Аннотация: Повесть о людях, которые всегда должны оставаться людьми....
1. Ночью Ромка проснулся оттого, что ему ужасно в туалет захотелось. А вот вылезать из-под теплой простыни не хотелось совсем. В начале июня всем уже вместо одеял махровые простыни выдали, а погода с ума сошла и вытряхнула над городом вперемешку дождь, снег и крупный град в придачу. Красиво падал этот снег на желтые одуванчики и нежно-зеленую траву... Правда, си-ноптики пообещали через неделю полную победу лета над зимой. Вот воспитатели и решили, что доблестные курсанты Имперского Имени маршала Кутепова военного корпуса неделю и без одеял проживут.
Ромка осторожно высунул ногу наружу, и тут же ее убрал.
-Ой-ей..- шепотом сказал он. - Холодина...
Был выход - терпеть до последнего. Чтобы потом как есть, без штанов и майки, наспех су-нуть ноги в холодные тапки, толкнуть тяжелую дверь и за пару минут добежать до конца коридо-ра.
Дождался. Выпрыгнул из кровати, босиком помчался - тапки опять куда-то пропали, в тем-ноте не найти. На кафельном полу туалета совсем ноги озябли. Обратно бежал так, будто за ним сам Крокодил гнался или бандиты с пистолетами. Нырнул под простыню, застучал зубами, колен-ки к груди прижимая. Вроде согрелся, но спать расхотелось. Повернулся на бок и услышал тороп-ливое чавканье на соседней кровати. Ага, опять Феликс под одеялом посылку лопает....
В корпус ведь не только те попадали, у кого родителей не было. Вон у Фельки оба родича в наличии, и живут в двух кварталах от корпуса. Повезло. Пристроили ребенка, надеясь, что армия ему лишний вес на дисциплину поменяет, а сами то и дело посылки передают. В корпусе и так ни-кто еще от голода не помирал. Четырехразовая кормежка, кофе, какао, пирожные, да еще и фрук-ты просто так в каменных вазах лежат: хочешь - прямо в столовой ешь, а хочешь - карманы наби-вай, чтоб потом косточками друзей обстреливать. А кому этого не хватало, тому в добавке никогда не отказывали. Так нет же, все равно три раза в неделю давится Фелька Гаржиновский сухим до-машним печеньем, ковыряет гвоздем банку со сгущенкой и воображает, будто никто об этом не догадывается. На самом деле вся спальня уже в курсе. Оттого на кроссе Гаржиновский бежит по-следним, и в рюкзаке его кроме обычного груза пять-шесть камней откуда-то появляются.
"Да фиг с ним, пускай жрет" - решил Ромка, переворачиваясь на спину. Перевернулся и за-мер. Показалось? С боковой койки то ли хрип, то ли стон послышался. Трехлучевой фонарик из-под подушки выхватил Ромка. Свитер на голое тело, ноги в тапки - и туда. Староста и ночью за порядком обязан следить.
Присел на чужую кровать. Сдернул одеяло. Посветил. Новичок эту койку занял, из тех он, кого сегодня вечером привезли. Говорят что этот - из самого Гриндаля. А на вид пацан как пацан. Тощий, до черноты загорелый (это в начале июня-то!), ноги травой исхлестаны. Только лица не видел Ромка. Лицом в подушку уткнулся новичок и кулаки сжал. Вздрагивал молча. Плакал? Или просто кошмар ему снился?
На спину Ромка свою ладонь положил.
-Эй, слышишь?
Фамилия вдруг из памяти выпрыгнула. На построении со всеми новоприбывшими знакоми-ли, да разве вспомнишь с первого раза. Эта - необычностью запомнилась. И еще тем, что портреты пилотов в каждом классе висели.
-Травушкин, ты чего?
-Ничего...Отстань...
Повернулся, готовый то ли ударить, то ли разреветься окончательно.
-Травушкин...
-Да иди ты!
Ударил вслепую, и конечно не попал. Увернулся Ромка, за тонкие запястья схватил пацана. Сколько же лет ему? В корпус с двенадцати принимали. В редких случаях - с одиннадцати. А этому десять от силы...
