волшебник научил их знакомиться и дружить? Ничего, в следующий раз я так и скажу " Бери, Рома, классное печенье". Честное слово, вот подойду и скажу!
  А Ромка с Алькой про кекс уже и забыли. У них поважнее проблема появилась.
  -Алька, ты точно в тумбочку положил?
  -Да точно, точно!
  -Может, под кровать закатился?
  -Я там сто раз уже проверял!
  Ромка проверил в сто первый - точно нет.
  -А когда ты его видел?
  -Да вот когда играли...Был же! Я сам клал, прямо на тетрадку! Вот на эту...
  Тетрадка в тумбочке осталась. Все осталось, а шарик исчез.
  -Привидение его слопало, что ли?!
  -Где привидение?- заглянул в дверь Андрюха.- А чего вы все пораскидали?
  -Бакулин, ты шарик случайно не видел?- безнадежно спросил Ромка.
  -Какой еще шарик?
  -От "Охоты", мы сыграть хотели, а он пропал.
  -Не, не видел. А под кроватью глядели?
  -Сто раз уже!
  -А вы без шарика сыграйте, потом найдете! Вот у меня бабушка один раз очки искала, все облази-ла, меня веником треснула, а потом нашла у себя же на носу! Или еще раз было - потеряла она ко-шелек, мама ищет, папа ищет, я ищу, уже в школу опаздываю, а кошелек лежит себе в сумке...
  -Ну и как ты без шарика сыграешь? Пальцем?
  -А такой не пойдет?
  На ладони Андрюхиной лежал красный деревянный шарик.
  -Не знаю, надо попробовать...
  -Только я с вами сыграю, ладно?
  Шарик был больше, чем лунки, и никак не хотел в них ложиться. Еще и крутился, вылетая за борт от совсем слабого толчка. Но играть было можно, если о том, железном и удобном, поза-быть. До самого отбоя играли, потому что кроме Андрюхи Сережка Лапин попросил "стукнуть разок". Даже Ромке было интересно, хотя дома лежала "Охота" на самом дне ящика и казалась со-всем уж детским развлечением.
  Ночью Алька проснулся вдруг, вспомнив недобрым словом придорожные яблоки. Живот крутило так, что всерьез опасался Травушкин до туалета не добежать. Добежал и остановился, удивляясь, почему там свет горит. Из-за двери дымком табачным тянуло. Это кому же среди ночи курить приспичило?
  Дернул за ручку и зажмурился от дыма.
  -Травушкин?!
  -Ну... - ответил Алька, смотря как Гвоздь поднимается с корточек.
  -Ты зачем сюда пришел?
  -В туалет...
  Живот болеть перестал. От удивления, что ли?
  -А ну отдай, это наш шарик!
  Кроме Гвоздя в туалете еще четверо. Незнакомые пацаны (из шестого отряда, кажется) си-дят прямо на синей плитке, а перед ними монеты столбиком разложены. И шарик железный, тот самый, у Гвоздя между пальцев зажат.
  -Тихо ты!- растерянно сказал Гвоздь, что-то соображая.- Отдам....потом отдам, не ломай игру!
  -Что ли попросить нельзя было? - возмутился Алька.
  -Ну, можно...
  -Да отдаст он тебе.- уверенно вмешался круглоголовый пацан со шрамом на щеке.- Вот в ларек завтра игру привезут, и отдаст.
  Алька топтался на месте. И живот вроде прошел, и шарик назад требовать как-то неудобно...
  -А во что играете?
  -Травушкин, да иди ты спать!
  -Чего гонишь, может ему интересно!- вступился круглоголовый.
  -Да у него и денег нет!
  - Ну и что, пускай так попробует! Иди сюда, пацан!
  -Только Борку с Крокодилом не протрепись.- торопливо добавил Гвоздь.- Понял?
  -Ладно.
  -Да не скажет он, нормальный же пацан, сразу видно! Как тебя кличут? Алька? Меня - Димка.
  -Глобус он. - Хохотнул длинный мальчишка, чиркая спичкой.
  -Заткнись, Изюм!
  -Вы что, под деньги играете?
  -Да разве это деньги? Слезы!
  -Глобус, теперь моя очередь!
  Алька на холодный кафель садиться не стал. Стоя наблюдал, как Гвоздь зажмуривает ле-вый глаз, примеряется, отводя руку назад, и тюкает шариком по стопке монет. Разлетелась стопка, и почти все монеты с орла на решку перевернулись.
  -Везет как арестанту! - не удержался Изюм.
  -Фарт - не водка, за деньги не купишь.- отозвался Гвоздь, отделяя от выигранного три копейки. - Ну, кто со мной?
  Двое пацанов вздохнули, с завистью глядя на деньги.
  -Сань, давай я!
  -Должок отдай, потом лезь!
  - А давай я тебе лук отдам?
  -На фига он мне нужен?
  -С красным проводом?! Мне нужен! Гвоздь, я за него ставлю!
  -Тогда и долг отдай за него.
  -Идет.
  Били пацаны по очереди, каждый по-своему - кто резко, кто тихо, кто на шарик перед ударом пле-вал для удачи. От Димки Глобуса узнал Алька, что игра эта нехитрая стукалкой называется.
  -Взял!
  -Куда, эта на ребре!
  -Чего?!
  -Того! Перебивай давай!
  -В куче перебью.
  -А в глаз не хочешь?!
  -Гвоздь, скажи - она перевернулась!
  -Кончай мутить, Дэн, перебивай!
  -Не бузи!
  -Да не жалко, подумаешь!
  Мимо монеты шарик пролетел.
  -Блин!
  -На круг гони! Кто сколько ставит?
  -Гвоздя очередь.- С завистью сказал Изюм.
  -Травушкин, а хочешь стукнуть?
  -Чего?
  Растерялся Алька. А Гвоздь улыбался совсем дружелюбно, как лучшему другу.
  -После меня, говорю, стукнешь?
  -Так у меня денег нет...
  -Совсем?
  -Ну, в спальне есть.
  На переезд гриндальским беженцам деньги без очереди выделяли. И мать пять рублей Альке сунула. С Ромой, говорит, мороженого поедите, только сразу все не трать, а то горло забо-лит.
  -Ништяк! На сколько замажем? На три или на пять? Смотри, я за тебя пятак ставлю, выиграешь - восемь отдашь, а нет - в увольнение принесешь.
  Алька уже понял, что стукать лучше в начале игры, когда монет на кону больше. Опустился на корточки - так удобней было. Ну ладно уж, восемь копеек отдать не жалко...
  Стопка была внушительной. Тяжелые пятаки, квадратные трешки, даже серебряный гривенник в середину засунут. Примерился Гвоздь, на Альку глянул, тюкнул совсем осторожно....
  -Эх!!!
  -Шляпа!
  Одна гнутая трешка соскочила, переворачиваясь, а стопка даже не шелохнулась.
  -Бей...- неохотно сказал Гвоздь, отходя к подоконнику. - Бей, Травушкин, твой фарт.
  Нагретый шарик показался Альке тяжелым, куда тяжелей чем при игре в "Охоту", будто туда свинца добавили. И азарт уже колотился в висках, и губы от волнения пересохли. Выбирал Алька как ударить- то ли с краю, то ли посередке. С краю верней, Гвоздь так и выигрывал, зато и промазать можно, просто улетит шарик в сторону, и все. Один раз бьешь, хоть по монетам бей хоть в стену- все равно за удар считается.
  -Не тяни...- выдохнул Глобус, жадно смотря на стопку.
  Ударил Алька все же по краю, не примериваясь, почти наугад. И неожиданно на целый рубль раз-богател.
  -Везет же!
  -Хоть бы пятерик оставил!
  -Подчистую, как в банке...- хмыкнул Гвоздь. - Фартовый ты, Травушкин. Дальше играем?
  Алька, торопясь и ошибаясь, отсчитал ему восемь копеек. Непривычным грузом в кулаке остались гнутые монеты. Это же палочек можно взять - тех, кокосовых...
  -Дальше, говорю, играть будешь?
  -Нет! - испугался вдруг Алька.
  - Ну как хочешь. Треху ставлю, пацаны.
  -Фарт не автобус - к утру повезет...
  - Я тоже три. Последние.
  -Не жмись, Изюм, у тебя и час назад последнее было.
  - У него в кармане банк, ему и десятку можно ставить!
  -А ты считал?!
  - Так что - я пойду?- тихо сказал Алька, ожидая любого подвоха.
  - Иди.- оглянулся Гвоздь. - Кто ж тебя держит, родной? Только помалкивай, как обещал.
  -Слово.
  Вышел Алька из туалета, кулак вперед вытянул. Никто его не остановил, деньги не отнял, не сказал что это шутка такая. Что - и все?! Серьезно, что ли? За пять минут - рубль, целый рубль вот так запросто, вернее девяносто две копейки - Гвоздю же долг отдал...А за день тогда сколько? Если хорошо научиться стукать, и проигрывать чуть-чуть? Ну, проиграешь даже половину, а дру-гая-то половина останется?
  В спальне наощупь открыл тумбочку Алька. Ворочался, засыпая, нюхал пахнущую медью ладонь. Вспомнилось отцовское "Не за то бьют, что играешь, а за то, что отыгрываешься" В Гриндале с пацанами играли в карты - на лимонад, на желание, еще проигравший от тополя до песочницы полз и носом спичку толкал, а остальные со смеху угорали. Там - игра, а тут - настоящие деньги, хоть и погнутые. Рубль...Собственный, не у родителей выпрошенный...Что там палочки, можно солдатиков купить - в форме, с оружием и танк в придачу, Алька такой набор уже в магазине ви-дел. Или мяч футбольный, или фонарь с десятью насадками...Эх, надо было Гвоздю еще денег дать - за шарик! Врет ведь, не отдаст!
  
  Шарик Гвоздь действительно отдал - через три дня. К тому времени из ночной игры сту-калка уже эпидемией стала. Не было в Мариенбурге ни одной игры с шариком, которую бы кур-санты не купили. Каждому свой хотелось, потому что по неписаному закону владелец шарика в начале игры бил первым. Стукали во дворе, на переменах, за корпусом, а особо азартные игроки даже на уроках ухитрялись пару конов сделать. Особо ценились железные шарики, потом и дере-вянные в ход пошли. Ступин купил в ларьке же девчоночьи бусы из синего и зеленого стекла, лес-ку разрезал, а в отверстия спичкой пластилина напихал. Классные шарики получились - стеклян-ные, а тяжелые! Два шарика Валька себе оставил, остальные в тот же день то ли продал, то ли проиграл. Только трое мальчишек вне игры оказались. Алька, первой удачи хлебнувший, хотел было еще сыграть, да Ромка ему запретил.
  -Вот бы еще так повезло... - мечтательно сказал Алька, снимая фольгу с шоколадного рулета.- Я бы фонарь купил, знаешь, такой, с синим светом...
  -Зачем?- отозвался Ромка.
  -Ну просто...На "Дакар" прицепить, ночью знаешь как круто ездить!
  -Не выиграешь.- С набитым ртом промычал Ромка, отламывая самую вкусную серединку.- Альк, а пошли за лимонадом? Пить хочу.
  - Пошли. Только я грушевый не буду. Я апельсиновый люблю, с сиропом.
  Лимонад продавался тут же, в корпусном сквере. На разлив и в бутылках, трех сортов, по копейке за стакан, а на пятак продавщица в синем фартуке протянула Альке тяжелую зеленую бутылку с апельсином на этикетке.
  -Откройте пожалуйста. - Попросил Алька.
  -Только бутылку в урну кидайте, не мусорьте!
  Лимонад бил в нос колючими брызгами. И апельсинами от него пахло, будто под елкой на Новый Год.
  -Ромыч, а почему это - не выиграю? Я уже понял, как стукать, осторожно надо, с краю!
  -Не надо, Алька.
  -Да подумаешь - один раз! У меня еще восемьдесят копеек осталось!
  -Может, и выиграешь... - задумчиво сказал Ромка, отдирая от бутылки этикетку. - А потом вон, как Федя, продуешься. Лучше не надо, Алька, ничего там нет хорошего. Что тебе, так мама фона-рик не купит?
  -Купит, наверно.- Охотно согласился Алька.- Я на день рождения попрошу, она и купит. А Федя- это кто?
  -Какой Федя? Ааа, этот....Да у отца знакомый такой был. Игрок.
  
  Помнил Ромка зимний вечер - холодный и тоскливый, и есть хочется, а из еды только под-горелая каша на сковородке. Отец два месяца без работы, утром пошел к какому-то Митрофанычу в грузчики наниматься, и нет его до сих пор. Играть не хочется, спать неинтересно, и Ромка смот-рит в окно. В желтом луче фонаря пляшут снежинки. Их много. Ромка начал считать, до десяти дошел, а дальше сбился. И тут в дверь позвонили - уверенно, требовательно. Мать прямо в комби-нации дверь распахнула, потому что была уверена, что за ней Витька пьяный стоит. И тут же ойк-нула и метнулась в зал, первый попавшийся халат с крючка сдергивая. А в коридор вошли трезвый отец и рослый широкоплечий дядька в длинном пальто. У дядьки в руках три пакета, сунул он один растерявшемуся Ромке, ботинки скинул, а тут и мать вышла из зала - знакомиться. " Федор"- пробасил дядька, целуя матери руку. Мать засмущалась, кое-как ответила "Галя, очень приятно" "Взаимно. Вы уж извините, Галя, что я так, на ночь глядя, я проездом, а тут Витю встретил...да, кстати, там в пакетах кое-что, к ужину, я, правда, не знал что вы любите, так, на свой страх и риск взял..."
  А в пакетах - курица копченая, семга, шампанское, апельсины, яблоки, сыр, колбаса, бледно-розовый торт и пломбир в желтых пачках. " Я завтра же в Чеслово, первым поездом"- объяснял гость. "Витя, а это сын твой? Как зовут, сын? Да ты ешь, не стесняйся!" Ромка и не стеснялся, ста-рательно откусывая от пломбира. За столом гость вскользь упомянул, что с отцом они товарищи по несчастью, и мать про тюрьму догадалась, но смолчала, потому что ухоженный Федя с перст-нями на пальцах ей понравился. Не похож он был на отцовских дружков, и мать сама предложила " А чего вы торопитесь? Пожили бы у нас, Мариенбург поглядели бы!" "Увы, Галочка, не могу" - сокрушенно развел руками гость. "Дела, знаете ли... Да, у меня к вам просьба огромная - мне сей-час поспать бы..." "Конечно! - засуетилась мать. - Вот в Роминой комнате вас и устроим, я сейчас подушку достану!" "Только вы меня в полпервого разбудите. - Добавил гость" "Ночи?!" "Именно ночи, это очень важно!"- с нажимом сказал Федя. И лег в Ромкиной комнате на диване, сразу же заснул, даже второй подушки не дождался. А в зале мать у отца выпытывала: "Серьезный человек Федя-то...может он тебя на работу пристроит?" "Его работа не по мне" "А какая по тебе - пиво дуть целыми днями?!"- заводилась мать. "Тихо ты, человека разбудишь..." Тут Ромка заснул, а проснулся оттого, что свет бил в глаза. Федор и вправду ночью встал, оделся и ушел. А пришел в обед - в чужой куртке, без перстней, ругая последними словами какого-то Кольку Дуста и черво-вую даму. После притихшим голосом спросил: " Витька, у тебя двадцать копеек не найдется? До Чеслова, на билет. Я отдам, ты ж меня знаешь!" Отец молча протянул мелочь. Будто нечаянно, сгрыз Федя три вчерашних бутерброда, водой запил и ушел. И голос у него изменился, и манеры, даже вроде ростом поменьше он стал. А после отец рассказал, что Федя шулер заядлый, тем и жи-вет. Мол, обчистил в Дубровке богатого западника, а тут и сам на мастера нарвался.
  -Что - и пальто проиграл? - не верил Алька
  -И пальто, и костюм с галстуком, и деньги все что были!
  -Ничего себе...
  -Ну! Не играй, Алька, ну их в баню, пускай дураки проигрывают.
  Алька дураком быть не хотел. Да и пальто проигранное крепко в голове засело, поэтому только наблюдал он за игрой, как за чем-то интересным но несерьезным. Еще Туманов не играл, хотя Ба-кулин клялся, будто видел его со стопкой монет в одиночестве - мол, тренировался Гэрька сам с собою и даже шарик у него был. Но Бакулин фантазер и врун, ему историю сочинить легче, чем чихнуть, поэтому никто ему не верил. После увольнения возвращались пацаны с мелочью в кар-манах, а через день-другой там уже ветер гулял. Были в игре везунчики, срывавшие банк с первой попытки, были и неудачники, но по-настоящему только Гвоздю везло. То ли удар у него был осо-бый, то ли шарик заколдованный, но в его карманах уже солидно шуршали купюры и уходить от-туда не собирались.
  Везло и Гаржиновскому. Нет, в стукалку он проигрывал все до копейки, но денег у него было больше чем у остальных курсантов, и проигрыш не страшил. Еще перед отправкой в корпус был у Фельки открыт счет в государственном банке, и отец этот счет постоянно пополнял. Сколь-ко там было - Фелька не знал, но на стукалку и мороженое ему хватало. И вскоре все привыкли, что Фелька с ними играет. Сам Гвоздь звал его небрежно " Ну что - пошли?" "Пошли", - отзывал-ся Гаржиновский, нащупав в кармане железный шарик. А потом его Бакулин просто так в ларек позвал, и Валька Ступин трешку до воскресенья попросил, и жирдяем Фельку уже не обзывали, а однажды вечером, осмелев, кинул он наугад подушку, и подушкой же получил по голове, как обычный курсант. С Бакулиным Фелька вообще сдружился, и охотно слушал его бесконечные россказни про привидения, скелеты в цепях и бабушкины приключения.
  -...И тогда они стену разломали, ка-ак дали по ней блямбой, ка-ак стукнули, кирпичи посыпались, а там скелет! Сидит на бочке старинной, а голова рядом валяется!
  -Врешь!
  -Честное слово! Говорю же - у меня дядя там работал!
  -Кто?
  -Дядя! Ну, он же строитель у меня, я что - не рассказывал? Ну, вот они тот дом и ломали...
  -Погоди, у тебя ж вроде брат строителем был,- уличал его Фелька, на всякий случай отодвигаясь от стены.
  Андрей не терялся, тут же изобретая новую версию.
  -Конечно, брат! Двоюродный. А брата, ты думаешь, кто на работу взял? Дядя же и взял. Дядя Жо-ра.- Добавлял он для убедительности. - А в бочке той золото нашли и карту на пергаменте...
  -На чем?
  -Ну на этом...на старинной такой бумаге.- Объяснил Андрюха.
  -А что там было, в карте?
  -Сокровища, конечно, что ж еще! Только ее доставать стали, а она и рассыпалась.
  -Вот блин! Совсем?
  -Так старинная же! В пыль прямо и рассыпалась. Вот если б ее не трогать, она б еще сто лет про-лежала. Фельк, а Фелька, если б ты сокровища нашел, что б ты сделал?
  -Я? - растерянно спросил Гаржиновский.- Не знаю...А ты?
  -Велик бы купил, коньки, планер настоящий....еще куртку такую как у пилотов, двухцвет-ную...Грушу купил бы и боксом занимался. Мяч бы еще...слушай, Фель, а у тебя три копейки есть?
  -Нету. - Честно отвечал Гаржиновский, обшарив карманы.
  -Жалко...
  -Что, проиграл?
  -Ага, - признался Андрюха.- Сережке продул....
  -Завтра будет.- Пообещал Фелька. - Вот в увольнение пойду и принесу.
  -Спасибо! Да я отыграюсь, я знаешь, что сделаю? Только никому не говори!
  -Ладно.
  -Нет, ты поклянись! Скажи: "Шумба - мумба, трикорас, чтоб я лопнул сей же час если проболта-юсь!" Я, Фелька, шарик заколдую и буду всегда выигрывать!
  -А как это?
  -Это у бабушки спросить, она точно знает. Все старики колдовать умеют, ты что, не знал?
  -Все?!
  -Ага. Только некоторые притворяются. Да я и сам знаю, спорим? Надо только ночью к муравейни-ку пойти и...
  -Где ж ты в городе муравейник найдешь?
  -Нигде...- вздыхал Бакулин. - А то бы я вообще миллион выиграл! Так принесешь, ладно? Не за-будешь?
  -Не забуду.- Твердо сказал Фелька.
  
  Он и не забыл. В воскресенье с утра сунул в карман зеленую пластиковую карточку вместе с проездным билетом. Банк - в центре, рядом с башней-иглой. Рядом с банком магазины - от про-дуктовых до ювелирных, на площади палатки, из приемника на столбе музыка гремит. С трудом сквозь толпу протискивался Фелька, за карман держался. Конечно, карточка без кода - кусок пла-стика, да мало ли что...
  -Феликс?! Здравствуй!
  -Здрасьте! - заулыбался Фелька, останавливаясь.
  Домработница тоже улыбалась. Младший-то Гаржиновский всегда ей был по нраву - и ел без ка-призов, и на кухне любил бывать, особенно когда с братом поссорится.
  -А я вас, теть Поля, и не узнал!
  Куда уж меня узнать! Постарела, небось!
  Из плетеной корзины гусь шею набок выворачивал, шипел злобно. Фелька на всякий случай ото-двинулся.
  -Да нет, совсем не постарели!
  -Да шучу я, шучу...А ты что же, в отпуске?
  -В увольнении. А вы?
  -Я-то на рынок вот ходила...Настя уволилась, другую не нашли пока, а обед хоть убейся, а гото-вить надо.
  -Уволилась? Почему?
  -Да вот так вот...дома у ней неладно, к матери поехала...
  Десять лет Полина Аркадьевна у Гаржиновских служила, а соврала первый раз. Не рассказывать же мальчишке, как старший его братец кухарку до слез довел. Вначале словами непристойными, а потом и за дело взялся - прибежала Настя на кухню в разорванной кофте, плачет, синяки прикры-вает. По уму-то если, так с хозяина за такое безобразие не одну сотню можно было взять, да Настя разве послушалась! В тот же день рассчиталась, даже часы подаренные с собой не взяла. Оно и понятно, двадцать два года девчонке, из деревни приехала. У них там такие как Никита еще в иг-рушки играют...
  -Ну, как там все? - с нетерпением спрашивал Фелька. - Папа как? Кит?
  -Что ж им сделается...Отец твой новую машину купил, старую-то Никита разбил...
  -Как - разбил?
  -Да покататься взял, на танцы что ли, ну и выпимши был, известное дело...
  Не удержалась тетя Поля - головой осуждающе покачала, вспоминая как по дому метался хозяин, кулаками размахивал, ища виноватых. Никита даже не объяснился - просто поставил под ворота покореженную машину и дальше гулять отправился. А под утро привели его, на ногах не стояще-го, и махнул наследник рукой: "Ты, пап, эт-то...извини....тормоза хреновые...я нажимал, а они никак..."От объяснения этого пьяного хозяин даже лицом просветлел. Обнял сына, сам из бутыл-ки глоток сделал: "Да фиг с ней, сынок, другую купим! А я уж думал, шофер раздолбал..."
  Шофер (пятьдесят лет мужику, а хозяин его все Ленькой звал) Полине Аркадьевне мужем дово-дился. И вздохнули оба, от стенки отходя. Возле стенки разбитый графин, у Лени осколком щека поцарапана и одежда вином пропахла, ну да это ничего, заживет и отстирается, главное - пронес-ло, избавил Господь, за машину дорогущую не платить, и не уволят. Дети-то в колледже за плату учатся, каждый месяц по три сотни выкладывать надо, а где их взять, если не работать?
  -А ты-то как, учишься?
  -Ага. Пятерку вчера получил по химии!- похвастался Фелька.
  -Молодец! Отец тебе привет передавал.
  -Правда?!
  А то вру что ли!
  Снова соврала. И не думал Гаржиновский младшим сыном интересоваться. Запихнул его в этот интернат...хоть и дорогущий, а все одно казенный, денег сунул и позабыл. Садовник Мишка бол-тал, будто оттого это, что не знал хозяин, своего ли воспитывает. Никита-то вылитый отец - и под-бородок такой же, и нос с горбинкой, и родинка у локтя - никаких, то есть, сомнений. А Феликс в мать пошел, да и родился не вовремя - мать тогда с отцом поссорилась, ушла от него и год одна жила. Навещал ее хозяин, вернуться уговаривал, от тех посещений и Фелька появился, а все же раз не вместе жили то и не уследишь. Три года Аркадий Борисович никаких различий между сыновь-ями не делал, а потом, видно, доброжелатели нашлись да пустили слух по ветру. Жалко малого-то... Это Никиту бы в интернат, чтоб приструнили, а Феликс всегда был добрый да тихий, загляде-нье, а не ребенок...
  -Вы ему, теть Поль, тоже привет передавайте! И маме, и Киту! Скажите - у меня в этом году все четверки твердые будут!
  Чей-то бульдог без поводка и намордника к гусю потянулся, гавкнул хрипло, и шарахнулся гусь, выпадая из корзины.
  -Стой! Стой, окаянный! А, чтоб тебя!
  Воображаемым камнем тетя Поля грозила бульдогу, ногами на него топала, боясь чтоб не укусил, а непослушную птицу поймала только возле башни. Кое-как обратно усадила, морковку из корзи-ны подобрала, глянула назад - а Фелька уже пропал, в равнодушной толпе растворился.
  -Сколько снимать будете, молодой человек?
  -Десять...нет, двадцать рублей.- Поправился Фелька.- Там столько есть?
  -Что же вы счета своего не знаете? А выписки я для чего даю?- ворчал удивленный кассир, разгля-дывая клиента. Это ж надо - каждое первое число деньги ему приходят, да и немаленькие, а он да-же суммы не знает!
  -Ну, еще останется там?
  -Останется, не волнуйтесь. И столько, и еще сто раз по столько.
  -Тогда двадцать пя...двадцать восемь давайте!
  - окончательно решил Фелька, протягивая зеленую карточку.
  По пути в корпус прикидывал: "Два рубля Лешке отдать за планер, да майку купить с капюшоном, да мне тридцать копеек Ступа должен...Гвоздь сегодня большую игру обещал - хватит ли?" Но деньгам его суждено было остаться в кармане, потому что на географии неожиданно в класс Борк вошел. Под мышкой у Борка ящик посылочный, а сзади Вовка Смирнов из шестого отряда плетет-ся, носом шмыгает.
  -Смирно! Сержант Байрамов, разрешите ваших подопечных отвлечь? Ненадолго...
  -Разрешаю.- Ответил Крокодил.- Иди на место, Бакулин, тройка. На костылях тройка, не радуйся! На обоих костылях! Пристрелить ее надо, чтоб не мучилась...
  Аверченко хихикнул и затих, с любопытством глядя на директора.
  -Ну что, орлы, допрыгались? Катран устроили? Это вам что - Имперский корпус имени маршала Кутепова или вокзал старостанский?! А? Не слышу? Значит так - все шарики, всю эту дрянь сдай-те! Сюда бросайте, чтоб ни у одного! Чтоб я не видел, понятно? Ишь, разбогатели! Государство их поит-кормит, как порядочных, так им деньги стало некуда девать! Война идет, а вы вместо того чтоб учиться казино заводите! Ну, чего, чего вам не хватало? Тебе лично, Смирнов, а?
  -А что я? - всхлипывая, запричитал Вовка.- Что сразу я? Я-как все!
  -Ах, как все?! Я что, не по-имперски говорю? Кидайте эти свои...биты! В ящик и кидайте! Играть смелые, а отвечать слабо?
  Аверченко кинул первым. Потом - Ступин, Салтыков, Чепуренко....Кто пригоршни шариков бро-сал, кто один-единственный, и без звука падали они, потому что все отряды уже Борк обошел, и везде коробку на парту ставил.
  -Все? Смотрите, проверю! Эх вы, имперцы - соль с перцем...Кого обыгрываете-то? Товарищей своих, последние копейки с них вытряхиваете! Не стыдно? Так, значит, чтоб я этой гадости боль-ше не видел! У кого хоть раз шарик увижу - документы на стол! В торговом училище играйте, коммерсанты! Ясно?
  -Так точно, господин капрал!
  -Вольно! Продолжайте занятия!
  "Только б не узнали что из-за меня...."-тоскливо думал Смирнов, притворяясь невидимкой. За этот день он уже сто раз пожалел о том проигрыше! Ну, проиграл три рубля, ну денег не было, ну принес удачливому Антохе вместо денег три серебряные медали, так не насовсем же! А отец в тот же день зачем-то в шкатулку с наградами полез и шум поднял. Другие и больше проигрывали, да других так не лупили! Еще и в корпус пришел отец, выбив у сына признание, зачем и кому те ме-дали понадобились. Теперь на стул сесть нельзя, ухо горит, в году по поведению двойка, да еще и Борк пригрозил "Вылетишь при первом замечании как пробка из бутылки! Лучше б ты башку свою проиграл никто бы и не заметил!"
  Шарики и вправду сдали все, никто не ослушался. И три дня ходили курсанты смирно, чувствуя - все хорошо, и деньги целые, а все же не хватает чего-то. И пальцы сами в карман лезли, натыкаясь на пустоту, и монеты в столбик привычно складывались. Гвоздь злее всех был, то и дело подза-тыльники отвешивал, а на четвертый день Фельку Гаржиновского по плечу вдруг хлопнул.
  -Иди сюда!
  -Я?
  -Нет, я! Топай, а то в морду закатаю!
  Хотел Гвоздь по привычке добавить "жирдяй" да не стал- то ли из-за Фелькиной нужности, то ли оттого что физподготовки и кросс с камнями в рюкзаке пошли Гаржиновскому на пользу. Строй-ным он, конечно, не стал, но из толпы уже не выделялся.
  -Чего?
  Два кубика в руках у Гвоздя. Обычных таких кубика, какими в нарды играют - белые, с точками-цифрами по бокам. Подкинул Гвоздь их на ладони, потряс - семь очков выпало.
  -Сколько очей?
  -Семь. - Догадался Фелька.
  -Теперь ты.
  Фелька тряс долго и старательно.
  -Двенадцать!
  -Везет тебе. Ну, ты выиграл. Держи.
  Вразвалочку ушел Гвоздь, сквозь зубы что-то залихватско-блатное насвистывая. А у растерянного Фельки в ладонях остались три копейки и кубики. И немного времени ему понадобилось чтоб со-образить, что кубики шариков не хуже. Даже лучше, потому что меткость тут не нужна. Считай себе до двенадцати да на удачу надейся. Ну а замысел Гвоздя был прост: если что - это не я кур-сантов научил, это все Гаржиновский виноват, а я, господин капрал, мимо проходил. И сработал бы замысел, если б директором кто-нибудь еще кроме Борка был.
  -Гвоздев, к директору!
  -Чего?- растерялся Гвоздь, поднимая голову. - Зачем?
  -Иди, Гвоздев, не задерживай урок. - Поторопил его Крокодил.- А к доске...к доске у нас пойдет Соколов...
  
  По коридору неохотно брел Гвоздь. Зачем вызывают? От верной двойки спас вызов, это хорошо...Так зачем он директору понадобился? Вроде и не дрался в последнее время, а Харламов сам напросился, да и в туалете дело было, никто не видел. "А пусть попробует доказать что не упал! - заводил себя Гвоздь. - Сам виноват! Нечего было нарываться!" По опыту знал он, что если самому поверить в несправедливость обвинения, то и голос и взгляд как-то сразу невинными де-лаются. И поверил ведь, и остановился перед дверью, досочиняя последние аккорды той истории, в которой Харламов был наглецом и жадюгой, а курсант Гвоздев всего лишь справедливость вос-станавливал. Ну погорячился немного, с кем не бывает...
  -Ааа, Гвоздев...Ну проходи, Гвоздев, не стесняйся.
  Борк кормил рыбок, постукивая согнутым пальцем по стенке аквариума. Не спеша отряхнул ладо-ни от коричневой пыли, похожей на перемолотые сухари, и только потом внимательно взглянул на курсанта.
  -Ну, Гвоздев, рассказывай.
  -Чего?
  -Того! Руки вынь из карманов, ты же не во дворе с приятелями болтаешь. Вот так. И все остальное тоже вынь.
  -Зачем?!- испугался Гвоздь.
  " Из карманов - для отмазки, потом тоже скажет майку снимать, ну я попал...."
  -Приказ командира не обсуждается, курсант! Долго мне еще ждать?!
  На стол выложил Гвоздь все что было - пару смятых десяток (эх, не успел в тайник спрятать!), спички, две сломанные сигареты, мелочь, кубики...
  -И чего ж тебе, Гвоздев, не хватает? Да-да, лично тебе? Не успел одно казино прикрыть, а ты уже другое смастерил. Ловок!
  -Это не я!
  -Да неужели? И это не твое?
  Не на сигареты смотрел Борк, и даже не на кубики. Двухцветный магнит заметил, и будто играя, в воздух его приподнял.
  -Что, в единицу и пятерку металл запаял?- спросил директор с пацанячьим каким-то интересом.- Этой штуке больше лет, чем тебе, понял? Так мы в детдоме хоть своих не трогали...
  Гвоздь хмуро наблюдал, как кубики подпрыгнули вверх и прилипли к синей полоске.
  -Кого дурить вздумал, мать честная?! Своих же ребят! Они тебя в бою прикроют, жратвой поде-лятся, а ты...Совесть есть у тебя, ты скажи?
  Молчит Гвоздь, на аквариум смотрит.
  -Это у тебя что - сегодняшний выигрыш?
  -Да.
  -Ишь, Челсон какой нашелся! Я и то меньше получаю.
  -Я больше не буду...- угрюмо пробормотал Гвоздь.
  -Сегодня? Ну конечно, ты свою норму выполнил...
  Борк вздохнул.
  -Садись, Александр. И что мне с тобой делать?!
  -Что хотите...
  -Ты мне вот что скажи - зачем тебе это? Деньги зачем? Ты их что - солишь, квасишь, с маслом ешь?
  -........
  -Может, ты должен кому?
  -Никому я не должен...
  -Зачем тогда? Гвоздев...Саша, корпус-это одна семья, понимаешь? Если тебе что-то надо, если ты в беду попал - скажи! Мы поможем. Не хуже твоих дружков уголовных поможем. Да не молчи ты, мать честная! - разозлился вдруг Борк.- Не молчи, сфинкс австралийский! Думаешь, я не знаю, что ты вот с такими деньжищами в кармане даже в ларек не бегаешь? Думаешь, лопух директор? За нами государство, Империя, а ты какую-то шпану боишься!
  -Никого я не боюсь!
  -А деньги тогда зачем?
  -Просто...
  -Просто даже мухи не летают. Это они вон - просто, - махнул Борк в сторону двери. - Они играют, а ты выигрываешь. И выигрываешь наверняка. Есть разница, а? Послушай, я тебе слово офицера даю - из этих стен ни одно твое слово не выйдет.
  Поднялся, за плечи обнял дернувшегося мальчишку.
  -Ну, чего там у тебя, Санька? Долги? Или...
  -Ничего.
  -Ну, упрямый!
  -Никому я не должен, господин директор. Вы меня, наверно, перепутали с кем-то.
  Видел Борк - беда у мальчишки, не ради игры он в корпус эту эпидемию занес, а ради самих денег, ради согнутых монет и захватанных рублевок, которые пацаны из дому приносили. Видел, а по-мочь ничем не мог. На краешке стула сидел Гвоздь, в глаза не смотрел, и был похож на пленного партизана, вот-вот закричит "убивайте-не скажу!" Да не враги ведь перед ним, мать честная, не гриндальцы, а свои же люди! Свои, с которыми он не первый год живет!
  -Звонок, господин директор. Алгебра началась.
  Глаза холодные, и голос как у робота. Хоть в карцер его сажай, чтоб глупостей не натворил.
  -Отпустите меня, пожалуйста....
  -Да кто тебя держит?! Иди. Но разговор наш в силе, понял? Захочешь поговорить - приходи.
  -Ладно.
  Гвоздь сейчас что угодно мог бы пообещать, лишь бы вырваться.
  -Эй, а вещи кто забирать будет? Магнит я конфисковываю, нечего жульничать. А кубики что ж...бери.
  И десятки оставил бы Гвоздь, и еще бы к ним из заветной коробки треху доложил, да побоялся. Кое-как все по карманам рассовал, за дверь выскочил и смешался с отрядом. Уроки отсидел, а на физподготовке вдруг голова закружилась. Нет, нельзя...нельзя сейчас болеть, иначе хана, в уволь-нение не пустят. И так двух сотен не хватает, ну да ладно уж...Может, Шериф на дело возьмет?
  Сам себя Сашка обманывал, потому что на прибыльные дела никогда его Шериф не брал. Брал не-уклюжего Буню, Валета, даже заикающемуся Комару разрешал на шухере стоять, а на долю Гвоз-дя выпадали мелочи - у малышей возле школы пятаки посшибать, автомат телефонный раздол-бать, а то и вовсе за пивом сбегать. А если пиво было несвежее или сильно разбавленное, то Ше-риф подзывал Гвоздя, медленно наклонял кружку, усмехался.... "Не надо, Шериф!" - заискиваю-ще просил Сашка. Но пиво уже лилось тонкой струйкой - на грудь, на плечи, на штаны, а потом мокрому Гвоздю снова приходилось бежать, надеясь что уж во втором-то ларьке пиво лучше ока-жется. Впрочем, два раза подряд Шериф не издевался, и даже корешем Гвоздя по пьяни называл, но все равно чувствовал Сашка, что чем-то он от всей шпаны отличается. Возрастом? Так Комар всего на год старше, вечный нытик и дохляк, перед дракой у него всегда то пузо, то нога заболе-вают. А Сашка до последнего махается, пока с ног не собьют или сзади по башке не огреют. И жаргон через слово у него, и сигарета в зубах, и походка жиганская - вразвалочку, а все не то, не так к нему главарь относится. Почему так? Обидно Гвоздю до слез, никому не видимых, а надо со всеми вместе над собою же ржать, потому что другой банды нет поблизости. Правда, есть еще Ленька Жгут с Семиречной улицы, но с ним война, да и зачем ему чужаки? Тут плохо ли, хорошо ли, а пацаны уже свои, привычные. И мечтал Гвоздь, как однажды он сам совершит такое, что все ахнут. Например, один, без наводки и друзей, грабанет миллионера, или поможет спрятаться бег-лому вору, а тот его обязательно к себе в банду возьмет, или вдруг при разборке Шерифа от ножа спасет....Но миллионеры вокруг не водились, драться Шериф и сам умел хоть с ножом хоть без, а воры из тюрем может, и бежали, да только в обшарпанный дом с покосившимся забором не спе-шили заглядывать. Откуда им было знать, что Сашка Гвоздь там встречи дожидается?
  Борк, наверное, посоветовал бы компанию такую бросить и новых друзей искать, только Гвоздю это и в голову не приходило. С кем дружить, если отец из тюрем не вылазил! С рождения знал Гвоздь что полисмены- суки позорные, работают лохи, а толковые пацаны должны воровать. И бил его отец просто так - под настроение, а еще после драк мальчишеских любил спрашивать "Ну, кто кому вмазал?" И если Сашке попало, то попадало и от отца - ремнем, а то и просто кулаком, чтоб сдачи умел давать, чтоб мужиком рос. С таким воспитанием зверел мальчишка, а запуганную и рано постаревшую мать совсем не слушал. Как-то раз залез в шкаф денег или конфет поискать, и увидел старые снимки. На них красивая женщина в зеленом платке прижимала к груди охапку ро-машек, и смеялась так заразительно, что даже Гвоздь улыбнулся. "Ма, это кто?" - крикнул он, сле-зая с табуретки. "Нравится?" "Ага, классная!" "Да я же это, сынок, я в молодости.- устало улыб-нулась мать.- Еще до Мишки вот, в деревне жила, у нас там ромашки до пояса вымахивали..." Но была эта улыбка так непохожа на ту, с фотографии, что крикнул Сашка возмущенно: " Да че ты гонишь! Тут совсем молодая тетка, а ты разве молодая?!" И под подушку спрятал ту, что улыба-лась. Потом уже, через три года, когда матери не стало, бабушка рассказала что все правда - и про фотку, и про ромашки, и про деревенское житье с собакой Тузиком, который яйца куриные воро-вал, поэтому хозяева его Жуликом называли.
  -Гвоздев! Ты о чем думаешь?!
  -Ни о чем....- буркнул Гвоздь, подняв голову.
  -Конспект пиши, Гвоздев! Экзамены скоро! Это всех вас, медноголовые, касается, и чтоб никаких двойных тетрадей не было!
  