-Ну что, легче стало?
На щеках новичка дорожки от слез заблестели.
-Пусти!
-Да никто тебя не держит.
О чем еще говорить, Ромка не знал. Это только в играх нужные слова сами собой выскаки-вают. Но знал он, что не имеет права с койки сейчас встать и пойти сон досматривать.
-Травушкин, ты это...ну...
-Чего ты заладил - Травушкин, Травушкин... - обиженно пробормотал пацан. - Руки отпусти. Сила есть - ума не просим?
-Извини, - спохватился Ромка.
Шмыгнул носом мальчишка, слезы пододеяльником вытер. У него - не простыня, настоящее теплое одеяло. А пододеяльник отдельно скомканный валяется.
-Влетит тебе завтра от Крокодила - сказал Ромка совсем не то, что собирался.- Кто же с го-лым одеялом спит?
-Я сплю...Подумаешь, беда...
Сидел новичок на койке, колени руками обхватив. И так он в этой позе Вовку напоминал, что Ромка отвернулся вдруг и сказал нарочито серьезно:
-Ты вообще одеяло умеешь заправлять?
-Нет
-Ясно. На тогда, держи фонарик. Светить будешь.
Светил Травушкин долго. Ромка сам пододеяльников терпеть не мог, тем более таких вред-ных - с дыркой сбоку.
-Вот гад!
-Погоди, давай я за тот угол дерну.
-Давай. На счет три вместе дергаем.
Дернули. Застелили так, что хоть на смотр кровать выноси. Тут только Ромка спохватился, неловким жестом вперед ладонь сунул.
-Меня Ромкой звать. А тебя?
Если честно, не любил Ромка эти моменты. В играх и на тренировках проще, там имена с кличками сами собой узнаются.
-Алька.
-Как?
-Алька. А что?
-Да нет, ничего. Просто имя такое...ну редкое, да? Ты не обижайся только. - заторопился вдруг Ромка, боясь что Алька и впрямь обидится.
Алька не обиделся нисколько. Закутался в одеяло и улыбнулся доверчиво - правда как Вов-ка.
-И ничего не редкое. Александр я. Только у нас во дворе и так пять Сашек и три Шурика. Вот папка Аликом и переназвал
-Пять Сашек? Ого!
-Ну в честь Долганова же. Ты Долганова-то знаешь? - с подозрением глянул Алька.
-Не хуже тебя, - хмыкнул Ромка. - А что, твой батя тот самый Травушкин что ли?
-Тот. - Неохотно ответил он.
Ну да, тогда хуже Ромка знает. Намного хуже. Для Ромки Александр Долганов-герой, сим-вол Империи, первый летчик, совершивший беспересадочный перелет на Северный Полюс. Кумир мальчишек. Ас. А Алькин батя, может, чай с ним пил на кухне...
Вспомнил Ромка, что Максим Травушкин уже три недели без вести пропавшим считается, и быстро сказал, отвлекая:
-Алька, а ты правда, что ли, из Гриндаля?
-Правда, - сокрушенно признался Алька. - Ты, Ромк, знаешь что? Ты давай под одеяло лезь, там места хватит. А то я сам уже зубами стучу.
Укрылись с головой, как в шалаше. Ромка даже фонарик включил.
-Страшно там, да?
-Нисколечки. Ты не думай, я не хвастаюсь, просто меня туда совсем маленьким привезли, я в школу даже не ходил. Помню, маму добадывал все время - почему, мол, Гриндаль означает Зе-леные Горы, когда они на самом деле черные. Смешно, да?
-Да нормально. Маленькие всегда с вопросами пристают.
Нарочно рука у Ромки дрогнула. И отвернулся он якобы от света. А Алька продолжал, не за-метив.
-Там почти и не стреляют, на границе только. Мы один раз с Борькой, с другом, заблудились и в гриндальский квартал попали. Там одни гриндальцы, имперцев вообще нет. Нас один полис-мен домой отвел. Он чуть-чуть по-имперски знал, Борьку успокаивал. Хороший такой дядька, правда...
Ромка вообще не представлял, что в Гриндале кто-то может жить. Гриндаль - это там, где всегда война, даже если по телевизору говорят про мир. Там горы, нефть, уголь. Там стреляют да-же в детей (капрал Клаус сам рассказывал). И удивлялся Ромка самым обычным вещам - напри-мер, тому, что Алька тоже в школу ходил. И что у них пацаны тоже луками и Африкой заболели. Прошлым летом все из досок и картона планеры мастерили, раскрашивали их по-всякому, в небе воздушные бои устраивали. А теперь даже пятилетние малыши к любой найденной палке веревку приматывают и ходят довольные
...-А я банку такую взял, из-под тушенки, с белым дном. Согнул, расплющил молотком...
-А на огне не пробовали топить?
-Не, и так, знаешь, какие здоровские наконечники получались? Пять штук с одной банки.
-На огне лучше! Со свинцом, потом форму в песке делаешь и отливаешь по форме -хоть гладкие, хоть с зазубринами, хоть какие хочешь.
-Наконечники что, у нас провода нормального не достать. Только этот, в желтой оплетке ко-торый...
Труба тишину разорвала. Подскочили оба. Что, побудка? Вроде ночь была недавно, куда де-лась?
Феликс первым в умывальню побежал - липкие руки отмывать.
-Пятый отряд, подьем!
-Юрка, отдай подушку!
-Какую еще подушку?
-Отдай, говорю, а то как врежу!
-Да не брал я!
-И какая сволочь мне носки поменяла?!
-Серый, проснись! Вон они, носки твои!
-Мои вчера еще без дырок были, а эти совсем рваные!
-Пятый отряд, выходите на построение!
-Толкни его, толкни! Водой облей!
-Бакулин, гад, вставай! Весь отряд подводишь!
-Ромка, ты где?!
Растерялся Алька в утренней суматохе, головой закрутил. Хорошо хоть одеться успел.
-Тут я, тут. А постель чего не заправил? Показывал же...
Заправил сам Ромка. Уже шестой отряд в умывалку топал.
-Вы-хо-дите, черепахи медноголовые!
Построились на площади. Каждому отряду свое место, мелом размеченное. А так все одина-ковые, как булыжники под ногами. На всех зеленые майки, черные штаны и куртки-ветровки. Это повседневный вариант, форма с золочеными пуговицами для парадов приберегается. У Феликса под курткой еще и свитер надет. Ромка ему даже позавидовал, но куртку все равно не застегнул.
-Аверченко!
-Я!
-Алексеев!
-Я!
Крокодил вон вообще без куртки. Ходит перед строем, фамилии выкрикивает и даже не по-ежится. Будто жарко. Будто уже середина лета, и не в Мариенбурге он сейчас, а где-нибудь в Аф-рике.
-Соколов!
-Я!
-Травушкин!
-Я! - звонким голосом крикнул Алька.
Ромка по росту второй. Алька - последний. Но когда рюкзаки разбирали, Ромка его в сере-дину втолкнул.
-Геннадий Борисович, а у меня опять камни!
Гаржиновский, наверное, и во сне сержанта Крокодилом не назовет. А камни - за дело. Хоть бы банку от сгущенки выбросил, придурок...
-Ромк, а Крокодил - потому что Гена? - догадался Алька.
-Ага. И не только. Ты б видел, как он плавает с полной выкладкой...Ты, главное, вперед не рвись, силы береги... - торопливо шептал Ромка. - Ну, давай. Я там, впереди буду. А ты не рвись, понял?
Через десять минут бега все понял Алька. Рюкзак плечи режет, пот глаза заливает, а этот...это земноводное бежит как на прогулке, еще и издевается.
-Не вижу бодрости, медноголовые! Вы кто - курсанты Имперского корпуса или улитки на сносях? Бегом! Гаржиновский, что за остановки?! Ты бы еще шубу надел! Снимай свой свитер и отходи, я с тобой отдельно поговорю! Вперед, черепахи!
Алька перескочил канаву, не сбавив шага. Он с отцом тоже так бегал когда-то. Правда, без рюкзака. И в ухо никто тогда не орал.