  6. О чем думаю? Сказать бы Крокодилу - не поверил...А мать однажды зимой затеяла стирку, да спохватилась вдруг, что порошок кончился. Отец лежал пьяный, у Сашки из комнаты музыка гре-мела, вот и выбежала сама в магазин - в осенней куртке да калошах. Только выбежала - отец про-снулся. Шатаясь, дошел до кухни. "Ленка, ты где? Ленка, дай квасу, хреново мне..." Сашка так и объяснил - мол, нету мамы, в магазин пошла. "В какой магазин?! К хахалю она смылась!"- заорал вдруг отец, размахивая кулаками. "К хахалю, понял? Думает, я не знаю! Пускай идет, откуда при-шла!"
  Щелкнул замок - буднично так, негромко. А мать уже дергала дверь, стучала, Сашку звала. Сашка бросился к двери и отлетел. "Где шлялась, туда и иди!"- хрипел отец, захлебываясь беспричинной ревностью. До этого случая он и не думал об измене, а тут вдруг сквозь дверь стал приписывать матери кучу любовников, даже семидесятилетнего соседа туда приплел. А на дворе - мариенбург-ская зима, градусов за тридцать. И уже слабеет мамкин голос, а Сашка вытирает кровь из разбито-го носа, потому что снова попытался дверь открыть. "Убью, щенок!"- пригрозил отец. "И тебя убью, и шалаве этой не жить!" Сашка на кухню кинулся, в духовке нашарил стеклянную бутыль. "Батя, водки хочешь?" "О! Вот это по-нашему! Уважаю! Не зря тебя рожал!" Пил из горла, а Сашка наблюдал - когда же свалится, ну когда! Вечность прошла прежде чем отец на пол уселся. Все? Не все? На цыпочках пробрался Сашка к двери. И метель ворвалась в кухню, снегом хлест-нула по лицу, а мать уже на крыльцо опустилась, и встать не могла. "Мама, мама!"- тормошил ее Санька. Кое-как затащил в дом, калоши примерзшие разрезал, чаю поставил. "Замерзла я, Са-ша..." пожаловалась мать, открывая глаза. "Сейчас согреешься!"- пообещал сын. "Я уже и чайник поставил! Варенье будешь?"
  Не согрелась - на скорой ее увезли той же ночью, а отец днем даже не вспомнил что натворил. "Я?! - удивлялся он, хлебая воду из-под крана. - Ленку - на мороз? Да ни в жизнь, не было такого, что ж я - дурак? Сама, наверно, выскочила...ничего, оклемается, бабы - они живучие, как кош-ки...Ты, Сашка, глянь - есть у ней деньги или нет? Мне на маленькую только, башка трещит.."
  Кошка, может, и выжила бы, а мать через день от переохлаждения умерла. Сашка выживал, как мог, сдавая бутылки и воруя деньги у отцовых дружков.
  -Санька, мать твою, а ну неси жрать! Не видишь - отец устал!
  -Нету, па...
  -Вчера еще лапша была! Сам сожрал, что ли?!
  -Да ладно, Катер, я схожу, у меня и хрусты есть....
  Трое их было. Лохматый мужик с синими от наколок руками действительно сходил в мага-зин. Принес хлеба, сигарет, три банки бычков в томате и торжественно вытащил из кармана бу-тылку. Уйти бы Саньке в тот вечер, бежать куда глаза глядят, да сообразил он вечно ноющим брюхом что чем больше гости выпьют, тем меньше они съедят. И вертелся он возле взрослых, вторую консерву доедая, а за водкой уже другой пошел - молодой еще парень, у которого наколок было поменьше. А там пошли байки про зону - кто где сидел, кого знал, и споры вечные кто блат-ной а кто так, на подхвате. После Лохматый отправился за какой-то Зинкой, которая "всем дает", вернулся злой и сообщил, что Зинку полисмены загребли. Отец разозлился больше всех. "Я, мля, три недели без дырки! Мы шо, на крытке - шкуру дергать?! Хреново ты ищешь, вот я сейчас сто шалав пригоню!"
  Сашка тайком хлебнул из стакана. Ему стало тепло, даже есть уже не хотелось. Поспать бы...А Молодой тоже бычков не доел, вот бы на завтра оставить...
  Проснулся от тяжести. Отец навалился, дыша водкой и табаком. "Тихо ты, тихо...не дер-гайся, говорю!" "Па, ты чего?!" "Щас...я быстро, тока не шуми..." Прижал к матрасу, штаны вниз дернул. Санька почуял неладное - вырывался, кричал, даже за руку укусил и тут же скорчился от удара. А потом - боль, страшная и непонятная, разрывающая внутренности. И тут же будто раз-двоилась она - одна боль, острая, в Саньке и осталась, а другая ходила взад-вперед, пронизывала и заставляла уже не плакать - матрас грызть.
  Вспыхнул свет. Санька дернулся в безумной надежде - вдруг выручит кто, спасет, и тут же его за волосы схватили.
  "О, Катер, да ты тут, смотрю, в оттяге! Нашел, кем Зинку заменить!- заухмылялся Лохматый. - Сам тащишься, а на нас болт кинул? Не по понятиям! А ну, шкет, открывай рот поширше, да смотри, если хоть чуть на зуб попробуешь - башку оттяпаю! Ооо, мля...кайфовый у тя пацан, Ка-тер, ништяк..."
  К горлу нож прижат - кухонный, с выщербленным лезвием. Молодой к Сашке лезть не захотел, так и стоял в дверях, но молчал даже тогда когда Лохматый отца сменил. Так и не узнал Санька, что был этот парень старшим братом Шерифа....
  Утром растерзанный мальчишка взял тот самый нож и к отцу в комнату пошел. Но не было уже Мишки Катера, и дружков его не было.
  "Ничего, дождусь!"- решил Гвоздь, засовывая за пояс еще и молоток - для верности. Отец-то здо-ровый, а Сашка еще массы не набрал, да и не наберешь ее на хлебе с водой...
  Ждал целый день, отходя только в туалет. Отходил часто, и поначалу, увидев на бумаге кровь, по-думал устало: "Все... сейчас помру..." Больше никаких мыслей не было, только ноющая боль и какое-то странное отупение. А еще - ненависть, настолько глубокая, что о ней даже не думалось, просто не было в Санькином сознании ничего кроме ненависти и боли. Даже голод исчез - съел было те самые консервы, да тут же возле стола все обратно и полезло. Ночью ждал особенно, уже сидя у порога. И только по случайности не ударил первого, кто толкнул открытую дверь. Вошли полисмены, отобрали у растерявшегося Сашки нож и сообщили, что отца он только через десять лет дождется. Восемь - за ограбление имперского курьера и два за сопротивление. "Лохматый? Молодой? Так с ним же они и были...И им не меньше, не волнуйся. Чего это у тебя упало? Моло-ток? Так это ты Катера с таким арсеналом ждал?! Ничего себе..."
  Полисмен с капитанскими звездочками по комнатам бродить стал. Искал, что ли чего... Сашка на-блюдал равнодушно - сил уже не было, навалилась дикая усталость и все равно уже что дальше, только бы не мешали, не трогали. Забиться под одеяло, под стол, в любое темное место и лежать там, не двигаясь, чтоб никто и не нашел...
  - Джек, иди сюда!
  -Сейчас.
  В спальню оба вошли. Сашка вспомнил, что скомканный матрас так и валяется - в крови, еще в чем-то липком и противном... ну и пусть.
  Неразборчивый шепот из спальни. Потом громко:
  -Вот ублюдок! Слушай, парень, у тебя еще родня есть или сразу в детдом оформлять?
  -Есть, - хмуро сказал Сашка, подбирая молоток. - Бабушка. Только она далеко - на Луговой...
  У бабушки - отцовой матери - Санька всего раза три был. Впрочем, сейчас он уже не гово-рил "отец" даже в мыслях. "Этот"- вот как он его называл. Про себя решил твердо: "отсидит - все равно найду и убью. И не сразу" Странно, но почему-то на Лохматого злобы не было. Лохма-тый ему никто. А Этот...сука, предатель, и мама из-за него погибла, точно не сразу убью, сперва все отрежу...медленно...Пока к бабушке добрался, сотню вариантов мести перебрал. И всегда Этот хныкал и молил о пощаде. В фантазиях даже не убивал его Санька, потому что убить - это все, конец мести, так неинтересно, да и не больно уже ему будет. А вот так вот надо - все поотре-зать, и отпустить кровоточащим обрубком, чтоб жил и помнил - за что...Чтоб долго жил.
  Думал переночевать, может поесть еще чего и уйти - ну кому он нужен? А бабушка и не подумала внука отпускать.
  -Сашуня, тебе с чем блинков нажарить? Да ты раздевайся, что ж ты одетым-то в ванну полез? Ну, Мишка, ну ирод, это он тебя так бил?! А все водка проклятущая, ведь каким парнем был - веселым да кудрявым, балованным только, ну да думалось - пусть гуляет пока молодой...Ты подожди, я на синяки-то бодягу положу, к утру и оттянет...Так с чем тебе блинков - с творогом али с медом? Ва-ренье еще есть клубничное, сама тем летом закрывала. Так сидит Мишка, говоришь? Ты не плачь, Сашуня, не надо...мы, внучок, и без него проживем, на кой ляд он сдался! И проживем, ты что думаешь? Бабка у тебя еще боевая, за такую бабку на базаре сто рублей старыми деньгами дают! Вот лето подойдет - огород будет, да и пенсия у меня...и хуже люди живут, нам с тобой так жало-ваться грех... Кушай, внучок, не стесняйся! А я-то, дура старая, каждый день варю да пеку, а есть некому... Может, думаю, Миша когда зайдет, так поест горяченького....Да ты ложись, прямо сюда и ложись. На полу? Не выдумывай! Что ее, перину, в музей сдавать, что ли?
  Первый раз за месяц был Сашка сыт. И засыпая на мягком и чистом, слышал будто сквозь вату: "А волосы-то чистый шелк, как у Миши махонького...Вот всю жизнь так и колготишься - Миша то, да Миша се, а Мише тюрьма милей родного дома..." Терпел долго, потом не выдержал- от-крыл глаза.
  -Ба, не надо!
  -Чего ты, внучок?
  -Не надо...не говори о нем! Никогда, слышишь! А то я уйду!
  Отвернулся к стене, одеялом с головой закутался.
  -Ну и не буду, - охотно согласилась бабушка и отчего-то вздохнула.- Не буду. Ты спи, завтра рано на рынок вставать. Одежонки-то нет у тебя никакой, да и ботинки вон разваливаются...
  Планы мести Сашка строил постоянно, даже в тетрадку особо удачные варианты записывал. А по-том перед сном перечитывал, и вроде легче становилось. И казалось ему вначале, что все о его по-зоре знают, только не говорят. От мыслей этих зверел, бил соседям окна и с какой-то странной ра-достью обижал тех, кто сдачи не мог дать. А что - всем хорошо, а ему плохо? Врут все! И нечего с такой довольной рожей идти! Еще и мороженое жрать! Богатый, да?! Н-на тебе! Еще хочешь?
  Бил Сашка без предупреждения, бил всех - и тех кто, испугавшись, отдавал деньги, и тех кто не отдавал. Первых даже больней - за то что они сейчас сопли вытрут и домой пойдут. К родителям. А те им еще денег дадут, сволочи! Еще и компотом, небось, напоят!
  Бабушка, находя в карманах пятаки да копейки, вздыхала и не верила байкам про найденный ко-шелек. Но с вопросами не лезла, только по вечерам все учила - мол, жить надо честно, выучиться поскорей да профессию нужную получить. Хорошо хоть про Этого больше не говорила. То ли до-гадалась, то ли испугалась...Пугаться было чего - как-то вечером сидели вместе, радио слушали и про песню какую-то дурацкую сказала бабушка- мол, Миша ее любил петь. Вскочил Санька, за-трясся, губы побелели, да как шваркнул об пол приемник! Ногами его растоптал, такие слова вы-крикивая, что бабушка только крестилась испуганно. Потом побежала куда-то. Санька думал - за полицией, оказалось - в кладовку. Из зеленого пузырька брызгала водой, шептала что-то, только и расслышал Санька " Иди, лихо....тропами звериными....сойди с отрока Александра беда липучая, злобА кипучая, сгинь-пропади.....". И рассмеялся вдруг Сашка, смехом давился, никак остано-виться не мог. А потом плакал взахлеб, бабушке в колени уткнувшись, а та его же и утешала: " Да чтоб она провалилась, та говорилка! Да чтоб ее черти с квасом съели, чтоб из-за нее так нервы мо-тать! Хай ей грец, и хорошо, что разбил, а то бубнит под ухом как оглашенная, спать мешает...да не плачь, внучок, ну хочешь - новую купим? Вот за семечками поеду на базар и куплю, еще и кра-сивее будет! Что ж, не наживем разве! Не хуже чем у Федорчихи будет, пускай не хвалится!"
  Жили и впрямь не хуже других - на сто шесть рублей пенсии да на огородный урожай. Сашке поначалу такое житье раем казалось. На "Сашуню" долго он не откликался, не верил, что это его так называют. А позднее, уже Гвоздем став, поверил. Бабушке одной поверил, а больше никому в целом свете. Специально поступил он в Имперский корпус - все-таки там и кормежка, и одежда, все бабуле полегче. Да и соседки, увидев Гвоздя в новой форме, приутихли - ни шпаной, ни арестантом уже не обзывали. Хорошо еще, что бабушка была ветераном труда, вот и приняли Гвоздя без сертификата и денег.
  
  Началось все внезапно - еще утром бабушка возилась на огороде, собиралась хату подбе-лить да за занавесками новыми на рынок съездить, а в обед уже слегла. От еды ее тошнило, от таблеток еще хуже делалось. Два дня так пролежала, и не разговаривала уже - шелестела чуть слышно. Гвоздь кормил насильно, в рот пихал неумело размятую картошку, бульон сварить попы-тался, потом догадался врача вызвать. Врач осмотрел и покачал головой.
   - Сколько ей? Семьдесят пять? Желудок, почки, возможно опухоль, операция нужна, но в таком возрасте...
  -Лечи, гад! - крикнул Гвоздь. - Лечи, понял?! А то прикопаю!
  -Вы на меня не кричите, молодой человек. А на серьезное лечение, знаете ли, серьезные деньги нужны.
  -Будут.
  -Вот когда будут тогда и поговорим.
  -Сколько?
  Цифра по голове ударила не хуже молотка.
  -Будут, - повторил Гвоздь.
  -И чем быстрее, тем лучше.
  -Понял. Ты это....таблетки хоть какие давай, чтоб полегчало...
  Таблетки обошлись в половину пенсии, но действительно помогли. Огород бабушка забро-сила, сидела на лавочке и все вздыхала - как, мол, Саша без витаминов проживет? И за квартиру еще боялась, что по наследству сыну, а не внуку она достанется. Сейчас-то опечатана квартира, а когда Мишка из тюрьмы выйдет? Вот поговорить бы с умным человеком - как так сделать бы, чтоб все Саше отошло?
  На лечение да на адвоката собирал Гвоздь деньги. Собирал, как умел. Две сотни - и все было бы! Чтоб этому Борку в дерьме искупаться! Чтоб ему, правильному, ноги переломать! Сейчас не поиг-раешь, а из корпуса за паршивые кубики вылетать не в кайф. Да и денег мало у пацанов. Вот если б сейчас двести достать, то бабушка уже назавтра в больнице бы лежала...
  У Гаржиновского деньги точно есть. Может и двести тот даст, если припугнуть? Ага...А потом телохранители приедут - вообще убьют...все люди как люди - кто пешком в корпус пришел, кто на автобусе, кого на казенных машинах привезли, а этого - на "Карлитто" последней модели. От-падает. А остальных тряхануть - и полтинника не наберется.
  Дегтярев с Травушкиным смеялись чему-то, друг друга локтями подталкивали. И чего ржут, спрашивается? Кого обмануть хотят, будто все у них так уж здорово? Гвоздя все равно не обманешь.
  -Смирно!
  Встали курсанты, руки по швам вытянули.
  - Ну что, орлы, готовьтесь - завтра поход!
  -Ур-рааа!- завопили курсанты, восторженно глядя на Борка.
   - С ночевкой?
  - А куда - на Кижму или дальше?
  -А палатку свою можно взять?
  -Тихо! Разгалделись... Насчет ночевки посмотрим какая погода будет.
  На затянутое тучами небо глянул Ступин как на личного врага.
  -Палатки - можно, а кругов этих резиновых чтоб я не видел!
  -Почему?- обиженно спросил Бакулин
  -Да потому что без них уже пора плавать! Вот Геннадий Борисович занятие и проведет.
  -А вы что - не с нами?
  -Обойдетесь и без меня.
  -А еще кто пойдет?
  -Все пойдут. Поход корпусной. Так, перемена вам на размышления куда идем - или в Кижму или выше на поезд, а там до Дубровки.
  - На Кижму!
  -Кижма для маленьких!
  -Даешь Дубровку, там скалы!
  -Прекратить галдеж! Сказано же - на перемене обсудите! А ты, Дегтярев, ко мне потом подойдешь и тихо, без шума, решение доложишь. Ясно?
  -Так точно, господин капрал!
  Уже не до занятий, не до конспектов было. Кое-как отсидели остаток урока, ерзая нетерпеливо, и со звонком в коридор высыпали.
  - На Кижму!
  - Достала твоя Кижма! Я на ней уже сто раз был!
  -А я - ни разу!
  -До Дубровки пока доедем - уже вечер.
  -Так Борк же сказал что с ночевкой!
  -Он сказал - "посмотрим", вдруг дождь.
  -Ой, да ну и что! Палатку возьмем!
  -Ступа, она у тебя что - безразмерная?
  -Да там человек двадцать поместится!
  -А остальные куда?
  -Шалаши сделаем, тоже мне проблема!
  -А на Кижме берег лучше!
  -В том году там были, хватит!
  -О, а давайте у Крокодила попросим веревки?
  -На фига?
  -Ну, в Дубровке же горы, будем типа альпинисты!
  -Гля, идея!
  Точняк, Сань, классно придумал!
  -Тогда уж с крюками веревки, специальные...
  -А есть у него?
  -Не знаю, наверно есть.
  -Да должны быть! Только попросить надо нормально.
  -Так что - на Дубровку?
  -На Кижму!
  -Заткнись, Сокол!
  -И я на Кижму хочу!
  -Так, давайте голосование устроим!- решил Ромка.- А то вы до завтра орать будете, а мне еще к Борку идти. Кто за Кижму - подняли руки! Так, а теперь кто за Дубровку.
  Альке было все равно, ни там ни там он еще не был, только и успел узнать от пацанов что Борк та-кие походы даже зимой устраивает. На лыжах, а то и на снегокатах. Здорово...
  Увидел, как Ромка поднял руку "за Дубровку" и сам проголосовал так же.
  -Все, Дубровка!
  -Ура-а-а! Понял, Сокол? Мы вас сделали!
  -А я что - против? Дубровка тоже ничего, только берег там не очень...
  -Зато - скалы!
  -"Только чер-рные горы знают точно, кто будет сильней, кто окажется прав, кто прикроет собою друзей..."
  -Все, Дегтярев, шуруй к Борку, а то звонок скоро!
  Алька пошел вместе с другом.
  -Ром, а ты в походе был уже, да?
  -На Кижме был в том году. И зимой ходили. Зимой классно!
  -Не холодно?- засомневался Алька
  -Да ну! Нормально, мы же одетые. Сначала все на лыжах учились ходить, норматив сдавали, а по-том уже в поход. Знаешь, нам еще такие сигнальные ракеты давали, ну если вдруг кто заблудится. Я на обратном пути одну запустил. Красивая!
  - А от Крокодила не влетело?
  -Не-а. Тогда с нами Борк ходил.
  Борк на часы поглядывал нетерпеливо. Неужели еще не выбрали?
  -Разрешите, господин директор?
  -Разрешаю. Ну что?
  -Дубровка!
  -Простые маршруты не для вас? Ну ладно. Тогда точно с ночевкой придется.
  -Ура!
  -Дегтярев, бери ключ от склада, будешь Геннадию Борисовичу помогать.
  -И я буду!
  -А ты, Травушкин, бегом в магазин! Вот по этому списку все купишь. Там рядом будка телефон-ная есть, матери позвони.
  -Зачем?
  -А чтоб не волновалась. От общеимперского я вас обоих на сегодня освобождаю. Вот - занесете Клаусу записку. Все, свободны.
  Выскочили за дверь, даже не прикрыв, как следует.
  -Ух ты, Алька, во повезло!
  -Чего?
  -Да я работу над ошибками не сделал, думал щас мне Дракула лебедя влепит!
  Борк усмехнулся и щелкнул замком. Дракула...Это же надо так воспитателя обозвать! Впрочем, он и сам Артура Джеронима Клауса недолюбливал. Было в нем что-то скользкое, отталкиваю-щее...С начальством держался Клаус вежливо, учебные планы всегда у него в порядке были, и к знаниям не придраться, но вот в поход с курсантами либо сам Борк, либо Генка шел. В походе всякое может случиться, доверять должны ребята тому, кто ведет. Генку вон хоть и обзывают Крокодилом (да он и сам это знает), зато доверяют. Эх, если б не это свидание с крутобедрой тол-стушкой Любой, сам бы Борк в поход отправился!
  У Любы, Генка говорил, двое - мальчик и девочка. Конфет им взять, не забыть...Может, игрушку какую? Надо Альку спросить, чем современные семилетки увлекаются. А у Клауса вроде бы в ми-нистерстве лапа лохматая, даже удивительно чего это он с такими рекомендациями в военное за-ведение пришел. Престижно - да, но звания здесь с большой неохотой дают. И на пенсию можно капралом выйти...Или ему деньги так нужны?!
  
  Алька даже с Борькой успел повидаться. Тот, узнав, попросил жалобно: "А мне с вами ни-как нельзя?" "Никак. Борк посторонних не пускает"- вздохнул Алька и добавил поспешно " Да ты не думай, я дорогу запомню, и мы в эту Дубровку сами махнем! Хочешь? Я, ты, Ромка?" И Борька согласился, про себя подумав, что можно весь двор так вот прихватить - еды взять, квасу, спаль-ные мешки, ну и взрослого какого-нибудь для компании, чтобы родители точно отпустили. Ромка в это время учился ставить палатку. Крокодил и раньше ему показывал, да все не выходило как-то. А на заднем дворе, когда никто не смотрит и не подбадривает, получалось лучше.
  -...Ромк, а мы далеко поедем?
  -Не очень. Спи давай, завтра вставать рано.
  -А сколько остановок? Ромка? Ром! Спишь уже, что ли?
  Алька переживал, что завтра его укачает. На виду у всех, как детсадовца! Хоть бы обошлось...Эх, лимон надо было купить на рынке! Если его без сахара съесть - точно поможет...А может и правда ехать недалеко? Когда в Белоозерск ехали, тоже на поезде, не укачивало, но тогда Алька всю до-рогу лимон грыз....Так и заснул в раздумьях, а утром не до того было, потому что поднял их Кро-кодил, поминая всех настоящих и придуманных животных.
  -Ну что, кенгуру астраханские, рюкзаки проверили?
  -Так точно, господин сержант!
  -Смотрите, чтоб все взяли! Не халтурить! Сухпайки не грызть! Гаржиновский, крысохвост ты мо-ченый, я что - для глухих говорю?! Клади брикет обратно, из него на привале каша будет! В ше-ренгу по двое - становись! Шагом марш!
  Во дворе спросил сурово:
  -Больные-нездоровые есть? Учтите, в горах вас лечить некому! Лучше сразу оставайтесь, герои!
  -Есть...
  Хмуро потупившись, из строя вышел Гвоздь.
  -Гвоздев? Что у тебя?
  -Башка трещит, господин сержант. Раскалывается.
  -Давно началось?
  -Вечером еще...
  -Ну ладно, что ж поделаешь. Оставайся, Гвоздев. Хватит еще на твой век походов. Рюкзак в спальню отнеси, потом разберешь. В медсанчасти был?
  -Нет.
  -Сходи обязательно. Все? Больше жалоб нет? Вперед, орлы!
  "Я бы ни за что не признался!"- подумал Алька, оборачиваясь. "Подумаешь, голова! Поболит и перестанет!"
  Гвоздь на отряд даже не посмотрел. Брел к корпусу - такой понурый, на себя не похожий, что Алька насчет признания передумал. Вдруг и, правда, серьезное чего? Эх, не повезло пацану, кто же перед походом болеет!
  На вокзал прибыли за пять минут до отправки поезда.
  -Господин сержант, а в ларек можно?
  -Обойдешься, Гаржиновский. Сейчас поезд подойдет.
  -Так я быстро!
  -Ага, в шестом отряде тоже такой оголодавший был. Дауров фамилия, не слыхали? Все стоят, а он за шоколадкой рванул...
  -Ну и что?- заинтересованно спросил Фелька.
  -Ну и то. Поезд подошел, все сели и уехали, а Дауров с шоколадкой так и остался.
  Испуганный Фелька вздохнул и затих, хотя и прикинул, что до ларька минуты две идти, не боль-ше. Он бы успел. И поезд бы услышал. Ладно, должны же в этой Дубровке любимые батончики продаваться! Или хотя бы те, что с орехами и изюмом...
  Пять минут уже прошло. Прошло и десять. И народу на перроне заметно прибавилось.
  -Да где ж этот поезд?- суетилась бабка с двумя бидонами. - Где же он, треклятый?! У меня так и молоко все поскисает! И базар отойдет!
  -Никогда не опаздывал...
  -Может, случилось что?
  -Начальника бы шумнуть да у него и спросить...
  -Скажет он тебе, как же!
  -Нет, граждане, ну это чересчур! Я на работу опаздываю!
  -Все опаздывают... - философски заметил красноносый дядька в женской кофте на голое тело.- Не шуми, браток...А то - пивка дернем со мной, ага? Я, правда, на мели засел, вчера, понимаешь, ро-жденье отмечали...
  -Какое пиво! При чем тут вообще пиво! Мне отчет сдавать!
  -Ленка, куда пошла! А ну не болтайся по путям!
  -Баба, я пить хочу!
  - Молочка вот нехай попьет! Будешь молочко, внуча? Подходите, родимые, свое, свежее! Утреч-ком доила! За пятачок бутылка, в свою посуду-трешник.
  -Вы чего тут, гражданка, базар устроили?!
  -О, полиция!- развел руками дядька. - А почему это поезда нету, а? Люди ехать хотят!
  -Базар?! Где он, твой базар! На него ж и еду, а то куда! Не на танцы, чай!- затараторила бабка, принимая от покупателей мелочь.- Ты мне скажи, чего добру пропадать? Где такой закон написан? Пускай себе пьют на здоровье!
  -Господин сержант, а может я за шоколадкой? Я быстро!
  -Люди ехать хотят!
  -Молчи, Степка! Напился уже с утра! Тебе-то куда ехать в таком безобразии?!
  -А никуда! Я за справедливость страдаю!
  -Кофту-то у Сергеевны спер, глаза твои бесстыжие?
  -Отряд, стоять, не расходиться. Сейчас все узнаем.- Спокойно сказал Крокодил.
  Но идти ему никуда не пришлось. Закашлялся, захрипел приемник на столбе и выдал казенным голосом:
  -Граждане пассажиры! Пригородный поезд номер 23, Мариенбург - Дубровка, опаздывает на час. Повторяю, поезд номер 23, Мариенбург - Дубровка опаздывает на час...
  -Твою мать!
  -Не выражайтесь, гражданин! А еще в шляпе!
  -Да у меня отчет горит!
  -А у меня трубы! А пивко тут знатное...Пойдем, а? С горя ж!
  Курсанты сели на длинные скамейки.
  -Господин сержант...
  -Беги уже, Гаржиновский!
  -А мне можно? Я быстро!
  -Что, Аверченко, тоже оголодал?
  -Да нет, я лимонаду купить хочу...
  -Идите куда хотите, только в пределах видимости чтоб были. Ясно вам?
  Алька никуда не пошел. Куда интересней было слушать, почему поезд опаздывает. Столько вер-сий! И главная, зловещим шепотом передаваемая, - мол, это гриндальцы рельсы заминировали. Якобы разговор железнодорожников кто-то подслушал.
  -Ромка, а чего у тебя в сумке?
  -Палатка, еда, компас...
  -Ух ты! Где взял?
  -Крокодил дал на время. Будем стороны света определять.
  -Покажи, а?
  Ромка наклонился и начал рыться в сумке.
  -Сейчас, сейчас, погоди...да где он? Блин, нету...
  -А в другом кармане?- встревожено спросил Алька.- Смотрел?
  -Ага, посмотрю...Тоже нет!
  -И сбоку?
  -Да там не карман, это только для вида!
  -И че делать?
  -Не знаю... - хмуро ответил Ромка. - Крокодил же убьет!
  -А дырки у тебя нигде нет?
  -Не-а.
  -Значит, не потерял. Ромыч, ты вспомни точно - куда ты его вечером дел? Может, давал кому?
  -Точно! Точняк, Аль - давал! Ленька просил, Харламов!
  -А потом?
  -Потом...потом я его в сумку положил...кажется...
  -А мне кажется, что ты его на тумбочку положил!
  -Погоди, Алька, я щас!
  К Крокодилу подходил Ромка несмело, долго вертелся вокруг, ожидая пока тот сигарету докурит.
  -Чего тебе, Травушкин? В ларек? Иди, все равно поезда нет.
  -Нет. Не в ларек. Мне бы это...
  -Туалет за углом.
  -Да нет! Геннадий Борисович, я ваш компас забыл...нечаянно....
  -Как - забыл?!
  -Ну в спальне, на тумбочке...я случайно...
  Сейчас Ромке и впрямь казалось, что компас оставлен именно на тумбочке. Он вроде бы даже ви-дел его - в синем корпусе, с надписью на боку, лежащим рядом с книжкой про пиратов и недое-денным яблоком. Видел потому что слово "потерял" совсем не выговаривалось.
  -Ну, Дегтярев, жук шестикрылый! От кого-кого, а от тебя не ожидал! Что у тебя вместо головы - решето дырявое? Забыл он... Значит так - мне сам начальник сказал, что поезда еще полчаса не будет, так что бегом в корпус! Дорогу хоть знаешь? Ну вот, времени тебе за глаза хватит. Вот тебе от спальни ключ, его хоть не потеряй! Да на два оборота чтоб закрыл, понял?
  -А...
  -Ты еще здесь? Бегом, медноголовый!
  Ромка и впрямь от вокзала бегом припустился, так и не рискнув попросить, чтобы и Алька с ним сбегал. Бежал до остановки, там на трамвай сел, а до корпуса - опять бегом, только сандалии по тротуару щелкают. А в голове история про злополучного Даурова вертится. Не опоздать бы! Крокодил сказал - времени хватит, ну а вдруг! И сумка там осталась, и Альке ничего сказать не успел....Перед зданием корпуса дыхание перевел. Пока по коридору шел, мысли уже о другом бы-ли - вдруг ошибся? Вдруг компаса и в спальне нет? Тогда лучше опоздать, чтоб подольше Кроко-дилу на глаза не показываться.
  В коридоре - тишина. Непривычно так...Даже ночью шума больше - кто храпит, кто сто-нет, кто, босыми ногами шлепая, в туалет пробирается. А тут день - и тишина. Ни звука. Сам Ром-ка старался идти потише, чуть ли не на цыпочках. Вот если бы Алька тут был - другое дело! С ним и покричать можно было б, и вниз по перилам съехать. А одному почему-то ничего не хочется.
  Дверь в спальню почему-то открыта. И звуки оттуда непонятные- то ли стоны, то ли всхли-пы.
  Тихо подошел Ромка, заглянул и оторопел. Компас действительно лежал на тумбочке, только не до него уже было мальчишке. Ноги к полу приросли от увиденного. Кое-как отвел взгляд, за дверь скользнул. Видели? Вряд ли. Так же на цыпочках - в конец коридора, до самой ле-стницы. Казалось - сердце стучит на весь корпус, сейчас выдаст! Остановился, перевел дыхание - и бегом, мимо ларьков и турника, по аллее, туда, где Борк живет, хорошо хоть был у него пару раз - запомнил. А в глазах стыдное, мерзкое, такое чему и названия нет. На всю жизнь запомнит Ромка голого Гвоздя и дергающегося на нем Клауса. Поразило, что Гвоздь не вырывался, не кричал - лежал обреченно, руками в подушку вцепившись. А Клаус сопел, дергался, и был одет в тот же черный костюм, только вот штаны даже не сняты - спущены небрежно.
  Кое-что Ромка, конечно, понимал. Не маленький. Еще когда с отцом жил - всякого наслу-шался. Но, влетев прямо в обуви к Борку, выпалил сбивчиво:
  -Скорей! Там...Клаус Сашку....Скорее!
  Не выговаривалось постыдное, но Борк и так понял - кружку с чаем отставил и как был - в шортах и дырявой майке - в корпус рванул. Эх, не зря свидание с Любой накрылось! Дочка у нее заболела, с температурой лежала, тут уж не до романтического ужина. Чаю с тортом попили, и вернулся Борк ни с чем. Что там, в корпусе?! Драка? Избиение? Что?! Ромка бежал, не отставая. Подбегая, подумал - а вдруг не успели? Вдруг ушел уже Клаус? И ведь ничего не докажешь, толь-ко слова Ромкины несвязные останутся.
  Не опоздали. Собственными глазами увидел Борк Гвоздя - уже на коленях стоявшего. И Клауса увидел тоже.
  -Подонок!
  Упал Клаус, еще ничего не поняв. А потом увидел Ромка, как глаза у него из затуманенных обычными сделались. И страх в них - дикий, отчаянный, и пальцы трясутся, и штаны все никак за-стегнуться не могут.
  -С-симон, погоди, я....
  -Скотина! Ублюдок! Убью, гад!
  Гвоздь метнулся в угол. Скорчился там, съежился, лицо между коленей спрятал.
  На тумбочке Гвоздя - две голубоватые бумажки. Двести рублей. И десятка сверху.
  -Я объясню! Он сам! Сим, не надо!
  По черной ткани кровь растекалась сырыми пятнами. В полную силу бил Борк, а Клаус даже не сопротивлялся - только убегать пытался.
  В коридоре настиг его Борк.
  -Стой, урод!
  Упал Клаус- это его и спасло. Лежачих Борк не трогал. Ногой пнул в бок, уже остывая, на Ромку оглянулся.
  -Сгинь, падаль, с глаз, чтоб тобой тут и не воняло!
  Сел на стул. Долго из пачки сигарету тянул, будто это сейчас самым важным делом было.
  -Так, значит....Дегтярев, ты как вообще здесь очутился? Вы же в походе?
  - Поезд опоздал, на час...а я компас потерял, Крокодил сказал - беги, успеешь... Вот он, компас.- Зачем-то добавил Ромка.
  -Так тебя Генка ждет?
  -Ну да, наверно...
  -В моем кабинете в столе рация. Неси сюда. И графин прихвати. И аптечку там поищи, в нижнем ящике. Если нет - значит на подоконнике, за занавеской. Донесешь?
  -Конечно!
  К углу Борк не стал подходить.
  -Ну что, Саша...- сказал он тихо. - В полицию звоним?
  -Не надо!
  -Как - не надо? Да его же на десять лет за такое!
  -Не надо! Пожалуйста...
  -Смотри сам, тебе решать. Скажешь - заводим дело. Нет - я эту мразь выкидываю к чертовой ма-тери, и ребят еще попрошу с ним потолковать. Ты не волнуйся, он тебя больше не тронет. Никого не тронет. Я бы, конечно, в полицию...
  Гвоздь поднял голову.
  -Не надо. Там же это...рассказывать все надо?
  -В общем-то, да... - растерянно пробормотал Борк.
  -Не буду! Никому! Слышишь?!
  -Тихо, Саша, ну нет, так нет.
  -Я в окно выкинусь, если полисы придут!
  -Все, все, никуда никто не придет, обещаю! Давай графин, Рома!
  О стекло вызванивали зубы, и вода больше на пол лилась. За затылок держал Гвоздя Ромка, чтоб тот не захлебнулся.
  -На вот, выпей...
  -Зачем?
  -Пей, Саня, пей...вот так, молодец.
  Таблетку сглотнул Гвоздь, и снова пил воду - сначала жадно, а потом будто по привычке.
  -Все, хватит, - отнял графин Борк.- Рома, посиди с ним пока.
  Рация хрипела простуженным мамонтом.
  -Прием! Гена, ты? Я. Слушай - Дегтярев у меня, понял? У нас ЧП. Да жив он, жив! Здоровей меня! Потом. Все потом, Гена, значит, слушай меня внимательно. Ты ребят дня на два увезти сможешь? Еды хватит? А деньги есть у тебя? Если чего не хватит - покупай, возмещу. Да. Все, договорились. Отбой.
  -Так, Роман, про то, что видел - никому ни слова, понятно?
  -Да.
  -Даже Травушкину. Вообще никому, ясно!
  -Ну что я - маленький?!
  -Надеюсь, что нет. Саш, ты идти-то можешь? Как ты? Может, скорую?
  -Н-нормально... - выдохнул Гвоздь, с трудом слова выталкивая.
  -Ну, выходи тогда. Пойдем ко мне, поговорим. Ром, ты погуляй пока, ладно?
  В кабинете разревелся Гвоздь, и Борк утешал его неумело, гладя ладонью по напряженной спине. А Гвоздь...да какой он там Гвоздь, запуганный мальчишка ревел уже без слез, без голоса, выгибаясь в истерике. И трясло его всего, и укусить он пытался Борка, а потом затих так внезапно, что испугался Симон. Глянул - дышит пацан, ну и слава Богу. Еще таблетку дал - сильное успо-коительное, но ему сейчас в самый раз будет.
  -Можно уже?
  -Спит.- Вместо ответа сказал Борк, бережно положив Сашку на диван.- Ты с ним побудь, ему сей-час одному нельзя. А я эту падаль поищу...
  Клаус далеко не ушел. Он еще надеялся, что как-нибудь все уладится. Ну, наорет на него Борк, может даже ударит еще раз...
  Борк даже голоса не повысил. Спокойно сел за стол в кабинете Крокодила и протянул Клаусу до-кументы.
  -Свободен.
  -Что?!
  -Чтоб к вечеру ноги твоей тут не было.
  -Сим, да ты не так понял, все ж добровольно... - начал было Клаус, но встретившись с холодными лазами Борка - осекся и замолчал.
  -А это что?!
  -Характеристика.
  -Ты чего написал?!
  -А что - правду надо было?
  -Сим, ну перепиши! Куда мне с такой бумажкой - в дворники?
  -Я тебе, скотина, не Сим, а господин капрал!
  -Так, да? А ревизию не хочешь?- обозлился Клаус.- Генеральную?
  -Я твою родню не боюсь! Насылай! Или у тебя в штабе не родня, а такие же подонки?
  -Это уже мое дело!
  -Короче, так - до вечера тебе время на сборы. Не уйдешь - вынесут.
  Борк отвернулся. А Клаус комкал в руках характеристику, поставившую на военной карье-ре жирный крест. "Грубое, неоднократное пренебрежение дисциплиной, опоздания, в состоянии алкогольного опьянения поднял руку на старшего по званию..." Это у него-то! Чертов мальчишка! И ведь добровольно же, правда...ну в третий раз точно все по согласию было, и от денег никогда не отказывался...
  -Убирайся. Чего ждешь?
  Из-за мальчишки, сопляка безродного! Да кто он ему? Сын? Брат? Может, на деньги намекнуть? Нет, такие фанатики деньги не берут, тем и опасны. Ничего, еще увидим, кто в дворники пойдет! В Генштабе не все такие идеалисты, уж Клобуков-то, покровитель давний, должен понять! Глав-ное - в полицию не сдал, ума хватило не выносить сор из корпуса. А ничего был мальчишка, правда, вначале бесчувственный какой-то, как дерево, зато учился быстро, и сопротивлялся в ме-ру - так чтоб подчинять было слаще...
  Борк мыл руки - тщательно, до боли пемзой натирал.
  -Ну что, Рома, спит?
  -Ага.
  -Вдвоем дотащим. - Решил Борк.
  -Куда?
  -Домой ко мне. Я в округ позвонил, обещали нового преподавателя прислать. А пока у меня пожи-вете оба. Не в кабинете же вас оставлять?
  -Так я ж к деду могу, Симон Аркадьевич!
  -Да?
  -Конечно!
  - Давай тогда к деду, если хочешь. А то и у меня оставайся. Только...
  -Понял, понял - молчу как рыба! Значит можно? Завтра приезжать, да?
  -Послезавтра. Завтра все равно занятий не будет. Тогда я Сашку и сам дотащу...
  -Куда?- подскочил Гвоздь, ничего спросонья не разобрав. - Не надо! Не пойду!
  -Ко мне - не пойдешь?- удивился Борк.- Не выпендривайся, Саня. Разносолов не обещаю, но обе-дать тебе уже пора.
  -Так я пошел?
  -Давай, Дегтярев.
  Как равному, пожал ему руку Борк.
  -Григорию Власовичу привет от меня.
  -Ага! Пока, Сань.- кивнул Ромка Гвоздю.
   И тот кивнул - неуверенно, не зная еще как себя вести с бывшим врагом, и не кроется ли издевка за таким дружелюбным тоном. Ведь не будь Дегтярева - так и носил бы в себе Сашка по-стыдную тайну. А Борк? Клаус в последнее время еще и на друзей намекал, в гости звал на какую-то дачу, и понимал Санька, что отнекиваний его осторожных ненадолго бы хватило.
  