-Травушкин, это что еще за цирк без билетов? Углы срезаете? Что, Дегтярев весь рюкзак к себе переложил?
Новички бежали быстрее всех, сами перед собой выпендриваясь. До первой десятки добежа-ли. А потом один за другим падали на булыжники, и хватали воздух пересохшими губами.
-Что разлегся, Соколов? Сокол ты наш общипанный, может тебе сюда и шашлык поднести? А ну вставай! Все вставайте, герои! Вас уже десять раз успели застрелить и закопать! Что-о? Кто не может? Хоть на четвереньках доползайте, гусеницы дохлые! Кто не доползет - в казарме рапорт мне на стол. Нечего было в корпус соваться. Бакулин, у тебя ноги для чего? Чтоб штаны с задницы не падали или для дела?! Бегом, говорю! Половина уже за вами, раньше прибежите - дольше от-дохнете!
На второй половине кросса никто ни перед кем не выпендривался - сил просто не было. Не-задачливого Соколова втолкнули в строй, сдернули с плеч рюкзак. Крокодил все видел, но помал-кивал.
В середине бежать легче - поддерживают, упасть не дают. Но у Альки уже круги перед гла-зами, и ног он не чувствует совсем. В личном деле написано, что Александру Травушкину 12 лет, он и сам так говорит, но организм-то на законные 10 силы рассчитывает...
В глазах темно, как ночью. Вот до того дерева терплю - и падаю. Раньше нельзя. Я же и так половину пробежался, не боец я, только вчера приехал, это нечестно! До того дерева...а где оно? Ладно, до этого и сразу падаю...Стыдно уже не будет, все устали... Сейчас вот падаю...сейчас...
-Стоять! Всю Империю пробежите, орлы! Привал...
Крокодил еще о чем-то говорил, но Алька его не слушал. Он рухнул на траву -свежую, зеле-ную, с невысохшей еще росой. Всю жизнь бы так лежать, честное слово...Лежать и смотреть в не-бо...
Десять минут отдыха - и в умывалку медленным шагом. Там наспех сполоснулись курсанты под душем, поорали, побрызгались, и почувствовали вдруг, что каждый готов быка съесть. Цело-го, а может даже и живого.
-Смотри-ка, - сказал Крокодил капралу Борку. - Осваивается твой. Я ж говорил, куда он де-нется...
Постриженный, одетый в новое Алька мало походил на того пацана, которого Борк подобрал в Гриндале. Тот был оборванный, чумазый, с глубокой царапиной на плече. И дрожал, несмотря на сорокаградусную жару. "Дальше?" - спросил осторожный водитель. Опасался не зря - грин-дальцы таких вот пацанов наловчились к военным машинам подсылать. С виду малец как малец, а в кулаке пистолет или еще что похуже. Борк не на танке едет, старенькому "Патриоту" и одной гранаты хватит, чтобы из машины обугленным куском металла стать. Но этот мальчишка был бе-ловолос, на гриндальца не походил, оттого и махнул ему рукой Борк - иди, мол, не бойся. Щелк-нул затвор - водитель, очумевший от жары и от войны, и белоголовым не доверял. А мальчишка лез уже на подножку, оставляя на не слишком-то чистой дверце черные отпечатки. В салон за-брался, рюкзак под ноги бросил, и вдруг: "Дядя Сим...капрал, это вы, да?!"
"Мать честная! - ахнул капрал, неловким движением сграбастав пацана в охапку. - Алик, ты-то как здесь?! - и водителю уже, со злостью: - Гони, дубина, не слышишь - опять летят!"
Максима Травушкина хорошо знал Борк. Вместе летное заканчивали, вместе первое распре-деление получали. Альку первый раз видел он, когда того из роддома в голубом конверте выноси-ли. Весь комсостав в честь Насти и малыша грянул тогда " Ура!", и легендарный теперь Сашка Долганов кричал громче всех, потому что понимал, каково Настюхе без мужа приходится. Тра-вушкин-старший тогда экзамены в Мариенбурге сдавал, чтобы из планера в истребитель пере-сесть. А потом в Гриндале снова встретились. В гости запросто Борк ходил, и, смотря на смышле-ного пацана, завидовал Максиму. Летчик-профессия романтичная, девчонки на курсантах гроздь-ями виснут, только вот когда к распределению время подойдет - сразу облетят эти гроздья, как ли-стья в ветреную погоду. Исключения - для тех, кого точно в Мариенбурге оставляют для смотров да показательных полетов. Мажоров, короче.