  Вечером Сашка Гвоздев сидел в любимом кресле Борка, ел яичницу с вареньем и все-все рассказывал. Борк останавливал было, боялся - не рано ли, но Сашка первый раз в жизни не от ма-тери, не от бабушки - от чужих почувствовал заботу. И торопился он выговориться, сбросить не-детскую свою боль, да и забыть о ней. Борк уже и не перебивал, только кивал понимающе и думал про себя: "Мать честная, да как же он жил с этим? А мы-то его чуть ли не бандитом считали, вос-питатели хреновы!"
  Началось все год назад, тогда у Харламова кошелек пропал, а в кошельке - годовая плата за обучение, Ленька ведь не по сертификату учился, а просто за деньги. В понедельник пришел из увольнения - точно был кошелек, а потом после физподготовки стал переодеваться и подозри-тельно легкими показались вдруг штаны...Так и сидел мальчишка в раздевалке, ничего не сооб-ражая, а потом к Борку кинулся. Курсанты уже на уроке сидели. Что было-то? Как раз общеим-перский и был.
  Борк тогда устроил допрос, сказал - мол, кто сам сознается - тому ничего не будет. А Кла-ус смотрел на Гвоздя, не отрываясь. И неуютно было Гвоздю под этим взглядом, ерзал он, глаза опуская, хотя на самом деле не брал он этот кошелек, правда же не брал!
  Вечером, перед сном, в спальню зашел Клаус, небрежно бросил: " Гвоздев, ты свободен? Пойдем поговорим". Пошли. В кабинет зашли, вообще-то кабинетом Клаус редко пользовался, но был он ему положен, как преподавателю, а там пользуешься или нет - твое дело.
  -Догадываешься, о чем разговор?
  -Нет...
  - Гвоздев, ну хватит дурака валять. Ведь ты же взял? Сознавайся, на том и покончим.
  -Чего я-то сразу?! Что Гвоздев - хуже всех на свете, да?! Не брал я! Хоть обыщите!
  Это любимая присказка Шерифа была, и Гвоздь ее перенял.
  -Ну почему же - хуже... - тихо сказал Клаус.- А обыскать....думаешь, не смогу? Давай, Гвоздев, выворачивай карманы, - скомандовал он вдруг решительным тоном.
  -Да пожалуйста!
  Гвоздь выложил все, думая что препод еще тупее, чем кажется. Кто же краденое в кармане носит! Если по уму, если бы он, Сашка, тот лопатник притырил, так закопал бы где-нибудь во дворе под деревьями, да и тратил бы не сразу, даже не в первое увольнение...
  Клаус, наверное, подумал о том же.
  -Все?
  -Все!
  -Где же ты их спрятал, а, Гвоздев?
  -Да не брал я!
  -Майку снимай. Снимай, говорю! Вы, блатота, мастера прятать!
  От приказного тона растерялся Гвоздь, и снял сначала майку, потом штаны. Стоял в одних носках и трусах, поеживаясь от холода. Клаус для вида по карманам пробежался, затем на Гвоздя глянул.
  -Ну что - нашли?- злорадно спросил Гвоздь.
  -Нашел.
  В руках у Клауса- бумажник Ленькин, с наклейкой в верхнем углу. Как он туда попал?!
  -Это не я!!! Это вы сами!
  -Да ну? А ты докажи, - предложил Клаус, приближаясь к мальчишке. - Докажи, Гвоздев! Это я у тебя в кармане нашел и только по доброте душевной полисменов не позвал, понял? А документы- то забрать придется, это если б сознался - тогда да, а так - отчисление...у тебя ведь и с учебой не-важно?
  Гвоздь уже ничего не понимал. Нет, понимал одно - его подставили. Зачем? Для чего Клаусу его выгонять? Ну, хулиганит, ну двойки хватает, так он один, что ли?! Плевать бы на корпус- бабушка расстроится, она так гордилась, когда Гвоздя приняли, сама с Борком ходила разговаривать...
  - Чего я вам плохого сделал?!
  -А ничего. Ничего, Сашок.- улыбнулся Клаус.- Ты пацан стоящий, не то, что эти сопляки.
  Он положил руку на плечо Гвоздя - будто свой, будто Шериф или Буня. Даже голос поменялся.
  -И учеба- фигня, разберемся. Пива хочешь? Да не дрожи ты!
  Ошарашено смотрел Гвоздь, как преподаватель льет в два высоких стакана заграничное пиво.
  -Будешь? Пей, не стесняйся!
  За штанами Гвоздь потянулся, опасливо на Клауса глядя. Может, и пиво- подстава, чтоб верней из корпуса выгнать?
  -Брось ты эти тряпки!
  -Так холодно ж...
  -Держи! А свое в стирку отдай, от него же несет как от помойки!
  Кутаясь в широкий халат, думал Гвоздь обиженно: "Ишь, чистюля какой нашелся! Ну, лазили на стройке с Буней, карбид тырили, только на стройке вонять вроде нечему..."
  -Пей, Саня!
  -А вы потом Борка позовете?
  -Дурак! Это же проверка была, нормальный ты пацан или тряпка...Пей, такое в ларьке не купишь.
  Пиво было двухслойное - слой темный, слой светлый, и в бокале цвета почему-то не перемешива-лись.
  -Ну, будь здоров!
  -Ага.
  -Погоди-ка, я сейчас.
  Из сейфа достал Клаус шоколад, копченое мясо в упаковке и желтый ноздреватый ломоть сыра.
  -Закусывай, Саня, а то развезет. Ну как пиво?
  -Ништяк!- промычал Гвоздь, кусая мясо.
  Пиво действительно было классное, и в голову почти сразу ударило. Но об этом не думал Гвоздь, уже с охотой бокал подставляя.
  -Капрал, а...
  -Брось ты это! Вместе пьем - какой я тебе капрал?
  -А как?
  -Артуром зови, разрешаю.- расслабился вконец Клаус. - Не при всех понятно...Можно еще проще - Арт. Не в напряг тебе?
  -Да нет, нормально.
  Гвоздь уже улыбался беспричинно, и Клаус казался совсем свойским. И чего его Дракулой назва-ли? Вон он какой классный...и пиво у него что надо, Шериф бы таким сроду не поделился.
  -Здорово сидим, Сань! Жаль что недолго...
  -Почему это?
  -Да тебя же в корпусе искать будут, отбой ведь...
  -Кто искать? Арт, не грузись!- отмахнулся Гвоздь, чуть не опрокинув бокал.- Ник-кому я там на-хрен не нужен...спят уже все...
  - Отлично! А за оценки не волнуйся - исправим. Завтра же...Хоть пятерку, хоть шестерку поста-вим. Со мной дружить надо, Саня, я своим помогаю.
  Рука Клауса как-то незаметно Саньке на плечи легла.
  -Так я за тебя тоже! Только скажи! Классный ты, Арт, а я думал- зверь... - признавался вконец за-хмелевший Гвоздь.
  - А тебе что - звери больше нравятся?
  -Да ну!
  -Всякое бывает...- хмыкнул Клаус.- Ты, Санек, честно скажу, тоже классный. И понятливый...
  Рука с плеча на колено переместилась.
  -Эй, ты чего? - бормотнул Гвоздь, чувствуя, как голова начинает кружиться.
  -Что? Я ничего, Сань, я так...
  Гвоздь попытался, было встать, но упал на диван. Ноги почему-то не слушались. А в голове на-оборот, прояснилось. И про кошелек стало понятно, и про пиво.
  -Не надо! Арт, не надо! Ты чего!
  Халат развязался легко. И Клаус уже стаскивал с себя рубашку.
  -Тихо, Санек, не шебуршись...тебе понравится...
  -Не надо!
  -Чего ты как маленький?- грубо спросил вдруг Клаус.- Не в первый же раз!
  Санька застыл, уже не крича, не сопротивляясь. Откуда он узнал?! Откуда?! И кто еще эту по-стыдную тайну знает?
  -Я же осторожно, балда...Сам потом просить будешь. Ну, иди сюда, Санек, хороший мой...только не брыкайся...я быстренько...
  То ли от пива, то ли еще от чего, но боли Гвоздь почти не чувствовал. А "быстренько" растяну-лось на всю ночь. Пиво пил Гвоздь уже намеренно - чтоб еще больше отупеть, чтоб не соображать, не чувствовать жадных рук, проникающих везде. И губы...и в паху будто шар огненный разраста-ется, а потом от этих губ Гвоздя будто подбросило на кровати, выгнуло, а Клаус прижимал его к дивану и шептал успокаивающе "Ну я же говорил, что понравится...теперь ты мой, понял? Весь мой, с потрохами, и все у нас будет как надо, а пикнешь кому - убью!"
  -Кто знает? - спросил Гвоздь, обреченно смотря в потолок.
  -Никто. И не узнает, не бойся. Ты мне самому нужен.- Хохотнул Клаус, и уже деловито добавил:- Одевайся, рассвет скоро. На занятия не ходи, отоспись, я скажу что ты болеешь.
  В глазах у Саньки - пустота безмерная.
  -Погоди, на вот таблетку, чтоб запаха не было. Эй, ты вообще как - живой?
  За плечи Клаус его тряс, будто тряпичную куклу.
  -Живой.
  -Хорошо. Ты это...не переживай. Все нормально же, со всеми бывает. Нормально же, а?
  В спальню Сашка вошел не таясь, но его никто не заметил. А проснувшись уже к обеду, нашел он в кармане сотенную бумажку.
  -...Кошелек-то нашелся, помните?
  -Помню. - Ответил Борк тихо.
  -Так это он же его и подбросил.
  Хотелось скомкать эту сотню, порвать ее на глазах у Клауса, ударить его, убить даже, сбежать из корпуса...Но через два дня Клаус снова появился в спальне. Ночью уже, все спали, а он пришел. Разбудил Гвоздя, махнул рукой в сторону двери - пойдем, мол. И Гвоздь пошел. Шел, будто ма-рионетка - без чувств и голоса, а в голове крутилось только: " Не в первый же раз...не в пер-вый...чего уж теперь..."
  Потом он даже привыкать стал к Клаусу. Тот был разным - иногда заискивающе-добрым, иногда жестоким, но и тогда знал уже Гвоздь как себя вести, чтобы все поскорее закончилось. Но злоба, не выливаясь на Клауса, на других, благополучных и сытых, выплескивалась.
  Больше всего Борку хотелось сейчас погладить Сашку по голове, но медлил он, боясь, что этот жест не так понят будет. Чертов Клаус! Не только тело - душу мальчишке испохабил! Теперь-то он как будет? Одна надежда на корпус да на то, что позже девчонка хорошая попадется.
  Не выдержал - обнял все-таки, к себе прижал. И дернулся Сашка, забился, выкрикивая что-то, но Борк его не отпускал, на ухо шептал все, что в голову приходило, а что - и не помнил потом. Успокаивал, как собственного ребенка, которого не было. Пора бы...Уже пора- своего-то, хотя бы и с Любой, а те двое не помеха. Да только хватит ли сил и времени на всех?
  Кое-как успокоился Гвоздь, воды попросил. Пошел Борк за компотом, а когда вернулся- спал уже Сашка прямо в кресле, ноги к груди поджав. Уже не ребенок, еще не взрослый - подрос-ток, к которому жизнь не спешила светлым и чистым обликом поворачиваться. Сколько же их - таких неприкаянных... В пятом отряде у каждого свой ночной кошмар, своя боль. И он, Симон Борк, за них в ответе. Не только за то, чтоб сыты - одеты были, не за знания даже, а за души дет-ские. И то, что такая гнида как Клаус в корпус проникла - Борка вина. Нечаянная, но от того ни ему, ни Сашке легче не станет...
  
  Через день в пятом отряде уже был новый преподаватель. Был он однофамильцем великого конструктора- Стоун. Дмитрий Стоун. Молодой еще, только после института, успел на практике поработать в Западном филиале корпуса и отзывы привез самые благоприятные. Но не на бумаги смотрел Борк, а в глаза новичка, будто спросить хотел: " Ты-то не подведешь? Не опозоришь кор-пус?" И хотя знал, что только со временем это понять можно, Стоун Борку понравился.
  -А это, Дмитрий Васильевич, ваш кабинет.
  -Можно и без отчества.- улыбнулся Стоун. Улыбка у него была совсем мальчишеская, открытая. И серьезный Борк улыбнулся в ответ, сбиваясь с официального тона.
  - Ну, тогда и меня Симоном зови. Диван и стол в кабинете есть, а там уж твое дело, что поставить. Бывают и ночные дежурства, или там вечеринка какая - у нас привыкли всем коллективом празд-ники отмечать. Жить на территории корпуса можно, дом я тебе сейчас покажу. Или ты квартиру снимать хочешь?
  -А если дом- это же дороже?
  -Наоборот. Не волнуйся, у нас никто еще не разорялся, даже если сильно хотел. А тут вот, в пап-ках, дела личные. Возьми, ознакомься. Отряд, конечно, не сахарный, это я тебе прямо говорю. Ты на них особо не жми, но и спуску не давай, а то любят они, черти, новеньких на слабину брать...
  -Не напугаете.- Хмыкнул Стоун, открывая первую папку.- Я, Симон, шестой ребенок в семье, меня и к настоящим чертям без обеда бросать можно.
  -Шестой?!
  -Да родители фермеры были, там с этим проще.
  -А я вообще детдомовский.- Признался вдруг Борк.- Ты это, Дима...может, чаю хочешь?
  -От кофе бы не отказался.
  -О! Еще один кофеман! Пожалей мою седую голову, не говори, что и ты только молотый пьешь!
  -Я - всякий, лишь бы был.
  -Ну, с Генкой вы точно сойдетесь! Он, охламон, даже кофеварку с собой таскает.
  Сели в кабинете Борка, застелив стол клеенкой. Дмитрий открыл портфель и вытащил оттуда пла-стмассовый лоток.
  -Котлеты. Будете?
  -Буду. Я сегодня в столовую так и не ходил.
  Котлеты вместо ожидаемых полуфабрикатов оказались настоящими - большими, с чесноком и кружком лимона сверху.
  -Ну как?
  -Ммм....Это ты что - сам сделал?
  -Я кроме супов да картошки никаких изысков не умею. Вика сварганила, она у меня по котлетам ас.
  -Хорошая у тебя подружка.
  -Жена.- Скромно поправил Дима, отхлебывая чай.
  -Да когда ж ты успел?
  -А чего тянуть?
  -И то верно. Детей-то нет?
  -Вика хочет уже, да с деньгами туговато.
  И вновь Борк прикинул, что у него-то с деньгами порядок вроде...не богач, но на семью хватит, да и жилье есть, чего тянуть. Шестеро детей, надо же! Только у фермеров так бывает, городские дев-чонки больше трех никогда не рожают...
  Посидели, поговорили хорошо так, а утром корпус снова голосами детскими наполнился. Вот он, пятый отряд - чумазый, с горящими глазами и дово-ольный!
  -Ну, как отдохнули?
  -Классно!
  -Здорово!
  -Господин директор, а Бакулин штаны сжег!
  -Как это - сжег?!
  -А мы через костер прыгали, ну я и это...- признался Андрей, закрывая ладонями дырку.- Недоп-рыгнул. Чего мне теперь будет?
  -Расстрел будет за порчу государственного имущества. А в грязи почему - через лужи прыгали?
  -Так дождь же был!
  -Где?
  -В Дубровке знаете, какой ливень? Ууу! Ливнище!
  -Олимпийские игры они устроили...- проворчал Крокодил. - Спортсмены, блин! А на физкультуре с шестом прыгать не заставишь.
  -Давай, Ген, отправляй их мыться. А мы поговорим пока.
  Крокодил уже видел новичка. Искоса поглядывал, будто прикидывая - на завтрак съесть этого за-стенчивого или до ужина подождать.
  -Строиться, медноголовые! Шагом марш в ванную, и чтоб все блестели через полчаса как у ко-та...кхм...уши! А ты, Бакулин, к каптеру потом подойдешь за штанами.
  Ромка пристроился вместе со всеми. Слушал радостного Альку, а думал о другом - куда Гвоздь делся?
  -Я твой рюкзак принес! Мы его в камеру хранения сдали. А чего ты опоздал? Тебя Борк задержал, да?
  -Ага. Помочь там надо было срочно...перетащить кое-что...
  -А я ждал-ждал, потом у Крокодила спросил, он сказал что ты, наверно, в корпусе останешься. Ромк, а там горы знаешь какие? Я лазил! Мы с Валькой одной веревкой привязались! А в речке вода холоднющая, и мяч два раза уносило, а мы потом им в баскетбол...Ром, ты слышишь?!
  -Слышу.- Отозвался Ромка, увидев наконец Гвоздя. И он шел вместе со всеми, хотя ему-то точно купаться не надо было. Шел сзади, даже Туманов его обогнал.
  -Так чего там про баскетбол, Аль? А у тебя царапина на носу.
  -Да знаю я! Там шиповник, ветки, а мяч так ничего, а как ветер - улетает. Надо было настоящий взять, надувной фигня полная. Гаржиновский раз стукнет - он и улетел, а лезть боится.
  -И ничего я не боюсь! Там колючки просто.
  -Так, а мне что - не колючки? Надо было по мячу легонько стукать, а ты со всей силы. Там же воз-дух, он легкий! Эх ты, шляпа!
  -Да я и несильно вроде...- оправдывался Фелька.- Я ладонью и так, не кулаком же.
  -Пацаны, а у Бакулина и спереди дырка!
  -Да отвяньте вы! Забодали!
  -А Шурка вовсе не прыгал, так что?
  -Ромыч, вот жалко что тебя не было, там на скалах даже лежать можно!
  -Да видел я эти скалы, - равнодушно сказал Ромка. - Сто раз уже видел. Мелочь. Вот в Светлогра-де такая гора есть - на нее день лезть надо. Взрослым!
  -А ты что, был?
  -Читал.
  -Ну и я бы полез, подумаешь!
  -А давайте в другой раз у Борка в Светлоград отпросимся? Ну что, каждый год- Дубровка или Кижма...
  На самом деле Ромке совсем не все равно было. Он бы сам хотел - к скалам, вместе с Аль-кой прыгать через костер, играть в баскетбол надувным мячом, дурачиться и хвастаться полными карманами камней и ракушек. И когда шел в шеренге и купался потом, брызгая водой на ребят, ка-залось, что так все и было. Что был он в Дубровке, а тот кошмар просто приснился.
  Гвоздь купался отдельно, в кабинке. Он и вчера молчал, сторонился Ромку и Борка, будто жалея о своей откровенности. И Туманов ему не мешал. Двое теперь их было - отделенных.
  -Пацаны, а этот длинный - кто?
  -Может, родители к кому приехали?
  -Да не, комиссия, наверно. Видели, как на него Крокодил смотрел?
  После помывки - урок. История. И вместо Клауса Борк вошел в класс.
  -Так, курсанты, у меня для вас новость. Даже две.
  -Хорошие?
  -Помолчишь- узнаешь, Ступин. Так вот - капрал Клаус уволился и больше преподавать не будет.
  -И что - истории не будет?!- выдохнул Валька, уже готовый крикнуть восторженное "Ура"
  -Будет, - разочаровал его Борк, - Историю, общеимперский и остальные предметы будет вести ваш новый учитель. Познакомьтесь - Дмитрий Васильевич Стоун. В званиях разбираетесь, надеюсь?
  -Здравствуйте.
  -Здрасть!- дружно ответил пятый отряд.
  Двадцать семь пар глаз уставились на нового преподавателя. А тот спокойно смотрел на них. На первый свой класс. На тех, среди которых потом обнаружатся тихони и хулиганы, двоечники и от-личники, или просто сорвиголовы, которые и не хулиганят вроде, а покоя от них нет. А сейчас все притихли, все одинаковы. Сидят смирно, даже партой никто не скрипнет. В журнале под серой обложкой - фамилии и имена, чьим-то беглым почерком выведенные.
  -Ну что, курсанты, будем знакомиться?
  -Будем!
  -Отлично. Значит, я называю фамилию, а вы встаете. Поехали!
  -Аверченко!
  -Я.
  С ног до головы окинул Стоун ученика.
  -Садись. Алексеев!
  -Я.
  -Бакулин!
  Андрюха молчал, только улыбка по конопатой физиономии расплывалась.
  -Ты что, Бакулин, плохо слышишь?
  -Не.
  -А почему не отвечаешь?
  -А моя бабушка говорит, что "якать" нехорошо, - невинно глядя в глаза, сообщил Бакулин.
  Класс корчился в немом смехе, зажимая рты. Алька не выдержал - то ли фыркнул, то ли хрюкнул, и тут же под парту головой нырнул.
  -Вот как? Интересная у вас бабушка.
  -А то! Она и колдовать умеет!
  -Вот и хорошо, пусть ко мне придет. Я ей и записку напишу.
  -Зачем?!
  - А поговорить. Я, может, тоже колдовство люблю.
  -Вы?!
  -А что я - не человек? Пускай наколдует, чтоб у вас пятерки были, я только за.
  -Она...пятерки не может...- растерянно пробормотал Андрюха, пытаясь отыскать на лице учителя хоть искорку смеха.
  -Вот оно и видно, что не может...Значит, без колдовства исправим, да, Андрей? Договорились? Садись. Букреев!
  -Я...
  По классу гуляла пущенная Ромкой записка. На тетрадном листке устрашающий череп с костями, под ним: "ВСЕМ СТРОГО СЕКРЕТНО! ОПАСНО! встречаемся под лестницей на втором этаже после звонка, пароль- свобода, отзыв- кинжал, кто без пароля в того стреляем"
  Подпись угрожающая красными чернилами - "Комитет Свободы. Председатель - Ромуальдо Кро-вавый, корсар Южных морей". И кинжал огромный, больше на меч похожий, нарисован.
  -Ромк, а Ромк, - осторожно шептал Алька, дергая "Кровавого" за рукав.- Ром, а под лестницей же все не поместятся!
  -Да подумаешь!- отмахнулся тот.- Придумаем чего-нибудь. На вот, эту передай.
  Вторая записка была лаконична: " Смерть предателям! Чепуренко не показывать!"
  Стоун видел все. Подмывало забрать и дорисовать черепу залихватскую сигарету в зубах - так в школе делали. Сдержался, начал для вида листать толстую методичку, хотя интереса в ней было меньше чем в яблочном огрызке. Сколько там до конца урока? Десять минут...пять...
  Предателей в пятом отряде не оказалось. Правда, под лестницу такую ораву уборщица не пустила, и зловещим словам про кинжал и свободу пришлось звучать в туалете.
  -Ну, что?
  -Давайте ему ножки открутим!- азартно предложил Андрюха.
  -Кому - преподу?
  -Балда, стулу! Он сядет и ка-ак грохнется!
  -А что, идея... - задумчиво сказал Ромка. - Нормально. Ну что, корсары, кто на подвиг пойдет?
  -Я! - крикнул Алька. - Я откручу!
  - А сможешь?
  Ступин поднял руку - как на уроке.
  - Капитан, у меня идея!
  -Давай!
  -Надо стул взять сперва, ну потренироваться. А то вдруг там гайки заржавели или еще чего.
  -Молоток, Ступа! На перемене потренируемся. На следущей. А потом уж и открутим. Так, а у кого отвертка есть?
  -У меня.- гордо сказал Серега Аверченко. - Пойдет такая?
  -Пойдет. Да этот Стоун у нас дрожать будет, да, корсары?!
  -Ага!
  -Дрожать и прятаться!
  -В штаны наложит!
  -Пацаны, звонок!
  -Корсары, слышите? Чур, на географии тихо сидеть! Не мутите пока!
  -Ясное дело!- усмехнулся Серега. - Будем как мыши!
  Расходились, то и дело переглядываясь и рожи друг другу корча. На перемене главный страх - вдруг Стоун не выйдет, вдруг останется тетради проверять. Нет, вышел. Оглянулся на пороге, на Ромку глянул и медленно дверь за собой закрыл.
  -Травушкин, давай!
  -Альк, а ты сразу попробуй - вдруг получится!
  Стул с кожаной обивкой Алька перевернул на бок. Торопился, отвертка соскальзывала и вместо шурупов срывалась на пальцы.
  -Ну, как?
  -Да тише ты! Видишь - крутится!
  -Дай я, а? Я быстро!- не вытерпел Ступин.
  -Тихо! - скомандовал Ромка.- Отошли от человека, не мешайте! Раньше надо было вызываться.
  Отошли на пару шагов и опять:
  -Аль, ну что?
  -Получается...вроде...Он, гад, не в ту сторону крутился.- пропыхтел Алька, зажав между колен ножку стула.- Сейчас...ага, есть!
  -Давай я теперь. Все, все, тут осторожно надо.
  Ромка поставил стул на место. Аккуратно, будто и не было ничего. Болт с гайкой в карман спря-тал, отошел назад, прищурился. Классно! Ничего не заметно, и ножка прислонилась как надо.
  -Ха, класс! Пускай теперь садится!
  -Ага!
  -Мировецки вышло!
  -Отвертку, отвертку спрячьте! Найдет- убьет!
  -Ша, идет!
  -Ступа, дурак, не в карман же!
  Серега оглянулся затравленно. Под трели звонка заметался, то под шкаф то под парту зачем-то за-глядывая, наконец, сунул отвертку в горшок с чахлыми остатками какого-то растения и за парту поспешно плюхнулся за секунду до того, как Стоун дверь открыл.
  -Чепуренко!
  -Здесь, господин сержант!
  -Иди к доске, карту поможешь прикрепить.
  Желтая потрепанная карта свешивалась, доставая почти до пола. Алька любил на нее смотреть, особенно когда окно открыто и ветер дует - не сквозняк, а настоящий ветер, от которого карта вздрагивает и выгибается, будто улететь хочет туда, к далеким материкам и островам. Конечно, хочет. Это же скука - всю жизнь на доске висеть!
  Стоун ходил взад- вперед, не присаживаясь. А курсанты, дыхание затаив, за ним следили. Когда?! Ну, когда? Вот уже подошел, уже журнал взял, сейчас сядет...Ну!!!
  Сел.
  -Травушкин, к доске. Ну-ка, что ты нам поведаешь о вулканах на Западном побережье?
  -Ну, вулканы...бывают действующие и эти...неработающие...- начал Алька неуверенно.
  -Правильно, Травушкин.- подбодрил его Стоун.- А на Западном побережье какие? Помнишь?
  Алька помнил, но отвечал сбивчиво. То и дело косился на учителя. Неужели не упадет?! Стул он заменил, что ли? Когда? Да нет, быть не может, тот же самый стул под ним, с кожаной обивкой, от которого Алька совсем недавно ножку откручивал? Может, Ромка слишком сильно ее прислонил?
  -Садись, Травушкин. Четыре. А можешь и лучше, по глазам вижу. Ты что, не выспался, что ли?
  -Ага...
  -А о климате нам расскажет Ступин.
  У Ступы глаза тоже обалдевшие были. Он не сколько отвечал, сколько на стул глядел. Даже попы-тался ногой его подтолкнуть незаметно.
  -Так, курсанты, сидите тихо, я сейчас приду.
  Только дверь закрылась - к стулу Ромка подлетел.
  -Что за фигня?!
  Сел на злополучный стул и тут же на полу очутился.
  -Блин!!!
  Стоун открыл дверь, будто и не уходил никуда.
  -Что случилось, Дегтярев?
  -Стул сломался!
  -Сломался, говоришь? Нехорошо...Как же это он так?
  -Не знаю.
  -И ты не знаешь, и никто не знает...Старо, братцы- кролики. Я думал, у курсантов фантазии по-больше будет, чем у школьников.
  Стоун улыбался совсем по-мальчишечьи. Даже растерянному Альке подмигнул. А Ромка, потирая ушибленную коленку, бормотал зло: "Ишь, умный какой нашелся! Будет тебе фантазия! Все будет!"
  
  На следующий день Фелька Гаржиновский отпросился в увольнение и принес три кило-грамма шоколадных пряников и полотняный мешочек с нарисованной пушкой. Пряники съели всем отрядом, а мешочек Ромка себе забрал.
  В столовой он подсел к Гвоздю.
  -Сань, разговор есть...
  -Ну?
  Гвоздь дожевывал отбивную и на Ромку не смотрел.
  -Короче, помощь твоя нужна.
  -Моя?!
  -Ага. Только это...Ну давай после обеда поговорим где-нибудь, ладно?
  Гвоздь ожидал всего, даже того, что Ромка за молчание что-то потребует. Да что там ожидал - так и думал.
  -Тут говори.
  -Сань, ты ж с блатными был, да?- зашептал Ромка, оглядываясь по сторонам. - Ты у этого Стоуна можешь сигареты спереть? Осторожно только, чтоб не заметил? А потом обратно положить?
  -Зачем?- оторопел Гвоздь.
  -Ну, надо! Чтоб не умничал, подумаешь шустрый какой!
  -А не легче самим курево купить? Тебе что - денег дать?
  -Да не, ты не понял! Нам его пачка нужна!
  Совсем ничего не понял Гвоздь. Криминалом тут вроде не пахло, тоже мне кража - "Север" за тридцать две копейки, да еще и начатый. За такое даже по шее не дадут, если попадешься.
  -На фига?
  -Короче, Фелька пороху купил - видишь? Я ему в сигареты насую. Он закурит - а порох как бах-нет!
  -И убьет?!
  -Ты чего?! Да там пороха самая чуть, даже не поранит! Просто прикол такой, ну понял теперь?
  -Понял, - усмехнулся Гвоздь. - Ништяк придумал.
  -Нет, ну если ты не можешь - я сам стырю...
  -Это я не могу? Ты че, Дегтярев, с дуба рухнул? Стырит он...Да тебя запалят, стопудово!
  -А тебя?
  -Ха! И не такие дела бывали!
  На перемене Гвоздь возле Ромки очутился.
  -Учись, салага! А глянуть можно, как ты там мастыришь?
  -Можно. Давай быстрей, а то вдруг он курить пойдет!
  Пачку "Севера" потрошили аккуратно. Сломанные сигареты заменяли новыми, хорошо что Ступа догадался такую же пачку из дома принести. Тонкая бумага рвалась, табак сыпался на пол и коле-ни, но Ромка не отступал.
  -Ну как?
  Алька пожал плечами.
  -Нормально вроде.
  -Точно их там десять было?
  -Ага.
  -Одна смятая, - уточнил Гвоздь, сминая сигарету.
  -Точно!
  -На мелочах все и палятся. Вот теперь путем. И крошек на дно подсыпь. Ну все, как родная пачеч-ка, е-мое!
  -Фель, а порох точно не отсырел? А то будет как со стулом!
  - Вы пачку-то давайте, мне ее назад нести!- торопился Гвоздь. Ему вдруг жутко интересно стало, что из этого выйдет.
  Вышло так, что закурил Стоун на улице, когда курсанты на физподготовку вечернюю вы-ходили. И после двух затяжек услышал Гвоздь хлопок - нестрашный совсем, но громкий. Огля-нулся, а у Стоуна все лицо черное.
  Ромка в восторге хлопнул его по плечу.
  -Получилось! Видал?
  -Круто!
  -Глянь, глянь - усы подпалились!
  -Больно, наверно?
  -Да не должно, я ж совсем мало сыпанул!
  - Атас, - тихо сказал Гвоздь.- Борк идет.
  -Ой...- испуганно выдохнул Алька.- Нажалуется?
  -А то. Пацаны, короче - молчите. Молчите и все. Мало ли, может это он купил такие...
  - Ага. Точно. Пускай докажет.- поддакнул Фелька, тоскливо глядя на директора.
  -Дима, тебе там жена звонит...- начал Борк, подходя к Стоуну. - Мать честная, что с тобой?!
  -Стоять, медноголовые!- взревел Крокодил, заподозрив что-то.
  -А что со мной такое?
  -Ну это вот, на лице.
  Стоун достал платок.
  -А, это? Это я опыт провожу.
  -Какой еще опыт?!
  -Да вот, пятому отряду про вред курения объясняю, - усмехнулся Стоун.- Так что - Вика звонила?! Когда?
  -Сейчас. Иди к телефону, она тебя ждет.
  - Отряд, шагом марш!- скомандовал Крокодил.- Чего это вы натворили, перепончатые?
  -Кто?
  -Когда?
  -А чего сразу мы, господин сержант?!
  -Ага, рассказывайте мне тут сказки про белого оленя! А Клаусу в сапоги ежа тоже не вы подсовы-вали?
  - Так то когда ж было!- возмутился Ступин.- Сто лет назад! И не еж то был, а ежонок! Ма-аленький!
  -Маленького ремня тебе по заднице за этакие фокусы! Прибавили шагу, чего плететесь как трупы на кладбище?!
  -Ромыч, а чего там с ежом было?- шепотом спросил Алька.
  -А! Да это Дракула в том году всем двоек понаставил, ну мы и это...Серый в парке поймал ежа, а как раз жара же, так Дракула че придумал - на уроке сапоги снимет, тапки обует и сидит. А как звонок - опять в сапогах, ну чтоб Борк не увидел. Так мы ему ежа в правый сапог и засунули.
  -И что?!
  - Орал как бешеный! И ежа в окно, блин, выкинул! Там такие разборки были, он Борку нажаловал-ся, а мы все - а чего, мол, мы за ежа не отвечаем, он же не домашний, сам пришел и залез! Так, а Борк, прикинь, Дракуле и говорит: " А как это вы, капрал, не почувствовали, что в вашей обуви животное находится? У вас что - сапоги такие большие или нервы крепкие?"
  -Ух ты! А он что?
  -Да отмазался, сказал, что сапоги мыл и не заметил.
  -А этот, Стоун, не кричал даже.
  -Ага. И не ябедничал.
  -Порох страшней ежа, да, Ром?
  -Да ну, я бы не испугался...не, нормальный этот Стоун. Я думал, опять какого-нибудь урода при-шлют. Все, кончаем с приколами, корсары!
  Корсары, они же доблестные курсанты Имперского корпуса, были согласны. Они Стоуна рядом с каптеркой не видели. А если кто и видел, то внимания не обратил.
  На литературу еле-еле успели - Стоун уже у двери стоял. Вошли красные, запыхавшиеся, сели бы-стро за парты, а встать не смогли.
  -Эй, че такое?!- рванулся с места Фелька.
  Треск штанов - и он на свободе. Еще треск. И еще. Это у Стоуна стул с обивкой, а у курсантов обычные белые стулья, на которые бесцветный клей замечательно ложится.
  -Че за фигня?
  -Эй, отцепите!
  -Мама!
  -Это какая сволочь клею налила?!
  Стоун смеялся уже в открытую, рукой себя по колену хлопал.
  -Отцепляйтесь, братцы кролики! Живей!
  -Дмитрий Васильевич, так нечестно!
  -А нечестно - так и ходите со стульями!
  -Ну чего вы, ну правда....
  -Я Борку расскажу!- крикнул Чепуренко, падая вместе со стулом.
  -А вот это уже подло. Я же не рассказывал?
  -Ну, все, ну никто не расскажет, он дурак! - крикнул Ромка. - Отпустите!
  -Сам дурак!
  - Так что, Дегтярев- мир?
  -Мир, Дмитрий Васильевич, - кивнул Ромка. - А штаны как?
  -А что штаны? Отлепляйтесь и переодевайтесь. В пакете ваши штаны, я за них весь аванс отдал. А клей растворителем счистим.
  Счищали вместе. И Ромка вдруг захохотал.
  -Ну вы даете! Ну вы нас сделали! Клеем! Отпад!
  -Мы так в колледже развлекались, - хмыкнул Стоун.- А до сигарет не додумались. Что у вас там было, признавайся? Пистоны?
  -Нет, порох.
  -Ну вы даете, террористы!
  -Да мы ж осторожно, скажи, Алька?
  - Не понял, это что за трудотерапия?
  -Субботник устраиваем, Гена, - ответил Стоун. - Стулья, понимаешь, испачкались. Эй, эй ты чего! Брось сигарету!
  -Да я же в коридо...
  Бабах! Крокодил с почерневшим лицом - это то еще зрелище.
  -Ах ты!!! - взревел он, кидаясь на Стоуна. - Ах ты черепаха пустозвонная, твои фокусы?! Детский сад нашел, в пень твою корягу!
  -Не мои, Гена, честное слово! Это вон террористы подсунули!
  - Ну все, дикобразы! Попадетесь вы у меня завтра! Кросс будете сдавать с полной выкладкой, раз силу девать некуда! И ты хорош - что даешь?
  -Так я же не знал, ты сам закурить попросил.
  -От такого курева, так вас растак, раньше времени коньки откинешь! Ну шпана старостанская, ну я вам припомню!
  -Мы ж нечаянно, Геннадий Борисович!
  -Мы не хотели, правда!
  -Еще бы вы хотели! - бушевал Крокодил.- Кросс и никаких отмазок! Все побегут - и больные, и косые, и жизнью битые! А с тебя, Димка - пиво за моральный ущерб!
  