Борк мажором не был и не будет. Сорок лет капралу, а он все холостой. Зато на службе не-заменим. Именно ему поручили из бывшего детского дома Имперский корпус создать. И первый набор был детдомовский - наполовину запуганный, наполовину наглый, любого взрослого прове-ряющий на слабину. Многие воспитатели через неделю увольнялись. А Симон Борк поупрямей курсантов оказался. Вон, пятый выпуск уже при нем обучается. И снова забота: как гриндальские пацаны приживутся? Они ведь взрывы и стрельбу не в кино видели, да и вообще знают то, что в их возрасте знать еще не положено.
Тот же Алька пять дней с Борком мотался по частям-гарнизонам, ел на ходу, спал на сиденье и при виде командиров голову в плечи втягивал. На шестой день отозвали Борка обратно в Мари-енбург. "Ну, куда ж тебя девать-то?" - растерянно спросил капрал у мальчишки. Алька молча рва-нул с шеи черный шнурок. На нем квадратик пластика висел. Сертификат учебный, который всем детям военных с рождения выдавали. И гарантировал он поступление куда угодно, в самые луч-шие учебные заведения, без экзаменов и испытаний. Правда, если отпрыск военного на полугодо-вых экзаменах проваливался, то поступали с ним как с простым смертным - исключали, то есть. А второй раз сертификатом пользоваться нельзя было.
"Куда хочешь?" - спросил тогда Борк.
Ожидал услышать все что угодно. Но для Имперского военного корпуса Алька по возрасту не подходил. Уговаривал его Борк все время, пока до Мариенбурга с пересадками добирались. Но Алька, губу закусив точь-в-точь как отец, твердил спокойно и упрямо: " В Имперский хо-чу....Точно. Не передумаю. Железно, только туда."
Для сына Травушкина было сделано исключение. И Борк нет-нет да и поглядывал на курсан-тов - не обидят ли, не станут задирать сероглазого тощего новичка? Чуть успокоился, увидев с ним рядом Ромку Дегтярева. Этот и сам не тронет и в обиду не даст. У него даже в личном деле "обо-стренное чувство справедливости" отмечено.
Драка на другом конце стола вспыхнула.
-Дай сюда, гад!
-Это ты меня, да?!
-Стой!
Одним прыжком на стол вскочил мальчишка, супом плеснул в лицо обидчику. Тоже нови-чок. Тоже из Гриндаля. Как его? Гэрик. Гэрий Туманов.
Ромка уже бежал туда, сжимая кулаки. Толкнул Гвоздя - Сашку Гвоздева, первого задиру в корпусе.
-Положь на место! Сдурел?!
-Я его прикопаю, гада! - бушевал Сашка, размахивая кухонным ножом. - Убью, как мамонта! Пусти-и!
-Попробуй, - бросил Гэрик с высоты.
-А ну разойдись! Туманов, Гвоздев, в карцер захотели?
-Господин капрал, это он все, этот бешеный, видите, что сделал? - захныкал Гвоздь, пре-вращаясь из хулигана в обиженного ребенка. Нож он выронил, и даже под стол ногой запихнул.
-Вижу, - хмуро сказал Борк. - Туманов, спускайся. Здесь тебе не спортплощадка.
У Гвоздева майка от супа мокрая, на ушах морковка с капустой повисла, и вид самый раз-несчастный, вот-вот заплачет. Гэрик до сих пор кулаки не разжал. Выделялся новичок рыжими, как пламя, волосами и смуглой кожей. В Гриндале поневоле загоришь, там уже в апреле жара....
-Что случилось?
Молчали оба.
-Дегтярев, из-за чего сыр-бор? Или ты тоже ничего не знаешь?
Широкоплечий Ромка голову наклонил, притворяясь, будто не в него обжигающий Сашкин взгляд брошен.