  Наутро Ромка догадался, что пиво все-таки было. Как догадался? А очень просто - не было кросса. Был зевающий Крокодил и игра в футбол. Все курсанты на две команды разделились и на-звания придумали - "Пираты" против "Скелетов".
  -Гаржиновский, играть будешь?
  Фелька медленно встал с лавочки и подтянул сползающие штаны.
  -За кого?- спросил он, еще не веря, что именно его позвали.
  -За "Пиратов"!- крикнул Ступин.- Идешь?
  -Сейчас!
  Бежал, а сам ждал, что вот-вот за спиной обидный хохот раздастся, и выкрикнет кто-то нарочито писклявым голосом: "Ты куда, жирдяй? Поверил, что ли?". Молчание? Быть не может!
  Играл Фелька так себе, но старался, и упасть не боялся. Из-за старания и не заменял его Ромка. "Пираты" "Скелетам" проигрывали, но Гаржиновский тут не при чем, это Серега Лапин виноват. Простудился он, видите ли, после похода! Все из речки воду пили - и ничего, а Серега с ангиной слег. Теперь вместо него Жорка на воротах. Два гола пропустил, тормоз!
  -Букреев, ты спишь что ли?!
  -Сам попробуй! - огрызнулся Жорка, вытирая пот со лба.
  По закону подлости мяч залетел в ворота именно в эту минуту.
  -Ур-ра!- завопили " Скелеты". - Мы вас как грелку! Как тряпку! На кусочки на маленькие порва-ли!
  -Погодите еще хвалиться!
  - Пираты с дырявого корыта!
  -Кости недоделанные!
  -Щас мы вам накидаем!
  -Подавитесь!
  -Все, Букреев, пиши завещание!
  -Кости-кости, а ну брысь в тарелку! Разгремелись!
  Если бы не звонок, то футбольная баталия в обычную драку превратилась бы.
  -Блин!
  Ромка с досады так ногой по мячу наподдал, что тот к дереву откатился.
  -Что, съели?
  -Ничего не съели! Это вам повезло что звонок!
  Алька подбежал - запыхавшийся и чуть расстроенный.
  -Ромыч, а я Семенова знаешь, как стукнул!
  -Ты?!
  -Ага! Я ему - бац по носу с левой, потом по животу как дал!
  - А он чего?
  - И он мне тоже! А пусть не орет, ишь какие чемпионы нашлись!
  - Что, свинопотамы, на урок никому не идти? Каникулы, да? Развоевались!
  -Геннадий Борисович, мне Травушкин карман оторвал!
  - Сам оторвал - пусть сам и пришивает! Гаржиновский, а ты постой, - спохватился вдруг Кроко-дил.- К тебе тут это...приехали, в общем.
  -Чего?- переспросил Фелька.- Кто приехал?
  За забором уже сигналили - отрывисто, требовательно. И Фелька побежал, забыв про боль в ушиб-ленной коленке. Побежал потому, что гудок отцовской " Короны - Массио" он ни с чем бы не спутал.
  Точно - она, сверкающая шестидверная машина, больше похожая на истребитель. Отец рядом стоит, курит. А в машине Кит с мамой сидят, что ли?
  Мать хлопнула дверью. Обняла и тут же смутилась под пристальным взглядом отца, будто непри-личное что-то сделала.
  -Собирайся, Феликс.
  -Куда?!
  -Как - куда? Домой. Только быстрее, поезд через час.
  -Какой поезд?- оторопел Фелька.
  -Па, да он тормоз!- скривился Кит, отхлебывая из бутылки.- Поехали!
  -Помолчи, Никита. Обычный поезд. У меня...в общем неважно, мы теперь на Запад переезжаем.
  Фелька растерянно глянул на мать.
  -Надолго?
  -Навсегда, осёл! Ты что, совсем тупой?!
  -Никита!
  -А чего он тормозит?
  Вот и все заступничество. Брату на этот окрик наплевать, он и отца-то не сильно слушает. От ма-тери пахнет чем-то удушливо-сладким, и костюм у нее новый, такого Фелька раньше не видел...
  -Феликс, ты что - оглох? Учти, мы тебя ждать не будем! Иди, собирай вещи!
  -Да какие там у него вещи, Аркадий, пускай так и едет!
  Коленка заболела вдруг, будто по ней снова мячом стукнули.
  -Не ждите, - тихо сказал Фелька.
  -С директором я договорился, там...Чего ты сказал?!
  -Не ждите. Я не поеду.
   Где-то в корпусе чуть слышно прозвенел звонок.
  -Феликс, ты с ума сошел?
  -Нет. Я остаюсь. Здесь.
  Фелька и сам не понимал, что за сила заставила его говорить. Казалось бы - вот же родители, сами приехали, за ним, значит, нужен им Фелька, нужен! Неудачливый, толстый, но ведь приехали же!
  -Нет, ты точно с ума сошел!- разозлился отец.- А ну бегом в машину! Не хочешь шмотки забирать - и не надо!
  -Папа, я тут остаюсь. С ребятами, - упорно сказал Фелька, и добавил зачем-то: - У нас контроль-ная сейчас.
  -Феликс! С кем остаешься- с этими шалопаями?! Так, у меня терпение не железное!
  Кит забыл и про бутылку - просто смотрел непонимающе, так и не выйдя из машины. Вот если бы мама хоть слово сказала!
  -Феликс, ты почему не слушаешься? Мы же опоздаем!
  Нет. Не то это слово. Совсем не то.
  -Я остаюсь, мам. Ты не волнуйся. Пап, тут не шалопаи, тут классно, тут друзья у меня.
  -Ха, друзья!- выкрикнул Кит.- Такие же тормоза? Садись, не выпендривайся, я из-за тебя в магазин не успею!
  -Сам ты тормоз!
  -Чего?! Я тебя убью щас, урод, понял? Ты на кого быкуешь?!
  Отец глянул на часы.
  -Хватит! Никита, закрой окно. Остаешься, значит?
  Феликсу очень-преочень хотелось сказать "нет, па, я пошутил". Так хотелось, что даже в горле защекотало.
  -Остаюсь.
  -Ну, смотри...
  -Аркадий, ты что?
  -"Что" по-моему, совсем не я, ты не находишь?
  -Но он же один останется! Как ты можешь!
  -Инга, не будь наивной! Я же его не на улицу выгоняю! Я в его годы вообще с пятью рублями в Нижнеленск поехал. Сама слышала - ему тут нравится. А с таким счетом он одиноким долго не будет.
  Фельки вроде и не было уже тут, будто он краской невидимой с головы до пят намазался.
  -Везет дуракам!
  На этот раз Кита никто не одернул.
  Отец развернулся и пошел к машине.
  -Веди себя достойно, - сказал он.- Не позорь семью. Как курс окончишь - приезжай, не шатайся без дела.
  -Это адрес, - шепнула мать, засовывая в карман тетрадный листок.- Феля, ты и на каникулах при-езжай, есть же у вас каникулы, да?
  -Приеду.- Соврал Гаржиновский.
  Тяжелая волна духов вновь окутала его. Он не сопротивлялся. Неловко обнял сам, ткнулся лицом в бриллиантовую ящерку на лацкане.
   - Пока, толстый, - проворчал Кит, не веря в решение брата. Ему казалось - он специально дурака валяет, чтобы у родителей что-то выклянчить.
  -Пока...
  Феликс отвернулся, но уйти не смог. Так и стоял. Слышал, как хлопнула дверь, и взревел мощный двигатель. И еще хлопок- это Кит из окна бутылку выбросил.
  Пока к корпусу добрел - половина урока уже прошла.
  -Дмитрий Васильевич, можно войти?
  -Входи, Гаржиновский. Почему опоздал?
  - Коленка у меня болит...
  -Покажи.
  Штанину закатал Фелька. Ничего там особого не было - синяк просто. А когда шел, казалось что на ноги по килограмму железа привязали.
  -Хорошо, сходи в медпункт. Контрольную на перемене напишешь. Кто это тебя?
  -Это мы в футбол играли, - виновато сказал Бакулин.
  -Коленями вместо мяча? Осторожней надо. Ты сам-то дойдешь?
  -Конечно.
  -Это кто к тебе на таком драндулете?- прошептал Ступин.- Классная гонялка! Родители, что ли?
  -Родственники, - неожиданно сказал Фелька.- Из Запада. Повидаться приезжали...
  Борк отошел от окна и довольно улыбнулся.
  -Видишь?
  - Обалдеть!- совершенно непедодагично выразился Крокодил.- А я-то думал, что он с ними уедет! Но почему?
  -Значит, получилось.
  -Что?
  -Дом, Гена. Это теперь его дом. Большой, иногда слишком шумный, но - дом. Знаешь, я ведь с са-мого начала так хотел. Теперь вижу - получается, мать честная! И для них, и для себя...немного.
  -Еще и как получается! Ничего, Сим, мы из этих мохнокрылых настоящих людей сделаем!
  Дверь хлопнула и закрылась тут же, будто от ветра.
  -Кто это там такой скромный?- громко спросил Борк.- А ну выходи! Выходи, говорят, а то за уши вытащу!
  - Можно, господин директор?
  -Входи, Дегтярев! Да входи, чего ты на пороге топчешься!
  Ромка вошел осторожно, и даже ноги о половик вытер.
  Ну что у тебя?
  -Это...ну...мне бы лично...
  -Ах ты жук перепончатый!- возмутился Крокодил.- Лично ему! Сим, у тебя сигаретки не заваля-лось?
  - На уж, грабитель.
  -Кто это грабитель? Пойду покурю. Будет в увольнение проситься - не отпускай!
  -Геннадий Борисович! - отчаянно крикнул Ромка.
  -Что, угадал? Вам с Травушкиным только бы бегать, а лабораторную мне Император сдавать бу-дет?
  - Какую лабораторную?
  -Которую ты мне в прошлом месяце запорол.
  -Про ток, да? Я сдам, честно!
  -Чтоб завтра у меня на столе она лежала!- пригрозил Крокодил, уходя.- И со схемами! Да если увижу, что кто-то опять из библиотечных книг страницы вырывает, то я этого шустряка мигом в карцер отдыхать отправлю!
  -Садись, Ром, - приветливо сказал Борк, указывая на кресло. - Случилось что?
  -Да...то есть, нет...Симон Аркадьевич, а вы мне денег немного не займете? Я отдам, я на канику-лах работать буду, вы не сомневайтесь!
  -Сколько?
  Ромка вытащил из кармана горсть мелочи и еще раз пересчитал, хотя до последней копейки знал весь капитал - тринадцать рублей пять копеек. Копил их еще с весны, но иногда срывался- то па-лочки, то стрелы для лука, то еще чего-нибудь покупал. Денег-то было немного, все накопления- с дедовой пенсии, он тогда три-четыре дня сдачу магазинную Ромке оставлял.
  -Двадцать девять рублей сорок пять копеек, - твердо сказал Ромка, зажмуриваясь от непомерной цифры.
  Пока шел - казалось все легко и просто. А у кого еще занимать? У Гаржиновского? Неудобно, да у него может и не быть. У Алькиной матери? Лучше бы правда к ней сходил чем вот так к директо-ру лезть, дурак...
  -Нет, ну если не можете, я...
  -Почему это не могу? Только скажи - на что это тебе такая сумма? И почему именно двадцать де-вять, а не тридцать?
  -Тридцать не надо. У меня есть чуть-чуть, вот видите? Я деду, Симон Аркадьевич...у него день рожденья скоро...
  В прошлое увольнение Ромка оставил Альку кататься на картах, а сам по магазинам в цен-тре побродил. Хотелось настоящий подарок подарить, для того и собирал. Не открытку с дурацкой надписью, не рисунок самодельный, а что-нибудь стоящее. Вот и ходил Ромка от витрины к вит-рине, приценивался к трубкам, зажигалкам и сувенирным раскрашенным фигуркам. Все было не то, все ерундой казалось. Может, свитер? Так Ромка размер не знает, да и свитеров у деда штук пять- два магазинных, а три баба Вера зимой связала. Или вон тот серебристый кинжал? Или...
  На полке рядом с тетрадями и карандашами лежало ЧУДО. Увидев, оторопел Ромка и в прилавок руками вцепился, будто ожидал, что прямо сейчас набежит толпа покупателей. "Все-мирная история кораблестроения" в кожаном переплете и кованой окантовкой по углам! Бережно листал ее Ромка, представляя, как дед обрадуется такому подарку. И чертежи есть! А индейцы, оказывается, лодки прямо из стволов деревьев выдалбливали! О, список морских терминов! И ко-рабли на глянцевых разворотах как настоящие, вот бы такой на стенку повесить...
  -Ну что - берешь?- спросил его скучающий продавец.
  Ромка перевернул обложку и глянул на цену.
  -Беру...- поспешно пробормотал он, чувствуя, как уши начинают гореть. - Я потом, позже... А она у вас долго будет?
  - Ну ты, парень, даешь! Да пока не купят! Ты давай быстрей за деньгами, такие вещи не залежи-ваются!
  На самом деле "История" на прилавке уже полгода лежала - то ли цена покупателей отпугивала, то ли мало кто в современном Мариенбурге кораблями интересовался. Но Ромка этого не знал, по-этому и ворочался на койке до тех пор, пока в одуревшую от бессонницы голову не пришла идея. Может, и правда Гаржиновский бы занял? А вот показалось, что лучше к Борку обратиться. Глу-пая идея, наверно...
  -Бери. Тут тридцать. Отдашь когда сможешь, я не тороплю.
  -Спасибо!
  - Да не за что. Деду привет передавай и мои поздравления. Кого позовете?
  -Не знаю... - растерянно сказал Ромка, заворачивая деньги в платок.
  Обычно отмечали вдвоем - он и дед. Под вечер уже приходила баба Вера, приносила пирог, варе-нье и очередной свитер, и заводила с дедом бесконечно- скучные разговоры про пенсию и прави-тельство. Ромка от таких разговоров зевал и уходил на улицу, не понимая как это дед такую ерун-ду может слушать. Ведь это дед Гриша, тот самый который на речке Ромку раками пугает и на турнике крутится! Может, притворяется, чтоб баб Веру не расстраивать? Точно. Притворяется обычным стариком, а сам, наверное, еще почище Ромки скучает.
  -Ну как это - не знаешь?
  -Альку. Точно, Альку позовем!
  -И все?
  -И маму его...- неуверенно сказал Ромка, а потом сообразил что и правда не мешало бы тетю На-стю позвать.
  -Другой разговор!- улыбнулся Борк.- Ну, ступай, Рома - дела у меня.
  -Еще раз спасибо!- крикнул Ромка, выбегая из кабинета.
  Внутри радужно-прозрачными искрами звенела радость. Ура! Купит! И главное - сам! Конечно, дед бы и сам добавил, за такую книгу не жалко, да что Ромка- маленький что ли?! "Деда, дай три-дцатку, я тебе подарок куплю"? Нет уж, фигушки! А во время каникул подработать всегда можно - хоть на базаре, хоть на почте, да в самом крайнем случае собак чужих выгуливать. Гошка так на велик собирал, все хвалился, что его ни один волкодав не тронет. И правда, за ногу тяпнул его со-всем не волкодав, а лохматый мопс размером с кошку. Со злости Гошка разбил копилку и уго-щал весь двор шипучим лимонадом "Экстра".А в тот же вечер Ромка и Лёшка отомстили за друга - поймали мопса и выкрасили его в оранжевый цвет, а на боках и спине пиратские флаги изобра-зили. Хорошую краску достал Лёха, несмывающуюся...
  На уроке шепнул украдкой:
  -Альк, приходи к нам на день рождения!
  -Приду! А когда?
  -В воскресенье.
  -А чего тебе подарить?
  -Балда, у меня весной! Деду. Да есть уже подарок, купим. И маму свою позови.
  Насчет мамы Алька нисколечко не удивился. И в воскресенье Ромка с самого утра помогал деду с уборкой. Мыл полы, двигал тяжелый кухонный стол на середину, бегом выносил мусорное ведро и старательно взбивал яйца с сахаром, то и дело засовывая в рот ложку.
  -Деда, а палочки будут?
  -Вот еще баловство нашел! - проворчал дед, надевая фартук.- Торт будет, и хватит с вас.
  - А Алька палочки любит!
  -Да ну?
  -Серьезно! Он их тогда знаешь, как хвалил! - и, видя колебания деда, Ромка нанес запрещенный удар.- В корпусе так хотелось, деда...а их там нету...
  -Еще бы там были! Приют - он и есть приют! Ладно уж, ступай, да недолго - картошку тебе чис-тить.
  -Килограмм?
  -Два бери. Настасья тоже, небось, не откажется. Да смотри мне, если ты картошку есть не ста-нешь, так я и на Альку не посмотрю- отлуплю!
  Ой, врет! Да разве он когда лупил?! Веником гонял за незакрытый кран - это было...
  На обратном пути вражьими пулями по спине пробарабанил дождь. И сник Ромка, безо всякого удовольствия жуя палочку. За окном бушевал настоящий ливень, подхватывал и нес вниз по улице разлапистые желтые листья. Осень в Мариенбурге всегда такая - налетит, вымочит, зонтик изло-мает, а сушить или нет - еще подумает.
  -Деда, они придут?
  -Ты еще сто раз спроси! Придут, куда они денутся!
  -Так дождь же...
  -Не сахарные - не растают! Ты чисть как следует, чего ты из картошки горох делаешь?!
  -Я и так чищу... - уныло откликался Ромка, с тоской глядя на безразмерную кастрюлю.- А может, заблудились? Я выйду, гляну?
  -Сиди уж! Грязи сейчас нанесешь, а мыть кому?
  Кое-как дочистив картошку, слонялся Ромка по кухне и уже три раза от деда ложкой по лбу полу-чил. Не за то, что под ногами путался, а за то, что крем тайком из кастрюли таскал. Дед злился, вместо ложки уже грозил половником и обещал Ромке ту кастрюлю на уши натянуть. Для него торт - коронное блюдо, а для Ромки сплошные мучения. Двухслойный, с фруктами и шоколадным кремом, пахнущий так, что голова кружится - ну как тут удержаться? То апельсиновую дольку стащит Ромка, то орех, то снова к крему полезет...
  -Брысь, кому сказано?! Вон твои друзья, у калитки. Ты тапочки-то им дай, слышишь? У меня соус тут...
  -Ну и где наш именинник?
  Алькина мама шла даже без зонтика. Зонтик был у Альки - большой, но две спицы уже согнуты.
  -Ну и ветер, Ромыч! Я чуть не улетел!
  -Есть надо больше, - усмехнулся дед.- А то на одних палочках живешь, так и без ветра улетишь скоро!
  -Поздравляю вас, Григорий Власович! Счастья вам, здоровья и всего хорошего!
  Сверток большой мать из сумки достала.
  -Спасибо, Анастасия...э...как вас по батюшке?
  -А так вот Настей и зовите - ничего? Не привыкла я с отчеством.
  -Спасибо, Настя, и тебе, значит, того же...да вы тапочки-то обувайте!
  -И я вас поздравляю, - неловко сказал Алька, доставая свой подарок.
  Увидев коробку, Ромка сделал страшную мину и в бок Альку толкнул. Нет, ну договорились же что книга как бы от обоих, так он еще притащил! И как теперь деду объяснять, откуда деньги? Уз-нает про заем - к Борку точно потащится.
  -Спасибо, спасибо...- повторял растроганный дед.- Ну, уважили!
  -Да вы хоть посмотрите, дед Гриша!
  -Это - потом. Это уж после обеда, у нас так заведено. Ромка, ты хоть радио включи, что ли! Я сей-час, у меня плов горит!
  Тетя Настя быстро прошла на кухню.
  -Где плов? Ооо... Кто же его в такой кастрюльке варит? Толстостенную надо.
  -Так получалось же...
  -А лучше всего- казанок. Нет у вас? Дайте-ка посмотрю. А руки где помыть? Вы огонь поменьше сделайте, вот и все.
  Дед неловко топтался на кухне, бормоча: " Да сам я, сам, вы лучше радио послушайте, отдохни-те". А потом мать совсем по-детски ойкнула и спросила:
  -Ой, а чем это у вас таким вкусным пахнет?
  -Торт, - гордо ответил Григорий Власович.- Фирменный дегтяревский торт, вы такого в магазинах не сыщете. Да вы, Настя, рукавицы берите, вон на гвоздике, чего ж голыми руками хватаете!
  -Ничего себе...- удивился подслушивающий Ромка.- Аль, у тебя мама что - волшебник? Дед на кухню в праздник никого не пускает!
  -Не, она тоже готовить любит. А у тебя еще корабли есть?
  -У деда в кабинете стоят. Только там модели редкие.
  -Что - не даст? Так я осторожно, посмотрю только!
  -Должен дать. Сегодня - должен. Ты подожди, я сейчас!
  Грозное слово" кабинет" подготовило Альку к чему-то серьезному и большому. А увидел он обычную комнату. И в шкафу на стеклянных полках действительно стояли белопарусные ко-рабли. А еще в кабинете была потертая карта раза в три больше Алькиной, дубовый стол, стулья и диван, на котором в три ряда громоздились книги - вверху современные, от которых еще пахло свежей краской, а внизу старые, без обложек и титульных листов. Их дед Гриша для сохранности обернул бумагой, скорее всего из Ромкиных тетрадок вырванной. И на ученических клеточках уверенным крупным почерком - название и автор. Иногда попадались непонятные значки красной пастой - кружочки, треугольники, черточки.
  -Ух ты! Ромыч, прикинь - эта книга была, когда моей мамы не было!
  -Ну и что?
  -И папы тоже...и меня,...а книгу уже написали...
  -Ты лучше сюда глянь!
  Вначале Алька не понял - ну балкон и балкон, с креслом- качалкой и стопкой газет в углу. Потом посмотрел прямо, и увидел руль. Странный такой руль, прямо на ограждении.
  -Это что?
  -Штурвал. Как на море. Его и крутить можно, смотри!
  Алька осторожно прикоснулся к лаковым рукояткам. Крутнул влево, потом вправо. Руль оказался совсем не игрушечным - он вырывался из рук, давил непривычной тяжестью. И если посмотреть на небо (только на небо, чтобы случайно не увидеть калитку) то можно было представить, будто ты - капитан. И что за тобой бочонки с золотом и ромом. И пленники...
  -На абордаж!- прохрипел Алька страшным пиратским голосом.- Лево руля!
  -Есть, капитан!
  -Ром, а зачем ему это? Тебе сделал, да?
  -Если бы!- зло сказал Ромка, усаживаясь в кресло.- Себе. И главное, как маленький - как гроза, так он и тут! Это сейчас вот праздник, повезло... А так следи за ним...Тут знаешь какие грозы быва-ют? Тем летом дуб напополам развалило, понял? А ему все равно, сядет, трубку закурит и балдеет! Как маленький, - повторил он уже спокойней.
  Алька похлопал по штурвалу - бережно и с уважением. И в пиратов играть почему-то расхотелось.
  -Эй, охламоны, вы есть думаете?
  -Идем, деда!
  - Второй раз не зову, мы и с Настей все съедим.
  -Ага, ешьте, только торт оставьте, - согласился Ромка, проходя на кухню.
  -Размечтался! Много вас таких охотников...Соус бери! Настя, наложи ему побольше! И в кого только растет - кожа да кости! Весь день по улицам гоцает, а есть не дозовусь.
  -Я ем!
  -Бутерброд в кармане? Разве ж это еда! Алик, и ты не стесняйся, клади больше!
  Зазвенели бокалы - у ребят лимонад, у мамы с дедом розовое молодое вино до ободка налито.
  -Ну, за вас, Григорий Власович! Счастья вам побольше, а печалей чтоб совсем не было!
  -Спасибо, дочка. Вон оно, счастье-то мое лохматое, другого не надо.
  -Деда!
  -А чего деда? Ты своих вырасти, вот и узнаешь!
  -А...е...вохваты...
  -Чего? Ты прожуй сначала!
  -Я не лохматый, говорю!
  -Лохматый, чуб вон уже отрос. И куда в приюте смотрят? Раньше-то под ноль стригли, долго не отрастало. И все ножницами, не то, что машинки эти. Они и не стригут, рвут только. Где оторвали, где отстригли, два раза одеколоном пшикнули, а пятак плати...
  Допив бокал, дед уже на Ромку не жаловался. Началось самое интересное - рассказы про детство. Сто раз их Ромка слушал, а все равно интересно. Алька вообще сидел с раскрытым ртом, и только палец вверх задирал - мировой, мол, Ромыч, у тебя дед!
  -...Он нас, значит, за пятки, а мы ему колбасы. Раз так-то сходили, другой, третий, потом идем - сидит, родной, хвостом машет! Ну, мы на будку залезли и пошла работа! И в карманы яблок на-брали, и за пазуху, а Никита вообще с сумкой пришел. А под конец Толик и пса того со двора свел.
  -Зачем?!
  -Так Федор убил бы его непременно! Раз воров прозевал - на кой такая псина! Он его потому и не кормил, чтоб злее был.
  -Вот гад! А вы Джека домой взяли, да?
  -Куда домой? Пес приметный, во дворе не спрячешь. Мы ему в овраге схрон сделали, кормили-поили там. И ведь до чего умный - днем не высунется, не гавкнет! Понимал, значит, что незакон-но. Толик его потом в Несветаевку отвел, крестному своему. Подарил вроде как, только на привя-зи хоть с месяц просил держать.
  -А подарки-то! - спохватилась Алькина мать.
  -Я первый!
  Быстро метнулся Ромка в коридор. Там еще с вечера за дверью пакет. А в нем книга та самая, ее в магазине еще и упаковали.
  -Это тебе, деда! Вот! Смотри быстрей!
  -У тебя, Ромашка, в каком месте нонче шило? Смотрю...Ах ты комар этакий!
  -Нравится?- скромно уточнил Ромка.
  -Да это ж! Да ты смотри, а! Вот и мы с Толиком такую плоскодонку делали, точь-в-точь! А день-ги-то где взял, а? Это ж стоит сколько!
  -Накопил. Я с весны еще копил, вот!
  -Ну, Ромашка, ну ты даешь...
  Засуетился Григорий Власович, чуть тарелку не опрокинул. Ткнулся в щеку внука колючими уса-ми, за коробкой потянулся, а сам все книгу по переплету гладит.
  -Незнанского редакция, это где? На Тихопрудном, что ли? И оснастка вся как есть, и пару-са...Смоляные - это у угольщиков были, вроде как знак такой у них, сейчас никто и не вспомнит. А этот, "Петронис Второй", не корабль а лентяй - ему бы грузы брать, а он барышень возил на прогулку...
  Ромка ликовал. Самый лучший подарок у него оказался, разве сравнишь его с тети Настиным кос-тюмом! Алька трубку подарил - забавную такую, в виде дракона. Ромка и сам ее хотел купить. Продавец обещал, что когда зажигаешь - у дракона глаза светятся.
  -Спасибо... Да что спасибо, я и слов таких не знаю...Ты торта бери, Настя, слышишь? Вкусно? Ну вот, про плов не знаю, а торт у нас всегда на пятерку выходит...
  -Деда, а нам с Алькой можно лодку сделать?
  -Можно-то можно, да не сейчас. Кто же ее на зиму глядя строит? Это летом надо, а лучше весной, как только солнце заиграет. Тогда и по Кижме вниз сходить можно.
  -До Дубровки?
  -Мы к Овражному ходили, и то ничего. Харчей только побольше надо, да от дождя хоть пленки кусок.
  В раскрытое окно влетело что-то. Упало прямо возле стола. Камень? Нет, глины мокрой ком.
  -Гришка-а, выходи! Празднуешь, гад?! А ну выйди, выйди, я тебя не боюсь! Ни тебя, ни ружья твоего!
  - Я тебя и без ружья убью!- крикнул дед, швыряя глину обратно.
  Пьяный хриплый голос заорал нецензурное и вдруг зашелся в кашле.
  -Это что?- испуганно спросил Алька, отодвигаясь от стола.
  -А! Степка это!- махнул рукой Ромка. - Они с дедом сто лет воюют.
  -Гришка, выходи!!!
  -А ты завещание написал?
  -Не дождешься! Я вас всех переживу!
  -Ясно дело - дерьмо не тонет!
  -Капитан без порток! Что, дрейфишь?
  -Я сейчас, - торопливо сказал дед, захлопывая окно.- Я, Настя, сейчас приду. Одну сволочь только уму поучу маленько.
  -Григорий Власович, да вы что!- ахнула мать, хватая его за рукав.
  -Погоди, говорю! Я ему сейчас покажу!
  Ромка следом выскочил, босыми ногами на мокрое крыльцо. Алька-то хоть галоши натянуть ус-пел.
  -Ну, чего шумишь?
  -Ага, помощничков привел...- жалобно сказал Степка, вытирая рукавом глаза.- Конечно, вас сколько...
  - А за тебя и собака не заступится, - спокойно сказал дед. - Сам виноват. Ну, все? Иди домой, проспись.
  -Где он, дом-то?!
  -Допился? Уже и адрес забыл?
  -Нету его, дома! Нету! Дом- это там где ждут, а меня кто ждет? И все ты виноват! Ты!
  -Подлость твоя виновата, Степка! На нее палкой грозись!
  -Моя?! Я свою вину на Канагире искупил, слышишь?
  -Про то не мне, а закону судить.
  Алька с жалостью смотрел на Степку. Хотя какой он Степка? Ровесник деда Гриши, а то и по-старше, в замызганном ватнике с оторванным рукавом и грязной клочковатой бородой то грозил палкой, то опирался на нее, поскользнувшись на глине, и по одежде было видно, что падал он не раз и не два. Трудно было трехпалой ладонью палку удержать. Но не унимался- грозил, выкрики-вал что-то невнятное, и отвернувшемуся деду Грише кулаком грозил.
  -Степка, уймись! Поколочу ведь!
  - Да, искупил! Я на рудниках пять лет маялся! Что - мало?! Хотел, чтоб я в шахте остался?
  -Да живи, кто тебе мешает?
  -Ты, Гришка, - неожиданно ясно сказал дед. - Ты мешаешь. Нам с тобой по одной земле не ходить. Скажи - простил ты меня, ай нет?
  -Бог простит, Степка. А я таких прав не имею, и не имел.
  -Ты погодь, ты не уворачивайся! От Бога я, слышь, муками откупился! Пальцами вот этими! А от тебя - чем?
  -А ничем. Ничего мне от тебя не надо.
  -Не простил же, а?! Ну, Гришка, смотри... Я уйду, что я! Сейчас - уйду, да. Попомни мое слово - встретимся мы еще! Тогда и поглядим, у кого душа круче заварена!
  Григорий Власович пошел в дом, тяжело шаркая неразношенными тапками.
  -Встретимся, Гришка! Ох и встретимся! Я на Канагире не таких видал! Ишь, праведник!
  -Ну, что заскучали? - спросил дед, встряхивая головой. - Ромашка, а ну включай приемник! Хоть музыку послушаем - праздник сегодня или как?
  Ромка молчал, скрестив руки на груди.
  -Ну ты чего, заснул? Алик, ну хоть ты включи.
  -Дед!
  -Чего тебе?
  -Дед!- повторил Ромка уже громче.- Ты мне...нам ничего рассказать не хочешь?
  -Вам? Да нечего тут рассказывать, честное слово. Ну, Степка бушует, ерунда, не видел, что ли...
  -Ага, нечего? Деда, у нас сегодня плов, а не лапша, так что нефиг ее на уши вешать! Блин, да ты со Степкой всю жизнь воюешь, и каждый раз говоришь что ерунда! Ничего себе ерунда! Что, единст-венному внуку слабо рассказать, да?
  Дед растерянно моргал, не ожидая такого напора.
  -Так что или рассказывай, или...или я...
  Ромка осекся, не представляя даже, чем можно пригрозить.
  - Ты чего - Степкиных яблок наелся? Приспичило ему...И вовсе не всю жизнь мы воюем. Когда-то, понимаешь, друзьяками были...
  -Ты и Степка?!
  -Вот что, Роман - или слушай или перебивай!- отрезал дед, поудобней усаживаясь в кресло.- Мо-жет, неинтересно кому? Так вы вон наушники возьмите да музыку послушайте.
  -Очень даже интересно! - сказал Алька. И мама головой кивнула.
  -Были...Давно это было, понимаешь...Тогда почты нашей еще не было, а на том месте приют сто-ял. Военной гимназией звался. Не слышали? Ну вот, а я там пять лет учился, как с десяти отдали, так и отбарабанил...
  