-Знаю, господин капрал. Гвоздь...Гвоздев у новенького брелок забрал.
-Я посмотреть!
Честные глаза у Сашки. А Гэрик молчит.
-Я посмотреть только, господин капрал! Отдать уже хотел, а он как кинется!
Рассказал бы Ромка капралу про это гвоздевское "посмотреть"! Сначала тихо так, вкрадчи-во, будто по-товарищески, знакомился он с намеченной жертвой: "Ты откуда? Да ну, и я тоже! Как зовут? Меня? Меня - Саня. Ого, у тебя рюкзак! А это что такое? Да ты дай посмотреть-то, вот это штука!"
В руках вертит брелок, ручку, фонарик-любую приглянувшуюся вещь.
-Мировая штучка! Подари, а?
-Не могу.
-Да ладно, земляк, не жадничай, жадным быть нехорошо.
-Нет. Отдай.
-Ну, как хочешь, - спокойно говорит Гвоздь, засовывая фонарик в карман.
-Отдай! Эй, ты куда?!
Гвоздь не убегает. Он идет спокойно, не обращая внимания на какие-то там вопли за спиной. И на середине комнаты вдруг оборачивается.
-Чего пристал?
-Отдай фонарик! - требует новенький
-Кого? - искренне удивляется Гвоздь. - Ах, фонарик! Ну, на, так бы сразу и сказал...
Сует в руки опешившему мальчишке старый фонарь с заклеенным стеклом и идет дальше развинченной походкой, насвистывая песню из последнего боевика.
Идет, пока его не догоняют.
-Стой, а то хуже будет!!!
-От это угрозы, а? Чего пристал? Чего тебе от меня надо? - возмущается Гвоздь, картинно разводя руками.
-Фонарик!
-Обалдеть! Я ж отдал только что! Лечись от склероза, зелень!
-Не тот! Мой! Последний раз говорю - отдай!
Новичок лезет в драку. А Гвоздю только этого и надо.
-Ребята, ну вы видали? Шо за угрозы мирному населению? Все, я меры принимаю!
Гвоздю четырнадцать. Он выше всех, и кулаки у него на боксерские перчатки похожи. Замах - и бывший владелец фонарика летит на пол. Непонятливых Гвоздь "воспитывает" в корпусном туалете. А потом: "а что я? Все видели, он первый накинулся!"
Но Ромка молчит, соблюдая неписанные законы. Он-то знает, что капрал Борк сам детдо-мовский. И его невинно-обиженным взглядом не обманешь
-Гвоздев-два дня карцера.
-За что?!
-За все хорошее. Остынь малость. Туманов, покажи брелок.
На смуглой ладони деревянный кругляш с вырезанным сфинксом. Надо же, и надпись во-круг на непонятном языке. Старинная вещь, сразу видно. А вот дырка явно наспех пробита.
-Интересная вещь... - задумчиво говорит Борк.- Откуда? Из Гриндаля?
Туманов, насупившись, сжимает ладонь.
-Ладно...Три дня хозработ, Туманов, нечего едой разбрасываться. Так, курсанты, чего гла-зеете? Это что вам, цирк, кино? Поели? Нет? Все по местам!
Крокодил поворачивает ручку приемника и уводит хмурого Сашку под звуки имперского марша.
Тот ковыряет вилкой раздавленную котлету, и нет у него занятия важнее.
-Отряд, встать! Смирно! На занятия - шагом марш!
Из столовой Крокодил ведет их в учебный зал. Там все как в школе - длинные парты, изре-занные ножом, черная доска и запах мела. По пути Алька узнал, что часть предметов ведет Кроко-дил, а остальные - капрал Клаус. Видел уже Алька этого Клауса. Долговязый тип с мутными гла-зами ему не очень понравился...
В классе Алька по привычке садится за вторую парту в третьем ряду. Тут же рядом с ним плюхается Ромка.
-Как угадал?
-Не знаю, просто так. Я и дома тут сидел.
-Разговорчики, Травушкин! Доставайте тетради.