  Григорий Власович закрыл глаза, и будто наяву оказалась перед ним серая стена гимназии. На этой стене вымещали досаду от двоек и пересдач, на ней же лучшие друзья имена выцарапыва-ли, хоть и грозило это карцером. В карцере сыро, холодно, да не в том дело, а в том, что всей еды - чай с хлебом, и тот раз в сутки. Оно и в гимназии кормили не очень - суп да каша, хлеба в столо-вой сколько хочешь бери, а выносить запрещено. В день императорских праздников всем давали по яблоку да по шоколадке, а наказанным разве что сахара ложку в чай добавляли, чтобы совсем уж горькой жизнь не казалась.
  Там, на стене было и его имя. И Степки с Васюком. Втроем играли, нечастыми посылками из дома делились, на уроках друг другу подсказывали. Гриня был самым сильным - все-таки на ферме рос, с детства работать привык. Васюк наоборот тощий, в чем душа держится, зато задачки по математике как орехи щелкал. Степка брал упорством - если о пересдаче строгого Мартыныча просить, то только ему - где разжалобит, где слезу пустит, и ходить как тень за учителем будет, а все-таки своего добьется. Через пять лет им, великовозрастным, карцером грозить перестали, и в увольнение отпускали, и с едой наладилось - живи да радуйся. По парку пацаны гуляли, неумело еще задирали девчонок, щелкали семечки - кулек в складчину, а иногда и в кино ходили. Но кино (тогда его электрическим театром звали)- удовольствие дорогое, лучше уж так пройтись да пого-ворить про совсем уже недалекое - как через два года выдадут им оружие, форму и отправят в часть - уже не мальчишек, солдат настоящих. Точнее, офицеров. Сотни раз крутился Гриня перед зеркалом, к плечам прикладывая найденные погоны. И так повернется, и этак - блестят на плече два зеленых прямоугольника с золотым ободком, и от блеска этого даже веснушчатое лицо взрос-лей становится.
  -Хорошо жили...- повторил дед, набивая новую трубку самодельным табаком. - Котлеты на обед давать стали, макароны флотские, еще и пироги когда...
  -Деда, ну что ты все про еду!- перебил его неугомонный внук.- Дальше-то, дальше что было? Вой-на, да?
  -Она самая, Ромашка, век бы ее не видать. Ты огня-то поднеси, тебе ближе.
  Война началась с тревоги. К самому рассвету дело шло, уже и с нарядов штрафники верну-лись - а тут вдруг труба взвыла, и дробь барабанная по всей казарме раскатилась. Вставали быст-ро, но неохотно, и Гриня, который как раз проштрафился и только-только глаза сомкнул, надеялся, что тревога эта учебная. Погоняют с противогазом, и отпустят. Эх, хоть бы минуток десять до подъема покемарить!
  Десять минут Грине не дали. Тревога оказалось боевой, и на плацу сержант сорванным голосом объявил им, что тиллаурцы, амори и дойчены из западных провинций подняли восстание, свергли наместника и требуют, чтобы на троне был не законный монарх, а какой-то адвокатишка и смуть-ян Торвальд. Малышей распустили по домам - не до учебы, мол. А вы, господа старшекурсники, в выборе своем вольны - хотите, к папе с мамой ступайте, а кто желает- может добровольцем запи-саться. Желающие защищать Родину - два шага вперед!
  Шагнули все. И получил Гриня свою форму на два года раньше. Правда, без золота на по-гонах, и вместо офицерского пистолета выдали ему из ящика обыкновенный карабин, но с гордо-стью он шел по городу, чеканя шаг. К некоторым курсантам рвались матери, уговаривали, причи-тали. Гриня усмехался, поправляя скрипучий ремень. Его родители жили под Мариенбургом, туда весть о войне позже дойдет.
  На окраинах, где жили западники, уже шли бои. Десять добровольцев тут же отсчитали из списка, посадили в поезд, выдали паек на три дня и отправили в крепость. Крепость стояла на бе-регу Кижмы, ощетинясь пушками. За ней - мост в Мариенбург. "Не дайте врагам прорваться! Ро-дина за вами!"- казенным голосом выкрикнул сержант, а потом с тоской добавил "Держитесь, ре-бятки. Только продержитесь, через три дня вас сменят!"
  А Кижма безмятежно заигрывала с песчаным берегом, и солнце светило не по-осеннему, будто и войны никакой не было. От тепла ли, от отсутствия начальников или просто от сытости непривычной расслабились пацаны. Может, сюда война не дойдет? Может, наши уже победили? Облазили всю крепость, покачались на цепях, потом стали бросать в ров все что попало, пугая сы-тых лягушек. Вниз летели журналы, грязные тарелки, ящик из-под сардин- все что осталось от стражи. Где она теперь, стража эта? Воюет, наверно. А тут камни да ржавые пушки карауль...
  Громко закричали стрижи, вылетая из потревоженных гнезд. И ахнул Васюк, которому Гринька на время бинокль дал.
  -Пацаны, тревога!
  -Что?
  -Западники!
  -Где?
  -Да вон же, через Кижму плывут!
  -Не высовываться! - крикнул Гринька.- Карабины приготовить!
  Послушались его все, даже те, кто недавно на перемене грозился "нос этому Дёгтю расквасить". Потому что на войне без еды плохо, без патронов хреново, а без командира совсем труба.
  Западники плыли уверенно. Выходили, даже не отряхиваясь. И шли спокойно, не ожидая что в старой крепости еще кто-то остался.
  "Через Кижму переплыли - через ров и подавно переберутся"- прикинул Гриня и скомандовал хрипло:
  -Огонь!
  Десять карабинов выстрелили сразу. И четверо западников упали на песок.
  -Молодцы! Главное - не пустить! Чтоб ров не перешли! Огонь!
  После шестого залпа враги отступили к реке. И поплыли обратно.
  -Ага, наша взяла!
  -Трусы постирайте!
  -Как мы их, а, Гринь?
  Гришка и сам видел - как.
  -Больше не сунутся!
  -Сунутся. Надо вот что - часовых надо ночью поставить.
  -На всю ночь? - возмутился Степка.
  -Нет. Через три часа меняться.
  -Да зачем?
  -А что вы думаете - уплыли и все? Приплывут. А если до рва доберутся - все, амба. Их вон сколь-ко, а у нас...Да, давайте патроны пересчитаем.
  Пересчитали. Не так уж и много их оказалось. Мишка еще по уплывающим стрелял, да толку-то - пули все равно не долетали.
  -Ты, Васюк, Артему свой карабин отдай. Все равно он лучше стреляет. Ты у нас дозорным бу-дешь.
  -А вдруг тут еще оружие есть?
  -Где?
  -Ну в крепости, - тихо сказал большеглазый Славка.
  -Вот и поищите. Должно быть...
  Кроме двух ржавых мечей в крепости ничего не оказалось. В подвале стояли ящики из-под винто-вок и патронов, и даже маслом оружейным еще пахло, но оружия как раз и не было.
  -Ну ничего... - сказал Гришка.- Три дня-то продержимся. Вы экономней только стреляйте, с тол-ком.
  -Не хватит же!
  -А у меня еще есть,- сознался Славка, притащив рюкзак.- Вот.
  Заглянул внутрь Гринька - и ценней золота показались ему латунные цилиндрики.
  -Откуда?!
  -Да когда карабины давали, там и с патронами ящики были. Ну я и нагреб, все равно ж не ругали.
  -Молодчина, Славка! Ну, теперь что! Теперь продержимся!
  Настроение поднялось. Васюк с биноклем сидел на пушке - караулил. Мишка раздобыл котелок и воду - в подвальных бочках, застоялась немного, но пить можно.
  -Суп будет, - объявил он, засыпая концентрат.- Гороховый. Захар, куда ты сухарь прячешь? Ну, куда? Не сбежит он от тебя!
  -Мой сухарь, хочу и прячу.
  -Договорились же - общая еда! Гринь, скажи ему!
  -Конечно общая! Отдай сухарь, Захар, не балуй. Ты съешь да другой съест, а потом ни у кого не будет. Вон суп сварится, тогда каждый и возьмет по сухарю.
  Степка поежился, потому что у него в кармане уже лежала утаенная банка тушенки.
  -Гринь, зачем?- спросил он у друга в коридоре.- Зачем делить? Все равно же два дня осталось...
  -Ты что - маленький, что ли? А вдруг не сменят?
  -Как - не сменят?- опешил Степка.- Обещали же!
  -Ну и мало ли что обещали. Война же. Всяко может быть. Ты что, книжек не читал?
  Степка и учебники-то читал с трудом. И насчет тушенки он не признался. Не сменят - так тем бо-лее есть надо, а что той банки на десять ртов?
  Ночью часовые вглядывались в темноту и украдкой зевали. Гринька сам на пост пошел. Сжимал в руке карабин, и жалел о том, что в крепости ядер не осталось. Пушки же есть, вот бы по западникам шарахнуть! Они тогда с того берега и головы бы не высунули. Хоть бы одно ядро, хоть бы самое ржавое! Да кто же знал - сколько лет войны не было, в крепость эту по субботам экскурсии водили...Три часа прошли за этими думами, показалось - незаметно. Толкнул Гринька сменщика, упал на пол и заснул, даже одеяло не накинув.
  -Тревога!
  -Западники?!
  -Один, - растерянно сказал Васюк, отрываясь от бинокля.
  -Ну так шлепни его, чего разорался?!
  -Он это...с флагом. Белым.
  -Парламентер, - хмыкнул Гриня.- Не трогать. Посмотрим, что скажет.
  -Сдавайтесь!- прокричал западник, размахивая флагом.- Сдавайтесь, и вам сохранят жизнь!
  -А говна на лопате не хотите? - дерзко выкрикнул Славка.
  -Ну зачем так? Сдавайтесь и останетесь живы. Мы с детьми не воюем.
  -Узнали, гады... - тихо сказал Гришка.- Это какая же сволочь настучала?!
  И уже во весь голос, тому, за стеной:
  -А ты тряпку-то выкинь, и узнаешь, какие мы дети!
  -Выкину, - пообещал враг.- А вы подумайте, не спешите. До обеда вам срок, а там уж не обессудь-те. Я серьезно, ребята, слышите? Сдадитесь - по домам пойдете. Вам учиться надо, за что вы по-гибнете? За Соллансена плешивого? А родителям от этого легче будет?
  Гриня сплюнул вниз и затянул "Слава тому, кто подобен дракону, мудрому смелому Соллы по-томку..."В зубах ведь навяз гимн, сколько раз им гимназистов мучили, а теперь вот пелся он громко и свободно.
  -Плешивый он там или нет - это уж наше дело, - сказал Славка, распихивая патроны по карманам.- Наш император. А ихний Торвальд вообще безродный.
  -Подзаборник!- крикнул Мишка.- Торвальд ваш под забором родился, помойке пригодился!
  Высунулся за стену, в парламентера яблоком метнул, и ведь попал!
  -До обеда! - крикнул тот обозленно.- Думайте!
  Пацаны молчали. Каждый и правда думал - о своем. Гринька изо все сил пытался думать про предстоящий бой. "Победим? Вряд ли, их вон сколько, и с винтовками есть...А может, про-держимся? Через три дня, уже день прошел, патроны есть.... Не сдадимся! Дети?! Мы не перво-клашки, нас не купишь!" А в голову лезло другое- то отец вспомнился, то рыжая корова Зорька, то совсем непонятно с чего - бабка Дуня, которая еще до гимназии поймала Гриньку на своей клуб-нике и больно отхлестала по ногам крапивой. И клубника-то была - тьфу, гадость зеленая, только ради пробы и сорвал...
  -Васька, слышь, а ты про что думаешь?
  Васька моргнул белобрысыми ресницами, пристально рассматривая бинокль. Так он на него смот-рел, будто в первый раз видел.
  -Я-то? Да так...Ты, Гриня, когда отучишься - кем будешь?
  -Сто раз говорил уже - моряком. На флот пойду.
  -А я ...а военные врачи бывают?
  -Конечно.
  Тогда ладно. Я тогда врачом буду. Только так, чтоб не богатых лечить, а всяких...
  -С голоду помрешь.- хмыкнул Мишка.
  -Не помру, не бойся. Я вообще сделаю так, чтоб люди не умирали. Ну чего вы смеетесь? Должен же быть способ...ну формула какая-то! И я найду, честно! Я знаете как работать буду! Пускай да-же старым уже буду, ну и что! Ладно, пускай от старости умирают, а от болезней чтоб никогда...
  -Ты в бинокль-то смотри, Айболит!
  -Да смотрю я, смотрю!
  К Гриньке незаметно Славка подсел. Тронул его за нагретый солнцем локоть, и улыбнулся чуть виновато.
  -Гринь, а Гринь...Поговорить надо.
  -Что - военная тайна?
  -Ага. Почти. Ну на минутку, а?
  Вышли, осторожно прикрыв тяжелую дверь с дубовыми кольцами. Со стен укоризненно смотрели суровые рыцари, предки Соллансенов. Нынешнему правителю было не до них, а солдатам тем бо-лее - так и висели гобелены сами по себе, и от паутины и плесени еще строже делался их взгляд.
  -Ну, чего у тебя там?
  Славка помялся, переступая с ноги на ногу.
  -Гринь, только ты не смейся, ты честно скажи...
  -Скажу, когда услышу.
  -Гринь, мы победим? Только честно?
  И это все? Вся тайна? "Чего ж ты не при всех?"- чуть не вырвалось у Гриньки. Смолчал, губу при-кусил чтоб вернее было молчание.
  -Конечно, Славка. Конечно победим, а ты как думал?
  -Нас же мало, Гринь...
  А большие серые глаза расширялись, просили - разубеди, скажи, что мы все равно сильны, скажи, что великий и мудрый Солла своих в беде не бросит, ну хоть что-нибудь соври, только складно!
  -Это же торгаши, Слав. А мы воины. Не знаешь, что ли?
  -Ну да, знаю. Просто...
  Просто Славка - единственный ребенок в семье. Все это знают, но никто не дразнит его
  "маменькиным сыночком" Глухие родители у него, с детства глухие, а он вот слышащий. Повез-ло. В гимназию его приняли, но придурок-директор всем про семью разболтал. Хотел как лучше, а вышло так, что до третьего курса у Славки синяки с тела не сходили. Но он дрался - неумело, отчаянно, каждому доказывая, что он - как все. Не слабак, не инвалид, не трус. Потому и спросил тайком, знает, что Гришка про этот вопрос никому не скажет.
  -Победим. Обязательно. Уж мы-то!
  В неискренней улыбке Гриня рот растянул. Успокоил, да непонятно - надолго ли. Хоть бы осталь-ные с вопросами не потянулись. Не командир Гришка, не офицер и даже не взрослый - негде ему на всех ответов набраться. Самому бы хоть не в победу- смену обещанную поверить, и то хорошо.
  После обеда враги молчали. Напрасно Васюк в бинокль смотрел - никого не видать, будто вымер-ли.
  -Испугались?
  -С чего бы?
  -Может, мир уже? Может, наши победили?
  -А винтари у них что надо...Хоть один бы такой.
  -Ничё, Леха, скоро трофеев нахватаешь!
  Гриня, наверное, один из всех молчанию не радовался. Тиллаурцы и вправду торгаши, но дойчены с аморами воевать еще как умеют. А раз молчат - значит затевают что-то.
  -Кто сегодня на дежурство? Часовые есть?
  Неожиданно вызвался Степка. Да еще на самые тяжелые часы - перед рассветом. За это ему Гринька выбрать разрешил, возле какой бойницы дежурить. А Степке все равно было, не о том он думал. Золотистая банка с наклейкой жгла карман, тушенка та самая. Съесть ее? Подбросить в общий ящик? А ради чего тогда мучился? Но и карман ненадежный тайник, прятать надо как сле-дует. А ночь для того - самое подходящее дело. Никто не увидит, не спросит, почему Степка вме-сто поста к гобелену крадется. За ним еще днем дырка присмотрена - хорошая такая дырка, не то что банка, а телега с лошадью влезет.
  На полпути замер. Тревога ворохнулась: " А пост? Вдруг полезут западники?" Но Степка рассу-дил логически - мол, ночью и западникам спать надо. Да и с чего им лезть? И вообще до гобелена недалеко, если что - услышать можно.
  Зажигая припасенный свечной огарок, Степка не слышал ничего. Только сердце стучало, да банка из рук два раза упала. Перепачкавшись в паутине и грязи, вложил он банку. Для сохранности еще и полотенцем замотал. Пусть-ка теперь ищут! А если что - скажу, что съел еще в поезде. Не дока-жут.
  Уговаривая сам себя, подходил Степка к бойнице. И вдруг откуда-то мятой запахло. Мята?! Лю-бимый аромат западников! И даже когда в лопатку уперлось холодное дуло, было время еще за-кричать, рвануться, а потом, если повезет, и карабин с плеча сдернуть. Но Степка не крикнул- ска-зал тихо:
  -Сдаюсь! Вы детей не трогаете, сами говорили!
  Пацаны сопротивлялись отчаянно, но что они могли сделать - сонные, застигнутые врасплох, про-тив сильного отряда аморских наемников? А потом, когда выстроили их, связанных и избитых, увидел Гринька возле стены убитого Васюка. И Степку- живого и свободного.
  -Этого не трогайте, - небрежно сказал аморский офицер.- В наш отряд хочешь, малыш?
  -Я...в отряд?
  -Ну да. Оружие дадим. Или в тыл тебя отправить?
  Нечаянно на Гриньку глянул Степка, и дернулся, за спину офицера прячась.
  -Кого боишься? Этого? Это восточное отродье уже никого не запугает!
  Гринька сплюнул, злорадно косясь на перевязанную руку офицера. Из пробитого колена на пол капала темная кровь, и не знал еще Гришка Дегтярев, что эта рана на его флотских мечтаниях крест поставит.
  -Я с вами, - решился Степка. - Я только...можно мне отойти? Ненадолго?
  -В туалет? Да валяй прямо здесь, не стесняйся!
  Тиллаурцы захохотали.
  -Да нет, я не туда, я в другое место...
  К стене его сопровождал солдат. Видно, и перебежчикам аморцы не очень-то доверяли. Размотал тряпку Степка, к животу банку прижал. Не бросать же, в самом деле?
  -Что там? Еда?! Ну, малый, далеко пойдешь! Истый тиллаурец!
  
  -...А дальше что было?- тихо спросил у деда Ромка.
  Григорий Власович вытащил изо рта давно потухшую трубку и с удивлением посмотрел на нее.
  -Дальше...Ну известно что - кого убили, кого продали.
  -Как продали?- крикнул Алька.- Это - людей-то?!
  -А тиллаурцы всем торговали. В Срединных землях как раз на людей был спрос. На рабов. Работы там, понимаешь, много, а у местных родословная до колена. Они и спичку сами себе не поднесут.
  -А ты-то там как?
  -Видишь - живой, - горько усмехнулся дед.- Мне, ребята, повезло. И выкупился, и на родину вер-нулся. Только не знал, что и сволочей земля до сих пор носит. Винится он, видали? Канагиром ко-зырять удумал! Я незлопамятный, я ему все прощу, пускай он только к Васькиным родичам хоть раз сходит...
  - Так это он за то в Канагир попал? За предательство, да?
  -Нет, Алик. Это потом уже, когда замирение вышло, обнаружили что он много чего нахапал. Во-зами, говорят, добро на родину отправлял...А за ту ночь я ему один и напоминаю. Остальных-то нету...то ли погибли, то ли отзываться не хотят.
  -Эй, Власович, открывай запоры! Дома ты?
  -Нет, в гостях, - отозвался дед.
  -То-то я и гляжу - тишина как в подполе, даже мыши не шуршат! Здрасьте всей компании, сто лет вам не чихать и не хворать! Здравствуй Рома!
  -Здрасьте, баб Вера! Пирог принесли?
  -А и не угадал! Не получился нынче пирог, дочка с зятем с утра приехали. А это кто же? Не с на-шей улицы девочка вроде?
  Алькина мама рассмеялась.
  -Ну вот, хоть девочкой назвали!
  -Ты, дочка, не серчай, старая я, глаза не видят. Либо ты Власычу-то родня?
  -Родня, Вера, еще и какая! - рассмеялся дед, будто ношу тяжелую с себя стряхнув.- Настя это, Алика мама. А Алик Ромашке моему друг закадычный. Поняла теперь?
  -Что ж не понять! И впрямь, хороший-то человек получше всякой родни бывает. У меня вон зять Илюшку все не привозит, к себе зовет. А что дитю в каменных палатах сидеть? Тут вон и яблочко, и смородинка, и молочко...
  -Проходи, Игнатьевна, соловья баснями не кормят.
  -Да я и ела, борща вон хлебнула, да огурец...на вот тебе, Гриша! Сама вязала! Может, не по моде, зато теплая, не обессудь!
  Безрукавку дед Гриша сразу же надел. А рулет с вишневым джемом поставили в холодильник.
  - Ну, как?
  -Классно!
  -Супер, дед!
  -Вам идет, - улыбнулась Алькина мама.
  -Жених, Гришатка, ей-ей жених, только цветов не хватает! И когда ты уже постареешь, а то меня аж завидки берут!
  С появлением бабы Веры настоящий праздник начался. И больше всех веселился дед- то ли прошлое хотел забыть, то ли от исповеди нечаянной легче ему стало. Это он схватил бабу Веру за руку и потащил танцевать.
  -Ах ты, батюшки! Пусти, Гришка! Пусти, не смеши людей!
  -А в клубе под нее ты как плясала?!
  -Вспомнил тоже! То ж сто лет назад было!
  -Вспомнил! И ты вспомни! Или разучилась?
  Хихикнул Ромка, но звук в приемнике прибавил.
  "Ты ж мене пидманула, ты ж мене пидвела, ты ж мене, молодого, с ума - разуму свела!"
  -Да то разве поют! Вот у нас на селе, так пели!
  -А спойте, Вера Игнатьевна!
  -Да что ты, Настя! Я и забыла уже все!
  - Кто там пел! Вы ее слушайте больше!
   - Молчи, Гришка!
  -А ты спой-докажи!
  -Так мы частушки всё пели...Рома, Алик, закройте уши! Не для вас они пока.
  Пацаны, конечно, все слышали.
  -Ох, ох, ох, ох,
  полюбила братьев трех
  нонче встану, погляжу-
  не с четвертым ли лежу?
  -Давай, Верка!
  Бабушка озорно сверкнула глазами, сбросила с плеч платок и пропела, глядя на деда:
  -Сидит Гриня на березе,
  деревцо шатается.
  Если каждому давать-
  Так кровать сломается!
  -Все, деда! Уела она тебя!- восторженно кричал Ромка.
  -Это еще кто кого!
  -Меня Верка не целует,
  обещает, что потом.
  Глянул раз - она на печке
  Тренируется с котом!
  -Ах ты охальник!!! Ну погодь, придешь ты ко мне за огурцами!
  -Напрасно сердитесь, Вера Игнатьевна! Это у вас все кровати ломаются, а мне с чего охальничать?
  Бабка даже не нашла что сказать - рукой замахала. А по радио народные песни как раз кончились.
  -А вы, Настя, чего в сторонке? Прошу! Вы эту песню любите?
  -Не очень. Я рок люблю, Григорий Власович, - призналась мать и даже покраснела немного.
  -Да вы с Ромашкой два сапога пара! Тот тоже как врубит свою камнедробилку, так хоть из дому беги.
  -Сам ты это слово! И я не рок, я металл люблю!- обиженно заявил Ромка.
  Альке было все равно, он и не танцевал - просто прыгал под любую музыку, размахивая руками. Потом все снова за стол сели, только сидели недолго - Ромка в фанты играть предложил. И не мог понять Алька, отчего у него живот болит- то ли от третьего куска торта, то ли от смеха. Ну а кто бы удержался, увидев, как Григорий Власович под столом кукарекает?
  -Алик, собирайся, нам пора.
  -Как - уже?!
  -А ты что хотел! Пока дойдем, пока трамвая дождемся...
  -Мы вас проводим, да, деда?
  -Конечно проводим.
  -Да ну, неудобно!
  -Неудобно, Настя, на потолке спать, если клея нет! Неужели вы меня ежевечернего моциона ли-шите?
  Шли веселою гурьбою, даже баба Вера пошла - будто бы молока купить ей понадобилось. И пол-часа на остановке пролетели как пять минут. А потом Алька долго-долго махал из окна. И мама махнула, улыбаясь.
  В трамвае Алька заснул. И домой шел, еле ноги переставляя.
  -Ну быстрей! Шевели ногами!
  -Ма, ты прям как Крокодил...
  -Мы так и к утру не дойдем.
  -А ты меня на руки возьми.
  -Обойдешься! Скоро выше меня будешь, не стыдно?
  -Не-а.- откликался Алька и шел до тех пор, пока не начинало казаться, что с закрытыми глазами идти намного проще.
  -Ой!
  -Ты куда смотрел?! Лоб разобьешь!
  -Не разобью. Ма, а правда он хороший?
  -Кто?
  -Дед Гриша.
  -Да хороший, хороший, - вздохнула мать.- Быстрей иди, Алик.
  Уже дома, падая на свежую простыню, Алька вдруг подумал: " Может и папа так, в плену, а вовсе не пропал? Может и он сбежит?" И хотел позвать маму, но сон будто по голове ударил - неожиданно и сильно.
  
  А Борку в это время было не до сна. Разговор у него шел - жестокий и трудный.
  ...-Гена, ты что - сдурел?
  -Никак нет, господин капрал.
  -Ты что - всерьез думаешь, что я это подпишу? Даже не надейся!
  -Другие подпишут, господин капрал.
  -Не подпишут!
  -Думаете?
  -Я-то думаю, а вот ты, похоже, разучился!
  Залетевший в комнату ветер игривым котенком возился с бумажкой, сдвигая ее с середины стола на самый край.
  -Я думаю, Сим, - тихо сказал Крокодил, накрывая бумажку ладонью.- Я уже столько думаю, что мне надоело. Понимаешь? Какого черта они - там, а я здесь? Я - молодой здоровый жлоб, а за меня кто-то голову подставляет! Ты хоть в Гриндале был, порох нюхал, а мне уже людям в глаза смот-реть стыдно!
  -Гена...
  -У меня друг Мишка без ноги вернулся - знаешь?! Что я ему скажу? Что за ребячьими спинами от-сиделся?
  -Мать честная, да заткнись ты! - не выдержал Борк.- Герой, тоже мне! Что, без сержанта Байрамо-ва война не закончится?
  -Может и не закончится, если все так будут думать!
  -Ты здесь нужен, понимаешь ты, дурья башка!
  -Ничего, нового пришлют! Стоун вон не хуже меня справляется.
  -Пришлют, конечно, - легко согласился Симон.- Такого как Клаус и пришлют. А господин Байра-мов в это время в форме будет щеголять да самому себе нравиться! Этого хочешь, да? Героем в районе прослыть, а то и в городе? Давай, вали, доброволец хренов, без тебя обойдемся! Давай свою писанину!
  Генка медленно опустился на стул, не убирая ладонь.
  -Это уже ниже пояса, Сим. Про Клауса - это ты загнул...
  -А ты что, за весь Генштаб, за все Министерство поручишься? Или они тебе по очереди поклялись ублюдков в корпус не посылать?
  -Ты Клауса и без меня вычислил.
  -Его Дегтярев "вычислил", а не я! Если бы не твой поход, неизвестно еще что бы было. Стоун - пацан еще, у него и мысли пацанские, а ты понимать должен...
  "Передаем новости из зоны военного конфликта Гриндаль..."
  Замерли оба. В корпусе с вечной нервотрепкой и проблемами так просто было забыть о войне! За-быть даже не о том, что она продолжается, а вообще забыть - это ведь не гражданская с боями на улицах, это далекий конфликт со странными людьми, которые почему-то не сдаются лучшим в мире имперским войскам. Но два раза в день - новости, несмываемая мета войны. Такая же, как раненые на улице и неизвестно откуда появившиеся монахини с кружкой для пожертвований, как нелепые слухи, которым верили все - например, неделю назад шустрые бабульки бросились ску-пать соль и спички, боясь, что они вдруг исчезнут. И чего добились? Только смеха от внуков да подорожания - ушлые торговцы два дня на складах товар держали, а потом и взяли за него по двойной цене. Забыть, выключить радио на те самые полчаса, мимо ушей пропустить сухие циф-ры...Но цифр этих Борк боялся хуже чем репортажа с поля боя, потому что память услужливо подсовывала факты - вчера было меньше..значит ты распекал курсанта, а кто-то умирал...ты при-нимал простыни, а кто-то запихивал в живот сизые кишки и побелевшими губами грыз чужую землю... Поэтому и горячившегося Генку Борк понимал. Только понимать и соглашаться - разные вещи.
  "... сегодня в секторе 5-А был найден поврежденный истребитель ФС-2. По поводу принадлеж-ности истребителя проводится расследование..."
  -Слышал?!
  -Что?
  -Травушкин!
  -Ё-мое... точно! А если не он?
  -Может и не он...Ты, Ген, Альке пока не говори, мало ли истребителей...Где этот сектор-то? У те-бя карты нет?
  -Сейчас принесу!
  -Ну ты смотри, нашелся, а?!
  -Ты же сам говоришь - может и не он.
  -Ну да, говорю...А ведь если бы пилот убитый - сказали бы? Сказали б, Генка! Понимаешь?!
  -Сфинкс таежный!!!- взревел Крокодил, уворачиваясь от падающего чайника.- Ты руками-то осто-рожней!
  -Ну, Травушкин, ну Максимка дает! Выжил! Я, Генка, носом чую, что выжил! Да ты тряпку возь-ми и вытри, там, в шкафу.
  -А говорят еще, что в корпусе дедовщины не бывает... - ворчал Крокодил, собирая горячую воду.- Вот теперь сам грей, я не буду. Так что - не говорить? Обрадуется же пацан...
  -Погоди. Напрасная радость еще хуже. Да они через пару дней все узнают, это же не котелок тебе, а самолет!
  -А кто узнавать будет? Жандармы?
  -Они.
  -Не люблю я эту контору.
  -А кто ж их любит? Но работают, стервецы, оперативно! Уж жив или нет, мы через день точно узнаем.
  -А если по радио не сообщат?
  -Наверняка не сообщат. В штабе узнаем, не волнуйся. Там, брат, не все по допуску - кое-что и по дружбе делается...
  Разглядывали карту, забывая про безнадежно остывший кофе.
  -Тут вот оно...Не самый хреновый участок, а?
  -Сопки тут. И лес.
  -Ну лес - он везде. Тут вон тоже лес. Макс в нем, бывало, как рыба в воде гулял...
  -Хоть бы сказали - подбили его или авария.
  -Авария вряд ли. Это ж истребитель! Пилот его только что в постель с собой не кладет, после ме-ханика сам проверяет!
  -Это Травушкин так?
  -Да любой! Кстати, ты в походе с картой работал?
  -Нет. С компасом собирался, да его ж Дегтярев забыл.
  -Зря. Что у тебя завтра? Краеведение есть? Вот и научи. А то будут думать, что им и в лесу указа-тели Император повесит...Да, физподготовку за тебя Стоун проведет, он, понимаешь, из своей учёбки какой- то хитрый комплекс упражнений притащил.
  Крокодил замялся. Тетрадный листок все еще лежал на столе, из-под карты высовывался.
  -Сим, я ведь серьезно насчет увольнения....
  -И я серьезно, - мягко сказал Борк.- Посмотри сюда, Гена. Видишь?
  В распахнутом шкафу - папки, которые уже на полках не умещаются. Личные дела курсантов. Не один раз листал их Генка - и новые, пахнущие клеем, и разбухшие от материалов, и неизвестно чем заляпанные. Вот они все, весь пятый отряд на этой полке, с фамилиями на корешках. Фамилии написаны одинаковым фломастером, и сами папки из одного магазина, в котором Борк когда-то скидку выторговал.
  -Ну, вижу...
  Гладил корешки Борк, будто детей непоседливых.
  -Давно читал? Это ж судьбы, Гена, живые судьбы... Я тебе почему пятый отряд дал, не знаешь? Тут у каждого в душе свой Гриндаль, похлеще настоящего. Им бы в игрушки еще играть, а они с ним живут. Вон, у Гвоздева лопнуло случайно - так в том не наша заслуга. Думаешь, ты все про них знаешь? Нет, Гена. И ты не знаешь, и я не знаю, и дай нам Бог не зная-то - помочь...А ты, зна-чит, на войну собрался?
  -Да никуда я не собрался... - буркнул Генка, отхлебывая кофе. - Соберешься тут с вами...еще за дезертирство расстреляете...А нам с тобой фронтовые сто грамм как - положены? А то у тебя друг объявился, а ты, как неродной, бурду эту лакаешь...
  Сто грамм у Борка в сейфе нашлось, да только ими дело не закончилось. Помнил Генка, как горланили они песни времен Гражданской, как покупали в киоске тягучий персиковый ликер, и как Борк начал про Любу что-то рассказывать, а потом на Настю Травушкину разговор перевел и тут же доказывать стал, что Максим ему друг, а за друга он хоть в огонь. Генка поддакивал и удивлялся - с чего это фонари без ветра шатаются?
  -Ох, е...
  -Ген, тебе плохо?
  Нет, блин, замечательно! А это еще кто? Ленка? Ну, блин, чего только по пьяни не наделаешь! Это я опять с ней помирился?! Не было у бабки хлопот - купила порося...
  -Воды дай...
  -Сейчас.
  -Погоди! Времени сколько?
  -Семь.
  -Утра? Тогда кофе давай.
  Ленка беспрекословно побрела на кухню. Это что же он ей вчера пообещал? В прошлый раз такое послушание в новую радиолу обошлось...
  Колючие струи душа кое-как привели в чувство. По крайней мере Генка чувствовал себя человеком, а не трупом, который по недоразумению закопать позабыли. Две чашки кофе влил, Ленку выпроводил - и в корпус.
  Борк навстречу попался - свежий, как огуречная грядка.
  -Ты в норме, сержант?
  -Обижаешь!
  -Ну тогда вперед. Про карту-то не забудь.
  Бодрей чем надо кивнул Генка. Правда, пока до кабинета дошел - и про карту вспомнил, и про то, что сейчас у пятого отряда краеведение. Все-таки хорошо сваренный кофе чудеса творит! А ликер этот- гадость редкая. Ни-ни, больше никакого западного пойла, даром давать будут - не возьму!
  Сидели курсанты на удивление тихо - карту в тетради копировали.
  -Ром, гляди!
  -Чего?
  -Я же тут был! Ну, когда заблудился! Вон лес, видишь?
  -Что, серьезно?
  -Ага. Господин сержант, можно вопрос?
  -Да, Травушкин?
  -А это что, зелено- желтое? Горы?
  -Травушкин, ты ушами слушаешь или хвостом?!
  -П-почему хвостом?- растерялся Алька.
  -Потому что только обезьяна сопку от горы не отличит! Я вас чему учил? Вот они, горы, вот! Се-рые! Кому еще неясно?
  -Ясно, господин сержант.
  -Ну слава Богу! Бакулин, а это у тебя что? Карта? Модернист фигов! Скажи бабушке, чтоб тебя в художественное отдала и не трепи мне нервы! Ох, медноголовые, да что ж я с вами на экзамене буду делать?! Расстрелять вас, чтоб не мучились? Ну что, что ты на меня смотришь как босяк на Императора? Перерисовывай!
  Бакулин послушно схватил резинку. Протер дыру, ойкнул вполголоса, оглянулся и вырвал лист. Крокодил не заметил. Он то и дело поглядывал на Травушкина и тайна изнутри жгла, разраста-лась в огненный ком. Сказать? Не сказать? Борк говорил - не надо, только у Крокодила на то свои соображения были. Его, Генкина, мать до сих пор на почту ходит, не доверяя почтальонам. Все писем ждет от бати. Как получила в гражданскую зеленое извещение "пропал без вести", так и ждет. Тайком от сына с утра бегает, стучит требовательно в дверь дубовой клюкой: "Что? Нема? Да вы пошарьте по мешкам-то, может, в уголок упало?"
  Хороший пацан этот Травушкин. Упертый. И карта у него получается...
  Отвел глаза и сразу же на холодный взгляд Туманова натолкнулся. Странный курсант. Вспомни-лись сразу слова Борка про папки. У этого-то что, какой скелет в шкафу? Ни с кем не дружит, раз-говаривает - будто словами торгует, и сидит отдельно. Рыжая копна волос, голубые глаза, смуглая до черноты кожа...да, с такой внешностью надо сильно постараться, чтоб невидимым стать. И по характеру не трус - с Гвоздевым сцепился тогда, а в походе на пацана из третьего отряда кинулся - еле оттащили. Стали разбираться - оказывается, Лёвка Гэрика " паршивым гриндальцем" обоз-вал. Да уж, с такой вспыльчивостью в армии делать нечего. А может, перерастет еще, время-то есть...
  -Господин сержант, можно еще кальку?
  -Испортил, что ли, Травушкин?
  -Да нет, я уже...
  И правда - уже. Отличная карта получилась, хоть сейчас ее на доску вешай.
  -Молодец! Вот, Бакулин, видишь как надо? Так, а калька тебе зачем?
  -Ну я еще одну сделаю, - тихо признался Алька.
  -Зачем?! Дегтярев и без тебя справится.
  -Да я для себя, Геннадий Борисович! Правда, для себя! Мне надо...
  Пожал плечами Крокодил, но кальку выдал.
  -Звонок скоро, все равно не успеешь.
  -Ничего, я на перемене.
  И правда рисовал на перемене, старательно кальку к тетради приложив. Ромка даже в ларек не пошел - все вертелся рядом, друга за руку дергал.
  -Ты что, Чепуренко догнать решил?
  -Отвали, Ромыч!
  -Пошли в ларек, мороженку сточим!
  -Потом...не мешай....
  -Во, видали? Я мешаю! Ну и подумаешь!
  -Ром, погоди! Я потом все расскажу, ладно?
  -Сейчас, - потребовал Ромка, вгрызаясь в сочное яблоко.- Потом неинтересно. А по дороге в ларек ты рассказать не можешь?
  -Не-а.
  -Все равно же перемены не хватит. А в ларьке, кстати, эскимо апельсиновое появилось, - коварно сообщил Ромка и отвернулся.
  -Да? На палочке?
  -И с наклейкой. Ну, ты же не хочешь...
  -Я не хочу?! Вранье! Погоди, Ромыч! Постой! Все, сейчас вот эту реку дорисую, и пойдем!
  "Сказать - не сказать?"- думал Крокодил, относя карту. Так просто- отозвать мальчишку в сторо-ну, шепнуть два слова и сделать счастливым... А вдруг и впрямь ошибка? Вдруг тот истребитель никакого отношения к Максиму Травушкину не имеет?
  Борк шел навстречу - угрюмый какой-то, и следа от утренней бодрости не осталось.
  -Зайдешь ко мне, Гена?
  -А кофе будет?
  -Будет тебе и кофе, и какао с марципанами... - невесело отозвался Борк.- Сказал, нет?
  -Нет.
  -И правильно сделал.
  -Что - не тот истребитель?
  Так обидно вдруг стало Генке, будто Травушкин его отцом был.
  -Тот-то тот, не в этом дело...Читай вот. Из министерства сегодня прислали подарочек.
  На белой гербовой бумаге - стандартная шапка запроса и казенный почерк. А запрос таков - мол, не встречался ли в последнее время воспитанник вашего корпуса Александр Травушкин со своим отцом, не видел ли его? А если встречался, то узнайте когда следующая встреча, и позвоните по такому-то номеру, а лучше бы самого Максима Травушкина в корпусе задержать - вежливо, разу-меется, и о запросе ничего не говоря. Внизу фиолетовой строкой - предупреждение о строгой сек-ретности. И подпись министра обороны, на печать заехавшая.
  -Как же так, Сим?
  -А вот так. Перестраховщики гребаные!- взревел вдруг Борк, в мусорную корзину бросая длинный серый конверт.- Зажрались там! Их бы в Гриндаль, хоть на день отправить! В эшелоны - и всех, всю эту гнусь чиновничью!
  -А Максим им зачем? Что он такого сделал?
  -Выжил. Я тут в штабе одному позвонил, спросил. Так он мялся-мялся, а под конец выдал - мол, неблагонадежным Травушкина считают, неизвестно где он был столько времени и что делал.
  -Ни фига себе...- выдохнул Крокодил.- Погоди...Они ему что - измену шьют?!
  -Не знаю, Гена. Ничего не знаю. Может, и шьют, а может только кроить начали...
  -Это он когда пропал? Месяца два назад, да?
  -Больше. Ну да, я Альку в первых числа июня привез, три месяца с копейками и выходит.
  -Хорошо хоть живой, - сообразил вдруг Крокодил. - На мертвого бы запросов не слали.
  -Это да. Так, значит...Я не знаю где Максим, но если он жив-здоров, то про Мариенбург узнает, сюда же беженцев увозили. Ну, а раз про Мариенбург узнает - про корпус тоже догадаться может. На меня-то выйдет, надеюсь... В общем если и правда он сюда явится - никаких звонков, понял?
  -Понял, не маленький. А как я его узнаю?
  -А что, Альку каждый день кто-то спрашивает? Хотя да, он же и в городе может его увидеть...Я тебе карточку его покажу на всякий случай, - решил Борк.- Мало ли...Ты же у нас всех девчонок уже закадрил, и город, небось, до последнего забора, облазил...
  На фотографии - улыбчивый лопоухий парень, чем-то похожий на самого Альку, засунул руку в пасть каменному льву, а другой рукой девчонку за плечи обнял.
  -Вот они, Макс с Настюхой. В Мариенбург только приехали. Я и снимал...Запомнил?
  Крокодил кивнул, хотя сильно сомневался, что при встрече Травушкин таким же симпатягой ока-жется. Война и время людей похлеще хирурга меняют.
  -Давняя фотка. Другой нет?
  -У Насти есть, наверно. Но я ее тревожить не хочу. Хорошо хоть эту сволочь выперли. Прямо во-время.
  -Ты про Клауса?
  -А то про кого же! Уж он-то настучал бы...Ладно, Гена, значит, договорились - Альке пока ни слова. Как он там?
  -Да как обычно. Карту вот нарисовал - хоть на выставку. Старается...
  А у Альки уже вторая карта в рюкзаке лежала. Ну не совсем карта - так, набросок.
  -Ты же обещал рассказать! - напомнил ему Ромка, откусывая сразу от трех эскимо.
  -Ага, - промычал Алька, занимаясь тем же.- Давай сядем, а? Мы и отсюда звонок услышим. Коро-че, я тут бродил, в лесу этом. А тут вот сопки, я и не знал, думал, что лес один, понимаешь? Что он никакими сопками не делится! Я же тогда еще маленький был, не запомнил.
  -Когда?
  -Ну, давно, мне тогда восемь лет было. Мы с папой в поход пошли, и тут ночевали.
  -В лесу, что ли?
  -Ну, почти. В пещере. Вот в этой.
  -Так тут же нет никакой пещеры! Сопки только.
  -Так, конечно, не видно, - согласился Алька.- У тебя мороженое капает! Тут не видно, а в сопке пещера есть. Я как увидел, так сразу вспомнил! Ты только слушай, не перебивай! И мороженое не держи, вот ляпнешь же сейчас на колени! А хочешь, я съем? Все равно растает!
  -Не успеет, - хмыкнул Ромка.- Ты про пещеру давай рассказывай!
  