У Ромки вместо портфеля - пакет синий, в котором обычно сменку носят. Алькин рюкзак со-всем новенький, даже ценник не отклеен. Прыгают на рюкзаке коричневые обезьянки с забавными рожицами, летают сине-желтые попугаи, а по бокам пальмы нарисованы. Красота! А прожженную дыру на правом кармане не очень-то и видно...
Полез за ручкой и вдруг отдернул ладонь, уколовшись об маленький кусочек металла. На пальце капелька крови набухла. Алька побыстрей стряхнул ее на пол.
-Обо что ты так? - толкнул в бок Ромка.
-А, ерунда. Потом покажу.
Четыре общих предмета вел Крокодил - физику, геометрию, алгебру и краеведение. Ничего этого Алька не знал, просто переписывал с доски непонятные значки и чувствовал себя иноплане-тянином. Хорошо хоть перемены были подольше, чем в школе. На первой же перемене выбежал Алька из класса самым первым. И - подальше, в тот конец коридора, где черная коробка приемни-ка не висит. Не любил теперь Алька приемники, даже самые красивые и дорогие.
-Гляди.
-Ух ты! Вот это да! Сам сделал?
Пять золотистых наконечников для стрел вертел в руках Ромка, так и этак разглядывал, чуть не обнюхивая.
-А то кто же! - гордо отозвался Алька. - Нравятся?
-Классные, ага. Сменяешь?
-На что?
-Ну...-замялся Ромка, засунув руку в карман. - Ну, вот у меня "Боевые планеры", две серии. Хочешь?
-А третьей нет?
-А что, третья вышла?
-Ага. Весной еще. Да я вкладыши как-то не очень...Знаешь что? Ты так бери!
-Как это - так?
-Да просто, я таких еще сто штук наделаю.
-Не, я так не могу...
Ну сто не сто, а двадцать наконечников точно было. Сам Алька их фольгой оборачивал, в ла-герь собираясь.
-Ладно. - решился наконец Ромка. - Я возьму, но ты не думай даже, что за так. У меня дома такая штука есть! Честно, тебе понравится! Вот как в увольнение пойдем, так и увидишь! Только дай честное слово, что возьмешь!
-Слово, - пообещал Алька. - А тут и увольнения бывают?
Это его отец научил - не честное слово, не честное-пречестное, а просто - Слово. Твердое и надежное, как мотор в истребителе.
"Внимание! Передаем последние известия из зоны военного конфликта Гриндаль..."
Мальчишки в коридоре притихли. А Алька застыл на месте. Из черной коробки, подвешен-ной возле окна, вылетали казенные фразы о беспримерной храбрости и стойкости имперских сол-дат. Вскользь - о том, что эти чумазые дикари каким-то чудом еще не разбиты и даже имеют на-глость отстреливаться, но это ненадолго и разобьют их, чуть ли не до следующего выпуска ново-стей, ведь Империя непобедима! И совсем сухо бормотал диктор о раненых и пропавших без вес-ти. А когда решился сказать о тех, кто СОВСЕМ в Империю не вернется, оборвали его на полу-слове невидимые цензора и вновь из коробки полились бодрые марши.
Алька стоял, отвернувшись к подоконнику.
-Ничего. - Сказал он тихо. - Опять ничего...
-Значит, жив! - убедительно сказал Ромка. - Это ж летчик, ты сам подумай! Если что - сказа-ли бы!
-Правда?
-Конечно! Ну, может не по радио, но тебе б точно сообщили.
-Ром, от него сколько уже писем нет! И Борк отмалчивается...
-Так это ж Гриндаль! Слышал, что там сейчас делается? - нарочито жестко сказал Ромка. - Такая заваруха, а ты про письма! Там, наверно, и поесть некогда! А может нельзя ему пи-сать...может он на секретном задании каком-нибудь, а ты тут панику разводишь.
-Да?! - обрадовался Алька. - А может, точно! Эх, к маме бы сходить, успокоить! Она все время плачет, у нее из палаты и радио уже убрали, а она...
-А где она лежит? Далеко?
-Тут где-то, в центральной больнице. Мы с Борком заезжали ночью, перед тем как меня сюда привезти.
-Ранили, да? - сочувственно спросил Ромка.