  Пещера была незаметной - просто на склоне нырнул отец в кустарник, и Альку за собой позвал. Алька лез долго, хныкал от колючек и насыпавшегося за шиворот мусора, а потом вдруг оказался в темноте, и чуть было не заревел по-настоящему. Но отец зажег свет, и в пещере стало уютно, почти как в коробке из-под холодильника, в которую Алька любил залазить. И оказалось, что Максим Травушкин еще до Алькиного рождения эту пещеру облюбовал. С друзьями тогда хо-дили в походы, добирались и до Гриндаля, только никто из городских мальчишек шалаши нор-мально строить не умел. И дождь их мочил, и ветер беспощадно разбрасывал кое-как составлен-ные ветки, а черно-рыжий Тузик, непременный участник всех походов, устраивался лучше всех - в какой-нибудь заброшенной норе. Он пещеру и обнаружил. Бегал по лесу, облаивая все, что видел - от бабочек до рассерженных ежей, и вдруг пропал. Максим отправился на поиски. Звал, кричал, размахивал банкой из-под тушенки, и не услышал - почувствовал что-то, остановившись возле сопки. И тут же вылетел Тузик, лохматой молнией вокруг ног закружился, так и норовя до лица допрыгнуть. "Ах ты бродяга! Ах, шалопай собачьего племени! Да где ж ты шлялся, а?"- удивлял-ся Травушкин. И Тузик будто понял - нырнул в кустарник, заскулил призывно - иди, мол, хозяин, не бойся, я отсюда уже всех барсуков повыгонял.
  Теперь у туристов было где укрыться от дождя. Сухая просторная пещера служила им верой и правдой. А потом разбрелась компания, только Максим с Настей походы не забросили. Ради На-сти же и стал Максим стараться - женщине, да еще любимой, комфорт нужен. Свечи принес, стол из досок соорудил, шкуры звериные постелил на пол, а еще в коробке держал неприкосновенный запас - нож в кожаных ножнах, спички, фонарь с батарейками и самое главное- воду с консервами. Эх, вспомнил бы тогда Алька про сопку, не растерялся бы от испуга - и не довелось бы ему горь-кие листья есть!
  -Ничего себе...А карта тебе зачем? Там что, эта пещера есть, да?
  Ромка даже позавидовал чуть - младше него Алька, а приключений вон сколько.
  -Да нет, откуда? Не знаю, Ром. Честно не знаю, - смутился вдруг Алька, засовывая злополучную карту в карман рюкзака. - Ой, звонок!
  -Не слышу.
  -Точно был!
  -Успеем! - уже на бегу крикнул Ромка.
  Успеть-то успели, да на общеимперском схватил Ромка очередную двойку. Третью подряд- то правило не выучил, то изложение кое-как написал, а сегодня диктант трудный попался. Запятые Ромка расставлял почти наугад, надеялся - вдруг повезет?
  Не повезло.
  -Что же вы, Дегтярев?- укоризненно сказал Стоун, отдавая перечеркнутый красным листок.- Тра-вушкин исправился, а вы?
  -Я тоже исправлю...
  -Ведь можете же! Почему не учите? Не хочу я двойку ставить, понимаешь?- сбился с официально-го тона Дмитрий Васильевич. - Не хочу, а придется!
  -Да ставьте, ладно...
  -Исправляй. На экзамене еще трудней будет.
  Ромка усмехнулся. Экзаменами их пугали чуть ли не с весны. Казалось - полно еще време-ни до ноября, сто раз можно все исправить. Поэтому из-за двойки Ромка даже не расстроился. Бы-ло две, станет три, подумаешь... Эх, лучше бы и правда не ставил ее Стоун! Лучше бы поднап-рячься и выучить то правило, да только кто же знал что в воскресенье ему, Ромке Дегтяреву, увольнительную не дадут! "За что?"- обиженно спросил он у Борка. "Три двойки подряд-это уже перебор, Рома. Сиди, учи". И напрасно было доказывать, что он все исправит и сдаст. Борк - не Стоун, с ним не поспоришь.
  Алька в воскресенье около Ромки крутился.
  -Ну, чего не уходишь?- спросил наконец Ромка.
  -Куда?
  -Домой! Тебе же увольнительную дали.
  -Я не пойду.
  -Не дури!
  -Ромыч, ты не обижаешься?
  -За что? Ерунда какая! Иди, Алька. Тете Насте привет передавай. А я...я и правда имперский по-учу, пускай Стоун не выделывается.
  За учебник взялся Ромка, даже открыл его.
  -Ну, так я пошел, да?
  -Иди. Мама ждет, наверно?
  -Ага.- улыбнулся Алька.- Ну пока, Ромыч!
  -Пока.
  Учебник закрылся одновременно с хлопнувшей дверью. В окно смотрел Ромка, на счаст-ливых пацанов возле калитки. И он мог бы быть там, гулять по городу, на картах вместе с Алькой гонять...Дурацкая двойка! Тупой предмет! Надо было тогда Стоуну все четыре ножки у стула от-крутить!
  Алька шел к остановке не спеша, оглядывался. Никогда еще он не был в Мариенбурге один.
  "А в Гриндале теплей"- думал он, кутаясь в ветровку. "Там еще лето. Вот почему не бывает так, чтоб всегда лето? Сделать бы такую машину - нажал на кнопку и вот тебе любое время года - кому что нравится..."
  -А друг-то где твой, Алик?- спросила его контролерша.- Рому куда подевал?
  -В корпусе, теть Вер, - откликнулся Алька, хватаясь за поручень.
  -Случилось что?
  -Да нет, уроки учит.
  -А я уж думала - не заболел ли, упаси Бог. Вы же нараспашку бегаете, все модничаете, а потом чих да сопли. Вон и у тебя куртка не застегнута. Застегни, Алик!
  -Да мне не холодно!
  -Сейчас не холодно, а потом поздно будет. Вон и у меня Виталька, внук, добегался...Не знаешь, лимоны на базаре есть, али нет? Простыл, теперь вот медку купила, а лимона так и не нашла.
  -Не знаю, - честно ответил Алька.
  -Вот и я ж не знаю. Застегни, кому говорю! Эй, гражданочка, что у вас? Проездной? И что вы его так скромно показываете?
  Куртку Алька так и не застегнул. А дома у себя увидел он Борьку, который уплетал яблочный пи-рог.
  -А мне, мам?
  -А ты обойдешься.
  -Мама!
  -Да шучу я! Руки мой. Боря тебя с утра ждет, мы с ним уже и пообедали.
  Несмотря на сопротивление, перед пирогом Альке пришлось тарелку борща съесть. А по-сле он ел румяную вкуснятину, выбирая вначале из середины куски яблок, потом верхушку обгры-зая, а потом уже дожевывал с неохотой то, что осталось.
  -Пошли ко мне, Аль? Мне грузовик купили, здоровущий! В гонки поиграем.
  -Сейчас, - отозвался Алька, роясь в коробке с игрушками.- Я тогда тоже грузовик возьму. Этот. Или этот... Мам, ты мой грузовик с синей кабиной не видела?
  -А то как же! Вчера только в магазин на нем ездила!
  -Ма, ну я серьезно!
  -И я серьезно. Алик, ну зачем мне твой грузовик, сам подумай? Я же у тебя не спрашиваю, где моя вишневая помада?
  -В сумке. Она у тебя всегда в сумке. А если нет, то в тумбочке. О, нашел!
  -Помаду?
  -Какую помаду! Грузовик! Ну все, мы пошли!
  -Ключи возьми, а то придешь, а меня дома не будет.
  Две недели назад Алькина мама на работу устроилась. На почту, оператором. Борькина мать к себе в торговлю ее звала, да та отказалась. "Не привыкла я людей дурить"- созналась она потом Альке. "Галка шустрая, ей и карты в руки, а я не могу".
  -А мама дома?- спросил Алька у друга.
  -Не, опять за товаром поехала, - ответил Борька, размахивая сумкой с пирогом.- А мне еще знаешь что подарили? Приемник!
  -Классный?
  -Ага! Три волны берет, и корпус такой суперский, черный. Только она ругается, что громко вклю-чаю. Скажи, в Гриндале классно было? Там на крышу можно залезть и слушать хоть весь день...
  По черно-красному с желтыми разводами ковру устроили мальчишки гонки. И грузовик Борькин действительно классный был - большой, с огромными колесами, да еще и заводной.
  -Алька, слышь, а что там у тебя?
  -Чего?
  -Ну, мне-то можно!- обиделся Борька, разгоняя грузовик.- Я же свой, я не гриндалец!
  -Что - можно?- так и не понял Алька.
  -Ну, про истребитель тот...Алька, ты что - правда не знаешь?!
  -Нет. А что за...с папой что-то, да? Его нашли?!
  -Истребитель нашли, я по радио слышал.
  -Когда?
  -На той неделе. Я ночью радио слушал...- объяснял Борька, не замечая, что оба грузовика мчатся прямо к стене. - Ну не радио, а шум, когда ничего не передают, а шорохи такие бывают, знаешь?
  Про шум ему сказал Генка, когда пацаны на скамейке страшилки рассказывали. Мол, шум этот не простой, и если его ночью с двенадцати до трех слушать, то можно услышать как приви-дения разговаривают. Борька в привидения не верил, поэтому и поспорил с Генкой на шоколадку что все это фигня. Два дня он слушал радио и засыпал, даже полчаса не вытерпев. А на третий день, в воскресенье, долежал до часу ночи, и услышал не привидение - гриндальские новости про упавший ФС-2.
  -Так что, не нашли папу?
  -Наверно нет, про папу я не слышал, - виновато ответил Борька. - Я думал, ты знаешь. Пошел к тебе вот, а мама твоя молчит...
  -Ничего себе...- выдохнул Алька.- А может это другой истребитель? Если бы папин - мне бы Борк сказал!
  -Наверно другой. Борк - это директор ваш, да? А может он сам ничего не знает?
  -Да ну! Должен знать!
  В гонки играли уже неохотно. Потом Алька домой пошел. Попил воды, открыл на загнутой странице "Расмуса-бродягу", и глупым вдруг показалось это увольнение. Зачем оно, если можно прямо сейчас к Борку сбегать? Узнать все и обратно, мама-то все равно только вечером придет. А до вечера сто раз в корпус и обратно можно сбегать! Может, на велике съездить? Да ладно, там же движение...это в Гриндале если одна машина проедет, то по дороге с закрытыми глазами можно идти, а тут всякие придурки за руль садятся...
  -Ты куда?- крикнул Борька, высовываясь из окна. - В магазин? И я с тобой!
  -Не, я в корпус!
  -Куда?
  -В корпус! Я быстро!
  Возле школы остановился, запыхавшись. Полбутылки лимонаду в ларьке выпил и дальше уже не спеша пошел. Только мысли все об отце, где уж тут за углом кого-то увидеть...
  -И кто это у нас тут шляется?- издевательски произнес Шериф, хватая Альку за шиворот.- И кто это такой смелый, а? А кореш твой где?
  -Нигде!- огрызнулся Алька, пытаясь освободиться. - Пусти!
  -А тебя не учили, что со взрослыми так не разговаривают? Не учили? Так мы поучим!
  Рядом с Шерифом - Буня, Валет, еще какой-то худой пацан. Эх, надо было "Дакар" взять! Сейчас бы как рванул - не догнали! А может и не догонят? Рвануться как следует - и к домам, там люди.
  -Пусти, слышишь!
  -Утю-тю, какие мы грозные! А это шо в карманах звякает? Валет, проверь!
  Бритоголовый Валет руку протянул. И ударил его Алька, потому что бежать было некуда, потому что все равно они гады, и еще потому, что Максим Травушкин ни за что бы не побежал.
  Сзади с двух сторон - стена кирпичного завода. Слева гора щебенки и булыжников. А впе-реди Шериф с дружками, и когда Валет отшатнулся, разбитый нос зажимая, с тихим щелчком из рукава Шерифа лезвие выскочило.
  -Отойди, Валет! Щас я этого умника сам разукрашу. За ним должок...
  Приближался медленно, ножом поигрывая. А Буня уже руки за спину Альке скрутил. И Валет ус-мехался, не обращая внимания на заляпанную кровью рубашку.
  -Комар - на атас. Вдруг полисы приканают...
  У ножа ручка изолентой обмотана. Бежать бы, кричать, а Алька на месте застыл. И на лезвие смот-рел равнодушно, будто все понарошку, будто это сон или фильм западный.
  -Ш-шериф, ты его в натуре гасить будешь?!
  -Заткнись, Комар.
  Расширенные зрачки у Шерифа. И лезвие уже царапает кожу - медленно, неохотно.
  -Он же прощения не попросит...он же гордый у нас, да? Курсант, не хрен собачий...
  -Не тяни, Шериф!- выдохнул Буня.- Или режь, или сваливаем!
  -Шо ты нервничаешь, Буня? Не учи папу жизни. Мне, может, так больше по кайфу...
  -Мама!!!
  Это не Алька перепуганный, это Комар крикнул. Из-за куч строительных булыжник прилетел и угодил ему прямо в ногу.
  -Какая падла...?!- взревел Буня, отпуская Альку.
  Третий булыжник возле головы Шерифа просвистел. И нож беспомощно звякнул, падая на землю. А обстрел продолжался, и плевать было невидимому снайперу на крики бандитов.
  -Ай!
  -Уй-юй! Валим, пацаны!
  -Чокнутый! - крикнул Шериф, отступая к стене.- Так же и убить можно! Чего мы тебе сделали?!
  Три булыжника были ему ответом. И вслед за дружками похромал Шериф, напрочь забыв про Альку. А Алька стоял, еще не веря в свое спасение. Но булыжники мимо него пролетали, а потом и вовсе перестал стрелок ими швыряться.
  -Ты кто?- хрипло спросил Алька.- Спасибо! Ромка, ты?
  Сделал шаг к куче щебенки, и тут же перед ним упал булыжник. Небольшой.
  -Эй, ты чего? Покажись хоть! Я же тебе ничего плохого...
  Второй булыжник был уже побольше, и упал он прямо возле Альки. Этакое предупреждение - не лезь, мол, куда не просят.
  -Ну и как хочешь...- растерянно сказал Алька.- Спас ведь...Чего кидаться?
  Пошел, оглядываясь. Куча щебенки высотой в три роста - что там увидишь?
  -Ну ты это...спасибо, короче. Зря ты прячешься...
  После его ухода минут пять прошло, пока из-за щебенки мальчишка не выглянул.
  -Пошел ты со своим спасибо...- пробурчал Гэрька Туманов, отбрасывая зажатый в ладони булыж-ник. - В зад себе его засунь...Нашел спасателя!
  И выругался длинно и непонятно, потому что на Альку плевать ему было, а на Шерифа тем более, просто если бы один придурок убил другого, то в корпус полисмены бы слетелись со всего Мариенбурга. Копались бы, курсантов допрашивали, нос совали куда не надо. А Гэрьке такое лю-бопытство не нужно было. Никогда не нужно, а сейчас особенно. Нет, это ж надо - шел, никого не трогал, специально спрятался, Травушкина увидев и вдруг в герои угодил!
  Алька к Борку не вошел - влетел. Да не в кабинет, а прямо домой. На кнопку звонка жал так, что казалось - оторвет.
  -Травушкин?! Что случилось?
  В синем костюме с галстуком вместо обычной формы Борк сам на себя был не похож.
  -Господин директор, к вам можно?- выпалил Алька.
  -Эээ...ну входи, я тут, понимаешь, человека жду одного...Это что у тебя на шее? Кто тебя так?!
  -Ничего! Ерунда!- отмахнулся Алька.- Я ненадолго! Только вы мне честно скажите, и я сразу уй-ду, ладно?
  -Садись, Травушкин. Остынь. Квасу хочешь?
  "Ну почему у Генки все получается?"- думал Борк, наливая квас в кружку из запотевшего кувши-на. "Почему у него все гладко проходит? Ну, вот войдет Люба, а у меня опять работа...Черт, и подмести не успею!"
  -Что случилось, Алик?
  Алик аккуратно поставил кружку на стол и спросил - будто в речку прыгнул с обрыва:
  -Симон Аркадьевич, а тот истребитель - правда папин?
  -К-какой истребитель?
  -Который по радио в воскресенье нашли.
  Борк поперхнулся квасом, на галстук пятно посадил. Кашлял долго, время выигрывая. Вот тебе и тайна! Откуда узнал?! И самое главное - в голову никакие отговорки не лезли.
  -Он живой?!
  -Не знаю, Алик.
  -Врете!
  -Нет. Не вру.
  -А самолет хоть его?
  Отвернулся Борк. Секретность, мать ее! Ну а когда к тебе домой такой вот шкет является - что с ним господа штабники делать прикажут?!
  -Не могу я тебе ничего сказать. Понял? Не могу!
  -И маме не можете?
  -Ты мать сюда не впутывай, слышишь! Она знает?
  -О чем?
  -Травушкин, не выделывайся!
  -Пока не знает, - хмыкнул Алька.
  -Шантажист! Ты понимаешь, что такое вообще государственная тайна?!
  -Да не кричите вы так, дядя Сим. Понимаю, не маленький. Вы мне только скажите, что папа жи-вой...или нет...только правду скажите. А я - никому! Слово!
  Борк залпом выпил квас прямо из кувшина.
  -Живой. Не волнуйся.
  -Значит, его истребитель?
  -Может, тебе и телефонограммы из штаба показать? Правдолюб... Мать честная, да я сам ничего не знаю! Истребитель, понимаешь, нашли, а Максима нет...
  -Где нашли? В Гриндале?
  Следующие десять минут Борк совершенно сознательно разглашал государственную тай-ну. Про обвинения в адрес Максима он, конечно, ничего не сказал, но взял с Альки то самое тра-вушкинское Слово, что - никому, ни за что, особенно матери.
  -Спасибо, дядя Сим!
  -Никому, слышал? Тебе-то что, а мне не поздоровится...
  - Конечно, - серьезно кивнул Алька.- Вы не волнуйтесь, я все понял. Главное что живой, правда?
  -А на шее-то что у тебя?- крикнул вдогонку Борк. Но Алька уже выбегал, нечаянно задев кого-то локтем.
  -Ой! А у тебя гости, Сим?
  -Привет, Любаша! Да вот детвора без меня никак...- суетился Борк, незаметно запихивая под ко-вер упавший окурок.- Да ты садись! Квасу хочешь? Хороший такой квас...был...Я сходить могу, хочешь? Тут близко ларек!
  -Спасибо, Сим, не хочу, - улыбнулась Люба. - Да и не жарко уже.
  -Осень! Куда лето прошло, а? Да ты сюда, в кресло садись, а я пока хоть чаю заварю. Чай-то бу-дешь?
  -А я думала, ты только кофе пьешь.
  -Кофе - это Генка, это он у нас гурман. При нем растворимое и открыть нельзя - носом крутит.
  Суетился Борк как школьник, как подросток на первом в жизни свидании. Рассыпал кофе, чуть не опрокинул чайник, болтал без умолку обо всем что в голову приходило, к месту и не к месту своё "мать честная" вставляя. А все потому, что редко к нему женщины заходили. Встре-чался он с ними в безликих гостиничных номерах, где все было поддельно - от роскоши до чувств. И совсем было смирился с тем, что кроме Насти Травушкиной никто его сердца не затронет. Лю-ба....ну что в ней особенного? Девчоночий "хвостик" вместо прически, платье в крупных маках, губы чуть подкрашены и худобы модной нет - только глаза синевой небесной тронуты, и падает Симон в эту синеву, не замечая, как на кухне возмущенно плюется кипятком закипевший чайник.
  -Сим, а сахар у тебя где?
  -А? Сахар? Да есть где-то...вот тут был, в шкафу. Нашел! И печенье еще есть со сгущенкой! Толь-ко не говори, что ты и его не любишь!
  Болтали о работе, смешные случаи вспоминали.
  -Как там детвора твоя?
  -Кошмарно, - призналась Люба.- Витька в одних шортах бегает, никак не научу его рубашку оде-вать! Так еще прискачет и дверь не закроет. Представляешь, я вчера чуть с ума не сошла - дверь же открыта, Аленка взяла и вышла! Кинулась - нету! Я и туда, и сюда, весь двор оббегала, а она на четвертом этаже у бабушки чаюет!
  -Путешественница. А Витюха здоровей будет. Пускай закаляется.
  -Ой, да это та еще путешественница, все бабуси ее уже знают. С полными карманами гостинцев приходит!
  Помолчала, кружку на стол ставя. Сама себя за болтливость упрекнула - ишь, разговорилась! Буд-то так уж интересно всем про ее детей слушать! Вон Маринка- та всегда находит что сказать.... Да нет, Симу интересно - вон он какой конструктор детям принес! И играл с ними целый вечер, визгу столько было, смеху, будто сразу у всей семьи день рождения настал. А руки у него большие, тя-желые. И Любину руку эта тяжесть так накрывает, что и слов не надо...
  
  Алька между тем крутился у ворот корпуса, Ромку высматривая. Но не нашел - урок был у курсантов, Дегтярев вместе со всеми реактивы смешивал и не понимал, почему вместо зеленого цвета синий выходит. Значит - домой? Холодный ветер распахнул куртку, швырнул в лицо красно-желтый лист и горсть пыли.
  -Эй, ты туда или сюда?- прикрикнул из будки сторож.- Что, увольнительной нет?
  -Есть, - ответил Алька, показывая бумагу.
  -Ну так давай, чего думаешь? Во народ - одних не загонишь, других не выгонишь...
  Дорога домой в два раза длиннее была, потому что на всякий случай ту улицу с щебенкой обошел Алька, да и заблудился. Дядька с портфелем под мышкой вывел его на остановку, даже в трамвай подсадил, а все равно пока Алька домой добрался, мама уже дома была.
  - Ну и где тебя носило?- спросила она устало.
  -Почему носило? Я по делам бегал. Ма, есть чего покушать? Я голодный как два слона! Даже больше!
  -Котлеты в холодильнике....Эй, а руки?! Руки мой живо! Господи, что за наказание! Мылом мой, понял? А на шее у тебя что?!
  -Ничего, поцарапался...
  -Ты со всего Мариенбурга грязь собирал, что ли? Стой смирно, я йодом помажу! Шею-то мыть надо хоть иногда. Ох, горе ты мое луковое, да не вертись ты!
  -Щиплет!- хныкал Алька, уворачиваясь от йода.
  -Пощиплет и перестанет. Терпи. Там на кухне еще печенье, только все не ешь, я на работу возьму половину.
  -Ты, мам, лучше сразу возьми, - честно предупредил Алька.
  - А что, у тебя силы воли нет?
  -Есть. На овсянку, на манку, на гречку...
  -Балда, каши надо есть! Они полезные.
  -Ма, ну вот почему как полезное, так сразу невкусное? Были бы полезные шоколадки! Или торты! Скажи, классно?
  -А у тебя ничего бы от полезности не слиплось?- усмехнулась мама, накладывая Альке пюре. - Ешь давай. И так уже Григорий Власович говорит, что у тебя кожа да кости.
  -Да прям! Ромка еще меня худей! Просто у него плечи шире. Мам, а купи мне грушу, а?
  -Яблоки вон в кастрюле, полную сумку купила.
  -Да нет, не такую! Боксерскую! Я тренироваться буду, - объяснял Алька, жуя котлету.
  -Тоже мне боксер!
  -Ну ма, купи! Я в "Гладиаторе" видел, совсем недорого!
  -А в корпусе что, груши твоей нет?
  -Ага! Там пацанов знаешь сколько! А то моя будет, мам! Ну купи, ну я больше ничего- ничего просить не буду, даже на день рождения...
  -Ты и про велосипед то же самое говорил. Хлеб бери, не спеши. За тобой, кстати, Боря с каким-то мальчиком заходил.
  -Когда?
  -Да недавно...
  -Алька-а, выходи!- завопили во дворе.
  К окну метнулся Алька, вилку на стол забыв положить.
  -Борь, я тут!
  -Ты с нами будешь в футбол?
  -Ага, сейчас! Подождите меня!
  Вилку бросил, меду двумя кусками хлеба котлету зажал и в карман сунул.
  -Ма, я погуляю?
  -Недолго только, чтоб я тебя ночью не искала.
  -Ладно!
  -В девять чтоб дома был, слышишь?!
  По перилам съехал вниз, чтоб быстрей. Мать вздохнула, двери закрывая. Вроде совсем не-давно маленьким был, за юбку цеплялся: "Мам, ты куда? Мам, я с тобой!" С маленьким хлопоты, а сейчас вдвойне - вот убежал и неизвестно что они там делают. В соседнем подъезде баба Фрося мальчишку, Алькиного одногодка, с сигаретой застукала. Да нет, Алик не такой, да и в корпусе плохому не научат.
  Еще раз вздохнув, стала собирать разбросанные игрушки. И зачем ему этот корпус? Сейчас бы вместе жили. А то на выходные прибежит, поест и до вечера на улице. Как живет, чем живет? Спросишь как дела - услышишь "нормально". Дневник глянешь, ну у Борка еще спросишь - не обижают ли. А что Борк, у него, таких как Алька целый корпус, за всеми не уследишь. Был бы Максим...И ведь ревновала тогда к походам, к секретам их общим, к возне, на драку похожую. Не всерьез, а все же ревновала.
  Пока стиркой занялась, пока суп сварила, да еще Галка пришла пожаловаться на очередно-го ухажера - не до часов было, а потом спохватилась, глянула.
  -Алик, домой!
  -Мам, ну еще чуточку!
  -Я тебе дам чуточку! Десять уже!
  -Ма, ну сейчас! Ну полчасика хоть!
  Темно уже, какой может быть футбол?! Хорошо хоть окна во двор выходит. И фонари целы, и мальчишки уже костры зажгли. Там Алька, никуда не делся, а все равно от окна Настя не отходит.
  -Мам!
  -Ну наконец-то, блудное созданье...
  -Мам, ты только не ругайся, можно я картошки возьму?
  -Какой картошки?- не поняла мать.- Суп вон на плите, разогревай и ешь.
  -Да нет, я еще на полчасика, можно? Ну мам, ну мы картошку печь будем, пожалуйста!
  -С ума сошли? Ночь на дворе!!
  -А когда, днем что ли? Днем неинтересно, и бабки за костер ругаются. Мам, ну всем разрешили, даже Шурке и то...ну ма-ама...
  Отпустить? Оставить? Или...
  -Значит, так, - строго сказала Настя.- Надевай куртку, картошку потом возьмешь. А я котлеты.
  -Ты что - со мной?! Ура!!!
  -С тобой, с тобой...Соль у вас есть?
  -Не знаю...
  -Эх вы, повара! Да ты пакет бери, ты что - в руках нести собрался?
  -В кармане, - смущенно сказал Алька.
  -Я тебе дам - в кармане! Стирать потом сам будешь!
  -Алька, ты выйдешь?
  -Подождёте, - откликнулась Настя.- Это ты, Боря? Сейчас мы...
  Спустились с картошкой, солью и поздними помидорами, которые дома Алька есть отка-зывался. Длинное бревно откуда-то притащив, сидели шестеро мальчишек, все знакомые - если не из этого дома, то наверняка из соседнего. А Борька уже вытаскивал упаковку сосисок, потому что дома картошки не оказалось. А потом Даня побежал за хлебом в круглосуточный ларек, а мама уже нанизывала сосиски на спицы, из дома взятые (когда - Алька и не заметил). И картошку чис-тили, пачкая ладони, и грызли ее, недопеченную, помидорами заедая. После Генка стал страшилки рассказывать про ходячих мертвецов, и вдруг на самом деле чьи-то шаги послышались. Даже Аль-ка завизжал, хотя мама, его мама, рядом же сидела. А это, оказывается, Шуркина мать подошла непутевого сына домой загнать! И хохотали вместе над своим страхом, и Генке Борька подзатыль-ник дал, а сопротивляющуюся Валентину Настя сама на бревно усадила и сосиску в руки всунула. И Данька два раза еще бегал - то за лимонадом, то за чипсами. Взрослые из окон выглядывали, го-ловой качали- то ли осуждая шумную компанию, то ли завидуя. "Идите к нам!"- кричала Настя Травушкина, чувствуя себя не матерью - девчонкой босоногой. Потом под фонарь перенесли бревно и в карты играли до тех пор, пока восьмилетний Майрик зевать не стал. Зевал-зевал, а по-том и вовсе на траву лег, Алькину куртку под голову подложив. Спохватившись, повели его до-мой, с рук на руки родителям передали.
  -Ма, давай еще посидим... - сонно ворчал Алька.- Ма, ну еще немножко...
  -До утра что ли? И так уже поздно...Ой, ничего себе мы погуляли! Ты на часы глянь!
  -Классно, да, мам? Суперски было?
  -Еще и как, - согласилась Настя, укрывая сына одеялом.- Все, Алик, погуляли, теперь спи.
  -А ты?
  -И я ложусь. Спокойной ночи.
  Алик уже спал, подтянув колени к груди. Но снилась ему чепуха всякая, от которой одеяло и простыня на пол упали- то лес гриндальский, то пещера, и вдруг приснился отец - живой, здоро-вый. Бросился к нему Алька, а отец вроде уже не отец, это Борька с автоматом стоит и ругается "А ну уходи! Это наша пещера, и отец тоже мой, я за него заплатил! У меня теперь есть папа, а у тебя нет!" Кинулся Алька на Борьку, а за Борьку будто бы бородатые гриндальцы вступились, и у каж-дого гриндальца три ножа и пистолет. А потом на другой бок перевернулся Алька, и снилось ему как над бревном во дворе он летит на лучшем в мире истребителе ФС-2...
  
  7. Утром пошел дождь. Он жалобно стучал в окно и завывал, бросая на стекла желтые листья. Ли-стья неохотно скользили вниз, на подоконник. Алька выпил кружку молока, съел бутерброд и пошел к себе в комнату. На улицу не выйти, играть не хочется, да и парусник в корпусе остался...
  Из старого рюкзака вытащил альбом и карандаши. Когда-то в Гриндале была любимая игра - ри-совать пиратов, много, целую команду, а потом вырезать их и наклеивать на плотный картон. Здо-рово было потом играть фигурками на полу, самое подходящее занятие для такой погоды. И недо-рисованные громилы нашлись в альбоме. Алька раскрашивал в серый цвет пиратский меч. Нажал чуть посильней - карандаш и сломался. С двух сторон затачивал Алька карандаши, хотя мама его за это и ругала. И сейчас он решил сам поточить карандаш - не лезвием, как мама, а ножом. Тем самым ножом, с которым он тогда в лесу заблудился.
  На белый лист падала неуклюжая стружка. И Алька вдруг сон свой вспомнил, а потом про пещеру стал думать, и про то, есть ли у отца хоть какой-нибудь нож. А вообще оружие есть? В пещере с голода не умрешь, только ведь и истребители просто так не падают. Раз упал - значит, ранен пилот. Пистолеты им выдавали, так в пистолете патроны могут кончиться. И представил вдруг Алька, как отец в пещере той лежит - раненый, голодный, а оружия никакого. Так еще и осень с дождями и холодом...в Гриндале, конечно, теплей, ну а все же не лето.
  Мать заглянула в комнату, увидела Альку с альбомом, замечание сделала - мол, кое-кто, на полу лежа, простудится обязательно, и она тогда этого упрямца лечить не будет. Алька послушно пересел на диван. Он уже не пиратов - пещеру рисовал. И отца. И имперские войска - много-много, как на параде. А сам думал, как бы, слова не нарушая, Ромке про отца рассказать. И еще мысль неотвязная лезла про то что пещеру никакие войска не найдут. А Алька найдет. И если по уму, если еды взять побольше, так действительно же поискать можно! Ну, лес. Ну подумаешь! Был ведь уже Алька там - один, без еды, и все равно выжил! Конечно, с таким ножом в лес совать-ся нечего. И вообще оружие нужно...
  
  В корпусе Алька был рассеян и тих. Ромка посматривал искоса, но ничего не спрашивал. Только на физподготовке, когда Крокодил всем сдавшим бег разрешил чем угодно заниматься, Ромка не по канату полез, а на скамейку сел. Рядом с Алькой.
  -Альк, ты чего, заболел?
  -Я? Да нет...
  -А чего ты такой?
  -Какой?
  -Ну грустный какой-то...Что, дома влетело?
  -Ничего не влетело, мы дома знаешь, как погуляли?- оживился Алька.- С пацанами костер разо-жгли и картошку пекли. Жалко, тебя не было!
  -Супер! Я тоже картошку печеную люблю.
  -А мы еще и сосиски ели. И мама котлеты принесла. Прикинь, не ругала даже! А я страшилку но-вую знаю - ты про Летучего Голландца слышал?
  -Дед говорил. Это про корабль, на котором скелеты плавают?
  -Ага. Генка врет, наверно...он говорил, что сам видел, когда они на море были.
  -Ха! Врет конечно! Если б увидел, он бы сам помер!
  -Ромк, слышишь...
  -Что?
  -Ничего. Потом расскажу. А у тебя нож есть?
  -Есть, конечно. Ты же видел.
  -Да не такой, нормальный...ну чтоб лезвие было такое примерно, - развел ладони Алька.
  -Ни фига себе! Ты что - на слонов собрался охотиться? Не, такого нет. У деда, может...Я посмот-рю. А сильно надо?
  Ага, - честно сказал Алька.- Сильно.
  Посмотрев на него, понял Ромка что надо - не для игры, не для хвастовства. И после вечер-ней битвы подушками сам он к Альке на кровать сел.
  -Рассказывай, - не попросил - потребовал он.
  Алька повернулся на бок, поняв наконец, как слово не нарушить.
  -Ромыч, помнишь, когда мы дед Гришино рождение отмечали?
  -Ну?
  -Ты тогда ночью радио слушал?
  -Отец, да?- догадался Ромка. - Нашли? Да не молчи ты! Что...случилось что, да?
  -Да нет, нормально, только его не нашли... - начал рассказывать Алька.- Он в пещере той, навер-но, прячется, ну что я говорил тогда...
  Рассказал все, о Борке не упомянув. Вышло так, будто это сам Алька радио слушал. И ко-гда рассказывал, сам в эту пещеру поверил крепко-накрепко, так поверил, будто отец ему оттуда письмо написал.
  Ромка оглянулся на спящих пацанов и сказал шепотом:
  -Алька, а ты в туалет не хочешь?
  Алька не хотел, но вышел. В коридоре спросил Ромка прямо:
  -Ты что, бежать собрался?
  -А что? Думаешь, не смогу?
  Был бы взрослый на Ромкином месте - отговаривать бы принялся. А Ромка на друга смотрел вос-хищенно, как будто не Алька Травушкин рядом с ним стоял, а какой-нибудь Джек - Стальная Че-люсть.
  -Один точно не сможешь. Я с тобой.
  -Ты?!
  -А чем я хуже?
  -А корпус?
  -Да мы же быстро! Мы еще и к экзаменам вернемся!
  В глазах у мальчишек искрами азарт рассыпался. Тот самый, когда хоть с крыши прыгнуть, хоть на дерево залезть, хоть на войну сбежать - все нипочем.
  -Борку только записку оставить.
  -На фига?!- не понял Алька.
  -А так тебя еще в Мариенбурге полисы схватят.
  -А думаешь, он полисов сам не пошлет?
  -Вообще-то да...
  -Ты бы еще в "Имперский Вестник" написал, что Дегтярев с Травушкиным такого-то числа на фронт едут!
  -Да тихо ты! Все, никто ничего не пишет! А ехать на чем?
  -Не знаю...- растерянно сказал Алька.
  До него еще не дошло, что автобуса с маршрутом "Корпус - Гриндальский лес" для них никто не подготовил. И не подготовит. А пешком даже с картой фиг дойдешь.
  -На машине, может?
  -На какой?
  -Ну не знаю...ездят же в Гриндаль какие-то, да? Продукты же всякие возят?- соображал Ромка, прислонившись к холодному подоконнику.
  -А как мы туда залезем? "Дяденька, подвезите"?
  -Не знаю...ну я что, сто раз в день на фронт бегаю?! Придумаем еще. Не завтра же бежим!
  -Не завтра.- серьезно сказал Алька. - Все равно побыстрей надо. Холодно же....и вообще.
  Под "вообще" подразумевался раненный отец, и то что это имперцы пещеру не найдут, а грин-дальцы могут и наткнуться. Случайно. Фиг его знает, может они про нее сто лет уже знают. Толь-ко про это ни говорить ни думать не хотелось.
  - Ну в будни-то никак...Как мы в город попадем? В воскресенье тогда, что ли...
  -Давай.
  Ромка уже соображал, где самое главное - еду взять. А он, балда, еще над дедом смеялся, когда тот мешками крупу и консервы закупал. По старой привычке запасался дед Гриша всем, чем мож-но, никак не веря, что и тушенка, и сгущенка, и свечи со спичками всегда в магазинах будут. А Ромка его ругал, особенно когда эти мешки тащить с рынка приходилось. И еще прикинул Ромка, что если на выходные не отпустил его Борк, то уж в будни хоть на час, но отпустит. За час можно добраться...нет, час - маловато, надо же еще в подвал слазить так, чтоб дед не заметил.
  -Холодно. - Сказал Алька, переступая с ноги на ногу. - Пошли в спальню?
  -Ага. Я еду достану, - отозвался Ромка.- Короче, будет еда, мне б только в город попасть.
  Уже в спальне Алька за руку друга дернул.
  -Ром, слышишь? У меня деньги есть, так что купим если что, да?
  -Миллионер нашелся... - пробормотал Ромка, засыпая.- Прямо Челсон...Спи давай.
  
  Во вторник Борк открыл классный журнал и увидел напротив Ромкиной фамилии пятерку.
  -Молодец!- от души сказал он на перемене, вызвав Ромку к себе.- Можешь же! Можешь, только лентяйничаешь!
  -Так я знаете сколько учил? - жалобно сказал Ромка.
  -Вот и молодец. Всегда бы так, мать честная!
  -Так все гуляли, а я учил...- еще жалобней сообщил "молодец", подозревая, что ненавистные пра-вила кроме пятерки никакой пользы не принесут.
  -В город хочешь, что ли?- догадался Борк.
  -Хоть на чуток бы, Симон Аркадьевич...
  -Что у вас сейчас? Физика?
  Открыл журнал. Задумался, карандаш покусывая.
  -После химии сходишь, и чтоб до вечерней физподготовки в корпусе был. Хватит?
  -Ура! Хватит, конечно!
  -Как штык чтоб был, - повторил Борк.
  -Конечно буду! Спасибо!
  -Ты мне вместо "спасиба" на экзамене не подведи. Общеимперский, кстати, первым идет.
  Мотнул головой Ромка - не подведу, мол, не волнуйтесь - и за дверь.
  -Батарейки купи, - шептал ему Алька, наливая в пробирку синий реактив.- Я десять рублей дам.
  -Много.
  -Так не на все ж! И пленку, чтоб укрываться - вдруг дождь...
  Реактив позеленел и запузырился.
  -Травушкин, ты что - корпус взорвать хочешь? - крикнул Стоун.- Где учебник твой?!
  -Тут, господин сержант!
  -А мозги где? На то, что в рамочке глянь! А ты что налил?
  -Ой...Я сейчас! Я перепутал...Это вылить куда?
  -На голову себе!
  -А что, правда корпус бы взорвался?
  -И ты, Дегтярев, попробовать хочешь? О кошмар, о ужас, куда я попал - в корпус или к террори-стам? Перчатки надевай, я вам их для чего раздал? Травушкин, возьми в столе чистую пробирку, а этот кошмар отставь.
  -Ты нож посмотри, - сказал Алька, ставя пробирку в штатив.- Хороший чтоб был. Только я не знаю где.
  -Я знаю, возле рынка магазин есть военный. Там точно есть. Там и винтовки были, я сам видел! Воды, воды лей!
  -Террористы... - хмыкнул Стоун.- Вы еще бомбу сделайте для полного счастья.
  -А можно?
  -Все можно. Химия - это вам не цветочки собирать. Вон у западников лет пять назад набор юного химика продавался, для старших классов...
  -И что?
  -Что было-то? Взорвался?
  -Дмитрий Васильевич, ну расскажите!
  -Ну пожалуйста, господин сержант!
  -Вот если вы мне лабораторную не ниже чем на четверки сделаете - скажу.
  -Ну, так нечестно... - вздохнул Алька. - А еще пробирку можно?
  -Опять напортачил?
  -Не, я так...на всякий случай...
  В третьей пробирке раствор наконец-то стал малиновым. Не красным, как у Ромки, но и не желтым, как у Гвоздя. И историю Стоун рассказал - про то, как из того набора можно было на-стоящую бомбу сделать, и на этикетке это писали, интерес к химии, видимо, подогревая. Интерес-но, на что западники рассчитывали - на то, что пацан набор купит, время потратит и бомбу в шкаф положит? Ага, положили. Только не в свои шкафы, а в школьные. А один врагу подсунул, такому же подростку, и спасло обоих то, что бомба не разорвалась, а только дым пошел из коробки.
  -Ну все, побегу, - сказал Ромка, в кулаке сжимая Алькину десятку.- А то на автобус не успею.
  "Два ножа бы" - подумал Алька. "Нас же двое. Наверно, денег не хватит... Блин, надо было еще хоть сколько у мамы попросить! Можно и простой взять, кухонный, так тогда у одного классный нож будет, а у второго фиговый. Ромка, наверно, себе классный захочет - он же бегал".
  Но Ромка в корпус вообще без ножа пришел, точнее прибежал к самой перекличке - Кро-кодил уже отряд построил и канат к потолку подвешивать начал. После физподготовки отдал Аль-ке батарейки, пленку и сдачу.
  -А нож?
  -Нету ножа. Давай на улицу выйдем, пока отбоя нет?
  -Да ну, холодно.
  -Фигня! Я тебе такое расскажу - упадешь! Я же еду принес, она знаешь где? У Борьки! А где еще, я иду и думаю где прятать будем - у меня дед, у тебя мама, а у него в комнате целый склад, коро-бок куча, там слона можно спрятать! Короче, пять банок тушенки, три сгущенки и еще каша греч-невая с мясом - пойдет?
  -А чего сгущенки так мало?
  -От нее пить хочется. А вдруг мы воду не найдем, ты подумай? И так тащить сколько, они же тя-желые, банки!
  -Ну а нож?
  -Да погоди ты с ножом! Там, в военном, детям оружие не продают, разрешение какое-то требуют. А нож суперский был, такой с клинком, рукоятка рифленая, я обалдел! Классный нож...Да ты слушай, что там было!- спохватился Ромка, присаживаясь на мокрую скамейку.- Упадешь!
  Ромка точно чуть не упал, когда в военном магазине Гэрьку Туманова увидел. Гэрька ку-пил бинокль, настоящий бинокль за тридцать рублей, а потом стал к ножу прицениваться. Это ему усталый продавец объяснял, что оружие продается только после восемнадцати лет и то с сертифи-катом из участка, а до этого - ни за какие деньги. Хорошо хоть в магазин толстый дядька зашел, Ромку собой закрыл. А Гэрька продавца выслушал, бинокль в рюкзак сунул и ушел. Кинулся за ним Ромка, а Туманов как сквозь землю провалился.
  -Ничего себе...А ему-то зачем нож?
  -А я знаю?
  -И куда он делся? Он же был на физкультуре, ты ж его видел!
  -Ну там такси стояли, у магазина... - догадался Ромка.- Деньги-то у него были. И зачем ему нож? Он и без ножа психованный какой-то. По географии уже пятую двойку получил, прикинь?
  -Это у Стоуна-то? Да у него и Гвоздь тройбас спокойно получает!
  -Я в журнал глянул. Так он же не делает ничего. Вызовут - молчит. Чего ему еще ставить? Слу-шай, ты хлеба теперь побольше бери - сухари нужны. А приемник у тебя работает?
  -Батарейки слабые, я ж их не менял. А так нормально работал.
  На следующий день спорили - что нужно, что ненужно, даже список составляли. Алька по-сле тех скитаний был готов все взять - палатку, одеяло, подушку, открывалку для консервов, флягу побольше, даже лук захотел сделать.
  -Ты еще весь корпус возьми!- злился Ромка, вычеркивая половину.- Как мы тащить все будем, ты подумал? Я банки пока нес, и то тяжело было!
  После споров в Ромкин рюкзак легли фонарик, приемник, пленка, карта та нарисованная и спички. Спички Ромка в воздушный шарик запихал и ниткой обвязал - чтоб не промокли. А в среду в Им-перском имени маршала Кутепова военном корпусе день открытых дверей наступил. Вернее, два дня. В эти дни корпус посещали все кто хотел, но в основном родители будущих курсантов прихо-дили. Для них вывесили на первом этаже условия приема, их Борк водил по корпусу, кормил в столовой, особо недоверчивых даже в спальни заводил - посмотрите, мол, не на соломе, не на полу ваши детишки спать будут. Ходили и школьники - тоже группой. А если без группы, если просто так пришел мальчишка, то уже старосты обязанность все ему показать и не обижать. Так и вышло, что Борьку Ромка встречал. Показывал ему все, спортзал расхваливал, и про ножи успел намек-нуть осторожно.
  -Есть, - спокойно ответил Борька, дожевывая булочку из корпусной столовки.- У меня этих ножей полно.
  -Может у тебя и пистолет есть?
  Борька замялся, не желая терять репутацию.
  -Может и есть.
  -Врешь!
  -Сам соври. У тебя на пистоль денег не хватит.
  -А ножи хоть почем?
  -А ножи я вам и так дам, - расщедрился вдруг Борька.- Сейчас посмотришь?
  -Как? Не отпустят же!
  -Да кто там заметит! Столько людей, а тебя одного искать будут?
  -Здоров, Борь. Чего вы тут? В актовом зале кино показывают.
  -Да вот, твой кореш на самоволку нас подбивает, - ответил Альке Ромка.- Говорит, в суматохе этой сдернуть можно, ножи посмотреть.
  -Ну а что? Мы ж быстро! Алька, давай!
  -А если заметят?
  -Не заметят, - решился вдруг Ромка.- Только так - или идти или трепаться! А то кино закончится, Борк будет по корпусу скакать...
  -Это я, что ли, треплюсь? Пошли! На фронт бежать не боитесь, а тут задрожали...
  -Ромыч, ты что - сказал ему?!- шепотом спросил Алька.
  -Ну сказал. А ты как думал? Надо ж было объяснить, чего это мы у него еду прячем...
  Повезло пацанам - и ворота открыты были, и сторож не окрикнул, и трамвай быстро подо-шел, будто их и ждал. Приехали, и от удивления рот открыл Ромка- первый раз он видел, чтоб в обычной комнате столько всего помещалось! Коробки какие-то одна на другой, мешки, пакеты, одежда нераспакованная....
  -Это у тебя что?
  -Мама торгует, я же говорил, - объяснил Борька, проходя между коробками.
  -И шоколадки! Ни фига себе, Алька, глянь! Это что, вся коробка шоколада?!
  -Ага.
  -Везучий! А нам дай, а? Ну хоть одну!
  -Нельзя. Это ж товар....Я как-то взял, так мамка знаете, как отлупила? - вздохнул Борька.- Не, па-цаны, никак нельзя. Вот, такие пойдут?
  Два ножа были не такими красивыми как в магазине, зато острыми. Плотный картон разре-зал Борька, потом деревяшку стругать начал.
  -Ну как? Классно?
  -А чего у него такая ручка? Самодельная что ли?
  -Охотничья. Из рога горной косули, поняли?
  -Давай, - быстро сказал Алька.
  Подумаешь, магазинные! Пусть их пижоны покупают!
  -А ножен у них нет?
  -Ромыч, откуда?!
  -Хотя бы в тряпку завернуть. Что мы, так и пойдем?
  -А чего? Всех бандитов распугаете!
  Тряпку Борька все же дал, и даже по пачке "непродажного" печенья вынес. Вернулись в корпус втроем, и вовремя - Крокодил на Ромку подозрительно глянул.
  -Ты куда пропал, Дегтярев?
  У Ромки одна проблема - как бы ножи из-под майки не вывалились. Куртка расстегнется - и все.
  -Так мы шпаков водили, господин сержант! Корпус показывали.
  -Что за выражения, Травушкин?! Не шпаки, а ваши будущие товарищи! Все в порядке, парень?
  Борька кивнул, торопливо прожевывая печенье.
  -Смотрите мне, медноголовые!
  Повернулся. Ушел, чеканя шаг как на параде. И форма парадная, отглаженная.
  -Строго тут у вас...
  -Нормально, Борь! Это он сегодня такой. Ты и правда к нам давай, а?
  -Не знаю, мамка, вряд ли разрешит. Она меня в торговое хочет запихнуть.
  -А ты скажи нет, и все! Что она, убьет тебя?
  Борька пожал плечами. Булочки в корпусе ему понравились, а вот дисциплина - не очень. В торго-вом хоть в город когда хочешь выпускают...
  -А вы на чем поедете?- быстро спросил он.
  -Куда?- не понял Алька.
  -Ну в Гриндаль, куда еще?
  Алька беспомощно посмотрел на Ромку.
  -На машинах, наверно, да, Ром?
  -На попутках, - поправил Ромка. - А чего?
  Борьке все равно было - на попутках, на истребителях или на воздушном змее пацаны полетят, он и спросил только затем, чтоб про корпус не говорить. Но после его ухода Ромка задумался. По-путки? Классная идея, совсем как в кино. Но там взрослые путешествовали, и платили за это. Бес-платно могут довезти, а могут и послать куда подальше.
  -Алька, а в Гриндале машин больше чем тут?
  -Ты чего?! Наоборот!
  Ага. Значит, до самого Гриндаля можно и доехать, а дальше как? Пешком? До леса, в котором Ромка ни разу не бывал? Да их по дороге сто раз застрелят...
  -Ром, ты котлету будешь есть?
  -Не буду, бери...
  -Точно?
  Ромка лениво ковырял вилкой длинные макароны. Есть не хотелось. И голова болела- то ли от мыслей, то ли еще от чего.
  На другом конце стола макароны не ели. Там вообще непонятное творилось - не то громкий спор, не то тихая драка.
  -...Да правда же! Мне Изюм говорил! У него брат...
  -Трепло твой Изюм! Нельзя!
  -Спорим?!
  -На десять рублей спорь! Слабо?!
  -Саня, разбей! Замазали!
  -А спрашивать потом с кого - с Изюма?
  -С меня! Я у мамы попрошу, она даст!
  -В кино обезьяны с человека ростом - тоже веришь?
  -Да иди ты! То обезьяны, а то поезд!
  -Один фиг!
  -Не один! Изюмов брат говорил...
  -Лапшу он тебе вешал! Нашел, кому верить!
  -Честно!
  -Ты хоть брата этого видел? Да Изюм сам тебе наврал, понял?!
  -Ё-мое, что за шум?!- рявкнул Крокодил. - Вот же перепончатые, на минуту вас не оставить! Со-колов, что случилось? Разбой? Пожар? Землетрясение? А чего ты тогда орешь как потерпевший?!
  -Да я...
  -Трепач он, господин сержант!
  -Нет, это у Изюма брат трепач, а мы кино видели, а он...
  -Соколов, ты что - двойников наделал? Все молчат, Соколов рассказывает! Ясно?
  -Так точно!
  -Короче, мы в воскресенье кино видели, "Знак Огня", про грабителя, ну он типа грабитель был, а на самом деле благородный, а шериф там козел такой... - торопливо рассказывал Витька Соколов.- Ну вот, типа там эти, которые за шерифа, за Тони бегут, а Тони от них, а в салуне засада уже, а по-езд...
  -И не так! Там сперва собака была, а потом поезд!
  -Бакулин, по наряду соскучились? Продолжай, Соколов. Только не ори.
  -А я и не ору, господин сержант! Я тихо! Вот, а он когда от собаки убегал то на поезд, а поезд в Мексику ехал, а Тони такой раз - и на крышу, по вагонам, а за ним этот гад Сандерс, а Тони с по-езда ка-ак прыгнет!
  -Брехня!
  -Наряд на кухню, Бакулин. Я предупреждал.
  -Все равно брехня! Не может человек так прыгнуть!
  -Господин сержант, ну скажите что может!
  -А Изюм тут при чем? Это какой Изюм - Данил из шестого, что ли?
  -Ну да, у него брат путеец, он типа говорил, что хоть кто может прыгнуть и ничего ему не будет.
  -Вот и пусть сам прыгает, раз такой умный. У актеров тренировки специальные, там всякому учат. Понятно? Все, разошлись. Соколов, собери макароны с пола. А еще раз увижу драку - оба в карце-ре ночевать будете.
  Алька вытирал кетчуп с майки (Витька в Андрюху целился, да промазал).
  -Ромка, слушай! Мысль!
  -Чего?
  -Пошли со мной к "шестакам", ладно?
  -Сейчас?- вяло отозвался Ромка.- Не, не могу...Не хочу...
  -Почему?
  -Чего-то фигово мне, Алька...
  Потрогал Алька лоб друга, и ахнул.
  -У тебя же температура!
  -Тихо ты! - зашипел Ромка, грозя кулаком. - Нет у меня ничего! Само пройдет!
  -Тебе в медпункт надо, Ромыч. Ну хочешь, вместе пойдем? Таблетку выпьешь...
  -Не хочу! Врач же в карантин загонит, скажет неделю лежать! Ты что, забыл?! А мы тогда что?
  -Ты хоть полежи, - беспомощно сказал Алька. - Ты просто полежи, а я таблетку найду. У меня точно есть...
  В рюкзак мама сама укладывала всякое - йод, бинты, зеленку, от кашля пастилки, от...ага, вот эта зеленая от температуры!
  -Пей, Ромыч.
  -Гадость...
  -Знаю. Зато полезная, -сказал Алька почти с маминой интонацией.
  -Гадость, - повторил Ромка, укрываясь одеялом.- Ты куда?
  -Я сейчас, Ром! Я одно дело узнаю, и прибегу, ладно?
  На четвертый этаж Алька с неохотой поднимался. Слышал он уже все корпусные легенды-про то как "шестаки" с "пятаками" до крови бились. Сейчас вроде не дерутся, а все же страшно. Надо было хоть Гвоздя, хоть кого из своих позвать!
  В спальню Алька заходить не стал. Дверь открыл и еле успел голову отдернуть - грозные "шеста-ки" подушками дрались.
  -О, а это что за виденье к нам нагрянуло? По чью душу?- удивился "шестак", спрыгивая с койки.
  -Здрасьте...- тихо сказал Алька.- А Изюма можно?
  -Во! К тебе, Даня! В гости!
  -Кому Изюм, а кому и Данила Сергеевич... - лениво отозвался длинный парень в камуфляжных трусах. - Чего надо?
  -Поговорить...
  -Ну и поговори. Дверь закрой, дует. Так чего тебе?
  Алька совсем растерялся. Он-то думал, что Изюм к нему выйдет, а вышло совсем наоборот - сам Алька стоял в чужой спальне и кое-как, сбиваясь и повторяясь, пересказывал историю про поезд.
  -Ну?- еще ленивей спросил Изюм.- Ну, было дело. Колька сам так прыгал. И я прыгал. Тебе-то что?
  Вздохнул Алька, смелости набираясь, и попросил:
  -Научи, а?
  -Чего-о?! Не, пацаны, я фигею с этих пятаков! Малый, тебе тут цирк, да? Так можно и с тебя кло-уна заделать, это мы мигом!
  -Пожалуйста! Ну мне надо, очень!- взмолился Алька.
  В наивное "пожалуйста" верил Алька больше чем в Изюмовы кулаки. Ведь не звери же они, не бандиты - свои, корпусные ребята! Но откуда-то дрожь подступала, мурашками тело взьерошивая. И совсем некстати на угловой койке увидел он легендарного Тигренка- пацана, который перед дракой левую руку к спине привязывал. Так и выходил - с одной правой.
  -Погоди, я тебя знаю...- сказал Тигренок.- Точно! Ты Травушкин, да? Батя у тебя пилот?
  Алька кивнул.
  -Да расскажи ты ему, Изюм. Жалко, что ли? У меня батя механиком был на ФС-первом, по здоро-вью сняли - гордо сообщил он Альке.- Радченко фамилия, не слышал? Антон Радченко.
  -Нет. Я тогда маленький был, когда первый пускали - сказал Алька, будто оправдываясь.
  -Разойдитесь, - приказал Изюм. - Мне место нужно. Вот, скажем, кровать-это поезд. Учись, малый, пока я жив...
  Алька учился старательно, до самого отбоя.
  -А зачем назад выгибаться, я же вперед прыгаю?
  -Затем! Инерция, понял? Ты прыгнешь, а ноги тебя сами понесут. Если назад выгнулся, то понесут вперед. Ну нос расквасишь, ну упадешь - фигня. А если вперед - все, кранты котенку. Зарик, Фи-ма, а ну качайте кровать! Качайте с двух сторон! Сильнее! Помогите им. Поезд едет, блин! Вот те-перь прыгай, чемпион...
  Алька прыгал на холодный пол, вставал и снова прыгал, пока Тигренок тоже так не захотел. И Изюм прыгнул. И Зарик. А потом пришел Борк.
  -Мать честная, вас что - отбой не касается? Отдельное приглашение? А ну живо по койкам! Тра-вушкин?! Ты что, отряды попутал?
  -Я в гости, Симон Аркадьевич...
  -Вы меня в гроб загнать хотите? В том году морды друг другу били, а теперь гостюете по ночам! Артисты, е-мое! Марш к себе! Через пять минут и вас проверю!
  
  На бегу майку снимая, бежал Алька. Добежал, получил уже от своих подушкой, крикнул: " Атас! Борк идет!" и под одеяло плюхнулся. А Ромка спал уже, двумя одеялами и курткой укры-тый. И на тумбочке у него россыпь таблеток лежала, а кто-то даже йод поставил, чтобы жадиной не прослыть.
  Утром Ромка согласился, что идея классная, что поезд ничем не хуже попуток. И голова у него уже меньше болела, только носом шмыгал он, да ветровку не снимал. А Борька через забор карту железных дорог перебросил. И на ней пацаны увидели поворот - прямо возле леса.
  -Смотри, Ромыч!
  -Ага...
  -Тут поезд поворачивает, да?
  -Он, по идее, притормозить должен... - задумчиво сказал Ромка.- Вот когда тормознет, тогда и прыгать будем. Главное - не бояться, вместе прыгнуть.
  -Вот бы еще узнать, какой поезд до Гриндаля едет.
  -Узнаем. На вокзале же расписание есть. Как раз в субботу пойдем и посмотрим.
  Но в субботу ни на какой вокзал не попали мальчишки. Только из корпуса вышли, еще до остановки не дошли - дождь хлынул, да еще и автобуса долго ждали. Алька ничего, вымок только весь, а Ромка дрожал, и в ветровку уже не кутался, потому что бесполезно было. Доехали они до самого рынка, а там-вниз, к деду Грише. Тот, увидев, ахнул, чайник бросился кипятить.
  -И черти ж вас в такую погоду понесли! Не сами вы пошли! Видите тучи, ну и сидели бы в при-юте! Ромка, а ну быстро все снимай! Алексан, чего стоишь? Ты тоже! На веревку вешайте, там в шкафу сухое надевайте. Я сейчас вам чаю с медом согрею....И носки наденьте! Они там, на ниж-ней полке, вязаные...
  Ромка надел все, и под одеяло улегся.
  -Ты чего, Ромашка? Спать собрался? Иди чаю попей, горяченького...
  -Не хочу. Я потом, деда...Я полежу, - отозвался Ромка.- Холодно...Ты бы печку затопил лучше.
  -Так топил же! С самого утра топлю! А ну, давай температуру смерим!- спохватился дед.
  Алька уже сидел на кухне, переливая чай в блюдце.
  -Алик, а ну пригляди тут! Я к Верке, за молоком!
  -А с Ромкой что?
  -Температура! Тридцать девять и пять! Ох, наказание...Я быстро обернусь, ты только за калиткой посматривай.
  -Это ничего, фигня....-сказал Ромка, высунув голову из-под одеяла.- Альк, дождь идет? Ты не ду-май, я завтра уже выздоровлю! Пойди на вокзал, а? Мы ж так про поезд и не узнали. Там прямо возле кассы расписание висит, одно для пассажирских, другое для товарняков. Ручку возьми, за-пиши, понял?
  -Конечно, понял.
  -Не перепутай, лучше все пиши. Алька, ты куда?
  -Никуда, тут я! Ты выздоравливай только!
  -Да фигня! Завтра поедем, не бойся!
  Хлопнула дверь- дед Гриша с бидоном в руке прямо к внуку прошел.
  -Ну как, Ромашка? Не легчает? Ты лежи, пропотей как следует. Я молока сейчас с медом закипячу, знаешь оно какое полезное? Сейчас, это я мигом, первое дело от простуды молоко-то...
  Суетился дед, молоко на кухне разливая. Ругался, лужи подтирал, и лез в холодильник, тут же за-бывая зачем.
  -Ёк-макарек, да куда ж мед делся? Тут вот только же стоял! Алексан, не видел банку?
  -В холодильнике, наверно.
  -Точно! Вражья сила, а я-то в шкафу ищу! Ну сейчас мы его с молочком и размешаем. А где лож-ка?
  Алька вышел на балкон. Подставил руку под холодные струи, крутанул штурвал, сел в кресло-качалку и представил, как здесь сидит дед Гриша. В грозу и в дождь так же штурвал крутит, и чув-ствует себя, наверное, мальчишкой, и не задумывается что будет, если вдруг-молния...
  -Алексан, ты куда пропал? Иди пей, тебе тоже не помешает!
  Нехотя глотал Алька обжигающе-приторное молоко. А потом, чтоб не будить заснувшего Ромку, за книгой на полку полез.
  -Беда... - жаловался дед невидимому собеседнику.- Говорил я ему - одевайся теплей, а он что? Все форсит, понимаешь! Выпендривается! И свитер не заставишь надеть, и зиму всю без шапки - разве можно?
  На пол упал разрисованный Киплинг. И пять совсем маленьких книжек-раскрасок.
  "Вовка тоже Киплинга любил"- вспомнил Алька.
  -Я пойду.- сказал он шепотом деду.- Вы Ромку не будите, пусть спит.
  -Куда спешишь? Я бульон варить поставил, может, вместе бы и поели.
  -Не могу, Григорий Власович. Дома мама тоже волнуется...
  Обуваясь, из-за двери Алька вытащил Ромкин рюкзак. И не домой пошел - на вокзал.
  Расписание действительно висело. Конверт, ручку и тетрадку купил Алька тут же - в киоске во-кзальном. И присел на корточки, старательно выводя буквы.
  "Прости, Ромка! Я тебя не бросил, но я один поеду. Ты деду нужен. Выздоравливай и не ругайся. Я быстро папу найду, и мы приедем, сам увидишь какой он классный..."
  Конверт отправился в почтовый ящик. Удобно на вокзале - все под рукой!
  После расписания Алька глянул на часы. Товарняк подходил сегодня. Станции - Дубровка, Старый Стан...о, Гриндаль! Через два часа отправляется. В автобус переполненный залез Алька, и во двор пробирался тайком, чтоб соседи не увидели. Только в подъезде пришла в голову мысль - а может, Борьки дома нет? И даже захотелось, чтоб не было, захотелось пойти домой, а в понедель-ник обратно в корпус, пока Ромка не выздоровеет. Но Борька на площадке стоял с мусорным ве-дром, и догадался сразу, спросил: " За вещами?". Алька кивнул. Тут же на площадке переложил половину еды и вещи, а Ромкин рюкзак отдал Борьке.
  -Пусть полежит, ладно?
  -Пускай. Алька, а ты не боишься?
  -Вот еще!- гордо сказал Алька.- Чего бояться? Я быстро!
  -Так война же...я бы не поехал, - признался Борька, усаживаясь на ступеньки.- А Ромыч где?
  -Он...ему нельзя. Я сам. Ну, пока? Только маме не говори.
  -Ты патронов привези, ладно? У меня на них уже три покупателя. А карабин можешь настоящий?- заторопился Борька, пожимая Алькину руку.- Ты там осторожно, ага? А "Дакар" можно я возьму покататься?
  
  По дороге на вокзал Алька думал о разном. О маме, о том, что Борька совсем приключений не любит, о переполохе, который в корпусе начнется. По спине больно бил рюкзак, но все равно затея с побегом казалась игрой, пока не увидел Алька настоящие вагоны. Слишком настоящие. Это и был товарняк, и растерялся Алька, на цистерны глядя. Куда залезать-то?! Тут цистерны, там дальше вагоны, но закрытые, да еще и дядька в форме рядом ходит. Эх, был бы Ромка, он бы что-нибудь придумал!
  Но Ромки не было. И Алька дальше пошел, вдоль поезда, который казался ему бесконечным. Ух ты, еще одни вагоны! Эти уже без крыши, только дно и борта. И лесенка по бокам. Охраны нет. Залезть?
  От гудка вздрогнул Алька. Показалось ему, что это товарняк отправляется. И полез он, на узкие ступеньки ногу ставя. До бортов долез, ногу перекинул, стал на что-то и показалось - упадет сей-час! Отдышался. Осторожно вторую ногу подтянул. Прыгнул вниз, больно ударился локтем обо что-то деревянное. Это рюкзак виноват, это он вниз потянул!
  Мимо товарняка прогрохотал испугавший Альку пассажирский поезд. И захотелось уже поскорее поехать, чтоб никто не догнал, не уговорил. На деревянную катушку сел Алька, ноги в промежу-ток свесил. Их тут много было, катушек, все большие, но стояли неплотно. Сидеть было удобно, только вот есть хотелось.
  Рюкзак на вторую катушку положив, достал Алька сухарь. Только грызть начал - шатнуло, если б за борт не ухватился, точно вниз слетел бы. Сухарь упал. Ну и ладно. Едем? Правда, что ли? Ура!
  Все время за борта держаться было неудобно, руку тянуть приходилось. И Алька, осмелев, стал прямо за катушки держаться. Были они гладкие, теплые, и стояли как надо - даже не шатались. Только грохотало сильно, не то, что в пассажирском поезде. Через десять минут Альке вообще за-хотелось ни за что не держаться, обеими руками уши закрыть. А потом из рюкзака достал он фля-гу - старую, отцовскую, с табличкой на боку: "Максим Травушкин, пилот первого класса". Пил воду, лимонной кислотой приправленную - это Ромка посоветовал, чтоб меньше пить хотелось. А на катушки можно было и лечь, только тогда не видно было куда едешь. Боялся Алька Гриндаль проехать, оттого и крутил головой во все стороны. Но вокруг было одно и то же - насыпи, деревья, кустарники. Скучно...Даже поговорить не с кем...
  Задремал Алька, а потом и вправду на катушки лег, рюкзак от бортов отодвинув. А про-снулся от тишины. Вскочил, головой помотал, глянул - стоит поезд. Вокзал незнакомый, путейцы ходят, и впереди грохочет что-то. И тут Альке в туалет ужасно захотелось. Терпел он терпел, а по-том не выдержал - в промежуток свое малое дело сделал. Только штаны застегнул - поезд тронул-ся. Хорошо, что не раньше, а то летел бы Алька вниз головой прямо на свое хулиганство.
  Вместо деревьев теперь были поля. На полях коровы паслись, а однажды вылетела черная кудла-тая собачонка и облаяла поезд. Алька на нее даже прикрикнул - куда мол, балда, лезешь, жить на-доело? Банку из-под тушенки пришлось тоже в промежуток выкинуть. Боялся Алька - вдруг в тех вагонах, что с крышей, едет кто-то? Вдруг заметит?
  На вокзалах были надписи, по ним Алька ориентировался, прикидывал, далеко ли до Гриндаля. А ночью доски совсем остыли, и на стоянках Альке чихать хотелось, еле сдерживался. Самым страшным казалось сейчас заболеть, как Ромка. И хотя экономил еду, но банок внизу уже стало три, когда ел - не так страшно было.
  На одной из стоянок Алька убедился, что тетрадку он взял не зря. И почему в походах и побегах никогда о туалетной бумаге не думается?
  -Отцепляй, Петрович!
  -Сейчас! Эти два оставляем?
  -Да, их без перекура переть будем.
  -Туда, что ли?
  -А куда же еще?
  -Рисковый ты, Минька! Всех денег не заработаешь.
  -Было б у тебя трое спиногрызов, ты б и к черту на рога полез.
  -Так стреляют же!
  -Всех не застрелят, кто-нибудь да останется.
  "Скоро уже" - понял Алька. "Скоро Гриндаль. И папа. Интересно, что он скажет, когда меня уви-дит? Отругает, наверно. Сначала отругает, а потом все равно обрадуется".
  А поезд ехал быстро, так быстро, что Алька даже испугался - вдруг не притормозит? И так пры-гать страшно, а на полном ходу еще страшней. Но нет, притормозил на повороте.
  Сейчас!
  Вниз полез Алька, вцепившись в железные перила. Поезд шел медленно, но все же шел.
  Прыгать или остаться? Узкая площадка вдруг показалась самым надежным местом в мире. Ос-таться, залезть в вагон, а там уж как-нибудь...
  А отец?!
  Рюкзак упал на насыпь. Все, поздно теперь отступать. Выгнул спину Алька, как Изюм учил, стал на площадке по ходу поезда и прыгнул.
  -Мама!!! - кричал мальчишка, пытаясь остановиться.- Ой, мамочка!
  Упал на острые камни, вниз покатился. На щебенке съежился беспомощным клубочком. Из носа на ободранные колени капала кровь. Потрогал нос Алька, ойкнул, вверх посмотрел. Живой вро-де...Это я оттуда прыгнул, что ли?! Ничего себе!
  Хромая, побрел Алька назад - рюкзак подбирать. Карту достал, пригляделся. Где там сопки? Лад-но, разберемся. Здорово, Гриндаль, давно не виделись...
  
  Шел не спеша, все время с картой сверяясь. К носу прикладывал листья, чтобы бинт не трогать. И уснул на дереве, как тогда, в первый раз. А, проснувшись - испугался вдруг, что на физподготовку опоздает.
  -Ой, чего сейчас в корпусе... - подумал вслух Алька.- Наверно, Крокодил орет? Конечно, орет. Наверно, меня в Мариенбурге ищут, а я тут...
  И в Гриндаль пришла осень - пусть не такая скороспелая как в имперской столице, но ут-ром уже было холодно, и пить почти не хотелось. Чтобы согреться, шел Алька быстрее, руками размахивал.
  Сейчас все в столовую пойдут. А потом - на уроки. А может, уроков не будет, раз побег? А вдруг его, Травушкина, после побега обратно не пустят? Тогда-то как? Да нет, ну должны же по-нять! Ну он же не за мороженым сбежал, а за папой! Мало ли что его ищут...Они про пещеру не знают, могут и сто лет искать. Эх, надо было Борку сказать про пещеру! И сидел бы Алька сейчас вместе со всеми, борщ хлебал! Горячий такой борщ, с фасолью...Алькин любимый...
  И сам того не замечая, трогал Алька нашивку на правом рукаве ветровки. Он ведь так и сбежал в казенной одежде, времени не было переодеваться, хотя дома лежала заранее приготов-ленная спортивная форма. Белый орел с мечом в когтях - давняя эмблема корпуса, с доимперских еще времен. Раньше, говорят, и пуговицы на мундирах с эмблемами были. Это еще когда сами мундиры удобными ветровками не заменили.
  