-Да нет! Контузило, когда они эвакуировались. Эти гады прям по автобусам стреляли, пред-ставляешь? А теперь с нервами у нее что-то, врачи темнят...Слушай, Ром, а ты эту больницу зна-ешь?
-Немного. Я возле рынка живу, оттуда далеко. Ну, ничего, найдем! Давай у Борка увольни-тельную на воскресенье попросим и сходим?
-А даст?
-Ну...Вообще-то он новеньким не дает, но тебе-то должен! Вместе найдем. Мне тоже в город надо.
-К родителям?
-Нет. К деду. Я, Алька, потом расскажу - заторопился вдруг Ромка. - Ладно?
С облегчением услышал Ромка звонок. Никогда он ему так не радовался...
2. А ночью Алька снова кричал от совсем нестрашного сна. Ему приснился велосипед. Новый ве-лик с никелированными спицами, кожаным сиденьем, звонком-грушей и бутылкой для воды. Чу-до, три месяца стоявшее в витрине универмага. Еще в конце февраля Алька с одноклассниками бе-гал смотреть на то, как с велика снимают хрустящую бумагу и устанавливают его на помост вме-сто всех манекенов. А в мае Алька домой забежал на минутку - воды попить. Во дворе ждала его недостроенная крепость, а после постройки с пацанами на Каменку собирался, купальный сезон открывать. Но, увидев в прихожей небрежно брошенные и такие знакомые ботинки, взвизгнул счастливо Алька и про все позабыл. На шею отцу кинулся, ногами задрыгал, как первоклассник.
-Па-апка! Приехал!
-Алька, ты когда так вырос? Ты смотри, мать, ну вырос же, а? Скоро меня догонит!
-Максим!
-А что?
-Ну хватит меня матерью называть! Я что, такая старая?
-Ты у меня, Насть, самая молодая!- улыбался отец, гладя Альку по голове шершавой ладо-нью. От ладони пахло керосином, железом и еще чем-то приятным. - А ну, наследник, отойди на минутку!
Подхватил мать на руки, закружил. Алька сидел на табурете и грыз рассыпанные по столу сладости.
-Макся, пусти! Уронишь!
-Никогда и ни за что! - смеялся отец. - Не пущу!
Мама у Альки худенькая, запросто в студенческие еще джинсы влезает. Но сегодня на ней любимое красное платье, и волосы непослушные в прическу уложены, оттого кажется она еще мо-ложе. Черноглазая девчонка смеется в объятиях парня в летной форме, и Алька уже чуть ревнует и старается между ними влезть.
-Сына, ты еще тут? Ну-ка дуй в спальню!
-Зачем, па?
-Приказ командира не обсуждается! Беги, а то опоздаешь!
Алька уже догадывался, что в спальне подарок. Но какой? Лук? Планер? Неужели часы?
Открыл дверь, и глазам не поверил. "Дакар", чудо с витрины - и у него дома?!
-Ура-а-а!!!
-Нравится?
-Па, ну ты супер! Спасибо!
Кинулся к велосипеду, руль дрожащими пальцами гладил. На гудок нажимал, крутил колеса, привыкая к нежданному счастью. И в голове тут же мысль - во двор, прокатиться, чтоб все виде-ли! По правде сказать, катался Алька неважно, и с чужих великов падал раньше, чем их хозяин от-бирал. Но с "Дакаром", казалось, можно сразу вокруг Земли облететь!
-Ох, Максимка, балуешь ты его...И так домой не загонишь, а теперь и вовсе!
-Ничего, пускай гоняет. Мне бы такой в свое время...
-Па, а давай прокатимся? Вместе, а? - просунулся в дверь неугомонный Алька.
-Да ну, возраст не тот уже. - Хмыкнул отец. А у самого в глазах озорные искорки запрыгали.
-Макс, а что тут такого? - неожиданно поддержала мама. - Давайте вместе в парке погуляем, вот и покатаетесь. Господи, сто лет уже с твоими командировками никуда не выбирались!
По двору Алька велик просто катил, не рискуя садиться.
-Алька, чей? - крикнул Борька, высовываясь из окна.