  А в корпусе утром не только Альку - двоих недосчитались. И пока Борк гадал, что может быть общего у Туманова с Травушкиным, Гэрька тоже ехал в Гриндаль. В грузовик забрался, сре-ди мешков с мукой скорчился и тут же щелкнул узким лезвием, отпарывая ненавистную нашивку. Не Гэрька он теперь был - Гараван. Гараван Тум, последний из рода Тумов. И по лесу шел он уве-ренно, потому что родился здесь и вырос. Не в военном городке, как Алька, а прямо здесь. В Гриндале, о котором никто из имперцев не знал.
  Свобода! Нет больше проклятых имперцев и тупых уроков! Сто раз по сто проклял Гара-ван тот день, когда с шеи у убитого имперца сдернул он сертификат. Был имперец ровесником Га-равана, всего и требовалось - имя с фамилией чуть подправить. Старейшины ничего не сказали. Последний в роду Гарра, ему и решать, как спасаться. Но не за спасением ехал он к врагу, не для того чтоб скрыться, а чтоб хитростью вызнать, чему их там учат. В обычную школу еще до войны ходил Гараван, а оказалось что и в корпусе та же школа, только в город без разрешения не выйти. Глупые жирные имперцы! В первый же день нашел Гараван лазейку, и в Мариенбурге был, когда хотел. Самое трудное не уроки - попробуй сдержись, когда учитель твердит про имперские земли и тычет поганым пальцем в Гриндаль! Сколько раз за ножом в карман лез Гарра, чтоб по законам предков поступить, да останавливался вовремя. В кармане-то кроме ножа деревянный кругляш лежал. "Кхорд" - называли его гриндальцы. Хранитель. От отца к сыну переходил кхорд, и потеря его была позором для рода. Кому передаст его Гараван, если сейчас заколет этого недоумка? Кого научит, как с кхордом обращаться, как молиться Единому, как новогодним пеплом присыпать кхорд, чтобы удача дом не покидала? По возрасту и Гаравану того знать не полагалось, да отец, видно, почуял что-то. В тот самый вечер все и рассказал...
  Гарра прикоснулся к твердолисту и повесил на него полосу от майки. Больше дать было нечего, но знал он - далекий родич не обидится. В тот вечер ягоды твердолиста мать замешивала в тесто - готовила лепешки старшим братьям. Гарра сидел у очага и шевелил ветки - уж очень нра-вилось ему на россыпь искорок смотреть. Добрыми человечками казались они ему, а если кусали иногда ладонь - так это же не нарочно.
  -Ты зачем Муная дразнишь?- спросил отец, присаживаясь рядом.- Обидится - дом спалит.
  Гарра поспешно бросил ветку в огонь. Мунай - грозный дух огня, только Гарра его и не думал злить.
  -Я не дразню, я с детьми его играю...
  -Что - хочешь, чтоб в гости пришли? Глупый ты еще, Гарра...Не до игры сейчас. Слушай теперь внимательно.
  Тона не меняя, слово-обращение сказал отец. И на ладони его Гарра кхорд увидел.
  -Зачем?!
  -Из-за гор опять пришли. Гнать надо. Уходим мы. Ты остаешься. Вдруг случится что...Ты млад-ший, пусть кхорд и тебя знает.
  Кхорд повиновался каждому отцовскому слову. А вот с ладони Гаравана соскальзывал, слушаться не хотел. Только когда пригрозил его отец Мунаю отдать - успокоился. Но и то на ла-дони грелся, и вскоре казалось Гаравану, что не деревянный кругляш он держит, а подкову раска-ленную. Но он терпел, не крикнул, слезинки не выронил. Зубы стиснув, слушал отца, а тот объяс-нял, как жить, откуда дрова брать, к какой родне за помощью пойти. Выслушав, за дверь кинулся - будто бы в туалет. Руку в бадью с водой опустил, выругался тихо, на кхорд глядя: "Ууу, гад! Вот уйдет отец - точно отдам Мунаю! Думаешь, пожалею?!"
  Кхорд прикидывался деревяшкой-это он здорово умел. Но в кармане притих, и по пальцам обож-женным сначала холодок пробежал, а потом и вовсе перестали они болеть.
  -Извиняешься?- догадался Гарра. - А вредничал зачем? Эх ты, а еще предок...
  Сказания говорили, что на месте всех Зеленых Гор когда-то была одна большая Гора. Но небесный гром за гордость поразил ее, и рассыпалась гора на обломки, и каждый обломок выбрал, кем быть ему - духом ли, человеком, или Хранителем - кхордом. И по дороге домой думал Гарра, что его кхорд из самого гордого осколка родился.
  Утром Гарра как обычно за водой отправился. Спешил, хотел отца и братьев до отъезда увидеть, а Хранитель вдруг из кармана выскочил и на дно упал. Три раза в холодную воду нырял мальчишка, плакал, последними словами обзывал предка. На четвертый раз негнущимися пальцами схватил кругляш и домой побежал, половину воды из ведер расплескав. Грохот ему послышался, да не по-нял Гарра отчего бы быть грохоту при ясном небе. По пути встретилась ему соседская девчонка Анния и крикнула: "Не ходи, Гарра! Не ходи туда!". Но еще быстрее бежал Гараван, пока не уви-дел, как ковер, матерью береженный, медленно на землю опускается. Двух бомб с истребителя хватило, чтобы от большой многоголосой семьи один последыш остался. И очаг уцелел, но в нем вместо мудрого Муная Тог плясал - военный огонь...
  Старейшины накормили Гаравана, не дали пропасть. Но вместо лепешек просил он нож и твердил о мести, а такие просьбы для гриндальца священны. С ножом он вышел из леса и убил первого имперца. Имперского мальчишку, испуганного и чумазого. А потом сам решил попасть в корпус. Знать бы, что там никаким военным секретам не учат! Сколько времени даром прошло! Его родичи воевали, а Гарра с детьми врагов за одним столом сидел! Рыжие волосы и голубые гла-за - вот что ввело имперцев в заблуждение. Они-то думали, что все гриндальцы темные как обго-ревший твердолист! А на самом деле самые первые племена, которые с чужаками не торговали, такие и были - рыжие, веснушчатые, голубоглазые. Кроме Тумов еще племя Каяра такое, а вот у Махов, откуда родом симпатичная Анния, волосы уже потемнели...
  Не было с собой у Гаравана ничего, только веревки кусок да нож, да еще сухарь в кармане. Без еды две недели можно прожить, это имперцы привыкли брюхо растягивать. Но повезло ему - жа-лобный крик услышал, бросился в кусты, а там силки проволочные, неведомо кем поставленные. В силках заяц бился, кричал совсем по-детски. И вскоре Гарра перед сухими ветками кхорд дер-жал.
  -Ну, давай!- попросил он.- Ну помоги!
  Неохотно нагревался кхорд, но в ветки маленькая искра все же спрыгнула. А когда запылал кос-тер, кхорд на дереве вдруг оказался. Лежал в развилке, холодный и жесткий, только что не ворчал: "Вот еще чего - Мунаю помогать! Огню! Врагу вековечному! Еще бы в кузницу меня отнесли - угли раздувать!"
  -Не сердись, - тихо сказал Гарра.- Я же для дела.
  С одного бока пропеклась зайчатина, а с другого сыровата. Лучший кусок - Единому, у костра ос-тавить. И не беда что ночью его звери утащат, Единому не мясо - почет нужен. А кроме почета - чтоб не зажирел воин, чтоб делиться привыкал.
  Прежде чем есть, на кхорд глянул. Отец бы живо с ним управился. У отца он и в кармане не лежал - сам появлялся когда надо. Потому и старейшины ему завидовали, предсказывая роду Тум слав-ное будущее. А сейчас Гарра глава рода, да радости от этого никакой...
  Перед сном подумал вдруг Гарра, что если бы все кхорды вместе собрались, то тут бы захватчикам и конец пришел. Почему же не собираются?! Неужели не понимают, что наглые имперцы как блохи- с ними воюешь, а они снова лезут! Лезут и будут лезть.
  Единый дал нам для жилья горы и лес, для пищи зверей, рыбу и все что в лесу растет, а чтоб не замерзли - угля не пожалел. А у этих, толстопузых, угля мало. Так им и надо. И еще за кровью земли лезут, сволочи! Выкачивают ее, темную от горя и позора, увозят к себе, и стреляют в тех, кто еще не продался за сладкую жратву и тряпки, кому умереть легче, чем предать Зеленые Горы. Имран, пятый брат, по секрету рассказывал, что где-то в горах собираются мальчишки в отряды, и отважные командиры учат их воевать. Найти бы! Дойти до своих, попроситься в такой отряд, из карабина имперского научиться стрелять - пусть подохнут, собаки, пусть подавятся своими же пу-лями! За родителей мстить, за братьев с сестрами, за дом разоренный!
  "Найдется, кому мстить"- говорил тогда Марион, старейший из уважаемых. "Война не для юнцов, вам жить еще, след на земле оставлять". Промолчал Гараван. Помнил он, как за неделю до бом-бежки разговор матери с соседкой подслушал. Думал - на радость, оказалось - на горе. Ведь если бы не бомбежка, недолго быть бы Гарре меньшим в роду...
  А утром пошел дождь. И крупным каплям было все равно, на кого падать. Алька, в пленку закутавшись, брел по лесу почти наугад - карту пришлось спрятать, чтоб не намокла. Чаю бы сей-час... Или одеяло... Или в корпус, на кровать с ногами залезть.
  К кроссовкам прилипали листья. Алька шаркал ногами по веткам, пытаясь счистить грязь. По-скользнулся. Схватился за дерево. Ветер рвал пленку из рук, и Алька сам себе казался не то про-стыней, не то парусником. Вот бы и правда летать! Долететь до пещеры, чтобы раз - и готово!
  А шнурки развязались - всегда у Альки со шнурками были проблемы, даже если мертвым узлом он их затягивал. И шел он, под ноги смотря, пока не заметил, что посветлей в лесу стало.
  Голову поднял - нет леса! А впереди не то горы, не то и впрямь сопки долгожданные.
  -Ура!- негромко крикнул Алька.
  Он, конечно же, побежал, забыв про шнурки и пленку. И устал раньше, чем до кустарника дотро-нулся. На склоне росли колючие кусты с зелеными листьями, только уж очень много их было.
  Палку подобрал Алька, в куст потыкал. Да разве так найдешь пещеру! Самому пришлось лезть, руки в кровь обдирая. Четыре неправильных попытки было у Альки, а в пятый раз изо всех сил он рванулся, карман на ветке оставляя. Вот он, коридор!
  -Па, ты тут?! Это я!
  Тишина. Фонарик достал Алька, щелкнул рычажком. Старый матрас лежит в углу, стол, коробка- все как было, а отца нет.
  -Папа... - еще раз позвал он.
  Никого. Сел тогда Алька на матрас и заплакал. А потом огарок свечи в коробке нашел. Зажег ее, на стол поставил, слезы рукавом вытер. Лучше уж в пещере ночевать, чем на мокром дереве. А может, по радио про отца что скажут?
  На отломанную антенну смотрел Алька почти равнодушно. Это во время прыжка она отломалась. Теперь вместо передач - шипение да треск. Сильный треск. Эй, это не от радио!
  Вскочил Алька, нож в руке зажал. А в пещеру уже лез кто-то, сопя и ругаясь.
  -Кто там?
  -Алька!!! Чтоб тебя! Ты, что ли?!
  -Папаня!- завизжал Алька, бросаясь на шею бородатому исхудавшему Максиму.- Папка! Родной! Я тебя так искал, я знал, что ты тут, честное слово знал, я за тобой приехал!
  -Осторожно, - охнул Травушкин, пряча правую руку в карман. - Откуда ты?! А мама где? Вас же вывезти должны!
  -В Мариенбурге мама, - торопился Алька.- Нормально она. А я в корпусе был, у Борка, учился там, а потом за тобой поехал! Здорово, что я тебя нашел, правда? А ты где был? А у меня тушенка есть, и сгущенка - хочешь?
  -Да погоди ты...- еще не верил Максим. - Ну, Алька, ну даешь! Сам приехал?! На чем? Когда? Так, давай ты с меня слезешь и все расскажешь, ладно?
  Алька рассказывал долго - с самого начала. И отец столько раз грозился его отлупить, что даже офицерский ремень порвался бы. А сам руку на голову Альке положил, да так и держал.
  -Па, ты чего это моргаешь?
  -Ничего...соринка попала, Аль. Ерунда. Так ты в том автобусе был?! Бить тебя некому!
  -И побей!- счастливо соглашался Алька, не сходя с отцовских колен. - Хоть сто раз побей! Ты по-дожди, я самое интересное не рассказал!
  От пояса отцепил отец большую птицу, на стол положил.
  -Погоди, глянь какого я красавца добыл! Сейчас мы быстро из него суп сбацаем.
  -Зачем?
  -А кто под ливнем шел? Простудишься еще.
  -Ни капельки, - возразил Алька. - Я закаленный!
  -Да хоть какой, а будешь суп есть. Посиди, я за водой схожу.
  -Я с тобой!
  Вместе и пошли. Алька нес котелок, выстукивая на нем марш барабанщиков. Обгонял отца и тут же останавливался, в глаза ему заглядывал.
  -Па, а чего у тебя с рукой?
  -Потом расскажу, Алька.
  -Когда?
  -Потом...
  Не хотелось Максиму ни сейчас, ни потом рассказывать сыну про гриндальский плен. Как сон из другой, мирной, жизни вспомнилось - стоит он возле истребителя, курит и спать не хочет, потому что до рассвета два часа осталось. В казарме жара, а здесь прохладно, хорошо...Любил Травушкин так вот возле истребителя постоять, по крылу его похлопать, как живого. И не он один - вон еще огоньки, это механики. Тоже курят, машины к вылету подготовив.
  Вдруг красная ракета в воздухе, и крик: "По машинам!" Шагнул к истребителю пилот, но боль расколола голову на сотни осколков. Упал Максим, а очнулся уже связанным. И нагло смеялся ему в лицо неприметный уборщик Леон, и самолет трясся, потому что из Леона пилот был нику-дышний. Долетев, не приземлился- плюхнулся, как свинья в лужу.
  "Лучше бы разбились"- подумал Травушкин.
  Леон тряс руку коренастому бородачу. Кто это? Шанкай?! Ничего себе...А комэска трепался, что его в прошлом году убили!
  Крикнул что-то Шанкай, и Максима из истребителя вытащили. А мальчишка с гранатами на поясе тащил за рога барана, потому что праздник был сегодня у гриндальцев. Пилот вместе с самолетом - вот это улов! Другой мальчишка примерился было пнуть Максима, да Шанкай не позволил. И отвели пленника в палатку, даже коричневого месива в чашке принесли. На вкус оно лучше, чем на вид оказалось. Гриндальцы заглядывали в палатку, сгибаясь от хохота. Ну, чего смотрите?! Че-го ржете? Я бы посмотрел, как бы вы ели со связанными руками!
  Шанкай в палатку пришел только вечером. И на неплохом общеимперском объяснил, что Макси-му может быть очень хорошо и очень плохо. Хорошо - если он обучит летать доблестных грин-дальских воинов. За такую малость его не только оставят жить, но и позволят вступить в отряд. А может, пилот хочет денег? Пожалуйста! У гриндальцев есть все! Ленн, покажи!
  Леон втащил в палатку самодельный мешок с заплаткой на боку. Пнул ногой-и на грязный пол по-сыпались пачки сторублевок.
  Хочешь? Настоящие. Нам не надо, нам нужна свобода. А если не хочешь учить- то будет плохо. Очень плохо. Ты не умрешь, не думай. И все равно научишь. Ленн летает, но он один, а вас много.
  -Да пошел ты... - сказал Максим устало. - А Ленн твой-дерьмо, а не пилот. Сами бы сдались по-хорошему. Вы хоть понимаете, что с вами будет?!
  Шанкай улыбнулся.
  -Что бы не было-ты этого уже не увидишь, пилот. Думай. До утра думай, я не жадный.
  Утром вместе с Шанкаем трое вошли. Двое заросших мордоворотов под руки старика держали.
  -Ну что, надумал?
  -Да иди ты!
  Шанкай вышел. А старик распрямился, и жестким пальцем ткнул Максима в шею.
  Боль скрутила Травушкина, вывернула его наизнанку и рассыпалась в глазах оранжевыми искра-ми. Он закричал, не слыша собственного крика. Ему дали отдышаться. И уже два смуглых пальца потянулись вниз.
  -Будешь?
  С трудом открыл глаза. В разорванных клочьях тумана - лицо Шанкая. Серьезное, и в черных гла-зах нет ненависти - одно ожидание.
  -Пошел...ты...
  Старику принесли ковер и чайник. Неторопливо, со свистом тянул он чай из пиалы.
  "Скорей бы убили..."- равнодушно подумал Травушкин. "Мастер, мать его...Откуда такой?"
  Его не убили ни в этот день, ни через неделю. Но он увидел, что бывает с другими плен-ными - не такими нужными. Их привязывали к столбу, и босоногие мальчишки бросали ножи, ста-раясь попасть в намалеванные углем точки. Рот пленникам затыкали, и они не могли ничего - ни крикнуть, ни дернуться.
  Дикари...Откуда в них эта злость? У взрослых - понятно, но у маленьких, у Алькиных ровесников откуда? Или правы те, кто говорят, что гриндальцы рождаются с ненавистью в сердце и ножом на поясе? Ну что им плохого сделали имперцы? Вначале ведь император по-хорошему хотел. Дома строили, школы, дороги...Были бы провинцией имперской, жили бы мирно. Чего не хватало?! Ведь дикари же, настоящие дикари, от лампочки как от чуда шарахались! Драться полезли против Империи, против истребителей и танков. Дикари. Фанатики. Настоящие дома были бы, вместо ка-менных пещер. А они не хотят, уходят в горы, в леса, а те, кто остались - до поры притворяются мирными. В летном училище говорили: "Узнаешь гриндальца-пожалеешь змею". Оттого и уверен был Максим в своей правоте, в Империи, в том, что бомбы на пещеры падают заслуженно.
  Был? А сейчас? В грязной палатке вертелся Максим, блох отгоняя, и думал, думал... ни армии у гриндальцев, ни дисциплины, а ведь побеждают!
  Старик приходил каждый день. Сначала один, потом привел двух мальчишек - умытых, причесан-ных, в белых одеждах.
  -Смотрите. Вот - враг. Он хотел убить нас, а теперь беспомощен. Где его дракон? Где сила? Смот-рите и учитесь.
  Удар. Пальцы вонзились, и у Максима перехватило дыхание. Он упал, пытаясь втолкнуть в легкие хотя бы немного воздуха. И связанные руки из-за спины выворачивал, но в виски уже била кровь огненным молотком.
  Прикосновение - и воздух прорвался. Глотал его Максим жадно, в спасение не веря.
  -Видели?
  -Зачем, гона? Зачем ты его пощадил?
  "Гона" по - гриндальски "отец", уважительное обращение к старшим. Вот когда пригодились Максиму часы, в библиотеке проведенные! Долганов с Борком на танцы бегали, а Максим сидел над учебником, выговаривал гортанные слова, пытался понять диалект племен. Друзья подшучи-вали - ты, мол, не в военные ли переводчики собрался? "В дипломаты, - отшучивался Травушкин.- Челсону на подмогу".
  Старик, конечно, говорил не на книжном языке, но кое-что Максим понимал.
  -Нанося раны-умей их излечить. Теперь ты.
  Ученик промахнулся. Будто током шарахнуло Максима, но дышал он свободно.
  -Плохо, Анхорр.
  -Можно еще?
  -Нет. В бою у тебя времени не будет. Камха, давай.
  Второй шагнул вперед, губу закусил, и, крикнув что-то, ткнул пальцем.
  -Молодец. Дальше.
  Максим упал. Мальчишка смышленым оказался - сел на корточки и снова попал куда надо.
  - Анхорр, видел?
  -Да, гона.
  -Действуй.
  Камха?! Откуда это? Почему так знакомо? В промежутке между болью на пацана смотрел Мак-сим. Камха...Нет, не вспомнить...Чертов старик всю память отбил.
  -Бейте, чтоб не успел крикнуть. А сюда нажмете - на себе тащить придется. Видите?
  Боли не было. Просто застыл Максим, будто в камень его вдавили.
  - Камха, сможешь?
  -Я...я попробую, гона.
  Сообразительный пацан. А у второго опять не получилось, и от злости он Максима ударил.
  -Анхорр, стой!
  -А чего? Он же враг!
  -Он - добыча Шанкая.
  -Все равно его убьют...
  -С таким умением тебя убьют раньше. Открой глаза, Анхорр. Открой и гляди не только на свой наряд. Ты - лекарь, помощник воину. А злость даже блохе мешает. Будьте спокойны, как камни, пусть враг злится и слабеет. Ладно, на сегодня хватит. Расходитесь.
  Шанкай заглянул в палатку.
  -Не передумал?
  -Он не передумает, Шанкай.
  -Что? Откуда ты знаешь?!
  -Вижу.
  -Я не учу тебя составлять снадобья, Найгулла. Может, мне отдать его кому поискусней?
  -Ты переломаешь ему руки и вырвешь сердце, но он не передумает, - упрямо заявил старик.- Зачем тебе пилот? У тебя есть Ленн.
  -Ленн - сын бодливой козы! Он может летать, но не может садиться. Мне нужен тот, кто знает все. Ленн говорит - этот знает.
  -А мне нужен терпеливый враг. Продай его мне, Шанкай.
  -Зачем мне деньги, Найгулла? У меня их - как листьев на дереве.
  -У тебя бумажки, а я говорю про настоящие деньги.
  -Я-то думал, что лекари жадничают...Золото, говоришь?
  -А серебро чем тебе неугодно?
  -Возни много.
  -Эй, ты же не на вес его продаешь?! Сначала скажи цену, может и меди за такого жалко.
  -Не хитри, Найгулла! Сам же его расхваливал!
  -Я?! Видит Единый, никогда Найгулла не хвалил врага!
  -Ты назвал его терпеливым.
  -Терпит и баран перед убоем. Но я дам тебе два гвара серебром, и...
  -Сколько?! Десять гваров, и то мало!
  -Он может умереть завтра. Ученики ошибаются, ты же знаешь. Три гвара, Шанкай. И овечью шку-ру.
  -Сын моего отца не настолько обеднел, чтобы брать подаяние. Девять гваров, и сделай Векше аму-лет для храбрости.
  Максима Травушкина продали за шесть гваров, овечью шкуру и головку сыра.
  -А амулет?
  -В дырявую бочку воды не налить, Шанкай.
  -Но Векша из рода воинов! Он должен быть храбрым!
  - И Единый ошибается. А может, его при родах подменили низкородным...
  Они ушли. А на следующий день старик обвязал голову Максима красной лентой и пере-вел его к себе в палатку. Кормил, иногда развязывал руки, но сил сопротивляться у Максима не было. Он мечтал о побеге, но как? У палатки всегда кто-то есть- то воины зайдут, то ученики, то дети игры устроят.
  -Отдай орех!- визжал Анхорр.- Отдай, ты, сын пастуха!
  -Это мой, я его выиграл!
  -Превратить тебя в жабу?
  -Ты не умеешь! Найгулла говорил, что ты тупой осел!
  -Заткнись, безродный! У твоего отца даже кхорда нет! А я стану лекарем!
  -Отстань от него, Анх! Хочешь орех - попроси! Или разучился?
  -Самый мудрый, Камха?!- огрызнулся Анхорр. - Да пускай он подавится своим гнилым орехом! Овечий сторож!
  За палаткой разгорелась драка. Найгулла качал головой, не вмешиваясь. Но вместо занятий принес ведро орехов и заставил Анхорра их раскалывать. "Зачем?!"- чуть не плакал он. - А учение?" "Вот научишься терпению, тогда и другому будешь учиться".- спокойно объяснил старик.
  Вечером к палатке приходили воины. Жгли костер, угощали Найгуллу жареным мясом, разговаривали. А Максим слушал. Никому и в голову не приходило, что чужак по-гриндальски понимает.
  -Дилара второго вот-вот родит...
  -Сына?
  -Найгулла сказал - так и будет.
  -За такую новость барана не жалко. Эй, ты чем руки вытер?!
  -А чем?
  -Деньгами!
  -Это не деньги. Вот то, что звенит - деньги, а бумажкам этим в нужнике место.
  -Тупые эти имперцы. Бумажки любят, а?
  -А зачем тогда их Шанкай таскает? Раз не деньги это?
  -А кто его знает...Может, вместо ковра на стену повесит.
  - Севан- сапожник ковер за двадцать гваров продает. Я бы купил.
  -У сапожника?!
  -Ха! И что! Сапожник - не имперец, а у ковра и вовсе рода нет.
  Дурманящий запах жареного в палатку поплыл. Сглотнул слюну Максим, дом вспоминая. Иногда сыр давал Найгулла, а чащ е- то же коричневое месиво да лепешки подгоревшие. Чтобы отвлечься, снова стал слушать, хотя непонятных слов прибавилось.
  Воины запивали баранину молодым вином и говорили уже об обычаях. О том, как все бы-ло хорошо, пока имперцы не пришли. А пришли - драконов огнедышащих по земле пустили, доро-гу в черное одели, и стало все плохо и непонятно. А эти дома для юнцов чего стоят?! Всех собрали - и мальчишек, и девчонок! Тьфу! Как только Единый это терпит!
  -...Младший говорил - там сыновья воинов с пастухами учатся за одним столом.
  -Врешь!
  -Клянусь Единым! И едят вместе!
  -А я своих не пустил в эту школу. Пускай делу учатся.
  -И верно!
  -А потом они честную еду не хотят, сласти требуют.
  -А Шанкай пустил, я сам слышал.
  -У Тхарама младший тоже пошел.
  -Я и говорю - куда Единый смотрит!
  -Это того Тхарама, что разбомбили? Не помогла ему школа.
  -Ничего, скоро все как надо будет. Скоро по-старому заживем, сгоним этих нечестивцев. Вон, и дракон у нас есть, хвала Шанкаю!
  -Векша, змея!
  -Иди в пень!
  -А что, лихо ты тогда от ветки драпал.
  -Иди в пень, слышишь?! Ничего я не драпал...и не от ветки, там правда змея была...
  -Да на той тропе даже ящериц нет!
  -А я говорю-была!
  -И Единым поклянешься?
  -Это ты по всякой мелочи Единого поминаешь. Смотри, обидится.
  -Мунай как бы не обиделся. Веток подбрось, герой.
  -А где бутылка, братцы? Бутылка моя где?
  -Да вон она!
  -То пустая, а я п-полную нес...
  -Так выпили!
  -Бочки бездонные! Влезло в вас!
  -Будто ты не пил!
  -Я глоток всего и сделал, а вы обрадовались...
  -Тихо, братцы! Найгулла спит, и нам пора. А вино у тебя славное, Завра. Не сердись.
  -Я? Я разве сержусь? Я это...того...а вино сам делал, да....
  -Жил- был охотник, славный малец, бродил по Зеленым Горам! И там добычу свою находил....
  -Заткнись, Ленн! Найгуллу разбудишь!
  Найгулла просыпаться и не думал. А Максим вздохнул, Альку с Настей вспоминая. И вспоминал-ся Алька почему-то не таким как сейчас, а совсем маленьким, лет четырех. На речку ходили вме-сте, Алька баловался - шел, родителей за руки взяв, а потом со счастливым смехом ноги поджимал - несите, мол, меня. А Настя сердилась, потому что в суете перед походом разбила она любимую чашку. Сердилась и ворчала, что лично она никакую рыбу ловить не будет, что только ненормаль-ные по такой жаре идут за костлявой рыбой, когда в магазине можно хоть кита купить. Максим тоже злился, называя жену старой бабкой. Сейчас бы то ворчание услышать...
  
  Утром Найгулла оделся в зеленое и вышел, даже не позавтракав. А в палатку Камха загля-нул.
  "Найгуллу ищет"- подумал Травушкин.
  -Макх-сим?
  Оторопел Травушкин.
  -Что?- спросил он на имперском.
  -Макх-сим! Камха! Помнишь?
  -Не понимаю.
  -Камха! - ткнул себя в грудь мальчишка.- Тангир!
  -Я не...
  -А раньше ты по-нашему говорил... - обиженно заметил пацан, усаживаясь на шкуру.
  -Помню! - крикнул Максим.- Лес, да? Тогда? Так это ты? Ну ты и вырос!
  -Тихо!
  -А где Тангир? Жив?
  -Жив. Дома остался.
  Теперь Максим все вспомнил. Пять лет назад трудно было в Гриндале с продуктами, раз в неделю приезжала автолавка, и очередь занимали с самого утра. Максиму не повезло - молоко прямо перед ним закончилось. Дома Алька требовал каши и выплевывал сваренную на воде ман-ку. Настя уже бороться с ним устала, и только уговаривала - потерпи, мол, папа придет - молока принесет. А папа с виноватым видом поставил пустой бидон.
  -Ну что?
  -Кончилось, - тихо сказал Максим.
  Алька заревел во всю глотку. Настя кинулась к нему, и тут на плите закипел гороховый суп. Белая пена из кастрюли полезла, выплеснулась разом и огонь затушила. Метнулась Настя от сына к плите, и на Максима вдруг кричать начала - это ты, мол, во всем виноват! Попросился бы у начальства - тебя бы в Мариенбурге оставили! Чем ты хуже этого выскочки Саврасова?! Там мага-зины, продукты, театры, а тут кроме этой долбаной жары ничего нет! Я скоро с ума от нее сойду! В старуху превращусь!
  Открыла шкаф, на пол стала кидать нарядные платья.
  -Куда мне в них идти?! Не знаешь? И я не знаю! Я жить хочу, понимаешь! Жить! Вчера опять стреляли, а тебя нет! Алька плачет, я его, как дура, под кроватью прячу, сама реву...
  Алька уже не плакал - испуганно смотрел на маму.
  -Я на вылете был, не на гулянке! Сама знаешь!
   Хлопнул дверью Максим так, что сетка с окна слетела.
  -Папа, ты куда?
  -К черту на рога!- зло ответил Травушкин.
  "Куда, куда! С вылета пришел - отдохнуть не дали! Пусть бы за Саврасова выходила, подумаешь! Ей наряды, а я что - в игрушки играю?! Принцесса какая! Ревела она...Я же ей не рассказываю, что у меня вчера двигатель отказал! Будто я этим молоком торгую!"
  А ноги сами несли его к пещере. Дошел, лег, успокоился немного, холодной воды выпил. И уже совесть грызла, напоминая, что Настюхе еще трудней, что могла бы она спокойно в Белоозерске остаться. Там мир, фрукты, молока этого хоть залейся...Не осталась. В Гриндаль поехала. Мы, го-ворит, одна семья, или как?
  Поднялся Максим, лук достал и решил поохотиться. Кабана бы добыть, или хоть зайца...Мясо не хуже молока, Альку от сковородки за уши не оттащишь.
  -Ай-йя!
  Что это? Не зверь. Точно не зверь.
  Максим побежал на крик. Желто-красная змея неохотно отползла с тропинки и скрылась в кустах. А на тропинке остался сидеть смуглый пацаненок лет семи. Он жалобно бормотал что-то, смотря на ногу.
  -Ну-ка, дай глянуть...
  Услышав имперскую речь, пацан отшатнулся.
  -Да тихо ты! Не съем!
  Над коленкой зловещей синевой наливался волдырь.
  Первый раз Максим говорил по-имперски, и трудно было вспомнить простые слова.
  -Зовут...как?
  -Камха.
  -А я Максим. Тихо. Терпи. Что же это ты с полозом не поделил?
  -Умру - скажи Тангиру, - спокойно попросил мальчишка.- Поклянись, что скажешь!
  - Типун тебе на задницу!- рассердился Максим.- Не помрешь! Жить будешь, понял!
  Подхватил на руки, в пещеру понес. Весу в пацане почти не было - одни кости. Брыкался еще, Тангиром угрожал, а потом замолчал, голову набок свесив.
  -Тоже мне, воин... - ворчал Максим, набирая в шприц сыворотку.
  Перед этим веревкой ногу перетянул, чуть выше колена. Во рту вроде никаких порезов нет. А если и есть - ждать пока заживут, что ли?! Сплевывая в консервную банку, отсасывал яд.
  Желтый полоз на людей обычно не нападает. Черт, весна же сейчас! Тогда - может. Может на-пасть, если мальчишка мимо его детенышей прошел. А говорят - гриндальцы в лесу как дома...И чего эту мелочь в лес занесло?!
  -Больно!
  -Терпи, герой. Сейчас легче будет.
  На плече лук висит. Охотник, мать его так! Хорошо, что аптечка в пещере.
  Опухоль стала спадать. Из синей становилась красной. Хороший признак... Максим хмыкнул - видели бы его сейчас товарищи-пилоты! Нянька при гриндальском пацане, нарочно не придума-ешь...Черт, у него температура поднялась! Эй, как тебя - Камха - не раскисай, слышишь! Рот от-крой! Открой, балда черная, сейчас таблетку пить будем! Кто палач?! Я? Ну погоди, поправишься - ремня всыплю, и Тангира твоего не побоюсь. Хорошо что Алька не такой дурак...И Настюхе сказать надо, чтоб ни с какими подружками в лес не ходила! Пей уже...Глотай, чего под язык спрятал! Знаю, что горько. На вот, шоколадку погрызи...
  Всю ночь Максим с пацаном возился. А наутро понес его домой - к Тангиру. Запомнился дом из круглых камней, блеющая на привязи коза и мужик, чуть не выстреливший в Максима. Увидел сына на руках у чужеземца, и винтовку схватил. Хорошо хоть Камха все объяснил. Но все равно смотрел Тангир недоверчиво, брови хмурил. А когда на гриндальском стал Максим объяс-няться - не совсем, а все же поверил. За стол сели, пожилая женщина в белом платке сыр и хлеб принесла. Максим думал - это бабушка Камхи, а потом уже, когда к сыру вино добавилось, узнал что мать. А Тангир, лет на пятьдесят выглядевший - отец. И сын у них единственный, долго детей не было. Соседи наперебой советовали - брось такую жену, возьми плодовитую! Не бросил.
  Захмелев, Максим про Настю стал рассказывать. А вернулся - наврал, будто с Сашкой Долгано-вым пил и ночевал у него же. И извинился. Пообещал на следующей неделе хоть ведро молока достать. А Настя пожелала тому молоку провалиться сквозь землю, да тут же Максима и обняла. Помирились, короче...
  -Нога как? Не болела?- спрашивал Максим торопливо.
  -Совсем прошла! Видишь?
  -А ты как сюда пришел? Осторожней, Найгулла увидит...
  -Найгулла за травами пошел. Три дня ходит, и ночью ходит, на четвертый день сушит. Хорошие травы сейчас, собирать надо. Анхорра с собой взял. Я остался. Есть будешь? Без Найгуллы тебе еды не дадут.
  Из кармана кусок сыра вытащил, крошками облепленный.
  -Ешь, Макх-сим.
  -А ты?
  -Тебе силы надо! Много силы! Далеко бежать будем, голодным пропадешь.
  -Бежать?!
  Не веря, смотрел Максим на мальчишку.
  -Ты меня спас. Гона тогда думал - ты шпион, следом убивать придут. Потом долго злился, что как гостя тебя не принял. Сильно злился. Побежим, Макх-сим. Найгулла, как месяц похудеет, мертвый удар будет показывать...
  На Максима и впрямь никто внимания не обращал - не кормили, не оскорбляли даже, только вече-ром в черепке Завра воды принес. А ночью в палатку тенью скользнул Камха. Веревки ножом пе-ререзал, прислушался.
  -Спят. Надевай.
  Рубашка оказалась Максиму как раз, а штаны коротковаты. Ничего, сойдет в темноте...
  Мимо спящих воинов, чуть не наступив на руку Векше. Мимо костров. Казалось Максиму, что от грохота сердца сейчас весь лагерь проснется. Камха шел впереди. Нож не в руке - за поясом. По-нятно, сородичи же...
  -Бежим теперь. Ты бегать хоть умеешь?
  -Не хуже тебя, - усмехнулся Максим.
  В летном училище кросс сдавали. Сейчас тоже был кросс - на выживание. Бежал Травушкин за гриндальским пацаном, а луна, как назло, ярко светила. Хорошо хоть погони нет. Утром будет. А если повезет - к вечеру, когда Завра решит пленника напоить. Но на вечер лучше не надеяться. До утра. А куда?
  Лучше бы, конечно, на самолете. Да нет самолета, вечером Шанкай на нем решил полетать. Вме-сте с Ленном. Угробят же истребитель, сволочи!
  -Куда...бежим?- выдохнул Максим.
  -Домой. Тангир спрячет. Потом уйдешь.
  Что ж, план как план. Бывает и хуже. Понадеемся, значит, на имперское везение и гриндальских богов. И на то, что Тангир действительно спрячет, а не воинов позовет. Чувство благодарности-штука хорошая, но за пять лет и оно может протухнуть...
  Камха остановился, когда Максим уже был готов на землю рухнуть.
  - Отдохнем, да? Мало бежим. Потом больше будем.
  -Садист...
  -Что?
  -Ничего. Слышь, Камха...а у вас все так бегают?
  -Не все, - серьезно ответил мальчишка.- Воины лучше бегут. Но я не воин.
  Ночная прохлада заползала под тонкую рубашку. А Камха совсем без рубашки, как ему не холод-но? Ладно, лучше уж холод, чем такой сумасшедший бег....
  -Берегись!
  Вначале Максим не понял. Вскочил, оглянулся - нет погони, чего так кричать?!
  -Узнал... - обреченно сказал Камха, смотря на Максима.- Найгулла узнал. Все теперь...
  -Ты что - перебегался? Где Найгулла?
  Камха зашептал что-то, глаза закрывая.
  -Камха, ты чего?!
  -Голову подними, - сказал мальчишка.- Видишь? Бежать быстрей надо было...
  Максим поднял. И увидел маленький кружок. Ярко-желтый, как луна, и совсем безобидный.
  -Найгулла кхорд прислал, - пояснил Камха. - Я отойду? Извини, Макх-сим...
  Про кхорды Максим Травушкин читал, что попадалось, в той же училищной библиотеке. Но пи-сали книги имперцы, оттого и не сходились они во мнениях. Что такое кхорд? Оружие, амулет, или домашний зверек?
  -А у тебя есть?- спросил он, делая шаг в сторону.
  Кхорд летел за ним. Прямо над макушкой завис.
  -Откуда? У Тангира есть, - ответил Камха, залезая на дерево.- Только я все равно его звать не умею.
  "Хорошая новость"- успел подумать Максим.
  И вдруг голова закружилась - несильно, как бывает после хорошей выпивки. И мысли куда-то пропали. Кроме одной.
  ВЕРНИСЬ...ВЕРНИСЬ...ВЕРНИСЬ...
  Максим закричал, обхватывая голову руками.
  ВЕРНИ-ИИСЬ...
  ТЫ ДОЛЖЕН, ЧУЖАК. ВОЗВРАЩАЙСЯ.
  -Нет!!!
  Боль заставила упасть на траву. Максим открыл рот для крика, но оттуда хлынула кровь. Он за-хлебывался собственной кровью и полз - туда, откуда убегал.
  ВЕРНИСЬ...
  Кровь текла без боли - как вода.
  ВЕРНИСЬ...
  Максим полз, не чувствуя ног. По веткам, по колючкам, по влажной от крови земле.
  ВЕРНИСЬ...
  Обессилев, он упал. Перевернулся, чтобы не захлебнуться. И подумал как о постороннем: " Я умираю..."
  ТЫ ВОЗВРАЩАЕШЬСЯ НА СВОЕ МЕСТО, ЧУЖАК. ЗДЕСЬ - ТЕБЕ НЕ МЕСТО.
  Кхорд висел прямо над лицом.
  Кровь больше не текла. Только в глазах вдруг стало темно. Или это глаза закрыты? Удобно так...на этой траве...хорошо...поспать бы на ней...
  Камха закричал вдруг - отчаянно и безнадежно, будто сотня змей его укусила. Открыл Максим глаза - и сам не соображая, по кружку ударил. Кулаком. Отбрасывая его к деревьям.
  Руку обожгло, но кхорд кувыркнулся, падая вниз. У самой травы остановился, становясь синим.
  ВЕРНИСЬ... - почти жалобно приказал он.
  Неожиданно вверх полетел. О дерево ударился, отсвечивая бледно-синим светом, и исчез.
  -Макх-сим, ты живой?!
  -Почти...- выдохнул Травушкин, прижимая к животу руку.
  Рука горела так, будто ее в раскаленную лаву макнули. Всю дорогу шел Максим, стиснув зубы. Камха уважительно смотрел на него, и бежать больше не заставлял. Даже листьев каких-то на-рвал- мол, помогают. Фигушки они помогли. Даже снадобья Тангира...нет, ну без них еще хуже было бы, а так ничего... Когда ничего, а когда дергает, будто за все жилы сразу кто-то тянет.
  У Тангира Максим прожил недолго. Встретил его гриндалец уже не как гостя - как родст-венника. И предлагал даже остаться, только отказался Травушкин. Понимал он, что одним Най-гуллой погоня не закончилась. И кто знает, может, и к Тангиру завернут шанкайские воины. Вер-нее - точно завернут. Не с расспросами, так за снадобьями. Лучше вовремя уйти, никого не под-ставив...
  Ушел. И показалось ему, что несмотря на уговоры, рад был Тангир. А Камха без слов лук протя-нул.
  -Стрелы - вот, - сказал он деловито.
  -Спасибо.
  В глаза не смотрел, колчан отдавая.
  -Туда иди. Там безопасно.
  -Ну...бывай, Камха...
  -Ты живой дойди, Макх-сим. Обязательно дойди, - не то попросил, не то приказал мальчишка. И тут же в дом побежал, не оглядываясь.
  
  
  -...Так значит, гриндальцы добрые бывают?- растерянно спрашивал Алька, хлебая суп.
  -Разные. Как и мы.
  -Как это?
  -А вот так. Ты дуй давай, а то обожжешься! Всякие люди бывают, сынок.
  -А что бы им за тебя было?
  -Ничего хорошего...
  -Почему?
  -Предателей никто не любит.
  Алька вскочил, чуть не опрокинув котелок.
  -Какие же они предатели! Они хорошие! Они тебя спасли же!
  -Это для нас с тобой они хорошие. А для Шанкая они врага спасли, понимаешь?
  -Не-а...Разве так можно? Это что-каждый предатель для кого-то хороший?!
  -Ничего себе выводы!- хмыкнул Максим.- Ты лучше ешь, философ...
  -Ну па, я серьезно!
  Максим помолчал, собираясь с мыслями.
  -Понимаешь, Алька...Предатель - это который за деньги врагам помогает. Ну или за выгоду ка-кую-нибудь. А у Камхи с Тангиром какая выгода была?
  -Никакой, - согласился Алька, закутываясь в меховое одеяло.- Хотя ты же Камху спас...
  -Спас...- серьезно повторил Максим. - Это, Алька, не выгода- это человечность. Ну что, наелся? Тогда спать давай. Завтра рано вставать.
  -А завтра что делать будем?
  -К своим пробираться.
  -Ура! На поезде?
  -Чего?! Ты как поезд останавливать собрался?
  -Так залезть же можно, когда он едет! Уцепиться и залезть!
  -Никаких цепляний. К дороге будем пробираться. Тангир сказал-там гриндальцев нет.
  -Почему?
  -Да потому что наши ее захватили недавно. Контролируют.
  -Па, а почему у тебя только лук да нож?- спросил неугомонный Алька, уже лежа под одеялом.- Ты что, карабин не мог достать? Ну пистолет хотя бы?
  -А почему не танк? Где б я его достал? В побеге не до того было, у Тангира со стены снимать, что ли? Война- это тебе не фильмы.А оружие - не игрушка. Оно вообще провоцирует...
  -Как?
  -Да очень просто. Есть карабин - обязательно выстрелить захочется. Так бы обошел врага, в кустах затаился, а с карабином напрямик полезешь. Руки зачешутся на курок нажать. А если врагов больше? А если засада? И толку тогда с твоего оружия...Нам с тобой не в героев играть надо, а домой добраться. Когда пройти, а когда мышью пробежать. Понял?
  -Ага. Пап, слушай...А я, получается, тоже предатель? Ну раз Ромку с собой не взял?
  -О господи... Сына, ты - не предатель! Ты правильно сделал. А еще правильней было бы в корпу-се остаться. Что - Борку карту нельзя было отдать? Ну зачем ты сюда приперся, чудо?
  - Надо было, - упрямо сказал Алька.- Зато я тебя нашел. Разве плохо?
  -Замечательно...Спи уже...
  Алька вскоре засопел, на отца ноги и руки закинув. А Максиму не спалось. Рука болела не-выносимо, приходилось шкуру в рот заталкивать, чтобы не крикнуть. Это что -навсегда?! А как летать? Или на землю списываться, в механики переходить? Врачи так и скажут... Максим пред-ставил, как он следит за "двойкой", а улетает на ней другой...тот же Долганов...а на земле всем поначалу неудобно, и каждый будет утешать, наигранную бодрость показывать Травушкину, как родственники у постели безнадежно больного. И сам Максим будет бодростью этой давиться, де-лая вид что все в порядке, что чуть ли не для развлечения он в кабину не садится...
  Нет! Обойдутся! Шиш им в глотку, этим врачам! Рука-то на вид цела, ни порезов ни ожога! И за штурвал сяду, терпеть буду! Тангир сказал - пройдет... Главное чтоб безопасники не прицепились. Истребителя-то нет...Это Альке все трын-трава, думает что в Империи одни леденцы с орехами. Могут и прицепиться, особенно если Шанкай на моей "двойке" засветится. Звягина вон за поте-рянную кобуру по отделам затаскали, а тут целый истребитель...Да неужто ж прицепятся после всего?! Неужто гады все такие? Неет, еще поборемся, комэска своих в обиду не даст, да и в отряде все знают, кто такой Максим Травушкин! Прорвемся!
  Боль затихла мнговенно. Максим вздохнул, переворачиваясь на бок. Алька задергал ногами и раз-вернулся поперек шкуры, да еще и голову на живот отца положил. Герой с дырой...И ругать вро-де не за что, и хвалить опасно. Взял и приехал, будто в деревню за яблоками...Настя, наверно, с ума сходит...
  Утром Алька проснулся без напоминаний.
  -Пап, вставай!
  -Ага...сейчас...
  -Соня!
  -Кто соня? - возмутился Максим, не открывая глаз.- Я же утром только заснул! Кто с меня одеяло стащил, а?
  -Не я!- оскорблено завопил Алька - Это ты стаскивал! Всю ночь брыкался! Я кусочек только взял!
  -Хорош кусочек! Родного отца чуть на улицу не вытолкал! Что тебе снилось - футбол, бокс?
  -Не помню. А, жираф снился! Живой, представляешь! Я его кормил, а он мне про своих друзей рассказывал. Суперский такой жираф. А тебе что снилось?
  -А мне снилось, что мне в живот кто-то барабанил. Так, я на речку, котелок мыть. Ты со мной, или тут посидишь?
  -С тобой!
  -Лучше посиди. Я еще силки проверю, это далеко.
  -Ну и я проверю!
  Выскочил Алька из пещеры, от холода съежился.
  -Холодно!
  -Говорю же - посиди, погрейся.
  -Не, я с тобой! Холодина, да? Вот не было бы совсем холода, классно было бы! Пап, а зачем силки проверять? Мы же уходим сегодня.
  -На пустой желудок идти фигово. Может, попался кто. Мяса нажарим по-быстрому и пойдем.
  -У меня консервы еще есть.
  -И консервы съедим, куда они денутся...
  По дороге Алька погнался за ежом, налетел на куст шиповника и чуть не свалился в реку. И казался ему гриндальский лес совсем не страшным, будто нет никакой войны, а просто поход. Отец рядом-значит все в порядке. Значит скоро будут они дома. Вот пацаны в корпусе обзавиду-ются!
  -Алька, иди смирно!- рассердился отец. - И не ори!
  -А чего?
  -Ничего! Тебя и в Мариенбурге слышно!
  -Так нет же никого...
  -Это тебе кажется, что нет. За мной иди, я тут на самострел как-то наткнулся. Гриндальцы - не за-падники, они тихо воюют...
  Присмирел Алька. След в след шел по узенькой тропинке. И вправду - война. А тишина...Ни вы-стрелов, ни убитых...
  Гараван Тум шел с другой стороны. Вот там было все - и поваленные танками деревья, и воронки от бомб, и убитые имперцы...только имперцы, потому что гриндальцы своих уносили, чтоб по обычаю схоронить. Считалось, что дух брошенного воина мстит по ночам своим и чужим, не разбирая, а на род свой нагоняет несчастья. Поэтому - уносили на руках, на самодельных но-силках, тащили из последних сил и часто погибали рядом со страшной своею ношей. Гарра обша-ривал карманы, пытаясь найти оружие. В грязь летели деньги и документы, из вещмешков вытас-кивал он ковры, по узору определяя к какому роду нагрянули захватчики. Тот враг лежал на спине со стрелой в горле, и не было у него мешка, поэтому в карманы неохотно полез Гарра, скорей по привычке, чем надеясь. Хвала Единому, повезло! Не карабин, не пистолет - блестящий револьвер лежал в кармане. Совсем маленький, почти игрушечный, но Гарра и такому был рад. А может, и еда есть? Прессованное мясо, хлеб, консервы хотя бы...Нет, пусто. Не бывает за раз две удачи.
  Теперь он уже хотел, чтоб имперцы напали. Прямо сейчас! Тогда в отряд придет Гарра уже вои-ном, небрежно достанет из кармана отрезанные уши врагов, и у костра сядет как равный. Отец го-ворил, что один гриндалец десятка врагов стоит. Отец...Нечем ему пока хвалиться у небесного ко-стра, не отомстил сын за него, за мать и братьев. Ничего, недолго ждать! Куда ж вы спрятались, враги? Выходите! Или чуете смерть, как бараны перед праздником? Или убили вас всех, ни одно-го на долю Гарры не оставили?
  Вторая удача ждала Гарру через две сотни шагов. Силки, а в них жалобно кричит заяц. Взрослый, много мяса будет...Подошел, схватил за горло, от когтистых лап уворачиваясь. Ножом уверенно по горлу полоснул и стал обмякшую тушку из силков освобождать.
  За спиной шаги услышав - обернулся. И еще не закончил поворачиваться, а револьвер уже был в руке.
  Кхорд жужжал и вибрировал. Ему чужое оружие не нравилось.
  -Туманов?! А ты чего тут делаешь?- растерянно спросил Алька.
  -Травушкин?! Опять ты!
  - Алька, отойди!
  -Па, это Гэрька из нашего корпуса! Ты что, тоже сбежал?
  -Гараван!- злобно вскинулся Гарра.- Я - Гараван, ясно?!
  Алька не ждал опасности. А Максим уже понял, но правую руку вдруг свело нестерпимой болью, и лук на плече неподъемной тяжестью показался.
  -Алька...отойди, слышь?- прохрипел он сквозь сжатые зубы.
  И зачем он только вперед сунулся?! Стоит между ним и гриндальцем, и до сих пор не понимает, только растерянность в глазах.
  -Пап, ты чего?
  Кхорд вырвался из кармана и бил Гарру по ноге. До синяков бил.
  Максим безбоязненно шагнул, оставив Альку за спиной.
  -Погоди, - сказал он по-гриндальски.- Ты какого рода? Давай поговорим.
  В дрожащей руке держал Гарра револьвер. Вблизи враг был большим и опасным. Очень опасным. И откуда он знает настоящую речь?
  -Брось его, пацан. Брось. Разойдемся миром.
  Медленно продвигался Максим вперед. А Гарра смотрел на него, как заколдованный.
  -Бросай, Гараван. Ну? Слово даю - не тронем.
  Если бы не портрет, что в классе висел - разошлись бы.
  Страх пересиливала память. Память о том, что отец у Травушкина - из тех, кто на драконах дома бомбит. А может, это он и есть?!
  -Гэрька, брось...- испуганно сказал Алька.- Правда, брось. Нам домой надо.
  -А мне - нет, - жестко сказал Гараван.
  Выстрелил револьвер громко, почти как карабин. Тревожно каркнула ворона, улетая, прочь от беспокойного места. И Максим качнулся вперед, будто на Гарру упасть собирался. А потом упал без звука, руку к груди прижимая.
  Алька стоял. Просто стоял, и не мог пошевелиться. Руки и ноги вязли в чем-то мутном, как бывает в кошмарных снах. Он равнодушно смотрел на то, как Гэрька бросил револьвер.
  Смотрел Гараван Тум на Альку, на врага имперского, а видел себя.
  -Я не хотел... - тихо сказал Гарра.- Слышишь, Травушкин?! Не хотел я!
  Алька молчал. И не вздрогнул даже, услышав топот и крики имперских солдат.
  Солнце отражалось в начищенных пуговицах отряда. Того самого отряда, который по Ромкиному сбивчивому рассказу третий день искал двоих - отца и сына...
  -Я не хотел... - тихо сказал Гарра.- Слышишь, Травушкин?! Не хотел я!
  Алька молчал. И не вздрогнул даже, услышав топот и крики имперских солдат.
  Солнце отражалось в начищенных пуговицах отряда. Того самого отряда, который по Ромкиному сбивчивому рассказу третий день искал двоих - отца и сына...
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"